Вернувшись, Петр застал побратима как ни в чем не бывало сидящим за столом. Он не задал вопроса, застыв под притолокой, но Улан и без того прекрасно знал, что означают сложенные на груди руки и вопросительно изогнутая правая бровь. Буланов кашлянул в кулак и деликатно осведомился:

– Ты ж будешь требовать с нее деньги, верно?

Петр, выгадывая паузу, шагнул вместо ответа к рукомою и стал там шумно плескаться. Выйдя с полотенцем через плечо он, продолжая вытирать руки, со вздохом произнес:

– Я бы мог тебе сказать «нет», но лгать побратиму смертный грех. Все равно что бомбить невинных детей с беспомощными стариками на Донбассе. Кроме того на сей раз я имею шикарную отмазку. Ты же видишь, что она не оставила своих закидонов с приобретением Эстляндии.

– Ну и что?

– Ничего, – пожал плечами Сангре. – Кроме одного. Даже если придурь исходит из столь очаровательной головки, за нее надо платить. Посему денежки в основном предназначены не для нас с тобой, а для осуществления ее наполеоновских планов. Ну и еще на кое-какие нужды. Скажем, на реализацию коммерческих предприятий, давно роящихся в моей голове и настойчиво требующих внедрения на практике. Но за это я, как некогда и обещал тебе, честно выплачу ей некий процент с займа. Потом. Как видишь, ничего не утаил. Ну а сейчас… – он выразительно кивнул на дверь, но Улан продолжал как ни в чем не бывало сидеть за столом.

– А если я поклянусь не проронить ни слова, – и он умоляюще посмотрел на побратима.

– Чтобы я ни говорил, какие бы суммы с нее ни запрашивал и какие условия отдачи не предлагал? – недоверчиво уточнил Петр.

– Да, – твердо заверил Буланов.

– Но если ты не намерен за нее заступаться, тогда зачем оно тебе нужно? Но честно, – предупредил Сангре. – Если скажешь, как на духу, пойду навстречу.

Улан замялся, но желание остаться пересилило и он нехотя выдавил:

– Я только сегодня узнал от тебя, что она… ну… всего наполовину испанка. Вот и хочу посмотреть на… другую половину.

– А ты уверен, что останешься доволен этим зрелищем? – прищурился Сангре.

– Я хочу видеть, – упрямо набычился Улан.

Петр поколебался, но согласился и, посмотрев на лестницу, по которой спускалась Изабелла, предупредил:

– Помни, ни единого слова. Ты есть, и тебя нет.

Улан молча кивнул, красноречиво прижав ладонь ко рту. А вот у Изабеллы при виде обоих, черные изящные брови – даже выщипывать не требуется, до того тонкие – круто взметнулись от удивления.

– Идея-то наша общая, – невозмутимо пояснил Сангре присутствие своего друга. – Вот я и подумал, что лучше ему тоже поприсутствовать при ее изложении.

«Полуиспанка» согласно склонила голову в знак понимания, подошла к столу, уселась напротив Петра и, сложив руки, будто примерная ученица, выжидающе уставилась на него.

– Сбитеньку или медку? – осведомился Сангре. Она молча покачала головой. – Тогда я быстренько сбегаю за бумагами.

Обернулся Петр и впрямь за какую-то минуту. Выложив на стол три листочка, он начал пояснять, что на одном выписана наличность, привезенная ими из Литвы. В общей сложности она составляет около трех тысяч гривен, если приплюсовать сюда скромный вклад самой Изабеллы – около трех сотен. На другом листе примерные расходы на жизнь с учетом необходимого резерва….

– Но главное написано на третьем, – хладнокровно перебила Изабелла опешившего Петра. – Как я догадываюсь, там указано, сколько нужно еще. Итак? – и она выжидающе посмотрела на своего собеседника.

