«Как бы подобраться к этой стерве поближе…» — задумалась Марго, шагнув в кабину лифта. Следом шмыгнули две юные особы, развернулись спиной и заняли все свободное пространство, бесцеремонно оттеснив ее в угол. За две минуты, пока лифт поднимался на третий этаж, Марго успела люто возненавидеть обеих, — от флегматичной толстушки с буйной гривой черных кудряшек разило омерзительной смесью пота и дешевого цветочного дезодоранта, а ее спутница, высокая блондинка с прической под Анни Ленокс, непрерывно тараторила и вся изверилась. На плече девушки висел здоровенный рюкзак, битком набитый книгами и папками, и при каждом ее движении их выпирающие углы пребольно тыкались в грудь Марго. Вдобавок беспокойная девица несколько раз наступила ей на ногу тяжелыми шнурованными ботинками и даже не потрудилась извиниться. Закусив губу, Марго сверлила ее коротко стриженный затылок ненавидящим взглядом, мечтая изо всех сил наподдать нахалке пониже поясницы острым мыском одной из своих замшевых лодочек.

Настроение и так ниже среднего, да еще эти препротивные девицы путаются под ногами… Все утро Марго ломала голову, как выполнить ответственное задание, но ничего не придумала. Сейчас нужно бы максимально сосредоточиться — вдруг осенит идея! — а внимание рассеивается на посторонние раздражители.

Перед актовым залом ЦДРИ толпились журналисты, приглашенные на знаменательное событие — первую презентацию модной писательницы Изабеллы Астраловой. Читателей-почитателей сюда не допустили, вход только по приглашениям.

Оглядев фойе, Марго приткнулась у стены и приуныла. Девицы, ехавшие с ней в лифте, пристроились рядом — других свободных уголков в фойе не оказалось. Не в пример Марго обе чувствовали себя непринужденно. Наверняка только-только выпорхнули из стен журфака, но уже усвоили аксиому журналист всюду свой человек.

— Зря ты меня торопила, Карина, лучше бы я поправила статью и сдала ответственному за выпуск, — с досадой произнесла блондинка. — Теперь мне обеспечена клизма с патефонными иголками.

— Перебьются, — не прониклась проблемой ее спутница. — Вечно ты суетишься под клиентом, Мара. Да за хороший материал с сегодняшней презентации тебе простят все прошлые грехи!

— Сомневаюсь я, Усгин Акимыч, — процитировала известного киногероя девица по имени Мара. — Тут и без нас желающих хоть отбавляй.

Слушая их болтовню, Марго думала, что юная журналистка права. К Астраловой ни за что не пробиться — более бойкие коллеги по перу просто затопчут на подступах к писательнице, именуемой в прессе «чудачкой», «затворницей», «оригиналкой», «неземным существом» и «дамой со странностями».

Алла Дмитриевна Королева, преуспевающая бизнес-леди, которую большинство мужчин считали женщиной-вамп, а близкие друзья называли верной боевой подругой, сидела в своем домашнем кабинете. На коленях сладко сопел ее любимец, персидский котенок редкой масти бело-голубой биколор, по кошачьему паспорту — сэр Персиваль, а для домашних — Перс, Перси, Персюха. Поглаживая спящего питомца, Алла задумчиво смотрела на портрет, висящий на противоположной стене.

Эта комната именовалась кабинетом скорее по привычке. Четыре года назад, когда Алла купила квартиру, дизайнер отделал кабинет в соответствии с указаниями хозяйки: вдоль одной стены книжные стеллажи, у окна Г-образный письменный стол, в противоположном углу низкий столик тонированного стекла, рядом с ним — единственное кресло. Единственное — потому что посторонним вход в эту комнату заказан. Сюда допущены лишь ее любимая подруга Лариса и экономка Зося Павловна — борец с пылью и прочим беспорядком.

Как-то раз Лара съехидничала:

— Мать, похоже, ты стала подозрительной. Боишься, что конкуренты влезут в твой компьютер? Поэтому никого сюда не пускаешь?

— Это комната Синей Бороды в женском обличье, — отпарировала Алла. Кивнув в сторону стеллажей, она зловещим тоном пояснила:

— С помощью потайного механизма эти полки поворачиваются, а за ними стройными рядами стоят скелеты моих бывших любовников.

На самом деле кабинет был местом уединения, но Алла не хотела признаться в этом даже лучшей подруге. Здесь она отдыхала, читала, размышляла. За письменный стол верная боевая подруга уже сто лет не садилась, компьютером тоже не пользовалась, а если приходилось работать с документами дома, предпочитала устроиться в гостиной или спальне.

У комнаты, традиционно именуемой кабинетом, появилось иное назначение, о котором никто, кроме самой хозяйки, не знал.

Нервной Маре не стоялось на месте — видно, суетливость, на которую ей попеняла хладнокровная Карина, была характерной чертой начинающей акулы пера. У этой девушки, похоже, было шило в одном месте — она приплясывала от нетерпения, постоянно задевая Марго то острым локтем, то тяжеленным рюкзаком, раз двадцать спросила стоявших поблизости журналистов, когда же начнется презентация, но неопределенные ответы и пожимание плечами ее не устраивали, и она снова и снова приставала к любому попавшему в ее поле зрения.

