Глава 3

РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в

Восемнадцатый век в истории России – это период становления нации, утверждения общеевропейского пути развития страны, превращения ее в великую мировую державу. Изменения затронули все стороны жизни русского общества. Они не могли бы произойти без реформаторской деятельности Петра I, которому удалось решить многочисленные внешнеполитические проблемы России. Преобразования были бы невозможны без создания регулярной армии и военно-морского флота, развития экономики, торговли, науки и культуры. Петр I реорганизовал государственный аппарат, обеспечил интенсивное развитие промышленности, в том числе путем освоения богатств Урала и Сибири.

Однако все эти процессы не проходили спокойно. Резко возросшая эксплуатация народа вызвала его ожесточенное сопротивление, на протяжении столетия страна была охвачена многочисленными бунтами, восстаниями, а некоторые из них – восстания К. Булавина и Е. Пугачева – переросли в настоящие крестьянские войны. Кроме того, секуляризация церковной жизни затронула «поклонников старины», которые, начиная со времен раскола, всеми силами боролись с «западными новшествами». В начале XVIII в. во главе староверов встал автор знаменитого «Камня веры» Стефан Яворский, пытавшийся уравнять власть патриарха и царя.

Чтобы ослабить позиции церкви, Петр I в 1721 г. утвердил новый порядок управления церковью, поставив во главе ее не патриарха, составлявшего конкуренцию царю, а образованный из назначаемых царем высших иерархов Святейший правительственный синод. Синод не был автономен, он подчинялся светскому чиновнику – обер-прокурору. При Екатерине II духовенство лишилось своих имений и стало существовать на жалование, то есть было уравнено с государственными чиновниками.

Произошли радикальные изменения и в области социальных отношений. Вместо Боярской думы был учрежден Сенат, введена Табеля о рангах – своеобразная иерархия должностных лиц. Хотя принцип сословного деления общества сохранился, он потерял свою жесткую структуру. Ряды российского дворянства стали пополняться людьми из других сословий. В результате широких преобразований в России сформировалось абсолютистское государство.

Это был век Просвещения. Повсеместно открывались общеобразовательные, военные, медицинские и другие школы, было введено новое летоисчисление, создана новая азбука, напечатана первая русская газета, основана Академия наук и первый русский университет. Издается большое число оригинальных и переводных книг, в том числе учебников. Восемнадцатое столетие вывело русскую науку из-под опеки религиозных форм мышления, ориентируя ее на философию и практику. Создавалась новая естественно-научная картина мира на основе теории механистического атомизма. Утверждалась мысль о движущейся материи как источнике многообразия вещного мира, множественности причин, о многообразии миров и т. д.

Значительно расширилось проблемное поле философии и социальных наук. Наука стала одним из важнейших факторов общественной жизни. Дух просвещения усилил внимание к человеку, его разуму, внутреннему миру, а также к условиям его земного счастья. На смену исследованию сущности человека как вневременной и абсолютной приходит анализ обстоятельств, определяющих существование и ценность человеческой личности.

Кризис предопределенности в судьбах человека и мира, критика деспотизма и гуманизм стали основными чертами русской философии. Однако передовая общественная мысль в России сражалась не с ветряными мельницами. Авторитет церкви, богословская интерпретация Божественных законов были по-прежнему сильны. Даже у передовых мыслителей, просветителей, особенно у Феофана Прокоповича, в объяснении общественных явлений Бог выступал силой, определяющей возникновение и развитие мира и человека.

Вместе с тем реформаторская деятельность Петра I, обмирщение всех сторон жизни общества, и прежде всего общественной мысли, повлияли на официальную идеологию: в частности, получили признание теории общественного договора и естественного права. В духе гоббсовского «Левиафана» идеологи петровских преобразований доказывали, что «естественный человек» подвержен страстям, враждебен миру и себе подобным, испытывает постоянный страх за свою жизнь. Поэтому только сильная власть, абсолютизм обеспечивают человеку свободу и безопасность, ведут к прогрессу. В ранг принципа государственной политики была возведена идея о внесословной ценности человека, о подчинении его интересов обществу.

Еще одной особенностью русской философии XVIII в. была вера в познавательную мощь человеческого разума, что сблизило ее с рационалистическими традициями Европы XVII в.

Исследователи выделяют просветительскую философию первой половины XVIII в. и просветительскую философию второй половины XVIII в., а выдающихся представителей первой из них называют ученой дружиной Петра. Это понятие, заимствованное у Горация, предложил Ф. Прокопович в стихотворении, посланном А. Кантемиру:

Сам Прокопович не называл состав «дружины», определив лишь принцип ее формирования: верность идеям Петра, борьба против поборников старины, установка на «всемирное умопросвясчение». Историки русской общественной мысли членами «ученой дружины» Петра однозначно называют Ф. Прокоповича, В. Татищева и А. Кантемира, добавляя к ним А. П. Волынского, А. Ф. Хрущова, Я. Брюса, Г. Бужинского и некоторых других.

Бесспорным идеологом «ученой дружины» Петра I был Феофан Прокопович. В его интеллектуальной биографии немало белых пятен. Родился он в Киеве 17 апреля 1677 (или 9 июня 1681) г. в семье небогатого купца. Его первоначальное имя Елисей (или Елеазар). После смерти родителей его опекуном стал дядя по матери ректор Киево-Могилянской коллегии Феофан Прокопович, который отдал мальчика в начальную трехгодичную школу при Киево-Братском монастыре, а в 1687 г. в Киево-Могилянскую коллегию. Не прослушав курса теологии, после смерти опекуна Елисей (Елеазар) между 1694 и 1698 гг. отправляется в Польшу, где преподает в одной из униатских коллегий. Чтобы получить рекомендацию для одного из европейских университетов, он во Владимире-Волынском поменял православную веру на униатскую, получив имя Самуил Церейский. В 1698 г. он становится студентом иезуитской греческой коллегии Св. Афанасия в Риме, где после трех лет обучения, не прослушав и здесь курс теологии, покидает Рим и в течение нескольких лет слушает лекции в Лейпциге, Галле, Йене. В 1792 г. будущий мыслитель возвращается на Украину, принимает православие, постригается в монахи под именем Самуила и с 1705 г. начинает преподавать в Киевской духовной академии курсы этики, риторики, философии и теологии. С этого времени он носит имя и фамилию своего опекуна – Феофана Прокоповича. «Уже в первых произведениях, написанных в Киеве, Прокопович выступает в защиту ненавистного церкви “мнения”, против авторитаризма и догматизма, на которых держалось средневековое теологическое мировоззрение. Он взывает к рассудку, доказательности не только в физике, математике, философии, но и при изучении библейских текстов и этим ставит под сомнение авторитет церкви и соборов. С позиций гуманизма Прокопович развенчивает аскетические идеалы, показывает лицемерие проповедующих их попов и монахов, которых называет не иначе как тунеядцами, высмеивает их обжорство, пьянство, разврат, жадность, невежество». Тогда же он пишет трагикомедию «Владимир», в которой в политическом и философском аспектах предлагает свое представление о соотношении религии и науки, церкви и государства. Уже первые работы Прокоповича вызвали критику известных теологов Стефана Яворского и Феофилакта Лопатинского, которые обвиняли его в еретизме. От серьезных последствий этих обвинений его спасло покровительство Петра I и князя А. Д. Меншикова. Когда 5 июля 1706 г. Петр I посетил Киев, Прокопович произнес «Слово приветственное», в котором, высоко оценивая преобразовательную деятельность Петра I и его военные победы, назвал его продолжателем древних киевских князей. По заданию Петра I Прокопович перевел с латинского языка «Изображение христиано-политического властелина, символами объясненное» Ф. Д. де Сааведры, в предисловии к которому выступил против теократизма, высказал идеи политического и государственного управления.

В 1711 г. Прокопович в качестве проповедника сопровождает Петра I в Прутском походе, после окончания которого его назначают игуменом Киево-Братского монастыря, ректором академии и профессором богословия. В 1711–1716 гг. он читает курсы лекций по богословию и философии. В октябре 1716 г. Прокопович приезжает в Петербург, преподносит Петру I свой труд «Родословие великих князей и царей российских». Несмотря на протесты Стефана Яворского 2 июня 1718 г., Прокоповича назначают епископом Псковским и Нарвским. С этого момента он становится ближайшим помощником царя в делах церкви. Вместе с ним он создает Духовный регламент (1721), в котором юридически обоснованно ликвидируется патриаршество, а церковь подчиняется государству. Во вновь учрежденном Синоде Прокопович получает должность вице-президента, являясь фактическим его руководителем. В 1725 г. он становится архиепископом Новгородским.

В это время Прокопович пишет политико-юридический трактат «Правда воли монаршей» (1722), в котором утверждает необходимость абсолютной монархии как «всенародной пользы». Написанный им букварь «Первое учение отрокам» (1720) издавался в России 12 раз, его неоднократно печатали в славянских странах, перевели на английский и немецкий языки.

После смерти Петра I Прокопович помогает взойти на престол Екатерине I, но попадает под резкую критику Г. Дашкова, Ф. Лопатинского. В Тайной канцелярии дважды слушается дело о его еретичестве. Обширные знания, в том числе в богословии, поддержка новой императрицы Анны Иоанновны в борьбе с «верховниками» помогли Прокоповичу уйти от наказания.

Скончался Прокопович в Петербурге 8 сентября 1736 г., похоронен в новгородском Софийском соборе. После него осталась большая библиотека, в которой насчитывалось более трех тысяч книг, в том числе 365 по философии.

Ф. Прокопович был одним из самых образованнейших людей эпохи петровских преобразований. Датский путешественник Фон-Гавен, когда посетил Россию, встречался с Прокоповичем и позже написал о нем: «По знаниям у него мало или почти нет никого равных, особенно между русскими духовными. Кроме истории, богословия и философии, у него глубокие сведения в математике и неописанная охота к этой науке». В философии его лекции в Киево-Могилянской академии и труды, написанные на их основе, – «О риторическом искусстве», «Логика», «Натурфилософия, или Физика», «Этика, или Наука об обычаях» – оказали влияние на становление отечественной философии как учебной и научной дисциплины. В них он разрабатывает основные проблемы философского знания и главные из них – само понимание философии, понятие Бога, материи и ее атрибутов.

Философию Ф. Прокопович рассматривал как науку, имеющую практическое значение, связанную с различными сторонами человеческой деятельности, особенно с поэзией: «Великий светоч ума человеческого – философия – либо рождена, либо вскормлена поэзией».

Являясь философом-идеалистом, Ф. Прокопович признавал первичность Бога, который как «всесовершеннейший разум» существовал до того, как «во времени из ничего единого стало произведение всех вещей… оные все твари в его уме, яко в архетипе, т. е. в первообразном, непрестанно обретались». Вместе с тем ему были присущи деистические и частично пантеистические взгляды. Он считал Бога «неведомой всемогущей силой», первопричиной («безначальной виной») и закономерностью природы. «Под природой понимают самого Бога», – писал он в «Натурфилософии». Или в другом месте: «Полное определение совпадает с Богом относительно природных вещей, в которых Он с необходимостью существует и которые Он движет. Поэтому это определение не только природы… а согласуется оно, очевидно, с материей и формой».

Важнейшим метафизическим понятием «Натурфилософии» является природное тело как субстанция, состоящая из материи и формы. В этом понятии материя – это общий и единый субстрат природных тел, источник их количественной определенности, а форма – это основание их качественного разнообразия. «Первая материя, сотворенная Богом в начале мира, не может никогда ни рождаться, ни уничтожаться, ни увеличиваться, ни уменьшаться, но сколько ее создано, столько остается и до сих пор и будет оставаться всегда».

Движение, согласно деистической традиции, происходит от Божественного первотолчка, но далее, считает философ, оно связано с природой: «Природа является принципом и причиной движения и покоя, то есть, когда вещи движутся, их движение обусловливает природа. Когда вещи пребывают в состоянии покоя, то их покой также обусловливает не что иное, как снова-таки природа. И поэтому, движутся тела или покоятся, их движение и покой обусловливает природа». Существует три вида движения: «Во-первых, движение относительно количества, которое бывает двояким – увеличением и уменьшением, во-вторых, движение относительно качества, которое называется изменением, в-третьих, движение относительно места, которое называется изменением места, или перемещением». У Прокоповича нет понятия «развитие». Но, по его мнению, отдельные явления и вещи в природе движутся от простого к сложному, движение осуществляется поступательно. Более того, как установил Бог, явление и вещи должны бороться между собой и взаимно друг друга уничтожать, возникать и исчезать вновь. Покоя Прокопович не отрицал, но, в отличие от Аристотеля, не признавал его абсолютным.

С движением связано пространство и время. «Каждому физическому телу, – пишет Прокопович, – с необходимостью присуще бытие в каком-то времени и пространстве. Ибо то, что не имеет бытия никогда и нигде, не существует в природе вещей. Бытие во времени и пространстве есть их наиболее общее свойство, а потому его изучение входит в общее учение о физическом теле. При этом философы познают пространство и время не ради их самих, а для более полного понимания движения».

В гносеологии, будучи сенсуалистом, Прокопович утверждает, что у истоков познания лежат ощущения, и главные из них – зрительные. Важную роль имеет чувственный опыт, который необходим не только для естественных наук, но и для философии, поскольку он является «учителем философии». Высоко оценивает он и разум человека, его способность самостоятельно осмысливать действительность. Рациональное познание – это область философии, познающей неизвестное через известное, оперирующей при этом различными методами абстракции, логики, математики. Истина, в представлении Прокоповича, – это соответствие идей и суждений реальным объектам. Он сторонник двойственной истины: равноправными признавались истины науки и истины религии. Но при этом он не исключает возможность введения критерия разума в дела веры, критикуя те противоречия, которые встречаются в Библии. По его мнению, более верны утверждения науки, а Библию в этом случае необходимо толковать аллегорически. С этих позиций Прокопович защищает учение Коперника и Галилея. В стихотворении «Папский приговор Галилея» Прокопович пишет: «Зачем, о нечестивый папа, мучишь ты деятельного служителя природы? О, Жестокий тиран! Зачем заслужил этот старец такое гонение? Папа, ты сумасшествуешь! Ведь он не трогает твоих миров и не вторгается с злым умыслом в твои священные пределы, где пламенный Стикс очищает души усопших и где находятся боги и богини твоего изобретения. Его Земля – истинная, а твоя – ложная; его звезды создал Бог, а твои – обман.

Тебе ли судить о священных помыслах Галилея? Тебе ли обвинять в преступлениях проницательность ума, зоркого, как рысь?».

Как идеолог петровских преобразований Прокопович предложил первый в России вариант теории просвещенного абсолютизма. Ее он создает, опираясь на идеи Т. Гоббса, Г. Гроция, С. Пуфендорфа. Вместе с тем в его сочинениях «Духовный регламент», «Правда воли монаршей», «Слово о власти и чести царской», «Розыск исторический» и других даны представления о происхождении государства и права, в отдельных моментах отличные от взглядов этих европейских мыслителей. К примеру, если в догосударственном состоянии люди находились, как считает Гоббс, в состоянии войны всех против всех, а по мнению Пуфендорфа, люди в это время жили мирно, то Прокопович предполагал, что, поскольку люди в догосударственном состоянии обладали свободой, ничем не ограниченной, дарованной им Богом волей, они могли жить как в состоянии мира между собой, так и в состоянии вражды. Первоначальный закон жизни, «с одной стороны, “велит нам естсество любити себе и другому не торити, что нам не любо, а с другой стороны – злоба рода растленнаго разоряти закон сей не сумнится”. Чтобы как-то снять эти противоречия, “всегда и везде желателен был страж и защитник, и сильный поборник закона, и то есть державная власть”». Таким образом государственная власть устанавливается для того, чтобы не нарушался естественный закон, чтобы регулировались естественные страсти людей. Но и в этом случае, по мнению Прокоповича, сохранялся Божественный замысел устроения жизни людей, говорящий, что вся власть от Бога: «Ведати же подобает, что народная воля… бывает не без собственного смотрения Божия, но Божиим мановением движима действует. И того ради вся долженства как подданных к государству своему, так и государя к добру общему подданных своих не от единой воли народной, но и от воли Божией происходит».

Государственная власть, по мнению Прокоповича, должна учитывать «общую пользу»: «Всякая власть верховная едину своею установления вину конечную имеет всенародную пользу». В этой идее, по верному замечанию А. А. Галактионова,

… с одной стороны, выражалась иллюзия передового дворянства в отсутствие собственного своекорыстия, а с другой стороны, теоретики Петровских реформ посредством этого лозунга отождествляли интересы всего населения страны со своей классовой по содержанию программой. Тем не менее принцип «общей пользы» навеян буржуазным гуманизмом, отрицающим феодальные нормы отношения к людям труда, прежде всего крестьянам. Поэтому Прокопович, хотя и призывал крестьян оставаться законопослушными и добросовестно трудиться, осуждал помещиков за чрезмерную эксплуатацию крепостных и за жестокость к ним, потому что своеволие господ причиняло материальный и моральный урон государству, противоречило «общей пользе». Точно так же обличая роскошь, паразитизм бояр и церковнослужителей, главным образом монахов, Прокопович имел в виду их бесполезность, несовместимую с интересами государства, и в противовес им выделял из имущих слоев купцов (промышленников и торговцев), чиновников и, конечно, служилое дворянство, относя их к трудящемуся населению, умножающему «общую пользу» 172 .

Волю народа («всенародную пользу», «народную потребность», «выгоду») выражает монарх, а она «воле Божьей непротиворечива». Царь, неподвластный никому, с одной стороны, выступает против стихии народных сил «бунтующей черни» и боярской знати, а с другой – для достижения «общего блага» и «могущества России» стремится примирить интересы крестьянских масс, дворянства и «власти самодержавной».

Идею «могучей России» утверждает другой известный просветитель ученой дружины Петра I историк, естествоиспытатель, государственный деятель Василий Никитич Татищев.

Он родился 19 апреля 1686 г. в Полтаве в знатной, но обедневшей дворянской семье, ведущей свое начало от смоленских Рюриковичей. Образование получил в Московской артиллерийской школе под руководством Я. Брюса. Драгунским и артиллерийским офицером принимал участие в Северной войне, в битве за Нарву (1707), был ранен в Полтавской битве, воевал в турецкой кампании, после чего получил чин капитана. С конца 1762 г. выполнял ряд военно-дипломатических поручений Петра I, изучал инженерное и артиллерийское дело в Берлине, Бреславле, Дрездене, Гданьске. После их выполнения император поручил ему большую работу, относящуюся «к землемерию всего государства и сочинению обстоятельной географии с ландкартами». Войдя в круг приближенных Петра I, Татищев продолжал выполнять самые ответственные его поручения. Весной 1721 г. он был назначен начальником казенных горных заводов Урала. Вплоть до 1723 г. вместе с де Генниным, приехавшим на Урал в 1722 г., Татищев провел ряд радикальных преобразований горнозаводского дела в Екатеринбургском заводе-крепости. Произведя его в звание полковника и советника Берг-коллегии, Петр I послал Татищева в Швецию для изучения горного дела и подготовки инженерных кадров. По возвращении из Швеции и вплоть до 1733 г. он возглавляет Монетную коллегию. После смерти Петра I и до конца жизни Демидов, Бирон и «временщики» преследовали Татищева, обвиняя его в превышении власти, взяточничестве и т. п. 17 марта 1737 г. он был назначен начальником горных заводов Урала и Сибири. Здесь он написал Горный устав и Наказ шихтмейстеру, отразившие профессиональные взгляды Татищева на развитие горнозаводской промышленности. По его инициативе на Урале было создано несколько арифметических и словесных школ. По настоянию Бирона в 1739 г. его отстранили от управления уральской горной промышленностью и назначили начальником Оренбургской и Калмыцкой экспедиции, а затем Указом от 15 декабря 1741 г. – астраханским губернатором. Уезжая из Екатеринбурга, Татищев оставил свою библиотеку, насчитывающую свыше тысячи томов на древних и современных европейских языках по различным областям науки, в подарок городу.

По доносу одного из «верховников» – фельдмаршала В. В. Долгорукова Татищева в очередной раз отстранили от исполнения должности, вначале от руководства Калмыцкой экспедицией, а 19 июля 1745 г. – от должности астраханского губернатора. С этого момента В. Н. Татищев жил в своем подмосковном имении Болдино, где пять лет находился под следствием и надзором солдат Сенатской роты.

За несколько дней до своей смерти Елизавета полностью оправдала Татищева и наградила его орденом Александра Невского, от которого он отказался. Скончался В. Н. Татищев 15 июля 1750 г.

По верному определению Г. В. Плеханова, Татищев был «одним из самых интересных представителей того типа русских людей, который сложился под непосредственным влиянием Петровских реформ». Перу Татищева принадлежат около 130 произведений, самые известные из которых «История Российская с самых древнейших времен, неусыпными трудами через 30 лет собранная», а также «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ», который, по мнению Г. В. Плеханова, дает гораздо больше, нежели обещает заголовок. Это чуть не целая энциклопедия», «Духовная сыну» и др.

Будучи историком и идеологом петровских преобразований, В. Н. Татищев считал изучение истории русского народа и государства важнейшим инструментом познания действительного, современного их состояния. Философия и история, полагал он, взаимосвязаны, поскольку последняя служит основанием первой. В истории человечества, считает Татищев, было три этапа. На первом люди создали письменность, «зачали законы сочинять и, на лучшее наставляя, лучи малого сияния и благоразумия им открывать». На втором благодаря распространению христианства люди приобрели «душевное спасение, царство небесное и вечная блага», исчезли суеверия, стали развиваться науки. На третьем возникло книгопечатание, стало распространяться просвещение.

