Минька встретил обоих друзей с распростертыми объятиями.
— Князь в дом — гость в дом, — безбожно переврал он известную поговорку, — гостеприимно приглашая их в свой обширный двухэтажный дом — бывший княжеский терем, заново отстроенный после прошлогоднего пожара. Теперь он был не только сердцевиной всего Ожска, но и личной резиденцией самого изобретателя.
Константин только кашлянул в ответ, сдерживая улыбку, и лишь поинтересовался:
— Скажи-ка мне…
— Нам, — тут же встрял воевода, снова превратившись в балагура-спецназовца Славку, готового в любой момент подколоть, разыграть и схохмить.
— Пусть нам, — покладисто согласился Константин. — А на кой ляд тебе одному такие замечательные, но огромные хоромы?
— Ну, не век же мне бобылем вековать, — степенно заметил Минька, и Славка тут же начал кусать губы.
Начинать подшучивать с самого порога ему не хотелось, но вопрос так упрямо и очевидно напрашивался на язык, что воевода не выдержал:
— А как насчет женилки? Уже все в порядке?
Миньке не понадобилось подыскивать достойный ответ. Откуда-то из-за угла выпорхнула растрепанная девчонка, на вид лет семнадцати, не больше, и робко осведомилась:
— Так что, Михал Юрьич, все, что ты повелел, я сполнила. Дале-то как?
— Ну, подсобишь гостям дорогим, — солидным, хоть и ломающимся еще баском, произнес Минька и по-хозяйски шлепнул шмыгнувшую мимо него девку чуть пониже спины.
Та смущенно, но в то же время радостно взвизгнула:
— Сызнова вы, Михал Юрьич, за свое.
— И впрямь отросла, — изумился Славка, провожая ее оценивающим взглядом.
— Ну, ты тут не больно глазами зыркай, — заметил ему Минька. — И вообще на чужой рот каравай не разевай.
С пословицами юный изобретатель был явно не в ладах.
— Да нет, куда там моему караваю до твоего, — сокрушенно вздохнул бывший спецназовец и двинулся следом за князем в просторную горницу, полностью заставленную столами различного размера.
Все они были настолько загромождены различными инструментами и непонятными штуковинами, что пустого места ни на одном из них практически не оставалось. На многочисленных полках тоже чего только не было! Да и на полу валялось всего в избытке, включая даже какие-то мешки. Один из них был открыт, и Константин с удивлением заметил, что тот доверху наполнен странной однородной светловатой массой. Подойдя поближе и зачерпнув из него горсточку, князь обнаружил, что держит в руках самые обычные… древесные опилки.
Впрочем, всему этому друзья не особенно удивились. Гораздо больше их поразил так называемый красный угол, где у доброго христианина всегда находилась божница с одной, а чаще с тремя иконами. Так вот у Миньки там расположился целый иконостас аж на семь икон, ярко освещаемых сразу тремя лампадами.
Более того, практически на каждой полке и над каждым столом красовалось еще по иконе. Великомученики, угодники и апостолы мрачно и ревниво взирали со всех сторон на вошедших.
— Восемь, десять, двенадцать… Нет, опять сбился. Сразу видно, что здесь святой человек живет, — благоговейно прошептал Славка. — Ну, прямо тебе храм, а не мастерская. И ты их всех знаешь, Михал Юрьич? — обратился он к улыбающемуся Миньке.
— Конечно, — ответил тот уверенно.
— А вот этот, например, кто? — Воевода-спецназовец ткнул пальцем наугад в какую-то икону, на которой был изображен скорчившийся, чрезвычайно худой полуголый человек, торжествующе ухвативший руками что-то черное с красными точечками.
— Это святой Пеликан, одолевающий беса, — гордо ответил юный изобретатель, хитро улыбаясь.
— А это? — Палец князя уткнулся в икону с изображенным на ней мрачным типом, угрожающе растопырившим пальцы.
— Это великомученик Амфибрахий, одолевший водяного змия.