Марго и так чувствовала себя не в своей тарелке, да еще вертлявая девица действовала на нервы. Сказать бы ей пару ласковых… Но нельзя затевать свару на глазах у коллег. Беда в том, что деться некуда — фойе уже битком забито. Собратья по перу кучкуются по двое-трое, а то и целой группой, все более-менее знакомы друг с другом и оживленно обсуждают предстоящее мероприятие, одна она как неприкаянная, никого тут не знает и подпирает стену, пытаясь изобразить независимость.

Наконец непоседе Маре повезло — подходящий объект нашелся.

— И ты здесь, Влад! — радостно завопила она, ухватив за рукав проходившего мимо молодого человека.

— Привет, Марина, — небрежно бросил тот. Бросив на парня оценивающий взгляд. Марго разочарованно отвернулась — от него никакого проку, этот типаж ей хорошо знаком. Остальные журналисты были одеты цивильно и вели себя соответственно, а лохмато-расхристанная наружность Влада, нарочитая небрежность в одежде и все повадки намекали на оригинальность и талант. Марго решила, что либо у парня не все дома, либо он очень высокого мнения о себе. Журналист без году неделя тут же продемонстрировал, что второе ближе к истине, — окинул ее презрительным взглядом, в котором отразилось: «А эта что тут делает?» — подразумевая, что на данное мероприятие допущены лишь самые-самые, и он, разумеется, в их числе. Самоуверенный Влад не удостоил вниманием и Карину с Мариной. Видно, у него была высокая цель познакомиться с маститыми зубрами пера, — а потому он не желал тратить драгоценное время на бесперспективное общение с юными коллегами.

Судя по всему, девушкам была не в новинку его хамско-высокомерная манера поведения. Карина озабоченно рылась в сумке, а Мара нетерпеливо тормошила парня, хотя он явно был не в восторге от ее общества.

— Влад, почему презентация не начинается? — уже в пятый раз задала она волнующий ее вопрос. — Ведь уже половина первого, а в приглашении написано, что назначено на двенадцать!

— Астралова еще не приехала, — наконец снизошел до ответа тот, продолжая высматривать мэтров.

— Так я и знала! Эти чертовы презентации никогда вовремя не начинаются, — бросила Марина с таким видом, будто ей довелось побывать на десятках подобных мероприятий.

* * *

Сидя в тиши комнаты, по привычке именуемой кабинетом, Алла вполголоса читала стихи, которые мысленно назвала грустным итогом своей жизни:

Посмотрев на свой портрет, висевший на противоположной стене, Алла невесело усмехнулась. На картине изображена роковая женщина, высокомерно взирающая на мир и всем своим видом демонстрирующая мужчинам: «Я королева! И все вы это прекрасно знаете». Именно так ее воспринимали окружающие, да и она сама до недавних пор была в этом убеждена. Но в последние месяцы представления о себе самой, взаимоотношениях с мужчинами и жизненных приоритетах кардинально изменились.

«Сейчас в моей жизни есть мужчины, которых я люблю. Каждого по-разному, но люблю. Почему же моя душа не на месте?..» — размышляла Алла.

Встретила бы она их, будь по-прежнему неимущей? Вряд ли. Они бы вращались по параллельным орбитам, не пересекаясь. Но с другой стороны, новый взгляд помог бы ей найти вполне приличные экземпляры мужского пола и среди других социальных слоев.

До сих пор материальный статус любовника не имел для Аллы значения. Но это ее личная точка зрения, а мужчины в своем большинстве не любят, когда женщина превосходит их по каким-либо параметрам, — самолюбие, как известно, самое слабое место сильного пола. Значит, круг сужается — тот, кто комплексует, если женщина в чем-то выше, просто отойдет в сторонку. По счастью, не у каждого психология неудачника. Алле доводилось делить постель и с небогатыми партнерами, и она полагала, что они на равных.

Алла Дмитриевна Королева не из тех, кто протежирует мужчину только лишь потому, что тот стал ее любовником. А что думали они? Не было ли у них задних мыслей?..

Подобные сомнения время от времени посещают любую состоятельную женщину, когда рядом с ней мужчина не ее уровня: «Что его привлекает — я сама или мои деньги?»

Глядя на портрет, Алла вспоминала художника и тоже задавала себе этот вопрос.

Марго впервые получила столь ответственное задание — взять интервью, да не у кого-нибудь, а у самой Изабеллы Астраловой, подпускавшей к себе лишь избранных.

Рекламная кампания щедро спонсировалась, а журналисты отрабатывали гонорар на совесть, называя Acтралову «великой русской писательницей», бурно восторгаясь ее «блестящим слогом», «прекрасным знанием исторического материала, воссоздающего атмосферу эпохи» и «достоверной детализацией». В не заказных статьях лояльных изданий ее творения именовали ремейками, хотя на самом деле это была удобоваримо сляпанная компиляция. Не мудрствуя лукаво, авторесса брала за основу сюжет лучшего романа какого-нибудь почившего в бозе классика, не обходя вниманием ни отечественных, ни зарубежных мэтров. Она кое-что видоизменяла, добавляла несколько новых персонажей, сдабривала детальным описанием нравов, быта, архитектуры и прочей фактурой, почерпнутой из специальной литературы, приправляла соусом из стилизованного под старину языка и подавала это блюдо как новый жанр современной литературы.

«Неземная» Астралова за годы на редкость плодотворного творчества накропала аж три десятка романов и не собиралась останавливаться на достигнутом. Ей прочили большое будущее, по крайней мере в аспекте прогрессивного роста количества ее творений, а еженедельник «Все обо всем», в котором уже более десяти лет усердно трудилась Марго, оказался в аутсайдерах — ни единого интервью со звездной авторессой.

