ГЛАВА 1

Холодной весенней ночью на тропе, что вела из леса к Ноттингему, появились два человека. Одинокие силуэты, сгибающиеся под резким ветром и с трудом переставляющие ноги, двигались очень медленно; впрочем, шквал уже прекращался, но от этого путь не становился легче. Над кронами облетевших ещё осенью деревьев, преимущественно буков и дубов, распростёрлось серое небо без звёзд. Вокруг было безлюдно, и только в вышине парил на широко раскинутых крыльях сокол.

Дыша на озябшие пальцы изящных рук, один из путников, что казался моложе, огляделся по сторонам и спросил:

— Далеко нам ещё до замка герцога?

— Возможно, доберёмся через пару дней, если погода позволит, — сказал второй. — Нам нужно выйти к деревне, где бы мы могли переночевать, иначе мы попросту замёрзнем. Впереди лежит весёлый Ноттингем, там можно раздобыть кусок свинины, хлеб и эль, и, главное, крышу над головой.

Дальше они брели молча, закутавшись в плащи и глубоко надвинув на глаза кугели.

За милю до Ноттингема пришлось устроить привал. Расположившись на стволе поваленного ветром дерева, они пропустили по глотку вина из фляги.

Старший оказался весёлым немолодым человеком с румяным лицом и копной тёмных кудрей, его узкие глаза с интересом и лукавством поблёскивали из-под кугеля. Невысокого роста, крепкий и коренастый, он, однако, не производил впечатления физически сильного человека.

Его сопровождал худой высокий молодой человек с гладко выбритым, удлинённым, сплошь покрытым веснушками красивым лицом, с большими синими глазами, очень светлыми бровями и точёным прямым носом, придававшим ему особую, странную для простолюдина аристократичность.

Тропа, по которой они через лес вышли к Ноттингему, терялась среди бугристого склона холма. Отсюда им предстояло ещё добираться до замка Джона Гонта, герцога Ланкастера.

Впереди уже показались тёмные башни и могучие городские укрепления.

— Ну что, папаша, идём? — ласково спросил блондин, взвалив поклажу на спину.

— Идём, — согласился старший и поднялся с коряги.

Спустя четверть часа они, точно нищие просители, робко стучали в тяжёлые, окованные железом ворота.

— Что вам надо?! — грубо окликнул их со стены часовой. Его шлем тускло поблёскивал в зареве пылающих факелов. — Кто вы такие?!

— Сэр, — заговорил старший. — Мы бродячие певцы и лицедеи. Я — Терри Уолтерс, более известный как папаша Терри, а это мой сын — Рэндалл. Мы служили целых семь лет герцогу Глостеру, и вот он отдал нас своему доблестному брату герцогу Джону Гонту, к которому мы и направляемся.

— Разве сэр Джон не в своём дворце на Стренде?

— Нет. Он в загородной резиденции, в замке.

— Его замок стоит не вблизи Ноттингема.

— Мы это знаем, любезный, — сказал папаша Терри. — И мы не намеревались идти в Ноттингем. Однако ночь и непогода застали нас врасплох, и мы вынуждены умолять об укрытии.

Часовой, поколебавшись, открыл ворота. Рассыпаясь в благодарностях и отвешивая поклоны, папаша Терри и молодой человек выразили страже свою признательность.

— Люди везде рады прибытию менестрелей, перед нами открываются любые ворота и двери Англии, — прошептал папаша Терри.

Они пустились по кривым тёмным улочкам, словно зажатым с двух сторон высокими домами с остроконечными крышами. Вокруг ни души, и только у входа на главную площадь им встретился какой-то бродяга.

Рэндалл бывал прежде в Ноттингеме. Как-то они выступали в доме местного шерифа. Молодому человеку нравился этот красивый город со множеством переулков и площадей, с высоким собором и рядами торговых лавок, где продавались дешёвые кондитерские изделия.

Остановившись у дверей грязного трактира, примостившегося между двумя домами, папаша Терри прислушался. Из окон долетали пьяный хохот и возбуждённые голоса. По вечерам здесь собирались ноттингемские ремесленники и торговцы.

— У нас хватит денег на ночлег и ужин, — пробормотал он, щупая притороченный к поясу кошелёк.

— Нам предстоит ещё день пути, и завтра потребуются еда и эль, — напомнил молодой человек, притопывая, чтобы согреться. От дыхания у обоих путников изо рта вырывался пар.

— Я уверен, — усмехнулся папаша Терри, — что из Ноттингема мы выйдем богаче, чем в него вошли, и денег нам хватит не только на еду и эль, но и заплатить какому-нибудь крестьянину за проезд на его телеге. — И он прямиком направился к двери трактира. Рэндалл последовал за ним.

В лицо им ударил запах вина, пота и жареного мяса. В зале было много народу и жарко пылал очаг.

Пройдя к крайнему, пустующему столу, менестрели уселись на скамейку. Горбатый трактирщик сразу заметил их.

— Налей-ка нам по стакану хорошего вина, — сказал ему Рэндалл, едва тот приблизился к столу. Трактирщик хмыкнул:

— А чем платить у вас есть?

— Об этом не тревожься, — молвил папаша Терри, доставая из кошелька тусклые монеты. — Мы переночуем у тебя.

Рэндалл сбросил кугель и улыбнулся трактирщику. Тот уже смекнул, что перед ним не бродяги, за коих сначала он их принял. Под плащом у Рэндалла он к тому же увидел пёструю куртку, в каких любили выступать певцы.

— Я размещу вас в хлеву, рядом со стойлом, — сказал он. — У меня заняты все комнаты.

— Хорошо, — кивнул папаша Терри. — Мы не погнушаемся и стойлом. Завтра мы должны заработать немного денег и оставим любезный Ноттингем.

Трактирщик сгрёб монеты и удалился, а через пять минут юный слуга поставил перед менестрелями кувшин вина, блюдо с жареным фазаном, орехи и хлеб.

— Так ты предлагаешь выступить утром в городе? — осведомился Рэндалл.

— Да, мы ведь нередко и раньше выступали на площадях, верно? Заработаем денег и продолжим путь к герцогу Джону Гонту, — ответил папаша Терри.

Рэндалл не возражал. Всё своё отрочество он провёл, принимая участие в уличных выступлениях. Своих мать и отца он не знал, а вырастивший его Терри Уолтерс научил всему, что умел сам. Менестрель воспитал его как собственного сына, окружив поистине отеческой любовью.

Прекрасный стройный блондин теперь привлекал куда больше внимание зрителей, чем немолодой менестрель — папаша Терри, и целых семь лет они входили в число слуг одного из провинциальных замков герцога Глостера.

Поужинав, папаша Терри и Рэндалл отправились за юным слугой горбатого трактирщика в хлев, где им предстояло заночевать. В хлеву находился осёл, но места между стойлом и дверью было предостаточно, чтобы устроиться на ночлег.

Расстелив плащи и сложив мешки, менестрели улеглись спать. Сюда чуть слышно доносились возгласы завсегдатаев из трактира, а около полуночи мимо хлева, бряцая оружием, прошла городская стража.

— Спите, обитатели Ноттингема, — долетел голос главы стражи.

Удобно устроившись на свёрнутом плаще, Рэндалл погрузился в крепкий сон усталого путника.

 

ГЛАВА

2

С первыми лучами солнца папаша Терри разбудил его и велел готовиться к выступлению. Достав из мешка лютню, Рэндалл провёл пальцами по струнам. Терри научил его исполнять чужие песни и сочинять свои собственные. К удовольствию Терри, у приёмного сына оказался превосходный голос и отличный слух. Теперь Рэндалл пел, а папаша предпочитал аккомпанировать ему на дудке или рожке.

В ярких броских костюмах, с музыкальными инструментами в руках, они оставили хлев трактирщика и двинулись к главной площади Ноттингема.

Пёстро одетые, с лютней и дудкой в руках, они привлекали всеобщее внимание. Рэндалл дрожал под легкой курткой, поскольку утро выдалось на редкость прохладным. Но папаша Терри словно не замечал холода. Стоя в центре круглой площади, окружённой домами с остроконечными крышами, он огляделся.

— Как здесь будет звучать лютня! — воскликнул он и рассмеялся. — Мы выступим и развлечём этих трудяг!

К площади уже сбегался народ. Горожане из стоявших вблизи домов, открыв ставни на окнах, высовывались наружу. Идущие с утренней службы держатели лавок останавливались, чтобы взглянуть на представление.

Выступление началось с одной из давних песен папаши Терри, которую он сочинил ещё двадцать лет назад.

Звонкие аккорды лютни, чувственное пение Рэндалла, выразительный аккомпанемент дудки заставили весело галдевшую толпу затаить дыхание. Рыцарь берёт в руки цистру и поёт он вновь и вновь:

Голос Рэндалла заставлял внимать всех, кто сбежался поглазеть на представление. Даже монахи, обычно осуждающие менестрелей, замедляли шаг и вслушивались в завораживающие мелодии. Народ дружно аплодировал после окончания каждой песни и не скупился бросать монеты певцам. Во время последней композиции папаша Терри взял у Рэндалла лютню и исполнил фривольную песню о шустрой жене торговца, сулившей наградить своей любовью восьмерых за один день. Песня заставила смеяться многих зрителей, а некоторых весьма смутила, но не оставила равнодушными.

Когда папаша Терри пел её своим низким хрипловатым голосом, Рэндалл жонглировал десятью кинжалами, которые принёс с собой. Его ловкость и виртуозность вызвала всеобщий восторг.

По завершении выступления оба менестреля отвешивали поклоны, тщательно выученные ими, а затем стали собираться обратно в трактир горбуна, чтобы поесть перед путешествием. Народ медленно расходился с площади. Папаша Терри подбирал блестящие монеты.

— Этого достаточно для того, чтобы добраться до замка герцога? — спросил Рэндалл, пряча кинжалы в мешочек.

— Трудно сказать! Зависит от того, насколько алчные возницы нам попадутся.

 

ГЛАВА 3

Часом ранее в ворота Ноттингема вошёл молодой аристократ в парчовом котарди и длинном плаще, ведя под уздцы восхитительного серого скакуна. И по одежде, и по манерам стражникам сразу стало очевидно, что одинокий гость был благородного происхождения и довольно богат. Со скукой во взоре он брёл по площадям и улочкам города, имея вид путешественника. На его бедре висел убранный в ножны меч, к лошади был приторочен мешок. Длинные гибкие пальцы молодого человека украшали крупные кольца. Густые чёрные кудри спадали на лоб, а в светлых больших глазах искрилась дерзость.

Купив у торговца кулёк орехов, он ловко грыз их, сплёвывая скорлупу, и медленно шёл по переулкам, любуясь хрупкой красотой Ноттингема. Он бывал тут и прежде, но всякий раз восторгался этим городом, стоявшим в окружении густых труднопроходимых лесов Шервуда.

Молодой человек предполагал остановиться в трактире «Зелёная кружка», владелец коего, горбун, хорошо знал его. Вдыхая влажный воздух улиц, аристократ шагал вперёд, обращая внимание на очаровательных девушек, улыбаясь собственным мыслям. Услыхав музыку, льющуюся откуда-то издалека, он направился к её источнику. Узким переулком, по которому едва могла бы проехать телега виллана, он вышел на площадь, где толпился народ. Взяв покрепче лошадь под уздцы, аристократ протиснулся сквозь людские ряды и увидел худого, хрупкого, очень светлого блондина, исполняющего песню под аккомпанемент лютни, и второго менестреля, лет пятидесяти, который вторил ему на дудке. Когда молодой блондин закончил петь и отвесил полный изящества поклон, аристократ заулыбался, подумав, что манерами этот бродячий певец затмил бы многих придворных. Зазвучала следующая песня, потом другая. Затем петь принялся пожилой менестрель, а молодой, достав из мешка десять кинжалов, принялся ими жонглировать.

С трепетом аристократ следил за его ловкостью, и стоило зрителям разразиться звонкими аплодисментами, он с радостью присоединился к ним.

Поймав последний из своих кинжалов, блондин вновь отвесил несколько поклонов. Тот, что был старше, закончив петь, взялся подбирать монеты, которые швыряли зрители. Народ начал расходиться. Выступление закончилось.

Приблизившись к бродячим певцам, аристократ достал из кошелька, висевшего у него на бедре, горсть монет и протянул папаше Терри.

— Возьми деньги, вы оба их сегодня заработали, — сказал он.

Вскинув на него глаза, папаша Терри молвил:

— Благодарю, незнакомец. Ты великодушен к нам.

— Моё имя сэр Ральф де Монфор. Я только что прибыл в Ноттингем и случайно увидел ваше выступление.

— Рад, что вам понравилось, милорд, — ответил папаша Терри. — Всевышний не обделил моего сына голосом.

Взяв мешочек с кинжалами и повесив через плечо лютню, Рэндалл подошёл к Ральфу де Монфору.

— Я в восторге от тебя, — сказал дворянин, извлекая из тюка, притороченного к лошади, цистру. — Взгляни! Я тоже увлекаюсь музыкой и сочинением песен. Как тебя зовут?

— Рэндалл, — ответил менестрель.

— Вы заночуете в Ноттингеме? — осведомился сэр Ральф де Монфор.

— Нет, — вмешался папаша Терри. — Нас ждут в замке герцога Ланкастера, и мы после завтрака уходим из города.

— Я приглашаю вас на завтрак, — улыбнулся сэр Ральф.

«Почему этот дворянин так благоволит к нам?» — подумал с подозрением папаша Терри.

Не торопясь, они направились к «Зелёной кружке», а лошадь сэра Ральфа послушно брела за хозяином.

— Вы хотите выступить перед Джоном Гонтом? — спросил дворянин.

— Нас в знак примирения преподнёс герцогу Гонту его брат, лорд Глостер, — ответил папаша Терри. — В наши дни, когда Англию гложет нищета, бродячим певцам не пристало воротить нос только потому, что господин отдал их, точно рабов.

— А тебя, — понизив голос, произнёс сэр Ральф, повернувшись к Рэндаллу, — не смущает то, что ты уподобляешься рабу и что с тобой не считаются?

— Разве от того, что меня это смущает, что-то может измениться? — проговорил Рэндалл. — Папаша Терри научил меня чувствовать и любить музыку, стихи и песни, я могу их исполнять и сочинять. Я же менестрель, сэр, и больше ничего не умею.

Губы Ральфа тронула улыбка.

— Ха-ха! Представь, я тоже ничего не умею! Ну. если только рубить мечом головы врагам, — засмеялся он.

Войдя в трактир, они были встречены горбуном, который, заметив менестрелей с сэром Ральфом де Монфором, очень удивился.

— Принеси мне и моим друзьям чего-нибудь поесть и поставь нам бутылку вина, — приказал сэр Ральф.

Днём в «Зелёной кружке» было не так многолюдно, как по вечерам. Несколько завсегдатаев мрачно поглядывали на вошедших в трактир посетителей.

Устроившись за столом в углу, сэр Ральф попросил Рэндалла опробовать его цистру. Взяв несколько звучных аккордов, Рэндалл остался удовлетворён.

— Превосходная цистра, — похвалил он.

— Ты мог бы исполнять на ней мои песни, — молвил сэр Ральф. — Хотя я рыцарь и менестрель, как Бертран де Борн, но, к сожалению, у меня нет того, чем небеса наградили тебя. У меня нет голоса. Наверное, ты знаешь, что некоторые аристократы, сочиняющие композиции, берут в слуги жонглёров — людей, умеющих исполнять музыку и песни так же прекрасно, как ты только что жонглировал кинжалами.

Слуга с улыбкой поставил перед ними дымящегося гуся, блюдо с орехами и кувшин вина. Наполнив бокалы, Ральф выжидающе смотрел на Рэндалла. Тот отложил цистру и покачал головой.

— Вряд ли герцог позволит мне служить вам, — сказал он.

Опрокинув стакан вина, папаша Терри поднялся из-за стола.

— Ищите для своих песен другого жонглёра, — произнёс он. — А нам нужно идти в замок, к герцогу.

Но Рэндалл заколебался. Ему нравился рыцарь, который держался с ними так просто и дружественно. Обычно знать презирала менестрелей, если только те сами не были знатны.

— У меня есть цистра, дудка, рожок и псалтерион, — проговорил сэр Ральф. — Но нет твоего голоса, Рэндалл. Мы бы добились восхищения всего королевского двора.

— А как вы поступите со мной потом, когда я вам наскучу? Выбросите меня на улицу петь на площадях и побираться?! Герцог-то меня назад не возьмёт, — проговорил Рэндалл.

— Я никогда не продавал своих друзей! — резко воскликнул сэр Ральф. — И если ты поступишь ко мне на службу, ты станешь моим другом.

У Рэндалла было не так много друзей. За семь лет проживания у лорда Глостера он успел подружиться лишь с несколькими людьми из числа слуг, с которыми теперь расстался.

— Прекратите! — вмешался папаша Терри. — Мы очень признательны вам за благосклонность, сэр Ральф, но нам лучше до темноты выступить в путь.

— Послушай, — окликнул Рэндалла рыцарь. — Я бы очень хотел, чтобы ты согласился служить мне. Ты очень талантлив, Рэндалл. Надеюсь, мы с тобой ещё встретимся.

Терри уже тащил Рэндалла за рукав к выходу.

Оставшись один, сэр Ральф де Монфор допил остатки вина и доел обед.

Он происходил из знаменитого нормандского рода, и в Ноттингеме многие знали об этом. Имея поместье в Кенте, он обожал путешествовать по Англии. С тех пор как война с Францией почти не велась, он не находил другого развлечения, как разъезжать по королевству, часто останавливаясь при дворе Ричарда II, который был юн, но весьма поощрял поэтов и менестрелей. Выступая в залах Вестминстера, он нередко внимал лести и похвалам придворных, но самого Ральфа де Монфора не устраивало то, что песни его звучат недостаточно чувственно, и он давно жаждал найти для себя жонглёра. Отказ Рэндалла немного огорчил благородного рыцаря. Блондин с манерами аристократа как нельзя лучше подходил для этой роли. Взяв в руки цистру, сэр Ральф склонил кудрявую голову и провёл пальцами по струнам.

— Нет, Папиоль! Ты всё-таки должен служить мне, — пробормотал он и, повесив лютню на плечо, направился к дверям.

 

ГЛАВА 4

Собрав оставленные в хлеву вещи, закутавшись в плащи, Рэндалл и папаша Терри отправились в путь, к замку герцога Джона Гонта. Рэндалл продолжал думать о предложении Ральфа де Монфора и почти не вступал в беседы с Терри.

— Ты такой же знатный лорд, как и сэр Ральф, но вышло так, что тебя вырастил я, — сказал Терри. — А потом, что интересного при королевском дворе? Многотысячные пиры, лукавые вельможи? Тебе лучше держаться подальше от них.

Рэндалл вздохнул. Он знал о своём происхождении не много, но слышал, что в его жилах течет очень знатная кровь. Мать его погибла от чумы, но ещё до этого папаша Терри взял его на воспитание. Он любил Терри и понимал, что тот встревожен одолевавшими его сомнениями.

Выйдя из ворот Ноттингема, отец и сын двинулись по широкой, разъезженной дороге. Стоял прохладный день, воздух наполняли терпкие запахи трав и навоза. Брызги грязи оседали на сапогах путешественников. Резкий ветер шумел в кронах и проникал под одежду.

Менестрели шагали вдоль обочины, не останавливаясь, даже когда мимо проезжали тяжело вооружённые, закованные в кольчуги и латы всадники, следующие в Ноттингем. Это были рыцари со своими свитами, ищущие отдых и ночлег. Таких, как сэр Ральф де Монфор, одиноких путников без слуг и оруженосцев, Рэндалл вблизи Ноттингема не видел. Знакомство с рыцарем не выходило у него из головы. Мысли о том, что вместе с Ральфом он мог бы появиться при дворе, выступать перед королём и узнать что-нибудь о своём отце-лорде, постоянно возвращали его к рыцарю. Следуя позади папаши Терри, Рэндалл глядел под ноги, чтобы не споткнуться о рытвины или корни. Они вновь входили в лес, через который надеялись миновать соседнее графство и приблизиться к деревням, где кто-нибудь подбросит их до замка герцога Ланкастера.

Остановившись у родника, берущего начало в поросшем лесом холме и бьющего из каменной пасти замшелой горгульи, папаша Терри наполнил дорожные фляги водой. Рэндалл зачерпывал её узкой ладонью и с жадностью пил. В лесу было пустынно, но они знали о шайках разбойников, что бродили в дебрях в поисках наживы.

Внезапно до слуха Рэндалла долетело позвякивание, словно где-то бряцали бубенцы.

— Ты слышишь? — спросил он, насторожившись.

— Сюда кто-то едет! — прошептал папаша Терри, вцепившись Рэндаллу в запястье.

Притаившись за деревьями, они уставились на широкую дорогу, проходящую через лес. Бряцанье бубенчиков усилилось. Появилась телега, гружённая бочками и запряжённая крупной лошадью. Возницей оказался огромного роста плечистый монах с густой каштановой бородой, простым воспалённым лицом и всклокоченными волосами. На нём была грубая ряса, капюшон которой висел у него за спиной, плащ и гигантские сапоги. Рядом с монахом в телеге лежала увесистая дубинка, он явно держал её для того, чтобы дать отпор дерзким злоумышленникам.

— Отец! — окликнул его Рэндалл и выбежал из-за деревьев.

— Менестрели, — ухмыльнулся монах, не выпуская поводья и не останавливая телегу. — Только их мне недоставало!

— Отец! — снова крикнул Рэндалл. — Мы идём в замок герцога Ланкастера. Позвольте нам присоединиться к вашему путешествию.

— Замечательная будет компания: монах и два грешника, — молвил тот. — Но я люблю грешников. Садитесь, сэры.

Запрыгнув в телегу, менестрели устроились между бочек, в которых что-то плескалось.

— Отличный монастырский эль ко двору герцога Ланкастера, — пояснил возница.

— У нас есть чем заплатить. В Ноттингеме мы заработали кое-что, — сказал папаша Терри и полез под куртку за кошельком.

— Я доставлю вас бесплатно, — возразил монах, — потому что знаю, как тяжело нынче простолюдинам достаются деньги.

— Как вас зовут, отец? — осведомился Рэндалл.

— Брат Джон Строу. Со мной вы можете не бояться за свои жалкие сбережения. Мою дубину знает каждый негодяй в здешних лесах.

— Разбойники пытались напасть на вас? — спросил Рэндалл.

— Много раз. Я доставляю эль из нашего монастыря в замки благородных сэров, и нередко приходилось дубинкой раскалывать головы отважным негодяям!

— Поистине, нужно быть отважным, чтобы вступить с вами в драку! — засмеялся Рэндалл.

Монах оказался очень весёлым человеком и развлекал спутников. К ночи они должны были добраться до замка, в котором герцог Ланкастер устраивал пышный пир.

 

ГЛАВА 5

Днём раньше брат Строу покинул монастырь, чтобы доставить эль в замок герцога. Незадолго до отъезда он увидал, как один из монахов его обители послал Бренде Уэлч, дочке кузнеца, несколько ласковых улыбок. Поступок монаха насторожил брата Строу, но он предпочёл никому ничего не рассказывать.

Шагая по дорожным рытвинам, брат Джон Болл рассеянно улыбался, направляясь в сторону соседней деревни. Вот уже неделя, как он был влюблён. Чувство, которое он не испытывал прежде, переполняло его. Приняв постриг совсем юным, он ни разу не позволил любви прокрасться в своё сознание. На сей раз мысли о прекрасной дочке кузнеца преследовали его, вызывая страсть во всём теле. Побороть страсть к Бренде ему казалось невозможным, и он полностью вверил себя чувствам.

Брат Джон Болл был одним из самых рассудительных, образованных и в то же время молодых монахов аббатства. Он превосходно говорил и читал по-латыни, обладал красивой внешностью и нежным голосом. В стенах обители он переводил трактат Беды Сухопыльного на английский и умел поддержать любую богословскую беседу. Не будь он монахом, он бы нравился женщинам — худой, изящный, стройный блондин с кроткими светлыми глазами, брат Джон Болл выглядел как настоящий аристократ. Говорили, будто он сын какого-то герцога, и что отец запер его в монастыре, чтобы скрыть незаконного отпрыска.

В день, когда брат Строу заметил его идущим к деревне, Джон Болл предвкушал встречу наедине с возлюбленной. Он прежде не оставался с женщинами один на один и потому волновался. Но Бренда сама пригласила его, и он был одержим переполнявшей его любовью. И неизвестно, стал бы он одной из особенно ярких и великих фигур в истории, если бы не влюбился в прекрасную дочь кузнеца.

— О, я не должен идти к Бренде Уэлч, — вздыхал он.

Постояв немного на склоне холма, прислонившись плечом к влажному тёмному стволу вяза, он смотрел на лежащую внизу нищую деревню. Вилланы бродили у дворов и хижин, переговариваясь друг с другом и хохоча. Жёны занимались приготовлением ужина. Недалеко резвилась бедно одетая ребятня.

— Нет, нет, нет! Я не должен идти туда, — пробормотал Джон Болл и начал спускаться по склону..

Прищурившись, он отыскал глазами кузницу Уэлча. Увидел тлеющую жаровню и силуэт кузнеца. Стук молота о наковальню гулко разносился в воздухе.

В деревне на него не обратили внимания: монахи часто появлялись здесь, ведь рядом с деревней лежал путь в Дартфорд.

По мере того как брат Джон Болл подходил к хижине прекрасной Бренды Уэлч, он перестал колебаться. Приоткрыв калитку, Джон Болл1, озираясь, опасаясь отца возлюбленной, подошёл к хижине и постучал в дверь. Переводя дыхание, он заметил, что крестьянка в соседнем дворе, занимавшаяся приготовлением ужина на очаге, не спускает с него глаз. Болл улыбнулся ей.

Дверь приоткрылась, и на пороге возникла красивая молодая женщина в суконном сером платье. Её распущенные каштановые локоны поблёскивали в свете заходящего солнца, проникавшего в дом через окно.

Болл произнёс в смущении:

— Приветствую тебя, Бренда.

Она кивнула и пригласила его войти:

— Следуйте за мной, брат, а то вас ненароком заподозрят в прелюбодеянии.

Трепеща, Джон Болл переступил порог хижины.

 

ГЛАВА 6

С минуту Джон молча стоял в центре хижины, изучая низкие потолочные балки, длинный стол, скамью и набитый тюфяк в углу. В хижине оказалось очень тепло и пахло свежеиспеченным хлебом.

Бренда, весьма привлекательная, имела некоторую простоватость, свойственную крестьянским девушкам, хотя ее огромные зелёные глаза, густые каштановые кудри и красивые губы могли обольстить любого аристократа. Простое широкое платье не скрывало её точёной фигуры.

— Твой отец в кузнице, Бренда? — глухо спросил он, опустив взгляд.

— Да. И, пользуясь этим, я хочу поговорить с вами, брат, — сказала Бренда.

— О чём же?

— Как будто вы не знаете! О вас.

— Обо мне?

Она засмеялась:

— Вы ведь обо мне думали, верно?! Я сразу догадалась, что вы ко мне неравнодушны.

— Даже если и так, мой духовный сан запрещает мне быть с тобою.

— Тогда для чего же вы пришли сюда? — спросила Бренда.

Он поднял на неё светлые глаза:

— Я не знаю.

Девушка подошла к Боллу вплотную:

— Вы не знаете? Может, потому, что вы любите меня или желаете меня?

Джон Болл внезапно заключил её в объятья и страстно поцеловал в губы.

Вдруг с улицы потянуло холодным воздухом, дверь распахнулась, и в хижину ворвался огромный человек в рубахе, пропахшей потом. В руке он сжимал раскалённый железный прут.

— Я так и знал! — завопил он, хватая Джона Болла и швыряя его в угол, прямо на тюфяк.

Бренда закричала, пытаясь остановить его. Кузнец с рёвом попытался воткнуть в Болла прут, но тот ловко увернулся.

— Мне говорили, что ты шлюха, но я не верил! — орал кузнец.

С неподдельным ужасом Болл смотрел на разъярённого кузнеца. В хижину вбежал еще один человек, в котором монах узнал брата возлюбленной. Увидав гнев Уэлча, тот бросился между ним и Джоном Боллом.

— Прекрати! — воскликнул он. — Перед тобой — монах, лицо духовное!

— Прочь! — прорычал кузнец. — Всё из-за этой шлюхи, твоей сестры! — И он наотмашь ударил виллана по лицу.

Воспользовавшись их дракой, Джон Болл выбежал из хижины. Перепрыгнув через забор из кольев и вспугнув соседских кур, бродивших поблизости, он помчался в сторону леса. Крестьяне в недоумении оборачивались ему вслед. Но Джону это было безразлично. Он понимал, что теперь его ожидает участь расстриги. В монастырь он не смел возвратиться: наверняка вечером там уже будут знать о его поступке. На окраине деревни монаха окликнул стражник. Завязалась драка, и Болл, защищаясь, разбил тому голову его же алебардой.