— Ну а вот тот? — осведомился Славка, указывая на изображение чрезвычайно волосатого мужика, голый торс которого был увешан крест-накрест, будто патронташем, двумя здоровенными цепями.
— Это страстотерпец Абдурахман, терзающий себя за то, что не сдержался и пошел на сделку с сатаной дабы получить некое тайное знание, — во весь голос отрапортовал Минька, уже не сдерживая улыбки.
— Странные какие-то имена у твоих святых, — протянул Славка.
— А это у тебя вообще мастерская или храм? — непонимающе спросил Константин.
— Храм, конечно. Каждый раз, как зайду, сначала триста поклонов отобью, «Отче наш» прочитаю, потом еще пять молитв, благословения у всех попрошу, а уж потом за работу. Чуток потружусь — и опять за молитву с поклонами.
— Помогает? — серьезно спросил князь.
— Еще бы, — гордо вскинул голову Минька. — Боятся сюда бесы лезть. Очень уж тут намоленное все. Ну и опять-таки отец Никодим заходит раз в месяц. Сережка, ой, то есть Сергей Вячеславович, ну, который Иванов, рассказывал, как он во время воскресной проповеди меня другим прихожанам в пример ставил.
— А новые виды оружия ты, разумеется, побоку? — кивнул головой Константин как о чем-то само собой разумеющемся.
— Вот уж хрен вам во всю морду, — заявил Минька. — Ишь чего захотели. Думаете, у меня правда крыша поехала? Да не дождетесь!
— Вот как ныне, оказывается, богоугодный молодняк со старшими разговаривает, — вздохнул сокрушенно Славка.
— Будешь много говорить, так я тебя сейчас вместе с собой на молитву поставлю часика на два, — пригрозил изобретатель грозно.
— Не надо, — перепугался Славка. — К тому же я и словов-то не знаю. Ежели бесы подкрадутся, совсем худо придется мне, несчастному, — пригорюнился он и смахнул несуществующую слезу.
— Не боись, старина. Ко мне приходи. Это ведь раньше народ считал, что я здесь чем-то страшным и темным занимаюсь. Все гадали, то ли я сам колдун, то ли бесов вызываю, а они мне все стряпают. Помнишь, Костя, как Сережка, тьфу, Сергей Вячеславович нечистую силу изгонял из моих мастерских?
— Конечно, помню, — усмехнулся князь.
— Ну и все. С тех пор как отрезало. Я все понял, осознал и обратился к богу. Навешал повсюду кучу икон, каждому святому имя дал.
— А где имена-то брал? — поинтересовался Славка.
— Да из головы, — махнул беззаботно рукой Минька. — Главное, чтоб повычурнее да позаковыристее. Вон там, в стекольной мастерской, у меня, к примеру, Дельфиниус висит. Тебе, Костя, перевести или сам догадаешься?
— Уже, — откликнулся князь.
— А в цеху литейном такая страхолюдина повешена!.. Если бы бесы там и водились, то они бы и впрямь разбежались. Так я его Динозаврусом назвал, — продолжал Минька.
— Подходяще для страшилки, — согласился Славка, облегченно вздохнул и пояснил: — Давно мы с тобой не видались. Вот и решил, что у тебя крыша поехала. Изобретатели, они ж все немного чокнутые, и все по-разному, вот я и подумал, что у тебя тоже чердак малость снесло, — и виновато покаялся: — Ты уж прости меня, Эдисон Кулибиныч.
— Сам дурак, — огрызнулся Минька.
— А на основном-то поприще как дела твои идут? — осведомился Константин.
— Хо-хо, — надменно заявил изобретатель и молча открыл дверь в соседнюю комнату.
Тут было точно такое же обилие святых, столов и полок, но, как ни странно, везде царил относительный порядок, да и вещей на столах было немного.
— Здесь у меня что-то типа зала готовых экспонатов, — пояснил Минька. — А вот вам, — он взял со стола какую-то круглую железную штуковину сантиметров двадцати высотой и примерно столько же в диаметре, — первая русская мина нажимного действия. Срабатывает и как противопехотная, и как противокавалерийская.
