Глава 1
Подлинные причины и условия смуты, ее режиссеры
Кое-что малоизвестное из истории Смуты. Кем был Борис Годунов? Татары в Московии и в Улусе Джучи в период Смуты
Среди историков бытуют довольно разные мнения о том, какой именно период следует называть «Смутным временем» в истории Московии-России, и, главное, что же именно под этим подразумевать. Официальные историки, в том числе В. О. Ключевский, в основном относят к этому времени период с 1598 по 1613 гг., когда наступила «великая разруха Московского государства. Признаки Смуты стали обнаруживаться тотчас после смерти сына Ивана Грозного – Федора Ивановича» (умер 27 декабря 1597 г.), который был последним из представителей старой династии, потомков московского князя-ордынца Ивана Калиты. «Смута прекращается с того времени, когда земские чины, собравшиеся в Москве в начале 1613 года, избрали на престол родоначальника новой династии, царя Михаила Романова» (61, с. 324).
«Смутным временем», как видим, российские историки назвали период мятежей, продолжительной гражданской войны чуть ли не «всех против всех», бушевавшей в Московии более десяти лет. Результатами «Смуты» стали как военное вторжение в страну и захват Москвы католиками-поляками, так и полный экономический упадок благополучной еще незадолго до этого страны. Притом, – что менее известно, – «Смутному времени» непосредственно предшествовал величайший голод, повлекший огромное количество жертв в Московии и на прилегающих к ней территориях, помимо погибших в ходе военных действий. Голод начался как бы в «преддверии» оной «Смуты», и в первую очередь из-за катастрофических для сельскохозяйственного производства природных катаклизмов – вернее, вследствие того, что кое-кто вовремя «подсуетился» и смог использовать связанные с этим затруднения в собственных политических целях, как увидим далее.
Но так или иначе, официальные историки основную причину «Смуты» видят в недовольстве различных слоев населения Московии правлением Бориса Годунова (см. Приложение ).
Дескать, «незаконный правитель Московии» Борис Годунов унаследовал от «плохого Ивана Грозного» государство, полуразрушенное опричниной, массовыми казнями, непрерывными завоевательными войнами и прочими безобразиями, и, соответственно, страну «с подорванным генофондом» и с запущенной экономикой. Причем, как утверждают официальные историки, Борис Годунов, мол, также продолжил-таки политику массовых казней, преследования инакомыслящих, «закабаления и угнетения крестьян» и так далее – в общем, народ никак не мог быть доволен подобным правлением «татарина и зятя Малюты – палача, подручного Ивана Грозного».
Ко всему тому Борис Годунов, как утверждается в западнической историографии, до того, как он стал правителем Московского государства, был неким захудалым помещиком, потомком «какого-то там» татарского мурзы Чета, не игравшим никакой особой роли в московской политике. И, дескать, пробрался Годунов в окружение московского царя Ивана Грозного «хитростью и обманом» – туда, где татар и в помине не было, и близко, мол, не подпускали «поганых» к цареву двору.
Правда, впоследствии, продолжая дело избавления российской истории от татар, Бориса Годунова объявили, так же, как и многих исторических деятелей Отечества, хоть и «негодяем», но «чисто русским», не имевшим к ордынцам, тем более к татарам, абсолютно никакого отношения.
Татарские официальные историки, понятное дело, и думать не смели о том, чтобы надлежащим образом поинтересоваться татарским происхождением Бориса Годунова, да и заодно задаться вопросом о правдоподобности приписываемых ему, мягко говоря, неприглядностей. Кстати, так же, как и в отношении многих других, оклеветанных подобно Годунову выдающихся представителей татарского народа – как объявленных русскими, башкирами и представителями других народов, так и (вынужденно) «оставленных» в истории татарами.
Но, тем не менее: сохранилось, видимо некогда весьма популярное среди западников, «объяснение» тюркского происхождения фамилии Бориса Годунова, что является очередным примером глумления над нашей историей романовскими «сочинителями» и их последователями. Сохранили– таки «в истории» чью-то выдумку, что фамилия Годунова произошла «от тюркского слова, обозначающего нижнюю часть прямой кишки» (14). Подлинное звучание оного слова на татарском языке – «кутəн» («кутэн»). Для «пользы дела», как видим, даже существенно изменили и переставили буквы (звуки) в данном слове – видимо, чтобы подходило оно под соответствующее «объяснение» происхождения фамилии татарина Годунова, так не полюбившегося Романовым и их историкам.
Поясним ради справедливости – на самом деле фамилия Бориса Годунова происходит от древнего татарского имени «Гата», не имеющего никакого отношения к прямой кишке. Есть татарские фамилии, производные от этого имени – например, Гатин, Гатауллин. Есть и русские фамилии татарского происхождения: Катанов, Катунов, Катунин, также и Годин, и украинская – Годенко. Для полной ясности – буква «а» на татарском языке звучит как нечто среднее между русскими «о» и «а». То есть, «русские нередко воспринимают татарское «а» как русское «о» (66, с.14). При том отметим, что в общественной и деловой жизни как державы Монгол, так и Улуса Джучи и Московии широко применялась письменность также на основе уйгурского алфавита (в то время его называли «татарское письмо») – наряду с письменностью на основе арабского алфавита, как мы уже знаем. В уйгурском письме (21 буква в алфавите) парные звуки – например, «к» и «г» – обозначались одной и той же буквой (41, с. 90), (108, с.112).
Борис Годунов, как объясняют официальные историки, будучи одним из приближенных Ивана Грозного в последние годы правления этого царя, вначале занял лидирующее место в правительственной комиссии, «регентстве из нескольких наиболее приближенных вельмож», которую Иван Грозный, «умирая, назначил в помощь своему преемнику и наследнику Федору, неспособному, в силу слабоумия, к управлению государством». И практически непосредственно после смерти царя Федора, в 1598 году, Земской собор избирает на царство Бориса Годунова (61, с. 326–327).
Также официальная история, доставшаяся нам от Романовых, объясняя причины начала Смуты, как известно, гласит, что после смерти Ивана Грозного оставался еще один его сын, Дмитрий, то есть, тоже продолжатель рода Ивана Калиты, имевший право на престол Московского царства после смерти царя Федора Ивановича. Но получилось в итоге, что избрали, мол, именно Бориса Годунова – «вместо единственного наследника царя и законного кандидата на трон» – дескать, вследствие исключительной пронырливости Годунова и благодаря нахальству его сторонников.
Таким образом, согласно официальной истории, законным кандидатом на трон Московии, единственным наследником престола после смерти Федора Ивановича был младший сын Ивана IV от Марии Фёдоровны Нагой, царевич Дмитрий. Но, увы – гласит официальная история – царевич Дмитрий был убит в Угличе в 1591 году.
Притом убит был царевич Дмитрий при весьма странных обстоятельствах. Странность была, в частности, в том, что вначале, непосредственно перед убийством, в народе распускались слухи о возможном убийстве царевича Дмитрия, после, соответственно, эти слухи оправдались – царевич был зверски убит. Привлекает внимание в событиях вокруг этого мерзкого преступления также и то, что в убийстве царевича пропаганда западников обвинила Бориса Годунова.
Но в устранении «конкурента» в лице малолетнего царевича Дмитрия Борис Годунов не имел, так сказать, никакой необходимости – ниже убедимся в том. Пока отметим, что вряд ли обоснованно это обвинение в отношении Годунова, который, как признают и официальные историки, фактически правил Московией уже примерно с 1584 г., «после смерти Ивана Грозного». Тем не менее Борис Годунов, будучи фактическим правителем Московии, никоим образом не пытался воспрепятствовать как вступлению на трон Московии сына Ивана IV – Федора Ивановича, так и его более чем десятилетнему правлению. И этому есть объяснение, как далее увидим, – но не то, которое нам предлагают официальные романовские историки. Но об этом ниже.
Пока заметим, что сам факт громкого убийства не то что «законного наследника», но даже просто косвенного конкурента было, в первую очередь, явно во вред интересам именно Бориса Годунова – так как могло быть использовано в пропагандистских целях его противниками, что, кстати, и случилось. И этого не могли не знать планировщики и организаторы убийства царевича Дмитрия – то есть те, кому это было, вернее, оказалось выгодно.
Помимо того, что убийство царевича было, как выше отмечалось, как бы заранее объявленным, довольно странными представляются и другие обстоятельства этого дела. Царевич Дмитрий, 9 лет от роду, был «зарезан в Угличе среди бела дня, а убийцы были тут же перебиты поднявшимися горожанами, так что не с кого стало снять показаний при следствии» (61, с. 326–327). То есть, как видим, организаторы убийства позаботились о том, чтобы исполнители были своевременно «убраны». Причем исполнители, как видим, были ликвидированы именно под прикрытием возмущения толпы. Очевидно, «возмущение толпы» было спланировано заранее теми, кто и организовал убийство царевича. Да и «толпа» – то есть, группа тех, которые должны были ликвидировать непосредственных исполнителей убийства – видимо, была наготове. Иначе как стихийно собравшаяся, как подразумевается официальными историками, толпа могла так своевременно сосредоточиться «в нужном месте» и, главное, обнаружить убийц? Как надо полагать, убийцы царевича никак не были склонны ожидать, пока убийство обнаружат горожане, соберется толпа и перебьет их (ниже мы вернемся к этой теме, и попытаемся разобраться, кем было организовано, и что представляло на самом деле мероприятие, составной частью которого было убийство невинного ребенка).
Впрочем, целью этой иезуитски тщательно продуманной акции была не просто ликвидация царевича, а нечто иное – само по себе это убийство было лишь составной частью основательно подготовленной, многоходовой стратегической комбинации огромного масштаба, направленной на свержение как ордынского правления в целом, так и Бориса Годунова – последнего ордынского царя Московии. Немного забегая вперед, отметим, что основные «режиссеры» данной операции представляли весьма и весьма мощную организацию – гораздо более серьезную, чем русские западники – основные исполнители всего задуманного (об этом в следующей главе).
Но обо всем по порядку. Как известно, пропагандой западников, на основе «слухов и догадок», в организации убийства царевича Дмитрия будет обвинен Борис Годунов, – как и во многих других великих и малых грехах, в том числе и в «узурпации власти». Также татарина Годунова обвинят в произволе и беззакониях – то есть, примерно в том же, в чем обвиняют историки-западники правителей Московии «периода Ивана Грозного» и их соратников-ордынцев, как русских, так и татар. В общем, как и его предшественники-ордынцы, «Борис Годунов стал излюбленной жертвой всевозможной политической клеветы» (61, с. 326–327). Содержание этой противоречивой, путаной и сбивчивой клеветы в изобилии изложено в многочисленных научных и научно-популярных трудах официальных историков, приводить их здесь полностью и анализировать, полагаю, излишне – это требует объема не одной книги. Только отметим, что все то, что придумали в целях пропаганды и агитации враги Бориса Годунова и его соратников, соответственно было многократно повторено официальными историками-западниками, притом с добавлением уже их собственных гипотез-придумок.
На Земском Соборе 1598 года, избравшем царем Бориса Годунова, его соперником был Федор Романов, по версии романовской историографии, «троюродный брат скончавшегося царя». Именно Федора Романова прозападная группировка бояр и духовенства пыталась провести в цари вместо Годунова (24, с. 118–119). Федор Романов был крупным лидером прозападной группировки бояр и знати, которые ненавидели Бориса Годунова, «помнили в нем Четово могольское (монгольское. – Г.Е.) племя и стыдились унижения Рюриковых державных наследников. Льстецов его (то есть сторонников. – Г.Е.) слушали холодно, неприятелей со вниманием» (58, с. 74).
Федор Романов и его сторонники-западники продолжали бороться против Годунова и после его избрания царем. Притом причиной ненависти прозападной группировки Романовых к Борису Годунову была не сама по себе его этническая «принадлежность к монгольскому племени» – причиной вражды к нему со стороны западников была именно политическая принадлежность царя Бориса к сообществу Монголов – Вечных. Так как был Борис Годунов, как достаточно обоснованно полагают историки-исследователи Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко, последним правителем Московии-России из «Ордынской династии» (81, с. 78).
Отметим, что правители этой династии, которые на самом деле были потомками ордынских царей (там же, с. 131–145), (79, с. 41), вообще-то, избирались на царство Собором – последнее обстоятельство, правда, отчасти, признают и официальные историки. Татарское название Собора, как мы уже знаем, Корылтай (41), (42).
В принципе, русское слово «Собор» является переводом-калькой с татарского слова «Корылтай». Это не спешат признавать официальные историки – как русские, так и татарские, – понятно почему: тогда может возникнуть обоснованная догадка о том, что общественная и государственная система Московии, по сути, была «копией» ордынской, вернее, продолжением государственной системы державы Монгол и Золотой Орды. Но если это признать, то пойдет «цепная реакция»: придется также признать – чисто логически – что вся теория противопоставления московитов– великороссов татарам-ордынцам, изложенная в историографии Романовых-западников, «написанной в свете социального заказа, продиктованного им новыми властителями», тоже оказывается ложью, искажением подлинной истории нашего Отечества (81, с. 205).
Правители Ордынской династии – как в Московии, так и на территории Улуса Джучи – как далее увидим, придерживались норм и принципов Великого Язу, «Правды татарской», о которой в обществе Московии-России «существовало положительное представление» вплоть до середины – второй половины XVII века (89), (42). Ордынские порядки в деле формирования высших органов государственной власти в основном заключались в избрании царя Собором и в подконтрольности его, в ходе правления, представителям народа. По-татарски такой представитель при царе (хане) назывался «карачы-би», по-русски – «думный боярин». Также ордынцы Московии и в остальном как внутреннюю, так и внешнюю политику проводили на основе идеологии и права державы Монгол, ведя себя как часть распавшейся, но стремившейся к объединению Великой Орды (42).
Поэтому вряд ли «династический кризис» – вызванный отсутствием наследника престола и недовольством народа «незаконным царем» – был основной причиной наступления Смуты в Московии в самом начале XVII века. Это отмечает и В. О. Ключевский, который пишет, что в подобных случаях просто «избирали миром нового царя и жизнь общества продолжалась и далее без особых потрясений» (61).
Да и «деспотизм Бориса Годунова» и якобы вызванное этим недовольство самых широких масс населения – от аристократов до крестьян – нельзя признать причиной Смуты в смысле массовых мятежей и беспорядков, потрясших, точнее, разрушивших все государство. Например, известно, что некоторое время спустя после избрания Бориса Годунова царем, лидер западников Федор Романов, изобличенный и «обвиненный в заговорах и измене», был пострижен в монахи под именем Филарета, других членов клана Романовых выселили в отдаленные места (1601 год). Как видим, даже историки-западники вынуждены признавать, что Борис Годунов, «татарин-опричник», соратник, ученик и последователь Ивана Грозного, ограничился применением весьма мягких мер в отношении лиц, уличенных в государственной измене и попытке переворота, и отнюдь не «слабость» царя Бориса – как в буквальном, так и в переносном смысле – была, как известно, тому причиной. Тем не менее, «некоторые бояре решили возбудить нацию против царя» (24, с.119).
То есть, как видим, одна из подлинных причин Смуты в том, что западники из числа знати Московии продолжили борьбу за власть, так сказать, незаконными методами, уже после законного избрания Бориса Годунова царем Московии. Ими было организовано распространение слухов о незаконности избрания Бориса Годунова, содержащие всевозможные «разоблачения» о махинациях и злоупотреблениях, якобы допущенных им и его сторонниками в ходе выборов. И, главное – активно распространялись слухи о царевиче Дмитрии, «спасшемся от наемных убийц Бориса Годунова» и готовом повести народ против него и т. п. (24, с.119). Были предприняты, как увидим ниже, и другие масштабные и весьма действенные меры для основательной дестабилизации обстановки в Московии. После этого было организовано вторжение с территории Польши в Московию-Россию войск самозванца «Лжедмитрия», поддержанного польскими войсками и западными наемниками, и множество народа, соответствующим образом «сагитированного» – чему способствовало, мол, «недовольство плохой политикой Годунова», – присоединяется к войску «Лжедмитрия». Борис Годунов, потерпевший поражение в этом противостоянии, как пишет Карамзин, «ввергнув Россию в бездну злополучия… истреблением древнего племени царского», мол, от великого расстройства умирает (58, с. 261). На троне Московии воцаряется «Лжедмитрий», которого признает царем значительная часть населения. Такова вкратце фабула начальной, самой существенной стадии Смуты, закончившейся свержением правления Бориса Годунова, его гибелью, уничтожением его семьи западниками, воцарением прозападного царя-самозванца «Лжедмитрия», излагаемая примерно так же и в официальной историографии.
Но В. О. Ключевский замечает: «Как вы видите, Смута была вызвана двумя поводами: насильственным и таинственным пресечением старой династии («Рюриковичей». – Г.Е.) и потом искусственным ее воскрешением в лице первого самозванца» (61, с. 328). Притом, «ни пресечение династии, ни появление самозванца не могли бы сами по себе послужить достаточными причинами Смуты; были какие-либо другие условия, которые сообщили этим событиям такую разрушительную силу. Этих настоящих причин Смуты надобно искать под внешними поводами, ее вызвавшими» (там же). (Выделено мной. – Г.Е.).
Смуту начали бояре, – полагает В. О. Ключевский, – недовольные тем, что Борис Годунов, «не наследственный вотчинник московского государства, а народный избранник», будет править «так же самовластно, как Иван Грозный, а не обеспечит их от произвола, не признающих ни великих, ни славных», то есть не пойдет на «ограничение своей власти».
Но на самом деле, как и оговаривает сам В. О. Ключевский, «еще при Грозном бродила в московских умах идея превратить Собор в постоянное народное представительство, и Борис Годунов сам требовал созыва Собора, чтобы быть всенародно избранным» (61, с. 330). То есть, как видим, «постоянное народное представительство» вполне могло «обеспечить от произвола» как представителей знати, так и простолюдинов. Да и насчет произвола и жестокостей, приписываемых Борису Годунову, – если подумать, имеются веские основания сомневаться в их правдивости, как выше упоминалось. Ведь лидер оппозиции Федор Романов и его родственники-соратники, даже «обвиненные в заговорах» против правления законно избранного царя Годунова и в государственной измене, отделались лишь ссылкой. В то время как за подобную деятельность во всех государствах «цивилизованной Европы», а позже и в Московии-России при Романовых, была предусмотрена и широко применялась смертная казнь, причем квалифицированная – в наиболее мучительных ее вариантах.
Другой наглядный пример того, как «Борис Годунов стал излюбленной жертвой всевозможной политической клеветы» (61, с. 327), и, главное, пример того, как эту клевету повторяют историки: Борис Годунов якобы первый виновник крепостного права, крепостник-учредитель. Но, как пояснял еще В. О. Ключевский, на самом деле крепостное право было введено только в XVII веке, после усиления власти Романовых, после наступления в России, как метко выразился Н. Н. Трубецкой, «Романо-германского ига». В Московии-России, как объясняет В. О. Ключевский, «до конца XVI века крестьяне были вольными хлебопашцами, пользовавшимися правом свободного перехода с одного участка на другой, от одного землевладельца к другому.
Официальные историки-западники преподносят как доказательство введения правительством Бориса Годунова крепостного права (прикрепления крестьян к земле) Указ от 24 ноября 1597 года. На самом деле этот указ, как пояснял В. О. Ключевский, устанавливал только исковую давность (5 лет) для предъявления иска к крестьянам, которые покинули обрабатываемую (используемую) ими землю «не в срок и без отказу». То есть, не в установленное время года, после уборки урожая, в «Юрьев день», и без предусмотренного законом заявления (со стороны крестьянина) об уходе, которая предполагала обоюдный расчет крестьянина и землевладельца (61, с. 285–292). «Указ не вносил ничего нового в право, а просто регулировал судопроизводство» (там же, 286).
«Мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым принадлежит к числу наших исторических сказок» – делает вывод русский «дореволюционный» историк (там же, с. 327). (Выделено мной. – Г.Е.). Таким образом, «непомерный крепостной гнет крестьян» при Борисе Годунове еще не наступил, и не мог, соответственно, явиться одной из причин Смуты, и даже не был, так сказать, ее «катализатором».
Скорей всего, Смута началась, как и предполагает В. О. Ключевский, именно в силу внешних причин, причем сокрытых историками-западниками, а не была вызвана исключительно «прерыванием династии Рюриковичей». Также не было причиной Смуты и «недовольство народа, вызванное узурпацией власти и плохим правлением Годунова» и т. п. Эти доводы-лозунги были именно и только поводами для развертывания борьбы против Годунова и его сторонников, а затем историки-западники сочли их достаточными для объяснения событий, невнятно названных в историографии Смутой, в результате которых произошла смена ордынского правления в Московии на прозападное правление Романовых. Как увидим ниже, многие факты наводят на мысль, что эти события и смена правления были задуманы и организованы именно вовне Московии, и борьба западников против ордынцев направлялась и поддерживалась именно извне, с Запада. Поскольку была эта Смута на самом деле именно продолжением, притом весьма успешным, «натиска на Восток», который вел католический Запад с самого начала XIII века (41), (42).
Независимые историки Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко, в результате проведенного ими исследования рассматриваемого периода истории Отечества, пришли к обоснованному к выводу о том, что «Смутное время» – это период противоборства старой, Ордынской династии, правившей в Московии, с западниками. При этом русские западники, совместно с которыми выступали и некоторые татарские лидеры – так же, как и в XV веке (42), – были «пятой колонной» тех, кто направлял-осуществлял натиск на Восток. Притом начался этот период ожесточенной борьбы (войны), по мнению указанных исследователей, на самом деле значительно раньше, чем «Смутное время», указанное в сочинениях официальных историков – началась «Смута» примерно с 1560-х гг.
Полагаем, что с этим и некоторыми другими выводами Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко стоит согласиться. Вспомним, что «вообще-то, и официальные историки признают, что вся эпоха Грозного (1547–1584 гг. – Г.Е.) описана в историографии путем «выстраивания длинных рядов гипотез… ввиду крайней скудости источников» (81, с. 201), (101, с. 10). Тюрколог Мурад Аджи продолжает мысль русских исследователей: «Отсюда те неправдоподобные слухи, которые окружали московского правителя даже при жизни, что в них правда, а что наговор, понять нельзя… Иезуиты постарались, поработали над портретом первого русского царя, сделав из него не человека, а монстра» (2, с. 980). Видимо, именно потому, дабы не пропали старания иезуитов, «архивы времен Грозного, также как и документы, составленные в тот период, считаются «погибшими» (81, с. 218).
Как известно, ни одного подлинного документа с того времени не сохранилось, не считая 8 документов, которые считаются все же «списками (копиями) изготовленными в XVI веке» (там же, с. 202–203). То же самое наблюдается и с документами вплоть до начала XVII века – все «подтверждения» вымыслов о причинах Смутного времени, в которых обвинялся татарин Годунов, составлены были не ранее XVII–XVIII веков (2), (80), (81).
С приходом к власти в Московии Романовых и их хозяев исчезло также огромное количество архивов и литературы, собранное в Кремле поколениями ордынцев, и названное историками «библиотекой Ивана Грозного»: «Книги, воспитавшие князя, позволившие ему снискать место в истории и прозвание Грозный, исчезли в одночасье после прихода в Кремль иезуитов. Право, не странно ли? Налицо удивительная закономерность – с приходом иезуитов исчезали именно тюркские книги и тюркские следы в истории. Так было в Европе, на Востоке, на Руси… Почему? А это уже вопрос для пытливого ума» (2, с. 972).
Дополним, что исчезали (точнее, уничтожались) или были сокрыты, и скрываются доныне как древние «книги на татарском языке и бумаги с татарскими письменами», так и другие следы в истории, но в первую очередь следы одного из тюркских народов – татар (41), (42). Ну а те сведения и факты, которые нельзя было никак скрыть, искажались, да и просто были истолкованы превратно, в целях очернения татар-ордынцев, а вместе с тем и их соратников русских-ордынцев, и для сокрытия в истории их добрых дел и доброго имени.
Итак, как видим, налицо практическое отсутствие великого множества документов того времени. Соответственно оказываются голословными обвинения в «терроре, опричнине, беззакониях», изливаемых как отечественными историками-западниками, так и авторами многих западных сочинений на московских правителей «эпохи Ивана Грозного» и их соратников, на предков множества россиян – как современных русских, так и татар.
Также учтем и полную невразумительность, либо полное отсутствие объяснений официальных историков относительно многих значительных событий в жизни Московии. Например, это воцарение хана Саин-Булата в Московии в 1572 году, «вторжение в Московию хана Давлет-Гирея в 1571 году». Стоит также отметить полную путаницу и противоречия в романовской историографии при описании взаимоотношений московитов и татар – в том числе и татар-крымцев. И не будем забывать о стремлении историков– западников «сокрыть во мраке» многие факты участия татар в жизни государства и общества Московии, – примеры этого выше приводились.
В соответствии с вышеизложенным, согласимся с Г. В. Носовским и А. Т. Фоменко в том, что «Смутное время» официальных историков – это кульминационный период почти полувековой, ожесточенной войны за власть в Московии между ордынцами и западниками, притом последние вели ее как явными, так и тайными способами. Многие следы этой войны тщательно «прибраны» и запрятаны поколениями романовских историков, и сокрытый ими период «Смутного времени», на самом деле, начался в истории Отечества гораздо раньше, чем это трактуются в официальной историографии. Притом, повторим, причины и истоки этой «Смуты», вызванной борьбой западников против ордынцев, в основном и в первую очередь внешние, как увидим далее.
Таким образом, примерно с начала второй половины XVI века западники, возглавляемые группировкой бояр Захарьиных (будущих Романовых), при основательной поддержке католиков Западной Европы, начали борьбу против старой Ордынской династии Московии. И период хаоса, ожесточенной гражданской войны и иностранной интервенции католиков-поляков, названный историками «Смутным временем» (1601–1614 гг.), был уже завершающим этапом борьбы западников Романовых и их сторонников против власти Орды.
Вначале рассмотрим, по возможности вкратце, сведения об идеологической и политической ситуации и расстановке сил в Московии и вокруг нее, которая сложилась с начала этого противоборства (подлинного Смутного времени), начиная примерно с 1560-х гг.
Во-первых, в этой борьбе основным идеологическим оружием западников против ордынцев – как русских, так и татар – станет история-легенда о «чисто русском», и главное – о западном происхождении как русской монархии, так в целом российской государственности и великорусского народа. Также примерно с этого времени будет распространяться в обществе идея об исключительно «византийских» корнях государственности Московии.
Во-вторых, основой группировки западников в Московии были как некоторые бояре (знать), так и немало лиц из числа духовенства западнорусского происхождения, особенно из руководства церкви и монастырей. У верхушки духовенства имелась возможность влиять на умы через церковные институты – так сказать, средства массовой информации того времени. К тому же в руках духовенства были сосредоточены огромные материальные средства.
Таким образом, основные отличия данного этапа политической борьбы западников против ордынцев были в более тщательной идеологической подготовке и в насаждении среди знати, особенно духовенства, своих сторонников. Хотя постепенное внедрение агентов влияния против ордынской династии проводилось католиками еще с XIII–XIV веков, но интенсивность их идеологического проникновения в Московию возросла именно в XVI веке.
Вспомним о московско-татарской (ордынской) и литовско-тверской (западнической) коалициях русских князей и их последователей, борьба между которыми, по выражению Л. Н. Гумилева, примерно с XIV века «приняла истребительный характер» (35, с. 160). Тот этап борьбы завершился в Московии победой ордынцев в середине XV века. Как нам известно, в первой половине XV века западники, возглавляемые Шемякой, при основательной поддержке Запада, продолжительное время вели войну против ордынцев – сторонников и соратников московского князя Василия II. В той войне ордынцы одолели своих противников, несмотря на гибель хана Великой Орды Улу Мухаммада и распад его державы (42).
Но в указанный период западники не имели значительной опоры среди духовенства, в ряды которого еще не проникло влияние Запада. Притом, хотя и среди восточных русских, и среди татар, к сожалению, «находились люди, которых легко было купить и использовать против Отечества» (35, с. 131), все же истоком западничества и территорией его базирования в XV–XVI веках, как полагают независимые исследователи-историки, были именно западнорусские области (2), (81).
В. О. Ключевский пишет, что именно в XVI веке появляются две легенды, легшие при Романовых в основу западнической, официальной историографии Московии-России. Первая легенда – о западном, римском и прусском происхождении династии московских великих князей Рюриковичей, и вторая легенда – о приобретении ими царского титула от римского (византийского) императора Константина в XI веке. Рассмотрим вкратце содержание этих мифов и оценку их достоверности, данную русским историком В. О. Ключевским, который осмелился еще в XIX веке, при романовском правлении, отметить вымышленность и неправдоподобность этих легенд, легших в основу государственной политики Романовых, да и поныне являющихся фундаментом официальной российской историографии.
