Константину очень не хотелось, чтобы отец Николай уходил с их импровизированного совещания в таком настроении, и поэтому, желая хоть как-то заинтересовать его и заодно увести слишком затянувшийся разговор немного в сторону, он решил провести небольшую лекцию.
— Раз уж мы опять собрались, так сказать, в полном составе, то я вкратце, естественно, хотел бы осветить современное международное положение, да и нынешнюю внутреннюю обстановку.
— Я вам, ребята, на мозги не капаю, но вот он, перегиб и парадокс: кого-то выбирают римским папою, кого-то запирают в тесный бокс, — вполголоса замурлыкал Славка строки Высоцкого.
Константин улыбнулся. Творчество Владимира Семеновича он тоже любил, ценил и знал по памяти не один десяток песен, от шутливых до патетических, от грустно-философских до насмешливо саркастичных.
— По заявкам зрителей мы начнем именно с римского папы, — объявил он. — В данный момент на святейшем престоле Иннокентий Третий — большой знаток философии и даже писатель.
— Стихи, романы, повести? — вдумчиво осведомился Славка.
— Точно не помню, но скорее эссе, — парировал Константин. — Важнее другое. Он отличный администратор и политик, сумел не только подчинить себе епископат, но и многих светских владык от Скандинавии и Англии до Португалии и Болгарии. Очень активен. Весьма щедр на анафемы и интердикты. При нем уже разгромлены альбигойцы, а в Париже и Оксфорде открыты университеты.
— Народное образование — это хорошо, — снисходительно одобрил деятельность папы Славка.
— Не только, — поправил его Константин. — При нем же совсем недавно были открыты новые монашествующие ордена.
— Это тевтоны, которых Невский раздолбил, — уточнил Минька, решив заодно блеснуть своими скудными историческими познаниями.
— Тевтоны — орден из числа воинствующих, а у него впервые за всю историю западной церкви появились нищенствующие: святой Франциск и святой Доминик.
— Нищие нам не опасны, — сделал скороспелый вывод Славка. — Они с Русью воевать не пойдут.
— Зато будут пытаться внедриться, чтобы свет истинной веры к схизматикам принести.
— Так то же к схизматикам, — хмыкнул Минька. — А мы тут при чем?
— А что такое, по-твоему, схизматики, Миня? — вкрадчиво и почти ласково осведомился Константин.
— Ну, я не знаю. Наверное, турки какие-нибудь или арабы.
— Да нет, Миня. Эти гаврики сарацинами прозываются, а исходя из веры мусульманской их на Руси еще басурманами кличут. Схизматиками же в Риме зовут всех тех, кто исповедует христианство восточного толка, то есть православие. Стало быть, главный объект их внедрения — это как раз Византия, которая уже захвачена, а также Русь.
— Ну что, съел, — хмыкнул насмешливо Славка, покосившись на сконфуженного Миньку.
— Впрочем, про сарацин Иннокентий тоже не забывает. Как раз в это время он продолжает активно содействовать ускорению крестового похода для освобождения Гроба Господня от язычников. Поход этот состоится в следующем тысяча двести семнадцатом году и возглавит его венгерский король Андрей Второй.
— А разве Иерусалим не освобожден крестоносцами от турок? — подал голос отец Николай.
— Увы, отче, но мы попали в слишком позднее время, — развел руками Константин. — Он и впрямь был освобожден, но в тысяча девяносто девятом, а двадцать девять лет назад мусульмане его оттяпали назад. Правда, сделали это не турки, а египетский султан Саладдин.
— А я, грешным делом, надеждой воспылал попасть туда, — расстроенно вздохнул священник и встрепенулся. — Так, может, после этого крестового похода его опять освободят?
— Увы, отче, — развел руками Константин. — Вынужден тебя разочаровать, поход этот никаких результатов не даст. — Но он тут же поторопился утешить священника: — Хотя шансы у тебя есть и неплохие. Дело в том, что спустя десяток лет туда придет Фридрих Второй, который заключит дипломатическое соглашение с султаном и сам возложит на себя корону Иерусалимского королевства. По этому договору вся власть над Иерусалимом, Назаретом, Вифлеемом и так далее перейдет к христианам. Продлится это, правда, недолго, но времени тебе, чтоб сгонять туда и обратно, вполне хватит.