Несмотря на красивые эпитеты, живописующие достоинства «великой русской писательницы», в журналистских кулуарах поговаривали, что мадам Астралова на редкость сволочная баба, общаться с которой можно, лишь приняв упаковку транквилизаторов, да и то после этого желательно поправить нервишки живительной влагой, иначе рискуешь приобрести мизантропический взгляд на человечество в целом и на его отдельных представительниц в частности.

Эти слухи не прибавили Марго оптимизма, и сейчас она с тоской размышляла о том, что взять интервью у знаменитой писательницы не удастся, следовательно, она не выполнит редакционного задания и не получит вожделенного повышения.

«Черт бы побрал старого хрыча Самсоныча», — мысленно ругнула шефа уставшая от ожидания журналистка.

Заместитель главного редактора Николай Самсонович Фалеев, за глаза именуемый подчиненными Самсонычем или Змеем Горынычем — в гневе тот уподоблялся своему сказочному прототипу, правда, вместо огня изрыгал ругательства, — пообещал назначить Марго обозревателем светской хроники, если она сделает симпатичное интервью со знаменитостью. Об этой почетной должности она мечтала уже не первый год, но, увы… Пока это журавль в небе. Змей Самсоныч мог бы дать задание полегче, раз выказывает ей особое расположение.

На данный момент Марго пописывала незатейливые статейки на злободневные темы, преимущественно о бытовых драмах.

— Душевно пишешь, Маргоша, — прочувствован-, но утирал несуществующую слезу Самсоныч, ознакомившись с очередной душераздирающей историей, проникновенно изложенной журналисткой.

Злоязычные коллеги придерживались иного мнения, называя ее «фальшивой слезовыжималкой», «чернушницей», а двое самых зловредных политобозреватель Егор Сурин и ведущий спортивной колонки Кирилл Никитин, большой спец по части ненормативной лексики и вульгаризмов, — однажды устроили своеобразное состязание, соревнуясь в оскорбительных определениях. Первым начал Кирилл, презрительно отозвавшись об излюбленной тематике Марго:

— Голодная мать, обосранные дети. — Далее последовала витиеватая фраза, в которой самым приличным словом было «говно».

— Копрофилка, — с умным видом изрек Егор, считающий себя эрудитом.

— Скажи уж проще — любительница покопаться в чужом дерьме, а если короче — дерьмокопалка, — с энтузиазмом подхватил Кирилл.

— Мышка-говноройка, — завершил интеллектуальную дискуссию его коллега.

В итоге к Марго намертво приклеились все три малопочтенных прозвища: «копрофилка», «дерьмокопалка» и «мышка-говноройка».

Но старенький Самсоныч благоволил к журналистке, бывало, расчувствовавшись, ласково гладил ее по голове и утешал:

— Не кручинься, душа моя, это они от зависти. Сами отпетые циники и не понимают страстей человеческих. А ты пиши, как раньше, с душой. Тебя читатели любят, а на злые языки не обращай внимания.

Самсоныч дал ей это задание из самых лучших побуждений и со всей серьезностью намеревался повысить статус Марго до престижной должности обозревателя светской хроники. Между прочим, название этой колонки — его собственная идея, чем замглавред страшно гордился. Ехидные подчиненные не преминули поязвить по его адресу, — мол, совсем сбрендил старикан на склоне лет, открыл велосипед и радуется, как ребенок, надо же — обозвал раздел «светской хроникой»! Да где он, этот «свет»? Попсово-киношная тусовка, что ли? Или политическая? Новорусский бомонд? Да многие из них вилку с ножом держать не умеют, не говоря уже о хороших манерах и прочем.

Ироничных коллег Марго побаивалась, некоторых ненавидела и с удовольствием кляузничала своему покровителю, а потом, скрывая злорадство, наблюдала, как Змей Горыныч разносит обидчика в пух и прах.

Она с превеликой радостью сменила бы коллектив — на ее взгляд, в малотиражной газетенке «Все обо всем» подобрались одни озлобленные бездари и завистники. Но, увы, в другие издания ее не брали — безработных журналистов с дипломом пруд пруди, а у нее нет образования.

Одно время Марго всерьез озаботилась карьерой, но везде получила отказ.

— Похвастаться вам, милочка, нечем, — заявила ей одна дама, не последний человек в редакции популярного женского журнала, постукивая длинным наращенным ногтем по стопке принесенных Марго материалов. — Ваши статьи — для сентиментальных домохозяек. Однако они покупают лишь дешевые еженедельники, а наш журнал им не по карману. Мы пишем для деловых, энергичных женщин, у которых иные приоритеты и оптимистический взгляд на собственное будущее, а вы пытаетесь давить из читателя слезу. Это уже прошлый век, а нам и подавно не подходит.

Редактор другого солидного издания тоже не церемонился:

— В ваших статьях все безрадостно и беспросветно, а героини унылые, примитивные, все на одно лицо. Ситуации слегка различаются, но тональность одинакова. Обратитесь в газету «Мир криминала» или нечто в том же духе, может, им сгодится ваша чернуха.

— Почему вы избрали такую тематику? — недоумевала еще одна матрона, зам главного редактора толстого журнала. — Ладно бы писал мужчина, реализуя в подобном материале свою жестокость и скрытую агрессию. Создается впечатление, что вы упиваетесь страданиями ваших героев и смакуете ужасающие своим натурализмом подробности. У психически здорового читателя это вызовет неприятие. Лично я, читая ваши статьи, испытывала омерзение. Это грязно. Да, жизнь — отнюдь не веселый праздник, однако это не означает, что читателя нужно грузить подобной мерзостью.