— Как понять? — уточнил Константин.
— Смотря на кого поставить. Настраивается в зависимости от необходимости в течение десяти секунд путем добавок нескольких прокладок.
— Кулиба Эдисоныч, я тебя обожаю, — промычал Славка, погрузившись в полный восторг и нирвану блаженства.
— А можно принцип действия уточнить? — поинтересовался Константин. — Особенно меня взрыватель интересует. Ты же как-то говорил, что там нужно чего-то эдакое, чего ты, к сожалению, сейчас не можешь сделать.
— Правильно говорил, — кивнул головой Минька. — Ни диазодинитрофенол, ни тетразен, ни тринитрорезорцинат свинца я сейчас изготовить не смогу, хоть ты тресни. А они нужны все в комплексе. Тогда я сел и задумался.
— Но ведь ты помолился сперва? — уточнил Славка.
— Ну, разумеется, — развел руками Минька. — Без этого мы вообще никуда. По сто поклонов каждой иконе, стоя на коленях, причем обязательно каждый раз лбом об пол. А все равно ни черта не получалось.
— Усердия, наверное, не было настоящего, — предположил Константин. — Не вложил ты душу, чтобы молитва из сердца шла.
— Или головой стукался плохо, — вставил свои три копейки Славка.
— Точно, — подтвердил улыбающийся Минька. — Не вложил. И плохо стукался. Тогда я еще помолился.
— Долго? — уточнил Славка.
— Дня три, а то и четыре. И только на пятый меня осенило.
— Вот что крест животворящий делает, — поучительно поднял палец кверху Константин.
— И молитва святому Динозаврию, — добавил в тон ему воевода.
— Будете перебивать — вообще ничего рассказывать не буду, — заявил Минька.
— Мы все — одно сплошное внимание, — примирительно поднял руки Славка.
— Ну, то-то же, — успокоился изобретатель и продолжил: — Вспомнил я, что есть взрывчатка, которой никакой искры не надо.
— Это что же такое? Почему я не знаю? — удивился воевода, но тут же, вспомнив обещание, быстренько зажал свой рот ладонями.
— А взрывчатка эта называется нитроглицерин, — торжествующе выпалил Минька и победно уставился на своих друзей.
Те с недоумением переглянулись.
— Эдисон Кулибич, я, конечно, всегда перед тобой преклонялся, но ты уж все-таки освети вопрос пояснее, — попросил Славка.
— Да вы что, о нитроглицерине никогда не слыхали? — удивился Минька. — Ну, Славка-то ладно. Чего с безмозглого вояки возьмешь? Но ты, Костя, меня удивляешь.
— Нет, я, конечно, о нем слышал, — осторожно заметил тот. — Но он вроде бы как из нашего века, то есть для его производства заводы нужны, фабрики и прочее. А о том, чтобы его можно было в кустарных условиях состряпать, честно говоря, впервые слышу.
— А-а-а, это потому, что вы всякую ерунду в детстве читали, сказки и прочее, а я — полезную литературу. Так вот, в одной интересной книжке я вычитал, как его изготовить в домашних условиях.
— Справочник любителя-пиротехника? — поинтересовался Славка.
— Неважно, — отмахнулся Минька. — Тут другое здорово. В классе седьмом или восьмом я его уже делал, и все у меня получилось. Правда, дыра в сарае жуткая была потом, но это… ерунда. — Он невольно почесал многострадальное место, которое в основном всегда и расплачивалось за очередное чересчур шумное изобретение.
— Больно было? — сочувственно спросил Славка, от внимания которого Минькин жест отнюдь не ускользнул.
— Бывало больнее, — героически ответил стойкий изобретатель и съязвил в свою очередь: — Но это тогда было, а сейчас вы меня туда целовать должны. Дадите рассказать-то до конца?
— Слава, усохни, — сурово повелел Константин.
Воевода вновь прижал обе руки ко рту, всем своим видом изображая абсолютное смирение и внимание.
