Турция. Август 2013 года.
Петро Москалюк проснулся без головной боли, но все равно не в духе. И он понял это сразу. Потому что во рту было мерзко и гадко, а тело болело везде.
Петро немного напрягся и тут же ощутил неравномерность разлития боли по организму. Неравномерность эта заключалась в том, что больше всего ныли кулаки и ягодицы.
Москалюк с ужасом мысленно перекрестился и попытался вспомнить, что с ним происходило вчера, но сделать этого не смог. В памяти зияла здоровенная черная прореха. Тогда Петро начал размышлять.
Ему подумалось, что кулаки обычно болят по причине их применения в отношении какой-либо вражеской морды или нескольких подобных объектов. В этом не было ничего страшного. Но с ягодицами дело обстояло гораздо интересней! Петро продолжил размышления.
Через некоторое короткое время он успокоился, так как сообразил, что задняя нижняя часть туловища болит у него поверхностно. Москалюк вторично перекрестился и обрадовался тому факту, что последнее движение ему удалось сделать рукой. Он тут же провел ладонью по телу и определил, что лежит в кровати обнаженным. Это обстоятельство выглядело странным, так как было непонятно, кто раздел Петро перед сном. Он этого совсем не помнил, но понимал, что вряд ли сам был способен на это вчера.
Москалюк еще раз проанализировал зуд в районе копчика и пришел к выводу, что дискомфорт в ягодицах с гомосексуализмом никак не связан. Придерживаясь европейских демократических принципов, к ценителям однополой любви Петро относился с известной долей толерантности, но самого себя считал убежденным гетеросексуалом.
В памяти вдруг всплыло доброе лицо отца Пафнутия, и вспомнились слова мудрого духовного наставника, сказанные Москалюку по какому-то жизненно важному поводу: «Запомни, Петрик! Чтобы соответствовать образу и подобию Господа, нельзя существовать в роли пользуемого. Нужно пользовать самому!»
Наконец, решив больше не мучить себя вопросами, Петро нашел единственный верный в этой ситуации выход. Он, кряхтя, поднялся с кровати, подошел к своему чемодану, валявшемуся на полу в раскрыто-расхлюстанном состоянии, и нетерпеливо порылся в вещах. Поиски увенчались успехом, и в руке Москалюка оказалась литровая бутылка виски, которую он вчера купил в аэропорту. Воспоминание о рядах полок с красивыми бутылками, посетившее его при первом же брошенном на этикетку взгляде, убедило, что он двигается в верном направлении.
Петро скрутил крышку и сделал из горлышка потрясающий своей самоотверженностью глоток. Поставив бутылку на стол, он немного подышал ртом и обрадованно прикрыл веки. Воспоминания потоком хлынули в его мозг…
* * *
Скандал, возникший в аэропорту, Петро отринул прочь. Ну ее к черту, эту Ленку! То едет она, то не едет… Четыре месяца живет в роли гражданской супруги, а ведет себя так, будто родила долгожданного наследника королю. Петро, удовлетворенно вздохнув, вспомнил, как виртуозно послал Ленку далеко за горизонт и с гордым видом пошел оформляться на рейс в одиночку. А что? Путевки оплачены заранее. Номер в отеле тоже. Даже хорошо, что теперь он один. Простор для отдыха невероятен!
Турция была полна жизнью, и эта жизнь сразу же захлестнула Петро с головой.
У администратора, сносно говорившего по-русски, Москалюк поинтересовался, много ли в отеле украинцев. Оказалось, что служащий отеля совсем не разбирается в этом вопросе. Администратор с легкостью отличал негров от немцев, а китайцев — от всех прочих, но разницу между украинцами и русскими никак не улавливал. Петро до крайности поразил этот факт, но он не сдался.
Путем выяснения обстоятельства: кто из какого города прибыл, Петро с администратором установили, что первая половина отеля заполнена русскими, а вторая — кем угодно, но только не украинцами. Были, правда, две супружеские пары из Одессы, но по мнения Москалюка эти пары никакого отношения к украинцам не имели. Ибо — какие же одесситы украинцы? Да и, по отзывам администратора, совокупный возраст членов этих пар можно было сопоставить с годами существования на картах мира города Киева.