— Так ведь по нынешним временам не недели, а годы надобны на такое путешествие, — возразил священник. — Быстро добраться туда никак не получится.
— Ну, это я просто неудачно выразился, — поправился Константин. — На самом деле у тебя в запасе лет десять будет, если не больше, так что успеешь.
— Стало быть, старикан Кеша и здесь своего добьется, — глубокомысленно заметил Славка.
— Какой старикан? — недоуменно переспросил Костя, но тут, догадавшись, о ком идет речь, поправил его: — Увы, но Иннокентий Третий не только до освобождения Иерусалима, но и до начала нынешнего похода, хоть и неудачного, не доживет — скончается месяца через два-три летом этого же года.
— О! — восхитился Славка. — Ну, самое время мне, как в песне, засосать стакан и в Ватикан.
— Ты хоть одну молитву сперва выучи, — усмехнулся Константин.
— Тогда отцу Николаю, — нашелся тут же Славка.
— У них веры разные, — ответил Константин за священника, опешившего от такой наглости. Надо же, ему, православному священнослужителю, пост главы Католической церкви предлагают!
— Есть вещи, над которыми шутить грех, — не удержался от укоризненного замечания сам Николай.
Славка закашлялся смущенно и, чтобы скрыть это, тут же обратился к докладчику:
— Извините, перебил. Да вы продолжайте, продолжайте…
— Спасибо, — коротко поблагодарил Константин. — А в прошлом году состоялся один из Вселенских соборов, так называемый Четвертый Латеранский. Был он достаточно деятельный, способствовал дальнейшему созданию церковной инквизиции. Между прочим, возглавят ее именно монахи-доминиканцы. Кроме этого, продолжится борьба Церкви против еретиков-катаров или альбигойцев — это юг Франции. Окончательно их подавят лет эдак через десять-двенадцать, не раньше. Что касается могучих держав, то там ситуация примерно следующая. Франция — самая крупная страна в Европе. На престоле умный и талантливый Филипп-Август. Жить ему осталось немного — семь лет. Сын его — Людовик Восьмой, который заменит папочку, внезапно заболеет и умрет через три года своего правления, и королем станет Людовик Девятый, прозванный впоследствии Святым. Правда, по причине малолетства править первое время за него будет мамочка — королева Бланка Кастильская. Дама энергичная и активная до безобразия.
— Я буду смел и груб с миллионершами, лишь дайте только волю, мужики, — вновь не удержался от цитирования Высоцкого Славка.
На этот раз помощь к Константину пришла с противоположной, если иметь в виду конец лавки, стороны. Минька, сам изрядный любитель похохмить, неожиданно для самого себя обнаружил, что этот экскурс галопом по Европам чертовски интересен. Тем более с учетом того диковинного обстоятельства, что все присутствующие здесь, включая его самого, являются — как это ни дико звучало — современниками и крестовых походов, самых что ни на есть настоящих, и короля Людовика Святого, который сейчас будет вроде как помладше самого Миньки. Этот вопрос почему-то больше всего его заинтересовал, и он, одернув Славку за рукав, тут же сам обратился к Константину:
— А этому Людовику Святому сколько сейчас лет?
— Года два-три, — быстро прикинул в уме преподаватель истории. — На престол же он взойдет в двенадцатилетнем возрасте.
— Салага, — презрительно протянул Минька и, довольный, откинулся на резную спинку лавки.
