Приближались ноябрьские праздники. Уже месяц на территории университета шли тренировки студентов: нашей задачей было промаршировать строевым шагом перед правительственной трибуной, хором, по возможности громко, декламируя лозунги. Особое внимание уделялось физкультпараду. Девушки и юноши в короткой спортивной форме, фактически полуголые, хотя в это время года уже могло быть довольно холодно, шли через всю площадь, демонстрируя спортивные упражнения. По бокам колонны шли дружинники, которые следили за тем, чтобы люди из толпы не смешались с участниками парада.

Каждая организация должна была внести что-то новое и яркое в оформление «головняка» – разукрашенной флагами и транспарантами грузовой машины с гербом и символикой данной организации. Студентам и студенткам раздали новую спортивную форму, разноцветные бумажные цветы, маленькие транспаранты с какими-то лозунгами и фотографиями. Впереди колонны везли на машине или несли в руках огромные изображения Маркса, Энгельса, Ленина и портреты живых вождей – поменьше размером.

Еще в те годы некоторые из нас, несмотря на общую политическую неискушенность, задавались вопросом: зачем небогатой стране, страдающей от дефицита всего и вся, тратить такие огромные суммы на подобную безвкусицу, пшик? Зачем, в конце концов, отрывать миллионы людей от работы, от отдыха? Кроме того, весь праздничный реквизит еще надо было где-то хранить, содержать в порядке, но, как правило, через год все так или иначе приходило в абсолютную негодность. Таким образом, возникало широкое поле для «трудовой деятельности» хозяйственников, придумывавших все новые и новые схемы выколачивания огромных государственных средств.

Образовалось целое племя художников-оформителей, рисующих только Ленина, Маркса, Энгельса и действующих руководителей страны. Все знали, у кого хорошо получается Хрущев, а у кого – Маркс. Некоторые члены Союза художников всю жизнь рисовали одного и того же вождя, в лучшем случае нескольких вождей, получая за это бешеные деньги от государства.

Руководители разных рангов соревновались между собой, кто пышнее и ярче организует праздник Великого Октября. Если средств из бюджета не хватало, то расположенным на данной территории хозяйственным организациям, заводам и фабрикам приходилось «изыскивать резервы» у себя. Учебные заведения привлекали студентов, а школы – родителей. Все должны были помогать кто чем может, чтобы «поддержать марку» организации. Потом на партийных, профсоюзных и комсомольских комитетах обсуждали результаты проведения праздника, выявляли недостатки, наказывали нерадивых сотрудников. Наказания могли быть и по партийной, и по административной линии, кого-то даже снимали с должности. Сколько человеческих судеб было сломано из-за такой ерунды!

Наш университет соревновался с Политехническим институтом, вторым по величине вузом в Ереване, имевшим двадцать пять тысяч студентов. Соревновались внутри института – юристы, историки, филологи и другие факультеты. Города и республики соперничали между собой в массовости охвата населения, пышности и яркости проведенных парадов. Особенно старались Грузия, Азербайджан и республики Средней Азии: кто из них выведет больше людей? Кто вынесет самые большие и яркие портреты живых вождей? Кто наиболее убедительно докажет свою преданность Москве и коммунистической идеологии?

В народе ноябрьские праздники обычно отмечались широко: либо дома в кругу семьи и друзей, либо на природе, – у кого какие были возможности. Каждый из вариантов для нас, студентов второго курса, имел свои плюсы и минусы. В конце концов мы решили устроить вечеринку в доме нашего друга Сергея, студента филфака: его родители уехали отдыхать в Кисловодск и оставили их с сестрой, тоже студенткой, в трехкомнатной квартире недалеко от университета. Мы – то есть я, Рафа, Сергей, Георгий и еще десять – двенадцать наших друзей – в течение нескольких дней старательно занимались организацией этого мероприятия. Достали магнитофонные записи танцевальной музыки, купили сыра, колбасы, фруктов, лимонада, несколько бутылок шампанского, вина и ликера «Южный» (честно говоря, ужасное пойло, но ликеры тогда были в моде, да и стоили копейки), что-то из сладостей. Надо сказать, я готовился к своей первой студенческой вечеринке основательно: уж очень хотелось поразить нашим «размахом» Мари. После некоторой паузы, во время которой, по-видимому, состоялось бурное обсуждение у нее дома, девушка приняла мое приглашение.