Петро понял, что эти соотечественники не представляют для него никакого интереса, поскольку в их возрасте спиртными напитками грешить было уже поздно, а смерть не могла догнать их по месту жительства потому, что они смылись от нее в Турцию. Но Москалюк сильно не расстроился.
Он был наполнен воинственной украинственностью и русских нисколечко не боялся. Даже наоборот, Петро готов был с ними спорить на любые темы. Причем не только устно, но и с использованием кулаков.
Будучи ярым националистом, он даже свою прорусскую фамилию возвел в ранг достоинства, поясняя некоторым недалеким личностям (коих было великое множество), что смысл ее заключается как раз в том, что русские много веков проводили политику геноцида по отношению к украинцам, и эта политика выразилась даже в фамилиях. То есть — Петро Москалюк на самом деле должен звучать как Петро Салюк (от слова «сало»). Но, дескать, подлые москали, при советской власти заведовавшие паспортными столами, специально записывали в документы украинские фамилии, искажая их на свой москальский лад.
Как бы там на самом деле ни было, но Петро сразу же после вселения в номер спустился в гостиничный бар и прямо у стойки залихватски тяпнул стаканчик виски. Компания молодых людей, расположившаяся за ближайшим столиком, дружно захлопала в ладоши и пригласила Петро к себе. Он принял предложение и быстро перезнакомился со всеми.
Компания состояла из двух семейных пар. Возраст новых знакомых был близок возрасту Петро, и потому сближение с ними прошло гладко и без помех. Парней звали Дмитрием и Сергеем, а девушек Дарьей и Анастасией. Дамы были красивы и в меру кривоноги. Петро даже пожалел на миг, что они замужем, и их мужья находятся рядом. Но спустя несколько минут он узнал, что отдых у них уже закончился и на следующий день они улетают в Волгоград. Поэтому Петро перестал о чем-либо жалеть, справедливо полагая, что баб на курорте хватит и без них.
Петро весело шутил и все пили под тосты нейтрального содержания. Но по мере накачивания алкоголем древний укрский дух все более выпирал из Москалюка. И вот в какой-то момент он вдруг понял, что его совсем не интересуют ни компьютерные технологии, о которых говорили Дмитрий с Сергеем, ни турецкие достопримечательности, обсуждаемые женщинами. Петро страстно захотелось рассказать об историческом наследии древней украинской цивилизации.
Для начала он язвительно прошелся по русской алкогольной наследственности и поинтересовался, в каком поколении у его собеседников имеются мордовские, удмуртские и прочие финно-угорские предки, а так же — не снится ли по ночам его новым знакомым татаро-монгольское иго.
Разговор тут же перетек в другое русло и существенно оживился. Дарья с Анастасией перестали болтать о достопримечательностях и с интересом прислушались.
Дмитрий, азартно блеснув глазами, произнес:
— Да-да, конечно! Куда уж нам, лапотным, тягаться с вами. Я не удивлюсь, если в скором времени украинские ученые докажут, что древнюю расу укрийцев русские мракобесы переименовали в арийцев, после чего, подло хихикая, тщательно затерли следы своего пакостного деяния. Ведь, по мнению многих представителей украинского народа, предки русских были тупыми неандертальцами, которые ненавидели укров-кроманьонцев за их острый и развитый ум. Потому и втыкали палки в колеса великой гуцульской цивилизации…
Компания взорвалась дружным смехом и Петро, сначала испытавший удовольствие от речи Дмитрия, вдруг догадался, что смеются именно над ним. Раздражаясь все более и более, он ответил:
— Над очевидными фактами смеются только дураки! Еще в незапамятные времена древний укрский народ являлся высококультурной нацией. А москали поработили его и низвергли на свой скотский уровень. Это уже давно доказано…
— Кем доказано? — спросил Сергей.
— Украинскими и польскими учеными, — заявил Петро.
Сергей переглянулся с Дмитрием и лица их странным образом напряглись.
— Надо же, а мы об этом даже не догадывались, — с сожалением заметил Дмитрий.