Проблемное поле Татищева-мыслителя обширно. Это Бог, природа с ее «вещными проявлениями», человек как средоточие души и тела, принципы воспитания, государство и т. д. И решал он эти проблемы с философско-деистических позиций.

Еще в «Истории Российской» В. Н. Татищев заявил о том, что причины явлений могут «быть яко от Бога или от человека». В «Разговоре двух приятелей о пользе наук и училищ» он особое внимание уделяет деятельности человека, следующего естественному закону. В основу его представлений о человеке положена не только теория естественного права, но и теория разумного эгоизма. Проблему соотношения души и тела, сущности человека он не исследует, считая сам факт существования в человеке души и тела, «вечного и временного» доказанным, но одновременно утверждает, что вопрос «не только весьма пространного толкования требует, но паче можно положить за неведомый и непостижимый».

Его интересуют такие проявления души человека, как ум и воля, поскольку они, по его мнению, и определяют жизнь и поступки человека: «…ум бо яко царь властвует, а воля влечет на всякое хотение, из которого человеку благополучия и беды приключаются». Ум – это прежде всего «сила души», определяющая возможности осмысления человеком (и «прочими животными») объективного мира. Ум необходимо отличать от разума, который представляет, как считал Татищев, тот же «ум через употребление и поощрение его качеств исправленный». Главным условием перехода ума на степень разума является просвещение. Исходя из этого история общества понимается как «природное», «всемирное умопросвещение».

Ум обладает рядом способностей, важнейшая из которых «понятность», или воображение. Оно может быть «мыслительным», когда представленный мыслью и памятью образ вещи принимается за действительность, как во сне; «догадкой», когда вымысел ума приписывается действительности, как в сказке; «суждением», когда ум оперирует понятиями, не имеющими природных аналогов. Если у человека в его умственной деятельности преобладает догадка, он тяготеет к поэзии, а если суждение – к науке.

Значение ума и воли в жизнедеятельности неравнозначно. Волевые усилия при отсутствии контроля над ними со стороны человека могут усложнить, «разладить» его жизнь, свести ее лишь к удовлетворению низших потребностей. Ум помогает воле сохранить разумность («мерность») в следовании «любочестию», «любоимению» (обогащению) и «плотиугодию» – основным, по Татищеву, и врожденным каналам удовлетворения человеком своих материальных и духовных потребностей. Таким образом, жизнь человека, все ее стороны и проявления определяются разумной пользой. Она же регулирует отношение человека к самому себе, к другим людям и к Богу. В формулировке В. Н. Татищева принцип разумного эгоизма звучит следующим образом: «Какую любовь или от кого паче надеемся милость, помощь и добродеяние улучить, должен ему заимственно от нас самих равное изъявить».

Сложнее было применить этот принцип по отношению к Богу. Но и здесь русский просветитель оказался последовательным. Заявление о том, что любовь к Богу должна определять настоящее и будущее благополучие человека, переносит решение богословских проблем в сферу земного, что разводит позиции В. Н. Татищева и господствующей православной идеологии.

По Татищеву, в мире действуют три закономерности: богоданный естественный закон, в основе которого лежит утилитарный принцип разумного эгоизма; Божественный закон, излагающий слово Божие в Библии; церковный закон, выработанный священниками как предписания для повседневной жизни людей. Между первым и вторым законами больших расхождений нет. Оба они, утверждает Татищев, осуждают рабство: «О господине в законе естественном то находим, что человек должен другому всякого добра желать и благодеяние показывать, как самому себе, а не делать того, чего себе не желает, что и письменный закон Божеский утверждает; и хотя пленник за неприятеля почитается, однако же оное до тех мест доколе он совершенно покорен, тогда уже покоривший не имеет правости оного покоренного чем-либо вредить, но и по словам Христовым оного бывшего врага любить и добро делать: по сему видится, рабство и неволя противно закона христианского». Третий же, церковный, закон в силу проповеди аскетизма чаще всего не соответствует земной устремленности человека.

В. Н. Татищев явился создателем первой отечественной классификации наук, основанной на принципе утилитарного рационализма. Имеются, считает просветитель, пять областей знания (наук): 1) необходимые каждому человеку (домоводство, грамматика, иностранные языки), 2) полезные (математика, механика, медицина, право, богословие, философия), 3) увеселительные, или щегольские (искусство, гимнастика, вольтижировка), 4) любопытные, или тщетные (алхимия, хиромантия, астрология), 5) вредительные (шаманство, чернокнижие, колдовство).

В вопросе о происхождении государственной власти Татищев был сторонником договорной теории. Отвергая Божественное происхождение верховной власти, он считал, что она происходит «по закону естественному». Разум убеждает людей отдать свою волю, превращает в «своевольную неволю», т. е. по договору отдает под власть правителя. Функции власти он видит в сохранении «порядка» внутри страны и защите блага сограждан. Власть должна «о приобретении всем пользы и покоя прилежать, вредительное пресекать и отрицать, а обидимых судом защищать и оборонять».

Государственное устройство имеет несколько видов в зависимости от «положения места, пространства владения и состояния людей». Таких видов три: демократия, аристократия, единовластие (монархия): «в единственных градах или весьма тесных областях, где всем хозяевам домов вскоре собраться можно, в таком демократия с пользою употребиться может, а в великой области уже весьма неудобна. В областях хотя из нескольких градов состоясчей, но от нападений неприятельских безопасной, как то на островах и пр., может аристократическое быть полезно, а особливо если народ учением просвясчен и законы хранить без принуждения прилежит, тамо так острого смотрения и жестокого страха не требуется. Великие и пространные государства, для многих соседей завидуюсчих, оные ни которым из объявленных правиться не может, особливо где народ не довольно учением просвясчен и за страх, а не из благонравия или познания пользы и вреда закон хранит, в таковых не иначе как само– или единовластие потребно». Для России лучшим правлением, считает Татищев, является монархия, и лучше, если она будет ограничена двумя палатами представителей для внешнего (законодательного) и внутреннего (экономического) правления. И монарх, и эти палаты должны соблюдать выработанные ими законы, придерживаясь четырех условий их проявления: 1) законы должны быть «внятными и вразумительными»; 2) должны быть выполнимыми и нестрогими; 3) не должны противоречить друг другу; 4) каждый закон «всем немедленно явен и известен, ибо кто, не зная закона, преступит, тот по закону оному осужден быть не может».

Самым молодым членом ученой дружины Петра I был Антиох Кантемир. Он родился 10 сентября 1709 г. в Константинополе, в семье молдавского господаря Дмитрия Кантемира, находившегося в это время у турок в качестве заложника. Его отец, Дмитрий Кантемир (1673–1723), был выдающимся государственным деятелем, советником Петра I, членом Сената. 11 июля 1714 г. он был избран членом Берлинской академии (как считают некоторые историки, по предложению Лейбница). Его перу принадлежит более пятнадцати научных работ, сделавших его имя известным в Европе. Среди них ряд философских: «Хвала ВанГельмонту», «Диван, или Спор мудреца с миром, или Тяжба души с телом», «Метафизика», «Всеобщая сокращенная логика», «Исследования природы монархий», «Темные места в катехизисе».

После 1711 г. семья Кантемиров переезжает в Москву. Антиох Кантемир получил хорошее домашнее воспитание, посещал лекции в Славяно-греко-латинской академии. Оставшись в 14 лет сиротой, А. Кантемир подал прошение Петру I о направлении за границу для изучения латинского языка, истории, географии, математики. Просьба осталась без ответа, но когда в Петербурге открылся университет при Академии наук, он в 1726 г. был зачислен в него студентом, оставаясь одновременно на военной службе.

В университете Кантемир слушает лекции по философии у Х. Ф. Гросса, который специально для него написал «Руководство по рациональной философии и логике», Ф. Х. Майера и братьев Бернулли по математике. В результате он получил достойное образование, соответствующее уровню развития философии и науки начала XVIII в. Великолепное знание шести древних и современных европейских языков позволило Кантемиру сделать несколько переводов, самый известный из которых – книга Б. Фонтенеля «Разговоры о множестве миров» (1730).

После восшествия на престол Анны Иоанновны власть в стране захватили члены Верховного тайного совета (верховники), оставившие царице лишь видимость власти. А. Кантемир принял активное участие в борьбе с верховниками, написав обращение к царице. Вице-канцлер Остерман, отвечающий за иностранные дела, решил отстранить Кантемира от политической жизни. По его рекомендации 22-летний Кантемир в январе 1732 г. назначается русским послом в Англию. Спустя шесть лет за отличную службу 18 апреля 1738 г. он пожалован званием камергера и назначен послом в Париж. Его друзьями во Франции становятся математик П. Мопертюи, избранный по рекомендации Кантемира в Петербургскую академию наук, Ш. Монтескье, «Персидские письма» которого Кантемир переводит на русский язык. Как и многие другие работы мыслителя, этот перевод был утрачен. Он заводит переписку с Вольтером. В одном из писем к нему Вольтер писал: «Я знаю, что из Ваших рук появляются плоды и цветы всех климатов; языки, современные и древние, философия и поэзия, все Вам доступно в равной мере; Ваш ум – как империя вашей монархии, охватывающая противоположные климаты и обнимающая половину окружности нашего земного шара. Среди всех французов, знакомых с Вашими талантами, нет ни одного, Ваша светлость, который питал бы к Вам большее почтение, чем Ваш смиреннейший и покорнейший слуга».

В начале сороковых годов обсуждался вопрос об избрании А. Кантемира президентом Петербургской академии наук. Он несомненно занял бы этот пост, если бы не скончался за два года до открытия академии в Париже 31 марта 1744 г. По завещанию его прах был перевезен в Россию и похоронен рядом с прахом отца в греческом монастыре.

Кантемир в своих сатирах, примечаниях к переводам, собственных философских трудах возвеличивал разум человека. Разум всемогущ, он проникает в тайны Вселенной, «естество всего испытует», истину из «самой бездны до неба выводит». Как деист он считал, что природу, жизнь, движение создал Бог, что природа выступает «началом всех сущих вещей» и одновременно источником естественного закона:

Картина Вселенной, в его представлении, была гелиоцентричной и соответствовала новейшим представлениям о ней: «Общее теперь искусных астрономов мнение, что не Солнце, но Земля наша около Солнца вертится». Утверждением и пропагандой гелиоцентризма проникнуты его примечания к переводу книги Б. Фонтенеля «Разговоры о множестве миров». Эти примечания дают представления о философских взглядах Кантемира. Он считает, что философия предлагает «основательное и ясное знание дел естественных и преестественных, которое достается прилежным рассуждением и исследованием о телах». Ее составляющими частями являются: логика, которая «учит право о вещах рассуждать и известны истины другому правильно доказывать», этика («ифика»), которая учит «добрым нравам… по которым доставать себе добродетели и отбегать злонравия», физика, которая «учит познавать причину и обстоятельства всех естественных действ и вещей», и метафизика, размышляющая «о сущем вообще и о свойствах души и тела». В примечаниях к книге Фонтенеля Кантемир дает определение многим философским понятиям. Так, под материей он понимает то, «из чего вещь какая сделана (вещество)… то, о чем говорится или рассуждается (дело); то, для чего что повод какому делу подает (причина)». Ее характеристиками являются «вездесущая наличность» и протяжность, «широта, длина, глубина».

В гносеологии Кантемир сторонник сенсуализма. У истоков познания, считает он, находится чувственный опыт («искус»): «Искус дает разуму подпору. Чрез искус только мы получаем знание; искусом научаемся, о вещах и оных следствии рассуждая, избирать добрые и отбегать злые, в чем одном состоит разум… Голое видение разных случаев не может нас искусными учинить; нужно примечать, что им повод и причину подало, чтоб можно было основательно рассуждать о их состоянии и о их следствии». Сумма ощущений, полученных чувственным опытом, вырабатывается в понятие или, как он считает, «идею»: «Идея – греческое слово, значит начертание предлежащей вещи, которая в уме нашем изображается через чувство или через другой какой способ разумения. Когда я, например, примечаю четвероугольный стол и в уме моем изобразятся четыре бока, четыре угла, плоскость доски, высота и форма (или начертание) ног, одним словом, весь состав стола, могу сказать, что я имею Идею того стола. Я бы Идею назвал по-русски понятием».

Познание имеет две области – «естественную» (познание природы) и «преестественную» (познание души, духа, Бога), а это предполагает наличие двойственной истины. Еще один вид познания, который Кантемир считает важным, – самопознание. Оно базируется на единстве тела и души, материального и духовного, земли и Бога. Философ пишет: «Я в своей натуре двойного существа не знаю: одно, которое познает, а другое то, что понятие не имеет: человек один оба существа сии в себе имеет – тело никакого понятия не имеет, душа себя познает и все, что мы видим, понимает и размышляет». Именно самосознание, считает он ведет к «внутреннему спокойствию человека».

Значительной заслугой Кантемира перед отечественной философией является попытка создать философскую терминологию. Он считал, что русский язык вполне самодостаточен, чтобы иметь собственную философскую терминологию. Часть предложенных им терминов сохранилась во времени: идея (понятие), материя (естество), элемент (начало), центр (средоточие), этика (нравственность). Часть оказалась нежизненной: любомудрие (философия), словесница (логика), естественница (физика), преестественница (метафизика) и др. Наконец, ряд терминов, рассмотренных им, вошли в отечественную философскую терминологию без перевода: материя, субъект, объект, идея и др. Большинство терминов дано Кантемиром с разъяснениями, соответствующими уровню современной просветительской философии.

Русские просветители первой половины XVIII в. были представителями различных слоев общества, однако всех их объединяла приверженность разуму, просвещению, идеологии Петровских реформ. Особенно показательны в этом отношении жизнь и просветительская деятельность Ивана Тихоновича Посошкова. Родился он предположительно в 1652 г. в селе Покровское-Рубцово, под Москвой, в семье потомственных ювелиров («серебреников»), работавших для Оружейной палаты. Неизвестно, где учился Посошков, но он несомненно обладал значительными познаниями в области церковной литературы и знанием сводов российских законов. Один эпизод его жизни говорит о вероятном знании иностранных языков. В «Зерцале очевидном» он рассказал о собственном опыте сличения разных «иноязычных» переводов Библии. Большую часть жизни Посошков находился на государственной службе в Оружейной палате, где числился «уставным денежного дела мастером», «водочным мастером», пытался открыть «полотняную фабрику». Неоднократно встречался с Петром I, предлагая ему различные проекты, часть которых была реализована. После смерти Петра I Посошкова обвинили «в важной криминальной вине» (как считается, в связи с поданой царю книгой «О скудности и богатстве») и посадили в Петропавловскую крепость, где он и скончался 1 февраля 1726 г. Похоронен на Сампсониевском кладбище Петербурга.

Перу И. Посошкова принадлежит несколько значительных произведений. Это «Зерцало очевидное» с «обличением раскольников», написанное на церковнославянском языке.

В 1704–1710-е гг. он написал три послания Стефану Яворскому с критикой невежества православных церковнослужителей и предложением открыть для них «академию великую и училища» и упростить азбуку («Россия наша яко от сна пробудится и просветится яко солнце»). Не получив от него ответа, Посошков написал «Завещание отеческое к сыну своему, со нравоучением, за подтверждением Божественных Писаний» (1720). В нем он изложил правила жизни для всякого возраста и чина, дал критику «раскошного» жития. Главным произведением И. Посошкова является «Книга о скудости и богатстве», предназначенная для Петра I. В ней он доказывал, что Россия не уступает другим странам в возможностях экономического развития и призывал сделать все, чтобы «вся наша великая Россия обновилась как в духовности, так и во гражданстве». Главное в книге Посошкова – вопросы развития отечественной промышленности и торговли. Во-первых, он предлагает интенсивнее использовать природные богатства страны и не только не ввозить из Европы различные виды сырья, а, наоборот, экспортировать их. Кроме того, необходимо изучать недра страны, выявляя ее минеральные богатства.

Во-вторых, способствовать развитию как мелких мануфактур, так и крупной промышленности, привлекая мастеров-специалистов, готовить для производства необходимые кадры мастеров. В-третьих, Посошков заявляет себя сторонником охраны лесных и рыбных богатств страны.

В-четвертых, как идеолог нарождающегося торгово-промышленного класса, он ратует за всестороннее развитие торговли, за преимущественное положение отечественных купцов, ограничение импорта товаров.

В-пятых, Посошков не был сторонником отмены крепостного права, но требовал ограничения прав помещиков, определения законного объема крестьянской повинности, размера барщины и оброка.

В-шестых, он предлагал созвать депутатов от всего населения страны, нечто подобное Земскому собору, чтобы они составили «превосходну книгу» законов или новое Уложение.

В-седьмых, суд, по его мнению, должен быть равным для всех. Особо жестоко предлагал наказывать мздоимцев и взяточников.

В-восьмых, Посошков – сторонник абсолютной монархии. Царь свою власть получил от Бога: «всем суд един, и то стало быть суд Божий». При этом он уверен, что его главная забота – «обще благо»: «пещись о всенародном обогащении». Кроме того, царь должен служить церкви, оберегать ее.

Все эти проблемы жизнедеятельности России, поднятые Посошковым, имели для своего времени прогрессивное значение. Обобщая его мировоззренческую позицию, П. С. Шкуринов пишет:

Синтез новоаристотелизма с картезианством во взглядах Посошкова только внешне своей рационалистической устремленностью напоминал тенденцию о секуляризации научной мысли и философии, свойственную западноевропейской мысли конца XVII – начала XVIII в. Внутренний же строй мысли русского самобытного мыслителя определялся выразительными чертами синтезированных традиций восточновизантийских, греческих и родных национальных школ. «Заземленное» изложение основоположений даже самых абстрактных рассуждений часто изобиловало высокими истинами философской мудрости, выходящими в область диалектики… Понимание философии как формы практического осмысления действительности, а точнее, ее осмысление с точки зрения практической философии должно быть признано специфической особенностью философско-этического стиля автора «Книги о скудости и богатстве» 198 .

Иван Посошков, не имея систематического образования, высказал свои представления в рамках практической философии по различным областям знания и жизни, что позволяет отнести его к плеяде знаменитых русских энциклопедистов.

 

Глава 4

ФИЛОСОФИЯ НАУКИ. М. В. ЛОМОНОСОВ

Петровские преобразования, направленные на укрепление политической, экономической и культурной самостоятельности Российского государства, имели решающее значение для возникновения и развития русской науки, освобождения ее от влияния религии, создания первых научных центров – Академии наук и Московского университета.

Россия, хотя и повторяла европейский путь развития науки в период Нового времени, осуществляла его по-своему, с учетом особенностей экономического и культурного развития. Во-первых, утверждалась новая картина мира, основанная на достижениях астрономии, механики, физики и других естественных наук. Ее интересовал уже не Бог-творец, а природа в ее многообразии и причинно-следственном проявлении. Во-вторых, утверждалось торжество разума и науки, способных познавать окружающий мир. В-третьих, в развитии науки первенствовало естествознание, поскольку оно было ближе к практическому воплощению его результатов. В-четвертых, ближе ко второй половине XVIII в. интенсивно начали развиваться общественные науки, стали появляться работы по истории, праву, религиоведению, языкознанию, которые, как и естественные науки, пытались объяснить их развитие без влияния Божественного Откровения. В-пятых, наиболее интенсивно развивались прикладные науки, дающие практические результаты в мореходстве, горном деле, градостроительстве, металлургии, военном деле.

Петр I лично интересовался развитием науки. В Голландии он знакомится с Левенгуком, врачами Бургавом и Рюйшем, у которого он купил экспонаты для будущей петербургской Кунсткамеры. Заинтересованность русского царя делами европейской науки была отмечена его избранием членом Французской академии наук.

А его сподвижник, А. Д. Меншиков, был избран членом Британского королевского общества, чему, без сомнения, способствовала его переписка с Исааком Ньютоном. Петр I хорошо понимал, что развитие науки в России должно иметь какие-то начала и центры, вокруг которых можно группировать ученых. «Сам Петр считал первой своей реформой именно “вмешательство” в традицию московского книгопечатания». Он занялся организацией издательского дела, привез из Европы хорошую типографию, организовал перевод и печатание книг, наладил выпуск первой русской газеты. Собственно, с него началось быстрое распространение печатной продукции, принявшее общенациональный масштаб. Простой подсчет по каталогам печатной продукции показывает: во второй половине XVI в. когда возникло книгопечатание на Руси, было издано 20 книг, в XVII в. кириллицей было отпечатано 500 наименований, а в XVIII в. – 1311 книг в Петербурге и 175 – в Москве. Соответственно росло число книг, изданных в России на иностранных языках.

Петр предпринял ряд мер по организации светского образования и объединения ученых, к которым относятся Академия наук, библиотека при ней и музей (Кунсткамера), а также университет. Одновременно своим Указом от 20 января 1714 г. Петр обязал всех дворян учиться. В нем говорилось, что без свидетельства об обучении молодой дворянин не мог жениться. При этом возникла еще одна трудность: те, кто «шел в науку», должен был владеть еще как минимум двумя языками – обязательно латинским как языком науки и одним из европейских языков.