Марго выслушивала нелицеприятные оценки своего труда с каменным лицом. Будь ее воля…

«Устроились на теплом местечке и считают себя вправе поучать, — с ненавистью думала она, заискивающе глядя на визави и согласно кивая — мол, все поняла, постараюсь исправиться. — А сами-то вы о чем раньше писали, пока не пробились? Бодро рапортовали об ударниках коммунистического труда, досрочном выполнении пятилетнего плана и очередном съезде партии. Да и очерки на бытовые темы наверняка лепили, из серии „Письмо позвало в дорогу“. А теперь перекрасились, продажные твари… Изображают из себя нечто, будто есть чем похвастаться. Чем гордиться-то? Прежним панегириком великим деяниям партии? Или теперешним умением приспособиться?»

Нахлебавшись унижения — ладно бы, использовали вежливую мотивировку, мол, вакантных мест нет, так ведь непременно ткнут мордой в грязь, чтобы возвыситься самим, — Марго отказалась от попыток найти другое место, утешившись тем, что у нее есть свой круг постоянных читательниц.

Самсоныч прав, ее статьи многим нравятся, и не только сентиментальным домохозяйкам, как презрительно обронила редакционная дама, а женщинам разных профессий. Они пишут в газету, излагая свою точку зрения или описывая семейную драму, а довольный замглавред, потрясая пачкой откликов на статью, проводит воспитательную работу в коллективе:

— Вот как надо писать! Душевно, мать вашу! А вы?.. — Вперив грозный взор в подчиненных, нарочито пригорюнившихся в соответствии с моментом, мол, прониклись, осознали и больше не будем, но с трудом сдерживающих смешки, — Самсоныч завершал разнос привычным:

— Что-то не вижу мешков откликов на ваши писульки! А Маргошу читательницы постоянно благодарят за чуткость и понимание проблем простых людей.

Сценарий начальственных разносов за много лет уже отработан. Змей Горыныч кипел, краснел, брызгал слюной, расшвыривал по кабинету материалы, принесенные другими журналистами, с негодующим: «Никуда не годится! Никто не станет читать эту галиматью!» или «Совсем обленились, лодыри! И писать не умеете, и учиться не желаете!» — грозился: «Уволю всех к едрене фене!» периодически для усиления впечатления стучал кулаком по столу, а коллектив дружно вздыхал и смотрел на шефа покаянным взглядом.

Выпустив пар и вдоволь наоравшись, довольный результатами своей воспитательной работы Самсоныч торжественно вручал любимице самое слезоточивое послание, выуженное из почты, сопроводив добродушным похлопыванием по плечу и напутствием:

— Иди, радость моя, твори. Встреться с читательницей, поговори по душам и сделай хороший материал.

Сердечно поблагодарив благодетеля за теплые слова и высокую оценку своего труда, злая на весь белый свет Марго отправлялась к будущей героине статьи на уже набившую оскомину тему.

Опыта интервьюирования известных людей у Марго нет, да и откуда ему взяться? Знаменитости не жаждали увидеть свои откровения на страницах малоизвестного еженедельника «Все обо всем». Название-то у него многообещающее, но содержание…

Потому Марго и невзлюбила своих коллег — чего они перед ней нос дерут? Можно подумать — сами асы пера! Были бы асами, устроились бы в места поприличнее. Возомнили о себе — а что они умеют? Разве что передрать материалы из зарубежной периодики, изложив своим языком, попроще, чтобы сошло за авторскую статью. Воровать в отечественных изданиях ее коллеги теперь побаиваются. Однажды прыщавая Лиза Сайкина, публиковавшаяся под псевдонимом Лола Светская, — сотрудники их жалкой газетенки почему-то помешались на звучных псевдонимах, — позаимствовала эксклюзивный материал из чужой статьи.

Журналист, удостоенный чести быть к нему допущенным, подал в суд, представив все документы и магнитофонные кассеты. Еженедельнику «Все обо всем» вчинили иск на приличную сумму, суд признал авторство истца и обязал виновную сторону выплатить штраф. Пришлось заплатить. Лизу с позором изгнали из редакции, а Змей Горыныч разошелся вовсю:

— Даже украсть грамотно не умеете, мать вашу так и растак! Об эксклюзиве и говорить нечего! Кто мешает вам самим собрать хороший материал?! Темы под ногами валяются, а вам даже наклониться лень! Почему другие журналисты умеют бойко писать, в каждом номере есть минимум одна забойная статья, а вы никак не научитесь?! — Стукнув кулаком по столу так, что его любимая чашка подпрыгнула и завалилась на бок, Самсоныч обвел яростным взглядом выстроившихся перед ним подчиненных и сам себе ответил:

— Да потому что зазнались и зажрались. — Он подвесил драматическую паузу, чтобы все прониклись, и, убедившись, что нужный эффект достигнут, продолжил уже на полтона ниже:

— Разогнать бы всех, бездарей, к етишкиной матери, да ведь в другое издание вас не возьмут — ни на что путное вы не годны. Жалуетесь на невысокий оклад, но вы и этих денег не заработали, халтурщики!