Славка сдержанно фыркнул, но новоявленный лектор, не обращая на это внимания, устремился дальше:
— В Германии пока еще существует так называемая Священная Римская империя. Что-то типа союза мелких немецких графов, герцогов, баронов и даже королей под началом одного императора. Им уже пять лет является Фридрих Второй — весьма молодой и энергичный. Царствовать он будет аж до середины этого века. В вопросах религии вольнодумец, по характеру — приветлив, лукав, любезен, ум — гибкий, но может быть твердым и жестоким. Сейчас он только начинает разворачиваться. На престол его избрали в семнадцать лет, стало быть, сейчас ему двадцать два года. В Англии тоже бардак. Год назад, как раз в мае, король Иоанн Первый Безземельный, родной брат Ричарда Львиное Сердце, подписал Великую хартию вольностей, которую ему подсунули бароны. Хартии и раньше издавались английскими королями, но были чем-то вроде большевистских декретов — туманные обещания в общей форме, а эта первой точно определила все условия, нормы и обязательства короля перед народом, но главным образом перед знатью. Считается, что именно с этого года и начался знаменитый английский парламентаризм. Правда, он ее тут же отменил где-то к концу лета и начал опять войну со своими баронами. Почуяв запах жареного и желая наконец стать королем, в мае этого года в Англии высаживается французский принц Людовик — будущий король Франции Людовик Восьмой.
— Наверное, уже высадился, — задумчиво произнес Славка.
— Возможно, — не стал с ним спорить Константин. — Если бы Иоанн еще чуточку пожил, то Людовик, скорее всего, так и стал бы английским королем, но осенью он умрет, и тогда на престол тут же изберут его малолетнего сына Генриха Третьего, который…
— А ему сколько сейчас лет? — вновь осведомился Минька.
— Десять, — отозвался Константин и продолжил: — Рулить он будет очень долго и умрет где-то аж в тысяча двести семидесятом году. Точную дату не помню, но люфт не больше чем два-три года. У шотландцев, извечных врагов англичан, к власти скоро придет династия Брюсов. В Испании сам черт ногу сломит. Если быть кратким, то христиане грызутся с мусульманами и долбят их во всех направлениях. Королевств у них масса, но основных всего три. Это Португальское на юго-западе, а также весьма воинственное Арагонское, где у руля совсем юный Хайме Первый.
— Юный — это сколько ему? — вновь не утерпел Минька.
— Достал ты меня, — прошипел Славка, но Константин, улыбаясь, тем не менее удовлетворил любопытного слушателя:
— На престол он сел три года назад, в восемь лет, стало быть, сейчас ему одиннадцать.
— Моложе меня, — выдохнул Минька и блаженно растекся по лавке, поглядывая на Славку с чувством превосходства, словно это он король то ли Англии, то ли Франции, то ли Арагона.
— Его великие дела еще впереди. У руля еще одного королевства — Кастильского — король Фердинанд Святой. Правда, святым он станет позже, после своей смерти, где-то в середине века.
Тут же прикинув, что раз человек умрет еще не скоро, то сейчас он достаточно молод, Минька опять встрял с тем же вопросом:
— А ему сейчас сколько?
— Где-то… — Константин быстренько проделал в уме необходимые вычисления и не без злорадства выдал на-гора результат, который явно поумерил неожиданный интерес Миньки к возрастным данным королей. — Тридцать восемь — тридцать девять.
Славка сочувственно покосился на Миньку, но, против обыкновения, не стал ничего говорить.
— Остальные королевства более мелкие, считать их не будем. На севере, в Швеции, владычествует король Канут Эриксон. Умрет через шесть лет. Известен тем, что основал новую столицу — современный Стокгольм. Это после того, как наши братья-славяне сожгут предыдущую — Сигтуну. В Норвегии постоянные смуты. У наших соседей на западе тоже кровушка рекой хлещет. В Болгарии королем Борис, но его через два года свергнет Иван-Асень Второй. В Сербии уже давно рулит великий жупан…
— Как-как вы сказали, княже? — переспросил мигом оживившийся Славка.
— Жупан, — повторил Константин.
— Ишь как созвучно, — крутанул Славка головой и осведомился: — А его там не подкалывают насчет звания?
— Вряд ли. Тем более что та часть тела, из которой растут ноги, у сербов называется совсем иначе, — заметил Константин и продолжил: — Впрочем, в жупанах ему осталось ходить недолго — всего год. Следующим летом папский легат увенчает его короной. Так что звание он свое поменяет. Так сказать, переквалифицируется в короли.
