Оригинальная русская философия возникла благодаря думам и «дискурсам» о судьбах России. Приоритетное значение для данного национального типа философии имели размышления о человеке в его связи с Богом и космосом. В центре философской проблематики оказались представления, связанные с постижением места и роли России в мире, осмысление ее призвания в истории человечества.

Космические представления о человеке вырабатывала уже философия Древней Греции. Для нее человек – и гражданин Космоса (космополит), соединенный невидимыми нитями со всеми вещами в мире, и общественное животное (zoon koinonikon). В славянском мироощущении данному тезису соответствовала идея всеединства, выраженная в концепции мира – как Космоса, так и общины.

Представители различных философских и политических направлений, при всех различиях между ними, сходились во мнении, что России суждено великое будущее, а русскому народу предстоит исполнить всемирное предназначение. В исканиях правды русские мыслители разработали целостную мировоззренческую систему, которая и вошла в отечественную философию под обобщенным понятием-символом «русская идея».

Сами создатели вкладывали в данное понятие не всегда одинаковое содержание. Но русская идея представлялась им объединяющим началом народной жизни, способствующим разрешению противоречий славянской истории и культуры. Вместе с тем, в русской идее видели идеальную сущность, позволяющую постигнуть тайный замысел Творца-демиурга и подлинное бытие российской цивилизации. Россия имеет во всемирной истории особую миссию, связанную с утверждением истинно христианского православного начала. Согласно своему предназначению, она должна духовно преобразить мир светом своей духовной святости и стать итогом земного пути христианства.

Необходимо подчеркнуть, что в отечественной философской традиции понятие «русской идеи» имеет два основных значения: широкое и узкое. В широком смысле под русской идеей подразумевался все особенности русского духа и русской культуры. В более узком смысле русская идея представляет собой своеобразную телеологию России, учение о конечной цели («идеале») ее национально-исторического бытия. Наибольший интерес представляет именно специальный смысл, так как он наиболее конкретно выражает проблему смысла российской истории и всех социальных преобразований.

Немалый вклад в осмысление данной проблемы внес родоначальник русского мессианизма киевский митрополит Илларион (XI в.). В своем знаменитом «Слове о Законе и Благодати», воздавая хвалу князю Владимиру за крещение им русской земли, Илларион подчеркивал, что мировая история вершится по определенному Богом плану, а само ее движение воплощается в приобщении все новых народов к «благодати» (христианству). Илларион вкладывал в понятие ветхозаветного закона смысл иудейской правовой нормы и противопоставлял его евангельской истине, нераздельной с благом и спасением всего человечества. В прославлении настоящего через прошлое достаточно четко обозначен общественный идеал. Данную философему можно считать доктриной российского социального оптимизма.

Дальнейшее становление идеи богоизбранности Руси связано с возвышением Москвы в XIV веке и формированием нового типа русской православной духовности. Важнейшим историческим событием, способствовавшим второму (после татарского разгрома) духовному рождению русского народа, стала Куликовская битва [17] (1380 г.), «идейным вдохновителем» которой был Сергий Радонежский. Именно в этот период идеал святой Руси прочно укоренился в русском национальном самосознании.

В начале XVI века псковский монах Филофей выступил с учением «Москва – Третий Рим». Несомненно, данной «пропагандистской концепции» в русской мессианской мысли принадлежит ключевое место. Свою главную мысль Филофей высказал в следующих словах: «Храни и внимай, благочестивый царь (Василий III. – С.Е.), тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать» [18] .

В этой формуле с предельной ясностью выражен весь смысл русской идеи, ее указание на особую историческую миссию Руси. Преемственность Русского православного царства первым двум (Риму и Константинополю) предстает одновременно и как исполнение божественного промысла, и как бесспорное свидетельство богоизбранности русского народа, призванного стать духовным и политическим вождем христианского мира.