— Зря, — осуждающе произнес Петро. — Об этом в каждом украинском школьном учебнике написано…
— Как жаль, что мы не знаем правды, — покачал головой Сергей. — Это, наверное, потому, что не умеем читать по-украински. Понятное дело, украинский — древний и сложный язык. Вот ты б, Петро, взял, перевел эти учебники на русский и пошел бы распространять их по всей России. После того как народ наш узнает правду о деяниях своих предков, он сразу же раскается и поставит тебе памятник как великому просветителю-народнику. Слава твоя загремит в веках! Какие Кирилл с Мефодием? Они отдыхают и нервно ковыряют в носу, стоя в сторонке!
Компания опять дружно заржала, а девушки смеялись громче всех, что еще более разозлило Петро. Кипя негодованием, он заявил:
— Ничего смешного не вижу! Какое просветительство? Не собираюсь я метать бисер перед свиньями… Величие украинского народа незыблемо и не зависит от того, знает о нем кто-либо или нет. Мои великие предки всегда боролись за свободу своей земли…
— И кто именно? — с интересом спросил Дмитрий.
— Да мало ли их было? Взять хотя бы Мазепу…
— Ну-ка, ну-ка, — Дмитрий в возбуждении потер ладони.
По затихшей в предвкушении очередного приступа веселья компании Петро понял, что в отношении него готовится какая-то пакость. Но ему подумалось, что настоящий боец не должен бояться препятствий, даже если от них исходит явный запах дерьма. Поэтому Петро смело рванулся вперед и тут же, фигурально выражаясь, вляпался в целую кучу отходов органического происхождения.
— Деятельность этого великого гетмана не нуждается ни в каком обсуждении, — начал Петро. — Он один из тех, кто боролся с московским игом, поработившим Украину.
— Конечно! — радостно подтвердил его слова Дмитрий. — Для этого он предал царя Петра и продался шведскому королю Карлу, чьи войска черт знает сколько лет топтали так называемые «древние украинские земли», которые тогда почему-то были польскими. Сей великий сын украинского народа сделал громадное дело! Сейчас — благодаря ему — ваш флаг состоит из цветов шведского королевского дома…
Вся компания опять дружно грохнула смехом.
Петро яростно вскочил на ноги и попытался перекричать гогот.
— Мазепа не предатель! — заорал Москалюк. — Он для борьбы за свободу искал союзников!
Крик его оказался бесполезным. Компания, не обращая на него никакого внимания, посылала в воздух различные реплики. Содержание их было таково:
— С профитом для себя!
— Менял шило на мыло!
— Зарегистрировал однополый брак!
— Подставил зад под европейские ценности!
— Вступил в шведскую семью!
— Уехал в Европу на заработки!
— Привез желто-синюю клеенку!
Последнюю фразу прокричал Сергей, и именно она явилась точкой кипения для Петро, который больше не мог себя сдерживать. Поэтому он перегнулся через стол и от души дал кулаком в глаз Сергею. Тот, опрокинув стул, завалился на спину. Из глотки Москалюка вырвался торжествующий вопль:
— Слава Украине!
Губы Петро начали расплываться в победной улыбке, но не тут-то было! Резкая боль вдруг вспыхнула в его правом ухе, и он сам оказался на полу…
Скандал был быстро ликвидирован охраной отеля, давно привыкшей к инцидентам такого рода. Поэтому полицию вызывать не стали. Сергея и Петро подняли с пола, отряхнули и усадили обратно за стол. Дмитрий извинился перед служащими отеля, и заверил их, что компания будет вести себя тише, после чего все участники скандала дружно выпили водки и помирились.
Петро, почесывая вспухшее ухо, пытался догадаться, кто именно приложил свой кулак к его голове в самый неподходящий момент. Но вычислить недруга никак не получалось. Сделать это мог кто угодно: начиная с Дмитрия, которого Петро на несколько секунд выпустил из поля зрения, и заканчивая барменом, с подленькой улыбочкой протиравшего стаканы за стойкой, находившейся всего в двух метрах от стола, ставшего в одно мгновение центром веселья.