— Ага, значит, все-таки подкалывали, раз поменял его так быстро, — сделал глубокомысленный вывод Славка.
— Его родной брат Растко ушел в монахи под именем Саввы. Это отец национальной сербской церкви. Через пять лет константинопольский патриарх признает ее автокефальной, то есть независимой, а Савва будет ее первым архиепископом. Впоследствии его признают святым, так же как и первого короля Стефана.
В Польше тоже смуты. Короля нет вообще, но зато куча князей: в Силезии, Мазовии, Сандомире и так далее. Идет жуткая грызня за власть между внуками Болеслава Третьего Кривоустого. Там тебе и Лешко Белый, и Мешко Черный, и Владислав Ласконогий, и Генрих Бородатый, и прочая, прочая, прочая. На Краковском престоле — он у них самый важный, типа нашего Киева — сейчас сидит как раз один из них, Лешко Первый по прозвищу Белый.
— Ну и затейники эти пшеки, — покрутил головой Славка. — Надо ж до такого додуматься — черные мешки, белые лешие.
— У каждой страны свои имена, которые кажутся порою чудными другим. У чехов сейчас достаточно сильное государство. Во главе король Пржемысл Отокар Первый. На востоке процветает Румский султанат, но это будет длиться недолго.
— А где он находится? — подал голос Николай.
— В Малой Азии. Примерно на севере территории современной Турции, но он нам не очень интересен. Гораздо важнее то, что двенадцать лет назад крестоносцы взяли Константинополь и Византийская империя временно прекратила свое существование, распавшись на Латинскую со столицей в Константинополе, где сейчас как раз должен скончаться Генрих Фландрский…
— Прямо сегодня? — невинно уточнил Славка.
— В этом году, — терпеливо пояснил Константин и продолжил: — Помимо нее образовались Трапезундская империя, Эпирский деспотат, королевство в Фессалониках, герцогство Афинское и так далее. Последний император Византии Федор Ласкарь, которого на престол избрали буквально за несколько часов до взятия города, когда крестоносцы уже штурмовали дворец, почти тут же бежал в Азию, в Никею, где образовалась Никейская империя. Туда же последовало все духовенство во главе с патриархом.
— Это что же, выходит, что за посвящением все должны теперь ехать в Никею, а не в Константинополь? — недоверчиво уточнил Николай.
— Совершенно верно, — подтвердил Константин. — Именно в Никею. И кататься им туда до тысяча двести шестьдесят первого года, пока не удастся выгнать крестоносцев из столицы и въехать туда. Что касается Кавказа, то там главенствует Грузия. Недавно скончалась их царица — великая Тамара, и сейчас там правит Лаша Первый. Впрочем, о них рассказывать смысла нет, как и о Средней Азии.
— Почему? — чуть ли не в один голос прозвучал вопрос слушателей.
— Великое государство хорезмшахов — от Аральского и Каспийского морей на севере до Персидского залива и реки Инд на юге через три года растопчут копыта монгольских коней. Самарканд, Бухара, Ургенч, Хорезм, Кабул, Ташкент — все они будут разрушены и сожжены.
— Так быстро, — прошептал Минька.
— Яна в детстве надо было читать, молодой человек, — усмехнулся невесело Константин. — Тогда это не было бы для вас такой новостью.
— И вообще литературку подчитывать историческую, — добавил Славка.
— Если бы я ее подчитывал, вы бы без гранат сидели, — парировал Минька.
— А мы и сидим без них, — не уступал Славка.
— Это сейчас. А то их вообще бы не было.
— Да прекратите вы словесами перекидываться, — вмешался Николай и обратился к Константину: — А что же Кавказ?
— Грузия падет через пять лет, ну а через семь будет Калка. Но не стоит отвлекаться. Посмотрим на Прибалтику.
— А вот, кстати, коли мы о них речь завели, то где сейчас все эти псы — рыцари, которые тевтоны, Александр Невский и так далее? — поинтересовался Славка. — С ними-то как?