— Вот так и держи, — распорядился Минька. — Короче говоря, изготовить нитроглицерин очень легко. Надо только смешать азотную кислоту с глицерином. Я бы намучился, если бы не знал точных пропорций, но я-то уже его делал, так что это пустяк.
— Погоди, погоди, Миня. А компоненты ты как добыл? Их же в природе не бывает, насколько я знаю, — не понял Константин.
— Строго по книжке, — заявил изобретатель. — Во-первых, взял серный колчедан, то есть пирит. Из него выделил сернистое соединение железа, а по-простому если, то железный купорос. Для этого создаются такие же условия, как и для плавки железа. На обычную поленницу дров кладут железный колчедан, а сверху тоненько — серный. Как только оно все загорелось, накидывают еще несколько слоев.
— Тоже серого колчедана? — уточнил Славка.
Ерничать он уже перестал. До шуток ли, когда прямо на его глазах рождается процесс изобретения, изготовления и т. д. и т. п.
— Ну, разумеется, — подтвердил Минька. — Потом всю кучу засыпаешь землей, закладываешь дерном и все. Только несколько дырок надо сделать, чтобы тлеть продолжало. Вот так оно у меня десять суток и дымилось.
— А зачем? — не понял Константин.
— Ну, это же элементарно, Костя. — Минька посмотрел на князя с укоризной, как на маленького несмышленого ребенка. — За это время колчедан превратится сначала в сернистое железо, а потом в железный купорос. Пока он пережигался, я занялся изготовлением глицерина, чтобы зря время не терять. Он вообще проще простого делается. Берешь свежее сало и обрабатываешь его известью или содой. Жидкое выпариваешь в водяной бане до загустения — это и будет глицерин.
— Совсем без разницы, что ли, чем обрабатывать? — усомнился Константин.
— Конечно, есть разница. Если известкой, то в остатке будет нерастворимое мыло, а если содой, то обычное. Так что я тебе заодно и мыло сварганил, княже. — Изобретатель гордо подбоченился и кивнул на дальний стол в углу комнаты, на котором одиноко лежали несколько катышков чего-то темного.
Славка подошел, осторожно взял один из них в руки, понюхал и сморщился.
— Не туалетное, — брезгливо заметил он.
— Ну и сволочь же ты, вояка косопузый, — в сердцах заявил изобретатель, оскорбленный в своих самых лучших чувствах, а потом сердито надулся и замолчал.
— Миня, тебе цены нет, — проникновенно произнес Константин, исподтишка показывая воеводе кулак.
Он обнял юного друга и бережно поцеловал его несколько раз в обе щеки.
— А сало-то загубил, загубил. Ох, хохлы бы увидали, они б тебя за такое кощунство самого на сало распустили. Ломтями бы настругали и даже солить не стали, — раздалось ворчливое брюзжание из угла, которое вдруг резко сменилось жалобной просьбой: — Кулиба Эдисоныч, прости дурака зеленого и глупого. Ну, вояка я тупой, и шутки у меня дурацкие. Но я ж не виноват, что меня в училище четыре года прикладом по голове за двойки лупили.
— И никакого толку, — беззлобно заметил отходчивый Минька.
— Точно, — обрадовался провинившийся воевода. — Потому как все по пословице. Толк из меня вышел, а бестолочь осталась.
— Ладно, — махнул рукой Минька. — Только молчи теперь.
— Все, все, — завопил Славка. — Как рыба об лед.
— Кстати, что касается запаха и цвета, то нужные присадки к нему сделать, чтоб оно ароматным было, — пара пустяков. Если хочешь, Слава, — лукаво улыбнулся изобретатель, — то я мигом этим займусь. Брошу все остальное и через полгода-год у тебя будет шикарно пахнущее мыло.
— Но я уже извинился и все давно осознал. Еще с утра, — уточнил возмущенный столь явной несправедливостью Вячеслав. — Не бей ниже пояса.
— Живи, — великодушно хмыкнул Минька и продолжил: — Короче говоря, глицерин я выделил. А дальше совсем просто, только нужна азотная селитра. Она часто встречается, так что проблем с ней у меня не было. Ее надо обработать серной кислотой, и тогда получится азотная кислота.