Петро, закусывая водку бананом, прошелся глазами по залу и обнаружил нелицеприятную для себя картину. Большинство посетителей бара, сидевших за соседними столиками, посмеивались, глядя в его сторону, и из этого факта вытекал вывод, что все они были русскими. Одна пожилая пара смотрела на Петро даже с некоторым осуждением. Ему тут же подумалось, что эти люди являются его соотечественниками, но взгляды их на мир явно не совпадают с мнениями сторонников националистических идей.
За одним из столиков совсем недалеко от Петро вяло ковырялась вилками в тарелках еще одна пожилая пара. Но по всем признакам пара была немецкой. И вскоре Петро понял, что угадал.
Женщина сугубо преклонных лет сказала по-немецки сидевшему напротив нее мужчине еще более дряхлого возраста:
— Вечно эти русские дерутся. Как кабаны в свинарнике.
Говорила громко она видимо потому, что думала, будто никто в зале не понимает ее речь. Но Москалюк знал немецкий язык, так как целых три года пробыл в Германии в роли гастарбайтера, где работал в ассенизационной бригаде помощником разнорабочего.
Дряхлый немецкий турист ответил своей собеседнице:
— Нет. Русские дерутся только по праздникам. Сегодня в новостях передали, что они отмечают праздник, который называется «День десантника». Сообщили, что вся Москва уже передралась.
— И какой же смысл в этом празднике? — удивилась старушка.
— Я этого не знаю, милая Марта, — ответил старичок. — Но у них есть еще подобные праздники. Например — «День пограничника», «День артиллериста», «День танкиста» и много других.
— И они дерутся просто для того, чтобы подраться?
— Нет. В «День артиллериста» пушкари бьют танкистов. В «День танкиста» — наоборот.
— А кого бьют в «День десантника»?
— Всех, кто под руку подвернется.
— Что ж это за люди? Случись война, они что, так и будут между собой драться?
— Нет, Марта, — тяжко вздохнул старичок. — Во время войны они бьют тех, кто напал на них и мешает им развлекаться так, как они привыкли. Что и случилось в последний раз, когда мой отец служил в вермахте…
Немцы замолчали и принялись дальше нудно ковырять вилками, а Петро вернулся мыслями к компании.
Сергей, ехидно улыбаясь, прижимал смоченный в воде платок к правому глазу, а Дмитрий приветливо говорил:
— Петя! Ну что ты надулся, как адыгейский индюк? Ты же отдыхать сюда приехал! Ну какая может быть политика во время отпуска? Давай мы лучше расскажем тебе, что здесь можно посмотреть…
Петро утвердительно кивнул головой, и разговор вернулся к достопримечательностям. Их оказалось много, и располагались они в достаточной близости от отеля.
Когда Петро узнал, что неподалеку находится могила святого Николая, которого в славянском мире называют Угодником, а на западе Санта Клаусом, ему страстно захотелось ее посетить, так как отец Пафнутий всегда самым лестным образом отзывался об этом отце церкви. Поэтому он спросил:
— А как туда можно добраться?
— Есть специальная экскурсия, — ответил Дмитрий. — Автобус ходит.
И он рассказал, где и как можно на этот автобус попасть. А потом поинтересовался:
— Ты христианин?
— Конечно! — браво воскликнул Петро.
— Православный?
— Еще чего? — с негодованием отверг это предположение Петро. — Я с вами, москалями, в одной вере быть не желаю!
— Что ты нас москалями обзываешь? — раздосадовано спросил Дмитрий. — Мы же не москвичи. Мы из Волгограда. Ну, кацапы, в крайнем случае…
— Все вы одной и той же дулей крещены, — махнул рукой Петро.
— Значит, ты — униат? — поинтересовался Сергей.
Он уже убрал платок от лица и теперь его опухший правый глаз выглядел прищуренным, отчего создавалось впечатление, что Сергей все время в кого-то целится.
