Пролог

Мужчина появившийся в архиве и нарушивший уже привычную для Сергея тишину, казался настолько дряхлым стариком, что молодой историк удивился, с какой бодростью тот пересек длинный коридор между раздвижными стеллажами и подошел к нему.

Замерев на мгновение и, словно собираясь с мыслями, старик представился:

- Штейн. Иосиф Абрамович Штейн.

Сергей, вскинув брови, поднялся и, протягивая руку, представился. Потом снова сел и вопросительно посмотрел на такого же гостя архива, как и он сам. Старик, представившийся Штейном, чудаковато огляделся и спросил:

- А вам никто не помогает разве? Никто не смотрит, что вы здесь делаете?

Сергей, улыбаясь от риторического вопроса, указал рукой на одну из телекамер над своей головой. Молча так указал, но многозначительно улыбнулся. Молодому человеку понравилась реакция Штейна. Тот театрально воскликнув "Ах, как я мог забыть?", также комедиантствуя раскланялся перед невидимым наблюдателем, и спросил у молодого историка:

- И что? Как хотите, так и разбирайтесь с этим хламом?

Историк улыбнулся и пояснил:

- Там на входе вы же заявку на нужные вам документы оставляли? Вам должны были их предоставить. Странно, что вас сюда пропустили. Должны были в отдельную комнату отвести и дать то, что вас интересует. И это же не сам архив. Это "предбанник". Читальный зал архивариусов.

Наморщив лоб, словно страдая, старик сказал:

- Когда и кто просил сказать Штейна, что ему надо в архивах? Все давно знают, что Штейну в архивах надо все.

Улыбаясь от говора этого странного старика, Сергей спросил с интересом:

- А вы историк? Тоже с института? Просто я вас раньше не видел. Я почти всегда один здесь работаю. Редко кто из военных присоединяется, еще реже кто из гражданских.

Старик, выхватив из-под соседнего стола обитый красным велюром стул и, словно пианист, виртуозно усаживаясь на него, сказал:

- Нет. Я не историк. Я футуролог. Я изучаю наступающее будущее. Прогнозирую его, и составляю различные вариации.

Откровенно забавляясь, Сергей откинулся на спинку стула и спросил:

- Ну и как? Получается?

Старик возмутился:

- Как понять "как"? Как понять "получается"? Я же не гаданием занимаюсь, а профессиональным прогнозом. Тут не бывает, получается или нет. Методики придуманы давным-давно и следуя им, не получиться не может. Главное в моем деле правильно обозначить переменные. И конечно не забывать о постоянных.

- Гадание, поставленное на научную основу? - С усмешкой спросил Сергей.

Штейн как-то кисло покивал и, окидывая взглядом помещение, спросил:

- Вы когда тут смотрели документы, не видели отчеты греческого торгпредства для совета министров за одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый?

Покачав головой, Сергей только удивился: надо же какие старики пошли. Интересные… А Штейн, встав и пройдясь между стеллажей вращая специальные "штурвалы" и раздвигая проходы между ними, на некоторое время исчез из видимости молодого историка. И Сергей, пользуясь моментом, продолжил чтение подобранных им документов.

Постановления, постановления, постановления. Докладные, отчеты, анализы. Секретно, сов. секретно, особой важности… Молодой человек уже давно не обращал внимания на грифы. Он только переползал с документа на документ, словно улитка какая-то и его откровенно удручало, что по нужной ему тематике отмеченных материалов казалось как-то уж подозрительно мало. От грустных разочарованных мыслей его отвлек вновь появившийся из-за стеллажей Штейн. Он был все так же без коробок или бумаг в руках и видно не смог найти нужное. К удивлению Сергея старик снова присел рядом с ним и спросил:

- А вы, какую тему рассматриваете?

Откинувшись на стуле, и с нескрываемым сомнением посмотрев на старика, Сергей ответил:

- Кризис планового хозяйства на заключительном этапе…

Многозначительно покивав, старик обратил внимание на документы по Анголе на столе и спросил, указывая на них:

- Тоже во взаимосвязи смотрите?

- В каком смысле? - не понял молодой историк.

- Я вижу у вас особые документы по Африке. - Сказал футуролог насмешливо. - Они вам для вашего "планового хозяйства" понадобились?

В сомнении, вскинув брови, Сергей посмотрел на папки, словно первый раз их видел. Потом, переведя взгляд на Штейна, ответил:

- Нет. Просто попались на глаза. Интересно было почитать. Но там не все… очень многого не хватает. В основном доклады по действиям культурных отделов при посольствах… и противодействии им.

Штейн изумленно покачал головой и спросил:

- От даже как? Подумать только. Эти документы не похоронили… - видя непонимание Сергея, старик спросил: - А вам кто-то подсказал их или вы сами?

- Да сам… конечно сам… - с легким смешком сказал Сергей. - Кто тут, что вообще подсказывает? На весь архив одна симпатичная физиономия и то фээсбэшницы.

- Интересно… - протянул загадочно старик, с прищуром глядя на молодого человека. - И что же вы выяснили из этих бумаг? Я их знаю. Я с ними работал. Еще тогда… в Советском Союзе.

Приглядевшись к искреннему на вид лицу старика, Сергей пожал плечами и сказал:

- Ну, нам там очень кто-то мешал.

- Так, так, так… - заинтересовано затараторил Штейн, но не продолжил, а просто вопросительно посмотрел на Сергея. Его насмешливые черные глаза немного смущали Сергея. Да и сам вид старика не располагал к общению с ним на такие темы. Несерьезный старик какой-то. И как того вообще пропустили в это "злачное" место.

Сергей, потерев висок, повторил:

- Очень мешал.

- А кто? Американцы? - со странной усмешкой спросил старик.

Помотав головой, Сергей улыбнулся и сказал:

- По всем бумагам нет. Не они.

- Тогда кто? - не унимался старик.

Покачав головой, Сергей вынужденно признался, что не знает. Странно-довольно улыбаясь, Штейн, поднял палец вверх и сказал:

- И не узнавайте. Не надо. Поверьте, себе дороже будет. Есть вещи, которые не надо знать. Просто не надо и все. - Он поднялся и сказал молодому человеку на прощание: - И помните, история это не то, что было на самом деле. А то, что соизволили записать. Это огромная разница.

Проводив взглядом старика, Сергей хмыкнул и снова уткнулся в документы. Футуролог учит историка, что такое История.

 

Глава первая.

1.

Думаю, мало найдется на свете людей, кто ни разу не ощущал странного состояния природы в предрассветные часы. Солнца еще нет. Горизонт только окрашивается в светлые тона. Птицы в большинстве своем молчат, кроме самых неугомонных. Кажется, сама земля спит и видит сны. Человек сутью часть природы. И не удивительно, что вот эти предрассветные часы считаются самыми важными для отдыха. Теми часами, когда снятся вещие сны. Тем временем, когда человек, пусть не на долго, но един с природой.

Это предрассветное время, когда все четче и гуще проступает туман, обещая отличную погоду днем, издревле считалось магическим, волшебным. Не полночь, воспетая в романах ужасах. А именно вот это время. Закономерный и неизбежный перелом отступающей со своими мороками ночи и медленно наползающего очищающего от страхов солнечного дня.

Странное, интересное, но и страшное время. Не раз и не два в истории с первыми проблесками зари нападал на мирное дремлющее поселение враг. Не одну тысячу краж совершили лихие люди, пользуясь крепким сном хозяев домов. Не одна сотня автомобилистов усыпала за рулем, чтобы уже не проснуться. Да и просто… как сливается с дорогой машина, стоящая у края в такое время, тоже особо не нуждается в объяснении.

Это время требует особой осторожности и внимания. Оно требует даже больше чем внимания. Оно требует уважения к себе словно старый капризный языческий бог. И уважая этого божка, ты получишь в нужный момент от него и поддержку и помощь. Ведь сколько людей в эти предрассветные часы спасали себе и родным жизни, сбегая из осажденных городов? Сколько беглецов от гонений смогли спасти свою свободу? Сколько действительно гениальных идей приходит в это время заработавшимся до утра людям. Сколько чудных минут провели влюбленные на рассвете, с уважением и восхищением глядя на встающее солнце.

Странное время. Тот, кто в безветренную погоду встретил его далеко от города, в тиши настоящей природы уже навсегда станет другим человеком. Поверьте или проверьте, не важно. Словно величественные горы, это время исцеляет от суеты и пагубной спеси. Проникаясь им, ты словно навсегда в нем остаешься. И когда тебе становится невмоготу от капризов безумного века, ты вспоминаешь, как стоял и встречал рассвет. И невзгоды, если и не отступают, то становятся размытыми, а память несет покой и умиротворение.

Путник вышедший в это время навстречу своей судьбе, не думал о величии состояния природы, когда она, набравшись сил, была уже готова к новому дню. Он шел почти не глядя под ноги и лишь радовался возможности размяться, подышать свежим, сыроватым воздухом.

Влажная трава, ударяясь о ткань светло-зеленых брюк, оставляла на них следы, очень похожие во тьме на кровавые порезы. Скоро эти "раны" начинали уже расплываться, отчего свободного кроя брюки становились почти черными. Напитавшись влагой, ткань липла к коже и создавала немалые неудобства. Но пробирающийся туманным полем, молодой человек не обращал внимания на то, что его одежда знатно потяжелела и мешала движению. Да и что было поделать ему по пояс в траве, без намека на тропинку. Было тепло, и сырость практически не раздражала его. Лишь иногда он открытой ладонью утирал воду с лица даже не гадая - пот это выступил или туман осел. А нелегко идти… так ведь никто не говорил, что будет просто.

Не зная толком дороги, но, представляя направление, путник все равно спешил и, кажется, не опасался в темноте переломать себе ноги. Он шел с четким намерением, еще до первых лучей солнца выбраться к уже не столь далекому шоссе. Он двигался, словно каждый его шаг был уже кем-то рассчитан и сверен по часам.

Шоссе, по которому с удручающей редкостью проносились машины, было, проще говоря, обычной двухполосной дорогой от Малоярославца до Медыни. "Убитой", как большинство дорог Калужской области. Неосвещенной, как великое множество дорог нашей страны и опасной, как и любая другая ночная дорога мира. Но путника такие мелочи не волновали и не смущали. Что ему до неосвещенной дороги, когда он почти час брел вообще без всякого света, по абсолютному бездорожью. И если бы в этой темноте можно было различить мимику ночного "туриста", мы бы отметили что на его лице нет-нет, да и проскочит странно довольная улыбка. Он наслаждался и этой ночью, и этой травой выше пояса, и даже сам путь приносил ему удовольствие, не говоря уже о ночной тишине. Тишине, о которой он так давно мечтал.

Он очень удачно вышел к шоссе. Как раз к нужному знаку, предупреждающему об опасном повороте. Взобравшись на насыпь, он по памяти сверил ориентиры и убежденный в правильности скатился с дороги обратно в траву. Развел ее пошире руками и, не думая о влаге, просто сел на землю. Ему оставалось только ждать. Ждать и наслаждаться покоем и тишиной, которые скоро у него опять отнимут.

Со странной радостью этот путник встретил и посветлевшее небо, и пение соловья в кустах у обочины. И он был очень раздражен, когда гремящая фура, несущаяся по своим делам, спугнула раннего певца. Но в тишине, после того как рев и дребезжание фуры затихли вдали, осталось светлеющее нежно голубое утреннее небо, и его путнику, для возвращения хорошего настроения, было более чем достаточно.

Без часов, точно представляя, сколько уже времени, странник разочарованно поднялся и поглядел на пустынную дорогу. Его уже должны были забрать. Все ведь было рассчитано до минуты. Все было сверено, проверено и согласовано. Все были оповещены. Но он все еще торчал в поле в десяти километрах от Медыни и не наблюдал даже намеков на попытку его подобрать. Он не спешил делать выводы о непунктуальности тех, других… но он сделал вывод, что в следующий раз это место все равно не годится для встреч.

Слишком открытое. Слишком проветриваемое. Слишком влажное. И если теплая середина июня еще годилась для вот таких ночных прогулок, то, к примеру, декабрь или тем паче февраль стали бы для любого настоящим испытанием. Ждать ночью в снегу на обдуваемом всеми ветрами поле, это приключение не для него.

Да и давно уже прошли времена, когда была нужна самопожертвованность. Когда такие как он не редко гибли, выполняя свое нелегкое, но важное для них Дело. Выполняя свою работу. Работу что была не хуже и не лучше других. Все стало мягче, цивилизованней. Уже не надо бояться каждого косого взгляда и не надо рвать себя, чтобы добиться цели. Настали наконец-то времена, когда можно было работать в свое удовольствие и получать от жизни все что хочется. Путник, расслабленно наблюдающий за дорогой, суховато улыбнулся мысли, что ему, наверное, повезло. Повезло родиться так поздно.

Вдали, в сумерках небольшого леса, из которого вытекало шоссе, показался свет ярких фар. Опасаясь быть замеченным посторонними, ночной странник снова спустился в траву и присев в ней буквально исчез из вида.

Наблюдая за приближающимся автомобилем, путник буквально n-адцатым чувством осознал, что это именно те, кто ему нужен. Еще значительно раньше, до окончательной остановки большого темного внедорожника, прятавшийся в траве молодой человек, поднялся, и в несколько прыжков оказался на насыпи, замерев у края дороги. Разглядывая исподлобья приближающуюся машину, он поднял в осторожном приветствии руку.

Внедорожник остановился в метрах десяти от него и из раскрывшихся дверей, озабоченно поглядывая, на освещенную фарами фигуру, вышли двое рослых мужчин.

- Доброго утра. - Сказал зычно один из них.

- У кого утро, а у кого уже давно вечер. - Ответил заученной фразой, жмурящийся от света путник. - Все зависит от разницы во времени.

- Да. Действительно. Все зависит от времени. - Согласился мужчина у внедорожника и жестом пригласил путника в машину.

- Вы опоздали. - Проходя мимо мужчины сказал путник, но не получил ответа на свою претензию.

Когда подобранный забрался на заднее сидение, второй мужчина, севший справа от водителя, осведомился:

- А вы совсем без вещей?

Вместо ответа путник кивнул, не думая о том, что его жеста впередисидящий просто не видит.

- Все что мне понадобится, я возьму здесь. - Сказал он и в этот раз уже кивком отозвался спрашивавший.

Водитель, развернувший в два приема машину в обратный путь, спросил неподобающе насмешливо:

- Вы молодо выглядите. Ваш предшественник даже нам показался стариком.

Путник, странно прикоснувшись к виску, словно мучаясь головной болью, пояснил:

- Возраст для нас не важен. Абсолютно. - Подумав, путник добавил: - Дети и старики такая категория, что меньше всего привлекают ненужного внимания.

- Не, ну на ребенка вы тоже не похожи. - Признался со смешком водитель. - У вас есть хоть какие-нибудь документы?

- Да, паспорт Украины. - Кивнул пассажир.

- Нет, он не подойдет. - Уверенно покачал головой водитель.

- Значит, сделайте мне новые документы. - Флегматично пожал плечами сидящий на заднем сидении и отстраненно стал смотреть в окно.

Вместо ответа водитель лишь внимательней всмотрелся в залитую туманом дорогу и начал сухим тоном инструктировать собеседника:

- Вы будете жить на Юго-Западной первое время. Ваша легенда уже готова. Документы, когда сделаем, поправим в мелочах и ее. Тогда уже и на работу вас определим, как было условлено. Хотя конечно вы нас немного подвели с вашим возрастом. Думаю, нам все равно придется делать вам не меньше двадцати пяти…

- Кто мой патрон? - Перебил говорившего путник.

- Депутат Госдумы. Естественно вас оформят его помощником для полного доступа. То, к чему вы как помощник доступа иметь не будете, вам будет предоставлено отдельно. Все протоколы и слушания, все материалы по интересующему вас делу… в общем всем чем можем…

- Федеральная служба при проверке не наткнется на несуразности? - скорее для проформы спросил Путник.

- А вы надолго к нам? - Поинтересовался водитель осторожно.

- Пока не пойму, что происходит и какие меры принимать. А там уже либо я останусь координировать работу прибывших специалистов, либо, если ничего страшного, то да… думаю, довольно быстро покину вас. Но все равно рассчитывайте не меньше полугода.

- Тогда федералы могут и накопать неувязки. - Сказал, поворачиваясь второй встречающий. - Нас не предупреждали, что вы так к нам надолго. Нам обещали простой визит контрольный для ознакомления. На наш взгляд все происходит более чем удачно. Страна семимильными шагами интегрируется в мировое сообщество. Странно и непонятно… Что именно вызвало у вас беспокойство? Тем более настолько, чтобы полгода изучать обстановку вблизи.

- А разве полгода это долго? - Искренне удивился почти подсохший пассажир.

- Для такого дела да. - Уверенно заявил водитель. Немного помолчав, обгоняя еле плетущийся раздолбанный гремящий грузовичок, он снова обратился к путнику: - Так что именно так взволновало ваше руководство?

Пассажиру сзади не очень хотелось пускаться в объяснения, но инструкции по обращению с партнерами требовали от него хотя бы мнимой искренности.

- Нас несколько удивило, почему не были приняты меры по предотвращению этого очередного саммита в Санкт-Петербурге. А то, что встреча с делегацией ЕС прошла опять не в Москве, а вообще черт знает где, нас уже даже не удивляет, а просто вызывает раздражение. Понятно и приятно, что товарооборот между странами Европы и Россией растет. Но не надо забывать и о ключевых моментах, от которых Россия не отступает ни на шаг. Очень непонятны очередные военные учения в Псковской области. А испытания нового противоракетного комплекса? Некрасиво, что никто из вас ничего не сделал, чтобы остановить программу вывода на орбиту новой группировки военных спутников. Россия, как и Китай, чересчур много сил и средств уделяет для модернизации армии. Это пока еще копейки, но мы видим тенденцию и хотим понимания. Если ваши ястребы готовятся к войнушкам, мы будем пристальнее рассматривать весь вопрос в комплексе. Вплоть до радикальных мер. Сейчас нельзя, и это не только наше мнение, милитаризировать общество и нельзя даже думать об этом. И вами и нами сделано все возможное, чтобы ценность человеческой жизни перестала быть абстракцией. Гуманизм должен прививаться с садиков. Пусть навсегда забудут, что такое в войну играть. - Тяжело вздохнув, Путник добавил: - Так же мы хотим понять, как исправить ситуацию с вашей миграционной политикой. Миграцию надо остановить. Любой ценой. Если бы ваши пустили на территорию России, скажем, турок или корейцев по такому упрощенному варианту, слова бы никто не сказал. Но увеличение населения за счет русскоговорящего притока нас несколько настораживает. России достаточно даже двухсот миллионов, что бы процессы, которые мы для нее наметили, невозможно было бы реализовать. Есть еще некоторые моменты. Да и вы сами наверняка понимаете, что без веских опасений меня бы не послали.

Водитель несдержанно хмыкнул и сказал:

- Но то, что вы перечислили это не повод, это так… Саммит в Питере, это довольно давно прогнозируемое предприятие. То, что ЕСовцы опять отдыхали на Волге тоже понятно. Нашим там удобнее им мозги пачкать, чем в Москве. Детишки в садике давно в мобильные телефоны играются. Общество максимально демилитаризировано. Остатки старого поколения и отщепенцы еще думают и мечтают о легализации оружия… Но их минимум. А миграционная политика… не понимаю, чего вы боитесь. Во всем мире только триста миллионов знающих русский язык и считающих его вторым или первым… Это капля в море. При любом раскладе эта капля не сдвинет ничего. И популяризация языка, о которой нынче бредят, практически невозможна без экономического вторжения России на африканском материке, да и в странах Азии и южной Америки. А силенок у России пока не хватит для такой макроэкономической экспансии.

- Пока не хватит. - Согласно кивнул гость. - Но скоро критический период. Осталось лет десять - двадцать. А в такие периоды… сами понимаете. Никто ничего гарантировать не может.

Упоминание о неком загадочном критическом периоде, словно командой заставило всех замолчать. И водитель, и его спутник, и подобранный пассажир очень не любили эту тему. Это была больная тема для них. Прошло минут десять, не меньше, прежде чем они снова заговорили.

- Мне кажется, вы не до конца с нами откровенны. - Через силу усмехнулся водитель. - Все эти рассказы про наступающий критический период нам, честно говоря, уже кажутся не более чем сказкой. Мы так наших граждан кормим сказками. Но вы-то нас зачем? Вроде делаем одно дело. Или нет?

Пассажир на заднем сидении раздраженно поджал губы, но нашел в себе силы и желание ответить мягко и успокаивающе:

- Я с вами абсолютно откровенен. Если вы хотите больше на эту тему пообщаться, надо это делать не в машине. Не время и не место.

Водитель замолчал, а его сосед как бы сказал невзначай:

- Да, надо всем отдохнуть. Мы же тоже не спали сегодня…

Пассажир сзади уверенно пообещал:

- Скоро все мы будем очень мало спать. Работы предстоит МНОГО.

2.

Машина, надрываясь и кренясь, прошла поворот. Не тормозя, водитель влетел в еще один крутой вираж. И еще. Казалось это не подмосковная дорога, а настоящий горный серпантин. Тихо ругаясь, молодой водитель все-таки стал снижать скорость. Время было дорого, но жизнь дороже. Тем более что он вкатил в деревню, и играть в "увернись от пешехода" ему очень не хотелось. Скорость упала до километров ста в час, но парню стало казаться, что он еле телепается. Только окончились постройки этого небольшого селения, как он снова вдавив педаль в пол, довел скорость до ста шестидесяти.

Он не догонял. Он не убегал. Он не спешил на встречу. Он просто несся в свой загородный дом. У него было слишком много мыслей, которые стоило упорядочить в голове. И лучше чем там, в тиши сада, на берегу рукотворного прудика, с железной кружкой коньяка в руках и сигаретой у него не получилось бы все оценить, обдумать и в конце принять решение.

В динамиках над всеми издевался "Сплин" со своей "Жертвой талого льда". В салон врывался раскаленный ветер. В лобовое стекло бились камикадзе-мошки. А в баке омывателя уже, как пару дней окончилась жидкость. Но разве обращает на это внимание человек, который буквально несколько часов назад выжил там, где выжить был не должен? Разве думает о какой-то жаре человек, чей мозг плавится от вещей, которые не положено знать простому смертному. И уж совсем станет любому плевать на сплиновского "явившегося в полночь дирижера" после того, как этого дирижера увидел воочию.

В новеньком японском внедорожнике, особенно после часового полета по трассе уже не чувствовалась скорость, и свернув на проселочную дорогу парень привычно попытался разогнаться. Но сильная раздражающая тряска заставили его сбросить скорость, отвлечься от мыслей и музыки и сосредоточиться на вождении. Он неспешно погнал машину к виднеющемуся вдалеке лесу. Там почти у самой кромки сине-зелено-черной стены он уже видел двухэтажный дом. Его дом. Оставалось немного. Надо было не торопясь дотянуть и машину постараться не покалечить.

Довольно скоро он был уже так близок к дому, что заметил возле дверей чей-то серый внедорожник. Сердце словно холодной волной окатило. Парень испугался. Он даже по тормозам ударил. Остановившись, он буквально минуту думал, что ему делать дальше. Развернуться и удирать со всех ног или пересилить себя и все-таки направиться к дому. К своему дому, что вместо неприступной крепости уже казался очевидной ловушкой.

Он не был трусом. Он просто не знал этого чувства страха раньше. А если и знал, то это были такие мелочные страхи, что даже вспоминать о них не приходилось. Но здесь страх был ощутимым, вязким, и дурманящим голову. Мысли путались в этом страхе, даже не пытаясь, построиться во что-то разумное. Они словно напуганные в парке белки скакали с ветку на ветку. Только природное упрямство заставило парня нажать на газ и погнать машину к дому.

Подкатив и встав вторым бортом к пустому чужому внедорожнику, парень не думая, набрал телефон милиции. Ему ответил глухой и неразборчивый голос. Назвав адрес и сообщив, что в его дом пробрались воры, парень выслушал идиотские инструкции милиционера и положил трубку. У него, как он понял, было много времени, чтобы самому выяснить кто же его непрошенные гости. Милиция, узнав куда ехать, протяжно затянула, что постараются побыстрее, но раньше, чем за час не успеют.

Достав травматический пистолет из сумки с документами, он проверил заряд, снял с предохранителя и, пряча руку за спину, вышел из машины. Не задерживаясь ни мгновения, парень прошел к двери и толкнул ее от себя. Как он и ожидал, та, взломанная, беспрепятственно открылась, пропуская хозяина внутрь.

Но вместо того чтобы сразу нырнуть в темноту прихожей парень замешкался на пороге. Ему вдруг отчетливо представилось, какой он, ослепший после яркого солнца на улице, будет беспомощный там, внутри. Какой он станет легкой добычей для тех, кто его поджидает. Он уже почти решился дождаться неторопливую милицию, а не лезть сломя голову в руки злоумышленников, когда на порог из темноты вышел незнакомый мужчина в сером строгом костюме. Само появление незнакомца перед молодым человеком, напугало того настолько, что он попятился, запнулся и повалился на гравий парковочной площадки. Чуть не упустив пистолет из рук, неуклюже распластавшись, парень вызвал улыбку на незнакомом, но уже отчего-то противном ему лице.

- Поднимайтесь, Виктор. Мы вас заждались. Мы вас очень давно ждем.

Молодой человек краем глаза заметил выходящего из-за его машины другого мужчину в спортивного кроя одежде и тут уже не выдержал. Страх, а скорее паника заставили его, навести оружие на незнакомца перед ним и нажать на курок. Пистолет несильно дернулся в плотно сжатых пальцах. Звук выстрела больше похожий на глухой взрыв детской петарды с металлическим отзвоном, придал парню решимости, и он снова надавил на курок. Снова игрушечный выстрел. И снова. Было видно даже, куда именно бьют травматические пули. Но то, что они не производили на стоящего мужчину никакого эффекта, заставило молодого человека запаниковать еще больше. Сзади к нему быстро приблизился другой незнакомец и ударом ноги по руке выбил пистолет. Тот отлетел, подскакивая на гравии, и уткнулся в ствол поваленного дерева, уже не первый год лежащий на площадке. Мужчина нагнулся, подхватил молодого человека под руки и поднял его перед господином в сером костюме.

- Милиция уже едет… - Прохрипел парень не в силах подчинить себе голос.

- Это хорошо. - Сказал мужчина и кивнул, чтобы второй втащил парня внутрь дома.

Прямо в холле упирающегося молодого человека уложили на пол лицом вниз, и словно напутствие мужчина в сером костюме произнес:

- Вы же могли получить все. Но вы отказались. А так дела в нашем мире не делаются. Когда к вам приходят и говорят, продайте, надо лишь назвать цену… любую. Даже самую отмороженную. И тогда будут торги. А так как вы… нет и все… неправильно это. Такие, как вы, Виктор, нам не нужны.

Он не позволил лежащему ничего даже ответить. Вынув из кармана пиджака, небольшой пистолет, он нацелил его в голову парню и, не медля больше, выстрелил. Молодой человек еще был жив, когда эти двое неторопливо вышли из прихожей, сели в свою машину и не спеша и сберегая подвеску, покатили прочь от одинокого дома на опушке леса. Домика с шикарным садом, с приятным рукотворным прудиком. Дома с телом молодого хозяина внутри, который так и не научился торговаться, несмотря на пять лет в большом бизнесе.

Разве есть что-то дороже жизни?

Виктор был практически мертв, когда в дом зашел невысокий мужчина средних лет и, насмешливо оглядев прихожую не спеша и не вынимая ладоней из карманов широких брюк, осторожно ступая "подкрался" к телу.

- Виктор, Виктор, - насмешливо обратился мужчина к молодому парню, что уже изучал порог мира мертвых, - видите, не тех вы боялись. Но ничего. Ваше согласие у нас есть…

Мужчина склонился над Виктором, уверено подвел под него руки и рывком поднял безвольное тело. Осторожно ступая, но словно не чувствуя тяжести, он вышел из дома.

Когда милиция прибыла на место, ей досталась только стреляная гильза, масса отпечатков обуви, да кровавая лужа с дорожкой из редких капель крови обрывающаяся на площадке перед домом.

3.

Еще не пришедший в себя после работы с архивами, Сергей в компании своих друзей на квартире одного из них готовился к вечернему "сейшену". Традиционно он, останавливаясь в гостях у приятелей, накрывал поляну и всячески старался компенсировать неудобства от своего присутствия.

Эти "привальные" и "отвальные" "поляны" уже давно стали нормой. Траты Сергея не беспокоили. В любом случае, жить в гостинице, он не желал. Вот и останавливался Сергей на время работы в Москве у приятеля. Все были довольны. Сергей больше всех. Он не умел думать в вылизанных гостиничных номерах. Для полноценной работы с материалом ему требовалась домашняя обстановка.

В голове у двадцатипятилетнего историка еще крутился и странный посетитель архива и его тонкие намеки. Подозрительно выборочно отсутствующие в архиве документы только добавляли размышлений молодому историку. И конечно в сознании вместо положенной радости от предстоящей встречи со своей девушкой, засела глухая настороженность оттого, что он накопал, следуя вопреки советам этого загадочного старика Штейна. Что же за тайна, которую он зацепил мизинцем, и которая так и не далась полностью в руки? Что за секреты хранились в исчезнувших документах и отчетах. И почему такая необычная реакция была у заведующей архива, когда он перед уходом лично ей вручил список необходимых ему для работы документов. Непонятная улыбка и покачивания головой. Словно Сергей просил что-то уникальное и точно недоступное даже ему. Странная и настораживающая улыбка.

Сергей уже привык работать с этими людьми. Они были настолько сдержанными, что вызвать их улыбку могло только очень уж совсем что-то из ряда вон выходящее. Значит, он прав и тайна, задетая им, была слишком серьезна? Или просто его попытки найти эти документы выглядели в глазах заведующей беспросветной глупостью?

От не легких размышлений Сергея отвлекли его друзья:

- Вот поведай нам, старче, зачем ты эту рыбу взял? - Нарезая лук и комично отклоняясь, спросил один из приятелей.

- Сейчас я ее засолю. К вечеру уже готова будет. Реальная вещь получится. - Ответил Сергей, мельком взглянув на большой кусок филе рыбы пластом развалившийся на столе.

- А обязательно семгу брать было? - Спросил тот просто для интереса. - Горбуша дешевле.

- Из горбуши тоже можно. - Кинул Сергей, выдавливая лимон на нарезанный лук.

- Ее мыть надо?

- Неа. Но мы с ледника брали, так что смотри… чистая. - Сергей откровенно любовался здоровым куском "красной" рыбы в своих руках. Обратившись к приятелям, он попросил кастрюлю и когда ему ее подали, примерил внешне кусок мяса и посуду. Резюмируя, он сказал: - Придется резать.

На разделочной доске он поделил кусок семги на две половины и уложил обе в кастрюлю.

- Теперь на две доли сахара одну долю соли. Добавить горошком душистого и обычного перца. Вот специй этих… И под груз.

Он делал все быстро, словно боялся опоздать, хотя на самом деле он просто не впервой подобным занимался и оттого не тратил время попусту. Обваляв куски рыбы в специях, Сергей снова уложил их на дно кастрюли, придавил плоской тарелкой и не долго думая, поставил сверху банку маринованных огурцов.

- Э, нах… - возмутились приятели. - Мы ими закусываем.

- Ничего. - Усмехнулся довольный Сергей. - Кстати, наливайте.

Но Сергей сам разлил по невысоким стаканчикам водку, давно уже ставшую теплой, и протянул посуду друзьям. Выпили скоренько и без тостов. И воюя друг с другом вилками в банке возвышающейся над краем кастрюли, выудили себе по огурцу.

- А почему было не купить уже готовую рыбу? - спросил один из друзей, убирая кастрюлю на пол к плите. - Зачем такой экстрим?

- Да он перед Светкой хвастаться будет. - Предположил с наигранным серьезным видом другой, с насмешкой в глазах поглядывая на задумавшегося Сергея. - Типа он еще и готовить умеет. Он не просто так такой умный, он еще и в доме полезный. Как, мля, кот Матроскин. Разве что крестиком не вышивает.

Сергей покачал головой и, убрав сигареты и пепельницу со стола, стал нарезать мясо, складывая небольшие куски в глубокую тарелку.

- А нафига тебе, Серый, еще и такие понты? - Продолжал недоумевать первый. - Светка как запала на твою тачку, так вообще больше никуда от себя не отпустит. А если она еще узнает, кто у тебя родичи так точно хана. Женит на себе, ты даже "мяу" сказать не успеешь.

Сергею, которому откровенно надоели сбивающие с мыслей разговоры о его подруге сказал раздражаясь:

- Может, хватит, а? Делать нечего, так картошку почистите. Я и так за вас всех тут…

- А что из картошки делать будем? Пюре? - спросили у него, делая заинтересованное лицо.

- Нет, просто отварим. - Решил Сергей за всех. - Отварим и потом с маслицем и огурчиками… с детства так люблю.

Сергей, наконец-то, "победил" мясо, зажег газ на плите и спросил:

- А лук где? Весь залили соком? Не, ну нафига? Я же просил для мяса оставить.

Ему не стали напоминать, что он сам заливал лук и убирал его. Просто усмехнулись гиперактивности и взволнованности обычно достаточно спокойного и даже флегматичного друга. Сергей довольно быстро снова почистил, мелко нарезал лук и нашинковал несколько соленых огурчиков с морковью. Поставил на горящий газ сковороду и налил в нее прилично масла. Не обращая внимания на друзей обсуждавших женские прелести его подруги, он дождался, когда масло разогреется, и вывалил в него мясо. Чуть обжарив, он засыпал в сковородку лук и овощи и на глазах изумленных товарищей залил все это солидной порцией кетчупа. А после этого затопил образовавшееся месиво водой из чайника чуть ли не по края сковороды. Закончив с этой частью Сергей попытался все-таки отвлечься от своих мыслей о работе.

Взяв в руки по стопке, друзья выпили снова без тоста и закурили, вернув на стол пепельницу.

- А Ленка будет? - спросил Сергей у хозяина квартиры.

- Неа. - помотал тот головой. - Она материал из Лондона получила. Сейчас переводит для зав. кафедры. Сказала, что все выходные провозится. И даже воскресенье ей не повод, чтобы отлынивать.

- Правильно. Пусть пашет. - Сказал странно другой приятель и спросил: - А кто, тогда еще придет?

- Светка его вон придет… - сказал, мотнув головой в сторону Сергея, хозяин, - Галка моя. Она с подругой. Так что ты тоже не один будешь.

- А вина им взяли какого-нибудь? Не водку же они будут. - Спросил, опомнившись, Сергей, вытирая руки о не слишком чистое полотенце. Хозяин квартиры, не шибко часто устраивал постирушки, а вот именно то полотенце он бы вообще не вспомнил, стирал когда или нет.

- А почему не водку? - удивленно вскинув брови, спросил приятель. - Нечего, тут блин… У нас все просто. А не нравится - пусть сами несут, что желают…

Другой "собутыльник", наморщив лоб, сказал:

- Я думал, что надо, что-нибудь этакое взять, но потом тоже решил, что обойдутся.

- Понятно. - Сергей был несколько раздражен "непродуманностью" друзей: - Я тогда поеду в магазин что-нибудь присмотрю.

- Ты же пил уже. Куда ты поедешь? Ментам денег подарить хочешь? Так просто выйди и отдай. Они у нас вечно мзду вон на перекрестке дерут… - Махнул куда-то неопределенно рукой хозяин квартиры. - Сиди спокойно. Обойдутся без вина. Надо будет - водку с соком разбавят. Типа коктейль будет… Зря мы, что ли столько сока набрали? Да и бутылка мартини целая есть, кстати.

Сергей, вняв голосу друга, больше не порывался отправиться за покупками. Вместо этого он стал раскладывать копченое мясо и сыр на большую тарелку. Друзья его, откровенно ленясь, только все больше наваливались на водку, и ему лично пришлось убрать ее в холодильник, чтобы все окончательно не "окосели".

Оставшись без алкоголя, приятели скатились в разговоры о работе Сергея и все теребили его рассказать, что же тот накопал в "своих" архивах. Сергей поначалу вовсе не желал на эту тему разговаривать, подписка, откровенно "давила на мозг". Мало ли кто из друзей, где проболтается. Ведь к нему претензии будут. Но постепенно он поделился забавным материалом, найденным им.

- Да сейчас я с периодом Андропова работаю. Еще тот кадр был… Везде врагов видел. - Многозначительно покачал головой Сергей, не отрываясь от "пасьянса" на тарелке. - видя непонимание друзей Сергей пояснил: - Да я как-то думал, что многое из того, что о нем говорят выдумки. Но когда получил доступ, в шоке был. Трудовая дисциплина поддерживалась невероятно… могли на улице в рабочий день подойти товарищи в штатском и спросить, почему ты собственно не на работе. Могли в кинотеатре прервать сеанс и у всех, кто в рабочее время там был проверить документы и потребовать справки, что у них есть право в это время отдыхать. Представили, да? Бред редкостный.

На вопрос "А при чем тут враги?", Сергей хмыкнул и ответил:

- В первый день как Андропов пришел к власти он такую чистку устроил, что партийный аппарат вздрогнул. Паника началась жуткая. Пересажали столько народа, что я поначалу думал Андропову "лавры" Сталина спать не дают. Он действительно взялся за всех и сразу. И за партийную элиту, и за министерства и за силовиков. Раком всех поставил, но удалял только некоторых. И причем, по какому принципу неясно. Кроме этого, он лично подписал приказы, дозволяющие вести следствия против любого, даже из самых высоких чинов. Это был нонсенс. Самая защищенная часть населения - верхушка власти, оказалась самой беззащитной. Следили как в достопамятные тридцатые годы. В ход шло все, от прослушки до провокаций. Но кого и зачем искали непонятно. Официально речь шла о борьбе с коррупцией. Но сажали не только взяточников. Сажали и абсолютно честных людей, не улыбайтесь, такие были. Я нашел материал, как на совете у Андропова рассматривались судьбы некоторых людей. Андропов ЛИЧНО принимал по ним решения. Но нигде там не написано за что же они попали в немилость. Люди были разные. Человеки были такие, которых, как я понял, отчего-то опасался и сам Андропов, раз такие решения принимал. Я когда нашел несколько упоминаний о них, так только голову сломал, как самого Андропова мог заинтересовать личный секретарь одного из партийных боссов. Но что интересно, они даже не все партийными были. Когда Андропов принимал решение по водителю из кремлевских гаражей, так просто подумал, что ему делать нехрена было. Но что удивительно, во всем этом я чувствую какую-то логику, но не могу ее нащупать. Документов не хватает.

- Шпионы? - с ехидцей спросил хозяин квартиры.

Сергей, чувствуя хмель в голове, сказал довольно улыбаясь:

- Я тоже так подумал. Но не очень сходится. Похоже, конечно, на удаление шпионов, но чьих? Шла бы речь об иностранной разведке эти бы документы хранились в другом архиве, а они лежали там, где я работаю сейчас. Архивы в нашей стране это песня… никогда ничего в одном месте не хранится. Все раскидано по ведомствам и удаленным секретным объектам.

- Ну, это еще не паранойя. - Уверенно заявил другой приятель, закуривая. - Мало ли кого и как убирали. И главное, мало ли за что… Всегда чистку устраивали новые Генсеки. Своих людей везде расставляли.

Сергей кивнул разумности и сказал:

- Угу, я тут документы раскопал и вообще не понял, что они в этом архиве делали. Совершенно "левые". Как пропадали люди в Африке. Сразу после "чистки" устроенной Андроповым у нас здесь.

- Это как? И при чем тут Африка? - не понял приятель и нахмурил лоб: - Наши что ли пропадали? И много? И что за документы?

Сергей, отставив тарелку с закуской в сторону, положил в рот кусочек копченого мяса и, прожевав, попробовал сказать:

- Эмммммм - промычал задумываясь и пытаясь сформулировать мысль Сергей - По ЮАР, Анголе… Да и вообще по Африке в его время частенько наших нелегалов палили. Ну, вычисляли. Мало кто сознался в работе на СССР, многие в тюрьмах отсидели прилично… без связей с родиной. Естественно внутри КГБ и ГРУ народ зашевелился, кто сдает. Всех перебрали. Но нереально там сдать было. Система такая… каждый отдел работает только с некоторыми сотрудниками. Передача нелегалов от одного куратора другому не практиковалась. То есть всех никто не знал. Даже в теории. Даже начальники управлений не знали всех нелегальных сотрудников и завербованных. Ну, оно и понятно. А тут просто как отрубать начали. Одного убили. Одного арестовали. Команда наших волонтеров в Анголе так вообще… исчезли просто… но кроме этого стали странные вещи происходить с видными деятелями. Писателями, журналистами, политиками. Теми, кому СССР платил много и регулярно. Их стали, словно по некоему плану под разными предлогами в тюрьмы сажать, в изоляторы. Просто люди стали исчезать. Короче, дикое зрелище. Здесь у вас в Москве все в трансе были. Тяжелый удар и по разведке и по культурным отношениям. Ведь все эти журналисты, писатели и прочая нечисть были, так сказать, агентами влияния. Они прямо или косвенно показывали СССР в лучшем свете, чем тот выглядел для общественности. Ну, меняли общее мнение о социализме. Андропову доложили о происходящем, и он потребовал разобраться в ситуации любой ценой. Причем в своем приказе устном сохранившемся только благодаря отчетам об исполнении он подозревал даже не америкосов в противодействии, а вообще непонятно кого. Хотя может, и правильно подозревал. Мало ли врагов у СССР было там, в Африке…

Прервавшись на прожевывание очередного куска мяса и поставив чайник на плиту, Сергей продолжил развлекать двух друзей:

- Почти полгода прошло, прежде чем Андропову дали отчет, после которого нескольких людей сняли с постов и отправили на пенсию. Хотя, могли и в тюрьму за редкую халатность. А в отчете так и сказано. Да, мол, действительно действия носят видимость целенаправленных и систематичных, но доказать связи между ними мы не смогли. Больше того, тот, кто писал отчет и те, кто подписывались под ним, были уверены, американцы к этим делам никакого отношения не имеют, все было сделано руками местных властей. И даже задержанные, отправленные в тюрьму и те, кем играли "в темную", внимания сотрудников американской разведки не привлекали.

- А кто в итоге? Ну, кто это были? Французы? Англичане? - Спросили у него нетерпеливо.

Сергей пожал плечами и сказал:

- Самый забавный вывод, после повторного сбора и анализа информации, был сделан одним полковником из аналитиков Генштаба. Что нам, мол, противодействует некая "третья" сила. Не америкосы, не британцы и даже не французы. А либо местные вообще, либо международная организация, имеющая свои собственные интересы на африканском континенте, и чью явную деятельность и даже существование мы просто не в силах пока обнаружить. Нет таких возможностей. Фантастика, да? Он кстати сумел частично связать аресты наших сотрудников и агентов влияния. Все они активно агитировали за изучение русской культуры, русского языка и, вообще, всего, что касалось даже не столько Советского союза, сколько именно России. В общем понимании… не улыбайтесь… знаю сам, что дико звучит. Но ведь остальных, кто даже явно работал на советские посольства, не трогали! А этих популистов быстренько к ногтю прижали.

Что интересно, Андропов в итоге вызвал к себе на ковер этого полковника. Они долго беседовали. Протокола разговора не сохранилось или он просто не велся. Зато сохранился приказ уже начальника Генштаба о назначении того самого полковника руководителем отдельной группы. Словно отчет этого аналитика был копией мыслей самого Генерального. Смешно, но в приказе о создании этой группы четко значилось: выявить эту третью силу, снизить уровень ее противодействия, при необходимости вплоть до устранения выявленных представителей. Как они к нам, так и мы к ним. Больше того, Андропов лично призывал со всей ответственностью отнестись к отчету полковника и тем связям, которые он обнаружил. Причем настойчиво рекомендовал копать против экономических корпораций таких как "де бирс" и неких - неизвестно зачем привлекая внимание, Сергей поднял в воздух палец, - международных общественных организаций. Я, помня его странно-необъяснимую "любовь" к евреем, подумал, что и этот во всем винить будет мировой сионский заговор. На Всемирный Еврейский Конгресс и не таких "собак" повесить могли. Но ни слова об этом не нашел. А после этого все документы, которые касались данного дела, были перевезены с какого-то перепуга в Нижний Новгород. Уж не знаю зачем. Я работал так сказать по редким остаткам и косвенно касающимся документам.

- Так погоди, выявили они или нет?

- Да понятия не имею. Кажется да. Хотя кто знает? Я так думаю… и есть основания, что убирание наших в Африке это ответ на убирание тех людишек здесь. По крайней мере, эта мысль мне пришла первой и живет в голове своей жизнью. Но кто стоял за этими людьми хрен знает. - Усмехнулся пьяно Сергей и сказал смутившимся друзьям: - Я вам это для протрезвления рассказал. Сами теперь голову ломайте, в чем там было дело. А я еще не скоро в Нижний поеду. Да и вряд ли поеду вообще. Это же я так… по ходу дела нашел. Да чуть голову себе не сломал. Я же другую тему веду. Я изучаю решения совета министров по экономическим проблемам СССР. Как боролись с дефицитами, как они словно блаженные тыкались в косяки… строем по граблям ходили. Такое ощущение, что они вообще не понимали, что делают. Шарахались на ощупь. А давайте вот это… а может, то попробуем… а как бы нам народ из городов в деревни переселить. А давайте комбинат построим в Туркмении и поффигу, что сырье в него свозить со всей страны будем. А пятиэтажки в сельской местности? В деревнях. Ну не чушь ли? А как бы нам то… как бы нам это… редкая глупость иногда попадается.

- Да ладно… - Отмахнулся хозяин, и не в силах терпеть, достал из холодильника водку. - Там идиотов не было. Такая ситуация просто была. Такие рамки Системы.

- Это ты мне рассказываешь? - Удивился с пьяной полуулыбкой Сергей. - Кто из нас историк, я или ты? Я сам знаю, что рамки были жесткими. И такая подковерная борьба, что и монархическим дворам не снилась. И наказания не по-детски суровые… Но все равно как битва с мельницами выглядит.

Разлив по стопкам алкоголь приятели подняли тост за их общее счастливое социалистическое детство. За времена построения коммунизма в отдельно взятой стране…

Своего социалистического детства никто из них по умолчанию не помнил. Даже Сергею в день развала СССР исполнилось всего четыре года. Но кстати именно понимание своего рождения на рубеже эпох всю жизнь заставляло Сергея изучать ту, исчезнувшую, но такую интересную страну. И зная о ней много, больше обычного смертного, он никогда не хотел бы жить в подобном государстве. Но от этого его интерес к эпохе строения коммунизма не ослабевал.