В явном виде учение о русской идее было разработано в трепетном Слове Ф.М. Достоевского, B.C. Соловьева, Е.Н. Трубецкого, Н.А. Бердяева, Л.П. Карсавина, И.А. Ильина. Важные аспекты русской идеи были освящены в трудах П.Я. Чаадаева, А.С. Пушкина, А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, Н.В. Гоголя, В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Ф.И. Тютчева, Н.Я. Данилевского. Следует отметить также вклад в разработку данной проблемы Л.Н. Толстого, Н.Ф. Федорова, К.Н. Леонтьева, В.В. Розанова, С.Л. Франка, С.Н. Булгакова, Г.П. Федотова, А.Ф. Лосева и других исследователей.

Впервые термин «русская идея» использовал Ф.М. Достоевский. Размышляя о российской устремленности к социальному идеалу, русский писатель отмечал, что «все это давно уже есть в России, по крайней мере в зародыше и в возможности и даже составляет сущность ее, только не в революционном виде, а в том, в каком должны эти идеи всемирного человеческого обновления явиться: в виде Божеской правды, в виде Христовой истины, которая когда-нибудь да осуществиться на земле и которая всецело сохраняется в Православии»» [19] .

Компромисс и синтез славянофильства и западничества в творчестве Достоевского приводил к тому, что «положительная программа» была представлена слабее, чем критическая [20] .

Русские мыслители искали в Истории не абсолютную идею, а «духовный смысл». Согласно Хомякову, история человечества может быть рассмотрена не из «самосущего понятия» гегелевской философии, а из «одного великого начала» – народной веры, целостного «живознания». Отсутствие стремления к «дурной отвлеченности» обуславливает любопытную черту русской философии: отсутствие систем.

Следует остановиться на философской рефлексии одного из основателей славянофильства И.В. Киреевского. В статье «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению в России» (1852) русский философ отмечает, что европейская культура уклонилась в односторонний, абстрактный рационализм и тем самым утратила внутреннюю цельность своего духа. Губительной раздробленности, по его словам, оказались подвержены все сферы жизни западного человека. Вместе с тем «…высшие истины ума, его живые зрения (социальные идеалы – С.Е.), его существенные убеждения – все лежат вне отвлеченного круга его диалектического процесса и хотя не противоречат его законам, однако же и не выводятся из них и даже не досягаются его деятельностию, когда она оторвана от своей исконной совокупности с общею деятельностию других сил человеческого духа» [21] .

Таким образом, если западноевропейская образованность несла в себе раздвоение и рассудочность, то образованность русская основывалась на восприятии «цельного знания», сочетающего разум и веру. Именно в этом и состоит приоритетность русского духа, его превосходство над европейским. Особенности русской образованности в конечном итоге обусловлены преимущественно православием, ибо оно сохранило себя от указанного дробления, избежав рационализма и индивидуализма.

Самая лапидарная формула русской идеи принадлежит Н.А. Бердяеву: «все ответственны за всех» [22] .

Своеобразным концептуальным итогом эволюции «парадигм» о русской идее выступает теория идеального социокультурного строя русского и американского социолога П.А. Сорокина. В учении Сорокина исторический процесс определяется как становление трех периодически сменяющих друг друга социокультурных суперсистем: чувственной (sensate), идеационной (ideational) и интегральной идеалистической системы. Каждая из систем отличается определенным способом постижения реальности, типом социально-политической, религиозно-нравственной и правовой организации, а также совокупностью высших смыслов и ценностей.

Чувственная культура, коррелятом которой является Новое время, характеризуется преобладанием психосоматических и эмпирических начал, идеационная – божественных и трансцендентных, а идеалистическая – органическим синтезом первых двух. Только интегрально-идеалистической культуре высших ценностей Истины, Добра и Красоты, объединившей лучшие черты предыдущих культур, принадлежит, по утверждению Сорокина, будущее мировой истории [23] .