Легенда первая: генеалогия Рюрика. В рассматриваемое время (XVI век), – как поясняет В. О. Ключевский, – «мыслили не идеями, а образами, символами, обрядами, легендами, т. е. идеи развивались не в логические сочетания, а в символические действия или предполагаемые факты, для которых искали оправдания в истории. К прошлому обращались не для объяснения явлений настоящего, а для оправдания текущих интересов, подыскивали примеры для собственных притязаний…. По-видимому в XVI веке составилось сказание о происхождении московских князей от Рюрика, потомка императора Римского, «кесаря Августа», «обладателя всей вселенной,… который разделил вселенную между братьями и сродниками своими и брата своего Пруса посадил на берегах Вислы-реки по реку, называемую Неман, что и доныне зовется Прусской землей, «а от Пруса четырнадцатое колено – великий государь Рюрик». В 1563 году бояре царя Ивана, оправдывая его царский титул в переговорах с польскими послами, приводили словами летописи эту самую генеалогию московских Рюриковичей» (61, с. 213). Дополним, что вполне возможно, в это же время возникли и зачатки легенды «о призвании варягов славянами», которые, мол, никак не могли установить порядок на своей земле без «просвещенных западноевропейцев», и поэтому, дескать, и пригласили варяжских князей (викингов-разбойников из Скандинавии) княжить над ними. То есть пригласили, мол, потомки русских-московитов «западных иностранных специалистов» по «властвованию» – для строительства простейшего государства для себя. Поскольку якобы сами не умели управлять своим обществом и никак не могли сообразить, как это сделать, и научиться всему этому.
Легенда вторая: сказание о Владимире Мономахе.
«Хотели осветить историей и идею византийского наследства. Владимир Мономах был сын дочери византийского императора Константина Мономаха, умершего за 50 лет с лишком до вступления своего внука на киевский стол. В московской же летописи, составленной при Грозном, повествуется, что Владимир Мономах, вокняжившись в Киеве, послал воевод своих на Царьград воевать этого самого царя греческого Константина Мономаха, который с целью прекратить войну, отправил в Киев с греческим митрополитом крест из животворящего древа и царский венец со своей головы, т. е. мономахову шапку, с сердоликовой чашей, из которой Август, царь римский, веселился, и с золотою цепью. Митрополит именем своего царя просил у князя киевского мира и любви, чтобы все Православие в покое пребывало «под общей властью нашего царства и твоего великого самодержавства Великие Руси». Владимир был венчан этим венцом (шапкой Мономаха. – Г.Е.) и стал зваться Мономахом, боговенчанным царем Великой Руси». Основная мысль сказания: московские государи объявлялись церковно-политическими преемниками византийских царей…над всем православным миром» (61, с. 213). «Трудно сказать, всерьез ли верили сами москвичи в истории о коронованиях Владимира Святого и Владимира Мономаха» – комментирует достоверность легенд также и Г. В. Вернадский (23, с. 392–393).
При этом не забудем, что согласно выводам специалиста по истории России, профессора Лондонского университета Джеффри Хоскинга, «в XVI веке Иван IV был одновременно ханом (азиатским правителем) и базилевсом (христианским императором) и сопротивлялся искушению поддаться одной из крайностей. Так, он настороженно отнесся к концепции «Третьего Рима» как основы внешней политики государства, ибо ее принятие могло спровоцировать недовольство среди мусульманского населения страны» (114, с. 13). Как видим, инициатором создания, и внедрения в основу государственной политики Московии приведенных выше западнических легенд вряд ли могла быть ордынская правящая элита Московии «эпохи Ивана Грозного». Ведь именно в основу концепции «Третьего Рима», как известно, были положены эти две легенды, содержание которых приведено чуть выше в изложении В. О. Ключевского.
В. О. Ключевский, отмечая полную вымышленность как легенды о «генеалогии Рюрика», так и легенды о преемственности титула монарха Московских царей от византийских, точнее, восточно-римских императоров, сообщает, что вообще-то, «есть византийское известие XIV века, что русский великий князь носил чин стольника при дворе греческого царя». Но при этом В. О. Ключевский, как и все официальные историки, объясняет происхождение этих легенд тем, что сторонникам Ивана Грозного необходимо было обосновать принятие им царского титула, и авторство легенд приписывается идеологам из ближайшего окружения Московского царя. Хотя известно, что еще и Иван III, дед Ивана Грозного, наряду с тем, что носил титул «великий князь», иногда именовался также и царем, преимущественно в «дипломатических актах».
А вот московский князь Василий II, назначенный на великое княжение в Москве ханом (царем) Золотой Орды Улу Мухаммадом (42), именовал себя «сватом святого царства его» (византийского императора) – как видим, знать не знал еще, что он, как утверждает западническая легенда, был «преемником вселенского восточно-римского царя». «Теперь по московской теории XVI века этот стольник и сват вселенского царя превратился в его товарища, а затем и в преемника» – подытоживает В. О. Ключевский, вместе с тем отмечая, что в XVI веке эти идеи еще только «проникали в мыслящее русское общество» (61).
Почему великие московские князья стали именоваться царями, в принципе, объяснить можно гораздо проще и, главное, достоверно. Как мы знаем, до периода княжения Василия II еще сохранялось единство Золотой Орды (42). Со времени установления державы Монгол великие князья Московские (Владимирские), также как и улусные ханы, утверждались Верховным ханом (царем) всех татар. Великий князь, после избрания его «на месте» Собором, прибывал в Великую Орду (ставку Верховного хана) за ярлыком-утверждением (а не за «разрешением от завоевателей», как объясняют официальные историки-западники). После падения Улуса Верховного хана («Юаньской империи») в ходе войны с китайцами в конце XIV века, и соответственно распада державы Монгол («Вечных»), право утверждения ханов (царей) улусов перешло к хану Золотой Орды – преемнику Верховного хана державы в западной части Евразии.
Но с момента гибели хана Великой Орды Улу Мухаммада (1445 год), Золотая Орда распадается (42), – появляются несколько ее «осколков», в которых правят ханы либо князья, тоже избранные, но правящие уже без утверждения их Центром – Великой Ордой. Утверждали князей (и ханов улусов) уже только лидеры Орды, «державшие» определенную территорию. И так получали избранные ханы (цари) царский (ханский) титул и правили над населением соответствующей территории. Так появились определения-титулы «Крымский царь (хан)», «Казанский хан», «Мещерский и Астраханский хан», «Московский царь» XV–XVI веков. Поэтому-то «титулы «царь» и «самодержец» использовались на самом деле еще и при Иване III, и уже чаще – при Василии III. Так что не только «Иван IV был официально признан царем» (1547 г.) – якобы впервые в истории, и только, мол, с одобрения Церкви – как утверждают в основном историки-западники (23, с. 391).
На примере как татарских царей (ханов), так и «исключительно русских» великих князей XV–XVI веков – например, Ивана III и Василия III – видно, что царь (хан) вряд ли нуждался в непременном «освящении» какой бы то ни было Церковью своего титула правителя. По ордынским порядкам любая религия была «отделена от государства» и не имела, в принципе, особого политического влияния в державе. Отношение к Вере было личным делом каждого, Церковь (т. е. любая религиозная организация) выполняла в обществе роль распространителя духовности и культуры, хранительницы моральных устоев.
Сами москвичи, конечно, всерьез не верили в легенды о коронованиях Владимира Святого и Владимира Мономаха, поэтому-то они «не все ставили на византийскую карту, отдавая себе полный отчет в исторической связи между Московским царством и Золотой Ордой» (23, с. 392–393). Например, в 1556 году москвичами в дипломатических нотах, подаваемых иностранцам, официально утверждалось, что данный Богом Московскому царю «трон Казанский и Астраханский был царским престолом с самого начала» (там же). Как видим, не придавалось никакого значения тому, был ли царь Казанский и Астраханский (например, хан Золотой Орды Улу Мухаммад) «помазаны» и благословлены Церковью «на царствование».
«Царская династия Рюриковичей» – тоже, как нетрудно догадаться из самого ее содержания, легенда, подобная «византийскому наследству». Наиболее серьезной и обоснованной критике эту теорию, как и всю западническую трактовку истории России, подвергли в своих исследованиях Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко (79), (80), (81). Но в данном случае интересен один немаловажный вывод, к которому приходят эти независимые русские историки-исследователи.
Во-первых: легенда о «варяге Рюрике и его потомках – русских князьях и царях» – не выдерживает серьезной критики, в этом может убедиться всякий, внимательно прочитавший указанные работы Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко.
Во-вторых, в ходе анализа уцелевших сведений и сопоставления их со многими противоречивыми данными, излагаемыми в официальной исторической науке, Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко приходят к такому выводу: «Наше мнение. Предки Бориса Годунова по отцовской линии были русскоордынскими ЦАРЯМИ, а не какими-то там худородными, безвестными помещиками». Притом «зря официальные историки ругают ипатьевских книжников» – летописцев Ипатьевского монастыря – «свысока отзываясь» о якобы недостоверности их записей о том, что родоначальником семьи Годуновых считался татарин-ордынец мурза Чет, известный в Московии еще при великом князе-ордынце Иване Калите. В данном случае «Ипатьевские летописцы БЫЛИ СОВЕРШЕННО ПРАВЫ» (79, с. 14). «Мы видим, что Годуновы вели свой род от одного из бояр царя-хана Ивана Калиты-Калифа (хана Батыя) – родоначальника русско-ордынской царской династии» (79, с. 14–15). Воздержимся, так сказать, от комментариев относительно отождествления великого князя Ивана Калиты с ханом Батыем (Бату) – хотя вовсе не исключено, что одного и того же царя могли называть по-разному на разных языках и в разных документах.
Но здесь важно другое. Мнение указанных исследователей совпадает с излагаемой здесь точкой зрения о том, что цари Московии, как и ханы (цари) Великой Орды, до «эпохи Романовых» избирались из числа потомков Чынгыз– хана Собором князей (Корылтаем). Кстати, потомки Чынгыз-хана также носили титулы князей (по-татарски биев или, по-другому, мурз) – и только после избрания Собором (Корылтаем) им присваивался титул хан (или царь). Также и русские цари (как и их родственники) до «венчания» их на царство, как известно, носили титулы князей (или великих князей). Как и у татар, княжеский титул у русских – в отличие от царского титула, – был прирожденным, полученным от предка-князя.
Как видим, в результате своих исследований Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко также постепенно приходят к выводу о том, что правом быть назначенными на высшие государственные должности в «уделах»-улусах Великой Орды (в том числе и в Московии) обладали именно потомки Чынгыз-хана (79, с. 41–46) (81, с. 131–145).
Уточним, что речь у названных исследователей идет также и о том, что Великого князя Ярослава Всеволодовича (основателя династии русских великих князей), одновременно называли и Чынгыз-ханом. Но в данном случае главное не в том, «дублировали» или «не дублировали» историки– летописцы одну и ту же историческую личность в своих сочинениях. Хотя вполне могли историки и летописцы разных народов называть разными именами одного и того же царя. Но Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко, как видим, приходят, в принципе, к тем же выводам, которые были намечены в (42) и конкретизируются в данной работе. То есть, на самом деле правители Московии XIV–XVI веков, цари Ордынской династии, вели свое происхождение от Чынгыз-хана, или, как называли его Марко Поло и арабы – Первого всетатарского царя (91), (106), и, соответственно, от его потомков.
Здесь уместно вспомнить «сведения древнего татарского дастана, в которых говорится о том, что Чынгыз-хан и после того, как стал великим правителем, «имел добрый нрав и отличался исключительной справедливостью». Также в дастане сообщается, что Чынгыз-хан «покорил со своим войском много царей и государств, его имя стало широко известным в мире. Каждому бию (князю) своему он оказывал заботу, почет и уважение. Сына своего Йучи он поставил править Термезской Ордой, сына Жодая – Индостанской Ордой, сына Герея – Ордой в Корале (в Крыму). Своему четвертому сыну Тули Чынгыз-хан поручил правление московской Ордой, поскольку народ там отличался добрым нравом, дела там неизменно были в ладу, и был там великий Юрт (страна). Правители в тех городах и поныне из них, от рода Чынгыз-хана» – сообщает автор дастана. Также отмечается, что «Чынгыз-хан оставил в мире Слово свое» – то есть, свои Заветы».
Стоит отметить, что этот экземпляр (список) данного татарского дастана (39), где сообщается о том, что «в Московской Орде и поныне правят ханы (цари) из рода Чынгыз– хана», написан в конце XVI – в самом начале XVII века (109). То есть, еще до наступления в «великом Юрте – Московской Орде» – романо-германского ига. Как полагают Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко, после прихода Романовых к власти «ордынская царская династия была полностью истреблена. Был уничтожен и весь высший слой имперской местнической иерархии» (79, с. 46).
Мы пока не будем спорить с Г. В. Носовским и А. Т. Фоменко относительно того, кем был «по национальности» Чынгыз-хан, и звали ли, например, русские Первого всетатарского царя Чынгыз-хана по-своему, «Георгием Победоносцем», или же было так, что татары и прочие тюрки звали некоего русского князя Георгия Победоносца Чынгыз-ханом. Суть дела пока не в этом, хотя вероятнее первое – именно подобный вывод напрашивается, если учитывать важнейший «татарский фактор», упускаемый упомянутыми исследователями и, впрочем, не только ими.
В (42) и в предыдущей главе рассматривались вопросы формирования высшей власти в Московии и других «осколках» Золотой Орды. При этом отметим, что имеются серьезные основания полагать (42), что изначально все потомки Чынгыз-хана обладали правом быть избранными царем (ханом) того или иного крупного Улуса, или, выражаясь по-современному, субъекта федерации Великой Орды, а не только представители «золотого рода» (алтын уруг), как трактуют это официальные историки «по монголам».
Сделаем небольшое отступление и вспомним кое-что весьма важное для надлежащего уяснения как сказанного выше, так и данной темы в целом. Итак, имеются серьезные основания полагать, что правило об исключительном праве потомков «золотого рода» быть избранными царем (ханом) – это ловкая пропагандистская выдумка врагов Великой Орды – см. (41), (42). По сути, это было нововведением в основные законы Великой Орды, не имевшим отношения к Заветам Великого предка, изложенным в Великом Язу – но это тщательно скрывалось. Напротив, утверждалось, что правило об исключительном праве представителей «золотого рода» на престол было установлено самим Чынгыз-ханом. Цель этого нововведения, умело и интенсивно распространяемого в среде средневекового татарского народа примерно с середины XIII и до конца XIV века, была, видимо, в том, чтобы сеять раскол – противопоставить представителей клана «золотого рода» и их сторонников другим потомкам Великого предка, которые тоже, соответственно, были не одиноки.
Вспомним, что сохранились достоверные сведения о том, что от первой жены, «настоящей императрицы», было у Чынгыз-хана не «четыре сына», которых официальные историки «определили» родоначальниками «золотого рода», а пять (22). Самого старшего сына Чынгыз-хана звали Би, причем официальными «историками по монголам» был сокрыт сам факт существования этого первенца Чынгыз-хана, погибшего уже в зрелом возрасте, и соответственно, был сокрыт и факт существования его потомков (22), (41), (42).
При этом, как мы уже знаем, потомки Первого всетатарского царя в XIV–XVI веках могли носить как русские, так и татарские имена (42). А разговаривали они в Московии, как мы тоже выяснили, как по-татарски, так и по-русски, и использовался в жизни этого восточного государства и общества, как мы помним, наряду с русским очень широко и татарский язык – см. выше, а также в (41), (42).
Возможно, появление приведенных чуть выше легенд о Рюрике-скандинаве и о коронации Владимира Мономаха римским цесарем, которые в XVI веке еще не были приняты в качестве официальной идеологии Московии, можно объяснить тем, что московитам необходимо было оправдать притязания на Польский престол – «подавить морально Сигизмунда». Также эти легенды, – причем еще не распространенные достаточно широко в рассматриваемое время, – могли пригодиться в общении с мировым сообществом христианских правителей, конкурентов католической Церкви (с англичанами, шведами), и для привлечения их к возможному союзу. Также был, вероятно, весьма подходящим для московитов в указанных целях и акт от византийских (константинопольских) высших духовных лиц о «благословлении на царство» их правителя.
Соответственно и благословление Московских царей греческим (восточно-римским) духовенством из Стамбула – бывшего Константинополя, – возможно, и было устроено не без помощи оттоманского султана. Как известно, центр Православия – «греческой веры» – находился тогда в столице оттоманской Турции. И представители высшего Православного духовенства, по сути, были подданными и конкретно «людьми» султана (как известно, и Г. В. Вернадский отмечает, что в XV веке «султан взял под защиту Православие» – см. выше). Поэтому является довольно странным, с точки зрения официальной трактовки истории России, тот факт, что центр Православия в Турции (Стамбул, бывший Константинополь) учреждает в конце XV века митрополию в Москве (2), и чуть позже «благословляет на царство» в Московии Ивана IV. На это упорно «не обращают внимания» официальные историки-западники, и вот почему: делать все это православное духовенство Константинополя могло только с одобрения оттоманского султана. Эти попы были людьми оттоманского султана, притом союзника, более того, «собрата» царя Московии. Так как мы уже знаем, что оттоманская Турция была таким же государством, как и Московское царство, созданным «отраслью татар», притом частью и «продолжением» державы Монгол.
Согласимся с мнением В. О. Ключевского и Г. В. Вернадского о том, что рассмотренные выше легенды о «римском происхождении» московской государственности и об ее исключительно православных, византийских корнях были сочинены примерно в одно время с легендой о «шапке Мономаха» – примерно во второй половине XVI века. Но в качестве «официальной идеологии» Московии эти легенды в «эпоху Ивана Грозного» еще отнюдь не были приняты – об этом, например, нам недвусмысленно сообщает Дж. Хоскинг (114, с. 13). Но Романовыми и прочими западниками и их зарубежными кураторами-католиками эти легенды были надлежащим образом «раскручены» и далее творчески развиты, и в дополнение к ним были сочинены мифы о «завоевании татарами Руси» и «установлении ордынского (татарского) ига». Как соответствующая часть сей пропагандистской историографии сочинялись и вымыслы о том, что вся ордынская династия, правившая в Московии до Романовых, как и ее соратники-ордынцы, была «очень плохая», «языческая» и т. п. – как и все татарское и ордынское.
Так эти легенды и стали настоящим оружием политической борьбы западников против Ордынской династии Московии, и не только тогда, когда готовили вторжение поляков во главе с «Лжедмитрием I» в конце XVI – начале XVII века. Скорей всего, пропаганда на основе рассмотренных прозападных легенд развертывалась гораздо ранее, где-то со второй половины XVI века.
Потом уже эти легенды были использованы западниками сполна: вначале для обвинения последнего ордынского царя Московии Бориса Годунова в цареубийстве и «пресечении династии рюриковичей-римлян», и в захвате престола этим потомком татарина Чета, чем, дескать, он «унизил честь Рюриковичей» (58).
Миф о Рюрике, родоначальнике-скандинаве, «потомки которого имели наследственное право на престол Московии-России», был использован также и для объявления о шокирующем публику «спасении» – как бы чудесном воскрешении – царевича Дмитрия, который, мол, в отличие от «плохого татарина Бориса», имел право на престол. Тот факт, что царевич Дмитрий, также как и его предок Калита, не были на самом деле «потомками скандинава Рюрика», а были потомками другой, ордынской династии, роли уже никакой не играло – в эти «тонкости» никто из взбудораженного народа особо и не вникал. Главное было изложено в тезисах-лозунгах – «Борис – узурпатор, убийца царевича», и «царевич Дмитрий – законный претендент на царский престол, спасшийся от наемников Бориса». Немного забегая вперед, отметим, что «в 1606 году во Флоренции появилась загадочная книжка о «чудесном юноше» Дмитрии, который чудом спасся от наемных убийц в Угличе, дабы по праву наследства занять московский престол. Историками доказано, что автором этого сочинения был известный иезуит Антонио Поссевино» (64, с. 49). Отметим здесь, что эта книга уже знакомого нам Поссевино – куратора натиска католического мира на Восток – вышла уже после того, когда эта легенда иезуитов была «пущена в работу» и удачно использована в подготовке и организации «Смуты» на территории Московии-России.
Но интересно еще вот что. Как мы уже знаем, заодно, вроде как «на всякий случай», как бы для страховки, – на случай, если не сработает версия о «нарушении правил престолонаследия», – Борис Годунов был обвинен пропагандой западников также и в незаконном избрании на царство. То есть в том, что его избрание якобы проходило с грубейшими нарушениями и злоупотреблениями (61). Здесь мы и видим очередное подтверждение того, что никакого «Рюрика-скандинава, родоначальника русских великих князей», в природе, по всей видимости, никогда и не существовало. И что право на выдвижение на престол Московии имели именно потомки Чынгыз-хана – ордынцы. Притом их было весьма много, как мы помним – так что никак «династия прерваться» не могла – кандидатов было всегда достаточно, притом как среди русских, так и среди татар – лишь бы были достойны избрания. Иначе не стали бы пропагандисты-западники обвинять Бориса Годунова еще и в «неправильном» избрании на царство – с нарушениями установленных правил процедуры избрания. То есть – мол, Борис Годунов нарушил не только право занятия престола Московии, но и порядок избрания царя. Достаточным аргументом в утверждениях пропагандистов западников о «незаконности» его правления было бы обвинение Годунова в занятии трона в «обход» династического порядка. Но Борис Годунов, скорее всего, будучи потомком Чынгыз-хана, ордынских мурз (биев), имел такое же право быть избранным царем Московии, как и «убитый царевич Дмитрий», потомок ордынца Ивана Калиты. Поэтому-то западникам необходимо было выдумать еще и обвинение Годунова в «нарушениях порядка избрания» на царство.
Причем, как видно по описаниям В. О. Ключевского, обвинение Бориса Годунова в нарушении порядка избрания царя было более серьезным в то время, и выдвигалось как наиболее весомый аргумент «незаконности» его правления, и, скорей всего, был рассчитан на более серьезную «аудиторию», чем массы простолюдин (61). Объяснение этому есть, и простое: порядок престолонаследия в Московии тогда был именно ордынским – то есть, не только по наследству передавался престол, но и с избранием царя из многочисленных потомков Чынгыз-хана. И татары-ордынцы оставались в Московском государстве и в стране значительной частью правящего сословия, да и просто населения Московии, причем наиболее активной и влиятельной его частью.
Вспомним высказывание Дж. Хоскинга о том, что Иван Грозный, наряду с тем, что был «базилевсом», то есть «правителем всех христиан-православных», был одновременно и ханом, «опасавшимся спровоцировать недовольство среди мусульманского населения страны» – то есть, Иван IV считался с мнением татар-ордынцев, которые преимущественно были именно мусульманами. Отметим, что по свидетельству английского посла Джильса Флетчера, посещавшего Москву в 1588–1591 годах, «в эпоху правления Ивана Грозного» и в период Смутного времени в среде татарских царевичей, мурз и князей бытовало мнение, будто «вся страна от их границ на север и запад, до города Москвы включительно, принадлежит им» (111). Флетчер сообщает сведения о татарах «ногайских, черемисских, мордовских», о щелкалах (шевкалах).
Татары в то время, по сведениям этого английского посла-разведчика, проживали от границ Польши до Каспия и далее на восток – то есть, практически по всей территории современной Украины, России, Казахстана и не только. Притом эти самые татары, как замечает англичанин, «очень много беспокоили русских царей, которые остаются теперь довольными тем, что могут покупать у них мир, платя их мурзам или дивей-мурзам ежегодную дань, за что они со своей стороны обязаны служить царю в предпринимаемых им войнах на некоторых известных условиях» (111).
Эти мурзы были именно из числа лидеров ордынцев, которым (вернее, политической организации – Орде), как нам уже известно, не только «русские цари платили дань» (см. Часть I). Уточним также, что в приведенных сведениях Флетчера речь идет не о «крымских» татарах (о них чуть ниже), а именно о тех татарах, которые были, согласно уверениям официальных историков-западников, «завоеваны русскими в XVI веке». То есть речь идет, как и видим, именно о «казанских, ногайских, астраханских» татарах. Также речь в записках Флетчера идет о «мещерских» татарах («черемисских», «мордвинских», «щелкалах»), которые себя называли и называют еще туменами и кечимами.
Следует полагать, что приведенные сведения Флетчера достоверны, поскольку согласуются со множеством сведений из других источников (см. выше). Посему они достаточно верно отражают положение татарского населения в Московии и прилегающих к ней местностях (территориях современной России и «стран СНГ») во второй половине и конце XVI века, непосредственно перед наступлением в Московии Смутного времени и в период него.
Оговорим, что достоверными можно считать только те сведения Флетчера, которые излагаются в его записках помимо пропагандистских дополнений-вставок, таких, как, например, о «дикости» и т. п. отрицательных качествах татар и русских, о вражде между ними, разительно отличающихся от сведений других иностранцев, приведенных выше, в Части I. Например, от сведений итальянца М. Фоскарино и литовца М. Литвина. Вероятно, указанные дополнения были внесены в записки Флетчера, как и во многие подобные записки иностранцев, редакторами и переводчиками разных времен и национальностей уже позже, для приведения подобных записок в соответствие с официальной, антитатарской и антиордынской версией истории. Но не исключено, что производились подобные дополнения-правки и самим автором перед публикацией того варианта его записок, которое предназначалось для «широких масс».
Относительно отношений Московии с татарами-крымцами, да и с «другими» татарами в конце XVI века, можно привести следующие сведения Карамзина: в Астрахани, «сем древнем городе, наполненном купцами восточными», «с великолепием царским» правил в то время царевич Мурат, сын погибшего незадолго до того крымского хана Магомет Гирея. Царевича Мурата, направленного из Москвы на правление, в Астрахани «встретили как знаменитого князя владетельного: войско стояло в ружье; в крепости и пристани гремели пушки, били в набаты и в бубны, играли в трубы и в сурны. Мурат перед всеми соседними правителями и князьями «именовал себя владыкою четырех рек: Дона, Волги, Яика и Терека, всех вольных улусников и Козаков, говорил: «Милостью и дружбою царя Московского будем царями: брат мой Крымским, а я Астраханским; для того великие люди российские даны мне в услугу» (58, с. 66–67).
Хан крымский Ислам, бывший соперником Мурата, также стал союзником Московии после получения соответствующего предупреждения: «Хан Сайдет-Гирей, царевич Мурат, князья ногайские, черкесские (черкасские. – Г.Е., см. выше, Часть I), шавкальские, тюменские (тумены. – Г.Е.) и горские молят нас о дозволении свергнуть тебя с престола. Еще удерживаем их на время; еще можем забыть твои разбои, буде искренне желаешь ополчиться на Литву, когда выйдет срок перемирия, заключенного нами с ее властителем кровожадным: ибо мы верны слову и договорам. Ислам ответил, что он ждет московского посла с шертною грамотою и наступит всеми силами на Литву» (58, с. 66–67).
Вскоре после этого на западном направлении, в результате походов крымцев, астраханцев и трехсоттысячного войска московитов, состоявшего из войск татарских царевичей Маметкула, Арслан-Алея Кайбулича, Ураз-Мамета, русских воевод Сабурова и Ивана Токмакова, были полностью разгромлены и принуждены к миру шведы, наступавшие на северо-западные территории Московии. Также литовцы и поляки (король Сигизмунд) запросили продлить перемирие, незадолго до этого уже было нарушенное с их стороны, – после разгрома татарским царевичем Арслан Алеем «литовских козаков», захвативших и сжегших город Воронеж (там же, с. 90–95).
Об отношениях Московии с турками в рассматриваемое время также приведем два факта, так сказать, без комментариев. Московский царь Федор писал турецкому султану в 1584 году: «Наши прадеды (Иоанн и Баязет), деды (Василий и Солиман) отцы (Иоанн и Селим) назывались братьями и в любви ссылались друг с другом: да будет любовь и между нами. Россия открыта для купцов твоих, без всякого завета в товарах и без пошлины. Требуем взаимности, и ничего более» (58, с. 68) (выделено мной. – Г.Е.). «В сердце московских владений, в Касимове, стоят мечети и памятники мусульманские, царя Шиг Алея, царевича Кайбулы. Мы никогда не гнали и не гоним иноверцев» (там же). В ответном письме султан (декабрь 1585 года), «называя Федора королем Московским, изъявлял ему благодарность за добрую волю быть в дружбе с Оттоманскою империею, подтверждал свободу торговли для наших купцов в Азове» (58, с. 69).