Тот смущенно кашлянул и покосился на сидевшего рядом Улана, слегка пожалев, что поддался на уговоры и согласился на его присутствие. Навряд ли тому понравится столь прагматичный подход его возлюбленной к финансовым проблемам. «Но в конце концов он сам напросился, хотя я его и предупреждал», – оправдал себя Сангре и, сменив тон на сугубо деловой, приступил:

– Боюсь, запросы князя насчет займа окажутся чрезмерны. А мы сможем дать ему не больше двух тысяч. Это предел. Но и тогда нам останется впритык, чтобы прожить примерно с годик самим и честно расплачиваться с набранными вояками. Ну и пропитание. Деревеньки деревеньками, но мы до сих пор не сделали до них променад и вообще я сильно сомневаюсь, что пара убогих селений в состоянии прокормить шесть десятков здоровенных лбов. А нам вскоре могут понадобится гривны в гораздо большом количестве. Дело вот в чем…

Не выдержав, он вскочил со стула и принялся расхаживать по комнате, на ходу излагая то, что пришло ему в голову еще на пути во Псков. Именно тогда неугомонный Улан, любуясь русскими красотами, во время привалов стал выяснять, кому принадлежат земли, отделяющие сей город от Тверского княжества. Оказалось, сейчас, чтобы добраться до Пскова, надо вначале миновать Ржевское княжество, затем Торопецкое, а далее и вовсе земли Великого Новгорода.

– А к чему это? – не выдержав, осведомилась Изабелла.

Сангре пояснил. Мол, когда Эстляндия окажется в их руках, они должны быть готовы к защите местных жителей. От кого? Да один филиал Тевтонского ордена, именуемый Ливонским, чего стоит. Рыцари обязательно попытаются оттяпать у схизматиков купленную землю. И навряд ли немцев остановит то обстоятельство, что на ней осели католики и более того, их коллеги из бывшего ордена тамплиеров. Наоборот, появится оправдание – ведь папа запретил орден. И вообще плевать они на все хотели, когда появляется перспектива хапнуть, отнять, ограбить и нажиться. Одно слово – рыцари.

Следовательно, еще до приобретения Эстляндии, дабы в одночасье не утерять ее, надо подобраться к ней как можно ближе. И если договориться о союзе со Псковом легче легкого – тот жаждет самостоятельности и привечает всех, кто враждует с новгородцами, то с остальными сложнее. Следовательно, провести тверские войска через эти территории может оказаться непросто.

Но по прибытию сюда им во время бесед с некими знающими людьми удалось кое-что выяснить. Точнее, начало они услыхали в баньке от княжича Дмитрия, а далее Сангре вместе с Уланом вызвали на откровенность нескольких купцов из тех мест.

Согласно полученным сведениям, у правителей обоих княжеств, расположенных между Тверью и Псковом, возникли серьезные проблемы с гривнами. Причем гораздо большие, нежели у Михаила Ярославича. Последний хотя бы в силах выплатить дань Орде, а у тех и для хана серебра в нужном количестве не имеется. Того и гляди Узбек вызовет их к себе и тогда… Но если ставленник Михаила Ярославича Федор Федорович, правящий в Ржевском княжестве, мог хотя бы надеяться на своего покровителя, то торопецкому князю остается уповать на господа бога – вдруг явит чудо.

– Я к тому, что на бабло у нас не одна пресвятая католическая церковь молится. Степняки долгов тоже не прощают, – пояснил Петр. – И тогда у нас с Уланом возникла мысль… – он хитро улыбнулся, выдержал многозначительную паузу и, решив, что достаточно заинтриговал – вон как дамочка уставилась – выложил идею.

Мол, припомнив задумку самой Изабеллы выкупить Эстляндию у датского короля, они с побратимом подумали, что можно провернуть аналогичный трюк с двумя этими княжествами. Создавшиеся условия просто взывают к тому, чтобы тверской князь выкупил у их правителей часть земель. Так образуется коридор для прохода к владениям Великого Новгорода. Зато тамошние князья получат от Ярославича обещание ежегодно и полностью выплачивать за них татарскую дань.

С Великим Новгородом придется посложнее, но учитывая, что там у власти торгаши, вне всяких сомнений в конечном счете удастся договориться и с ними. В крайнем случае нахально оттяпать кусок – не все одной Москве соседей грабить, а затем на переговорах поставить вопрос ребром: вернем часть территорий, а за остальное лучше возьмите компенсацию, пока мы добрые. Иначе вообще ничего не получите.

На самом деле идея покупки Эстляндии была ни при чем. Сангре просто вспомнил кое-что из истории, кою хоть знал и гораздо хуже Улана, но достаточно для того, чтобы припомнить, как действовал некий Иван Калита. В отличие от своего старшего брата он, как правило, не отнимал земли у соседей, но выкупал их, пользуясь бедственным положением местных властителей. Им тоже нечем было платить дань в Орду.