Заметно, что русская идея выражала себя в принципах провиденциализма, мессианизма, универсализма и эсхатологизма. Все эти определения образуют нераздельное органическое единство, внешним выражением которого является сама «непредсказуемая» история России, проходящая под знаком указанных духовных истоков. Данные начала и являются главными категориями русской историософии и способами осмысления жизненного пути России, ее трудно постижимой и «зигзагообразной» судьбы.

Если «Святая Русь» получила в наследство эллинскую идею Космоса, побуждающую к эстетическому осмыслению всеединства мира, то «Христианский мир» западной Европы утвердился благодаря римской культуре, основанной на жесткой структуре социума, праве и рационализации.

Соединенным Штатам немногим больше 200 лет. Потомки «отцов-основателей» – авантюристов, романтиков и искателей приключений, строивших новую страну почти на пустом месте, любят к месту и не к месту употреблять словосочетание «American Dream» – Американская Мечта. Данный термин обозначает определенный уровень материального достатка: автомобиль «Кадиллак», дом на несколько спален и катер-яхта. Но есть у этого слогана и другое значение – это еще и легенда о «Настоящем Американце» как о человеке, начавшему с нуля (или «минуса») и достигшего высот успеха [24] .

В основании Мечты лежит представление об Америке как стране равных и неограниченных возможностей. Если говорить точнее, то возможностей ограниченных, но лишь только внутренними, личностными пределами индивида и его способностью воспользоваться той свободой, за которой он, собственно, и отравлялся в Новый Свет. Мифологизация земли обетованной была зачастую наивной: эмигранты-американцы мечтали плыть на каноэ по «озеру виски».

Либерализм стал своеобразной национальной религией для американской цивилизации, укоренявшейся преимущественно не в теоретической и социально-преобразовательной, а в обыденно-практической форме образа жизни. Либерализм нашел воплощение в национальном бытии и психологии, получив свое отражение в американской мечте. Утопия «свободы» оказалась самой поздней и наиболее «приземленной».

США были отдалены на безопасное расстояние от мировых очагов военных конфликтов, каковыми были Европа и Азия. Океан сформировал своеобразный архетип и превратил Америку в символический образ с обширными утопическими коннотациями. Данное обстоятельство позволяло сосредотачивать силы и средства на решении внутренних проблем и на протяжении долгого времени не слишком беспокоиться, в отличие от России, о создании сильной армии для обеспечения национальной безопасности.

Положение страны-изолята, отчетливо проявлявшееся в период формирования Американской мечты, порождало представления об исключительности и избранности Америки, а значит и превосходстве над другими странами и народами. Элементы капиталистического духа были свойственны американской народной душе еще в тот период, когда этому духу не соответствовало никакого «социального тела» в виде капиталистического хозяйственного устройства. В Соединенных Штатах превращение раннекапиталистического в высоко капиталистический дух совершается раньше и основательнее всего.

Является неоспоримым исторический факт, что Америка не только предоставила убежище людям, не находившим себе достойного места в других странах, но и за сравнительно короткий исторический временной интервал синтезировала новую культуру, социальный характер и национальный менталитет. Американцы очень гордятся своим флагом и убеждены в том, что их политическая система является лучшей из всех возможных. Целебный для определенных народов политический абсолютизм не смог бы найти в Америке своего места.

Возникновение и развитие американской мечты парадоксально: данная разновидность социальной мифологии возникла не в самой Америке, а в Европе, откуда была «трансплантирована» эмигрантами в Новый Свет. Первичные ингредиенты североамериканской гибридной цивилизации имели разные географические, расово-этнические и национальные истоки. Америка существовала задолго до ее открытия. С самых ранних дней западной цивилизации люди мечтали о потерянном Рае, Золотом веке и материальном изобилии. С первыми сведениями о Новом Свете возникло ощущение возможности превращения этой мечты в факт и географическую реальность.

Эта традиция стала частью национальной культуры. Естественно, что она была переосмыслена и применена к условиям американской действительности, но в ее основе лежали идеи и идеалы, носившие европейское происхождение [25] .