Но вернемся к царям и князьям Московии и к их собратьям-ордынцам. Как мы видели, теории о византийском наследстве и Рюрике-прародителе являются вымыслом, и в «эпоху Ивана Грозного» они не были приняты еще в качестве официальной идеологии. Напротив, официальная точка зрения московитов на происхождение их государства была ясно высказана в международных сношениях на уровне глав государств, когда было заявлено о преемстве Московского государства от Великой Орды, от «Казанского и Астраханского царского престола» (1556 год). Следовательно, московитам не было особой необходимости также и в освящении духовенством титула Московского царя. Возможно, всякие «акты освящения» (то есть, документы) необходимы были лишь для использования их в дипломатических целях в ходе работы с представителями иностранных христианских правителей. Как пишет Дж. Хоскинг, «Иван IV убедил патриарха Константинопольского прислать ему документ, ратифицировавший статус Руси. Однако Иван отказался от того, чтобы византиец возлагал венец на его голову». Хотя он «нуждался в публичном признании патриархом статуса государства, но не желал подчинения Греческой церкви» (114, с. 134). Ниже увидим, кто желал подчинения Московии «греческой» церкви – именно те, кто в это время (XVI век) были сами подчинены католической церкви.
Ну а «римское происхождение» Рюриковичей, особенно потомков Калиты-ордынца, являлось, как мы видели, всего лишь вымыслом, возможно, предназначенным для тех же дипломатических заявлений некоторым западноевропейским правителям, и московиты это прекрасно понимали – как русские, так и татары, как несториане-»христиане», так и мусульмане.
Но, скорей всего, легенда о происхождении московских царей от Рюрика-скандинава, то есть именно о западном их происхождении, и легенда о христианской (тоже западной) преемственности государства Московии от Византии были выдуманы и пущены в оборот именно западниками, с началом их полномасштабной борьбы за власть во второй половине XVI века. То есть, исключительно в качестве идеологического оружия в борьбе с Ордынской династией. Тогда же, возможно, был измышлен и начал распространяться и миф о «татарском нашествии и завоевании Руси» и об «оккупационном» характере Ордынской династии, якобы «потеснившей» с престола законных правителей Рюриковичей.
Приведем сведения англичанина Горсея о том, как московский царь Иван IV относился к религиозным деятелям, к верхушке духовенства: «Он потребовал к себе главное духовенство, аббатов, архимандритов и игуменов всех наиболее влиятельных, богатых и известных монастырей и обителей всего царства, которых было великое множество, <…> он призвал 40 наиболее значительных <…> духовных особ и сказал им: «Мы знаем из ваших обсуждений и решений, что вы – главные из порочных единомышленников. Кроткая мольба расстроенного государства и жалкое положение моих людей, а также плохое состояние моих дел не могли ни тронуть вас, ни возбудить в вас сочувствие.<…>. Знатные люди и простой народ стонут от поборов, которыми вы поддерживаете свое сословие; вы захватили все богатства, вы торгуете всеми товарами, выторговывая себе доходы из предприятий других людей, имея привилегию не платить ни налоги в казну, ни пожертвования на войну, вы запугиваете благороднейших, лучших и состоятельнейших из наших подданных, принуждая их отдавать вам свои имения за спасение души; вы получили, по достоверным подсчетам, третью часть всех городов, аренд, деревень нашего государства своим колдовством и уговорами. Вы покупаете и продаете дух и плоть наших людей. Вы живете праздной жизнью в удовольствиях и лакомствах, совершая самые ужасные прегрешения, вымогая деньги, пользуясь взяточничеством и лихоимством свыше возможного. Вы погрязли во всех вопиющих грехах, обжорстве, праздности, содомском грехе, худшем из худших, с животными. Скорее всего, ваши молитвы не приносят пользы ни мне, ни моим подчиненным. Мы в большом ответе перед богом за то, что сохраняем вам жизнь, смерть гораздо более вас достойна, бог да простит мне мое к вам пристрастие. Разве не старался недавно папа настоятельными представлениями своего нунция убедить нас отдать вас в его власть, а ваши должности, привилегии и доходы – в его распоряжение? Разве не упрашивала нас неоднократно греческая церковь через патриарха Александрийского отменить вашу митрополию? Именно так, и всякий раз я пытался, по справедливости, уничтожить ваше сословие, чтобы восстановить тысячи моих обедневших знатных родов, предкам которых вы обязаны большинством своих доходов, принадлежавших, по справедливости, только им, ибо они жертвовали своими жизнями, почестями и средствами, сохраняя вашу безопасность и богатства. Мой богатый народ обеднел из-за вашей алчности и дьявольских искушений, уничтожение такого порядка восстановило бы цветущее положение государства, чему хорошим примером храбрый король Англии Генрих VIII. Кроме хранящихся у вас сокровищ одних ваших доходов более чем достаточно на ваш расточительный и роскошный образ жизни. Оттого беднеют моя знать и мои слуги, истощается казна, тогда как бесчисленные сокровища – как схороненный талант, не употребленный на дела благочестия, – вы же говорите, что они принадлежат не вам, а святым угодникам и чудотворцам. Именами духов ваших покровителей и жертвователей заклинаю вас и приказываю: в назначенный день вы принесете нам точный и правдивый список тех богатств и ежегодных доходов, которыми обладает каждая из ваших обителей <…>. Необходимость делает непростительной какую-либо отсрочку или исключение» (31).
Как видим, Иван IV вовсе не страдал особой «набожностью» и трепетным отношением к священнослужителям, в том числе и высшего ранга.
Обвинения верхушки духовенства со стороны царя Московии в «порочном единомыслии» и в контактах с Папой Римским были, скорее всего, проявлением реакции на движение западников, старающихся свергнуть ордынскую династию. То есть, мы видим в приведенном эпизоде, доведенном до нас более или менее объективно, отражение политической борьбы в Московии, особенно ожесточившейся примерно в 60-х годах XVI века. Следует полагать, что имеется основание доверять точке зрения Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко о том, что начало Смутного времени приходится именно на это время, то есть, примерно на середину XVI века. Рассмотрим вкратце, какие события, непосредственно связанные со Смутой начала XVII века и обусловившие ее, происходили в Московии и вокруг нее в Евразии-Татарии с середины XVI века и вплоть до свержения царя Бориса Годунова.
Глава 2
Явное и сокрытое из эпохи смуты
Неизвестный период Смуты в Московии
Как было рассмотрено в Части I, Московия в XVI веке начинает привлекать особое внимание Запада ввиду довольно-таки неожиданного для иностранцев роста ее могущества. Вместо Золотой Орды, уже было распавшейся к этому времени, в Восточной Европе возникает все усиливающаяся Московия. Это восточное государство, в союзе с остальными «осколками» Золотой Орды, становилось новым непреодолимым препятствием для распространения власти католиков вглубь континента Евразия. То есть, препятствием для продолжения экспансии католических и некоторых других западноевропейских стран в восточном направлении. Уже к середине XVI века «в военном плане Московия становилась ведущей державой» на континенте, «а в экономическом – была весьма многообещающей, благодаря своим богатым людским и территориальным ресурсам» (114, с. 156).
Как известно, в XIII–XIV веках католикам не удалось осуществить «натиск на Восток» военным путем. Также и в XV веке Великая Орда, сохранившая свое могущество и остатки единства, смогла отразить как идеологическую, так и военную агрессию. К тому же в XV – первой половине XVI века руки у Католической церкви были в определенной мере связаны борьбой с антикатолическим движением Реформации в Европе. Отметим, что в этой борьбе на значительной части Западной Европы католики добились успеха. Сплоченные и дисциплинированные бойцы различных орденов Папы проникали и действовали повсюду и разнообразными методами. Одни из них путем различных интриг склоняли на свою сторону некоторых правителей и многих из знати западноевропейских стран, другие, по возможности в массовом порядке, уничтожали «еретиков», то есть, несогласных с политикой Католической церкви, да и просто мысливших иначе, чем католики, и имевших неосторожность высказывать это открыто.
Но с юга, как известно, уже с XV века католиков изрядно теснили оттоманы-турки – в открытом бою «христово воинство» крестоносцев явно проигрывало также и этой «ветви татар», которые, имея «боевые приемы и обычаи татар» (73), были организованы и вооружены на передовом для того времени уровне. Поэтому методами католиков в борьбе с турками, как и в борьбе с Московией – с «народом московов», с такой же, как и турки, «отраслью татар» (117) – станут идеологическое влияние, дипломатические и агентурные мероприятия-интриги, которые со временем увенчаются-таки успехом. Как известно, Оттоманскую империю столкнут впоследствии, в XVII веке, с Московией и ее татарами в братоубийственных войнах.
Таким образом, и в XVI веке завоевание и колонизация Московии и Великой Татарии оставались важнейшей задачей католицизма. Завоевание, повторим, не могло быть осуществлено военным путем – так как один из крупнейших «осколков» Золотой Орды, Московия, «становилась ведущей в военном плане», и, как мы видели выше, была она окружена отнюдь не враждебными для нее, и вовсе не «отсталыми и дикими» татарами. Да и сама Московская Орда состояла, как мы уже знаем, в значительной части из татар.
Поэтому католиками было решено проводить завоевание-колонизацию Великой Татарии путем постепенного агентурного и идеологического проникновения, разделения сообщества противника на «части» и сталкивания этих «частей» друг с другом, предварительно «завладев их разумом и духом». Так, мы помним, выражались еще представители персидской знати, «ведущие войну пером» против ордынцев, со времени основания державы Монгол «внедрившись» в систему этого государства средневековых татар, поступив к ним на службу в качестве чиновников и иных «специалистов» (41), (42).
Планы подчинения Московии интересам западноевропейской политики, в первую очередь католических держав, и использования ее как плацдарма для дальнейшей колонизации Евразии-Татарии, довольно откровенно отраженные в публикациях уже достаточно знакомого нам иезуита Антонио Поссевино (см. выше, Часть I), будут почти полностью осуществлены при Романовых, которые приходят к власти в результате Смуты (2).
Обратим вначале внимание, что это за организация – Орден иезуитов, виднейшим функционером которого был Поссевино, кстати, человек незаурядного ума и способностей, и обладавший к тому же необыкновенной жестокостью (93): «Иезуиты – члены католического монашеского ордена «Общество Иисуса» (латинское «Societas Jesu»). Основан этот орден в 1534 году в Париже Игнатием Лойолой. Орден иезуитов стал главным орудием Контрреформации. Иезуиты утвердились не только в европейских государствах, но проникли в Индию, Японию, Китай, на Филиппины. В 1610–1768 гг. существовало «Иезуитское государство в Парагвае. Основные принципы организации ордена: строгая централизация, повиновение младших по положению старшим, абсолютный авторитет главы ордена, взаимный шпионаж внутри ордена. Иезуиты считают допустимым любое преступление «ради вящей славы Божьей» (то есть ради достижения целей ордена и католической церкви. – Г.Е.). В XX веке орден иезуитов – ведущий отряд клерикализма» (103, с. 482). (Выделено мной. – Г.Е.).
Как видим, в методах действий иезуитов и в принципах их организации имелось четко выраженное своеобразие, присущее именно боевой организации, причем у этой организации целью для уничтожения мог оказаться любой, кто не собирался подчиняться власти католической церкви. Точнее, организация эта, Орден иезуитов, фактически находилась в состоянии непрерывной войны со всем некатолическим миром.
Но главным направлением проникновения иезуитов были отнюдь не Индия, Япония, Китай и другие, экзотические и весьма далекие от Западной Европы страны. Основной задачей этого ордена было распространение власти католиков на соседнюю с Западной Европой Великую Татарию – Евразию, западным краем которой и была Московия. Вот на нее, Московию, и была направлена, в основном, вся идеологическая и агентурная работа иезуитов, для осуществления натиска католического мира на Восток. Причем советские историки, так же, как и романовские, почему-то не спешили признавать, что в Московии-России, и соответственно, в целом Евразии-Татарии, иезуиты добились в XVI–XVIII веках весьма заметных успехов. Почему этого не признавали (вернее, скрывали) романовские историки, понятно – Романовы пришли к власти именно при помощи иезуитов – боевой организации католиков. В подтверждение этого приведем пока тот факт, что отец Михаила, первого царя из династии Романовых, Федор (Филарет) в свое время «обучался иезуитским наукам в Вильно» (2, с. 1034). Непонятно, на первый взгляд, почему скрывали успехи иезуитов в Московии– России советские историки – возможно, отчасти потому, что правящая в советском обществе партия была организована именно на тех принципах, которые были присущи ордену иезуитов…
Но не будем отвлекаться: о размахе и характере идеологического и агентурного натиска католиков на Восток, продолженного в XVI веке уже в новом качестве и с гораздо большей интенсивностью, можно кое-что узнать из трудов митрополита Макария (Булгакова). Заметим, что многие сведения из трудов этого церковного историка «были успешно замолчаны нашими профессиональными историками вплоть до нынешнего времени» (64, с. 48).
Макарий (Булгаков) писал: «Римские первосвященники постоянно были заняты мыслию подчинить себе православный Восток и в частности православную Россию. Но никогда эти попытки не были так сильны, так близки к успеху и опасны для православия, как с XVI века…». При этом «главным орудием явился новоучрежденный (1540 г.) орден иезуитов. Быстро проникли они в Польшу и западную Россию, основали свои школы в Полоцке, в Вильно и на Волыни для воспитания в своем духе детей православных; повсюду рассеивали сочинения против восточной Церкви для увлечения в свои сети и людей взрослых» (64, с. 53). Также быстро проникли иезуиты в Грецию, – продолжает митрополит Макарий, – «завели свои училища в Галатах и даже в Константинополе (Стамбул, столица Оттоманской империи. – Г.Е.), выдавали себя за безвозмездных учителей юношества, старались быть духовниками народа, сеяли пагубные для православия сочинения» (там же). Другой русский церковный историк, Борис Кутузов, дополняет сведения Макария: «Можно к этому добавить, что иезуиты проникли в Москву и в другие города России, а главное, в русские духовные школы» (64, с. 54).
Обратим внимание: Орден иезуитов был создан, с одной стороны, для подавления реформации, с другой – для пропаганды католицизма на Востоке. То есть, изначально главной задачей ордена было подавление инакомыслия – как в Западной Европе, так и на Востоке. Поэтому с момента основания своего Ордена иезуиты в массовом порядке начинают проникать на Восток, даже входят в сношение с турецким султаном и с его разрешения основывают в Константинополе свой коллегиум (1600 г.).
Как показано выше, имеются сведения о том, что орден был основан ранее, еще в 1534 году, видимо, указываемая Макарием дата (1540 год) – это время, когда деятельность ордена была уже «развернута» на востоке Европы в полную силу.
Но главное не в этом. Как видим, орден иезуитов был создан, во-первых, для подавления Реформации – общественно-политического и идеологического движения против католицизма, а значит, и против власти сверхгосударства Папы Римского в Европе. Мы знаем, что под «подавлением» имелись в виду именно силовые способы, например, Поссевино в начале своей карьеры как раз и руководил массовым физическим уничтожением «инакомыслящих» в Италии и во Франции. При этом в работе Ордена иезуитов массовый террор сочетался и с идеологической пропагандой, и с самой изысканной агентурной работой, с интригами в целях склонения знати и правителей западноевропейских стран на свою сторону (2), (93).
Во-вторых, орден иезуитов такими же методами должен был распространять католицизм (власть Папы) на Восток, причем в большей степени сочетая силовые меры с более гибкими – идеологическими и агентурными методами. «Церковный историк Смирнов пишет: «Способы, какими иезуиты всегда и везде достигали своих целей, известны – это воспитание и образование молодого поколения, благотворительность, проповедь и интриги»«(64, с. 346). (Выделено мной. – Г.Е.).
Таким образом, борьбу против Великой Орды продолжает Орден иезуитов, организованный в 1534 году, причем проникновение на Восток проводится под разнообразным и эффективным «прикрытием»: это вроде бы безобидная религиозная проповедь, также и весьма полезное для любого общества распространение образования, и умилительные акции благотворительности. При этом везде насаждались агенты влияния – особо в высшие слои общества, которые вербовались из туземцев.
Расчет иезуитов был прост: понятное дело – любой правитель и его приближенные, желающие для своих подданных блага и соблюдающие принципы веротерпимости и свободомыслия, не будут притеснять проповедников той или иной религии, которые вроде бы и не призывают к ненависти и вражде в отношении представителей иных вероисповеданий. Тем более, любой здравомыслящий правитель и его чиновники не станут запрещать заниматься в своей стране, например, образовательной и благотворительной деятельностью.
Вспомним к тому же, что еще и в конце XVIII века татары, проживающие по всей территории России-Евразии, «говорили одним и тем же наречием, и все они почитали себя настоящими татарами Чингиз-хана» (94). Притом эти татары и их земляки произвели на польского этнографа и историка Яна Потоцкого «самое большое впечатление своей веротерпимостью, какую, может быть, чрезвычайно трудно найти на каком-нибудь другом месте земного шара» (там же). Как видим, в сознании народов Евразии принципы веротерпимости и свободомыслия, унаследованные от государства Монголов – Вечных, сохранялись еще и в конце XVIII века. Несомненно, и в XVI–XVII веках имелись в наличии эти черты национального характера татар и их соседей – мордвы, русских, черемисов и других их земляков, об этом, например, свидетельствует немец Олеарий (83), (см. выше, Часть I).
Все эти условия в сочетании с человечностью, открытостью, гостеприимностью и доброжелательностью народов Московии и Великой Татарии также, естественно, весьма облегчали работу иезуитам.
Как видим, в идеологическом плане работа иезуитов заключалась в том, чтобы, продолжая дело предыдущих католических проповедников, распространять влияние идеологии Папы далее на Восток. Но было существенное отличие в работе «миссионеров» на данном этапе от деятельности их предшественников: в первую очередь под прицел была взята вера московитов и татар-несториан (ариан), и одна из главных задач иезуитов-католиков состояла в том, «чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих». Именно этого требовала, например, Инструкция, данная иезуитами самозванцу «Лжедмитрию» о том, как присоединить Московию к католическому миру, точнее, привести ее под власть Папы Римского и его сверхгосударства. Эта инструкция была сокрыта до настоящего времени (64, с. 48), ниже мы еще вернемся к ней и поговорим о ее составителях и исполнителях.
Как видим, веру, которая исповедовалась в Московии– России до XVII века, иезуиты стремились, и небезуспешно, как можно более сблизить, сравнять и объединить с «верой греческой», «восточно-римским христианством», и подчинить ее греческому (византийскому) духовенству из числа иезуитской агентуры, в плане особенностей проповедования, соблюдения канонов, а также обучения и назначения священников.
В XVI веке греческое христианство и большая часть его паствы в значительной мере уже были под влиянием католического Папы и его воинства. Вначале иезуиты добивались того, чтобы часть населения Великой Татарии и Московии начала воспринимать «греческую веру» Запада подобной их вере. После того, как, некоторые московиты начали воспринимать «греческую веру» как «свою», можно было развернуть работу по поставке пропагандистского материала на просторы Московии и Великой Татарии. То есть, влиять на умы паствы тем или иным образом – например, внушать людям, что основные их враги – татары, исповедующие ранний Ислам, и прочие «paganos» – не «греческие христиане» и не католики.
Как следует из многих исторических сведений, дошедших до нас, у значительной части татар и у предков современных русских (в данном случае, московитов), вера в Средневековье была одна, отдаленно напоминающая христианство греческого толка, «некое подобие греческой веры» (93). Видимо, именно это вероисповедание официальные историки часто называют и «арианством», и «несторианством» (41), (42). И эта вера московитов, «близость или даже единство» которой с ранним Исламом романовские историки и идеологи постарались скрыть (79, с. 129), была постепенно заменена «восточно-римским христианством» – в ходе идеологической агрессии с Запада, которая увенчалась успехом только спустя значительное время после установления власти Романовых в России (2). При романо-германском иге путем массовых карательных акций, даже превосходивших по масштабам подобные «мероприятия» иезуитов в Западной Европе в ходе Контрреформации, Романовы-западники провели как «никоновскую церковную реформу», так и другие «реформы», угодные их хозяевам– кураторам (2), (64).
Вспомним, что примерно половина средневековых татар, как мы помним, исповедовали Ислам, свободный еще от «позднейших наслоений» (41), (42), внесенных мракобесами-калламистами (богословами-толкователями) Ближнего Востока с подачи тех же иезуитов, начиная со Средних веков, а особенно в XVI–XVII и последующих веках (2). Основным «нововведением» мракобесов в Ислам, отметим особо, была религиозная нетерпимость. Причем, многие толкователи-калламисты насаждали и культивировали как нетерпимость мусульман к иноверцам (например, к христианам), так и вражду между представителями разных течений Ислама. Уже в XII веке, например, вследствие вражды между ханифитами и шафиитами, суннитами и шиитами происходили кровопролитные, массовые столкновения в мусульманском мире Ближней Азии (41), (42, с. 102).
Теперь рассмотрим, какие наиболее важные события происходят в Московии и в целом по Великой Татарии на фоне идеологической и агентурной деятельности католиков.
Кратко остановимся на некоторых моментах внешних и межордынских войн Московии в XVI веке, которые ослабили как Московию, так и сопредельные с ней Орды-государства, составлявшие вместе с Московией общую систему не распавшейся еще окончательно Великой Орды и готовую, при отсутствии вмешательства извне, воссоединиться вновь в Евразийскую державу. Причем не насильственным путем, как это описывают западники в своих сочинениях о «завоевании Иваном Грозным независимых русских демократических княжеств и деспотических татарских ханств». Это описание «расширения Московии в ходе завоеваний независимых соседей» сочинены по сценарию романовской политики, «срисованы» с войн романовского правительства с народами Евразии, которые начались в первой половине XVII века («войны России с самой собой», как точно подметил В. О. Ключевский). Воссоединение Улуса Джучи вокруг Московии или другого центра могло быть, в случае отсутствия вмешательства извне, вполне добровольным, на основе взаимоприемлемых договорных, как говорили тогда, «шертных», отношений.
Как нам уже известно, во внешних войнах Московии в XVI веке основными противниками ее выступали католические страны, руководимые Католической церковью – литовцы, поляки и немцы, против которых московиты с XIII века неизменно «выступали вместе с татарами», том числе и в XVI веке (41), (42). Заметим, что в числе многих «других» татар вместе с московитами успешно воевали против католиков и «казанские» татары со своими ханами – например, хан Мухаммад-Амин (27, с. 67), (41, с. 409).
Здесь кратко остановимся на одном моменте и разоблачим одну большую и застарелую ложь антитатаристов и антиордынцев всех оттенков. Мало было известно (вернее, было полностью сокрыто от нас), что в столкновениях Московии с другими «осколками» Золотой Орды, например, с Казанским ханством, основную роль играли католики, а вовсе не оттоманы-турки, как нас убеждали историки-западники. Ухудшение отношений Московии (Московской Орды) с Казанью – вернее, с группировкой части казанской знати – начались в 1535 году, с убийства законного ордынского хана Енгалея, который правил тогда в Казани. Известно, что вместе с ханом Енгалеем был убит также пребывавший там русский ордынец, москвич Пеньков. Непосредственно после убийства хана Енгалея в Казань прибывает крымец Сафа-Гирей, взяв «для охраны своей персоны войско» (18, с. 315–319). Прибыл Сафа-Гирей «на царство» вопреки желанию большинства казанцев – то есть, в Казани был совершен антинародный и антиордынский переворот в полном смысле этого слова. Правивший до этого хан Енгалей был назначен на ханство в Казани, учитывая пожелания казанцев, притом вместо этого самого Сафа-Гирея, «правления которого не пожелал народ Казани» (там же).
Теперь вспомним, что самоуправно занявший казанский трон Сафа-Гирей был вассалом польско-литовского короля Сигизмунда, то есть его подчиненным, признавшим над собой полную власть этого короля-католика. Это известно из личных писем Сафа Гирея королю Сигизмунду, «попавших в поле зрения историков-ученых только в 1997 году» (76). В свою очередь, естественно, католик Сигизмунд, «король польский, великий князь литовский и русский», как его величает Сафа-Гирей в своих письмах, был, несомненно, человеком Папы Римского и выполнял его указания. Как видим, переворот в Казани, которым руководил Сафа-Гирей – то есть, человек католика Сигизмунда, – произошел через год после организации Ордена иезуитов, – выражаясь современным языком, «центра специальных операций» сверхгосударства Папы Римского.
Как ясно видно из письма Сафа-Гирея, он прилежно «выполнял взятые на себя обязательства» перед королем– католиком: «Являлся недругом Московскому, совершал набеги на города Муром, Владимир и Кострому» (76). Известно также, что во исполнение тех же обязательств перед католиками-иезуитами, Сафа-Гирей с 30-тысячным войском совершил набег на г. Муром в декабре 1540 года, а также пробовал грабить суда и населенные пункты в Мещерском Юрте. Но разноплеменное воинство Сафа-Гирея было наголову разбито татарским войском хана Шейхгали (хан Мещеры и Астрахани). Татары-тумени под личным командованием хана Шейхгали, разгромив войско Сафа-Гирея, отняли у него «полон русский», то есть, освободили пленников – мирных русских жителей, – и соответственно, вернули все награбленное. Сам Сафа-Гирей спасся бегством и заперся в крепости Казани, от штурма которой хан Шейхгали – также как и другие ордынцы, – воздерживался до последнего во избежание пролития крови мирных жителей (18, с. 305–330), (41, с. 412–414).
Ранее, в начале – первой половине XVI века, например, как мы видели из сведений поляка Меховского, ханов на Казань назначала Москва (73), то есть, Московская Орда (см. выше, Часть I). И при назначении хана, как было уже замечено, обязательно учитывалось желание казанцев (18, с. 305–330), (41, с. 405–414). Как видим, в конфликте между Москвой и группировкой казанской знати, закончившейся штурмом Казани в 1552 г., ведущую роль играли именно католики. В данном случае, король польский и литовский Сигизмунд, который вел в то время дипломатическое и агентурное наступление против Московии. Ну а Сафа-Гирей, примкнувший к Сигизмунду, организовал войну в тылу московитов-ордынцев. Позже, в 1560 г., польские и литовские войска короля Сигизмунда уже непосредственно вступили в войну против Московии, которую католический Ливонский орден, несмотря на периодически заключаемые «перемирия», фактически вел примерно с 1540 г. Война между Московией и казанской группировкой Сафа-Гирея и его последователей, была, естественно, огромным успехом католической дипломатии и агентуры влияния. А ведь отношения между Москвой и Казанью, как видно, например, из факта участия казанцев в войне Московии против поляков, литовцев и немцев в первой половине XVI века, и практики назначения ханов на Казань, были до того союзническими. Хотя поначалу, во второй половине XV века, после убийства хана Улу Мухаммада и распада Золотой Орды, были эти отношения весьма напряженными – пока там правили последователи «оболгарившегося отцеубийцы» Махмутека (18), (41, с. 408), (42).
Стоит упомянуть здесь и про конфликт между Казанью и Москвой в самом начале XVI века, развязанный ханом Мухаммадамином «под влиянием уговоров любимой им женщины» (18, с. 309–311). Этот конфликт был урегулирован Нурсултанбике, матерью Мухаммадамина и женой Менгли-Гирея, «Великой Орды великого хана, Дешт-и Кыпчака и всех Монголов падишаха» (41, с. 54), (108, с. 193–194).
«Нурсултанбике в 1505 году прибыла из Крыма в Москву, пробыла там 3 месяца, затем поехала в Казань, и в течение (этого) года уладила все отношения между великим князем Василием и ханом Мухаммадамином» (18, с. 312), (41, с. 409–410).
Так что, вполне могли ордынцы, представлявшие разные «осколки» Золотой Орды, ладить между собой и, как мы видели выше по многочисленным, весьма непопулярным у историков-западников фактам, весьма неплохо. Но противники использовали все возможности и достигали немалых успехов в сталкивании ордынцев между собой – и только слабели от этого их государства-орды, и несли эти столкновения только бедствия народам Московии и Великой Татарии.
Посмотрим теперь, какие события происходят в середине – второй половине XVI века внутри Московии, довольно ослабленной как войнами против католиков на западе, так и войной против узурпатора Сафа-Гирея и его последователей на востоке. Эти войны, как пытаются представить историки-западники, дескать, были «завоевательными» со стороны Московии. Но однозначных и объективных данных, подтверждающих агрессивность Московии и ее союзников-татар, в историографии не имеется, кроме документов, составленных уже в XVII и в последующих веках, при сочинении истории об «очень плохом Иване Грозном и его преплохих татарах».