Поскольку никаких традиций в постановке образования и научной деятельности к тому времени в России не было, Петр I обратился к опыту европейских стран, и прежде всего Германии. В 1711 г. в Торгау он познакомился с Лейбницем и имел с ним пять бесед. Петр присвоил Лейбницу звание тайного советника и даровал ему грамоту, в которой закреплялись научные контакты немецких и русских ученых. Лейбниц стал первым иностранным ученым, принятым на русскую службу. Первое, что сделал Лейбниц в 1716 г., предложил трехступенчатую систему образования: школу – для детей, университет – для юношей, академию – для окончивших университет и работающих в разных отраслях науки. Во-вторых, он предложил проект такого университета, который и был создан уже после смерти Петра. В-третьих, Лейбниц предложил такие направления научных исследований, как астрономические наблюдения, магнитное склонение на территории Российской империи, возможность судоходства. Кроме того, он предложил Петру свою знаменитую счетную машину.

Кроме Лейбница, Петр близко был знаком с известным немецким физиком, математиком и философом Христианом Вольфом. К нему он обращался неоднократно. Именно Вольфом был послан проект организации Петербургской академии наук. Предполагалось, что он получит в ней пост вице-президента. После создания академии Вольфа избрали почетным академиком, назначили пожизненную пенсию в 300 рублей в год. Когда академия начала публиковать свои «Комментарии», в их первом номере была опубликована статья немецкого философа «Principia dynamici».

Самым сильным толчком для развития науки в России несомненно было открытие Академии наук, которая не подчинялась бы никому, кроме самого императора. По заданию Петра И. Д. Шумахер ознакомился с работой Лондонского королевского общества, Парижской академии науки и ряда европейских библиотек и музеев и доложил ему свои предложения о возможностях и задачах отечественной Академии наук.

Академия была основана в Петербурге в 1724 г. В ней создавалось три отдела («класса»): математики, физики (сюда входила также анатомия, ботаника, химия), гуманитарных наук. Богословие не предусматривалось. В ее Уставе с академиков требовалось: «Все, что в науках уже учтено, – разыскивать, что к исправлению или приращению оных потребно есть, – производить».

Поскольку своих ученых в то время в России не было, с открытием академии в 1725 г. в Петербург приехали первые 16 иностранных ее членов. Самым известным из них был выдающийся математик Леонард Эйлер, проживший в России (с перерывами) 31 год и похороненный в Петербурге. Его усилиями была создана Петербургская математическая школа, а талантливыми его учениками были С. Котельников, С. Румовский, М. Головин и другие.

Выдающийся математик и механик Даниил Бернулли работал в Петербургской академии наук с 1725 по 1733 г. Именно здесь он написал свою знаменитую «Гидродинамику». Много лет в России работал один из самых известных биологов-натуралистов П. С. Палас, который результаты своих исследований флоры и фауны различных природных зон России опубликовал в четырехтомном труде «Путешествие по разным провинциям Российской империи». До конца своей жизни в Петербургской академии наук работал один из основателей эмбриологии К. Вольф, труды которого Ф. Энгельс ставил рядом с работами К. Бэра и Ч. Дарвина.

Большую исследовательскую работу на территории России вел французский астроном Ж. – Н. Делиль. Созданная в Кунсткамере обсерватория позволяла изучать планеты Солнечной системы, создавать навигационные карты. Он был организатором проведения в 1715 г. международного конкурса по исследованию осевого вращения Венеры, а при поддержке Делиля Ф. Г. Шуберт издал трехтомную «Теоретическую астрономию», провел многочисленные геодезические исследования, послужившие основой знаменитого «Атласа Российской империи». Его изыскания продолжил М. В. Ломоносов, а в последующем Д. Перевощиков и Н. Любимов.

Внимание к астрономии и ее проблемам имело давние традиции, выразившиеся в борьбе за утверждение гелиоцентрического учения. Еще в середине XVII в. была переведена работа голландского ученого Иоганна Блеу «Позорище всея Вселенныя, или Атлас новый», в которой сравнивались космологические системы Птолемея и Коперника и признавалась правота последнего. В 1707 г. библиотекарем Московской навигационной школы В. Киприановым было опубликовано изображение звездной карты обоих полушарий, на которой значились 1032 звезды, а по углам изображены четыре системы мира и их создатели – Птолемей, Тихобрахи, Дескарт (Декарт) и Коперник. А лучшим научно-популярным изложением гелиоцентрической системы Коперника было издание перевода книги Х. Гюйгенса «Космотеорос», сделанный Я. Брюсом под названием «Книга мировоззрения, или Мнение о небесно-земных глобусах и их украшениях». Книга издавалась дважды: в Петербурге (1717) и в Москве (1724). Помимо изложения гелиоцентрической системы Коперника в ней утверждалась возможность жизни на других планетах. Тогда же выводы этой книги были расширены и дополнены изданием книги итальянского ученого Б. Варенея «География генеральная или повсюдневная» (М., 1718), переведенной Ф. Поликарповым.

Идеи Коперника поддерживали члены «ученой дружины» Петра. К примеру, Феофан Прокопович в курсе «Натурфилософия, или Физика» говорил о Копернике, что «его объяснение имело настолько большой успех, что за ним последовало множество современных философов и астрономов».

Большой резонанс в русском обществе вызвала публикация книги французского академика Бернара Фонтенеля «Разговоры о множестве миров господина Фонтенеля парижской академии секретаря перевел и потребными замечаниями изъяснил князь Антиох Кантемир в Москве 1730 года» (СПб., 1740). В ней утверждалось предположение о возможности межпланетных сообщений и жизни на других планетах. Хотя Синод и требовал от Елизаветы запрещения этой книги, общественное мнение, выступления академиков-астрономов, ходатайство М. В. Ломоносова были настолько сильными, что в 1761 г. вышло уже второе издание этой книги.

Из философов, прибывших в 1725 г. в Петербургскую академию наук, нужно назвать ученика и последователя Вольфа, профессора Тюбингенского университета Георга Бернгарда Бильфингера. Из истории Академии наук известно, что он читал лекции «по философии ньютоновской», и у него, а также другого тюбингенского философа, Х. Ф. Гросса, которого Феофан Прокопович считал своим другом, знания по философии получил А. Д. Кантемир. Для пополнения своих знаний не только профессора, но и студенты пользовались академической библиотекой, в которой были труды знаменитых европейских философов Лейбница, Вольфа, Г. Гроция, Дж. Локка, Гоббса, Монтескье и др.

Большую роль в распространении естественнонаучных и философских знаний играла издательская деятельность Академии наук. Из года в год росло количество опубликованных книг и тиражи: за три года (1750–1753) они выросли в 2,5 раза: с 54,5 тыс. до 133 тыс. экземпляров. При этом первое место по количеству занимали книги по литературоведению, второе – по естественным наукам, третье – по философии и истории. Наибольший резонанс имел перевод естественно-научных трудов европейских ученых. О значении изданий книг французских ученых современный исследователь пишет: «…переведенные во второй половине XVIII в. с французского языка естественно-научные труды доносили до русского читателя современные научные идеи, знакомили с достижениями ученых Франции и других европейских стран, помогли освобождаться от все еще бытовавших заблуждений и устаревших представлений о мире и человеке».

Научный потенциал Петербургской академии набирал силу, росли ее контакты с иностранными учеными, о чем говорит, например, круг ее почетных членов (Х. Вольф, И. Бернулли, Ф. Вольтер, Д. Дидро, П. Мопертюи, Р. Реомюр, Ж. Д’Аламбер, К. Линней, Б. Франклин) и избрание ведущих ученых России в члены иностранных академий.

Интенсивная научная деятельность Петербургской академии постепенно ликвидировала отставание России в исследовании естественно-научных проблем, в подготовке научных кадров. Уже в середине XVIII в. в России начало работать немало выдающихся русских ученых-естествоиспытателей: М. Е. Головин, В. Ф. Зуев, П. Б. Иноходцев, С. К. Котельников, С. П. Крашенинников, И. И. Лепехин, С. Я. Румовский и др. Самым известным из них является выдающийся ученый-энциклопедист, создатель «корпускулярной философии» М. В. Ломоносов.

Михаил Васильевич Ломоносов родился 8 (19) ноября 1711 г. в деревне Мишанинской Архангельской губернии в семье зажиточного помора, свободного от крепостной зависимости. До 19 лет он помогал отцу в его торговых и промысловых операциях.

Ломоносов-юноша с начатками математических и естественнонаучных знаний познакомился по «Арифметике» Леонтия Магницкого. Проштудировал он также «Славянскую грамматику» Милетия Смотрицкого и «Псалтырь» Симеона Полоцкого, которые он считал «вратами своей учености». Чтение этих книг определило его тягу к приобретению еще больших знаний и учености. Обучавший мальчика дьяк Семен Сабельников внушал ему, что «для приобретения большего знания и учености требуется знать язык латинский, а этому можно обучиться только в Москве, Киеве и Петербурге».

Получив паспорт, в декабре 1730 г. Ломоносов с рыбным караваном уходит в Москву, где, выдав себя за дворянского сына, поступает в Славяно-греко-латинскую академию. Природная любознательность, ненасытное стремление к знаниям позволили ему пройти курс младших классов («школ») за полтора года вместо четырех.

Ощущая недостаток знаний, получаемых в Славяно-греколатинской академии, Ломоносов в 1734 г. предпринял попытку перевестись в Киевскую духовную академию, где надеялся эти знания получить. Но в ней, как пишет один из его первых биографов, «против чаяния своего нашел пустые только словопрения Аристотелевой философии: не имея же случая успеть в физике и математике, пробыл там меньше года, упражняясь в чтении древних летописцев и других книг, писанных на славянском, греческом и латинском языках». Вернувшись в Москву, уже в 1735 г. в предпоследнем («философском») классе Славяно-греко-латинской академии Ломоносов приступает к изучению логики, физики и метафизики, представлявших собой схоластическое изложение аристотелизма.

Изучение Аристотеля, без сомнения, имело для Ломоносова некоторое позитивное значение, поскольку воспитывало уважение к логически точному определению понятий, к их последовательному, непротиворечивому изложению. Однако будущий ученый избежал схоластического, слепого поклонения учителю. В предисловии к переведенной им в 1748 г. вольфианской «Физике» он так определяет свое отношение к аристотелизму: «Я не презираю сего славного и в свое время отменитого от других философа, но тем не менее без сожаления удивляюсь тем, которые про смертного человека думали, будто бы он в своих мнениях не имел никакого погрешения, что было главным препятствием к приращению философии и прочих наук, которые от ней много зависят».

В конце 1735 г. в числе двенадцати учеников Ломоносов был переведен для дальнейшего обучения в Петербургскую академию наук, а в сентябре 1736 г. его отправляют в Марбург к Христиану Вольфу, у которого он занимался в течение трех лет. Здесь он получил основательные знания по точным наукам. Работы этого периода («О превращении твердого тела в жидкое…»; «О различии смешанных тел, состоящем в сцеплении корпускул») закладывают основы корпускулярной физики и химии. Вольф в своих посланиях в Петербург высоко оценивал успехи Ломоносова. Один из отзывов гласил: «Молодой человек преимущественного остроумия, Михайло Ломоносов, с того времени, как для учения в Марбург приехал, часто мои математические, философические, а особливо физические лекции слушал и безмерно любил основательное учение. Ежели впредь с таким же рвением простираться будет, то не сомневаюсь, что, возвратясь в отечество, принесет пользу обществу, чего от сердца желаю».

Летом 1739 г. Ломоносов переезжает во Фрейбург, где приступает к изучению химии, минералогии, горного дела и металлургии. Здесь он узнает о победе русских над Турцией и взятии крепости Хотин. Откликаясь на это важное историческое событие, Ломоносов пишет новым для русской поэзии тоническим стилем «Оду на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года». Через сто с небольшим лет В. Г. Белинский высоко оценил это стихотворение: «В 1739 г. двадцативосьмилетний Ломоносов – Петр Великий русской литературы – прислал из немецкой земли свою знаменитую “Оду на взятие Хотина”, с которой по всей справедливости должно считать начало русской литературы… Ода Ломоносова показалась всем первым стихотворным произведением на русском языке, которое было написано правильным размером. Влияние Ломоносова на русскую литературу было такое же точно, как влияние Петра Великого на Россию вообще».

Досрочно прекратив свое обучение во Фрейбурге, Ломоносов с большими трудностями возвращается в 1741 г. в Петербург, где получает первое ученое звание адъюнкта физического класса. В 1745 г. после подачи соответствующего прошения о производстве его профессором химии и написания диссертации Ломоносова утверждают в звании профессора, он становится первым русским академиком Петербургской академии наук, в течение многих лет возглавляет работу академической химической лаборатории, построенной по его проекту. В этот период ученым были написаны замечательные работы, сделавшие его имя известным в Европе. В отзыве 1747 г. на две работы Ломоносова («Диссертация о действии химических растворителей вообще» и «Физические размышления о причинах теплоты и холода») Леонард Эйлер писал: «Все сии сочинения не токмо хороши, но и превосходны, ибо он изъясняет физические и химические материи самые нужные и трудные, кои совсем неизвестны и невозможны были к истолкованию самым остроумным ученым людям, с таким основательством, что я совсем уверен в точности его доказательств. При сем случае я должен отдать справедливость господину Ломоносову, что он одарован самым счастливым остроумием для объяснения явлений физических и химических. Желать надобно, чтобы все прочие Академии были в состоянии показать такие изобретения, которые показывал господин Ломоносов».

М. В. Ломоносов – автор большого количества открытий и работ в области электричества, света, геологии, минералогии и кристаллографии. При этом большое внимание он уделял проблемам научной терминологии, заявив: «Принужден я был искать слов для наименования некоторых физических инструментов, действий и натуральных вещей». За Ломоносовым «записано» введение в русский язык многих научных понятий: ареометр, атмосфера, барометр, микроскоп, поршень, термометр, упругость и др.

Одно из самых выдающихся своих открытий ученый сделал 26 мая 1761 г. Наблюдая прохождение Венеры по солнечному диску, он впервые в астрономии сделал вывод о наличии атмосферы на Венере. К открытиям Ломоносова необходимо отнести утверждение электрической природы северного сияния, объяснение такого свойства вещества, как сверхпроводимость.

Растет поэтическая слава Ломоносова. В 1751 г. Академия наук выпускает первое издание его стихотворений. Поэт использует различные жанры (ода, ораторская проза, трагедия). Ломоносову принадлежат замечательные образцы научной поэзии.

Не осталась без внимания Ломоносова и русская история. В 1760 г. из-под его пера выходит «Краткий российский летописец с родословием», а после смерти публикуется «Древняя российская история от начала Российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого, или до 1054 года». О вкладе Ломоносова в развитие отечественной науки А. С. Пушкин писал: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минеролог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник».

За научные открытия выдающийся русский ученый был избран почетным академиком Болонской и Шведской академий наук.

4 апреля 1765 г. Ломоносов скончался. Отмечая заслуги русского ученого, почетный член Академии наук, доктор медицины Ле Клерк на академическом заседании 15 апреля 1765 г. сказал: «Не стало человека, имя которого составит эпоху в летописях человеческого разума, обширного и блестящего гения, обнимавшего и озарявшего вдруг многие отрасли… Общество пользовалось его знаниями, ваши летописи воспользуются его славою; его будут чтить повсюду, где будут люди просвещенные».

Неоценима заслуга М. В. Ломоносова в разработке материалистической философии. Русский мыслитель считал, что естественно-научные открытия должны опираться на фундамент философии, как, впрочем, и философия должна углубляться за счет практических исследований; ученый обязан «уметь доказывать познанное, т. е. давать ему объяснение, что предполагает философское познание», не отвергавшее, как он полагал, Богатворца. О нем Ломоносов писал в основном в своих поэтических сочинениях, в том числе в самом известном – «Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого северного сияния». Вот одно из поэтических заявлений ученого:

Эти и подобные утверждения давали Ломоносову возможность в рамках идей двойственной истины не отрицать наличие религиозных представлений о мире и его познании. Научный и религиозный подход имеют равные права на существование.

Не здраво рассудителен математик, ежели он хочет Божескую волю выпрямить циркулем. Таков же и богословия учитель, если он думает, что по Псалтыри научиться можно астрономии и химии. Толкователи и проповедники Священного Писания показывают путь к добродетели, представляют награждение праведным, наказание законопреступным и благополучие жития, с волею Божиею согласного. Астрономы открывают храм Божеской силы и великолепию, изыскивают способы и ко временному нашему блаженству, соединенному с благоговением и благодарением ко Всевышнему. Обои обще удостоверяют нас не токмо о бытии Божием, но и о несказанных к нам Его Благодеяниях. Грех всевать между ими плевелы и раздоры 217 .

Деистическо-материалистическое мировоззрение ученого имело свою особенность. Ломоносов как выдающийся ученый-естествоиспытатель приложил немало усилий, чтобы секуляризировать науку, минимизировать функции Бога по отношению к природе и человеку.

Напрасно многие думают, что все, как видим, с начала творцом создано, будто не токмо горы, долы и воды, но и разные роды минералов произошли вместе со всем светом и потому де не надобно исследовать причин, для чего они внутреннеми свойствами и положением мест разнятся. Таковые рассуждения весьма вредны приращению всех наук, следовательно, и натуральному знанию шара земного, а особенно искусству рудного дела, хотя оным умникам и легко быть философами, выучась наизусть три слова: «Бог так сотворил» – и сие дая ответ вместо всех причин 218 .

Как и у многих европейских мыслителей-деистов, мировоззрение Ломоносова сочеталось с антиклерикализмом. В своих работах, в том числе поэтических, он критикует религиозную практику православных церковников, их взгляды на мир.

Онтологические и гносеологические представления Ломоносова, основанные на выводах физики, химии и других областей естествознания, носят материалистический характер. Основой всего сущего для Ломоносова является материя. «Взирая на видимый сей свет, двоякого рода бытие в нем находим, первого рода суть чувствительные в нем вещи, второго рода суть оных вещей разные деяния», – писал он в «Российской грамматике». Ломоносов дает несколько определений материи: «Материя есть то, из чего состоит тело и от чего зависит его сущность», – пишет он в «Опыте теории о нечувствительных частицах». Далее утверждается: «Материя есть протяженное несопроницаемое, делимое на нечувствительные части (сперва, однако, сказать, что тела состоят из материи и формы, и показать, что последняя зависит от первой)».

В природе, по Ломоносову, существуют два вида материи: «собственная» и «посторонняя». Определяет он их следующим образом: «Собственная материя – та, из которой тело состоит и известным образом определяется, при ее изменении неизбежно изменяется и само тело. Посторонняя материя – та, которая заполняет в теле промежутки, свободные от собственной материи». Посторонняя материя – это эфир, который есть «тело тончайшее, весьма текучее и весьма способное к движению всякогo рода». Ломоносов выступает против распространенной в его время теории, утверждающей существование в природе жидкой материи (теплорода). Свою точку зрения на кинетическую теорию тепла он изложил в диссертации «Размышления о природе тепла и холода» (1747), где, подводя итог своим «размышлениям», писал:

На основании всего изложенного выше мы утверждаем, что нельзя приписывать теплоту тел сгущению какой-то тонкой, специально для того предназначенной материи, но что теплота состоит во внутреннем вращательном движении связанной материи нагретого тела 224 ; [Образуется]… во внутреннем вращательном движении собственной материи теплого тела. Тем самым мы утверждаем не только то, что тончайшая материя эфира, заполняющая весь видимый мир, способна обладать этим движением и теплотой, но также, что она сообщает это полученное ею от солнца движение также и нашей земле и остальным планетам и нагревает их, так что эфир является той средой, при помощи которой удаленные одно от другого тела сообщают друг другу теплоту 225 .

Как видим, Ломоносов, вслед за Эйлером, отрицает возможность существования пустого пространства, не заполненного материей.

По мнению русского философа, есть еще один вид материи – «тяготительная», определяющая процессы тяготения. Она невесома, состоит из мельчайших частиц, обладающих непроницаемостью и инерцией. Толчки частиц этой материи и передают силу тяготения. Другими словами, не существует какого-то «чистого притяжения», т. е. «тяготение есть движение производимое и, следовательно, зависит от другого движущегося тела. Далее приписывать это физическое свойство тел Божественной воле или какой-либо чудодейственной силе мы не можем, не кощунствуя против Бога и природы».

Ломоносов утверждал, что в природе существуют протяженные, непроницаемые, обладающие инерцией тела, находящиеся в движении:

Под протяжением понимают измерение в длину, ширину и глубину, с которыми неразрывно связан вид тела, то есть определенное положение границ, в которых заключена протяженность тела. Несопроницаемостью называется то, в силу чего одно тело не может находиться вместе с другим, одинаковым с ним, в одном и том же пространстве… то свойство, по которому тела, приведенные в движение противятся силе, останавливающей движение, а тела покоящиеся борются с силой, их толкающей, зовется силою инерции 227 .

Итак, важнейшими атрибутами материи, по Ломоносову, являются протяжение и движение: «Все, что есть или совершается в телах, происходит от сущности и природы их, но сущность тел состоит в конечном протяжении и силе инерции, а природа – в движении их, и поэтому все, что есть в телах или совершается в них, происходит от конечного протяжения, силы инерции и движения их». Он был твердо уверен, что «природа тел состоит в движении и, следовательно, тела определяются движением», «никакое изменение не может произойти без движения». И еще: «Движение должно быть в материи, и как движение без материи, так и огонь без движения быть не может». Ломоносов различал три формы движения:

Для каждого тела можно представить себе и могут существовать лишь три движения, к которым сводятся все остальные виды движения: 1) поступательное, когда все тело непрерывно меняет свою положение; 2) вращательное, когда тело, оставаясь в том же положении, вращается вокруг постоянной или переменной оси; 3) колебательное, когда тело на ничтожном пространстве движется взад и вперед частыми чередованиями 231 .

