Тиберий не делал длительных остановок, следуя через Италию. Его не любили в городах, и никто не приветствовал его кортеж. Поэтому общаться с подданными он не испытывал желания.

В Неаполе он взял две галеры, принадлежащие местному префекту и, разместив на них свиту, отчалил в Нолу. Короткое плавание его маленькая флотилия совершила при попутном ветре.

Остров показался перед ним, утопая в ослепительном потоке солнечных лучей. Блики искрились на голубой поверхности воды. Воздух был пронизан полуденным зноем. Облокотившись о перила, Тиберий щурился от солнца, вглядываясь в далёкие очертания виллы. Со всех сторон её окружали зелёные сады, а на востоке — оливковая роща. С другого края длинного песчаного мыса был порт, но галеры флотилии Октавиана стояли у причала, откуда начиналась белая широкая лестница, ведущая к вилле.

   — Он уже здесь, — прошептал Тиберий.

   — Конечно, здесь, — ответил оказавшийся рядом Вебуллен. — Он ведь раньше вас прибыл в Нолу. Он ждёт вас, — толстяк плохо переносил дневную жару и, тяжело дыша, сопел. От пота, градом стекавшего со лба, у него болели глаза.

В отличие от него, Тиберий любил приморский климат. Ему нравилось свежее дыхание моря и крепкий ветер. Одетый в тёмную тунику, вышитую по краям серебряным орнаментом, в сандалиях из тонкой кожи, он с удовольствием подставлял лицо жаркому солнцу. На его руке искрился золотой браслет в виде змея, обвивающего запястье несколькими рядами. Это украшение он носил всю свою жизнь.

Услышав, как Германик отдал приказ капитану бросить якорь, Тиберий, к собственному удивлению, не испытал раздражения. Сейчас он старался не замечать племянника.

Галеры причалили возле кораблей Октавиана. Издали заметив их приближение, на пристань вышло несколько слуг, чтобы встретить прибывших.

   — Кесарь спустился в трапезную, господин, — робко сказал Тиберию один из служащих на вилле рабов.

   — Проводи нас туда, — мрачно усмехнулся Тиберий. — А потом мы займём покои, предоставленные нам, и отдохнём после путешествия. — И он первым зашагал за рабом в сторону виллы.

Солдаты, слуги и вельможи, которых он привёз с собой из Германии, шли за ним. Уже сейчас они чувствовали в нём будущего государя.

Поднявшись по лестнице, с двух сторон которой росли оливковые деревья, Тиберий оказался на крыльце виллы. Здесь его ждали глава преторианцев и Ливия.

   — Сын мой! — простонала она и крепко сжала его в объятиях.

Он тоже обнял её, шепнув на ухо:

   — Я к Августу, матушка...

Отстранившись, Ливия взглянула в его холодные синие глаза. Тиберий был преисполнен решительности.

   — Знай, что ему совсем худо, — глухо произнесла она. — Вчера у него отвисла челюсть, и он уже с трудом держит в руках предметы. Боли в желудке не прекращаются с момента отъезда из Рима. Когда два часа назад твои корабли появились на горизонте, он велел устроить пир, чтобы оказать тебе достойную встречу. Сам он предпочитает есть в своих покоях.

Кивнув, Тиберий нежно сжал тонкие пальцы Ливии и вновь пошёл за рабом, шагая стремительно, по привычке опустив голову и глядя под ноги. Но иногда, встречая по пути людей, он читал робость и раболепство в их взорах. В нём уже видели правителя Рима. А ведь Октавиан ещё был жив.

Тиберию стало тошно. Впрочем, мысли о человечестве и раньше вызывали у него лишь чувство боли в душе и глубокое разочарование.

Его связывали с Октавианом весьма сложные отношения. Ведь, с одной стороны, именно Октавиану он был обязан своим великолепным образованием и воспитанием, но в то же время именно Октавиан стал причиной его разрыва с женщиной, которую он любил. Это разбило ему сердце.

В юности всеми помыслами и желаниями Тиберия владела прекрасная Випсания, и он женился на ней. Их сын Друз был очень похож на Випсанию — те же большие тёмные глаза, белая кожа, хрупкость, изящество, вьющиеся чёрные волосы...

Однако этот брак оказался очень недолгим. Юлия, родная дочка Октавиана, успевшая к тому времени овдоветь, воспылала к Тиберию безумной страстью. То, что любовь её была безответной, причиняло ей невыносимое страдание. Заметив это, кесарь приказал Тиберию развестись с любимой Випсанией и жениться на Юлии. Ради того, чтобы сохранить расположение отчима, Тиберий покорился. Он расстался с женщиной, которую обожал, и женился на той, что была ему безразлична.

Со временем его безразличие переросло в жгучую ненависть. В постели он обращался с Юлией грубо и жестоко, как с обычной шлюхой, а потом уехал от неё на Родос, где несколько лет жил изгнанником. В его отсутствие Юлия предавалась такому чудовищному разврату, что сам Октавиан выслал её из Рима, поселив на острове Пандатерия и создав ей суровые условия для жизни. Кесарь не желал даже слышать о Юлии, опозорившей его род.