Добравшись до опушки леса, он перестал бежать и пошёл шагом, содрогаясь от рыданий. «Как я мог влюбиться?! Боже! — думал он. — И вот я превратился в прелюбодея и убийцу! Уверен, что Бренда, её отец и брат обвинят меня перед шерифом в убийстве стражника! И вилланы меня тоже видели!»

Темнело. В лесу становилось холодно. Поскальзываясь и спотыкаясь о корни деревьев, Джон Болл углублялся в дебри. Утомившись, Болл сел на поваленное дерево.

— Хорошо, что я не успел предаться любовным утехам, — пробормотал он. — Но что проку, если мне всё равно никто не поверит?!

Небо над вершинами деревьев было уже совсем тёмным. Монах ощутил пронизывающий холод и энергично подышал на руки. Он расположился на ветвях дерева, сваленного в овраг. Ночевать одинокому путнику, у которого не имелось даже меча, считалось опасным. Но Джон Болл не испытывал страха перед лесом. Гораздо больше он боялся шерифа и обвинения в убийстве.

Он мог бы, конечно, укрыться в монастыре в Беверли, в восточном Йоркшире. Там принимали убийц и воров со всей Англии, чтобы те раскаялись в содеянном. Но до Беверли был неблизкий путь, и Джон Болл не желал признаваться в убийстве. Он знал эту обитель, так как бывал в ней с братьями-монахами. Красивое здание с резными барельефами, украшенное «розой» и длинными стрельчатыми башнями с декором из шипов, с огромной церковью и раскидистым зелёным краем, лежащим на мили вокруг, притягивало преступников со всего королевства.

Потом Джону Боллу пришла на ум идея сбежать во Францию, но вскоре он осознал её нелепость. У него не было денег даже на кусок чёрствого хлеба, не то чтобы добраться до порта!

Закутавшись покрепче в монашескую рясу, он прикрыл глаза. Ночь в лесу заставляла его прислушиваться к любым звукам и шорохам. Он боялся людей шерифа и стражников Дартфорда, которые, несомненно, искали его.

Обратно в обитель он решил не возвращаться. Там бы его не приняли. Поднявшись с коряги, он стал взбираться вверх по склону оврага, рассчитывая добраться лесом до соседнего графства.

И вдруг он уловил звук конского топота. Кто-то скакал в его сторону. Трясясь от страха, он полез на раскидистое дерево, но сорвался, упал и сильно отбил ладони.

Из-за поворота появился одинокий всадник, путешествующий по Эссексу верхом. Сдерживая возглас отчаяния, Джон Болл наблюдал, как незнакомец остановился и спешился.

 

ГЛАВА 7

Если бы этого всадника увидели Рэндалл или папаша Терри, они сразу же узнали бы своего недавнего благодетеля из Ноттингема. Проведя ночь в городе, сэр Ральф де Монфор направлялся в свой замок, в Кент. Он не боялся путешествовать вечером, но соблюдал некоторую осторожность.

Следуя через лес, он заметил у тропы монаха, который сорвался, пытаясь вскарабкаться на раскидистое дерево.

— Для чего монаху прятаться от меня, одинокого всадника? — пробормотал сэр Ральф, придержав лошадь.

Поднявшись, Джон Болл стоял перед ним, дрожа от волнения и холода. Ладони монаха были разбиты в кровь, грязь забрызгала сапоги.

— Что с тобой случилось, отец? — спросил сэр Ральф.

Джон Болл ничего не сказал, но вырвавшийся вздох был красноречивее слов. Рыцарь понял, что монах претерпел много испытаний и трудностей.

— На тебя напали разбойники? — осведомился сэр Ральф, спешившись.

— Нет, сэр, — глухо ответил Джон Болл. — Я сам разбойник.

— Что это значит?

— Прошу вас об одном, сэр, — не говорите шерифу, что встретили меня в лесу.

Заинтригованный подобным заявлением, сэр Ральф отстегнул от седла флягу с крепким вином и предложил монаху выпить.

— Ты что-то совершил, отец? Но что?

— Не называйте меня отцом. Я уже расстрига, сэр, — сказал монах.

— Как мне тебя в таком случае называть?

— Например, Джоном Боллом. Вот что бывает, когда человек идёт на поводу у страсти! Боже! Думал ли я, что мне придётся скрываться в лесу от шерифа, точно разбойнику?!

Вино подействовало. Слёзы вновь подступили к его глазам.

«Что-то произошло. Однако монах нуждается в моей защите!» — решил сэр Ральф и принялся разводить костёр.

— Для чего вы зажигаете пламя? — вздрогнул Джон.

— Вам просто необходимо поесть и прийти в себя, — ответил сэр Ральф. — Сейчас я достану свинину и лепёшки, а вы просушите вашу рясу.

— Отчего вы так милостивы ко мне? — недоверчиво спросил Джон Болл.

— Может, из простого сочувствия, — сказал сэр Ральф. Привязав лошадь, он вытащил из поклажи снедь и предложил монаху часть ужина. Не говоря ни слова, Джон Болл послушно подсел к огню.

— Что же случилось с вами, Болл? Почему вы скрываетесь в лесу?

Прихлёбывая из фляги, Джон уже нашёл силы усмехнуться. Он слегка опьянел и перестал робеть перед незнакомцем.

— Я влюбился, сэр! Влюбился в прекрасную особу по имени Бренда Уэлч. Её отец, кузнец, ворвался в хижину, когда я был с ней наедине и она меня целовала! До встречи с ней я был праведником. Все в моей обители это подтвердят!

— Так здесь замешана женщина?! — удивился сэр Ральф.

— Точнее, её отец, который бросился на меня с железным прутом. Брат Бренды вступился за меня и тем самым позволил мне бежать. А я столкнулся со стражником, которого был вынужден убить. Я совершил много недозволенного, — Болл невесело засмеялся. — Потому и вынужден скрываться.

— Куда же вы направлялись, Болл? — осведомился сэр Ральф.

— Куда-нибудь, где меня никто не знает.

— Полагаю, в обитель Беверли?

— Нет. Что вы, сэр! В Беверли я буду обязан признать свою вину перед монахами-праведниками, а я не хочу делать этого.

Оба умолкли. Джон Болл допивал вино из фляги, время от времени благодарно улыбаясь сэру Ральфу. Рыцарь погрузился в размышления. Ему было жаль монаха, тем более что и сам он знал, что такое любовь.

В лесу стояла холодная промозглая ночь. До слуха рыцаря доносился треск сучьев и шорохи, заставлявшие его внимательно вглядываться в темноту. Он опасался встретить разбойников и соглядатаев шерифа Эссекса.

— Меня зовут сэр Ральф де Монфор, — наконец проговорил он. — У меня поместье в Кенте, и если хочешь, можешь погостить в моём замке. Во владениях знатного феодала люди шерифа Эссекса не имеют власти.

— В самом деле?! — воскликнул Джон Болл. — Вы готовы рисковать своей репутацией? Я же изгнанник, прелюбодей!

— Только ты должен переодеться, поскольку люди шерифа ищут монаха, — ответил сэр Ральф. Порывшись в мешке, он нашёл узкие шоссы и котарди, которые пришлись впору Джону Боллу. Набросив на голову капюшон, пришитый к плащу, монах стал выглядеть, как один из тех молодых людей, что путешествуют по Английскому королевству.

— Ложись у костра и выспись. Завтра нам предстоит весь день идти по лесу, — сказал ему сэр Ральф.

Устроившись возле огня и внимая громкому треску тлеющих сучьев, Болл крепко заснул. А сэр Ральф, не сомкнув глаз и положив возле себя меч, дежурил всю ночь.

 

ГЛАВА 8

Телега, которой правил брат Строу, выехала на опушку и направилась по извилистому пути вниз со склона холма. Дорога упиралась в ворота серой крепости, чьи тяжёлые башни и плотные стены Рэндалл увидел ещё издали. У обочины деловито прохаживались птицы, выклёвывая что-то из грязи.

Из ворот появилась кавалькада всадников в тускло сиявших доспехах и поскакала в сторону леса. По краям зубчатых стен и на площадках, что были на крышах сторожевых башен, виднелись силуэты стражников и арбалетчиков.

— Это замок Джона Гонта? — осведомился Рэндалл.

— Да, — подтвердил монах.

С интересом и волнением Рэндалл разглядывал крепость. Замок окружал ров, наполненный водой, через который стражники, при приближении телеги с бочками, со скрежетом перебросили подвесной мост. Телега прогрохотала внутрь колодцеобразного двора, где толпилось много народу — слуг, стражи и оруженосцев.

Герцог Ланкастер, Джон Гонт, был одним из дядей короля Ричарда II и самым могущественным английским лордом. Согласившись служить племяннику и позволив ему короноваться, он поступил так потому, что в Англии всё ещё обожали обсуждать подвиги Чёрного принца, погибшего отца Ричарда, совершённые тем на войне во Франции. Джон Гонт был уверен, что Ричард позволит ему бывать при дворе и распоряжаться в королевстве: ведь племяннику было всего одиннадцать лет, когда он стал королём. Но прошло несколько лет, и Ричард отдалил от себя дядю, предпочитая проводить время без него в своей резиденции — в Элтоне — и отказываясь внимать ему с прежним послушанием. Поэтому герцог чаще находился в провинциальном замке, а не в лондонском Савое на Стренде.

Уже давно Ланкастер не воевал, но любил устраивать пиры и охоту, на которые приглашались лучшие рыцари Англии. Рэндаллу было хорошо известно, что своё прозвание Джон Гонт получил по имени французского города Гента, где появился на свет. Герцог был сыном короля Эдуарда III, развязавшего Столетнюю войну с Францией, и всю свою молодость провёл в походах. Ему пришлось смириться с тем, что награды и людская любовь достались его старшему брату — Чёрному принцу. А он сам довольствовался лишь высоким происхождением.

Замок, принадлежавший герцогу Ланкастеру, издали притягивал взгляд путника и вызывал восхищение. Его окружали холмы и поля, простиравшиеся на много миль, деревни и труднопроходимые леса, где прятались шайки разбойников и где герцог любил охотиться на вепрей.

Расставшись во дворе с братом Строу, менестрели отправились за камердинером, который ввёл их в главный зал замка, где в те часы проходил пир.

— У вас есть песни, достойные слуха его высочества? — спросил камердинер.

— Безусловно, — сказал папаша Терри.

— Что ж, хорошо! Тогда сегодня будете выступать перед герцогом и его друзьями. Потом сможете есть и пить с остальными слугами.

Зал, где оказались Рэндалл и папаша Терри, освещался очагом и факелами. Под сводчатым потолком уже густели холодные тени. Плотные каменные стены украшали восхитительные гобелены, боевые трофеи и начищенное оружие. В зале стояла весёлая и непринуждённая атмосфера. Блюда и кувшины подавали молодые люди в коротких куртках и остроносых туфлях.

За главным длинным столом сидела свита герцога Ланкастера. Он сам расположился в кресле владельца замка. Это был зрелый человек с гладко выбритым подбородком, в синем парчовом котарди, искрящемся ценной вышивкой; на его гибких пальцах, которыми он разламывал жаркое, поблёскивали крупные кольца.

В свите преобладали рыцари, но Рэндалл заметил и нескольких богато одетых женщин. Рядом с герцогом находился его сын — сверстник короля Ричарда Генри Болинброк. Этому хрупкому бледному подростку с огромными глазами предстояло стать правителем Англии и вновь развязать кровопролитную войну с Францией.

За столом справа, под двумя вытянутыми окнами, сидели люди попроще — бедные рыцари и провинциальные бароны.

Над входом в зал нависал балкон, где выступали менестрели и придворные певцы. Вокруг столов бродили собаки герцога, изредка схватывая на лету подачки гостей.

Войдя в зал, Рэндалл скинул забрызганный дорожной грязью плащ и передал его слуге. Папаша Терри последовал примеру Рэндалла. Слушая, как с балкона этой своеобразной кафедры менестрелей льётся томная музыка цистры и дудок, Рэндалл улыбнулся. Он умел с первых же звуков распознавать инструменты, их число и степень таланта тех, кто к ним прикасался. Такого превосходного слуха, как у него, не было даже у его приёмного отца. Жарко натопленный зал, аппетитные запахи угощений, приглушённые голоса и музыка понравились Рэндаллу. Он видел, как насторожённо папаша Терри оглядывался по сторонам, но знал, что тот всегда недоверчиво относится ко всему незнакомому.

Молодой слуга в аккуратном приталенном камзоле поднёс им кубки с вином. Поблагодарив его кивком, Рэндалл залпом осушил вино. Затем, достав лютню, он взял несколько аккордов.

— Ты не испытываешь робости перед Джоном Гонтом? — спросил папаша Терри.

— Вовсе нет. Не станет же он рубить нам головы, если ты или я возьмём фальшивую ноту! — усмехнулся Рэндалл. — Поверь, все лорды одинаковы, и для них главное, чтобы их беседы на пирах дополняла музыка.

— О лордах тебе известно больше, чем мне. Я гораздо лучше изучил простолюдинов, — сказал папаша Терри, вертя в руках дудку.

Рэндалл вгляделся в знатных вельмож, сидящих за столом герцога Ланкастера. Поймав за рукав куртки проходящего мимо юношу с пустым блюдом, он поинтересовался:

— Скажи, кто те люди, что находятся рядом с герцогом?

Юноша оказался французом, и Рэндаллу пришлось повторить свой вопрос по-французски. Папаша Терри обучил его разным языкам, поскольку многие песни и новеллино были сочинены норманнами, бургундцами, провансальцами или итальянцами.

— Рядом с герцогом его сын, мессир Генри, — пояснил слуга. — А также некоторые рыцари, заслужившие расположение его высочества. Женщины — их супруги и дочери.

Внимание Рэндалла привлёк неприветливый молодой аристократ с курчавыми чёрными волосами, холодным узким лицом и огромными, выразительными зелёными глазами. Ни с кем не разговаривая, он потягивал вино.

— А это кто? — спросил Рэндалл.

— Граф из Йоркшира, — сказал слуга. — Сэр Филипп Монтгомери, ставший знаменитым ещё во время войны во Франции. Он самый знатный рыцарь его величества.

— Чем же он удостоился расположения герцога?

— Лишь тем, — хихикнул слуга, — что прибыл в замок Ланкастера, выполняя приказ короля. Ричард благоволит к мессиру Филиппу и прислал его, чтобы примириться с дядей. После их ссоры в прошлом месяце, в Лондоне, Ричард боится дядю и правильно делает, потому что Джон Гонт очень могущественен.

В этот миг к Рэндаллу и папаше Терри подбежал камердинер герцога и торопливо велел им подниматься на опустевший балкон, с которого только что спустились закончившие своё выступление провансальские менестрели.

Держа в руках лютню и дудку, Рэндалл и папаша Терри направились к крутой лестнице, ведущей на балкон.

 

ГЛАВА 9

Проведя пальцами по струнам, Рэндалл заметил, как восхитительно плыли звуки под сводами зала. С высоты ему были прекрасно видны столы с угощениями, лорды, знатные женщины, бродившие по залу собаки и слуги, уносившие пустые блюда и кувшины, подающие жаркое, фрукты и вина.

Склонив голову набок, он прикрыл глаза и запел. Его голос удивительно красиво зазвучал, отдаваясь гулким эхом под потолком. Он пел на норманнском наречии, знакомом всем находящимся в зале, а робкие звуки дудки добавляли мелодии нежность.

Гости герцога Ланкастера, невольно прекратив свои занимательные беседы, поворачивались в сторону выступавших менестрелей. Даже владелец замка, затаив дыхание, устремил взор на Рэндалла.

— Кто этот человек? — спросил он у камердинера.

— Рэндалл Уолтерс. Он и его отец присланы сюда вашим братом, герцогом Глостером.

Песня, исполняемая Рэндаллом, восхитила всех гостей Ланкастера. Когда же он умолк, они разразились аплодисментами. Отвесив полный достоинства и аристократизма поклон, Рэндалл немедленно приступил к следующей песне, и на этот раз она была на английском языке. Затем последовало ещё несколько таких же прекрасных произведений, заставивших слушателей трепетать.

— По окончании пира приведите Рэндалла в мою комнату. Я хочу ближе узнать того, кто доставил мне нынче такое удовольствие, — велел герцог камердинеру.

Выступление Рэндалла и папаши Терри продолжалось около часа. На этот раз отец воздержался от исполнения песен, поскольку его голос, по мнению самого Терри, был слишком груб для звучания в здешних стенах.

Когда после нескольких поклонов Рэндалл спустился в зал, он держал себя по обыкновению учтиво, но без раболепства. Чувствуя усталость, он надеялся выспаться и удовлетворить хороший аппетит в комнате, отведённой ему в замке. Однако на выходе из зала обоих менестрелей остановил камердинер и вкрадчиво сообщил, что герцог хочет переговорить с Рэндаллом наедине.

Опочивальня герцога Джона располагалась прямо над трапезной. Более чем скромная обстановка удивила Рэндалла: стол — под вытянутым узким окном, куда проникала весенняя прохлада с улицы; в углу — тяжёлый, окованный железом сундук, где хранились, видимо, вещи и утварь герцога; два кресла с высокими спинками да в центре зала — кровать, на которую поднимались по короткой лестнице.

Вошедший слуга поставил на стол блюдо с орехами, кусок хлеба, свинину, кувшин с вином и кубок.

— Угощайся, менестрель, — произнёс слуга и вышел из комнаты.

Рэндаллу ничего не оставалось, как сесть за стол и отдать должное угощениям. Наполнив кубок вином, он с любопытством осматривался по сторонам, разглядывая ценные гобелены и боевые доспехи, украшавшие стены замка.

 

ГЛАВА 10

Давно спустилась тёмная, ветреная ночь. Дул резкий ледяной ветер. Впрочем, непогода не смущала Рэндалла, и ему было любопытно посмотреть на башни замка. Он знал, что где-то поблизости находилась часовня, украшенная горгульями. Прежде ему много доводилось слышать и о провинциальном замке герцога Джона Ланкастерского, и о его лондонском дворце Савое — очень красивой и громадной крепости.

Со стены Рэндалл в полной мере мог разглядеть простирающиеся до самого горизонта леса и поля. Воздух казался ему чистым и свежим. Закрыв глаза, он застыл на минуту, наслаждаясь ароматами ночи, и вновь вспомнил о рыцаре де Монфоре.

— Стоило принять его предложение. Вместе мы объехали бы много королевств, — пробормотал он. Никто из лордов, даже Ланкастер, не отнёсся к нему так, как Ральф де Монфор. У Джона Гонта Рэндалл ходил бы в шелках и парче, но всегда оставался бы одним из двадцати менестрелей, а вовсе не другом, как обещал ему Ральф.

Размышляя, Рэндалл не заметил, как неподалёку от него остановился какой-то человек. Он был без алебарды и панциря, в плаще, с лежащим на плечах капюшоне. У его бедра висел убранный в ножны длинный меч, а на сапогах тускло поблёскивали шпоры. Аромат цветочной эссенции и дорогих притираний указывал на знатное происхождение господина. Рэндалл узнал в нём сэра Филиппа Монтгомери.

— Я люблю гулять по стене моего замка Спрингроузез в Йоркшире, — сказал, повернувшись к нему, сэр Филипп. — Вы бывали в Спрингроузезе?

— Нет, милорд. Но я часто ходил с отцом через Йоркшир.

— И вы стали менестрелем потому, что ваш отец — менестрель?

— Папаша Терри научил меня многому, милорд.

Взорвавшись презрительным смехом, Филипп отвернулся:

— Кто бы предположил: я и жалкий слуга на прогулке!

Гнев вспыхнул в душе Рэндалла, но он сумел подавить его.

— Зато вы, милорд, очень знатный и благородный человек, — сказал он как можно любезнее.

— Верно, — хмыкнул Монтгомери. — Мой род прославился ещё при Генрихе II, и с тех пор все Монтгомери считаются не только землевладельцами и феодалами, но и рыцарями. — Он не стал вдаваться в подробности, объясняя менестрелю, что и его отец, Вильям Монтгомери, прославился подвигами на войне, и он сам служил потом во Франции. — Так что мне не пристало разгуливать в компании бродяг! — закончил сэр Филипп и направился к башне.

— Что ж! — сказал вслед ему Рэндалл. — Мне жаль, что я внушаю вам такое отвращение, милорд.

— Меня не купишь глупыми мелодиями! Я — воин! Я служил во Франции и знаю, сколь дерзки бывают лицедеи! Но ты бродяга, только и всего.

Проходя мимо Рэндалла, Филипп грубо оттолкнул его и, не глядя более в его сторону, исчез в башне.

Но Рэндалл уже не чувствовал гнева, поскольку не впервые сталкивался с надменностью знатных особ и рыцарей. Продолжая бродить по стене замка, он расспросил встретившегося стражника о папаше Терри.

— Идите в левую башню, там прислуга герцога, — указал стражник в сторону укрепления, ютившегося возле донжона.

Рэндалл спустился во двор. Он без труда отыскал папашу Терри, который спал на тюфяке из травы в комнате на нужней этаже башни. Устроившись прямо на полу на другом тюфяке, в углу, Рэндалл долго глядел в потемневший от чада факелов потолок, пока сон не прервал ход его размышлений.

 

ГЛАВА 11

Утром камердинер герцога прислал к менестрелям своего человека, чтобы подобрать для них подходящие наряды.

Папаша Терри уже подобрал себе одежду и был ею весьма доволен. С длинными тёмными локонами, в жёлтом упелянде и шоссах, в синем плаще, застегивающемся под горлом аметистовой пряжкой, он выглядел очень достойно.

— Ну-ка, ну-ка! — воскликнул он, заметив, что Рэндалл проснулся. — Теперь мы подберем одежду и для тебя!

Перебрав кучу принесённых вещей, папаша Терри и Рэндалл остановились на узком парчовом котарди, подчёркивающем изящество молодого человека, длинном плаще с фалдами, вырезанными по краям квадратными фестонами, и на сафьяновых сапожках.

Слуга предложил прислать к менестрелям цирюльника, но они предпочитали бриться самостоятельно.

— Ты настоящий герцог в этих нарядах! Боже! А ведь ты действительно сумел бы блистать при королевском дворе! — вздохнул папаша Терри. — И герцог Ланкастер, я уверен, будет в восторге от тебя. Но что ты обсуждал с ним?

— Мелодии лютни, звуки дудки, — уклончиво ответил Рэндалл. — А потом я встретил графа Монтгомери. Ты что-нибудь знаешь о нём?

Терри Уолтерс устремил на Рэндалла взгляд, полный ужаса.

— Почему ты спрашиваешь меня о нём? Он говорил с тобой?

— Да! Великий сэр Филипп удостоил меня беседы, — засмеялся Рэндалл. — Кстати, он вчера был в трапезной.

Схватив юношу за узкие плечи, Терри крепко сжал их. С удивлением Рэндалл смотрел на своего приёмного отца.

— Граф Филипп жестокий человек, он жёг деревни сотнями, когда служил во Франции. К тому же он настоящий аристократ, очень знатный дворянин, отпрыск рыцаря Монтгомери, который был знаменит службой королю Эдуарду. Мы для него — омерзительные рабы, чернь, и к нам он относится с презрением.

— Откуда ты столько знаешь о нём?

— От бродяг, от простолюдинов, прислушиваясь к тому, о чём говорят в грязных трактирах, — и Терри принялся складывать их изношенные вещи в мешок.

Спустя полчаса менестрели уже входили в огромный зал, где завтракали Джон Гонт, его свита и слуги. Кое-кто из гостей, кого Рэндалл видел накануне, уже разъехались по своим замкам. В трапезной он увидел сэра Филиппа, о котором папаша Терри поведал недавно много нелестного. Монтгомери даже не повернул головы в его сторону и ничем не выдал их знакомства, происшедшего ночью на стене замка.

Обоим менестрелям отвели места за длинным столом, за которым сидели слуги, у вереницы высоких окон.

Увидев Рэндалла, Джон Гонт ласково ему кивнул. С признательностью менестрель отвесил ему поклон.

Попробовав гороховую похлёбку и тушёные овощи, молодой человек заметил, как кто-то плеснул ему в глиняную кружку эль.

— Отведай, Рэндалл! Мои братья делают лучшее в Англии пойло!

Подняв глаза, он узнал брата Строу. Монах широко улыбнулся, его лицо светилось искренней радостью.

— Кто бы мог подумать! Брат Строу! — засмеялся Рэндалл. — А я-то думал, что после ночи любви с какой-нибудь прекрасной служанкой вы уже на обратном пути в графство Эссекс.

— Но ты ошибся! — ответил брат Строу. — Я отправлюсь в Эссекс после того, как поем!

— О, это умный поступок, монах! — усмехнулся Рэндалл.

Брат Строу хлопнул его по плечу:

— Говорят, вчера вы привели в восторг герцога?

— И, как видишь, сегодня я одет, словно дворянин.

— У Джона Гонта все слуги одеваются, как дворяне! Он поступает так же, как король Ричард. Но я вынужден признать, что такая одежда на тебе отлично сидит. — Монах громко захохотал и, осушив огромную кружку эля, со стуком поставил её на стол.

— Папаша Терри, — проговорил герцог, — кажется, так вас называет Рэндалл? Не исполните ли для меня что-нибудь?

— Разумеется, милорд, — поднялся папаша Терри и, взяв лютню, взобрался на балкончик. Его низкий, хриплый голос очень подходил для исполнения незатейливых весёлых песенок.

Закончить трапезу ему позволили позднее. А потом он и Рэндалл спустились во двор замка, чтобы проводить брата Строу. Когда монах уже сидел в пустой телеге и держал в руках поводья, из башни появились сэр Филипп и герцог Джон Гонт. Конюх вывел под уздцы взнузданную лошадь. Натягивая перчатки, сэр Филипп говорил герцогу:

— Не думайте, что король страстно жаждет с вами мира! Просто он старается избежать ссоры с вами, которая выльется в войну, учитывая ваше могущество.

— Передайте его величеству, что я согласен с временным миром, который установился между нами, — ответил герцог.

— Хорошо. Я передам сказанное вами моему господину, — молвил Монтгомери холодно. Затем, вскочив на коня, сэр Филипп развернулся к воротам. — И забудьте о намерениях возвратить былое влияние при дворе! — произнёс он. — Ричард вряд ли вам это позволит! — И, пришпорив лошадь, он поскакал со двора. За ним последовали два закованных в панцирь оруженосца. Миновав короткий туннель через ворота, всадники проехали по подвесному мосту.

Герцог направился к замку. Рэндаллу показалось, что герцог был раздосадован приездом посланника Ричарда. Оба менестреля и монах посмотрели ему вслед.

— Что ж! Мне нужно ехать, — сказал брат Строу. — Путь до аббатства предстоит далёкий.

Монах уехал, а менестрели отправились в замок. До вечера у них было время, чтобы немного побродить по замку и обсудить, чем ещё можно развлечь герцога.

 

ГЛАВА 12

Канавы у мостовой постепенно заполнялись грязью. Крыши Дартфорда влажно темнели от сырости. В графстве Кент весна уже полностью вступила в свои права.

Неспешно шагая по улочкам, сборщик податей ловил хмурые взгляды прохожих. Его не любили, и он знал об этом. Ремесленники в окнах домов, кузнецы, трудившиеся в поте лица у дымящихся жаровен, установленных прямо на улице, молодые люди, скучающие от безделья, и даже торговцы у своих лавочек презрительно смотрели на него. Женщины отворачивались, едва он появлялся на улице. Но такое перестало смущать сборщика податей.

Оставив двух своих спутников, людей шерифа Кентского, у ворот Дартфорда, он шёл по городу пешком. В кольчужном подшлемнике, панцире и испачканном в трактирах и на улицах плаще, с кинжалом и мечом на бедре, с подбитым глазом и воспалённым лицом отъявленного пропойцы, он брёл, время от времени прикладываясь к фляге, в которой плескался эль.

Недалеко от ворот Дартфорда он увидел Уота Тайлера, местного кровельщика. Тот заделывал крышу одной из башен укрепления, возведённого вокруг Дартфорда. Сборщик податей вспомнил, что у Уота Тайлера оставался долг с прошлого раза, и решил наведаться к его жене, которая всегда ему нравилась.

Возле дома кровельщика, ютившегося между дешёвым трактиром «Ловкий глухарь» и лавкой оружейника, сборщик податей заметил юную девочку, в которой узнал дочь Уота. Он подумал о том, как девочка похожа на свою мать, и тяжело вздохнул. Девочка скрылась в доме. Достав флягу и отпив из нее эля, он направился к двери. Из окна лавки оружейника на него глядел встревоженный ремесленник, но сборщик податей лишь оскалил гнилые зубы от плохо скрываемой досады.