В работе «О тяжести тел и об извечности первичного движения» он пишет о существовании двух видов движения – первичного («которое в себе самом имеет свое основание, т. е. не зависит от другого движения») и производного. Отрицая первотолчок, русский мыслитель доказывает, что «первичное движение никогда не может иметь начала, но должно длиться извечно». Он утверждает всеобщность движения: «Корпускулы в живых и мертвых животных двигаются, в растениях живых и мертвых двигаются, также в минералах и неорганических телах, – следовательно, во всем». Ломоносов считает, что «никакое движение в природе не может произойти без материи», пространство и время он рассматривает в непрерывной связи с материей, отвергая ньютонианскую абсолютную пустоту. «Тела, – писал он, – не могут ни действовать, ни противодействовать взаимно без движения… Природа тел состоит в действии и противодействии… а так как они не могут происходить без движения… то природа тел состоит в движении, и, следовательно, тела определяются движением».

Русский мыслитель является создателем научной атомистики, в центре которой лежат утверждения, во-первых, о качественном различии видов материи – вещества и эфира; «собственной» материи (тела) и «посторонней» материи (эфира, заполняющего пространство между телами); во-вторых, о качественном различии атомов и молекул (корпускул). Атом (у Ломоносова – «элемент») – это «часть тела, не состоящая из каких-либо других меньших и отличающихся от него тел», а корпускула – это «собрание мелких элементов, образующих одну малую массу». Корпускулы могут быть первичными, состоящими из элементов, и производными, состоящими из других «меньших» корпускул. «Корпускулы разнородны, указывал он, – когда элементы их различны и соединены различным образом или в различном числе; от этого зависит бесконечное разнообразие тел». Ломоносов убежден, что «нет никаких природных начал которые могли бы яснее и полнее объяснить сущность и всеобщность движения». В известных набросках «276 заметок по физике и корпускулярной философии» он закладывает основы научной атомистики – «корпускулярной философии». М. В. Ломоносов считает, что такая наука является одной из важнейших: «она столь же необходима в физике, как самые частицы необходимы для создания тел и произведения частных качеств».

«Корпускулярная философия» имеет две основные посылки: во-первых, корпускулы – это «нечувствительные физические частицы, сами также являются телами», обладают протяженностью, силой инерции и фигурой; во-вторых, «каждая нечувствительная физическая частица состоит из определенного количества материи». Корпускулы взаимодействуют между собой, и все химические и физические явления будут производными от их движения.

Ломоносов был противником существования непротяженных монад, поскольку «нечувствительные физические частицы, не имеющие протяжения, приведенные в соприкосновение, не производят ничего протяженного, т. е. не могут образовать никакого тела». Правда, печатно лейбниц-вольфианскую монадологию критике он не подвергал, не желая вступать в полемику со своим учителем Хр. Вольфом. «Хотя я твердо уверен, – писал он Эйлеру в 1754 г., – что это мистическое учение должно быть до основания уничтожено моими доказательствами, но я боюсь опечалить старость мужу, благодеяния которого по отношению ко мне я не могу забыть, иначе я не побоялся бы раздразнить по всей Германии шершней-монадистов».

Материальное единство мира мыслитель утверждал ссылками на научные открытия, предполагая единую природу электричества и света. Для него непреложным был факт, что «во всех системах вселенной имеются одни и те же начала и элементы, так как лучи совпадают во всем. Одна и та же материя у раскаленного солнца и у раскаленных тел на земле».

Природные тела, по мнению ученого, различны: «Все тела, которые натура производит, разделяются на три рода. Первый заключает в себе всех животных, то есть людей, скотов, зверей, птиц, рыб и гадов. Второй составляют произрастающие тела, как дерева, травы и прочая. В третьем включаются минералы, то есть горные материи, а именно: металлы, полуметаллы, горючие минералы, загустелые минеральные соки, минеральные воды, земли и камни».

Как видим, утверждая материальное единство мира, Ломоносов пришел к выводу о взаимосвязи между органической и неорганической природой и что их природа «всюду одинакова».

В результате возникает достаточно стройная разнокачественная система природы, все части которой находятся во взаимодействии. При этом любое изменение одной из частей влечет изменение других. Таким образом, М. В. Ломоносов приходит к формулировке принципа сохранения материи и движения, который он вначале изложил в письме к Эйлеру 5 июля 1748 г.:

Все встречающиеся в природе изменения происходят так, что если к чему-либо нечто прибавилось, то это отнимается у чегото другого. Так, сколько материя прибавляется какому-либо телу, столько же теряется у другого, сколько часов я затрачиваю на сон, столько же отнимаю от бодрствования, и т. д. Так как это всеобщий закон природы, то он распространяется и на правила движения: тело, которое своим толчком возбуждает другое к движению, столько же теряет от своего движения, сколько сообщает другому, им двинутому 245 .

Позже эту формулировку он дал в работе «Рассуждения о твердости и жидкости тел» (1759), изданной на русском и латинском языке:

Но как все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что, сколько чего у одного тела отнимается, столько присовокупляется к другому, так ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте, сколько часов положит кто на бдение, столько же ко сну отнимет. Этот всеобщий естественный закон простирается и в самыя правила движения, ибо тело, движущее своею силою другое, сколько же оныя у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает 246 .

Важнейшей характеристикой научных и философских работ Ломоносова является историзм, который он противопоставляет метафизическим представлениям о природе. Ученый неоднократно доказывает, что в мире все меняется: «Перемены произошли на свете не за один раз, но случались в разные времена несчетным множеством крат и ныне происходят и едва ли когда перестанут». Историзм для Ломоносова – гносеологический принцип в объяснении природных явлений. В работе «О слоях земли» историзм, в понимании ученого, – «правило», которое требует твердо помнить, «что видимые телесные на Земле вещи и весь мир не в таком состоянии были с начала от создания, как ныне находим, но великие происходили в нем перемены, что показывает история древняя и география, с нынешнею снесенная и случающиеся в наши века перемены земной поверхности»; «напрасно многие думают, что все, как видим, с начала творцом создано, будто не токмо горы, долы и воды, но и разные роды минералов произошли вместе со всем светом и потому-де не надобно исследовать причин, для чего они внутренними свойствами и положением мест разнятся. Таковые рассуждения весьма вредны приращению всех наук, следовательно, и натуральному знанию шара земного».

Русский мыслитель утверждает познаваемость мира: «Науки подают ясное о вещах понятие и открывают потаенные действия и свойств причины». Мир познается органами чувств и разумом. Ломоносов как ученый-естествоиспытатель большое значение придавал опыту, который являлся, по его мнению, самым надежным средством познания и основой для построения теорий. «Один опыт я ставлю выше, чем тысячу мнений, рожденных только воображением», – писал Ломоносов. Под воздействием материальных тел в органах чувств возникают определенные изменения – ощущения. Те же явления, которые не воздействуют непосредственно на наши чувства, например «нечувствительные частички», познаются разумом: «…должно разумом достигать потаенного безмерною малостию вида, меры, движения и положения первоначальных частиц, смешанные тела составляющих». Ломоносов выступает против крайностей эмпиризма и рационализма, исследует формы мышления: понятия, суждения, умозаключения. Высоко он оценивает и роль гипотез, считая, что они «дозволены в философских предметах и даже представляют собой единственный путь, которым величайшие люди дошли до открытия самых важных истин. Это нечто вроде порыва, который делает их способными достигнуть знаний, до каких никогда не доходят умы низменных и пресмыкающихся во прахе». Ему принадлежит идея соединения теории и опыта (эксперимента), выраженная следующим образом: «Из наблюдений установлять теорию, через теорию исправлять наблюдения есть лучший всех способ к изысканию правды».

М. В. Ломоносов был не только ученым-естествоиспытателем, но и ученым-гуманитарием. Он являлся автором «Российской грамматики», «Риторики», исторических работ («Краткий Российский летописец» и «Древняя Российская история»). В них он выступал как просветитель, приверженец принципов просвещенного абсолютизма. М. В. Ломоносов предполагал написать большую работу по проблемам повышения благосостояния своей Родины. В письме И. И. Шувалову от 1 ноября 1761 г. он изложил замысел работы «О размножении и сохранении российского народа», особо подчеркивая, что благосостояние государства определяется благосостоянием его народа: «Начало сего полагаю самым главным делом: сохранением и размножением российского народа, в чем состоит величество, могущество и богатство всего государства, а не в обширности, тщетной без обитателей». Ломоносов предполагал создать программу мер по улучшению жизни народа:

Все оные по разным временам замеченные порознь мысли подведены быть могут, как мне кажется, под следующие главы:

1. О размножении и сохранении российского народа.

2. О исправлении нравов и о большем народа просвещении.

3. О истреблении праздности.

4. О исправлении земледелия.

5. О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств.

6. О лучших пользах купечества.

7. О лучшей государственной экономии.

8. О сохранении военного искусства во время долговременного мира.

Сии так важные главы требуют глубокого рассуждения, долговременного в государственных делах искусства к изъяснению и предосторожной силы к произведению в действо 255 .

М. В. Ломоносов выступал за развитие отечественной науки, распространение просвещения, улучшение всей системы образования в России. Благодаря его настойчивым требованиям в Москве был открыт университет. Излагая план развития наук и просвещения в регламенте Академии наук и проекте создания первого русского университета, он писал: «Честь российского народа требует, чтобы показать способность и остроту его в науках и что наше отечество может пользоваться собственными своими сынами, не только в военной храбрости и в других важных делах, но и в рассуждениях высоких знаний». Всем своим творчеством, оригинальными работами в различных областях знания, философскими обобщениями важнейших научных открытий Ломоносов доказал справедливость этих слов. А. С. Пушкин утверждал: «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериной II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом».

 

Глава 5

РУССКОЕ МАСОНСТВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в

Масонство сформировалось в Западной Европе в XVII в. как своеобразная антитеза официальной церкви, оформив общение своих членов в замкнутых группах – ложах, имевших строгую иерархию и своеобразную символику. Оно утверждало идею всемирного братства людей независимо от сословной принадлежности и национальности. По мнению масонов, они собирают воедино человеческую мудрость как сумму знаний о мире и человеке, его сущности и обязанностях. Истоки этих знаний заложены мудрецами Вавилона и Египта, Индии и Греции. Вся эта мудрость, накапливаемая усилиями человечества, доступна лишь избранным, которые в масонских ложах проходят ступени посвящения в нее. В Европе масонство существовало в виде английской, шведской, немецкой и французской областей влияния, которое они стремились распространить и на Россию.

Возникновение и широкое распространение масонских лож в России приходится на XVIII столетие. Поскольку деятельность лож была окутана тайной, масоны принципиально не вели документации и время от времени (а в периоды запрещения их деятельности тотально) имеющиеся документы уничтожали. Внешняя история русского масонства поэтому имеет немало белых пятен в фактографии. По мнению историков русской общественной мысли, изучающих русское масонство, оно в XVIII в. прошло три периода своего развития:

1) создание первых лож, мода на масонство;

2) оформление масонства в России в нравственную философию, господство в ложах трех иоанновских степеней посвящения;

3) господство розенкрейцерства и его запрещение в 1790-е гг.

Среди русских масонов существовало предание, что первая масонская ложа в России была создана еще Петром I после его возвращения из заграничного путешествия. А документально подтвержденным началом возникновения русского масонства является 1731 г., когда в Москве была создана ложа для англичан, проживающих в России. Первым гроссмейстером московской ложи с 1740 г. был назначен генерал русской службы Джейм Кейт. Вскоре ложи «свободных каменщиков» (так называли себя масоны) были созданы в Петербурге. В них входили главным образом немцы, жившие в столице. Для иностранцев участие в русских масонских ложах было средством корпоративного объединения, условием выживания в чужеродной стране, способом продвижения по службе. Для русских дворян на разных этапах развития масонства оно было на первых этапах модной забавой, возможностью заручиться покровительством высокопоставленных братьев. А затем наступила пора признания в масонстве способа «познания высших таинств натуры», приобщения к знаниям, выработанным человечеством. И. В. Лопухин так объяснял свое участие в работе масонских лож: «В упражнениях моих в масонстве всех систем не было иной цели, кроме желания чрез разные познания пути соделаться просвещеннейшим и добродетельнейшим человеком и истиннейшим христианином, вернейшим подданным Ея Императорского Величества и лучшим слугою государства Ее». К концу царствования Елизаветы Петровны в петербургских ложах числилось около 35 лиц, среди которых были знатные дворянские фамилии Трубецких, Голицыных, Воронцовых, Сумарокова, Щербатова, Болтина. Покровителем этих первых лож английской системы считался св. Иоанн Креститель, а три ступени посвящения (ученик, товарищ и мастер) назывались иоанновскими.

Одновременно с английской системой масонства с начала 1770-х гг. в России начала оформляться шведско-берлинская («циннендорфская») система. Если русские масоны английской системы ориентировались на утверждение личной нравственности на основе самопознания и самосовершенствования, то шведско-берлинская система ориентировала русских масонов на мистическое познание Бога, природы и человека. Один из лидеров русского масонства И. П. Елагин в 1772 г. добился от Англии учреждения первой русской Великой ложи, а сам был утвержден «провинциальным Великим мастером всех и для всех русских».

В 1776 г. он предпринял попытку в рамках этой Великой ложи объединить все русские ложи разных систем, которых на это время насчитывалось 18. Укрепление в России позиций шведской системы привело к открытию в 1779 г. в Петербурге своей Великой национальной ложи, утверждавшей уже не три, а девять степеней посвящения. Ее управляющим стал Г. П. Гагарин. В его подчинении находились шесть лож в Петербурге, семь – в Москве, а также в Ревеле, Кронштадте, Пензе и других городах.

В конце 1780 г. в Москве была организована ложа «Гармония», положившая начало разработке теоретических, мировоззренческих проблем масонства. Она была единственной ложей розенкрейцерства. В нее входили кн. Н. Н. Трубецкой, Н. И. Новиков, М. М. Херасков, И. П. Тургенев, А. М. Кутузов, И. Г. Шварц, кн. А. А. Черкасский, кн. П. Н. Энгалычев. На 1780-е гг. приходится пик активности русского масонства XVIII в. В 1778 г. в Митаве Шварц получил звание Верховного представителя теоретической системы соломоновских наук во всем императорско-российском государстве и его землях. В 1781 г. состоялся Вильгельбадский генеральный конвент масонов, на котором Россия была признана восьмой самостоятельной и свободной провинцией масонского мира.

Приобретя независимость, русские масоны сохранили связь с берлинским розенкрейцерством, организовав в Москве свою тайную организацию Розы и Креста во главе со Шварцем. В нее входили, кроме князей Трубецких, Черкасского, Энгалычева, братья Новиковы, Херасков, Гамалея, Лопухин и др. Эта организация в рамках Дружеского ученого общества, созданного в 1779 г., взяла под контроль три типографии и начала печатать и распространять книги масонского содержания, в том числе «О заблуждении и истине» Сен-Мартена и наиболее известных его европейских последователей. За время своего существования это Типографическое общество издало почти треть печатной продукции России.

Издательская и благотворительная деятельность московских мартинистов привлекла внимание правительственных кругов. Екатерину II пугало влияние масонов на наследника – Павла Петровича. Она отрицала мистику и аскетизм масонов, а главное, в масонской идеологии не нашлось места ей – российской императрице. По ее приказу началась проверка частных школ и типографий, находящихся под опекой масонов, а архиепископу Платону было поручено рассмотреть книги, напечатанные Н. Новиковым, а его самого «испытать» в Законе Божием.

Опасаясь дальнейших репрессивных мер, русские розенкрейцеры в 1784 г. объявили молчание, т. е. прекратили свою деятельность, хотя их печатный орган («Магазин свободнокаменщецкий») свое существование не прекращал. Русские розенкрейцеры заявляли о своем неприятии политического вольнодумства, что хорошо демонстрирует их отношение к Радищеву и его книге «Путешествие из Петербурга в Москву». Хотя эту книгу автор посвятил своему другу розенкрейцеру Кутузову (в посвящении он писал: «хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно и ты – мой друг!»), розенкрейцеры отрицательно оценили книгу Радищева, о чем говорят, например, письма Кутузова к кн. Трубецкому. В них он писал: «б о´льшую часть его положений касательно религии и государственного правления нашел я совершенно противоположною моей системе»; «известно вам, что я великий враг всякого возмущения и что я никогда не престану твердить, что критика настоящего правления есть не дозволительное дело и ни мало не принадлежит в литературе».

Хотя прочных улик об антиправительственной деятельности масонов у Екатерины II не было, она под различными предлогами уволила с государственной службы и выслала из Петербурга масонов В. И. Баженова, И. П. Елагина, Д. Г. Левицкого, Н. В. Репнина. В 1792 г. по ее приказу новиковские типографии были закрыты, а самого Н. Новикова без суда посадили в Шлиссельбургскую крепость, Трубецкого и Тургенева сослали в их имения, а Лопухина оставили в Москве под надзором полиции. После восшествия на престол Павла I масоны были прощены, однако в 1799 г. деятельность масонских лож в России была запрещена.

Особенностью мировоззрения масонов Западной Европы и России была борьба с теологией и философией просветительства. «Масоны применили против просветителей их же идеологические и организационные методы борьбы с абсолютистским государством и тоталитарной, по их мнению, культурой “официального” классицизма, точно так же сумели опереться на новую силу – общественное мнение и нарождающееся третье сословие, воспользовались стратегическими ошибками своих противников». Масоны не отвергают значение и силу разума, но считают, что, кроме него, для человека важнейшее, а порой приоритетное значение имеют сердце, душа, вера, чувство. Второй мировоззренческой особенностью русского масонства является его отношение к православной церкви. После реформ Петра I, уничтоживших патриаршество и поставивших Правительственный синод во главе с обер-прокурором, подчинявшийся монарху, наблюдать за делами церкви, она потеряла свой конфессиональный суверенитет, а духовенство было оттеснено в «социальные низы» (Г. Флоровский). Постепенное обмирщение русской культуры привело к тому, что православие, оставаясь государственной религией, теряет значение духовного основания менталитета русского народа. Возникший религиозномировоззренческий вакуум быстро стал заполняться масонством, которое в своеобразной форме стало выполнять конфессиональные функции. При этом масоны делали акцент на идее «внутренней» церкви, о которой подробно написал Лопухин в своей книге «Некоторые черты о внутренней церкви, о едином пути истины и о различных путях заблуждения и гибели» (СПб., 1798). В ней он подчеркивал, что масонская «внутренняя церковь» не противоречит «христианской религии внешней». По его мнению, «отправление внешней религии есть средство ко внутреннему христианству». На практике это означало, что все члены масонских лож были «из христианских токмо религий», т. е. не только православные, но и католики и протестанты, а ритуальные действа собраний были связаны как со священными текстами христианства (наличие Евангелия от Иоанна в ложе было обязательным), так и с идеями мистиков типа Сен-Мартена. В ложах была создана процедура ритуалов, определен вид одежды для них, набор предметов и символов, что говорило о попытке эту новую церковь оформить не только изнутри, но и внешне. В конечном итоге масонство на протяжении XVIII в. выполняло функцию оппозиционно-духовного течения, направленного против официальной религии, поддерживающей государственное устройство.

Еще одной мировоззренческой новацией русского масонства является утверждение идеи интернационализма и равенства людей, что ведет к противостоянию с существующим государственным строем и его феодальными порядками. О равенстве масоны часто писали в стихах и песнях, полагая, что «песня в народе дольше держится и по земле дальше уйдет». Две таких песни привела в своей работе о масонах Т. Соколовская:

Призыв к равенству на практике привел масонов к идейному и организационному объединению, созданию в ложах союза единомышленников («братьев») из разных сословий общества. Социальной новацией русских масонов является то, что, помимо дворян, в ложах оказались представители третьего сословия – купцы, чиновники, люди творческого труда, ученые, писатели. Эту новую составляющую членства в ложах сами масоны (например, Шварц в своих публичных лекциях) называли интеллигенцией (!).

По верному замечанию современного исследователя масонства, «рождается интеллигенция, властительница дум образованного общества, ненужная и, более того, опасная, изначально враждебная просвещенному деспотизму, дворянским привилегиям, официальной идеологии и официальной церкви. Она сразу противопоставляет им знаменитую масонскую идею вольности, равенства и братства, позднее ставшую лозунгом Великой французской революции. Принимая в ложу нового “брата”, великий мастер провозглашал: “Свобода и равенство царствуют между нами”». Философское содержание взглядов русских масонов в своей основе имеет христианские представления о мире и человеке, хотя и без ортодоксальной их трактовки. Более того, эти представления, хотя и опираются на Библию, дополняются сюжетами из мифологии, античной (Платон, Пифагор, стоики) и средневековой (Авиценна) философии, гражданской истории, современных мистиков (Я. Беме). Таким образом, в философских представлениях русских масонов обнаруживается достаточно длинная цепь традиций и преемственности не только и не столько собственно философских идей, но и в основном мировой эзотерики. Чтобы освоить богатство ее идей, русские масоны в течение нескольких десятилетий интенсивно переводили книги эзотериков и масонов, подготовив для этой цели в переводческой семинарии при Московском университете плеяду великолепных переводчиков, среди которых много известных личностей, таких как Д. И. Фонвизин, Н. М. Карамзин. В результате у русских масонов образовалась большая библиотека книг и рукописей эзотерической мысли, позволившая им определить свои философские представления о Боге, человеке и мире, объединив их в «божественную науку». Ее своеобразное резюме содержит объемный неопубликованный труд И. П. Елагина «Учение древнего любомудрия, или Наука свободных каменщиков, из разных творцов светских, духовных и мистических собранная» (1787).