Как всегда, сотрудники еженедельника оставили без внимания очередной начальственный разнос и по-прежнему гнали по наезженной колее. Марго, придерживающаяся весьма невысокого мнения об их профессиональных качествах, была целиком согласна со своим покровителем: редакция газеты «Все обо всем» — это сборище бесталанных неудачников, возомнивших о себе невесть что. Так что нечего им перед ней задаваться. У нее, по крайней мере, своя ниша, свой материал, а не халтурно сляпанная компиляция чужих статей.

Она ничуть не удивилась, что именно ей Самсоныч доверил взять интервью у Астраловой. А кому же еще? Ее коллеги понятия не имеют, как общаться с людьми, их главное орудие труда не диктофон, а ножницы.

А у нее уже немалый опыт, умение разговорить человека и вызвать на откровенность.

К заданию Марго подошла ответственно — прочла все, что писали об Изабелле Астраловой в прессе, и ознакомилась с ее романами. Правда, одолеть все книги журналистке не удалось — очень уж плодовита оказалась писательница, а время поджимало, — но в общих чертах она все поняла. А поняв, скисла.

Неунывающий Самсоныч, отправляя любимицу на ответственное задание, напутствовал ее так;

— Об Астраловой писали очень много и всегда одно и то же. За этими материалами не видно живого человека. Женские судьбы — твой конек, Маргоша. Покопайся в душе писательницы, узнай самое сокровенное и напиши душевную статью, показав ее как личность, как женщину.

Марго понятия не имела, как «копаться в душе» звездной авторессы, все же это Астралова, а не читательница еженедельника «Все обо всем», приславшая письмо и безмерно счастливая, что журналистка ей ответила, а потом навестила и сочувственно внимает ее излияниям. С такими женщинами проще, они готовы к контакту и ответят на любые вопросы. Но как быть со знаменитостью, утверждающей, что она живет в другом измерении, все земное ей неинтересно, а потому надоело давать интервью и отвечать на одни и те же вопросы людей, не способных понять ее возвышенных устремлений?.. «Оставьте меня… Мы люди с разных планет и говорим на разных языках», — недавно оповестила «неземная» Астралова одного из асов пера, и этими словами заканчивалось ее интервью.

В данный момент Марго даже не знала, как подобраться к уставшей от славы писательнице на расстояние нормальной слышимости для своего диктофона, а уж как взять эксклюзивное интервью — вообще не представляла.

Задумчиво разглядывая носки своих серых замшевых туфель, на которых оставили след нечищеные ботинки вертлявой Мары, журналистка думала, не сбежать ли с презентации, — какой смысл томиться несколько часов в толпе, если все равно не удастся пообщаться с Астраловой тет-а-тет?..

Что именно скажет писательница в официальной части сегодняшнего действа, она примерно знала, все журналисты уже получили заранее заготовленный материал, в просторечии — «рыбу». Просмотрев распечатку, Марго удостоверилась, что это все та же сто раз опубликованная ахинея дилетантские потуги на тему реинкарнации. Одни и те же вопросы и до боли знакомые ответы, из которых явствовало, что Изабелла Астралова возрождается уже в шестой раз, прожила шесть на редкость интересных, насыщенных событиями жизней, и все эпохи, которые она почтила своим существованием, для нее как родные, именно потому она пишет столь исторически достоверно.

* * *

В дверь позвонили, и хозяйка пошла открывать. Как и предполагалось, прибыл Толик, совмещающий обязанности водителя, мальчика на побегушках, мастера на все руки, а по собственной инициативе — еще и телохранителя. Алла называла его верным оруженосцем, Санчо Пансой, и он этим чрезвычайно гордился.

— Привет, Толян! — заулыбалась она.

— Здорово! — Тот тоже расплылся в улыбке, но тут же встревожился:

— Че смурная?

— А что — так заметно?

Ответить он не успел — из глубин квартиры раздалось истошное:

— Мя-а-а!

— Ой, я же Перса нечаянно заперла в кабинете! — спохватилась Алла и быстро пошла по коридору. Услышав трель звонка, она переложила спящего котенка на кресло и по привычке захлопнула дверь комнаты. Теперь возмущенный сэр Персиваль рвался на свободу: то скреб коготками по полу, то пытался просунуть лапку в щель под дверью и истошно вопил — как же так, безобразие, его не пускают поприветствовать гостя!

Обогнав хозяйку, Толик распахнул дверь, а обрадованный котенок тут же запрыгнул ему на руки. Понаблюдав за их счастливым воркованием, Алла потихоньку оттеснила верного оруженосца в коридор и прикрыла за собой дверь — почему-то ей не хотелось пускать в эту комнату даже Толика, хотя от него у нее секретов не было.

— Алка, че ты какая-то не такая? — спросил он, наигравшись с любимцем.

— Сама не знаю, Толян, — призналась она.

— С Олегом полаялась?

— Нет, с любимым мужчиной все в порядке. С ним при всем желании поссориться невозможно. Да и не хочется мне с ним собачиться. Потеряв отца, я обрела в лице Олега эквивалент отеческой любви и мудрости. Он относится к моим взбрыкам с пониманием, как любящий папаша к фортелям обожаемой дочурки.

— А-а… — протянул верный оруженосец, решив, что Аллина грусть связана с недавней утратой. — Дак давай на кладбище съездим.