— Нет, — помотал головой Петро. — Я прихожанин общины, которая называется так: «Церковь райского блаженства». Этот храм основал отец Пафнутий — благой проповедник. Он раньше был православным попом, но потом понял всю ложь москальской веры. Господь живьем взял его на небо и за праведность поместил в рай, где тот отдыхал более ста лет. Так он сам нам рассказывал. Когда Господь вернул Пафнутия обратно в наш грешный мир, он открыл свой приход в Киеве и к нему потянулся народ. Я всего один раз послушал его проповедь, и она навсегда осталась в моем сердце. С тех пор я — прихожанин церкви отца Пафнутия, который является мессией…
— Только сектантов нам и не хватало, — тихо произнес Сергей.
Но в этот момент звучавшая в баре музыка стихла, и Петро услышал его реплику.
— Это вы все сектанты, — сказал Москалюк, — а устами отца Пафнутия глаголет истина.
— Да ладно вам ругаться! — весело сказала Дарья, жена Дмитрия. — Какая разница? Что Николай Угодник, что Чингачгук… Каждый выбирает сам, во что или в кого верить.
— Ты святого Миколу со всякими индейцами не сравнивай! — возмутился Петро. — Вы, москали, даже имя этого великого укра переврали! А ведь именно он первым принес христианство в благословенную Украину!
Глаза всех четырех собеседников Москалюка вдруг широко и удивленно раскрылись (включая заплывший глаз Сергея) и стали похожи на юбилейные советские рубли. Сергей задушенным голосом поинтересовался:
— Это тебе отец Пафнутий рассказал?
— Да нет, — раздраженно взмахнул рукой Петро. — Об этом каждый образованный украинец знает. В школах преподают…
Зал вздрогнул от хохота и Петро догадался, что последние несколько минут разговор велся на повышенных тонах и был слышен всем посетителям бара.
Москалюк недоуменно огляделся и увидел несколько десятков людей, веселившихся от всей души. Даже пожилая украинская пара зашлась смехом, рискуя помереть от переизбытка чувств. Лишь немцы продолжали сонно ковырять вилками в тарелках.
Злоба ударила Петро в голову, и он кровожадно вперил свой взгляд в смеющееся лицо Сергея, который вдруг показался ему главным врагом всей его жизни. В мозгу Петро промелькнула мысль о том, что врага нужно непременно добить и потому он грозно рявкнул:
— А ну, пойдем, выйдем!
Сергей, не переставая хохотать, с готовностью кивнул головой, встал и направился к выходу из бара. Петро, ничего уже не соображая от злости и бурлящего в мозгах алкоголя, опрокинул стул и ринулся следом за ним. А зал продолжал смеяться…
* * *
Петро задумчиво взял бутылку в руку, хлебнул из нее, кашлянул и поставил виски на стол. Он подошел к большому настенному зеркалу и взглянул на свое лицо. Болевшее ухо было похоже на ватрушку, испеченную поваром-оккультистом. Оно напоминало некую спиральную галактику, которая никак не могла сформироваться и потому звездная материя лезла из нее во все возможные стороны, пульсируя и светясь теми цветами радуги, которые были ближе к красному спектру. Правая скула выпирала драной кожей, а лоб красовался круглой лунообразной шишкой. Схожесть ее с поверхностью спутника Земли отождествлялась неровностью рельефа. Петро вспомнил, что на одном из пальцев Сергея был перстень с выбитой на нем буквой «С». Теперь отпечаток этой буквы явственно читался на лицевой стороне шишки, только в зеркальном отображении, и потому был похож на молодой растущий месяц.
В голове Москалюка вдруг всплыл новый фрагмент вчерашней жизни, и он с удивлением начал его просмотр…
Драка была — так себе. Петро подсветил Сергею второй глаз, а тот набил своему оппоненту лоб. Скула у Петро пострадала, когда он, падая, зацепился лицом за подвернувшуюся некстати фигурную фонтанную решетку. Выскочившие из бара люди быстро разняли драчунов и Дмитрий сказал, что хватит, мол, заниматься мордобитием, потому что опять настала пора пить водку, с чем все и согласились.
Вернувшись в бар, Петро ощутил себя главным героем вечера. Весь зал пил за его здоровье, а кто-то из другого конца помещения даже проорал: «Слава украинским ученым!». Петро пил за себя, за здоровье министра образования Украины, за что-то там еще, полностью украинское, и на душе его становилось все теплее и теплее.
