Образно говоря, Россия как земная собственность русской идеи есть страна непредсказуемого прошлого и с большим трудом обсуждаемого будущего. Весьма актуальна выработка стратегической линии и идеологии выхода страны из нынешнего «транзитивного состояния» в завтрашний, а не вчерашний день человеческого сообщества. Следует определить, откуда и куда надлежит двигаться России в исторической перспективе.

Имеющий политические глаза да видит, что «переходные» явления в современной России является результатом утраты страной перспективного мышления и «имперской гравитации». Следует не забывать, что всякая империя опирается не только на силу [114] , но и на мессианское призвание. Империя – не только грубый захват, но и фундаментальная государственная работа и созидание. Империи не удались как раз у тех, кто пытался целиком захватить весь мир – у Александра Македонского, Чингисхана, Тамерлана.

Геоисторическая сущность, не «знающая» своего призвания и не движимая позитивной энергией созидания, не может остаться в целости. Тем более она не может «успешно» развиваться. В современной России событий масса, а кардинальных сдвигов нет. Реформа в классическом смысле этого слова возможна только в том случае, если реформируемая субстанция не ведет себя как полноправный субъект.

Чтобы прагматическая мораль «успеха» овладела сознанием сторонников «мистического традиционализма», она должна находить свое подтверждение в реальном социальном опыте. Но опыт народов, подключившихся к стратегии «догоняющего развития», ее часто не подтверждает. Это касается и нынешнего российского народа. Толпы рефлектирующих граждан испытывают странное чувство социальной тоски. В стране нет драйва.

Согласно Аристотелю, политика (polί-много, tikos-интерес) есть «всеобщее благо». Если политика как «концентрированное выражение экономики», по В.И. Ленину, правильно отражает потребности развития материальной жизни общества, то она становится преобразующей силой.

В основу политических реформ в России был положен принцип, согласно которому первичной социальной единицей является не общество, а лишь некое аморфное и случайное собрание индивидов, своего рода «гора социального песка». В современной России на месте коллективной идентичности больших субъектов истории прогнозируется появление разрозненных социальных атомов – кочующих в поисках (материальной) удачи «граждан мира». Безродность современного человека прогрессирует, несмотря на то, что он имеет комфортабельное жилище и может свободно перемещаться по всему миру. Рассуждать о «всеобщем благе» стало возможным лишь на кухне, в Интернет-сети и малотиражных изданиях.

В настоящее время политика сводится преимущественно к сеансу гипноза и игре аффектами. В отличие от Перикла [115] , современные ораторы не стремятся привлечь слушателей твердой логикой, уверенностью в своей правоте и истинностью своей позиции. Население в нынешней политической системе превращается в некую биомассу для социал-дарвинистских экспериментов.

Политика становится игрушкой средств массовой информации, избирательных технологий и политической рекламы. «Конвергируя» с хрематистикой, политика и геополитика становятся выгодным видом бизнеса и чаще всего понимаются как «искусство возможного» [116] в русле существующей системы. Результатом обычно становится новая расстановка сил и политический компромисс, допускающий возможность перераспределения финансовых потоков. В мире ускоряется глобальный передел собственности по понятиям. Российское добро не спешит домой из «оффшорной одиссеи».

Успешный афроамериканец, ставший Президентом США, Б.Х. Обама порицает ситуацию, в которой политика становится бизнесом: «…политика сегодня стала бизнесом, а вовсе не миссией.. .» [117] .

Современный политик как «совесть нации» склонен утверждать и повторять, что былое утопическое напряжение как символ остывшей веры трансформировалось в сознательное или бессознательное подчинение сложившейся ситуации.

Для «общественных мудрецов» чрезвычайно важно одержать победу таким образом, чтобы «виктория» выглядела как результат титанического сверхнапряжения всех душевных, интеллектуальных и физических сил в поиске компромисса. Появилась новая профессия имиджмейкер, что в переводе на русский язык означает «создатель образа». Теперь политиком надо не «быть», а «слыть» и «казаться». Если образ составлен правильно, человек становится великим, а кандидат на какой-либо пост (президента, депутата) избирается. Хотя сам кандидат очень сильно отличается от образа.

Подавляющее большинство политических структур и блоков в современной России являются идейно эклектическими и сугубо конъюнктурными: не левыми и не правыми, не консервативными и не либеральными. Практически все политические партии (Единая Россия, КПРФ, Родина, Яблоко, СПС) представляют собой по сути PR-проекты, которые формировались и запускались под очередные выборы политиками и чиновниками, а также частными заинтересованными инвесторами и консультантами. Страну заполнили полчища лже-пророков с маловразумительными идеями и экспертными псевдомифами.