«Переехав» в Новый Свет, европейская Утопия сменила «имя» и трансформировалась по сути. Не утратив утопического нерва, она обрела черты общенационального мифа, фиксирующего в рациональных и иррациональных формах социальные архетипы, проросшие сквозь толщу американского национального опыта и порождающие массовые жизненные ожидания, представления и ориентации [26] .

Американская мечта, как и всякий общенациональный миф, включает в себя не только представления о стране, ее людях и существующих в ней принципах, но и определенные жизненные ориентации, поведенческие и нравственные установки. Имеется в виду ориентация, прежде всего, на материальный успех, тесно связанная с предпринимательской инициативой и личностным самосознанием. Квинтэссенцией данного типа общественного идеала является знаменитый американский «self-made man» – «самосделанный человек». Такой, как Генри Форд, Авраам Линкольн, Ф. Рузвельт, Билл Гейтс и множество других известных персон.

Америка – это «пространство реально возможного». Носители Мечты, будучи людьми практического и прагматического склада, смотрели на нее преимущественно как на план практических действий и искали счастье в первую очередь для самих себя. А для остальных – лишь в той степени, в какой это могло быть предпосылкой и условием их собственного счастья.

Общественные и личные проблемы американские граждане старались решить с помощью традиций мышления, сложившихся в американском обществе. Это создавало благоприятную среду для появления философии прагматизма («думай и богатей!»), которая истолковывала истину преимущественно с точки зрения практической полезности, удовлетворяющей субъективные интересы индивида.

Мораль земного возможного успеха существует в американской версии бытия, оформившись в «практичные» поговорки: «каждый сам заботиться о себе, а об остальных пусть дьявол думает», «победитель забирает все», «первый пришел – первый взял», «победителей не судят». Человек, не достигший осязаемого материального успеха, считается неудачником и человеком «второго сорта». «Если ты такой умный, то почему ты еще не богатый?» – характерная американская шутка.

Жителям США в полной мере свойственна их нравственность. Она подразумевает привычку упорно трудиться и добиваться своих целей любой ценой, высокий профессионализм и актуализацию своего взгляда на жизнь по принципу «встань и работай» В целом внутренний мир американцев больше занят профессией и бытом: они много и напряженно работают, достигают заметных практических результатов в реальном земном деле, – и богаче живут (потребляя все больше ресурсов). У «янков» внутреннее бытие в основном совпадает с внешними быстротвердеющими наплывами предпринимательского труда. Понятие «работа» превращается в игру с деньгами и властью с начислением очков в протоколе результатов жизни.

Один из ведущих теоретиков прагматизма Д. Дьюи отрицал концепции радикального преобразования самого общества, исходящие из абстрактных моральных принципов. Вместо радикальных социальных преобразований Д. Дьюи предлагал совершаемый эволюционными методами сдвиг в сознании и мировоззрении.

Ведущими нравственными принципами на протяжении всей истории Америки были протестантская этика и пуританская мораль. Однако со временем изначальные идеи протестантизма претерпели метаморфозу: отдельные элементы протестантской этики вошли в трансцендентализм Эмерсона, а практическая философия протестантизма перестала быть религией и стала основой буржуазного прагматизма с его лозунгом: «Пусть погибнут наши тела, но мы накопим деньги, чтобы спасти наши души». Обыватель, идущий вслед за Американской Мечтой, не всегда готов пожертвовать каждодневным благополучием ради возведения счастливого будущего.

Философия успеха и прагматизма опирается на традиции, которые возникли еще среди первых переселенцев и до сих пор сохранились в Америке. Готовность помочь человеку практическим советом, оказавшимся в необычной ситуации, сочеталась с не многословием и отсутствием морализаторства. Идеология данных советов также опирается не на абстрактные философские принципы или религиозные догмы, а на практический опыт, понятный рядовому американцу. Можно сказать, что если русская идея обращается к сердцу и душе человека, то американская мечта – преимущественно к его рациональному разуму. Русские – это общность «думателей и размышлителей», а американцы – нация «делателей и экшенов».