— А нитроглицерин как же? — возмутился Славка, упорно державшийся до победного конца, то есть до окончания Минькиного рассказа.
— Так я уже сказал. Соблюдая нужные пропорции, очень осторожно подливаешь глицерин к азотной кислоте — и результат налицо. — Изобретатель горделиво взмахнул рукой, указывая на среднюю полку.
На ней красовалась стеклянная бутыль литра на два, почти доверху наполненная желтоватой жидкостью.
— Это про нее написано, что перед употреблением надо взбалтывать? — поинтересовался Славка, подходя к бутыли и протягивая к ней руку.
Взять ее он не успел. Подскочивший Минька проворно оттолкнул его в сторону с такой силой, что воевода отлетел в противоположный угол.
— Идиот! — заорал побледневший изобретатель на Славку, который, оставаясь лежать, изумленно взирал снизу вверх на разбушевавшегося друга. — Придурок! Ты бы лучше сигарету в бочку с порохом кинул! И то больше шансов было б, чтоб выжить! На себя наплевать, так хоть о Косте подумал бы!
— Миня, я же осторожно хотел, — виновато произнес Славка.
— Осторожно, — передразнил изобретатель. — Она же от малейшего толчка взорваться может, а мощность у нитроглицерина в десять раз больше, чем у пороха. От такого количества весь терем мой на воздух взлетит сразу. Я же ее когда смешивал, вообще из дома вышел и даже со двора всех разогнал. В одиночку лил, чтоб если что, так я один.
— Ты герой, Миня, — заявил Константин и, небрежно кивнув в сторону Славки, заметил: — А ему на будущее урок. Если не поймет, то процедуру повторим. Только ты в следующий раз дрын какой-нибудь возьми, да потяжелее. Кстати, — он заговорщически приобнял начавшего постепенно успокаиваться изобретателя и уточнил: — А какие пропорции, если не секрет?
— Нужные, — буркнул Минька, но потом, сменив гнев на милость, встав на цыпочки, что-то прошептал на ухо князю.
— Развели тут тайны мадридского двора, — кряхтя, поднялся на ноги Славка, но Минька даже глазом не повел в его сторону, предложив уже почти спокойно и изменив своим демократическим привычкам:
— А пойдем-ка, княже, трапезничать, в смысле ужинать. Соловья баснями не кормят. — И они пошли в противоположную половину дома, где гостей уже ждал богато накрытый стол.
— Так соловей-то — это я, — возмутился спецназовец, ковыляя следом за своими друзьями и ворча на ходу: — Вот и катайся по таким друзьям!.. Отлупят до полусмерти и даже куска хлеба не дадут.
После ужина Минька рассказал до конца историю работы с миной. По его словам, после того, как он изготовил нитроглицерин, все остальное и яйца выеденного не стоило.
Достаточно было погрузить любое вещество, содержащее клетчатку, например кусок льняной ткани, минут на пятнадцать-двадцать в раствор дымящейся азотной кислоты — и нате вам, пожалуйста. Правда, дымящейся Минька не имел, но он заменил ее смесью обыкновенной азотной кислоты и концентрированной серной. После этого клетчатка была извлечена, хорошенечко промыта в воде и высушена.
Полученный таким образом пироксилин имел главное и весьма существенное преимущество перед черным или дымным порохом — он не боялся сырости. Плюс к этому он, по сравнению с порохом, был в четыре раза более мощным и почти не оставлял нагара.
— Но для пушек все равно лучше применять порох, — заметил Минька.
— Ты же сказал, что и без нагара, и мощнее намного? — удивился Константин. — Тогда в чем дело?
— Слишком быстро воспламеняется, а вспыхивает неравномерно. Всегда есть опасность, что он просто разорвет орудийный ствол. А вот мины — дело другое. Там он как раз и должен все разорвать.
— Ну а какой принцип-то у этих мин? — отважился наконец обратиться с вопросом Славка, которого снедало любопытство. — Я больше не буду, — добавил он жалобно. — Мир, а?