Зато он всегда умилялся заявлениям своих друзей, что, именно тогда, а не сейчас можно было реализовать себя. Стать буквально героем страны. Или наоборот, тихо и незаметно просто жить в свое удовольствие, зная, что государство обязательно обеспечит и тебя и твоих детей. Предоставит работу, бесплатно даст образование. И даже в больнице не понадобятся деньги на дорогущие лекарства. И главное, в той жизни можно было больше уделять внимания собственному развитию. Больше читать. Заниматься наукой в конце-концов, а не тупым зарабатыванием бабла, исключительно чтобы "быть не хуже всех".

И Сергею не раз и не два припоминали именно этот момент. Что он может позволить себе полностью отдаваться Истории ТОЛЬКО потому, что его родители платят за это удовольствие. Именно они обеспечивают своего сына, пока тот словно червь грызет километры бумаг и данных, выискивая в истории новые интересные для себя моменты. Сергей не обижался, но говорил так: "Я видел сотни ученых, у которых нет такой поддержки со стороны родственников, но от этого их гениальность, их мозг, их работы хуже не становятся". Ему снисходительно улыбались, но друзья понимали рамки, за которые не стоит выходить. Ну, глупо же обвинять человека, что его родители слишком богаты и тратят свои деньги на сына. Тем более что Сергей никогда сам жмотом не был. Приходилось признать что, появляясь в Москве, сам он был питерским, своим друзьям он непременно закатывал такие вот домашние вечеринки или вытаскивал всех в любимый загородный клуб, принадлежащий давнему приятелю его отца. И как они там куролесили, еще долго оставалось в памяти. Причем иногда краснел даже отец Сергея, когда хозяин клуба, непременно с усмешкой, все передавал ему.

В этом-то клубе молодой историк и познакомился со своей Светланой, что со странной периодичностью появлялась в нем именно, когда туда наведывались Сергей с компанией. Друг отца предупреждал Сергея, что Света особа несколько не для длительных отношений, но разве вырвавшегося из кабинетов историка можно так просто заставить отступится от девушки, которая его буквально околдовала. Сергей абсолютно забывал об осторожности, когда очаровательная Светлана внимательно слушала о его работе. Она изумлялась тому, сколько у Сергея исторических знаний в голове. Она восхищалась его скромным поведением, там, где его друзья откровенно отрывались. И она, конечно, ему в глаза говорила, какой он необыкновенный, непохожий на других.

Когда приятель Сергея со смешком твердил по своей наивности, что Света запала на машину их друга он ошибался. У Светланы были друзья и с более представительным личным транспортом. Но Светлана, в силу своего природного дара быстро понимать мужчин, вдруг столкнулась с мыслью что, запутавшись в ее волосах этот мальчик, Сергей, уже никуда и никогда не сбежит. А значит… А почему бы и нет? Ведь именно женщины делают мужчин. И Светлана верила, что этот пока еще наивный, но, безусловно, талантливый, волевой, решительный "мальчик", рано или поздно одумается, отбросит свои исторические глупости, и возьмется за бизнес своего отца. Или она ему в этом "поможет". А уж кто были родители Сергея, Светлана прекрасно знала, хотя и скрывала свое знание, даже не прося (!) с ними познакомить.

Неправы были друзья Сергея… В этом мире узнать, кто есть кто, дело двух минут. Это Сережа был наивен, а вот его отец, когда бы захотел больше узнать о Светлане, мог бы сделать это не напрягаясь, и даже не прося помочь друзей. И Светлана разумно опасалась этого интереса. Ее поведение последние год-два, могло бы ввести в недоумение любого родителя, заботящегося о счастье своего единственного сына.

Вечером того же дня, действительно делая изумленные глаза, распробовав приготовленное Сергеем мясо, или по его просьбе чуть пробуя закуску, Светлана восхищалась и его умением кулинара. И даже не пытаясь щадить его, заявляла, собравшимся друзьям и их подругам, что когда человек талантлив, он талантлив во всем, особенно в приготовлении пищи. Друзья естественно поддержали это заявление и восторженно дружно выпили за Сергея, заставляя того еще больше краснеть.

Никакой алкоголь не помешал влюбленному романтику-историку отвезти свою красавицу к ее дому, долго прощаться с ней. Говорить ей о своей любви. Но он даже не пытался попасть к ней домой, хотя на такие попытки Светлана очень рассчитывала. Она уже заготовила массу "отмазок" от "ко мне мама приехала" до "Я так устала, давай лучше завтра". Она умела подогревать нетерпение мужчин, но с этим мальчиком ей по ее мнению надо было подольше воздерживаться от постели. Эти романтики, особый тип… Это не бизнесмен, которого Света бы пустила к себе на третий день, боясь что он одурманенный личным "экстримом" на работе просто забудет о ней через неделю. Это не большой чиновник, которого непременно надо удивлять своим отличием от его располневшей и отупевшей перед телевизором жены, и которого надо оберегать, как ребенка. Проявляя больше заботы и нежности и изображая даже скорее его мать, чем возможную подружку для секса. Романтики это больные на всю голову люди, которым надо устраивать сложности и приключения. Иначе они могут заскучать и захиреть. Романтиков надо уметь слушать и главное уметь восхищаться ими. Надо же какие мамонты еще бродят по каменным плато Москвы! И конечно, чем больше сложностей, тем больше сладок им вкус победы над женщиной. Но главное о чем Светлана думала, так это работает ли на романтиках "вечный" принцип: Вкладывая в девушку, они к ней привязываются больше? Или у них траты на любовь вообще не рассчитаны в голове? За последний месяц общения с Сергеем она получила от него немногое, и думала, что в чем-то ошибается "подводя" парня к кульминации. В другом случае она бы бросила эту странную игру, вернувшись к общению с более щедрыми и понятными старыми друзьями. Но кто бы и что не говорил, Сергей нравился ей и ее размышления о будущем с ним и деньгами его отца, не отпускали Светлану.

Сергей же увлеченный своей работой, своими друзьями и конечно самой Светланой, даже не думал о том, как все сложно вокруг него. Он не думал о том, что друзья ему в тайне завидуют, что их подруги подумывают о том, как бы сманить его к себе от этой откровенной "шлюхи" Светки. Что на работе вокруг него тоже довольно много завистников, которым никогда в жизни не дадут допуск в секретные архивы Генштаба и ЦК КПСС, и который так легко через старые связи отца получил сам Сергей.

Легко и приятно жить блаженным, верящим, что люди вокруг все сплошь хорошие и порядочные. И как тяжелы и почти непереносимы, бывают откровения.

4.

Сергей был довольно поздним ребенком у своих родителей. Со всеми вытекающими последствиями. Мать его, Анна Андреевна, естественно души в своем чаде не чаяла. И с терпением Мадонны относилась ко всему, что делал и чем увлекался ее единственный сын. Она надеялась на странно врожденное у ее мальчика чувство осторожности и разум, который и в детстве проявлялся незаурядно.

Почему они не захотели больше детей вопрос скорее относящийся уже к риторическим. Для тех, кто помнит времена перестройки и конечно времена развала Советского Союза будет несложно понять женщину, что опасалась трудностей, которые могут возникнуть. Вся страна валилась в беспросветный Ад. Во тьму разочарований, обмана и подлости. А врали и обманывали везде. И с экранов телевизоров, обещая за пятьсот дней восстановить экономику и благосостояние людей. И чудовищная приватизация, которой прикрывали передел собственности между теми же бывшими парт и комсомольскими работниками. А уж финансовые пирамиды, разорившие несколько миллионов людей, стали просто апогеем подлости и неприкрытой преступности.

Закона не было вообще. Закон сменился на понятия. Бандитизм процветал в невероятных масштабах для страны мирного времени. Все общество от детского сада до пожилых людей было пронизано презрением к власти. Было невероятно модным наводить на себя антураж крутого парня и бандита. Глупость глупостью, но телевидение создавало образ настоящего мужчины на мордобое, преступлениях, и ненависти к правоохранительным органам.

А потом Чечня и ее преступления. Маленькая восставшая республика показала всю неприкрытую продажность возникшего на остатках Империи общества. Армия продавала оружие боевикам. Боевики продавали по всей стране наркоту. И все под прикрытием тех, кто прорвался к власти, кто присосался к брошенным кормушкам партии и хотел еще большего. И все это называлось в то время накопление первоначального капитала. На войне в Чечне его многие накопили. Лет через двадцать при другой власти, может, и начнут обнародовать и публично называть имена.

Будучи очень рассудительной женщиной, Анна Андреевна не решилась на второго ребенка в тех условиях. А когда ее муж, понимая, что оставаться только блеющим бараном в стране, где всем заправляют хищники и рвачи несколько глупо, сам подался в довольно криминальный бизнес, и подавно, речи о втором ребенке прекратились сами собой. Слишком часто на отца Сергея покушались. Слишком часто он ходил по краю. Но деньги в те времена решали все проблемы. И покушения прекратились. Закон тоже отвернулся в очередной раз и забыл о грехах перед ним волевого и довольно опасного человека. А отец Сергея бросил все средства в легализацию…

И плодились и прибавлялись по стране его строительные конторы к тем, что он благополучно приобрел себе, вырвав в частные руки бывшие государственные СМУ. Процветал его небольшой лесной бизнес. Он бы и банк свой открыл по моде того времени. Но остановился со словами: Хватит. Все.

Александру Павловичу было сорок четыре года, (а его сыну только четырнадцать), когда он вышел на "пенсию" завязав с очень экстремальными способами зарабатывания денег. Прочно завязавшись на продажную власть, архитектурные и строительные комитеты, Александр Павлович, потихоньку строил свои дома и даже большего не особо желал. Так сказать достойная, не скучная жизнь после всего, что он пережил в пору дикого капитализма. Совесть его не мучила. Сны снились хорошие. А какие еще сны могли сниться ему? Неужели кто-то думает, что в стране, где воровал каждый второй, совесть еще что-то значила? А сейчас она много значит? Вот - вот.

Это своего сына он оградил по возможности от всего этого, позволив заниматься тем, чем тот желает, не навязывая свою довольно непреклонную волю. А сам уже "по привычке" вел дела полулегальные и не сильно гнушался делами совсем нелегальными. Лишь бы степень риска не угрожала его благосостоянию и безопасности семьи…

Его жена, хотя сама и вела небольшой рекламный бизнес, была сторонницей более-менее честной игры и с партнерами и с государством. Такое уж воспитание было у нее, которое она попыталась дать и своему сыну. И конечно она с осторожностью относилась ко всем делам своего мужа. Не осуждала, но и не одобряла многие из его "операций".

Вот и в день, когда дела ее мужа заставили ее принимать в гостях "интересных" чиновников она с огромным трудом изображала из себя радушную хозяйку…

Анна Андреевна неуютно чувствовала себя в присутствии этих знакомых по бизнесу своего мужа. Но так уж получилось, что их семью и этих чиновников объединяло слишком многое, чтобы хоть как-то проявлять свое раздражение. И она улыбалась этим нагловатым людям, расхаживающим по ее дорогим коврам не разуваясь. Она только украдкой вздыхала, думая, что уборщица даже с вакуумным пылесосом грязь в жизни не вычистит забившуюся в ворс. Надо было спасать ковры, и ничего лучше как выманить всех на воздух она не придумала.

- А может, давайте к бассейну выйдем. Такая погода чудесная. Что же мы в доме все сидим. - Предложила она и благодарно посмотрела на мужа, что поддержал ее слова, приглашая всех на свежий воздух.

Перебравшись в беседку у небольшого наполовину крытого бассейна, муж Анны Андреевны продолжил прерванный в доме разговор:

- Я действительно считаю, что цены на метр пора ронять. Ну, о чем говорить, если у меня сейчас два объекта просто зависли, так как никакая реклама не помогает их реализовать. Мне лучше было бы сейчас вместе с другими снизить хотя бы на тридцать процентов стоимость и до осени закончить эти объекты. Но без вас я не могу такого решения принять. Точнее могу… Но мне нужно знать, за сколько я получу следующие участки.

Один из гостей вертя в руках зажигалку, и явно желая закурить, сказал:

- Но Александр Павлович, вы же понимаете, что вот так вот ронять сейчас цены нельзя.

- А вот так замораживать деньги можно? - Немного раздраженно спросил хозяин дома.

- Вы вправе делать, что вам угодно. - Развел руками собеседник, и добавил: - Но мы же не будем снижать… ээээ… цену. Да и поймите, если мы снизим, сразу появится множество новых застройщиков. О какой монополии вы тогда будете говорить? Сейчас-то вас на территории города восемь основных игроков и вы между собой толком договориться не можете, а придут новые? Они вас конкуренцией заставят еще больше ронять стоимость метра. Вы так легко согласны отказаться от тридцати процентов… Но захотят ли отказаться от них другие? Насколько мы знаем у Олега Викторовича все отлично. Его все устраивает и свои объекты он не замораживает. Если он узнает о снижении вами цены на метр, он будет в ярости. Это огромные потери для него.

- Ну, пусть купит у меня тогда эти два проекта. Какие проблемы? - Небрежно сказал Александр Павлович, и его жена слегка кивнула, соглашаясь с ним. Замороженные стройки съедали слишком много денег, чтобы растягивать это удовольствие.

- Об этом вам стоит говорить именно с ним, а не с нами. - Мягко сказал чиновник растягивая суховатые губы в улыбке.

- Да ладно… - перебил с ответной улыбкой Александр Павлович. - Я ведь знаю о ваших прекрасных отношениях с Олегом. Если вы ему намекнете, что я не против продать два своих объекта и порекомендуете их выкупить, он согласится не думая. И все будут довольны. Цена на рынке сохранится. Я возьму у вас один новый участок скажем на годичный срок. Те, что сейчас за мной числятся, я все-таки трогать не буду. И спокойно построю бюджетный вариант. Все будут просто счастливы.

В это время заговорил второй, до этого молчавший, гость. Его несколько тонкий голосок не нравился Анне Андреевне, а тон так и подавно, но это был "большой человек" и его капризный голос не раз и не два говорил последнее слово во многих спорах.

- А зачем вы вообще тогда брались за эти участки? Разве вы не понимаете, что Губернатор и с нас спросит, почему проекты не реализованы в указанный срок?!

- Потому что не возьми я их вы бы их отдали Андрею. - Сделал жест рукой, словно что-то выбрасывал Александр Павлович. - А он бы их подавно в этом месте не осилил. Не "кошерное" место. Даже если сейчас Олег их перекупит у меня, ему придется думать, как продавать, если за полгода я не набрал половины суммы.

- Там уже что-то реализовано?

- Ну конечно. - Кивнул хозяин дома. - Стал бы я просто так поднимать этот вопрос. Скоро Губернатора уже начнут долбить, что проект должен был быть сдан, а мы такие подлые всех "динамим".

- И что вы будете делать с инвесторами? - Поинтересовался первый чиновник.

- Да ничего! - усмехнулся Александр Павлович. - В первый раз что ли?

- Но надеюсь у вас там все прикрыто? - Спросил озабоченно тонкоголосый. - Вас не принудят давать показания по этому делу?

- Нет. - уверенно ответил Александр Павлович. - Новому владельцу, конечно, придется делать умное лицо и говорить что он не при чем, но это и все. Эти неудачники лягут на город со своими проблемами. Пара демонстраций у Смольного не больше. Все как обычно.

- Вот демонстрации нам ни к чему. - Убежденно сказал первый чиновник и, посмотрев на своего товарища, спросил: - А скажем, если мы договоримся с другими… Если вы снизите цену на процентов пятнадцать. Сделаете акцию рекламную разовую, это вас устроит?

- Вполне. - Кивнул Александр Павлович. - Я за полгода закончу объекты без отделок и сдам их инвесторам. Но только мне нужно знать какой из ранее показанных участков вы дадите мне на аукционе? Чтобы понимать задачи, которые встанут через полгода. Я не хочу уже на аукционе узнать, что вы самое вкусное снова Олегу сливаете.

- Давайте доживем сначала. - поднял вверх ладонь первый чиновник. - Комитет по инвестициям и так Губернатору жалуется постоянно. Но и кроме них жалобщиков хватает. Но могу гарантировать вам, что новый участок, раз вы в прошлый раз уступили Олегу Викторовичу, мы подберем нормальный. Скажем в сторону курортной зоны вам интересно?

- Я бы хотел в городе. Центральный или ближайшие районы. Очень был бы рад полной реконструкции каких-нибудь зданий. И лучше не жилые помещения. В идеале нежилые…

- А почему? - Удивился тонкоголосый.

- Если с жилыми мутить что-то буду, то только с бюджетными вариантами. Что бы жилье доступнее делать. Быстрее продавать. Я не хочу к означенному вами сроку падения цены остаться с нереализованными проектами.

- Срок перенесен. Москву устраивает текущее положение вещей. Больше того это положение устраивает и политиков и наших и их. Те в своей наивности думают, что высокая стоимость жилья двинет массы людей в регионы. До выборов президента цена трогаться не будет. А перед выборами да… Чтобы так сказать народ стал любить власть нежно и трепетно. Там не только с недвижимостью начнутся изменения.

- Но это же чушь. Как одно с другим связано? - Открыто удивился с улыбкой Александр Павлович.

- Им этого никто не может объяснить. А нас тоже все устраивает, как вы понимаете… И если всех все устраивает, то ничего меняться не будет. Будем работать как прежде.

- А национальная программа? Доступное жилье?

- Фикция. Популистическая… то, что они заявляют и так капля в море потребностей, а что из заявленного сделают так вообще еще очень неясно. В общем, как и многие другие популярные ныне темы.

Подводя итог разговору, тонкоголосый чиновник признался:

- В общем, мы передадим, чтобы другие партнеры не пугались вашей акции по демпингу. Но вы нас Александр Павлович разочаровали немного. Откуда это странное желание помогать людям? Альтруизм, он до добра не доводит.

- Да при чем тут помощь? - Возмутился хозяин дома. - Висят объекты мертвым грузом. Денег заморожено уйма. Я бы уже в регионе раза три обернул бы средства. Я и тогда не сильно желал заморачиваться с этими объектами. Но вы настояли, и я уступил Олегу то, что было, правда, интересно. Теперь законное мое желание быстрее со всем разделаться. Либо перепродать их ему же, или другим. И пусть инвесторы к ним пристают с двойной продажей квартир… Либо уронить цену, чтобы быстрее разметаться. И получить на такой же процент дешевле другой объект. Всем же будет хорошо, если история с этими домами быстро закончится. Мне, вам, другим… ну, да и людям, конечно, что значительно дешевле получат жилье. И, пожалуйста, меня откат на коммуникациях последний просто удивил. Решите этот вопрос. Все хорошо в меру. А так складывается впечатление, что ваши просто чуть придушить меня хотят. Хочу заметить это не ударяет по мне… Но я очень не хочу вновь собирать всех и думать как придушить их. Так и передайте.

Чиновники очень не любят ультимативных заявлений, но бывают моменты, когда они и сами понимают, что перегнули палку. И это был один из них. Одно дело договорится с аукционом на участки. Совершенно другое монопольно задирать цены на сопутствующие коммуникации.

- Хорошо. Мы сделаем вам нормальный участок и с откатом решим вопрос. - Закончил немного раздраженно тонкоголосый. Он понимал что "рычаги" есть у всех и придется договариваться и снова всех мирить, чтобы "отдача" разборов не заехала по и ним. Чиновник может и поговорил бы на эту тему с самим Александром Павловичем, призывая к совести, напомнил бы ему, кому тот всем обязан, но времени уже не оставалось. Поднимаясь, он спросил скорее из вежливости у хозяйки дома: - Как ваш сын-то? Все так же в науке?

- Сергей? - Спросила Анна Андреевна, словно у нее были другие сыновья. - Да, вы знаете, у него значительные успехи. Он пользуется доверием. Его допускают в секретные архивы.

Двигаясь неторопливо к дому, чиновник обронил:

- А мой вот, идиота кусок, если честно… Ночами гоняет по городу пьяный… Уже сколько раз приходилось из милиции его забирать. Да еще вместо того, что бы молчать, как рыба, привык, пальцы гнуть… меня подставляет. Дойдет до Губернатора, боюсь подумать, что будет. Опять эти нотации о моральном облике и прочем. Институт ведь вообще забыл, когда посещал. И главное ему уже давно и ничего не интересно. Кроме своих сомнительных развлечений. Если еще и с наркотой поймают - лично убью.

Чиновник тяжело вздохнул, и продолжать не стал. Видно мысли о безобразном поведении сына его угнетали не на шутку. Настолько, что речь о "соре из избы" уже не шла. Вот это же напасть какая-то. Ради кого все делается? Ради детей! А они, вместо того чтобы ценить сделанное родителями, следовать их примеру, бороться за жизнь, преумножать богатства, валятся в какое-то беспросветное пике пофигизма и разврата. Или это время такое? Время, когда ничего кроме денег и не нужно, но деньги молодым нужны на то, чтобы их сливать в "черные дыры" увеселений? И главное, как обленились мозги, сокрушался чиновник про себя, не читают, не думают, не ищут решений… все бы им только перед друг-дружкой "понты кидать". В общем, уходя с памятной встречи, чиновник тоже думал о чем угодно только не о деле, которое его привело.

Гости и хозяева, пройдя через весь дом, вышли на площадку с автомобилями и, прощаясь, пожелали друг другу успехов в их общем деле. Когда чиновники уехали, Александр Павлович сказал жене, пропуская ее в дом:

- Ну, вот и славно. Завтра тогда пусть твои девочки в рекламном разработают программу и пришлют мне. Надо раскидать эти квартиры пока кто-нибудь другой директивно из Москвы не разрушил рынок.

- Ну, он же сказал что Москве тоже выгодно такое положение. - Напомнила Анна Андреевна.

- Одно дело выгодно. Другое дело выборы Президента не за горами… - поджав губы, сказал муж. - И то, что мы сейчас пятнадцать процентов скидку, как акцию сделаем, завтра может нормой стать. Надо успеть. Чтобы я еще раз что-то Олежке уступил? Удавлюсь лучше. Так нас подставили с этим неликвидом.

В доме, убирая за гостями грязные чашки и относя их на кухню, Александр Павлович сказал:

- Кстати нашему оболтусу позвони. Пусть на выходные приедет. И подружку эту свою привезет. Я хоть посмотрю, что он себе там в Москве нашел. Что-то думается мне - ничего хорошего…

5.

Еще один участник описываемых событий никогда бы не выделился из толпы подобных себе, если бы не время и не обстоятельства. Как много влияет на нашу жизнь простое и банальное везение. Или невезение. Удивительны люди, считающие, что таких факторов в природе нет. Как много аргументов они приводят в защиту того, что фортуны не существует. Как в массе своей они забывают о странных исторических личностях, что только благодаря стечению обстоятельств чего-либо добивались в жизни.

Многие друзья и знакомые знали Богуславского, как человека решительного, безусловно, деятельного и общительного. Именно он становился центром общества в ближайшем к своему дому баре, и, рассказывая о военных делах, неизменно пользовался большим успехом. Еще бы, настоящий боевой офицер в их захолустном городке. Прошедший столько кровавых мясорубок, что было удивительно, как он так легко отделался. Всего лишь раненой ногой.

Женщины тоже не обделяли своим вниманием бывшего майора. И если они и не выстраивались в очередь к нему, так только потому, что он сам предпочитал добиваться интересной ему особы. И хромота и тяжелая стальная трость в этом деле ему нисколько не мешала. Наоборот, несколько фраз, типа, "Ты, милая, не знаешь, что этой тростью может сделать с десятком отморозков даже такой как я…" приводили в немое изумление подружек майора. Они ему верили, конечно. Не даром говорилось, что при Богусе в баре бучу лучше не затевать. Вышвырнет сам всех участников и ему даже помощь не потребуется. Примеров была масса.

Богус любил порядок вокруг себя. Он обожал, чтобы все соблюдали некий этикет даже в общении. И конечно не терпел, когда его перебивают. И не многие находили в себе глупости, что бы прервать его. Нет, он, конечно, ничего не делал таким невежам, но его взгляда обычно хватало, чтобы прервавший его заткнулся и подумал о своем поведении. Тяжелый медвежий взгляд Богуславского вообще мало кто мог выдержать. Этот взгляд выдавал в бывшем майоре не просто сурового человека. Он с головой выдавал в нем опасного человека. Того, с кем сев за стол играть в карты десять раз подумаешь, мухлевать или нет. Суров был бывший майор и на руку быстр. Но как говорили подруги Ильи, рядом с ним они чувствовали себя с настоящим мужчиной. Да и, наверное, нежней он на них глядел.

Не смотря на такой внешний антураж сурового человека дела, мало кто знал Илью настоящего. Того Богуславского, каким он стал благодаря этой стране и, наверное, своей собственной простительной глупости.

И быть настоящим он позволял себе только, когда никого рядом не было. К примеру, возвращаясь одиноко домой, он мог позволить себе и выругаться с чувством, чего никогда от него не слышали. Мог со злости не жалея кулака и в бетонную стену ударить, чтобы разрядить накопившееся в нем. А мог просто сесть на ступенях устало переводя дух. Ведь даже усталость этот человек другим никогда не показывал.

Но чаще, возвращаясь из магазина, Илья, опираясь одной рукой на трость, а второй о перила упрямо, молчаливо и без остановок двигался наверх. Каждое такое восхождение он сравнивал с перевалами. И покорял их, чтобы лишь себя потешить, да ногу разработать хоть еще немного. Лифт в его девятиэтажке полгода признаков жизни не подавал. Словно вот специально к возвращению из госпиталя отключили. Злая шутка от ЖЭСа. И уже полгода Илье приходилось совершать подвиги даже чтобы просто сходить в магазин.

Хирурги в госпитале совершили невозможное, сохранив Илье изувеченную фугасом ногу. То, что от недалекого взрыва Илья сам чуть не погиб, его почти не волновало. Но вот от мысли, что он мог без ноги остаться, никому ненужным инвалидом, его еще долго в холодный пот бросало. Но хирурги оказались мастерами. Они собрали, чуть ли не по косточке раздробленную ногу. Они сшили ткани, они еще три месяца не выписывали Илью, чтобы убедится, что он будет ходить и даже бегать со временем. И если с ходьбой они не ошиблись, Илья мог уже по квартире передвигаться без трости, то вот с бегом это были явно шутки. Илья, если и мог бегать, так только во снах.

Во сне он не только бегал. Он прыгал, стрелял, плыл, взбирался на скалы. Он продолжал охотиться по "зеленке" за боевиками. Он находил и уничтожал схроны, землянки, лагеря… Но только во снах. Наяву же его жизнь превратилась в какую-то тягучую кашицу, и это его страшно раздражало. Ему было всего тридцать четыре, а он был пенсионером-инвалидом. С мизерной пенсией и массой проблем. Без жены детей или других родственников. Он был один как перст, если не считать барных приятелей, да девиц, что млели в его руках. Но все это было не то… Не то, что хотелось ему самому.

В однокомнатной квартире, на копеечную пенсию, он тянул бремя однообразных дней, только изредка вспоминая, что он вообще-то герой… не в переносном смысле, а в прямом. Он представлен к награде. Он ждет только проверки статута и утверждения. Ждет уже восемь месяцев. И если присвоят ему звание, если дадут цацку на грудь, то тогда и жизнь начнет налаживаться. По телефону бывший командир словно раздразнивал, говоря, какая пенсия положена Героям.

Илья не был героем в общепринятом понимании этого слова. Он не был солдатом самопожетвованно бросившимся в атаку, уничтожевшим армию врагов, массу техники и еще вытащившего с поля боя своих раненных товарищей. Нет, он просто выполнил приказ. Один из тех, что не разглашают даже в мемуарах. Один из тех, за которые, кстати, проще похоронить, чем наградить. Ибо когда суть дела выплывет наружу, найдется масса правозащитников, которые еще и к суду привлечь попытаются. "Дело Ульмана" детским лепетом покажется. Потому-то Илья не очень надеялся на столь высокую награду. Он скептически думал, что обойдутся какой-нибудь другой безделушкой, которая не будет давать ни таких денег, ни таких привилегий.

А Илья был тщеславен. Он хотел быть признанным. Он может, только ради этого и согласился на то самоубийственное задание по переходу в соседнее государство, карательную террор-акцию и возвращение обратно. Он хотел славы. Он жаждал ее.

Он ведь сам поехал на войну. Сам захотел подвигов. Все что произошло с ним с двадцати одного года, он выбрал сам. И если в училище ВДВ его определил отец, так сказать в продолжение традиций, то вот по выходу из него Илья заправлял своей жизнью сам. Когда поступило предложение перейти в военную разведку, он сам согласился никто не давил. Когда искали людей на Кавказ, он первый написал рапорт. Когда предложили возглавить карательный отряд, он даже не думал, согласившись.

Иногда Илье казалось, что это он сам выбрал ту дорогу, которой повел в последнем задании обратно своих бойцов. Что не в штабе ему наметили маршрут, а он сам. Он сам выбрал и сторону дороги, по которой пойдет. А ведь пойди он по бездорожью, и еще бы служил и, наверное, новое звание получил. Был бы уже подполковником. Сменил бы полевую службу на мягкое кресло штаба. Или в лагерь подготовки ушел работать инструктором. Но он сам выбрал. А мягкое кресло было ему и не нужно. Ему были нужны ТАКИЕ звезды на погонах, чтобы уже можно было самому задавать тон в этой армии-недоразумении. И для этого звезды и ордена очень могли пригодиться. Он не хотел себе штабной работы. Он не хотел связями вырваться наверх. Он хотел делом доказать что он лучший! Ну и додоказывался.

То, что он нарвался на засаду, было, в общем-то, в чем-то закономерно. За всю компанию по разгрому вновь полезших боевиков ни царапины… не могло же так вечно продолжаться. Обидно было другое. До техники, что ждала их, чтобы забрать с перевала оставалось не больше полукилометра хода. Вот это действительно было обидно, до зубовного скрежета. Они расслабились и поплатились. Это еще хорошо их добивать не стали. Просто подорвали и ушли в "зеленку". Уцелевшие бойцы авангарда и прикрытия смогли вызвать вертушки смогли добраться и до техники. В общем, с кортежем возвращались, можно сказать. С помпой.

А дальше как положено неудачникам - госпиталь, редкие приходы товарищей. Бананы, апельсины, соки от правительства в каждый приезд очередного столичного чиновника. Каша, несладкий чай, пахнущий плесенью белый хлеб в обычные дни. И конечно уколы, осмотры, перевязки. Снова уколы, осмотры, перевязки. И так три месяца. А потом трость, направление, военные кассы, билет домой… обворованная квартира с забитой ЖЭСом дверью. Кровать без постельного белья. Ведь даже его зачем-то вытащили. И глухая непроницаемая тоска по чему-то большему, что могло быть, но не случилось…

Войдя в квартиру, Илья буквально кожей почувствовал странный воздух своего обиталища. Вся квартира как некое желто-зеленое, под цвет обоев, чудовище готовилось его проглотить и напитать своей такого же цвета тоской. Брезгливо скорчив гримасу, Илья переступил порог и, не задерживаясь, проковылял на кухню. Положил на подоконник пакет с продуктами и раскрыл настежь окно. Разбавляя желто-зеленую затхлость, в квартиру ворвался ветер голубых небес и живые звуки улицы.

- Вот так будет лучше. Так будет правильно! - Сказал Илья, сам себе утвердительно кивнув. Он уже привык сам с собой дома разговаривать. Неторопливо рассуждая, что же он там купил, Илья стал разбирать пакет.

Холодильника в квартире не было и потому из продуктов, он предпочитал покупать только то, что не испортится быстро. Макароны стали его обычной пищей. Но если кто-то посочувствовал бы ему, то нарвался бы на неприкрытое раздраженное удивление. Ведь там, в горах они питались, вообще не пойми чем и так нерегулярно, что, чередуя теперь через день макароны с гречкой быстрого приготовления, Илья был почти доволен.

Он еще не потерял надежду на лучшую долю. Он считал этот период просто началом новой жизни, которую тоже надо обустроить, в которой тоже надо научиться жить, как когда-то он учился жить в военном училище. Как он привыкал жить в своем взводе. Как он втягивался в горную жизнь… Это просто очередной этап. За ним будут другие. Надо просто привыкнуть и обустроиться. Психика настоящего военного непобедима. Непобедим и Илья.

И действительно, не смотря на свою непростую ситуацию, он считал себя далеко не проигравшим.

6.

Во времена любых общественных потрясений "наверх" выбивается масса незаурядных людей. От Злодеев из комиксов, до добрых дедов Мазаев с веслом наперевес. Изучать жизнь великих деятелей переломных периодов интересно, поучительно, а главное всегда есть повод для сомнения. А не приукрашено ли тут? Не выдумана ли очередная история о "несравненных заслугах"? Но найдутся единицы среди историков, да и просто любопытствующих, кто всерьез занимается жизнью обычных людей в тяжелые исторические эпохи. Незаметная основа социальной пирамиды, народ, плебс, как еще бы сказать… Все это, мол, недостойно пристального внимания сановитых ученых и дилетантов от истории. Этому есть, наверное, какое-то объяснение. И оно наверняка на поверхности. Кто-то скажет - неинтересно. Кто-то лукавя посетует что недостаточно информации. А кто-то честно в лицо скажет: и чего на это время тратить? Но, по сути, не понимая, что двигало обычными людьми в те странные и переломные времена, нельзя сказать однозначно, почему тот или иной "великий деятель" пришел к власти. Когда кто-то очередной раз говорит что был настрой масс, было желание большего от власти, было недовольство существующим порядком, напомните ему, что во все времена людей интересовали не высокие политические сферы, а банальное приземленное желание хорошо жить. Но никогда народ не стремился эффектно и красочно умирать. Так отчего шли за Наполеоном все новые и новые тысячи? Кто были те люди? Что они ждали от своего вождя? Что им было обещано, если своими штыками армия оборванцев удерживала власть Франции над половиной Европы? Почему они согласились быть пушечным мясом? Неужели они были одурачены, оболванены, а их мозги были просто загажены в то время еще примитивной пропагандой? Одно дело защищать свой дом. Свою страну. Другое дело завоевательные походы.

О том, что шли ради наживы не стоит упоминать. Это не времена викингов или пиратов, где возможностей для безопасной наживы было довольно много. Какая может быть нажива, если речь действительно идет о миллионах погибших, а возможность заработать на этом деле вызывает веские сомнения.

О том, что это был долг гражданина служить своему вождю, лучше не говорите вслух - засмеют. Какой долг у обычного парня начала девятнадцатого века даже без намека на аристократичность? Ему эта война не нужна. У него другие интересы. Впрочем, как и сейчас.

Как же так случалось что горожане, торговцы, лавочники, разночинцы оказывались в рядах "непобедимой армии"? Скажут, что гребли всех и насильно в руки оружие давали? Не поверю. Любой человек с головой знает, как поступить с оружием, если ему его насильно в руки дали и куда-то отправляют без компаса и карты погибнуть за "великую идею".

За всеми этими телодвижениями простого народа кроется и крылось всегда нечто большее. И невольно начинаешь верить Гумилеву в вопросе пассионарности. Ну, вот нашло на людей, что тут еще скажешь…

Однако, жизнь простых людей до кризиса, во время и после, все равно плохо изучается и будет плохо изучаться. А ведь как у следующей героини, эта жизнь наверняка была насыщена, полна интересов, личных неурядиц и просто быта, как говорится.

Ольга в свой двадцать один год выглядела скорее выпускницей старших классов. Уж никак не умудренным опытом дизайнером, которая к тому же не отрываясь от работы получила высшее образование. Умение ее одновременно заниматься несколькими делами, грамотно планировать свое время, быстро входить в контакт с людьми делали ее превосходным специалистом. А умение сдерживать свои эмоции за легкой улыбкой вызывало зависть даже у ее непосредственной начальницы…

- Оленька, солнышко, ну здесь не так надо. - Расстраивалась Анна Андреевна, водя пальцем с золотым перстнем старой работы по эскизу. - Сказано же, сделать парки. Зеленая зона. Убери эти дороги отсюда. Сделай, как положено, детские площадки. Народу нравится, когда какие-то детали указывают на наличие детей. Чтобы молодые покупали. Они же все так падки на рекламу. Вот, да, здесь вот сделай детские горки, а вот здесь большую такую песочницу фигурную. А здесь парк и скамейки. Скамейки обязательно! Слышишь, Оленька? Многие покупают жилье для своих престарелых родителей, и они хотят, чтобы тем было, куда выйти прогуляться подышать воздухом.

- Анна Андреевна, но здесь же по плану будет магазин. - Робко напомнила темноволосая девушка с улыбкой. Не сказать, что критика начальницы ее сильно обижала, но в темных глазах девушки таилось странное почти скрытое сомнение в здравости суждений пожилой уже женщины.

- Да, Оленька, здесь будет магазин. Но зачем нам нужен магазин на рекламе? Мы же не магазин рекламируем? Правильно? Мы должны показать этот комплекс, так что бы люди туда стремились. Чтобы им казалось, что только там они обретут отдых в этой городской суете. Так что давай… и когда парк будешь рисовать, деревья сделай такими погуще… словно им лет сто. Не ленись Оленька. Это очень важный для меня лично заказ. Твоя работа будет висеть над самой развязкой. В пробках люди только на нее и будут смотреть. Понимаешь? И цвета. Цвета больше. Вот здесь зелени и слегка подчеркни голубое небо. Не надо в "раскраски" играть, но цвет нужен. Ну, что я тебя учу, ты и сама все знаешь. Сделай, Оленька. Ты все сама знаешь и умеешь. Давай, через пару часиков я буду еще здесь, набросай мне то, что я прошу. Отвезу сразу мужу, покажу ему и он решит.

Ольга очаровательно улыбнулась пожилой женщине и, забрав бумаги, вышла из кабинета. Вернувшись в зал к своему компьютеру, она обреченно посмотрела на экран и не сразу приступила к работе. Она успела даже парой слов перекинуться с молодыми ребятами, идущими в курилку. Посочувствовав ей с заказом, ни один "гад" не предложил помощи. Ну, да не беда.

Ольга привычным движением убрала с экрана "слой" с изображением дорог и бредущих по тротуару людей. На это оголившееся место она перенесла модуль с вереницей клумб. Готовый рисунок песочницы она долго (минуты две) вгоняла между ранее размеченными дорожками у дома. "Утомившись", Ольга уже совсем "от фонаря" распихала картинки детского городка. С парком было сложнее. Изображения сидящих на скамейках старушек и дедушек в библиотеке модулей не нашлось и пришлось украшать скверик пустыми скамейками. Пусть остальное воображение дорисовывает, решила Ольга, и еще раз осмотрев получившееся, бросила эскиз на печать.

Забрав из цветной лазерной "коники" лист она оставила его на столе и ушла в курилку к парням. Там она, заняв свое любимое кресло, закурила первую за весь длинный день сигарету и прислушалась к разговорам коллег. Они обсуждали все что угодно только не работу. Но на первом месте стояло негодование по поводу "свиньи" подложенной системным администратором всей фирме. Он, подонок (!), запретил интернет доступ к любимой онлайн-игрушке. Вся фирма теперь страдала натуральными "ломками" наркоманов. Все только и делали, что с пеной у рта доказывали, что только их "системот" обломал на самом взлете души, в самом интересном месте, в самой середине виртуальной мегабитвы. Ольга не была подвержена этой заразе и новые правила сисадмина восприняла, как нечто далекое от себя. Как цунами в районе Индийского океана.

Потушив сигарету в высокой напольной пепельнице, Ольга поднялась, собираясь вернуться, и пойти к Анне Андреевне, показывать свой "шедевр". Но, вошедший в курилку, старший менеджер обратился к ней, прося задержаться. Ольга снова закурила, не смотря на только потушенную сигарету, и приготовилась слушать. Она справедливо подозревала, что разговор получится "нервнотрепический", как говорила в подобных случаях ее мама.

- Оленька. Ну, может, попробуем снова…

Самые бредовые слова, которые этот "котяра" мог придумать. Ольга и не думала на них отвечать она скромно сидела в "своем" кресле и глубоко затягивалась дымом.

- Оль, ну что ты молчишь? Ну, ведь у нас все так хорошо было… зачем вот так расставаться?

И как этому подлецу объяснить, что все хорошо было только для него, а она его терпела, памятуя, что он помог ей устроится на работу к Анне Андреевне. Но последняя его выходка с фотографированием как они вместе ЭТО делали выше всяких подлостей. Надо быть либо дебилом, либо подонком, чтобы фотографировать такое и потом даже в шутку угрожать, что сделает фотографии. Ни с дебилом, ни с подонком Ольга не хотела продолжения отношений.

- Саша, меня ждет Анна Андреевна. Мне надо идти. Если хочешь, позвони мне потом. Вечером.

- Так ты же трубку не берешь! - Возмутился чуть громче, чем нужно Александр и ребята в курилке, быстро потушив сигареты, заторопились обратно на рабочие места. Они не хотели мешать "сцене". Старший менеджер мог знатно подпортить жизнь любому в фирме. Ольга тоже поднялась, не желая тратить время и злить Александра. Повторив на прощание "позвони" она пошла в рабочий зал.

Конечно, она и в дальнейшем не собиралась брать трубку. Конечно, она даже не думала идти на мировую. И конечно она уже не боялась этого озабоченного своей сексуальностью сорокалетнего ребенка. Она была на слишком хорошем счету у Анны Андреевны, чтобы та по наговору рассталась с ней.

Забрав со стола эскиз, и еще раз критически осмотрев его, Ольга направилась в кабинет начальницы. Та пила свой вечный зеленый чай и слушала одного из дизайнеров, что расхваливал перед ней какую-то свою новую наработку по внешней рекламе мегамаркета. Но только вошла Ольга, как Анна Андреевна поблагодарила дизайнера и попросила его зайти еще завтра. Сегодня, мол, у нее уже времени не будет. Приняв из рук новый эскиз, Анна Андреевна удовлетворительно закивала и сказала:

- Молодец, Оленька. Быстро сделала…

- Анна Андреевна, работы тут не много, на самом деле. Вот здесь убрала, вот здесь и здесь добавила. Вот тут скамеечки расставила…

- Не надо… я сама вижу. Хорошо. Я покажу мужу и, если ему понравится, тогда дадим уже в разработку эскиз. Будешь сама заниматься или отдать Паше?

- Я бы сама хотела, Анна Андреевна.

- Не доверяешь ему? - удивленно спросила Анна Андреевна, впрочем, не отвлекаясь от эскиза.

- Доверяю, конечно. Но просто и мне надо и опыт и…

- Деньги… - Завершила за нее Анна Андреевна и Ольга, тактично промолчав, только улыбнулась.

Спрятав эскизы в папку с бумагами, Анна Андреевна начала собирать, разложенные на столе свои вещи, в довольно объемистую личную сумку. Ольга уже даже не удивлялась, почему хозяйка рекламного агентства ходит с такой странной похожей на хозяйственную сумкой. В этом "бауле" могло в любой момент оказаться и ерунда вроде набросков Ольги и несколько миллионов рублей наличными. Так что вполне практичная вещь, если не считать ее убогого внешнего вида.

Собравшись окончательно, хозяйка выпроводила Ольгу в коридор, вышла сама и, заперев кабинет, сказала ей:

- Завтра я тебе скажу, что решит Александр Павлович. Но мое мнение - хорошо. А после воплощения будет еще лучше. Мелких деталей не много. Все выражено. Так что хорошо… Ты, Оленька, раз освободилась, сегодня будь добра закончи мне эскизы по норвежцам. Мне их треска уже спать не дает. Пожалуйста, завтра мне покажешь, и вышлем им на одобрение.

Ольга, чуть отведя взгляд и придав ему, задумчивый вид кивнула и спросила:

- А по прошлому варианту, что они ответили?

- А ничего. - Странно усмехнувшись, ответила пожилая женщина: - Точнее попросили еще варианты.

- Хорошо, Анна Андреевна, я сделаю тогда несколько сегодня. Завтра вам покажу, и что вам понравится то и вышлем.

- Молодец, девочка. - Сказала и женщина и, кажется, непроизвольно подняла руку и погладила девушку по волосам.

Ольга хоть и удивилась этому жесту, но вида не подала. Улыбнулась и проводила хозяйку до дверей.

Вернувшись на рабочее место, она уставилась на монитор, на котором еще болтался эскиз высотки с парками и аллеями вокруг нее. Без особых эмоций, только улыбнувшись, она приняла кофе от ее нового знакомого программиста. Но на предложение пойти покурить отказалась. Ей еще предстояло столько работы. Рыбу рисовать это вам не скамейки расставлять… Причем, как выглядит треска вживую, Ольга знала исключительно по картинкам в детской энциклопедии.

5.

Встретившись с мужем в его офисе, Анна Андреевна не сразу представила ему эскизы будущей рекламы. Они прежде еще долго обсуждали, что делать с деньгами, что подвисли на "помойках" - фирмах, через которые проводилось обналичивание средств. Пришли к выводу, что если в течение ближайшей недели партнеры не выдадут средств, надо принудить их перекинуть деньги по счетам дальше или вернуть обратно. Решив этот довольно насущный вопрос, все-таки приступили рассмотрению эскизов. То на что у Ольги ушло полдня, заняло у них не более пяти минут.

- Годится. - Подвел итог Александр Павлович, и его супруга, коротко кивнув, спрятала эскизы в своей сумке. Пока она застегивала молнию, он нахмурил лоб и спросил: - Ты Сережке звонила?

- А почему тебе самому не позвонить? - Спросила его жена и даже протянула свой телефон. - Я звонила ему, но он отказывается приезжать. Говорит, что у него скоро срок допуска к архивам закончится, мол, он в них днюет и ночует. Ведь ничего выносить и копировать нельзя.

- Да я уже сам жалею, что помог ему в них забраться. Что он там такого интересного нашел? - удивлялся Александр Павлович, принимая из рук жены ее телефон. - Как у тебя тут набирать… ага вот нашел…

Он довольно долго ждал, пока сын снимет трубку. И не дождался. Прервал вызов и, вернув телефон жене, сказал:

- Не берет. Позвоню ему позже со своего.

Собираясь домой, Александр Павлович проверил все, что оставляет на столе. Вызвал своего секретаря - молодого толкового парня и предупредил его:

- Сегодня меня уже не будет. Кто знает пусть на мобильный звонит. Остальным скажешь, что я завтра с одиннадцати буду.