Постучав, он немного подождал. Дверь распахнула красивая молодая женщина в широком платье, какие носили простолюдинки.

— Хороший денёк, душечка! — нагло усмехнулся сборщик.

Почувствовав замешательство женщины, он шагнул на порог.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Мне — ничего, душечка! А вот моему господину, графу Кентскому, нужны поборы, тем более что у твоего мужа передо мной долг!

От сборщика пахло вином и потом. Хохоча, он не позволял молодой женщине захлопнуть дверь.

— Мой муж работает в городе, о долге вам стоит поговорить с ним!

— Женщина в этом для меня лучший собеседник! — возразил сборщик податей и, переступив порог дома, захлопнул дверь.

Молодая женщина попятилась, ища глазами дочь. Направляясь к ней, сборщик податей дерзко ухмылялся.

— Я обещаю, душечка, что сам заплачу долг твоего мужа, если взглянешь на меня благосклонно, — протянув руку, он коснулся длинных волос. Она отвернулась от него.

— Мы сумеем с тобой решить этот вопрос — один-два поцелуя и страстные объятья! — произнёс он и, взяв флягу, допил эль.

— Убирайся, грязный негодяй! — прошептала молодая женщина. — И не подумаю отвечать тебе благосклонностью.

— Вот как?! Мерзавка! — и сборщик наотмашь ударил её по лицу.

— Убирайся! — закричала она в ярости.

Бросившись к девочке, сидевшей в слезах в углу дома на скамейке и наблюдавшей за происходящим, негодяй воскликнул:

— А может, она расплатится за долги отца?

— Не приближайся к моей дочери, тварь, — процедила жена кровельщика.

— А что ты мне сделаешь?! — захохотал он, вынув кинжал из ножен.

— Трус! — воскликнула молодая женщина. — Ты воспользовался, что я и моя дочь одни! Презренное животное!

— Молчать! — рявкнул сборщик податей и схватил сжавшуюся от страха девочку.

— Прошу тебя! Не трогай мою дочь! — воскликнула жена кровельщика, вцепившись ему в руку.

Сборщик податей полоснул её лезвием кинжала по горлу и выругался. Захрипев, молодая женщина упала. Кинувшись к визжащей дочери, убийца свернул ребёнку шею. Он знал, что и без свидетелей все в Дартфорде укажут на него и ему влетит от шерифа Кентского.

Дверь распахнулась. Обернувшись, сборщик податей в ужасе уставился на вошедшего кровельщика.

— Нет, Тайлер! Я здесь ни при чём! — заорал он, вжимаясь в угол.

— Ты ответишь за злодейство, — глухо произнёс Уот Тайлер и обнажил короткий обоюдоострый меч, какие носили простолюдины. — Защищайся! — холодно приказал ему кровельщик.

Внезапно рассвирепев, сборщик вскочил и выхватил свой меч. Закипела драка. Нетрезвая голова и плохая подготовка сборщика почти сразу позволили Уоту Тайлеру одолеть его. Через несколько минут он пронзил негодяя мечом.

К дому Тайлера сбегались жители Дартфорда. Слух о том, что кровельщик посмел вступить в драку с человеком графа, тут же разлетелся по городку. Люди бежали, вооружившись мечами, топорами и алебардами.

Больше не обращая внимание на происходящее, Уот опустился на пол. Слёзы блестели на его щеках. Он любил жену и дочь и сейчас жалел, что оставил их одних. На пороге его дома появились самые отчаянные дартфордцы. Впереди стоял друг Тайлера — Уилл. Увидав лужи крови, тела жены и дочери Уота и мёртвого сборщика податей, он побледнел.

— Начался мятеж, Уот! Ты был столь отважен, что посмел бросить вызов графу! — сказал он.

— Отважен?! — произнёс кровельщик и, поднявшись, направился к дверям. — Пусть так! Я не позволю впредь сборщикам податей его величества убивать жён и детей бедняков! — Убрав меч в ножны, он вышел к ждущим его людям.

— Да здравствует Уот Тайлер! — заорал Уилл. Народ отозвался истошным воплем.

Улицы Дартфорда уже заполнялись бедняками. Даже женщины и бродяги присоединились к мятежникам. Загорелось несколько домов, принадлежащих друзьям графа Кента. К вечеру весь Дартфорд был охвачен пожарами, разбоями и всеобщими волнениями. Уот приказал своим сторонникам идти к дому шерифа.

Стражники в железных шлемах сошлись с мятежниками возле дома шерифа, но люди Уота, ворвавшись внутрь, наполнили коридоры и залы воплями и топотом множества ног. Шериф, бросившись к окну, в ужасе взирал на происходящее. Это был человек средних лет, с холодным, чисто выбритым лицом и светлыми прямыми волосами, закрывавшими шею и гладко спадавшими над бровями. Он заранее надел кольчугу и латы, защищавшие руки и ноги, как только узнал о мятеже в Дартфорде. За время его жестокого правления в графстве Кент из-за сборщиков податей не раз страдали бедняки и нередко вспыхивали стычки, но такого мятежа, какой устроил кровельщик из Дартфорда, шериф не ожидал.

Достав меч из ножен, шериф резко обернулся от окна к дверям, в которые вломились человек двадцать простолюдинов, вооружённых кольями, топорами и алебардами. При виде шерифа мятежники застыли в замешательстве. В их душах тлел страх и трепет перед ним, человеком, имеющим прежде в Дартфорде неоспоримую власть.

— Кто отважился бросить мне вызов, тупые свиньи? — процедил он сквозь зубы. — Идите лучше по своим жалким лачугам и молитесь, чтобы граф Кентский не расправился с каждым из вас.

Простолюдины молчали.

— Трусы! — сказал шериф, сощурив глаза.

Из толпы вышел невысокий человек, сжимающий в руках меч. Вскинув подбородок, он предложил шерифу:

— Сразимся, сэр!

Это было слишком! Раньше никто из простолюдинов не смел разговаривать с ним с такой дерзостью! Издав вопль, шериф бросился на Тайлера.

Начался поединок. Зал наполнил звон мечей, гулко отдававшийся под сводчатым потолком. Затаив дыхание, мятежники наблюдали за сражением.

Тайлер умел отлично обращаться с различным оружием, так как служил во Франции, у рыцаря из свиты принца Уэльского. Сумев выбить меч из руки противника, он заставил того отступить к окну. Уот приставил острие меча к горлу шерифа, давнего врага простых людей. Пот стекал по лбу шерифа Кента. С презрением скривив губы, он проговорил:

— Завтра же граф пришлет в Дартфорд отряд. И вас всех накажут! Ты можешь поступить со мной, как хочешь, но завтра граф заставит вас просить о пощаде! Рабы!

— Я не буду проливать твою кровь, шериф, но я хочу, чтобы ты сообщил графу Кенту, что Уот Тайлер станет отныне защитником всех обездоленных! Пусть граф просит у его величества Ричарда, к которому я питаю слепую верность, чтобы ни я, ни те, кто присоединится ко мне, ни прочие бедняки в Англии не были больше подневольными, чтобы король отменил указ о лесах, запрещающий людям в них охотиться, чтобы за пользование землей лорды требовали с вилланов расплаты не трудом, а делами, и чтобы вилланы могли продавать товар в городских лавках наравне с другими вольными людьми. Ты понял меня, шериф?!

Голос Уота Тайлера звучал ровно, властно и даже немного высокомерно. Ничто в этот миг не выдавало кипящей в нём ярости.

— А если я откажусь? — спросил шериф.

— Тогда я отдам тебя моим сторонникам на расправу. Многие считают тебя своим лютым врагом, — сказал Уот и быстрым движением убрал меч в ножны.

— Я согласен, — пробормотал шериф, хмурясь.

— Прекрасно, сэр. Я провожу вас во двор, чтобы вы могли верхом уехать из Дартфорда. Боюсь, без меня вам не обойтись.

В сопровождении Уота негодующий шериф спустился к конюшням, где толпились вооружённые простолюдины. Бросая на них мрачные взгляды, шериф вскочил на коня, которого ему подвели по приказу Уота.

— Имей в виду, — процедил шериф, натягивая узду, — тебе это так просто не сойдёт, Уот!

— Знаю, — пожал плечами кровельщик. — Но я намерен многое сделать для того, чтобы впредь ваши сборщики податей не убивали наших жён и дочерей.

Пришпорив коня, шериф во весь опор поскакал из Дартфорда.

Уот молча закутался в плащ. Приблизившись к нему, Уилл произнёс:

— Идём в лес. Нужно устроить там укрытие для нас и для тех, кто к нам присоединится. А в Дартфорде оставим верных людей, чтобы защитили его от вторжения отряда графа.

Не прекословя, Уот пошел за Уиллом. Ощущая полное бессилие, он тенью следовал по улицам. Люди, узнававшие его, радостно выкрикивали приветствия, но Уоту казалось, что пространство вокруг него заполнено туманом. Ещё утром он был всего лишь бедным кровельщиком, покорным судьбе, а к ночи стал предводителем крупного мятежа, бросившим вызов баронам всей Англии. Но главное, люди в нём видели заступника всех нищих и слабых.

 

ГЛАВА 13

Устроив укрытие в каменных развалинах крепости, которая когда-то, лет двести назад, принадлежала англо-норманнскому лорду, Уот Тайлер, Уилл и несколько их сторонников грелись у костра. Потрескивание сучьев и крики ночных птиц в обступавшем развалины лесу заставляли их настороженно вскидывать головы и прислушиваться.

Над костром жарилась свинина, захваченная ими из дома шерифа.

Закутавшись в кугель, натянув его на лицо, Уот Тайлер молча сидел в дальнем углу, рассеянно слушая болтовню мятежников. Он ещё не мог осознать до конца, как сильно всё изменилось для него за прошедший день. Постоянно думая об убитых жене и дочери, он крепко сжимал зубы, чтобы не разрыдаться. Он жаждал мести, возмездия за то, как английские бароны и их слуги поступают с убогими, нищими и с женщинами. Вроде той беззащитной женщины, которую он любил...

Отрезав кусок сочной свинины и взяв флягу, полную вина, Уилл подошёл к другу.

— Возьми, Уот, — сказал Уилл. — Ты должен поесть. Тебе нужны силы, чтобы продолжать борьбу.

Не проронив ни слова, Уот взял флягу и отхлебнул вино.

— Я восхищаюсь твоим поступком в Дартфорде и той отвагой, которую видел. А драться на мечах тебя научил твой господин во Франции?

— Да. Он был смельчаком. А когда мы несли службу в отряде принца Уэльского, нам довольно часто приходилось сражаться с французами.

— Уверен, слухи о твоих нынешних делах облетят завтра соседние графства и заставят трепетать лорда Кента, — молвил Уилл. — Что, если лорд Кент решит встретиться с тобой?

— Мне нечего ему сказать. Все мои требования я передам королю. Только король сумеет защитить бедняков от баронов, — пожал плечами Уот.

— Но король ещё отрок.

— Не такой уж отрок, если сумел отдалить от себя могущественного Джона Гонта. К тому же он сын принца Уэльского и мог перенять рассудительность и бесстрашие отца. Хотя разве дозволено мне думать о встрече с королём? Возможно, завтра мятеж в Дартфорде будет подавлен отрядами графа Кента, меня объявят разбойником, и мы превратимся в обычную шайку.

Уот невесело усмехнулся. В памяти всплыло то время, когда он служил английскому рыцарю.

Эдуард III предъявил свои права на французский престол, но ему было отказано, и королю ничего не оставалось, как начать войну.

Высадившись на берегу Ла-Манша, он с войском двинулся на Францию, захватывая крепости и замки. Его отряды, возглавляемые старшим сыном Эдуардом Уэльским, много раз торжествовали над противником. О великих битвах при Слейсе и Креси знали по всей Европе.

Булонь и Трепор подверглись безжалостному разорению. Кале пал в 1348 году, хотя его обитатели двенадцать месяцев отстаивали свой город. А в битве при Пуатье король Иоанн Французский и его сын Филипп попали в плен к англичанам. Впоследствии англичане отпустили его с условием, что он соберёт за себя выкуп и возвратится с деньгами обратно. Выкуп был в конце концов собран, но хотя сын Иоанна бежал из плена, король Франции возвратился в Лондон, где погиб. Война продолжалась, и очередные отряды англичан высаживались на морской берег Франции.

Уоту Тайлеру неоднократно доводилось вместе со своим господином, обучившим его не только драться, но и говорить, и читать на латыни, давать отпор как французским рыцарям, так и вольным отрядам, в которые сбивались разбойники и которые нападали не только на англичан, но и на своих же, французов.

Мысли о том времени, когда он был слугой рыцаря, подсказали Уоту, что его умение владеть мечом стало не так безупречно и что ему нужно тренироваться.

Проснувшись ранним утром возле давно погасшего костра, Уилл и остальные друзья Талера услыхали треск сучьев снаружи. Встревоженные, они выскочили из укрытия. Уота нигде не было видно. Стояло промозглое утро. От влаги стволы деревьев тускло отсвечивали, где-то в кронах вспархивали и хлопали крыльями вороны.

Между деревьями внизу, в овраге с крутыми склонами, клубился туман. На краю оврага Уот упражнялся с мечом и щитом, то делая выпады, то отбивая удары.

При появлении друзей он слегка кивнул им и продолжил своё занятие. Чуть позже Талер остановился и дал несколько распоряжений. Двоих он направил в Дартфорд, чтобы разузнать о происходившем в графстве. Уиллу он велел стеречь укрытие, а сам вместе с тремя товарищами отправился в чащу за пропитанием.

Слухи же о бунте в Дартфорде уже вовсю распространялись по соседним графствам.

 

ГЛАВА 14

Примерно в то же время, утром, в рассеивающемся тумане, сэр Ральф и брат Джон Болл добрались до Брентвуда. Перед ними лежал Эссекс.

За несколько дней совместного путешествия рыцарь и беглый монах подружились, а когда отец Болл переставал смущаться, то сразу превращался в остроумного и весёлого собеседника.

Сэр Ральф понял, что он — человек, склонный к поэзии, и нередко исполнял при нём свои музыкальные произведения. Отец Болл даже подпевал ему.

— Я давно хотел взять жонглёра и даже нашёл менестреля, достойного во всех отношениях, — поделился сэр Ральф с Джоном.

— Что ж не взял? — осведомился отец Болл.

— Просто я не сумел уговорить его, — ответил Ральф. — Но убеждён, что, встретившись со мной вновь, он согласится. В общем, лучшего жонглёра, чем мой Папиоль, мне не сыскать во всём королевстве Английском.

Так, беседуя, выпивая по кружке эля во встречных трактирах и ночуя в лесах, сэр Ральф и отец Болл шли через Эссекс.

Переступив порог трактира в деревне Брентвуд, они оказались едва ли не единственными посетителями. Трактирщик мрачно взглянул на вошедших. Молодой человек, в котором трактирщик определил путешествующего аристократа, и его спутник немедленно привлекли его внимание. Выглянув в окно, он проследил, что лошадь, принадлежащую молодому дворянину, уже повёл в конюшню слуга, чтобы напоить её. Подойдя к гостям, трактирщик услужливо поклонился:

— Хотите выпить чего-нибудь, милорды?

— Принеси нам, папаша, по стакану хорошего гипокраса, — попросил Ральф де Монфор. — А потом подай жареного фазана, свинину и хлеб.

— К свинине могу порекомендовать отличный соус, который я делаю уже несколько лет, — сообщил трактирщик.

Достав увесистый кошелёк, Ральф бросил горсть монет на стол. Взяв деньги, трактирщик удалился. Тычками и подзатыльниками он заставил слугу подать гостям кушанья и вино.

— Скажи, папаша, — произнёс Ральф, — не размыты ли дороги, что ведут в Кент?

— Милорд, — ответил трактирщик, — поверьте, не следует сейчас соваться в Кент.

— У меня там замок и целая деревня, — возразил Ральф.

— Сэр, даже отряды графа боятся ездить через Кент.

— Почему? Опять орудует какая-то шайка вроде Форвиллов?

— Гораздо хуже, — трактирщик нахмурил брови. — Орудуют мятежники Дартвуда. Вчера там убили сборщика податей и многих из стражи шерифа. Возглавил мятеж кровельщик по имени Уот Тайлер. Он не позволил убить шерифа, чтобы тот передал графу Кенту их требования королю. Сегодня в Дартфорд двинулся отряд сэра графа, но мятежники выгнали их. Говорят, возмущение может перекинуться и в соседние графства.

— Уот Тайлер так страшен? — удивился сэр Ральф.

— Болтают, что он обладает ловкостью и огромной силой, — пояснил с деревенской простотой трактирщик.

— Вот как! Тогда нам нужно быть осторожными, чтобы не встретить его. Правильно, Болл? — насмешливо произнёс сэр Ральф.

— Поступим, как ты велишь, сэр Ральф, — отец Болл тяжело вздохнул. — В любом случае драться предстоит не мне, а тебе. Я никогда не держал в руках меч.

— Тебе стоит научиться, — ответил Ральф. — Мир полон неожиданностей. Ты больше не в монастыре, друг мой.

— Я научусь, — проговорил отец Болл удручённо.

— Не сомневаюсь. А теперь давай подкрепимся, — и Ральф залпом опрокинул свой стакан гипокраса. Не имея ничего против, беглый монах попробовал фазана.

— Почему ты помогаешь мне, сэр Ральф? Вдруг я оказался бы разбойником!

— Нет, — возразил Ральф. — Я сразу догадался, что ты не разбойник, но человек, ищущий заступничества, а я никогда не отказывал таким людям. И особенно меня тронула твоя история.

— Ты мне поверил, но ведь я мог тебя обмануть, — сказал отец Болл.

— Но ты этого не сделал. И я поверил тебе, ибо знаю, что такое любовь. О, да, я влюблён, друг мой.

— И твоя возлюбленная — знатная леди?

— Одному Господу видно, сколько раз я пытался угадать ответные чувства в зелёных глазах леди Джудит Суррей, сколько раз я приезжал в крепость её мужа, на ту сторону Па-де-Кале. Сколько раз я втайне полагался на её благосклонность. Волосы у неё белокурые, густые, глаза светлые и кроткие, а талия узкая и хрупкая. К сожалению, она замужем, поэтому мне остаётся только издали вздыхать о ней.

— И, находясь в разлуке, ты продолжаешь любить её, совершать подвиги, думая о её кротких глазах? — удивился отец Болл.

— У меня есть множество песен, в которых я воспел её, и кое-какие ты уже слышал.

— Полагаю, леди Джудит должна оценить подобную преданность с твоей стороны, — ответил Джон Болл.

Закончив трапезу, они оставили трактир и отправились в путь. По узкой тропе, ведущей от разъезженной всадниками и повозками дороги в лес, они направились на запад от Брентвуда. Лошадь брела позади владельца, отец Болл держал её под уздцы. Ральф де Монфор шёл впереди, перебирая струны цистры и с улыбкой глядя по сторонам.

Он продолжал думать о Рэндалле и решил, что как только приведёт Джона Болла в свой замок, где монах будет в безопасности, то сразу отправится к Ланкастеру или во дворец Савой, чтобы встретиться с менестрелем.

Отец Болл молчал. Он размышлял о мятеже, поднятом в соседнем Кенте. Ему вовсе не внушал страх Уот Тайлер, гораздо больше он остерегался шерифов. Внезапно ему показалось, что он слышит конский топот. Обернувшись, он внимательно вгляделся в густые дебри. Топот лошадей становился всё отчетливей, и отец Болл уже различал гиканье и вопли всадников.

— В чём дело, брат Джон? — спросил сэр Ральф, убирая цистру за спину.

— Всадники, Ральф.

Рыцарь прислушался, затем подошёл к своему скакуну и вытащил из поклажи увесистый запасной меч. Бросив его Боллу, он крикнул:

— Дерись, как сумеешь, если на нас нападут!

Из-за поворота появился отряд стражников в железных шлемах и панцирях, вооружённый алебардами. Остановившись возле путников, всадники окружили их.

Человек, который возглавлял отряд, резким движением поднял забрало.

— Кто вы такие?! — спросил он холодным, властным голосом.

— Я рыцарь, — сказал Ральф, — следую в своё поместье, в Кент, в сопровождении слуги. Меня зовут сэр Ральф де Монфор.

— Всё так, милорд, — качнул головой незнакомец в шлеме. — А я служу шерифу Эссекса, и у меня твёрдый приказ доставить вас и вашего слугу в темницу для разбирательства.

— Но почему?! — возмутился Ральф.

— Из-за проступка вашего слуги, — и предводитель отряда стражи указал на отца Болла. — В нём соглядатаи его милости шерифа Эссекса узнали беглого монаха Джона Болла, разыскиваемого по всему графству.

— А если мы откажемся следовать с вами? — спросил сэр Ральф, бросив встревоженный взгляд на отца Болла.

— В таком случае мы вынуждены применить силу, — был ответ.

— Тогда, сэр, — вскричал сэр Ральф, выхватывая меч из ножен, — защищайтесь!

Стражники вскинули алебарды. Закипела драка. Отец Болл, отбросив пустые сомнения, присоединился к Ральфу. Он проявил удивительную способность сражаться, отбиваясь сразу от двух стражников. Ещё двоих, том числе главу стражи, взял на себя сэр Ральф.

Но одержать победу они не смогли. Лошадь одного из людей шерифа встала на дыбы и опрокинула отца Болла в грязь. Выронив меч, он лежал, наблюдая, как стражник поднял над ним алебарду. Сэра Ральфа обезоружил глава стражи, ударив в предплечье железным щитом.

— Взять их! — приказал глава стражи.

Спешившись, стражники подняли отца Болла и схватили сэра Ральфа. Нацепив на запястья и щиколотки пленникам кандалы, они подвели их к старшему.

Удовлетворённо кивнув, предводитель повернул отряд.

 

ГЛАВА 15

Пленников вели рядом с лошадьми, на которых ехали стражники. Скакуна сэра Ральфа вместе со всей поклажей они решили доставить к шерифу. Путешествие лежало через густой лес, но к вечеру отряд должен был достичь тюрьмы Мэйдстоуна.

— Милорд, — шёпотом произнёс отец Болл, поравнявшись с сэром Ральфом, — как мне жаль, что я втянул вас во всё это и теперь вы тоже направляетесь за решётку.

— Меня не страшит виселица, — ответил сэр Ральф. — Я поступил так, как счёл необходимым.

Стражники ехали молча, лишь изредка перебрасываясь парой фраз. Тропу размыло, грязь хлюпала под ногами и копытами лошадей. День выдался на редкость холодным.

Глядя на закованные в тяжёлые цепи запястья, сэр Ральф морщился: ныли руки. Но отец Болл с твёрдостью переносил выпавшее испытание, и по его лицу невозможно было прочесть о бушевавших внутри страстях. Сэр Ральф, к удивлению, обнаружил у монаха, ещё недавно кажущегося хрупким и бессильным, огромное мужество.

— Ты сегодня отлично дрался, — сказал он Боллу.

— Не надо мне льстить. Мы оба прекрасно знаем, что я не так хорошо дерусь, как следовало, — ответил отец Болл.

Глава стражи не позволил устроить стоянку. Отряд ехал лесом, не встречая ни прохожих, ни вилланов из соседних деревень. И вдруг впереди послышались отдалённое бряцанье железа и конский топот, словно навстречу им двигались вооружённые стражники.

— Вы, двое, следуйте по дороге и узнайте, кто направляется в нашу сторону! — приказал глава стражи, придержав коня. — Не хватало ещё встретиться с шайкой бунтовщиков!

Покорные его воле, стражники поскакали к широкой разъезженной дороге, по которой они думали добраться до Мэйдстоуна.

Через несколько минут посланники возвратились и сообщили, что встретили кортеж принцессы Уэльской, путешествующей в замок Ланкастера.

— Я буду рад поклониться её высочеству! — облегчённо вздохнул глава стражи и пришпорил лошадь.

Услыхав о том, что навстречу им направлялась принцесса, сэр Ральф восторжествовал, ведь он не раз виделся с матерью короля Ричарда, когда бывал при дворе, и сейчас рассчитывал на её заступничество. Ральф де Монфор считался знатным рыцарем, имеющим богатство и обладающим умением слагать песни, и принцесса Уэльская благоволила к нему и никогда бы не позволила вести его, точно разбойника, в темницу.

Отряд стражи шерифа вышел к дороге, когда мимо двигался кортеж её высочества. Карета, в которой находилась принцесса, сопровождалась дюжиной закованных в доспехи всадников. Неожиданно Ральф узнал среди них сэра Саймона Беркли, доблестного рыцаря, в прошлом заслужившего дружбу Чёрного принца, совершившего много подвигов во Франции, а позднее ставшего воспитателем Ричарда Второго.

Принцесса была в повозке и поэтому не видела закованного в кандалы придворного. Деревянные колеса и копыта лошадей сильно забрызгала грязь.

Спрыгнув с коня, глава отряда шерифа отвесил кортежу поклон.

— Сэр Саймон! Сэр Саймон! — окликнул Ральф воспитателя короля.

Обернувшись, рыцарь с удивлением уставился на пленника. Не сразу он понял, что этот усталый, лишённый оружия молодой человек, стоявший с кандалами на запястьях и взятый под стражу, — благородный сэр Ральф де Монфор.

— Боже! Сэр Ральф! — воскликнул он, придержав коня. — Что с вами случилось?

— Милорд, — холодно молвил глава стражи, — я вам объясню. Ральф де Монфор пытался скрыть от шерифа Эссекса беглого монаха, который тоже здесь. Их обоих я должен доставить к его милости в Мэйдстоун.

— Я разговариваю не с вами, сэр! Я разговариваю с милордом Ральфом, человеком знатным и доблестным. — Саймон Беркли был взбешён.

— Всё, что сказал предводитель стражи, правда, — подтвердил Ральф. — Да, я пытался скрыть отца Джона Болла, но лишь потому, что единственное, в чём его можно упрекнуть, — любовь. Он убил стражника, защищаясь от нападения, а я счёл своим долгом его выручить.

— Вот оно что. — И Саймон Беркли, повернувшись к предводителю стражников, приказал: — Немедленно отпустите его!

Тем временем кортеж принцессы Уэльской остановился. Полог повозки всколыхнулся, и Джон Болл увидел выглянувшую из кареты очень красивую, ещё молодую женщину. Её руки украшали кольца с крупными алмазами и опалами. У неё было узкое, усеянное веснушками лицо, выпуклый лоб, полные губы и прямой, ровный, аккуратный нос. Взгляд её приподнятых к вискам зелёных глаз выражал высокомерность и настороженность. Это и была леди Джоанна, кузина Чёрного принца, на которой он когда-то женился, и мать правителя Англии, четырнадцатилетнего Ричарда Второго.

— Я не могу уступить вам, милорд, потому что сэр Ральф — пленник шерифа Эссекса, а у меня приказ бросить его в темницу, — возразил глава стражи.

— Я рыцарь и приближённый его величества, — высокомерно сказал Саймон. — И я приказываю вам немедленно отпустить пленников!

— А если мы откажемся вам повиноваться?

— Вряд ли шериф Эссекса похвалит вас за отказ, учитывая, кто я!

Полог повозки приподнялся, и оттуда появилась стройная статная женщина. На ней было синее платье с обтягивающими рукавами, узкие бедра обвивал изящный пояс, на шее блестело чеканное драгоценное ожерелье. На плечи принцесса набросила плащ, скреплённый крупной пряжкой-застежкой. Стражники спешились и преклонили колени перед благородной леди и матерью короля.

— Так вы готовы драться с самим сэром Саймоном Беркли? — насмешливо спросила она у главы стражи.

— Нет, миледи, так как шериф будет этим разгневан, — глухо проговорил глава стражи.

— Мой приказ — требование матери государя Англии! — отпустить обоих пленников и позволить им присоединиться к моему кортежу, — сказала принцесса Джоанна Уэльская.

Не смея прекословить ей, стражники разомкнули кандалы и отступили от пленников на пару шагов.

— К тому же, — продолжала принцесса, — вам придётся возвратить им лошадь и всю поклажу. А вы, сэр Ральф, и вы, отец Болл, садитесь в мою карету, поскольку вижу, что вы порядком утомлены.

— О, милостивая госпожа! — произнес Ральф де Монфор, растирая затёкшие запястья. — Что бы мы делали без вас?!

— Полагаю, разделили бы участь разбойников, — ответила принцесса.

Отвесив поклон, сэр Ральф поймал её хрупкую руку и поднёс к губам.

— Благодарю, миледи, — шепнул он.

Не в силах сдержать улыбку, принцесса кивнула ему. Немного растерянный отец Болл пробормотал в смущении, что он тоже признателен принцессе, и она кивнула ему с такой же любезностью.

Друзья забрались в повозку принцессы, где было тепло, но стоял полумрак и сидела хмурого вида темноволосая женщина, отнюдь не разделявшая милость своей госпожи. Несмотря на весьма некрасивую внешность, особа оказалась знатного рода.