Но свои финты Калита начал проделывать гораздо позже, приобретя власть, а пока, будучи всего-навсего младшим братом ныне здравствующего московского князя Юрия Даниловича, не имел свободы для подобного рода комбинаций. Получалось, у тверского князя с их помощью есть все шансы перехватить инициативу в этом вопросе.

Любопытно, что до недавнего времени в памяти Петра ни разу не всплывали купли будущего московского правителя. Он и сейчас – спроси его – ни за чтобы не назвал, где и что приобретал Калита. Но едва он услышал от княжича Дмитрия о ситуации в Ржевском и Торопецком княжествах, как в его мозгу что-то щелкнуло, включилось или переключилось, и он четко понял, как надлежит действовать Михаилу Ярославичу. Правда, сейчас не до того, но приготовиться следовало заранее, ведь для подобного рода комбинации понадобятся деньги и немалые. А их можно раздобыть только в Гамбурге у старого еврея Овадьи.

– А теперь суть.

Сангре чуть помедлил, вздохнул, сочувственно покосился на друга и вывалил, чего хочет. Мол, Изабелле надлежит не откладывая написать Овадье, что в ближайшие три года она отказывается взыскивать с него накопившиеся проценты. Более того – в течение пяти лет она обязуется ничего не брать у него из основной суммы долга. Но взамен просит об услуге – привезти во Псков двести тысяч золотых флоринов и занять их некоему идальго под такой же процент, какой он платит ей самой.

Упомянув сумму и процент, Петр покосился на Улана и на всякий случай показал ему кулак, благо, стоял за спиной Изабеллы и та его жест увидеть не могла. Впрочем, побратим честно продолжал держать свое слово и его недовольство выдавали лишь крепко стиснутые зубы.

Петр довольно кивнул и продолжил. Для успокоения купца Изабелла пообещает стать поручителем идальго. Таким образом, если должник через три года окажется не в состоянии уплатить, вся недостающая сумма будет списана с поручительницы в счет долга самого еврея.

– Но зачем такие сложности? – удивилась Изабелла. – Можно поступить гораздо проще. Если покупка земель в этих княжествах столь необходима, я отпишу Овадье и он пришлет серебро в счет выплаты процентов по своему долгу. Получится столько же, если не больше. И тогда не надо будет платить ему процент.

Сангре покачал головой. Плюхнувшись на свой стул стул рядом с Уланом, он грустно пояснил:

– Увы, я дал слово инквизитору в ближайшие два года у гражданина Оладьи по некоему заемному письму ничего не брать. Да, клятва была вынужденной. И человечек, которому я ее дал, как там бишь его, Хрен, Горчица, Перец, впрочем, неважно, мерзопакостный. Однако слово кобельеро свято, тебе ли, прелестная донья, того не знать. А кроме того, я целовал крест в подтверждение своего обещания, – Петр извлек крест из-за пазухи и продемонстрировал испанке. – Он – единственная память о моей матушке. И осквернить его ложью для меня… – он покачал головой, убрал крест обратно и весело улыбнувшись, продолжил: – Но на днях мне пришло в голову, что обещания не занимать в долг у твоего корешка я никому не давал. Вот тогда-то мне и пришел в голову сей обходной маневр.

– Согласится ли Овадья? – задумчиво протянула Изабелла.

– Должен, – заверил Сангре. – Условия-то какие. А для вящей надежности можно сделать приписку: если он не согласен, ты сама приедешь через полгода за деньгами и выберешь у него не только накопившиеся за три года проценты, но и пятую часть основной суммы. Думаю, он предпочтет отдать двести тысяч, нежели четыреста пятьдесят, либо он не жид, а шлемазл.

– Если перечесть флорины в гривны, сумма твоего заема составит…

– Тридцать семь тысяч и еще шесть сотен с хвостиком, – подсказал Сангре.

– Хватит ли?

– Вполне, – заверил ее Петр. – Во всяком случае, на ближайшие три года точно. А теперь о самом интересном – о том, как мне расплачиваться с вами, донья, поскольку купцу через три года я не смогу выплатить и четверти суммы, и он ее взыщет с вас. Я полагаю, если говорить о долгосрочной перспективе, полностью я смогу расплатиться лет через десять, не раньше, да и то при условии….

– Да хоть через сто, – перебила Изабелла и судя по равнодушному тону, было видно – её и впрямь не интересуют сроки отдачи.

– То есть как? – опешил Петр.