Исполнительный секретарь кивнул, запоминая, и спросил:

- По поводу кредита, если снова звонить из ВТБ будут, что ответить? Мы их уже две недели держим… надо решение. Они и так придумали схему возврата с минимум потерь для нас.

- Что Кирилл сказал? - спросил Александр Павлович.

- Что нам это интересно. - Кивнул молодой человек.

- Так и передай. Нам это интересно. Пусть свяжутся со мной. Даш им мой сотовый, если в отсутствии буду. - Оборачиваясь к жене и хищно усмехаясь Александр Павлович сказал: - Придется кажется таки кредит возвращать. Эх… а как славно было в девяностые. Взял и все…

С женой они покинули здание, принадлежащее строительной компании и сели в свой семейный "Инфинити". Супруга Александра Павловича сразу занялась бумагами, разложив их на своей видавшей виды сумке. А ее муж, включив успокаивающее его Радио-"Эрмитаж" осторожно вывел машину со стоянки. Не торопясь, они направились домой. В их возрасте они могли себе позволить и раньше заканчивать свой рабочий день. Все всегда смогут решить помощники. У них же были дела поважнее. Ей надо еще заняться своим огородиком, что она разбила за бассейном исключительно для собственной утехи. Ему еще хотелось очень серьезно поговорить с сыном, которому родители позволили безпроблемно посвятить жизнь науке, а он неблагодарный даже домой не заглядывает.

Эти люди вполне здраво оценивали, что работа и деньги это далеко не самое главное в жизни. Правда, они бы не поняли такого откровения у своих подчиненных.

6.

Есть замечательная поговорка, приписываемая то Уинстону Черчиллю, то более ранним политикам. Это нормально, если в двадцать лет человек - пламенный революционер, а в сорок закоренелый консерватор. Странно было бы обратное явление. Хотя их в истории, этих "явлений", тоже не мало.

Кому из нас в двадцать лет не казалось, что у него хватит сил переделать этот мир? Конечно, сегодня множество молодых людей пофигистически смотрящих на жизнь или погрязших в Интернете и игрушках настолько, что взрослый, реальный мир им не нужен. Но о таких речь не идет. Всегда такие были. Только раньше они находили себе развлечения в ином. А вполне здравомыслящий молодой человек, сталкиваясь в реальной жизни с некоторым несовершенством мира, обычно пытается возмутиться, а уж если и получится, то исправить. И как положено молодежи - и сам синяков заработает и другим раздаст… И ничего в мире не меняется. По одним и тем же граблям ходят. А в сорок садятся и думают, господи какими же мы идиотами когда-то были. Ведь не все так на самом деле как нам когда-то казалось. Но внимательно копаемся в прошлом и теряемся. Ведь мы искренне верили, что мы правы! И у нас была масса аргументов своей правоты. Что мы сказали бы сами себе? А главное, кто бы из нас решился, рискнул бы переубедить того себя, что остался там, на рубеже двадцатилетия? Переубедить того, кто мог беззастенчиво за свои мысли и принципы в драку влезть. Даже если они ошибочны, даже если глупы, но мы отстаивали и перед самими собой их тоже.

Владимиру, следующему герою всей этой истории, за свои убеждения биться приходилось чуть ли не через день. И, на мой взгляд, его нисколько не прощал тот факт, что он фанатично верил в тот путь, который выбрал себе. Ведь некоторым вещам в этом мире нет прощения? Да?

Владимир сплюнул на землю и внимательно присмотрелся к толпе молодых людей размахивающих трехцветными флагами у посольства США. Ритмично и почти что весело молодые демонстранты скандировали:

- Америка гоу хоум! Америка домой! Прочь из Афганистана! Прочь из Ирака! Руки прочь от Украины!

Мысленно зло улыбаясь Владимир оценил численность и "качество" молодежи из этой "организованной" толпы. Он их хорошо знал. Получше чем иные его товарищи. Это только так кажется, что "выкормыши" правящей партии и президента такие безобидные и мило улыбающиеся ребята. У этих неопионеров давно и качественно работало свое собственное "боевое крыло". Они его не афишировали, но Владимиру уже приходилось сталкиваться с молодыми боксерами и рукопашниками. И только случай помог им тогда в памятную встречу оставить "поле" за собой. Теперь его задача, как старшего оценить степень риска и решить "играть" или отступить осторожно.

Его бойцы, еще выжидая в недалекой подворотне, конечно, хотели снова помериться силенками с этими недопионерами. Но Владимир понимал, что если демонстрантов прикрывают их бойцы, то неполной бригаде Владимира просто не выдюжить. Положат, искалечат, да еще и в ментуру сдадут. А потом опять суды, хулиганка, учет… Нет рисковать нельзя. И как бы не хотелось бойцам оторваться и снова почувствовать вкус абсолютной победы, Владимир не позволит им сунуться, если игра не стоит свеч.

Это только в "методичках" написано - видишь врага - бей, не думай! Шансов после незапланированной акции уйти больше. Да и доказать, если поймают, причастность будет почти невозможно. Но тут другое. Тут надо было не просто сделать все классно, но и уйти красиво. Уйти и от боевиков "наше-ваших", и от ментов у посольства, которые их благосклонно прикрывают и от фээсбэшников, которых на улице наверняка много… Сделать и уйти. Просто сделать и уйти, твердил про себя Владимир, оглядывая с тоской неудобную диспозицию.

Заметив, что часть от демонстрантов отделилась и бодро с веселыми улыбками пошагала к стоящему вдалеке автобусу, Владимир немного приободрился. Правильно, у этих сопляков и автобус тут с питанием, и взрослые, которые если что недоразумения с милицией решат… и удостоверения у этих взрослых солидней некуда. Все на защиту молодежного демократического движения. Зло усмехнувшись, Владимир сказал про себя:

- Да только от меня вы их не защитите…

Осторожно, чтобы не привлекать внимание Владимир отступил к подворотне, в которой десять его заматеревших в уличных драках бойцов ожидали сигнала. Коротко, не тратя лишних слов, Владимир сказал:

- Их сорок - пятьдесят. Нас одиннадцать. Не цацкаться. Подрубаете всех! Слышите всех! Рубите так, чтобы подняться не могли. Словно насмерть бьете! Чтобы ни одна сука не ушла и чтобы за нами не ломанулись. Как менты на входе очухаются сразу ноги! Мотаете куда хотите. И завтра во "фронте" встречаемся. Все… достаем…

Уметь прятать на себе оружие - искусство. И им бойцы Владимира во время тренировок за городом овладели хорошо. Меж бойцов ходила шутка: Надо пронести гранатомет в Кремль - спроси меня как! Из-под футболок извлекались намотанные на голое тело цепи, из штанин доставались увесистые полосы железа. Таким рубанешь по руке, и отсохла рука надолго. Не убьешь не постаравшись, но противник в ауте. Удобно, черт побери. Кто-то из бойцов, словно подгоняя обувь, стал колотить в стены ногами. "Правильные" ботинки. Сталь внутри получше будет, чем иногда оружие с собой. Без палева по городу шляешься, а удачным пинком такого лося свалить можно!

Оглядев свой небольшой отряд, остальные сегодня на акцию не решились, Владимир подумал тоскливо, как их все-таки мало. Место галимое, все на виду, видеокамеры кругом. Все заснимут. Журналисты те же. Так что в бой пошли одни старики, которым нечего было терять… Как и самому Владимиру.

- Ну… С нами Бог! ГОТ МИТ УНС! - сказал он и зачем-то прыгнул на месте, словно разогревая себя…

Самое главное это стремительность. Чтобы опомниться не успели. Ты должен быть танкеткой без тормозов, если идешь один против толпы. Скорость, масса, напор! Вот что помогут разрубить толпу слету, положив как можно больше тварей! И стремительно набирая скорость, стая Владимира неслась от подворотни к милым улыбающимся подросткам с флагами, требующими по заказу своих политических патронов, чтобы Америка вела себя пристойнее.

Владимир ненавидел эти цирковые представления. Он ненавидел эту ложь и бутафорию. Эту показуху и продажность. Этим "детям" было все равно, что кричать. Что сказала партия, то и будем. Партия сказала: сегодня кричим на Америку, значит надо на нее кричать. Завтра на Эстонию? Легко. Это же политика. Мы все понимаем. Но Владимир знал цену настоящей политике. И эта цена как всегда оплачивалась кровью. В политику детишки захотели поиграть!? Веллкоммен!!

Добро пожаловать в политику! Кричал он, про себя занося стальную арматурину над аккуратной стрижкой молодого парня смазливо улыбающегося соседке девчонке.

Удар обрушился не на голову. В последний момент Владимир чуть подправил руку и железо проламывая ключицу упало на плечо парня. Не тормозя, проворачиваясь и резко высматривая новую цель, Владимир словно продолжил первый удар, и железо с оттяжкой ударило по ногам девчонке соседки первой жертвы. Шаг вперед и коротким замахом он проломил руку знаменосца. Флаг еще падал на мостовую, еще только звучал первый вой-крик боли, а Владимир, высмотрев своего бойца, указал на здоровенного бугая прятавшегося за спинами детей. И боец, подсекая стальной полосой какого-то урода в стильном костюмчике с места прыгнул на новую цель. О! Это было красиво! Боец вложил в этот прыжок больше сил, чем нужно было. Он, видать, и сам хотел, чтобы это действительно было КРАСИВО. Он не просто наотмашь рубанул здоровенного детину в шею, но и своей массой повалил его. Этот уже не встанет. Такие шкафы, после того как их повалят до конца уже не встают.

Боец перевернулся, словно кошка вскочил на ноги и коротким ударом окованного сталью "гада" в бедро отбросил от себя изумленного мужчину явно из депутатской группы прикрытия. Будешь знать, где тварь стоять и как детей впереди себя пускать!

А Владимир не жалел сверстников. Ни на грамм. Здесь не было ни женщин больше, ни детей. Решил поиграть в политику - Играем! Только по ОБЩИМ правилам. А не прикрываясь дядями и тетями из компетентных органов. Есть у вас боевики? Вперед! Что же они не прикрыли вас? Что же эти лохи, там чаек в автобусе небось распивают?

Не давая жару пройти, Владимир все больше и больше накручивал себя. Он не такой как другие. Его бойцы не такие. Они не тратят времени на жертву, избивая ее по пять минут ногами и подручными средствами. Он не зря натаскивал их вырубать любого с одного удара. Второго может и не быть. Потому с одного! С одного! С одного!! - сквозь сжатые зубы цедил Владимир, нанося удар за ударом. Словно через поле кукурузы шли его бойцы за ним. Короткие удары, перетекающие в следующие. Короткие пинки обутыми в сталь ногами. Удары головой если цель близко, а рука еще занята. Вперед. Вперед! Вперед!!! Нельзя останавливаться! Увязнем!!! Их больше. Нас сомнут. Вперед!

- Вперед! Форвартс! - Заорал Владимир, вклиниваясь между двух мужчин в штатском.

- Форвартс! - услышал он сзади рев своих волчат.

Одному локтем в подбородок, другому коленом в живот, а рука в это время с арматурной тянется к женщине в очках, что уже напугано, смотрит на него.

- НА! СУКА!!! - заорал Владимир, нанося беспощадный удар в голову женщине.

Перескочив через тело Владимир просто плечом вбился в спину крупного мужчины прикрывавшего двух молодых девушек. Все трое повалились на мостовую, а Владимир, перекатившись через них, на мгновение огляделся.

Да… Да. Да, черт побери! И что бы потом не было, это стоило того!

Его бойцы, лавиной прокатившись по демонстрантам, теперь добивали ногами тех, кто пытался подняться и дать отпор.

Переведя взгляд на бегущих от автобуса здоровенных парней, заметив краем глаза отделившихся от посольской проходной милиционеров, почувствовав, как федералы в штатском синхронно со всей улицы двинулись к ним Владимир крикнул:

- ВСЕ! Уходим!

Зря остальные не захотели пойти на акцию с ними. Туристы на улице, и просто прохожие, дали уйти отряду Владимира без потерь. Они словно шарики ртути растеклись по улицам города и растворились в нем.

Сам же бригадир, спрятавшись на чердаке дома в нескольких кварталах от посольства и переведя дух, достал телефон и, позвонив по номеру в памяти, сообщил:

- Да! У нас все получилось. Смотрите новости…

С этими словами он выключил телефон и, блаженствуя, откинул голову на бетон. Слезы напряжения потекли у него из глаз. Слезы счастья и непонятной радости заливали его щеки. Это был неравный бой. И он сделал его. Его надолго запомнят другие. Он лучший! Его стая лучше других. ТАКОГО никто еще не делал…

Криво ухмыляясь, Владимир блаженно прикрыл глаза. Он представлял, как сейчас менты судорожно просматривают пленки, на которых был запечатлен налет. Как журналисты, снимавшие со стороны митинг уже скидывают информацию в свои редакции. Как федералы вновь извлекают оперативное дело на него, Владимира, и скрежеща зубами ищут, ищут, ищут хоть одну зацепку. Кто он, где он, откуда он. Как поднимается на уши продажная агентура в рядах его собственной партии и как те только руками разводят. Командир Владимира никогда не афишировал своего ставленника. Найдя волчонка среди подростков в одном из нацклубов, командир сам обучал его от и до. От конспирации до тактики акций. От умения говорить до минного дела. От подборки кадров до избавления от них подставами.

Владимир только изредка задавался вопросом, зачем его старший так много времени уделяет ему и его практическому образованию. Зачем приносит новые книги и требует, потом рассказать о чем они были. И лишь недавно Владимир смутно уловил, что командир возлагает на него какие-то особые надежды. Не просто как на тупую "торпеду" умеющую выполнять приказы, а как на сильного в будущем соратника. Потому-то, наверное, командир никогда не давил на него. Всегда он действовал с Владимиром только убеждением. Конечно, если вопрос не касался принципиальных моментов, где уже отрабатывала дисциплина. Но Владимир умел, как выполнять приказы, так и уворачиваться от них. И этому тоже его обучил старший.

- Иногда лучше поберечь себя и бригаду, чем по глупости одного партайгеноссе подставиться и подставить других. И главное не верь никому. Пока ты ничего не добился, тебя будут обманывать из идеологических соображений. Когда ты чуть поднимешься, тебя будут обманывать из опасения твоей конкуренции в будущем. А когда ты может, доберешься до вершины, тебя будут обманывать, чтобы польстить. Никому не верь. И когда тебе отдают приказ, обдумай его. Какие и кому выгоды его выполнение несет. Не все что тебе говорят делать для партии, делается для нее. У нас тоже в рядах куча сброда. Партии не выгодна потеря бойцов. Нас мало. Нас очень мало. Думай о партии. Думай о Деле. Ты ведь не бык на заклании. Я на тебя очень рассчитываю.

И Владимир ходя по краю не забывал о Деле. Риск тогда хорош, когда он просчитан. И даже в этом безумном налете он не забывал о словах командира. Но этот "наезд" на демонстрантов был вынужденным. Он был просто обязательным. От него уже было не отвертеться. Командиру приказал один из вождей партии. И старший скрепя сердцем передал приказ дальше. И ведя бойцов на эту акцию, Владимир думал о том, что он просто платит свой долг благодарности наставнику и другу. Это надо было сделать чтобы впавший в немилость его старший не был отстранен… Ведь тогда от Дела будет отстранен и сам Владимир.

Но все прошло успешно. Все позади и можно отвлечься, думал Владимир, набирая на телефоне номер своей подруги. Нужно отвлечься.

Радостно улыбаясь, он сказал в трубку:

- Привет. - Сказал и, выслушав короткий такой же радостный "привет" смущенно замолчал. Ему так хотелось слышать голос своей любимой, но он действительно не знал что сказать. Наконец он, улыбаясь, вытянул из себя: - Я соскучился по тебе. Приедешь сегодня ко мне?

Они, наверное, больше чувствовали друг друга, мысли, желания, состояние, чем выражали это словами. Сидя на чердаке, Владимир мечтательно улыбался, а девушка делала ему шуточный разнос за то, что он вчера не приехал к ней. Но объяснять, что вчера он с другими за городом отрабатывал налет, Владимир конечно не стал. Он отшутился, что накануне было большое собрание партийное, которое он не мог пропустить. Девушка недовольно хмыкнула. Увлечение своего друга национальными идеями она нисколько не разделяла. А узнай, что он вытворяет так, в ужасе сбежала бы от него куда глаза глядят. Но он благоразумно молчал и утверждал, что он рядовой член партии. Что, в общем-то, было верно, по сути. Командир нигде и никогда не упоминал Владимира как старшего отдельной стаи. Даже своим верить нельзя. А лучше и не общаться со своими до нужного часа, когда понадобятся все силы. А болтологию и собрания надо оставить идеологам и новичкам. Он-то далеко не новичок.

Договорившись, что через час они встречаются в условном месте, молодые люди нежно попрощались и разорвали связь. Владимир снова откинулся на спину и подумал, что это, наверное, и есть счастье. Знать, что ты действительно нужен своему народу, своей женщине, своим товарищам. И главное верить… верить, что все впереди. И что победа станет достойной наградой тому, кто себя не жалеет ради своего народа.

Не к месту вспомнилась женщина в очках, которую свалил, уже не успевая отвести удар, Владимир. Интересно, выжила или нет? - со странным спокойствием думал он. Ведь убивать он точно никого не хотел. Акция задумывалась как устрашающего характера, а не карательного. Смерть демонстранта это конечно не плохо для устрашения, но Владимиру от мысли о возможной гибели женщины было немного не по себе. Он не боялся, что его осудят за это. Первое что ему сказал командир еще в самом начале: "Морально будь готов, что тебя обязательно посадят. Не за дело так просто так. Так что лучше уж за дело". И тюрьмы Владимир не боялся. И Гитлер, и Сталин прошли тюрьмы. Тюрьма лишь повод заняться идеологией. Отвлечься от действия и разносторонне работать с теорией. Не больше. Это место, где тоже можно действовать на благо Дела и своего народа. А уж если получится и "работать" с зеками, то по выходу партия еще и повысит за преодоленные трудности и несломленный характер. Не запугать Владимира было тюрьмой, и свое странное беспокойство насчет женщины в очках, на чью голову он опустил арматурину, парень списал на простую человеческую жалость. А с этим надо бороться. Жалость, как и трусость, разложат любую организацию. Ни себя жалеть нельзя, ни других.

Резко встав, Владимир еще раз непонятно зачем подпрыгнул на месте и хищно улыбнувшись, пошел прочь с чердака. По дороге он стащил с себя черную майку, вывернул ее, и изнутри она оказалась красного цвета, причем швы тоже были особо не заметны. Человеческая психика, как он знал из лекций командира, страдает однозначной проблемой. Яркая одежда делает невзрачным лицо. Ярко красная майка действительно превратила Владимира из волка только что насмерть грызшего чужую свору в этакого студента неудачника с вялым немного задумчивым лицом и такими же озабоченными чем-то своим глазами. А уж надетые на глаза очки с обычными простыми стеклами и вовсе превратили его в странного "ботаника". Выйдя на улицу и купив на лотках какой-то романчик в мягкой обложке и газету "Работа для вас" он смело направился к недалеким милиционерам. Возле них он сел на скамейку и стал серьезно читать. А уж когда появилась его любимая и они на глазах оцепления долго и вдумчиво целовались, парень перестал привлекать внимание даже девушки из ФСБ, что с подозрением рассматривала его на экране наблюдения.

Владимир, обнимаясь со счастливо улыбающейся подругой, без труда ушел из оцепленного милицией района.

 

Глава вторая.

1.

Так уж сложилось, что далеко не каждый из нас может позволить себе некоторые слабости. И чем выше забирается человек по социальной лестнице, тем меньше он расслабляется душой и телом. Речь идет даже не о вечно трезвонящем телефоне и не о постоянных разъездах, встречах и пустых разговорах. Речь идет о том, что сам человек вдруг начинает забывать, что он всю жизнь мечтал научиться ездить на лошади. Или ему не раз и не два снились сны, где он покоряет небо на параплане. Но это все отходит на второй, третий, десятый план, когда снова начинается ежедневный экстрим под названием жизнь. И дай бог к старости добившись совсем уж небывалых высот, где все сваливаешь на заместителей, или наоборот уйдя на пенсию человек вспоминает о себе. О своей душе. О своих маленьких глупостях, которым забывал уделять даже минимум внимания. Но разве в старости попрыгаешь с парашютом или скатишься по "черной" трассе на горных лыжах? Вот и остается пенсионерам рыбалка да огород. Утрированно конечно, но, по сути, верно. Юность не вернешь с ее недоигранными ролями безумцев и романтиков. Средний возраст растрачен на пустой звук - деньги. Все позади, а впереди ни черта не светит из приятного. И странными выглядят разговоры, что у каждого возраста свои прелести.

Человек ставший патроном Путника, добился всего в жизни. И даже о большем не желал. Он хотел только жить. Страстно хотел хоть немного продлить жизнь, чтобы наверстать свое. Свое упущенное. И куда там было понять Путнику простую и незатейливую рыбную ловлю на диком пруду недалеко от элитарного коттеджного городка. Путник только брезгливо морщился пытаясь даже эту спокойную обстановку насытить разговорами о делах.

- Мне кажется, вы не понимаете серьезность ситуации. - Заметил Путник своему формальному "патрону".

Его "начальник" поднимая удочку и проверяя на крючке наживку, сокрушенно сказал:

- Вы тоже не понимаете. Никто не понимает. А главное что и не хотят понимать. Разве вам интересно, что весь наш парламент это голая фикция и что де-факто мы никакой власти в стране не имеем. Нам иногда позволяют что-то делать, но только до той поры пока это не касается президента лично и интересов его аппарата и окружения. Наш президент это священная корова. Которую резать себе дороже. Ведь священники его культа, так сказать, останутся на свободе и вполне могут свернуть нам шею даже без него.

- И как вы собираетесь воплощать нами обговоренные пункты соглашения? Ваш президент идет совершенно не туда, куда нам и вам нужно. Что за новые ассигнования на армию в середине года?! Что за очередные реверансы перед Китаем? А его выступление во Франции? Мы хотим понимать, что за политика такая играться силой? Он вообще слова подбирает или что думает, то и говорит? Почему вы не оказываете давления? Через печать, через другие СМИ. Да через советников президента тоже многое можно сделать. Общее впечатление, что вам не хочется этим заниматься. Может вы и от нас хотите денег за ваши услуги потребовать? Так мы не ваши торгаши, кто готов за нужные им законопроекты платить деньги. У нас с вами довольно четкий договор. - Стальным голосом напомнил молодой человек: - А может вы не понимаете последствий? Для вас в том числе…

- А разве мы мало делаем? - Больше для вида возмутился чиновник. - Телевидение подает только то, что вам угодно. Газеты печатают только то, что вас устраивает. Да мы не практикуем критики действующей власти. Я уже сказал, что нам просто не жить в этой ситуации. У нас не Европа. У нас не США. У нас по голове дадут - не очухаешься. Примеров сотни. От журналистов до олигархов. У всех ясный и недвусмысленный приказ - показывать ура-патриотические новости, говорить какое говно за рубежом, и о наших проблемах упоминать без акцента. О терроризме так вообще советоваться исключительно с ФээСбэ. Что и как подавать. Попробуй мы что-нибудь навязать против власти, или поставить ее на место, всей цепочке раздадут на орехи. Начнут с увольнения журналистов, а когда до нас доберутся… в общем, сами знаете, что с нами делают. Как не заметай следы, все равно… концы всегда найдут. Наш с вами договор не подразумевает самопожертвованности. Общество медленно, но верно меняется. За двадцать лет мы полностью, повторяю, полностью сменили идеалы русского человека. Брак, семья, служба родине, патриотизм, стремление к знаниям… все подверглось воздействию. Общество потребления цветет и продолжает дальше расцветать. Я уже на свою дочь смотрю с подозрением. Тоже поклонница модных кутюрье. А на вопрос как кусок тряпки может стоить за десятку кило долларов отвечает: папа ты не понимаешь… Это круто. Такого даже у дочери Главного нет. Как будто дочери главного есть смысл понтоваться перед другими. Да, даже это ведь ерунда… шалости. Желание выделиться… Но вы не можете не видеть другие наши успехи. Сейчас купить чиновника даже проще чем в дикие девяностые, где еще попадались фанатики. Сейчас все зависит от суммы.

- Этого мало. Мы не раз и не два обсуждали предстоящее. Вы что ждете последнего момента? - Спросил, раздражаясь, молодой путник. - Вам никто не позволит отсидеться. И я в первую очередь напомню вам ваши обязательства.

Закинув леску с поплавком обратно в пруд, чиновник спросил спокойно, скрывая свои чувства:

- А почему вы решили, что нынешний президент это не тот, кого вы ждете? Он же, как вы говорите и идет не туда… может он и есть ваш "отрицательный герой".

- Потому что это не он. - Немного резковато сказал путник. - Его вы узнаете сразу. Это будет человек, который вас как липку обдерет ради власти. Это будет тот, кто начнет противопоставлять народ чиновничьей братии. Это будет тот, кто начнет вас лбами сталкивать. Хруст будет дикий вокруг. Это будет тот, кто от неугодных будет избавляться, так что у вас волосы на головах зашевелятся. Ваш президент вас в тонус ввел, так вы его готовы уже во всех смертных грехах подозревать. То, что он вас без анестезии уестествляет еще не показатель. Я бы честно на его месте еще бы с большим энтузиазмом взялся за наведение порядка в стране. Разболтались, откровенно говоря.

Не скрывая раздражения от откровений собеседника, чиновник спросил:

- А почему именно Россия? Меня ваша мистика уже, честно говоря, самого в дрожь бросает. Если бы я не знал подробностей, я подумал бы что вы из очередных сумасшедших предсказывающих конец света. Или сектант какой-нибудь. Вечно они ищут число зверя…

- Потому что Россия! - Довольно жестко сказал путник. - Сроки подходят. Мы наблюдаем за пассионарностью ваших сообществ, стран и даже материков с прихода нормандцев в Италию. До этого наши наблюдения не носили системного характера. Но поверьте тысячи лет вполне достаточно, что бы сделать анализ.

Путник, стараясь успокоить самого себя, стал рассматривать плещущуюся у его ног воду. Его уже даже не бесили пустые разговоры с чиновниками, его уже даже не раздражало, что ему откровенно и с первого дня липу в глаза подсовывают, он уже устало махнул рукой даже на попытки своего "патрона" "умаслить" контролера. Бани, сауны, девочки, выпивка… Идиотизм. Словно и, правда, ВСЕ В ПОРЯДКЕ. Вот это вводило путника в состояние ступора. Они до сих пор верят, что когда начнется, они смогут пересидеть, спрятаться, переждать. НЕ ВЫЙДЕТ! И путник сам себе улыбнулся, представляя, как он сам, лично расправится с этой сворой, если они не предотвратят "первую волну". Термин, взятый из рыночной торговли, как нельзя удачнее подходил под то, что ожидал Путник. Он вообще все и всегда старался для "партнеров" переводить на язык торговли. Универсальный язык. Взявший лучшее из фундаментального анализа.

- На Форексе чтобы сделать анализ и двух минут достаточно, но рынок все равно не в ту сторону порулит. - Резонно заметил чиновник, показывая свои знания и в этой области. - А можно проанализировать лет двадцать с тем же самым эффектом. Так что во всем, что касается людей, погоды и вас, я статистике и фундаментальному анализу не доверяю.

Путник бы подумал, что чиновник прочитал его мысли, но они слишком часто общались на подобные темы, и молодой человек не особо удивился. Он только неопределенно фыркнул, показывая легкое презрение.

- Однако мы доверяем ему. - Чуть качнув головой, сказал путник.

- Однако у вас клюет уже минуту, а вы вытащить не желаете. - Съязвил "начальник".

Путник неуверенно потянул вверх удочку, (он ее держал впервые в жизни), и с удивлением и даже со странной радостью увидел на крючке небольшого карася.

Намучившись со снятием того с крючка, путник все-таки сказал в итоге:

- Я что-то никак не могу взять в толк, как можно столько времени убивать на такую ерунду. Мы же здесь уже с шести утра. И поймали трех несчастных карасей. Почему не поехали на ваш пруд, в котором вы карпов разводите? К чему такие приключения? У меня складывается впечатление, что вы специально тратите мое и свое время.

- Ваш предшественник более благосклонно относился к этому занятию. - Сказал с нервной усмешкой мужчина. - Мы с ним даже в Астрахань летали. Великолепная рыбалка на Волге хочу заметить.

- Ага. Наверное, за то, что он столько времени убил просто так, его и отозвали. Я же хочу все решить, все успеть сделать и, уже возвращаясь, быть спокойным за Дело.

Чиновник, вспоминая предшественника этого капризного парня, невольно улыбнулся. Хороший был партнер. И если бы он мог себе позволить, чиновник бы обязательно порасспросил о нем. Но такие вопросы всегда наткнуться на простое непонимание: А вам какое дело до наших сотрудников? Вы со своими разберитесь.

Вздохнув, он сказал:

- Завтра ко мне приедут из нашей фракции несколько человек. Я вас познакомлю. Представлю дальним родственником. Послушаете наши разговоры. О, их будет много. Но если хоть десятая часть этих разговоров воплотится в жизни, это будет просто праздник какой-то.

- Да я знаю, что болтология это ваше призвание. - Раздраженно отозвался путник.

- Да при чем тут это… - разочарованно в собеседнике сказал мужчина. - Вы, просто послушав, поймете, что не только наши планы, но и ваши, будут похерены банальнейшим образом, едва на горизонте замельтешит действительно национальная идея. Когда народ объединяется в помыслах и желаниях… это жутко трудно управляемая толпа становится. Она признает только своего вожака, который больше всех наобещает. Однако та национальная идея, что может возникнуть, боюсь, не будет отвечать ни вашим, ни нашим желаниям.

- Во Франции она тоже первоначально не отвечала нашим желаниям. В Германии аналогично. А до этого в Македонии и других местах. Но все равно рано или поздно все идет, так как нам надо. А мы умеем ждать.

Чиновника очень подмывало напомнить, что ни разу, зато не заканчивалось, как хотелось. Но он промолчал. Собеседник его понял без слов. Он сам в тот момент думал о том же.

2.

Сергей устало посмотрел на маму, которая в очередной раз рассказывала при нем историю, как ему в детстве по случаю чуть ноги не ампутировали. Начиналась эта история всегда со слов: "Жили мы тогда бедно, на далеком севере, в Тюменской области, знаете город такой Сургут?". И хотя Сергей просто не помнил дней, когда бы они жили "бедно", в этом месте он обычно не перебивал маму. Зато вот рассказ про то, как он, дурачок, заблудился в лесу и чуть не отморозил ноги, его бесил и заставлял встревать:

- Свет, все было совсем не так и я тебе потом расскажу.

Света, очарованная роскошью дома родителей и той благосклонностью, с которой мама Сергея восприняла ее, рассеянно взглянула на друга и только с улыбкой кивнула, слушая дальше подробности, как маленького мальчика спасали врачи. Как мама "на последние деньги" покупала кофе и коньяк, и несла это докторам. Как потом Сергея учили, чуть ли не заново ходить. Света очень хорошо понимала, что как бы там дальше не сложилось, она должна понравиться именно матери Сергея. А значит, обаяние с улыбкой "на лицо" и вперед, слушать, слушать, слушать и молчать. Даже откровенную чепуху типа "он был таким болезненным мальчиком". Кому какое дело, каким человек был. Главное, какой он есть… Болезненности или слабости за Сергеем Света точно не замечала.

Не в силах дальше терпеть это Сергей встал и предложил отцу выйти в сад покурить. Отец с удовольствием поднялся и пошел первым, спасаясь от историй, которые супруга еще только намечала рассказать своей, как она считала, невестке.

- Ты где ее нашел? - Честно и прямо, с легкой насмешкой спросил отец у Сергея, когда они, закурив, обошли беседку, спрятавшись от взоров из дома.

- А что такое? - Настороженно спросил сын.

- Да ничего… как подружка нормально, наверное. Но на таких не женятся. - Убежденно сказал Александр Павлович.

- Почему? - Спросил удивленно уже Сергей.

- Ээээ… странный вопрос для твоего возраста. - Усмехнулся отец - Уже бы должен разбираться в женщинах.

- Не понимаю. - Честно признался Сергей.

- Что тут понимать? - Не раздражаясь, а с улыбкой сказал Александр Павлович. - Я таких каждый день вижу, у которых в башке одна мысль найти парня побогаче и, если уж не женить на себе, то хоть пожить за его счет. На любую тусовку заезжай. Их там море.

- А ты знатный тусовщик? - С умилением спросил Сергей.

Не смутившись, отец засмеялся и пояснил, мол, да, бывает. Этот момент меньше всего волновал Сергея. Но вот то, что отец такого низкого мнения о Светлане, его покоробило. Только уже, наверное, здравый смысл заставил его не пуститься в объяснение всех влюбленных юнцов: Да, нет, она не такая! Нет, ты неправильно думаешь о ней и пр.

Отец, видя, что сын не упорствует, повел его вокруг дома на фасадную сторону, попутно объясняя:

- Таких, как она, смазливых и болтливых у тебя море будет. Но если ты привез, как заявил нам, свою невесту, то мне тебя жаль. Я не буду запрещать ничего, но зачем тебе нужен развод через пару лет, когда она взвоет от твоей работы. Ты же науку бросать не собираешься? И о чем ты с ней будешь говорить? О Вергилии, о Еврипиде? Сенеку обсуждать? Да, можно спорить, зайдя, я спрошу, ее кто такой Фридрих Великий и она скажет, что это ресторан немецкой кухни на Арбате у нее в Москве. Послушай совет. Женщину надо себе подбирать, так чтобы, когда увянет влюбленность, она могла остаться настоящим верным другом и интересным собеседником.

- Ты так маму выбирал? - Съязвил Сергей немного знавший о начале отношений своих родителей.

- Нет. - Открыто рассмеялся Александр Павлович. - Но к ее чести, она всегда желала учиться и мне с ней, даже сейчас, есть о чем поспорить и поговорить. А твоя Света, чем вообще занимается? Учится? Работает?

- Ничем. - Сказал Сергей, не увиливая.

Отец только улыбнулся с грустным вздохом. Они уже вышли на площадку перед домом, и Сергей добавил, предотвращая попытки отца навязать свое мнение:

- Даже не начинай, батя. Я же все равно все по-своему сделаю. Подумаю хорошо и сделаю.

- В том, что ты по-своему все сделаешь, не сомневаюсь. А вот в том, что подумаешь… есть великое сомнение. Ты же гормонами думать начнешь… - Сказал отец уже без усмешек. - А гормоны предназначены для другого. Не для разумных решений уж точно.

В это время к дому подкатил старенький отечественный автомобиль с незнакомой молодой девушкой за рулем. Осторожно въехав на площадку через незакрытые после приезда Сергея ворота, девушка припарковала свое чудовище и вышла из машины с большой пластиковой папкой.

- Здравствуйте. - Сказала она, подходя к Сергею с отцом: - Александр Павлович, меня Анна Андреевна ждет с бумагами…

- Привет, Оль, ну, заходи они в обеденном зале.

- Ой, мне так неудобно. - Сказала девушка и попросила: - Может, вы ее позовете. Если вам не трудно.

- Сереж, позови маму. - Сказал Александр Павлович и сын молча ушел в дом.

Вскоре он уже вернулся с Анной Андреевной, и та слишком строго обратилась к девушке:

- Ольга, что бы это было последний раз. Нечего ко мне домой наезжать. Завтра бы приехала все подписала.

- Анна Андреевна, - умоляюще обратилась девушка. - Если вы сейчас подпишите, я еще успею все в архитектуру сдать. Я уже даже позвонила, договорилась, чтобы меня девочки дождались. А если завтра, то беда. Только после выходных скажут нести.

Мать Сергея без слов приняла папку из рук девушки и ушла с ней в дом. Пока ее не было, Сергей спросил у девушки немного надменно:

- Слушай, как твой "пепелац" не разваливается.

Девушка обернулась, взглянув на свою машину, и сказала:

- Накоплю - куплю другой. Пока и на этом все успеваю.

Ни Сергей, ни Александр Павлович были ей демонстративно неинтересны. Она всем видом показывала, что верните ей только бумаги и она исчезнет из этого "райского уголка" дабы не портить обитателям аппетит видом своей развалюхи. Не сказать, что она недолюбливала, Александра Павловича или его практически незнакомого ей сына. Просто… просто она физически ощущала разницу между этими живущими в достатке людьми и собой. И это ей не нравилось.

Анна Андреевна вышла на крыльцо вместе со Светланой и, вернув бумаги Ольге, обратилась к мужу и сыну:

- Пойдемте в сад? Давайте возьмем напитки, фрукты и там посидим пока комары не налетели. А вечером уже в дом вернемся.

Проверив, что Анна Андреевна все подписала, Ольге не хотелось снова возвращаться к ней, девушка нечаянно скользнула взглядом по Светлане влюбленно рассматривающей Сергея. И столько Оле дал этот мимолетный взгляд, что она искренне про себя улыбнулась. Господи, неужели это невестка Анны Андреевны? Бедная женщина. Она еще получит от этой особы полный набор нервотрепок. У Ольги были подобные Светлане подруги. И за маской влюбленной дурочки Ольга отчетливо разглядела ледяные глаза расчетливой дамочки.

Осекая себя, Ольга подумала, что и сама тоже хороша. И нечего на других "бочку катить". Если Ольге понадобится она тоже может и дурой прикинуться и по головам пройти. Правда она еще не дошла до того, чтобы себе, таким образом, парня искать…

Это ведь патология. Когда парень поймет, что женщина на самом деле другая его не удержишь. Сорвется как бешенный с привязи, поняв, что его просто обманули, и за маской доброго, ласкового, отзывчивого ангела скрывается нечто "пахнущее серой" и холодным расчетом. Надо всегда и везде оставаться собой. Что бы не возникало недоразумений.

Ольга, не сдерживая улыбку, попрощалась со всеми и, получив положенные "до свидания" и "пока" вернулась в машину. С ревом, словно специально раздражая "благородную" округу, завела ее и на таких же повышенных оборотах выкатила задом со двора.

Через некоторое время тишина восстановилась, и даже снова запели напуганные птицы. За столом в беседке Анна Андреевна продолжила рассказывать Свете, какой Сергей был милый мальчик до шестого класса. И в какого нелюдимого затворника превратился он потом…

Сергей искренне молился Богу, чтобы мама при Светлане не начала строить предположений причин такой перемены. Ведь причины действительно были… У всех перемен в человеке есть причины. Иногда люди сами знают о них, иногда догадываются. А иногда и не подозревают, что превращает шустрого общительного мальчика в нелюдимого, не желающего даже гулять отшельника.

Сергей знал ту свою причину. Он просто слишком рано и болезненно столкнулся со странной и немотивированной жестокостью и враждебностью мира.

Отпивая из бокала минералку, ему сегодня надо было еще за руль и ехать на свою квартиру, чтобы не ночевать со Светланой в родительском доме, он отчетливо вспоминал то свое лето.

Вспоминал длинные ряды гаражей. Компанию ребят со двора, которые, склонившись над ним, участливо и одновременно издеваясь, спрашивали, как он себя чувствует. Избитый, за то, что сдуру заступился за вечного неудачника Сяву, Сергей лежал на бетонной плите и, скорчившись, стонал от боли. Избили его хорошо. На славу. Губы разбитые в кровь, разбитое ухо и порванная, сочащаяся кровью бровь. Сломанное, как потом показал рентген, ребро. Но не это его ввело кошмарное состояние откровения. А то, что среди избивавших его ногами был и тот за кого он заступился. И тогда хоть и страдая от боли, Сергей отчетливо понял, что вся жизнь будет так. Чтобы один поднялся надо, чтобы он кого-то затоптал. Пока избивали Сяву, тот был внизу… теперь избивали Сергея и он поменялся с ним местами. Стоящий над ним рослый Герка, даже благосклонно предложил Сяве сигарету. А ведь раньше чуть не землю заставлял того жрать. Сергей, чувствуя, что ничего уже не сможет сделать, просто сжимался на бетонной плите и плача, мычал от боли.

Особенно запомнился Сергею момент, когда к нему с участливым лицом склонилась незнакомая девочка и спросила:

- Больно? Очень больно?

Со странной надеждой на ее участие Сергей кивнул морщась. И тогда девочка поднялась и со всего размаха ударила Сергея в пах ногой.

- Вот это больно, наверное… - сказала она, улыбаясь, и вся стоящая толпа, заржала.

Корчась, извиваясь, суча ногами по плите и теряя сознание от непереносимой боли, Сергей на всю жизнь запомнил и ее лицо и лица ржущих над собой…

И меньше всего Сергею хотелось, чтобы хоть кто-нибудь узнал об этом. Узнал о том, каким он был беспомощным. Ни Света, никто другой даже не имели права такого знать. Это было только его. Откровение, облеченное в боль и обиду. Старое, замшелое, но которое мальчик, выросший в неглупого юношу, нес в себе, словно крест и не давал тому упасть и забыться.

3.

Какие бы акции не выполнял Владимир, он всегда их делил на два типа. Понятные ему и непонятные абсолютно. К понятным он относил то, что вполне соответствовало его видению Борьбы. Незаконная эмиграция, отнимающая рабочие места у граждан, должна была искореняться. Пока официальное крыло их партии боролось с эмигрантами законодательно, он и его бригада боролись с ними как умели. Поджигали вагончики с гастарбайтерами. Объясняли "популярно" торгашам у арбузных загородок, что арбузов в июне нормальных не бывает физически, а то, что те продают доверчивым гражданам им, "черномазым", на голову и оденут. Доступно объясняли цыганам на вокзале, что если те башляют милиции, это еще не значит, что все в стране продажные и им позволят обирать, а иногда и нагло обворовывать гостей столицы. Уж совсем радикально решался вопрос с торговцами наркотой. Никакая купленная милиция не защитит выходца из Таджикистана приторговывающего травой и "белым". Гранату в окно и все дела. Или для пущей убедительность заколотить дверь и спалить квартиру. Успеет выпрыгнуть в окно и выжить - будет умнее. Не успеет его проблемы. Человеческие жертвы Владимира мало смущали, если он трупы не видел воочию.

К непонятным акциям Владимир относил то, что ему навязывали "сверху" как "многоходовые операции". Когда надо было избить ни в чем, в общем-то, неповинного русского парня, чтобы его отец надавил на своего друга или партнера. Вопрос: зачем? Дайте настоящую цель и Владимир со своими волчатами объяснит "на пальцах" кому и что надо. А вот так через "заложников" ему не столько претило, сколько было именно непонятно.

Система заложников давно и качественно себя оправдала в его борьбе, но были у нее и ограничения, которые Владимир старался не преступать. И в отличии от других исполнителей и бригадиров, Владимир без четкой аргументации на "дело" не соглашался. Он никогда прямо не заявлял, что отказывается. Дисциплину нарушать было нельзя. Но приводил массу доводов, чтобы его бойцы в этом не участвовали. Как и с тем подростком. Не из моральных побуждений, сколько из простого логичного - "нахрена?". Владимир считал себя в праве знать ответ на этот вопрос. Он не из "неокомсомола", которым насрать, что орать и где, когда партия прикажет. Он не проститутка, раздвигающая ноги по приказу заплатившего.

Именно такой, кстати, вопрос он задал своему старшему по телефону, когда ему поручили решить "недоразумения" со старой синагогой. Ведь откровенная подстава. Еще похлеще, чем с тем памятным митингом "Наших". Камеры вокруг синагоги были везде. В этом он не сомневался. На дверях была охрана похлеще, чем в ночной клуб. В самом здании была система пожаротушения. То есть обычной "зажигалкой" не обойдешься. Кроме этого была еще масса проблем, которые надо обойти или решить. Но Владимиру сказали "так надо для Дела", и он уже сам придумал основание для акции. И бойцов своих убедил, что раз никто не решается, то пора им самим отблагодарить жидов за революцию семнадцатого года. "За тот ужас и террор, который перенесли славяне по милости "носатых". Одобрительно загудев, его стая полностью согласилась с ним. Ведь если не они, то кто? И как еще раскачивать этот "сраный мир", если не такими вот примерами? Как еще убедить людей, что не надо боятся этих "выродков". Как еще показать людям, что прошла пора говорильни. Наступила пора действовать и самим стать хозяевами земли русской. Очистить ее от оккупантов всех мастей и рас.

А евреи, по мнению "подкованного" Владимира, были хлеще, чем даже те же этноэгоцентричные китайцы. С "желтыми" все понятно. Сильные гены, большая популяция, национальная жесточайшая дисциплина. Но евреи… на весь мир меньше тридцати миллионов, а из противников у них действительно сильных только Китай. Всех остальных, жиды, по мнению Владимира, давно подмяли. Даже арабов и тех в темную пользуют, как хотят. Словно кровосос Израиль присосался к артерии Германии и сосет, сосет, сосет из нее соки, деньги, репарации… С Америки той же… Где был бы тот Израиль без Америки? Своей экономики нет, своих средств существования нет, но заправляют всем миром высасывая из подчиненных стран все что можно. Владимир уже даже не злился на евреев, он только ухахатывался откровенно, когда видел очередного представителя этой нации в правительствах или в руководствах монополий и крупном бизнесе. Везде… везде они… как такая малочисленная нация могла поставить на колени мир?

Накручивая себя и своих бойцов, Владимир в то же время лихорадочно высчитывал, сколько и чего именно понадобится для акции. Сколько будет нужно людей? И главное, кого из своих отправить на это почти пропащее дело. Кто точно не сдаст на допросах. Кто сможет прикинуться чуть ли не шизофреником, но выдержать "подвалы" фээсбэ. И выбрав исполнителей, Владимир еще долго говорил с ними в отдельной комнате.

- У вас все получится, полюбэ. Но внимание, запомните главное, не пить перед акцией ни грамма, и не отклоняться от плана. Сделали. И ноги. Сразу из города рвать когти. Пусть ловят ветер в поле. Вот тогда уже можно будет и накатить для разрядки. Но до ни капли. Иначе пи…ц. Там будет, кому вас ловить и кому за вами бросится. Вы должны будете быть быстрее, сильнее и жестче их. Это не тот случай, когда можно сдаться. Это не тот случай, когда можно будет пощады попросить. Пощады не будет. Не им от нас не нам от них. Это война. Наша война. И мы должны победить. Иначе… Только победа принесет нам полное оправдание и признание.

Он долго говорил им о том, что будет, если нация проиграет. Он с горькой усмешкой показывал им картины будущего, где китайчата будут гордо называть себя русскими, а командовать ими будут евреи из Лондона и Израиля. У одного из исполнителей была молодая сестра и Владимир с удовольствием прошелся по теме хочет ли боец себе зятя китайца и племянников китайчат. Потом с грустью говорил, какая еще тяжелая борьба предстоит, чтобы остаться самими собой. Под невеселые смешки, он описал, что придется исполнителям сделать. Он достал и передал им снаряжение.

