На третий день после боя за село Негино ко мне в землянку зашел помощник начальника оперативного отдела старший лейтенант Дмитрий Анатольевич Трофимчук.

— К вам перебежчика из 108-й венгерской бригады доставили, — доложил он.

— Введите.

Передо мною предстал невысокого роста, смуглый, с черными живыми глазами венгр. Он назвал свое имя — Венголя.

— Что вы хотели сказать? — спросил я.

Венголя улыбнулся и, не говоря ни слова, вынул из кармана брюк аккуратно сложенную вчетверо листовку, отпечатанную на машинке. На оборотной стороне листовки был пропуск для перехода к партизанам.

— Говорит, что будет с нами бить фашистов, — сказал переводчик.

— Чем бить-то будешь? Оружие принес? — спросил комиссар объединения Бондаренко.

— Он притащил автомат, две гранаты и индивидуальный пакет. Говорит, что к переходу готовятся еще четыре человека, — сказал переводчик.

Мы с комиссаром пожали Венголю руку.

— Пойдете в распоряжение разведгруппы полковника Саввина, — сказали ему.

Венголя удовлетворенно кивнул головой.

Боевые дела отвлекли мое внимание от этого события, и я забыл о перебежчике.

Командир отряда имени Чкалова Пшенев получил сообщения разведки о том, что из города в село Княгино прибыл новый отряд эсэсовцев, который должен выступить в Негино для подкрепления гарнизона.

— Думается мне, товарищи, что нельзя этих эсэсовцев не встретить, — сказал Пшенев своим помощникам Бирюкову и Астахову.

— Можно встретить даже с почетом и с музыкой, — вставил Астахов.

— Так вот, друзья, встречать их будем на дальних подступах к селу. — Пшенев указал карандашом место на карте. — Выступаем в три часа утра. Место для засады разведчики уже облюбовали. На сборы два часа.

— Фашистов-то много? — спросил комиссар отряда Бирюков.

— По три-четыре на партизанский нос, — ответил командир.

— То по нашим зубам, справимся, — будто подвел черту Астахов.

В три часа ночи партизаны вышли к месту засады, захватив с собой четыре пулемета и два ротных миномета. К восходу солнца отряд замаскировался в кустарнике возле овражка, невдалеке от дороги.

В 10 часов утра дозорные сообщили, что обнаружены гитлеровцы. Впереди шли попарно разведчики, тщательно просматривая складки местности, а за ними, на расстоянии километра, ехали на подводах эсэсовцы.

— Разведку пропустите. Сигнал к атаке — пистолетный выстрел! — скомандовал Пшенев.

Голова колонны поравнялась с засадой. Мертвая тишина. Кажется, партизаны перестали дышать. Но вот фашисты продвинулись дальше, и тишину нарушил сухой треск пистолетного выстрела. Тут же открыли огонь пулеметы, автоматы, винтовки. В обоз полетели гранаты. Гитлеровцы, не ожидая налета, бросились с телег врассыпную. Минут через 20 с отрядом эсэсовцев было покончено. Партизаны взяли пленных и на трофейных лошадях возвратились к себе.

А ночью в селах Шилинге и Негино гитлеровцев обстреляли бойцы бригады «За власть Советов». Боясь быть окруженными, фашисты оставили эти села и настолько поспешно, что не захватили своих раненых и имущество. Партизанам достались ящик со штабными документами, пишущая машинка с закладкой приказа, корзины с вином. А с трофейными лошадьми на первых порах получился конфуз. Когда их запрягли — они ни с места, пошли только после удара кнутом. И на «тпру» не реагировали, кричи сколько хочешь.

— Братцы, да ведь кони немецкие! — догадался один партизан и крикнул: — Хальт! — Лошади встали как вкопанные.

На второй день фашисты пытались было вернуться в села, несколько раз начинали атаку, но безуспешно.

Восемь населенных пунктов освободилось от фашистской нечисти. Колхозники, спасавшиеся в лесах, стали возвращаться в свои дома.

Я поехал в штаб. В поле ветер пронизывал насквозь, обжигал лицо и руки, а в лесу было тихо, только вверху шумело. Подъезжаю к землянкам — их не узнать, засыпаны листопадом. Слышу поют. Песня своя, партизанская, на мотив «Там вдали за рекой загорались огни», Вот ее слова:

В штабной землянке сидели комиссар объединения Бондаренко, секретарь окружкома партии Суслин и начальник штаба Гоголюк. Бондаренко достал из планшета бумажку, подал.

— Вот, читай!

Я взял листок, поднес к глазам.

«Радиограмма. Майору Лейош. Немедленно сообщите штабу полка, сколько солдат дезертировали из батальона.

Подпись: штаб полка — Альтер.

Ответ штабу полка, Альтеру.

Доношу, что из батальона дезертировали: Ковач Дыдла, солдат, 1910 года рождения; Боды Золшан, солдат, 1921 года; Каршан Фаер, солдат, 1911 года; Кига Ференс, ефрейтор, 1912 года; Миш Люф, солдат, 1917 года; Дымер Фернс, солдат, 1918 года; Виэк Вендел, солдат, 1917 года; Раб Ласло, лейтенант, 1918 года; Надь Юзеф, солдат, 1918 года; Вебер Лейош, солдат, 1918 года; Вижем Ленголя, солдат, 1918 года; Брашкович Мейер, солдат 1916 года. Подпись: майор Лейош».

— Половина этих «дезертиров» находится у нас, — сказал мне Суслин. — Что будем делать с ними? Своих кормить нечем, а тут нахлебники.

— Почему нахлебники? Бойцы! — не согласился Бондаренко.