В результате анализа программ современных политических партий можно заметить их ориентированность преимущественно не в будущее, а на прошлое и настоящее. Актуализация идеала (цели) и планирование будущего представляются обычно примерно в таком виде: «все будет хорошо под нашим руководством», «увеличим, удлиним и углубим ВВП на определенное количество процентов».

Даже при большом желании конструктивно воспользоваться такой программой не представляется возможным. Поэтому текущая работа партий ориентирована на сиюминутную политическую суету, реагирование на ускользающее настоящее. Вполне очевидна неспособность этих пропагандистских установок быть руководством или алгоритмом социального действия. Власть правит именем навсегда закрепляемого отставания. Чаемой же программы строительства Царства Божьего на Земле никто не предлагает.

Официальная оппозиция вполне удачно адаптировалась к нынешней ситуации «управляемого хаоса». Прикрываясь торжественной риторикой и демагогией, она впустую растрачивает историческое время и толкает страну в направлении очередного социального кризиса, предвестием которого становится неуправляемая инфляция. Инфляция («вздутие») с философской точки зрения представляет собой не просто обесценение денег, а практическую реализацию одного из законов диалектики по переводу качества в количество.

Иными словами: Россия утрачивает экономическую и эмоциональную связь с землей и не может обеспечить свое собственное пропитание. Россия переводит дорожающее земное богатство в обесценивающиеся бумажные «фантики». Образно говоря, она «выходит в тираж». Истинные организаторы инфляции поставлены во главе «борьбы» с ней. Денег все больше, реальности все меньше – это и есть инфляция, или точнее и образнее, все более надувающийся глянцевый мыльный пузырь [118] .

Главная «оппозиционная» сила в лице КПРФ и НПСР много лет выпускает пар социального и патриотического недовольства в безопасный гудок и всегда готова «конструктивно» договориться с любой властью. Обладая воинственной риторикой, КПРФ как «спарринг-партнер» для «Единой России», всегда в «трудный» момент поддерживает Кремль, несмотря на возникающую в связи с этим напряженность со своим электоратом. Парламентские коммунисты уже давно ничего не говорят ни о пролетариате, ни о революции, ни об интернационале.

Проблема состоит в том, что исчерпан потенциал идеологий некогда «классического» политического спектра – и правых, и левых. Эта исчерпанность ярче всего проявляется в том, что любое позиционирование на этой шкале порождает в обществе «автоматическое» признание оптимальности «центризма» и как следствие – бесконечное самовоспроизводство адептов нынешнего status-guo.

В условиях гегемонии капитала политическая власть пропорциональна экономической власти. В основании политических технологий лежит сращивание экономической и политической власти. Возможности олигарха и рабочего попасть в легислатуру или стать «начальником Чукотки» существенно отличаются. Нынешнюю систему выборов можно назвать системой извлечения политической ренты, а высшую политическую власть в стране – пирамидой политических рент. А избиратели в четырехлетних промежутках между актами выборов терпеливо ожидают чудес. Псевдочекизм стал политтехнологией распределения собственности. Нарастающий процесс «овеществления» социального воображения воздвигает концептуальные барьеры на пути развития утопического сознания.

Социальная ситуация осложняется еще и тем, что граждане России потеряли возможность чувствовать себя «великими». Напротив. «Имеет место быть» кризис национальной идентичности российского народа, утратившего синтезирующее духовное начало. Советская власть пусть формально, но опиралась на глубинные паттерны, исходящие из русской идеи. Нынешняя власть, страдающая идиосинкразией к пророкам в собственном отечестве, опирается на них недостаточно и практически ни одно из позитивных обещаний, данных обществу реформаторами в период демократической эйфории, не воплотилось в жизнь. Для нейтрализации всплесков социального недовольства среди «несознательной» части населения были придуманы «национальные проекты».

Потребительская идеология, в основе которой лежит насаждение гедонистических принципов организации жизни, пропаганда быстрого и немедленного обогащения любой ценой, потребления дорогих престижных вещей и в целом красивой жизни, становится для российского общества господствующей. Потребительское сознание можно определить как неосознанную, но психологически достоверную альтернативу мессианскому сознанию. Сугубо материальная ориентация членов социума делает некоторых «талантливых от рождения» и «суперволевых» индивидуумов «богатыми»; основная масса становится инфантильной и управляемой через подчинение простым инстинктам.

Для того, чтобы «государство богатело», политика не должна быть искусством возможного; ей надлежит сближаться с искусством невозможного и быть проявлением высшей реальности в реальности низшего уровня. Речь должна идти об огромной социокультурной и политической трансформации российского общества, связанной со смещением, преобразованием сложившихся форм собственности и фокусов власти. России нужен духовный лидер, а не бухгалтер, считающий по иностранной указке нетто и брутто российских богатств.