- Ленка сегодня приедет от наших, привезет взрывчатку и взрыв пакеты. Пакеты вам при отступлении… погонятся - бросайте им в рожи пусть подавятся своими же зенками. Главное сами уйдите.

Бойцы туповато рассматривали схему, которую набросал им Владимир и тот невольно подумал: "Уж лучше он лично взялся бы за исполнение". Но старший запретил ему даже думать об участии. Теперь придется доверить дело пусть очень преданным, сильным, ловким, но глупым бойцам и надеяться, что они хотя бы не напьются для храбрости перед акцией.

Все беды от алкоголя, в который раз жестоко подумал Владимир. Ни одно дело с выпивкой нормально не пройдет. Кураж он не спиртом должен достигаться. Каждый градус это минус твоей скорости. Каждый глоток горячительной дряни это плюс к шансу, что тебя поймают. Каждая бутылка это гвоздь в Дело всей партии и народа… Это шаг в пропасть для всей нации. Всю страну ведь спаивают. Не таясь! Не стесняясь никого! Вся глубинка пьет запоем. И не может остановиться. А ей все подносят и подносят - пей, говорят. Пей и ни о чем не думай. А когда вы сопьетесь, мы вашу страну найдем, кем заселить. Вы уж нам можете довериться.

И не надо было говорить Владимиру, что люди сами выбрали свой путь. Убил бы за такие слова. Он бы сказавшего подтащил к телевизору и лицо о кинескоп бы разбил. Каждый день только и говорят, пей и забудься. И подленько так говорят. Показывают как можно красиво жить и что НИКОГДА простой человек в нашей долбанной стране так жить не будет. Все эти фильмы заграничные только для того и делаются. Что бы забылся народ. Развлекуха. Гарри-поттеры сраные с человеками пауками оплели мозги людей паутиной и не вырваться уже народу из алкогольно-мозгозасранного состояния. Не вырваться. Надо самим выдирать народ из него. Клещами выдирать, если не получается по-хорошему. А для этого народ надо раскачать. Чтобы проснулся народ и увидел всю ту срань, что вокруг него творится. Спокойно, холодно так увидел. Увидел бы не просто глянец лживой рекламной обложки, а увидел в нем еще один шаг к нашей деградации. К идиотизму замененных ценностей. Кто и когда последний раз видел, чтобы честность пропагандировали? Правильно. У нас сексуальность рекламируется. У нас порнуха кругом. Ибо когда трахают целый народ… Никто особенно уже не ропщет. У нас в школах, что угодно только не порядочность преподают. У нас люди забыли, что такое ЧЕСТЬ! Когда за собственное достоинство можно тварь носатую и на тот свет отправить. Даже родители перестали учить своих детей быть честными. Ведь чему учат? Какие примеры подают? КУДА ДАЛЬШЕ-ТО?

И не оставалось выбора у Владимира. Он, пусть сам презренный своим народом, заставит вспомнить его кто такие славяне, откуда, и зачем они пришли. Зачем бог ДОВЕРИЛ его народу такую великую страну. Он напомнит, что удел славян не гнуться в поклоне. А повелевать на своей земле! Быть ее рачительными хозяевами. Вот когда восстановится правда… тогда можно будет поговорить о гостеприимстве. А пока…

- У вас будет только пять-семь минут, что бы выйти из машины, дойти по этим улицам до точки, заложить здесь и здесь запаленные шашки и уйти. Как уходить сами знаете.

Владимир вдруг отчетливо понял. У него, у его бойцов все получится. Они делают правое дело и они победят. С ними Бог.

Бог может и удивился бы услышав такие мысли Владимира, но кажется, в тот момент он был занят иными делами.

4.

Илья, вместе с другими товарищами по несчастью сидя, по странному стечению обстоятельств в вытрезвителе, горько думал, что так его не унижали никогда в жизни. Они всего лишь хотели, чтобы в их доме починили лифт. Но разве могли они гадать, что столь справедливое желание может завести так далеко? Начав названивать в ЖЭС и требовать ремонта, они столкнулись с абсолютно флегматичным голосом женщины, которая видно не первый раз уже объясняла, что лифт требует полной замены и осмотра шахты, а такие деньги городом еще не выделены.

Выдвинутый, как боевой офицер коллективом стариков-соседей, Илья стал названивать в мэрию и требовать разобраться с ситуацией. Выделить деньги, если нужно. Ну, негоже ветеранов, унижать такими пробежками утром и вечером уже в течение полугода. Он доказывал, что некоторые старики, живущие в доме, еле ходят, не говоря уже о том, чтобы подняться на восьмой - девятый этаж. В мэрии дали телефон почему-то социальной защиты и сказали, что вот именно там для неходячих стариков обязательно сыщут помощь и людей, что будут ходить по магазинам. Но это же не решение вопроса! - возмущался Илья, на что ему мягко сказали, чтобы они ждали своей очереди на выделение денег для ремонта. Мол, в городе сотни аварийных домов, а тут кто-то с лифтом паршивым достает. Вместо того, чтобы спасибо за физкультуру сказать.

Илья все дословно передал старикам его делегировавшим. Старики вопреки ожиданиям не смирились как обычно, а решили пойти и доказать в мэрию свое право нормально жить. Илья даже невольно улыбнулся. Десяток стариков собирались "застроить" мэра и его "банду", как их не стесняясь называли. Илья не смог отказаться от затеи, когда старики, потрясая клюками и орденами на груди, заставили и его надеть несколько побрякушек на костюм. Дикий видок - признался себе Илья, рассматривая свои медали и ордена на старом поношенном костюме. В этом костюме он когда-то ехал поступать в училище. Вот ведь, хорошо, что домой не отправил, и не выкинул как не нужный. Еще лучше, что не затаскал и не сожрала безмозглая моль, которая вечно жрет не то, что можно.

Вот в таком виде он вместе с небольшой делегацией стариков и появился у мэрии с вполне осознанным желанием либо добиться ремонта, либо… хотя бы обещаний, что ремонт будет сделан в ближайший месяц.

На их беду в этот славный провинциальный город в то время наведался губернатор калужской области и чтобы не смущать его видом немощных стариков во главе с хромым, но деятельным калекой, мэр отдал великолепнейший приказ милиции общественной безопасности - избавить площадь от сумасшедших. Правда, он еще заодно убедил, что люди на площади наверняка пьяны. МОБ взял под козырек и всю дружную группу борцов за достойную жизнь вывез в медвытрезвитель. Ну, правильно - доктор сказал в морг? Значит в морг. И уж совсем, как в еще более бородатом анекдоте, поразила Илью ситуация, когда доктор вытрезвителя признал ВСЕХ пьяными. Включая девяностолетнего старика, который от запаха спирта рассыпался бы на месте.

Пораженный, негодующий и впервые так униженный Илья сидел среди стариков и, плотно сжав губы, просто молчал, слушая их возмущение и жалобы на сердечные боли от переживаний. Позже именно этот момент он вспоминал, как ту линию отделившую его от прошлого. Усталый человек войны не может простить предательства. А то, что сотворили с ними, было, по мнению Ильи значительно хуже. Это была ничем не прикрытая подлость.

И даже то, что их, продержав шесть часов, поздней ночью выпустили по домам, не остудило странной возникшей в нем ненависти. Только старая осторожность не позволила ему в ту ночь просто спалить мэрию дотла. Да, наверное, хромая нога напомнила ему, что он уже не так ловок и быстр как раньше.

Они не спали со стариками всю ночь. Решение, что подлость прощать нельзя, родилось еще в вытрезвителе. Теперь только старики решали своим советом, как будут мстить. Илья, еще не отошедший от такого беспредела, не горячился, как помолодевшие от новой цели в жизни старики, он просто обдумывал ситуацию. Как такое вообще могло произойти? Как мэр просто осмелился на такой шаг? Пожилые же люди! Потом он каялся, что оказался в тот критический вечер таким инертным. Хотя его никогда в этом никто не упрекнул.

До утра старики не слезали со своих телефонов, вызванивая еще живых друзей, товарищей, знакомых и прося их поддержать в митинге, что они наметили на утро. Илья тоже "подтянул" приятелей и знакомых по барным веселым сборищам. Побороться с беспределом властей, как ни странно откликнулось довольно много пожилых людей, да и люди среднего возраста оказались не прочь в пятницу испортить настроение мэру. Пусть он выходные помучается, подумает, что надо и за городом иногда смотреть, а не только беспомощных стариков в вытрезвитель отправлять и ремонтные бюджеты присваивать.

Не выспавшиеся, злые, решительные старики с самого утра буквально потащили Илью к мэрии. Предчувствуя, что дело кончится подобно предыдущему разу, Илья заранее взял в небольшой сумке для стариков воду, хлеб и сигареты. В вытрезвителе хоть все и отбирали, а деньги так назад даже не думали возвращать, но он рассчитывал на гуманность. Наивный…

К его удивлению, к девяти утра на площадь к жалкой кучке дрожащих от чувств стариков стали подтягиваться новые люди. Илья неторопливо рассказывал, что с ними вчера произошло. Многие эту историю, правда, слышали n-адцатый раз. За ночь слухи о творимом мэром, быстро облетели небольшой провинциальный город. К десяти толпа перед входом в мэрию насчитывала не меньше ста человек. Это и радовало и несколько пугало Илью. К половине одиннадцатого еще немного выросшая толпа из пассивного стоянии обратилась к гневным выкрикам в сторону мэра. Появились нарисованные за ночь плакаты говорящие, что бы мэр свою престарелую мать в вытрезвитель отправлял, а не ветеранов стариков. Дальше - больше. После упорно циркулировавших слухов, что деньги на ремонт дорог в городе и на ремонт ЖКХ банально разворовываются, толпа начала дружно скандировать что мэр - вор. Мэр этого не вынес и на свою беду послал заместителя переговорить с митингующими. Ему потом и это припомнили.

От стариков выступил Илья и потребовал извинений лично от мэра за вчерашний инцидент. Помощник, лукаво улыбнувшись, сказал, что, конечно, мэр не будет извиняться за действия милиции. Что мэр, конечно, потребует сделать выговор начальнику милиции общественной безопасности, если его действия были неверными. Но насколько он, помощник, знал, медик в вытрезвителе подписал заключение, что все поступившие были пьяны. Вот это помощник сказал зря. Тот самый девяностолетний дедушка, замахнувшись клюкой на чиновника, с криками "Это я был пьян? Это я?!" стал его откровенно лупить. И хоть удары были не сильными, унижение для помощника мэра, было значительным. Он отобрал у деда клюку и отбросил ее в сторону. Дедушка на глазах у обступившей сцену толпы просто упал. И тогда уже более крепкие старики пустили в дело палки. Если бы не Илья, попытавшийся задержать людей, не уйти было бы этому помощнику живым. Пусть небольшая, но разъяренная толпа преследовала чиновника до самых дверей, где людей встретили крепкие ребята наряда милиции, что прибыл еще только с появлением протестующих перед зданием мэрии.

А ребята тоже оказались без комплексов и, не шибко жалея, просто растолкали стариков, опрокидывая их на бетонные ступени. Илья все больше ужасался этому кошмару, понимая, что вот именно сейчас надо уже либо уходить от мэрии, не дожидаясь прибытия ОМОНа либо уже стоять до конца. Он бы может и ушел, но повисший на нем плачущий старик просил помочь ему и утверждал, что у него сломана нога.

Заприметив недалеко от себя, вообще, молодую девушку, снимавшую происходящее на камеру телефона, Илья крикнул ей, чтобы вызвала скорую. Во всех последующих разборах именно приезд скорой помощи стал отправной точкой. Именно тогда, когда появились первые жертвы противостояния, стало всем понятно, что добром оно не кончится по умолчанию.

Нет, окажись на месте губернатор, выслушай он о несправедливости, которая творилась со стариками, устрой он хотя бы шутовской разнос мэру при делегации стариков, и все это могло бы закончиться безобидно. Ну в очередной раз насрали в мозги людям. Ничего - бывает. Они привыкшие к таким представлениям. Но губернатор, гостивший на даче мэра, был в стельку пьян и отсыпался после бурной ночи в компании с несильно щепетильной девушки из финотдела мэрии. О том, что происходит в городе, он узнал только ближе к обеду, причем от сотрудников ФСБ, которые вежливо поинтересовались, какие меры принимаются в связи с массовыми беспорядками в этом городе и не нужна ли помощь в их реализации. Специалисты ФСБ по голосу поняли "осведомленность" губернатора и не долго думая передали по эстафете, что ситуация критическая, власть деморализована и требуется прилет полномочного представителя президента для ее разрешения.

К обеду, набирая обороты, по городу уже поползли слухи одни ужаснее другого. Сначала упорно твердилось, что стариков пытался разогнать ОМОН. Но те, к изумлению общественности, дали отпор, и милиция отступила. Потом, узнав "из достоверных" источников, что в больнице с переломами и чуть ли не без сознания лежит не меньше дюжины стариков, население города буквально прорвало. Многие покидали в обед свои рабочие места, чтобы взглянуть на место "побоища", да так и оставались, примкнув к толпе несломленных стариков, которых пусть никто и не пытался разогнать, но от этого их героизм меньше не становился. Еще бы. Борьба с властью у нас всегда носила либо народный характер мятежа, либо заговорщицкий. И кажется, нормального демократического пути для России никто никогда не придумает. А если и придумает, то прочитать не даст…

К трем часам дня толпа перед мэрией насчитывала более двух тысяч человек. Наконец-то прибывший ОМОН пробился в здание мэрии и вызвал подкрепление.

Всего в тот день к половине пятого вечера в город прибыло с окрестностей и из центра более ста бойцов ОМОНА и подкрепленные более чем тысячью сотрудников милиции они решились на разгон демонстрации. Генерал милиции, отдавший этот приказ, уже на следующий день был отправлен в отставку и попал под расследование. Удивительным оказалось другое. Меры, принимаемые ОМОНом против граждан, оказались абсолютно не эффективными. Да, они задерживали. Да, они избивали сопротивляющихся, но не хватало ни наручников, ни бойцов, ни даже мест для задержанных. Толпа по окончанию рабочего дня только увеличилась. К восьми вечера она без преувеличения насчитывала семь-восемь тысяч человек и действия ОМОНа, видя, что их усилия тщетны, только ужесточались. В ответ на избиения, в милицию полетели камни. Милиция сомкнула ряды, построив защищенное щитами каре, и уже не отводила задержанных, а приковывала их к ближайшим оградам и фонарям. После избиения беременной женщины ее муж бросился в открытую с кулаками на ОМОНовцев. И хотя он ничего не достиг сваленный беспощадными ударами закованного в броню бойца, он подал пример яростного сопротивления. Милиция применила газ. В ответ с крыш, из подвалов, и даже из квартир раздались первые выстрелы охотничьих ружей. В городе стремительно накатываясь началась гражданская война.

Илья же, спасая с площади стариков, даже не думал об абсурдности ситуации, когда неработающий лифт привел к сотням пострадавших. Он думал только о том, что изувеченная нога странным образом стала лучше слушаться и работать. Он думал о том, что его мрачная меланхолия неизвестно куда исчезла, уступив место бездумным, но отточенным действиям. В крови кипела ненависть, в голове же вдруг проявилась необыкновенная пустота. Не надо было больше думать, что да как. Надо было просто действовать и не рассуждать. Как в горах. Решать задачи по мере их поступления.

Он многих вынес с площади. Самое забавное, видя его за этим занятием, милиция даже не задержала его. Хотя во всех последующих разборах его фамилия значилась, как организатора мятежа.

5.

В не столь далекой от этих событий Москве, Владимир на собственном автомобиле подвез "исполнителей" поближе к месту акции. Была половина десятого вечера. В это время ОМОНу уже разрешили применять против вооруженных людей огнестрельное оружие. Уже пали первые невинные люди от шальных пуль. Уже губернатор, лихорадочно трезвея, деревенскими дорогами выбирался на главную трассу, ведущую в областную столицу. Ровно в десять он на полном ходу собьет маленькую девочку, отбежавшую от мамы, и даже не остановится. Посчитав, что обстоятельства исключительные он только добравшись до своего кабинета, сообщит о произошедшем начальнику милиции области. Начальник в условиях, когда недалеко от них начинается гражданская война тоже не придаст особого значения произошедшему.

Владимиру понятно в то время было абсолютно ничего неизвестно. Но состояние его и его бойцов было идентичным состоянию других молодых людей, что, вооружившись, чем попало, решительно воевали с милицией. Они верили совершенно в правильность того дела, которое делают и так же были готовы идти до конца.

- Ступайте! - Кивнув, скомандовал Владимир. - Как все сделаете в разные стороны и прочь из Москвы. Ты в Ярославль на автобусе. А ты в Обнинск.

Бойцы молчаливо, закинув на плечи сумки, покинули машину. Сам Владимир осторожно отъехал от тротуара, поглядывая в зеркало заднего вида и, как ни в чем не бывало, направился к себе домой.

Дома ждали его незадействованные волчата, и та самая любимая, которая накануне через весь город на свой страх и риск привезла взрывчатку, даже не зная, что же ее попросил привезти от друзей Владимир. Когда же она узнала, то была настолько шокирована, что Владимиру пришлось очень много времени потратить на то, что бы убедить девушку, что она сделала великое дело. И что страна этого не забудет. Но он не стесняясь напомнил девушке, что она теперь "причастна". Не смотря на свою однозначную любовь к ней, он не постеснялся втянуть ее в свое опасное занятие. Их общение вдвоем, пока бойцы заучивали план и свои действия затянулось до глубокой ночи. И к удивлению обоих после произошедшего закончилось постелью. Она о многом подумала и многому поверила. Странно было бы не верить любимому человеку. Любимому человеку, обретшему к тому же некий ореол опаснейшей романтики. Настоящий революционер. Она откровенно восхищалась им. И Владимир счастливый оттого, что его поняли, готов был для нее горы свернуть. Понимание другими это так мало и так много для человека.

Добравшись, домой он получил сообщение на телефон, что все прошло удачно и сообщивший боец уже добирается к автовокзалу. Довольно улыбаясь, Владимир вошел в квартиру и до самого утра он пил пиво, удивляя своих товарищей странной беспричинной радостью. Его подруга относила такое поведение на свой счет и не раз и не два уединялась с ним в другой комнате, пока после одного из таких уединений их обоих просто сморил сон.

Проснулся Владимир от телефона, настойчиво исполняющего гимн нацисткой Германии. Звонил старший. Надо было брать трубку.

- Немедленно убирайся прочь из города. Твой попался вчера вечером на киевском вокзале. - Раздраженно сказал голос в трубке.

- А второй? - Жестко спросил нисколько не испугавшийся Владимир.

- Про второго ничего не знаю, и не сообщали. Тебя пока этот не сдал, но поверь и его расколют. Вали из города. Телефон выключи, чтобы не запеленговали. Зашхерься так, чтобы найти не могли. Через месяц оставишь на нашем резервном форуме сообщение от себя, тебе скинут, куда укажешь, инструкции и если все будет плохо, то и новые документы. Понял?

- Да. - Коротко ответил Владимир и, прекратив разговор, выключил телефон совсем. Посмотрев на встревоженную девушку, он сказал: - Одевайся мы уезжаем…

Она только спросила "Куда?", но не получив ответа стала влезать в свои узкие джинсы и смятую футболку. Владимир вышел в зал, где вповалку спала его команда и, растолкав всех, велел убираться и не появляться больше пока он сам не вернется. Предупредив, что уезжает надолго, он никому не стал больше ничего объяснять. Волчатам повторять было не надо. Все давно знали, что надо делать в случае команды "рассосаться и лежать на дне".

Уже через десять минут покидав только самые нужные на его взгляд вещи в сумку, он с девушкой вышел во двор и сразу же потащил ее к машине. Он не думал о том стоит ехать на машине или надо выбираться из города иным путем. Он был уверен в себе. Он успеет. Он прорвется раньше, чем посты будут оповещены о его причастности к подрыву.

Скорее случайно, чем специально, выбирая дорогу, Владимир проехал недалеко от той самой синагоги. Точнее того, что от нее осталось. Его ребята постарались на славу. Пожар был такой силы, что не выдержали даже стены, завалившись поверху вовнутрь. Крыши само собой не было тоже. Довольно усмехаясь и, даже не обращая внимания, на то, как пугает эта усмешка девушку, Владимир погнал машину в потоке дальше к выезду из города. Два с половиной часа они выбирались на киевскую трассу. Два с половиной часа девушка молчала и только видя, что они покидают город, запротестовала.

- Вова, куда мы? Я же родителям сказала, что сегодня приду обязательно. Я вообще соврала им, что у подруги ночую, готовлюсь к пересдаче экзамена.

Владимир сначала не отвечал, но когда его подруга разревелась, сказал успокаивая:

- Не реви. У тебя телефон есть? Ну, так позвони, соври что-нибудь. Скажи, что с родителями подруги и с ней едешь за город. На пару дней.

- Да меня они убьют даже по телефону за такие слова! - серьезно призналась девушка, но Владимиру было абсолютно все равно. Машина, уверенно, не уступая никому во втором ряду, катила все дальше и дальше от столицы.

Девушка успокоилась и, немного подумав, позвонила все-таки родителям, сказав, что и сегодня ночевать домой не придет, так как уезжает на выходные к подруге на дачу. Возмущение и ругань отца с матерью она слушать не стала, оборвав связь и отключив телефон. А что она могла им еще сказать?

Еще три часа понадобилось Владимиру, чтобы добраться до идущей в правом ряду колонны легкой бронетехники. Ошалело, оглядев ее Владимир, поспешил, увеличивая ход, обогнать гусеницу из БТРов. Его спутница еще долго оборачивалась назад в надежде разгадать, куда и с какой целью идут грузовики и БТРы с расчехленными стволами.

Если бы они остались в городе, пусть даже скрывшись в другой квартире у кого-нибудь из друзей, они бы узнали, что уже в двенадцать часов, не в силах сдерживать прорывающуюся информацию, о массовых беспорядках в калужской области сообщили новости первого канала. А если бы у них был интернет, то они непременно бы наткнулись на копии, выложенные на массе сайтов, съемок с телефона избиения стариков, первых выстрелов и беспощадных действий ОМОНа.

Девушка сделавшая эти записи, сидя дома в бунтующем городе, комментировала в своем "интернет дневнике" все, что происходило вплоть до того момента, пока к ней в квартиру не вломились сотрудники ФСБ. Скрутив девушку федералы в штатском препроводили ее в своей машине через охваченный уже даже не первыми пожарами город в оборудованный под изолятор бывший овощной склад. Девушка-фанатка и оттуда с помощью спрятанного в нижнем белье телефона продолжала информировать друзей о себе. Получая сочувствие и признательности в ответ на свой труд, она вдруг подумала, что быть журналистом не так уж и плохо. Даже сидя среди гнилых кочанов капусты с другими избитыми задержанными. Знала бы она, какие нелестные отзывы о ней произносили федералы, которым не удалось информационно изолировать город, она, наверное, даже гордилась бы тем, что так осложнила им работу. Странная наша страна, странные мы.

Владимир ничего этого понятно не ведал и упрямо "шел" прямо в областной центр, где известие о сбитой губернатором девочке вопреки ожидаемому незначительному ропоту недовольства вылилось в уличный массовый протест, против беспредела. Понимая, что этот протест может превратиться в копию ситуации в недалеком районном центре, уже прибывший полномочный представитель Президента надавил на прокуратуру и суд, и буквально в течение дня губернатор прошел принудительное медицинское освидетельствование. Найденные остатки алкоголя в крови позволили классифицировать его деяние как тяжкое, а в купе с побегом с места совершения наезда дали повод не просто отстранить губернатора от власти, но и заключить его под домашний арест. Решение судей с одобрением было встречено толпами на улицах. "Пожар" в самой Калуге так и не вспыхнул. Зато много раздраженных такой властью калужан ринулись на своем транспорте сквозь заслоны в бунтующий город. Так сказать, поучаствовать. Тоже неплохое, нашли развлечение. Исполняющий обязанности губернатора, пользуясь примером принесения в жертву своего предшественника, отстранил от власти мэра мятежного города. Жаль, что информация об этом акте так и не дошла до жителей ни в тот день, ни на следующий.

Уже в самой Калуге Владимир и его подруга узнали о событиях разворачивающихся недалеко от них. Решение созрело мгновенно. В "мутной воде" и не от такого прятались.

Он попрощался со своей любимой на Театральной площади Калуги и, дав ей денег на обратный билет, Владимир со скромным героизмом просил его не забывать, даже если он сгинет в начавшейся революции. Девушка на полном серьезе плакала, провожая взглядом его машину. Я уже говорил о странных людях?

6.

О том, что творится в заштатном городке калужской области Анна Андреевна и Александр Павлович узнали, как и остальная страна из новостей. Два дня отец Сергея не предпринимал ничего. Но на третий, когда стало точно известно о беспорядках, словно заразная болезнь возникающих в других городах он почувствовал себя нехорошо. Только чутье, выжившего в бизнесе в девяностые года прошлого столетия, подсказало ему, что под формулировкой "массовые беспорядки" скрывается настоящая резня. Искоса взглянув на жену, Александр Павлович сказал:

- Вот, жена. Я ведь еще когда предсказывал, что развитие общества в России приведет не к демократическим ценностям, а к тому, что за любую фигню здесь будут глотку друг другу драть, считая это своим законным правом. И сто раз были правы те, кто до пены у рта доказывали, что свободная продажа оружия в России это просто крах всей страны.

- Что за глупость!? - возмутилась супруга и спросила: - С чего ты взял, что там вообще что-то серьезное?

- Потому что, солнце мое, я, кажется, свою страну знаю. И если у нас говорят о массовых беспорядках, то это гражданская война как минимум. Потому что в остальных случаях просто всех заткнет наша цензура, которой как в СССР секса, у нас официально нет.

Не слушая ответные возмущения жены, Александр Павлович вышел из зала и, поднявшись к себе в кабинет, сел за компьютер. Все самые его страшные опасения оказались верны. Он не поленился и, позвав жену, показал ей выложенные на сайтах ролики и рассказы очевидцев. Жена только вздыхала и охала, видя, как калечат дубинки ОМОНа совсем молоденькую девочку, вступившуюся за забитого парня.

- Господи, что же это творится? - возмущалась она.

- Это только начало. - Уверенно кивнул Александр Павлович. - Сейчас туда как магнитом потянет всякий сброд. Только для того, чтобы конфликт не затухал. Могу спорить, туда и из-за границы с удовольствием денег зашлют, чтобы мятеж только разгорался. То, что в Калуге затушили начавшееся это только временное явление. Там снова полыхнет. А это слишком близко к Москве. А вот когда начнут жечь машины в Москве, когда начнут бить витрины, тогда нам всем будет не до бизнеса.

- Ты преувеличиваешь! - Покачала головой Анна Андреевна.

Александр Павлович сказал даже с улыбкой:

- Ага. Наверное. Вон синагогу спалили или взорвали уроды… Смотри сколько погибших. Это начало. Всегда все начинается с еврейских погромов. Никогда ни с чего другого не начинается. Так что, наверное, я преувеличиваю! Наверное я чересчур напуган… Но у нас с тобой внеплановый отпуск! Поняла меня? Едем в Италию, в наш дом. На месяц пока, а там посмотрим. Завтра же! Слышишь меня? Оставляй дела помощникам и в отпуск. Сережку вызванивай пусть паспортные данные тебе сообщит, закажи на него билеты… да и эту дуру его пусть забирает… чтобы ему не скучно было на море. И пусть бога поблагодарит, если у нее есть шенген. Иначе в сад… Главное Сережку вывезти.

Анна Андреевна ушла к себе, чтобы, не мешая мужу, по телефону отдать необходимые указания. А ее супругу тоже стало не до отдыха. Через сорок минут после очередного "сенсационного" телевизионного сообщения ему позвонил лично "любимый" конкурент и спросил, не желает ли коллега уронить цены на метр квадратный процентов так на тридцать?

- Что, Олеженька, обосрался? - язвительно осведомился Александр Павлович.

В трубке раздался довольный смешок, и отец Сергея услышал:

- Да, Саша, не по себе. У меня, кстати, там у этих "чегевар" доморощенных несколько гектаров земли и дом на старость. И бизнес…

- А я тебе сколько раз говорил, чтобы ты в Финляндии на старость логово готовил? Ты нет, нет… хочу сдохнуть на родине… а вот как клюнул петух в жопу, так и сразу балласт сливать и за кордон собираться…

- Не собрался я еще никуда. - Ответил коллега. - Может и пронесет, но рисковать не хочется. У меня надежные источники - в город введена тяжелая техника и новые отряды ОМОНа. Пока говорят безрезультатно.

- Твои надежные источники у меня перед глазами. - Усмехнулся Александр Павлович. - Девочка хорошие кадры в дневнике выложила.

- Да это я видел, но не про нее сейчас… У меня в калужской бумажный бизнес. - Вздыхая сказал Олег и спросил: - Ну, так что валим цену?

- Нам Смольный не простит обвала и паники. - Уверенно сказал Александр Павлович. - И Москва тоже…

- А что, сидеть ждать пока это к нам хлынет и когда за бесценок или так все побросаем? - Раздраженно спросил Олег. - У тебя же сын историк пусть он тебе расскажет, как все это было в прошлом веке в семнадцатом году.

Александр Павлович лишь на минуту задумался и, сказав, "Хорошо, звони, договаривайся с Андреем. Я согласен" положил, не прощаясь, трубку. Им еще придется много увязывать, так что прощаться смысла не было.

Сами того не понимая своим шагом они лишь нагнетали нервную обстановку в обществе. Доводили его до исступления и вгоняли в паническое состояние. Существенное падение цен на жилье буквально в начале недели грохнуло похуже ядерного фугаса. Вслед за Питером на тридцать и более процентов жилье обвалилось в Москве и по другим крупным городам, где люди уже несколько лет пользовались невероятной накруткой для безбедной жизни.

"Господи, и как они с такими нервами в бизнесе выживали", недоумевали земельные и прочие чиновники, которых первоначально кризис не затронул.

7.

Сообщение о волнениях застало Ольгу в субботу, когда она вернулась с финского залива. Ее новый парень, или "мальчик", как она их всех называла, возил Ольгу на море очаровывать роскошным обедом на пляже и долгими романтическими прогулками по песку. Не сдержавшись, Ольга наелась от пуза шашлыком, напилась под завязку отличным вином, прогоняя хмелем усталость и нервотрепку прошедшей недели. Потому-то ей, довольно-осоловевшей от жаркого солнца и алкоголя, прогулка по песку показалась не романтичной, а мучительной. Да и рассуждения парня о его успехах в работе Ольга сочла обычным занудством. Раздраженная, но вежливо улыбающаяся она поблагодарила парня за приятно проведенное время, но к себе, не смотря на все намеки, не пригласила. Намыливаясь в душе она с тоской посмотрела на обожженные на солнце плечи и подумала, что когда начнет облезать ей придется надолго залезть в закрытые блузки и футболки. Ну, не показывать же всем как кожа будет лоскутами слезать с нее.

Растеревшись и высушив феном волосы Ольга перебралась на диван в единственной комнате своей квартиры эконом класса и включила старенький, но с большим экраном "Панасоник". Она внимательно просмотрела выпуск новостей, в котором тревожный голос диктора сообщал, что по подобному калужскому сценарию массовые беспорядки возникли в нескольких городах Тюменской области и Карелии. Везде работают подразделения ОМОНа и следственные бригады, выясняющие причины конфликтов. Показали и Госдуму, где радикалы с трибуны вопили, что все эти беспорядки спонсированы врагами из-за границы. Неоднократно делались намеки в сторону госдепа США, но микрофоны особенно откровенным в своих подозрениях быстро отключали в опасении, что потом придется извиняться. И уж совсем нелепо выглядел в конце выпуска прогноз погоды. По всей стране установилась небывалая жара, сообщал диктор. Так же опасность несут магнитные бури. Людям настойчиво рекомендовалось в эти дни находиться чаще дома. И многие от этих слов только улыбались.

Ольга даже по окончании выпуска, некоторое время бессмысленно рассматривала идиотскую рекламу, пытаясь переварить услышанное. Вывод, который она из всего этого сделала, был очень не похож на мнение озабоченного большинства населения страны.

- Во придурки! Делать им больше нечего…

Она выключила телевизор и утомленная солнцем и такой прогулкой быстро уснула. Она была современным человеком. И меньше всего ей были интересны дрязги и народные волнения. Больше ее интересовало, что там норвежцы насчет "ее" трески решили. И сможет ли она с полученных денег заплатить сразу за пару месяцев кредита квартирного. Эта банковская "льготная" шестнадцатипроцентная кабала давила на разум хуже самой лютой жары.

 

Глава третья.

1.

Самое страшное для человека в условиях надвигающегося социального или иного кризиса это две вещи: Суета и наоборот бездействие. Для многих, очень для многих, когда они начинают что-либо предпринимать, их действия кажутся логичными, обоснованными. Они закупаются солью, спичками, продуктами и прочими на их взгляд необходимыми вещами. Они жадно ловят крохи поступающей информации и с жаром обсуждают ее с соседями, друзьями, приятелями - такими же озабоченными кризисом людьми. Они критикуют действия власти и конечно зачастую отлично знают, как на самом деле надо бороться с кризисом. Они раздают советы направо и налево. Они активно защищают свои мысли и заражают ими других. И уже другие бегут в магазины скупать соль, спички и продукты. Упрощенный механизм нарастающей пока еще не паники, но уже тенденции к ней ведущей. Потому что когда кончатся в ближайшем магазине соль, спички и продукты… Вот тогда начнется настоящая паника. Толпы людей бросятся по магазинам города скупать указанное и конечно сметут недельные запасы в течении дня. А склады у поставщиков тоже не резиновые. И не хранят они так много быстро портящихся продуктов, не говоря уже о кубометрах спичек и пирамидах соли. Вот… Это и есть кризис вызванный гиперативностью населения. Примеров масса. От исчезновения сахара в магазинах краснодарского края, что выглядело как анекдот. До исчезновения в мегаполисах не только спичек, но и зажигалок.

Описывая суету не стоит сбрасывать со счетов и тех кто волей судьбы стоит у руля государства. Они тоже люди. И на них тоже давит обстановка. И надо быть действительно волевым и крепким человеком, чтобы не наделать глупостей в критический период. А таких людей всегда мало. И тогда начинаются оговорки в прямом эфире, мол, кризиса нет, но милиция приведена в повышенный режим готовности. С продуктами все хорошо, но мы вынуждены дополнительно закупаться в Европе мясом. С инфляцией все просто замечательно, и видели бы вы какие защищенные новые купюры более крупного достоинства готовит к выпуску Центробанк? Или: доверие народа к власти безгранично, а массовые выступления в некоторых городах это просто провокация деструктивных сил. Процентов восемьдесят населения не придаст внимания оговоркам. Но те двадцать процентов, что внимательно все услышат, дополнят паники переводя на русский язык все сказанное, как неприкрытое вранье. Так что любые действия не только граждан, но и власти в критический период должны быть предельно осторожными, а лучше еще на некоторое время и засекретить их в большей части. Нечего болтать, когда никто не может предсказать реакцию населения на оговорку или откровенную глупость.

Но, говоря о суете, нельзя не отметить и вторую сторону поведения человека. Полное бездействие. Это бездействие, а точнее мягкость действий привели к развалу не одной империи в истории человечества. И российская империя самый нам близкий пример. Кто-нибудь всерьез думает, что если бы правительство последнего монарха ввело террор в ответ на попытки развалить империю, то у большевиков что-нибудь получилось? Кто-нибудь думает о том, что если бы полевыми судами агитаторы в армии на фронте расстреливались эта зараза хлынула бы обратно в страну? Или если бы внешняя разведка Империи тихо вырезала всех подстрекателей, что засели за рубежом и оттуда, купаясь в мягких лучах демократии, раскачивали страну? Есть хотя бы теоретический шанс, что случилась бы та катастрофа, которую пережила страна? Расслабленное демократизированное общество при монархе не желавшем вводить террор, но желавшем оставаться абсолютным монархом это нечто. Хотя судить строго тоже не стоит. Может если бы он ввел террор сейчас бы его поносили именно за это. Пока что его несправедливо поносят за мягкость и желание быть добрым государем для подданных и хорошим семьянином для родных. В принципе это как обычно - докопаться можно и до столба.

Но ситуация, в которую попал Путник, он видел совершенно однозначной. И он искренне не мог понять, почему, когда во всех странах любые мятежи давятся беспощадно и быстро, дабы предотвратить их распространение, в России ВСЕГДА так долго "запрягают". Поговорки типа: долго запрягают, зато быстро едут, его не устраивали абсолютно. Он требовал действий. Четких, слаженных, не сильно обремененных моральной стороной. Он требовал погасить мятежи любой ценой и от собравшихся ждал полного подчинения…

Путник раздраженно оглядел всех. Присутствовали исключительно "свои". Обсудив обстановку они уже, казалось, были убеждены в правоте стоящего перед ними молодого человека. Они даже признали частично свою вину. Но вот частичное признание не устраивало путника. И тот словно добивая слушателей, вещал злым и жестким голосом:

- Ваша безответственность привела к тому, что все наработанное пошло прахом. Кто убеждал нас, что уровень жизни выдержан так, чтобы исключить любой тип мятежей? Кто нам втирал, что озабоченные заработками и одурманенные люди не способны на бунт? Кто из вас с пеной у рта доказывал, что они уже не те, что прежде?! Почему тогда какой-то идиотской и незначительной причины хватило, чтобы полыхнуло? Я вас спрашиваю?

Отвечал за всех "патрон":

- Простите, но в данном случае мы не видим своей вины. Это могло произойти как угодно и где угодно в провинции. Там уровень жизни еще не перешел "порог"… Там еще такие эксцессы были возможны, о чем мы вам вполне ясно докладывали…

- О какой провинции вы говорите!? - возмущенно изумился путник. - Два часа от Москвы это, по-вашему, провинция? Или вы всерьез приняли утверждение вашего коллеги, что Москва - Метрополия, а все остальное ее колонии? Вы, мне кажется, просто зажрались!

Ему никто не ответил на оскорбление. Ну, а что сделать, если действительно "прощелкали"? Если не смогли вовремя "пнуть" "своего" губернатора. Путник был прав, они расслабились. Расслабились и заелись дармовщиной, когда за очередной законопроект, вносимый в Думу "со стороны" они теперь драли не меньше трехсот тысяч евро. Они стали неповоротливы и даже их "длинные" руки потеряли хватку.

Понимая молчание и принимая его как должное, путник немного смягчился и спросил:

- Что ваш президент собирается делать?

Ему ответила женщина до этого незаметно сидевшая где-то сбоку и сзади у окна:

- Сегодня с утра он публично признал наличие беспорядков и отдал приказ МВД максимально в трехдневный срок погасить волнения. Если через два дня, которые остались, МВД со своей задачей не справится, все будут выведены. Он так и сказал, мы не диктаторы, чтобы свою власть защищать от своего же народа с помощью армии. Мятежники просто будут блокированы до разрешения ситуации. Уже в узком кругу он добавил, если МВД не справится, будут переговоры. Все силовые акции через три дня, что бы не ухудшать ситуацию и не вызвать гражданской войны, будут просто запрещены. Будет введен план изоляции. Но он очень рассчитывает на переговоры.

- С кем? - Удивился путник. - Разве там уже есть с кем переговариваться? Вы мне чего-то недоговариваете?

Раздраженно и несколько презрительно женщина сказала:

- Там обычная толпа. Стадо. И договариваться пошлют тех, кто умеет с толпами работать. Нет повода для волнения…

Это она зря сказала. Помешанный на своих и не только своих страхах, что начинается новый исторический виток, Путник вспылил:

- НИКАКИХ переговоров. Мятежи должны быть подавлены. Свяжитесь, надавите на МВД, надавите на командиров, что сейчас там. Штаб возьмите под свой контроль. Мятеж должен быть подавлен! Как только начнутся переговоры, будет поздно! В этой мутной воде уже сейчас наверняка всплывает то говно, которое вас всех потом вот так за горло возьмет.

Путник выразительно сжал ладонь в кулак и обвел взглядом собравшихся. Нет, он не произвел на них эффекта. Все эти сценические штучки они знали и по собственным выступлениям. Зато когда он заговорил снова, они реально ощутили холод того разума, с которым столкнулись.

- Я смотрю, вы не слишком серьезно относитесь к делу… Чтобы у вас было понимание, наш договор стоит под большим знаком вопроса. Если из этих мятежей родится ЛИДЕР и у него будет команда, за которой пойдут недовольные текущей властью… который сможет объединить всех ваших отщепенцев, наш договор прекратит свое действие, как утративший силу. Россия в наших планах будет снова отброшена на десятки лет назад. И поверьте мне… раз ваша жадность, тупость, недальновидность, привели к краху того, что мы строим, не уверен, что вас и ваших родных пощадят.

Наступившую довольно длительную тишину нарушил "патрон", успокаивая всех собравшихся, он сказал:

- Еще ничего неясно. Может быть завтра ОМОН возьмет под контроль мятежные города и за все, сказанное здесь, мы будем очень неловко себя чувствовать. Давайте не спешить с выводами. Тем более что за такой короткий срок опасения наших партнеров просто не смогут реализоваться. Сейчас надо не ссориться, а действительно начинать принимать меры.

Путник кивнул разумности этих слов и попросил всех сделать все возможное для решения данного вопроса и сохранения существующих наработок. Потерять пятнадцать лет труда за несколько недель было бы чересчур расточительно.

Уезжая из Москвы со своим "патроном" в Калугу чтобы, так сказать, с близких позиций наблюдать за происходящим, путник старался вообще больше ничего не говорить. Пугать этих людишек было делом бесперспективным. Они сами понимали уже все. А тратить силы на унижение партнеров ему не хотелось. И так он сегодня им высказал все, что думал лично.

Но в абсолютной тишине два с половиной часа было тягостным испытанием для всех в машине. Даже водитель, которому запретили включать музыку, откровенно неприятно себя чувствовал. Не выдержав, "патрон" чтобы попробовать вернуть прежние отношения спросил:

- Вы где воспитывались? Здесь я имею в виду?

- В интернате… В Нижнем Новгороде. - Глухо отозвался путник. - До тринадцати лет. Потом уже, как многие мои знакомые дурачки, сбежал в Москву. Да, признаюсь, веселый год был. Клей нюхали, деньги воровали, даже несколько раз грабили кого-то ночами. Было не скучно. В милицию, когда попал… хорошо меня избили тогда… поначалу просто рвало, думал сотрясение мозга. Но оказалось все значительно хуже. Разрывы внутренних органов. Перитонит… больница. Ну, а потом все как обычно: жить хочешь? Ну, тогда живи! Меня чуть подлатали, и отправили вместе с провожатым к точке эвакуации. Провожатый меня буквально на руках нес. Когда он меня на поляне оставил, я ведь еще ни во что толком не верил. Думал просто привезли в лес сдохнуть. Или что это какие-то солнцепоклонники… оставили ночью, чтобы утром при первых лучах солнца в жертву принести… Да уж… я был тогда вообще на всю голову повернут.

Обстановка от такого неторопливого рассказа действительно разряжалась. И "патрон" и его водитель с телохранителям уже открыто улыбались, а путник хоть и повеселел немного, но все равно был внешне серьезен.

- Когда за мной прибыли, я почти без сознания был… Ну, а когда пришел в себя… в общем, о старой жизни я очень быстро забыл. Шесть лет обучения. Шесть невероятно долгих года. Из них всего год стажировки здесь. Это в сумме. Больше трех месяцев за раз не бывало никогда. Последний раз на Украине участвовал в разруливании в Крыму.

"Патрона" очень подмывало спросить, кем сейчас больше чувствует Путник. Русским человеком или кем-то еще. И человеком ли вообще. Но такую бестактность он допустить не мог. Он даже не решился спрашивать, где еще проходил свои "стажировки" его собеседник. Меньше знаешь - лучше спишь. Но вот от вопроса касавшегося лично его, "патрон" удержаться не мог:

- Я не получил сегодня по графику посылку. Узнал у других, они тоже ничего не получили. Какие-то технические проблемы? - Путник покачал головой и "патрон", не дождавшись ответа, сказал: - Послушайте, я действительно старый человек. И меня пугает смерть. А такой вот перебой в поставках заставляет меня думать даже не о Деле, а только об этом…

Путник повернулся от окна и взглянул в неуверенно-опасливые глаза собеседника. Медленно он произнес, вскидывая брови:

- А вы думали, что я шутил, когда говорил, что соглашение под большим знаком вопроса? Решите в нашу пользу этот бедлам и поставки возобновятся.

"Патрон" не отрывая взгляда от молодого лица собеседника, только головой покачал изумленно. Это было нечто новое в их отношениях. Откровенный шантаж. Хочешь жить - работай. Неужели именно к этому в итоге приведет деятельность этих гостей. Когда что бы прожить немного дольше люди начнут вкалывать на них с утра до ночи. Когда чтобы расплатиться за "бусы" и "таблетки жизни" люди начнут продавать чуть ли не самих себя. А нужно ли оно? Стоит ли оно того?

"Патрон" впервые в жизни задумался, а верно ли он поступает, сотрудничая и помогая Путнику и другим. Это раньше все казалось довольно радужным и перспективным. Это раньше он, старый человек, переживший инфаркт, сразу в больнице согласился. Не думая согласился. А прошло несколько лет, и отступившая смерть притупила страх перед ней. И конечно притупило преданность "патрона" своим "партнерам". И вот ему однозначно напомнили, ЧЕМ он обязан им. И ему это очень не понравилось. Давненько с ним никто не позволял себе разговаривать языком ультиматумов. Этот язык для быдла, а не для такого как он.

"Я решу, сказал про себя "патрон", я решу и ваши и свои проблемы. Но упаси вас бог, оступиться. Я напомню вам ваш язык ультиматумов."

2.