Она мысленно подивилась его интуиции. Вроде бы Толик — примитивная личность, бывшая шестерка из команды Мирона, дважды судим, образование ноль классов, а поди ж ты…

Еще недавно Алла энергично занималась выяснением обстоятельств смерти отца, нашла виновных и своеобразно наказала. А вот теперь, когда все закончено, навалилась тоска. Папы уже нет… Полтора месяца — слишком малый срок, чтобы примириться с утратой, осознать, что больше никогда не увидишь любимого человека, не посмотришь ему в глаза, не услышишь родного голоса…

Так уж мы устроены — нередко ценим лишь тогда, когда теряем…

Поездка на кладбище позволяет хоть как-то сжиться с утратой — и Толик это интуитивно почувствовал.

Да, душа все еще саднит, да, там угнездилась боль, которую невозможно описать словами, но все же, когда приходишь к могиле, ухаживаешь за цветами, становится чуточку легче. Можно тихо постоять, глядя на портрет любимого человека и в который раз вспоминая все хорошее, можно мысленно поговорить с ним, а если мучаешься виной — попросить прощения.

Обычно Алла ездила на кладбище с матерью, но сейчас ей хотелось побыть с отцом наедине.

— Поехали, Толян, — согласилась она. — Но маму мы сегодня не возьмем.

И опять верный оруженосец многое понял интуитивно.

* * *

— Вы не против, если я постою рядом? — услышала Марго приятный баритон и подняла голову.

На нее, улыбаясь, смотрел кареглазый блондин, и сердце журналистки почему-то сильно забилось. Это ее удивило — и не чаяла, что при виде симпатичного мужчины может испытывать давно позабытое волнение.

— Не против, — ответила она, ощущая, что губы, помимо воли, расползлись в улыбке. Попытка придать лицу серьезное выражение не увенчалась успехом, и Марго мысленно махнула рукой — раз с редакционным заданием полный облом, в качестве моральной компенсации можно ни в чем себе не отказывать.

— Что-то госпожа Астралова задерживается, — продолжал светскую беседу незнакомец.

— Да, — весьма содержательно поддержала диалог журналистка.

— Вы из какого боевого листка? — начал прощупывать почву блондин.

— «Все обо всем».

— Наслышан. — Его глаза смеялись, и Марго не поняла — то ли он весьма невысокого мнения о ее еженедельнике, то ли у него просто хорошее настроение. — И как же зовут очаровательную сотрудницу очага свободной печати?

Ее никто и никогда не называл «очаровательной», и, надо признать, слышать это было приятно, а из уст столь привлекательного молодого человека — тем более.

— Марго, — потупилась журналистка.

На лацкане ее светло-серого делового костюма висела запаянная в целлофан аккредитационная карточка, где под фотографией владелицы значилось: «МАРГО М. „Все обо всем“», но незнакомец сделал вид, будто не заметил этого, а Марго обрадовалась, — значит, нарочно ищет тему для беседы, чтобы познакомиться поближе.

У собеседника никаких опознавательных знаков не наблюдалось, да это и неудивительно — все же местом действия была не пресс-конференция в «Интерфаксе», а всего лишь презентация очередной книги модной писательницы. Некоторые журналисты на простеньких тусовках нарочито бравируют — мол, мне ни к чему эта картонка, меня и так должны узнавать в лицо.

«Может быть, и этот парень известный журналист… — подумала Марго. Немного погрустив, что за десять лет работы не обзавелась связями в профессиональных кругах, никого не знает и ее никто не знает, она утешила себя:

— Если это так, мне повезло».

Постояв некоторое время в ожидании, пока собеседник представится, журналистка решила форсировать события:

— А вас?

— Угадайте с трех раз, какое имя мне больше всего подходит?

— Ну-у… — задумалась Марго, кинув на него быстрый взгляд.

«Наверное, что-то связанное с его внешностью… Блондин с карими глазами…»

Она судорожно пыталась подобрать имя в тему, но ничего подходящего в памяти не всплыло. Знала бы, что повезет встретить такого симпатягу и играть с ним в угадайку, непременно вызубрила бы книгу про имена, благо таких сейчас пруд пруди. Так ничего и не вспомнив. Марго ляпнула наобум:

— Генрих.

А что? Имя красивое, необычное для соотечественника, тем самым она ему вроде бы польстила, сочтя достойным неизбито именоваться. К тому же незнакомец чем-то напоминает немца, каковыми их представляли по персонажам популярных кинофильмов советских времен. Но карие глаза… Видимо, парень смешанных кровей, и потому его характер сочетает в себе противоречивые черты.

— Ну и интуиция у вас! — широко улыбнулся ее визави, сверкнув великолепными зубами, и добавил:

— Для вас, очаровательная Марго, — просто Гена.

— Очень приятно, — выдала та традиционное, не уловив подвоха.

— Взаимно, — не остался в долгу новый знакомец.

— А можно я буду называть вас полным именем?

— Вам можно все! — с чувством произнес собеседник, и опять она не уловила подтекста. — Марго и Генрих… Похоже, это не случайно. Судьба сама свела нас, как неких исторических персонажей.

— Вы имеете в виду Марго Валуа и Генриха Наваррского? продемонстрировала начитанность журналистка.

— Именно, — подтвердил он. Она не нашла достойного ответа и на всякий случай многозначительно улыбнулась.

— Вам не кажется, что мы чужие на этом празднике жизни?

Новый знакомый был не оригинален, но неизбалованной мужским вниманием Марго нравилась его раскованная манера поведения. Важно ведь не то, как он ее клеит, а то, что клеит. Следовательно, счел подходящим объектом. Приятно сознавать, черт побери!

Ей хотелось еще раз блеснуть близким знакомством с художественной литературой, но, как назло, ни одной фразы в том же ключе на ум не пришло, и она ограничилась кивком.