— Это леди Бриана Трессилиан, кузина Роберта Трессилиана и моя подруга, — пояснила принцесса. Сэр Ральф знал эту вечно унылую, скучающую особу. Сейчас она была явно взбешена предложением принцессы продолжить путешествие рыцарю и какому-то отлучённому от церкви монаху в их обществе.

Оставив позади стражников шерифа, кортеж принцессы Уэльской взял направление к замку герцога Ланкастера.

 

ГЛАВА 16

Когда принц выбирал супругу, его, конечно же, прельстили прежде всего бронзовые локоны, страстные губы, хрупкая талия и узкие бедра кузины. Но он вовсе не предполагал, сколько расчётливости и ума крылось в её прелестной головке.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как принц Уэльский погиб и его сын Ричард стал королем, но многие придворные всё ещё относились к красивому отроку как к наследнику, рождённому от самого великого воина Англии.

Теперь Джоанна не так часто встречалась с Ричардом. Она любила Вестминстер, он же предпочитал провинциальный дворец Элтон.

В то время как сэр Ральф и его друг грелись и утоляли аппетит лепешками, сыром и вином, принцесса рассказала, что направляется из Элтона в замок Ланкастера.

— Герцог прислал в Элтон посланца с предложением послушать необыкновенного менестреля, преподнесённого ему Глостером, — говорила с улыбкой её высочество. — И будто бы этот менестрель, находясь в Плэши, не пользовался расположением Глостера, потому что тот всех менестрелей без исключения считает лишь простыми бродягами, обязанными служить лордам и развлекать рыцарей на пирах. О, я не имела в виду вас и подобных вам аристократов, сэр Ральф! Всем известно, что нередко знатные сэры оказывались лучшими певцами! Но, по словам посланца герцога, менестрель Рэндалл до того, как появился у Глостера, вместе с отцом, тоже менестрелем, ходил по всему королевству, исполняя песни, новеллино и стихи в замках провинциальных лордов.

— О, да! Я отлично знаком с песнями менестреля Рэндалла, — кивнул сэр Ральф. — И хочу ему предложить быть у меня жонглёром.

— Вы думаете, он согласится? — спросила принцесса. — Ведь, превратившись в вашего жонглёра, ему придётся скитаться с вами и претерпевать тяготы путешествия. А если мой сын направит вас служить в Кале, менестрель Рэндалл будет вынужден вас сопровождать.

— Я уже приглашал его присоединиться ко мне, — произнёс сэр Ральф, усмехаясь и отпивая крепкое вино из ценного кубка. — Тогда он отказался, но на этот раз я постараюсь быть убедительнее.

Сэр Саймон Беркли, ехавший впереди кортежа принцессы, тоже испытывал удовлетворение от путешествия по лесу. Его юность прошла в провинциальном замке, окружённом дебрями, и он, впоследствии нередко находясь в походах, всегда с чувственным трепетом относился к глухим лиственным чащам с подлеском из густого кустарника. Он приходился боевым другом принцу Уэльскому и много воевал на просторах враждебной Франции.

Это был худощавый человек средних лет с гладко выбритым лицом, с зеленоватыми глазами. Его вьющиеся каштановые волосы спадали на лоб. Отнюдь не крепкий, не обладающий ни широкими плечами, ни высоким ростом, он тем не менее был вынослив и мог долго ездить верхом, не чувствуя усталости.

Следуя впереди на восхитительной серой лошади, закованный в доспехи, железные поножи и перчатки, он старался соблюдать бдительность, поскольку леса, как известно, всегда служили укрытием для отчаянных разбойничьих шаек.

— Вы не боитесь путешествовать одна, с небольшим отрядом? — спросил отец Болл, впервые нарушив своё молчание.

— Я много путешествовала по Франции во время войны, — сказала принцесса. — Вокруг кипели сражения и шатались вольные отряды, нападавшие и на английских рыцарей, и на французских шевалье.

— Но здесь не Франция, миледи, — осторожно напомнил Болл, — и по Эссексу ходят слухи о мятеже в соседнем Кенте.

— Говорят, мятежниками предводительствует некий Уот Тайлер, — добавил сэр Ральф.

— Думаю, граф Кент разберётся с ними, — сказала принцесса.

Тропа, по которой следовала кавалькада, вывела их из лесу и теперь лентой спускалась вниз — к серым стенам замка одного из эссекских феодалов. Через наполовину высохший ров был перекинут подвесной мост на железных цепях. Кортеж принцессы проследовал мимо замка.

Теперь путь лежал в окрестностях Мэйдстоуна. Сэр Ральф де Монфор достал свою цистру, чтобы проверить, не повредили ли её люди шерифа. Взяв несколько аккордов, он удовлетворённо кивнул головой.

— Скажите, отец Болл, — вдруг произнесла принцесса, — что значит, будто единственное совершённое вами преступление — из-за любви? Я освободила вас из-под стражи, и мне интересно услышать вашу историю.

— С вашего позволения, миледи, я умолчу о ней. Она не стоит внимания такой благородной и отважной женщины, как вы, — негромко молвил он.

— Что ж, я не буду настаивать, — согласилась принцесса Джоанна. — В таком случае пусть сэр Ральф споёт нам о любви.

Сэр Ральф улыбнулся принцессе и затем, перебирая звонкие струны цистры, запел о любви к Джудит Суррей. Он никогда не скрывал чувств к белокурой жене рыцаря, служившего королю в Кале.

Кавалькада приближалась к Мэйдстоуну. Ещё издали мрачные силуэты каменных стен и башен с плоскими крышами, влажными от сырости и потому кажущимися тёмными, предстали взгляду усталых путников.

Возле открытых ворот толпились какие-то люди в простых куртках, кугелях, чепцах и плащах. Выкрикивая угрозы и потрясая кулаками, дубинками и алебардами, они требовали расправы.

— Боже! Что это?! — воскликнула леди Трессилиан, приподнимая полог кареты. — Бунт?

— Они гневаются на баронов, но не на короля, — ответил ей отец Болл. — В Ричарде бедняки Англии видят единственную опору и лишь у него ищут заступничества.

Кортеж следовал на отдалённом расстоянии от орущей толпы, но разъярённые голоса бунтовщиков долетали вполне явственно. Саймон на всякий случай обнажил меч.

— Миледи, эти ослы хотят ещё кого-то вздёрнуть, — возмутился он, указав в сторону ворот, где на поднятой решётке раскачивались четыре тела.

— Прошу меня простить, ваше высочество, — вдруг сказал отец Болл, — но я должен вас покинуть.

И прежде чем принцесса или сэр Ральф успели остановить его, он выпрыгнул из повозки, поскользнулся, скатился по грязи с обочины и бросился в сторону Мэйдстоуна.

— Он знает, что делает, миледи! — усмехнулся Ральф. — В нём столько отваги, сколько не сыщешь по всей Англии!

Не останавливаясь ни на минуту, кортеж без промедлений продолжил своё странствие.

 

ГЛАВА 17

Чем ближе становилось до толпы разгневанных горожан и вилланов, тем отчётливее слышались их крики. Подбежав, Джон Болл увидел, как прямо по мостовой к решётке тащили человека, одетого в панцирь, но без шлема, поножей и шпор. В нём монах распознал стражника. Все четверо повешенных тоже были из стражи.

Проталкиваясь сквозь толпу к воротам, отец Болл уловил, что говорили об Уоте Тайлере, о том, что удалось поджечь городскую тюрьму и что схватки между бунтовщиками и остатками стражников оканчивались неизменно в пользу первых.

— Прекратите! Да остановитесь же! — воскликнул отец Болл, прорываясь к несчастному пленнику, которому какой-то огромного роста простолюдин уже накидывал на шею петлю. — Стойте! — и он оттолкнул пленника в сторону.

Народ замолчал. Мятежники в растерянности глядели на молодого блондина, помешавшего им расправиться с узником.

— Разве вы не понимаете, что, творя вокруг насилие, не только не добьётесь расположения короля, но и отвратите его от себя?! Кто тогда внемлет вашим требованиям? Глупцы! — прокричал молодой человек внезапно обретшим уверенность голосом.

— Пленник, за коего ты вступился, комендант мэйдстоунской тюрьмы! А те, кого мы уже вздёрнули, — его верные стражники! — завопил кто-то в толпе.

— Правильно, Хью! Вздёрнем и коменданта, чтобы шериф и граф узнали о нашем негодовании! — поддержали кричавшего.

— Нет! — решительно сказал Джон Болл. — Я вам не позволю. Шерифу и графу и так обязательно сообщат о вашем мятеже. И они будут дрожать от страха в своих замках! Но неужели вы, столько претерпевшие от них, поступите с комендантом тюрьмы так же, как он и его приспешники поступали с бедняками?

— Кто ты такой, чтобы запрещать нам?! — возмутился какой-то ремесленник, сжимавший топор.

— Кто я? Расстрига! Монах, отлучённый от церкви, затем взятый в плен стражей шерифа Эссекса, — усмехнулся отец Болл. — Лишь по воле принцессы Уэльской, узнавшей в моём спутнике рыцаря двора короля, стражники меня освободили. И вам, толпе недоумков, решать: внимать моему требованию или нет. Но я буду драться с каждым, кто захочет расправиться с несчастным, потому что не позволю вам чинить насилие!

Люди загалдели. Многие уже были на стороне бывшего монаха.

— Это Дисон Болл! — вдруг прокричал кто-то. — Не думал увидеть тебя здесь, брат!

Отец Болл разглядел стоявшего чуть в отдалении брата Строу, который держал дубину.

— Я ехал из замка герцога Ланкастера, когда наткнулся на бунтовщиков, и примкнул к ним. — Строу, расчищая путь в толпе, приблизился к Джону Боллу.

Заметив, что брат Строу присоединился к бывшему монаху и встал на защиту коменданта, бунтовщики заколебались.

— Позвольте коменданту уйти! — приказал им отец Болл.

Расступившись, люди пропустили избитого и грязного коменданта, которого ещё недавно волокли к месту расправы.

— Что же ты предлагаешь, неистовый проповедник?! — спросил какой-то виллан.

— Мы же верные слуги короля, а значит, нам нужно у него искать поддержку и защиту. И ему мы предъявим свои требования! — сказал отец Болл. Худой, со сверкающим взором, он стоял на резком ветру и не замечал холода.

— Но король в Вестминстере, и ему на нас плевать! — крикнула торговка.

— Поверьте, после того как мы возьмём несколько крепостей, ему расхочется плевать на нас! — воскликнул бывший монах. — Отправимся к Блэкхиту и захватим его!

— На Блэкхит! — зашумели простолюдины.

— Вы, конечно, слышали об Уоте Тайлере, кровельщике из Дартфорда? — спросил отец Болл.

— Это и сподвигло нас на мятеж против баронов в Мэйдстоуне! — отозвался кто-то.

— Нам нужно встретиться с ним! Соединившись с Уотом Тайлером, мы добьёмся гораздо большего! Но не забывайте — мы не должны чинить насилие. Деритесь и проливайте кровь в честном бою, как делают рыцари, сражаясь с французами!

Народ ободрительно загалдел. Взяв у одного из простолюдинов короткий обоюдоострый меч, Джон Болл быстро зашагал от ворот Мэйдстоуна.

Брат Строу нагнал его и пошёл рядом.

— Неужели о твоём свидании с дочерью кузнеца узнали в обители?

— Да. Но я не грешил с Брендой Уэлч. Её отец застал нас и решил, что она соблазнила меня. Прибежавший на шум брат Бренды не позволил меня убить. И мне удалось бежать. Не представляю, что было бы со мной, не повстречай я рыцаря де Монфора.

Они шли в сторону Блэкхита, окружённые возмущённой толпой. Выкрикивали угрозы ремесленники, торговцы и вилланы, сжимая незамысловатое оружие. За ними бежали женщины и чумазые ребятишки, возбуждённо галдя.

Джон Болл чувствовал себя их предводителем, и его обычная робость уступила место решительности.

 

ГЛАВА 18

Уже почти неделю Рэндалл находился в замке Ланкастера, пользуясь расположением герцога и его свиты. Ланкастер велел сшить ему десять превосходных костюмов, в том числе из парчи, отделанных по краям острыми фестонами с прикреплёнными к ним небольшими бубенчиками. Такие же бубенчики Рэндаллу надлежало носить на длинной цепочке, надеваемой поверх через плечо, или спуская их по спине.

Рэндалл, выросший в скитаниях и бедности, впервые так красиво одевался и испытывал всеобщее обожание. А герцог Джон Гонт уделял ему гораздо больше внимания, чем остальным двадцати менестрелям замка. Более того, он просил его обучать юного Генри. Сын герцога уже имел некоторые навыки и умел исполнять на лютне и дудке деревенские песенки, но Ланкастер поручил Рэндаллу углубить знания Генри.

— Постарайся, чтобы мой отпрыск научился не только перебирать струны и петь, но и читать новеллино, слагать стихи и жонглировать, — сказал герцог.

Рэндалл с удовольствием согласился. Конечно, общение с юным Генри ограничивало время на сочинение собственных стихов, но он не огорчался.

В тот день, когда Ланкастеру сообщили, что её высочество принцесса Уэльская появилась в нескольких милях от замка, и герцог отправился её встречать, Рэндалл гулял с Генри во дворе. Генри Ланкастер, приходясь кузеном королю, держал себя с менестрелем без высокомерия, демонстрируя при том безупречность манер.

Джон Гонт пытался образовать сына не только как музыканта. Юноша уже был превосходным наездником и воином. Он умел прекрасно обращаться со всеми видами оружия, но Джон Гонт подумывал о том, чтобы отдать сына в оруженосцы какому-нибудь благородному рыцарю.

Прогуливаясь с Рэндаллом, Генри рассказывал ему о тайнах Савоя на Стренде, услышанных от отца и слуг.

— В одной из башен лондонского дворца несколько лет держали в заточении французского короля Иоанна и его сына, захваченных принцем Уэльским в битве при Пуатье. После заключения мира Иоанну разрешили поехать во Францию, чтобы собрать за себя и своего сына выкуп. Говорят, он был весьма красив, хотя в сражении с англичанами ему рассекли мечом половину лица. Отправляясь за выкупом, король обещал возвратиться, хотя вполне мог сбежать. Казна Франции давно опустела, и король Иоанн за шестьсот тысяч флоринов отдал собственную одиннадцатилетнюю дочку Изабеллу за самого жестокого тирана в Италии — Джанни Галеоццо Висконти, который устраивал охоту на людей прямо на улицах. Собирая выкуп, Иоанн узнал, что сын бежал из заточения, но сам не смел нарушить данного англичанам обещания. Он прибыл в Лондон с деньгами и через три месяца погиб от тоски.

В свою очередь, когда Генри закончил, Рэндалл рассказал ему о некоторых неизвестных подробностях подвигов Чёрного принца во время войны.

— Вы странствовали по всей Англии до того, как поступить на службу к моему дяде Глостеру? — спросил Генри.

— И повидал не только восхитительные трапезные, где пируют самые благородные лорды Европы, но и глухие деревни, где вилланы с трудом перебиваются чёрствым хлебом и гороховой похлёбкой. После чумы законы ужесточились, но кто я такой, чтобы осуждать баронов!

— Англии нужно вновь начать войну с Францией, — уверенно произнёс Генри. — И я, кузен короля Ричарда, поведу рыцарей в бой.

— Конечно, — улыбнулся Рэндалл, — чтобы потом воспеть собственные подвиги!

— Вы остры на язык, сэр поэт.

— О, это вовсе не острота, милорд! Если бы я острил, давно бы болтался на виселице.

Стрелки на зубчатых стенах подали сигнал, и глава стражи распорядился открыть ворота и опустить подвесной мост через ров.

Услыхав о приезде гостей, Генри проговорил, стараясь сохранять бесстрастность:

— Я познакомлю вас, Рэндалл, с её высочеством. Нынче вам предстоит выступать перед ней.

Стражники в железных шлемах и длинных плащах, накинутых поверх панцирей, медленно открыли узкие, высокие, тяжёлые ворота. Поднялась решётка, и кавалькада вооружённых людей с гулом и грохотом проследовала по подвесному мосту. Принцесса и Бриана Трессилиан ехали в карете, рядом скакали герцог Ланкастер и сэр Саймон Беркли, закованный в латы, а чуть в отдалении — Ральф де, Монфор. Замыкали кавалькаду отряд стражи из замка и несколько рыцарей из свиты принцессы Уэльской.

Ральф сразу же узнал в узкоплечем, изысканно одетом блондине, сопровождавшем сына герцога, Рэндалла.

Генри подвел Рэндалла к вышедшим из кареты принцессе и леди Трессилиан.

— Ваше высочество, — сказал он, — я рад приветствовать вас в замке моего отца. Миледи, — продолжал с учтивостью юноша, — позвольте познакомить вас с менестрелем и придворным поэтом Рэндаллом.

— О, так это о вас я наслышана! — воскликнула Джоанна, щурясь от резкого ветра. — Мне говорили о вас герцог Ланкастер и сэр Ральф де Монфор, с которым я повстречалась по пути в замок.

— Постараюсь нынче не разочаровать вас и тех милордов, о коих вы упомянули, — молвил Рэндалл, отвесив поклон.

Принцесса вместе с придворной леди, в сопровождении герцога Ланкастера и его сына, скрылись в замке.

Спрыгнув с коня. Ральф медленно направился к менестрелю.

 

ГЛАВА 19

Когда кавалькада всадников появилась во дворе, Рэндалл тоже узнал сэра Ральфа и обрадовался встрече. При приближении рыцаря он отвесил изящный поклон, чем развеселил того.

— Ты разодет в такие наряды и они так тебе к лицу, что я не знаю, кто теперь должен склонять голову! — воскликнул сэр Ральф. — Поистине я вижу перед собой аристократа, несмотря на глупые бубенцы, что болтаются у тебя на упелянде.

— Что поделаешь, милорд, — вздохнул Рэндалл. — Для менестреля было бы лучше выглядеть как простолюдин, но мне бывает порой трудно спрятать моё благородное происхождение.

— Значит, Терри не твой отец? — удивился сэр Ральф.

— Он воспитал меня, как собственного сына, и многому научил. А отцом моим был лорд из Йоркшира, имя которого мне неизвестно.

— И ты никогда не пытался узнать имя этого лорда? — изумился Ральф.

— Ещё бы! — хмыкнул Рэндалл. — Однако папаша Терри боится мне его раскрывать.

Подошёл хромой слуга и предложил проводить сэра Ральфа в отведённую для него комнату.

— Увидимся вечером, на пиру, — шепнул Рэндалл, придержав Ральфа за рукав куртки.

То, что поведал Рэндалл, заинтересовало де Монфора. «Если бы он родился в законном браке, а не от греховной связи, он был бы рыцарем», — размышлял он.

Поднявшись по тёмной винтовой лестнице в небольшую комнату со сводчатым потолком, где из-под ног разбегались мыши и стояла духота, рыцарь остался один. Сбросив грязные, пропахшие потом куртку и плащ, он достал из своей поклажи облегающий котарди с застёжкой в виде рыбы по центру переда. Натянув его, Ральф надел плащ со шнуровкой под горлом и обтягивающие ноги шоссы. Только пояс на его бёдрах остался прежним.

Гладко выбрив лицо и украсив пальцы ценными перстнями, он заколебался, брать ли на пир цистру, но вспомнив, что развлекать гостей герцога предстоит Рэндаллу, оставил инструмент на месте.

Выглянув в узкое окно, он увидел ту часть двора, что вела в башню герцога и через которую слуги уже тащили на огромных блюдах кушанья к столу. Запечённые целиком поросята, гуси, фазаны, куропатки, покрытые румяной корочкой, из-под которой струился нежный сок, чаши с различными соусами и тушёные дымящиеся овощи заставили сэра Ральфа ощутить, как велико его желание спуститься в трапезную.

Вдруг он заметил вышедшего из крайней башенки Рэндалла. Высокий худой менестрель с лютней на плече шёл в ту же сторону, что и слуги с блюдами. За ним следовал папаша Терри с дудкой в руках.

Сэр Ральф отправился в трапезную в приподнятом настроении — он уже почти не сомневался, что убедит менестреля бросить службу у Джона Гонта и присоединиться к нему в качестве жонглёра.

Войдя в зал, где свита принцессы и люди герцога уже приступили к угощению, де Монфор занял место за столом у окна. Его не считали могущественным лордом, он не приходился кузеном королю, и герцог не счёл нужным предоставить ему место за своим столом. Но Ральфа это не огорчило — он не был честолюбив. Ранее, ещё будучи оруженосцем, он уже бывал в замке Ланкастера, и его всегда угощали в отдалении от владельца. Заняв место, он отыскал взором Рэндалла. Менестрель вместе со своим приёмным отцом, держа в руках музыкальные инструменты, терпеливо ждали, когда герцог позволит начать выступление. Но Ланкастер любезно беседовал о чём-то с принцессой и словно забыл о менестрелях.

Слуги ставили перед гостями огромные блюда с угощениями, виночерпий разливал вино в кубки тех, кто его звал.

— Кузен, где же ваш прекрасный поэт и певец, с которым Генри познакомил меня сегодня? — вспомнила принцесса Джоанна, отпив из кубка вино.

— Я немедленно велю ему выступать, — сказал герцог Ланкастер и велел слуге передать его распоряжение менестрелям.

Поднявшись на балкон, Рэндалл оглядел зал. Знатные гости устремили на него взгляды, так как все были наслышаны о достоинствах певца. Отодвинув кубок и блюдо с недоеденным фазаном, сэр Ральф затаил дыхание.

Закрыв глаза, чуть запрокинув голову, Рэндалл начал исполнять новеллино, сочинённое им на провансальском наречии. Он слегка аккомпанировал на лютне, но его томный голос и нежные стихи, воспевающие откровенную плотскую любовь рыцаря и замужней женщины, заставили собравшихся внимать ему.

За новеллино последовало несколько композиций на английском, в которых музыку лютни папаша Терри дополнял мелодией своей дудки.

Под всеобщее рукоплескание Рэндалл и папаша Терри, раскланявшись, уступили место на балконе другим менестрелям двора герцога.

— Действительно, он восхитителен, — проговорила принцесса Уэльская, а герцог, подозвав Рэндалла, сказал:

— Её высочество удовлетворены твоим выступлением.

— Для меня очень лестно потешить красивые ушки принцессы! — ответил Рэндалл, не отводя взгляда от зелёных глаз Джоанны, чем смутил принцессу.

— Я прощаю тебе дерзость, как моему лучшему менестрелю, — произнёс герцог.

— И как каждый настоящий властитель поэзии и музыки, вещей бесспорно греховных, я дерзок, — молвил Рэндалл и склонился перед принцессой в поклоне.

— Вы и ваш отец выступали и на улицах, и в замках вельмож. Где, по-вашему, люди более расположены к менестрелям? — спросила принцесса.

— Для простолюдинов я жонглирую кинжалами и пою о шаловливых жёнах мясников, а для вельмож читаю стихи и новеллино, воспевая томные и нежные чувства, — ответил Рэндалл. — Но для меня в равной степени важно — вижу ли я блеск в серых глазах очаровательной дочки ремесленника или в зелёных очах прекрасной и могущественной принцессы. — Менестрель, с позволения герцога, проследовал к столу, за которым сидел сэр Ральф.

— Я в восторге, друг мой! — проговорил рыцарь. — Поедем завтра же со мной ко двору короля!

— Думаете, герцог меня отпустит? — усмехнулся Рэндалл, с аппетитом принимаясь за куропатку. — Хотя, если разобраться, я ему не раб и служу у него всего неделю. Кстати, я обучаю его сына премудростям поэзии и правильному восприятию музыки, но Генри должен на днях отправиться в Вестминстер. Если я стану вашим жонглёром, милорд, как вы того хотите, то готов завтра же покинуть замок Ланкастера.

— А что же Генри?

— Генри? Вряд ли в сумятице двора своего кузена он найдёт время для поэзии. К тому же отец хочет найти для него достойного рыцаря, чтобы отправить Генри служить оруженосцем. — Рэндалл указал на герцога Ланкастера: — Он восхищён мной, но считает меня слишком дерзким. Вынужден признать, что иногда, отпуская те или иные остроты, я рискую оказаться в колодках.

— Тогда тебе обязательно нужно ехать со мной к королю, — сказал сэр Ральф. — Там ты познакомишься с придворными поэтами, и твоё острословие найдёт должное применение.

Рэндалл торжествовал! Ещё недавно он прозябал в бедности и мёрз в изношенной одежде, а ныне рыцарь Ральф де Монфор, из замечательного норманнского рода Монфоров, приглашает его ко двору Ричарда Английского!

— Я очень благодарен вам, сэр Ральф, — произнёс он.

— Это я должен благодарить тебя, — возразил рыцарь. — Ведь, считаясь при дворе Ланкастера лучшим менестрелем, ты готов бросить герцога и пуститься со мной в странствия.

— Но вы же хотите видеть меня своим жонглёром, — улыбнулся Рэндалл. — А я щедр, если могу быть милостив. Что менестрель, что шлюха — оба приносят людям наслаждение, требуя взамен лишь пару монет и кружку эля. А теперь, сэр Ральф, расскажите, если можно, как вы оказались в свите принцессы.

Кивнув, де Монфор допил вино из кубка и подробно рассказал Рэндаллу о своей встрече с отцом Боллом и о последовавших затем событиях.

 

ГЛАВА 20

По окончании пира Джоанна и леди Трессилиан отправились в отведённую для принцессы опочивальню. Это была превосходная комната со сводчатым потолком и двумя окнами.

Через несколько минут к Джоанне поднялся герцог Ланкастер и попросил о беседе наедине.

— Принцесса утомлена, милорд, — грубо объявила леди Бриана, встретив герцога на пороге.

— Пусть милорд войдёт, леди, — проговорила Джоанна. — И впредь позвольте мне самой решать, с кем встречаться.

Молча впустив владельца замка, леди Трессилиан удалилась.

Герцог переступил порог, в восторге глядя на удивительную красоту сидящей перед ним стройной женщины. Слуги развели огонь в камине ещё до возвращения принцессы из трапезной, и теперь его блики мерцали на толстых каменных стенах.

Принцесса внимательно смотрела на обожавшего её герцога зелёными глазами.

— Вы жаждете разговора со мной, верно? — молвила она. — И я даже знаю, о чём пойдёт речь.

«Боже! Как она прекрасна! И отчего в своё время мой брат, а не я женился на ней?!» — подумал герцог. Приблизившись, он робко остановился в нескольких шагах от роскошной постели, на краю которой сидела Джоанна.

— Нет! Я не стану говорить сегодня с вами о любви! — вдруг сказал он. — Все эти годы, с того дня, когда я увидел вас, я только и делаю, что говорю о любви.

— Тогда о чём же предстоит разговор? — поинтересовалась принцесса.

— Я хочу просить вас о том, чтобы вы убедили сына позволить мне бывать при дворе. Генри отправляется в Вестминстер через несколько дней, и я хотел бы получить возможность вновь посещать дворцы короля. Ричард ищет со мной мира, но доверяет он вам.

— Для вас, милорд, лучше примириться с ним через других людей, не через меня. Он ведь присылал к вам сэра Филиппа Монтгомери.

— Верно, — согласился Ланкастер, вспомнив надменного молодого человека, приезжавшего в замок несколько дней назад.

В коридоре послышались гулкие шаги, кто-то остановился перед невысокой тяжёлой дверью, ведущей в опочивальню, и постучал.

— Слуга к его милости, — раздался осторожный голос.

— Входи, Томас! — позволил герцог.

Дверь открылась, в комнату вбежал слуга и с поклоном произнёс:

— Простите, милорд, что потревожил, но в главном зале вас ожидает только что прибывший посланец из Блэкхита. По пути в Вестминстер он заехал сюда, чтобы передать вам сообщение от баронов Эссекса.

— Ваше высочество, я вынужден идти, — сказал герцог Ланкастер и опустил голову перед принцессой.

— Что ж, идите, — ответила она. — Я приехала в ваш замок, чтобы послушать менестреля, и останусь здесь ещё на пару ночей. Так что вам надлежит взять на встречу с посланцем Саймона Беркли, чтобы он сообщил мне потом, что за весточка привезена из Эссекса.

Выступив вперёд, слуга, кланяясь и дрожа от раболепства, произнёс:

— Сэр Саймон, не дожидаясь распоряжения своей госпожи, уже находится в главном зале.

— Похоже, сэр Саймон не утратил навыков с той поры, когда мы воевали вместе с ним во Франции, — усмехнулся Ланкастер, который отлично был знаком с воспитателем короля Ричарда.

Оставив опочивальню принцессы, он вышел в коридор, где его ждали десять стражников с горящими факелами. В их сопровождении герцог, несмотря на то, что уже перевалило за полночь, направился к прибывшему посланнику.