— Ну, во-первых, Александр Невский еще даже и не родился. Это будет только через пару лет. А рыцари уже существуют, вот только псами ты их зря назвал, Слава. Дело в том, что такое выражение пошло из трудов Карла Маркса и родилось в результате неправильного перевода на русский язык. У него было написано — монахи, а это слово на немецком языке созвучно псам. Вот и пошла гулять эта ошибка по всем учебникам истории. Хотя, судя по их поведению, ты, наверное, прав. Неважно, кем они числились, но по поведению своему и по духу именно псами и были.
Главный там сейчас Ливонский епископ Альбрехт. Он и возле небольшой речушки Риге город с тем же названием заложил, и план по основанию в Ливонии монашеского рыцарского ордена составил. Утвердил этот план своей особой буллой папа Иннокентий Четвертый в тысяча двести втором году, дав Ливонскому ордену тот же статут, что и Храмовникам, а отличительным знаком его рыцарей назначил изображение красного креста и меча на белом плаще. Отсюда орден и получил неофициальное прозвище Меченосцев. Вместе с обетами безбрачия, повиновения папе и своему епископу все они при вступлении в него давали обет всю жизнь вести борьбу с туземными язычниками.
Сейчас под его пятой почти вся территория современной Латвии. Там куча крепостей, которые они успели понастроить. Так что орден этот на сегодняшний день является самым серьезным врагом Руси в Прибалтике. Орден и его создатель — епископ Альберт, с которым связаны основные успехи немцев. На сегодняшний день ими не взят только Юрьев, который принадлежит Новгороду. Там сидит храбрый князь Вячко. Но спустя семь лет они и его захватят.
— Кого захватят-то, — не понял Минька. — Город или князя?
— Город, — пояснил Константин. — А Вячко погибнет при его обороне, так и не дождавшись новгородской помощи.
— А почему Новгород ему не помог? Предательство? Немцы купили? — решил все досконально выяснить Славка.
— Да нет, — пожал плечами Константин. — Обычная русская нерасторопность. Пока собрали войско, пока выдвинулись, вот время и прошло. Они возле Пскова были, когда узнали, что Юрьев уже взят.
— И что?
— А ничего, — усмехнулся бывший учитель истории. — Назад вернулись, и все.
— Самим поагрессивнее вести себя нужно. Лучшая защита — это нападение, — назидательно заметил Славка.
— А они и ведут, — вступился за жителей легендарного русского города Константин. — Да и полоцкие князья сложа руки не сидят. Только невезения много. Прямо-таки рокового, иначе не назовешь.
— С погодой, поди, или еще какая ерунда. Пустые отговорки для неумех, — усмехнулся Славка.
— Да нет, все гораздо серьезнее. Вот, например, не далее как в этом тысяча двести шестнадцатом году эсты, коренные жители Прибалтики, попытались заключить союз со своими соплеменниками на острове Эзель и полоцким князем Владимиром против Альберта и его меченосцев. И план был составлен, чтобы с трех сторон напасть на Ригу, и сам Владимир уже войско изрядное из русичей и латышей собрал в поход…
— И почему все сорвалось?
— Уже садясь в ладью, Владимир внезапно упал и тут же умер.
— Мистика какая-то, — покрутил в недоумении головой Минька, а Николай со вздохом перекрестился, пробормотав тихонько себе под нос: «Спаси его душу, Господи». Но Славка не унимался:
— Это и в самом деле непруха, но нельзя же бросать все дела из-за смерти одного человека, пусть даже он князь. Надо же что-то делать.
— А они и делали, — возразил Константин, тут же поправив самого себя: — Точнее, будут делать. Новгородская рать в союзе с эстами, возглавляемая князем Владимиром Мстиславовичем, в следующем году осадит город Оденпе — его еще называли Медвежьей Головой — и возьмет его, как принято сейчас говорить, на копье. Более того, спустя год новгородцы, поддерживаемые все теми же эстами, еще несколько раз будут бить немцев и даже осадят столицу ордена меченосцев Венден.