В духе деистических представлений русские масоны полагали, что мир сотворен Богом, который как Абсолют является источником всего происходящего в мире. Бог и сотворенный им мир не тождественны, Бог лишь раскрывает себя через природу. Сотворение мира есть одновременно начало времени и пространства, как форм его бытия. Богом была определена целостность и структура мира, в котором каждая вещь, каждое существо имеют свое положение, предназначение, образ действия, направленный на осуществление предназначенных им Богом целей. Все они связаны между собой и представляют единый организм с иерархической подчиненностью составляющих единиц трех царств: камней, растений и животных. «Экстрактом всех вещей», существом, прошедшим все три этапа развития природы, является человек.

Важнейшей, основополагающей проблемой для русских масонов является проблема человека, что делает его антропоцентричным. Природа человека, считают масоны, дихотомична, т. е. состоит из души и тела. Как существо телесное человек связан с природой, но вместе с тем он отличен от нее, поскольку несет в себе душу – эту искру Божию. Бог возвысил человека над природой, отдал ее в подчинение человеку. Человек и природа развиваются, но цели этого развития разные. Если природа развивается, сохраняя с Богом предписанную им связь и порядок, то человек эту связь потерял. Произошло грехопадение человека, повлекшее за собой нарушение гармонии мира, Бога и человека. А это, в свою очередь, привело к тому, что человек стал смертен и перестал понимать свою природу. «Поврежденность человека распространилась на всю натуру и имела космические последствия. Человек, связанный с натурой своей жизнью, является источником неправды в мире, более того, именно в нем вся поврежденность натуры и проявляется в максимально мыслимом виде. Судьба натуры разделила судьбу человека. В этом состоят метафизические основания определенного трагизма мира как живого целого».

Человеку, по мнению масонов, дана возможность восстановить свое «падшее» состояние, чтобы стать истинным человеком и преодолеть «поврежденность» натуры. Для этого необходима постоянная связь с Богом и стремление к нему, добровольное избрание своего пути, веры, любви, стремления к Божественной истине.

Проблемы познания у русских масонов занимают большое место, определяя ступени их посвящения в тайны мира. Взаимосвязанным им представляется утверждение о том, что в истину как тайну могут проникнуть немногие, подготовленные к этому нравственно, а сам процесс познания – это не логические упражнения ума, не чувственные представления, а мистическое озарение. Как пишет А. Кизеветтер, «личная нравственность и работа над ее развитием ценилась масонами более всего как служебное средство, при помощи которого можно было надеяться проникнуть в мировые тайны. Мораль оказывалась лишь служанкой познания».

Принимая библейскую версию грехопадения Адама, русские масоны утверждали, что в раю первочеловек обладал знаниями тайн окружающего мира, но его грехопадение это знание уничтожило. Оно может вернуться на пути обожения человека, которое на его высших ступенях даст ему мистическое откровение о мировых тайнах. Природу можно познать либо изучая ее физические тела, либо изучая себя, поскольку человек – часть природы, тесно связан с ней, а главное, Царство Божие внутри него. Самопознанию масоны отдавали первенство, потому что оно фиксирует моральное возрождение человека, духовное богатство его жизненного опыта и, что особенно важно, оно соборно, поскольку объединяют усилия масонов познать Божественную истину. Самопознание, действующее по правилу «Ищи в самом себе истину», предполагает следование некоторым правилам, а именно:

…Во-первых, молчание с целью приучить себя к размышлению;

во-вторых, чтение полезных, направленных на истинное познание природы и человека сочинений;

в-третьих, постоянное и уединенное размышление о познании самого себя;

в-четвертых, стремление познать свои склонности, а прежде всего пристрастия;

в-пятых, избегать всего, что противоречит правилам благонравия (разговоров, компаний, сомнительных сочинений и прочее);

в-шестых, изучение всех своих поступков и размышлений и истребление всего того, что нарушает спокойствие человеческой души;

в-седьмых, познание и точное исполнение всех христианских добродетелей в тайне, избегая всякого показного благочестия 266 .

Еще одним моментом восхождения к Божественной истине является непременная подготовка к этому сердца. В традициях русской философии сердца масоны утверждали, что сердце – наиважнейшее основание личности человека, поскольку оно как своеобразный барометр разделяет добро и зло, и, дополняя действие разума и чувств, усиливает познавательные возможности человека в достижении «истинного света» Божественной истины. Вера, разум и сердце объединяются, и человек получает возможность видеть истинную сущность своих усилий организовать Царство Божие внутри и вне себя, что в итоге приведет к его обожению и восстановлению прежнего состояния природы.

Масонское направление русской общественной мысли XVIII в. выдвинуло немало своих теоретиков, внесших значительный вклад в развитие русской философии. Самыми известными из них были Н. И. Новиков, И. Г. Шварц, И. В. Лопухин.

Николай Иванович Новиков родился 27 апреля 1744 г. в селе Авдотьино Коломенского уезда Московской губернии в семье отставного статс-советника. Еще ребенком его записали в Измайловский полк. В 1756 г. Новиков поступил в университетскую гимназию, из которой через четыре года был отчислен за «нехождение в классы» по болезни. В 1762 г. началась военная служба Новикова. Она проходила в Петербурге, где он выполнял роль протоколиста в Комиссии по составлению нового Уложения. Когда комиссия прекратила работу, Новиков в 1768 г. перевелся из гвардии в армию в чине поручика, а в следующем году вышел в отставку. С этого времени начинается его журналистская и издательская деятельность.

В 1769–1770 гг. Новиков издавал журнал «Трутень», противопоставив его екатерининской «Всякой всячине». В предисловии к первому номеру журнала он, отвечая на вопрос: «К чему ж потребен я в обществе?», ссылается на слова А. П. Сумарокова: «без пользы в свете жить – тягчить лишь только землю», и отвечает: «Сие взяв в рассуждение, долго помышлял, чем бы я мог оказать хотя бы услугу моему отечеству», и поставил целью заняться журналистикой, печатая произведения «особливо сатирические, критические и прочие ко исправлению нравов служащие, ибо таковые сочинения направлением нравов приносят великую пользу». В заметках и статьях этого журнала обсуждались злободневные вопросы российской действительности, в том числе система крепостного права. Эпиграфом публикаций журнала были слова того же Сумарокова: «Они работают, а вы их труд ядите». Другие журналы Новикова – «Пустомеля» (1770) и особенно «Живописец» (1772–1773) – продолжили критическое направление новиковских публикаций. К примеру, в «Живописце» появилась серия статей (четыре «Письма уездного дворянина его сыну», «Отрывок путешествия в *** И*** Т***», который приписывают А. Н. Радищеву, «Следствие худого воспитания» и др.), рассказывающих о бесчеловечном отношении помещиков к крепостным крестьянам. В журнале «Кошелек» (1774) Новиков направил острие критики против галломании, живописуя достоинства национальной культурной традиции. Кроме этих журналов, Новиков издавал «Московское ежемесячное издание» (1781), «Прибавление к “Московским ведомостям”» (1783–1784) и др.

Продолжением столь значительной литературно-издательской деятельности была публикация в Петербурге в 1772 г. новиковского «Опыта исторического словаря о российских писателях», в котором он поместил интеллектуальные биографии 315 российских литераторов X–XVIII вв., рассказав о творчестве Прокоповича и Ломоносова, Кантемира и Фонвизина, профессоров Московского университета Аничкова и Десницкого. Свой замысел он объяснил тем, что европейские страны стараются сохранить память «прославивших их мужей», а в России таких книг нет, поэтому в безвестности могут погибнуть имена «многих наших писателей». Как пишет составитель словаря, «не тщеславие получить название сочинителя, но желание оказать услугу моему отечеству к сочинению сея книги меня побудило». «Словарь» отличает внесословный, демократический подход к его составлению, поскольку большая часть представленных в нем имен – это не высокопоставленные дворяне (Екатерину II в свой «Словарь» Новиков вообще не включил), а разночинцы, духовенство, мелкопоместные помещики.

Еще более значительным было издание Новиковым «Древней российской вивлиофики» (1773–1775), которая позже (1788–1791) была со значительными дополнениями переиздана. Новиков-патриот в предисловии к ее первому выпуску писал: «Не все у нас еще, слава богу, заражены Франциею: но есть много и таких, которые с великим любопытством читать будут описания некоторых обрядов, в сожитии предков наших употреблявшихся; с неменьшим удовольствием увидят некое начертание нравов их и обычаев их и с восхищением познают великость духа укращенного простотою». В 1775 г. Новиков вступил в лопухинскую ложу «Астрея», но при этом поставил условие, «чтобы не делать никакой присяги и обязательства, чтобы мне открыть три первые градуса наперед, и ежели я найду что противное совести, то чтобы меня не считать в числе масонов». Когда в том же году была организована по рейхелевской системе ложа «Латона», Новиков переходит в нее, становится «мастером стула», а позже руководителем ложи. Переехав в 1769 г. в Москву, он вместе с И. Г. Шварцем и Н. Н. Трубецким создает тайную сциентифическую» ложу «Гармония». После образования Русской (восьмой) провинции масонства создается Управление ею, в котором Новиков занимает ряд высших должностей. Под именем Коловиона он становится одним из немногих русских масонов, имеющих высшие степени посвящения. «В масонстве Новиков увидел возможности филантропической работы, в печати и книгоиздательстве – способ воспитания совершенного человека. В этих целях для Новикова были равно привлекательны и оккультные (медицина, гомункулус, философский камень и т. п.) аспекты масонства, и абсолютно современные практические дела в рамках масонских лож. Для Новикова масонство, в том числе мистическое розенкрейцерство, не исчерпывалось ни обрядностью, ни сферой этических или религиозно-философских исканий.

Новиков рассматривал систему закрытых масонских лож как внеправительственную организацию, которая вырабатывает представление о правильных взаимоотношениях людей в обществе, в корне отличных от представлений просветительского рационализма».

В 1779 г. Новиков приступает к изданию пользующегося популярностью масонского журнала «Утренний свет», на доходы с которого открывает два начальных училища. В этом же году на деньги П. А. Демидова он открывает учительскую семинарию.

Образовательные замыслы Новикова имели среди масонов и профессоров Московского университета последователей, что в конечном итоге привело к организации в 1782 г. Дружеского ученого общества, открытого при Московском университете. Членами общества, пользовавшегося покровительством московского главнокомандующего графа З. Г. Чернышева, были самые известные масоны: Гамалея, Шварц, Лопухин, А. М. Кутузов, князья Трубецкие и Гагарины.

В 1784 г. Новиков утверждает Типографическую компанию, в которую преобразуется Дружеское ученое общество. За время своего существования компания, имея в своем распоряжении несколько типографий, издала 891 книгу, в том числе сочинения Вольтера, Дж. Локка, Лессинга, Б. Паскаля, Прокоповича, Кантемира, известных мистиков и масонов Я. Беме, Сен-Мартена, Арндта и др. По словам В. О. Ключевского, «издательская и книгопродавческая деятельность Новикова в Москве вносила в русское общество новые знания, вкусы, впечатления… и сквозь вызванную ею усиленную работу переводчиков, сочинителей, типографий, книжных лавок, книг, журналов и возбужденных ими толков стало пробиваться то, с чем еще незнакомо было русское просвещенное общество: это – общественное мнение».

Столь активная издательская и просветительская деятельность Новикова вызвала гнев Екатерины II. Поскольку в ее представлении Новиков был «умный и опасный человек», она несколькими своими распоряжениями разорила его, отняв типографию, закрыв книжные лавки, уничтожив сотни книг, часть которых имела масонское содержание, а самого приказала арестовать. После допросов, на которых надуманные обвинения Новиков отвергал, Екатерина лично определила, что он повинен в шести пунктах обвинения и поэтому заслуживает смертной казни. Ее она из «человеколюбия» своим указом от 1 августа 1792 г. заменила заточением в Шлиссельбургской крепости. Из нее Новиков после смерти Екатерины II указом Павла I от 7 ноября 1796 г. был освобожден. Остаток жизни он провел в родовом имении Авдотьино, где скончался 31 июля 1818 г.

Свои труды Новиков ориентировал на «познание натуры человека и удовлетворение духовных запросов, искания пути к примирению тела и души». В предисловии к первому номеру журнала «Утренний свет» он пишет: «Великим споспешествованием служить вам будет незнание многих, что до самих себя касается. Большая часть, странствуя мыслями по беспредельной обширности мира, ищут познания всех возможных, всех существующих вещей, а в своем собственном малом мире пребывают неизвестны и чужды. Многие науку познания самих себя не почитают за нужную и требующую великого прилежания: но, яко не приносящую довольной пользы, считают за домашнее ремесло и легчайшее к изучению. Другие отчасти думают, что сей, как лучшей науке, тогда обучаться должно, когда уже все в их понятие вмещено будет. …Наконец, другие, коих числом более всех, меняют нужные вещи на бесполезные; теряют прямый путь, почитая малость за нечто важное; и для того никогда сами до себя не достигают». Познание самого себя способствовать будет, «если вы некоторых, переменчивостию бабочкам подобных, со кротостию поставите перед зерцалом истины и покажете в оном путь, по коему могут они с поверхности тела низходить во внутренность сердец их».

По мнению Новикова, «всех познаний и наук предмет есть троякий: мы сами, природа, или натура, и Творец всяческих. Ежели ученый не соединит оных трех предметов воедино и все свои познания не устремит к совершенному разрешению оной загадки: на какой конец родится, живет и умирает, и ежели он при всей учености своей злое имеет сердце, то достоин сожаления и со всем своим знанием есть сущий невежда, вредный самому себе, ближнему и целому обществу». Познание самого себя позволяет человеку обратить внимание на свои недостатки, дает возможность их исправления в духе христианских идеалов. В своих журналах Новиков предлагает свою систему нравственного воспитания. Оно должно состоять из трех частей: физического, «касающегося до одного тела»; нравственного, «имеющего предметов образование сердца»; и разумного, «занимающегося просвещением или образованием разума». В статье «О воспитании и наставлении детей» Новиков пишет:

Единое воспитание есть подлинный творец добрых нравов; чрез него вкус добродетели, привычка к порядку, чувствование изрядного, чрез него отечественный дух, благородная (на истине и звании основанная) народная гордость, презрение слабости и всего прикрашенного и маловажного, любовь к простоте и к натуре со всеми другими человекодружественными, общественными и гражданскими добродетелями должны овладеть сердцами граждан… Все прочее сделается удобным, когда воспитание достигнет возможной степени своего совершенства; законы успевают тогда сами собою; религия в величестве своем исполнена простоты, пребывает тем, чем вечно бы ей быть надлежало, то есть душою всякой добродетели и твердым успокоительным предметом духа; науки делаются неисчерпаемыми источниками действительных выгод для государства; художества украшают жизнь, дают благородство чувствию, становятся ободрительными средствами добродетели; всякий отдел граждан пребывает верен своему определению; и всеобщее трудолюбие подкрепляемое умеренностию и добрым домостроительством, доставляет и самому многочисленному народу безопасность от недостатка и довольствия своим состоянием 275 .

Важнейшим элементом нравственного воспитания является воспитание сердца:

Никакой человек не может быть ни довольным и счастливым, ни добрым гражданином, если сердце его волнуется беспорядочными пожеланиями, доводящими его либо до пороков, либо до дурачеств; если благополучие ближнего возбуждает в нем зависть, или корыстолюбие заставляет его домогаться чужого мнения, или сладострастие обессиливает его тело, или честолюбие и ненависть лишают его душевного покоя, без которого не можно никакого иметь удовольствия, или, наконец, если сердце его столь скудно чувствованиями религии, что помышление о смерти ввергает его в уныние без всякой надежды; а все сие зависит от образования сердца в юношестве. Из сего следует вторая главная часть воспитания, имеющая предметом образование сердца и называемая учеными нравственным воспитанием 276 .

Наконец, воспитание должно иметь практическую направленность, поскольку «мало отвлеченно высказывать известные моральные положения, нужно их внедрить в общество путем систематического воспитания его нравов, его вкусов, его умственных запросов».

Большая роль в организации московских масонских лож, в философском оформлении идей русских масонов принадлежит Иоанну Георгу (Ивану Григорьевичу) Шварцу. Он родился в Трансильвании в 1751 г. Других сведений о его жизни до приезда в Россию не обнаружено. В 1776 г. князь И. С. Гагарин, путешествуя по Германии, познакомился со Шварцем и пригласил его в качестве гувернера к детям А. М. Рахманова, жившего в Могилеве. В одном из посещений Москвы Шварц знакомится через В. И. Майкова с князем Н. Н. Трубецким, который принял его в масонскую ложу. Вскоре с разрешения И. П. Елагина Шварц в Могилеве создает свою ложу.

В 1779 г. после смерти Рахманова он переезжает в Москву и при содействии куратора М. М. Хераскова получает должность преподавателя немецкого языка в Московском университете, а после создания при университете педагогической семинарии становится ее куратором. Тогда же он издал своеобразное учебное пособие «Начертание первых оснований немецкого слога для употребления в публичных лекциях при Императорском Московском университете» (в 2 ч., М., 1780), в котором заявил, что успешное изучение языка должно быть на «философических науках», дающих возможность получить «через них хорошие и ясные понятия и полезные истины, исправляющие разум и рассудок, приуготавливающие силы наши к размышлению». В 1780 г. Шварц получает должность ординарного профессора философии и беллертов, т. е. изящной словесности. По его инициативе в 1781 г. создается Собрание университетских питомцев. «Это студенческое общество, – пишет В. О. Ключевский, – имело целью образование ума и вкуса своих членов, их нравственное усовершенствование, упражнение в человеколюбивых подвигах. Студенты на заседаниях читали и обсуждали свои литературные опыты, произносили речи на моральные темы, задумывали издания с благотворительною целью. Все это, конечно, было молодо, суетливо, немножко нервозно; молодежь больше чувствовала, чем познавала науку. Но по-тогдашнему и это разве было мало? В штатных лампах науки, прежде больше декорировавших, чем освещавших университетские стены, что-то затеплилось: дайте срок – они разгорятся.

Среди студентов стали зарождаться нравственная товарищеская солидарность, наклонность к размышлению, некорый навык самонаблюдения и та способность загораться от идей, которая, как фонарь впотьмах, предшествует исканию истины». Одновременно Шварц издает «Московскую немецкую газету», в которой публикует свои статьи. В 1780 г. он становится членом масонской ложи «Гармония», одним из организаторов Дружеского ученого общества, с одним из членов которого, П. А. Татищевым, уезжает в Германию. В 1781–1782 гг. Шварц посещает масонские центры Германии и при содействии герцога Брауншвейгского добивается на Вильгельмсбадском конвенте независимости русского масонства. Его назначают канцлером провинциального капитула.

В Германии Шварц был посвящен в розенкрейцеры. Вернувшись в Москву, он задумал учредить орден Златорозового Креста и свое намерение осуществил.

Университетский курс эстетической критики Шварца пользовался у студентов большим успехом. В этом курсе «Шварц излагал теории древних (Аристотель, Цицерон, Гораций, Квинтиллиан) и новейших (Буало, Баумгартен) философов и поэтов. Многие из этих имен впервые прозвучали в стенах Московского университета. Свои слова он иллюстрировал многочисленными примерами из европейской культуры, одновременно сравнивая произведения литературы с живописью, скульптурой, архитектурой и сопровождая анализ общими рассуждениями о границах познания, о возможностях человеческого ума. Шварц впервые в России прививал своим студентам цельное мировоззрение, что стало началом формирования духовного облика русской интеллигенции». Одновременно с 3 сентября по 31 декабря 1782 г. Шварц по воскресеньям читал курс «О трех познаниях: любопытном, приятном и полезном», а с 17 августа 1782 г. по 5 апреля 1783 г. у себя на дому для желающих прочел курс «Философия истории». Такая популярность Шварца не нравилась куратору университета И. И. Мелиссиано, который считал, что в своих лекциях он пропагандирует идеи масонства, хотя сам профессор всегда подчеркивал свою приверженность христианству. Шварц вынужден был уйти в отставку. Собрание университета согласилось с этой отставкой и присудило ему звание почетного профессора Московского университета. 17 февраля 1784 г. Шварц скончался в Очаково, имении князя Н. Н. Трубецкого. Похоронен он был по православному обряду.

Лекции, в которых Шварц излагает свои представления о Боге, мире и человеке, сохранились. На их особенности обратили внимание уже его современники. «В то самое время, – вспоминал о нем А. Ф. Лабзин, – когда модные писатели поглощались с жадностию незрелыми умами, он принял на себя благородный труд рассеять сии восстающие мраки и без всякого иного призыва, по сему единственно побуждению, в партикулярном доме открыл лекции нового рода для всех желающих. С ними разбирал он Гельвеция, Руссо, Спинозу, Ла Метри и пр., сличал их с противными философами и, показывая разность между ними, учил находить достоинство каждого. Главное и для тогдашнего времени поразительное явление было то, с какою силою простое слово его исторгло из рук многих соблазнительные и безбожные книги, в которых, казалось, тогда весь ум заключался, и поместило на место их святую Библию».