Владимир, сжимая в потной ладони раздобытый "глок" тихо матерился и, причем исключительно на себя. Захотелось подвигов епт. Захотелось быть на острие революции. Вот оно острие. Острее не бывает! Пятеро ментов тебя удерживают огнем в вонючей, полной настоящего дерьма канаве, а шестой в это время где-то крадется и пытается найти место откуда тебя лучше ухайдохать. Вот они подвиги. Сгинуть в вони канализации, в канаве и еще не факт что быть потом хотя бы похороненным по-человечески. Кривясь лицом, Владимир посмотрел на тела своих двух неудачливых товарищей "подбитых" когда они все вместе выбирались из канавы. Менты от тактики зачисток уже сутки, как перешли к тактике блокирования, выставив на мало-мальски значимых перекрестках свои посты, расставив в окнах снайперов, и оцепляя целые районы бронетехникой. Зная, что ничего серьезнее ружей, автоматов и пистолетов у мятежников нет, МВД разве что танки не ввело в город. Были ли вообще у МВД танки, Владимир не знал, но даже факт наличия в городе БТРов с абсолютно безумными от алкоголя и кровавого угара водителями ему откровенно не нравился. Хотя в самой канаве меж тел своих только накануне обретенных приятелей его кажется уже и БТРы не волновали. Вот прямо сейчас откуда-то раздастся выстрел, думал он, и тел в канаве будет три.

И выстрелы раздались.

Сжимаясь от страха и в порыве малодушия откинув от себя пистолет, Владимир сжался и попытался прикрыться от пуль телом товарища. Он не сразу сообразил, что стреляют слишком часто, и тем более не сразу осознал, что стреляют не в него. Только стали стихать выстрелы, как словно "свято место" воздух заполнился отборнейшей бранью, стонами и даже плачем. Утирая невольные слезы от пережитого, Владимир слегка отстранился от тела приятеля и так же медленно и осторожно приподнялся сначала на локтях, а потом и встал полностью. Над поверженными, но кажется только раненными телами милиционеров, важно расхаживали какие-то серьезные, небритые и довольно устрашающего вида мужики. В руках они все как один держали автоматы и во взоре была такая решимость добить раненных, что Владимир удивился, видя как двое из этого, несчитанного растекшегося отряда, склонились и стали осматривать ранения. Странный мужчина, засевший с автоматом в руке в тени большого куста сирени, принимал "рапорта" от других и, не долго размышляя, вынув из внутреннего кармана своего убогого, продранного и испачканного костюма сотовый телефон, стал куда-то названивать.

- Пятеро пострадавших на перекрестке Школьной и Солнечной. Пулевые ранения различной степени тяжести. Один точно не жилец. Поспешите. Может, и вытащите его. Медицинскую машину мы пропустим. Сообщил Богуславский. Да. Ок. Конец связи.

Спрятав телефон, мужчина с заметным удивлением посмотрел на Владимира, уже взятого на прицел другими бойцами и спросил странно спокойно:

- Ты чего там как вкопанный встал? Давай сюда в кусты. Нечего на открытом участке торчать.

Бойцы этого странного отряда, действительно немного отдыхая после боя, разбрелись по хоть мнимым укрытиям и теперь, озираясь, ждали команды двигаться дальше. Чувствуя себя беззащитным, Владимир мигом подхватил отринутый им "глок" и, перебежав дорогу, спрятался под тем же кустом сирени, что и этот странный Богуславский.

- Здесь еще один… - взволнованно сообщил Владимир, и командир отряда спокойно кивнул.

- Здесь их много. - Сказал он абсолютно уверенно и добавил: - Сейчас медиков дождемся и пойдем дальше. Нам еще Черемушки надо осмотреть. Сколько этих там… и как их выкуривать.

Владимир очень опасался, что оставшийся в живых милиционер откроет по ним огонь. Интуиция ошибочно говорила ему, что вот именно в этот момент кто-то в него целится и готовится выстрелить. Но он, как и отряд Богуславского Ильи были в тот момент никому не интересны. Последний из милиционеров этого заградительного отряда бежал сломя голову по той же канаве, в которой еще недавно прятался сам Владимир, и даже боялся оглянуться. Нет, он не спасся, подбитый пулями другой группы "вольных стрелков", пробирающихся канавой на встречу к Богуславскому. Но интуиции Владимира, боящейся всего на свете, в тот момент от этого было не легче. Он ежился в тени и сжимался от страха, трясущимися руками пытаясь удерживать так ни разу ему пока не пригодившийся "глок". Вот ведь, удивлялся сам себе молодой парень, в одиночку во дворах насмерть метелился и не страшно было… А тут. Глупость какая, надо брать себя в руки. Надо помнить, что бог меня хранит для грядущего.

- Ты откуда и звать тебя как? - Спросил командир, видя, что парню реально плохо от испуга, и он странно отсутствующим взглядом шарит по мостовой.

- Владимир. Из Москвы. Позавчера приехал.

Довольно громко усмехнувшись, командир сказал недалеко сидящему бойцу:

- Слышь, Андрей? Твой зёма. Еще один турист. Вот что вас сюда тянет… - последние слова были сказаны в пустоту, но Владимир реально обиделся на них.

- Я думал, что здесь начинается революция! Я спешил вам на помощь! - сказал он возмущенно.

Командир усмехнулся и сказал, успокаивая парня:

- Я понимаю. И спасибо… Но я так понял опыта у тебя ноль. Погибнешь зря, если все серьезнее еще будет. Мы-то ладно. Почти всех своих я отбирал из афганцев и чеченцев. Мы хоть не трясемся от выстрелов. А как попрет на тебя БТР с ревом? Оцепенеешь ведь…

- Нет. - Несколько зло отозвался Владимир. - Я и стрелять умею!

- Надо не уметь стрелять… - сплюнув на асфальт, сказал Богуславский. - Надо просто уметь убивать.

Слова, сказанные там, в тени отцветшей сирени, надолго запомнились Владимиру. Он их позже не раз и не два переделывал, оставляя смысл и интонацию. Сильно они засели в душе молодого революционера даже позже не понявшего самый главный их смысл. Не умеешь, не берись, хотел сказать тогда Илья, но пощадил самолюбие "неопатриота".

Когда, с воем сирены и проблесковыми огнями, к ним пробилась машина скорой помощи, никакие понукания Ильи не смогли заставить Владимира помогать таскать в машину окровавленные тела. Он чуть уши не закрывал от воя, стонов и плача молоденьких совсем милиционеров. Он уже насмотрелся крови за жизнь, но еще не так привык к ней как бойцы отряда Богуславского. А от вида трупов его иногда еще подташнивало. Равнодушно смотреть на серые лица, открытые глаза, раззявленные рты и вывернутые руки, было для него неприятно. Болезненно неприятно. Люди превратившиеся в туши простого мяса, бездыханный скот на скотобойне… В первый день его несколько раз даже рвало, когда он натыкался на штабели трупов зачем-то уложенные вдоль дорог. Словно те только и ждали, когда приедет грузовик, их погрузят и увезут на свалку. Так в этом чудном городке с мусором поступали. Выносили его к бакам стоящим у дорог. И тела тут же. Отвратительно. А уж вырванные и размотанные кишки одного из встретившихся неудачников снились Владимиру всю короткую и беспокойную ночь.

Когда двери медицинской машины захлопнулись, Владимир все также тихо сидел все на том же месте и смог расслышать странный разговор медика с командиром.

- К вам сюда взвод на выстрелы с Черемушек двинул. - Сообщил негромко врач. - Так что лучше отойдите.

- Ага. - Благодарно кивнул Илья и спросил: - А наших по дороге не видели?

- Неа. То, что слышали - всех отжали к дачам и в сторону "стекляшки". Да еще в Черемушках большую группу блокировали. Но не стреляют там, словно ждут что-то. Может, переговоры о сдаче идут.

- Туриста с собой заберете? - Спросил Илья, кивая в сторону Владимира.

- Ну, если он хочет потом доказывать что не верблюд, то пусть садится. Там у нас вовсю дознаватели работают. Чуть ли не на операционных столах допрашивают.

- Не хочу! - уверенно отозвался Владимир и, повернувшись, Илья только головой покачал.

Когда машина, завывая, тяжело покатила обратно, командир заставил всю группу спуститься в канаву и там уже велел Владимиру:

- Ты, молодой, давай сюда пукалку и вали спрячься где-нибудь, пока все не утихнет. Нечего с нами шастать.

- Не отдам. - Глядя исподлобья, сказал угрюмо Владимир.

- Ну, и не отдавай. Главное не попадись с ней. - Сказал махнув рукой Илья. - не отмажешься… Все вали отсюда. По канаве до моста доберешься. Только осмотрись там. Мы его уже зачищали, но новых могли выставить.

Он, больше ничего не говоря, повел свой небольшой отряд из двенадцати бойцов, как насчитал Владимир, по дну канавы. Но молодой парень, поглядев на "глок" в своей руке, не послушался очевидного указания не мешаться и поплелся следом.

Только через метров сто - сто пятьдесят Илья повернулся и, заметив Владимира, раздраженно скривил лицо. Но спорить и повторять не стал. Ему кажется, стало все равно прибьют этого идиота или нет. Лишь бы остальных не подставил. Еще через метров сто они заметили пробирающийся им на встречу другой небольшой отряд и встретившись бойцы еще минут десять обменивались информацией. Объединившись, отряд уже насчитывал полноценный взвод и, посоветовавшись с бойцами, Илья решил перехватить идущих на выстрелы милиционеров. Точно держа в голове карту города, Илья вывел свой отряд к пустырю, мимо которого милиционеры ну никак не могли пройти, если бы двигались из Черемушек.

Одними жестами указывая бойцам, где занимать позиции, Илья сам укрылся за бетонными фундаментными блоками так и не начавшейся стройки. Оттуда он еще раз осмотрел позиции своих бойцов и несколько раз негромко прикрикнул на кого-то требуя, чтобы не высовывались и не глазели, выдавая позиции. Так же он потребовал, чтобы без его команды не стреляли. Он очень хотел застать всех идущих на пустыре, не дав никому отойти.

Заставив Владимира сесть рядом с собой, Богуславский сказал ему:

- С твоей пукалкой здесь делать нечего. Так что сиди и не понтуйся. Высунешь голову - сам отстрелю, чтобы не мучился такой нездоровой частью тела.

Владимир напряженный и откровенно еще не пришедший в себя, не сразу сообразил, что Илья пытается шутить. А сам командир даже внимания не обращал больше на молодого увязавшегося за ними. Он внимательно смотрел, как на дальнем конце пустыря показались вразнобой бегущие люди в касках и бронежилетах.

- Не ОМОН, не СОБР и слава богу… - процедил Илья и вскинув автомат стал кого-то тщательно выцеливать.

Владимир, как ему и было велено, не высовывался, хотя очень хотелось все видеть. Но когда Илья первым открыл огонь, давая команду своим бойцам, ему сразу же перехотелось. Он только двумя руками крепко сжимал пистолет и молился, чтобы и в этот раз Бог не оставил его. И Тот не смотря ни на что, не оставил. Взвод молодых ребят, потеряв в первые секунды своего лейтенанта, буквально растерялись на месте и стали прекрасными мишенями для опытных стрелков Ильи. Только единицы упали на землю повинуясь инстинктам. Остальных просто смело наземь кинжальным огнем. Не многих поубивало, бронежилеты и каски придумали не для красоты. Но раненных оказалось так много, что их стон Владимир без труда слышал, даже чуть оглохнув от выстрелов.

К удивлению молодого искателя приключений, стрельба, стихнув, больше не возобновлялась. Лежащие в траве пустыря бойцы просто не открывали ответного огня, предпочитая лежать неподвижно, а бойцы Ильи, имея довольно ограниченный запас патронов, берегли, как умели, боезапас.

Совершенно серьезным голосом Илья крикнул залегшим милиционерам:

- Эй, неудачники! С вами говорит полноценный майор ВДВ. Потому рекомендую верить мне быстро и даже уже начинать меня любить. Ибо если не поверите и не полюбите, живым никого не выпущу с поля. Кто из старших остался!?

Не сразу, а через несколько долгих минут очень молодой голос отозвался:

- Старший сержант Кучин…

Непонятно чему, усмехнувшись, Илья крикнул:

- Слушай, Кучин. Внимательно слушай! Тебя, как и других, дома мама ждет. Узнает, что погиб, сама на себя руки наложит. Не переживет горя. Скольких я знаю таких… Так что если хотите жить - сдавайтесь. Гарантирую жизнь. Отсидите в подвале под замком, пока вас не освободят или пока эта катавасия не кончится. Что лучше? Сдохнуть здесь и пенсия матери, которая ей не нужна будет или честная сдача перед лицом значительно превосходящих сил противника?

Илья немного удивился насчет "значительно превосходящих", но промолчал, напряженно ожидая ответа.

- Так что даю вам три минуты на принятие решения. После этого закидаем гранатами чтобы не парится. Тела по кускам собирать будут! Домой в закрытых гробах полетите. - Пообещал Илья.

Через три минуты после зычного "Ну?!" бойцы в поле стали подниматься явно без определенной четкой команды. Ну не решился этот Кучин приказать сдаваться. Это же дисциплинарный батальон лет на пять… а так самостоятельное решение бойцов. Он, мол, не при чем. Немедленно к ним выдвинулись трое бойцов Ильи и, не подпуская к позициям, принялись разоружать. Заставляли стаскивать жилеты и каски. Скидывать оружие и боезапас. Потом их всех "уложили" на животы, велев задрать руки за головы. Уже весь остальной отряд выдвинулся к месту разоружения и судорожно стал пополнять свои запасы. Гранаты расхватывали руками. Автоматы, освободив от рожков, свалили снова в одну кучу. Илья лично подобрал бронежилет и каску и, протянув их Владимиру, приказал надеть. А потом начался цирк с переодеванием. Молодых солдат просто раздевали до исподнего и бойцы Ильи, нисколько не комплексуя, надевали на себя их одежду. Не на всех хватило, но зато те, кто оказался в форме внешне уже ничем не отличались от пригнанных в город для наведения порядка милиционеров. Разве что небритость…

- Отлично. - Резюмировал Илья, оглядывая своих людей. - Теперь и в гости на Черемушки можно. Надо наших вытаскивать. А этих…

"Этих" довольно быстро связали подручными средствами - ремнями от сваленных автоматов. И под конвоем трех бойцов, из тех которым не хватило формы, отправили к неизвестной Владимиру "стекляшке". Израненных кое-как поддерживали их товарищи. Но двоих пришлось таки развязать, чтобы помогали идти тем, кто совсем не имел на это сил. В дорогу конвоирам дали отобранные у "неудачников" аптечки, чтобы, уже добравшись до безопасной канавы, могли перевязать раненых.

Но четверо молодых ребят так и остались лежать в траве на пустыре, обиженно глядя на мир остекленевшими глазами. Владимир старался не смотреть на бездвижные тела, а Илья командуя своим отрядом просто их словно не замечал. Трупы как трупы. Проверили? И слава богу. Хоть в спину не выстрелят.

3.

У каждого человека хоть раз в жизни случались моменты, когда он бросал все и делал нечто, чего от него ни один из близких друзей не мог бы ожидать. Кто-то уезжает в горы. Внезапно и на долго. Причем ни разу до этого по горам не ходив. Кто-то просто переезжает в другой город и начинает жизнь заново. И друзья только пальцем у виска крутят, мол, у него было все здесь, зачем ему понадобился такая резкая смена. Это еще не самое интересное. Вот сменить даже не город, а страну, вот это да… Это точно не многие объяснят. Не нашлось в своей стране лучших мест, что надо было искать по миру?

Просто в каждом человеке есть одна характерная людскому роду черта. Жажда познания. Можно долго спорить, как она связана с переездами рабочими. Можно качать головой и говорить, что она не при чем и в вопросе временного помешательства… Но можно действительно кивнуть и сказать: ну, вот захотелось человеку узнать ближе другой город, заново ощутить прелести начинания с нуля. Пройти этот "квест" в ином виде. Захотелось познать мир, другие страны не в туристической поездке, а вот так… изнутри. Или просто смотаться в горы и наконец-то познать самого себя. Узнать кто же ты сам на деле. Лучше мест для этого пока не придумано.

Хотя нет… Есть еще места, где можно лихо разобраться с самим собой и собственным местом в этом мире. Война.

Нельзя сказать, что Сергей сорвался в пылающий восстанием город, только дабы познать себя. Он, конечно, думал об этом в пути. Кто же он сам. Выращенный почти в тепличных условиях, ни к чему не годный или человек на что-то способный, кроме как корпеть на килотоннами бумаги и выискивать "блох истории". Но не это было тем двигателем порыва бросить работу и лететь в осажденный федеральными войсками город. А было простое человеческое желание не пропустить историю, которая творится у тебя под носом. И которая непременно будет похерена победителями…

Сергей остановленный, как и многие другие на блокпосту еще за километров двадцать до мятежного города откровенно злился сам на себя. Он видел, как многих выводили из личного транспорта и после допроса в здании автоинспекции не отпускали, а сразу уводили в построенный на скорую руку загон из столбов и стальной сетки. Чувствуя, что и ему скоро придется туда перебраться, Сергей почти паниковал. Поглядывая на автоматчиков прохаживающихся вдоль большой колонны, выстроенного на обочине транспорта, он думал, откроют по нему огонь, если он прямо в тот миг резко развернется и попытается уехать? Провожая взглядом очередную редкую машину, которой позволили повернуть обратно, Сергей заметил за рулем женщину и двух маленьких детей на заднем сидении в специальных креслах. Мда, пришлось ему признаться, он не похож на женщину, а сумки с провизией и медикаментами, которые он думал передать нуждающимся в городе, не очень походили на детей. Даже на упитанных детей. И ведь когда досмотрят машину, вот уж точно не поверят, что он не сообщник повстанцев, продолжал рассуждать он, нервно улыбаясь. Ситуация, в которую он попал, была, по его мнению, идиотской до безобразия. Захотелось ему, видите ли, посмотреть как эта самая ИСТОРИЯ, которой он посвятил жизнь, создается. Посмотреть, как он понимал, не дадут, но поучаствовать уже заставят в качестве подозреваемого в сообщничестве.

К его автомобилю подошли двое автоматчиков в кепи и с закатанными рукавами форменных рубах, отчего они показались Сергею похожими на полицаев времен второй мировой войны и потребовали, что бы он вышел из машины.

- Что в сумках? - Спросил небрежно один из них, пробежав глазами по документам Сергея.

Как можно озадаченнее, словно вспоминая, что же он туда положил, Сергей сказал:

- Продукты в основном. Ну и мелочь всякая, что на даче пригодится.

Милиционер кивнул своему напарнику и тот не спрашивая забрался в салон и раскрыл сначала одну потом вторую сумку. Выбравшись из машины тот только кивнул и потребовал открыть багажник. Сергей безропотно подчинился и показал идеальную пустоту и чистоту багажного отделения. Держащий в своих руках документы милиционер сказал:

- Пройдемте с нами. Сейчас по компьютеру вашу машину пока проверим, посидите там подождете.

Сергей не стал спрашивать, как они собираются проверять по компьютеру машину, если менты даже под капот не заглянули, номера не сверили. Тяжело вздохнув, он поставил машину на сигнализацию и поплелся за одним из милиционеров. Возле самого здания автоинспекции, миновав нескольких бойцов в тяжелой защите и тоже с автоматами он спросил ненавязчиво у идущего впереди:

- Это из-за беспорядков такие меры?…

- Да. - Коротко сказал милиционер и пропустил Сергея в сумрачное здание поста.

Привыкая после солнца к полумраку, Сергей еле заметил, в какую из дверей зашел сопровождавший и поспешил за ним.

В небольшом наполненном табачным дымом кабинете было как-то странно много народа. За тремя столами сидели сотрудники в штатском и перед ними, отвечая на вопросы, мялись на неудобных стульях обычные автомобилисты, попавшие в оборот "фильтра". Кроме них без дела на стуле у стены сидели двое автоматчиков и шепотом переговариваясь, и кажется, обсуждая допрашиваемых.

За Сергея "взялись" не сразу. Ему пришлось не просто подождать, пока одного из допрашиваемых уведут из комнаты, освободив место, но и пока дознаватель нальет себе чаю и перекурит, упаковывая заполненные бумаги и документы в бумажную папку, которых на его столе скопилось не мало. Потом дознаватель жестом пригласил Сергея пересесть к нему за стол и, раскрыв новую папку, не обсуждая и не спрашивая ничего, просто деловито вложил в нее переданные милиционером документы и начал заполнять непонятный бланк. Только переписав в него данные с водительского удостоверения, дознаватель спросил:

- Паспорт при себе имеется?

Сергей протянул паспорт и когда данные с него были переписаны, документ, вслед за другими, перекочевал в папку.

- Место работы? - мягким равнодушным голосом спросил дознаватель.

Молодой ученый очень тщательно продумал свой ответ.

- Институт истории при российской академии наук. Но сейчас прикомандирован к архивам Генерального штаба.

- Есть документы, подтверждающие это? - спросил дознаватель в штатском и Сергей, ликуя в душе, заметил искорку интереса в его глазах.

- Есть. - Кивнул он, но прежде чем достать и показать спросил: - Пропуск есть, есть карточка… Вы их тоже собираетесь изъять у меня? Мне за них в контрразведке голову оторвут.

Сергей сказал это с таким внушительным видом и кивком, что вызвал невольную улыбку на лице дознавателя. Тот взял документы из рук историка и, тщательно изучив, как ни странно вернул их обратно. Сергей нарочито бережно спрятал карточки в чехол и убрал во внутренний карман жилетки.

- С какой целью едете в оцепленный район? - опять равнодушным голосом спросил дознаватель и совершенно обыденным жестом аккуратно отпил горячий еще чай.

- Да у меня тут дача. Точнее не у меня, а у моего друга. Когда мне надо поработать он меня пускает пожить в тишине.

- Где именно? И как зовут вашего друга? Данные о нем подробные, пожалуйста. - Попросил вежливо дознаватель и Сергей безропотно назвал все, что знал о Денисе и его даче. Записав на листочке данные, дознаватель передал этот клочок бумаги одному из автоматчиков и тот молча, вышел с ним прочь из комнаты. Возвращаясь взглядом к Сергею, сотрудник в штатском спросил: - Вы разве не знали, что район оцеплен?

- Знал. - Пожал плечами Сергей. - Везде по трассе указатели нарисованы объезд, мол. Но, честно говоря, думал, проскочу. Мне же не сюда. А дальше к Калуге.

- Ваше "проскочу", может вам обернуться задержанием на несколько суток. - Без эмоций сказал дознаватель.

Сергей не стал возмущаться, удивляться и прочее, он просто спросил заинтересовано:

- Меня туда же к тем за забором отправите?

- Сейчас вернется боец, там данные проверят, передадут обратно и посмотрим. - Сказал неопределенно дознаватель. - Хотя причин особых вас задерживать нет. Подозрений вы не вызываете. В машине ничего лишнего нет, как сообщили. Если бы вы начали рассказывать, что вы заблудились или что даже не видели указателей объезда, уже бы за забором отдыхали. С теми… как вы их назвали. А так… сейчас посмотрим. Уже должны были ответ дать. Где он ходит?…

В этот момент действительно ОЧЕНЬ быстро вернулся боец и положил перед дознавателем листок, где напротив каждого из пунктов расписанных дознавателем красовался жирный "плюс", вырисованный красной ручкой.

Даже, кажется довольно, дознаватель изъял из папки документы Сергея, но вернул не сразу. Он пригляделся к правам и спросил:

- Вы тут в очках…

Он не продолжал, но вопросительно уставился на Сергея. Молодой ученый, пожав плечами, ответил:

- Я права получал еще в институте, когда учился. Потом в МНТК имени Федорова себе операцию сделал. Родители настояли. А права поменять все некогда. Да и не докапывается никто особо. Постоянно из Питера в Москву катаюсь и обратно.

- Смените обязательно. - Возвращая документы, сказал дознаватель. - Это не наше дело, конечно, но нарветесь на трассе на борзого… и заплатите ему, как за езду без прав.

Сергей, благодарно улыбаясь, забрал из рук дознавателя свои личные документы и спросил:

- Мне можно ехать?

Тот кивнул и сказал напутствуя:

- Сейчас возвращайтесь назад… до киевской трассы и по ней езжайте прямо до Калуги. Здесь вы не пройдете. Не наши, так те подстрелят.

- Так все серьезно? - изумился искренне Сергей.

Вздохнув, дознаватель сказал:

- Езжайте. Езжайте… не задерживайте.

Попрощавшись и поблагодарив, сам не зная за что, Сергей вышел из поста и, быстро миновав бойцов в касках и бронежилетах, добрался до своей машины. Никому ничего не надо было говорить. Сразу к нему подошел милиционер в кепи и стал жезлом показывать, что бы он выворачивал и проваливал. Улыбаясь ему и благодарно кивая хмурому милиционеру, Сергей поспешно выполнил указания.

Когда он без приключений добрался до Киевской трассы, зазвонил телефон и, сняв трубку, Сергей услышал голос матери:

- Сережа, ты, где пропадаешь? Мы вылетаем завтра в половину двенадцатого.

Вздохнув, Сергей сказал:

- Мам, я сейчас в пробке тащусь на Кутузовском,… если не успею сегодня сдать документы в секретную часть и получить разрешение на выезд, тогда без меня улетайте.

- Я без тебя не полечу. - Заявила мама и добавила: - Я тебя здесь дождусь обязательно.

- Мам, ну что ты как обычно. Ты не полетишь, и отец не полетит… ну, не выдумывай себе… я не маленький. Сам доберусь до вас.

- Сейчас кругом так неспокойно! - не унималась мать. - Ты слышал, что происходит в Тюменской области? Говорят еще хуже, чем у вас там под Москвой.

- Мам, ну успокойся… где я, а где все эти беспорядки? Я обещаю, что буду звонить по несколько раз на дню.

Успокоив мать и уверившись, что она не станет откладывать вылет, Сергей взял курс на Калугу, по пути рассуждая, что раньше он так врать не умел. Спокойно, уверенно и не смущаясь даже внутренне. Но он не расстраивался. Если его давние мысли о первой волне перемен были верны, то пора и, правда, было начинать меняться.

4.

…Телефон, раздражая старика, гремел своим отвратительным звоном на весь номер. Но Штейн мог бы поспорить, что о том, что ему звонят, кажется, уже знал весь гостиничный этаж. Беспричинно нервничая, старик странно как-то искоса посмотрел на телефон, словно пытаясь угадать, кто же его смог найти. Было видно на лице этого пожилого человека, что он очень не хочет брать трубку. Самое лучшее, по его мнению, было бы поднять и сразу ее положить. Но ведь опять начнут звонить, будя соседей в столь ранний час. А Штейн не любил привлекать к себе внимание. Ему удалось несмотря ни на что прожить жизнь уединенно, тихо, и стараясь, не привлекая к себе столь опасного внимания. На старости он не хотел менять ни образ жизни, ни обретать новые страхи к тем, что и так в нем жили, казалось с детства. И борясь со своими страхами, старик, как в детстве, пошел им на встречу.

- Да-да? - сказал он в трубку негромко.

Звонил старый знакомый Штейна, волей судьбы и бездумного народа выбравшийся в депутаты Государственной думы. Штейн, если не презирал этого человечка, то уж не уважал точно. Бездарь, каких сотни кругом. Бездарь и рвач, неспособный к постоянному и целенаправленному труду. Но такие, именно такие, почему-то и всплывают наверх социальной пирамиды… словно экскременты в чистом пруду.

- Что вам угодно? - Спросил Штейн, перебивая странно радостный и приветливый голос этой никчемности.

Депутат, сбитый с ритма и, кажется, с заготовленного спича, замолк на минуту с лишним и сказал:

- Штейн… Ося… По старой дружбе подскажи…

- Что именно вас интересует? - холодно и, сдерживая эмоции, сказал Штейн. Когда-то этот негодяй стоял за теми, кто пытался Штейна изолировать, а теперь вот напрямую решился что-то спросить. Редкая наглость. Телефон же нашел…

- Что происходит? - Коротко, но по существу спросил депутат.

Штейн брезгливо улыбнулся и спросил в ответ:

- А что вас так беспокоит и что говорят ваши друзья? - Он с особенным нажимом сказал слово "друзья", что бы даже сомнения не было, о ком он говорит.

- Они лишь прислали нового эмиссара. - Раздался горький голос из трубки. - Мальчишка забывший, что он человек. В это время очень не мудрое их решение. Дерзок, надменен, жесток.

- Вы давно хотели себе хозяина. - Насмешливо сказал Штейн - Вот и получите.

- Ося… О чем ты говоришь. Ты не знаешь насколько ситуация сложилась пугающая. Нет времени для ехидства.

Штейн вздохнул. Да, для ехидства времени не было. А говоривший, каким бы ничтожеством не был, имел возможность влиять на события. Имел возможность действовать.

- Так что же они вам говорят? - повторил уже сухо свой вопрос Штейн.

- Они… Он хочет, чтобы мы силой подавили мятежи. - Признался с тяжелым деланным вздохом депутат.

- Нельзя. - Уверенно сказал старик. И, кивая сам себе, словно погружаясь в глубины своих давних размышлений, сказал: - Террор породит новый террор и так пока все в крови не захлебнуться. Не надо раскачивать страну. Если ее раскачать никто не сможет гарантировать ничего. Многие. Очень многие хотят ее развалить.

- Я не это хотел услышать… - признался депутат. - Я хочу услышать твой прогноз.

Штейн и так понимал, что от него хотят. Но не смог ничем утешить спрашивавшего.

- Не могу ничего сказать. - Честно признался он. - Вам это не поможет, а всем остальным навредит.

Голос в трубке заметно помрачнел и сказал:

- Штейн не вынуждай меня. Я могу сделать, что через несколько минут тебя задержат, и мы будем говорить уже по-другому.

Штейн вздохнул, как же он устал за жизнь от подобного.

- Зря вы это сказали… Теперь я вам точно не помощник. Арестуете меня, и Алекс вас живьем съест вместе с депутатской неприкосновенностью. Тронете Алекса, его шеф даже из-за границы пошлет вам лично презент. Не стоит. А вы таки думали, что Штейн это безобидный старик?

Депутат хмыкнул в трубку, вспоминая о давно позабытых персонажах "делового времени" и примирительно, словно обиженно спросил:

- А им-то ты все сообщаешь?

- Им да. Почти все. - Сказал Штейн и пояснил: - Они ни разу не пытались нажиться на чужих проблемах. Им эти знания нужны только для спасения своего. А вам?

Депутат тяжело задышал в трубку. Он злился, но сдерживал себя. Штейн не тот человек с кем можно вести себя с позиции силы. Старик КГБ пережил и других переживет…

- А мне страну спасать надо. - С тихим пафосом произнес, наконец, избранник народа.

Штейн даже не улыбнулся. Он слишком хорошо знал историю. Случалось в ней и такое, что страны спасали очень сомнительные личности. Почему нет?

- Тогда никакого террора. А вашим друзьям… передайте им привет от меня. Думаю, они меня еще не забыли. Как и я их. Обязательно передавайте. Может и они захотят побеседовать…

Прервав связь, Штейн поднялся, вставил ступни в разношенные туфли, что использовал вместо тапочек и направился в ванную комнату. Ему надо было спешить убираться из номера и из столицы желательно. Но без утреннего умывания он не мог. Да и какой настоящий еврей может обойтись без утреннего умывания?

5.

…Ломиться в Черемушки было абсолютной глупостью. Илья отчетливо видел и СОБРовцев отдельными подразделениями готовящихся к штурму трех удерживаемых мятежниками пятиэтажек. Сновали и ОМОНовцы. И конечно обычные войска МВД заняли все возможные подходы к очагу сопротивления. Вдали слышался мегафон увещевающий сдаваться по-хорошему. Шумела в небесах "вертушка", готовя данные диспозиции. Утробно урча, ползали взад-вперед БТРы и трактора. Посреди этого бедлама двадцать вооруженных милиционеров под командованием сержанта в довольно неопрятной форме особо никого не интересовали. Только раз к ним сунулся в штатском мужчина в сопровождении офицера и спросил, откуда они.

- От "стекляшки"… - неопределенно махнул рукой Илья и с деланно уставшим видом спросил: - Нам бы поесть. С утра не ели ничего.

- Никаких есть! - взревел штатский и хотел что-то добавить, но Илья, заматеревший на войне с такими дебилами и знающий как их сбить с понталыка сам начал орать на него утирая лицо:

- Мы,…ля, с ночи нихрена не жрали! Это все кто там выжил из моего взвода. Командира…нули, а ты на меня тут орать будешь?! Где пайки раздают!?

Видя ошеломленное лицо штатского и оборачивающихся на них техников у БТРов, Илья сказал уже спокойнее, но все с той же деланной усталостью и поффигизмом:

- Пожрем когда, вот тогда хоть в огонь снова…

Его переодетые бойцы угрюмо исподлобья смотрели на задержавших их и ждали продолжения, держа руки на готовых к бою автоматах.

Штатский сдался. Сказав своему сопровождавшему, чтобы проводил "вернувшихся" к раздаче он сам повернулся и направился к машине связи. Сопровождающий офицер с автоматом, усмехнувшись, сказал Илье:

- Правильно, так их бл…дей… наши даже те, кто здесь еще с утра, ничего не жрали и никто не разносит, не отводит. Все чего-то ждут… хотя ясно же, что этих без артиллерии не выкуришь.

- Артиллерия будет? - спокойно спросил Илья.

- Вряд ли. - Скривил губы сопровождающий. - Ну, кто будет долбить дома мирных тут? Скорее измором брать будут.

- Тоже верно. - Согласно кивнул Илья.

Они подошли к автобусу, в котором молоденький солдатик всем бойцам роздал сухпайки. Удивляя всех, Илья скомандовал:

- Едим здесь. Никуда не расходимся. Молодой, где вода?

Солдатик не скрывая разочарования вытащил им из автобуса упаковку из шести полуторалитровых бутылей минералки.

- Зажать сука хотел? - Возмутился Илья, снимая с плеча автомат, и сам испугался, насколько он вжился в роль.

- Да я при чем? - Побледнев, заблеял испуганно солдатик. - Прапор сказал, кто спрашивает тем давать. Остальные, мол, и так знают где воду взять.

- Да вы чего тут гниды?! - заорал, подыгрывая Илье один из его бойцов, - В городе уже два дня отрубили электричество! Где ты тут чистую воду найдешь? В колодцах, в которые дохлых кошек побросали? Или из реки, куда все говно потекло?! Я тебя, урод, спрашиваю?

Даже сопровождавший офицер изумился такой дурости снабженцев. Он записал фамилию прапорщика отдавший такое указание и фамилию бойца, обещая всем года два и не условно. Сидевшее невдалеке боевое охранение тоже прислушивалось к крикам что, наверное, даже в осажденных пятиэтажках слышали. Многие поднялись, чтобы ближе рассмотреть происходящее. Прибежавший целый полковник, узнав о том, что произошло, потребовал, что бы все успокоились. Орать на целого полковника у Ильи наглости не хватило. Он с ребятами устроился прямо у колес автобуса и пока все не съели, не поднимались. А когда доели, устроили вообще цирк.

- Эй, молодой! - Заорал Илья, вызывая из автобуса солдата. - Вечернюю пайку нашу гони, мы заступаем сейчас и до утра ждать не будем.

- Не положено… - робко сказал солдатик, но снова снятый автомат и небритые злые лица Ильи и его бойцов убедили солдатика, что исключения всегда возможны. На его беду, когда он выдавал вторую пайку липовым милиционерам, подошла на прием пищи целая рота. И один из бойцов Ильи весело крикнул тем:

- Во, парни, как надо! Наш комвзвода нам по две пайки выбил, а ваш ротный выбьет? Ночью штурм будет! Так, что запасайтесь, а то на голодный живот подыхать будем.

Дальше было представление достойное хроник и лучших армейских анекдотов. Рота штурмом отобрала по две-три пайки на тело тем самым оставим и СОБР, ОМОН и массу других подразделений без ужина. Машины снабжения странным образом уже не доходили до места назначения, исчезая прямо на выезде с Калуги. Кому война, а кому мать родная.

Вернувшись на место, где их ждали не переодетые товарищи и, передав им еду, Илья признался:

- Разагитировать их плевое дело… голодные, непонимающие что они делают и зачем, с ворьем снабженцами и бестолковым офицерьем, которое не может остановить разграбление… в общем не вояки.

- Так в чем дело? - Удивились жадно поедающие сухпаек товарищи.

Илье пришлось признаться:

- Солдатню да… легко… но СОБР - нет. Там одни офицеры с одним или двумя высшими образованиями. Эти будут до последнего рубиться. Даже когда все на них полезут или просто свалят отсюда.

- Что наши там? - Спросили бойцы остававшиеся охранять одежду товарищей.

Владимир, тоже ходивший со всеми, и по просьбе Ильи изображавший из себя хромого, которому помогают товарищи, сказал зло:

- Обложили, как крыс… не подойти.

Илья посмотрел на недавно обретенного боевого товарища и хмыкнул… Нет, Владимир коротко и ясно обрисовал ситуацию, но вот Илья бы не позволил себе сравнивать блокированных товарищей с крысами. Разные люди оказались втянутыми в дурацкий конфликт. Разные слова они могли себе позволить. Разные дела они умели делать. Кто-то воевать. А кто-то коротко и емко говорить.

6.

Ольга, придя на работу и узнав, что Анна Андреевна со своим мужем улетела отдыхать в Италию, откровенно разозлилась. Ну, как так можно? Столько бумаг надо подписать, столько нюансов обговорить. И как теперь? Опять просить Александра липовые подписи ставить? Нет уж.

Работа встала не только у нее. Бухгалтерия, не смотря на настойчивые требования сотрудников, отказывалась, как-либо менять оклад, игнорируя то, что рубль упал почти в два раза и грозил свалиться вообще в тартарары. Главный бухгалтер говорила, что зарплата уже начислена и будет выдана по старому. А новых правил и окладов от Анны Андреевны еще не поступало.

В фирме вместо работы начался какой-то базар. Все отказывались заниматься делом, пока не будет пересмотрена зарплата. Когда к сотрудникам обратился Александр, бывший парень Ольги, оставшийся на фирме старшим на время отсутствия Анны Андреевны, и потребовал у всех успокоится и работать, девушка сама подошла к нему с калькулятором и показав сумму из ста шестидесяти долларов высказала:

- Вот у меня сейчас по этим раскладам вот такой оклад. Я за него не собираюсь горбатиться по десять часов… мне за квартиру в месяц надо больше сумму в банк вносить. Иначе отберут. Не будет перерасчета сегодня, значит, я завтра иду искать новую работу. И ребята, - она повернулась и обвела всех собравшихся взглядом - тоже не будут ждать у моря погоды.

- Оля, не вынуждай меня. - Сказал тихо Александр. - Я имею право уволить любого в отсутствие Анны Андреевны.

Вечный враг всех игроков на фирме - сисадмин, вдруг подал голос из угла, в котором пил кофе и нагло спросил:

- Слышь ты… ты кого чем тут пугаешь? Я за сто баксов тоже лично горбатиться не буду.

Александр, легко улыбнувшись, сказал:

- Отлично. Значит, пиши заявление об уходе. И в бухгалтерию за расчетом. - Он оглядел всех собравшихся и спросил: - Кто-то еще желает?

Практически все гордо поднялись и, взяв листки из лотка принтера, стали демонстративно писать заявления об уходе. Александр принял заявления у всех и, поблагодарив, ушел в бухгалтерию.

Расчет в тот день получили тринадцать из пятнадцати сотрудников фирмы. Только Александр и бухгалтер не могли принять сами у себя заявления об увольнении. Уезжая домой, Ольга не могла даже представить, что Александр, сообщив о таком кошмаре Анне Андреевне, не то что нагоняй не получит, но и даже заслужит похвалу.

- Спасибо, Сашенька. - Сказала хозяйка. - Ближайшее время России будет не до рекламы. У нас во всех договорах указаны пункты форс-мажора. Будь добр уведомь наших партнеров, список заказов у тебя есть и извинись. И дверь на замок пока не закончится этот ужас. А уж я вернусь и все посмотрим.

Хорошо им было рассуждать, имея небольшие основные фонды и не занимаясь производством. А вот многие предприятия при таком скачке инфляции, просто в панике спасая имущество, приказали остальным долго жить и прекратили работу. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что россиянам стало не до чего абсолютно кроме самих себя и своих проблем. И все понимали, что это еще не апогей кризиса. И все готовились к худшему. Готовились, кто как умел.

К примеру, Ольга, здраво рассудив, что искать что-то лучшее в то время просто бесперспективно, собрала вещи и сев в свой старенький "пепелац", покатила в банк оставить письмо-распоряжение. В банке приняли ее письмо и гарантировали вычеты процентов по кредиту и тела долга с ее валютного счета своевременно и без накладок. На валютном счету было не много, но на несколько месяцев, чтобы не начался процесс отъема банком квартиры должно было хватить. А все рубли со всех счетов Ольга предусмотрительно сняла и, распихав сильно обесценившиеся бумажки по карманам сумки, покинула банк, как оказалось, чтобы больше в него не вернуться никогда.

Выехав из города, Ольга приткнулась в километровую очередь за бензином и обреченно стала думать, что же такое происходит и почему ей так не везет жить в это время перемен. Но хорошенько подумать ей не дал молодой пацанчик, что, постучав в стекло начал быстро и непонятно говорить. Ольга открыла окно и спросила, что случилось.

- Бензин есть. Две канистры. По пятьдесят за литр. На заправке конечно дешевле - сорок пять. Но стоять тут запаритесь. Еле двигается все. Там, на заправке, в первую очередь службы и своих заправляют. И везде так. Ну, как? Надо вам?

Ольга почти минуту соображала. Потом, поглядев на очередь и далекую еле видную за транспортом заправку, кивнула. Мальчик кому-то помахал рукой и через дорогу сгибаясь под тяжестью двух канистр прибежал еще один мальчуган.

Ольга вышла из машины и недоверчиво спросила:

- А это точно бензин? И какой?

Принесший канистры мальчик открыл одну и с трудом поднес к лицу девушки. Брезгливо фыркнув, Ольга сказала заливать. Ну, а чем она рисковала? Разбавленным топливом? Но ее "пепелац" кажется, катался на всем что горит. Она, конечно, сказала мальчикам забираться в машину и прокатится с ней, чтобы проверить, что за "мочу" они ей залили. Пацаны, веселясь, забрались на заднее сидение и сказали, что без денег даже не выйдут. Ольга тоже улыбнулась и, прокатив ребят пару километров, расплатилась с ними до копейки.

- Тетенька, - сказал на прощание первый мальчик, - вы не бойтесь, бензин хороший. Сосед в подвале его на всякий случай держит. Держал точнее.

Пацаны, весело гикая, перебежали дорогу даже не забрав вонючие канистры из салона. Ольга отъезжая от поребрика только головой качала. Она выехала из города, и не торопясь, направилась в сторону Зеленогорска. Там она в гостях у тетки сможет некоторое время пожить, не думая о катастрофе, что медленно, но верно захватывала страну.

7.

А страна действительно словно встала на грань. Мечтатели и авантюристы довольно потирали руки. Вот, кажется, пришло время, когда не деньги, а только собственная голова, руки и везение сделают любому необычайную карьеру, которую еще долго будут помнить в веках. Бизнес, как всегда в нашей стране, спасал сам себя. Капиталы лавиной двинулись на запад и восток. Простые люди инертные в своей неторопливой и размеренной жизни еще пока только возмущались невероятно выросшим ценам и не знали, что же предпринять. Нет, конечно, некоторые знали. Но средств бежать от дурдома у них не было.

Двух недель хватило стране, чтобы ощутить, как хрупок был мир и покой вокруг. Что такое гиперинфляция? Это полный крах кредитного рынка. Это еще не закрытые, но уже останавливающие операции банки и другие учреждения. Это сгоревшие вклады и полная неизвестность, а вернут ли хоть часть по застрахованным. Это безработица и абсолютное неверие в завтрашний день. И конечно это минимум десяток миллионов людей разочарованных в правительстве. Разочарованных во власти. И ко всему этому паника нагоняемая торговцами и провокациями. Задранные цены, превышающие даже инфляцию. Слухи один страшнее другого. Как мало нужно даже вполне внешне благополучной стране, чтобы скатится к предгрозовому рубежу.

Кризис селевым сходом захлестывал страну. Одно за другое… словно фишки домино валились устои новой капиталистической России. Дорожает бензин, дорожают продукты. Дефицит иностранной валюты, возникший в ходе спасения нажитого гражданами, породил совсем безумные случаи растраты денег. Лишь бы во что-нибудь вложить. Успеть бы. И никто не удивился, почему один из чиновников брянской области купил себе целый рефрижератор колбасы вместе с самим рефрижератором. И точно не вызывал удивление тот факт что везде стало возможным купить оружие и боеприпасы.

Армейские склады разворовывались по-черному. С появлением оружия ночи стали невыносимо страшны. Грабежи участились настолько, что штата милиции не хватало даже на простые осмотры мест происшествий. Да и из милиции люди побежали, когда поняли что именно они отчего-то медленно, но верно начинают казаться простому народу врагом номер один. Как сказал один из новых бандюганов - бывший преподаватель информатики в специальном колледже. "Сколько они нас унижали, за людей не считали, избивали… теперь пришло время оторваться и людям на них". И никто не подумал, что какой бы милиция не была она лишь инструмент защиты государства и уж во вторую очередь граждан. Ведь без государства граждан вообще будет некому защищать…

Как бы не было плохо до идиотской ситуации с лифтом, разворованными деньгами на ремонты и вспыхивающими мятежами стало еще хуже. Какие лифты? Какие ремонты? Казалось часть населения буквально соревнуется, кто больше разрушит, спалит, и набедокурит. И, конечно же, начались первые массовые умышленные поджоги в Москве. Вот тогда миллионная чиновничья братия - патриции как иногда именовали их недальновидные жены свой круг, впервые подумали, что в истории мира, не раз и не два, озверевший плебс ставил в интересную позу всю социальную пирамиду.

Господи, причитали те, кто хорошо жили, за что нам наказание такое?

Боже, учтиво просили коммерсанты и хозяйственники средней руки, дай возможность спасти хоть что-нибудь.

Эй, там "наверху", просили обычные люди, мы хотим хоть какого-нибудь порядка!

И только бомжи не просили никого ни о чем. Им уже было не скучно. И протыкая ночами шины дорогой иномарки, некоторые из них тем самым наконец-то смогли удовлетворить свое чувство острой социальной несправедливости.

Мутна вода таких явлений. И правы были Путник и Штейн, сто раз были они правы, что кверху в такой воде всплывает исключительно дерьмо, которое ни перед чем не остановится.

 

Глава четвертая.

1.