Вначале обратим внимание на интересные факты, которые приводят исследователи Г. В. Носовский и А. Т Фоменко. Исходя из анализа многочисленных сведений, признанных во многом и официальными историками, они обоснованно полагают, что в Московии в 1547–1584 годы, названные официальными историками «периодом Ивана Грозного», правил не один царь. На троне Московии, вплоть до «смерти Ивана Грозного» в 1584 году, как видно по сохранившимся в историографии сведениям, сменилось четыре правителя (81). Отметим, что указанные историки– исследователи не одиноки в своем мнении. Еще «дореволюционный» русский историк, князь М. М. Щербатов в своей «Истории российской с Древнейших времен» пишет, что «Грозный в столь разных видах представляется, что часто не единым человеком является», в пользу этого говорят также многочисленные сведения из историографии, приводимые историком-исследователем А. А. Бычковым (17).
Приводить здесь все династические и иные подробности, излагаемые русскими исследователями в своих работах, полагаю излишним – каждый может ознакомиться с ними в указанных трудах. В данном случае представляет интерес сам факт неоднократной смены правителей Московии в рассматриваемый «период Ивана Грозного».
Иван Васильевич (Грозный), вступивший на трон Московии в 1547 году, по всей видимости, правил до 1553 года. Имеются сведения, что «11 марта 1553 года бояре присягнули наследнику престола Дмитрию» [13, с. 48]». Притом «присяга 1553 года показывает, что Захарьины (Романовы) нимало не сомневались в кончине государя» [6, с.
114]», то есть Ивана Грозного (81, с. 206–207). Как видим, в 1553 году в кончине Ивана Васильевича (Грозного) нисколько не сомневались как Захарьины-Романовы, так и другие бояре, прекрасно осведомленные в делах царского двора (101, с. 114).
И еще, как признают и официальные историки, и независимые исследователи истории, – в 1553–1563 годах в Московии, совместно с царем, правит «Избранная Рада», коллективный орган, главную роль в котором играл татарин Адашев (18, с. 328).
Видимо, уже при Романовых была придумана следующая версия: дескать, бояре, подумав, что царь Иван Грозный умер («будучи уверенными в смерти царя»), «преждевременно присягали малолетнему Дмитрию, наследнику престола из рода Рюриковичей». Но, мол, прежний царь вдруг выздоровел, а вот «царь-младенец» скоропостижно скончался. Ну и, дескать, править продолжал прежний царь Иван Грозный, почему-то «устранившись от дел», и фактически правила «Избранная Рада».
Но, скорей всего, после смерти прежнего царя Ивана IV (или болезни, приведшей к его недееспособности) новый царь был избран и правил, но вовсе не обязательно, что это был «младенец». При царе, соответственно, имелась, как обычно в Московии, Боярская Дума, или «Избранная Рада» – по аналогии с ордынским Советом Карачы при хане.
Поясним, что «Избранная Рада» – это, в принципе, та же Боярская Дума, Совет бояр при царе, только историки-западники так назвали Боярскую Думу 1553–1563 гг., вслед за неким западником «Курбским». «Сочинения и письма Курбского», написанные якобы во второй половине XVI века, как известно, являются одним из основных источников романовской историографии «о плохом Иване Грозном, завоевавшем еще более плохих татар». Но вот что важно: «В русской историографии давно было высказано обоснованное мнение, что знаменитая «переписка Грозного с Курбским» является ЛИТЕРАТУРНЫМ ПРОИЗВЕДЕНИЕМ, написанным С. И. Шаховским в XVII веке!» (81, с. 202), (101, с. 37).
Видимо, историкам Романовых было необходимо представить царя Дмитрия, вступившего в правление после Ивана IV («Грозного») «младенцем», чтобы более или менее правдоподобно «объяснить» все странности версии истории Московии, сочиненной ими в XVII веке. Вымышленное «младенчество» царя Дмитрия, которому присягали после смерти Ивана IV (100, с. 48), (101, с. 114), придавало правдоподобность основной легенде – о «династии Рюриковичей-скандинавов, правившей Русью издревле». Также была основана на содержании мифа о Рюрике и «рабочая легенда» Смуты – о маленьком царевиче Дмитрии, «единственном кандидате на трон Московии, чудесным образом спасшемся от наемных убийц Бориса Годунова».
Заметим, что, по всей видимости, является вымыслом и то, что в 1553 г. «Иван IV назначил главными регентами при младенце Дмитрии своих шурьев Юрьевых-Захарьиных» (101, с. 111), то есть, будущих Романовых (81, с. 209). Понятно, для чего это было выдумано – этим подчеркивается в историографии легитимность прихода Романовых к власти в начале XVII века. Притом обвиняются Адашев, Глинские и другие из Боярской Думы и вообще многие из знати Московии в том, что они в 1553–1554 гг. годах «оттеснили от трона Романовых», которых, дескать, сам Иван Грозный назначил в регенты. Только непонятно одно – как Иван Грозный, который «занемог тяжким огненным недугом… бредил в жару, перестал узнавать близких людей» (100, с. 48), мог «назначить опекунский совет малолетнему Дмитрию»?
На самом деле «Избранная рада» (или Боярская Дума) была постоянным совещательным органом при царе, ордынском правителе (Совет Карачы). Скорее всего, Адашев был влиятельным ордынцем, одним из «карачы-биев», наряду с Глинскими, которые тоже были представлены в «Избранной Раде» в рассматриваемый период, и играли в правлении Московией одну из основных ролей.
Согласно официальной трактовке истории, в период 1553–1563 гг. царь Иван IV «Грозный», выздоровевший после тяжкого недуга, «устранился от дел», и от его имени правила «Избранная Рада» во главе с Адашевым.
Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко придерживаются мнения о том, что Иван IV в 1553 году сошел с престола ввиду тяжкой болезни – невменяемости, «стал юродивым и через четыре года умер. Царем стал его малолетний сын Дмитрий» (81, с. 210). Адашев, как полагают указанные русские исследователи, был главой опекунского совета, учрежденного над малолетним царевичем Дмитрием (там же).
Но, скорей всего, царь Дмитрий (точнее, тот, кого избрали царем после Ивана IV) вовсе не был «малолетним». Просто сведения об этом царе из ордынской династии романовские историки постарались скрыть. Возможно даже, что им был Адашев, а возможно, и другой, и имя царя было на самом деле Дмитрий. Но суть не в этом. Главное в том, что Носовский и Фоменко верно определяют, что первый приход западников, группировки Захарьиных-Романовых к власти был примерно в 1563 г., и они фактически правили в Московии вплоть до 1572 г., до прихода к власти в Московии татарского хана Саин-Булата.
Заметим, что полное имя этого татарского хана Саин-Бикбулат, русские историки часто называют его Симеон Бекбулатович. Но его современники – как русские, так и татары, естественно, называли хана его настоящим именем Саин-Бикбулат. Поскольку, как мы уже знаем, в те времена, в XVI–XVII веках, как поясняет Г. В. Вернадский, даже русские в массовом порядке «брали себе татарские имена» (см. выше, Часть I). То есть, если называть вещи своими именами, и русские-московиты в подавляющем большинстве носили именно татарские имена, и таковых становилось все больше.
Видимо, возобновление в 1558 году Ливонской войны было связано с борьбой западников против ордынцев внутри Московии. Например, когда М. Глинский, один из противников западников, участвовал в походе в Ливонию, «его люди распоряжались в ПСКОВЩИНЕ (т. е. в уделе Захарьиных-Романовых. – Авт) как в неприятельской стране» [6, c. 147]» (81, с. 209), (101). Отметим, что в ходе войн на западе решающую роль в победах над польскими, немецкими, шведскими и датскими войсками, объединившимися против московитов, сыграли татары-ордынцы. В основе своей это были татары Мещерского Юрта. Всей кампанией против Ливонии руководил хан Шейхгали, «который, являясь потомком Чингисхана, носил высокий титул царя» (44, с. 41). В этой войне участвовали со своими войсками татарские царевичи Хайбулла, Токтамыш, Ибак и Бикбулат (также чингизиды) (там же). Участвовали и русские полководцы – упомянутый уже М. В. Глинский, Д. Р. Юрьев, князь В. С. Серебряный, И. В. Шереметьев, Ю. П. Репнин, И. М. Хворостнин и, кстати, также и поляк один, И. М. Лыков (44).
Сделаем краткий обзор хода войны, которую вела Московия на западе с 1558 по 1582 гг., чтобы нам легче было проанализировать ход событий внутри страны, происходивших в указанный период, так сказать, на фоне этой войны. Итак: вплоть до 1563 года на западном фронте московитам сопутствовала удача. В 1558 году московиты занимают значительную часть побережья Балтийского моря (современная Эстония), Нарву и Дерпт (Тарту), в 1563 г. был взят Полоцк. И почти вся Прибалтика, за исключением Риги и Ревеля (Таллина), оставалась под контролем Московии до 1577 г.
С 1578 г., ввиду ослабления Московии вследствие Смуты внутри страны (об этом чуть ниже), намечается перелом в ходе Ливонской войны. В 1579 г. в Новгородскую область вторглись шведы, и Московскому государству, изнуренному долгой войной, пришлось обороняться одновременно от войск двух сильных западных государств. В августе 1579 г. пал Полоцк, за ним Сокол.
Оставив Полоцк, московиты отступили с главными силами вглубь страны и попытались начать мирные переговоры. В июне 1580 г. к королю польскому и великому князю литовскому Стефану Баторию были направлены русские послы для переговоров о мире. Но в сентябре «поляки заняли Великие Луки, затем Невель, Заволочье и другие города, в результате чего большая часть территории бывшего Ливонского ордена, с таким трудом завоеванная Россией в долгой и изнурительной войне, оказалась в руках Батория. В мае 1581 г. шведы взяли Нарву» (93). Таким образом, Московское государство «потеряло выход к Балтийскому морю, дававший ему возможность осуществлять прямые торговые и дипломатические сношения со странами Западной Европы» (там же).
В 1582 г. заключается Ям-Зампольский мир, через полгода было подписано перемирие со Швецией. «Россия потеряла завоеванную было Ливонию, к Швеции отошли невское устье и балтийские земли. Их удалось вернуть в 1590 г., с тем, чтобы утратить в Смутное время» (35).
Чуть ниже мы узнаем, в чем была истинная причина того, что эта длительная война закончилась так неудачно для Московии, приняв такой неожиданный оборот после ее фактической победы.
Как видим, в конце 1550-х – начале 1560-х гг. лучшие и основные силы Московской Орды были скованы на Западе противостоянием войскам нескольких европейских государств. В этот момент западники, как обоснованно полагают Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко, и захватывают власть в Москве. «В 1563 году послы Константинопольского патриарха привезли в Москву решение Вселенского Собора, подтвердившего право московита на царский престол». В том же году состоялась «присяга на верность царю» (якобы повторная присяга «Ивану Грозному» – по версии официальных историков).
После этого, «отставив Адашева и Сильвестра, царь стал вершить дела в узком кругу родни, не считаясь с вековой традицией. Знать негодовала на царя и еще больше – на Захарьиных. Их интригам приписывали гибель Адашева» (101, с. 171) (выделено мной. – Г.Е.).
Именно с этого времени начинается террор «опричнины», который приписан историками-западниками Ивану Грозному и его татарам.
Вспомним теперь и весьма малоправдоподобную историю о том, что якобы Иван IV (переставший узнавать близких ему людей – см. выше) «назначил главными регентами при младенце Дмитрии своих шурьев Захарьиных» (101, с. 111), то есть, будущих Романовых (81, с. 209). Эта легенда появилась уже, видимо, после свержения Адашева и его соратников, и фактического прихода к власти Захарьиных-Романовых в 1563 году. А возможно, версия эта возникла много позже, во второй половине XVII века, уже при сочинении основы романовской историографии в целом – и составлении якобы старинных летописей (там же, с. 217).
Как вполне обоснованно полагают Носовский и Фоменко, присяга 1563 года была не «повторной присягой Ивану IV Грозному», как хотят это представить историки-западники, а была принесена присяга новому царю, сменившему царя Дмитрия, вступившего на трон после Ивана IV.
По всей видимости, царем в 1563 году стал несовершеннолетний Иван, он был, по официальной версии, вторым сыном Ивана IV. При этом царе регентами были уже именно Захарьины-Романовы. Притом, как полагают Носовский и Фоменко, царевич этот был воспитанником западников Захарьиных-Романовых (81, с. 211). Но опять-таки, суть дела не в возрасте царя и не в династических подробностях, видимо, сочиненных позже. Суть в том, что к власти пришла, как правильно указывают русские исследователи, именно прозападная группировка. И последующие события, отражение которых, хотя и в искаженном виде, – в толковании историков-западников, – дошли до нас, говорят именно об этом.
Захарьины-Романовы, придя к власти, начинают уничтожать своих противников – «русско-монгольскую знать старой Ордынской династии» (там же). К противникам Захарьиных-Романовых принадлежала, «как традиционно известно», то есть, как признают и официальные историки, «практически вся старая боярская знать Московии» (там же). Этот террор западников и был представлен в сочиненной ими в XVII году историографии «опричниной Ивана Грозного». Обратим внимание, что «опричные архивы, содержавшие судные дела периода террора, полностью погибли» (101, с. 10). То есть, никаких объективных доказательств, документов того времени нам не оставили, вся история «опричнины Ивана Грозного» – это только «гипотезы» (выдумки) позднейших сочинителей.
Ордынцы, надо полагать, более или менее разобравшись в сути происшедшего, предпринимают ответные меры против переворота и террора западников. «Так в 1563 году в Московии началась гражданская война – подлинное начало Смуты на Руси» (81, с. 211).
Видимо, «учреждение «опричнины» в 1564 году» и разгул террора в Московии вплоть до 1568 года (массовые казни бояр) приходятся на время, когда западники имели преимущество внутри Московии. Их преимущество было, во– первых, во внезапности, во-вторых, в скрытном захвате власти, в-третьих, был удачно выбран момент – особенно способствовало успеху западников отвлечение основных сил ордынцев войной на западе (см. выше).
Становится понятными и следующие действия «царя Ивана» и западников, пришедших к власти вместе с ним в Московии в середине – второй половине 60-х годов XVI века: «Не доверяя преданности татар, царь разместил их по гарнизонам в недавно завоеванных городах и крепостях Ливонии и Швеции» (31). Проанализируем эти сведения: получается опять, как в случае с «назначением на царство» хана Саин-Булата, что-то вроде утверждения «не доверяя – доверил». Вообще-то, общеизвестно, что «в недавно завоеванных городах», которые перед этим еще принадлежали противнику, остающимся сильным и опасным, гарнизоны формируются из самых надежных воинов и возглавляются самыми преданными – это железное правило войны.
Но все становится понятным, если иметь в виду, что не доверял татарам-ордынцам именно новый «царь Иван» и его регенты-западники. Ведь именно в недавно завоеванных у католиков и других западных противников городах эти татары и не были опасны для прозападного правительства, поскольку были связаны тем, что должны были удерживать собственные завоевания, притом по убеждению, а не по принуждению. Да и логика простая подсказывает – тех, кому не доверяешь, безопаснее держать ближе к своим друзьям (притом сильным), а не возле своих врагов. Вот и старались «несовершеннолетний царь Иван» и его регенты-западники держать татар-ордынцев подальше от себя и поближе к своим союзникам-католикам.
Далее также находим подтверждения сказанному. «Боясь неповиновения внутри государства и особенно усиления своего старинного врага – царя Крыма, подстрекаемого, как он обнаружил, его же [Грозного] знатью и подданными, он (царь Иван. – Г.Е.) набрал огромную армию из поляков, шведов и собственных подданных, числом в 100 тысяч конных и 50 тысяч пеших». Войско это было набрано царем Иваном, как сообщает Горсей, «как для своей собственной охраны и силы (о чем он постоянно заботился), так и для решающего сражения с Крымом» (31). (Выделено мной. – Г.Е.).
Как видим, молодой царь Иван, который был воспитанником и сторонником прозападной группировки, размещает ордынские войска на отдаленных западных окраинах (так как боится их). Одновременно царь Иван (правительство западников) формирует огромную, притом новую, верную западникам армию, в которую входили именно те, с которыми до прихода к власти западников воевала московия. То есть, как видим, новая армия правительства западников состоит преимущественно «из поляков, шведов» (именно их в числе войска указывает Горсей вначале, а затем уже – «собственных подданных Ивана»). Эта армия из шведов и поляков предназначена была в основном для подавления сопротивления, оказываемого западникам внутри Московии (см. чуть выше: «боясь неповиновения внутри государства»).
Как полагают Носовский и Фоменко, разгром Новгорода (на самом деле, как они полагают не без оснований, Ярославля, древней столицы Ордынской Руси), который официальные историки вслед за западными публицистами приписывают «Ивану Грозному и его татарам», совершили западники (81). Англичанин Горсей пишет об этом периоде: «История не знает столь ужасной резни. Разрушенный такими действиями город (Новгород. – Г.Е.) был оставлен безлюдным и пустынным, а царь вернулся с армией и пленными из Ливонии в город Москву» (31). Как видим, войско «царя Ивана», то есть западников, продвигаются в Московию с запада, притом с армией, сформированной, как было отмечено чуть выше, из «поляков и шведов». Продвижение этой армии напоминало вторжение неприятеля (в принципе, так оно и было): «По пути он («царь Иван». – Г.Е.) приказал своим военачальникам и другим чиновникам выгнать из городов и деревень в округе на 50 миль людей всех сословий: дворян, крестьян, купцов, монахов, старых и молодых, с их семьями, добром и скотом и отправить их очистить и населить разрушенный Новгород. Это было новой казнью, так как многие из них умерли от чумы, зараженные воздухом города, в который они попали; такая мера не могла пополнить население, хотя много людей разного возраста были согнаны туда из отдаленных мест» (31). Таким образом, примерно вплоть до конца 60-х годов XVI века западники воюют с народом Московии, и проводят карательные мероприятия при помощи наемной армии из иностранцев – как видим, об этом сохранились многие согласующиеся друг с другом сведения.
Что интересно, именно в это время западники в первый раз пытаются писать новую историю Московии (остались следы «начинаний»). «При этом преследовались явные политические цели, что собственно, и не скрывается. Летописи писались на французской бумаге, закупленной за рубежом, а именно, во Франции» (81, с. 211), (101, с. 20).
Следует здесь заметить особо: вообще-то, добротной бумаги в Московии, как и в Улусе Джучи, в те времена хватало вполне. Например, ханские ярлыки Великой Орды на русском и татарском языках, татарские исторические источники XIII–XVII веков, государственные документы Московии с визами великих князей на татарском языке написаны на отличной бумаге преимущественно «восточного» (ордынского) происхождения (107), (108), (109). Так что никакой нужды «закупать бумагу для летописей», да еще во Франции, не имелось. Отметим также: о том, что бумага была именно закуплена, также нет никаких сведений. Факт лишь в том, что была бумага для этих «летописей» привезена из Франции. Но, скорее всего, были привезены уже написанные «летописи» и прочие «исторические документы» – оружие политической борьбы западников против Орды. Вспомним также, что штаб-квартира ордена иезуитов размещалась в то время именно во Франции – в Париже, где незадолго до рассматриваемого времени под руководством Антонио Поссевино прошла успешная борьба католиков против их врагов.
В общем, «Романовы-Захарьины, плотно курируемые и опекаемые со стороны иезуитов, подводили под свою династию «прочный исторический фундамент» (81, с. 212). Как было уже сказано, примерно в это время появляются упомянутые выше легенды о «родоначальнике русских князей скандинаве Рюрике», «о римских корнях» Московских царей и их государства, о «татаро-монгольском нашествии», о прежних князьях-ордынцах – «рабах завоевателей-татар» и т. п. Тогда же, видимо, был уничтожен и «архив Грозного». Именно тогда, скорей всего, попали в руки иезуитов и «исчезли в одночасье» как библиотека древних тюркских книг, так и множество документов Ивана Грозного и его предшественников-ордынцев (2, с. 972).
Как видим, многие факты говорят именно о том, что в период с 1563 до конца 60-х годов XVI века «власть в Московии принадлежит Захарьиным-Романовым, управляющим страной от имени молодого царя Ивана» (81, с. 214). В принципе, и современная официальная история согласна с тем, что Захарьины-Романовы управляли страной со двора царевича Ивана (100, с. 165), – по крайней мере, официальные историки, в определенной мере, признают сей факт. Только, повторим, что молодой царь Иван, бывший на троне в указанный период, в официальной романовской историографии был заменен выдуманным «Грозным царем, правившим непрерывно в течение 50 лет» (81, с. 214).
Но, надо полагать, ордынцы должны были и могли организовать достойный отпор западникам – ведь Захарьины– Романовы вели себя в стране именно как оккупанты-крестоносцы. Понятно, что многое из тех событий сокрыто историками-западниками, и многое все еще продолжает, как видим, скрываться или преподносится нам в искаженном виде.
Впрочем, отсутствие видимого сопротивления режиму западников в начале их правления, в принципе, вполне объяснимо – ведь приход западников к власти в 1563 году был внешне вполне, так сказать, «легальным», в отличие, например, от переворота 1446 года, совершенного шемякинцами-западниками против московского князя-ордынца Василия (42). В этом основное отличие борьбы западников против ордынцев Московии на данном и последующем этапах Смутного времени: под руководством иезуитов – умельцев по делам тайной войны – западники захватывают власть так, что мало кто поначалу может догадаться об их истинных намерениях.
Молодой царь Иван, воспитанник западников Захарьиных-Романовых, возможно, был избран вполне легитимно, также Собором. Но вот о том, что он был воспитанником Захарьиных-Романовых, как и об истинных намерениях последних и об их связях с католиками-иезуитами, возможно, знал очень узкий круг лиц, с самого начала посвященный в детали сего «мероприятия». Поэтому поначалу многие, в том числе и многие ордынцы, возможно, поддержали молодого царя Ивана, потомка ордынских царей. Активное сопротивление режиму западников началось, видимо, лишь к середине-концу 1560-х годов – после основательной «зачистки» Москвы от ордынцев, начала массовых казней, разгрома Новгорода-Ярославля. То есть, тогда, когда уже был явно виден антинародный, антиордынский и западнический характер их правления.
Но остались в историографии сведения, которые говорят о том, что к концу 1560-х годов в Московии и Улусе Джучи начинается вооруженное сопротивление Орды против западников, которое переходит в успешное контрнаступление. Выше (Часть I) мы упоминали о, казалось бы, абсурдном факте, описанном Горсеем: о том, что «московский царь Иван просил убежища в Англии» (31) в страхе перед собственным народом. Сей факт, видимо, имел место, но просил убежища, естественно, не «Иван Грозный, правивший Московией с 1547 г.». Видимо, ввиду того, что положение западников стало довольно шатким, после того как развернулась против них вооруженная борьба ордынцев, и начались переговоры об эвакуации за границу молодого царя Ивана и его приближенных.
Но поначалу, в период гонений на них, многие ордынцы уходили из Московии на «татарские просторы» – на Дон, Урал, в Поволжье, особенно в Мещерский Юрт и в Перекопскую Орду (Крым). Как говорят многие факты, приведенные выше, крымцы, как и все остальные татары, отнюдь не были врагами московских ордынцев.
Как известно, в 1571 году татары-ордынцы под командованием крымского хана Давлет Гирея подходят к Москве, разгромив перед этим 150-тысячную «русскую армию царя Ивана», состоявшую, как мы уже знаем, в основном из поляков и шведов (см. выше). Скорей всего, участвовали в разгроме западников и войска русских князей-ордынцев и татарских ханов и мурз из других юртов. Также известно, что незадолго до этого, узнав о подходе ордынского войска к Москве, молодой царь Иван покинул столицу, войско и «умчался в Ростов» (81, с. 213), (100, с. 169).
Как видим, татары-ордынцы под руководством хана Давлет Гирея воевали не с «Иваном Грозным, требуя у него Казань и Астрахань», как это трактует официальная историография вслед за «фальсификатором русской истории» Карамзиным (67). Подтверждает все сказанное выше следующее: несмотря на разгром «войска царя Ивана» (армии западников) ордынцами, и фактическое разрушение Московского государства (вернее, свержение прозападного режима), в 1570-х годах Московия преодолевает кризис, сохранив все свои территории, в том числе и Казань, и Астрахань.
А крымцы и «другие» татары, как мы помним, во второй половине и в конце 1570-х годов участвуют вместе с русскими в западных войнах Московии на ее стороне (см. выше; Часть I, Глава 3). Вспомним, что и иезуит Антонио Поссевино писал также в своем отчете о поездке в Московию, состоявшейся в 1582 году: «С союзниками турок, крымскими татарами, населяющими Херсонес Таврический, московский князь заключил мир» (93). И притом татары в указанное время, – как крымские, так и «другие», поскольку «разными народами» их историки-политтехнологи определили много позже – так и «продолжают считать, что вся страна от их границ на север и запад, до города Москвы включительно, принадлежит им» (111). Также татары-ордынцы продолжают получать «дань с русских царей» и участвовать на договорных условиях в походах и других мероприятиях московитов вплоть до начала-середины XVII века, оставаясь их союзниками (там же).
Таким образом, в Московии в конце 1560-х – начале 1570-х годов происходит «разгром Ордой партии Захарьиных-Романовых». Были казнены главари «опричнины», причастные к уничтожению старой ордынской знати. Против романовских опричников действуют Малюта Скуратов-Бельский и Василий Грязной. «Малюта Скуратов уничтожал деятелей Захарьинского опричного террора. За что, видимо, и был объявлен «очень плохим» – тут мы и видим, наконец, кто писал ОКОНЧАТЕЛЬНУЮ ВЕРСИЮ РУССКОЙ ИСТОРИИ – Захарьины-Романовы и их потомки» (81, с. 213–214).
Московией начинает править новый царь – татарский (ордынский) хан Саин-Бикбулат (Саин-Булат), которого русские обычно называют Симеоном Бекбулатовичем. В новую Думу (взамен разогнанных западников) вошла знать, представители которой, или их родственники, преследовались при прежнем режиме (там же), (101, с. 174–175). Молодой царь Иван отрекается от престола в пользу главы Думы хана Саин-Булата, который, как обоснованно полагают Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко, правит до 1584 года (81, с. 215). Как считают эти исследователи, хан Саин-Булат сменил, согласно обычаю, свое имя на «царское имя Иван» и был венчан на царство в 1576 году как царь Иван (там же, 216). Это венчание официальные историки и называют «третьим венчанием одного и того же царя – Ивана Грозного».
Но, скорее всего, дело обстояло несколько иначе. Известно, что ордынский хан Саин-Булат был «главой Думы и имел царское происхождение» (100, с. 201), также имеются сведения, что он «сын Казанского хана» (31), носил Саин– Булат также титул «хан Мещеры и Астрахани» – как и остальные ханы (правители) Мещерского Юрта (41), (42). Заметим, что официальные романовские историки титул «хан Мещеры и Астрахани», который носили многие татарские ханы-ордынцы, заменили придуманным ими же наискромнейшим титулом «касимовский хан». Дескать, «касимовские» ханы были ненастоящими ханами, их «просто так» называли «ханами» («царями»).
Вполне уместно будет здесь также напомнить, что прозвище-имя «Саин» (слегка искаженное татарское слово «Сыен») на татарском языке означает «надёжа», «опора», «защита», «покровитель» (41, с. 92). Полагаю, что это прозвище-имя, унаследованное от первого хана Золотой Орды, Бату хана, тоже является своего рода «титулом» – по крайней мере, «говорящим» прозвищем, данным хану народами Русских земель и Улуса Джучи, – как русскими, так и татарами и другими их земляками.
Теперь вспомним, что Московское государство «и после окончательной победы над татарами продолжало платить дань Касимовскому и Астраханскому ханствам» (115), то есть, Орде-Центру, и что татары-ордынцы и в конце XVI – начале XVII века «продолжали считать Москву и все земли западнее своих границ своей» (111). Будем учитывать эти, и многие другие факты о подлинной роли татар в истории Московии XV–XVII веков, приведенные выше – хотя и тщательно скрываемые от нас, или превратно, в крайне антитатарском и антиордынском духе, толкуемые и соответственно искажаемые официальными историками. И мы можем определенно сказать, что, скорее всего, хан Саин-Булат занимал довольно высокое положение в системе Великой Орды – политической организации, которой принадлежала еще в рассматриваемый период власть в Великой Татарии и Московии. И было это положение более высоким в иерархии Орды, чем положение Московского царя (великого князя) – тоже ордынца.