 

ГЛАВА 21

В зале с тяжёлыми сводчатыми потолками, вытянутыми окнами и толстыми стенами, на которых поблёскивало в сиянии очага начищенное оружие, бродили несколько человек. Кресло владельца замка, стоящее на возвышении, пустовало. У подножия лежала хозяйская борзая.

Появившись в зале, Ланкастер прошёл к креслу и занял его. Глава стражи, сэр Саймон Беркли и неизвестный юноша с грязными тёмными волосами, а также двое арбалетчиков замка повернулись, приветствуя герцога.

Юноша решительно протянул свиток Ланкастеру.

— Другой, такой же, я везу Ричарду II в Вестминстер, — добавил он.

Пробежав свиток глазами, герцог побледнел:

— Здесь утверждается, что под натиском многотысячных толп бродяг и нищих Блэкхит пал! Бароны отправили вас к королю вслед за другим посланником из Кента?

— Всё, что тут сказано, — верно, — подтвердил Саймон. — Сопровождая её высочество по Эссексу, мы видели бунтующих простолюдинов. У Мэйдстоуна они ворвались в тюрьму и убили многих стражников.

— Кто же ими руководит? — спросил герцог Ланкастер.

— Монах-расстрига, они называют его «неистовым проповедником», — ответил темноволосый юноша.

Сэр Саймон отвёл взгляд: он сразу понял, о каком монахе говорит посланец.

— Что же до восставших в Дартфорде, там главарь — кровельщик по имени Уот Тайлер, человек необузданной страсти и отваги, — продолжил посланник. — Бароны просят вас, милорд, о подкреплении.

— Увы, юноша, — озабоченно покачал головой сэр Гонт. — Я не могу бросить моих верных людей навстречу разъярённой толпе. Зато теперь у меня появился повод прибыть ко двору Ричарда...

Саймон Беркли вздрогнул.

— Если вы намерены сопровождать принцессу, я вынужден вмешаться, — заявил он. — Конечно, если принцесса не будет возражать против вашего сопровождения, я, как верный слуга, подчинюсь её воле. Однако всем известно, что Ричард, заключив с вами мир, тем не менее не слишком расположен к вам и поэтому может вознегодовать на принцессу, доставившую вас в числе своей свиты ко двору.

Полумрак и мерцание очага скрыли напряжение благородного лица Саймона, но от Ланкастера не ускользнули блеск его глаз и решительность, сквозившие в каждом движении.

— Я знаю, что вы преданы Джоанне Уэльской, как были преданы её погибшему супругу, — сказал он. — Вы не посоветуете того, что может повредить положению её высочества при дворе.

— Я воспитал Ричарда, — ответствовал Саймон. — Научил его ездить верхом и носить латы, ведь английские короли самые знатные рыцари Европы. Я люблю его, как собственного сына, но вынужден признать, что юноша наделён и некоторыми скверными качествами. Он подозрителен и осторожен, поэтому вам, милорд, не стоит поступать опрометчиво. Позвольте принцессе ехать в Лондон своим кортежем, а вы следуйте к королю самостоятельно.

Герцог согласился с доводами Беркли. В наступившем молчании стало слышно, как за пределами дворца шумит в кронах деревьев ветер. Саймон морщил лоб, вспоминая светловолосого молодого человека, что путешествовал с Ральфом де Монфором: тот называл себя бывшим монахом и оставил кортеж принцессы, как только увидел, что взбешённые простолюдины, понявшие бунт в Мэйдстоуне, чинят расправу над комендантом тюрьмы.

— Скажи, — проговорил он, повернувшись к посланнику, — как имя расстриги, который возглавил мятежников?

— Отец Джон Болл, — ответил юноша. — И он стал уже так же известен, как и Уот Тайлер.

— В чём дело?! — нахмурился герцог Ланкастер.

— О, нет! Ничего особенного! — воскликнул рыцарь, сочтя, что герцогу совсем не обязательно знать о недавнем знакомстве принцессы с Джоном Боллом.

— Позволите мне продолжить моё путешествие? — вопросил юноша.

— Да, конечно, ты можешь ехать, — ответил Ланкастер.

Отвесив поклон, посланник оставил зал, арбалетчики вышли за ним.

— Какие будут указания, милорд? — спросил глава стражи.

— Разошлите вокруг соглядатаев, — приказал герцог. — И поставьте лучших часовых на укреплениях. Если бунтовщики приблизятся к замку, я должен знать об этом заранее.

— А принцесса? Вы осознаёте, что ей небезопасно оставаться здесь? Для неё правильнее уехать к сыну, — учтиво посоветовал сэр Саймон.

— Да, милорд. Я с вами согласен. Ядам отряд моих арбалетчиков для сопровождения.

— Но баронам вы отказали, — напомнил Саймон.

— Бароны требовали у меня целое войско! — воскликнул Ланкастер. — Вы же возьмёте у меня отряд, и прекратим на этом разговор. Я утомлён и намерен удалиться.

— Не стану вам препятствовать. — Вам бы тоже следовало выспаться, Саймон! День выдался напряжённым для нас обоих.

Попрощавшись с Беркли, герцог направился в свою опочивальню, расположенную над трапезной. Он шёл, погрузившись в мысли о мятежах, и потому не сразу узнал человека, вышедшего навстречу из темноты.

Стражники выставили было вперёд алебарды, но тотчас отступили, разглядев менестреля Рэндалла.

— Рэндалл? Почему ты ещё не спишь? — спросил герцог.

— Простите, милорд, — проговорил менестрель. — Ноя пришёл умолять вас об услуге.

— Конечно, Рэндалл... Чего ты хочешь? — устало осведомился герцог.

Слуга распахнул дверь в его опочивальню, где уже жарко горел очаг.

— Мне хотелось бы изложить свою просьбу наедине, и до утра отложить её нельзя, поскольку завтра я должен покинуть ваш замок.

Выслав слуг, которые ждали герцога, Ланкастер втолкнул менестреля в комнату и захлопнул дверь.

 

ГЛАВА 22

Вид у Ланкастера был усталый и озабоченный. Но Рэндалл не трепетал перед ним, как другие слуги. Ланкастер был благосклонен к нему и дозволял отпускать остроты, непростительные для обыкновенного менестреля.

Стягивая сапоги, герцог молчал, и Рэндалл понял, что Ланкастер ждёт, когда он начнёт говорить.

— Я хочу просить вас дозволения уехать из замка, — сказал Рэндалл. — Сэр Ральф де Монфор зовёт меня сопровождать его в качестве жонглёра.

— Разве тебя не устраивает служба у меня? — поразился просьбе герцог. — На твои выступления съезжаются самые знатные вельможи Англии...

Глубоко вздохнув, Рэндалл покачал головой:

— Я чрезвычайно благодарен вам за ваши милости, но хочу уехать с сэром Ральфом. Мы познакомились ещё в Ноттингеме, и господин рыцарь предложил мне то, чего не предлагал никто: он захотел, чтобы я стал его другом! Я знаю, что он доблестен и благороден.

— Как и все Монфоры, — подтвердил Ланкастер. — Известно ли тебе, что одна из женщин рода графов де Монфор, лишившись мужа, восставшего против короля Франции и брошенного в тюрьму, осаждаемая французским войском в норманнской крепости, сподвигла своих немногочисленных сторонников на сопротивление? Ей угрожал сам Шарль де Блуа со своими отрядами, но она не дрогнула и убедила сторонников дождаться подкрепления от англичан. Прибывший по морю сэр Уолтер Мэннинг и его войско пришли к ней на помощь. А позже, отбыв с англичанами из Франции, графиня де Монфор приняла участие в битве на море близ острова Гернси. Говорят, сэр Ральф такой же бесстрашный, хоть и увлекается песнями менестрелей. Душа его полна отваги. Он родился здесь, в Англии, но в его жилах течёт кровь графов Монфоров, которые, приняв поддержку английского короля, отказались от претензий на престол Франции, и теперь один из них — сэр Ральф — считается верным рыцарем его величества. Его обожают при дворе за песни и изящные манеры, и он нередко появляется в Вестминстере...

— Туда мы и собираемся поехать с ним завтра, — сказал Рэндалл.

— Думаешь, тебе понравится двор Ричарда?

— Мне трудно сейчас об этом судить.

— Могу предположить, ты понравишься двору, — усмехнулся герцог Ланкастер. — Среди острословов и поэтов ты будешь вызывать всеобщий восторг.

— Значит, вы дозволяете мне отбыть из вашего замка? — обрадовался Рэндалл.

— А если б и возражал, тебя бы это разве остановило? — Ланкастер протянул менестрелю кубок, наполненный лучшим вином.

Взяв кубок, Рэндалл отпил из него.

— Вы же знаете, что нет, милорд.

— Конечно, не остановило бы, — вздохнул герцог. — У тебя слишком дерзкий нрав для менестреля. Я не могу тебе препятствовать, ведь ты не раб. Поступай как хочешь, Рэндалл. Я одобряю, что ты будешь служить сэру Ральфу. Из него получится хороший господин и друг!

Осушив залпом свой кубок, Ланкастер с минуту разглядывал менестреля, а потом улыбнулся.

— Я позволяю тебе отправиться с Ральфом! — сказал он. — А теперь иди. Тебе нужно выспаться перед дорогой.

Рэндалл поклонился. Его переполняли благодарность и восхищение тем, с каким достоинством Джон Гонт позволил покинуть замок лучшему менестрелю своего двора.

— Милорд, я очень вам признателен! — воскликнул Рэндалл. — Другой бы на вашем месте.

— Я не тиран, Рэндалл, — прервал его Гонт и, оставив менестреля, направился к высокой кровати, на ходу расстёгивая опаловые пуговицы упелянда с длинными широкими рукавами.

Рэндалл откланялся и пошёл к двери, как вдруг, у самого порога, герцог остановил его:

— Друг мой, забыл тебя предупредить. В королевстве вспыхнули мятежи, поэтому, когда поедете через Эссекс и Кент, соблюдайте осторожность! Простолюдины, возглавляемые кровельщиком Уотом Тайлером и каким-то расстригой Джоном Боллом, безжалостны к баронам и рыцарям, а твой будущий господин очень знатен.

— Я учту ваше предупреждение, — сказал Рэндалл и с поклоном вышел из опочивальни.

Пройдя холодным коридором, где гуляли сквозняки и уныло бродили часовые, Рэндалл поднялся на стену замка. Здесь трещали на ветру факелы и дежурили, пытаясь согреться выпивкой, арбалетчики. Рэндалл не обращал на них внимания: за время службы в Плэши у Глостера он научился не замечать стражу.

На стене Рэндалла ждал стройный молодой человек. Из-за ночной прохлады он накинул на плечи плащ, подол которого тяжело приподнимался от движения воздуха.

— Герцог отпустил тебя? — спросил сэр Ральф.

— Милорд Ланкастер оказался очень любезен и позволил мне уехать, — сообщил Рэндалл. — Теперь мне нужно поговорить с отцом, — вздохнул он.

— Папаша Терри не слишком поощряет, что ты согласился стать моим жонглёром?

— Да. Он боится, что при дворе я встречусь с людьми, посвящёнными в тайну моего происхождения...

Они постояли несколько минут, вслушиваясь в мрачное гудение ветра в кронах дубов и буков.

— Завтра на восходе отбываем, — молвил сэр Ральф. — Тебе пора идти.

Оставив его, Рэндалл спустился по винтовой лестнице с крутыми высокими ступенями и, пройдя двором, скрылся в башне, где находились комнаты слуг.

 

ГЛАВА 23

Переступив порог, Рэндалл увидел сидящего на тюфяке папашу Терри, рассеянно теребящего струны лютни, глядя в узкое оконце.

Терри кивнул Рэндаллу.

— В чём дело? Этот сэр из Ноттингема не желал отпускать тебя? Я уже думал взять в руки меч вместо лютни и штурмовать его опочивальню!

Упав возле него на тюфяк, Рэндалл сообщил:

— Отец, завтра, с первыми лучами солнца, мы с сэром Ральфом уходим из замка. Нам предстоит ехать в Вестминстер.

— Ты с ума сошёл?! — возмутился папаша Терри. — Неужели ты будешь выступать с ним перед королём?!

— Да, — подтвердил Рэндалл. — И не только как его жонглёр. Вокруг Ричарда собираются придворные поэты, и среди них я смогу занять достойное место.

— Нет! — запротестовал папаша Терри. — Ты бродячий менестрель, зачем тебе Вестминстер?

Не желая продолжать пререкания, Рэндалл поднялся, чтобы сложить в заплечный мешок наряды.

— Не забывай, нас прислал сюда герцог Глостер, — напомнил папаша Терри. — Что сэр Гонт скажет, когда узнает о твоём бегстве? Он пошлёт за тобой стражу, догонит и закуёт в колодки, как провинившегося простолюдина!

— Герцог не возражает против моего ухода.

— Так он всё знает?

— Безусловно. Я поставил его в известность, и я — не раб и не виллан, прикованный к земле моего господина.

Папаша Терри чувствовал, что должен предостеречь Рэндалла, которого любил как собственного сына, должен рассказать о его настоящем отце.

Взяв Рэндалла за тонкое запястье, папаша Терри со слезами сжал его.

— Хорошо. Мы поедем ко двору короля Ричарда, если ты настаиваешь, но прежде я хочу рассказать тебе о сыне Эдуарда III и графини Эдит Монтгомери.

Вскинув светлые брови, Рэндалл удивлённо уставился на отца.

— Что ты имеешь в виду? При чём тут Эдуард III и графиня?

— При том, что ты — его сын! Незаконный сын короля Эдуарда и его фаворитки Эдит Монтгомери, которая была кровной сестрой сэра Вильяма. Король любил многих красивых, статных женщин, об этом свидетельствует и его связь с графиней Солсбери, но только одну из них, леди Эдит, он любил с подлинной страстью. Конечно, твоё рождение не осталось в тайне, и у короля имелось множество врагов, жаждавших использовать тебя, чтобы отомстить ему.

От своей супруги Филиппы у него уже было несколько законных отпрысков, в том числе и тот, кого все знают как Чёрного принца. Ты появился на свет бурной ночью, когда на улице свирепствовала гроза, в замке Спрингроузез, в замке Весенних роз в Йоркшире, построенном королём для своей возлюбленной Эдит. Я служил в Спрингроузезе менестрелем, и когда враги короля, воспользовавшись его отсутствием, вторглись в замок, тебя передали мне и попросили спрятать. Я бежал из Спрингроузеза тайно, взяв тебя с собой. Я кормил тебя ослиным молоком, купленным в деревнях, и пытался защитить тебя. Никто, даже графиня, не знал, где ты. Когда леди Эдит погибла от чумы, её замком и краем завладел богатый и знатный сэр Вильям Монтгомери. Несколько лет назад он разбился, упав с лошади, и этот замок наследовал его сын Филипп, которого ты видел в трапезной.

— Почему же король не выгнал Вильяма Монтгомери из Спрингроузеза? — спросил Рэндалл.

— Он был нужен королю. Тогда война во Франции шла полным ходом, а Вильяма Монтгомери обожали рыцари. И тем не менее замок Весенних роз выстроен специально для Эдит, покорившей короля своей красотой. Этот замок подобен восхитительным и одновременно лучшим крепостям, о которых поётся в песнях. Остроконечные башенки, светлые стены, стрельчатые оконца восхищают и притягивают взор. Он находится в Йоркшире, и каждый раз, бывая там, я обходил его стороной, опасаясь, что меня узнают.

Рэндалл засмеялся:

— На какие ухищрения ещё ты готов пойти, чтобы я не поехал ко двору?

— Поверь, я говорю искренне, — продолжал папаша Терри, — и я боюсь разоблачения. Тогда тебе предстоит множество испытаний.

Глаза Рэндалла затуманились: казалось, ещё немного — и он лишится чувств.

— Мне дурно, отец, — проговорил он и опустился на постель.— Боже! Какую ужасную тайну ты скрывал!

Опустившись на колени, папаша Терри взял его горячие пальцы в свои руки.

— Останемся у Ланкастера, — просил он. — Герцог — твой брат, но он никогда не догадается об этом. А при дворе есть люди, которые знают о связи короля с Эдит Монтгомери и о том, что какой-то менестрель спрятал их сына, родившегося в Спрингроузезе.

— Но им не известно, что им был ты, — ответил Рэндалл.

— Сейчас не известно, но правда может выплыть наружу.

— Что ты имеешь в виду?

— Сэр Филипп Монтгомери наверняка знает об истории, произошедшей в его замке, и о том, что сына леди Эдит спрятали простолюдины.

Почувствовав возвращение сил, Рэндалл оттолкнул папашу Терри.

— Собирайся в путь, отец, — сказал он. — Не забывай, что сэр Ральф будет ждать нас на рассвете во дворе замка. То, что я отпрыск короля, не позволяет мне забыть, что я — менестрель. Мы поедем ко двору, где я стану придворным поэтом и превращусь в жонглёра сэра Ральфа.

Не желая более вдаваться в споры, папаша Терри принялся складывать в мешок их пожитки и музыкальные инструменты.

— Если б ты был хотя бы рыцарем, — проговорил он, — ты бы сумел дать отпор вооружённому врагу.

— Придёт день, и я научусь делать это, — ответил Рэндалл.

Находясь под впечатлением от рассказа папаши Терри, он думал о том, что услышал о своей матери, прекрасной леди Эдит Монтгомери, о короле Эдуарде и своей судьбе.

«Во мне течёт кровь Плантагенетов, — рассуждал он. — Но я вырос среди бродяг и вилланов, среди запахов ремесленных лавок в крупных городах, уличных песен и ослиного молока в деревнях. Конечно, папаша Терри обучил меня грамоте и другим языкам, вроде провансальского наречия, норманнского произношения, французского или итальянского, чтобы я сумел блистать перед знатью. Но я никогда не допускал мысли, что прихожусь братом герцогам, у которых служил, и дядей Ричарду».

Усмехнувшись, Рэндалл подошёл к папаше Терри.

— Несмотря на то что я, как ты говоришь, сын графини Монтгомери и короля, — заявил он, — я не боюсь гнева Филиппа и козней врагов.

— Если твоё решение встретиться с врагами лицом к лицу, без страха разоблачения, столь же твёрдо, как твоя отвага, я не стану препятствовать тебе, а, напротив, буду всячески содействовать, — ответил папаша Терри. — Возможно, ты сумеешь преодолеть препятствия, подстроенные судьбой. Ты очень похож на своего отца, а он был известен доблестью. Идём же в Вестминстер.

До самого восхода менестрели не сомкнули глаз. Собрав наряды, подаренные герцогом, они молча лежал и на тюфяках в противоположных углах душной, тёмной комнаты.

Папаша Терри нисколько не жалел, что рассказал Рэндаллу правду. Наоборот, он вдруг впервые за долгие годы чувствовал облегчение и свободу. Но его заботило, сумеет ли Рэндалл, рассудительный, умный и смелый, одолеть предстоящие ему тяготы, ведь в душе этот молодой человек был очень искренним.

А Рэндаллу не спалось от вновь нахлынувших мыслей. Он думал о женщинах в судьбе своего отца: о королеве Филиппе, которую после женитьбы Эдуард III разлюбил, но от которой имел двенадцать детей; о возлюбленной леди Солсбери, обронившей повязку в присутствии короля, который подобрал повязку, провозгласив: «Honni soit qui mal у pense» — и превратив деталь одежды в символ награды для своих подданных.

— Что поделаешь! Король любил женщин, преклонялся перед ними! — прошептал, глядя в постепенно серевшее оконце, Рэндалл. — И именно ему я должен быть признателен за то, что сейчас лежу здесь, любуясь разгорающимся восходом.

Внезапно он понял, что не только знатен, но и гораздо благороднее самого сэра Ральфа де Монфора, который пригласил его к себе жонглёром. Он осознал, что у него есть титул графа, потому что его мать, леди Эдит, была графиней, и что есть богатые владения в Йоркшире, где ныне правит его надменный кузен. Но папаша Терри поступил правильно, увезя его подальше от Спрингроузеза.

Так Рэндалл, уличный певец и слуга в замках своих братьев, дожидался раннего утра. Замок пробуждался: сновали слуги, со двора доносились голоса, ржание лошадей и позвякивание оружия.

Усевшись на тюфяке, папаша Терри, отогнав назойливых мышей, которые совсем не боялись людей, перекусил сыром и предложил сделать то же Рэндаллу, но молодой человек отказался. Есть не хотелось, хотя он знал, что им предстоит скакать весь день, а остановки в пути будут редки.

На лестнице, ведущей в башню, послышались шаги, а потом кто-то решительно постучал в дверь.

 

ГЛАВА 24

На пороге стоял одетый в доспехи сэр Ральф де Монфор. Обычно он предпочитал изящные одежды и упелянды с вышивкой и украшениями. Но в это утро, зная о мятежниках Уота Тайлера, он нацепил доспехи, которые всегда возил с собой: панцирь, кольчугу с железным капюшоном, натянутым на голову, поножи со шпорами, перчатки и низкий пояс, с которого свисал убранный в ножны меч. Второй меч висел у рыцаря за спиной, а кинжал держался на бёдрах.

— Я попросил конюшего герцога Ланкастера предоставить для тебя лошадь, что он и сделал, — сказал сэр Ральф Рэндаллу.

— А мне предстоит скакать на муле? — осведомился папаша Терри.

— Нет. Для тебя тоже нашлась хорошая лошадь, — сказал сэр Ральф примирительно. — Кстати, герцог был великодушен и настаивал, чтобы я взял его стражников, но я решил отказаться. Рыцарь с охранной свитой привлечёт гораздо больше внимания, чем без неё, а лишь с двумя друзьями.

Рыцарь был очень доволен, что уговорил Рэндалла стать его жонглёром, и не скрывал этого. Во дворе уже сновали с поручениями слуги, в кузнице бухал молот, и воздух наполнялся ароматами жаркого, готовящегося для герцога. Замок пробуждался.

Оседлав скакуна, сэр Ральф пустил его шагом, папаша Терри тоже уже был в седле. Перед тем как вскочить в седло, Рэндалл вгляделся в узкие оконца замка, надеясь увидеть человека, который, как он теперь знал, приходился ему единокровным братом. Но герцог ещё не проснулся. По крайней мере его нигде не было видно.

Рэндалл пустил лошадь иноходью вслед за скакунами сэра Ральфа и папаши Терри. Вдруг он услышал громкий возглас:

— Рэндалл! Рэндалл!

Из замка выбежал юноша и бросился к Рэндаллу.

Менестрель придержал лошадь, узнав в юноше Генри.

— Отец не сказал мне вчера, что ты уезжаешь, — проговорил сын герцога. — Почему он так поступил с тобой?

— Сэр Ланкастер узнал о моём отъезде лишь ночью, милорд, — ласково ответил Рэндалл. — Он допоздна беседовал с принцессой и рыцарем из её свиты, поэтому я не мог сообщить ему ранее о том, что должен оставить замок.

— Куда же ты едешь, Рэндалл? — спросил Генри.

— Куда повелит мой господин, ведь я стал жонглёром сэра Ральфа де Монфора и буду при нём кем-то вроде Папиоля у Бертрана де Борна.

— Но чего тебе недоставало у моего отца?

— Может быть, свободы? — улыбнулся Рэндалл.

Ему всё ещё казалось удивительным, что юноша, с которым он сейчас разговаривал, приходится ему племянником.

— Но не огорчайтесь, милорд, — молвил он, натянув узду. — Вы, насколько я знаю, должны вскоре следовать к своему кузену Ричарду, так что мы встретимся в его дворце, — и, оставив Генри во дворе, Рэндалл направился к воротам.

Ральф де Монфор и папаша Терри ждали его на мосту. Вместе они спустились к дороге, петляющей меж холмов. Первые полчаса путники ехали молча, поглощённые собственными мыслями.

— Ты умеешь драться на мечах или хотя бы стрелять из арбалета? — спросил вдруг Ральф Рэндалла.

— Я никогда не дрался на мечах, — признался менестрель, — но стрелять умею.

Ральф взял прикреплённый сбоку к седлу арбалет и передал его Рэндаллу.

— И ты сможешь в случае внезапного нападения пустить залп? — уточнил он.

— Безусловно, — сказал менестрель.

— А я смогу перерезать разбойнику глотку! — хрипло вскричал Терри. — В моём мешке несколько превосходных итальянских кинжалов, которыми я научил жонглировать Рэндалла. И я сумею применить их в драке!

Путешественники въехали в кажущийся пустынным туманный лес, наполненный шорохами в подлеске и криками птиц в кронах. Сэр Ральф настороженно всматривался в прилегавшие к обочине кусты и лежащие за ними труднопроходимые дебри. Он не надел железный шлем с забралом, предпочтя остаться в кольчужном капюшоне, плотно облегавшем голову.

— Ты опасаешься этого дартфордского кровельщика и его шайку? — спросил Рэндалл.

— Уот Тайлер поднял мятеж в графстве Кент, и любому скитальцу там нужно соблюдать осторожность, — ответил сэр Ральф.

— Я вижу, тебе ничего не известно про другого бунтовщика, занявшего Эссекс, а, насколько я понимаю, путь, избранный тобой, лежит как раз через захваченный его людьми Блэкхит, — усмехнулся Рэндалл.

— Другой бунтовщик? Кто он?

— Какой-то монах-расстрига, называемый отцом Джоном Боллом.

— Не может быть! — воскликнул сэр Ральф. — Отец Болл возглавил шайку бунтовщиков?!

— Так ты знаешь его?! Говорят, расстрига воодушевил тысячи простолюдинов.

— Вот как! — пробормотал сэр Ральф, хмурясь. — Я действительно знаком с ним. Направляясь из Ноттингема в своё поместье, я встретил его одного в лесу, в жалком виде. — И далее он поведал Рэндаллу историю Джона Болла до того момента, когда монах оставил кортеж принцессы и бросился к Мэйдстоуну, чтобы вступиться за коменданта. — Что с ним произошло далее, я не знаю, но то, что ты рассказал о нём, нисколько меня не удивляет, — закончил Ральф.

— И ты не боишься встречи с человеком, разделившим с тобой тяготы путешествия?

— Нет. Если Блэкхит взят Джоном Боллом и простолюдины покорны ему, я смело поеду через Эссекс и Кент, — ответил сэр Ральф.

Они продолжали следовать по лесу, где рассеивался туман, обнажая деревья, коряги и кусты орешника. Думая о том, что произошло в Мэйдстоуне, сэр Ральф жалел, что не удержал тогда монаха от дерзкого безрассудного поступка, в результате которого отец Болл оказался в шайке бунтовщиков.

К полудню возле широкого ручья, струящегося между могучими буками и вязами, путники сделали остановку. В этот день им предстояло ещё добраться до окраины леса и постараться как можно незаметнее миновать подступы к Блэкхиту.

 

ГЛАВА 25

В те времена Вестминстер состоял из нескольких соединённых между собой высоких строений с рядами вытянутых окон, длинных балконов, внутренним двориком для прибытия гостей и сложным переплетением тёмных коридоров, огромных переходов и тяжёлых ворот.

Во дворце превосходные залы и просторные комнаты с потолками, украшенными барельефами, вмещали лучшую резную мебель, оружие, столы для пиров на несколько тысяч человек, а сквозь стрельчатые окна врывались потоки солнечного сияния, озаряя каждый угол и отражаясь в начищенных до блеска доспехах. Неподалёку от дворца располагалось Вестминстерское аббатство — серое сооружение с остроконечной крышей, «розой» над сводчатым входом и сложным декором. Витражи, кафедры и капители удивляли своим многообразием и красотой.

Мост, довольно узкий и тяжеловесный, вёл к въезду в Вестминстерский дворец, нависая над мерной гладью реки, от которой распространялось зловоние. Городские отходы, грязь с улиц Лондона — всё это текло по реке. Возле моста плескались стаи гусей, коих разводили повара королевской кухни, а у въезда на мост толпились ждущие аудиенции торговцы, поставщики двора и итальянские купцы. На стенах, окружающих Вестминстер, и у его ворот дежурили вооружённые алебардами стражники в железных панцирях и шлемах.

Поскольку короли Англии имели французское происхождение, название дворца часто произносилось как «Вестминстье». Этот дворец считался их главной резиденцией, хотя они владели множеством охотничьих замков по всему королевству.

Ричард II, ставший правителем Англии в 1377 году, предпочитал Вестминстеру Элтон. Короновавшись вместо своего дяди Джона Гонта, он был полной противоположностью своего погибшего отца — принца Уэльского. Ричард любил поэзию, обожал устраивать пышные пиры, но совсем не испытывал потребности продолжить войну во Франции, где его отец совершил столько подвигов. Ричарду гораздо более нравилось внимать певцам и менестрелям, чем ощущать тягости походов и сражаться с неприятелем. Но в уме и сообразительности ему было не отказать — Ричард сумел выйти из-под власти Джона Гонта. Однако ни мужества, ни щедрости отца он не унаследовал.