Потом он вдруг увидел, что за столом они остались втроем. Дарья с Анастасией куда-то ушли и наступило время задушевной беседы. Петро уже не испытывал никакой вражды к Сергею и Дмитрию. Его радовало, что теперь, когда компания стала мужской, исчезла надобность выпячивать грудь колесом и казаться умным и значительным.
Поэтому Петро, выбрав для беседы свою любимую тему, говорил легко и вдохновенно:
— Лучшая форма демократии — американская. В Соединенных Штатах даже негры давно чувствуют себя свободно, а об индейцах вообще говорить не стоит.
— Действительно, зачем говорить об индейцах? — соглашался с ним Сергей, оба глаза которого были теперь похожи на узкие амбразуры китайского оборонительного сооружения. — Их ведь практически не осталось после того, как американские демократы обеспечили им свободную жизнь в резервациях…
— Все это брехня! — махал руками Петро. — Вон, на Стивена Сигала посмотри. Индеец? Индеец! Актером стал. Это говорит о равных правах и возможностях. Потому что у них — настоящая демократия. А у вас в России никогда демократии не было и не будет. У вас всегда есть царь. Либо явный — либо замаскированный. То под генерального секретаря коммунистической партии, то под президента.
— Зато у вас на Украине нет ни царя, ни демократии, — смеялся Дмитрий. — У вас — постоянный бардак. Как польский сейм восемнадцатого века, наполненный панской грызней, благодаря которой Польшу поделили между собой Россия, Австрия и Германия. У вас в стране любой процесс напоминает старый советский фильм, который называется «Свадьба в Малиновке». Не дай бог случись война, и она будет в точности соответствовать этому фильму. Сплошной балаган с элементами махновщины; сдобренный салом, горилкой и извечной хохляцкой жадностью…
— Ничего, ничего, — грозно отвечал Петро. — Скоро мы, молодые силы, перевернем всю страну! Мы установим демократию по американскому образцу, но без всяких москалей и евреев. Вот тогда никто не посмеет над нами смеяться!
— Конечно, конечно, — говорил Сергей, поблескивая глазами сквозь бойницы синяков, — тогда можно будет снять продолжение фильма. Только теперь новая картина станет называться «Свадьба в Малинсити»…
Петро встряхнул головой, и в памяти появилась новая серия воспоминаний.
Бар куда-то исчез и Москалюк оказался в сауне. Дмитрий лежал животом на кушетке, а на его правой лопатке турецкий специалист-татуировщик выкалывал патриотического двуглавого орла. Петро, подпрыгивая от нетерпения, крикнул:
— Я тоже хочу! Только не этого вашего двухголового мутанта, а боевой трезубец во всю спину!
Откуда-то сзади прозвучал смех, и голос Сергея ответил:
— Запросто! Сейчас придет еще один мастер татуажа и выколет тебе трезубец. Мы заплатим. Это будет тебе от нас подарком. Но сначала надо дернуть виски!
Перед носом Петро — как бы из ниоткуда — возникла вдруг рука Сергея с рюмкой, наполненной желтой жидкостью. Москалюк залпом осушил стопку и провалился в небытие…
Дальше ничего увидеть не удалось.
Петро подумалось, что если еще немножко похмелиться, то, может быть, удастся вспомнить и окончание вчерашнего буйного вечера. Он уже было собрался вернуться к столу, на котором стояла призывно сверкавшая этикеткой бутылка, но кольнувшая в пах боль напомнила о дискомфорте в ягодицах.
Москалюк повернулся спиной к зеркалу, глянул через плечо назад и из его глотки тут же вырвался сиплый скрипучий вопль. По всей поверхности предварительно выбритого мускулистого зада Петро умелой рукой мастера был вытатуирован звездно-полосатый американский флаг!
Звезд, правда, было не пятьдесят, а всего тринадцать, но это никак не влияло нахудожественную ценность свежеобретенной картины. Половинчатость изображения, вызванная физиологическим строением холста, играла свою роль. Благодаря складке в середине рисунка казалось, что флаг гордо развевается на ветру, и потому сей атрибут демократии выглядел достаточно красочным и реалистичным.