Политика немыслима без национальной идеи. Когда нет последней, то не получается и первой. Идеология любого здорового государства не может быть космополитической. Если государство не культивирует любовь, уважение и почитание своей страны, народа, веры, истории и традиций, то пустое место зарастает сорняками, а вертикальная мобильность обеспечивается доносами.

Еще в 1996 году в августейшей голове первого Президента РФ Б.Н. Ельцина возникла мысль поручить своим мыслителям-политтехнологам «разработать российскую национальную идею», ибо: «у нас ее сейчас нет. И это плохо» [119] .

Был «дан приказ» срочно найти смысл жизни в национальном масштабе. При этом богатым надлежало оставаться богатыми, а власти неизменной. Поиски национальной идеи в постсоветской России стали своеобразным (оплачиваемым) национальным видом спорта, наподобие различных и весьма многочисленных лохотронов и наперсточников у вокзалов. Идет большая игра в русскую национальную идею. Чиновники, которые «хотели как лучше», бодро отчитываются перед обществом и вышестоящими начальниками о проделанной работе в области нравственного оздоровления граждан.

Но национальная идея: а) не может быть побочным продуктом рыночных реформ, лишних нефтяных денег и административной вертикали («идея» – это не прибавление денег, а приращение смысла); б) должна приходить не из (умной) головы политтехнолога или философа «в народ», а, наоборот, из жизни – в сознание и подсознание граждан (в том числе – философов). Идея нарождается в народе, в консолидирующей власти обретая силу императива.

Немалое количество «спасителей России» имитируют бурную политическую деятельность, страстно выступая на Форсайтах, заседая в экспертных и общественных советах при министерствах и всевозможных комиссиях. Имитация в определенной степени и становится «национальной идеей», объединяющей и власть, и оппозицию. «Место» намного дороже «истины».

Национальная идея не обязательно должна быть одета в военную форму, но невозможна без комплекса национального превосходства, гордости и достоинства. В современной «национальной идее» преобладает деструктивная составляющая, проявляющаяся как определенное недоверие и «отсутствие очень большой любви» народа к власти и государству. Россия может иметь конструктивную национальную идею только при определенной «отстройке» от американской мечты.

Для возвращения в живую Историю и объединения в собственно человеческом смысле надо опереться на избранные начала и иметь общую духовную собственность – ценности, которые объединяют людей без принуждения и которые они готовы защищать. Должно существовать некое не осознаваемое людьми на рациональном уровне «общее поле», в котором по самым трудным «смысложизненным» вопросам «уже достигнут консенсус» на уровне коллективного бессознательного. И все вместе верят во что-то общее, хорошее и большое.

В настоящее время все надежды в России возлагаются в лучшем случае на синергетику (греч. sinergeia – совместное действие), на чудо самоорганизации и на некие «аттракторы». Как полагают, именно с помощью этих притягивающих субстанций можно будет пройти опасные «точки бифуркации» (неустойчивый период с вариабельным продолжением) и «вытянуть» страну из социальной энтропии в светлое и «упорядоченное» будущее. Синергетика – одна из областей, куда переместились интересы многих современных интеллектуалов, не желающих полностью отказываться от мира.

Реальную страну можно построить только в том случае, если будет сформировано представление об идеальной. Жить, органично развиваться и быть богатым может только народ, способный к самоидентификации и имеющий целостное представление о себе. Скрепление общества образами будущего, идеалами и ценностями не должно заменяться административными методами. Следовательно, основная задача политической культуры на сегодняшний день состоит в создании собственной системы образов и смыслов.

В связи с национальной идеей возникают по крайней мере два взаимосвязанных нериторических вопроса:

Первый состоит в том, хватит ли у современного человека, вера которого основательно подточена, духа на то, чтобы возродить подлинную энергию нового роста и просвещенческого восхождения? Сохранился ли в глубинах общественного сознания спрятанный Прометей, готовый снова добыть для людей небесный огонь, или Прометеев порыв угас навсегда и потому вместо общей перспективы прогресса Россию ожидает участь покоренных и ограбленных?

Второй вопрос можно сформулировать следующим образом: согласятся ли устроители нового мирового порядка хоть как-то скорректировать его в пользу наиболее обделенных? Новый мировой порядок является социал-дарвинистским по своей сути. Это означает, что права и преимущества наиболее сильных являются не разовыми и временными, совпавшими с последним переделом мира, а возведенными в принцип, то есть воспроизводимыми постоянно. Следовательно, обделенным и вытесненным на обочину в рамках данного порядка нечего ждать [120] .