Иное дело, что прежнего единства у Великой Орды в рассматриваемое время уже, скорей всего, не было, но перед лицом общей опасности ордынцы Улуса Джучи, как видим, вполне еще могли находить общий язык и пути к единению. Притом хан Саин-Булат, видимо, не мог оставаться царем Московии долгое время – примерно так же, как не мог «стать царем Московским хан Золотой Орды Улу Мухаммад» – см. (42). Правление в Московии ордынский царь взял непосредственно в свои руки только, видимо, в самый тяжелый период борьбы с западниками, так сказать, в условиях чрезвычайных. Таким образом, вполне могло быть так, что после того как хан Саин-Булат лично правил весь период разгрома западников и преодоления кризиса в Московии, он дал указание об избрании царя непосредственно «на Московию».
Тогда становится понятным и «венчание на царство Ивана» в 1576 году: царь Иван избирается на Московию из числа потомков ордынских царей, чингизидов, и правит до избрания царя Федора (1584 год), после Федора избирается на царствование в Московии царь Борис Годунов (1598 год).
То, что в Московии и на обширных территориях вокруг нее в XVI веке еще правили ордынцы, видно не только по тому, что после разгрома группировки Захарьиных-Романовых престол до 1576 года занимает ордынский хан Саин-Булат. Известно, что татарские ханы, вроде бы официально не «числившиеся» на троне Москвы, а также Казани и Астрахани (которые были, как мы помним, «царским троном с самого начала»), носили титулы царей – вроде как «министров без портфелей». Выше тому уже приводились примеры. Многие представители татарской знати носили в рассматриваемое время титулы «царевичей» – последний термин явно мог означать только то, что носил этот титул сын царя, но именно и только «действующего» царя, то есть, сын избранного и обладавшего реальной властью царя (или, по-другому, хана).
И еще. Как говорили китайцы – «как на небе не может быть двух Солнц, так и на Земле не может быть двух императоров» (22), или иных монархов (царей, ханов, королей) – по крайней мере, так сказать, на обозримом и досягаемом для данного императора или другого монарха расстоянии. Немногим в этом смысле отличались от китайских, понятное дело, и все остальные правители мира. Поэтому в одном государстве и в одной стране царем (ханом) мог называться только один, верховный правитель, или же тот, который по какой-либо причине имел власть над самим этим правителем или был, по крайней мере, равен ему.
В связи со сказанным проясним еще одну несуразицу из романовского курса официальной истории, относительно рассматриваемого периода: нам объясняют, что вот, мол, «русские цари правили в Московии, а татарские цари (ханы) им служили». Кроме крымских ханов (царей) – те, мол, служили турецкому султану (то есть, тоже царю). Но, представляется, что это предположение официальных историков, мягко выражаясь, нелогично – особенно если учитывать все приведенные выше факты.
Но есть и вполне обоснованное и логичное объяснение тому факту, что в Московии и Великой Татарии, например, наряду с «формально правящим царем» наличествовало несколько царей одновременно, причем как татарских, так и, так сказать, «чисто русских» (об этом чуть ниже).
Во-первых, заметим, что во избежание малейшей путаницы в том, «кто старше», – которая чревата в деле управления такой огромной страной, как Московия, большими осложнениями, – «служащий царь» должен был бы принять другой, отличный от «настоящего царя», титул. Например: «князь, бий, тархан» и тому подобное, но только не «царь» – понятное дело. Но факты, как мы видели, говорят об ином – оказывается, сосуществовали весьма мирно, да и правили весьма эффективно и слаженно в Московии как цари русские, так и татарские – и не путались никак, «кто есмь царь» на тот или иной момент. Например, дошел до нас факт, достоверность которого признают и официальные историки: царь Иван IV просил у хана Саин-Булата «разрешения на борьбу с предателями на территории его (Ивана) собственного удела» (99, Т 2), (114, с. 155).
Английский профессор Хоскинг также признает, что татарский хан-ордынец Саин-Бикбулат обладал реальной властью в Московии, правда, оговаривая, что было это чуть ли не «гротескным возрождением правопорядка Чингизидов и системы управления степных ханств» (114, с. 155). Но, как видно из всего рассмотренного, было это на самом деле не «гротескным возрождением», а продолжением Золотой Орды – не столько «степного» (якобы «примитивного кочевого»), а гораздо более совершенного государства, чем западноевропейские деспотии того времени (42). К тому же из якобы «относительно простой системы управления» Великой Орды сами западноевропейцы, как было замечено выше, много интересного, положительного и прогрессивного переняли в свое время. Правда, объявив позднее, в XVII–XVIII веках, все перенятое ими «исконно западным», к которому, дескать, «дикий Восток» никакого отношения не имеет (42).
Во-вторых, мы видели, что татарских ханов русские канцеляристы и летописцы XVI века в своих дошедших до нас записях неизменно величают царями, – так же, как и ханов Золотой Орды в XIII–XV веках – например, это ханы Саин-Булат и Шейхгали. Тут дело в том, что ордынские ханы (цари) имели и в XVI веке реальную власть не только в Московии. Их власть и влияние распространялись и на значительной территории Улуса Джучи, еще сохранявшейся в рассматриваемое время именно как ордынское политическое пространство. И это политическое пространство, и влияние татарских царей в нем были основаны на ордынской системе, и была эта система надгосударственной – примерно такой же, как и власть Папы Римского в Западной Европе. Но власть ордынской системы, в отличие от папской власти, имела более, так сказать, коллегиальный, коллективный характер и не была связана с религиозными догмами. И главное, Великая Орда, в отличие от католической церкви, никогда не стремилась превратить все население обозримого мира в подобие «единого Христова стада», в пастухи коего намечался Папа Римский, а в подпаски – знать европейских католических государств.
Как известно, власть Великой Орды была отделена от церкви, а ее политика была основана на принципе веротерпимости, и в целом на идеологии Чынгыз-хана (или чингизизме), основной целью которой было поддержание на просторах Великой Татарии (или субконтинента Евразии) справедливых и человечных порядков, «отвечающих потребностям всего сообщества ее народов» (18), (41), (42).
Но вернемся к делам наших предков, в великий юрт Московию XVI века. Нелепые «объяснения» официальных историков-западников, стремящихся представить дело так, что мол, «Иван Грозный понарошку уступил трон татарину Саин-Булату, а сам остался не у дел» (81, с. 214–215), и т. п. измышления здесь анализировать и опровергать, полагаю, излишне. Выше, в Части I, и в данной главе на этом уже останавливались, было об этом достаточно сказано и в (42).
Только обратим здесь внимание на то, как оценивают исследователи Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко попытки официальных историков «объяснить» факт восхождения на престол Московии татарина-ордынца, хана Саин-Булата: «Глядя на эти нелепые сцены традиционной версии, можно понять историков, трактующих эти «действия Грозного» как шизофрению. Однако, по нашему мнению, никакой шизофрении тут нет» (81, с. 214). Согласимся, что нет – в противном случае придется-таки признать шизофрениками или, что более подходяще для «объяснения» несуразиц и странностей романовской историографии, полными идиотами также и всех окружающих царя Ивана IV и хана Саин– Булата. Этаким фантастическим царством шизофреников и дебилов получается у официальных историков Московия, если доводить их мысль-теорию «о вражде русских и татар» до логического завершения. Но «дело в том, что документы рассказывают здесь нам о реальном восшествии на престол реального русско-ордынского хана Симеона после победы Орды. Никакого «Грозного царя» рядом с ним нет. Есть лишь «Грозная Эпоха», персонифицированная позднее Романовыми в лице «Грозного царя» (81, с. 214).
Но вот еще что интересно (и малоизвестно): не только татарские ханы носили титул царя при, так сказать, «официальном», живом и правящем царе. Титулом «царь» например, величали наряду с татарскими («касимовскими») ханами-ордынцами также и Бориса Годунова, который «еще в 1591 году, за 7 лет до смерти царя Федора, был назван ЦАРЕМ, причем не где-нибудь, а в официальном подлинном документе, сохранившемся до нашего времени!» (81, с. 222). Понятно удивление исследователей, притом заметим, что этот официальный документ – письмо хана Перекопской Орды (Крымского хана) с записями на ней, произведенными сотрудниками царской канцелярии Московского царя (царя Федора). Но ничего, в принципе, нет удивительного в том, что Борис Годунов носил уже в то время титул «царь». И что еще при жизни царя Московского Федора Борис Годунов принимал иностранных послов по правилам царской аудиенции и австрийский посол, например, оказывал ему все те почести, которые полагалось оказывать «действующему» царю Московии (81, с. 223).
Дело в том, что Борис Годунов был из потомков татарского мурзы Чета (61, с. 326–327), то есть, принадлежал к старой ордынской династии – точно так же, как и татарские (ордынские) цари, упоминаемые в русских летописях. Видимо, были и другие ордынцы с русскими именами, относившиеся, также как и Борис Годунов и татарские ханы, к правящей ордынской знати, так сказать, к «номенклатуре» Великой Орды – но имена многих из них романовские историографы смогли от нас скрыть.
Эти имена старой ордынской династии были стерты из истории Отечества, когда переписывалась история Московии (81), особенно когда переписывались родословные русско-ордынской знати (там же, с. 241–245).
Но сохранились многие имена ордынцев-татар, этому способствовало, во-первых, то, что татары больше общались с восточными странами, и там не все сведения смогли «вычистить» иезуиты и, во-вторых, сведения о татарских ханах и мурзах-ордынцах, как и многие сведения из истории татарских родов и татарского народа, сохранялись непосредственно в татарских кланах и семьях. Отметим, что из этих кланов ведут также свои родословные многие русские князья и дворяне татарского происхождения – например, Давыдовы, Шереметьевы, Ширинские, Юсуповы и многие другие.
Сведения в подтверждение того, что многие татары еще помнят, что они «происходят из Золотой Орды», «от Чынгыз-би хана», приводились в (41), (42). Примером того, что потомки и тех татар-ордынцев, которые позже оказались в составе русского народа, сохранили память о своих предках, несмотря на все старания романовских историков-западников, можно привести стихи поэта и генерала Дениса Давыдова, героя Отечественной войны 1812 года:
Как видим, те, кто принадлежал к высшему правящему сословию Орды, как татары, так и русские, носили титул «царь» (хан) и имели очень большое влияние в Московской Орде и на многих территориях Улуса Джучи – Великой Татарии. Для пояснения сказанного можно привести следующее сравнение. Представитель высшей номенклатуры Великой Орды, носивший титул царя (хана), был для царя Московии (или для другого правителя того или иного «осколка» Улуса Джучи) примерно тем же, кем был в советский период для того или иного председателя исполкома областного Совета (что ныне соответствует должности губернатора) член Политбюро ЦК КПСС. То есть, вроде бы не имея над московским (или казанским, астраханским и др.) царем власти юридической, формально не занимая никакого вышестоящего государственного поста, тем не менее, ордынский царь обладал над ним определенной политической властью.
Притом власть ордынских царей (ханов) основывалась не на принуждении, а, главным образом, на огромном авторитете, которым они обладали среди самых широких слоев населения Московии и Великой Татарии. Бывало так, что даже захват власти в результате переворота и «смещение» царя-ордынца (или князя, назначенного этим царем) не приводили узурпаторов к успеху – за «сверженным» ханом или князем, по выражению летописца, «аки пчелы за маткою», следовала наиболее активная часть населения и правящего сословия, иногда в буквальном смысле. И бывало так, что в результате узурпаторы оставались ни с чем – править им становилось не с кем, а зачастую и не над кем. Примерами подобных случаев можно привести «уход» ордынского хана Улу Мухаммада из Сарая в 1437 г., и великого князя Московского Василия II из Москвы в Коломну в 1433 г. (42).
Даже романовская историография вынуждена признавать, что «и в последние годы «эпохи Грозного», и в последующее правление царя Федора в Московии «фактически правил Борис» (Годунов), он «обладал практически неограниченным влиянием на царя», хотя «никакой должности не занимал» (81, с. 226–227). Также и хан Саин-Булат, в принципе, определенное время «никакой должности не занимал», но влияние он на московского царя имел немалое, – например, на того же «Ивана Грозного». Хоть и попытались историки-западники истолковать в выгодном для своей версии свете сохранившиеся об этом сведения, но получилось у них, мягко говоря, неубедительно (см. выше).
Теперь становится понятным, почему Бориса Годунова ненавидели западники, притом именно за принадлежность к «монгольскому племени Чета» (58, с. 74). То есть, за его принадлежность к политическому сообществу Монголов («Вечных») – ордынцев. Неудивительно также и то, что он был избран царем Московии, казалось бы, «в обход династического порядка, в нарушение принципов престолонаследия» (точно так же, как и хан Саин-Булат). Но, как видим, никакого «нарушения» не было в приходе Бориса Годунова к власти в Московии. Просто в сочиненной романовскими историками версии истории Московии все было представлено в максимально искаженном виде – и оттого остались, «необъяснимые» на первый взгляд, противоречия и нелепицы в историографии. Но многое, как видим, объясняется, если учитывать как роль татарского этноса, так и значение ордынского фактора в истории нашего Отечества при объяснении странностей и нестыковок, которыми изобилует наша история.
Глава 3
Кульминация смуты: конец XVI – начало XVII века
Битва за Московию – иезуитский Орден против Великой Орды
Итак, первая атака католического мира на Московию, организованная в соответствии с новыми методами ведения тайной войны, которую предприняли иезуиты с помощью западников внутри страны с начала 1560-х гг., все же захлебнулась и закончилась для них неудачей к началу 1570-х гг.
Хотя Запад и смог захватить внушительный плацдарм у Московии, все же «осколки» Великой Орды сумели объединиться и отразить это нападение своего давнего противника.
Но «сила ордена иезуитов была огромна, ее не сдерживали границы континентов. До Японии, до Индии и Америки дотянулись иезуиты. Они проникли на мусульманский Восток и многое там натворили. С их помощью Ислам стал другим – арабским… Всюду Запад выжигал «тюркский след», всюду кроил прошлое по-своему. Москва не исключение, наоборот, предмет его особого интереса» (2, с. 947–948).
После преодоления первого этапа Смутного времени, который, как мы рассмотрели, имел место примерно в 15601570 годах, Московия вплоть до конца XVI века вроде бы особых видимых потрясений не испытывала. Но естественно, Запад в лице Католической церкви, и особенно ее авангарда – Ордена иезуитов – вовсе не отменял и не собирался прекращать натиск на Восток.
В те времена подчинение той или иной страны сверхгосударству Папы Римского выражалось первым делом в принятии его веры, христианства католического толка. Поэтому и называлась боевая организация католиков Орден иезуитов, «Обществом Иисуса» – основной задачей этого ордена было завоевание умов и душ посредством внедрения католицизма. Притом «суть христианства для многих аристократов в том и состояла, признает он или не признает власть Папы Римского. Религия на Западе давно стала политикой, ее игрой» (2, с. 937). Поэтому велась, как мы уже знаем, постоянная и массированная идеологическая агрессия католиков против Московии, с целью постепенного окатоличивания большинства ее знати и населения через внедрение «христианства греческого толка», которое, в принципе, мало чем отличалось от католицизма. При этом «греческая церковь» и, соответственно, ее паства практически управлялись из Ватикана (столицы католицизма), поэтому-то иезуитами-католиками старательно внедрялась «греческая вера» и в Московии (64). Можно уверенно заключить, что принятие этой «греческой веры» уже обеспечивало определенное подчинение той или иной страны католическому сверхгосударству.
Как отмечалось выше, независимые отечественные историки-исследователи – как русские (Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко), так и тюркский (Мурад Аджи) – совершенно независимо друг от друга пришли к обоснованному выводу о том, что вера, исповедуемая в рассматриваемое время в Московии и Великой Татарии, была иной, чем это трактуется в официальной истории. Также примеры этому приводились выше из сведений иностранцев-католиков, посещавших Московию в рассматриваемое время. То есть была вера московитов и татар отличной как от христианства, так и от мусульманства времен «романо-германского ига». И оставалась эта вера таковой вплоть до насильственного массового введения «христианства греческого толка» государством Романовых, примерно в середине XVII века, вплоть до никоновской, точнее, романовской «реформы церкви» – уже на завершающем этапе «идеологической агрессии католиков– иезуитов против Русской православной церкви» (64).
Примерно в тот же период времени, тоже под умело организованным влиянием католиков-иезуитов (2), и Ислам, бывший на своем раннем этапе религией прогресса и просвещения, станет их тормозом и антиподом, так как будет, в основном, превращен в собрание застывших догм, запретов, – в совокупность так называемых къалламов. Это достигалось в ходе постепенного изменения Ислама путем хитроумных «нововведений, раздиравших исламский мир на части», «арабизации» и введения в эту религию многочисленных толкований-«ответвлений», чем и занималось высшее мусульманское духовенство, «поставленное христианскими колонизаторами» (2).
Къаллам – это казуистические толкования Корана, которые сочинялись высшим мусульманским духовенством и распространялись в «мусульманском мире» как обязательные для исполнения (соблюдения) в вопросах вероисповедания, поведения и мировоззрения среди «правоверных мусульман». Причем у мракобесов получалось так, что их къаллам как бы имел приоритет даже перед нормами Корана. То есть, согласно установкам высшего духовенства, Коран, основную Священную Книгу Ислама, по сути, мусульманам уже нельзя было самостоятельно читать и понимать, а только через къаллам – только в толкованиях «мудрейших из мудрых» священников, в каковые были определены единицы из верхушки ближневосточного мусульманского духовенства. Тот, кто возражал против этого, объявлялся «муртадом» («вероотступником») – что было гораздо хуже, чем быть «кяфуром» («неверным», «не мусульманином»), так как «муртад» подлежал немедленному уничтожению – точно так же, как и еретики у католиков.
Например, татарский философ, теолог и богослов Габдуннасыр Курсави, публично выступавший против этих абсурдных требований къалламистов, был приговорен мусульманскими высшими духовными лицами к смертной казни как «вероотступник» (XVIII век). Курсави все же спасся при помощи друзей, и живым вернулся из Бухары, где «братья-мусульмане» содержали его в яме-тюрьме в ожидании казни. Но и на родине, в Казани, Курсави «доставали» романовские муллы-мракобесы, которые организовывали его преследование при помощи властей. Курсави погиб в Стамбуле, во время хаджа (путешествия в Мекку), официальное объяснение – «умер от болезни».
Но последователи и ученики Курсави, настоящие татарские просветители-муллы из народа, продолжили дело «татарского Лютера» по возвращению к истокам Ислама, к самостоятельному чтению и пониманию Корана каждым мусульманином (63), (113). То есть, татарские Реформаторы старались постепенно возвращаться к тому Исламу, который был еще у татар до «арабизации» этой религии. Ранний Ислам татары исповедовали еще до Чынгыз-хана, и при Чынгыз-хане, и достаточно долго после него, и именно по Корану, написанному на «языке страны тугызугызов и татар» (41, с. 235–245), – до постепенного внедрения среди них арабизированного Ислама суннитского толка в XIV–XVII веках. Вспомним, что Чынгыз-хан сам исповедовал именно ранний Ислам (41), (42). Татары-мусульмане, даже будучи уже суннитами, еще и в XVII веке говорили о своем соплеменнике Чынгыз-хане: «Основные установления Бога он принял (соблюдал), и мы считаем его мусульманином» (117).
Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко приводят, как мы выше видели (см. Часть I), неопровержимые факты, говорящие о «близости, или даже единстве мусульманства и православия», исповедовавшихся в Московии и Великой Татарии в рассматриваемый период (79, с. 129). С их выводами согласуется, в принципе, и мнение Мурада Аджи, – притом он довольно-таки основательно выясняет в своих трудах вопросы истории религии Московии-Татарии. Мурад Аджи поясняет, что в своих ранних формах «христианство и мусульманство еще не так отличались одно от другого, различия пришли позже, они политического свойства» (2, с. 961), (4). Этот независимый и притом незаурядный исследователь тюркской истории уверенно полагает, что вплоть до XVII века, до насильственного обращения в «греческую веру», у московитов, как и у остальных жителей Великой Татарии, была одна вера – как выше упоминалось, Единобожие-арианство, продолжение Тенгрианства, древней религии тюрок. Одним из названий (возможно, разновидностью) этой религии-Единобожия было несторианство, довольно распространенное, как мы помним, у средневековых татар наряду с ранним Исламом (41). Несторианство, видимо, в принципе, тоже было продолжением Тенгрианства-Единобожия (2), (42). Так же, как мы уже знаем, великий знаток христианства Антонио Поссевино подчеркивал, что еще и в конце XVI века вера московитов является «неким подобием греческой веры», то есть, весьма отличалась от христианства, пусть даже и «греческого» (93). Соответственно, можно обосновано полагать, исходя из всего изложенного выше, что ни предшествующие Ивану Грозному московские великие князья, ни сам Иван Грозный, ни последующие цари вплоть до Бориса Годунова включительно, ни тем более их подданные, не исповедовали «христианство греческого толка».
Как видим, в рассматриваемое время, как вера московитов, так и татар отличалась тем, что не обязывала никого подчинять свои разум и душу ни «греческому», ни «римскому», ни «мусульманскому» или какому-либо другому представителю духовенства. В том числе и высшего – то есть, исповедуемая московитами и татарами религия не допускала и мысли, что кто-то может объявить себя представителем (наместником) Бога на Земле. Таковым и был Ислам раннего толка, исповедуемый татарами издревле. В позднем Исламе мракобесы, хоть и не осмелились на то, чтобы открыто присвоить себе полномочия Бога, но, как отмечалось выше, наделив себя исключительным правом толкований Корана, фактически «приватизировали Божье слово» и использовали собственные толкования принципов Священной Книги мусульман в своих корыстных, вернее, политических интересах (113).
Идеологическая агрессия, развернутая католиками против Московии, видимо, не приносила им ощутимых результатов – будучи в культурном отношении гораздо выше иезуитов-католиков (вопреки утверждениям западников), московиты и жители Великой Татарии, видимо, не горели желанием обращаться в какую-либо иную веру, притом в веру тоталитарного характера – ни в католичество, ни в веру «греческих отцов».
В 1581 году в Московию прибывает Антонио Поссевино, как мы знаем, один из руководителей и активных деятелей Ордена иезуитов. Одной из дипломатических задач Поссевино было склонить царя Московии и его приближенных к принятию христианства (2, с. 987). Вторая задача миссии Поссевино, которая была взаимосвязана с первой – «привлечь московского царя к антиосманской лиге и этим приблизить его к папскому двору», то есть, склонить Московию к войне с Оттоманской Турцией (93).
Но высокопоставленный «иезуит не исключал также прямого военного нападения на Россию, поддерживая агрессивные планы Батория <…> Только неожиданная смерть Стефана Батория помешала началу военных действий» (там же). Само собой разумеется, не исключало «прямого военного нападения» на Московию и руководство сверхгосударства Папы Римского, точнее, они уже давно вели войну против Московии. И хотя, на данное время, как мы знаем, на театре боевых действий было перемирие, война против Московии продолжалась другими методами.
Притом, как увидим далее, агрессия велась не только идеологическая, и давление на Московию и ее союзницу Турцию оказывалось не только дипломатическое.
Не добившись успеха в принятии христианства московскими царями-ордынцами – то есть, не сумев их подчинить Папе Римскому путем уговоров и обещаний, католики приступили к военной агрессии. Многие русские земли на Западе, подвластные ранее Московии, были захвачены католиками – воспользовавшись ослаблением ордынцев в результате первого этапа Смуты (1563–1570 гг.), противник сумел оттеснить московитов почти со всех занятых ранее рубежей. Московия, как видим, была изнурена как внешней, так и внутренней войной. Следовательно, у противника на этот раз было гораздо более выигрышное положение.
Но все делалось постепенно, по намеченному плану, с предварительной тщательной подготовкой – с начала 1580-х гг. на военном театре Ливонской войны, на границах огромного, захваченного у Московии плацдарма католики, добившись определенных успехов, придерживались перемирия. Обе стороны восстанавливали силы, и, видимо, в данное время не были заинтересованы в продолжении боевых действий. Как увидим далее, католики и западники в целом войну против Московской Орды – как тайную, так и явную – продолжат примерно по тому же сценарию, который был уже «обкатан» ими во время первого этапа Смуты, в 1560-х гг. Но будут уже гораздо масштабней и изощренней «спецоперации» католиков-иезуитов и их подручных-западников.
Вначале католики нанесли удар по руководству своего противника – видных московских ордынцев начали уничтожать агентурным путем. Известно, что уже в XIII веке «у немцев была неплохая агентура. Кинжалы и яды сработали вторично, после гибели Ярослава Всеволодовича, и опять в нужный момент» – так высказывался Л. Н. Гумилев, описывая гибель князя Александра Невского (34, с. 568), (38, с. 297).
Повторим, что в XVI веке все происходило намного масштабнее и изощренней – методы тайной войны совершенствовались. Многие московские цари и князья «рода Рюриковичей» (мы уже знаем, что это были именно русские-ордынцы, а не «потомки скандинава-разбойника») были отравлены, «что доказала современная экспертиза царских останков. Дозы мышьяка и ртути превышали все критические нормы. Самые предельные» (2, с. 987), (67). «В Кремле начались отравления, породившие слабоумие и болезни в царской семье», впрочем, не только отравления – как ниже увидим, «иезуиты могли подстроить любое убийство, это их стиль ведения борьбы» (2, с. 987).
После волны терактов шла волна пропагандистского воздействия – причем также массированного. Разумеется, эти же теракты также использовались в пропагандистских целях – в их совершении обвиняли тех же московитов и татар, мол, «уничтожали своих конкурентов». Или просто в безумной ярости, дескать, «мочили» друг друга ни с того, ни с сего эти дикие московиты – отец сына, например. Мол, деспоты они, притом шизофреники да дебилы – какой, дескать, с них спрос. Потом и в сочиненную ими историографию все это включали, и уже отечественные западники радостно «повторили эти выдумки столько раз, что все в это поверили» – так выразился Л. Н. Гумилев о правдоподобности многих утверждений своих «научных коллег» (34, с. 663–667).
Например, отравив князя Ярослава Всеволодовича, католики еще в XIII веке обвинили в этом не кого-нибудь, а именно мать верховного хана державы Монгол (41, с. 353). Точно так же и позже иезуиты в распускаемых их агентурой слухах результаты проводимых ими же ликвидаций и покушений объявляли делом рук своих противников-ордынцев. Как известно, «Ивана Грозного» обвиняли в том, что он, дескать, «убил своего сына и еще массу знати ни за что», в том, что царь убивал и простолюдин во множестве. Причем запросто якобы мог казнить – за то, например, что «не так посмотрел», или «стоял не с тем выражением лица» и т. п.
Бориса Годунова пропаганда иезуитов обвинила уже в «отравлении сына Ивана Грозного Федора» и еще в массе невообразимых преступлений. Еще обвинили царя Бориса в том, что он «подверг опале, сослал и отравил хана Саин-Булата» – но тот мол, «чудом выжил после отравления Борисом, хотя и ослеп». Но, забегая вперед, заметим, что известно достоверно только то, что хана Саин-Булата заключили в Соловецкий монастырь, то есть, в тюрьму, и там уничтожили именно западники во главе с «Лжедмитрием», после того, как они захватили Москву. Когда ставленник иезуитов захватил власть в Московии, престарелый ордынский хан открыто и мужественно выступил против узурпаторов, не польстившись на их подачки – этим и объясняется уничтожение западниками старейшего царя-ордынца (58, с. 296).
В результате незаметного отравления у московского царя Федора, избранного на престол в 1584 году, рано развились болезни, человек постепенно угасал от неизвестного яда. Потом объявили историки-западники и такую версию: мол, никто его не травил, это все, дескать, выдумки его жены, сам таким и родился – «дураком и доходягой», – из-за «плохого Грозного папы». А из-за «натворенных папой ужасов опричнины» – мол, прямо дома, на глазах у маленького Феди – дескать, и вовсе вырос Федор запуганным идиотом. Именно таким, согласно утверждениям некоторых историков-западников, был царь Федор – мол, правильно описывали его враги-католики в своих публикациях.
Но не был царь Федор с рождения слабым и болезненным, и в юности не был таким, есть об этом сведения – и в начале своего правления Московией он весьма неплохо справлялся со своими обязанностями царя. Например: в 1585–1587 гг. царь Федор писал татарскому царевичу Мурату: «Будь готов с верными ногаями и козаками идти к Вильне, где встретишься со мною; и когда управимся со своим литовским недругом, тогда легко истребим и вашего (недруга): поздравим Сайдет-Гирея ханом улусов крымских» (58, с. 67). Вот еще царь Федор пишет другому татарскому царевичу, Исламу: «Я сам поведу рать свою от Смоленска к Вильне; а ты с главною силою иди в Волынию…» (там же). (Выделено мной. – Г.Е).