После парада Мари ждала во дворе университета, пока я сдавал транспаранты и прочий инвентарь на хранение завхозу. Поехать домой она не могла: дороги еще были перекрыты, городской транспорт, в том числе такси, не работал, и надо было ждать почти до вечера, пока на улицах откроется движение. После долгого бесцельного хождения по городу мы с Мари оказались возле моего дома, и я, неожиданно даже для себя, предложил девушке зайти. Мне очень хотелось, чтобы мои родители ее увидели. Сначала Мари отказалась наотрез, но затем уступила моим просьбам – я был очень настойчив, к тому же ей тоже явно было интересно познакомиться с моими родителями. И все же она колебалась.

– Что подумают твои родители, Давид? – твердила она всю дорогу. – Пришла незнакомая девушка, без предупреждения, без приглашения… Нет, я все-таки не пойду. Не проси, это невозможно! Я не могу…

– Послушай, Мари, сейчас всего-то начало первого, что нам делать на улице еще четыре часа? Все кафе закрыты, вокруг толпа, толкотня, куда нам деваться? Пойдем к нам, посидишь, отдохнешь. Мои родители – современные люди!

– Нет, ты иди, а я подожду.

– Тебе не кажется, что ты говоришь глупости?

– Не кажется.

– Пошли, пошли!..

За руку, почти насильно, я потащил Мари под удивленными взглядами прохожих через улицу. Минут пять пришлось уговаривать ее зайти в подъезд. И дальше, пока мы поднимались по лестнице, я снова и снова останавливался и убеждал упирающуюся Мари подняться к нам. Наконец мы добрались до четвертого этажа, где находилась наша квартира. Крепко схватив Мари за руку, я, удивляясь собственной смелости, позвонил в дверь. Надо сказать, что я впервые привел домой девушку и чувствовал себя как-то неестественно.

Дверь открыла мама и, пораженная, уставилась на нас. Однако она быстро справилась с удивлением, снова превратившись в гостеприимную хозяйку.

– Проходите, дети, проходите. Мари, я очень рада с тобой познакомиться. Какая ты красивая, высокая! Я-то думала, что самая высокая в этом городе женщина – я. Оказывается, ты мне не уступаешь!

– Здравствуйте! Это Давид меня заставил зайти, так неудобно, вы же не ждали гостей, – смущалась моя спутница.

Папа тоже вышел из кабинета, чтобы поприветствовать нас:

– Здравствуйте, ребята! Давид, Мари красивее, чем ты описал, настоящая кинозвезда, сошедшая с обложки зарубежного журнала! И как только она обратила на тебя внимание?

– Здравствуйте! Ну что вы, Давид – очень уважаемый человек среди студентов.

– Как, Давид уважаемый?

– Его уважают ребята, и многим моим подругам он очень нравится.

– Вот чудеса! Ну, такую удивительную новость надо отметить!

Мама быстро накрыла праздничный стол, за который мы уселись вчетвером. Мари попыталась было отказаться от угощения, но мама была непреклонна. Постепенно, за сладостями и фруктами, завязался разговор.

– Вы помните Париж? – задала вопрос мама.

– Да, конечно! Когда мы приехали сюда, мне было семь лет, но я помню все очень отчетливо. Я тогда училась в третьем классе – во Франции дети ходят в школу с пяти лет.

– Ваша мама, насколько я знаю из рассказов Давида, не армянка?

– Да, она француженка. Выучила армянский язык самостоятельно, когда по воскресеньям ходила в церковь, общалась с людьми.

– Она что, религиозная?

– Религиозная, католичка. Молится здесь со всеми вместе – ведь, по ее словам, у нас один Бог – Христос, и одна Библия. Она не видит особой разницы между нашими конфессиями.