Опираясь на идеи Я. Беме и его «Misterium magnum», а в некоторых случаях дополняя их, Шварц излагает свои представления о Боге, мире и человеке и возможностях их познания. По его мнению,

…натура составляет цепь существ, превышающих одни других в чистоте и достоинстве, то, чтобы познать цепь сию, надлежит нам зачать свои изыскания от видимых и известных нам вещей и, дойдя до познания, где кончится видимость или материя, стремиться к познанию невидимого или духовного. Человек есть совершеннейшее из видимых существ. Под ним идут: животные, которые так же, как и он, родятся, питаются, движутся, живут, плодятся и умирают. Потом идут растения, которые также питаются воздухом, живут и умирают. За ними металлы и камни, которые растут и питаются внутри земли. Потом элементы, как-то: огонь, вода, воздух, земля и, наконец, хаос или царство Люцифера. Из всего материального человек сотворен материальный и все имеет в себе. Что же касается до духовных существ, то сказывают, что самое последнее из них есть внутренний человек или тот «Я», о коем мы говорили; потом иерархии сил небесных; а выше всех оных есть Дух духов, Существо существ, Источник всяческого, Сила, проникающая через все, Которого называем мы Бог. До сих-то последних познаний человек стремиться должен для вечного своего блага, ибо он в здешней жизни только путешественник, а в будущей – гражданин 282 .

Весь мир имеет видимое (материальное) и невидимое (духовное) начало. Человек же, по мнению Шварца, имеет три начала: дух, полученный от Бога, душу – самостоятельное, только ему присущее начало; и тело, полученное от природы. Такое соединение необходимо для каждого из них: тело не может жить и расти без души, душа не может проявить своих качеств без тела, а дух проявляет себя только в душе. Но сочетание их в человеке различно, что определяет ценность и своеобразие личности.

Человек также содержит три «света», соответствующего трем началам: 1) свет натуры, или свет тела; 2) свет душевный, т. е. разум; 3) свет Божественный, или Святой Дух. Свет натуры – «источник жизни всех сотворенных материальных вещей, действующая сила». Он соответствует «сладкому ощущению собственного бытия». Этот свет – воплощение познания природы, но это лишь первый этап познания. Более высокая степень премудрости – познание света душевного, присутствующего в «невидимых тварях» – ангелах, духах, человеческих душах. Свет этот скор и «проницающ, яко мысль». Только будучи озаренными этим светом, мы сможем постичь содержание их поучений. Высшей субстанцией света является Божественный свет, и имеющий его в себе есть истинный богослов: он понимает Бога и может беседовать с ним, «как с другом», постоянно ощущая в себе его присутствие. Знание, постигаемое таким образом, это «сердечное», не доказываемое знание, полное и непосредственное.

Познание посредством разума возможно, но недостаточно, поскольку человек в этом случае познает только телесное. Истинное же познание – это озарение, снисхождение Божественного блага, дающего свет просвещения. В своих лекциях Шварц говорил о существовании трех видов познания: любопытного, полезного и приятного. Самым главным для человека являлось полезное познание, своеобразный этап на пути познания Божества, целесообразность познания природы доказывало наличие Великого архитектора – Бога. Полезное познание учило «истинной любви, молитве и стремлению духа к высшим понятиям. Чрез сие последнее познание начинает человек постигать, что он есть, из чего и к чему стремиться должен. До сего полезного познания, чтоб достигнуть человеку, надлежит обратиться на самого себя и приметить, что есть у него орудия для действия и есть такая внутренняя сила, которая сими орудиями действует». Познание внешнего мира подводит человека к самопознанию – «знанию начал, какие обитают в человеке, знанию его отношения к Богу и к ближним». А чтобы познать самого себя, нужно «просветить» свою волю и совесть, направить их на добрые дела. Таков был завет масона И. Г. Шварца не только братьям-масонам, но и молодым слушателям его лекций.

 

Глава 6

ФИЛОСОФИЯ РУССКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в

Восемнадцатый век – век русской просветительской философии. С этим соглашаются все историки русской мысли, но они до сих пор спорят об определении просветительства и его периодизации. Одним из первых свою позицию определил П. Н. Берков, предложивший разделить просветительство, под которым он понимал философско-просветительские течения, считавшие распространение знаний и просвещение в широком смысле слова средством улучшения жизни общества, и Просвещение как один из этапов просветительства. Просветительство в России, по его мнению, имело четыре этапа развития. Первый – «раннее просветительство», существовавшее во второй половине XVII в., его идеи обнаруживаются в трудах С. Полоцкого, С. Медведева, К. Истомина. Второй – петровское время «просвещенного абсолютизма» и секуляризма, идеологию которого защищал Ф. Прокопович. Третий – «переходный» этап от петровских преобразований до воцарения Екатерины II. В это время шла борьба за сохранение Петровских реформ, осуществлялась пропаганда идей естественного права, утверждающихся в трудах А. Кантемира, В. Тредиаковского, М. Ломоносова. Четвертый – собственно Просвещение с середины 1760-х гг. до появления радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву». Это период французского вольтерианства.

В последующие годы утвердилось разделение русского Просвещения на два лагеря – либеральный и радикальный. Впрочем, имелась и другая точка зрения. Например, Е. Г. Плимак называл их иначе: демократический и революционный, с одной стороны, и дворянский – с другой. Наряду с ними существовали еще самостоятельные течения политической мысли: 1) дворянско-аристократическое (его идеологами были Щербатов и Панин); 2) просвещенного монархизма (во главе с Екатериной II) и 3) религиозно-православное.

Свою точку зрения на русское Просвещение и его периодизацию отличную от предыдущих, имеет В. Ф. Пустарнаков. По его мнению,

…далекая предыстория русского Просвещения, русского люмьеризма начинается тогда, когда в России XVII – первой половины XVIII в. появились раннебуржуазные идеи, сходные с ренессансно-гуманистическими идеями, представлявшими первую форму буржуазного Просвещения. К тому времени относится также распространение буржуазных идей постренессансного и просветительского (протопросветительского) типа, особенно версий теории «естественного права», «общественного договора», «просвещенного абсолютизма» в духе Гроция – Пуфендорфа, а также философских идей в духе классической философской рационалистической метафизики XVII в. (картезианство, вольфианство): Ф. Прокопович, Г. Бужинский, И. Т. Посошков, А. Д. Кантемир, В. Н. Татищев, Л. Эйлер, М. В. Ломоносов.

Непосредственная предыстория русского Просвещения начинается с момента, когда в Россию второй половины XVIII в. стали проникать сочинения и идеи классиков западноевропейского Просвещения – Локка, Вольтера, Монтескье, Гельвеция, Гольбаха, Дидро, Руссо и др., оказавших в той или иной степени влияние на все основные течения тогдашней русской мысль вплоть до официальной идеологии самодержавия (Екатерина II) и консервативных дворянско-аристократических мыслителей (М. М. Щербатов) и масонов 287 .

При этом «никто даже из самых прогрессивных русских мыслителей вплоть до 40-х гг. XIX в. не был и не мог стать просветителем в полном и строгом смысле этого слова, который бы по совокупности принципов мог бы быть типологически сходным с классиками французского Просвещения. Лишь немногие мыслители второй половины XVIII в. – 30-х гг. XIX в. сравнительно близко подошли к классическо-просветительскому типу мировоззрения: Я. П. Козельский, А. Н. Радищев – в XVIII в., И. П. Пнин, В. В. Попугаев, А. С. Кайсаров, А. П. Куницын – на рубеже XVIII–XIX вв.». Век Просвещения в России, по мнению Пустарнакова, наступает в 40-е гг. XIX в. с началом деятельности революционных демократов во главе с Н. Г. Чернышевским.

А для второй половины XVIII – начала XIX в. он оставляет понятие «дворянское просвещение», объединяющее многих русских мыслителей этого периода, «испытавших влияние западноевропейских просветительских идей или сформировавших аналогичные идеи под воздействием русской действительности (“вольтерианство” XVIII в.)».

Учебник «История русской философии» под редакцией М. А. Маслина (М., 2001) и энциклопедия «Русская философия» (М., 2007) понятие философия русского Просвещения не использует и не обсуждает. Однако мы считаем, что передовые русские мыслители второй половины XVIII в. в полной мере демонстрируют свой потенциал просветительских идей: антиклерикаризм, деизм, гуманизм, непререкаемая вера в могущество разума и возможности научного знания. Этому способствовало открытие Академии наук, расширение светских учебных заведений, открытие университетов при Академии в столице и в Москве, практика посылки молодежи в европейские университеты. Просветительская идеология укрепила научное мировоззрение, понизив влияние религии. «Просветительская идеология давала настолько мощный побудительный импульс, что ее влияние практически было общезначимым: оно захватывало и самые консервативные, а то и реакционные слои, и самые радикальные, временами полностью определяя судьбу тех или иных представителей социальных групп страны». Теперь уже и религиозная идеология с необходимостью оказывалась включенной в решение многих проблем повседневности. «В церковных и околоцерковных кругах возникали идейные течения, решавшие задачи просветительства. При этом теологическая форма идей часто не столько камуфлировала, сколько подчеркивала их светское содержание. На передний план выступали политические, философские, естественно-научные, правовые и этические проблемы, теснившие на задний план вопросы догматического богословия, точнее – собственно религиозную проблематику. Под влиянием этой тенденции в значительной мере находились представители и официальной (академической), и неофициальной, частью стихийно выраженной, философской мысли».

Во второй половине XVIII в. существенной чертой теоретического знания стал энциклопедизм. Русские ученые проявили себя во многих областях знания, занимаясь одновременно математикой, астрономией, физикой, интеграцией их в цельное знание. Д. С. Аничков, Я. П. Козельский, С. Е. Десницкий и другие в своих философских трудах опирались на данные естественно-научного знания, имеющего в традициях трудов Ломоносова связь с практикой повседневности.

В силу особенностей социального развития России всестороннее осмысление приобретают гуманистические идеи Просвещения и главная из них – проблема человека, которая получила статус базисной, энциклопедической, объединяющей многие философские проблемы, опирающиеся на данные гуманитарных и естественных наук. Во второй половине XVIII в. появляются значительные философские сочинения с оригинальной трактовкой проблем познания, человека, его социального бытия. Все больше утверждается самостоятельный путь развития русской философии, появляется университетская философия, складывается отечественная философская терминология. Самыми известными русскими философами-просветителями второй половины XVIII в. считаются Н. Н. Поповский, С. Е. Десницкий, Я. П. Козельский, Н. И. Новиков, И. А. Третьяков и др. Многие из них связали свою деятельность с Московским университетом. Первым профессором, читавшим философский курс в нем, был ученик Ломоносова Н. И. Поповский.

Николай Никитич Поповский родился в 1730 г. в Москве в семье священника Никиты Волкова. Первоначальное образование получил в Славяно-греко-латинской академии. По рекомендации В. К. Тредиаковского весной 1748 г. его приняли в студенты Петербургского академического университета.

Во время учебы в нем Поповский проявил склонность к гуманитарным наукам, а в мае 1750 г. в доношении в Канцелярию Академии наук выразил желание посвятить себя изучению философии. С 1751 г. его научным руководителем становится М. В. Ломоносов, который в своих годовых отчетах высоко оценивал успехи своего ученика. Под его руководством Поповский переводит «Искусство поэзии» Горация, изданное Академией наук в 1753 г. под названием «Письмо о стихотворстве», и философскую поэму английского поэта Александра Попа «Опыт о человеке». Об этом переводе Ломоносов писал И. И. Шувалову: «Получив от студента Поповского перевод первого письма Попиева Опыта о человеке, не могу преминуть, чтобы не сообщить… В нем нет ни единого стиха, который бы мною был исправлен. Я весьма опасаюсь, чтобы его в закоснении не оставили. Он давно уже достоин произведения. Ныне есть место ректорское в гимназии… которое он весьма способно управлять может, зная латинский язык совершенно и при том изрядно разумея греческий, французский и немецкий; а о искусстве в российском сей пример об нем свидетельствует». По рекомендации Ломоносова Поповский в 1753 г. был произведен в магистры, его назначили конректором (старшим надзирателем) и преподавателем академической гимназии. Спустя два года его и нескольких других учеников Ломоносова (А. Барсова, Ф. Яремского, А. Константинова) вызвали в Москву во вновь учрежденный университет. В 1756 г. Поповский становится профессором элоквенции (красноречия) философского факультета и ректором и преподавателем философии университетской гимназии. Менее пяти лет проработал он на этих должностях. Скончался Н. Н. Поповский 13 февраля 1760 г. Теоретическое наследие философа невелико: кроме перевода «Опыта о человеке» А. Попа (издавался четырежды), од Горация, книги Д. Локка «Мысли о воспитании детей» (издавалась дважды) и вступительной лекции к курсу философии, который он начал читать в университете в августе 1755 г., а также «Письма о пользе наук и о воспитании во оных юношества» (1756), других публикаций у него нет. Все свои бумаги, в том числе собственные произведения и переводы, по свидетельству Н. Новикова, он сжег незадолго до смерти.

В «Речи, говоренной в начатии философических лекций», которая была отредактирована Ломоносовым перед ее публикацией в «Ежемесячных сочинениях», Поповский называет философию «матерью всех наук и художеств». Предметом философии является «все что ни есть в земле, на земле и под землею». Философ утверждает: «Нет ничего в натуре толь великого и пространного, до чего бы она своими проницательными рассуждениями не касалась. Все что ни есть под солнцем, ее суду и рассмотрению подвержено; все внешние и нижние, явные и сокровенные созданий роды лежат перед ее глазами. От нее зависят все познания; она мать всех наук и художеств». Более того, «хотя она в частные и подробные всех вещей рассуждения не вступает, однако главнейшие и самые общие правила, правильное и необманчивое познание натуры, строгое доказательство каждой истины, разделение правды от неправды от нее одной зависят».

В конце своей речи Поповский обратил внимание на трудности изучения философии. Главная состоит в том, что для того чтобы хорошо изучить философию, необходимо «пять или больше лет употреблять на изучение латинского языка». Латинский язык нужен для изучения античной философии, но не более того. Например, «дети» философии «арифметика, геометрия, механика, астрономия и прочие» давно излагаются на разных языках, в том числе на русском. «Век философии не кончился с Римом… – говорил Поповский, – мы причиняем ей великий стыд и обиду, когда думаем, будто она своих мыслей ни на каком языке истолковать, кроме латинского, не может». Философ уверяет: «Нет такой мысли, кою бы по-российски изъяснить было невозможно». И далее особо подчеркивает важность вопроса о философской терминологии: «Что ж до особливых надлежащих к философии слов, называемых терминами, в тех нам нечего сомневаться. Римляне по своей силе слова греческие, у коих взяли философию, переводили по-римски, а коих не могли, то просто оставляли. По примеру их то ж и мы учинить можем».

Целый год Поповский читал свой курс философии на русском языке. Немецкие профессора Рейхель, Дилтей, Шаден убедили куратора университета И. И. Шувалова в необходимости преподавания всех дисциплин на латинском языке, чтобы студенты могли приобщаться к европейской науке. Через год преподавание философии в университете перешло к приглашенному из Штутгарта профессору И. Фромману, который читал лекции уже на латинском языке. Заслуги Поповского не были забыты, он «первым в России Нового времени заслужил неофициальное звание “русский философ”».

Яков Павлович Козельский родился в 1728 г. в местечке Келеберда на Украине в семье сотника Полтавского полка. Учился в семинарии при Киевской духовной академии, где «постиг основы латыни». После окончания в ней курса риторики в 1750 г. Козельский поступил в гимназию при Академии наук в Петербурге. За два года пройдя весь курс гимназии, он был переведен в разряд студентов академического университета, в котором проучился пять лет, получив солидную подготовку по естественным наукам и философии, которую читал вольфианец профессор Браун. Можно предполагать, что слушал он и Ломоносова, который в эти годы в университете читал лекции по экспериментальной физике.

С 1757 по 1766 г. Козельский находился на военной службе: был гренадером Преображенского полка, преподавал математику в Артиллерийской школе, где в 1764 г. получил звание инженеркапитана. Там же он издал две учебные книги: «Арифметические предложения» и «Механические предложения». Отличное знание латинского, немецкого и французского языков позволило ему выступить переводчиком нескольких книг: «История славных государей и великих генералов с рассуждениями о их поступках и делах» (СПб., 1765); «История датская» Голберта (СПб., 1765– 1766); «Государь и министр» Ю. Мозера (СПб., 1766); «История о переменах, происходивших в Швеции» аббата Верто (СПб., 1764–1765).

С 1766 г. Козельский в чине надворного советника работает секретарем в Сенате и готовит главную свою философскую книгу – «Философические предложения», которую издает в 1768 г. Через два года по предложению Собрания, старающегося о переводе иностранных книг, Козельский переводит и издает в 1770 г. два тома переводов из знаменитой французской «Энциклопедии» Дидро – «Статьи о философии и частях ее из Энциклопедии» и «Статьи о нравоучительной философии и частях ее из Энциклопедии». В 1770 г. Козельский переводится на работу в Малороссийскую коллегию в г. Глухове, где он проработал до 1778 г. Уйдя в отставку, он поселяется там же, на Украине, в принадлежащем ему селе Крутой Берег. Там он написал свою вторую философскую книгу – «Рассуждения двух индийцев Калана и Ибрагима о человеческом познании» (СПб., 1788), которая имела характер компилятивного энциклопедического справочника по различным естественным наукам.

В 1788 г. Козельский вновь возвращается в Петербург. Его имя значится среди сотрудников Комиссии для составления проекта нового Уложения, инспектора гимназии для чужестранных единоверцев. Скончался Я. П. Козельский предположительно в 1794 г. С его именем связаны два обстоятельства, требующих разъяснения. У него был старший брат – тезка, депутат, участник Уложенной комиссии 1767 г., которого до сих пор принимают за Козельского – писателя и переводчика. Второе обстоятельство связано с изданием в 1788 г. Козельским книги «Рассуждения двух индийцев». Параллельно была издана книга «Китайский философ, или Ученые разговоры двух индийцев Калана и Ибрагима о человеческом познании», написанное без имени автора «иждевением» известного русского врача Н. М. Максимовича-Абодика. При этом указывалось, что книга – это переложение «на российский язык». Сейчас доказано, что оба издания принадлежат Я. П. Козельскому.

Приступая к изложению своих философских представлений, Козельский определяется с их источниками: «Я рассуждения мои почерп отчасти из источников натуры, а отчасти у ее фаворитов, а у тех писателей, которые силятся вотще подвергнуть своим законам натуру, мало заимствовал». Среди «фаворитов» он называет Руссо, Монтескье, Гельвеция и Шефтсбери, а среди вольфианцев – Готшеда и Баумейстера. Философия, в его представлении, «наука испытания причин истинам». И еще: «Философия… содержит в себе все науки, но, как многие из тех наук сами собою очень пространны, и для того и преподаются особо и вне философии, для которой оставлены одни только генеральные познания о вещах и делах человеческих». А поскольку истиной может быть «как вещь, так и дело», философию Козельский разделяет на теоретическую и практическую: «Та часть философии, которая способствует исправлению нашего разума в познании истин, служащих к познанию добронравия, называется теоретическая, а та часть философии, в которой преподаются правила, по которым человек дела свои и поступки располагать должен, называется практическая, или нравоучительная». В теоретическую философию Козельский включает логику и метафизику, которая, в свою очередь, включает «онтологию, то есть знания вещей вообще, и психологию, то есть науку о духе или о душе». А практическая («нравоучительская») философия состоит из юриспруденции и политики. Обе части не обособлены друг от друга, их связывает человек, часть природы, разновидность «натуры вещей» и самостоятельное, общественное существо. «Дела Божии» философы не рассматривают. Об этом Козельский пишет так: «Философы рассуждают о свойствах и делах Божиих, а мне думается, что это они предпринимают излишнее и не сходное с силами их разума дело».

Будучи сторонником четких определений, Козельский понятийный аппарат философии выстраивает почти лапидарно. Так, предмет онтологии – вещь и ее принадлежности, а «вещь называется то, что есть возможное», что существует, шире – может быть. Бытие же («существо вещи») – это состояние (existentia), способность к действию или страданию. А «действие вещи есть перемена состояния ее, которой причина находится в самой переменной вещи… Страдание вещи есть перемена состояния ее, которой причина находится вне переменной вещи…». Вещи отличаются друг от друга по их «существу»: «свойства вещи от существа ее отделиться не могут, что они суть необходимые, вечные, непременные и незаимствуемые, а случайности вещи от существа ее отделиться могут». Вещество Козельский определяет как материю или состав, т. е. то, из чего состоит «вещь». Ей принадлежит пространство, время, причина.