Или вот другой пример: «Федор сел на бранного (боевого. – Г.Е.) коня (так хотел Годунов!), чтобы войско оживить усердием» (там же, с. 91) – то есть, чтобы поднять дух бойцов личным примером в труднейшую минуту военного похода. Подобное не возбраняется и в современных армиях мира, и до сих пор является одним из древнейших элементов науки командовать.
Как видим, царь Федор умел и мог командовать войсками, притом как на уровне стратегическом, так и самом низшем – тактическом. И не чурался никоим образом военных походов этот московский царь, причем весьма неблизких. А полевые условия военных походов, тем более в XVI веке, отметим особо для сведения некоторых нежных кабинетных историков, были довольно суровы – как для простого воина, так и для высшего командира, – не место там слабаку, да и придурковатому нечего делать. Да и представим себе – был бы царь Федор таким, каким его описывают историки-западники вслед за западноевропейскими публицистами-карикатуристами, тогда как бы вид «болезненного, слабого, робкого, придурковатого» царя на горячем боевом коне «оживил войско»? Притом не сам же он на боевого коня сел, «чтобы войско оживить усердием», а по совету опытного и бывшего много старше его (как по возрасту, так и по положению) Бориса Годунова, причем обладавшего незаурядным умом и опытом, как признают и сами историки-западники. Уж царь Борис не допустил бы, как представляется, сей плачевной картины – явления «слабого, робкого и слабоумного» царя перед всем войском, да на боевом коне, который может ненароком и скинуть недостаточно решительного и слабенького седока – конь прекрасно чует, кто на него сел, робкий дебил или мужественный сообразительный воин. Каждый согласится – не «усердием оживил» бы войско Федор, будь он «робким и слабоумным», а своим жалким видом лишил бы войско остатков боевого духа. И бесспорно, отнюдь не в интересах Бориса Годунова был подобный отрицательный результат явления царя Федора усталому войску.
Занимался царь Федор, говоря по-современному, и строительством вооруженных сил, притом, с энтузиазмом: «Мы не шли на войну, но к ней готовились, везде укрепляясь, везде усиливая рать: желая как бы невидимо присутствовать в ее станах, Федор учредил общие смотры» (58, с. 73). (Выделено мной. – Г.Е.).
К тому же и дипломатической деятельностью в начальный период своего царствования в Московии царь Федор занимался довольно активно – общался как с дружественным турецким султаном (там же, с. 69), так и с суровым шведом королем Иоанном (там же, с. 90–91).
Как видим, не был царь Федор в первые несколько лет своего правления ни запуганным дебилом, ни слабым и болезненным. А напротив, занимался полнокровной царской деятельностью – хоть и промелькнуло у нас в приведенных примерах «кураторство» ордынца-царя Годунова над царем Московии Федором. Но это, как видим, вовсе не говорит о том, что царь Федор не справлялся со своими обязанностями главы государства.
Однако уже в 1589 году англичанин Флетчер описывал 32-летнего царя Федора «бледнолицым, со старчески медленной походкой» (111). «В лице царя Федора династия вымирала воочию», отмечает и В. О. Ключевский (61, с. 326).
В 1598 году, после смерти царя Федора, престол занимает царь Борис Годунов, как известно, в результате его избрания Собором на правление Московией – так было юридически оформлено его назначение на данный государственный пост.
Вообще-то, Борис Годунов приступил к фактическому правлению страной еще ранее, задолго до смерти формально действующего царя – видимо, по причине постоянной болезни царя Федора, наступившей явно из-за его отравления, и ввиду постепенного осложнения ситуации в стране под постоянным идеологическим, агентурным и дипломатическим давлением иезуитов.
Примерно через два года со времени начала царствования Бориса Годунова, как известно, и начинается период, который официальные историки называют «Смутным временем». Но эти события явились уже продолжением тех, которые были рассмотрены нами в предыдущей главе. Главной целью иезуитов становится ордынец Борис Годунов, как фактический правитель Московии – вначале его иезуиты берут в прицел своей пропаганды, а отравить ордынского царя западникам удастся позже. Вся идеологическая наработка предшествующих десятилетий, после начала тиражирования «легенды о Рюрике» и «западном, христианском происхождении русского государства», позволила объявить «законным кандидатом на трон Московии и единственным наследником престола» (как и объясняют ныне официальные историки), младшего сына Ивана IV, царевича Дмитрия. Притом, как видно, не только «слухи об этом распускались» – шла именно массированная пропагандистская акция с целью дискредитации Бориса Годунова и в целом ордынской династии.
Содержание одного из пропагандистских произведений, направленных на подрыв ордынской династии, на дискредитацию ордынского порядка избрания царей отразилось в следующем: «В одном очень распространенном памфлете 1611 г. рассказывается, как автору его в чудесном видении было поведано, что сам господь укажет, кому владеть российским государством; если же поставят царя по своей воле, «навеки не будет царь» (61, с. 338). (Выделено мной. – Г.Е.). Видимо, основное содержание сего памфлета распространялось еще задолго до Смуты начала XVII века, и было оно одним из элементов западнической пропаганды. Как видно из сути содержания памфлета, его авторами само собой подразумевалось, что «господь укажет, кому быть царем Московии», именно рукой своего «наместника», то есть высокопоставленного священника из католической либо «греческой» церкви. Видимо, пропаганда в определенной мере достигла цели, так как «в продолжение всей Смуты не могли освоиться с мыслью о выборном царе; думали – выборный царь – не царь, что настоящим, законным царем может быть только прирожденный, наследственный государь из потомства Калиты» (там же).
Но, тем не менее, не сразу и не на всех иезуитская пропаганда действовала так эффективно: еще в 1598 году ордынского царя «Бориса Годунова по его избрании духовенство и народ приветствовали как наследственного царя» (61, с. 338). Тем более что ввиду болезни царя Федора и до его кончины царь Борис Годунов фактически правил в Московии уже «семь безмятежных лет» наряду с царем Федором (там же, с. 327).
Новый этап Смуты, как было выше отмечено, проводился по сценарию предыдущего – это достаточно хорошо видно по его результатам. Но в отличие от предыдущего этапа, когда западники, видимо, подготовили и продвинули на престол Московии одного кандидата, молодого царя Ивана, севшего на трон Московии в 1563 году, на данном этапе Смуты, в конце XVI века, как видим, западники подготовили как минимум двоих кандидатов для продвижения в цари. Имена этих воспитанников западников (точнее, иезуитов) нам известны – это царевич Дмитрий («Лжедмитрий») и Михаил Захарьин-Романов, сын боярина-западника Федора Романова.
Проясним кое-что относительно личности «Лжедмитрия». Царевич Дмитрий, скорей всего, был настоящим потомком Калиты и сыном царя Ивана Грозного, царя-ордынца, правившего Московией в 1547–1563 гг., объявленного потом в историографии «чисто русским, христианским царем», «Рюриковичем», то есть, «потомком рабов татар», якобы правившим непрерывно до 1584 года.
Как известно, царевича Дмитрия пропаганда западников объявила «законным кандидатом на трон» – в отличие от «незаконно избранного царя Бориса Годунова». Утверждение о том, что Дмитрий был «единственным потомком законной, царской династии Рюриковичей», видимо, было тоже включено в легенду их пропаганды, но скорей всего, позже. Дмитрий, естественно, имел право занять престол Московии, но он не был «единственным наследником» (кандидатом), так как были тогда, несомненно, и другие потомки ордынских царей – кандидаты на избрание в цари Московии, но их имена до нас дошли не все. Дело в том, что именно царевич Дмитрий был выбран иезуитами и западниками для использования в своей комбинации – видимо, к нему (точнее, к его приближенным и родственникам) сумели «подобраться» и склонить их каким-либо образом на свою сторону.
Таким образом, основным доводом пропаганды западников, агитировавших за свержение царя Бориса и избрание вместо него на царство Дмитрия, была именно «незаконность избрания» Бориса ввиду нарушений и злоупотреблений, допущенных в ходе его избрания: «Пошли слухи, что избрание Бориса на царство было нечистым» (61, с. 327–328). О том, что Борис, вообще-то, имел право занимать престол Московии и править на нем, будучи одним из ордынских лидеров (царей), многие тогда знали, поэтому антиордынская пропаганда особо и не акцентировала поначалу тезис о якобы «нарушении Борисом Годуновым наследственного права царевича Дмитрия на престол».
Как видно, убийство царевича Дмитрия инсценировали (как и излагается в легенде – убив другого мальчика, «подставного»). Вначале распустили слухи о предстоящем убийстве царевича, его мать и родственников, видимо, уговорили скрыть царевича у Романовых, затем в монастыре, а после уже переправить на Запад. Естественно, все это время шла обработка «живого знамени» в западническом духе Романовыми-Захарьиными и их сообщниками, так как именно Романовы после «спасения» Дмитрия взяли его на воспитание.
Позже, после выполнения первого этапа всего задуманного по свержению ордынской власти в Московии, то есть после захвата Москвы западниками, Дмитрий был, как известно, объявлен самозванцем и уничтожен, видимо, в связи с тем, что начал проявлять самостоятельность, совершенно ненужную организаторам его прихода на трон. Но, скорее всего, все шло по задуманному сценарию, и престол должен был в конце этой стратегической комбинации занять именно представитель рода Захарьиных-Романовых.
Относительно нелепости версии о «самозванстве» Дмитрия: имеется достаточно сведений о том, что «с самого начала борьбы Дмитрия за престол, все, кто его видел, признавали в нем царевича» (81, с. 231). Это «и польские аристократы, и польский король, и русские бояре, и крупные стечения народа в Путивле и других городах, и, наконец, его собственная мать – царица Мария Нагая… [61]«Пайцза» – жетон представителя власти в державе Монгол. Название от татарского выражения «пэйде», или «пэйде булу» («предъявить себя», «появиться», «предстать»). Звук «д» в данном слове на татарском языке произносится мягко, близко к «з». А в некоторых говорах и ныне произносят «з».
, [3]К «врагам Христовым» католики относили тех, которые не желали «подчиниться единой Католической церкви», в первую очередь это были татары, «куманы» (кыпчаки-половцы – жители Дешт-и Кыпчака) и «псевдохристиане» (это определение относилось в основном к русским-православным) (38, с. 45), (там же, с.147). Лозунг, выражавший основную цель католиков в XII–XVII вв., был изложен, например, в антитатарской публицистике Матфея Парижского: «Когда же мы пойдем на оставшихся [в живых] врагов Христовых, [то] уничтожим их и сметем с лица земли. Да подчинится весь мир единой Католической церкви, и «да будет един пастырь и едино стадо!» (72). Матфей (родился в 1200 г.) был видным членом Ордена бенедиктинцев – одного из старейших орденов, то есть, организаций, созданных для осуществления на практике политики Католической церкви. Считается, что особенно влиятельным стал этот орден в Европе еще с X–XI веков. Матфей, например, добился большого влияния Католической церкви на английского короля Генриха III (1207–1272), который позже, в 1267 году, был свергнут английскими «баронами, поддержанными горожанами и верхушкой крестьянства». Свергнут был король именно за его «опору на иностранцев и союз с римской курией (руководством Католической церкви. – Г.Е.)» (гражданская война в Англии в 1263–1267 гг.), (103, с. 290). Как видим, англичане свергли Генриха III именно за насаждение им иностранцев в системе государственной власти и его соглашательство с католиками в ущерб интересам собственного народа – то есть, за проведение им политики, подобную которой проводили Романовы в XVII–XVIII веках, придя к власти в Московии и России.
» (там же), (29), (98). (Выделено мной. – Г.Е.). Но главное, этот царевич Дмитрий также, как и молодой царь Иван, вступивший на престол в 1563 году и выражавший интересы западников-антиордынцев в ходе первого этапа Смуты (см. выше), был воспитанником Романовых.
Многое говорит о том, что «убийство царевича Дмитрия» в Угличе в 1591 году было умелой инсценировкой, и известная легенда о «чудесном спасении царевича Дмитрия от убийц Бориса» имела под собой реальную почву. Вспомним, что «иезуиты могли подстроить любое убийство», могли они, естественно, и убийство царевича инсценировать, на самом деле подменив жертву – как и излагается в легенде-слухе. Для профессионалов тайной войны, видимо, труда не составило подкупить или запугать опекунов и мать маленького царевича или иным путем найти к ним соответствующий подход. Вспомним, что слухи о возможном убийстве царевича «со стороны близких к престолу людей» начали распространяться задолго до его совершения, а затем, в 1591 году, «толки оправдались» (61, с. 326–327).
Понятно, что информацию о «спасении» царевича «слили» позже, по необходимости. Вначале распространяли слухи только о возможном убийстве царевича близкими к престолу лицами, прямо не указывая на возможного убийцу. Затем, после «убийства», распространялись слухи, что это дело рук Бориса Годунова. Много позже, когда Дмитрий находился уже в Польше, и готовилось вторжение в Московию, агенты иезуитов и западников начали распускать слухи о «чудесном спасении царевича – законного претендента на престол, от наемных убийц Бориса Годунова».
Но узнаем кое-что еще: в самом начале 1590-х годов «спасенный от наемных убийц» Дмитрий «ребенком был взят в семью бояр Романовых» (29, с. 95). У Романовых Дмитрий живет уже инкогнито, под псевдонимом «Григорий» – так сказать, укрыли от злодея Бориса – но в этом вовсе не было нужды, как увидим чуть ниже, – остался очередной смешной ляпсус в построениях западников.
Но пока о серьезном. Видимо, именно Романовы, воспитатели Дмитрия, позаботились о том, чтобы «в его сознании с детства была укреплена вера в его царское происхождение» (29). И, само собой разумеется, позаботились Романовы-западники, чтобы в сознании Дмитрия закрепилось также и мировоззрение, соответствующее его будущей миссии борца против царя Бориса Годунова и против ордынской системы власти в целом. Затем Дмитрий был «передан на воспитание в один из монастырей, где получил хорошее образование и стал послушником, а затем патриархом Иовом был посвящен в дьякона. «Дмитрий» не только переписывал книги, но и сочинял святые каноны, лучше многих книжников того времени. Патриарх Иов взял его к себе для книжного дела» (там же).
А вот и смешное: «Через некоторое время, в разговоре с одним монастырским служащим, «Дмитрий», носивший имя Григорий, по секрету сообщил, что он «царевич», чудом спасенный в Угличе. Новость эта была сообщена Годунову, и он приказал сослать Григория в Соловки. Григорий (царевич Дмитрий. – Г.Е.), не ожидая ссылки, решил бежать, и, несмотря на установленный над ним надзор, бежал в сторону Литвы…» (29). То есть, как видим, Дмитрий, не выдержав по молодости лет долгое испытание довольно тягостным конспиративным существованием, проговорился, видимо, своему другу, оказавшемуся стукачком у духовного лица – монастырского владыки. А возможно, приятель Дмитрия, с которым царевич неосторожно поделился своей тайной, состоял на службе у приближенных Бориса Годунова, курирующих, выражаясь по-современному, вопросы государственной безопасности. Но, так или иначе, вести о высказанной вслух готовности некоего весьма умного и образованного дьякона «Григория» стать царем Московским дошли до Кремля, и вопросом занимались соответствующие лица – как видим, доложили и самому царю Борису.
Но ничего, обошлось все благополучно для царевича Дмитрия, вопреки утверждениям о бесчеловечном полицейском режиме в государстве царя Бориса, – мол, «хватали каждого, сказавшего неосторожное слово» (61, с. 330) – но, как мы видели чуть выше, Дмитрия не «схватили». И, скорее всего, никуда не собирались «упечь», – тем более, отсюда видим, что ни ранее, в 1591 году, ни при объявлении себя царевичем, убивать Дмитрия ни Борис Годунов, ни его приближенные не собирались. Притом заметим особо – Дмитрий проговорился осведомителю примерно в то самое время, «когда обрушились опалы на романовский кружок» (там же). В ходе этой опалы Романовы-Захарьины, продолжавшие борьбу против Годунова уже нелегальными методами, и их сообщники были сосланы подальше от столицы, и «сбежать в Литву» ни у кого из верхушки оппозиции не получилось. Так что вряд ли упустил бы Борис Годунов Дмитрия, если бы было у царя Бориса желание ликвидировать или надежно изолировать царевича.
Скорее всего, на самом деле имел место тот факт, что Дмитрий «проговорился» или даже «начал говорить, что он, пожалуй, будет и царем на Москве» (61, с. 330). Само собой, Борису Годунову и о том было своевременно доложено, но «криминала» в том, как видим, никакого не было усмотрено – ни царем Борисом, ни его высокопоставленными «полицейскими». Поскольку на самом деле был царевичем Дмитрий – сыном Ивана IV или другого, «действовавшего» в определенный период московского или даже ордынского царя из «номенклатуры» Орды. И царем Дмитрий вполне мог стать со временем, и говорить открыто о том мог – тоже не было криминала, как видим. И в инсценировке «убийства царевича Дмитрия» самого царевича тоже нельзя было никак обвинить – хотя бы в виду малолетства и введения его в заблуждение, да и в том, что он был воспитанником западников Романовых, тоже пока не было ничего особо предосудительного. Поэтому сведения о том, что Борис Годунов, мол, «приказал Дмитрия («Григория») сослать в Соловки, установив над ним строгий надзор, а он все равно смог убежать» – это вымысел историков-западников, примерно того же порядка, что и сказка «об убийстве царевича наемниками Годунова».
Как видно по дальнейшим событиям, Дмитрию никто, естественно, не препятствовал выехать в Литву, что он и сделал в феврале 1602 года, видимо, сообразно с тайными указаниями о дальнейших действиях, полученными им от сообщников своих воспитателей-иезуитов. Там завершалась подготовка следующего этапа грандиозной комбинации по организации Большой Смуты. Сей этап заключался в осуществлении вторжения в Московию отлично вооруженной и организованной профессиональной армии из поляков и западноевропейских наемников, под руководством профессиональных инструкторов, как увидим далее, и с живым знаменем в виде «царевича Дмитрия, законного кандидата в цари Московии, чудом спасшегося от убийц Бориса Годунова».
Оставим пока западников, их хозяев-иезуитов, а также так успешно заполученного ими в сообщники царевича и вернемся к царю Борису Годунову, обратим внимание на его деятельность со времени вступления в «прямое правление» Московией: «Борис и на престоле правил так же умно и осторожно, как прежде, стоя у престола при царе Федоре» (61). Будучи «официальным», то есть избранным правителем Московии, царь Борис руководил страной и далее «с большим успехом, даже с блеском, и первыми действиями на престоле вызвал всеобщее одобрение» (61). Главное его внимание было обращено на устройство внутреннего порядка в государстве, как пишет В. О. Ключевский, «на исправление всех нужных государству вещей» (там же). По выражению келаря А. Палицына, в первые два года царствования Бориса «Россия цвела всеми благами. Царь крепко заботился о бедных и нищих, но жестоко преследовал злых людей, и такими мерами приобрел огромную популярность, «всем любезен бысть». В устроении внутреннего государственного порядка он даже обнаруживал необычную отвагу» (61).
Притом вспомним: как отмечает В. О. Ключевский, «мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым принадлежит к числу наших исторических сказок. Напротив, Борис готов был на меру, имевшую упрочить свободу и благосостояние крестьян: он, по-видимому, готовил указ, который бы точно определил повинности и оброки крестьян в пользу землевладельцев. Это – закон, на который не решалось русское правительство до самого освобождения крепостных крестьян» (61, с. 326–327). (Выделено мной. – Г.Е.). Учтем, что приведенное написано В. О. Ключевским, когда в исторической науке было засилье романовских историков-западников, и свирепствовала цензура – но, тем не менее, и это осторожное высказывание русского историка полностью опровергает вымыслы об «антинародном, бесчеловечном и полицейском режиме Бориса Годунова». И приведенное выше в корне противоречит основной легенде романовских историков о том, что Романовы были благодетелями Отечества, якобы «вырвавшими Московию-Россию из восточной деспотии и отсталости и приобщившими к благам западной цивилизации». Но, как видим по примеру закрепощения крестьян именно Романовыми, то есть, превращения вольных хлебопашцев в рабов, правительство Романовых и было «колониальным правлением» наиболее влиятельных политических кругов западноевропейских стран в России, в Евразии-Татарии. Обратим внимание, как осторожно замечает В. О. Ключевский: «Русское правительство при Романовых не решалось освобождать крестьян». Отметим, что им, скорее всего, просто не разрешали западные советчики и указчики по ведению государственной политики, выгодной именно наиболее влиятельным западноевропейским державам.
Относительно военной мощи Московского государства при ордынском царе Борисе – в интересах Московии при Борисе Годунове могли выступить, вместе с ханом Мещерским и Астраханским Ураз-Мухаммадом, еще пять татарских царевичей-ордынцев со своими войсками: «киргизский, сибирский, шамахинский, хивинский». Помимо этого, к московитам в случае войны присоединялись татарский «царевич сын Кайбуллин» и татары-ногаи «Уральского, или Волжского улуса, который со времен знаменитого отца Сююмбеки», мурзы Юсуфа, общего предводителя всех ногайских татар, имел всегда одного князя и трех чиновников-властителей» (58, с. 215). Как мы знаем, венецианский посол Марко Фоскарино писал о ногайских татарах в середине XVI века в своем донесении Папе Римскому (эти записки Фоскарино были обнаружены в Ватикане, столице Католической церкви): «Татары Ногайские (Nogai; Istogai) в настоящее время весьма известны своими богатствами и военными силами; у них нет Государя, но ими управляют лучшие, мудрые и опытные мужи, как и в нашей светлейшей Республике Венецианской. Ногайские Татары живут по направлению к Гирканскому морю; у них есть прекрасные крепости и города; сами они весьма цивилизованы» (112).
В конце XVI – в самом начале XVII века влияние Ногайской Орды постепенно распространялось на Бухару и Хиву и далее на восток и север. Царь Борис оказывал всемерную поддержку предводителю Ногайской Орды мурзе Иштереку, который стремился к единению ногайских татар. Царь Борис – поскольку был заинтересован в сильном союзнике – также желал, чтобы «от моря Черного до Каспийского, и далее на восток и север», Ногайская Орда была единой (58, с. 215). Для этого «царь Борис велел донским козакам помогать ногайскому князю Иштереку» (там же). Царь Борис, «дозволяя ногайским татарам мирно купечествовать в Астрахани, освобождал их от всякой пошлины» (там же). Мурза Иштерек постепенно распространял влияние своей Орды также на Бухару и Хиву (58, с. 215). Ногайские татары, а не «русский казак Ермак», и были основными и самыми серьезными противниками хана Кучума, представлявшего интересы бухарской и хивинской знати, которые желали получить контроль над источниками пушнины в Сибири. Сибирь, до захвата некоторых ее территорий Кучумом (как известно, ненадолго), была подконтрольна Ногайской Орде и татарам-шейбанидам, с которыми ногайские татары составляли дружественную конфедерацию (см. выше).
Впрочем, и сам известный казачий атаман Ермак, по обоснованному мнению казахского историка А. Ш. Кадырбаева, был ногайцем (то есть, из «ногайских» татар, кто они – см. также в Части I), – как и большинство его казаков. Прозвище-имя «Ермак» – это татарское слово, буквально означает «промоина», «овражек». В переносном смысле, в качестве прозвища, слово «Ермак» означает на татарском языке: «тот, который делает что-либо кое– как, не доводя дело до конца». Впрочем, известно и другое прозвище-имя Ермака – «Токмак», тоже татарское слово, означает в переводе «колотушка». Ну и поясним об имени-прозвище «Кучум» – тоже слово татарское, означает в переводе «кочевой» (в смысле – «непостоянный, скитающийся, склонный к перемене мест», «пришлый»).
Поясним также, что согласно сохранившимся в памяти некоторых ногайских татарских родов сведениям, хан Кучум был разгромлен, и позже судим и казнен именно «ногайскими» татарами. Притом Кучум был свергнут и уничтожен именно за более чем усердное «продвижение» в Сибири и на Урале интересов бухарцев и хивинцев (и соответственно, их «учителей» персов и других ближневосточных купцов и духовенства), ну и, само собой, также за убийство соплеменника ногайских татар Ермака. Понятно, что эти сведения никто из «научных работников» не записывал у стариков, не собирал у них исторические документы об этом и не «вводил в научный оборот» эти сведения – поскольку они никак не «вписывались» в официальную романовскую теорию «об отвоевании Сибири русскими у плохих татар».
Но вернемся в Московию, где установилось прямое правление ордынского царя Бориса. Вместе с войсками московских бояр и князей, татарских ханов, царевичей и мурз вся армия Бориса Годунова составляла «полмиллиона войска, как уверяют, в движении стройном, быстром, с усердием несказанным, с доверенностью беспредельною» (58, с. 183), (там же, с. 215). Также и крымский царь Казы-Гирей извещал Бориса Годунова, что «желает вечного союза с Россиею, возобновляя договор, заключенный в Федорово царствование: будет в воле Борисовой и готов со всею Ордою идти на врагов Москвы» (там же, с. 185).
«Самый могущественный из всех татарских мурз-карачи», ордынец Кадыр Али бек, соратник ордынского хана Ураз Мухаммада, писал в конце XVI века о Борисе Годунове: «Пусть с минуту на минуту приближается взятие Рума, Китая, обладанье странами семи климатов. Да пьет он вина из [руки] Кравчия Вечности, и в этом бренном мире пусть достигнет он богатства и счастья!.. У всех – русских, татар, немцев и поляков есть один хан с именем Борис!» (109).
В советском издании, где приводятся выдержки из этого малоизвестного татарского «Сборника летописей Кадыр Али бека», комментируется: «Автор, представитель высшей татарской (уточним – сибирско-касимовской) светской аристократии, Кадыр-Али бек, вышедший из повиновения хану Кучуму в 1582 г.» (109, с. 40–43), (там же, с. 51), хочет изобразить русского царя общим отцом и главой для всех разноязычных народов, даже не входивших в состав русского государства» (там же, с. 71).
Вообще-то, советский историк, мягко выражаясь, далеко не всю правду нам сообщает в своем комментарии – как хорошо видно по приведенному тексту из татарской летописи, мурза Кадыр Али бек о царе Борисе Годунове пишет, вообще-то, не как о «русском царе», или о «татарском хане».
Кадыр Али бек пишет именно о хане Борисе, который есть общий хан для народов Евразии – для русских, татар, немцев и поляков. То есть, мы видим еще одно подтверждение того, что Борис Годунов был именно ордынским царем, и дело шло, по всей видимости, к единению державы Монгол – Великой Татарии.
Заметим также, что приведенный пример говорит о том, что татарский мурза-ордынец Кадыр Али бек вовсе не был «захвачен в плен русскими» в ходе якобы «отвоевания русскими Сибири у татар», как напишут потом историки-западники. Ордынец Кадыр Али бек просто не стал подчиняться Кучуму, который в свое время объявил себя ханом над значительной частью населения Сибири и Урала. Тем самым Кучум, как видим, вошел в конфликт не только с татарами Ногайской Орды (см. чуть выше), но также и со многими другими ордынцами, включая «самого могущественного из татарских мурз-карачи» Кадыр Али бека и его сторонников.
Доказательства того, что Борис Годунов был именно законным наследником престола державы из рода ордынских царей, правнуком Ивана III и близким родственником Ивана IV, приводятся в работе Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко (81, с. 221–227). Приведенные чуть выше сведения из татарского исторического источника – также дополнительный аргумент в поддержку высказанной указанными исследователями версии о том, что царь Борис – законный царь старой Ордынской династии. Хотя, повторю, не со всеми выводами названных авторов, по моему мнению, можно полностью соглашаться, но необходимо признать, что в их работах приведено множество сокрытых от нас ценнейших фактов из подлинной истории Отечества. Также немало в трудах указанных историков-исследователей сведений, говорящих об искажении, более того, – как совершенно верно выразились эти исследователи – об искажении и очернении истории русских и татар романовскими историками-иностранцами, подобными Миллеру, и их подручными.
В официальной историографии, наряду с объективными фактами, в том числе и в работах Н. М. Карамзина и В.О Ключевского, о царе-ордынце Борисе Годунове и его делах, естественно, приводится также и масса дезинформации, как выразился сам В. О. Ключевский, «политической клеветы на царя Бориса» (61). Вся эта клевета – из содержания пропагандистского материала тех, кто готовил Смуту и свержение Ордынской власти в Московии и Великой Татарии, в том числе и путем проведения соответствующей агитационной войны и агентурной деятельности. Распространение сей клеветы входило в подготовительную часть очередного этапа грандиозного наступления Западного мира на Восток, организованного и осуществляемого католиками.
