Прошло несколько дней, и на Капри доставили новости о событиях, взволновавших Рим. Сначала Тиберий узнал о самоубийстве племянницы, затем из уст самого Макрона, о расправе над Сеяном. Он выслушал доклад претора с видимым хладнокровием, пытаясь скрыть своё торжество.
Тем не менее страхи и подозрительность его после раскрытия заговора не только не исчезли, но и усилились. Впрочем, в Рим он по-прежнему не собирался возвращаться. Его вполне устраивала жизнь на Капри, и именно отсюда он впредь планировал управлять государством. Он, как и ранее, содержал на Капри свой двор, где Приск, распорядитель наслаждений, не переставал радовать его подданных пирами.
Часто Тиберий выходил побродить в одиночестве по скалам, глядя на бухту, и подолгу сидел среди утёсов, наблюдая за прибоем, набегавшим на отмели. В такие часы его никто не имел права беспокоить.
Все прекрасно помнили случай, произошедший с ним некоторое время назад. Тогда какой-то рыбак, поймав среди скал хороший улов и увидав гуляющего кесаря, преподнёс ему в дар большую рыбу. Но Тиберий, приняв его за подосланного врага, кликнул дежуривших поблизости преторианцев и приказал им покарать несчастного. Узнав же, что он местный житель, Тиберий велел бить его рыбой по лицу. Этот случай удивил многих уроженцев Капри.
Иногда по ночам Тиберию снился Рим, но он никогда не скучал по городу, в котором вырос. Возможно, потому, что сами римляне никогда не любили кесаря. Огромные площади, залитые солнцем, гигантские статуи богов, дворцы, изумляющие великолепием, храмы, форум, улицы... Вспоминая город, Тиберий понимал, что для римлян он, кесарь, навсегда останется чужаком, изгнанником. Среди подданных ему было неуютно.
В детстве он обладал очень стеснительным характером, в отличие от своего брата Друза. Уже тогда Тиберию становилось не по себе, если случалось ему оказаться среди большого скопления людей. Поэтому, когда он вырос и Октавиан нанёс удар его ранимому сердцу, заставив развестись с Випсанией, он с удовольствием уехал на Родос. Многие считали его отъезд добровольным изгнанием, но на Родосе ему впервые за долгое время стало хорошо.
После возвращения Макрона с новостями из Рима кесарь сразу вызвал к себе Фрасилла, желая узнать, что готовят ему в будущем звёзды. Их встреча состоялась поздней ночью в опочивальне.
Тиберий сидел возле окна, глядя на погруженные во мрак сады и далёкий спуск к бухте. Осенний ветер доносил до его слуха рокот прибоя. Кесарь раздумывал над своим будущим. Оно виделось ему мрачным, хотя когда-то Фрасилл предрекал, что он будет долго править Империей. Иногда, устремив взор к звёздному небу, Тиберий пытался прочесть среди всех этих переплетений серебряных точек собственную судьбу. Но он не был силён в астрологии.
Его родовое имя — Тиберий Клавдий Нерон — не раз подвергалось насмешкам до того, как он взошёл на престол и ввёл закон об оскорблении Величества. В армии, во время походов, в которые Тиберия посылал отчим, его дразнили Биберий Калдий Мерой за любовь к вину. Он терпел солдатские шутки молча, но те больно задевали его.
Прошли годы, и теперь никто не смеет над ним смеяться. Все перед ним пресмыкаются и трепещут...
Впрочем, он не сердится на сограждан за нелюбовь. Когда погиб Германик, а в Риме против него назревал мятеж и на его статуях появлялись надписи: «Отдай Германика!», Тиберий перестал бояться римлян, и поэтому римляне стали бояться его...
Фрасилл жил в одной из комнат виллы Юпитера. С кесарем они виделись нечасто, потому что Тиберий предпочитал проводить время в одиночестве. При встрече, они редко обсуждали астрологию, за исключением тех случаев, когда сам Фрасилл желал сообщить Тиберию важные пророчества.
Он пришёл к кесарю бодрый, уверенный в своих силах, хотя, судя по виду, ещё не ложился спать. Поскольку Тиберий засыпал очень поздно, всё его окружение тоже было вынуждено отправляться ко сну глубокой ночью.
— Много раз за свою жизнь я всерьёз задавался вопросом, как звали мать троянской царицы Гекубы? — молвил Тиберий, когда Фрасилл вошёл в зал. — Я спрашивал об этом грамматиков, но они мне не могли дать ответа. Может быть, его даст астролог?
— Полагаю, что мать Гекубы звалась Евагорой, но по другой версии — Евфоей. Посему пусть кесарь сам выберет то имя, какое ему больше нравится.