Проблемам познания Козельский посвящает вторую главу «Логики» – «Об употреблении сил человеческой души к познанию истины». Цель познания – истина. Она бывает троякая: естественная (натуральная), нравоучительная и логическая. «Истина натуральная есть та, когда какая вещь имеет в себе то, что к существу ее требуется… Ежели мы говорим то, что думаем, то это будет нравоучительная истина, а когда мы какую вещь так себе в мыслях представляем, какова она есть в своей натуре, то это будет логическая истина». Козельский – сенсуалист, поскольку считает, что «все познание человеческое начинается от чувств». Познание истины достигается двумя способами: или через опыт, или через умствование или доказательство, причем «одни истины познаем мы чувствами, другие – рассуждениями, а иные, как, например, математические, – многими умствованиями». Познания он делит на «нижнее», общее человеку и животным; ему «принадлежат способности чувствования, воображения и памяти», и «вышнее», которое принадлежит человеку и дает «явственное» представление истины; ему принадлежит воображение, разум и ум. При этом «ум от разума отличается, как слово уметь от слова разуметь, то есть когда кто умеет какое дело, то это будет большая степень его знания, нежели как когда он только разумеет».

Вторую половину «Философических предложений» Козельский посвящает «философии нравоучительной», которую определяет как «науку искания благополучия». Ее он разделяет на юриспруденцию и политику. В юриспруденции философ является сторонником естественного права и договорного происхождения государства. Право понимается им как единство морально-правовых норм, оно ориентировано на достижение добра. Источником права является Бог, который организовал ее деление на право Божественное, естественное, всемирное и гражданское. Все эти разновидности права определяют отношения зависимости человека в различных обстоятельствах его жизни, выраженные в форме законов – как ненаписанных (законы естественного права), так и общественных (законы, регулирующие общественные отношения). Последние зависят от людей, пишутся людьми и, как правило, для защиты имущих классов.

В состав «философии нравоучительной» входит и политика, которая, по определению Козельского, «есть наука производить праведные намерения самыми способнейшими и праведными средствами в действо». Она бывает частной, как искусство добродетельно относиться к другим людям, и начальственной, как управление «начальствующими особами» своими подчиненными так, чтобы они их любили и почитали. Начальственная политика заботится о внутреннем и внешнем благополучии общества, ею определяются формы правления государства. Таких форм четыре: демократическая, в которой сам народ устанавливает законы общежития; аристократическая, в которой обществом управляет сенат; деспотическая, в которой народом управляет один человек по своей воле; монархическая, в которой управляет царь, руководствуясь законами. Козельский неявно предпочтение отдает республиканской форме государственного устройства. «В республиканском правлении общая польза есть основание всех человеческих добродетелей и законодательства», – утверждает он. А к монархическому правлению у него двойственное отношение. Хотя оно основано на неравенстве людей и в нем «не можно быть добродетельным людям», у него есть перспективы достойного развития. Для этого наряду с функционированием «справедливых законов» необходимо организовать такое воспитание людей, которое ориентировало бы на должное соответствие их труда и его пользы для общества. Но при этом для всех людей труд должен быть «уравненный». Он пишет: «…хотя я и советую иметь трудолюбие, но не чрезвычайное, которое может укорить жизнь человеку. Мне думается, что для труда человека довольно восьми часов в сутки, другие восем часов может он употребить на одеянье, кушанье и забаву, а третьи восемь часов на сон». Для своего времени эти и подобные заявления русского просветителя имели как минимум антикрепостническую направленность.

Семен Ефимович Десницкий происходил из мещанского сословия. Он родился предположительно в 1740 г. в г. Нежине. Первоначальное образование получил в Троицкой семинарии. После ее окончания в 1759 г. поступил в гимназию при Московском университете. Через год он был переведен в студенты университета. По решению Академии наук Десницкого и И. А. Третьякова в 1761 г. командировали в университет г. Глазго, где они изучали математику, медицину, юриспруденцию, слушали лекции Адама Смита по «нравственной философии». В 1765 г. Десницкий получил звание «магистра свободных наук», а в 1767 г. был удостоен ученой степени доктора гражданского и церковного права и звания английского гражданина.

После возвращения на родину и сдачи контрольного экзамена по праву Десницкий начинает читать лекции по «римскому праву применительно к русскому» вначале на латинском, а с 1768 г. – на русском языке. С 1768 по 1787 г. он занимал должность профессора юриспруденции и с 1783 по 1786 г. – преподавателя английского языка. 21 октября 1783 г. на первом торжественном заседании вновь открытой Российской академии Десницкого избрали академиком. По болезни он вышел в отставку и через два года, 15 июня 1789 г., скончался.

Научное наследие Десницкого невелико. Это прежде всего восемь речей, произнесенных на торжественных актах университета. Самые известные из них: «Слово о прямом и ближайшем способе к изучению русской юриспруденции» (1768), «Юридическое рассуждение о начале и происхождении супружества» (1775), «Юридическое рассуждение о разных понятиях, какие имеют народы о собственности имения в различных состояниях общежительства» (1781). Ему принадлежат переводы трудов двух английских юристов: «Наставление земледельское» Т. Бодуэна (1780) и трехтомник У. Блэкстона «Истолкование английских законов» (1780–1782), а также «Представление об учреждении законодательной, судительной и наказательной власти в Российской империи» (1768), которое нашло отражение в Наказе Екатерины II (прил. 2).

Философом в традиционном смысле Десницкий не был: у него нет работ и высказываний, посвященных философским понятиям, кроме «нравоучительной философии». Вместе с тем как профессор юриспруденции он неоднократно высказывался об общих проблемах обществоведения. К примеру, своеобразным манифестом новых представлений в области гуманитарных наук является речь Десницкого «Юридическое рассуждение о пользе знания отечественного законоискусства» (1778), в которой он определяет новые начала изучения как права, так и общественных явлений вообще. Их три: 1) необходимость руководствоваться общей теорией права («права естественного») как выражением вечных ценностей для всех народов; 2) требование сравнительно-исторического подхода к изучению закономерностей общественного развития отдельных социальных институтов для уяснения «пользы и причин» их образования; 3) практически ориентированное изучение действующего отечественного «права и правления» при имеющейся возможности конкретного применения этих знаний.

В своих речах Десницкий рассматривает проблемы не только юриспруденции, но и общественного развития, его институтов: частной собственности, государства, семьи, их зависимость от изменения форм «общежительства». Причинами изменения этих форм, по его мнению, является постоянно совершенствующаяся хозяйственная деятельность людей. В зависимости от этого история человечества распадается на четыре периода («состояния») и «по оным четверояким народов состояниям мы должны выводить их историю, правление, законы и обычаи и измерять их различные преуспевания в науках и художествах». Первый период – первобытное состояние народов, живущих ловлей зверей и питающихся плодами, самозарождающимися на земле. Второй период – состояние народов, занимающихся скотоводством (пастушеством). Третий период – состояние народов, занимающихся хлебопашеством. Четвертый период – коммерческое состояние людей. Первые два периода Десницкий считает периодами «дикости» и «варварства», третий он сближает с «феодализмом», а четвертый утверждает как прогрессивный и «просвещенный».

Образование каждого из периодов, их эволюцию он связывает с развитием понятия «собственности имений», права распоряжаться ею, взыскивать ее, отчуждать. Основа собственности – труд, который сам претерпевает изменение в ходе социальноисторического развития. Частная собственность существовала не всегда. Когда человек находился в «первоначальном состоянии», у него не было постоянного места жительства, он затрачивал «немного труда на получение необходимых ему продуктов», их употребление было «общее всем». А если у людей «не имеется в вещах раздельного владения, то им и различие того, что твое и мое, мало вразумительно». У них не было необходимости отчуждать «свою» вещь, поскольку избыточности прибавочного продукта не было. В пастушеском состоянии человек уже владел стадами различных животных, у него было больше возможностей удовлетворить свои потребности, но земля, на которой паслись стада, не была его собственностью, а у человека не было предметов, которые были результатом его личного труда.

Право собственности, как и сама частная собственность, появляется тогда, считает Десницкий, когда возникает развитое земледелие, когда люди приобретают оседлость и на обработку земли затрачивают много труда. «В таком хлебопашественном состоянии каждый человек обрабатывает землю, прикосновенную к своему жилищу, и натурально желает получить на владения оные исключительное и всегдашнее право собственности». Когда же наступает разделение труда, появляются ремесла и художества, начинает развиваться торговля и общество вступает в коммерческое состояние, наступает высшее и наиболее разумное состояние, имеющее современное право собственности. По Десницкому, частная собственность является главным стимулом общественного развития, с ней он связывает появление власти и государства по принципу: какая собственность, такое и государство.

На ранних стадиях жизнедеятельности людей власть была у обладающих физической силой, «превосходных качеств телесных». Человек «по принуждению поддается сильному и покоряется, опасаясь в противном случае худых следствий». На следующем этапе, когда развиваются ремесла и торговля, предпочтение получает «премудрость, хитрость и прозорливость». В этом случае «уважение и преимущество над всеми», власть получают люди, обладающие исключительными умственными способностями (философы, генералы, придворные). Физическое превосходство уже малозначительно. Наконец, когда появляется развитая частная собственность, возникает имущественное неравенство, власть переходит к людям, обладающим «изобилием всего». С появлением собственности на землю Десницкий связывает появление государства. «Начало и происхождение собственности в возвышенном состоянии народов соединено с непосредственным происхождением и самых правлений государственных, и от введения собственности в земле родились оные древние европейские баронские и маркграфские чиноначальства… Словом, от сего начала происходило во всех первоначальных европейских государствах федеральное правление…»

С изменением форм собственности Десницкий связывает происхождение и развитие моногамной семьи, посвятив ей специальную работу – «Юридическое рассуждение о начале и происхождении супружества у первоначальных народов и о совершенстве, к какому оное приведенным быть кажется последовавшими народами просвещеннейшими» (1775). Хорошо понимая, что до современного состояния супружества «народы не инако, как множеством веков доходят», он рассматривает исторические этапы его становления, сопоставляя их с четырьмя основными этапами жизни народов. На первом этапе звероловства, когда все нужное для жизни добывалось большим трудом, «смешение… обоего пола невозбранное» было, поэтому «никакого порядочного супружества» не наблюдалось. В этот период жена «по слабости своего сложения мужу не токмо не могла быть помощницею, то паче обременением», что обусловило ее приниженное состояние.

На этапе пастушества женщины «для хозяйства оказались полезными, и сия первая происходящая от них польза была первым введение супружества». Семья возникает, но «супружество по большей части состояло во множестве и нетерпимом в христианстве смешении». Парный брак («порядочное супружество») возникает на этапе земледелия, когда мужчине в его значительно усилившейся деятельности потребовался постоянный и надежный помощник, т. е. «в таком сельском состоянии не столько любовь обоего пола взаимная, сколько происходящая от общежития мужа и жены польза была причиною первоначального порядочного супружества». На этапе «коммерческого состояния» женщина становится равной мужчине, но скорее юридически, чем реально, а «по причине достатка, изобилия и роскоши» супружество иногда «на развратное мужа и жены житие похожим примечается». Происхождение и развитие семьи, как видим, Десницкий связывает не с существующими религиозными традициями, а с эволюцией хозяйственной деятельности людей. С ней же он связывает положение женщины в обществе. Только в современном обществе женщина становится «независимою от мужа»: «в наши времена первое о воспитании их всеми прилагается старание и столиким успехом, что многие, к бессмертной славе своего пола, нимало мужскому не уступающими в науках доказали себя пред всем ученым светом…».

Десницкий-просветитель во многих своих речах высоко оценивает прогрессивное развитие русского народа, утверждая, что «своею ныне силою и могуществом он отворяет и морем и землею новый проход на иной свет (через Северный Ледовитый океан на дальний Восток и в Америку. – Авт.) и своим любопытством и изысканием он хочет свету доказать, сколько росс один в состоянии обитать и в самых неприступных народам странах. Сии исполнив желания и принесши воздаяние совершителю толиких благ, россы, шествуйте в другой храм славы!». Не менее значительные успехи ожидает развитие отечественной науки: «Несравненно большего откровения во всем мы ожидать должны в предбудущих пространнейших исследованиях преуспеваний народных в различных знаниях, когда… науки больше распространяются, художества процветут и… откроют свету великие дарования сынове российские, которые доставят возлюбленному отечеству мужественную, философскую и научительную ко всему историю и юриспруденцию».

Дмитрий Сергеевич Аничков, сын подьячего Троицко-Сергиевской лавры, родился в 1733 г. После того, как он в Троицкой семинарии окончил курс риторики, в 1755 г. его зачислили студентом вновь открытого Московского университета. В течение нескольких лет за отличную учебу Аничков получал золотую медаль, а на последнем курсе преподавал математику в низших классах университетской гимназии. В 1762 г. он окончил университет; при получении магистерского звания Аничков произнес речь «О мудром изречении греческого философа: рассматривай всякое дело с рассуждением».

В течение 20 лет он преподавал в университете все разделы математики, написал ряд неоднократно переиздававшихся учебников, был одним из создателей математической терминологии. 30 мая 1765 г. Аничков занял университетскую кафедру философии и логики и приступил к чтению философских курсов, вначале на латинском, а затем на русском языке по руководствам вольфианцев Винклера и Баумейстера.

Собственные философские представления он изложил в речах, произнесенных на торжественных актах университета: «Слово о том, что мир сей есть ясным доказательством премудрости Божией…» (1767), «Слово о свойствах познания человеческого и о средствах, предохраняющих ум смертного от разных заблуждений» (1770), «О невещественности души человеческой и из оной происходящего ее бессмертия» (1777), «О превратных понятиях человеческих, происходящих от излишнего упования, возлагаемого на чувства» (1779) и др. Многие из них, в том числе переводы текстов иностранных философов, сгорели при пожаре вместе с библиотекой.

В 1770 г. Аничков начал читать новый курс нравственности, а в следующем году получил звание «публичного логики, метафизики и чистой математики экстраординарного профессора», а звание ординарного профессора получил спустя шесть лет.

Скончался Аничков после продолжительной болезни 30 апреля 1788 г. По его мнению, «должность философа состоит в том, чтобы познавать причины важнейших вещей». Поэтому главной областью философского знания является теория познания. Начав с преподавания математики, Аничков вслед за Х. Вольфом «чистую» математику считал философской дисциплиной, а математическое познание – универсальным. Им он посвятил специальную работу на латинском языке – «Annotationes in logicam, metaphisicam et cosmologicam» (М., 1782). А в одном из своих учебников по математике написал: «Кто будет стараться о том, чтобы иметь подробное понятие о математических истинах, и будет часто упражняться в решении разных задач, тот без сомнения будет участником знатной сей пользы, то есть познает непременно все правила истинной логики и будет потом современным философом».

Гносеологические проблемы Аничков связывает с решением проблем соотношения души и тела. В истории философии решение этой проблемы имело три направления: идеалисты, монисты и дуалисты. По мнению Аничкова, «идеалистами называются те, кои хотя и допускают, что душа человеческая есть невещественная, токмо вещественное бытие мира и тел отвергают, допуская одно идеальное бытие оных», а «монистами именуются те, кои утверждают, что одно только существо находится в свете, и оное или вещественное есть, откуда и произошли материалисты, или невещественное». К дуалистам он относит тех, «кои утверждают, что самою вещию два существа находятся в свете сем, одно вещественное, а другое невещественное». Это картезианцы, «утверждающие соединение души с телом чрез случайные причины»; лейбницианцы, «доказывающие соединение души с телом чрез предустановленное согласие, почему такое их положение и именуется системою предустановленного согласия», и перипатетики, «доказывающие соединение души с телом чрез физическое втечение, почему такое их мнение и называется системою физического втечения».

Отношение ко всем этим направлениям философской мысли у Аничкова различное. Идеалистов он не признает, поскольку, «ежели сказать, что ничего, кроме души, не находится, те идеалисты своим мнением одержат верх над нами», а монисты обоих направлений не правы, поскольку в природе существует как телесное, так и духовное. Картезианцы и лейбницианцы, по его мнению, вопрос о соотношении души и тела не решают, а лишь вуалируют его. Только перипатетики «пред прочими другими положениями имеют преимущества», поскольку, по их мнению, душа, именуясь «формою или видом человеческого тела», проникает и формирует его. При этом «не уничтожается свободная человеческая воля», которая отвечает за избирательное «движение тела», что имеет «сходственность началам богословским». Наконец, «система физического втечения» перипатетиков не противна бессмертию души.

Душа и тело играют большую роль в процессе познания. Человек в состоянии познать вещи внешнего мира. Сам процесс познания Аничков понимает так: познание начинается с чувств («чувства, первые начинают обладать нами») и проходит несколько ступеней «некоторого понимания: воображения, представления и отвлечения (мысли). Повторяя Локка, философ пишет, что мы «не сомневаемся: нет ничего в разуме, чего бы прежде не находилось в чувствах». Рассмотрев различные причины, препятствующие познанию, он приходит к выводу, что в процессе познания душа и тело дополняют друг друга: на чувственной ступени познания оно «состоит в движении при возбуждении телесного органа», на ступени воображения познание «заключается в некотором понимании оного изображения и почитается собственным души», на ступени рассуждения уже душа делает «понятие о вещи». Резюмируя эти представления, Аничков пишет: «Таким образом, душа видит глазами телесными, слышит ухом, говорит языком, а для разумения и памяти употребляет в помощь находящийся в голове мозг, чувства и сердце. И обратно, глаза видят, уши слышат, голова разумеет не по естественному своему сложению, или собственной связи с нею, но силою души, соединенной с телом».

19 марта 1769 г. куратор Московского университета В. Е. Ададуров предложил магистру Аничкову как соискателю профессорского звания доказать «свои к тому способности… ученым сочинением». Чтобы реализовать это предложение, он написал «Рассуждение из натуральной богословии о начале и происшествии натурального богопочитания» и отпечатал его в этом же году в университетской типографии на русском и латинском языках. Тема его сочинения была не новой. За год до этого подобную диссертацию («Невежество, страх и удивление – вот причины всякого суеверия») для защиты представил И. А. Третьяков. Университетская ученая конференция отклонила ее 22 марта 1768 г. Таков же был результат при обсуждении диссертации Д. С. Аничкова 24 августа 1769 г. Профессора Рейхель, Дильтей, Гаст, Барсов, Шаден и Лангер заявили, что «не могут поддержать мнений, которые рассеяны повсюду в розданной сегодня 24 августа латинской и русской диссертации «О начале и происхождении натуральной религии» производимого в ординарного профессора философского факультета г-на магистра Аничкова, и что они здесь торжественно против этих мнений протестуют, ибо от них может произойти что-либо в предосуждение и позор для университета». Четыре профессора (Вениаминов, Десницкий, Забелин и Третьяков) это мнение не поддержали. Конференция постановила: диссертацию исправить и переиздать, а Аничкову профессорское звание не присуждать. Он диссертацию исправил, смягчив ряд положений, вызвавших критику оппонентов. Но и второе издание диссертации, получившее название «Рассуждение из натуральной богословии о начале и происшествии натурального богопочитания», не принесло положительного результата. Более того, университетский преподаватель закона бытия П. А. Алексеев донес об этом сочинении архиепископу Московскому Амвросию (Зертис-Каменскому), а тот, в свою очередь, о диссертации Аничкова написал донос в Синод. В нем он обвинял диссертанта в том, что он «1) явно восстает противу всего христианства, богопроповедничества, богослужения; 2) опровергает Священное Писание и в нем богознамения и чудеса, также рай и ад, дьяволов, соравнивая их хитротворным образом с натуральными или небывалыми вещьми, а Моисея, Самсона и Давида с языческими богами; 3) во утверждение того атеистического мнения приводит безбожного Епикурова, последователя Люкреция, да всескверного Петрония; 4) Положения по № 1, 2, 3, 5, 10 и 11 совсем натуральной и откровенной богословии противны, из коих последние, уничтожая священное Писание и писателей оного, для единого только виду упоминает». В определении Синода многие из названных положений диссертации Аничкова признаны лишь «неосторожными» и «соблазнительными». А его обер-прокурор П. П. Чебышев определил: «Ни в донесении Амвросия, ни в определении Синода не изъяснено, в чем и каким догматам православного закона Аничкова сочинение противно», и решил: «дело надобно оставить без последствий». Восемнадцать лет дело о защите Аничкова хранилось в канцелярии Синода как «нерешенное», после чего было отправлено в архив.

Существовавшая до недавнего времени версия о сожжении диссертации Аничкова на Лобном месте не нашла документального подтверждения.

Свое «Философское рассуждение о начале и происшествии богопочитания у разных, а особливо невежественных, народов» Аничков начинает с утверждения необходимости исследования причин, как «физических», так и «человеческих». По их поводу он пишет: «надлежит нам утвердить свои мысли в том, что нет почти ни одного из знатных действий человеческих такого, которое бы не имело своей побудительной причины… В физических и неодушевленных телах причины скорее познаются и удобнее различаются одни от других; напротив того, причины душевных действий иногда случаются столько содействующими в одной, что ни под каким видом не может бывает узнать, которой из этих должно приписывать больше действия; а иные из сих нередко бывают и такого непостижимого свойства, что в тот же час, как начинаем примечать оные, перестаем и чувствовать действие их». Хорошо понимая, сколь трудно определить причины одного из сложнейших социальны явлений – богопочитания, Аничков опирается на авторитет как древних (Лукреций, Овидий), так и современных (Ломоносов) авторов, свидетельства иностранных и отечественных путешественников. По его мнению, таких причин три: страх, привидение и удивление.

Первую главу диссертации философ посвящает страху. Он как причина «натурального богопочитания» характерен для дикарей, боящихся всего непонятного, заставляет эти пугающие их явления обожествлять, т. е. именно «от страха у непросвещенных народов произошли богами Юпитер, Сатурн, Марс, Нептун, Сатурн и премножество других небесных и преисподных богов. И что подлинно страх и воображение были первые источники такого многобожия». К страху перед непонятным примешивается фантазия, которая это непонятное обожествляет.