Последующие события, развернувшиеся в Московии и Великой Татарии в следующем, XVII столетии, и продолжившиеся с возрастающей интенсивностью и в XVIII в., полностью подтверждают сказанное: это, в первую очередь, военное вторжение войск «Лжедмитрия» в Московию и захват власти Романовыми. Это и насильственное обращение романовским правительством «ордынцев – предков большинства русских, тех, чья родина южнее широты Москвы-реки», в «греческую веру» (2, с. 938), (64), а также политика насильственного крещения татар, исповедовавших Ислам. Это и установление Романовыми и их подручными крепостного рабства в России, и проводимая ими политика изведения татар и чингизизма – в том числе при помощи мусульманского духовенства, организованного в «духовное управление» под «скипетром Романовых». Это и последующие кровопролитные войны России «с турками, со шведами, с персами, даже с самой собой, с астраханцами, казаками» (61, с. 538). В этих войнах, которые практически непрерывно велись в интересах наиболее влиятельных западноевропейских политических кругов, романовская Россия выполняла роль поставщика как «пушечного мяса», так и «материальной части» в громадных масштабах, расплачиваясь жизнями, здоровьем и благополучием русских, татар и других их земляков, населявших добрую половину Евразии-Татарии.
Все эти факты говорят о том, что Смута в России была устроена именно с целью установления в Московии власти, угодной самой могущественной западноевропейской державе того времени – сверхдержаве Папы Римского. «Запад был готов на все, чтобы завладеть Русью – этими огромными воротами на Восток. <…> Московская Смута – шаг к колонизации Востока. Этот замысел еще в 1584 году излагал в письме кардиналу ди Комо папский легат Поссевино. Он контурно дал сценарий Смуты, предложив трехлетний срок завоевания Польшей Московии <…>. В штрихах иезуит показал контуры внешней политики, которую потом почти три века проводили в жизнь цари Романовы. Персидские и турецкие войны, унесшие тысячи жизней, велись по заказу Рима. Они были выгодны только ему» (2, с. 1029).
Но вернемся к более детальному рассмотрению событий Смутного времени в Московии. Как мы видели чуть выше, во время царствования Бориса дела в Московии обстояли более чем благополучно. Московия возобновила союз с другими «осколками» Великой Орды, в это время растет ее могущество. Да и внутреннее положение Московии при царе Борисе только укрепляется, как и его авторитет. Притом учтем, что «первые два года правления Бориса» – это практически половина времени его «официального» пребывания на престоле Московии (1598–1604 гг.). Эти годы «казались лучшим временем России с XV века: она была в вышней степени своего нового могущества, безопасная собственными силами и счастием внешних обстоятельств, а внутри управляемая с мудрою твердостию и с кротостию необыкновенною» (58, с. 220–221). Были значительно уменьшены налоги, отменена смертная казнь, все сословия общества «могли быть довольны за себя и еще довольнее за Отечество, видя, как Борис в Европе и Азии возвеличил имя России без кровопролития и без тягостного напряжения сил ее; как радеет о благе общем, правосудии, устройстве» (там же).
А вот уже с 1601 года противник начинает активные действия, но заметим, что помог иезуитам и их пятой колонне – западникам – его величество Случай. Возможно, не будь этого, данный этап натиска на Восток со стороны католического Запада вновь бы провалился, несмотря на изощренность и массированный характер агентурного и пропагандистского наступления, и события развернулись бы совершенно в другом направлении. Соответственно, и мы имели бы совершенно другое Отечество, сохранившее все величие, материальные и духовные достижения Великой Орды Чынгыз-хана, его соратников и последователей, и на долю народов Евразии – Великой Татарии – не выпало бы многое из того, что пришлось пережить им за последние четыре с лишним века.
Выше было замечено, что католики и западники имеют свойство приписывать своим противникам-ордынцам свои же деяния, то есть, обвинять противника в том, что сами тайно (или, в некоторых случаях, даже явно) совершали. Так сказать, применяется древний психологический прием маскировки – общеизвестно, кто именно в подобном случае кричит громче всех «держи вора!». Это мы видели как на раннем примере отравления папскими агентами великого князя Ярослава, приписанного католиком Карпини (или его редакторами) матери татарского хана Гуюка, – см. выше или (41, с. 353), – так и на более поздних примерах. Например, отравление московских царей и членов их семей в конце XVI века приписывали Борису Годунову – основному объекту атаки пропаганды иезуитов-католиков в рассматриваемое время.
Но особенно интересны следующие обвинения в отношении царя Бориса, которые выдвигала пропаганда западников: уже через некоторое время после смерти царя Федора «молва оживилась. Пошли слухи, что избрание Бориса на царство было нечисто, что, отравив царя Федора, Годунов достиг престола полицейскими уловками, которые молва возводила в целую организацию (61, с. 327–328). Борисом Годуновым и его соратниками якобы «по всем частям Москвы, по всем городам были разосланы агенты» (там же). В мероприятии, – утверждали западники в распускаемых ими слухах – мол, участвовали «даже монахи из разных монастырей, подбивавшие народ просить Бориса на царство «всем миром» (61, с. 327–328). Причем, говорили, что даже «царица-вдова усердно помогала брату, тайно деньгами и льстивыми обещаниями соблазняя стрелецких офицеров действовать в пользу Бориса» (там же). (Выделено мной. – Г.Е).
В конце концов, мол, «под угрозой полиции сгоняли народ бить челом и просить Бориса на царство… Многочисленные пристава наблюдали, чтобы это народное челобитье приносилось с великим воплем и слезами. Многие, не имея слез наготове, мазали себе глаза слюнями, чтобы отклонить от себя палки приставов… Умиленная зрелищем такой преданности, царица, наконец, благословила брата на царство» (61, с. 327–328). Ну и т. д., и т. п.
Да, постарались сочинители, но видимо, коллектив пропагандистов был велик, а интеллект их довольно низок, поскольку все же вразнобой и довольно грубо сработали: оставили много существенных нестыковок. Например, то царица – вдова царя Федора, – «помогала брату Борису», то вроде бы ее же и вводили в заблуждение, добиваясь «благословления брата на престол»… И много еще нестыковок и ляпсусов для пытливого ума там имеется, как и во всей романовской историографии – не скучно, вернее, довольно интересно разбирать, если иметь в виду основную цель ее сочинителей.
В. О. Ключевский замечает: «Горечь этих рассказов, может быть, сильно преувеличенных, выражает степень ожесточения, которую Годунов и его сторонники постарались поселить в обществе» (61, с. 328). Выражает – да еще какую «степень ожесточения». Но уточним, что Борис Годунов, как нам уже известно, обладал огромным и вполне заслуженным авторитетом среди представителей самых разных слоев общества, как в Московии, так и в татарском мире вне ее пределов. И только западники, и их руководители-иезуиты, располагавшие огромными материальными средствами и сетью агентов влияния, и являлись тем самым «обществом», в котором еще с XIII века «поселилось ожесточение» против ордынской власти в Московии и Великой Татарии, а конкретно в рассматриваемое время – против ордынского царя Бориса Годунова и его сторонников.
Как видим по приведенным чуть выше примерам из пропагандистского материала западников, они обвиняли ордынского царя Бориса в отравлении царя Московии Федора, и, главное – в создании целой организации и сети агентуры для агитации и пропаганды, а также для влияния в своих интересах на должностных лиц – в том числе и военных. Это все, мол, Борис Годунов делал для того, чтобы добиться своей цели – прийти к власти в Московии вместо царя Федора. Но мы знаем – ордынский царь Борис имел достаточно власти и влияния уже при живом московском царе Федоре, выше приводились наглядные примеры оного. Поэтому вряд ли царь Борис нуждался в проведении столь масштабных «предвыборных мероприятий», приписываемых ему пропагандистами иезуитов. К тому же для создания сети агентов-пропагандистов, подкупа комсостава стрельцов-приставов и т. п. требуется, особо при уровне транспорта и связи XVI века, довольно долгое время, не говоря уже о значительных средствах – а ведь избрали Бориса на царство после смерти Федора практически сразу.
Да к тому же за время своего официального правления царь Борис, как мы видели чуть выше, никак не успел «поселить ожесточение в обществе», по крайней мере, в подавляющей части его – скорей всего, наоборот. Так что, если рассуждать здраво и объективно, выходит так, что в распускаемых слухах Борису Годунову его противники-иезуиты приписывали именно свои же действия. Это и организация мощнейшей сети агентуры, как для массовой пропаганды и агитации, так и для проведения соответствующих мероприятий – подкупа, склонения на свою сторону должностных лиц и общественных лидеров, «подготовки бояр-изменников, которые, в конце концов, убили законную власть в Москве» (2, с. 1029). И еще задачей агентуры – определенной ее части – была ликвидация неугодных западникам лиц.
Забегая вперед, заметим – после того, как наступит Смута в Московии – то есть состояние анархии и безвластия, – тогда западники под руководством иезуитов проведут уже заключительную стадию своей комбинации: «избрание царя Михаила Романова». А вот проделают это иезуиты и их подручные-западники примерно такими же методами, какие описываются в приведенной чуть выше выдержке из содержания пропаганды западников, описывающей «нечистое избрание царя Бориса». Только маскировка намерений тайных организаторов «выборов» будет гораздо совершенней – «мути» будет напущено с избытком, так что «осядет» все более или менее только к 1614 году. А после «просветления», уже в первой половине-середине XVII века, начнут полыхать войны Романовского правительства с народами России-Евразии, которые будут продолжаться почти до конца XVIII века. Эти войны были осторожно названы историками-западниками «башкирскими, казацкими, крестьянскими восстаниями».
Но вернемся в Московию самого конца XVI века. Чуть выше отмечалось, что западникам и иезуитам помог в устройстве Смуты и свержении царя Бориса именно случай: значительно облегчили задачу для начала нового наступления западников особо неблагоприятные погодные условия, точнее, природные катаклизмы, повлекшие катастрофические бедствия для Московии и многих областей Великой Татарии – подрыв сельского хозяйства, массовые неурожаи и страшнейший голод. Приведем события того времени в описании Н. М. Карамзина, который не пожалел красок в описании страданий народа при «плохом Борисе», но вынужден был, повторим, привести в своем труде достаточно и объективных сведений. Ведь рассматриваемые события происходили за пару веков «до Карамзина», и главное – сохранялось еще в народе достаточно знаний о своих предках – кто именно и чем занимался в рассматриваемый период. «При Карамзине» не так была еще стерта память народа, как это будет после воздействия на нее – еще в течение двух веков «после Карамзина» – романовской и без малого века советской антитатарской и антиордынской пропаганды. Поэтому Н. М. Карамзину надо было проявлять определенную осторожность при описании того периода. Стоит заметить – достаточно критики и обвинений в подтасовке фактов было высказано надворному историку Романовых уже его современниками (42).
Итак, с начала лета 1601 года в Московии и в прилегающих к ней областях, в основных районах производства хлеба и фуража, происходят стихийные бедствия, которые основательно подрывают продовольственную безопасность огромной державы: «Небо омрачилось густою тьмою и дожди лили в течение десяти недель непрестанно так, что жители сельские пришли в ужас: не могли ничем заниматься, ни косить, ни жать; а 15 августа жестокий мороз повредил как зеленому хлебу, так и всем плодам незрелым. Еще в житницах и гумнах находилось немало старого хлеба; но земледельцы, к несчастию, засеяли поля новым, гнилым, тощим, и не видали всходов, ни осенью, ни весною: все истлело и смешалось с землею» (58, с. 228). Как видим, не удалось собрать никакого урожая земледельцам, а скотоводы не смогли заготовить корма, следствием чего явилась гибель всего поголовья скота – что вызвало полное прекращение производства продовольствия на обширнейших территориях.
Н. М. Карамзин приводит сведения очевидцев: «Между тем запасы изошли, и поля остались незасеянными. Тогда началося бедствие, и вопль голодных встревожил царя. Не только гумна в селах, но и рынки в столицах опустели, и четверть ржи возвысилась ценою от 12 до 15 денег до трех (пятнадцати нынешних серебряных) рублей» (там же). То есть, цены на хлеб и основные продукты питания резко возросли – более чем в сто раз, – но самым ужасным было то, что их практически не было в продаже. Поскольку кое– кто из духовенства, купечества и вельмож, рассчитывая, что неблагоприятные погодные условия лета-осени приведут к бедственному неурожаю, и особенно с началом голода, организованно скупали зерно в огромных количествах и по многим областям, и держали его в хранилищах, не выпуская на рынок, тем самым способствуя распространению и усилению голода.
Узнав о беде, царь «Борис велел отворить царские житницы в Москве и других городах; убедил духовенство и вельмож продавать хлебные свои запасы также низкою ценою; отворил и казну <…> ежедневно каждому давали две московки, деньгу или копейку – но голод свирепствовал: ибо хитрые корыстолюбцы обманом скупали дешевый хлеб в житницах казенных, святительских, боярских, чтобы возвышать его цену и торговать им с прибытком бессовестным; бедные, получая в день копейку серебряную, не могли питаться. Казна раздавала в день несколько тысяч рублей, и бесполезно: голод усиливался и, наконец, достиг крайности столь ужасной, что нельзя без трепета читать ее достоверного описания. <…> Мясо лошадиное казалось лакомством: ели собак и кошек, стерво, всякую нечистоту. Люди сделались хуже зверей: оставляли семейства и жен, чтобы не делиться с ними куском последним. Не только грабили, убивали за ломоть хлеба, но и пожирали друг друга. <…> Злодеев казнили, жгли, кидали в воду; но преступления не уменьшались. <…> И в сие время другие изверги копили, берегли хлеб в надежде продать его еще дороже! Гибло множество в неизъяснимых муках голода. <…> Москва заразилась бы смрадом гниющих тел, если бы царь не велел, на свое иждивение, хоронить их, истощая казну и для мертвых. <…> Пишут, что в одной Москве умерло тогда 500 000 человек, а в селах и других областях еще несравненно более, от голода и холода: ибо зимою нищие толпами замерзали на дорогах. Царь не оставил ни одного города в России без вспоможения, везде уменьшая число жертв, так что сокровищница московская, полная от благополучного Федорова царствования, казалась неистощимою. И все иные возможные меры им были приняты: он не только в ближних городах скупал ценою, им определенною, волею и неволею, все хлебные запасы у богатых; но послал в самые дальние, изобильнейшие места освидетельствовать гумна, где еще нашлись огромные скирды <…> велел немедленно молотить и везти хлеб как в Москву, так и в другие области. В доставлении встречались неминуемые, едва одолимые трудности. <…> наконец, деятельность верховной власти устранила все препятствия, и в 1603 году мало– помалу исчезли все знамения ужаснейшего из зол: снова явилось обилие, цена хлеба упала от трех рублей до 10 копеек, к восхищению народа и к отчаянию корыстолюбцев, еще богатых тайными запасами ржи и пшеницы!» (58, с. 228–230). (Выделено мной. – Г.Е.).
Как видим, это грандиозное стихийное бедствие было все-таки преодолено государством царя Бориса, хотя и ценой огромных потерь. Погибла масса населения, исчезло множество деревень, сел, а то и городов, ямских станций, опустела казна, мощь державы была подорвана основательно. Особенно способствовало наступлению тяжелейших последствий стихийного бедствия и голода деятельность экономических диверсантов-мародеров, которые скупали по всей стране и прятали хлеб в огромных количествах. И главное, умудрялись прятать скупленный ими хлеб от населения, не выпуская его на рынок. Притом ухищрялись скупать даже хлеб, выпускаемый на рынок из царских хранилищ, так сказать, стратегические запасы державы.
Это говорит, во-первых, об организованности, о неограниченных материальных возможностях, об огромной численности и больших агентурных способностях этих скупщиков-диверсантов, и направляла и финансировала их, соответственно, очень серьезная организация, по возможностям не уступающая, а намного превосходящая крупную державу. Само собой разумеется – вовсе не только жажда наживы была причиной того, что скупщики зерна не продавали хлеб умирающим от голода людям. Старания этих врагов были направлены на то, чтобы: а) настроить население против царя Бориса (пропаганда западников объясняла бедствия «грехами Бориса»), б) истощить государственную казну до предела (помощь государства народу отнюдь не была тайной), и таким образом, всеми мерами, ценой бесчисленных жертв, приближать хаос и анархию в стране.
Но вот голод прошел, страна начала приходить в себя. Народ, видевший все старания царя Бориса по борьбе с бедствием, не спешил подниматься на «нечисто избранного царя». Скорей всего, в массах преобладала апатия относительно этих вопросов – уцелевшим, надо полагать, было не до «политики». Из-за насущных проблем народу недосуг было предаваться размышлениям о том, «чистым или нечистым» путем был избран на царство Борис Годунов. Посмотрим, как в этой ситуации действовал противник Московии.
Еще в преддверии бедствий от страшного голода враги ордынцев перешли в наступление. Летом 1601 года, когда шел в Москве и в окрестностях проливной ледяной дождь, не прекращавшийся в течение двух с половиной месяцев, был раскрыт заговор западников, в частности, по подготовке покушения (путем отравления) на царя Бориса Годунова и ордынское руководство Московии. В результате последовала ссылка костяка антиордынской группировки Романовых (приговор боярский от июня 1601 года). Все это расписано надворным историком Романовых Карамзиным, естественно, так, что это обвинение оказалось, якобы, клеветой на романовско-захарьинскую группировку, и, соответственно, явным произволом. Мол, каково: Федора Никитича Романова («будущего знаменитого иерарха»), «сослали в Сийскую обитель», а вот «шестилетнего Михаила (будущего царя!)» – возмущается Карамзин – отдали семье их зятя, князя Бориса Черкасского, отправленного, как замешанного в заговоре западников, также подальше от Москвы, в ссылку на Белоозеро (58, с. 223–224). Но вспомним, что Борис Годунов будет именно отравлен, – но позже, 13 апреля 1605 года, – когда последует «вторая (и на этот раз успешная) попытка бояр свергнуть царя Бориса. Во главе заговора стояли те же люди: Шуйские, Голицыны, Романовы» (81, с. 230). Так что, скорей всего, раскрытие заговора группировки Романовых в 1601 году не было сфабриковано.
Но центр движения западников был, как мы знаем, не в Московии. И вот еще свидетельства этому: примерно с 1603 года, с окончанием бедствий страшнейшего голода, Московию, в основном окрестности столицы, начинают наводнять отряды «разбойников». Эти отряды возникли, как увидим, вовсе не стихийно и состояли они вовсе не из истощенных голодом, чудом выживших и обнищавших крестьян и ремесленников. Были эти «разбойники» в большинстве своем именно из «литовской Украйны, земли Северской», куда еще со времен Ивана Грозного ссылали преступников – вместо казни. И именно из подобных «козаков» они и состояли в основном (58, с. 231). Также в составе этих якобы стихийно возникших, но хорошо организованных, отлично вооруженных и снабжаемых, и соответственно весьма боеспособных крупных военных отрядов находились во множестве «слуги опальной знати, Романовых и других» (там же, с. 232). Эти отряды, сформированные на западной окраине Московии, не контролируемой в описанных условиях бедствия государством Бориса Годунова, а возможно, и на территории Литвы и Польши – массами проникали внутрь России (там же, с. 232). Эти банды – по сути, воинские формирования специального назначения – «грабили, убивали на дорогах, под самой Москвою», были у них созданы в лесах базы – «пристани». Причем эти отряды наемников вовсе «не боялись и сыскных дружин воинских: злодеи смело пускались на сечу с ними, имея атаманом Хлопка, или Косолапа, удальца редкого» (там же). (Выделено мной. – Г.Е.).
Западниками были предприняты, как видим, масштабные и весьма действенные меры для основательной дестабилизации обстановки в державе Бориса Годунова. С наступлением неблагоприятных погодных условий, в предвидении неурожаев крупными монастырями, находившимися под влиянием западников, крупными купцами, боярами-западниками в огромных количествах скупается хлеб. Ввиду неурожаев, скупки и сокрытия хлеба начинается массовый и страшнейший голод. Борис Годунов предпринимает масштабные меры по борьбе с голодом и спекулянтами хлебом. Этой деятельности государства по борьбе с бедствием противодействуют экономические диверсанты, располагающие огромными денежными средствами и действующие организованно и слаженно. Постепенно пустеет государственная казна.
Бедствие голода вызывает другие явления, еще более дестабилизирующие ситуацию – растет преступность, появляются крупные банды, множество из них были сформированы западниками, имели отменное вооружение и снабжение. Впоследствии эти отряды, современное определение которым – разведывательно-диверсионные, – будут присоединяться к войскам Дмитрия, состоявшим в основном из западноевропейских наемников. Историки-западники назовут эти банды «представителями восставшего народа, за счет которых выросло войско Лжедмитрия, благодаря которым он смог захватить Москву».
В это же время в Московии и вокруг нее продолжается усиленная пропагандистская работа против правительства царя Бориса Годунова и против него лично. Из лагеря руководимого иезуитами царевича Дмитрия непрерывно направляется в Московию агентура: «Лазутчики его действовали с величайшею ревностию, обольщая умы и страсти людей – доказывая, что присяга, данная Годунову, не имеет силы» (58, с. 246).
Агитация проводилась, естественно, и против ордынцев – как против татар, так и русских-ордынцев и в целом против власти Орды. Примерно в это время, видимо, и появляются легенды о «татарском нашествии», о «плохой Орде Чынгыз-хана», о «русских князьях – рабах татар-ордынцев», о «Казанском взятии» (якобы «о разгроме последнего оплота разбойничьей Орды победившими ее русскими»). Все это делалось для усиления «мути»: во-первых, противопоставить друг другу русских и татар и, во-вторых, дискредитировать ордынскую систему власти, и в целом ордынцев. А дискредитация ордынцев – как русских, так и татар – нужна была западникам для того, чтобы обосновать необходимость прихода к власти западнорусской знати и «потомков» мифических Рюриковичей, якобы несколько веков тому назад «спасших славян, предков русских-московитов, от хаоса безвластия».
Теперь вернемся к царевичу Дмитрию, которого мы оставили в тот самый момент, когда он прибыл в католическую Польшу, беспрепятственно выехав из «деспотической Московии» – откуда, согласно сочинениям многих западноевропейских путешественников, якобы «никого без разрешения царя не выпускали».
На встрече с приблудным царевичем польский король Сигизмунд первым делом назначил Дмитрию, как своему сотруднику, солидное жалованье-оклад, «сказав: «мы, рассмотрев все ваши свидетельства, несомненно, видим в вас Иоаннова сына… определяем вам ежегодно 40 000 злотых на содержание и всякие издержки. Сверх того, вы, как истинный друг республики, вольны сноситься с нашими панами и пользоваться их усердным вспоможением»«(58, с. 239).
Полномочный представитель Папы Римского, посредничавший при встрече Дмитрия с Сигизмундом, «советовал действовать немедленно, чтобы скорее достигнуть цели: отнять державу у Годунова и навеки утвердить в России веру католическую с иезуитами», дабы «подчинить Риму все неизмеримые страны Востока!» (58, с. 239).
Иезуит Бареццо Барецци пишет: «Король (Сигизмунд. – Г.Е.) дал Димитрию позволение тайно набрать в Королевстве 5000 человек, которые бы выступили в поход (на Москву. – Г.Е.) и собрались около границ литовских; между ними должны были находиться и такие солдаты, которые уже воевали в Московии при Короле Стефане. С ними должны были еще соединиться 5000 Козаков, которые обыкновенно находятся в пределах Королевства: привыкнув жить грабежом, Козаки поспешно пошли к Димитрию» (12). Как видим, так называемые «козаки», действовавшие на стороне западников, были именно из тех, которые «привыкли жить грабежом» – мы не ошиблись (см. чуть выше сноску). И еще, как пишет сам Бареццо, мол, пусть «читатели не забудут, что эти слова написаны иезуитом, ревностным приверженцем Католицизма» (12). Поэтому, как увидим ниже, количество войск Дмитрия, набранных при помощи католиков-иезуитов, «ревностный приверженец» западнической версии трактовки описываемых событий снизил минимум раз в двадцать (мол, «после к царевичу Дмитрию присоединялось население, поднявшееся против царя Бориса»). Как совершенно верно заметил в данном случае Н. М. Карамзин: «Ополчалась в самом деле не рать, а сволочь на Россию» (58, с. 241).
Правда, о том, кем именно эта «не рать, а сволочь» была организована, и в чьих интересах пошла на Московию, и, главное, о том, что именно при ее помощи пришли к власти хозяева самого Николая Михайловича, – о том в трудах надворного историка, понятное дело, умалчивается. Но и за малую толику правды скажем Н. М. Карамзину спасибо – в конце концов, его тоже можно понять: или написать что-то, или вообще не писать, ну а кто захочет зело – тот разберется, и поймет…
Царевич Дмитрий, помимо своего «королевского оклада», был снабжен немалыми деньгами, «дабы он мог содержать себя сообразно со своим достоинством. С такими пособиями Димитрий отправился в Московию, находясь под руководством польского воеводы Сендомирского, который взял с собой двух Францисканских монахов (из тех, которые в Польше называются Бернардинцами, по причине преобразований св. Бернардина) и двух отцев, принадлежавших к Иезуитскому обществу, с одним из их товарищей: они, как люди, весьма добродетельные, должны были духовным оружием подкреплять войско. Эти Иезуиты были отец Николай Чиржовский и отец Андрей Лавицкий: они постоянно находились при Димитрии» (12). (Выделено мной. – Г.Е.). Как видим, многие иезуиты носили вполне «славянские» фамилии и руководили, так сказать, операцией по свержению ордынской власти непосредственно. Здесь нам иезуит Бареццо назвал имена только двух своих «отцев», рассекреченных уже на тот момент – а было их, по всей видимости, сотни, если не тысячи.
Как свидетельствует немец Патерсон, он в войске Дмитрия (то есть, западников) кроме войска из поляков и «козаков», видел еще «гвардию из ливонцев и немцев и по сотне французов, вооруженных бердышами, англичан и шотландцев. Сотником французов, вооруженных бердышами, был Яков Маржерет, секвонец» (87).
Следует сказать, что утверждения историков-западников о том, что царевич Дмитрий (точнее, западники и иезуиты, которые им руководили), несли народу Московии чуть ли не «освобождение от деспотии и процветание», мягко выражаясь, не совсем верны. Что ожидало мирное население в ходе начавшегося наступления войск интервентов– католиков, говорит следующий факт. Во время переговоров с московским воеводой Басмановым представитель царевича Дмитрия Бучинский говорил: «Я прислан моим всемилостивейшим государем, сыном блаженной памяти великого князя Иоанна Васильевича, Димитрием Иоанновичем. Небесный промысел сохранил его от смерти, приготовленной в Угличе изменником Борисом: он здравствует, и через меня, слугу своего, объявляет, что если вы покоритесь ему и ударите челом, как законному государю, то будете помилованы. Если же не согласитесь, то знайте, что всех вас предаст он смерти, и мужей и жен, и старых и малых; самым младенцам в матерней утробе не будет пощады» (85). Понятное дело, это были не пустые угрозы – вспомним русский город Юрьев, уничтоженный подобным образом немецкими крестоносцами в XIII веке – остальные русские города избежали подобной участи только потому, что «немцы зело бояхуся и имени татарского» (41), (42).
Посмотрим на происходящее с другой, Московской, стороны. Представитель английского правительства Томас Смит пишет о своем пребывании в Москве: «Через четыре дня после первой аудиенции были получены столь тревожные вести, что не только наше дело, но и все остальное было оставлено без внимания, кроме принятия решений по поводу наступившей опасности. Ибо было с достоверностью установлено, что появился некто, именующий себя Дмитрием Ивановичем Белым, сыном покойного царя Ивана Васильевича, который считался умерщвленным в Угличе в царствование его брата Федора Ивановича, но теперь будто бы оказался в живых и выступил с оружием на защиту своих наследственных прав. Его появление привело в сильную тревогу государя и все царство, между тем как бесчисленные россказни волновали все слои общества, так что нашим послом невольно овладел страх, как в страхе находились сам царь и правительство, хотя и надеявшиеся, что удастся убедить народ, что все это один дерзкий обман» (102). Против войск царевича Дмитрия «было отправлено двухсоттысячное войско с тем, чтобы захватить противника в плен, или же уничтожить его. Но самозванец успел уже чрезвычайно усилиться при помощи поляков, казаков и проч., не считая и известного числа русских, присягнувших ему на верность. Таким образом, из-за него проливалось теперь больше крови, чем это случилось за несколько последних лет» (102).