— Ты всегда был умён и лукав, Фрасилл, — хмыкнул Тиберий. — А я любил мифы и поэзию. Как ты считаешь, мои стихи похожи на творчество Эвфориона, Риана или Тарфения? В юности я подражал их слогу.
— Но в итоге у вас появился свой стиль!
— Льстец! — засмеялся Тиберий. — Садись рядом. Давай послушаем шум волн, а потом ты расскажешь мне свои пророчества.
Опустившись возле кесаря, Фрасилл продолжал с улыбкой смотреть на него. В зале было прохладно из-за ветра, врывающегося с улицы и заставляющего трепетать пламя факелов. Рокот прибоя эхом звучал среди скал. Осенью у берегов Капри часто штормило.
— Государь, вы победили своего самого главного врага, — вдруг произнёс Фрасилл. — Помните, я говорил об опасном человеке, который способен причинить вам много зла?
— Воин? — спросил Тиберий по-гречески.
— Да, — кивнул Фрасилл. — Моё предсказание в своё время сбылось. Но вы восторжествовали над врагом.
— Я слишком поздно догадался о том, что воин — это Сеян. И хотя подозрения в его адрес у меня появились давно, я их упорно отметал. Мне слишком нравилось то, с каким рвением Сеян желал служить своему государству. А ведь его служба была всего лишь лицемерием и ложью.
— Верно, — согласился Фрасилл. — Но я всё равно рад, что победили вы.
— Многие в Риме не разделяют твоего мнения, — возразил Тиберий. — Сеяна люди ненавидели, но меня презирают и боятся, а это страшнее любой ненависти. Поэтому я никогда не вернусь в Рим. Я вечный изгнанник, Фрасилл. Такова моя судьба, и мне следует с ней смириться.
— Но вам способствует удача, — заметил астролог.
Тиберий в очередной раз подумал о своей страшной, необычной судьбе.
Он вспомнил об отце Нероне, на которого совсем не был похож. Ливия рассказывала, что Нерон после убийства Юлия Цезаря отказался признать наследником престола Октавиана. А ведь Октавиан был законно усыновлённый Юлием преемник. Нерон присоединился к отрядам, ведущим с Октавианом войну. Он не скрывал того, что мятежник. Но войну выиграл Октавиан. Нерон с женой и старшим сыном Тиберием вернулся в Рим. Здесь Октавиан и отнял у него Ливию, беременную вторым ребёнком, Друзом. С тех пор Нерон не виделся со своей семьёй.
— Но будет ли удача и впредь благоволить ко мне, Фрасилл? Я так одинок... У меня никого нет... Это моя плата за власть, ведь у владыки мира не может быть друзей, — вздохнул он.
— Скажу одно, вы будете царствовать ещё долго, — ответил Фрасилл. — Но я предвижу, что ваш конец окажется насильственным. Звёзды открыли мне, что в глубокой старости вас убьют.
— Кто? — вздрогнул Тиберий, глядя на него своими большими синими очами. — Кто меня убьёт?
— Этого я не знаю, — отозвался астролог. — Наверное, я единственный человек во всей Империи, кто не считает вас безумным из-за того, что вы подозреваете в заговорах каждого из собственного окружения. Я читаю вашу судьбу и вижу, что вам есть чего бояться.
— Но... Но когда мой убийца появится рядом? Как мне его определить? — осведомился Тиберий.
Пожав плечами, Фрасилл опустил голову.
— Звёзды молчат, — отозвался он глухо.
Несколько минут оба молча слушали суровый рокот волн, разбивавшихся о берег.
Тиберий размышлял над услышанным от астролога. Всё это означало то, что он не зря был так осторожен и беспощаден в минувшие годы, а теперь, когда определилась его судьба, ему нужно быть ещё более внимательным с теми, кто находится рядом, кто живёт с ним, кто его охраняет, кто ему служит. Враги... Они мерещились Тиберию почти в каждом. Отныне он станет ещё более осторожен...
— Фрасилл, я всегда буду признателен тебе за твои предсказания, невзирая даже на то, что иногда они пугают меня, — сказал он, — И пусть подданные по-прежнему упрекают меня в жестокости, но я знаю точно — ты мой лучший и самый надёжный слуга.
— А для меня, государь, поистине лестно услышать из ваших уст похвалу, — ответил Фрасилл. — Ибо это означает, что мои труды принесли пользу стране, в которой я родился и живу...
По окончании беседы Тиберий, вызвав Макрона, приказал увеличить число охраны. Начинались времена суровых гонений.