Было с чего. Вообще-то обсуждение процента, который он должен был выплатить Изабелле за пользование кредитом, являлось главной целью затеянного разговора. И на тебе. Он даже не успел начать, а его оборвали, не пожелав выслушать. Или обычно подхватывавшая мысль собеседника на лету Изабелла на сей раз его не поняла? Тогда…. Сангре хотел пояснить, что она его не поняла и он собирается честно вернуть все до последней куны. Единственное, что он хотел бы…, – и осекся на середине, недоуменно глядя, как она отрицательно качает головой.

– Это ты меня не понял, благородный идальго, – улыбнулась донья и ее узкие женские ладони мягко легли на запястья рук побратимов. – Помнится, некогда в Литве два храбрых рыцаря ради меня рисковали своими жизнями. И хотя вы вскоре узнали, что я на самом деле бежала от угрозы быть схваченной и обвиненной в ереси, вас это не остановило.

– Пустяки, – небрежно отмахнулся Петр. – На нашем месте любой другой бы…

– Любой?! – почти выкрикнула Изабелла. – Любой другой, услышав десятую часть того, что вам обо мне наговорили, охотно выдал бы меня инквизиторам, спасая свою душу и тело, а вы… Вы по-прежнему были готовы на все ради жалкой еретички, вдобавок подозреваемой в сношениях с дьяволом. Я этого никогда не забуду. Поначалу мне помыслилось, каюсь, что все заключается в жажде наживы некоего идальго, но тот, удостоверившись лишь в том, что долговое обязательство купца при мне, даже не удосужился прочесть его.

– Языками не владею, – проворчал Сангре.

– И не попытался отнять, – продолжила Изабелла. – А ведь считал, что оно на безымянного предьявителя. Да и потом, когда мы приехали в Тверь, наше серебро хранилось в одном общем сундуке. Впрочем, какое там наше. Моих там было – ты правильно сказал, кабальеро – всего триста гривен. Если учесть обещанный мною, но так до сих пор не выплаченный выкуп за кузена, это даже меньше, чем ничего. Меж тем ткани и меха на мои новые платья, шубы и прочее, стоили куда дороже вашей одежды, но ни один из вас ни полсловом, ни намеком не…

Голос ее прервался, глаза наполнились слезами, но она держалась, не давая им скатиться по щекам, и, глубоко вздохнув, упрямо продолжила говорить.

– А вы никогда не задумывались о том, чего стоит простое спокойствие души? Хотя да, вам такие думы в голову не приходят, ибо вы сильны как телом, так и духом. А вот моё сердце впервые за последние десять лет обрело безмятежность и покой, ибо уверено: рядом те, кто никогда не оставит меня в беде, защитят, уберегут, выручат, а надо – спасут, закроют от беды, подставив под удар свою грудь. И это при том, что они знают обо мне всю правду. Говорить после такого о долге передо мной, да еще и о резе, с твоей стороны, благородный дон Педро де Сангре, просто… неучтиво. Да что там – глупо, ибо я счастлива внести хоть какую-то лепту в нашу казну. Признаться, я удивлена твоей недогадливости. И вдвойне удивлена тому, отчего ты, – обратилась она к Улану со слезами на глазах, – знающий меня гораздо лучше своего побратима, не остановил его, когда он начал…

– Он не мог вмешаться, пообещав молчать, – торопливо пояснил Сангре.

– Тогда понятно, – кивнула Изабелла. Она поднялась из-за стола и не столько спросила, сколько поставила точку. – Я надеюсь, сегодняшний разговор о долгах друг перед другом больше никогда не повторится? – и, не дожидаясь ответа, величаво направилась к лестнице.

Только тогда, оказавшись спиной к обоим, она позволила себе украдкой промокнуть платочком под глазами – все-таки не сумела сдержала слезы. Проводив ее взглядом, Улан потрясенно обернулся к другу. Глаза его буквально горели от восторга.

– Нет, ты понял?! – напустился он на Петра. – А ты не хотел, чтобы я присутствовал при вашей беседе!

– Извини, промашку дал, – развел тот руками. – Но кто ж знал, что дочка ухитрилась взять от родителей все самое лучшее: от мамочки красоту, а от рыцарственного папашки широту души, – и тяжело вздохнув, скорбно посетовал: – Сдается, задача несчастного одессита усложняется. Впредь ему придется заботится сразу о двух финансовых недотепах. О горе мне, о горе!