— В таком случае есть предложение покинуть это неинтересное мероприятие и, скажем, выпить чашечку кофе.

Журналистка немного растерялась. Хотя совсем недавно она подумывала сбежать, но все же в душе теплилась крохотная надежда, что удастся справиться с заданием шефа. Махнуть рукой на перспективу служебного роста было страшновато.

Видя ее колебания, новый знакомый выдвинул убедительный аргумент:

— Протолкаться к Астраловой не удастся даже самым шустрым, — ее литагент никого не подпустит. Мадам оттарабанит домашнюю заготовку, которую вы уже держите в руке, и отбудет. Фуршета сегодня не предвидится, так что в аспекте халявы будущее пессимистично. Но в наших силах скрасить его бокалом-другим. А чтобы вы не терзались мыслями о редакционном задании, я вам надиктую материал, и вы представите руководству отличную статью. Само по себе явление Изабеллы Астраловой публике — уже событие из ряда вон, так что под него пойдет любой текст.

Марго раздумывала недолго — собеседник был очень убедителен. Да и грело душу, что парень подошел именно к ней.

Поняв по выражению ее лица, что она согласна, новый знакомый уверенным; жестом взял Марго под руку и повел к лифту.

* * *

Толик донес до могилы два пятилитровых баллона с водой и молча ушел, а она опять подивилась его такту. Вроде бы парень простой как грабли, а вот поди ж ты…

Алла поставила во врытую в землю большую вазу букет белых королевских лилий, полила посаженные на могиле цветы, прорыхлила землю, подвязала к колышку накренившийся после вчерашнего ливня пышный стебель фритиллярии королевской — она уже зацвела, и оранжево-алый цветок венчал ее царственной короной.

«Виват, король, виват!» — пришли ей на память слова популярной некогда песни.

«Ты и в самом деле король, папа, — мысленно обратилась она к отцу. Ты велик. После тебя осталось бесценное наследие — твои книги. Я горжусь тобой и горжусь тем, что я твоя дочь. Я — Алла Королева, даже фамилия у нас с тобой царственная».

На душе стало полегче. Чувство вины немного притупилось.

«Что ж, даже из плохих поступков нужно извлекать урок, — сказала себе Алла. — Больше я никогда не позволю себе причинить кому-то боль».

* * *

Змей Горыныч метался по своему кабинету и, образно говоря, рвал на себе волосы, поскольку в буквальном смысле рвать было нечего.

— Ну где же Маргоша?! — уже в который раз вопрошал он пустоту, но страдать в одиночестве было неинтересно, и замглавред выбежал в приемную:

— Лена, Марго не звонила?

— Нет, Николай Самсонович, — кротко ответила секретарша, мысленно чертыхаясь, — метания шефа ей уже порядком надоели.

— Куда же она подевалась? — уже, в десятый раз простонал он, на что ко всему привычная Лена терпеливо повторила:

— Но ведь Марго всегда несколько дней не выходит на работу, когда работает над статьей.

— То было с обычными очерками, а здесь — сенсационный материал! Ты понимаешь — это же сенсация! Сен-са-ция! — отчеканил шеф. — Промедление в такой ситуации смерти подобно!

— Понимаю, — смиренно кивнула Лена, для самоуспокоения уже трижды мысленно послав начальника к черту.

— Все газеты уже опубликовали материал, все! Заголовки на первой полосе! А мы? Как всегда, в хвосте.

— Да, Николай Самсонович, — машинально поддакнула опытная секретарша, уже не слушая его стенаний, а шеф подозрительно воззрился на нее и возмущенно возвысил голос:

— Что — да? Что мы в хвосте?

— Нет, я имела в виду… — Лена замялась, пытаясь подобрать слова, которые не вызовут нового приступа гнева у вспыльчивого Змея Горыныча. Последних его фраз она не слышала, а потому прибегла к универсальному ответу вышколенной служащей:

— Вы, как всегда, совершенно правы, Николай Самсонович.

— М-да… — произнес тот, глядя на девушку с сомнением, но не прочел на ее лице подвоха и спросил уже обычным тоном:

— Ты ей звонила?

— Постоянно названиваю, — с готовностью ответила секретарша, дав себе слово впредь быть повнимательнее, когда начальство желает выговориться. Никто не берет трубку.

— И что ты по этому поводу думаешь? — Как всегда, выплеснув излишки эмоций, Самсоныч стал почти благодушен.

— Марго отключила телефон и корпит над сногсшибательной статьей. Умненькая Лена знала, что эта журналистка пользуется особой благосклонностью шефа, а потому всегда изображала лояльность по отношению к ней. — Вы отправили ее на презентацию Астраловой в пятницу, а сегодня всего лишь понедельник. Марго пишет долго, зато материал будет оригинальным.

— Ладно, подождем, — совсем успокоился Самсоныч. — Номер немного задержится, но не разочарует читателей. Конечно, можно тиснуть новость и начать верстать номер, но тогда будет как у всех. А Маргоша наверняка подаст материал в особом ракурсе, она это умеет.

— Разумеется, Николай Самсонович, — заулыбалась Лена, мысленно перекрестившись, — шеф направился к двери.

А заместитель главного редактора, вернувшись в кабинет, подумал, что в этой банке со скорпионами под названием «редакция еженедельника» есть всего два человека, общение с которыми проливает бальзам на душу.