Но Тиберий о ней не забыл. Подчас ненависть бывает столь же сильной, как страсть или любовь. Он всё ещё продолжал винить её в своих страданиях. Мысль о том, что Юлия мучается вдали от Рима, семьи и развлечений, утешала его.

Випсанию он больше не видел. Октавиан позаботился о том, чтобы после развода они больше не встречались. Что же до Друза, то мальчик воспитывался при дворе и никогда не общался со своей матерью.

Войдя в большую трапезную, утопавшую в свете солнца, струящегося через окна и играющего на мозаике и фресках, Тиберий увидел Октавиана.

Старик, бледный, больной, измождённый, возлежал на вышитом серебром диване во главе стола. На его седых волосах тускло поблескивал золотой венец кесарей. Жилистой дрожащей рукой он с трудом поднимал к потрескавшимся губам кубок вина.

Подоспев вовремя, Тиберий услужливо поддержал ему кубок.

   — A-a-a, carissimum filium, — заулыбался Октавиан, взглянув на Тиберия. — Как прошло твоё путешествие?

   — Замечательно, — ответил Тиберий. — Меня лишь угнетало известие о том, что ты нездоров.

   — Да, да... Я болен, сын мой. И вы все уже через несколько дней останетесь без меня, — сдержанно произнёс Октавиан. — Пророчества верны, знаешь ли... Но присядь. Раздели трапезу, устроенную специально для тебя.

Тиберий покорно опустился на соседнее ложе. В зале он увидел нескольких консулов, сенаторов, Домиция Агенобарба, обнимавшего за талию молодую рабыню, и своего сына.

«Друз... Радость всей моей унылой жизни... Свет, озаряющий моё скорбное существование. О, Друз, ты единственное напоминание мне о моей Випсании», — подумал Тиберий и ласково улыбнулся Друзу. Это была его первая улыбка за весь день.

Внешне Друз сильно от него отличался. Совсем ещё юный, почти отрок, обладающий хорошими манерами и благовоспитанностью, он был черноволосым, немного нервным и очень весёлым. В его очах искрилась такая любовь к жизни, что он невольно заражал ею других. Тиберий же даже в дни юности не отличался жизнерадостью и обладал довольно угрюмым нравом.

У Друза при дворе было великое множество друзей, в том числе Германик. Поэтому, едва оказавшись в зале, племянник Тиберия поторопился занять место возле своего приятеля.

Фрасилл, астролог Тиберия, всегда сопровождавший его в поездках, расположился недалеко от старого кесаря, рядом с Агенобарбом.

Октавиан внимательно посмотрел на него и усмехнулся:

   — Как звездочёт моего сына вы уже сделали ему ожидаемое предсказание? — спросил он. — Вы пообещали ему власть?

Растерявшись, Фрасилл не посмел подтвердить догадку Октавиана. Тем временем кесарь посмотрел на Германика, увлечённого беседой с Друзом, и сказал:

   — Будущее империи определено. Я рад, что ты, сын мой Тиберий, согласился провозгласить юного Германика своим наследником. Теперь я знаю, что Рим находится в надёжных руках. — И он, зажмурившись, стал внимать льющимся звукам флейт, авлосов и кифар, на которых играли приглашённые музыканты.

Рабы возле стола пробовали кушанья пред тем, как подать господам. Виночерпий разливал вино в кубки. Сквозь открытые окна доносился отдалённый рокот волн.

Тиберий с удовольствием выпил вина и съел немного жареной рыбы, сыра и лепёшек. Он знал, что Октавиан чувствует себя не слишком хорошо, но не подозревал, что настолько худо. Ливия была права.

   — Сын мой, — проводи меня в мои покои, — вдруг сказал Октавиан.

   — Да, отец, — с готовностью ответил Тиберий и подал старику руку.

Опершись на локоть сына, кесарь медленно поднялся со своего ложа. По залу прокатился взволнованный шёпот, но Октавиан, окинув собравшихся взглядом, покачал головой:

   — Не тревожьтесь обо мне. Пируйте. Ешьте! Пейте во славу Рима! — молвил он и с трудом пошёл к дверям, поддерживаемый Тиберием.

Старый кесарь отправился на второй этаж виллы, где находились занимаемые им покои. По пути он лёгкими кивками отвечал на приветствия прибывших с Тиберием преторианцев. Среди них Октавиан уже давно слыл легендой. Его любили в армии за былые победы, а также потому, что он всегда щедро платил солдатам.

В сопровождении Тиберия кесарь вошёл в свою опочивальню. Рабы тотчас закрыли за ними тяжёлые двухстворчатые двери, окованные золотыми пластинами.

Проводив Октавиана по ряду ступеней к ложу, Тиберий усадил его на край постели. Морщась, Август взял пасынка за тонкие запястья.

   — Побудь со мной немного, Тиберий.

   — Хорошо, отец, — Тиберий опустился возле него.