Вторая глава названа Аничковым «Привидение», под которым он понимает невещественные фантастические образы, видения, вымыслы. Их невежественные люди принимают за реально существующих демонов, леших, домовых. В результате возникает суеверие, многобожие: «от невежественных привидений больше суеверия, многобожия и зла рождается в свете, нежели от каких других причин».

В третье главе («Удивление») Аничков анализирует обоготворение выдающихся по силе, способностям, ловкости людей, таких как Геркулес, Самсон, Атлас, Голиаф, а также «сами неодушевленные вещи по причине необыкновенных их действий»: «непросвещенные удивляются вещам и оные от удивления боготворят единственно по незнанию точных причин, производящих странные в вещах действия».

Позиция Аничкова в исследовании богопочитания носит двойственный характер. С одной стороны, он оставался верующим христианином и веру защищал, с другой – эта вера ощутимо лишалась святости, противоречила многим церковным догматам. К тому же он изобличал не только языческие верования, но и обман священников в виде плачущих икон и т. п. Только всепроникающее знание, считал он, поможет людям воспринимать Бога «всемогущим и премудрым».

Особое место в истории русской философии второй половины XVIII в. занимает, как бы венчая ее развитие, Александр Николаевич Радищев. Многогранность его таланта нашла выражение в художественных произведениях, работах, посвященных проблемам философии, экономики, права. Его имя связано с возникновением революционной идеологии в России, а философский трактат «О человеке, его смертности и бессмертии» является одним из первых философско-антропологических произведений в русской мысли. А. Н. Радищев родился 20 августа 1749 г. в селе Верхнее Аблязово Саратовской губернии в богатой и культурной помещичьей семье. С 1757 г. он жил в Москве, в семье родственника, М. Ф. Аргамакова, много читал, ему давали уроки профессора Московского университета.

Тринадцатилетним мальчиком Радищева зачислили в пажеский корпус. Это дало ему возможность в числе двенадцати наиболее способных юношей осенью 1766 г. отправиться в Лейпцигский университет для изучения юридических наук.

За границей Радищев много работает, изучает юриспруденцию, историю, философию, естествознание. В ноябре 1771 г. он возвращается в Петербург просветителем, поклонником Гельвеция и Руссо, с горячим желанием посвятить свою жизнь борьбе за освобождение народа. Радищева назначают протоколистом первого департамента Сената. Составляя экстракты разбиравшихся дел, он все более укрепляется в мысли о бесчеловечности крепостной зависимости и необходимости ее уничтожения.

Уже через год Александр Николаевич публикует «Отрывок путешествия в… И… Т…», в котором выступает против крепостного права. Другую свою работу – перевод книги Мабли «Размышление о греческой истории» (1773) он снабжает примечаниями, в которых дается отрицательная оценка неограниченной монархии. Для него «самодержавие есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние».

Служба не давала удовлетворения Радищеву, и в 1773 г. он подает в отставку. Однако уже через два года Александр Николаевич поступает в Коммерц-коллегию. Глубокие экономические и юридические знания, в которых он не переставал совершенствоваться, и честность обеспечивали быстрое продвижение Радищева по службе. В 1780 г. его назначают помощником управляющего Петербургской таможни, а в 1790 г. – управляющим.

Восьмидесятые годы отмечены дальнейшим углублением антикрепостнических позиций Радищева. В «Письме к другу, жительство имеющему в Тобольске» (1782) он, высоко оценивая государственную деятельность Петра I, делает вывод о том, что царь «истребил последние признаки дикой вольности своего отечества». В написанной после окончания американской войны за независимость оде «Вольность» русский мыслитель оправдывает народное восстание против деспотии, предсказывает неизбежность революции в России. «Интерес политический» (Плеханов) отличает «Житие Федора Васильевича Ушакова», написанное Радищевым в 1788 г. В этой работе он, опираясь на теории естественного права и общественного договора, утверждает право народа на сопротивление узурпаторам, на революцию. Радищев пишет: «Не имея в шествии своем ни малейшей преграды, человек в естественном положении при совершении оскорбления, влекомый чувствованием сохранности своей, пробуждается на отражение оскорбления. От сего рождается мщение, или древний закон, око за око; закон, ощущаемый человеком всечасно, но загражденный и умеренный законом гражданским».

В 1790 г., удачно обойдя рогатки цензуры, А. Н. Радищев издает главное свое произведение – «Путешествие из Петербурга в Москву». Через несколько дней крамольную книгу, весть о которой стала быстро распространяться по Петербургу, доставили Екатерине II. Она сделала 90 замечаний на полях «Путешествия», вот одно из них: «…не любит царей и где может к ним убивать любовь и почитание, тут жадно прицепляется с редкою смелостью», «надежду полагает на бунт от мужиков».

Судьба Радищева была предрешена. Суд обвинил его в написании книги, наполненной «самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный и умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвесть в народе негодование против начальников и начальства, и, наконец, оскорбительными, неистовыми выражениями противу сана и власти царской», и приговорил к смертной казни «посредством отсечения головы». Екатерина II смягчила приговор, заменив его десятилетней ссылкой в Илимский острог.

9 сентября 1790 г. первого русского революционера, закованного в кандалы, повезли в Сибирь. В ссылке А. Н. Радищев много работает, пишет экономическую работу «Письмо о китайском торге», философский трактат «О человеке, его смертности и бессмертии», учит детей, проводит химические опыты, занимается медицинской практикой.

В 1797 г. Павел I, вступивший на престол после смерти Екатерины II, возвращает русского мыслителя из ссылки. Но это не была реабилитация, поскольку ему не разрешили жить в столицах. За Радищевым был установлен негласный надзор. Лишь с приходом к власти Александра I (1801) он получил полную свободу. По рекомендации А. Воронцова его привлекают к работе в комиссии по составлению законов. С энтузиазмом Радищев работает в комиссии, надеясь, что его работа в какой-то степени позволит ему утвердить свои антифеодальные, демократические взгляды. По каждому вопросу, разбираемому комиссией, как вспоминает его сослуживец, Радищев «прилагал свое мнение, основываясь единственно на философском свободомыслии».

В этот период он пишет ряд работ: «О праве подсудимых отводить судей и выбирать себе защитника», «О законоположении», «Проект для разделения уложения российского» и «Проект гражданского уложения», в которых провозглашает равенство в правах всех членов общества и тем самым отрицает феодальные порядки царской России.

Антифеодальные устремления Радищева не остались незамеченными. Он получает недвусмысленное предупреждение от руководителя комиссии и графа П. В. Завадовского. 2 сентября 1802 г., за 9 дней до смерти, русский мыслитель последний раз принимает участие в ее работе. А. И. Герцен писал: «Вызванный самим Александром I на работу, он надеялся провести несколько своих мыслей и пуще всего – мысль об освобождении крестьян в законодательство, и когда, пятидесятилетний мечтатель, он убедился, что нечего думать об этом, тогда он принял яду и умер».

Слова, написанные Радищевым незадолго до смерти («Потомство отомстит за меня») показывают, что он свой уход из жизни расценивает как политический акт и верит в победу народной революции.

А. Н. Радищев – родоначальник русской революционной, антикрепостнической идеологии. Во всех своих работах он критикует феодализм и абсолютизм, требует уничтожения крепостного права, доказывая его экономическую, юридическую, моральную несостоятельность. Русский мыслитель не только критикует крепостничество и царский режим, но и призывает к свержению самодержавия, утверждает естественное право народа на революционные выступления против тирании.

Для социологического обоснования революционной теории социального равенства, «уничтожения рабства в России» Радищев использует теории естественного права и общественного договора. При этом он подвергает резкой критике идею Аристотеля о том, «что сама природа расположила уже род смертных так, что одна, и при том гораздо большая, часть оных должна непременно быть в рабском состоянии и, следовательно, не чувствовать, что есть честь, а другая в господственном, потому что немногие имеют благородные и величественные чувствования». Выступает он и против идеи Гоббса об естественности вражды и насилия между людьми.

Русский мыслитель исходит из утверждения, что «человек во всем от рождения свободен» и лишь одному народу принадлежит право решать свою судьбу. Радищев пишет: «Человек родится в мир равен во всем другому. Все одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю… следовательно, тот, кто восхочет его лишить пользы гражданского звания, есть его враг. Против врага своего он защиты и мщения ищет в законе. Если закон или не в силах его заступить, или того не хочет, или власть его не может мгновенное в предстоящей беде дать вспомоществование, тогда пользуется гражданин природным правом защищений, сохранности, благосостояния… »

В представлении А. Н. Радищева, при образовании общества люди заключили между собой «безмолвный договор» о правилах общежития, условия которого обеспечивали благополучие каждого. Власть давалась достойнейшему исполнителю воли народа. Однако в дальнейшем правители эту власть узурпировали, превратив ее в орган подавления народа. «Наипротивнейшей человеческому естеству» формой правления стало самодержавие, попирающее естественные и гражданские права человека.

Самодержавие является, таким образом, нарушением общественного договора, и поэтому народ вправе расторгнуть договор и выйти из подчинения этой власти. В такую трактовку закона естественного права А. Н. Радищев вкладывает революционное содержание, заявляя, что если закон этот «нарушен, то мы освобождаемся от нашей зависимости. Неправосудие государя дает народу право, какое ему дает закон над преступниками». Уничтожение несправедливой власти мыслится Радищевым как революционный акт, венцом которого является суд народа-суверена над царем:

Народная революция и суд над самодержцем утверждаются им как своеобразный постоянно действующий политический институт.

В понимании истории Радищев был идеалистом. «Перемена царств», считал он, происходит в результате того, что «вольное слово» срывает с «истукана власти» маску тирана, и в обществе, в «нравственных и духовных суждениях начинается ферментация», приводящая к смене власти. Идеализм революционера проявился также в следовании теории естественного права (из нее он, правда, делал революционные выводы), в утверждении циклического развития общества, отождествлении законов развития природы и общества. Вместе с тем у него намечалось материалистическое решение отдельных проблем развития человеческого общества.

Так, он утверждал, что антагонизмы в обществе, образование государства явились следствием возникновения частной собственности на землю. «…Земледелие произвело раздел земли на области и государства, построило деревни и города, изобрело ремесла, рукоделия, торговлю, устройство, законы, правления. Как скоро сказал человек: Сия пядень земли моя! – он пригвоздил себя к земле и отверз путь зверообразному самовластию, когда человек повелевает человеком».

Социальная мысль А. Н. Радищева развивалась в двух направлениях. Во-первых, он обосновывал правовую законность естественных прав человека путем доказательства тезиса, «что право положительное не исключает права естественного». Во-вторых, он стремился выработать такую форму революционного слова, которая была бы понятна народу и сразу могла бы воплотиться в действительность. Оба эти направления он и пытался реализовать в своем основном труде «Опыт о законодательстве», над которым работал с 1782 по 1789 г.

Его представления о праве и государстве носили традиционный для просветительства механистический характер: «Чем махина простее, чем меньше в ней пружин… тем она совершеннее. Государство есть великая махина, коея цель есть блаженство граждан». В основе социального действия, по Радищеву, лежат нравы, которые он понимал также механистически: «Два рода пружин, которые оную приводят в движение, суть нравы и законы. Сии последние суть дополнение первых. Чем народ имеет нравы непорочнее, простее, совершеннее, тем меньше он имеет нужды в законах. Но чем больше они повреждены и удаляются от простоты, тем большую нужду имеет он в законах для восстановления рушившегося порядка». Надо прививать народу такие нравы, которые будут ему понятны, выгодны, поэтому надо упростить законодательство. Действующие законы неверны, так как их создателями руководили разные страсти, к тому же со временем смысл их затуманился. В России закон ущемлен, поскольку он представляет «изъявление воли самодержавия», он навязывает человеку «общую» волю, что противоестественно. Закон должен исходить из естественных прав человека и проповедовать равенство: «Человек, происходя на свет, есть равен всем другому. Се основание закона естественного». Превратившись в гражданина, человек «поставил общую власть над властию частного и сделался гражданином». Законодатель должен идти от насущных естественных прав человека. Права на жизнь человека не имеет даже государь, а только народ в «соборном своем лице». Истинная свобода – в человеке. Стоит ему понять свое положение, захотеть изменить его, и усилием воли он может это сделать. «Дерзай желати своего блаженства и блажен будешь».

Большое значение А. Н. Радищев придавал морали, считал важнейшим моральным принципом эгоистическое стремление человека к собственности. «Собственность, – писал он, – один из предметов, который человек имел в виду, вступая в общество, собственность стала посредством оного гражданина принадлежность, что умалить права его на оную было бы истинное нарушение начального общественного договора». Право на собственность имеет каждый человек. «Всякий принадлежащий к обществу может собственность приобретать сам или через другого по той единственной причине, что он к обществу принадлежит и есть его член».

А. Н. Радищев был сторонником частной собственности каждого земледельца на участок земли. И хотя в новом обществе в законах должно быть записано «равенство в имуществе», он ратовал не за уравнительный дележ имущества, а за равное право приобретать собственность.

Оценивая движущие силы развития общества, Радищев отмечал влияние естественно-географических факторов, прежде всего климата, на жизнь людей. «Природа, люди и вещи суть воспитатели человека; климат, местное положение, правления, обстоятельства суть воспитатели народов». Русский мыслитель начал отходить, судя по отдельным высказываниям, от теории круговорота. В философском трактате «О человеке» он, например, писал: «…стремление к совершенствованию, приращение в совершенствовании кажется быть метою мысленного существа, и в сем заключается его блаженство; но сему стремлению к совершенствованию, сколь оно ни ограничено есть, предела и конца означить невозможно; ибо, чем выше человек восходит в познаниях, тем пространнейшие открываются ему виды. Подстрекаемый всегдашним стремлением, мета его есть шествие беспрестанное, почти бесконечное, и поелику мысленности существенно, то и сама вечность на достижение сея меты недостаточна». В планах социального переустройства русский мыслитель решающую роль отводил народным массам.

Революционным взглядам А. Н. Радищева соответствовало и его философское мировоззрение. Он рассматривал традиционные для философии XVIII в. вопросы о соотношении души и тела, мысленности и материальности, о предмете философии, о познаваемости мира и др. В центре философских размышлений русского мыслителя была проблема человека. Этой проблеме он посвятил философский трактат «О человеке, его смертности и бессмертии», написанный в сибирской ссылке.

Трактат труден для восприятия и интерпретации. Необходимо знать следующие особенности изложения А. Н. Радищевым материала. Во-первых, он приводит в трактате взаимоисключающие аргументы: в первых двух книгах рассматривает материалистическую точку зрения на мир и его познание, утверждает смертность души, в третьей и четвертой книгах излагает противоположную – религиозно-идеалистическую – концепцию о бессмертии души. Как пишет современный исследователь, «ценность содержащейся в трактате взаимоисключающей информации – атеистической и религиозной – не являлась равнозначной. Одна была труднодоступной, вторая – тривиальной. К тому же вторая половина трактата наряду с религиозным имеет и иной контекст. Здесь вкраплены замечания, реплики, в какой-то мере перечеркивающие религиозную аргументацию».

Вторая особенность изложения состоит в использовании общепринятых понятий в иной, порой противоположной трактовке. Так, традиционный для материализма XVIII в. деизм, признающий первотолчок, при помощи которого Бог сотворил мир, у Радищева отождествляется с атеизмом, в результате русский философ отрицает сотворение мира и, следовательно, первотолчок: «И поистине, не напрасное ли умствование говорить о том, что могло быть до сотворения мира? Мы видим, он существует, и все движется; имеем право неоспоримое утверждать, что движение в мире существует, и оно есть свойство вещественности, ибо от нее неотступно».

Симпатии А. Н. Радищева на стороне материализма и атеизма. «Он охотнее излагает, нежели опровергает доводы чистого атеизма». Опираясь на новейшие достижения биологии, химии, медицины, антропологии, он подходит к материалистическому осмыслению природы человека. Основной вопрос философии русский мыслитель решает материалистически, утверждая, что «бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе». Бытие как «общайшее из понятий» имеет четыре формы существования: хаос в виде бесформенной массы; земля, имеющая неодушевленные формы «вещественности» и определенные живые начала; человек и человечество; космос с его бесконечными мирами.

В традициях материализма XVIII в. материю русский мыслитель отождествляет с вещественностью, но ее определение впервые в России дает через отношение к сознанию. «Вещественностью называют то существо, – пишет Радищев, – которое есть предмет наших чувств, разумея, есть или быть может предметом наших чувств».

Атрибутом материи прежде всего является движение, оно неотделимо от материи: «…имеем право неоспоримое утверждать, что движение в мире существует, и оно есть свойство вещественности, ибо от нее неотступимо». Радищев, объясняя сущность движения, как деист признавал Божественный первотолчок, а как механицист утверждал, что движение есть лишь «свойство переменять место». Деистические мотивы присутствуют во многих произведениях Радищева, но их можно расценивать как маскировку материалистического мировоззрения. Метафизическая ограниченность Радищева проявилась и в характеристике развития как движения без скачков, «тихо, неприметно, постепенно».

В качестве источника движения философ указывал на единство действия и противодействия, теплоты и холода и других противоположностей.

Другими атрибутами материи, по Радищеву, являются пространство и время: «Что себе ни вообрази, какое себе существо ни представь, – пишет он, – найдешь, что первое, что ему нужно, есть бытие, ибо без того не может существовать о нем и мысль; второе, что ему нужно, есть время, ибо все вещи в отношении или союзе своем понимаются или единовременные, или в последовании одна за другою; третье, что ему нужно, есть пространство, ибо существенность всех являющихся нам существ в том, что, действуя на нас, возбуждают они понятие о пространстве и непроницательности…» Время движется в одном направлении – от прошлого к будущему, оно непрерывно, «время, не внемля глаголу безумий, течет в порядке непрерывном». Для русского мыслителя, отрицающего ньютонианское «пустое» пространство, «все, что существует, не может иначе иметь бытия, как находиться где-либо, ибо хотя пространство есть понятие отвлеченное, но в самом деле существующее, не яко вещество, но как отбытие оного». Земное пространство и время соотносятся им с «вечностью», «бесконечностью», «безмерностью» пространственновременных характеристик космоса.

Радищев был сторонником атомистической теории М. В. Ломоносова. При этом, утверждая «разделимость вещественности» как свойство материи, Радищев высказывает мысль о возможности ее деления «до бесконечности».

Во взглядах на человека русский философ стоит также на материалистических позициях. Человек связан с природой, представляет собой высшую форму ее развития, вместе с тем человек обладает рядом специфических свойств, отличающих его от животных: 1) «возничный», т. е. вертикальный образ хождения; 2) «истинное отличие человеческого мозга»; 3) «чудодейственная речь»; 4) стремление к самосовершенствованию; 5) способность к труду благодаря развитию руки.

Сознание человека является порождением его мозга, т. е. «вещественности», а человеческое воображение «следует в начале своем всегда внешним влияниям». Вместе с тем сознание, «мысленность», душа являются достаточно сложными, до конца не понятыми особенностями человеческого организма, и ученым «посредством «вещественности» надлежит изучать, выявляя пока нераскрытую его специфику». Одной из первых задач является познание возможности «бессмертия души». Материалистически трактуя сущность человека и сознания, А. Н. Радищев приходит к выводу о смертности души, но не останавливается на этом и во второй половине трактата приводит доводы в пользу ее бессмертия, вступая в противоречие с ранее высказанными утверждениями и уходя «в область догадок».

Гносеология русского мыслителя носит материалистический характер. Несмотря на отдельные скептические высказывания по поводу невозможности при современном состоянии науки проникнуть в сущность явлений, он вместе с тем утверждает, что «человек имеет силу быть о вещах сведому». Он писал: «И как не возгордиться человеку во бренности своей, подчиняя власти своей звук, свет, гром, молнию, лучи солнечные, двигая тяжести необъятные, досязая дальнейших пределов Вселенной, постигая и предузнавая будущее». Радищев, исследуя пути и возможности человеческого познания, считает, что оно состоит из трех ступеней: чувственного опыта, разумного опыта и рассудка. Источником познания являете чувственный опыт. Ощущения, будучи образами объективного мира, встречают на своем пути препятствия, которые преодолеваются разумным опытом – переходной ступенью между чувственной и рациональной формами познания. В философском трактате «О человеке…» Радищев не смог выйти из противоречивых оценок сенсуалистических и рационалистических моментов в теории познания. С одной стороны, он заявляет, что познание строится на чувственном и разумном опыте, с другой – утверждает исключительную активность и действенность рассудка в постижении природы.

Русский мыслитель не смог преодолеть метафизическую ограниченность материализма XVIII в. и понять диалектику познания. Вместе с тем он, как ни один философ до него, увидел тесную связь обеих ступеней познания при одновременной активности сознания в этом процессе.

Революционер и мыслитель, «Радищев явился у нас первым в ряду тех передовых учителей жизни, между которыми такое видное место заняли потом Чернышевский и Добролюбов». Не менее значительна и другая сторона его революционной идеологии: «Он также первый в России революционер, задумавшийся над трудностью и сложностью пути революции, ответственностью революционной мысли и, особенно, революционного действия». А антропологически-материалистическое решение Радищевым проблемы человека и подчиненных ей проблем онтологии, гносеологии, этики и социологии ставит его у истоков философской антропологии русской философии.