Свет в гостиничном номере не включали. Заливающий все за окном дождь и затянутое грозовыми облаками небо делали обстановку в комнате настолько сумеречной, что у депутатствующего старика уже глаза болеть начинали от напряжения. Зато его молодого партнера это, кажется, нисколько не смущало. Наоборот он словно набирался сил в этом сумраке. Вымотанный дневным пеклом и такой резкой сменой погоды старик ничего не хотел кроме часов десяти здорового ничем не прерываемого сна. Он буквально мечтал закрыть усталые глаза, но умом понимал, что поспать пока его не отпустил "партнер" не удастся.

- Я не понял, почему уже неделю ничего не предпринимается? - со сталью в голосе спрашивал путник у "патрона". - Почему не давятся возникающие очаги?!

Чиновник, что уже успел отправить за границу дочь с внуками, только устало посмотрел на вопрошавшего. И даже во тьме он почувствовал злой взгляд молодого Путника. Злой, вопросительный, изучающий, словно рентгеновские лучи проникающий под череп взгляд.

Старик за последние дни словно усох. Съежился, ссутулился и стал прихрамывать. Плохо было ему. Очень плохо. Не столько от переживаний об общественном благе, сколько от забот о благе собственном. Он успел удачно продать квартиры в центре Москвы. Удачно можно поставить в скобки. В иные времена он бы выручил за них в пять шесть раз больше. Но в условиях повального бегства от неприятностей и это было хорошо. Космополитизм, который усиленно развивался в обществе последнее время, сыграл злую шутку с одним из его двигателей. Народ, у кого была возможность, почти без страха срывался с места и разбегался в такие страны, что даже их названия не всегда были знакомы старику. К примеру, королевство Ло-Мустанг. Туда намеревалась отправиться лично его дочь с внуками. Переждать кризис и заодно поглядеть на этот закрытый сказочный край. Благо старику хватило таланта уговорить ее не дурить и ехать в Париж, где у него была давняя квартира, оформленная на одного из приятелей.

- А что вы предлагаете? Ядерными фугасами давить их? - спросил спокойно уставший народный избранник.

- Почему не вступает армия!? - зло рубанул Путник.

- А никто не скажет за кого армия сейчас вступит. Профессиональных частей мало. Да и их надежность под вопросом. А уж со срочниками и говорить нечего. Это не армия, а недоразумение, которое воевать не умеет. - Старик был абсолютно честен с партнером. Ведь это был их общий "бизнес". И он был под угрозой. - На дальнем востоке Флот гарантировано надежен, но Китай активизировал свою деятельность и если в центре как-то удается не допускать агитаторов в армейские части, то там агитация сплошь и рядом… Мы не будем говорить пока об отсоединении Дальнего Востока, но выводы и страхи напрашиваются сами.

- Ну и чего вы ждете? Что ждет ваш хваленый президент? Вы же сами говорили, что у него вот так все в руках! - не унимался Путник, показывая руками, как он кого-то душит.

- Применять сейчас силу нереально. Представители Кремля уже вступили в переговоры с большинством мятежников. Нас к этим переговорам не подпускают. Там все буквально заведено на ФСБ и на спецгруппы МВД. А они в прямом подчинении президента. Крохи информации, конечно, нам скидывают помощники, но общей картиной действий владеет только Главный и его ближайшее окружение.

- Почему не вводится чрезвычайное положение в стране? - недоумевал путник: - Почему парламент этого даже не внес на рассмотрение!?

- Кремль запретил даже думать об этом. - Спокойно сказал "патрон". - Они рассуждают, что от введения чрезвычайного положения ничего не изменится, а панику усилит.

- Что они будут делать, если переговоры не получатся?

- Это как? Как не получатся? - С ухмылкой спросил "патрон".

- Что за идиотский вопрос?! - холодно возмутился путник.

- Вопрос обычный. И кстати ваш вопрос выглядит более идиотским. - Уже теряя терпение, сказал чиновник. - Если бы это была единая сила, со своей политикой и целями, то можно было бы думать о неудаче переговоров. Но они все разрозненны. У них у всех свое недовольство. И поверьте, каждому наобещают с три короба, если они сложат оружие!

- А если обещания не будут выполнены? Они же снова начнут?

Чиновник пожал плечами и сказал спокойно:

- Вы думаете, вы один знаете древние тексты или труды Макиавелли? Уж думаю, от них быстро избавятся, только те сложат оружие. Да и опыт у нас, знаете ли, большой в таких вопросах.

Путник внимательно оглядел лицо своего партнера и сказал:

- И как вы думаете, на сколько это затянется?

- Не на долго. - Уверенно кивнул "патрон". Подумав, он добавил: - Но если полыхнет по национальным окраинам тогда крах. Или если Дальний сделает хотя бы гражданскую попытку отсоединения. Не говоря уже о вооруженной.

- Но у вас же нет процедуры выхода из Федерации. Да и менталитет не тот… - С сомнением сказал путник. - О какой гражданской попытке вы говорите?

- Провозглашение избранными представителями народа декларации независимости, к примеру… - Сказал "патрон" - Чем не гражданский выход? Неужели вы думаете, что в этом бардаке Кремль развяжет гражданскую войну там?

- А точно не получится, к примеру, что Кремль бросит туда пару дивизий и они наведут там порядок?

- Мы с вами минуту назад говорили, что еще неизвестно за кого будут войска в гражданском столкновении. - Напомнил чиновник.

Путник серьезно задумался. Он словно считал что-то в уме. Потом он все такой же озадаченный сел на стул перед "патроном" и облокотился на подоконник окна гостиничного номера. Посмотрел внимательно на залитую дождем улицу и сказал медленно, словно сам себе:

- А почему бы и нет…

- Вы о чем? - Спросил его партнер.

Повернувшись и посмотрев странными, словно невидящими глазами на старика парень сказал, медленно расставляя слова:

- Мне не хватает мощностей для анализа. Мне нужно все обдумать. О многом посовещаться с ними. Обычный способ связи не подойдет. - Путник словно околдованный смотрел, не мигая, сквозь старика и медленно закончил: - Вы обязаны доставить меня к точке эвакуации. Думаю, времени терять не стоит. И так столько потеряно.

- Прямо сейчас? - изумился старик. Меньше всего ему хотелось покидать номер.

- ДА. - Без эмоций, но сильно, раздался ответ.

- Может, подождем, пока хотя бы дождь окончится? - сказал старик, глубоко вздыхая, и прощаясь с надеждой на отдых.

- НЕТ. - Покачал головой Путник, не допуская больше увиливаний.

Делать нечего. Старик набрал на мобильном телефоне номер своего охранника и приказал тому найти водителя и готовить машину.

Спустя двадцать минут "патрон", не переставая дивиться странным переменам в Путнике, спустился вниз, где их ждали водитель и охранник и все вместе они вышли под дождь.

Через два часа в полном молчании под негромкую джазовую музыку добрались почти до точки эвакуации. Путник вышел из машины. Поглядел на серое, но уже не льющее небо, и сказал вышедшему следом старику:

- Ждите меня здесь утром. Вы лично, чтобы были обязательно тоже.

- Во сколько точно? - Спросил чиновник, невольно передергивая плечами на странном, холодном, все пронизывающем ветру.

- Обычным каналом скинем точное время.

Старик раздраженный тем, что ему поспать не удастся, ожидая информации, удрученно смотрел вслед молодому парню что, не разбирая дороги, шел среди невысоких, налитых влагой, колосьев и даже не оборачивался. Что у него было на уме, осталось загадкой для "патрона". Чем он так озадачил парня, что тому потребовались "большие мощности", старик недоумевал. Неужели возможностью отсоединения Дальнего востока? Но ведь даже в Генштабе Армии такая возможность много лет назад просчитана и даже планы готовы на этот случай. Карательные планы. Не мог этот момент озадачить так посланника. Что-то другое…

Когда старик возвращался обратно, его, наконец, ударила мысль что термин "большие мощности" несколько не соответствует живому человеку. Он, довольно надолго, старчески улыбаясь, задумался, а не делают ли из этих неудачников зомби… или даже роботов. Но отринув идею как абсолютно бредовую, старик с усмешкой вспоминал, как давно одному из путников он по старой традиции устраивал баню с девочками и обильной выпивкой… Ни лишенный души человек, ни робот, каким бы его человечным не сделали не смог бы в таком диком виде вытворять ТАКОЕ. У посланников тоже были слабости… и "нехватка мощностей" не самая главная из них. Они все-таки в чем-то оставались людьми.

2.

Офицер федеральной службы безопасности не смотря на обстановку чувствовал себя уверенно и с достоинством. В самом логове бандитов, как он их про себя называл, офицер был словно гостях у старого приятеля. Он просто чувствовал свою защищенность доверенным ему статусом. Он был посланником. И относились к нему соответственно. Выбрали самый чистый стул в учительской и предложили присесть. Сам командир этой "кодлы" остался стоять, как и его странные приближенные. Особенно раздражал офицера бритоголовый юнец, что своими повадками мешал офицеру даже четко излагать суть предложения власти. Этот, толи nazi, толи просто отмороженный вьюнош считал возможным перебивать его, полковника самой, без преувеличения могущественной службы из работающих в стране. Но такое поведение не сбивало офицера ни с ритма, ни с интонаций взятых им вначале разговора. Сколько этих переговоров у него было, сколько еще будет. Всегда бандюганам надо так много, а получают они так мало, а уж платят потом ТАКУЮ цену, что даже эта странная работа уже казалась почти рутиной.

- За что вы воюете? - В который раз спрашивал офицер, командира боевиков. Не дождавшись ответа, он переиначил вопрос и сказал: - Ну, хорошо, против чего вы воюете? Вам не нравится режим? Строй? Что вас не устраивает?

- Беспредел и безнаказанность… - спокойным и абсолютно непривычным для офицера безопасности голосом сказал этот командир. Бандюган уже не первый раз удивлял офицера несоответствием хорошо поставленного сильного голоса и внешности откровенного скурившегося и спившегося уголовника. Хотя две недели этого Чистилища до неузнаваемости изменили и самого офицера и он, более не задумываясь, привычно, или даже рефлекторно, отмечал особые черты собеседника. Плохо что этот Богус пропустил только одного переговорщика. Схема начала давать сбои даже на начальном этапе. Ведь в работе парой было уже все давно отточено. Пока один говорил, другой мог проанализировать противника и подобрать уже стиль общения с ними. Постоянный напарник полковника так вообще был гением театрального искусства. За несколько секунд он мог преобразиться в уголовника и ботать по фене. Мог стать сама интеллигентность. Мог показать себя воякой с тридцатилетним стажем. Без напарника анализ, подбор стиля, подбор остальных нюансов ложился целиком на полковника. А это было довольно неудобно. Богус либо имел опыт общения с переговорщиками, либо интуитивно понимал методы ведения работы ФСБ. И это смущало несколько офицера.

Прежде чем задать следующий вопрос офицер в уме все взвесил и спросил откровенно:

- Илья, вам нужна голова вашего мэра?

Богуславский молчал. Он думал. Хорошо, что офицер не ляпнул в горячке, что этот вопрос можно считать решенным. Мэра по первому требованию выдали бы боевикам в обмен на сдачу оружия. Тихо, без афиш, просто бы загнали в лес машину и оставили бы в ней того дебила, что довел дело до такой катастрофичной ситуации. А уж что будут делать с ним эти отморозки с автоматами, никого не касалось, если бы они выполнили обещание.

- Да нужен бы он нам был, мы бы сами его давно выловили! - Заявил бритоголовый Владимир.

Принципиально не обращая на него никакого внимания, офицер снова спросил у Ильи:

- Что же вам нужно? Что нужно для того, что бы это дело закрыть и забыть его.

Илья с усмешкой посмотрел на офицера и сказал:

- Починить лифт.

- Что? - Не понял офицер. Он даже переспросил неуверенный: - Починить лифт?

Бойцы вокруг него откровенно заржали с того выражения, которое поселилось на лице у безопасника. А тот, словно не веря своим ушам, глупо заулыбался и спросил с упреком:

- То есть вся эта кровь, этот ужас, это горе людям… все из-за лифта?

Илье пришлось кивнуть. Поясняя, он сказал:

- С него все началось. Им должно закончиться.

С сумасшедшими офицеру тоже приходилось работать и он, на всякий случай, спросил:

- И все? И тогда вы сложите оружие?

Опять влез этот бритоголовый:

- Ну и амнистия нам естественно! Лифт лифтом, но наворотили тут все достаточно.

Вместо командира молодого одернул странный тихий парень в углу одетый явно не по военному "сезону" да и без оружия в руках:

- Вов, успокойся. В этой жизни все равно нельзя верить амнистиям. Лагори в свое время попался на эту удочку Наполеона… а ведь мог бы вытащить из Ла-Форса легендарного генерала Мале. Так что обещанная амнистия тебя, да и остальных никак не спасет. Втихаря, кого надо арестуют и куда надо препроводят.

Перебивая странного любителя истории, полковник пообещал:

- Амнистия будет. Ее можно не оговаривать. Мы просто не сможем ни расследовать столько дел, ни, тем более, посадить всех. Но скажу сразу. Самые отмороженные, конечно, поплатятся. Те, кто расстреливал пленных солдат. Те, кто мародерствовал. Кто убивал мирных жителей… ваш боец прав. Это сделают без шума и лишних кривотолков. Уродам не место… - полковник запнулся и не смог договорить фразу. Он так и не сумел ее построить до конца. Не место среди нас? Не место среди вас? Не место среди мирных жителей? Но последнее вообще дико звучит.

- Он не мой боец… - тихо сказал странный бывший майор разведки.

- Что? - Не сразу сообразил полковник. Поворачиваясь к парню, он спросил удивленно: - А кто же вы тогда?

Вместо ответа тот пожал плечами и сказал весомо и в то же время, наверное, глупо:

- Наблюдатель. - Поясняя свои слова, он поднялся и протянул карточку своего допуска в архивы Генштаба: - Так сказать запечатлею историю для потомков.

Внимательно изучив карточку и вернув ее хозяину, полковник только головой покачал:

- Кого тут только не встретишь.

Богуславский неторопливо подошел к окну и сказал:

- Не удивляйтесь. Размах произошедшего естественно привлекает многих. Мы тут даже репортера СиЭнЭн нашли… раненного. Еле вытащили. Ваши там отлично все отутюжили. Даже без артиллерии.

- Да уж. - Покивал значительно полковник, умолчав, что сам лично недавно арестовывал нескольких работающих в районе иностранных журналистов без аккредитации. Каждому из задержанных можно было смело вешать шпионаж и сбор сведений составляющих государственную тайну, но правила давней игры такого не позволяли. И потому арестованные просто томились в ожидании своей судьбы в следственном изоляторе. Их придется выпустить. Но вот когда - вопрос десятый, если не сотый. Пока сверху пинать не начнут под нажимом чужих госдепов можно держать и плевать на права человека.

Полковник повернулся на стуле к Илье и сказал:

- А мы могли бы с вами поговорить наедине?

Офицер не видел, но почувствовал усмешку на лице смотрящего в окно командира боевиков. Слова, которые он услышал, были ему неприятны и даже в чем-то обидны:

- Вам так хочется дискредитировать меня в глазах тех с кем мы прошли эту войнушку?

Отрицать не было смысла, и полковник просто ответил сарказмом:

- А вам так хочется показать нас подонками?

- Нет. - Сказал Илья поворачиваясь. - Но если есть вопросы - спрашивайте. Семьи у меня нет, потому личного характера вопросов я от вас не ожидаю.

Полковник начал по порядку задавать накопившееся у штаба вопросы:

- Когда мы отвели спецчасти от Черемушек, почему именно вы запретили вашим покидать тот район?

Пожимая плечами Богуславский, сказал:

- Мы этой тактики придерживались еще там… на войне. Дать коридоры боевикам, чтобы они соединились в городе, котором засели, и чтобы удобнее было их локализовать, а не разбрасывать силы. Это на просторе удобнее дробить и уничтожать, а в городе сложнее. Разбросать части в городских условиях это почти сто процентов получить себе штык в спину, откуда не ждешь. Я подумал, что вы решили нас поймать на том же. При повторной попытке штурма вам бы опять пришлось распылить части. Несколько очагов сопротивления да еще с нежелающими уходить мирными жителями вы бы ровнять минометами не стали.

Покивав, полковник задал следующий вопрос:

- Вы очень гуманно обращались с раненными и пленными. Это было с расчетом?… - он не закончил фразу в надежде что его и так поймут.

- Да, нет… я ведь сам был ранен когда-то. И по ранению был признан непригодным к дальнейшей службе. - Признался Илья.

- Я как бы вижу, что вас зря комиссовали. - Признался полковник хмуро, про себя обещая лично объяснить бывшему командиру Ильи и медикам, что если бы не их… не их глупость, многое могло бы быть по-другому.

Илья усмехнулся и сказал откровенно:

- Я не жалею. Я знаю, что мы сделали грязную работу, но теперь любой, кто берется за власть будет думать головой, а не другим местом, прежде чем воровать, или забивать на свою работу. Вы ведь уже знаете, что наш специалист… тоже, кстати, больной на голову, вчера разобрался-таки с махинациями мэра на ремонтных деньгах. И всего-то понадобилось три дня. Все было на виду. Если бы меня спросили, я бы сказал, что очень хочу узнать, как местный прокурор будет доказывать, что был не в курсе происходящего.

- Он уже по судебному решению задержан. Как и глава милиции, как и глава милиции общественной безопасности. И многие другие… - Сказал полковник.

- Вы из них жертв готовите? - Спросил насмешливо обладатель пропуска в архивы Генштаба.

Полковник больше сделал вид, чем действительно задумался над словами юнца. В итоге он кивнул и сказал:

- Да, если вам так будет понятнее. Виновными в возникших беспорядках признают их.

- Люблю наше правовое государство. - Ляпнул бритоголовый и сказал поясняя: - Суда еще не было, но уже есть и виновные и даже приговор, думаю, готов. Да?

Полковник и этого не стал скрывать. Кивнув, он сухо прокомментировал:

- Всем от трех до семи. Но всех милиционеров очень быстро выпустят. Надеюсь не надо объяснять почему?

Бритоголовый взъярился:

- Как это не надо? Я бы очень хотел знать, почему их выпустят?!

Ему ответил прятавшийся в тени любитель истории:

- Потому что иначе другие никогда не смогут принять подобных решений. А власть на нерешительности своих внутренних органов долго не удержится. Думаю, их даже вернут на работу в прежнем звании, скажем через полгода - год, сняв обвинение по случаю очередной амнистии.

- Почему же очередной… - усмехнулся полковник. - Амнистия, как и положено, будет для всех. И для вас и для них. И все будут довольны.

- Блин, какие же вы все-таки хитрожопые. - возмутился Владимир.

- Отставить… - негромко, но уверенно скомандовал Илья. Владимир заткнулся, и полковник отметил, что авторитет Ильи в этом отряде был довольно весом. Как за две недели боевых действий можно заработать такой авторитет он не понимал, но этот вопрос его не касался.

- У вас есть связь с другими? - спросил он у Ильи. Видя, что никто не спешит ему отвечать, полковник пояснил: - Думаю, мы… служба, и правительство были бы очень вам благодарны, если бы вы оказали воздействие на них… не поймите превратно. Страна разваливается. Как карточный домик. Никто не был готов к мятежам внутри страны. Все боялись по окраинам вспышек. Речь идет уже не о самолюбии или о личных интересах… Это интересы будущего… это вопрос будет ли оно у нас вообще.

Илья все взвесив, сказал честно:

- Да. У нас есть нестабильные контакты с несколькими городами. Их ребята пробрались к нам и настаивали продолжать борьбу. Они ведь тоже понимают, что пожар все разрастается. Экономическая катастрофа толкает в ряды мятежников все новых бойцов. Так будет продолжаться, пока не сменится строй или пока не распадется страна. Ни того ни другого мои бойцы и я не желаем. Мы просто хотим жить по-людски… не унижаться перед этой бумажной шушерой… не терпеть беспредел милиции. А четко знать, что она защищает нас, а чиновники это наши наемные работники. Которые работают ради нас, а не ради своего кармана.

- И что бы с запада нам не указывали, что делать и как жить. Что бы чурок приезжих наконец-то выслали из страны нахрен! - Встрял Владимир, выступая ближе к сидящему офицеру.

Но ни жесты, ни слова не заставили офицера обратить на бритоголового даже малейшего внимания. Офицер желал и общался только с Ильей.

- Коррупцию, невозможно до конца победить… - сказал, покачивая головой, полковник.

- Но можно хотя бы к этому стремиться и не поощрять ее даже ради самых благих интересов страны. - Сказал Илья несколько уставшим голосом. - Помните же фразу: Вор должен сидеть в тюрьме.

Полковник тоже сделал усталое лицо и, вздохнув, сказал:

- Это безнадега всех пересажать.

- Тогда их надо запугать так чтобы даже думать боялись! - Сказал бритоголовый радикал распаляясь.

Продолжая все так же принципиально не обращать на Владимира внимания, и, кажется специально этим дразня, полковник сказал:

- Богуславский… день был действительно тяжелым. Давайте подведем итог… хотя бы промежуточный. Что вы хотите?

- Кроме мира во всем мире? - попытался пошутить Илья, но полковник серьезно кивнул, и ему пришлось серьезно ответить: - Я лично хочу не многого. Действительно… да разберитесь вы с этими неработающими лифтами, с прорываемой канализацией, с аварийными домами… Ведь есть же деньги. На ЭТО деньги у ВАС есть. Поставьте нормального мэра, который кроме своего кармана станет о людях думать. Жизнь и так поганая штука, да еще и в таком говне жить… и, пожалуйста, подайте электричество в город. Запустите насосы. В городе дети. Женщины, которые не ушли, когда вы давали коридоры. Им тяжко без этих мелочей… мы-то ладно. Я лично даже чесаться через неделю перестаю…

Полковник не смог удержаться от улыбки. Он кивнул на эти доводы и спросил, что еще желают господа боевики. Илья на боевиков не обиделся, четко осознавая свой текущий статус, но сказал насмешливо:

- Как там, у настоящих террористов… Я бы хотел обратиться с речью к жителям страны. В прямом эфире. - Видя раздражение на лице полковника, Илья усмехнулся и добавил: - Нет, не пугайтесь. По-другому поводу. Я думаю я смогу убедить их… Остановиться. У меня есть, что им сказать.

Полковник серьезно задумался, но, кивнув, осторожно спросил:

- Когда у вас будет готов текст заявления, что бы мы могли проанализировать его последствия?

- Завтра к утру. - Уверенно сказал Илья.

Полковник, поднимаясь, сказал:

- Я вам обещаю ни сегодня, ни завтра никаких акций внутренние войска и спецчасти проводить не будут. Это время нам потребуется на согласование. Сами понимаете насколько у нас неповоротливый аппарат. Если у меня получится, я сегодня попытаюсь убедить подать в город электричество и воду. Вы лишь должны гарантировать безопасность служащим. Но особо не рассчитывайте на это. Опасно сейчас подавать ток.

Илья кивнул, соглашаясь, и понимая, что под видом служащих город наполнят и сотрудники службы безопасности.

Уже собираясь в обратный путь, полковник сказал:

- Вашим лифтом, даже если это была шутка, займутся сегодня-завтра. Постарайтесь, чтобы там никого из ремонтников не убили ваши старички революционеры.

3.

Сергей лично отвез полковника на своей машине к выезду из города, где перекрывшие дорогу БТРы показывали конец власти боевиков. ФСБэшник не сразу вышел из салона. Он внимательно посмотрел на молодого историка и спросил у него в ожидании приближающегося бойца в каске и бронежилете:

- Вам-то что тут понадобилось? Вы же себе карьеру порушите такими связями. Неужели не понимаете?

- Понимаю. - Честно признался Сергей. - Не подумайте чего… Я тут, правда, как наблюдатель. Очень хотелось видеть как это все на самом деле. А не питаться потом разбавленной правдой официальных бумаг.

- Странные желания для сотрудника института РАН. - Покачал головой полковник. Резко перейдя на "ты" полковник сказал на последок: - Валил бы отсюда парень. Может тебе ничего и не будет, если вовремя сбежишь.

Покинув машину, полковник, не оборачиваясь, пошел в сопровождении и под прикрытием сзади, непонятно от кого, бойцом с автоматом. Развернувшись за один прием, Сергей покатил обратно в город, надеясь, что никто не додумается по нему стрелять из местных.

Вообще, его последнее время пугала только одно - что он станет простой, очередной, случайной жертвой конфликта. И даже когда он диким лесом и бездорожьем пробирался в город; И когда буквально на днях, намалевав на бортах своей шикарной машины красные кресты, он занимался только перевозкой раненых; И вот возвращаясь после перевозки шишки из ФСБ, он думал, что умереть от шальной пули или в чьей-то провокации это дурной тон.

Самое глупое в любом конфликте стать просто случайной жертвой. Да и вообще, по его мнению, жертвой было само по себе глупо становиться. Особенно когда почти все закончено, а материала, набранного по этому конфликту, у Сергея было столько, что диссертацию писать можно. Он втайне улыбался своей находчивости и оперативности. Почти все сведения, добытые им и этим странным (раненым на голову) Виктором, Сергей смог с курьером вытащить из осажденного города. Килограммы бумаг мэрии, свидетельствующие о нецелевом использовании средств, о злоупотреблениях и превышениях полномочий, как мэром, так и городскими структурами. Спроси его, зачем это ему понадобилось, и он бы сразу не ответил. Это потом он придумал, наверное, версию, что историю все равно попытаются переписать, а эти документы внятно покажут, что у мятежа был хоть сомнительный, но повод в виде коррупции и тупости местных чиновников.

Кроме бумаг, в Москву с курьером уехали и несколько цифровых карточек, с отснятыми Сергеем видеозаписями. И когда начнут на местных вешать всех собак, он сможет переправить за границу видео с изображением и пленных солдат и кадры работы самих "боевиков" по спасению своих и чужих раненых.

Нет, Сергей даже не думал идти против Системы и ее желания замять конфликт с пользой для себя. И он нисколько не оправдывал действия взявшего в руки оружия населения. Он просто хотел, чтобы осталась некая правда о том, что произошло на самом деле. Он совершенно отчетливо желал, чтобы потом, когда станут разбирать, как мощная держава оказалась банально не готова решать внутренние кризисы, никто даже не подумал обвинить того же Богуславского в попытке смены власти в стране. Чтобы ни у кого язык не повернулся сказать, что все эти выступления по стране были скоординированы и управлялись кем-то единым. Для Сергея было установившимся фактом, что страна просто устала от неразрешенных внутренних конфликтов, от социальной напряженности между беднеющей провинцией и жиреющим центром, от лжи и мажорных, туповатых передач на телевидении. Люди устали от унижений чиновниками, беспредела милиции и коррумпированных судей. Что нормальным людям надоели все эти "скованные одной цепью". Что разумным людям надоело то вранье, которым их потчевали каждый день. И что больше всего пугало самого Сергея, что эти прибравшие власть к рукам готовили себе достойную смену… копию себя. И их тоже уже учат врать и верить в собственное вранье. И этот круговорот дерьма в природе не прекратится никогда. Если его силой не остановить.

А врала Москва всегда. Еще до времен окончания "собирания земель" Иваном третьим. Когда под реально сомнительными предлогами чужие уделы входили в состав Московии. И потом врала. Когда говорила что она мать городов русских. Незаконнорожденная первопрестольная не имела никаких прав на этот чужой "титул". Обломавшись с "матерью городов" вспомнили снова о "третьем Риме". Вечно хотела Москва казаться лучше, чем она есть. И врала, врала, врала…

И уж эти вечные войны со своим же народом за полное порабощение, развязываемые с древности до нынешних дней не делали Москву чище и священней. И весь возникший конфликт, оценивая в исторической перспективе, Сергей считал не войной против господства чиновников над людьми, а именно столкновением интересов обычных жителей и гигантской пиявки вытягивающей все соки из государства. И чтобы не потерять свои сырьевые придатки армия чиновников стояла на защите интересов Москвы. Дивизии лжецов пытались доказать что в нашей стране все равны перед законом. Корпуса писак превозносили существующий строй. Хорошо хоть бросили называть родину Сергея - Питер, криминальной столицей. В этот откровенный бред и в девяностые верили только полные дауны. А уж позже даже они глупо улыбались этой идиотской попытке Москвы показать себя мега девственницей в самом глухом притоне, спихнув свои грешки на чужую голову. Слишком много врала Москва. Слишком часто она защищала свои интересы с помощью нечистых на руку людей. Слишком глупо звучал ее голос, утверждающий, что в стране главное это народ, который чиновники, не только столичные, считали откровенным быдлом.

Народ в Московии всегда считался простым стадом, которому просто нужен погонщик. Во все времена так было. И когда отменили выборы губернаторов, заменив их назначенцами, Сергей даже не особо удивился. И когда под крики ура-мать-вашу-как-все-зашибись начались укрупнения федеральных округов, Сергей, оглядываясь на историю, только качал головой видя, что Москва ведет себя абсолютно как метрополия интегрированной колониальной державы. Всех под контроль, что бы даже не думали разбежаться. Какая к черту федерация?! У каждого участника федерации должна быть возможность оставить горящий бедлам, чтобы пытаться самим решить внутренние проблемы. У каждого участника федерации должны быть не только обязанности и повинности перед метрополией, но и незыблемые права, которые ни один самодур из центра никогда даже не подумал бы урезать или оспаривать.

Наблюдая воочию процесс становления самосознания людей в мятежном городе, Сергей признавал: этих людей Москва не потерпит НИКОГДА. Эти люди, один раз взяв в руки оружие защищаясь от беспредела, и второй раз возьмут его, и третий… таких "ханская" Московия просто не переживет. А если они плодиться начнут? А если они напомнят потом Кремлю, что имеют абсолютные права на собственное самоуправление и право избирать свои местные власти?

Хотя, признавался Сергей сам себе, дело было значительно более сложным, чем просто мятеж против навязанных порядков, когда даже власть на местах буквально насаживалась из Метрополии. Когда чиновники чувствовали страх не перед народом, на который они водрузили свое седалище, а только перед властью пусть и выборного, но кесаря. Дело было осложнено тем фактом, что исторически страна подходила к прогнозируемому кризису. И что раньше могло вызвать только тихий ропот, в условиях данного участка исторического витка гарантированно вызывало мятежи и массовые недовольства.

Сергей часто ловил себя на мысли что за всеми событиями в стране и мире он наблюдает хоть и с интересом, но как-то совершенно отстраненно. Словно его они не касались, а служили лишь поводом для сравнений и для анализа. Вот "то" похоже на "это", а вот "это" уже было двести лет назад во Франции. А вот именно так Фридрих Великий разрулил свои экономические проблемы. А вот эта ситуация в каком-нибудь скажем Гондурасе копия политического кризиса в США прошлого века. Все повторяется в мире. Нет ничего нового. Все было пройдено еще даже за века до рождества христова. Но все так интересно…

Единственная страна, на которую Сергей принципиально не обращал внимания, был Китай… вечно у них все не как у всех, - иногда говорил он в шутку, даже не пытаясь сравнить поведение руководства КНР с кем-либо. Аналогов как обычно можно было не найти и только время потратить зря.

А вот кризис в России Сергея интересовал не на шутку. И в различных его проявлениях уже видел он исторические события других стран и времен. Видел и отличия, наложенные местным, так сказать, колоритом. И главное, он знал, что, как и все кризисы Российские, начиная со "смутных времен" и этот будет так завуалирован ложью, наговорами и другими неприятными вещами последующих эпох, что сохранить правду, становилось для Сергея нечто похожим на долг перед родиной.

Именно об этом он говорил с Ильей, когда прибился к его разросшейся до нескольких сотен штыков "банде". И хоть людей сплоченных общим противостоянием вокруг Ильи было несколько тысяч, Сергей здраво оценил реальные возможности этого восстания. Не мытьем так катаньем, но Система бы подавила очаги сопротивления, какие бы чудовищные потери не понесла в городских боях. Илья которому было не до "туриста" при первом же знакомстве попросил Сергея проваливать куда подальше и не делать несчастной свою мать… Это была проблема их, их городка, их отношений с местной властью. Влезать в чужой конфликт, Илья откровенно считал нездоровой идеей. И ладно бы Сергей оказался хорошим бойцом, но он отказывался брать в руки оружие, мотивируя это тем, что он принесет пользу другим способом.

Выслушав, Илья не прогнал Сергея и даже поручил ему работу, над которой корпел другой "турист", только уже где-то подстреленный в голову. Вдвоем они долго возились с бумагами мэрии. И часто общались с сотрудниками ее, которые, по своей глупости, оказались в пределах досягаемости "боевиков". Они с напарником довольно грустно смеялись в итоге над дикостью ситуации, когда чтобы доказать вину мэра надо брать власть в городе в свои руки. Ведь еще за семь лет до этих событий, при другом президенте, именно этого мэра уже пытались привлечь к суду по подобным обвинениям. И даже привлекли, так как он сам был не особо против, зная о собственной безопасности. И тот, конечно, был оправдан абсолютно. Пообщавшись с сотрудниками мэрии, которые словно сговорившись, выкладывали все самые грязные подробности деятельности власти, и Сергей и его напарник, который был опытнее в работе с бумагами, были убеждены - посадить мэра было можно на законных основаниях еще тогда. И может быть, ничего из кошмара не случилось бы, кто знает? А так он семь лет продолжал заниматься своим непотребством на виду у людей, которые даже возмутиться не могли. Ведь закон об экстремизме это было нечто… нечто, что даже в комментариях не нуждается.

Вернувшись в здание школы, где они с напарником занимали на двоих внушительный кабинет, заваленный бумагами, перевезенными из архива мэрии, Сергей отметил странное веселье, которое словно невидимый дух блуждало среди бойцов и местных жителей. Немного пообщавшись с другими, Сергей тоже невольно поддался радостному ожиданию хорошей развязки всей этой истории. Ведь даже Илья утверждал, что не долго мучиться осталось. Только вид озабоченного товарища склонившегося в кабинете над бумагами немного отрезвил его.

- Что у нас опять плохого, Вить? - спросил Сергей, проходя и отпивая из пластиковой бутылки на столе тепловатую противную воду.

- Ээээ… если кто-нибудь думает, что этим документам дадут ход, он глубоко ошибается… - непонятно сказал тот, морщась от вечной своей головной боли.

- И что ты опять накопал интересного про их мэра? - Усмехнулся Сергей.

- Тут без губернатора не обошлось. - Уверенно сказал "больной головой" - Меня надоумил этот мужик из кадастра. Ну, которого с утра привели пообщаться. Я сначала не обратил внимания, но потом понял… Видишь эти планы? Видишь вот эти регистрационные записи? Видишь на кого оформлены? А знаешь, по какой цене? Только не смейся.

Сергей внимательно посмотрел на бумаги, подсунутые ему напарником, и только улыбнулся. Он не понял ничего, кроме того, что почти тысяча гектаров сельхоз значения земли, была переведена в другой разряд и ушла в личную собственность к кому-то за сущие копейки.

- И что? Первый раз, что ли с таким сталкиваешься?

- Нет. Не первый. Наслышан, знаешь ли. - Кивнул мужчина и рукой потрогал повязку на голове. - Только вот и фамилии больно на слуху. Это все сплошь и рядом родственники наших любимых депутатов. Дочки, мамы, папы, сестры, братья… Я очень хочу посмотреть, как они там устроились на такой делянке.

Мужчина вымучено улыбнулся, а Сергей откровенно махнул рукой и сказал:

- Нет, депутатов нам никто не отдаст на заклание. Это тебе не провинциальный чиновник… они там все с друг другом даже не связаны, а спаяны! Так что забудь.

- Да я подумал, тебе может пригодиться. - Сказал, убирая документы, напарник. - Для твоей "хроники пикирующего бомбардировщика".

Так Виктор называл эскиз будущей книги Сергея о событиях этого мятежа. Благодарно кивнув, Сергей спросил, где сейчас Илья и чем они занимаются.

- С Вовкой речь пишут. Меня звали, но я со своей мигренью им много не насочиняю.

- Какую речь? - Не понял сразу Сергей.

- Послание террориста мировой общественности. - Неудачно пошутил напарник, но Сергей его понял.

- Пойду, помогу. У меня богатый арсенал в башке из речей видных деятелей. - Усмехаясь он сказал: - Сейчас мы им напишем речь Черчилля для парламента.

Сергей ушел, оставив "раненного" корпеть над чужими мелкими и крупными финансовыми страстишками. Тот уже даже не сомневался, что в нем заживо погребен великий сыщик по экономическим преступлениям. И его в этом никто не разубеждал. За три дня накопать на мэра лет на пять минимум это всем нравилось. Единственное что напарнику Сергея не давало покоя, что может все его труды, пойдут прахом. В этой стране суровость законов компенсируется только их полным неисполнением. Ну и конечно при ТАКОМ размахе воровства и взяточничества не могло быть и речи, чтобы чиновника упекли больше чем на условный срок. Слишком многим он оказывал добрые услуги, в которых они сами не признаются ни за что, зато уж постараются вытащить "своего".

4.

Когда Штейну позвонили в очередной раз, он уже выходил из аэропорта. Но раздраженно "сняв" трубку, он сразу расслабился. Звонил его помощник и, наверное, единственный друг на этой благословенной планете.

- Здравствуй, здравствуй, Фидан. - Обрадовано сказал старик и оглядел площадь перед аэровокзалом. - Нет, дорогой, не вижу тебя. Рукой хоть помаши. Ага. Все иду.

Старик убрал телефон во внутренний карман пиджака и, бодро помахивая тростью, держа во второй руке старый потертый саквояж, направился к виднеющемуся среди спешащих людей одиноко стоящему мужчине. Приближаясь, он все больше и больше растягивал свои старческие губы в улыбке. Мужчина вежливо поздоровался со стариком, взял из его рук саквояж и поспешил к недалеко припаркованной "ниве".

- Фидан, тебе не кажется, что наша машина очень неприлично выглядит? - Непонятно почему заявил Штейн.

Средних лет мужчина остановился, не доходя до автомобиля и, оглядев тот, пожал плечами сказав:

- Это просто на фоне Мерседесов и Ауди. А у нас в горах очень даже ничего. - Обернувшись и увидев хмурый взгляд старика, мужчина сказал: - Штейн, ну если ты задумал обновку сделать, так хоть сумку поменяй для начала. Зачем сразу за машины, страны и континенты браться? Скромнее надо быть. Сам же учил. Скромнее.

Вздохнув, старик направился к машине с твердым намерением сесть за руль. Мужчина с сомнением посмотрел на старика и, не обсуждая, залез на пассажирское сидение. Когда оба уже были в салоне, названный Фиданом передал Штейну ключи и сказал:

- На посту не разгоняйся только. Там асфальт сняли, новый пока не положили.

Старик, если и принял это к сведению, то ничего не сказал. Завел машину и резво, словно молодясь не выехал, а выскочил со стоянки и пролетев не жалея подвески "лежачих полицейских" вывел машину на трассу. Набирая и набирая скорость, старик ловко перекидывал ручку скоростей и Фидану, для собственного успокоения, пришлось накинуть ремень безопасности. Слабо веря, что в случае аварии ремень поможет, Фидан попробовал отвлечь старика, чтобы тот привычно при разговоре скинул скорость.

- Как съездил?

Старик, переварив этот вопрос и действительно снизив скорость, ответил:

- Плохо, дорогой. Плохо.

- Не заплатили? - изумился Фидан.

- Заплатили, и сверху накинули… я рубли не брал. Только в валюте все. Но да разве спасет…

- Так время еще есть. - Спокойно сказал Фидан и посмотрел в окно на рекламный щит с логотипом туристической компании. - Зачем волноваться, когда еще столько времени впереди.

Старик печально вздохнул и сказал:

- Вот мы так всегда. Время еще есть, волноваться еще рано. А потом даже бежать уже будет поздно.

Изумленно взглянув на старика Фидан, не веря услышанному, спросил, подразнивая старого еврея:

- Таки ты созрел, чтобы бежать? Штейн на старости кроме ума еще и мудрости нажил?

- Нет Фидан. Это таки фантастика. - Грустно улыбнулся старик и добавил: - А ты что серьезно мог подумать, что я куда-то отсюда уеду? Штейн хоть и прагматик, но свои долги помнит. Штейн, когда не помнит, в записях смотрит и вспоминает. У Штейна все записано!

Непосвященным показался бы смех, раздавшийся в салоне несдержанным и не соответствующим скромной шутке. Но для этих двоих даже выражение "все ходы записаны" носило свой, исключительно сакральный смысл.

Отсмеявшись, Штейн и еще не старый, средних лет мужчина вдруг приступили к обсуждению таких замороченных вещей, что человек не "в теме", просто бы заскучал при этом разговоре. Волны Элиота, упоминаемые в разговоре не единожды, навели бы трейдера на мысль что перед ним коллеги. Апелляции к историческим датам и цифрам свободно используемые этими двумя показали бы даже Сергею, что перед ним историки. Чуткое и вдумчивое оперирование социальной статистикой сбило бы с толка даже сотрудников знаменитой британской социологической службы. А уж познания в тонких деталях тех или иных событий недавнего времени даже Илью бы насторожило. Не из ФСБ ли эти ребята?

Их не вполне понятный разговор не прекратился даже когда спустя несколько часов "нива" по узкой "полутораполоске" вкатила в угрюмое ущелье. Смеркалось. Старик не думая, включил фары и, обратившись к соседу, спросил:

- Гости-то к нам не заглядывали?

- Воду привозили. А так нет. Кроме девчонок из кемпингов я никого близко не подпускал. А тем просто скучно со своими было вот они, не ленясь, к нам поднялись. Да и задержались… Ну там чаем их поил, страшилки рассказывал. - Говоря все это, Фидан улыбался, словно вспоминая приятные минуты. Но потом, став серьезным, сказал: - Штейн, я больше один в этой берлоге не останусь. Еще первую неделю, пока работа была - ничего. Но потом тоска смертная. Данных не поступает, обрабатывать нечего… Хоть воем вой. Я уже через три недели стал каждый день в гостиницу наведываться. Иначе свихнуться можно. Как ты там один жил раньше?

Старик усмехнулся от такого недоумения Фидана и сказал:

- А что мне? Наоборот хорошо. Спокойно. Кто придет, так только по делу. Кто позвонит, так только свои.

- Но не столько же времени! - Покачал головой Фидан.

- В уединении есть несомненное преимущество, - поучительно сказал старик, осторожно поворачивая и огибая скалу, нависшую над дорогой: - Чистота мыслей, помыслов, и стремлений, не дает тебе спекулировать с данными. Ты волей не волей напишешь то, что должно быть, а не то, что хочется твоему слабому подсознанию. Напишешь, перепроверишь, убедишься. И краснеть не придется. Штейн очень не любит краснеть.

Фидан только головой снова покачал да посмотрел на уже появившиеся первые звезды. Ему такой аргумент как "не надо краснеть" убедительным не казался. И уж точно это был не повод что бы живьем себя замуровывать в этом ущелье. Это только первые несколько месяцев там красиво. А потом, извиняйте, готов пешком бежать.

Еще час им потребовался, чтобы по извилистой дороге вдоль каменистой речушки добраться до конца ущелья с небольшой туристической деревней и, миновав ее, углубиться дальше в горы. От деревушки до Лаборатории, как свое жилище звали эти двое, оставалось не больше получаса неторопливой езды.

Дом на скале встречал вернувшихся хозяев слишком праздничной иллюминацией. Освещенный прожекторами подъезд, красные, непрерывно горящие огни на антенной мачте и на вершинах двух не низких "ветряков", зеленоватая подсветка таблички сообщавшей, что посторонним вход воспрещен на воротах, и желтый призрачный свет расположенных за оградой декоративных фонарей, делали горное убежище слишком похожим на виллу обеспеченных людей где-нибудь в предгорьях Итальянских Альп. Но вот суровое окружение скал и гор, на вершинах которых угадывались в сумраке шапки вечного снега давали понятие, что людям, здесь проживающим нужна не эта роскошь, а настоящее уединение.

Как и многое в доме, включая освещение, подчиненные автоматике ворота раскрылись пропуская машину и старик провел "ниву" на площадку перед входом. Фидан даже не удивился обыденности и наивности слов, сказанных стариком, когда тот вышел из машины:

- Дом, милый дом.

- Я его давно и тихо ненавижу. - Признался Фидан, выбираясь из машины с саквояжем Штейна в руках.

Старик нахмурился и поглядел укоризненно на друга.

- Ты просто не ценишь того, что имеешь. - Категорично заявил он младшему товарищу, возившемуся с замком на входе.

Пройдя в холл, старик привычно посмотрел на экран контроля периметра и сказал удивленно:

- А к нам кто-то приходил. Посмотри, Фидан.

- Да и ладно. - Ответил, разуваясь, мужчина и проходя дальше вглубь дома.

- Фидан, ты этого человека не знаешь?

Из глубины дома откликнулся бодрый голос мужчины:

- Не знаю и знать не хочу. Все. Я в кресло сел и не поднимусь больше.

Старик тоже разулся и еще раз взглянув на заснятого камерами мужчину, появлявшегося у ворот в их отсутствие, направился вслед за младшим товарищем.

В гостиной, утопая в глубоком обитом светлой тканью кресле, Штейн принял из рук Фидана саквояж, и раскрыв его стал выкладывать на низкий газетный столик пачки денег. Преимущественно были невысокого достоинства евро, но Фидан флегматично заметил и несколько приличных по толщине пачек в банковской упаковке, словно только что из США, стодолларовых купюр.

- Это уже чистые? - спросил непонятно Фидан и Штейн покачал головой отрицательно.

- Надо будет заплатить за доступы к архивам. Надо будет отчислить ректору университета, который меня фиктивно на работу принял для знакомства с их бумагами. Надо будет посредникам выслать. Этим ты будешь Фидан заниматься. Не забудь, что надо будет отблагодарить того полковника из ФСБ, который тебе данные по конфликту скинул. Надо дать ему понять, что наше сотрудничество будет и дальше плодотворным.

- А может нафиг его? - спросил Фидан, морща лоб. - Фээсбэшник мутный такой… Нельзя с ним дел иметь. Он же за нас потом и возьмется.

- Надо, Фидан. Надо… надо быть благодарным и люди, даже если за тебя возьмутся, учтут это. Да и не станет он за нас браться. Себе дороже. Поверь старому Штейну. Штейн пожил, Штейн многое видел. - Старик с трудом поднялся из глубокого кресла и сказал: - Согрей чайку, пока я деньги уберу. Сегодня работать, смысла нет. Завтра приступим, а сегодня посидим, расскажу, что узнал и какие бумаги добыл. Тебе интересно будет.