Несколько минут они молчали. В зале было тихо. Лишь плеск волн у мыса доносился до их слуха. Разглядывая фрески на куполе, Тиберий вновь подумал о своём будущем. Он жаждал власти. Он хотел могущества.

   — Править Римом означает нести на себе не только милость богов, но и тяжёлое человеческое бремя. Ты ведь это понимаешь, — сказал вдруг Октавиан.

   — Я справлюсь с таким бременем, хотя не ищу власти...

   — Не лицемерь, сын. Со мной ты можешь быть откровенным.

   — Отец, я обещаю тебе править согласно нашим законам, быть суровым к тем, кто оскверняет величие империи, и великодушным к союзникам, — ответил Тиберий.

   — Да, ты сильный. Я знаю, что ты очень сильный, — пробормотал Октавиан. — Ты во многом сильнее, чем я.

   — Почему ты так считаешь?

   — Нужно быть невероятно сильным, чтобы развестись со своей горячо любимой женой и вступить в брак с той, кто тебе противен. Я бы так не смог поступить.

   — Ах, ты о браке с Юлией! — нахмурился Тиберий. — Но когда я жил с Випсанией, я был совсем юн... Мне пришлось тебе покориться.

   — Я много раз с тех пор жалел о том, что развёл тебя с Випсанией! — процедил сквозь зубы Октавиан. — Юлия всегда вела себя ничем не лучше обыкновенной шлюхи. Но я поздно осознал, что она тебя недостойна. Скажи, ты всё ещё любишь Випсанию?

«Люблю. И всегда буду любить!» — подумал Тиберий. Сердце его заныло от боли, хотя с тех пор, когда он в последний раз видел её, прошло уже много лет.

   — Со временем даже лучшие чувства имеют свойства забываться, — солгал он и печально улыбнулся Октавиану.

   — У меня есть для тебя дар, сын, — проговорил Октавиан и кивнул в изголовье постели, где стоял серебряный ларец. — Достань то, что внутри шкатулки.

Взяв ларец, Тиберий раскрыл его и увидел свиток, скреплённый печатью кесаря. Недоумённо пожав плечами, он сломал печать и изучил содержимое. Его вдруг охватило волнение, и он, всегда такой сдержанный, ощутил дрожь в пальцах.

   — Ты освободил меня от брака с Юлией. Спасибо, отец...

   — Да, я сам составил указ о вашем разводе. Нужно было раньше прислать его тебе, — отозвался Октавиан. — Ты счастлив?

   — Да, — прошептал Тиберий, подняв на него большие холодные глаза.

   — Можешь снова вступить в брак, если захочешь...

   — Увы, но я предпочёл бы теперь оставаться безбрачным.

   — А как ты поступишь с Юлией, когда сядешь на мой трон? — лукаво хмыкнул Октавиан.

   — Я не размышлял ещё о чести сесть на твой трон, — уклончиво произнёс Тиберий.

   — Хм... Ты весь в свою мать! Мудрость, соединённая с хитростью и даже с коварством. Но именно поэтому я так ценил всю жизнь мою Ливию! Именно поэтому я внимал её советам! Что ж... Не женись. Это твоё право. Но я сомневаюсь, что ты действительно останешься холостяком, ведь ты так красив! — И Октавиан вздохнул. — Я много думаю о тебе, о Ливии и других близких мне людях в эти дни! Я даже вспоминаю сына Юлии от Агриппы, юного безумца, которого я сослал сначала в город Суррент, а потом на остров Планазию. Ужасный нрав! Ярость! В припадках сумасшествия он проявляет огромную силу, калечит окружающих и самого себя... Настоящий безумец! Но всё же Агриппа Постум — мой внук но крови. Иногда меня переполняет сочувствие к нему. Он не виноват в том, что так тяжело болен.

   — На Планазии ему самое место, — твёрдо возразил Тиберий.

   — Ты не представляешь себе, в каких чудовищных условиях он там содержится! — молвил Октавиан. — Каменные стены крепости, жестокие центурионы не позволяют ему гулять. Я прошу тебя, Тиберий, позаботься о нём так же, как ты бы позаботился о своём родном брате! Его нужно забрать в Рим. Он может находиться под наблюдением стражи, но в хороших условиях и в достатке.

   — Если привезти Агриппу в Рим, может случиться государственный переворот. Всегда найдутся желающие посадить на престол душевнобольного человека, чтобы потом править от его имени.

У Октавиана не было сил спорить с пасынком. К тому же Тиберий рассуждал сейчас мудро, хотя и жестоко.

   — Поступай с ним как сочтёшь нужным, Тиберий, — молвил Октавиан. — А теперь иди. Я желаю отдохнуть.

Поднявшись с постели, Тиберий прижал к груди ценный для него свиток.

   — Ещё раз спасибо тебе за развод, отец.

   — Я лишь исправил ошибку, которую когда-то совершил.

Поклонившись, пасынок направился к выходу из зала.

Едва рабы захлопнули за ним двери, Октавиан, опустив голову, тяжело вздохнул:

   — Бедный Рим, — сказал он. — В какие железные челюсти ты попадёшь!

Над морем начинало садиться солнце. Близился вечер.