— Возьмут? — осведомился Славка и, пародируя царя Иоанна из гайдаевской кинокомедии, грозно продолжил: — Как возьмут, всех этих лыцарей на кол посадить — это первое дело. А уж опосля… — он, не договорив, угрожающе засопел.
— Не получится у них на кол, — сокрушенно развел руками Константин. — Не возьмут они город. Во-первых, есть нечего станет, а во-вторых — всё та же Литва подгадит, на новгородские земли вновь напав.
— И сказали они, — не унимался Славка. — Это что же получается: мы тута сидим, а у нас литвины Кемь взяли.
— Ну, Кемь вообще-то совсем в противоположном месте находится — в устье одноименной реки возле Белого моря. Да и не было еще ее в те времена, но мыслишь ты правильно, прямо как новгородцы.
— Если бы у нас в школе так историю преподавали, я бы ее хорошо знал, — со вздохом сожаления произнес юный изобретатель. — А то училка на уроке задаст самим параграф читать, а через двадцать минут начинает спрашивать. Да, а как с тевтонами-то? — спохватился он.
— А никак, — отрезал Константин, тут же пояснив недоумевающим слушателям: — Тевтонского ордена пока еще и вовсе нет. Точнее, он есть, но только в Палестине. Только лет через восемь-десять их позовут к себе поляки. Князя Конрада Мазовецкого к тому времени так достанут своими набегами племена пруссов, что он предпочтет иметь хороших помощников даже с учетом некоторых земельных потерь.
— Во дурак, — красноречиво выразил свое мнение Минька. — Так я что-то не пойму, Александр-то Невский кого разобьет на Чудском озере? Тех или этих?
— Обоих, — кратко ответил Константин и пояснил: — Они объединятся впоследствии. Произойдет это в тысяча двести тридцать седьмом году.
— Ну а на востоке у нас только дикие племена или что-то посущественнее? — осведомился Славка и пояснил: — Это я к тому, что, может, стоит среди них поискать союзников против татар.
— Вопрос хороший, — одобрительно кивнул головой Константин и сокрушенно развел руками. — Но тут ничего утешительного я сказать не могу. Саксины слабы, башкиры — дикари, буртасы — это булгары, живущие в низовьях Волги, — тоже в качестве союзников интереса не представляют. Разве что Волжская Булгария. Их столица Булгар совсем рядом с нами, на стыке Волги с Камой. Вообще-то есть смысл попробовать, но для этого надо поговорить с братом моим Глебом, — и, заметив недоумение со стороны всех троих, пояснил: — Здесь, в этом веке, он мой родной брат и, так сказать, самый главный в Рязанском княжестве. Я рассчитывал поднять эти вопросы как раз на той встрече всех князей Рязанщины, которую он спланировал на второе августа. Что же касается всеобщего на Руси единства и примирения, — повернулся он к Николаю, — то очень трудно об этом говорить в год, когда произошла битва под Липицами, где не на живот, а на смерть сошлись с двух сторон сразу пять или шесть князей, причем четверо из них — родные братья.
— Ничего себе, — присвистнул Славка. — А ты не помнишь, кто именно и из-за чего?
— Помню. Двое старших сыновей Владимирского князя Всеволода Большое Гнездо, Юрий и Константин, делили папочкино наследство. На стороне Юрия его брательник Ярослав вместе со своей дружиной и плюс кто-то из младших Всеволодовичей — то ли Святослав, то ли Владимир. А за Константина торопецкий князь Мстислав Удалой — он, кстати, всю эту кашу и заварил, плюс псковитяне с родным братом Мстислава Владимиром и смоленская рать. Последнюю двоюродный брат Мстислава приведет.
— А кто победил?
— Константин.
— А вообще княжеств на Руси ныне много ли? — осведомился Николай.