Минька посопел слегка, выдерживая паузу для приличия, но затем улыбнулся.
— Ладно, мир. А принцип самый простой. При отливке болванки делается углубление на дне. Потом я изготовил в стекольной мастерской под размер выемки точно такую же маленькую посудинку граммов на двадцать-тридцать, не больше. Туда доверху налил нитроглицерин, после чего запаял верхушку, пока стекло горячее, ну и воском для надежности хорошо залепил. Потом ее закладываешь в это углубление на дне железной болванки, но только в самый последний момент. Все остальное — это пироксилин. Для самой мины отливаешь или просто вырезаешь из дерева колышек, чтобы идеально входил в верхнюю дырку и чуток вылезал из нее. Сантиметра на три вполне хватит. Вкапываешь саму мину в землю. На всякий случай делаешь две-три прокладки между штырем и стеклянной посудиной, чтобы заряд раньше времени не сдетонировал. Человек идет, наступает ступней на колышек, тот раскалывает стекло. От удара нитроглицерин взрывается, а уже от его взрыва, в свою очередь, детонирует пироксилин. Дальше-то рассказывать? — спокойно осведомился он у Славки.
— А чего дальше? — удивился тот.
— Значит, и этого не знаешь, — вздохнул Минька. — Тогда специально для тебя, — и продолжил: — В результате взрыва железную болванку разрывает в клочья, и, разлетаясь, осколки причиняют множественные рваные раны, которые трудно залечиваются, а попадая в отдельные, наиболее важные жизненные органы человека или животного, приводят к смертельному исходу. В результате многочисленных…
— Спасибо, Миня, дальше я как-нибудь сам, — поспешил перебить его Славка, поняв, что тот над ним попросту издевается.
— А разберешься самостоятельно-то? — с подозрением уставился на него изобретатель.
— Приложу все усилия, Михаил Эдисоныч, — кротко заверил Миньку Славка и поинтересовался: — Ты лучше скажи, много ли таких мин заготовлено?
— Если полностью, чтобы осталось только в землю вкопать, то только одна, — вздохнув, честно ответил изобретатель. — Даже сам еще не бабахал, все вас ждал. Успел лишь нитроглицерин отдельно опробовать. Болванок еще девять штук готово. Стеклянных посудин тоже столько же, но пустых. С пироксилином плохо — самое большее, на две хватит. Кислота кончилась. Надо было нитроглицерина поменьше делать, — посетовал он. — А я, дурак, дорвался.
Славка, против обыкновения, сидел молча, даже не пытаясь как-то съязвить насчет столь малого количества готовых мин. Более того, поразмышляв о чем-то с минуту, он очень серьезным тоном обратился к изобретателю:
— Миша, если ты гикнешься в результате нелепой случайности, то имей в виду, что у нас с Костей Кулибиных больше нет, и это будет такая потеря, что лучше мне конную тысячу потерять или две-три, чем тебя одного. Этих-то я и новых наберу да обучу. Ну, будут чуть похуже, чем ветераны, и все. А если ты взорвешься, то такого спеца мы уже никогда не найдем. Поэтому дай нам с князем слово, что последней стадией приготовления нитроглицерина ты никогда больше сам заниматься не станешь.
— Чтобы кто-то вместо меня погиб?! — возмутился Минька. — Тот же Иванов, к примеру?!
— Только так, — подключился к просьбе своего воеводы Константин. — Именно вместо тебя. И без скандалов, пожалуйста. Ты просто подсчитай. Другой взорвался — ты остался жить. Сколько потеряно? Одна единица. Да, жаль, да, это тоже человек, но один. Взорвался ты — и мы столько всего недополучим, что в результате потеряем на несколько тысяч жизней больше. Это как минимум. В максимуме тут и вовсе десятками тысяч пахнет. Что дороже — одна жизнь или эти десятки тысяч, которые останутся на этом свете при том обязательном условии, что на нем останешься ты, а? Что же касаемо твоего Сергея Вячеславовича, то и его жизнь слишком ценна, раз он у тебя такой талантище. Так что пусть это будет действительно хорошо обученная, но простая рабочая единица.