Но паника в Москве, по всей видимости, была не так велика, во всяком случае, царь Борис и его окружение вели себя вполне спокойно. Например, Борис Годунов и его сын царевич Федор находили время и на то, чтобы оказывать внимание иностранным гостям «согласно обычаям татар»: «Тем не менее, царь оказывал с каждым днем все большее внимание к послу и королевским придворным: так, между прочим, нам дана была полная свобода выезжать когда нам вздумается, для чего нам и были предоставлены в распоряжение царские сани и лошади, тогда как один из наших приставов и несколько других лиц были обязаны сопровождать и охранять нас». «На возвратном пути его высочество вторично остановился, причем изволил сказать английским джентльменам, что пришлет им на дом подарков и, поручив им поклониться от него послу, проследовал дальше. Четыре часа спустя, королевских придворных посетил один из царских кравчих, дворянин по имени Бахтеяров, привезший им от царевича ценный подарок» (102).
Возможно, что вторжение войск Дмитрия, организованное католиками, было бы отражено войсками Московии при помощи союзников – объединенными силами Великой Орды – как уже было не раз. И вначале успех сопутствовал ордынцам. Организаторские способности царя Бориса и ордынская система «народа-войска» позволили в кратчайшее время снарядить против католиков войско по «сокращенному варианту мобилизации». Причем это было сделано при практически пустой государственной казне, опустошенной в результате борьбы с голодом (см. выше), в не оправившейся еще полностью от голодного бедствия стране. В первом серьезном сражении под Добрыничами 21 января 1605 года войска Дмитрия были разгромлены, сам царевич со своей свитой и с руководством из иезуитов спасся бегством (58, с. 256).
Ордынцам оставалось развивать успех, не упуская времени, сформировать дополнительно войска второго эшелона, и развернуть генеральное контрнаступление, не давая врагу оправиться. Но в самый напряженный момент противостояния, когда был крайне необходим такой способный и авторитетный лидер, как ордынский царь Борис, врагам удалось его ликвидировать. Царь «Борис 13 апреля, в час утра, судил и рядил с вельможами в Думе, принимал знатных иноземцев, обедал с ними в Золотой палате…» (58, с. 260). Но в этот же день, как пишет Томас Смит, «смерть царя Бориса случилась совершенно внезапно и к тому же при весьма странных обстоятельствах. Через каких– нибудь два часа после обеда, когда по обыкновению присутствовавшие при этом врачи уже удалились, оставив царя, по их убеждению, в добром здоровье, о котором свидетельствовал и его хороший аппетит за обедом <…> он вдруг не только почувствовал себя дурно, но и ощутил боли в желудке. Так что, перейдя в свою опочивальню, сам лег в постель и велел позвать докторов. Но прежде, чем они явились на зов, царь скончался, лишившись языка перед смертью» (102). (Выделено мной. – Г.Е.). Это была вторая, после покушения 1601 года, и на этот раз успешная попытка бояр– западников свергнуть царя Бориса (79, с. 23).
Хотя Томас Смит и замечает: «Одному Богу известно, была ли тому иная причина, кроме огорчения, душевной скорби и всяких забот по поводу смуты и крайне малоуспешных военных действий, так что (царю и его сторонникам. – Г.Е) приходилось опасаться самого худшего» (102). «Самое худшее», чего приходилось опасаться в то время Борису Годунову – ликвидация Ордынской власти и захват Московии католиками.
Поясним относительно замечания Смита о «крайне малоуспешных военных действиях»: боевые действия против войск Дмитрия, как было упомянуто чуть выше, шли с преимуществом московитов, но непосредственно перед этим удавшимся покушением на царя Бориса, войска католиков пытались перейти в контрнаступление. Так что, видимо, действия интервентов-католиков и их «пятой колонны» были весьма согласованными. К тому же англичан их источники из среды западников, как и многих жителей Московии, снабжали информацией о якобы явном преимуществе войск Дмитрия и его больших успехах – пропаганда иезуитов действовала и здесь.
Утверждения официальных историков о том, что царь Борис передал трон своему сыну Федору – якобы в порядке престолонаследия – скорей всего, не соответствуют реальному положению дел. Царь в Московии, как было принято в Орде, именно избирался Собором. Возможно, успел бы Федор Борисович стать избранным царем и вступить в правление Московией, то вряд ли смогли бы иезуиты и западники так удачно развалить государство, оставленное царем Борисом. Но получилось именно так, что организация иезуитов оказалась расторопнее – поскольку все у них было продумано и спланировано заранее.
Видимо, избрание нового царя на определенное время затянулось в обстановке безвластья и хаоса, наступившей в результате агентурной деятельности и массированной пропаганды иезуитов и их пособников-западников. Тем временем, при силовой поддержке вновь перешедших в наступление интервентов, и в особенности при содействии разведывательно-диверсионных отрядов, состоявших из западников и наемников-«козаков», сосредоточившихся вокруг Москвы (см. выше), и проникших в необходимый момент в город, главным организаторам Смуты – иезуитам – удалось привести к власти в Московии царевича Дмитрия.
Притом, благодаря грандиозной агитационной и пропагандисткой поддержке всего «мероприятия» иезуитов, Дмитрий для определенной части населения казался наиболее предпочтительным кандидатом в цари. Некоторые московские ордынцы, а также казачьи и татарские лидеры с разных мест Московии и Великой Татарии также начали, видимо, колебаться, и даже склоняться на сторону Дмитрия в условиях наступившего после смерти царя Бориса безвластья – затрудняясь толком разобраться в обстановке. По ордынским правилам, царь должен был прийти к власти в результате избрания Собором. Естественно, были и другие кандидаты. В том числе мог быть избран и Федор Борисович Годунов, а мог быть избран и другой.
Но иезуиты в этой обстановке (устроенное ими же состояние безвластия и хаоса перед выборами, перед Собором) успешно противопоставили системе Орды свою расторопную боевую организацию: их люди, практически захватив Москву еще до входа в город войск Дмитрия, начали расправу со своими противниками. Были схвачены патриарх Иов, Годуновы, Сабуровы, Вельяминовы (все эти три боярских рода татарского происхождения). Семья царя Бориса – его сын Федор, дочери и жена были зверски убиты (58, с. 271–272). После этого, войдя в Москву, царевич Дмитрий отдал приказ «заключить в тюрьму всех приближенных молодого царевича» Федора, сына Бориса Годунова (102). Фактически всех соратников царя Бориса, ордынцев, арестовали «впредь до дальнейших распоряжений, сына же и мать повелели похоронить втихомолку и без малейших почестей, что и было в точности исполнено. Прах же старого царя Бориса был также удален из царской усыпальницы, где он первоначально покоился, с тем, чтобы быть погребенным вместе с ними, при одной из самых невзрачных церквей в Москве» (102).
К этому времени в лагере сторонников ордынской династии, видимо, уже наступил определенный разлад в результате умелых интриг и пропаганды врага. Но, несмотря на это, ордынцы, сумев сплотиться, рванулись из сетей иезуитов, не дав себя добить окончательно, уже, казалось бы, одержавшим победу противником. И сопротивление, организованное наиболее сплоченной и мужественной частью московской ордынской знати, оказалось удачным, в результате боярин Василий Шуйский – «из царского рода Рюриковичей», как утверждает официальная история – был избран царем Московии.
Скорей всего, князь Шуйский был из царской номенклатуры Великой Орды. Известно, что главным воеводой (главнокомандующим) войск царя Шуйского был татарский князь (мурза) из Мещерского Юрта Урак бин Джан-Арслан, более известный в официальной историографии как «Петр Урусов» (29).
Царя Василия Шуйского поддержал также Мещерский улан (царевич) Арслан бин Али («Араслан Алеевич»), как предполагает и историк А. В. Беляков (15). Скорей всего, и мурза Урак («Урусов»), и царевич Арслан действовали не без благословения ордынского хана Ураз-Мухаммада, давнего соратника Бориса Годунова. Далее мы увидим, что мурза Урак («Урусов») сыграет основную роль в том, что иезуиты так и не смогут достичь полного и окончательного успеха в овладении Московией на данном этапе.
К тому же удержать уже почти завоеванную над Московией власть царевичу Дмитрию и его кураторам-иезуитам помешала определенная размолвка между ними. Видимо, царевич решил проявить самостоятельность или давно вынашивал тайные замыслы править без своих кураторов, или же почувствовал, что он лишь разменная фигура в большой игре иезуитов и опрометчиво попытался выйти из-под опеки организации (29).
После свержения прозападного царевича Дмитрия, само собой, битва за Московию между иезуитским Орденом и Великой Ордой отнюдь не прекратилась. В результате все продолжавшейся умелой пропаганды и изощренных иезуитских интриг, проводимой западниками, и царь Шуйский стал устраивать явно не всех – «на севере его признали без особого энтузиазма, а на юге подчиниться его власти отказались категорически» (29).
Дальнейшие события в Московии и вокруг нее разительно напоминают «Замятни» (междоусобицы), бушевавшие в Улусе Джучи в XIV и XV веках. Война в Московии начала приобретать характер «всех против всех». Но врагам-католикам это было только на руку – они ожидали своего часа терпеливо, видимо, чуть ли не все возможные варианты развития событий были просчитаны организаторами «Смуты».
Но так или иначе – налаженное и почти завершенное мероприятие иезуитов чуть было не сорвалось. Царевичу Дмитрию же пришлось бежать от вернувшихся к власти ордынцев и практически начинать все заново, покаявшись перед хозяевами. Он опять выступил с войском из Польши, и начал войну с новым московским царем, с Шуйским. В историографии западников царевич Дмитрий именуется далее как «Лжедмитрий II», хотя многие факты говорят о том, что это одно и то же лицо (81, с. 233) (29, с. 125).
Начался новый этап войны – но сила Московии была уже далеко не та, что при царе Борисе. Но главное, видимо, было в том, что царь Шуйский, в отличие от царя Бориса, не имел изначальную и основательную, и притом всеобщую поддержку во многих «осколках» Великой Орды.
В обстановке хаоса и неразберихи, как известно, иезуиты «выправили ситуацию» – не добившись успеха в открытой войне, они прибегли к своим излюбленным приемам – царь Шуйский был низложен в результате очередного переворота (июль 1610 года), увезен в Польшу и там уничтожен, и в конце сентября в Москву входят польские войска. С этого времени Москва, до освобождения ее войсками К. Минина и Д. Пожарского, находится под польской оккупацией вплоть до осени 1612 г. Свободными от оккупации остаются только восточные области Московии и прилегающие к ней территории Великой Татарии.
Так же, как и в усобицы во времена Золотой Орды, многие ордынцы, введенные в заблуждение интригами и провокациями, проводимыми уже на качественно новом уровне и в гораздо более широких масштабах, чем в XIV–XV веках, в период Смуты воевали друг против друга, оказываясь в разных лагерях.
Некоторые ордынцы, после гибели царя Бориса и наступления хаоса, видимо, оказывались на какое-то время и на стороне царевича Дмитрия, скорей всего, признав его ордынским царем под воздействием интриг западников и иезуитов, и надеясь обустроить-таки страну. Например, имеются сведения, что какое-то время в войске Дмитрия было определенное количество донских казаков и отряд татар Мещерского Юрта. Но, узнав, что царевич Дмитрий увлечен уничтожением ордынцев, особенно царей (например, им был убит хан Ураз Мухаммад), именно татарский мурза Урак бин Джан-Арслан («Урусов») ликвидировал Дмитрия (декабрь 1610 года).
Надобно заметить, что в официальной романовской историографии мурзу Урака попытались представить «изменившим», дескать, вначале царю Шуйскому, а затем и «Лжедмитрию II», таким образом, определив сего татарского мурзу в «двойные изменники». Как видим, историки-западники и в данном случае постарались максимально очернить татар в сконструированном ими «курсе истории России».
Но остались кое-какие сведения, в корне противоречащие версии романовских сочинителей истории – не все им удалось сокрыть. По этим сведениям известно, что мурза Урак убывает вначале от царя Шуйского, у которого, как было сказано выше, он занимал пост главного воеводы, в Крым (в Перекопскую Орду), где в тот момент находились и другие лидеры Великой Орды. Также отметим, что «уход» мурзы Урака от царя Шуйского не отразился на ходе войны против западников, и был, скорей всего, согласован с царем.
Притом войско Болотникова, представлявшее в то время непосредственную угрозу государству Василия Шуйского, было успешно разгромлено незадолго до того, как мурза Урак убыл от Московского царя в Крым.
И уже только из Крыма мурза Урак прибывает к «Лжедмитрию II», и в итоге осуществляет успешную ликвидацию сего прислужника католиков. Как видим по результату, «служба» мурзы Урака у «Лжедимтрия II» была, скорей всего, ничем иным, как запланированным ордынцами внедрением в окружение главаря западников, поскольку иными мерами, видимо, никак невозможно было уже в то время остановить экспансию католического Запада и прекратить устроенную его пособниками Смуту.
Понятно, что в западническую историографию приговор ордынцев в отношении пособника иезуитов царевича Дмитрия, приведенный в исполнение мурзой Урусовым, вошел в своеобразной, донельзя искаженной формулировке: «Я тебе покажу, как топить в реке татарских царей!». Дескать, сей татарин «зарубил Лжедмитрия в отместку за убийство своего друга-соплеменника», да чуть ли не в пьяной драке – дескать, не убил бы «самозванец Лжедмитрий II» его друга, так и грабил бы Урусов вместе с ним, разорял бы этот татарин Русь и далее на пару с «Тушинским вором».
Но как видим, уничтожение видных ордынцев производилось в основном по-иезуитски, тайком, и хан Ураз-Мухаммад был отнюдь не единственной жертвой царевича Дмитрия – марионетки католиков и западников. Многое из того, что касалось связей с иезуитами и западниками, как Дмитрий, так и его сообщники по организации, видимо, умели держать в тайне и хорошо маскировали свои истинные намерения и цели. Поэтому и тех наших предков, которые временами воевали друг против друга в период Смуты, разумеется, нельзя обвинять в том, что они «занимали не ту сторону». В обстановке того времени вряд ли было возможно сразу разобраться в истинных намерениях той или иной группировки, того или иного лидера. Можно было, в принципе, судить только по наступившим – раньше или позже – результатам деятельности того или иного лица, или если выявится его истинная суть в ходе этой самой его деятельности. Например, как в приведенном чуть выше случае, когда мурза Урак смог обезвредить марионетку иезуитов и западников. Как видим, татары-ордынцы в целом правильно ориентировались в ситуации – хотя это было отнюдь не просто, вернее, зачастую практически невозможно в той обстановке.
Но все же, в результате Смуты и интервенции католиков-поляков, Москва с прилегающими территориями западнее нее оказалась оккупированной польскими войсками. Начались приготовления к присоединению Московии к католическому миру, западники радостно предвкушали «приход на престол Московии» польского королевича Владислава. О его назначении в цари Московии хлопотал поставленный католиками-иезуитами «патриарх всея Руси» Филарет – он же давний противник ордынского царя Бориса Годунова, – Федор Романов-Захарьин, отец основателя династии Романовых, царя Михаила Романова.
Михаил Романов был, скорей всего, запасным кандидатом на трон Московии от команды западников, руководимых иезуитами. И Михаил оказался к месту в самый критический момент, чтобы «выправить» ситуацию, над которой почти потеряют контроль иезуиты в так и не понятой ими до конца Татарии – России.
Проблемы для иезуитов опять-таки возникают неожиданно – оказалось, был в Московии подлинный духовный лидер, патриарх Гермоген, в полном смысле слова законный, притом обладавший огромным авторитетом, один из оплотов той самой, исповедуемой тогда московитами и многими татарами веры, уже почти позабытой и «заштукатуренной» переписчиками нашей истории (см. выше). И он успел бросить клич о спасении Отечества от католиков и западников. Казалось уже, что кроме него, «татарина Гермогена, не изменившего Единобожию» (2, с. 1032), которого католики и западники все же сумели позже уничтожить, уморив голодом, в защиту Московии выступить некому.
Но призыв Гермогена к единению и изгнанию из Отечества католиков, распространяемый в грамотах по всем направлениям, начиная с декабря 1610 г., был услышан (35, с. 225). Помощь пришла, как и ранее, с Востока, вернее, как тогда выражались, с «татарских просторов», с ордынских территорий. С 1611 года формируются отряды, начинает работу Совет ополчения, своеобразный Земской Собор. Как и ранее в Московии, сей Собор был создан по образцу ордынского Корылтая. Совету ополчения принадлежала высшая власть – законодательная, судебная и в определенной мере и исполнительная.
Но все же иезуиты и западники смогли посредством своей многочисленной агентуры внести разброд в работу Совета ополчения, и главное, им удалось ликвидировать его лидера П. П. Ляпунова летом 1611 г.
Тем не менее, к осени того же года возник другой Центр ополчения в Нижнем Новгороде (названный историками «Второе ополчение»). Стоит отметить, что как таковой этот Центр сопротивления западникам и католикам сформировался с того момента, как прибыли в Нижний Новгород из Арзамаса и Темникова «войсковые люди», составившие основу армии Минина и Пожарского.
Притом обратим внимание, что как Арзамас и Темников, так и Нижний Новгород, – практически со всей Нижегородчиной, – в те времена (вернее, еще и почти сто лет спустя после описываемых событий) находились на территории Татарии. То есть, Нижний Новгород, где собрался Совет всея земли Минина и Пожарского и его соратников, и где формировалось их войско, находился на территории Мещерского Юрта, в местах проживания отменного народа-войска – татарских мурз (биев) и их боевых товарищей – татар-казаков. Многое удалось сокрыть романовским сочинителям истории, многое и от себя присочинить им пришлось, дабы история России получилась, по возможности, без татар. Но многое, как видим – так же, как и приведенную карту, – сокрыть им так и не удалось.
Тем не менее, историки-западники представили дело так, что вот мол, «исключительно русским движением было это народное ополчение с Нижнего Новгорода, с Рязани и с других русских городов». И ополчение из ремесленников да крестьян почти одних, – не державших оружие в руках до того, – мол, все же разогнало профессиональные войска из шведов и поляков, усиленных немцами, да и освободило Московию. Потом и избрали родственника Рюриковичей царем христианским. А татары, мол, случайно в это движение попали – единицы. Дескать, в сторонке стояли татары, в строго определенном им романовскими сочинителями истории месте – как «окончательно завоеванные Иваном Грозным». Ну а некоторые татары в Смуту, мол, «грабили русский народ», да и мешались просто, «изменяли» то одной стороне, то другой (см. выше).
На самом деле получилось так, что именно Великая Орда отвоевала Московию у тех же поляков и западников. Чтобы после все же отдать под власть прозападного царя – но это уже не вина татар-ордынцев и их русских соратников, а огромная удача иезуитов, сумевших удержать крошечный плацдарм в Московии, совсем маленький плацдармчик – но на ключевом направлении, на имевшем стратегическое значение месте. Католикам удалось, уходя, оставить на престоле Московии царя-западника с отцом-иезуитом, с соответствующим окружением и с надежными связями в католическом мире.
Как видим, борьба на данной стадии Смутного времени – в период официального правления Бориса Годунова и после его свержения – велась противниками Орды в двух плоскостях, двух «измерениях». Великая Орда, в итоге выиграв сражение в открытом поле – очистив Московию от поляков и разгромив западников, преодолев Смуту, – тем не менее, проиграла схватку на «тайном фронте», где методами войны были интриги, подкуп, тайные убийства, агентурное влияние – многих приемов этой войны не знали наши предки и пропускали губительные удары врага.
Мурад Аджи вполне обоснованно отметил, что «Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, освободители Москвы, были настоящие басурмане, бороться с которыми призывал русский патриарх-иезуит. <…> А еще их называли «татарами», они воевали против христианства (то есть, против католицизма. – Г.Е.), которое своих сторонников звало «славянами». Так началось новое разделение тюркского народа. На славян и татар. В документах того времени фигурируют «волжские, донские, рязанские» и другие татары» (2, с. 1022).
Согласимся с этим мнением Мурада Аджи, лишь кое-что уточним. Как мы прояснили в данной работе, народ средневековых татар, предков не только современных татар, но и предков довольно многих представителей тюркских народов, а также многих и многих современных русских, именно со времен прихода к власти Романовых и начали делить на славян, на «разных» татар и «другие тюркские народы».
О том, что Пожарский был из татар («тюрок»), доказывает герб его рода – «ятаганы и стрела, бесспорно, восточные символы, предположительно фамилия князя была Божир, а род занятий предков – металлургия» (там же, с. 1023). Дополним, что «Божир» по-татарски означает «Рябчик». Возможно, эта птица была тотемом древнего рода «Пожарских», либо прародитель сего рода имел соответствующее прозвище.
Происхождение фамилии Минина объясняется проще, но, осмелимся заметить, вряд ли она происходит от слова «мин» – «мука» (там же). Скорей всего, происходит эта фамилия от слова «Мец» (Meng), то есть, «тысяча» – было такой термин, означающий воинское соединение у татар («монголо-татар»), были и названия племен-кланов у предков современных башкир и татар: meng, tumen-meng. По-русски их называют «минцы». Есть и село в Башкирии – тоже Meng. Официально это село называется «Минзитарово». Название это происходит от татарского «Меңятар», или «Меңҗатар» – что переводится как «месторасположение тысячи». Считается это село башкирским, но говорят эти башкиры на одном языке с соседними татарскими деревнями – и внешностью от соседей-земляков своих ничем не отличаются.
Приведем еще кое-какие сведения и кое-что проясним. Например, «в составе войска численностью 4500 чел., направляемого под командованием Дмитрия Пожарского против поляков и литовцев (июнь 1615 г.), было более тысячи служилых татар. В т. ч. алатырских служилых татар 230 чел., арзамасских князей, мурз и татар 228, темниковских – 430 и курмышских – 120 чел. В походе на Псков (авг. 1615 г.) под командованием Ф. Шереметова половину войска составляли служилые татары тех же уездов» (84).
Ну а теперь поясним одно лукавство официальных историков. Как видим, количество татар в составе ополчения получается у профессиональных историков почти соответствующим официальной статистике, скажем, переписи 1989 или 2002 года – ну, многовато татар все же оказалось в истории, но ничего не поделаешь, не убавишь никак. И документы в архиве нашли, миру показали – уже многие знают.
А на самом деле было так – относительно количества татар в войске, например, Д. Пожарского. Вот указывают в трудах своих историки: выступило арзамасских татар (мурз) 228 человек, темниковских мурз – 430. Но это не значит, что войско татар – арзамасцев и темниковцев – составит всего 658 человек, поскольку здесь еще указаны не все «служилые татары». Историки не указывают в своих публикациях один немаловажный факт – с каждым татарским мурзой (князем) выступали в поход татары-казаки, их в подчинении каждого мурзы могло быть от нескольких человек до сотни (это у младшего и среднего комсостава), а могло быть и тысяча и более (старший комсостав – преимущественно мурзы в зрелом возрасте). Подчиненные мурзам рядовые татары-казаки во многие подобные списки обычно и не входят, в них указывают только мурз, командный состав. А при описании войск непосредственно на «театре боевых действий» – как на стратегическом, так и оперативно-тактическом уровне – указывается количество войска в целом. Например, в подчинении у Шейхгали-хана или царевича Арыслангали столько, или у князя Михайло Васильева сына Глинского – столько человек, без указания, так сказать, национального состава того или иного войскового соединения московитов.
Так что на самом деле, например, в составе войска Д. Пожарского было не просто «более тысячи», а несколько тысяч как минимум «служилых татар», и не половина войск Шереметова, а практически все войско его состояло преимущественно из татар-ордынцев. Притом особо отметим: в их числе также было немало предков «большинства русских, чья родина южнее широты Москвы-реки» (2, с. 938). Примеры этого здесь же: это Глинский, Минин, Пожарский, Шереметов и многие, многие другие.
Ахметзаки Валиди Туган, основываясь на многих источниках, часть из которых, видимо, недоступна уже нам, писал: «Когда беда взяла державу за горло, все благоразумные люди страны, и русские, и мусульмане сообща взялись устранять Смуту. Собравшись в Поволжье, наше войско с Нижнего Новгорода направилось в Москву. И прогнало поляков, засевших уже там и прибирающих к рукам всю Россию. Собрались представители со всех областей России, как от русских, так и от мусульман, и на совместном Соборе был избран ими царем Михаил Федорович… И если эта русская держава достигнет в мировом сообществе такого положения, которое заставит преклоняться перед ней другие народы мира, то и мы, татары-мусульмане, вместе с ней будем занимать ведущее место в мире, как в области культуры, так и в области материального благополучия» (19, с. 59–63). Советский татарский историк в ответ на это, отрабатывая свой академический спецпаек, написал: «Ахмед Заки Валиди в брошюре под громким названием «Смутное время и участие мусульман в избрании на царство Михаила Федоровича Романова» нарисовал те времена периодом райской жизни для татар и других инородцев на «общей родине». По мнению А. З. Валиди, в избрании царя Михаила татары участвовали на равных правах с русскими феодалами. И это равноправие якобы доказывается наличием двух-трех татарских фамилий в официальных документах об избрании царя. Далее, утверждает А. З. Валиди, татары постоянно пользовались благосклонностью царей и имели свободный доступ ко двору – как до Михаила, так и после него. Мало того, и Борис (царь Борис. – Г.Е.) из-под пера Валиди выходит чистородным татариным и преподносится кровным братом хана Ураз-Мухаммеда… Все было хорошо в добрые старые времена, пытается убедить автор, да вот позднейшие русские цари забыли оказанные им услуги Шахалиев (хан Шейхгали. – Г.Е.), Ураз-Мухаммедов и др. И народ татарский оказался в жалком, бесправном положении. Так рассуждая и оплакивая прошлое, А. З. Валиди искаженно изображал историю народа» (109, с. 71).
Но мы уже разбираемся досконально, кто именно искаженно изображал историю, притом как татарского народа, так и в целом Отечества.
Также заметим, что «это равноправие», по мнению Ахметзаки Валиди Тугана, да и не только по его мнению, доказывается, во-первых, вовсе не только «наличием двух-трех фамилий» – например, как мы и прояснили выше, а также и в (41), (42). Да и, во-вторых – фамилии любые могли вписать или убрать при составлении официальной истории Миллером, Шлецером и их предшественниками и подручными в XVII–XVIII веках. Как мы видели из всего приведенного в этой, а также и в двух предыдущих книгах (41), (42), равноправие русских, татар и остальных народов в Великой Татарии и Московии – до наступления романо-германского ига – доказывается весьма и весьма многими фактами и сведениями. И в большинстве своем утаенными от нас именно историками-«флюгерами» – подобными данному «критику» Ахметзаки Валиди Тугана.
Необходимо сказать, что и в эмиграции не переставали травить Ахметзаки Валиди Тугана подобные «критики». Поскольку и в Турции, притом в весьма влиятельных кругах, процветали эмигрировавшие из России «булгаристы». Последним, и особенно их хозяевам, весьма не нравились взгляды Ахметзаки Валиди Тугана на историю татарского народа и изложенные в его трудах сведения, приведенные как в данной работе, так и в (41), (42).
Но Ахметзаки Валиди Туган, даже прожив всю оставшуюся жизнь в изгнании, от своих работ, от своего мнения и своих слов, – в том числе и от приведенных в данной работе, – до конца своего жизненного пути не отказался, и не старался тем кому-либо угодить. Так как был Валиди Туган и остался, несмотря на то, что стал врагом «партруководителей» СССР, патриотом своей Родины – России, да и просто – достойным и благородным человеком. И какой путь он избрал в свое время для борьбы с Лениным В. И. и с Троцким Л. Д., да с их компаньонами, и мог ли он выбрать иной, и какой должен был выбрать – этот уже другая тема.
Советский историк отмечает также: «Татарская ориентация Валиди в те годы, когда татарская буржуазия была еще сильна, очень примечательна, ибо позднее, как общеизвестно, он стал идеологом узко башкирского националистического сепаратизма» (109, с. 71). Ну и дополним: главное, стал Валиди Туган врагом антинародной большевистской власти, и поэтому критиковать его труды подобным образом в научных работах было в те времена очень выгодно. Ведь не об исторической правде пеклись многие и многие – как из числа романовских историков, так из рядов партийных историков периода советского тоталитаризма – они старались, в угоду своим хозяевам, скрыть истинную роль в истории России и Евразии средневекового татарского народа и его лидера, основателя Великой Орды Чынгыз-хана, его соратников и последователей.