Еще летом у нас возникла мысль создать из пленных венгров, чехов и немцев партизанский отряд. Пленные венгры заявили, что они не хотят драться против русских. Действительно, случаи перехода венгров и чехов на сторону партизан участились.

Будучи в Москве, в сентябре 1942 года, я разговаривал в Коминтерне с Георгием Димитровым. Он одобрил наши намерения создать интернациональный партизанский отряд. Такого мнения придерживались и венгерские товарищи, с которыми мне пришлось тогда говорить.

И вот перебежчик Венголя положил начало созданию интернационального партизанского отряда. Правда, отряд был небольшой — всего 23 человека, но значение его было велико.

Перешедший на нашу сторону из 108-й венгерской бригады солдат Невои Ласло сказал нам:

— Я не фашист. Людей русских не убивал. Ненависть к фашизму и здравый рассудок побудили меня перейти к вам. Я хотел быть только ученым, а не убийцей. Но раз идет война, то я хочу вместе с вами драться с фашистами и быть участником освобождения народов Европы от гнета гитлеризма.

В интернациональный отряд мы принимали только добровольцев. Пленным и перебежчикам предлагалось самим определить свое место, не спешить с решением, подумать. Да я нам нужно было время для того, чтобы лучше присмотреться к ним. Ведь мы имели дело с людьми, которые служили в фашистской армии. Одни сразу просились в бой и шли на подвиг, другие держались особняком, настороженно.

Естественно, что тем и другим мы не верили сразу, вначале посылали на небольшие задания, использовали для пропагандистской работы среди противника.

Прошло немало-немного двадцать лет, но я до сих пор храню в памяти образ смуглого, с горячими глазами, очень подвижного солдата 108-й венгерской бригады Невои Ласло. За светлый ум и честность он был назначен комиссаром группы венгров в интернациональном отряде. Невои сочинял, писал от руки и печатал на пишущей машинке листовки, обращения к венгерским солдатам и офицерам, вел большую работу среди партизан интернационального отряда. Это он помог подготовить солдата Яноша к самоотверженному подвигу. Вот как это произошло.

Однажды я увидел Невои Ласло стоящим у входа в штабную землянку под проливным дождем.

— Здравствуйте, товарищ Ласло! — приветствовал я его. — Вы что же, решили на ночь холодный душ принять? Пойдемте в землянку.

— Это хорошая погода, товарищ командир. Пройдет наш Янош.

В штабе нас встретил начальник оперативного отдела подполковник Матвеев. Здесь находился и прибывший на инструктаж для выполнения боевого задания солдат 108-й бригады Янош. Открытый взгляд, спокойное твердое выражение лица убеждали нас, что он выполнит наше задание. Матвеев доложил обстановку. Оказалось, что два батальона войск СС, 108-я и 102-я венгерские бригады готовятся прочесать леса в направлении сел Ямное и Смелиж.

Матвеев попросил Ласло доложить, как будет направлен солдат Янош во вражеский стан, но Ласло смутился.

— Вы сами… Я плохо говорю по-русски, — проговорил он.

Матвеев начал докладывать.

Солдата Яноша до заставы будут сопровождать партизаны. Он поедет в повозке, надев окровавленный пиджак раненого партизана. Когда его обнаружат, Янош скажет, что уничтожил спящего партизана, захватил лошадь, оружие, документы и бежал. По прибытии в свою часть Янош должен будет установить связь с нашим разведчиком Люфом и с его помощью распространить среди солдат взятые листовки. Солдат, которые ненавидят фашистов, он уговорит перейти к партизанам. Кроме того, он будет работать по созданию в 108-й бригаде антифашистского комитета. Организация связи с Яношем возложена на разведгруппу полковника Саввина.

Я спросил Яноша, ясна ли ему задача, готов ли он к тому, чтобы выполнить такое задание.

— Я все выполню, чего бы это мне не стоило, — отвечал Янош.

Мы простились с Яношем.

— Спасибо. Верьте, буду настоящим борцом за новую социалистическую Венгрию, — сказал он на прощанье.

Вечером Янош выехал на задание.

Прошло 15 дней, а никаких известий от него не было. Я то и дело задумывался: что с ним?

Как-то на рассвете ко мне в землянку прибежал полковник Саввин.

— Янош действует! Три новых перебежчика из 108-м бригады!

Я быстро оделся и направился в штаб.

— Янош принят офицерами как мученик, бежавший от партизан, — рассказали мне там. — Его в пример всем ставят. Листовки раздал, и солдаты читают, передают друг другу. Венгры не хотят воевать против партизан, ждут удобного случая, чтобы уйти к нам…

Это были радостные вести.

В землянку вошел начальник нашего аэропорта капитан Платонов, обратился ко мне.

— С Большой земли две посылки. Разрешите вручить?

— Давайте, давайте!

В посылках оказались новые листовки и обращения к венгерским солдатам. Это Москва выполнила наш заказ. В оперчекистской группе штаба уже подготавливались верные люди для посылки с листовками в населенные пункты, где были расквартированы венгерские воинские части.

— С листовками хочет идти один из раненых перебежчиков, — сказал Саввин. — Может, его подготовим?.. Товарищ Ласло предлагает использовать его для связи с семьями партизан-венгров. Семьям перебежчиков командование венгерских воинских частей послало извещения, что они погибли в бою.

Вскоре мы отправили одного из перебежчиков, раненого, на родину, в Венгрию. Он увез адреса семей партизан-венгров, а Ласло передал даже кольцо своей жене с выгравированным на нем именем. Солдат не подвел, повидал жену Ласло, рассказал ей всю правду.

Когда переходы на сторону партизан из 532-го корпуса участились, немецкое командование перебросило этот корпус на другой участок фронта.