Сидя в огромном зале в парчовом упелянде с низким поясом, украшенным алмазами, в облегающих шоссах и с венцом, искрящимся на его рыжих локонах, Ричард, казалось, был безразличен к представлению, устроенному знаменитым в ту пору в Англии поэтом Джозефом Платом. Возле кресла с тяжёлыми резными подлокотниками, стоявшего на невысоком возвышении, толпились люди из свиты Ричарда, приглашённые на выступление поэта. Чтение стихотворения или целой поэмы вызывало вокруг настоящую сумятицу и восторг, и все дворяне, приближенные ко двору Ричарда, жаждали на нём присутствовать.

Ричард наблюдал за выступлением поэта с видимым равнодушием. Он уже научился скрывать свои чувства, поскольку не раз видел, как его дядья и другие высокородные особы терпели поражение оттого, что слишком явно их демонстрировали. Однако Ричард знал, как ценят его милость, и собирался в конце выступления, под аплодисменты, поблагодарить Плата.

Поэт, стоя в центре зала, громко декламировал длинное стихотворение, в основу которого легла легенда о любви короля Генри II к прекрасной белокурой леди Розамунде Клиффорд. Злобная королева, супруга Генри II, решила убить соперницу и предложила ей самой избрать орудие расправы. Леди Розамунда предпочла яд и, испив его, упала к ногам королевы. Слушая унылое стихотворение, сюжет которого был всем хорошо известен, многие тем не менее затаили дыхание. Некоторые молодые девушки не удержались от слез, а рыцари шумно вздыхали.

Читая стихи, Джозеф Плат преображался, в его больших тёмных глазах появлялся лихорадочный блеск. У Плата были широкое лицо, обрамлённое длинными, закрывающими короткую шею чёрными сальными волосами, крупный страстный рот и присущая всем поэтам дерзость, сквозившая в его манерах.

К тридцати двум годам он сумел нажить состояние, а также влиться в число поэтов, выступающих перед королём.

Невысокого роста, толстый, Плат, однако, умел казаться изящным, чему его научило длительное пребывание при дворе, куда он попал ещё будучи излюбленным поэтом принца Уэльского, с которым встретился во Франции во время войны. Джозеф Плат развлекал там английских рыцарей и настолько понравился принцу, что тот послал его ко двору своего отца-короля.

Когда выступление Джозефа Плата уже подходило к завершению, в зале возник встревоженный камердинер короля и, стараясь не привлекать внимания свиты, на цыпочках приблизился к креслу его величества.

— В чём дело? — проговорил Ричард, не поворачивая головы.

— Милорд, прибыл посланец из Дартфорда, — сообщил камердинер. — Он просит об аудиенции, чтобы рассказать вам о произошедшем там мятеже. По его словам, в Лондон приехал и граф Кент, также в надежде на личную встречу с вами.

Не дожидаясь окончания поэмы, Ричард покинул зал.

Миновав несколько просторных коридоров, где гулко отдавались шаги, молодой король вошёл в свою опочивальню — небольшую комнату с высоким потолком. В ней он не только отдыхал, но и нередко встречался с приближёнными.

Кроме высокой тяжёлой постели и мощного, окованного железом сундука, где король держал личную утварь, в комнате стояли красивый резной стол и два кресла возле окна. На стенах опочивальни висели боевые доспехи и оружие, а также превосходные гобелены.

В комнате короля уже ждал незнакомый молодой человек в чепце, со спущенным на плечи кольчужным капюшоном, в поножах, забрызганных грязью, и разгорячённым от бешеной скачки лицом. Едва король расположился в кресле у окна, выходящего в сад Вестминстера, как посланец с поклоном передал ему свиток.

Здесь же находился и главный судья, человек средних лет, наглый, мощного сложения, с воспалённым лицом страстного любителя выпивки. Пройдёт несколько лет, и этот человек с жестокостью и беспощадностью будет судить мятежных простолюдинов. Уже в дни восстания Уота Тайлера судья Трессилиан обладал богатством и влиятельностью. Он прибыл к королю, едва услыхав о событиях в Эссексе и Кенте.

Возле входа, прислонившись плечом к каменному косяку, стоял сэр Филипп Монтгомери. Когда король появился в опочивальне и перед ним склонились в поклоне Уорвик и посланник из Кента, сэр Филипп ограничился лишь лёгким движением головы.

Сидя у окна, ощущая ароматы распускающихся роз и дуновение ветра, шевелящего его локоны, Ричард перечитывал послание.

— Стоило из-за этого пустяка заставлять меня покидать выступление одного из моих поэтов! — презрительно фыркнул он. — Какой-то бунт простолюдинов! Их главарь, Уот Тайлер, — обыкновенный кровельщик! Пусть шериф накажет его.

— Милорд, позвольте рассказать вам о происшедшем в доме шерифа, — подал голос посланец. — Бунтовщики ворвались к нему, перебили стражу и потребовали встречи с королём. Они выдвинули множество условий, которые хотят передать лично вам.

— А что же шериф? Его убили? — осведомился Ричард.

— Уот Тайлер направил его к графу Кенту, и граф поехал в Лондон.

— Неужели этот мятежник настолько могущественный противник, что граф прибыл в Лондон просить содействия короля? Неужели его собственные силы, его отряды не могут подавить бунт? — хихикнул судья Трессилиан.

Бросив на него презрительный взгляд, сэр Филипп проговорил:

— Насколько известно мне, сэры, Уот Тайлер действительно мужествен, так как не побоялся дать отпор сборщику податей — отвратительному мерзавцу, который посмел воспользоваться отсутствием Уота и напасть на его жену и дочь. Разве любой достойный человек не поступил бы так же? И если бы даже Тайлер не бросился на мерзавца первым, нашёлся бы кто-нибудь другой. Простолюдины — и горожане, и вилланы — фактически поставлены в рабское положение, мы все это знаем. Вот они и взбунтовались.

— У вас превосходная осведомлённость об Уоте Тайлере, — ехидно заметил судья Трессилиан.

— Да, поскольку я не таскаюсь по борделям, а провожу время в отрядах, куда поступает информация.

— Что вы имеете в виду, говоря о борделях?! — возмутился Трессилиан.

— Замолчи, Вепрь! — приказал король. — Не притворяйся! Что же касается слухов, пересказанных мне сэром Монтгомери, я склонен им доверять. Но всё-таки Уот Тайлер и его люди всего лишь шайка босоногих головорезов, у них нет ни рыцарской поддержки, ни благородных предводителей!

— Хм, — землистое лицо Филиппа тронула тень улыбки, — как говорят счастливцы, вернувшиеся из плена, Уот не только грамотен и знает латынь, но и образован в воинском деле. Он прекрасно сражается на мечах и владеет всеми видами оружия.

В этот момент в коридоре раздался звук быстрых шагов, дверь открылась, и на пороге появился камердинер.

— Ваше величество, — сказал он, поклонившись, — прибыл граф Кент.

— Пригласи его войти, — приказал король.

Вошедшему было далеко за тридцать, и он производил впечатление доблестного, отважного воина. В начищенных доспехах, без шлема, который граф держал под мышкой, но в чепце, он казался статным и хорошо сложенным.

— Я рад, что вы согласились встретиться со мной, милорд, — произнёс Кент, кланяясь. — И я здесь, чтобы искать вашего заступничества.

То, что отважный воин просит заступничества у хрупкого юноши, вызвало у Филиппа невольную усмешку. Впрочем, он осознавал, что власти и могущества у этого юноши гораздо больше, чем у отважного воина в доспехах.

— Да, да, милорд, — сказал Ричард. — Я уже знаю о восставших в Дартфорде и удивляюсь, почему вы сами не подавили мятеж.

— Потому что эта зараза уже распространилась по всему графству! — ответил Кент. — Везде вспыхивают бунты, люди сбиваются в шайки, но своим единственным предводителем называют Уота Тайлера. А в соседнем Эссексе также поднялось восстание, возглавляемое каким-то монахом-расстригой. Если не послать навстречу Тайлеру отряды, пожар распространится по всей Англии.

— Так и быть, — произнёс король и повернулся к посланцу из Дартфорда. — Передай баронам, которые прислали тебя, что не позднее чем завтра из Лондона выступят отряды под предводительством Кента и Филиппа Монтгомери.

При этих словах Филипп остался хладнокровен. Он привык подчиняться приказам его величества. Но Кент посмел возразить:

— Уот Тайлер заявил, что будет разговаривать только с самим королём Англии. Он выдвинул множество требований и настаивает на передаче их вам.

Король презрительно фыркнул:

— Постарайтесь сделать так, чтобы шайка Уота Тайлера оказалась разбита, а его самого доставьте в Лондон, и тогда я встречусь с ним. В темнице.

— А потом мы устроим пир! — громко захохотал судья, хлопнув в ладоши.

— Вепрь, возвращайся в Лондон, — холодно приказал Ричард. — А с графом Кентом и сэром Монтгомери я должен обсудить их действия.

— Прошу прощения, ваше величество, — поклонился Трессилиан и, посмеиваясь, удалился из опочивальни. Следом за ним отправился посланник баронов, которому предстояло всю ночь скакать во весь опор до границ с Кентом и Эссексом.

Оставшись наедине с графом и сэром Филиппом, Ричард поднялся с кресла. Тёплый ветер врывался в окно, принося ароматы цветочной пыльцы, роз и листвы. Надвигался вечер, но сумерки ещё не спустились.

— Почему вы хотите, чтобы именно я сопровождал королевские отряды и лорда Кента? — спросил Филипп.

— Но ведь ты знаком с людьми, побывавшими в плену у Тайлера, — сказал Ричард. — И знаешь о нём больше, чем другие мои рыцари. К тому же ты бесстрашен и твёрд.

— Как верный вассал, я принимаю ваш приказ, мой король, — глухо ответил Филипп.

— Итак, завтра с восходом мы выступаем в путь? — уточнил граф Кент.

— Да, милорд.

— О, ваше величество! Я весьма вам признателен. Для меня словно пытка на дыбе — видеть, во что превращают мой замечательный край эти ужасные бунтовщики! — воскликнул Кент.

Усевшись на край подоконника, Ричард смотрел на сад Вестминстера, над которым благоухал летний вечер. «Наверное, Плат уже давно закончил выступление и гадает теперь о причине моего ухода», — думал юноша. Прислонившись затылком к каменной стене и щурясь от яркого заката, он с грустью наблюдал за наступлением ночи. В кустах орешника ещё выводили трели соловьи, но король испытал вдруг острое чувство одиночества. Он понял, что всегда будет одинок, не в силах никому довериться.

— Ступайте, милорды, — сказал он, улыбнувшись. — Я утомлён.

Сэр Кент оставил опочивальню первым. Филипп несколько замешкался. Он хотел было уточнить, стоит ли ему рисковать своими людьми, прибывшими с ним из Йоркшира, или же его величество поручит лордам королевские отряды из Лондона, но, уловив настроение Ричарда, решил, что получит подробные указания позже, и тоже покинул комнату.

 

ГЛАВА 26

Недалеко от дверей в опочивальню Ричарда Филипп заметил ждущего его человека, в котором безошибочно опознал сэра Гисборна. Это был робкий, очень застенчивый аристократ, происходивший из одноимённого знаменитого рода, получившего владения в Англии ещё во времена Генри И. За прошедшие десятилетия Гисборны обеднели, но продолжали изредка бывать при дворе, хотя их украшения становились всё скромнее, а одеяния — беднее. В Вестминстере знали, что Гисборн нищ как церковная мышь, и что он давно утратил своё достоинство, беря в долг не только у купцов — это делали даже короли Англии, — но и у простых горожан. Однако Гисборн имел владения в Йоркшире, рядом с владениями Филиппа, и благородный рыцарь, никогда не переступавший порог соседнего замка, много раз, проезжая мимо, видел издали высокие мрачные стены и огромные башни с темнеющими кое-где небольшими оконцами. Сэру Гисборну принадлежали ещё деревня и лес, обступавший со всех сторон его замок.

Находясь в Вестминстере и ища, как всегда, у кого бы одолжить деньги, Гисборн краем уха уловил, как два стражника обсуждали боевые достоинства коня сэра Монтгомери. Расспросив, где можно увидеть сэра Филиппа, дворянин пустился к опочивальне короля.

Окинув Гисборна надменным взглядом, Филипп намеревался пройти мимо, но барон шагнул к нему, низко кланяясь.

— Приветствую, милорд Филипп, — проговорил он.

— Ни к чему дворянину гнуть спину перед другим дворянином. Я не епископ и не король, — раздражённо сказал Монтгомери.

— Но, милорд, у меня к вам просьба. Огромная просьба, — пробормотал сэр Гисборн.

— Что же я могу сделать для вас, шатильон Гисборн? — насмешливо осведомился Филипп. — Одолжить пару шиллингов, что вы задолжали какому-нибудь грязному оружейнику?

— Презирайте меня, если хотите! Я сам себя подчас презираю! — воскликнул Гисборн. — Но...

— Сколько? — нетерпеливо прервал Монтгомери.

Несколько секунд барон Гисборн колебался.

— Я и моя дочь прибыли в Вестминстер не только чтобы найти денег для поместья, но и чтобы отыскать заступничество! — молвил он, морща лоб.

— Заступничество? — переспросил сэр Филипп. — От кого?

— От вилланов, милорд. Разузнав о восстании в Кенте, они подняли бунт в моей деревне. Как мне теперь быть? У меня нет людей, чтобы расправиться с подстрекателями и подавить бунт.

— Вы хотите, чтобы я дал вам моих людей, верно? — осведомился Филипп, натягивая перчатки. Ему этот разговор стал уже порядком надоедать.

— Да! — обрадованно воскликнул Гисборн. — Ведь вы тоже из Йоркшира и тоже озабочены тем, что мятеж вспыхнул всего в нескольких милях от Спрингроузеза.

— Ну, — скривил губы сэр Филипп, — я не считаю то, что произошло у вас, мятежом. Это просто незначительный бунт, подавить который двум десяткам хорошо вооружённых арбалетчиков не составит труда.

— Значит, вы одолжите мне своих людей и я смогу защитить поместье? — спросил Гисборн, и его глаза вспыхнули.

— Разумеется, — сказал сэр Филипп. — Учитывая вашу трусость и нищету, вы можете потерять крепость. Я же, шатильон, совсем не хочу держать по соседству со Спрингроузезом замок и деревню с бунтовщиками.

Гисборн упал перед Филиппом на колени, дрожа от переполнявшего его волнения:

— Боже! Я не верю ушам! Вы согласны, вы действительно согласны предоставить мне людей?! У вас ведь лучшие арбалетчики в Англии! Благодарю, милорд!

— Прекратите, Гисборн, — молвил Филипп ровным голосом. — Вы не раб, а я не ваш любезный господин. Встаньте, и немедленно! Иначе кто-нибудь увидит нас и решит, что я принуждаю вас к чему-то неблаговидному.

— Ода, простите! — воскликнул Гисборн, тут же вскочив. — Ноя так благодарен вам, милорд! Что я могу для вас сделать?

— Возможно, ты мне и пригодишься, Гисборн! — пробормотал сэр Филипп. — Побудь пока моим должником, отпрыск великих сподвижников короля Генри.

Гисборн разобрал каждое произнесённое сэром Филиппом слово, но сейчас он испытывал такой восторг от того, что расправится с бунтовщиками в своей деревне, что не придал значения речам рыцаря. Напротив, с готовностью пошёл за ним по коридору Вестминстера.

— Вы сами поведете лучников в битву?! Я знаю, вы доблестный рыцарь! Ещё лет семь назад, во время войны во Франции, вы сражались с яростью и отвагой! — почти кричал он на ходу.

— Завтра, шатильон, я отбываю в Кент по поручению его величества, — ответил сэр Филипп. — Но сейчас в комнате, которую для меня милостиво предоставили в Вестминстере, я составлю приказ. Его вы передадите главе моих арбалетчиков в замке Спрингроузез. Он и поведёт их в ваши владения.

— Хорошо, пусть так, — согласился Гисборн. — В таком случае я оставлю дочь в Вестминстере, а сам поскачу в Йоркшир. Я даже сам готов сражаться, если потребуется.

— Не потребуется. Мои люди и без вас разделаются с дерзкими крестьянами.

Они вошли в комнату, занимаемую сэром Филиппом. За окнами уже сгустились сумерки. Запалив от факела, трепещущего у двери, светильник, сэр Филипп поставил его на стол. Нацарапав что-то в свитке, подумал несколько секунд, после чего стянул перчатки и снял с пальца крупный алмазный перстень. Повернувшись к барону, рыцарь передал ему оба предмета:

— Шатильон, вручите свиток моему сенешалю в Спрингроузезе, и он тотчас отправится защищать ваши угодья. А чтобы не возникло сомнений, что вас послал я, передайте ему и мой перстень.

Взяв свиток и перстень, Гисборн вновь намеревался опуститься перед сэром Филиппом на колени, дабы выразить свою признательность, но Филипп остановил его:

— Оставьте, Гисборн! Лучше поезжайте в Спрингроузез немедля. Вы сами сказали, что вам придётся скакать до Йоркшира. Идите же!

Оставшись один, Филипп опустился в кресло и погрузился в раздумья. Ему действительно не хотелось, чтобы по соседству с его владениями шайка простолюдинов свергла власть шатильона, но он не представлял, какую выгоду для себя сумеет получить, выручая Гисборна из передряги. Впрочем, Монтгомери не был меркантилен, подобное его мало заботило. Гораздо больше он думал сейчас о Тайлере и их предстоящей встрече. Сэр Филипп не боялся предводителя мятежа: он много воевал во Франции ещё в войсках Чёрного принца, где и зарекомендовал себя как отважный, но безжалостный рыцарь.

Именно Филиппу Чёрный принц поручил в своё время расправиться с восставшими против власти англичан горожанами Лиможа — провести устрашающую и показательную акцию для других завоёванных провинций. Кровь лиможцев лилась тогда рекой, отряды сэра Филиппа, исполняя поручение принца, не щадили никого — ни женщин, ни рыцарей, ни знать, ни простолюдинов. Так что закалённого в боях надменного аристократа не страшил какой-то там Уот Тайлер. Сейчас рыцарь размышлял о том, как ему исполнить приказ Ричарда II и добиться переговоров с Уотом, который, по утверждению графа Кента, желал беседовать только с самим королём.

В дверь постучали. Вошёл оруженосец, чтобы узнать, не желает ли чего-нибудь его господин перед ночлегом.

— Завтра, Джим, я отбываю с королевскими отрядами в Кент. К восходу приготовь мои доспехи и проследи, чтобы конюхи взнуздали и накормили коня, — распорядился Монтгомери и жестом отослал слугу.

 

ГЛАВА 27

В полночь в Вестминстер прибыл многосотенный отряд, вверенный сэру Филиппу Монтгомери, и был вынужден всю ночь провести в конюшнях дворца. Вооружённым и закованным в латы людям Ричард отказал в предоставлении комнат, и утром они выглядели усталыми и хмурыми. Но Филипп знал, как подбодрить рыцарей. Направляясь проверить, взнуздан ли его скакун, он хлопал каждого встречного воина по плечу, говоря:

— О, брат! Мы зададим встряску этим голодранцам, верно?

Подойдя к стойлу, где находился его конь, сэр Филипп остался удовлетворён. Боевой скакун был взнуздан и, фыркая, нетерпеливо ждал, когда его выведут во двор. Бросив конюху монету, сэр Филипп потрепал лошадь по холке и велел через полчаса подвести её к воротам.

Оставив конюшню, Монтгомери пошёл ко дворцу садом. В кустах уже стрекотали насекомые, солнце, поднимаясь над башнями Вестминстера, сияло в каплях утренней росы, заставляя её сверкать подобно алмазам.

Внезапно чей-то звонкий голос окликнул его:

— Милорд!

Остановившись, Филипп резко оглянулся. Он увидел двух направляющихся к нему молодых девушек, одна из которых была одета в серебристое платье с дорогой вышивкой. Её очень густые белокурые волосы выглядели пышной копной, а огромные зелёные глаза и нежное красивое лицо заставили сердце Филиппа затрепетать. Красавицу сопровождала особа в платье, слишком простом для знатной леди, и Филипп догадался, что это служанка. Потрясённый красотой приближавшейся юной девушки, рыцарь склонился в поклоне.

— Я Памела Гисборн, — представилась она, — дочь Роберта Гисборна. Вчера вы встречались с моим отцом, и он рассказал, что вы благородно позволили ему воспользоваться людьми из Спрингроузеза.

«Как странно: у такого ничтожества — и такая дочь!» — подумал Филипп.

— Да, я предоставил ему свой отряд и теперь вижу, что не ошибся, миледи, ибо заслужил признательность очаровательной девушки.

Памела смущённо улыбнулась. Она редко бывала при дворе, и сэру Филиппу прежде не доводилось её встречать. Испытывая смутное волнение, он с восхищением смотрел на неё.

— Отец выехал ещё до восхода, — сообщила леди Памела. — Ия, исполняя его требование, благодарю вас. Я видела в окно, как вы вышли утром из дворца и, подбадривая воинов, отправились в конюшню. Вы отбываете куда-то?

Губы Памелы, таящие страсть, её огромные глаза, точёная фигура, проступающая сквозь платье, спадающее тяжёлыми складками, заставляли сэра Филиппа едва ли не дрожать от переполнявшего его желания.

— Да, миледи, — проговорил он глухо. — Я слуга его величества и обязан выполнять распоряжения короля. Мне предстоит путешествие в Кент, Эссекс и соседние графства, где вместе с другими рыцарями мы будем искать встреч с бунтовщиками.

— Уверена, они отступят, едва вы выставите своих людей, — ответила Памела.

Сэр Филипп вновь склонился перед ней в поклоне.

— Прошу меня простить, миледи, — молвил он. — Я обязан ехать. Мой оруженосец, наверное, уже заждался меня. Могу ли я видеть вас, когда возвращусь? Могу ли рассчитывать на вашу благосклонность?

— Всё зависит от вас, милорд, — улыбнулась Памела.

С явной неохотой сэр Филипп удалился. Посмотрев ему вслед, темноволосая служанка приблизилась к госпоже.

— Похоже, вы произвели на милорда впечатление, — сказал она, хихикнув. — А что вы про него думаете?

— О, Теса! Он поступил благородно, только и всего, — пожала плечами Памела. — Пойдём же, прогуляемся немного!

И девушки, оживлённо беседуя, углубились в пробуждающийся сад.

Возвратившись в комнату, Филипп приказал Джиму нацепить на него латы. Он продолжал думать о дочери лорда Гисборна. Прежде у Филиппа неоднократно возникали отношения с женщинами, но чувства, возникшие к только что встреченной Памеле Гисборн, были совсем другими.

Закованный в железные доспехи, Монтгомери спустился во двор, где уже ждали боевая лошадь и вверенный ему отряд королевских воинов. Вскочив в седло, сэр Филипп окинул взглядом окна Вестминстера, надеясь отыскать в них хрупкий силуэт или копну белокурых кудрей. Памелы не было. С досадой сжав зубы, рыцарь развернул скакуна к воротам.

— В путь! — холодно приказал он. И отряды, возглавляемые им и графом Кентом, двинулись со двора Вестминстера.

 

ГЛАВА 28

События, разыгравшиеся в Блэкхите, и слухи о страстном монахе, возглавившем мятеж, распространились по всей Англии и спустя несколько дней после взятия крепости бунтовщиками достигли ушей Уота Тайлера.

Кровельщик много думал об отце Джоне Болле и осознавал, как важно им теперь было бы объединиться. Сам он и его сторонники скрывались в Кентском лесу, изредка вступая в контакт с мятежниками Дартфорда и отдельными шайками вилланов, которые тоже видели в нём главаря. Уот призывал всех оставаться верными королю, сыну великого принца Уэльского, находящемуся, как он считал, под властью баронов. Ему хотелось лично встретиться с королём, чтобы передать накопившиеся требования, и он был убеждён, что только так сумеет защитить своих людей. В то же время Тайлер опасался, что у Ричарда уже сложилось мнение о нём как о грязном разбойнике. Зная, сколь отрок вероломен и лукав, Уот всё равно продолжал верить, что при личной встрече ему удастся поведать королю об участи бедняков.

Однажды вечером, сидя у догорающего костра рядом со сторонниками, кои спали вповалку, он подозвал Уилла и приказал ему идти к Блэкхиту.

— Найдешь Джона Болла и скажешь, что я жажду поговорить с ним. Назначишь ему встречу — завтра, в пять, у источника Герберта в лесу. Отправляйся к мятежникам из Эссекса один, чтобы не вызвать у них подозрения. Не бойся их, даже если они окажутся обыкновенной ватагой разбойников.

Не прекословя, Уилл молча допил эль из фляги и, надвинув капюшон поглубже, тронулся в путь.

На следующий день, к полудню, Уилл вновь появился в лагере. Он был утомлён и с аппетитом набросился на жареную оленину, предложенную Уотом.

— Ну что, виделся с отцом Боллом? — спросил нетерпеливо кровельщик.

— Ха, друг мой, — усмехнулся Уилл, — ты недооцениваешь меня. Я не только видел этого бледного изнеженного аббата, но и убедил в необходимости встречи. Удивительно, как он сумел возглавить толпу разгневанных простолюдинов?!

— Говорят, он обладает твердостью и отвагой, — заметил Уот, вставая и пристёгивая ножны к бёдрам.

— Он красив, молод и беседу ведёт, точно настоящий епископ. Голос у него бархатистый, исполненный учтивости. Я спросил Джона, один он придёт на встречу или с компанией, и, к моему удивлению, монах ответил, что не боится тебя и готов прийти без своих сторонников.

— В таком случае и я пойду один, — молвил Уот и зашагал в сторону чащи. Ему нужно было добраться до источника Герберта к назначенному времени, а идти предстояло несколько часов без остановок.

Стояла отличная июньская погода. Порывы тёплого ветра шумели в густой листве дубов и буков, куда с трудом просачивались лучи солнца. Жаркий воздух источал ароматы трав и цветений и был наполнен гудением пчёл.

Предпочитая широким разъезженным путям узкие тропы через чащу, Тайлер таким образом старался избежать нежелательных встреч. Достигнув звенящего ручья, бегущего по дну оврага, он направился к истоку, насторожённый и внимательный.

Вода струилась из горла каменной горгульи, падала в чашу и, переливаясь через край, текла далее, вглубь леса, откуда и появился Уот. Он не заметил отца Болла, который наблюдал за ним, притаившись в развалинах часовни.

— Болл всё же струсил! — пробормотал Уот с досадой. Зачерпнув ладонью воды, он утолил жажду. Затем, достав из-под плаща флягу, наполнил водой и её.

— Сэр Тайлер! — раздался чей-то голос. — Очень рад вас видеть. — Из-за развалин вышел молодой светловолосый человек в одежде виллана и с лукавой улыбкой приблизился к Уоту.

— Где же вы были? Прятались? — спросил кровельщик, догадавшись, что перед ним отец Болл.

— Нет. Я наблюдал.

— За кем?

— За вами, Уот. Хотел проверить, сколько людей приведёт на встречу с одиноким монахом великий предводитель и защитник нищих. Вы избрали подходящее место для беседы, Уот. Здесь нас никто не увидит. Что вы хотели обсудить? — задал вопрос отец Болл, оглядевшись.

Присев на камень, Уот Тайлер хмыкнул:

— Я решил предложить вам, Болл, действовать вместе. У вас есть верные люди, вас называют «неистовым проповедником», мне известно, как легко вы берёте крепости. И у вас, и у меня — одна цель: добиться от короля, чтобы вилланы не были больше подневольными.

Подумав, отец Болл кивнул:

— Хорошо. Я согласен. Предлагаю вам собрать большой совет, на который придут наши люди. На совете мы провозгласим вас предводителем и подумаем, что надлежит делать. Каждый день ко мне приходят толпы убогих из юго-восточной части Англии, но я вынужден отсылать их, так как нужно стеречь морской берег от французов. Как видите, слухи быстро разлетаются по королевству. Наверное, подобное происходит и вокруг вас?

— Да, — согласился Уот Тайлер. — Но, простите меня за вопрос, почему вы ввязались в мятеж? Вам не нравилось в монастыре или вы умеете воевать?

— Я не умею воевать, — ответил отец Болл. — И я бы с удовольствием остался в своём монастыре, но так уж получилось. — И Джон поведал Тайлеру во всех подробностях о своих злоключениях. — Мне удалось остановить бессмысленное кровопролитие, люди мне поверили, а потом вместе с этими убогими, хромыми и безногими я взял Блэкхит. Недалеко от стен крепости мы разбили лагерь. Я бы хотел, Уот, чтобы вы пришли туда для совета.

— Конечно, Болл, — сказал Уот, потрясённый историей монаха, — я приду.

Отец Болл улыбнулся и, приняв предложенную ему флягу, тоже утолил жажду.