— Чтобы отряд не заметил потери бойца, — добавил Славка.
— Ну, я и не знаю, что тут сказать, — протянул Минька задумчиво. — Но все равно, по-моему, это нечестно, если вы поставите другого. Он же смертником будет, он же…
— Во-первых, если он все станет делать правильно, то выживет. Это раз, — перебил его Константин. — Кроме того, ты сам разработаешь дополнительные меры, обеспечивающие его безопасность, — это два. В-третьих, десять тысяч жизней — не кот начхал. А в-четвертых, оно же в-пятых, в-шестых и так далее, в том числе и в-последних, ты — наш друг, и мы очень не хотели бы присутствовать на твоих торжественных похоронах.
— Вообще-то, Костя, это как раз во-первых, если уж так разбираться, — внес дополнение Славка.
— Ну, я просто специально оставил его напоследок, чтобы разговор был спокойнее, убедительнее, а аргументы звучали повесомее, — пояснил Константин. — Друг — это все-таки из области эмоций и нежных чуйств. Кстати, Миня, а неужели нельзя придумать какую-нибудь менее опасную взрывчатку?
— Менее опасную, — задумчиво протянул Минька. — В принципе, это возможно. Ты у меня там мешки с опилками видел?
— Видел, и еще удивился — зачем они тебе.
— ДВП будет делать, а потом на ДСП перейдет, — вмешался Вячеслав.
— Интересно, все вояки такие дураки, или некоторые из них еще ничего? — задумчиво протянул Минька. — Может, ты мне скажешь, великий и могучий воевода, за каким чертом я буду пытаться делать древесно-волокнистую или древесно-стружечную плиту, если у нас здесь в округе леса немерено?
— Я что-то про лес не подумал, — сконфузился Славка, но тут же нашелся: — А если из спортивного любопытства? Может, это твое хобби? Почему ты не можешь иметь хобби, скажи на милость?
— Мое хобби — это взрывчатка, — пояснил изобретатель. — Так что в общем-то ты прав. Как раз для этого я их и натаскал сюда.
— Взрывчатые опилки, — благоговейно прошептал воевода. — Круче них может быть только стреляющий унитаз.
— Клинический идиот без надежды на выздоровление, — поставил изобретатель диагноз своему другу. — Я динамит хочу сделать.
— Из опилок, — настала пора удивления для князя.
— Дело в том, что они, вместе с нитроглицерином, входят в смесь, из которой изготавливается динамит, — пояснил Минька и, повернувшись к Славке, осведомился: — Ты хоть знаешь, сколько бывает сортов динамита?
— Ну, разумеется, — гордо выпрямился на своем месте воевода. — Тот, что взрывается — это раз. И… тот, что бракованный, — это два. Еще?
— Попробуй, — предложил изобретатель, не в силах сдерживать улыбку от столь глубочайших познаний своего друга.
— Значит, так. Тот, что взрывается, делится на сорта. Первый — это тот, который взрывается здорово и громко. Второй не так громко, но все равно здорово. Третий совсем тихо и не совсем здорово. А тот, что бракованный, делится уже на совсем другие сорта. Первый — это который почти взрывается, второй — это тот, который…
— Может, хватит? — уныло спросил Минька, перебив на полуслове.
— Как скажешь, — не стал возражать воевода.
— А что — динамит и впрямь разный бывает? — спросил Константин.
— Не то слово. Все зависит от пропорций самой смеси, а их может быть масса. Опять же ингредиенты, которые входят в ее состав. Есть такие, которые просто смысла нет пытаться изготовить. Ну, например, те, куда входит оксалат аммония, или безводный сульфат натрия, или карбонат кальция, или нитрат бария.
— Костя, он сейчас с кем разговаривал? — обратился воевода к князю.
— Ты бы и впрямь как-то попроще, — попросил тот в свою очередь у изобретателя.