Американские историки обычно стремятся представить дело так, что на вновь открытый континент прибыли якобы одинаково бедные люди и стали богатыми исключительно благодаря своим волевым качествам, целеустремленности и частной инициативе. На самом деле в Америку приезжали люди различных социальных и имущественных положений. И богатым здесь было гораздо легче «продвинуться», чем бедным. Далеко не самая худшая часть разных народов, а, напротив, «сливки общества» разных национальностей покидали насиженные места и перебирались за океан в надежде на получение сытного куска. В настоящее время Америка – уже не просто страна, а своеобразная «сборная мира». И русских там все больше.

Этика успеха нашла свое отражение в литературе и была подхвачена такими пропагандистами успеха, как Э. Карнеги, Д. Рокфеллер, Д. Карнеги, Н. Хилл и др. Одним из «ответвлений» данной этики является психология личного мастерства («нейролингвистическое программирование»). В настоящее время много самоучителей «быстрого счастья» появилось и в России.

Одной из запретных тем в американской публичной политике является «первородный грех государственности»: США возникли как рабовладельческое государство и существовали в таком качестве до юридической отмены рабства [27] . Это произошло в результате гражданской войны 1861-1865 гг. На рабов «дух свободы» и «философия успеха» не распространялись. Даже отцы-основатели, создавшие США на принципах свободы, не хотели рисковать распадом только что народившегося социального организма из-за проблемы рабства. Вся история Соединенных Штатов в определенном смысле представляет собой продолжение этого «греха». Имеются определенные «нестыковки» между неоспоримо гуманистическими декларациями и практической политикой.

Кроме того, и для коренного индейского народа в свободной и могучей Америке места не нашлось места.

В период «Великой депрессии» иллюзиям национального успеха, извратившим изначальную мечту, был нанесен достаточно сильный удар. Начались поиски новых решений. Громче стали слышны голоса моралистов, винивших людскую расточительность и исчезающее трудолюбие.

Вторая мировая война бросила вызов традициям индивидуализма и отразилась в новой политике Ф. Рузвельта, идеи которой в конечном итоге сводятся к коллективным мерам по спасению системы. Но в конечном итоге именно идеология успеха была определяющим фактором. Она в разное время принимала разные формы политического убеждения. Приход к власти политических фигур тоже рассматривался с позиции «этики успеха». «Тернистая» политическая карьера Ф. Рузвельта символизировала способность человека преодолеть все тяготы судьбы. Победив полиомиелит, он стал президентом США. Его жизнерадостная улыбка должна была возродить мечту после депрессии.

Ф.Д. Рузвельт всегда утверждал, что жизнь богаче и шире любой догмы. Он совершил свою социальную революцию на пути борьбы с реальными социальными проблемами, а не на крови своих жертв и всегда гордился тем, что никогда не использовал насилие. Эмпиризм, а не идеология, был его знаменем. Рузвельт нашел единственный «работающий» вариант общности с народом: он заявил, что разделяет его ценности и идеалы, но в то же время остается патрицием в сердце.

Первое десятилетие после окончания Второй мировой войны проходило в США под знаком национальной фрустрации. Понемногу в Америке начинают говорить о необходимости найти иные, более осмысленные цели жизни, нежели простой меркантильный успех. Такие ценности, как любовь, чувство удовлетворения от помощи «единоидейникам» вновь начинают обретать смысл.

Уже к середине XX века стало вполне очевидно, что «этика успеха» «пуста, как рассохшаяся бочка». Но, тем не менее, консервативная Америка стремилась любой ценой ее сохранить. Это была последняя надежда наполнить американскую жизнь смыслом, ибо нет ничего страшнее для нации, чем идейный вакуум и духовная опустошенность. В конечном итоге даже этика успеха строится на легитимизации, называемой моралью.