— Да хватает. На востоке от нас — Муромское. На севере — Владимирское, но совсем скоро оно расколется, потому что тезка мой начнет своим детишкам его раздавать, и появится Ростовское, Ярославское, Угличское и так далее. На западе мы граничим с Черниговским и Новгород-Северским. Есть еще Галицко-Волынская земля, Курское, Смоленское, Брянское и особняком — Полоцкое. Новгород на самом севере. У него тоже обширные владения. Ах да, про Киевское забыл. Словом, раздробленность полнейшая, и как в таких условиях объединить всех в один кулак — не знаю. Оно, конечно, попытка не пытка. Терять-то мы ничего не теряем, но и приобрести что-то вряд ли удастся. Да что там о других княжествах говорить, когда даже в нашем Рязанском этих самых князей немерено. Глеб в Рязани стольной сидит, я в Ожске, Изяслав — тоже, кстати, мой родной брат — в Пронске…
— Ого, — присвистнул Славка.
— Это не ого, — отозвался Константин. — Помимо перечисленных, есть и еще целая куча — Ингварь, Роман, Глеб, Юрий, Олег, Святослав, Ростислав, Кир-Михаил — кто в Переяславле-Рязанском, кто еще где.
— А эта куча — кто такие? Неужто все как один братаны твои будут?
— Точно. Все как один.
— Ну и батя тебе плодовитый достался, — восхитился Славка.
— Братан в древнеславянском обозначении — это не кто иной, как двоюродный брат, — внес ясность в этот вопрос Константин. — Так что тут не только мой папа Владимир постарался, но и Всеволод, и Святослав, и Роман, но больше всего Игорь — у него пятеро.
— Как только ты их запоминаешь? — почесал в затылке Минька. — У меня вот на имена с детства память плохая была, а с годами вообще пропала.
— Особенно сейчас, под старость, — подтвердил серьезным тоном Славка. Минька хотел было обидеться, но потом, осознав комизм собственных слов, фыркнул и сам первым расхохотался, да так заразительно, что через несколько секунд смеялись уже все. На этой веселой нотке Константин поспешил закончить импровизированное совещание, тем более что неимоверная усталость буквально валила его с ног, словно он за сегодняшний день разгрузил в одиночку как минимум два-три вагона то ли с углем, то ли с цементом.
* * *
Вскользь касаясь международной обстановки, да и внутренней ситуации на Руси, можно сказать, что как раз в эти годы люди, вершившие судьбы мира, один за другим умирают, давая возможность новым, более молодым, творить грядущую историю. Можно с определенной долей натяжки сказать, что именно в период с 1211 по 1218 год сошли в могилу практически чуть ли не все титаны XII века и новый XIII век начался не в 1201 году, а именно в это время.Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности.
К таковым случаям можно отнести смерти не только двух римских пап, но также и английского короля Иоанна I Безземельного, короля Кастилии Альфонса VIII Доброго, короля Арагона Педро II, императора Священной Римской империи Оттона III и сразу двух императоров Латинской империи — Генриха I Фландрского и Пьера де Куртнэ. Перечень можно продолжать и продолжать, включив сюда правителя Эпира Михаила Ангела, грузинскую царицу Тамару, болгарского царя Борила и так далее.Т.2. С. 82–83. СПб., 1830
Впрочем, впечатляет даже перечень одних только русских князей, в одночасье покинувших этот мир именно в эти годы. В их числе и малозаметные Новгород-Северские — Роман Звенигородский, Святослав Перемышльский и Владимир Галичский, а также Ростислав Ярославич Сновский, Ростислав Рюрикович Вышгородский, Рюрик Ольгович Черниговский и еще с добрый десяток. Помимо них уходят те, кто держал в руках основные нити политики Руси: Всеволод Ольгович Черниговский и Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, а следом за ним и его старший сын Константин. Но говорить о смертях среди князей на Рязани и во Владимирско-Суздальской Руси я не буду. Это тема особая…
Отсюда и неимоверное ускорение происходящих следом за этим, буквально чуть ли не в последующие же годы, событий, из коих некоторые определяют течение не только тринадцатого, но и последующих веков. Одним словом, сама эпоха требовала от молодежи, сменившей «стариков», в частности от того же Константина Рязанского, равно как и от остальных, принятия самых решительных мер, зачастую необычных и меняющих весь, казалось бы, налаженный уклад жизни.