— А если совсем просто, то во все без исключения смеси входит нитроглицерин, который уже есть, а в подавляющее большинство — еще и древесные опилки. Остальное, скажем, состоит из крахмала или пироксилина, который мы тоже имеем. Или из нитрата аммония. Ну, это аммиачная селитра, — быстро поправился он, отвечая на молчаливый вопрос обоих друзей. — Но в любом случае обязательно нужно знать необходимые пропорции, а я… Беда в том, что конкретно в этот вопрос я никогда детально не вникал. Ни когда учился, ни когда в своем НИИ работал. Не моя эта тема.
— А если составить неправильную пропорцию, то что тогда? — осведомился Константин.
— В лучшем случае смесь просто не взорвется.
— А в худшем? — посерьезнел Славка.
— В худшем… Вообще-то нарушение пропорций всегда неизбежно ведет к неполному сгоранию в момент взрыва, — пояснил Минька. — Если же брать самый плохой вариант, то к нестабильности самой смеси.
— То есть бабахнет в любой момент, — констатировал Славка.
— Вывод примитивен, как и ты сам, — поморщился изобретатель. — Но вообще-то можно сказать и так, — сознался он.
— Тогда хрен редьки не слаще, — пришел к заключению Константин. — Что нитроглицерин может рвануть, что твои смеси адские. Ты с этим тоже завязывай. И потом, не верю я, что порохом, динамитом и нитроглицерином ограничен весь ассортимент взрывчатки. Неужели больше ничего нет?
— Куча, — мрачно отозвался Минька. — Огромная куча.
— Тол, например, — подсказал, покопавшись в памяти, воевода. — Мне с ним общаться доводилось, хоть и нечасто. Очень надежная штука. Я бы даже сказал — флегматичная взрывчатка. Ему даже на искру наплевать или на огонь. Хочешь — три его, хочешь — на пол кидай, хочешь — прострели насквозь. Все равно ничего не будет. Очень безопасен. Опять же нарезать можно на какие угодно куски. Надо килограмм — запросто, нужно два — без проблем, кусочек оттяпать грамм на сто — легко и непринужденно.
Константин вопросительно уставился на изобретателя.
— Это так, — с неохотой сказал тот. — Только это все замечательно, когда он уже готов. А ты, Слава, знаешь способ его приготовления?
— Забыл, — честно сознался воевода.
— Отвечаю, — вздохнул Минька. — Нужно приготовить смесь соляной кислоты, азотной и воды.
— Отлично! — возрадовался Вячеслав, но несколько преждевременно, поскольку был бесцеремонно перебит изобретателем:
— Затем эта смесь аккуратно, в пропорции примерно пять к двум, вливается в толуол. Потом она нагревается до растворения этого толуола, и получается монотолуол. Далее… Словом, чего там рассказывать, когда толуола у меня нет, а делать его я просто замучаюсь. И, между прочим, ты же сам сказал, что он очень флегматичный. Значит, ему тоже нужно что? Правильно, детонатор.
— А из детонаторов только нитроглицерин? — осторожно спросил князь.
— Да почему только он, — вздохнул Минька. — Беда в том, что у меня нет нужных ингредиентов. При их наличии можно было бы запросто изготовить, скажем, гремучую ртуть.
— Так вместо того, чтобы мед тут квасить с нами, ты возьми и изготовь! — возмутился воевода.
— Ртуть саму давай, и я тебе через неделю гремучку сотворю, — не стал спорить Минька.
— С ртутью любой дурак изготовит, — назидательно заметил Славка, ничуть не растерявшись. — А вот без ртути гремучую ртуть состряпать…
— Только она при этом будет называться как-нибудь иначе и никогда не взорвется, — парировал юный Эдисон.
— А взрывчатка, действующая совсем без детонатора? — уточнил Константин.
— Порох, — сказал, как отрезал, Минька. — Можно еще одну вещицу состряпать, которая, правда, не совсем взрывчатка, но очень надежная и качественная. Вот только тебе, Костя, для этого нужно будет срочно налаживать контакты с Кавказом. Или на север катить, в Тюмень.