– А вы, Мари, тоже верующая? – спросил папа.

– Я еще не определилась. Хотя иногда молюсь.

– На каком языке?

– На французском. На армянском я молиться не умею, меня не учили.

– Так, что это мы ребенку есть совсем не даем! – вмешалась мама. – Мари, возьми пирожки, они очень вкусные, а это – торт «Микадо», сейчас положу тебе кусочек.

– Знаете, Мари, я много работал с эмигрантами, – продолжал папа. – А как случилось, что вы приехали сюда? У вашего отца не было собственного дела?

– У него было ателье мужской одежды, он думал создать на родине сеть ателье, расширить свое дело, а потом вернуться, но не получилось. Мы прошли трудный путь, но папа быстро себя нашел, он же прекрасный модельер и мастер. Сейчас он оформлен как работник государственного ателье, но там занят всего несколько часов в день, остальное время трудится дома, у него много клиентуры…

Я смотрел на Мари и думал: какая же она умница, как естественно и с достоинством держится… И какая она родная! А ведь я ее знаю всего месяц…

– Мари, а если бы появилась возможность, уехали бы вы обратно в Париж? – спросила мама.

Такого вопроса Мари, по-видимому, не ждала. Она молча разрезала тортик на мелкие кусочки, один за другим отправила их в рот, потом положила вилку на тарелку и еще помолчала, опустив глаза.

– Еще месяц назад ответ на этот вопрос был для меня однозначным, и этот ответ был – безусловно, да, – произнесла она наконец. – Сейчас так же определенно я ответить не могу.

– И что же изменилось за этот месяц?

Мари не ответила. За столом повисло молчание.

– Ну что же, друзья, никто не кушает? – нарушил неловкую тишину отец. – Торт исключительно вкусный! Знаешь, Мари, я надеюсь потом как-то познакомиться с твоими родителями…

Внезапно Мари подняла голову, посмотрела на мою мать, потом на отца:

– Вы спросили, что изменилось за этот месяц?.. Появился Давид.

Простые слова Мари буквально оглушили всех. Никто не ожидал таких признаний от восемнадцатилетней девушки, впервые пришедшей в дом к фактически чужим людям с парнем, знакомым ей чуть больше месяца. Мой мудрый отец отреагировал, на мой взгляд, единственно правильным образом:

– Очень надеюсь, Мари, что дальнейшая дружба с моим сыном вас не разочарует. У него много недостатков, но в одном я твердо уверен: он добрый юноша, и у него характер настоящего мужчины.

– Я тоже так думаю, – ответила Мари.

Разговор свернули на другие темы, и здесь уже беседа шла главным образом между Мари и моей мамой.

Я пошел переодеваться. Надел свой лучший темный костюм, белую сорочку, черные туфли, пригладил волосы бриолином, как было модно, и во всей красе появился в гостиной.

– Куда собираетесь, Давид, на вечеринку или на концерт? – поинтересовалась мама.

– На вечеринку, там будет много моих друзей. Кстати, придут и наши родственницы, Рина и Ирма.

Рина была дочерью маминой сестры, а отец Ирмы, Арам Ароян, приходился моей маме дядей. Обе девушки учились в консерватории, и в городе их знали многие. Ирма уже успела сняться в главной роли в кинофильме, Рина – начинающая певица – делала первые успешные шаги. Впоследствии она станет очень известной в нашей республике и во всей стране, получит звание народной артистки СССР.

Родители тепло попрощались с Мари. Было заметно, что она им очень понравилась.

– Мари, девочка моя, – обратилась к ней мама, – будешь в наших краях, заходи, буду рада!

Мы вышли из квартиры.

– Знаешь, Давид, приблизительно так я и представляла твоих родителей, – улыбнулась Мари. – Очень приятные, интеллигентные люди. И в кого ты уродился таким агрессивным и драчливым?

– Это ты на меня так плохо действуешь. В обычной жизни я пай-мальчик, – отшутился я.