Спокойная атмосфера дома, словно поглотила этих людей. Один не торопливо курил на кухне, ожидая пока вскипит электрический чайник, другой раскладывал привезенные деньги в сейф, спрятанный за картиной с портретом красивой черноволосой женщины. В немаленьком доме никогда не повышали голос. В нем никогда особо не ссорились и не спорили. И дом, впитав в себя ауру хозяев, щедро платил им спокойствием и чувством надежной крепости. Старик, поправив картину на стене и отойдя от нее, вздохнул, глядя на панорамное окно за которым прожектора освещали сетчатый забор и ворота с парковочной площадкой. Нашел на столе пульт похожий на дистанционный и немного, старчески щурясь, порассматривав его, нажал несколько кнопок. Свет за окном потух. Потом он, медленно угасая, исчез и в комнате, и старик встал у окна, опираясь кулачками в подоконник. Он с наслаждением впитывал в себя уже подзабытое ощущение дома. Единственного места на земле, где он хоть как-то чувствовал себя в безопасности.

Из полуосвещенного холла появился Фидан с чашками в руках и, подойдя к старику, сказал:

- Я чай налил. На столик поставлю.

- Нет. - Сказал старик и забрал из рук товарища кружку. Продолжая стоять у окна и рассматривая звезды на небе, Штейн обратился как-то оборванно и незаконченно: - Фидан… Так может случится, что я умру.

Не смотря на невеселую тему, Фидан хмыкнул насмешливо и отозвался, присаживаясь в кресло:

- Штейн, точно стал мудрецом. Он осознал, что никто не вечен. Наверное, самое твое великое пророчество?

Старик улыбнулся, не поворачиваясь, и сказал:

- Штейн и не думал никогда, что он бессмертен. Просто…

В это время, словно зловещий знак свыше раздался громкий стук во входную дверь. Кто-то незаметно прошел на территорию и поленился жать на кнопку звонка.

- Таки старуха с косой? - удивился нежданным гостям Фидан.

- Посмотри, кто там и открой… - попросил старик, глядя в сумраке на мужчину. - Я думаю в этот раз не она.

Мужчина ушел, а старик, обойдя столик медленно, словно на трон опустился в кресло. Расслабившись, он утонул в нем и, не отрывая взгляда от окна, стал ждать. Он давно ждал подобного нежданного визита. Странно, что они так затянули.

Старик не ошибался. Он вообще редко ошибался в жизни и своей "работе". Но когда в комнату тихо вошел и замер позади Штейна кто-то, старик невольно поежился. Он кожей почувствовал холод и жестокость существа стоявшего рядом.

- А Фидан, где? - спросил, не поворачиваясь, старик.

Вошедший следом мужчина глухо отозвался:

- Я здесь. Тут к тебе… эээээ… Ну, в общем, тебе лучше самому взглянуть. Свет включить?

Штейн помотал головой и сказал:

- Нет, Фидан, не надо. Я догадываюсь, кто к нам на огонек заглянул. Согрей снова чаю и налей мне еще, пожалуйста. А мы пока побеседуем. - Уже обращаясь к молчавшему незнакомцу, Штейн сказал: - А вы проходите. Вот на диван прошу… присаживайтесь.

Незнакомец, среднего роста молчаливо обошел кресло со стариком, столик и аккуратно присел на диван, рассматривая в темноте лицо Штейна. Молчание несколько затянулось и старик, в нетерпении, спросил:

- Вы помолчать пришли? Мы и раньше очень долго дружно молчали. Или вы пришли мне что-то сказать? Тогда странно, что именно вы. Послали бы кого-нибудь из своих собачек. У вас так много людей, что странно, что меня посетили именно вы. Послали бы вашего нового эмиссара в Москве…

- Иосиф Абрамович. - Прервал раздраженного старика спокойный уверенный голос.

- Называйте меня по фамилии. - Потребовал старик.

Неизвестный кивнул коротко и сказал:

- Штейн.

- Да-да? - вскидывая брови и склонив голову чуть на бок, проговорил старик.

- Вы передали ваши прогнозы некоторым бизнесменам в Москве и Санкт-Петербурге…

- Таки да. - Сказал, стараясь выглядеть беззаботным и смешным, старик. - Таки передал и мне довольно щедро заплатили. Вы бы знали, сколько заплатили старому Штейну. Штейн таких денег не держал со времен Андропова. Когда ему заплатили за вас.

Неопределенный звук раздался в темноте. Было непонятно, то ли гость смеется, толи это звук не скрываемой злости. Но раздавшийся голос успокоил нервничающего старика:

- Забавно. Но вы же понимаете, чем обернулись ваши прогнозы? Вы понимаете, что вы только усилили панику в этой и без того настрадавшейся стране. По вашей милости было закрыто несколько довольно больших и трудоемких предприятий.

Штейн ничего не сказал на это. Он только покивал, соглашаясь с говорившим.

- Вы хотите гибели этой стране? Зачем, Штейн? - Задал вполне резонный вопрос незнакомец.

В другой бы ситуации старый Штейн только посмеялся с заявления гостя, но не в этой. Суховато он отозвался:

- Глупости не говорите. Штейн всю жизнь работал для этой страны. И люди, которым помог он сейчас, когда все успокоится, вернутся, чтобы поднимать страну из разрухи. Ни вы, ни я ничего не сможем сделать. Ничего не сможем остановить. Вам нужны мои расчеты? Я могу вам показать их. И если нет шансов, то надо спасть хоть кого-то. Чтобы они потом спасли других. Какой толк в том, что бы разорились они? Никакого. Штейн хорошо подумал, прежде чем открывать правду. Поверьте старику.

- Люди остались без работы. - Спокойно и даже как-то участливо сказал неизвестный. - Завтра они пополнят ряды мятежников. Послезавтра озверев от голода, они пойдут грабить и убивать своих соотечественников. Через месяц страна погрузится в такой хаос, что вам отсидеться в горах не удастся.

- Не преувеличивайте. - Попросил раздраженно старик. - Большевики уже несколько лет были у власти, а в некоторых местах еще служили старые городовые и действовала старая полиция. Так что первую волну мы пересидим. А со второй, если я не ошибаюсь, справится тот, кто возглавит мятежников.

Раздался отчетливый вздох и незнакомец насмешливо спросил:

- Вы догадываетесь, кто станет во главе этой толпы?

- Догадываюсь. - Покивал Штейн.

- И вам не страшно? - с усмешкой спросил незнакомец.

- Штейн так часто в своей жизни боялся, что уже перестал. У Штейна орган, которым другие боятся, ампутирован той жизнью, из которой он сбежал.

Незнакомец как-то неуверенно откинулся на спинку дивана и закинув на нее руку сказал:

- Штейн, мы вас уважаем. Больше того, мне не стыдно это сказать, мы вас опасаемся. То как вы вычислили нашу агентуру и передали ее КГБ, делает вас очень опасным. И тогда мы с вами не решили вопрос, только из-за того, что за вас вступились другие. - Незнакомец повернул голову к окну и как-то отстраненно продолжил, словно в никуда: - Сейчас они не вступятся. Вы перешли грань дозволенного. Вы начали влиять на события. Когда вы сняли наше влияние, это было закономерно. Но сейчас нет. Вы действительно хотите и с нами и с ними поссориться одновременно и окончательно?

Штейн молчал. Он вообще был не сторонник отвечать на риторические вопросы. А этот вопрос был "пустым" от начала до конца. Старик уже давно поссорился с этими окончательно. Поссорился и где мог вредил им. Не слыша ответа, незнакомец повернулся и сказал негромко:

- Мы не конфликтные… Мы привыкли все делать спокойно, методично, и тихо. И если вы хотите ссориться с нами, то ссориться вы будете с другими людьми. Мы их вам предоставим, поверьте. Предоставим и забудем о вашем существовании. - Словно рассуждая сам с собой, гость сказал: - Конечно, будет неприятно. Вы ведь все-таки гений…

Старик усмехнулся откровенной лести, но промолчал. Жизнь научила его главному в общении с кем-либо. Больше слушай, меньше говори. Собеседник сам все выболтает, если уметь слушать. И гость, видя, что ответов от старика он не получает, спросил:

- Или вы себя почувствовали настолько старым, что уже не думаете о последствиях?

- Да, Штейн очень старый, чтобы чего-то боятся. - Сказал старик с улыбкой.

- Ну, вам стоит лишь сказать, и вас внесут в список ежемесячной рассылки. - Со странной надеждой сказал незнакомец. - Вам будет приятно почувствовать себя, если не молодым, то и не стариком. Не смотря на то, что вы уже сделали против нас, мы прекрасно понимаем ваши чувства… и уважаем вашу человеческую позицию.

В этот раз замолчали оба. Они просидели молча вплоть до того момента, когда в комнате появился Фидан с чашками в руках и, поставив одну перед гостем и вторую перед Штейном, сам уселся в глубокое кресло.

Старик поглядел на своего товарища и сказал:

- Нам тут бессмертие предлагают.

- Таки за сколько? - спросил Фидан, больше прикалываясь, чем, серьезно решив этот вопрос обсудить.

- Таки как всегда за душу! - сказал старик, театрально разведя руками.

- А не продешевите? - спросил Фидан у незнакомца.

Даже в темноте чувствовалась улыбка гостя. Кто бы не были эти двое, они ему нравились и давно. Настолько что он бы очень сожалел, если бы пришлось решать вопрос с ними окончательно.

- Мы на другом гешефт сделаем. - Сказал незнакомец и, протянув руку, взял чашку со стола. - Как всегда, дикарям бусы, нам товар, посредникам, вам то есть, комиссионные.

Фидан посмотрел с улыбкой на Штейна и спросил:

- А давай согласимся?

Штейн улыбнулся в ответ и сказал со вздохом.

- Нельзя, Фиданчик. Нельзя, дорогой. - Старик отпил из кружки и сказал немного обидные для гостя слова: - Они и так людей за паразитов на планете считают, мы последний пример обратного для них. Мы должны остаться людьми. И умереть в положенный нам час. Штейн таки все делает по порядку.

Фидан посмотрел на незнакомца и развел руками. Мол, сами слышали.

- Но ведь глупо. - Сказал незнакомец с легкой грустью. - Столько сделать, что бы умереть и не увидеть, правы вы были или нет? Разве не хочется узнать?

- Велик соблазн. - Покивал согласно головой старик: - Но взамен же я знаю, что вы потребуете. Не мешать тому, что вы делаете. И смысл, какой мне в том, что бы дожить и увидеть, как вы окончательно приберете к рукам этот мир? Да ладно с этим миром. Эту страну жалко. Людей… Уже столько вынесли.

- Ну, так позвольте нам завершить начатое. - Со смешком сказал незнакомец. - Вы просто не видели другой жизни. Вы не знаете как это по-настоящему. В ИТОГЕ.

- Знаю. - Сказал уверенно Штейн. - Родиться, беззаботное детство, интересная юность, стабильная жизнь, благополучная старость в окружении беззаботных внуков. Я знаю. Старый Штейн это видел. В Германии, в Англии… в США в том же.

- И что? - удивился незнакомец. - Разве это плохо?

Фидан хоть и не относился к спорщикам, однако заявил:

- Это суррогат. И мы, и вы знаем его последствия. И они знают. Потому тоже противодействуют вам и помогают нам.

- Не думайте о них, как о добреньких богах. У них тоже есть свои цели. И для любого разумного эти цели хуже, чем наши. - Видя почти презрительные улыбки собеседников, незнакомец сказал вдруг: - Ну что вы забыли в космосе? Что вам там делать? Вы свои проблемы на Земле не можете решить. И хотите их выплеснуть за пределы? Ну ладно, дух познания и прочая пафосная чушь… Но чем вам мешает, что мы ведем честную торговлю…

- Честную? - вслух изумились Штейн с Фиданом.

Не ожидая такого возмущения, незнакомец уже хотел что-то сказать, но Фидан не сдерживая больше себя, заявил:

- Это честное? Тогда мы точно не согласимся с вашим предложением. Ибо ваше понятие честной сделки несколько отличается от нашего. Засрать мозги, подменить ценности, и толкать по безумным деньгам копеечные "бусы", это честным не называется. Когда за рисунок два на два, что дает минимальные преимущества в интернет-игрушке люди платят несколько тысяч евро, когда за сумочку с логотипом ваших партнеров люди отстегивают десятки тысяч долларов, и вообще, когда человеческие ценности определяются деньгами это не то, что нам надо. Когда нищие нищают, а богатые с жиру бесятся, когда…

Закончить Фидану не дал незнакомец. Он поднял руку и словно заткнул его готовившегося наговорить многое из того, что накипело у отшельника.

- Я знаю все, что вы нам можете высказать. - Спокойно сказал гость. - Но вы же сами не даете нам закончить начатое. Построить социальное общество, где богатые будут заботиться о бедных. Где, как правильно сказал Штейн, будет беззаботное детство, будет интересная познавательная юность, будет стабильность среднего возраста и конечно будет приличная старость. Это-то вам, чем мешает?

Ответил Штейн. Ответил не сразу, но твердо и спокойно:

- Счастье индивидуума, не стоит капсуляции всего общества. Вырождение, которое последует за принесенным вами "миром", мы уже видели и видим. И ваши методы тоже.

Незнакомец сделал в темноте странный жест рукой и спросил у Штейна:

- А вы вообще людей спросили? Что они сами хотят? Почему и кто вам дал право за них решать. Мы-то ладно. Считайте нас экономическими оккупантами. Агрессорами. Вне морали и этики. Но вы-то? Штейн? Фидан? Вы знаете, что хочет девочка из Подмосковья? Вы знаете, чего хочет старушка с Алтая? Или парень из Владивостока? Они хотят именно того, что несем им мы. ДОСТАТКА и БЛАГОПОЛУЧИЯ. Они не хотят того, за что радеете вы. За воспитание в трудностях душ. За честность во всем и везде. Они не хотят даже к звездам. И уже давно. И не потому, что они не романтики. А просто уже НИКТО не готов собой жертвовать. А жертвы будут и много. Вам рассказывали давно нашу историю… как мы рвались в Космос. Как погибали первые поселения, как мутировавшие вирусы прорываясь на нашу планету из новых миров выкашивали миллионы… Но у нас не было выбора. У ваших людей он есть. И они выбирают НАС! - Незнакомец поднялся и, пройдя к окну стоя на фоне звездного неба, сказал: - Они выбирают то, что даем им мы и даже не видят того, что у них мы берем. Нам ведь не нужна ваша планета. Она нам даром не нужна, если можно торговать и получать нужную нам органику по такой смешной цене и с учетом того, что люди сами же и оплачивают наши покупки. А уж как мы торгуем, честно или не честно, это вас Штейн уж точно не касается. Все сделки честные пока их таковыми признают обе стороны. Наши партнеры признают их честными. И если за технологии биоконтроля нам отгружают заявленную партию, почему нет? Если за технологии подавления нам дают бонусы в виде тяжелых металлов, кто и что может нам сказать? Если за вшивую акустическую технологию воздействия, нам дают целый остров, где мы можем выращивать, что нас интересует то, вот уж точно вопрос, какое вы имеете право осуждать нас и наши методы?

Штейн, качая головой и кривясь в отвращении, сказал:

- Вы продаете только то, что помогает одним людям подчинять других.

- Штейн, не будьте ребенком. Или у вас это старческое? - Насмешливо сказал гость. - Если бы за органику у нас попросили бы золото, мы вам его, не думая, наковыряли бы по вашей же солнечной системе. В любом количестве. В абсолютно любом. Но наши партнеры захотели именно это и мы им это предоставляем…

- Нет. - Категорично сказал Фидан. - Мы много думали над вашими действиями. Когда еще вы нам интересны были. Теперь у нас другая тема. Вы продаете только то, что позволит вашим партнерам управлять другими людьми только потому, что это выгодно и вам самим. Упорядочить, структурировать общество, подчинить его тем, кто вам удобен. И втюхивая за безумные деньги любую чушь раскрученную вашими помощниками… а на эти деньги ваши помощники будут покупать или производить нужную вам органику… все правильно. Я то же самое сделал бы. Удобно, черт побери. А со временем, когда ваши помощники подготовят все, можно и, не таясь и не прикрываясь партнерами, в бизнес вступить… Хотя вряд ли… Это же такой стимул для мозгов снова начать мечтать о небе, о звездах… до самого конца вы будете скрываться, чтобы люди даже не думали о космосе. До самого конца вы будете контролировать наши научные открытия и испытания. Это же ни для кого не секрет, что на каждом более-менее значимом испытании присутствуют ваши наблюдатели. Куда это рулит человечество? Только вот капсулируясь само в себе и зацикливаясь на ложных ценностях планета все меньше и меньше будет давать гениев. Все меньше и меньше будет появляться людей способных на "прорыв". Способных работать на "рывок". Все будет чинно, благородно и скучно… Ведь то, что вы творите уже было вами сделано однажды.

Видя, что незнакомец с удивлением на него посмотрел Фидан, признался:

- Да, нам об этом тоже рассказывали. Другие. И о результатах тоже рассказали. Деградация, я бы так назвал результат. Но они его назвали снижением потенциала. Сначала людям дурят головы, потом они перестают учиться разносторонне, так как в вашем обществе для человека будет уже определено его место. Глобализация позволит использовать людские ресурсы броско и не готовя массово разносторонне развитых специалистов. Это просто будет не нужно для винтика огромного механизма. Весь мир превратится в огромную торговую площадку. Да и сейчас уже превратился. Самозацикленный мир, где торговля не является двигателем развития, а является самоцелью. Я думал это невозможно, но примеры были показательны. И многие из них я увидел уже в нашей жизни. И я не хочу повторения с нашей планетой того, что вы сделали с той. Не важно увижу я плоды ваших усилий или нет. Не хочу и все. Я хочу, чтобы человечество опомнилось. Чтобы люди перестали заниматься бла-бла-бла и взялись за работу. Работу, которая приведет человечество к звездам. К другим мирам. Вы вышли вынужденно. Теперь и у нас, кажется, нет выбора. Или стать вашим сырьевым придатком и даже не замечать этого, либо самим уже там, диктовать условия торговли.

Как-то глухо и сочувственно незнакомец сказал:

- Но ведь это будет неизбежно война. Вспомните ваши европейские "опиумные войны" с Китаем. Вы думаете, вас так сразу признают и позволят слезть с крючка? Есть и другие способы заставить вашу планету оставаться поставщиком и контролируемым рынком сбыта. И, как и Китай тогда, вы естественно проиграете.

- Вам не выгодно нас уничтожать. А вашими действиями всегда руководила выгодность. - Сказал Фидан и повернулся к Штейну, словно ища у него поддержки.

Штейн в сомнении покачал головой и сказал:

- Они нас самих стравят с друг другом… У них большой опыт. И кстати насчет уничтожать… Это ведь их идея, что раз на земле миллиард голодающих, то их просто не может прокормить планета. И что они "лишние" люди. Бредовая идея, учитывая незаселенность некоторых участков Земли, но как эта идея отозвалась в сердцах людей. Многим понравилось. Так что захотят уничтожить… уничтожат. Не всех, но многих. И может быть даже нашими руками.

Незнакомец ничем не выдал своего согласия или несогласия. Он смотрел в темноте на Фидана и мужчина разочарованно замолчал.

После недолгого молчания незнакомец обратился к старику:

- Штейн, вы сейчас работаете над той же темой что и мы. Новый виток и проблемы с ним связанные. Мы честно хотим закончить этот виток миром и благополучием. И исключить вторую и третью волну. Мы не хотим прихода к власти того, кого толпа прогнозируемо вытолкнет наверх. А потому наша задача максимально сохранять спокойствие в обществе. Вы не заметили, но мы активно воздействует на западные страны. Они уже не лают на вас, но искренне выражают сочувствие происходящему. И если случится революция… то против нового Диктатора мы бросим все силы. Вплоть до интервенции. И тогда ваша любимая Россия прогнозируемо будет поделена на европейскую часть, дальний восток и Сибирь. Где, чья зона оккупации будет, можете сами подумать. Если будет переворот, то пока Диктатор не прибрал к рукам все ядерные запасы страны и пока армия находится в деморализованном состоянии, мы выполним план. Если вы хотите счастья этой стране, не мешайте нам решать ее проблемы. В мирное время делайте, что хотите. Хоть на каждом углу кричите, что пришельцы сволочи, захватывают Землю. Но не в это. Больше того, мы не рекомендуем вам покидать этот дом и местность до решения конфликта. Попытка больше дестабилизировать обстановку через ваших властных друзей или через недругов, закончится очень плачевно для вас. Видите, мы признаем вас отдельной силой… и будем вести себя соответственно. И другие не вмешаются. Они вообще почти ни во что не вмешиваются. И ваше поведение им тоже не нравится.

Незнакомец как выяснилось, сказал все что хотел. Он негромко попрощался с двумя отшельниками и просил его не провожать. Услышав как захлопнулась входная дверь Старик тяжело поднялся из кресла и пошел к ней.

Фидан нагнал Штейна уже на улице, где тот сел на невысокую скамеечку у входа. Стоя над мерзнущим стариком Фидан сказал:

- Штейн, это в долинах тепло… ты бы поберег себя. Пошли в дом.

Покачав головой, старик попросил:

- Принеси мне плед и чай, что я на столе оставил. На подоконнике уже остыл, наверное.

Мужчина быстро вернулся и, укутав старика, спросил:

- Ну и что? Ну, сказали не покидать… Мы и так отсюда не вылезаем месяцами. Пусть их. Штейн, не обращай внимания.

Осторожно отпив глоток, старик покивал и ответил:

- Я не об этом думаю. Мне вдруг пришло в голову… А может и ладно. Может так будет только лучше? Всем. И тем и нам. Человек обретет свое иллюзорное счастье. Они получат свою органику непрерывным потоком. Другие, тоже особо против не будут. Они же не вмешались, когда тех закапсулировали… Что им вообще до нас? Партнеры мы никудышные им. Вечно хотим везде урвать. С такими Вселенную не освоишь…

Фидан возмущенно посмотрел на старика и сказал:

- Штейн, я был о тебе лучшего мнения.

Улыбаясь и отпивая чай, старик ничего не ответил, а мужчина над ним разочарованно огляделся по сторонам. Было холодно. В горах ночью всегда холодно. Слишком близко снежные шапки, слишком плохо прогревается за день воздух. Слишком быстро от вершин катится холод вниз. Даже звезды не радовали Фидана. Какими бы яркими и красивыми не казались. Старик сдавался. А для них это было хуже всего. Сам Фидан никто и ничто по сравнению с этим старым евреем. И когда он в очередной раз заявлял об эксплуатации мировым еврейством трудового татарского народа, это было лишь обычной ничего не значащей шуткой. Фидан знал, что со смертью старика он потеряет большее, чем просто работу и друга. Он потеряет веру в будущее. Но если старик сдастся… То наверное лучше бы он умер. Так не говорят о друзьях, и Фидану было стыдно за свои мысли. Но Штейн… он не должен был опускать руки. Он должен работать. Пока может. Пока остаются силы. Пока еще есть надежда заставить людей одуматься, раскрывая им их перспективы.

Старик тяжело вздохнул и сказал:

- А все-таки, какой соблазн. Старику Штейну никогда не предлагали вечности. Никогда не предлагали встать над временем.

Тоскливо глядя на друга, Фидан сказал:

- Оно тебе надо? Ты еще не устал?

Покивав, Штейн сказал:

- Не обращай внимания. Я значительно раньше, чем с тобой познакомился, выбрал свой путь. И глупо было бы в конце жизни с него сойти, добившись так многого. - Подумав старик сказал: - Жизнь не должна быть слишком длинной. Это наказание, а не счастье. Тот, кто хранил меня все эти годы, кажется за что-то меня невзлюбил. Кажется он собирается обречь меня еще на несколько лет каторги…

Посидев немного и разглядывая звезды, Штейн сказал:

- Ну и ладно. Старого Штейна работой не напугаешь… Пойдем в дом Фидан. Надо ложиться. Сегодня ночью не хочу браться. А завтра с тобой новое уравнение будем делать. Бумаги по всем переменным я привез. Будет обычная рутинная работа. Посчитаем, что и где нас ждет.

- А чего считать-то? Общий тренд восходящий. Поддержка отработает через неделю, коррекция будет вялой…

Сделав страдающим лицо, старик сказал:

- Завтра… все завтра. Завтра будет день для этого. А сегодня спать. Устал Штейн, устал.

5.

Анна Андреевна в очередной раз укоряла своего мужа, что именно он решил не дожидаться сына и лететь в Италию. Александр Павлович, терпел этот "пропил своей психики" стоически и даже не напоминал жене, что именно она в последний момент сказала ему, что сын их нагонит со своей подругой. А теперь они узнают, что их единственный, уже, конечно, вполне взрослый оболтус подался в самое пекло конфликта. Узнают от Светланы, которую Сергей беззастенчиво бросил одну в Москве. Эта светловолосая экс-невестка закатила отцу Сергея настоящую истерику по поводу того, что его сын оказался таким подонком и вместо того, что бы везти ее спасать от кошмара в Италию, сам направился непонятно зачем в мятежный город. После такого идиотского поведения она лично боится с ним дальше общаться. Романтизм романтизмом, но кто его знает, что он в очередной раз выкинет. Она больше не хочет его видеть. Александр Павлович, чуть не сказав "вот и замечательно", услышал в конце совсем уж "логичные" в данном моменте признания этой блондинки в любви к Сергею "не смотря ни на что". Только что, заявляя, что она его видеть не хочет, она в тоже время просила передать "Сереженьке", что она очень ждет его звонка. Так как, сама она не может который день до него дозвониться. Александр Павлович немного подивился таким поворотам, но попрощался с девушкой вежливо, обещая, что если найдет Сергея, все ему передаст. Мало ли, и правда невесткой будет. Александр Павлович был очень осторожным человеком.

А Сережа действительно или отключил телефон или вообще утерял его. В то, что сын погиб Александр Павлович не верил. Скорее уж доблестные сотрудники милиции обесточили ближайший ретранслятор сотовых операторов. Он был недалек от истины. На самом деле обесточен был весь город и зарядка, которую Сергей взял с собой, оказалась просто невостребованной. А автомобильную зарядку по вечной своей бытовой рассеянности Сергей с собой взять не додумался. Дорогая мобильная игрушка, подаренная отцом, буквально уже на второй день оказалась абсолютно неуместной и ненужной.

А ретранслятор в городе работал все время, пока стояла блокада. Сотрудники спецслужб во все времена были любителями послушать чужие разговоры. Иногда, особенно молодым сотрудникам, самим казалось, что они получают от этого экстаз больший, чем сексуальное удовлетворение.

Успокаивая жену неторопливыми прогулками по аллее около дома и по пляжу, Александр Павлович в то же время лихорадочно соображал, как получить сведения о сыне в стране, где все люди были озабочены только одним кризисом. Больше того, большинство из знакомых Александра Павловича, на вопрос не могли бы ему посодействовать, довольно откровенно смеялись, заявляя, что сами уже не в России. Только тогда отец испытал некое подобие стыда, за то, что не остался на родине в этот тяжелый период. Благо ему хватало разума этого не говорить вслух. Его бывшее окружение и знакомые просто бы не поняли такого внезапно проявившегося патриотизма. Они были из другой породы. Хотя… ничто человеческое и им не было чуждо.

Вечерами, смотря по спутнику новости из России и сравнивая их с новостями о родине из других стран, Александр Павлович вычленял из потока общего вранья, недоговорок или проскочивших фраз правду и, как мог, передавал ее жене.

- Военные действия остановлены практически везде. Мятежники блокированы. Мирным жителям никто выход из городов не запрещает. Беспорядки и даже массовые прошли по городам Дальнего Востока и в Ростове. В Москве и Питере введены усиленные меры предосторожности. Все собрания грозящие вылиться в марши протеста и прочее просто разгоняются. Президент, выступая, заявил, что эта неделя будет посвящена исключительно налаживанию процесса мирных переговоров с недовольными согражданами. Он уже не говорит на них бандформирования и убийцы. Это хороший знак. Они пойдут на уступки. Готовят мнение общественное, чтобы правильно эти уступки восприняли. Министр финансов выступая сказал, что как только будет заключен договор, экономическая ситуация в стране быстро наладится. Он, конечно, врет насчет быстро наладится, но действительно, если основные очаги будут ликвидированы, то все начнет возвращаться на круги своя. Ведь не смотря на шум и вонь во всем мире потери страна понесла незначительные. Ну, скажем так, далекие от критических. Весь этот кризис это просто паника. Люди начнут успокаиваться, и все пойдет как прежде. Если в головы наших чиновников не взбредет нажиться на этом и они не устроят денежную реформу, мотивируя это борьбой с инфляцией.

- А что они собираются делать с мятежниками? - Спросила Анна Андреевна, озабоченная как бы и ее сына не причислили к ним.

Александр Павлович признался нехотя:

- Не знаю. Об этом молчат. Но если они собираются переговоры вести то уж, думаю, договорятся об амнистии.

- Какой же все-таки это ужас… - причитала, крепясь духом, Анна Андреевна.

- Нет, ужас был бы, если бы сбылись страхи Олежки. Он боялся, что полыхнет, как большевики разожгли когда-то. Да у нас круче, чем в той же Франции и Германии беспорядки бывают… но не смертельно.

- А он где сейчас? - спросила жена.

Александру Павловичу хватило духа признаться, что в отличие от них этот "любимый конкурент" остался в России.

Вечером того же дня Анна Андреевна решительно предупредила мужа, что если за несколько дней от Сергея не поступит вестей, она полетит в Россию. Ее супруг не решился интересоваться, как жена собирается пробиваться сквозь блокаду города к их сыну. Он только вздохнул, понимая, что отпуск накрылся и ехать придется вместе.

6.

Закончив работу над речью и отправив гонца к федералам Владимир, Илья и Сергей вышли во двор подышать воздухом и обдумать еще раз хоть и запоздало те или иные моменты. Владимир убежденный уже и Сергеем и Ильей что речь надо было делать именно такой, а не полной революционного и националистического пламени сдался и даже сам стал защищать ее перед товарищами.

- Все правильно. Правильно написали. Другое выступление они не пропустят ни за что. А так все чинно, правильно и логично. Пусть. Нам бы сейчас только выбраться из города нормально. А там, в случае чего, и настоящую революцию можно затеять.

- Тебе не надоело? - Спокойно спросил Илья.

- Нет, конечно! - возмутился Владимир. - Я убежден, что это хорошее начало. Это отличное начало. Как в тысяча девятьсот пятом году страна поняла, что она готова к вооруженному восстанию так и сейчас многие признают, что случись подобное они возьмут в руки оружие. Революция стала понятнее и ближе людям. А если бы мы не были здесь зажаты, как в банке и имели выход на других, то и сдаваться было бы не обязательно. Мы бы до Москвы дошли! Тут два часа на машине и ты в Москве.

- Ага, - усмехнулся Сергей, - а тебя там как раз танки кантемировской дивизии встретят. Они не только парады открывать умеют… да и таманцев бы на вас натравили.

- И корпус ВДВ. - Добавил резонно Илья.

- Плевать! - Резковато заявил "патриот". - С нами пойдет народ! Неужели они будут стрелять по нему?

Илья откровенно засмеялся:

- Будут! И танками давить будут. - Подумав немного, он сказал: - Я бы давил, если бы поступил приказ. У меня не было бы времени рассуждать о его преступности. Что такое разъяренная толпа, я хорошо видел и знаю. Оглянуться не успеешь - захлестнет. А там пиши пропало.

- Армия должна защищать народ! - Чуть тише, но все с тем же пафосом говорил Владимир.

- Армия защищает государство. Государство, как аппарат должно защищать народ. Оно для этого и существует. - Говорил совершенно спокойно Илья.

- А если государство начало просто эксплуатировать народ?! Если оно высасывает из него все соки? Если оно собственный народ держит в наркотическом дурмане? Если в стране собственный народ просто нещадно грабится? - Требовательно спрашивал Владимир у товарищей.

- А где-то и когда-то было по-другому? - вставил свои "пять копеек" Сергей с насмешливой улыбкой.

- И что? Терпеть? Смириться? - возмущался молодой радикал.

Илья, поглядев на возвращающихся с постов бойцов, сказал немного задумчиво:

- Нет, наверное. Но я не теоретик социального государства. И я не знаю ответов на этот вопрос. Я не знаю, как заставить чиновника пусть не любить, но уважать тех, кого он обязан тупо обслуживать. Это его работа. Как у официанта. "Чего желаете?" и не больше. А уже потом он смотрит, есть такое блюдо, а если нет, то есть ли возможность его приготовить и не отравить самого посетителя или других. На втором плане уже стоит прямая защита государственного строя и выполнение своих прямых обязанностей. На третьем стоит безопасность общества в целом… Это я так понимаю. Хотя я могу и ошибаться.

Сергей, откровенно забавляясь, сказал:

- Любой чиновник тебе легко докажет что ты ошибаешься.

- Вот в это верю сразу и безоговорочно! - Сказал, смеясь, Владимир. Став серьезным, он сказал почти обиженно: - Обидно другое, что вы… Вы ведь настоящие русские. Вы разве не хотите освободиться от всех этих тварей, которые заправляет как у нас, так и везде в мире? Разве вам не хочется действительно дать русским людям надежду что они останутся в нашей стране хозяевами… Выгнать всю приезжую нечисть из страны. Вернуть нашей стране достоинство. Наказать этих жидов за то, во что они превратили нашу страну… наш народ… Я смотрю на вас и думаю, вы ведь последняя надежда! Ты Илья. Ты же можешь возглавить и ты хочешь что-то изменить! Ты Сергей. Ты сын богатых родителей не погнушался быть с простым народом. Скольких ты вывез раненых? Скольких ты спас? Почему же не хочешь спасти остальных! Спасите страну.

Совсем некстати он очень тихо попросил:

- Пожалуйста… Люди вас будут боготворить… Спасите русских. Нас ведь так мало осталось. И мы слишком быстро ассимилируемся. Были бы мы китайцами да насрать! Наш ген бы доминировал! Но мы и сами размякли и наши гены быстро подстраиваются под чужой. Так что так и оставаться блядями и проститутками для других? Растворится в массе оккупантов. Исчезнуть как нация?

Илья ничего не сказал, он просто отвернулся, не желая продолжать тему, на которую один раз уже заявил "нет". Он верил в страну, в которой и раньше жили, и позже народы смогут жить нормально не засирая друг другу головы национально чушью.

Владимиру ответил Сергей. Присел на корточки и, зачем-то вырисовывая веточкой на вытоптанной земле странные линии, сказал медленно:

- Вов, ну хорошо, что ты так за русский народ болеешь. Действительно уважать тебя зело начинаешь… Но эти методы. Ты просто не знаешь, но в истории уже все было. Уже все проходили. И твои методы решения вопроса не приведут ни к чему хорошему. Они приведут страну к катастрофе. И ты забываешь главное… Если через два поколения как ты мне говорил все будут желтолицыми и узкоглазыми, но называть себя русскими… Да и пох! Извини, но для меня русский это не арийский тип человека. Я знаю славян, их миграции в древности, их кровь. Да мы татары почти все… Не кривись, Володь. Я не смеюсь и не издеваюсь над твоими чувствами. Достаточно просто глубоко и подробно рассмотреть историю славянских народов и вычленив русских, все увидишь. И не важно кто будет называть себя русскими, лишь бы они любили эту страну. Работали на ее благо. Умирали за нее, если придется. Защищали ее.

- Но это… это же предательство. - Как-то тоскливо заявил Владимир.

- Нет, Володь. - сказал поднимаясь Сергей. - Это жизнь. И она сложнее, чем черный и белый цвет. Она сложнее даже чем проблема титульной нации. Я верю что, такие как ты, могут пробудить самосознание нации, но не верю, что твои методы принесут счастье этой стране.

Все замолчали, причем Илья и Владимир принципиально смотрели в разные стороны и только Сергей покачивая головой, думал, вот ведь угодил в компанию нациста и социалиста. Надо ж так влететь, чтобы обоих считать своими друзьями.

Дождавшись курьера и получив от федералов уверения, что послание будет тщательно рассмотрено, эти "строители Нового порядка" решили расходиться на ночь. Попрощавшись со всеми, ушел Илья. Решив еще обсудить нечто важное с напарником, в школу вернулся Сергей. А Владимир, оставшись один на улице, предался довольно неутешительным думам.

Его товарищи откровенно не хотели смены режима. Они не хотели даже элементарного продолжения начатого дела. И не потому, что устали. Он бы воодушевил их. Он нашел бы нужные слова. А просто потому, что они разумом НЕ ХОТЕЛИ революций. Это были, как говаривали классики восстаний, временные сподвижники. Теперь, когда дело близится к миру, Владимир серьезно задумался, а что дальше? Возвращение в Москву, где его наверняка арестуют по делу о той долбанной синагоге, ему откровенно не нравилось. Бежать дальше? На восток, где по слухам только все начинается? Куда, наконец, докатилась волна возмущения властью. Но чтобы бежать теперь, уже нужны другие документы. А это было проблемой.

Встав в некий тупик возможностей, Владимир не отчаивался. Такие люди вообще редко отчаиваются. От проблем и трудностей они просто больше ожесточаются.

Метаясь в своих рассуждениях, от вопроса, как склонить Илью продолжать борьбу, до тяжелых дум о собственном будущем, Владимир дошел до совсем "гениального" плана. А не вывезти ли Илью поближе к федералам и пристрелить его там? А потом все свалить на ментов. Илья с интересом обсасывал эту идею и даже невольно вынул свой "глок". Какие перспективы бы открылись тогда.

Владимиру, не смотря на возраст, хватило бы таланта, веры в себя и удачи, чтобы в общем порыве мщения за всеми любимого "защитника стариков" возглавить восстание в этом городе. А потом бы он прорвался к другим повстанцам, собирая по дороге армию. А там бы подмял и других под себя. Он бы смог. Он верил в себя и в свою звезду. Он только в одном сомневался, а сможет ли он убить того, кто был к нему так добр эти недели. Кто буквально спас его от гибели там, в канаве. Кто все эти недели учил его. Показывал, как надо воевать и как надо действовать в сложных ситуациях.

Он еще долго пытался убедить себя, что революция дело не для сопляков, пускающих слезы по личной дружбе. Это дело не терпит личных привязанностей. Но в конце сдался, понимая, что просто не сможет убить этого странного, резкого, волевого и в чем-то великого человека.

Уповая только на судьбу, которая как Владимиру казалось, вела его, он решил, что еще ничего не закончено. И что бы там дальше не было, этот мятеж действительно только начало.

7.

Никогда ни до, ни после Ольге не было так спокойно. Целую неделю, не думая ни о работе, ни о деньгах, и даже о питании не думая, она жила у своей тетки. Единственным занятием ее в эти дни было чтение и загар. Словно по заказу стояли невероятно теплые солнечные дни. И жители Зеленогорска и приезжие из Санкт-Петербурга, не смотря на все кризисы и смутные времена в стране, предавались заслуженному отдыху. По пляжу ходили разносчики мороженного и пива. И единственным отголоском бури, несущейся над страной, это были цены. Мороженное, как и пиво стоимостью сто рублей не вызывали в Ольге особого желания тратиться. Она просто лежала на покрывале и действительно о чем заботилась, так чтобы ее небольшая грудь не слишком привлекала назойливое внимание проходящих мимо парней.

Приехав спрятаться от перемен, Ольга даже о легких отношениях с кем-либо не думала. Она словно к черту послала всех и занималась исключительно собой. Она купалась, загорала, гуляла среди сосен, наслаждаясь великолепным и нежным ароматом древесной смолы и моря. Она немного завидовала тем, кто недалеко от берега катался на прогулочных яхтах и катерах. Но знакомых у нее не было с водным транспортом, и она особо не расстраивалась, что этот нюанс возможного отдыха был ею упущен.

Зато она исправно каталась вместо физической зарядки на роликах по школьной площадке недалеко от теткиного дома. Причем ролики двоюродной сестры удачно оказались нужного размера. Именно там Ольга научилась ставить ноги "корабликом" и делать виртуозные развороты. Дни летели сказочно и до необычайного насыщено положительными эмоциями. Не то, что нелепое существование ее в Питере.

Только в Зеленогорске она поняла всю глупость жизни по принципу "работа - дом". Ведь есть море. Есть солнце! Есть другие радости, которые просто незаметны за серыми буднями труда по одурманиванию населения. Именно так она стала относиться к своей предыдущей работе. Ну, разве может треска, которую она рисовала для норвежцев строить глазки? Разве это правильно рисовать высотку в окружении парка, когда там намечаются банальные каменные джунгли? А ее последние растяжки над Лиговкой рекламирующими очередной супер-пупер-маркет с приветливыми продавцами? Была она в нем. На двадцать рублей обсчитали да еще попросили очередь не задерживать. Разве это вообще нормально, врать так откровенно в рекламе, как это профессионально делала она?

Да это еще ладно. Она с ужасом в первый день отметила, что разговаривает с теткой и двоюродной сестрой, словно… с клиентами какими-то. Улыбка "дежурная" натянута. Голос "подтянут". Фразы с подъемом в "нужных" местах. Но ко всему прочему с теткой ей оказалось совершенно не о чем говорить! Впрочем, как и с сестрой. Их проблемы, о которых они рассказывали Ольге, только раздражали ее своей мелочностью. А когда она начинала говорить о своих, они ее просто не понимали. Словно разные планеты. А вроде так близко живут.

И она ограничила свое общение с родственниками простым обеденным трепом. Обычными фразами за ужином, стараясь не вдаваться ни в их жизнь, ни посвящать их в свою. И оставшись, словно в одиночестве она наслаждалась этим странным, непривычным, но все же привлекательным положением. Положением свободной и независимой. Наслаждаясь бездумным, словно в детстве летом.

Потому-то когда ей позвонила Анна Андреевна, только искреннее уважение к этой женщине не позволило ей просто медленно и аккуратно положить трубку и больше никогда не отвечать ей.

После положенных приветствий Анна Андреевна обратилась почти умоляющим голосом к бывшей сотруднице:

- Оленька, лапочка, мне надо с тобой встретиться.

- Зачем, Анна Андреевна? Я ведь все дела сдала Александру. Все макеты закончила. Спросите у него.

- Я не могу, который день, вызвонить Сашу. Я вчера с утра прилетела в Пулково и он должен был меня встречать. Но его не было. - Звучал возмущенный голос бывшей начальницы Ольги. - Нам пришлось с мужем на такси домой добираться. Я хочу с тобой поговорить.

- Зачем? - Повторила вопрос Ольга. - Расчет я получила. А когда я вам звонила тогда, неделю назад, вы мне сказали что у нас теперь вот такие вот принудительные отпуска. Я уже себе работу присмотрела новую…

- Оля! - Серьезно и строгим голосом полновластной хозяйки сказала Анна Андреевна. - Мне надо с тобой поговорить. О делах более важных, чем твоя работа или моя работа или чья-либо другая работа.

Ольга подивилась переменам в голосе бывшей начальнице, но промолчала. А та, развивая наступление, продолжала:

- Давай сегодня встретимся в кафе возле агентства. В восемь вечера.

- Анна Андреевна, я вообще-то не в городе…

- А где ты?

Оглядывая пляж и море, Ольга призналась:

- В Зеленогорске у родственников гощу.

- Ты сможешь приехать?

- Но мне тогда в такую темень возвращаться придется! - Запротестовала Ольга, у которой совершенно из головы вылетела собственная квартира.

- У меня переночуешь! - Заявила начальница и уже мягким голосом снова попросила: - Оленька, это очень важно. Я буду тебя ждать.

После разговора с Анной Андреевной Ольга не сразу поднялась с покрывала. Она немного полежала, закрыв глаза, которые даже под черными очками слепило солнце, потом вздохнула, понимая, что делать нечего и ехать придется, и с сожалением встала. Небрежно перекинув через плечо, покрывало, держа во второй руке книжку, она влезла в сланцы и направилась в город. Как она справедливо решила - отдых окончился.

 

Глава пятая.

1.

Путник стремительно вошел в зал своих московских апартаментов и спросил водителя своего "патрона":

- Привезли пленку?

- Да, только речь и так крутят по всем каналам. И зарубежные тоже, словно по кругу ее гоняют.

Вставив кассету в видеомагнитофон совмещенный ДВД-проигрывателем водитель сам включил запись. Сначала шла речь президента, который вещал, что сегодняшний день надо запомнить, как переломный, когда был разрешен кризис чуть не приведший к гражданской войне. Президент коротко, но с чувством поблагодарил всех разумных людей, что не поддались панике, в это непростое время. Он высказал благодарность тем из "недовольных", кто добровольно сложил оружие и пошел на мирные переговоры. Он лично объявил президентскую Амнистию, но погрозил тем, кто вел себя во время этого конфликта словно звери. Он обещал что следствия, которые велись по фактам злоупотребления властью, будут только ускорены в связи со снятием напряженности и, конечно, он обещал покарать всех виновных, чья глупость, некомпетентность "а иногда и откровенная подлость", привели к стольким жертвам.

К просмотру присоединился вышедший из душа "патрон". Он в своем халате удобно устроился в глубоком кресле и не комментировал ничего, пока президент не закончил свою речь. Но только появился диктор и объявил, что сейчас будет показано обращение одного из лидеров "недовольных" из города n калужской области, как патрон высказался грубовато, но в точку:

- Вот и обосралась ваша революция. И нечего было панику разводить. Всех кого надо уже купили, а кого не купили - застращали.

- Я не верю, что все вот так закончилось. - Покачал головой путник.

- Но вы же видите! - указал "патрон" трясущейся рукой на экран.

На экране появилось серьезное лицо неизвестного мужчины. Надпись внизу экрана представляла его как Богуславского Илью, впрочем, не комментируя, ни кто он, ни что из себя значит. Путник обратил особое внимание и на небритость мужчины и на спокойный уверенный голос, которым он говорил. И не смотря на ощущаемую харизму, излучаемую этим человеком, явно военным в прошлом, путник разочарованно покачал головой. Он ничего не сказал, внимательно слушая говорившего, но качание головой только усиливалось. Со стороны это уже выглядело немного комично и нелепо, но он обуреваемый разочарованием ничего не мог с собой поделать.

- Не он. Это не он. - Обращаясь к "патрону", путник спросил: - А почему они вообще его на экраны пустили? Кто ему эту чудовищную речь писал полную благородной чуши и примирительных слов?

Патрон не смутился, но пожал плечами, действительно не владея этим вопросом.