— Почему же вы подняли мятеж и возглавили его, Уот?

Рыжие брови Тайлера сдвинулись к переносице:

— На то имелись причины. От руки мерзавца погибла женщина, которую я обожал, и ребёнок, в котором текла моя кровь.

Смутившись, отец Болл опустил голову.

— Что ж, Джон Болл! — проговорил Уот. — Встреча с тобой удивила меня. И ты мне понравился. Думаю, завтра же приведу своих людей к Блэкхиту. При приближении протрублю длинный сигнал.

— Мне говорили, — вдруг произнёс отец Болл, устремив рассеянный взор на звенящий поток ручья, — что вы служили во Франции у человека знатного происхождения и обучились у него воинскому делу. Не могли бы вы дать урок простолюдинам, чтобы им стало легче не только брать крепости, но и обороняться от нападающих?

— Это нетрудно, но не думаю, что подобное им пригодится. Я ведь просто хочу привлечь внимание короля и добиться свободы.

— Я тоже, Уот! — внезапно жёстким голосом заявил отец Джон. — Но свобода в любом случае не обойдётся без крови и насилия. Тысячи людей могут попасть в плен и отправиться на виселицы!

Однако Уот Тайлер оставался непреклонным, и тогда отец Болл спросил:

— Хорошо. Но меня ты обучишь сражаться?

— Конечно, хотя считаю, что твоё оружие — слово! — ответил Уот примирительно.

— Договорились, Уот, — кивнул Джон Болл. — Завтра буду ждать твоих людей возле Блэкхита.

— Мы придем, — подтвердил Уот. — До встречи! А сейчас и ты, и я должны идти.

— До встречи, — повторил отец Болл.

Закутавшись в плащ, Уот Тайлер двинулся в обратную сторону. Джон Болл провожал его взглядом, пока предводитель мятежников не скрылся в чаще.

Оба остались удовлетворены знакомством и понравились друг другу.

Подождав немного, Болл наклонился к журчащему источнику, отпил воды и пошёл в направлении Блэкхита.

 

ГЛАВА 29

По густому лесу Рэндалл, его отец и сэр Ральф де Монфор ехали целый день. Уже смеркалось, когда они устроили привал на дне оврага с очень крутыми склонами и развели костёр. Сэру Ральфу удалось подстрелить из арбалета двух куропаток и двух глухарей. Папаша Терри взялся их ощипать. Вскоре ужин был готов, и, устроившись у огня, путники утолили голод.

Наблюдая за наступлением ночи в лесу, Рэндалл вспоминал о тех вечерах, когда с папашей Терри они бродили по Англии в поисках кружки эля и миски горохового супа. Ему всё еще с трудом верилось, что в его жилах течёт страстная кровь Эдуарда III, развязавшего самую длинную войну в истории Европы.

Мясо глухаря оказалось немного жёстким, но очень вкусным, а вино, предложенное сэром Ральфом, вселило бодрость.

— Скажи, — произнёс Рэндалл, глядя на сэра Ральфа, — у тебя есть милая твоей душе особа? Какая-нибудь леди? Я должен о ней знать, ведь я буду петь твои песни, где может появиться что-то связанное с чувствами к ней.

— Да, друг мой, — вздохнул сэр Ральф, — дама сердца у меня есть. Только она принадлежит не мне, и — увы! — целует и ласкает её другой...

— Вот как? — удивился Рэндалл. — И ты, при всей своей изысканности и красоте, не сумел влюбить её в себя?

— Отнюдь! Я просто не ведаю о её подлинных чувствах.

— Но мы, конечно, встретим её в Вестминстере?

— Нет, — покачал головой Ральф. — Её муж — рыцарь, служащий королю Ричарду в Кале. Он редко бывает в Англии. Хочешь послушать песню о ней? — и, достав из заплечного мешка цистру, сэр Ральф стал теребить звонкие струны, извлекая восхитительную мелодию, а потом запел. Песня была написана им на провансальском наречии, но Рэндалл понял каждое слово. Некоторые сравнения казались ему очень нежными, и в каждом аккорде цистры сквозила чувственность. Когда сэр Ральф закончил, Рэндалл и папаша Терри поблагодарили его.

— Сомневаюсь, что мне удастся исполнить её лучше, — заметил Рэндалл. — В ней столько откровенной страсти!

— Разве ты не влюблён? Разве не ощущаешь дрожь в членах и то, как перехватывает дыхание, как пот струится по спине и словно меняется мир вокруг, едва заговоришь о возлюбленной? — спросил сэр Ральф.

— О, сэр! У меня были разные женщины — служанки и леди, — смущённо признался менестрель. — И я обнимал их как в постелях отсутствующих лордов и рыцарей, так и в тёмных коморках, но никого из них не могу назвать возлюбленной...

Передав Рэндаллу цистру, сэр Ральф сказал:

— Ничего, придёт время, и ты научишься лучше понимать то, о чём я пел. Но у тебя ведь тоже есть свои песни о любви?

— Да, но все сюжеты взяты мною из легенд. Однако я думаю, что смогу выразить твоё настроение, — Рэндалл взял несколько запомнившихся ему аккордов и пропел первый куплет.

— Да, да! У тебя получается, — одобрил Ральф.

Рэндалл продолжал разучивать песню, и в ночном лесу тягуче плыла музыка. К полуночи сэр Ральф убрал цистру и предложил говорить вполголоса, чтобы не привлечь внимание разбойничьих шаек, которые могли оказаться поблизости.

— Расскажи о Вестминстере, — попросил Рэндалл. — Каков этот дворец?

Секунду подумав, сэр Ральф молвил:

— Внутри Вестминстера много огромных, удивительных по красоте залов, где полы пестры, потолки высоки, а окна длинны и пропускают много света. В залах Ричард любит устраивать пышные пиры. В его окружении много поэтов, знаменитых рыцарей и прекрасных женщин, чьи глаза нежны, а губы пылки.

— Кто из поэтов особенно ценится в Вестминстере? — осведомился Рэндалл.

— О, конечно же, Джозеф Плат! — ответил Ральф. — Его сборники стихов переписывают по всей Англии! Но ты, Рэндалл, гораздо талантливее и привлекательнее его, в чём скоро убедятся все в свите его величества! Ты — Рэндалл Блистательный!

Разговор закончился, когда Рэндалл почувствовал непреодолимое желание спать. Лёжа возле костра, он ощущал, как его члены наливаются тяжестью. Неподалёку устроился на ночлег папаша Терри. Ральф нёс обязанности часового, прислушиваясь к воплям какой-то ночной птицы в глубине чащи.

Рэндалл проснулся от громких голосов и треска сучьев. Подняв голову, он увидел, как со склонов в овраг спускаются галдящие вооружённые люди.

Вскочив, сэр Ральф вытащил меч из ножен.

— Не приближайтесь, мерзавцы! — крикнул он. — В противном случае готовьтесь к бою!

— Рэндалл, подай мне кинжал! — потребовал папаша Терри.

В то время как Рэндалл рылся в поклаже, ища кинжалы, нужные раньше только для выступлений, люди продолжали медленно спускаться в овраг.

— Кто вы? Что вам нужно? — громко спросил папаша Терри.

— Мы разбойники, — раздался в ответ чей-то голос.

— Неужели? А я в таком случае герцог Глостер! — заявил Терри.

Толпа вооружённых людей захохотала. Рэндалл сунул папаше Терри кинжал и взял лежащий у ног сэра Ральфа заряженный арбалет.

— Милорд Глостер, не пригласите ли нас в свой замок Плэши? — спросили из толпы.

— Предупреждаю: первый, кто ко мне приблизится, рискует вкусить мой знаменитый клинок! — воскликнул папаша Терри, выставив кинжал вперёд.

— Как видно, вы и в самом деле решили с нами драться, — засмеялся какой-то человек. — Но мы не намерены на вас нападать! Мы, горожане из Блэкхита, идём вместе с нашим предводителем к месту большого совета.

Встрепенувшись, сэр Ральф убрал меч в ножны.

— Ваш предводитель — «неистовый проповедник» Джон Болл? — спросил он.

— Да, но кто ты, если знаешь его?

— Я — сэр Ральф де Монфор, и если вы его люди, то должны позволить мне и моим друзьям проследовать мимо Блэкхита в Лондон!

Из темноты появилась какая-то фигура.

— Ральф! Это я, Джон Болл! Это меня называют «неистовым проповедником»! — радостно прокричал бывший монах. Через несколько минут, смеясь, он заключил рыцаря в объятья.

— Значит, вы не разбойники! — с облегчением проговорил Рэндалл.

— О, нет! — повернулся к нему отец Болл. — Разве сэр Ральф не рассказывал вам обо мне?

— Да, — пробурчал папаша Терри, сунув кинжал в мешок, — кое-что слышали о тяготах вашего совместного пути по Эссексу.

Между тем сэр Ральф расспрашивал отца Болла о большом совете. А Рэндалл, не спуская глаз с мятежников, которые окружили сэра Ральфа, по-прежнему сохранял настороженность. Он не мог полностью доверять людям, которые, как он слышал, успели совершить уже не одно жестокое нападение.

— Поскольку вы направляетесь в сторону Блэкхита, погостите у нас в лагере пару дней, — предложил отец Болл.

— Нет! — вмешался Рэндалл. — Мы очень торопимся, нас ждут при дворе короля!

— Кто он? — спросил отец Болл, с интересом разглядывая Рэндалла.

— Бродяга, поэт, один из менестрелей, коими богата Англия, — несколько небрежно проговорил сэр Ральф. — А второй — его отец. И хотя их одежды красивы, единственное богатство, коим они владеют, — это свобода.

— Ты взял их в Лондон из жалости? — осведомился отец Болл.

Рэндалл расхохотался.

— Расскажи ему, сэр, обо мне! — холодно сказал он, глядя на Ральфа одновременно с насмешкой и возмущением.

— Не волнуйся, Рэндалл. Я уже рассказывал о тебе отцу Боллу, когда мы с ним скитались по деревням и лесам Эссекса, — ровно проговорил де Монфор.

— Так ты всё-таки убедил этого великого менестреля сопровождать тебя?! — вскричал отец Болл, и во взгляде его загорелось восхищение.

— Да, Болл! Перед тобой человек, которого я умолял стать моим жонглёром, и я преклоняюсь перед ним.

Растерявшись, Рэндалл умолк. И хотя его настораживало, что Ральф согласился идти в лагерь бунтовщиков, вслух он не выразил своего сомнения.

Следуя в окружавшей их толпе бродяг, горожан и вилланов, они пошли через лес по широкому, проложенному крестьянами пути. Поклажу прикрепили к лошадям, которых под уздцы вели люди Джона Болла. Бывший монах, а ныне предводитель бунтовщиков поддерживал с Ральфом весёлую беседу.

— Папаша Терри, как думаешь, они отпустят нас? — спросил Рэндалл, шагая подле отца.

— Трудно сказать. Если сэр Ральф останется другом этого человека и не вызовет гнева у второго, я имею в виду Уота Тайлера, может быть, мы и уберёмся из Блэкхита целыми.

Спустившись вниз с холма, они оказались на опушке леса. Вдали, за деревьями и кустами, проглядывали башни Блэкхита.

Ворота в крепости были открыты, решётка поднята, и Рэндалл, проходя по узким улочкам, видел вокруг взволнованные лица горожан. По словам отца Болла, часть здешней стражи перешла на сторону мятежников, остальных бросили в темницу по его приказу.

— В противном случае, — пояснил он, — их бы казнили бунтовщики.

Из окон, хотя только-только забрезжил рассвет, уже выглядывали хмурые настороженные лица. Рэндалл понял, что в Блэкхите уже знают о большом совете.

Оставив почти всех своих сподвижников на прилегающих улочках, в сопровождении лишь десятка особо верных, среди которых Рэндалл узнал брата Строу, отец Болл пошёл к донжону, стоявшему недалеко от крепостных стен.

— Идём со мной, — предложил он Ральфу. — Я не против, чтобы ты и твои друзья присутствовали на совете.

— Неужели ты согласишься?! — спросил Рэндалл у Ральфа.

— Да, и прошу вас обоих следовать за мной, — ответил сэр Ральф.

Менестрелям ничего не оставалось, как идти вглубь башни вместе с мятежниками. Уот Тайлер ещё не прибыл. Войдя в зал с мрачным потолком и тёмными каменными стенами, где имелись стол, две длинных скамьи и пылающий в центре очаг, мятежники расположились и стали ждать.

 

ГЛАВА 30

Весь следующий день после отъезда из замка герцога рыцаря Ральфа де Монфора и менестрелей сэра Саймона одолевали тревожные мысли. Он вспомнил, что сообщил посланник барона, и его заботило, как уберечь и защитить принцессу. Много лет назад его господин принц Уэльский, направляя его воспитателем к юному отпрыску, проявил своё доверие. С тех пор сэр Саймон был верен и Джоанне. Конечно, к его безграничной слепой верности добавлялось ещё и то, что он уже давно тайно и страстно любил её.

Вечером, с наступлением сумерек, Саймон поднялся в комнату, занимаемую принцессой. Она позволила ему войти и даже соблаговолила разрешить сесть подле неё — возле окна, через которое в комнату проникали запахи ночи, свежести и цветущей черемухи.

— Завтра я еду в Лондон, Саймон, — сказала Джоанна.

— Знаю, что вы волнуетесь о сыне, миледи, — проговорил он.

— О, да! Он ведь совсем ещё ребёнок! — воскликнула принцесса. — А вокруг него крутятся жадные придворные со злыми языками. Наверняка бунты смутили Ричарда, и он пребывает в нерешительности. Нет, я должна ехать в Лондон!

Сидя столь близко от неё, Саймон улавливал аромат жасминовой эссенции и притираний, и это сводило его с ума.

— Миледи, — произнёс он, стараясь ничем не выдать обуревавшие его эмоции, — вы ещё не забыли молодого спутника, подхваченного нами по пути в замок Ланкастера вместе с сэром Ральфом де Монфором?

— Нет, — встрепенулась принцесса. — Почему ты заговорил о нём, Саймон?

Рыцарь мрачно усмехнулся.

— По одной причине. Выпрыгнув из вашей повозки недалеко от Мэйдстоуна, он не только защитил коменданта тюрьмы от разъярённых горожан, но и возглавил отряд бунтовщиков. И чуть позднее взял крепость Блэкхит.

— Отец Джон Болл стал главарём мятежников? — не поверила принцесса.

— Они идут за ним и слушают его, — ответствовал сэр Саймон. — Если он объединится с Уотом Тайлером, они заставят Ричарда обратить на них своё королевское внимание.

Джоанна всё ещё не могла поверить, что их недавний неразговорчивый спутник и главарь шайки мятежников — один и тот же человек.

— Требования у него те же, что и у Тайлера, — продолжал рыцарь. — Я присутствовал при разговоре посланца баронов и герцога. И Джон Болл, и Уот Тайлер не хотят, чтобы вилланы оставались подневольными.

— Они отважны, если решились бросить вызов баронам, — заметила принцесса.

— Вы ими восхищаетесь? Признаюсь, я тоже, — сказал Саймон. — Уот Тайлер — единственный защитник подневольных, и он верен Англии и королю. Я не считаю его или отца Болла разбойниками. Отнюдь. Слуги в замке болтают, что в своём отряде Уот даже наказывает тех, кто осмеливается творить насилие.

Джоанна в задумчивости молчала.

— Вы очень тревожитесь о Ричарде, миледи. Поверьте, я тоже, — продолжил после паузы Беркли. — На рассвете мы отбудем в Лондон, а по прибытии я посоветовал бы королю скрыться на время бунтов в Тауэре. Вы же знаете, что верхние этажи этой крепости отведены под королевские покои.

— Ты думаешь, мятежники будут искать с ним встречи? — вздрогнула принцесса.

— Возможно, ему всё-таки придётся с ними встретиться, — ответил Саймон. — Но ни вы, ни он не должны их бояться. У короля есть стража и бароны, я же всегда буду защищать вас, миледи.

Протянув руку, принцесса возложила её на горячие пальцы Саймона. Даже от столь лёгкого прикосновения он затрепетал.

— А почему вы не носите моей ленточки, милорд? — усмехнулась Джоанна.

— Для меня подобные вещи не слишком важны. Ленточкам из волос возлюбленной я никогда не придавал того значения, какое придают другие рыцари, — молвил он, слегка сжав её пальцы. — Мне достаточно, что могу находиться рядом и быть вам полезен, миледи. Что бы вы ни совершили, даже какую бы глупость вдруг ни сделали, я всегда останусь вам верен!

— Только потому, что когда-то обещал это принцу Уэльскому? — спросила Джоанна.

Сэр Саймон поднёс свою ладонь к щеке принцессы и чуть коснулся её.

— Вы же прекрасно знаете, что нет, — сказал он.

Склонив голову, принцесса прижалась щекой к ладони Саймона Беркли и прошептала:

— Да, да, Саймон, я знаю.

Совладав с собой, рыцарь резко поднялся.

— Простите, миледи, — проговорил он с поклоном, — но я должен идти, чтобы распорядиться относительно отъезда.

— Не буду тебя задерживать, Саймон, — улыбнулась принцесса и опустила взгляд.

Испытывая изрядное волнение, сэр Саймон покинул опочивальню. Во дворе он приказал конюху взнуздать лошадей ещё до восхода солнца. Путь мимо Блэкхита, где, как он догадывался, сосредоточились отряды мятежников, заботил его. И поэтому утром, когда кавалькада стражи готовилась выехать из ворот замка, он решил, что поскачет радом с принцессой, бесстрашно предоставившей места в своей карете леди Трессилиан и двум служанкам.

Джоанна сидела верхом на лошади в длинном синем сюрко. Узкие рукава подчёркивали её худые сильные руки, овальный вырез обнажил шею, но поверх плеч она накинула плащ, скреплённый алмазной застёжкой. Её бронзовые вьющиеся волосы были заплетены в косы и уложены в кованую сетку.

Облачённый в латы, сэр Саймон приблизился к принцессе и приготовился ехать рядом. Во двор, чтобы проводить гостью, спустился герцог Ланкастер. Он и лично хотел доставить принцессу в Лондон, и предлагал для охраны в пути своих стражников, но Джоанна отказалась:

— Милорд Саймон сумеет защитить меня и от целого войска врагов.

Ланкастер не ощутил ревности. Познакомившись с сэром Саймоном ещё во Франции, он давно знал его и был убеждён, что тот никогда не решится добиваться любви принцессы.

— Если рядом будет сэр Саймон, я за вас спокоен, — улыбнулся герцог.

В прорезях забрала взгляд Саймона Беркли выражал уверенность и твёрдость.

Когда Ланкастер отступил от сидящей на молодой лошади принцессы, Саймон холодно приказал кавалькаде тронуться в путь, к Лондону.

 

ГЛАВА 31

Кавалькада скакала сквозь лес уже много часов, но сэр Саймон не велел останавливаться для отдыха из опасения наткнуться на мятежников. Он ехал рядом с принцессой, подняв забрало, чтобы лучше видеть прилегавшие к дороге кусты. Чувствуя его заботу и внимание, принцесса не могла не отметить, что это доставляет ей удовольствие. Ещё будучи женой Чёрного принца, она знала, что Саймон влюблён в неё. Догадывался о его чувствах к жене и Чёрный принц, но, ценя верность и благородство сэра Саймона, именно ему поручил заботу о Джоанне и своём сыне Ричарде. Что же до ревности, то на войне, где часто и много находился Чёрный принц, для неё не было места.

Сэр Саймон был молод, когда впервые встретился с принцем Уэльским. В битве при Кресси, где англичане с трудом сдерживали натиск французов, принц послал к Эдуарду III человека с просьбой о подкреплении. Но король отказал, желая увидеть, как сын сам выдержит это жестокое испытание. Принц одержал победу, и король при встрече благодарно обнял его. Саймон тоже был среди тех, кто удостоился огромных похвал Эдуарда III: король разглядел в нём человека редкого благородства.

Сейчас, следуя за Саймоном Беркли, принцесса продолжала размышлять о его безграничной верности. За время путешествия она всего несколько раз перекинулась с ним парой фраз, боясь отвлечь его внимание от дороги.

Близился вечер, и в лесу становилось темно. Дорога была ещё прекрасно различима, и сэр Саймон высказал мнение, что к ночи свита доберётся до Лондона. Но принцесса резким движением набросила на голову капюшон. Это был сигнал — запалить факелы, чтобы не потерять правильное направление. Сэр Саймон отнёсся к её решению без одобрения: он считал, что свет факелов обнаружит местоположение процессии.

Сгущалась мгла, на небе не было видно звёзд, лишь ползли гонимые ветром угрюмые серые тучи. По мере приближения к окраине леса слуха путников достигли громкие голоса и хохот.

— Навстречу движется компания вилланов или горожан, милорд! — крикнул юноша, скачущий впереди отряда.

Саймон бросил быстрый взгляд на принцессу, ему показалось, что она побледнела.

— Не волнуйтесь, ваше высочество, — шепнул он и обнажил меч.

На дороге появились человек двадцать простолюдинов, несущих факелы и ведущих под уздцы двух навьюченных мулов.

Кавалькада была вынуждена остановиться, чтобы пропустить их.

— За короля и Англию! — выкрикнул кто-то из толпы простолюдинов. — А вы, милорд, верны королю Англии? — вопрос был адресован Саймону.

— Как никто, — глухо ответил он.

Вилланы обступили кортеж. Им было любопытно, кто это так поздно едет в Лондон.

— Не задерживайте её высочество, принцессу Уэльскую! — строго произнёс Саймон.

— Это действительно кортеж принцессы? Она мать Ричарда! Она должна помочь нам встретиться с Ричардом! — завопили простолюдины.

Кто-то заглянул в карету, где ехали леди Трессилиан и две юные служанки.

— А мне говорили, что принцесса Уэльская — красавица! Но здесь я вижу старую ослицу и каких-то девчонок! — воскликнул любопытный виллан.

По приказу Саймона к карете подъехал рыцарь и заставил вилланов посторониться, выставив вперёд остриё меча.

— Вам не поздоровится, если вы немедля не прекратите свои глупые выходки и не позволите её высочеству следовать в Лондон! — твёрдо сказал он.

Простолюдины умолкли, а подъехавшая к ним всадница остановила коня и скинула капюшон.

— Я — принцесса Уэльская! И приказываю вам освободить дорогу! — громко объявила она.

— Мы вас пропустим, миледи, — заговорил вдруг простолюдин в длинном плаще, стоявший до этого чуть в отдалении, опираясь на высокий лук и не вмешиваясь в перепалку.

Он внимательно разглядывал Джоанну Уэльскую, слегка улыбаясь. В его взоре и движениях сквозили уверенность и достоинство.

Толпа разом стихла.

— Кто вы такой? — спросила принцесса.

Слегка отвернувшись от неё, незнакомец негромко ответил:

— Я — Уот Тайлер.

— Вы — Уот Тайлер? — изумилась Джоанна.

— Да, миледи. Я и мои люди встретились с вами случайно. Вы уже знаете о событиях в Блэкхите? Мы направляемся туда.

— Надеюсь, вы нас пропустите без ненужной драки и не требуя, чтобы моя госпожа обеспечила вам встречу с её сыном? — осведомился, вмешавшись, Саймон.

— Я бы очень хотел, чтобы король встретился с нами, но принуждать принцессу не смею, — ответил Уот.

— Чего же вы хотите? Как обычный разбойник, решили потребовать с нас плату за проезд? — презрительно молвила Джоанна Уэльская.

— Не стоит бросать мне пустые обвинения, ваше высочество, — громко, но учтиво заявил Тайлер. — Вы и ваша свита вправе ехать, куда вам заблагорассудится, ведь Англия принадлежит вашему сыну, королю Ричарду. А я намерен проводить вас до Лондона.

Подозвав Уилла, Тайлер велел передать «неистовому проповеднику», что вынужден задержаться на несколько часов и что будет в Блэкхите к ночи.

— Но мы можем вас схватить и арестовать, — заметила принцесса.

— Мой плен уже ничего не изменит, — пожал плечами Уот.

— Зачем вы хотите провожать нас до Лондона? — спросил Саймон.

— Чтобы другие разбойники не досаждали вам, — улыбнулся бывший кровельщик и, накинув на голову кугель, пошёл возле лошади принцессы. Рядом верхом ехал сэр Саймон, по-прежнему не убирая меч в ножны, не доверяя полностью Уоту.

— Отец Болл говорил, что вы защитили его от стражников шерифа Эссекса, — обратился Тайлер к принцессе.

— Это было до того, как он возглавил мятеж.

— Вы считаете мятежников негодяями, — усмехнулся Уот.

— Нет. Признаться, я сочувствую подневольным рабам-вилланам, — ответила принцесса. — Но почему вы проявили милость к нам?

— Я удивился вашей отваге и решительности, — ответил Уот.

— Скажите, — произнесла принцесса, — почему вы подняли мятеж? Ведь вы не раб, а свободный человек и, как мне кажется, великодушный и любезный.

— Сборщик податей убил мою жену и дочь, — тяжело вздохнул Тайлер. — Я наказал его, и это взволновало Дартфорд.

— Так вот оно что! Значит, вы стали защитником убогих лишь по стечению обстоятельств?

— Я вас разочаровал? Что ж! Простите, миледи, — ответил Уот.

— Нет, — возразила принцесса. — Однако то, что вы делаете, вдруг обрело совсем другой смысл. Вы должны извинить меня за то, что я назвала вас разбойником. Вы единственный заступник бедняков и рабов.

— Вы ошибаетесь, миледи, — с тоской произнёс Уот. — Единственный заступник бедняков и рабов — ваш сын. Я не прошу для убогих много — лишь свободы. Когда сборщик податей убил мою супругу и девочку, я встал во главе бедноты, но вовсе не из мести. Её я свершил сразу же, в доме, покарав мерзавца. Но я возглавил отряды мятежников, чтобы добиться для них свободы. Вы меня осуждаете?

— Я не осуждаю вас, — молвила принцесса. По улыбке, полной нежности, по восхищённому взгляду зелёных глаз Саймон понял, что Уот произвёл на его госпожу огромное впечатление.

Впереди засияли факелы, пылающие на могучих стенах Лондона. Приближение кортежа принцессы было замечено стражниками ещё издали. Сэр Саймон велел своему оруженосцу трубить в рог.

По извилистой дороге кавалькада всадников спустилась к городу. В нескольких шагах от тяжёлых высоких лондонских ворот, которые по приказу главы стражи медленно открылись, принцесса спешилась и подозвала Уота Тайлера. Приблизившись к ней, он слегка поклонился. Под взором светлых глаз Уота Джоанна испытала знакомую дрожь.

Облик Уота, совсем не похожий на облик героя легенд, его простота и в то же время вежливость и прямота, которой не хватало принцессе среди раболепствующих придворных, привлекали её.

— Я проводил вас до Лондона, миледи, — сказал он. — Теперь поступайте, как знаете.

— Уот, я хочу поблагодарить вас, — проговорила она и неожиданно прижалась губами к его губам. Затем, быстро накинув на голову капюшон и не глядя более на Уота, вскочила на коня.

— В путь! — последовал её приказ. Ворота Лондона уже распахнулись, и кавалькада всадников въехала в город. Тайлер тоже вошёл в Лондон. Молчаливый, погружённый в собственные мысли, он брёл по тесным пустынным кривым улочкам вглубь города. Поцелуй принцессы, вкус её губ продолжал гореть на его устах.

С тех пор как убили жену, ещё ни одна женщина не целовала Уота. Он спрашивал себя, почему принцесса, изысканная, наделённая красотой, преклонением и властью, снизошла до него?

Тайлер направлялся в торговую часть Лондона, где имели дома купцы, в основном итальянцы. Здесь он нашёл примостившийся между трактиром и лавкой оружейника дом с остроконечной черепичной крышей и постучал, используя висящий у двери молоточек.

 

ГЛАВА 32

На пороге появился юный слуга. Бывший кровельщик бывал в этом доме прежде, потому его поздний визит не вызвал у того насторожённых вопросов.

— Мне нужен Томас Фарингдон, — сказал Уот, и отрок пригласил его следовать за собой.

В условиях холодных, сырых и туманных ночей в городском доме купца приходилось жарко растапливать очаг. В комнате, куда слуга провёл Уота, было тепло и сумрачно. Вдоль стен стояли сундуки, окованные железными полосками, где Фарингдон держал товары, приобретённые в Неаполе, Равенне и прочих торговых центрах. Томас Фарингдон считался одним из самых богатых поставщиков двора и кредитором многих знатных вельмож и рыцарей Англии. Он торговал специями и ювелирными изделиями.

Уот был знаком с Фарингдоном ещё с той поры, когда служил во Франции и купец давал деньги его господину, английскому рыцарю.

Фарингдон уже ложился спать, но визит Уота заставил его спуститься из опочивальни. В длинном светлом балахоне, с растрёпанными волосами, он показался Уоту очень усталым.