Осознав, что разрисованная часть тела останется звездно-полосатой на всю оставшуюся жизнь, Петро испустил повторный вопль.
В дверь тут же застучали и мужской голос (видимо, принадлежавший портье) на ломаном русском языке поинтересовался:
— И чито слючилось, а?
Петро взял себя в руки и громко проскрипел надорванными голосовыми связками:
— Все в порядке.
В коридоре послышались шаги. Они медленно удалялись от двери номера.
Петро, вновь повернув голову назад, начал более детально рассматривать произведение турецкого искусства, невольным обладателем которого он стал.
Цветовая гамма была натуральной. И пропорции ничуть не подкачали. Петро понял, что о сексуальных плавках, приобретенных им недавно в фирменном магазине, придется теперь забыть, так как края флага существенно залезли на бедра. Придется покупать себе новые плавки, формой своей напоминающие семейные трусы. А еще лучше — купальные шорты…
Москалюку вдруг совсем расхотелось продолжать отдых. Он вернулся к столу, взял в руку бутылку виски и надолго присосался к горлышку.
Отдышавшись, Петро решил обдумать свое положение и сел на кровать. Жуткая боль тут же прострелила его ягодицы! Москалюк вскочил на ноги, конвульсивным движением швырнул бутылку в дверцу шкафа и исторг из себя вопль, вынудивший оконные стекла задрожать подобно барабанной мембране.
В дверь опять застучали и прежний голос спросил:
— Нюжен дохтер?
— Отстань! — рявкнул Петро. — Все в порядке!
В дверь колотить перестали, но звука удаляющихся шагов Москалюк почему-то не услышал. Ему было не до этого. Взгляд Петро уперся в бутылку, мирно лежавшую на полу. Она совсем не разбилась, но живительное пойло вытекало из нее на ковровое покрытие. Москалюк быстро подошел, поднял бутылку и, сделав из горлышка глоток, продолжил свои размышления стоя…
Ему вспомнилось, что удалить татуировку можно. Для этого нужно было обратиться к хирургу. Но удаление татуировок, которые, как известно, на теле появляются исключительно по дурости человеческой, страховыми случаями не считаются. Значит, за операцию платить придется из своего кармана. И, кстати, совсем не мало! Таких денег у Петро не было и стало ясно, что придется потерпеть до возвращения в родной Киев.
Москалюк нисколечко не сомневался, что татуировку ему сделали тогда, когда он находился в бесчувственном состоянии. Но стоила работа дорого, и Петро поразился щедрости москалей, способных отвалить кучу денег ради того, чтобы поглумиться над несчастным человеком, каковым теперь является он. Поистине — щедра русская душа, когда дело касается пакостных шуток и прочих подобных подлостей…
Петро осознал, что по сути дела в данный момент времени он является жертвой, возложенной на заплеванный слюнями либералов алтарь демократии. А флаг на заднице — просто оттиск, оставленный этим колючим духовным сооружением, и теперь нет пути назад. Осталась только одна дорога. Дорога вперед, к торжеству равноправия, свободы и братства, в то место, где не будет никаких москалей! Ибо — какие же они братья, раз имеют наглость пристраивать на всякие алтари невинных Москалюков?
Вникнув в эту очевидную истину, Петро умиленно прослезился и заплетающимся языком гаркнул в потолок:
— Москаляку на гиляку! Слава алтарю демократии!
В дверь усиленно забарабанили, потом в замке начал поворачиваться ключ и голос портье сообщил:
— Чичас полисию звать буду! На бабки попадес, косел, мать твою!
— Ах, так?! — грозно поинтересовался Петро. — Зови, гнида басурманская!
И совсем неожиданно для себя вдохновенно проорал фразу из известного кинофильма:
— Русские не сдаются!
После этого Москалюк героическим усилием опорожнил бутылку до дна, размахнулся, как следует, и профессиональным движением гранатометчика послал опустевший сосуд в сторону начавшей открываться двери.