- Думаю, речь была согласована с президентом лично. Посмотрите, как после его вступления хорошо идет речь этого Богуславского. И все логично, гармонично и действительно призывает к миру и восстановлению порядка в стране. Словно и не было этой резни, а было недоразумение которое, оказалось невозможно решить обычными способами и понадобилось все гражданское мужество, что бы даже с оружием в руках защищать права и достоинство человека. Заметьте… не новый строй. Не борьба с властью, а конкретное недовольство… или даже не понимание… В общем грамотно все. А почему именно его. Ну, так на лбу же написано что это обычный идеалист, каких всегда можно купить высшей справедливостью и верой в лучшее будущее.

- Почему они его подают, как лидера восстания?! - Продолжал изумляться путник.

- А кого подавать? - вопросом на вопрос высказался патрон.

- Почему они не могли найти какую-нибудь совсем образину из тех, кто воевал? Показать отвратительную морду всего восстания? Этот у них каким-то действительно положительным выглядит. Они что… Они же его банально пиарят… они хотят из него сделать для всей страны лидера повстанцев и показать, как он активно сотрудничает с властью! - изумился своим откровениям путник. - Больше того я уже сейчас могу спорить они, наверное, там, в Кремле ему уже карьеру продумывают.

- Вполне возможно. - Сказал "патрон" нисколько не удивляясь. Он и не такие выкрутасы в политике после чеченской войны видел.

- Но ведь не может быть, чтобы это он затеял такую бучу? - неуверенно сказал Путник.

- Почему? От идеалистов и не такого ожидать можно. - Хмыкнул, поднимаясь "патрон", дослушивать речь он не хотел. Во-первых, она ему что-то напоминала, далекое и где-то прочитанное. А, во-вторых, ему казалось он и так знает, чем она закончится. Он вышел на кухню, где сидел и чистил запасное оружие телохранитель, согрел чайник и сам налил себе в большую кружку душистого чая.

Просмотрев запись, к нему присоединился на кухне и Путник. Быстро собрав оружие, телохранитель покинул кухню, оставив этих двоих наедине.

- Ну что? - Спросил "патрон".

- Я не понимаю. - Честно признался Путник.

- Мощностей не хватает? - Съязвил "патрон" припоминая этому сопляку свою утреннюю поездку к месту высадки. - Может вас снова на эвакуацию отвезти? Только в этот раз без меня. И встречать не просите.

Не отвечая на вполне явный издевательский упрек, Путник сказал:

- Давайте-ка мне соберите информацию, что удумали в Кремле по поводу этого национального героя и защитника угнетенных. Я очень, к тому же, хочу знать все о его окружении. Я не верю, что это он. Мне кажется он подставной фигурой.

- А если вы ошибаетесь? И все именно так как подано. Вы ведь поймите, оружие еще никто не сложил. И увидев подлог, или непонимание со стороны властей эти отморози вполне могу устроить очередное представление. Так что, думаю, власть в этом случае играет честно. А то, что она из него делает лидера восстания… если такого нет, то его надо выдумать. Навязать остальным бунтовщикам и сочувствующим. Чтобы они его признавали, понимали и внимали ему.

- Если все так и есть, то боюсь действительно мои опасения по поводу преждевременного проявления очередного Александра, Адольфа или Наполеона несостоятельны. - Сказал с примирительной усмешкой Путник, наливая и себе чай.

- А я вам говорил, что потом мы все будем сильно жалеть о том, что наговорили друг другу.

Покивав, путник все-таки напомнил:

- Я хочу получить данные на тех, кто его окружает. Я не хочу проявления среди них даже тихого и по первому времени незаметного Иосифа.

- Я вас понимаю. Но потребуется неделя не меньше, чтобы все собрать. Особенно будет сложно с Кремлем. Вокруг президента во время кризиса сложилась совершенно новая команда. Он советуется исключительно только с ней и информацию выудить от этих, сплошь фанатиков-силовиков будет проблемно. Старые наши помощники почти безрезультатно пытаются вернуть себе расположение Главного и получить допуск к его планам. - Остановившись и выдержав паузу, чиновник спросил: - Надеюсь, теперь-то поставки возобновятся? Я-то ладно и потерплю… но мои товарищи… коллеги нервничают.

Путник рассеянно кивнул и сказал:

- Да. Завтра же. Непременно. У нас некоторые проблемы возникли. Но завтра уже должны начать работать новые курьеры.

- А что со старыми?

Путник, памятуя о максимально возможной честности с партнерами, чтобы они могли планировать свои действия, признался:

- Погибли. Сложный клиент попался.

- Надеюсь не по нашей вине?

Замахав в воздухе рукой, путник успокоил "патрона":

- Нет. Исключительно неверная оценка возможностей клиента. Ошибка в одном пункте и двоих обученных специалистов уже не вернуть.

Зная некоторые подробности о "специалистах" партнер путника спросил почти шепотом:

- Чем же он их?

- Четыре пули из карабина и нам достаточно, если одна из них в голову. - Почти с улыбкой сказал путник. - Правда, теперь им займутся специалисты другого класса, а не обычные курьеры. Он подозрительно живуч оказался. Он заставил потратить на себя слишком много времени. Так что, когда его обнаружат, думаю, он пожалеет о том, что натворил.

2.

Оружие сдавали неохотно и с нервным смехом. Многие из бойцов даже вслух позволяли себе наводить панику. Мол, сейчас сдадим, выведут нас всех в чисто поле и расстреляют к чертям. Но Илья как мог, успокаивал всех.

Присутствует пресса. Присутствует тот самый полковник, который готовился к генеральским звездам за то, что ТАК разрулил ситуацию. Ему точно не надо портить карьеру расстрелом безоружных. Бойцы умом понимали, но нервы были не железными. Прямо во дворе школы с каждого деловито снимали показания о его действиях во время конфликта. Когда примкнул, откуда сам и где "проявил себя". Там же, быстро, буквально тратя всего минуту на человека, специалисты ФСБ снимали отпечатки пальцев. Они же фотографировали всех сдавшихся, но препятствий после процедуры не чинили. Дал показания? Сдал отпечатки пальцев? Сфотографировался? Все, вали отсюда не задерживай очередь. Но никто, словно сговорившись, не расходился. Кучковались во дворе школы, глядя на тех, кто еще проходил "процедуру".

Сдавать начали оружие еще ранним утром, но даже к пяти вечера еще собирались с города последние посты и отряды. Милиция целенаправленно занимала город. Комиссия областная и столичная уже приступила к подсчету убытков. В мэрию уже въехал новый исполняющий обязанности главы города. Он открыто заявил собравшимся жителям на площади, что прибыл не на долго и его сменят в ближайшие две недели, когда он сможет подготовить план по восстановлению города. Даже не обладая особыми знаниями в психологии можно было с уверенностью сказать, что кроме чиновничьего костюмчика у этого временного исполнителя в шкафу висел китель, с как минимум полковничьими погонами.

Население удрученно разошлось только к восьми вечера, когда на площадь перед мэрией понаехали все, кто участвовал в разоружении боевиков. При таком количестве милиции, спецслужб и просто чиновников разговор по душам с И.О. мэра и полномочным представителем президента в центральном округе не получался. Чиновники работали на камеры и собственный пиар. А народ после пережитого хотел не просто слов "власть в городе восстановлено скоро и сам город восстановим", а конкретных дат, когда начнут и когда закончат. Довольно нелепо звучавшие отговорки, что убытки еще не подсчитаны, не удовлетворяли никого.

Илья, и в тот день и в последующий, оставался в разбитой школе. Не потому что не хотел возвращаться к себе в убогую квартиру, в дом без лифта. Просто среди тех, кто с ним воевал вместе, было довольно много иногородних и он, в ожидании пока их смогут развезти, проводил с ними дни и ночи, убеждая и их и, наверное, самого себя, что все было не зря. И это окончание столкновения тоже войдет в историю, не как сдача на милость победителя, а как честная сделка, после выполненного долга чести.

Сергей тоже не покидавший школы, но по своим причинам, сомневался, останется ли в истории хотя бы упоминание об этом недоразумении, но обещал приложить все силы, что бы помнили. Помнили не столько сам конфликт и его окончание, а его причину. И глупую и вескую одновременно.

За два дня беспрепятственно разъехались практически все, кто хотел. Остальные ждали непонятно чего. Ну, правильно, из школы их никто пока не выселял, запас провианта еще оставался. Только вот Илье все тяжелее становилось от ощущения некой подвешенности. А что дальше-то?

И как он понимал, Илья был не один, кто ломал себе голову над этим вопросом.

Электричество в город подали только на третьи сутки. Как не спешили ремонтники, но разрушены подстанции были капитально. Только ударным трудом и привозом совершенно новых блоков удалось их "поднять". Да и потом прежде чем подавать электричество ремонтники чуть ни не носом изрыли все места, где могли вспыхнуть пожары и возникнуть прочие неприятности.

Предупредив, чтобы и остальные больше не задерживались в школе, Илья совершенно один покинул бывшее место дислокации и неторопливо пошел по городу, осматривая изуродованные фасады и часто встречающиеся следы крови на асфальте. Сколько будут "затирать" эти следы войны, он даже не думал. Просто шел, наблюдая странно кипучую жизнь вокруг.

Носились частные и министерские машины. Колоннами ни на кого не обращая внимания передвигалась милиция. Грузовики и фуры, перевозившие неизвестно что, образовывали, чуть ли не пробки на узких улочках провинциального города. Наблюдая все это, Илья с удивлением отметил, что на лицах встреченных людей не осталось отпечатка войны. Все были предельно сосредоточенны на чем-то своем. Все чем-то занимались. Все куда-то спешили. А ведь всего три дня прошло со сдачи оружия. Словно такой "пинок" городу изменил не только отношение к провинции со стороны Москвы, но и самих людей изменил. И только Илья не чувствовал себя изменившимся. Зато он остро почувствовал себя лишним в этом зашуршавшем муравейнике.

Ему был никто не нужен, да и сам он был словно окружен пустотой. Он наотрез отказался общаться с прессой. И не потому, что ему было нечего сказать. Просто после той знаменательной речи, он дал полковнику обещание, что до конца, пока не сложат оружие в других городах, он будет говорить прессе исключительно согласованные с ним вещи. Это было неприятно, но цель такой просьбы полковника хотя бы была ясна. Одна сказанная глупость и все может начаться заново.

Неторопливо ступая по городу, Илья даже не сомневался, что его пристально ведет "наружка". Его предупредили о будущем постоянном наблюдении. Как Илью уверяли, для его же безопасности. Но с улыбкой внутри он понимал и то, что наблюдатели будут исправно сообщать своему командованию о том, что он делает. И Илья, не желая "специалистов" утруждать излишней работой, никуда не спешил, наслаждался вздохнувшим после боев городом и серьезно намеревался на оооооочень долго запереться в своем "чулане". Засесть в квартире и не выходить из нее даже за едой. Надо было отлежаться, оглядеться одуматься и, наконец, решить, как же дальше жить. Чем заниматься.

Чем ближе подходил Илья к своему, тоже пострадавшему, дому, тем сильнее и заметнее он начинал хромать. Вернулась боль в колене. В ступне мышцы вообще судорогой свело. Проклиная эту чертовщину, Илья не выдержал и сел на подвернувшуюся скамейку. Глупость-то, какая, - рассуждал он про себя, - пока скакал как сайгак по канавам, стройкам, перелескам ничего не болело. Только стоило всему окончиться как на тебе. Сиди и вспоминай, что ты инвалид, причем официальный.

Кроме боли в ноге вдруг нахлынула и головная боль, напомнившая о давней контузии. Разозлившись сам на себя, Илья поднялся и, чертыхаясь, поковылял к дому. Проклиная все на свете и особенно полковника, обещавшего, что лифтом займутся непременно и сразу, Илья пешком поднялся к себе и открыл дверь. Как он в этом дурдоме ключ-то от квартиры не потерял?

Не медля не секунды, закрыв за собой дверь, Илья пробрался в комнату и повалился на кровать. Только он лег, как колено пронзила абсолютно нестерпимая боль. Он застонал сквозь сжатые зубы и, надеясь на старый прием, невероятно больно ущипнул себя за руку. Три секунды передышки пока нервная система, переориентированная на новый раздражитель, почти не давала сигналов боли из колена, Илья буквально глотал воздух. Боль вернется, понимал он. Непонятно как, но аванс, выданный Богом… Дьяволом или еще кем-то, закончился. Отбегав как молодой эту войнушку, теперь Илья глотал ту боль которую испытывал бы все это время. Он вдруг ясно осознал, что все правильно. Что так и должно было быть. Теперь просто настала его очередь терпеть…

3.

Сергей укладывал бумаги, которые никто и не подумал вернуть в мэрию в багажник своего автомобиля. Интересно, дадут их ему вывести за еще не снятые с дорог блокпосты? - думал он. Рассуждая, а имеет ли смысл вообще рисковать, пытаясь вытащить доказательства махинаций с землей бывшего мэра, он вспоминал, что и тех бумаг, что увез к его друзьям курьер и так достаточно для многого. Зачем еще самому подставляться? Виктор, что сидел на крыльце школы и грел свои уродливые шрамы на солнышке, сказал громко:

- Не передумал?

Этот вопрос никак не относился к документам мэра. Просто накануне товарищ попросил совершить нечто очень важное для него и, выслушав, Сергей отказался.

- Я же тебе говорил, что прямиков в Питер рвану. - Напомнил Сергей ему. - Я просто не успею разобраться с твоими делами в Москве. А дел я так понимаю у тебя там вагон и маленькая тележка. И причем темные дела какие-то. - Закончил с усмешкой Сергей.

- Да не темные… - отмахнулся Виктор. - Я же тебе говорил.

- Ага. Когда мне говорят, что из-за бизнеса начинают головы простреливать, я понимаю что бизнес не очень честный и там есть, что делить. - Сказал деловито Сергей. - У меня батя тоже отличился в девяностые… так что я в курсе.

- Дурак ты. - Сказал с улыбкой напарник.

Не обидевшись, Сергей сказал, захлопывая багажник:

- Ну, я все. Пошли к Вовке. Он там уже все разлил. Если не выпили.

Поднимаясь со ступенек, помощник спросил:

- Ты его в Москву повезешь?

Сергей, двумя прыжками взлетев по лестнице, ответил:

- Вовку? Ага. А ты разве не с нами поедешь? Завтра как протрезвеем, сгоняем за твоей тачкой, где ты там ее бросил, и покатим все вместе.

- Ну, нет. Я что-то больше не хочу дырок в голове. - Заявил Виктор и добавил: - Буду ждать другого альтруиста, кто мне поможет. А пока попробую до Новосибирска хоть дозвониться. Как телефоны в городе починят. Или хотя бы сотрудникам.

- Мой зарядится, я тебе дам позвонить. - Пообещал Сергей, открывая перед изуродованным коммерсантом дверь.

Наверху, в учительской, пьянка шла полным ходом. Бывшие бойцы, а теперь приобретшие вообще неясный статус подследственных, но которым никак не ограничивают свободу передвижения, шумно заливались честно сворованной во время конфликта водкой.

- … ой, народ, чувствую больше мы не погуляем так, - сказал кто-то из "боевиков". - Не сегодня завтра придут за нами возьмут под белы рученьки и обвинят в расстреле мирных жителей…

Кто-то заорал ему в шутку, что бы не каркал, а все остальные зашумели, что валить надо и быстро, и в разные стороны, а лучше вообще за границу. Сергей подошел к столу и, взяв приготовленный ему стакан, сказал:

- Парни, а ведь Богус прав. - Он, как и прочие называл Илью по сокращенной фамилии. - Великое дело сделали. Да, крови пролили немало. Зато теперь любая тварь в больших кабинетах будет оглядываться по сторонам… не зарвался ли он.

- А мы хоть одну такую тварь на тот свет отправили? - Спросил язвительно Владимир, что вальяжно развалился на стуле во главе стола. Не дожидаясь ответа, он зло воскликнул: - Ну, а чего ты говоришь тогда?

Сергей покривился немного от такого "наезда", но продолжил:

- Мы не сдались. Мы сделали просто свою работу. - Его не смущал тот факт, что он почти не участвовал в боевых действиях. Он говорил "мы", подразумевая не только бойцов Ильи, но даже местных жителей, что не ушли, оставшись добровольным живым щитом, защищающим бойцов от минометов и возможно безумного штурма спецчастями. - Что бы там Вовка не вопил, мы поставили на место многих.

Вовка на "вопил" не обиделся. Он наоборот заулыбался и тоже поднялся. Сергей продолжал:

- Давайте за нас. Пусть с кровью на руках, пусть может быть неправы в чем-то… Я думаю, мы заслуживаем хотя бы минимума уважения к себе. Как любой человек в этой стране. И если эти уроды там наверху снова забудутся…

За него закончил Владимир:

- Если они снова будут на нас срать и врать нам в лицо мы уже знаем что делать.

Осознание, что вот они, нашли свой пусть давления на власть, что именно они заставили власть отступить, что они сделали невероятное - заставили чиновников жрать друг друга только чтобы спастись, переполняло их странной гордостью. И если позже эта развратная девка - История, осудила их путь решения "вопроса", то в тот вечер никто еще не мог судить их. Когда нет путей, идешь по бездорожью.

4.

- Оленька, притормози, пожалуйста, мне звонят.

Ольга терпеливо скинула скорость, продолжая не понимать, как сто километров в час связаны со звонком на телефон пассажира. Но, привыкнув улыбаться и выполнять просьбы Анны Андреевны, Ольга в очередной раз скинула скорость до шестидесяти и перестроилась в правый ряд. Судя по разговору своей бывшей начальницы, звонил ее муж.

- Да, дорогой. Да, все нормально. Машина отлично себя ведет, не волнуйся. - Ольга чуть не прыснула смехом. Оставшийся в Питере Александр Павлович, который спасал свой бизнес, звонил жене отправившейся в абсолютно безумное путешествие, чтобы узнать, как ведет себя машина. Глупость ситуации поражала молодую девушку. Но она молчала и даже сурово сдерживала улыбку, не отвлекаясь взглядом от дороги. А Анна Андреевна, словно успокаивая мужа, говорила: - Не волнуйся дорогой. Мы уже Клин прошли. Свернули где надо, не потерялись. Передай спасибо Олегу. Ах, он у тебя сейчас? Дай ему трубку, пожалуйста. Здравствуй, Олег. Я уж думала ты никогда у нас не появишься. Да я все понимаю, времена такие. Мы Клин прошли. У нас больше сложностей не будет? Спасибо тебе, дорогой. Я так за Сереженьку волнуюсь. Да, я записала адрес твоего человека. Я обязательно заеду к нему. Я тебе до конца жизни благодарна буду. А если мое чудовище будет тебя душить на цены, я его сама ночью придушу…

Ольга уже улыбку не сдерживала. В мире должно было многое измениться, чтобы отъявленные конкуренты сидели в одной квартире и переживали за судьбу сына одного из них. Нужно было дать значительного пинка этой стране, чтобы понять, что женщины стали более надежными товарищами, чем алчные мужики. Сбежавший с наличностью фирмы Александр, так и не объявился до самого их отъезда. Признав того редким подонком, Анна Андреевна пообещала, что когда фирма заработает вновь, именно Ольга станет на место этот урода. Ольге было, откровенно говоря, приятно не смотря на то, что возвращаться она не очень хотела.

Анна Андреевна попрощавшись и с мужем и с любимым, уже без кавычек, конкурентом прервала звонок и сказала Ольге:

- Оленька, набирай скорость, как тебе нравится…

А Оленьке на семейном "инфинити" Анны Андреевны нравилась безупречная сотня. И хотя даже на сто сорок скорость в этой гигантской после "Жигулей" машине практически не чувствовалась Ольга не "хамила" и быстро скидывала скорость завидев впереди населенный пункт или соответствующие знаки.

Выехав в десять утра, они только к восьми вечера миновали Клин. Вот что значит хотя бы видимость соблюдения правил создавать. Неслись бы они как все прочие уже давно бы подъезжали к концу путешествия. А так им еще предстояло чухать и чухать. И хорошо если до полуночи доберутся они до места, рассуждала Ольга. Анна Андреевна даже поспать уже успела, а Ольга устав от длительной поездки думала, что уснет, если ничего не предпринять срочного. А что можно срочное сделать, если даже музыку расстроенная мать не хотела слушать. Она считала кощунством крутить попсу, когда ее сынок, может быть, там погибает. Тяжело вздыхая, Ольга начинала ненавидеть Сергея.

Чувствуя, что у нее банально слипаются глаза, девушка не выдержала и, "прижавшись к обочине", остановилась.

- Мне надо пройтись. - Сказала она Анне Андреевне и вышла из машины.

Недалеко от дороги она заметила пруд и, не торопясь, спустилась к нему. Села прямо в серую от дорожной пыли траву и устало стала глядеть на воду. Мысли, роясь в ее голове, пробуждали не хуже, чем посвежевший ветерок.

Какого черта, она согласилась помогать бывшей начальнице? У той, в конце концов, был собственный муж, друзья, знакомые. Да и вообще, почему эта пожилая женщина додумалась звонить ей!?

Эти вопросы, появляясь в голове Ольги, уже в который раз оставались без ответа. Даже сама себе она не могла ответить, почему согласилась помочь горю взволнованной женщины. Сочувствие? Нет. Ольга ни капли не любила свою бывшую начальницу и, признаваясь себе, понимала, что не сочувствие заставило ее согласиться на эту авантюру. Слушая вой проходящих мимо большегрузных автомобилей, сидя у похожего на зеркало пруда, даже не потревоженного довольно ощутимым ветерком, Ольга в который раз думала, а что будет потом. Ну, найдут они живого и довольного приключениями "барского сынка". Ну, заставят его вернуться в родной дом. А она. Ольга? Неужели она вернется в ту странно опостылевшую жизнь? Сядет в кресло Александра. Будет с умным видом учить других, как надо работать и приносить хозяйке деньги?

Из-за воя машин на трассе Ольга не расслышала, как Анна Андреевна тоже вышла из "инфинити" и спустилась по тропинке к пруду.

- Ты куришь? - спросила она Ольгу.

- Нет, Анна Андреевна. - Сказала, поворачиваясь, Ольга.

- И не начинала? - Удивилась та.

- Нет. Я в школе была примерным ребенком. До одиннадцатого класса даже с мальчиками не целовалась. - С улыбкой ответила девушка.

- А я закурю. - Сказала тяжело женщина и достала из своей мегасумки пачку странных, кажется итальянских, сигарет и зажигалку.

Сколько знала Анну Андреевну Ольга, но не помнила, что бы та курила. Видно тетке действительно плохо, решила она про себя. Вдыхая легкий запах доносимого до нее дыма сигарет, Ольга подумала, что, наверное, будь она сама матерью и исчезни нее сын, она бы не только закурила…

- У тебя есть мальчик? - Спросила, непонятно к чему, Анна Андреевна.

Не зная, что ответить Ольга пожала плечами и сказала:

- Не то что бы… мы пробуем еще только завязать отношения. Но у него на уме одна работа, а я не могу о ней слышать…

- Он красивый?

Ольга вскинула брови задумчиво и призналась:

- Нет не очень. Но мне он нравится. Он довольно спокойный, добрый, даже, кажется, иногда понимает меня.

Странно покивав, Анна Андреевна немного помолчала. Потом когда она отбросила от себя и наполовину не скуренную сигарету бывшая начальница Ольги сказала:

- А мне мой муж нравился тем, что как раз такой… диковатый был. Он приехал в к нам из Перми в восемьдесят третьем. Сразу с бандитами связался. Потом с кооперативщиками. Потом опять с бандитами. Чем только не занимался. Только к дефолту успокоился. Моя мама, когда узнала о том кто он, проклясть обещала. Она все мечтала, что я выйду замуж за инженера или военного. И лучше бы за военно-морского офицера. - Она немного помолчала и спросила: - А твоя мама тебе что говорит?

- Ничего. Мы с ней не видимся. У нее новый муж, они в Нальчик переехали с ним. За могилой отца я тут сама ухаживаю.

- То есть ты сирота, девочка? - сочувственно спросила Анна Андреевна.

Меньше всего Ольга хотела от этой женщины сочувствия. Но, поджав губы, Ольга ничего не сказала, а Анна Андреевна больше не спрашивала.

Поднявшись с травы, Ольга сказала немного жестковато:

- Анна Андреевна, вы сейчас сядете сзади, а я спереди включу музыку. Иначе я просто усну за рулем. Если мы до одиннадцати не доберемся туда, то я остановлю машину у ближайшего поста ДПС и мы будем спать. Лучше потерять часов шесть-семь, чем не добраться вообще. Вы со мной согласны?

Когда Анна Андреевна ответила "конечно, Оленька", той больше было ничего не нужно. Она впервые в жизни диктовала пусть небольшие, но условия своему работодателю.

5.

- Мама, не плачь. Я действительно не мог раньше позвонить. - Сергей старательно делал голос трезвым, и у него это даже почти получалось. Усмехающийся неподалеку Виктор, молчал как рыба, а большего от него и не требовалось. Уснувший Владимир, конечно, храпел хрипом раненой антилопы, но будить его и просить не шуметь Сергей не стал. Он с полуулыбкой продолжал отчитываться матери: - Нет, мам, я не в милиции. Нет. Мы тут с товарищами на квартире… ну или почти квартире… Мама, нас в школе разместили. В городе просто нет работающих гостиниц. Ничего страшного. Я завтра собирался выезжать в Москву. Мне надо одного товарища закинуть, и я бы сразу направился в Питер. И зачем вы к нам едите? Мама, тут экскурсий не устраивают. Мама, мне не десять лет, как вы меня заберете? Я на своей машине, у меня масса дел здесь, в Москве и потом в Питере. Ну и зря… В общем, ночь уже на дворе. Давайте ищите гостиницу или мотель на дороге и мне сообщите. Утром я к вам приеду. Хорошо? Нет, вас просто ночью даже в город могут не пропустить. Блокпосты не сняли. Да, днем всех пропускают, но ночью сама понимаешь… город еще в себя не пришел. Куча залетных мародеров и другой сволочи. Нет, мам, мы в здании школы, как в гостинице, под охраной. Да. Нет, это не нас сторожат, а нас охраняют. Блин, мам! Прекрати! Все. Дай своего водителя.

Меньше всего Сергей ожидал услышать девичий голос: "Да, алле?".

- Привет. Тебя как зовут? Оля? Хорошо, Оля. Вас в город ночью не пропустят. Найди отель какой-нибудь, устрой маму на ночь и позвони мне. Номер перепиши у мамы. Скажешь мне, где вы остановились, и я утром к вам заеду. Хорошо?

Девушка ответила, что она-то согласна. Но вот Анна Андреевна…

- А маме передай, что в городе мы точно разминемся. Уж лучше я к вам приеду, чем будем потом друг друга искать вызванивать. Хорошо? Спасибо тебе, Оля. Встретимся, с меня пирожные и кофе. Нет, коньяка и птичьего молока не будет. Я бедный ученый! И дай маму, пожалуйста. Мама? Я все сказал, что делать. Завтра я к вам приеду. Все целую. И не волнуйся. Позвони обязательно отцу.

Закончив разговор, Сергей протянул трубку еле сдерживающему смех товарищу и сказал:

- Ох уж мне эта забота…

- Один в семье? - спросил Виктор и, увидев кивок протяжно, заявил: - Понятно.

Он не стал звонить при уже спящем и почти усыпающем товарище. Выйдя из помещения в коридор он долго тратил баланс на чужом счету рассказывая кому-то из своих знакомых что он просит для него сотворить. Судя по неудовлетворенному лицу, не только Сергей обладал нюхом на неприятности. Этот телефонный знакомый тоже наотрез отказался заниматься подобными делами.

- Что у тебя за бизнес? - спросил полусонно, развалившись на матрасе прямо на полу, Сергей, когда помощник вернулся из коридора.

Присаживаясь за стол и наливая себе в стакан водки "раненный в голову" сказал:

- Инвестиции. Я размещаю иностранные капиталы в нашу экономику. Иногда удачно иногда нет. К примеру, в Нью-джерси кто-то дает заявку на размещение сотни тысяч долларов в IPO Внешторгбанка или в акции Газпрома, я выступаю не просто вкладчиком этих денег, но и условно говоря, брокером. Когда мне прикажут их продать, я их продам. У меня небольшая собственная компания. Хорошие ребята. Они и без меня, в принципе, справятся.

- А что тебя тогда эти так прижали? - спросил Сергей, указывая жестом на лоб и выбритый затылок друга.

- А… - неопределенно протянул он. - Глупая история. Давно заключил договор на представительство с очень интересной конторкой. Только потом узнал, что они лишь дочка одного из крупнейших медицинских концернов Америки. А у нас тут в Москве есть забавный институт. Занимаются они, как я называю это "минимализмом".

- В смысле?

- Они разрабатывают нанотехнологические устройства. Из последних их разработок робот для шунтирования сосудов. Еще только испытания проходит, но америкосы, потребовали от меня купить этот проект. Заключить кабальный инвесторский контракт, и я это сделал. Все разработки в этой области уйдут за кордон. Нет, не смотри на меня так. В нашей стране так защищается патентное право что, наверное, лучше бы его безрукий Интерпол защищал. Так что разработанные у нас технологии, у нас и останутся, а что американцы на них все права будут иметь, так это до первого рыка нашего правительства. Так что я тут выступил в очень неприятном свете. Вроде выполнил все требования америкосов, но в тоже время все разработки перекидывал другому нашему отечественному коллективу в Новосибирске.

- Я тебя правильно понял что, заработав на американцах, ты захотел и в России что-то заработать? - вскинув брови, спросил Сергей.

Глупо улыбнувшись, Виктор ответил:

- Это же бизнес. Американцы бы получили что хотели. А наши бы в Новосибе на базе этого робота, создали бы агрегат для чистки сосудов, как это и намечалось. И тоже бы его патентнули. А на патентованной базе они бы смогли бы создать тот же робот для шунтирования. Вот и вся схема. И хрен бы кто что оспорил. Понимаешь?

- И что пошло не так? - Улыбаясь, спросил Сергей, - Американцы разгадали твою аферу и послали гангстеров?

- Круче. Купить и мою контору и новосибирскую захотели кто-то из наших. Я отказался. Да, я просто отказался. Как можно продавать то, чему еще цены не знаешь!? Ты знаешь цену чистым сосудам? А цену вовремя зашунтированных? Это чья-то спасенная жизнь. Это чей-то не хирургически удаленный тромб. Понимаешь? Это миллионы… нет вру. Я так прикидывал, даже если делить рынок с америкосами это все равно миллиарды.

- И вместо баснословного богатства ты получил пулю в башку? - Уже открыто улыбаясь, спросил Сергей.

- Ага. - Покивал товарищ. - Но еще ничего не закончилось. Не в плане, что меня не достреляли, а в плане, что наши проходят патентование уже. Уже меняют базу микроробота под шунт. Американцы немного отстают, придавая значение роботу как косметологическому прибору призванному бороться с тем же тромбоцитом. Вот когда две структуры на мировом рынке предложат одинаковые услуги… вот тогда и правда будет весело.

- Чем же? - удивился Сергей.

- А им придется друг с другом договариваться и делить рынок. И сообща бороться с конкурентами. Теми же израильскими и европейскими клиниками. - Виктор улыбался так открыто, что даже Сергей заразился этой улыбкой.

- А если они душить друг друга начнут? - с сомнением спросил Сергей.

Покачав головой, Сергей усмехнулся и сказал:

- Знаешь, в чем принципиальное различие между внутренним рынком и рынком макроэкономическим?

- И в чем? - Спросил пьяный Сергей.

- Если на внутреннем рынке еще кое-как действуют законы конкуренции, когда снижение цены увеличивает спрос именно твоего товара, то на макроэкономическом плане действует другой принцип.

- Какой?

Помощник хитро улыбнулся и сказал:

- Зачем продавать дешево, когда можно УСПЕШНО продавать дорого? Запомни его. Россия этот принцип относительно газа и нефти уже хорошо поняла и освоила.

И Сергей его запомнил. На всю оставшуюся жизнь.

6.

Проснувшись утром в совершенном одиночестве, Владимир привычно уже провел рукой по отросшему "ежику" на голове и спрятал за пояс "глок", который и не думал сдавать общим порядком. Как Виктор считал свой охотничий карабин не подлежащим сдаче, так и Владимир прятавший "ствол" под подушкой на ночь считал этот "ненашенский" пистолет своим "табельным" оружием.

На столе стояла недопитая накануне водка и, не медля Владимир, плеснул себе в "одноразовый" пластиковый стаканчик. Залпом выпил, скривился и, когда проморгался, заметил на столе записку, начертанную карандашом. Сергей сообщал, что они уехали за машиной Виктора и скоро будут.

Вещи у Владимира были уже собраны, да и не много этих вещей было. Половину спортивной сумки занимали так сказать "сувениры". Несколько гранат, масса россыпью патронов для "глока", отобранный у пленного снайпера оптический прицел и другая мелочь, что удобно уместилась меж одеждой и нижним бельем.

Подойдя к окну и посмотрев на дежуривший на выезде со двора школы БТР МВД Владимир помолился что бы в голову молодых милиционеров не пришла "гениальная" мысль досмотреть его. Хотя, как видел Владимир, эти ребята больше гуляя и распивая втихаря водку, без присутствия больших начальников к бывшим боевикам вообще старались не подходить. Кто знает этих повернутых на голову. Шанс увести "добро" был достаточно велик и Владимир не стал выгружать и избавляться от него.

Огибая БТР во двор вкатила машина Сергея с дикими намалеванными красными крестами на дверцах и незнакомый японский внедорожник. Увидев, что из него выходит Виктор, Владимир в душе позавидовал этому когда-то очень успешному коммерсанту. Странно, но в отличие от других успешных людей он не вызывал в "патриоте" отрицательных эмоций. И суть тут была даже не в боевом товариществе, а в чем-то ином. Этот тихий работяга, раскопавший аферы мэра, казался Владимиру доступным, понятным и, наверное, равным. Он не был похож на тех снобов, что запирались по своим частным клубам, а таких как Владимир называли откровенными люмпенами или того хуже просто быдлом. Не казался Виктор таким уродом. Он был, конечно, сам себе на уме, но Владимиру это даже нравилось в товарище. Такие коммерсанты, которые могут на равных говорить с обычным народом, которые понимают важность исторических моментов, которые готовы браться за неблагодарную и муторную работу, были в понимании "патриота" нужны и стране и грядущей революции.

А в том, что революция все-таки грянет, Владимир уже точно не сомневался. Удачная репетиция. Великолепно показанная слабость правительства пошедшего на переговоры вместо подавления мятежей. И главное никуда не исчезнувшие "хозяева жизни". И Богуславский и Сергей были правы говоря, что их на время поставили на место. Но Владимир-то знал, что пройдет несколько лет и, когда все забудется, они снова зарвутся и дадут повод для восстания. Но уже не несколько городов восстанет. Поднимется вся страна. И чтобы она поднялась Владимиру и другим, с кем он последние дни говорил, придется много работать.

Незаметно, вокруг Владимира из самых молодых сложивших оружие боевиков собралась команда единомышленников. Все они мечтали о другом государстве, где действительно не будет "хозяев", что сели на шею народа и свесили ноги посмеиваясь. Где будет равенство, если уж не братство. Где закон перестанет плевать в лицо людям, оправдывая или давая условный срок миллионерам, в прошлом убийцам, и сажать от трех до пяти за телефон, выхваченный на улице. Все должны быть равны. Это сложно, но это можно сделать. Можно на колени поставить ментов и заставить их служить народу, а не обирать своих же на дорогах и в вытрезвителях. Можно! НУЖНО!

Владимир, глядя на молоденьких милиционеров в тени бронированной машину сидевших на корточках, думал, что именно с еще не развращенной молодежью он сможет что-то изменить в стране. Он сможет заставить чиновников уважать людей и служить им. Он сможет. Ведь если не он, то кто? И как жить, если этого не делать? Если не стремится что-то изменить? Покорится воле тех, кто, смеясь, обирает народ? Склонится перед ублюдком с полосатой палкой на трассе и требующим деньги просто за то он вот такой "классный" и такая отличная форма на нем? Стать послушным и ходить на демонстрации по приказу свыше? Бездумно жить в надежде, что за тебя подумают дяденьки в больших кабинетах? Терпеть, что чужаки заполонили страну и ее гражданину приходится вести унизительное существование человеком второго сорта? Смотреть в наглые насмешливые лица кавказцев, что, походя, скупают чиновников и заводят СВОИ порядки в провинциальных городках? Смириться и жить в стране, где за деньги все продается и все покупается?

Владимир, когда в помещение вошли его товарищи, еще рассуждал о том, как же надо сломать сознание людей, чтобы они отказались платить взятки на дорогах, и не жалели времени и сил доказывая, что они правы пусть даже в нашем "справедливом" суде. Как надо поднять собственный народ, чтобы он перестал терпеть унижения и проснулся от своего вечного рабства. От своего поклонения власти. Что бы опомнились и вспомнили что они ХОЗЯЕВА ЗЕМЛИ РУССКОЙ, а не те которых им на шею посадили. Не приезжие трясущие мошной, не гастарбайтеры нищие заполонившие кажется все уголки страны и из-за которых нанимать своих граждан стало просто не выгодно. В голове молодого человека вихрем носились образы, как бы ОН САМ решал бы эти вопросы. Ничего удивительно, что он даже не заметил, как вошли его товарищи.

Видя лицо задумчивого товарища, Виктор сказал:

- Ну что? Надо, наверное, прощаться. Вы-то сейчас уедите, а я еще задержусь. Мне в Москву пока нельзя.

Владимир неожиданно для всех, словно проснувшись, заявил:

- Я тоже остаюсь. Серега извини. Езжай один. У меня тут товарищи остаются. Хочу еще немного с ними побыть. Черт знает, когда увидимся и увидимся ли с ними вообще. Да и поговорить нам есть о чем.

Сергей скривил усмешку и спросил, забирая свою сумку с вещами:

- Все-таки не угомонился? Не навоевался? Хочется о революциях помечтать?

- При чем тут "мечтать"? - Раздраженно спросил Владимир. По его мнению мечтателем был как раз сам Сергей.

Сергей веско сказал:

- Потому что этой стране революции не нужны. И она не поднимется свергать правителей. У нее уже отличный опыт в данном вопросе. Или ты собираешься большевиков переплюнуть? Так они смогли придти к власти только из-за войны. У нас, слава богу, войны пока не намечается.

Не желая тратить время на очередные ненужные споры, в которых они и так столько времени убили Владимир сказал:

- Оставь мне свой телефон. Когда мне нужен будет исторический экскурс, я буду тебе названивать.

С усмешкой Сергей продиктовал номер и попросил:

- Только ночью не звони. Я ненавижу, когда меня ночью долбят.

Виктор тоже записал номер, на случай, если в Питер подастся.

Странное это было расставание. Они расходились, обменявшись телефонами, словно покидали некий пионерский лагерь после окончания смены. Кто-то уезжал, кто-то оставался на вторую смену. И даже взятые номера никому не внушали уверенности, что они снова встретятся или хотя бы позвонят друг другу. Они не стали за эти недели преданными друзьями. Они так и остались друг для друга лишь соратниками, товарищами, с которыми вместе прошли небольшую, но дорогу настоящей войны.

Они никогда больше не смогут, так же относится к жизни, как относились до мятежа. Они и к людям больше не смогут относиться по-старому. Человеческая жизнь снова показала свою мизерную стоимость. И кто-то из них так и сохранит мнение о ней как о безделице, а кто-то станет жестко защищать эту жизнь, понимая, что нет ничего более хрупкого в мире. Они не смогут забыть крики раненных и вид убитых. И помня это, захотят ли они снова встретиться? А тем более друг другу названивать вспоминать кошмар и безумие короткой гражданской войны?

Владимир сомневался в этих двоих. Это были не те люди, которые окунулись бы в революцию и стали бы ее новыми двигателями. Они не были похожи на него. Они хотели побыстрее все забыть и рассчитывали на милость государства. Но Владимир ничего не хотел забывать. Наоборот, он грел в себе память о том моменте, когда в упор расстрелял молодого лейтенанта, ведущего в атаку свой взвод в одном из зданий у "стекляшки". Он тогда доказал себе что способен за себя, за свои идеи, за свое Дело, идти до конца и не оборачиваться. Когда Владимир убивал позже, он стал это делать со странным азартом. Нет, он не считал себя чокнутым. Перейдя порог, за которым уже ничего не сдерживает человека от убийства другого человека, он словно обрел некую мистическую власть. Власть над жизнями других. И убийство для него стало актом Высшего суда, а он стал правомочным представителем этого "Трибунала". С автоматом ли в руках, с пистолетом, он был не просто бойцом, он, убивая, словно карал саму Систему, которая ему противостояла. Владимир и сам понимал, что он не такой как Илья или Виктор, которым тоже пришлось пострелять, но которые на всю жизнь сохранили в себе веру в то, что защищали себя. Они начали защищая других, но им просто пришлось постоять и за себя.

И расставаясь с уезжающим Сергеем, Владимир жалел только об одном, что и этот не встанет с ним потом под знамена революции. Так трудно было находить соратников. Невозможно трудно находить революционеров в одурманенном деньгами обществе.

7.

- Привет, Штейн. Извини, что так поздно звоню. - Голос звонившего старик узнал сразу, не смотря на то, что не слышал того уже давненько.

- Привет, привет… Чего звонишь? - Старик с откровенным пренебрежением относился к звонившему, хотя тот не раз и не два доказывал, что так к нему относится не стоит.

- Фидан там как? Помогает тебе?

- Ага. Вчера второй том закончили. Он хочет в отпуск.

- Не до отпусков сейчас. - Отозвался голос на том конце провода.

- А чего так? - Старик откровенно насмехался над звонившим. - Неужто перепугался?

Через некоторое время молчания, звонивший сказал:

- Штейн, только честно… что происходит и что будет?

Старик сел в кресло и посмотрел на странные таблицы перед собой. Он их уже выучил давно, но, глядя на них, он радовался чему-то своему, только ему понятному.

- А ты уверен, что ты тот, кто достоин Правды? Она же тебя всегда пугала? Ты же других как стращал, что есть вещи, людям знать не положенные?

- Прекрати язвить, старик. Я не много прошу. Не забывай что ты на мои деньги… Неважно…

То, что звонивший не стал продолжать о деньгах, это было правильным. Старик даже повеселел, как быстро звонивший опомнился. Есть вещи, которые за деньги не купить. Есть люди, которые за деньги не продаются. Есть ИСТИНА, которая за деньги не раскрывается.

- Ты мне скажешь правду?

Старик подумал и сказал:

- Фидан не спит. Он пусть с тобой и общается, а я не хочу с тобой говорить.

Старик передал телефон подошедшему мужчине и тот сказал небрежно в трубку:

- Привет, Алекс.

- Что ты мне скажешь, друг? - спросил звонивший.

Мужчина, посмотрел на сидящего, улыбающегося старика, и сказал невесело в трубку:

- Готовьтесь к худшему, у вас есть максимум год… Раньше начнете раньше в покое будете.

- Все так серьезно?

- Да. - Кивнул мужчина. - Штейн ржет откровенно, что, мол, мы доигрались, но думаю что все еще серьезнее.

- Спасибо тебе, Фидан. Старику привет передай. Не хочу с ним прощаться.

- Хорошо, Саша. - Сказал, кладя трубку, мужчина и обратился к старику: - Ну, чего вы помириться не можете. Что он тебе сделал плохого?

- А ты забыл уже? - Спросил Штейн, тяжело поднимаясь.

- Личное - личным, работа - работой… - буркнул мужчина.- Сам же меня учил, когда я устал и от тебя сбежать хотел.

Старик подошел к столу своего помощника и спросил:

- Ты еще хочешь уйти? Выключи, кстати, свет. Слепит.

Мужчина, выключив свет в большой комнате и посмотрев равнодушно в панорамное окно, за которым рассыпались привычные холодные звезды, сказал:

- Не знаю. Я уже так свыкся… Да и что я буду делать в стране, в которой я ничего не понимаю.

- Они никто в ней ничего не понимают. Все во вранье запутались. - Старчески раздраженно сказал Штейн. - А кто понимал, скоро перестанет.

Мужчина подошел к окну, за которым в лунном и звездном свете невероятно развернулась великолепнейшая горная панорама. Четко очерченные тени недалеких скал напоминали ему лунные пейзажи, показанные недавно стариком.

- Интересно, а комета будет? - Задал странный вопрос Фидан.

- Будет конечно. Как же без нее? - Усмехнулся старик. - Ни разу без нее не обходилось.

Мужчина, не оборачиваясь, спросил у старика:

- И что им всем делать?

Старик поднялся и в темноте, пройдя к своему столу, сказал:

- Молиться. Молиться и приветствовать своего нового Пастуха. И надеяться, что он не перережет все стадо. Или что его опять остановят… Я надеюсь, не доживу до его расцвета…

- И люди допустят это? - отчаянно спросил Фидан.

- Они всегда его допускают. - Пожал плечами старик. - А потом героически пытаются его уничтожить. Люди, никогда не учатся. Давно бы мог понять.

- Не любишь ты, Штейн, людей… - с усмешкой сказал мужчина.

- Они меня тоже. Они меня жидом называют. - Кряхтя "жид" опустился в свое кресло и сказал: - Да и не за что любить всех людей… Это же стадо. Оно подчиняется стадным рефлексам. Любить надо кого-то конкретного. Вот я тебя люблю. Знаю, что ты меня любишь. Хотя, наверное, и ненавидишь…

- Не все же стадо… - раздраженный откровениями старика сказал Фидан.

- Не все. - Странно легко согласился Штейн. - Те, кому повезло взглянуть на стадо со стороны, обычно становились погонщиками и мясниками. Это же законы жизни. Не прикидывайся романтическим юнцом, Фидан.

Воцарившееся молчание в комнате слишком затянулось, и Фидан нисколько не удивился, услышав сиплое посапывание старика в кресле. Старик стал совсем плох за последние недели. В том, что Штейн, не шутит, говоря, что надеется не дожить до прихода Мясника, мужчина не сомневался. Старику очень не хотелось попасть под "раздачу" на старости лет. Он хотел умереть в еще спокойной и вроде внешне благополучной стране. Он любил эту страну. Она его нет, но он искренне любил ее. Не для себя же старик работал все эти годы, десятилетия. Без любви такие подвиги не совершаются.

Фидан и так много потративший времени на стариковские бумаги вдруг отчетливо подумал, что все ведь действительно уже было и не раз. Так чего пугаться? Какой смысл пугаться за страну, если гарантированно она уцелеет. Смысл пугаться за Мир, если вместо массы мясников в него придет один? А люди… Ну, да… люди… Как-нибудь уцелеют. Может крепче станут. А может случиться невероятное и они чему-то научатся? Мало вероятно, но все-таки! Может хоть в этот раз?

Скоро все решится…