09 марта 2011
В Ливии продолжаются сражения,
Льется кровь под солнцем Сахары белым.
А тут сидишь в ожидании возбуждения
Но не сексуального, а уголовного дела.
Это разные вещи — сексуальное возбуждение
И возбуждение уголовного дела,
Одно сулит пациенту наслаждение,
А другое мучение души и тела.
В Ливии видно, кто друг, кто враг.
Меткие пули дырявят шкуры.
А тут идет циркуляция бумаг
От Петровки до прокуратуры.
Вена стучит на смуглом виске,
Тяжко в атаку идти. Все в мыле.
Зато в сухом золотом песке
Очень удобно копать могилы.
А на севере трудно землю копать.
Помню рыл я могилу маме,
Так на сельском кладбище, блядь,
Корни да камни, корни да камни.
Вышел полковник с утра из шатра,
Вылитый Джавахарлал Неру,
И сказал: «Не гулять без меня ни хера
Вам под солнцем Сахары белым».
И сразу взлетели боевые машины,
На поле боя выдвинулись танки,
И ощутила себя рядом с настоящим мужчиной
Статная, белокурая киевлянка.
А меня пригласил в кабинет майор,
Разложил передо мною проштампованные листочки
И сказал, что решит господин прокурор,
Под какую мое дело подходит строчку.
И выходя из департамента,
Я представил Каддафи, раскуривающего кальян,
И задумался о разности темпераментов
Огненных бедуинов и отмороженных северян.
У них там шатры и трескучий порох,
Гашиш, бакшиш, дальний шум боев,
А здесь в бесконечной дали коридоров
Не об этом, короче, мечтал Гумилев.
Но пока держится Муамар Каддафи,
Несмотря на осуществляемое давление,
Пока он посылает Европу с Америкой на фиг,
Я тоже буду сочинять стихотворения.
Надо беречь свою честь, как алмаз,
И всегда помнить, что ты мужчина,
И тогда, может быть, тебе даст
Статная белокурая гарна дивчина.
Наша жизнь, она хрупкая лилия,
И мой разум понять бессилен,
Что-то мутят они там в Ливии,
Как мутили у нас в России.
Глядя на это стихийное бедствие,
Горько давлюсь я густою слезой.
Может, хоть этот текст не сочтут давлением на следствие,
И меня до суда не закроют в СИЗО.
Но если вдруг почему-то даже
Каддафи потерпит там поражение,
Я буду в «Соль» писать репортажи
Говенные, но с петлею на шее.