— Приветствую, Фарингдон. Давно не видел тебя. Сколько прошло с нашей прошлой встречи?

— Несколько месяцев, — ответил купец. — Что ты хочешь, Уот? Денег, которые ты всё равно не сможешь мне возвратить?

— Нет. Но пришло время расплатиться тебе.

Купец насторожился. Сразу всплыло дурное предчувствие, связанное с давним случаем, произошедшим во Франции. Проезжая по завоёванному англичанами краю, кортеж Фарингдона подвергся нападению отморозков из вольных отрядов, наводнивших Францию и промышляющих разбоем на дорогах. Оказавшись поблизости, Тайлер и оруженосец его господина верхом на лошадях выскочили из кустов и атаковали напавших. Их появление привело бандитов в бегство, а Фарингдон принялся тогда пылко благодарить Уота Тайлера и его друга. После этого купец не раз предлагал Уоту рассчитаться с долгом, но тот всегда отказывался.

— Сколько денег ты хочешь? — спросил Фарингдон, садясь на скамью у стола и наливая из медного кувшина вино в два кубка.

— Денег я не хочу, Томас, — покачал головой Уот.

— А что же тебе нужно, если не денег?

— Мне нужно изредка пользоваться твоим домом для встреч. Возможно, ты слышал о мятеже, случившемся в Дартфорде? И о том, что возглавил его кровельщик?

— Неужели это ты?

Ничего не ответив, Уот взял один из кубков и отпил из него.

— Но как ты мог?! — воскликнул Фарингдон. — Возглавить шайку разбойников и головорезов! Связаться с бродягами и рабами!

— Сборщик податей убил мою дочь и жену, — проговорил Тайлер. — И мне ничего не оставалось, как наказать его.

— Боже! — в ужасе Фарингдон шлёпнул себя по щеке и залпом осушил свой кубок. — Как далеко всё зашло!

— Эти бродяги, как ты их называешь, — нищие рабы, жаждущие свободы, — произнёс Уот. — И я хочу добиться встречи с королём, чтобы он внял нашим мольбам и позволил вилланам стать свободными.

— Король?! Ему плевать на вилланов и бродяг! Это лицемерный, вероломный юнец, считающий, что ему дозволено всё! Его окружает свора алчных раболепствующих баронов, тебя же считают обыкновенным предводителем бунтовщиков.

— Пусть так, — кивнул Уот, — но я попытаюсь убедить Ричарда. И если для того, чтобы обратить на себя его внимание, мне потребуется захватывать замки его баронов, я это сделаю.

— О, я боюсь за тебя, — пробормотал купец. — Твои поступки попахивают четвертованием или отсечением головы. И если тебя поймают, меня схватят вместе с тобой.

— Ты всего лишь купец, ты не воин и не мятежник, — возразил Уот. — И вообще тебя не в чем обвинить: ты просто предоставил комнату своему другу.

— Лучше бы ты взял у меня деньги! — воскликнул Фарингдон. — В сундуках, что ты видишь вокруг, сосредоточено целое состояние, ведь я поставляю ко двору Ричарда Английского изысканные специи, поддерживаю торговые отношения с неаполитанскими купцами на Сицилии. Если король разгневается на меня, я рискую разориться и утратить доверие.

— Скажи прямо, Томас, если не согласен.

— У меня перед тобой долг, — вздохнул Фарингдон, — поэтому рассчитывай на мою поддержку и содействие.

— Благодарю, Томас, — сказал Уот, поднимаясь.

— Не благодари. Предупреди, когда тебе понадобится комната.

Встав, он подошёл к крайнему сундуку, извлёк оттуда длинный меч с рукоятью, отделанной топазами, и протянул Уоту:

— Держи.

Похлопав друга по плечу, Тайлер взял меч и оставил хозяина допивать кувшин вина в одиночестве. Закутавшись в плащ и перебросив меч в ножнах за спину, Уот зашагал в сторону городских ворот.

В этот час узкие улочки, по которым с трудом могли проехать повозки, были пусты. Обитатели Лондона крепко спали, заперев двери и закрыв окна ставнями.

Из города Тайлера выпустили без расспросов — стражу гораздо больше волновали те, кто прибывал в Лондон.

Уот Тайлер направился в сторону леса. Оттуда он намеревался к утру добраться до Блэкхита, крепости, где его ожидали сторонники.

 

ГЛАВА 33

Наступил восход, такой же унылый и пасмурный, как и прошедшая ночь. Серое небо виднелось в небольшом оконце донжона, где несколько десятков человек коротали время. Без Уота Тайлера, по их мнению, большой совет не мог состояться.

Отряд Уота, появившийся в Блэкхите ночью, проводили в башню к отцу Боллу, и монах принял решение ждать.

В донжоне было тепло, пахло вином и жареной свининой, которую готовили здесь же. Несколько человек сидели за длинным столом, отдавая должное угощениям, другие обосновались прямо на полу, на тюфяках из сухой травы, и вполголоса вели беседы или прихлёбывали эль.

Прислонившись затылком к стене, Рэндалл молча наблюдал за происходящим. Не пытаясь вмешиваться в разговоры или убедить сэра Ральфа в том, что они напрасно решили провести в Блэкхите предыдущий день и эту ночь, он думал о мятежах, охвативших Эссекс и Кент.

Рядом, в углу, закутавшись в плащ, сидел папаша Терри. Вид у него был мрачный и угрюмый. Возле менестрелей спал сэр Ральф.

В донжоне, едва они пришли вместе с отцом Боллом, их щедро угостили свининой и элем. Утолив голод, друзья устроились чуть в стороне от бунтовщиков. Вскоре в донжон ввалилась компания простолюдинов и сообщила, что Уот Тайлер отправился в Лондон — сопровождать принцессу Уэльскую.

Упав возле Рэндалла на груду сухой травы, отец Болл шумно перевёл дыхание.

— Как бы слуги принцессы не схватили его, — пробормотал он.

От его голоса сэр Ральф отрыл глаза и фыркнул:

— Неужели ты такого ужасного мнения о леди Джоанне Уэльской? Поверь, её благородство столь же велико, как и красота. Если Уот Тайлер не мерзавец и не разбойник, а защитник убогих, ему ничто не угрожает.

— А ты почему не спал, друг мой? — подтолкнул сэр Ральф Рэндалла. — Всё еще боишься всех этих бездельников, что сбежались в Блэкхит?

— Я не боюсь вилланов, милорд, — возразил Рэндалл. — Просто очень скучаю в сарае, который когда-то был донжоном.

— Ничего не поделаешь, поэт, — сказал отец Болл. — Без Уота Тайлера ни я, ни Уилл — его верный сторонник, ни брат Строу совет не начнём. Мы хотим обсудить план нападения на крепости, а без него их брать сложно.

— Но Блэкхит вы взяли без него, верно? — напомнил Рэндалл.

— Да, — ответил Джон Болл. — Но не стоит думать, что это было просто, сэр.

— И вы надеетесь взятием крепостей привлечь внимание короля?! — расхохотался Рэндалл. — Как только он поймёт, что вы подняли настоящее восстание, он выдвинет отряды и разнесёт вас!

— Я стремлюсь пробудить в Ричарде Английском сочувствие к обездоленным и убогим, — возразил отец Болл. — А Уот Тайлер защищает их.

Красивые губы Рэндалла скривились в презрительной усмешке:

— Значит, вы оба не представляете, с кем имеете дело.

— Но мы уже решили идти на Кентербери, — произнёс отец Болл, — чтобы наказать архиепископа и канцлера Англии Сэббери за их беспощадное обращение с подданными. За подобные прегрешения мы разделаемся также с мерзким казначеем Робертом Хилзом и главным сборщиком податей Леггом. Они не только сгоняли вилланов с земли, казнили и заковывали их в колодки за незначительные провинности, не только позволяли своим слугам насиловать жён и дочерей бедняков, но и превратили короля Ричарда в лжеца, подавая ему примеры.

— Ха-ха-ха! — прыснул Рэндалл. — Я прочту тебе отличное стихотворение про лорда Кентербери, если дашь хотя бы четверть часа.

— Ты можешь так быстро сочинять стихи? — удивился Джон Болл.

Рэндалл слегка кивнул и отвернулся. Лицо его приняло отрешённое выражение.

К ним подошёл брат Строу, в громадном кулаке монах держал кружку эля.

— Приветствую, менестрели. Я удивился, что вы здесь. Отчего же вы оставили замок Ланкастера?

— Милорд Ральф де Монфор предложил Рэндаллу стать его жонглёром, — холодно пояснил папаша Терри.

— Мне известно, что вы друг Джона Болла, — сказал брат Строу, глядя на Ральфа. — Вы защищали его, когда он сбежал из монастыря. Вы останетесь с бунтовщиками?

— Нет! — возразил сэр Ральф. — Завтра же мы отправимся в Лондон. — И, повернувшись к Рэндаллу, осведомился, сочинил ли тот памфлет.

— О да, — ответил менестрель, поднявшись.

— Освободите место для выступления сэра поэта! — распорядился отец Болл.

Разговоры разом стихли, люди с непредвзятым интересом взирали на худого молодого человека с волосами цвета лунного сияния.

— Внимайте Рэндаллу Уолтеру! — воскликнул Ральф, вскочив.

Улыбнувшись, Рэндалл отвесил всем поклон и начал нараспев читать:

Поднялся гул, все зааплодировали и зашумели. Конечно же, все поняли, что Ослом менестрель назвал епископа Кентерберийского, канцлера Англии лорда Сэббери.

— Теперь памфлет примутся распевать и рассказывать в Кентербери, — нагнувшись к уху сэра Ральфа, проговорил отец Болл.

Возвратившись к папаше Терри и рыцарю, Рэндалл взял высокую кружку эля, которую поднёс ему брат Строу.

— Твой памфлет понравился бродягам. Откуда ты знаешь, что нужно простолюдинам, а что — знатным лордам? — осведомился сэр Ральф.

— Папаша Терри научил меня, — сказал Рэндалл.

С улицы донеслись протяжный звук рога, лай собак и голоса простолюдинов из Блэкхита. Дверь в донжон распахнулась, и в проёме появился невысокий рыжеволосый человек с мечом за спиной и в кугеле, сброшенном на плечи.

— Уот Тайлер! — послышалось вокруг.

Переступив порог, Тайлер захлопнул дверь и прошёл к длинному столу. Приветствуя на ходу людей, он отыскал глазами отца Болла.

— Хорошего дня, Уот! Мы рады, что ты добрался до Блэкхита! — воскликнул бывший монах.

— Да, её высочество были очень любезны со мной!

Тайлер занял освободившееся место за столом, и кто-то из простолюдинов сразу же поставил перед ним кубок с вином.

— Итак, по-прежнему ли вы хотите видеть меня предводителем? — спросил собравшихся Уот.

— Да! — загалдели все. — Ты верен своему королю и своему народу!

— Пусть все, кто считает и меня доблестным защитником, идут за Уотом Тайлером! — громко сказал Джон Болл. — Я буду вашим «неистовым проповедником», но я не умею сражаться, и то, что мы взяли Блэкхит без Уота, — удивительно даже для меня.

Так Уот Тайлер стал единственным предводителем, и мятежи грозили вылиться уже в настоящее восстание.

— Что ж, — сказал Тайлер, — завтра на рассвете выступаем в сторону Кентербери. Тем самым я хочу обратить внимание короля Ричарда на наш протест. И он встретится с нами, невзирая на всяческие увёртки и проволочки.

Подозвав брата Строу, отец Болл велел подать свиток и письменные принадлежности.

— Составим перечень просьб к Ричарду, — предложил он, — чтобы при встрече передать их ему.

Тайлер считал, что главным требованием должен быть пункт об отмене рабства.

— А потом? Что мы попросим потом? — осведомился Уилл.

— Вымолим у короля, чтобы с крестьян спрашивали за пользование землёй не работу, а установленную арендную плату. Далее, чтобы крестьяне могли свободно покупать и продавать на рынках. И, наконец, чтобы его величество Ричард, помазанник Божий и король Англии, простил нас за наши преступления, — пояснил Уот Тайлер.

Слушая, отец Болл нацарапал всё перечисленное в свитке и передал его Уоту, который тут же спрятал свиток под куртку.

— Король не согласится, — пробормотал сэр Ральф, покачав головой.

Между тем вилланы расходились, чтобы завтра с восходом, вооружившись копьями, дубинками, луками и короткими мечами, двинуться на Кентербери.

 

ГЛАВА 34

Утром из Блэкхита уходили восставшие вилланы, кутаясь от промозглого тумана в кугели и сжимая в руках оружие. Их сопровождали лошади, груженные поклажей.

Во дворе крепости отец Болл прощался с сэром Ральфом и его спутниками.

— Ты точно не хочешь присоединиться к нам, сэр Ральф? — спросил он.

— Нет, меня ждут другие подвиги, — ответил рыцарь.

— Поединки и битвы? — усмехнулся отец Болл.

Сэр Ральф пожал плечами.

— А ты? — повернулся бывший монах к Рэндаллу.

— Я следую ко двору.

Хлопнув Рэндалла по спине, отец Болл сказал:

— Что ж, мне нужно идти. Простите, что угощал вас в донжоне, но по-другому я просто не мог.

Сэр Ральф и Рэндалл остались во дворе, глядя, как удаляется Джон Болл. Подошёл папаша Терри, ведя под уздцы лошадь Ральфа. Вид у менестреля был мрачнее тучи — он провёл ночь ещё более тревожную, чем накануне в лесу.

— В Лондоне мы остановимся у купца Томаса Фарингдона, — проговорил сэр Ральф, медленно направляясь к широким воротам.

— Так ты полагаешь, что Ричард спрячется в Тауэре? — спросил Рэндалл. — Почему же тогда на время восстания нам не укрыться в твоём замке?

— Он находится в графстве Кент, а туда теперь сложно добраться из-за отрядов мятежников и из-за людей шерифа, — ответил Ральф.

Оставив позади гудящий Блэкхит, они двинулись в сторону густых лесов, отделявших их от Лондона. Впереди шагал папаша Терри, который прекрасно знал местность, за ним следовали сэр Ральф и Рэндалл, ведущий под уздцы лошадь рыцаря.

В оврагах парил густой туман, пасмурное небо нависало над зелёными просторами, в кронах деревьев кричали птицы. Дороги были вязкими от сырости и грязи, но путники вполне уверенно ступали по рытвинам, оставленным крестьянскими телегами.

Узнавая места, папаша Терри вновь сделался по обыкновению весел и даже затянул песню на норманнском наречии, сочинённую когда-то известным менестрелем по имени Джеймс Трюфель:

Шедший рядом с Ральфом Рэндалл думал о купце, в доме которого им предстояло остановиться и, возможно, даже провести какое-то время.

— Кто этот лондонский купец, милорд Ральф? — спросил он.

— Его зовут Томас Фарингдон, и он всегда был не только моим кредитором, но и другом! А поскольку я, в отличие от королей, исправно возвращал ему долги, он позволит нам погостить у него, — ответил сэр Ральф.

— Значит, в его доме найдётся место для таких бродяг, как мы, — сказал Рэндалл.

Они всё дальше углублялись в лес, свернув с разъезженного пути на протоптанную тропинку, вьющуюся сквозь чащу.

— Признайся, сэр, — повернулся к Ральфу папаша Терри, — ты уверен, что мятежники возьмут Кентербери?

— Кентербери, может, и возьмут, а вот восстание их обречено, — вздохнул Ральф. — Король пока не воспринимает их всерьёз, а когда это произойдёт, полагаю, им не поздоровится.

— Я то же говорил отцу Боллу, но он меня не слушал, — сказал Рэндалл.

— Однако твой памфлет о Кентербери будут петь во многих графствах, — заметил Ральф.

Внезапно в голове Рэндалла всплыл образ презрительного молодого рыцаря, который, как выяснилось, приходился ему кузеном, и он спросил:

— А про сэра Филиппа Монтгомери ты что-нибудь знаешь?

— Ты знаком с сэром Филиппом Монтгомери? — удивился Ральф.

— Я встретил его при дворе герцога Ланкастера, куда он прибыл по поручению своего господина, короля Ричарда.

— Могу сказать одно: из-за жестокости он зарекомендовал себя не с лучшей стороны, ещё служа принцу Уэльскому. В своём имении Спрингроузез сэр Филипп — настоящий тиран. Даже его подневольные вилланы обязаны носить на шее железные ошейники, на коих указана их принадлежность сэру Филиппу. В Спрингроузезе никто и никогда не посмеет воске стать против хозяина! Ричард нуждается в Монтгомери именно потому, что тот действительно предан королю, при этом хладнокровен, жесток и неустрашим. Ричард всегда может на него рассчитывать.

— Известно ли королю, что сэр Филипп владеет замком и краем, которые присвоил его отец после гибели от чумы своей сестры? — вмешался папаша Терри.

— Разумеется. Все знают и об отце сэра Филиппа, и романтическую историю замка, выстроенного королём Эдуардом III для своей фаворитки. У него и графини Монтгомери даже был сын, которого, как все полагают, убили враги короля. И никто не смел пойти против брата графини, сэра Вильяма Монтгомери, который всегда отличался преданностью Англии и таким же беспощадным нравом, как у Филиппа.

— Ты бывал когда-нибудь в Спрингроузезе? — осведомился Рэндалл.

— Нет, я видел этот прекрасный замок лишь издали, поскольку не считаюсь другом Филиппа.

Рэндалл умолк, продолжая, погрузившись в раздумья, шагать рядом с сэром Ральфом.

Путешественники пробирались по трудно различимым, вьющимся среди высокого зелёного подлеска тропам, взбирались на крутые склоны оврагов, переходили вброд многочисленные широкие ручьи.

К пяти вечера они вышли из леса и, пройдя несколько миль по дороге через пшеничное поле, на котором трудились вилланы, оказались вблизи мощных серых стен Лондона. Под мостом неспешно текла Темза. Возле городских ворот толпились простолюдины, всадники в доспехах, вилланы и обычные бродяги с целью проникнуть в пределы города.

Протиснувшись сквозь их ряды, папаша Терри шепнул унылому стражнику с алебардой:

— Передай Джеймсу, главе стражи Лондона, что Терри и его сын здесь, а с ними — очень знатный лорд.

— Власти не велят впускать в Лондон весь этот сброд, — сказал, появившись на зубчатой стене, толстый и хмурый глава стражи. — Вероятно, боятся бунтов.

— Ноя вижу тут и всадников в начищенных доспехах, — возразил папаша Терри.

— Они могут выковать доспехи у любого кузнеца, а потом разбойничать по всей Англии.

— Но в Англии полно и знатных разбойников, — сказал Рэндалл, усмехаясь. — Разве за шайками Форвиллов, Мервиллов и сэра Гилберта Мидлтона не тянется хвост разбоев и насилия? И разве сам судья Трессилиан — развратный вепрь в парчовых одеждах — не обирает всех и всюду, чтобы быть желанным гостем для любой из девиц?

Народ весело зашумел. Многие не удержались от хохота.

Нисколько не удивлённый дерзостью Рэндалла, с которым ему уже доводилось встречаться прежде, глава стражи проворчал:

— Не будь ты сыном папаши Терри, негодяй, я бы тебя выпорол. — Но окованные железными полосками тяжёлые ворота ему пришлось открыть.

Как только он сделал это, толпа ринулась вперёд, стремясь протиснуться в них, поэтому менестрелям и рыцарю стоило больших усилий просочиться сквозь их ряды в город. Тотчас стражники выставили алебарды и, осыпая людей бранью, отшвырнули их обратно.

Оказавшись в пределах Лондона, Рэндалл, папаша Терри и сэр Ральф пошли по запутанным узким улочкам вглубь города и вскоре достигли площади, на противоположной стороне которой, в закоулке возле трактира «Эль дядюшки Либорна», стоял дом Томаса Фарингдона. Рядом располагались несколько ремесленных и кондитерских лавок, а также дома купеческого сословия.

Указав на одну из остроконечных черепичных крыш, сэр Ральф пояснил, что это дом купца Фарингдона, и решительно повёл спутников за собой.

 

ГЛАВА 35

Дверь отворил отрок лет четырнадцати; мрачно взглянув на гостей, он без лишних расспросов впустил их в дом.

Фарингдон как раз заканчивал продажу увесистого мешочка специй высокому тощему человеку в богатой одежде. На шее покупателя поблескивала цепь, пальцы были унизаны перстнями. Передав ему товар и получив положенную плату, Фарингдон проводил гостя к выходу и лишь тогда заметил сэра Ральфа и двух его друзей. Вид знаменитого графа-рыцаря, а также его спутников в парчовых нарядах и забрызганных грязью сапогах привёл купца в недоумение.

— Граф де Монфор! Друг мой! — воскликнул он, заключая сэра Ральфа в объятья. — Я очень рад встретить тебя вновь! Что привело тебя ко мне? Неужели понадобились деньги?

— Отнюдь, — возразил сэр Ральф. — Но мне нужно провести у тебя несколько дней, если позволишь. Всюду говорят об этих мятежах и бунтах, и моему появлению при дворе сейчас никто не будет рад.

Положив пухлую руку на плечо сэра Ральфа, купец повёл его в зал, занимавший нижний этаж дома, где накануне он беседовал с Уотом Тайлером. Рэндалла и папашу Терри тоже пригласил следовать за собой.

Войдя в зал с низким потолком и потухшим очагом, Рэндалл ощутил острый запах.

— Это шафран, — пояснил Томас Фарингдон, — самая ценная после перца пряность, покупаемая мной на Сицилии. Многие великие лорды Англии не жалеют денег, чтобы заполучить его. Превосходный аромат, не правда ли, молодой человек? А в пище он особенно восхитителен! Кстати, как вы поняли, я Томас Фарингдон, а как мне величать вас, я ещё не знаю.

— Меня зовут Рэндалл, но сэр Ральф дал мне любопытное прозвище — Блистательный. По его мнению, при дворе короля Ричарда я буду блистать своим поэтическим талантом, — ответил Рэндалл, осматриваясь.

— Вы поэт? Обожаю поэзию! — всплеснул руками Фарингдон.

— Он поэт и одновременно мой Папиоль, мой жонглёр, — сказал сэр Ральф, садясь на скамейку и наполняя стоящий на столе кубок из узкогорлого кувшина. — Я хочу, чтобы двор Ричарда увидел его. Уверяю, когда Рэндалл начнёт читать свои стихи или петь мои песни, при дворе все будут в восторге.

— Между прочим, — хмыкнул купец, — на прошлой неделе великий поэт английского двора Джозеф Плат занял у меня такую сумму, что мне даже стало его жаль. Он тратит столько денег на еду, выпивку и наряды, что сам король должен ему завидовать. А как ваше имя, любезный сэр? — обратил хозяин внимание на папашу Терри.

— Терри, — представился менестрель, — и я всегда был и поэтом, и певцом, и владел всеми известными музыкальными инструментами, чему обучил и сына.

— Так Рэндалл Блистательный ваш сын? — осведомился Фарингдон.

Папаша Терри важно кивнул. Межу тем вошедший слуга спросил, не угодно ли гостям попробовать угощения, и Фарингдон велел подать ужин.

На столе появились множество мясных и рыбных блюд и кувшины с вином. В центре стола слуга поставил поднос с кренделями и лепёшками. Запах специй смешивался с ароматами соусов и жаркого.

Впервые попробовав блюда, приправленные изысканными специями, Рэндалл счёл, что их вкус действительно превосходен.

По окончании ужина купец проводил гостей на второй этаж. Сэра Ральфа он разместил в опочивальне племянника, который отбыл по торговым делам на Сицилию, а комнаты для гостей, находившиеся возле чулана и каморок, предложил Рэндаллу и Терри.

Переступив порог небольшого тёмного помещения с пыльными пёстрыми гобеленами на каменных стенах, низкой кроватью, креслом у окна и окованным железными полосками сундуком в углу, Рэндалл уловил, как свеж ветер, врывающийся в открытые ставни, и как внизу гудит площадь. С лёгкой улыбкой он положил заплечный мешок и поклажу на пол и, подойдя к широкому каменному подоконнику, лёг на него, устремив взор на простиравшийся перед ним Лондон. Всякий раз останавливаясь в этом городе, он и папаша Терри ютились в каких-то грязных конюшнях и трактирах, а теперь он оказался в доме одного из самых богатых купцов! Даже побывав менестрелем у таких лордов, как герцог Глостер и Джон Гонт, он не чувствовал себя нигде лучше, чем у Томаса Фарингдона, потому что здесь он впервые был не чьим-то слугой, а просто гостем.

Вошедший отрок, бросая на Рэндалла любопытные взгляды, поставил на стол фрукты и орехи и молча удалился.

Тёплый вечерний воздух легко касался лица Рэндалла. Он наблюдал, как Лондон медленно погружается в сумерки, и понял, что нисколько не жалеет, что уехал с сэром Ральфом из замка Ланкастера.

Решив, что должен обязательно поблагодарить Фарингдона за оказанное радушие, Рэндалл вышел из комнаты и направился к лестнице. Спускаясь в трапезную, где слуги уже убирали со стола утварь, он заметил сэра Ральфа, беседующего с купцом.

— Рэндалл, мы как раз говорили о нашем общем знакомом Уоте Тайлере, — сказал Ральф.

— Вот оно что, — произнёс Рэндалл. — Похоже, в Лондоне его имя звучит так же громко, как в Кенте и Эссексе.

— Даже громче! — воскликнул Фарингдон. — Я рассказал графу о своём давнем долге перед Уотом. Когда-то во Франции он защитил меня от шайки разбойников. А вчера ночью он появился и пожелал, чтобы я предоставил ему мой дом для тайных встреч. Граф упомянул о вашем знакомстве с Уотом под Блэкхитом, поэтому я и решил предупредить вас, что вошёл в сговор с предводителем восстания.

Рэндалл равнодушно пожал плечами.

— Поступай как знаешь, Фарингдон, — сказал сэр Ральф. — Тайлер произвёл на нас впечатление человека рассудительного и доблестного. Ни я, ни мой жонглёр, ни его отец не выдадим твоих тайн. Верно, Рэндалл?

— Ну разумеется, — улыбнулся Рэндалл.

В этот момент в дверях возник слуга, несущий блюдо с фруктами, и Ральф тотчас перевел разговор на Сицилию: фрукты, как выяснилось, доставляли оттуда люди, работающие на племянника Фарингдона.

С наступлением темноты Рэндалл, как и прочие в доме купца, отправился на ночлег. Он думал о том, что ему нравятся достаток и богатство, несмотря на то что рос он в конюшнях и сараях. Его влекли комнаты с оружием на стенах и раболепство слуг. В глубине души он вынужден был признать, что ему не чуждо честолюбие — качество, свойственное его отцу. Настоящему отцу, которым был сам король Англии.

 

ГЛАВА 36

Утром, после возвращения принцессы Уэльской в Лондон, Ричарду доложили о взятии бунтовщиками Кентербери. Немедля отправив посланца к отрядам сэра Филиппа и графа Кента, преследующих мятежников по всему Эссексу, он отправился в опочивальню принцессы. Стражники и рыцари из её свиты, за исключением, быть может, Саймона Беркли, оживлённо обсуждали встречу с главарём бунтовщиков Уотом Тайлером.

Леди Джоанна чувствовала себя воодушевлённой, хотя и провела эту ночь без сна. Воспоминания об Уоте Тайлере, его запахе, своём прикосновении к его устам, а также мысль о том, что он жаждет защитить невинных женщин и убогих рабов, приводили её в восторг. Но когда сын вошёл в занимаемую ею опочивальню, она приняла его сдержанно.

— Ха-ха, похоже, вы упустили возможность оказать услугу мне и всей Англии! — переступив порог, воскликнул Ричард.

Отложив сборник стихов, лежавший на коленях, принцесса вскинула прекрасное лицо с жёстким взглядом. Выслав служанок и леди Трессилиан, она осведомилась:

— О какой услуге вы говорите, сын мой?

— Вы могли взять вчера ночью в плен богохульника и мерзавца Тайлера и не взяли. Почему?

Лёгкая улыбка коснулась полных губ принцессы Уэльской.

— Он доверился мне, — сказала она. — И вызвался проводить мой кортеж до ворот Лондона, чтобы его друзья, люди из разрозненных отрядов, не задержали меня.

— Благодаря вашей милости он нынче на восходе с огромной толпой бродяг и вилланов ворвался в Кентербери! Ему не пришлось даже драться за крепость — горожане сами открыли ему ворота!

Глядя на хмурое лицо Ричарда, принцесса прониклась к нему естественным чувством жалости. Взяв сына за руку, она произнесла:

— Для вас лучше скрыться в Тауэре. Возможно, на днях восставшие ворвутся в Лондон. Вилланы страстно жаждут встречи с вами.

— Откуда вы знаете, что нужно вилланам? — пробормотал