К Леночке он благоволил, как и к Марго. Секретарше всего двадцать, совсем девчонка, на год младше его внучки. Маргоша постарше, но обе такие трогательно беззащитные, да и начальника почитают почти как отца родного, ценят хорошее отношение и преданы ему, не то что остальные сотрудники, циничные, распущенные и неблагодарные.

Николай Самсонович Фалеев числился заместителем главного редактора, но хозяин газеты — его сын Илья, так что мнение замглавреда было решающим. Согласно ведомости, и Марго, и Леночка получали обычный оклад, а в его кабинете обеим ежемесячно вручался конверт с отеческим напутствием.

— Ты заслужила, душа моя. Работаешь лучше всех, а у нас теперь не советская власть, чтобы всех уравнивать. По труду и оплата.

Вот принесет Марго сенсационный материал и получит премиальные, а вдобавок должность обозревателя светской хроники. Только ей по силам вести эту колонку, и она справится с блеском — у его любимицы свой стиль, свой взгляд на актуальные проблемы, и читатели их еженедельника будут в восторге.

* * *

— Ларка звонила, прилетает восемнадцатого мая, — сообщила Алла верному оруженосцу через пару дней.

— Здорово! — обрадовался тот.

— Да уж, соскучилась я по любимой подружке, — призналась Алла. Столько лет были неразлучны, а теперь болячки развели нас по разным частям света. Ларка поправляет здоровье в Италии, а я тут кантуюсь, хотя не прочь погреться рядом с ней на солнышке.

— А че, Олег тебя еще не пускает?

— Воздушно-солнечные ванны полезны, но мой любимый лечащий врач считает, что авиаперелет будет слишком большой нагрузкой на мой еще не окрепший организм.

— Тада с Ларкой на дачу махните. Гляди, как солнце-то жарит! Почище всякой Италии загорите.

— Да, мой Санчо Панса, именно так мы и сделаем, — согласилась Алла. Одна проблема — на какую дачу поехать? Подружка любит свою, а у меня теперь аж две. Правда, отобранный у паршивца Яшки Паршина навороченный особняк я надумала продать — мама хочет жить на нашей старой даче, а мне эти новорусские хоромы без надобности.

— Зачем продавать? — возмутился верный оруженосец. — Мать пускай живет на той даче, раз ей там нравится, а ты — на своей.

— Да что мне там делать? Валяться в гамаке я не люблю.

Толик подумал, что ей было бы невредно поваляться в гамаке, да и просто отдохнуть. А то не успела выписаться из больницы — одно дело за другим. Чуть не погибла, а все равно встревает в опасные ситуации. А на даче ее никто не достанет. Телефона там пока нет, а у Аллиного мобильника он намеревался втайне от хозяйки отключить звук. Что за дела, в самом деле?! Чуть что — все бегут к ней: спаси, помоги! А она еще не выздоровела после ранения! И совсем себя не жалеет. Да ведь и эти-то, называющие себя друзьями, ее не жалеют. Она что двужильная?!

Но верный оруженосец не стал ничего говорить — все равно не послушается.

— Алка, давай на твою дачу съездим, — предложил он. — Поглядишь, как там че, ремонт-то уже закончили.

— Пожалуй, надо туда прокатиться, — согласилась она. — Надоело маяться бездельем, нужно придумать себе занятие.

* * *

Наконец Марго появилась в редакции. В четверг ровно в десять утра она вошла в кабинет своего покровителя и положила на стол распечатку, статьи «Трагедия Изабеллы Астраловой».

Увидев заголовок, Самсоныч просиял и радостно потер руки:

— Потом прочту, вдумчиво и не спеша, сейчас некогда. Маргошенька, а дискетку принесла?

— Разумеется, — кивнула журналистка.

— Не сочти за труд, душа моя, снеси дискету к ответственному за выпуск, пусть немедленно ставит в номер. Задержались мы немного, Маргоша, тебя ждали, материал-то сенсационный.

Марго немного удивилась — что сенсационного в жизнеописании писательницы, уже сто раз опубликованном и всем известном? Правда, она постаралась подать материал в своем привычном ключе, именно так, как просил шеф, — описала судьбу знаменитой, но одинокой и страдающей от своего одиночества женщины. Писательница достигла пика популярности, но слава незримой стеной отгородила ее от других людей. Они завидуют ее известности, а она мечтает, чтобы ее любили, как хочется этого любой женщине.

Журналистка была довольна тем, что получилось. Читательницам понравится, а кое-кто даже прослезится над горькой судьбой знаменитой писательницы, а по сути — простой бабы, которая уже и сама не рада собственной популярности, потому что лишена самого главного — любви. Материал берет за душу. Но назвать его сенсационным — явное преувеличение.

Пока Марго размышляла, что сказать Змею Горынычу, тот с озабоченным видом открыл ящик стола, доложил в конверт с уже заготовленной премией еще две купюры и протянул своей любимице:

— Это тебе, моя радость. Я горжусь, что вырастил такой талант. — Тут старикан вспомнил, что через полгода ему стукнет восемьдесят, и его глаза увлажнились. — Еще немного поработаю и уйду на покой, Маргоша. А ты заменишь меня на боевом посту Не хотел тебе заранее говорить, предполагал сделать сюрприз на твой день рождения, но не сдержался, уж очень ты меня растрогала.

Марго изобразила неописуемую радость и безмерную благодарность, хотя на самом деле испытывала совсем другие чувства.

«Чтоб ты провалился, — мысленно ругнула она благодетеля. — Не мог сказать раньше, старый идиот!»

* * *

Эдуард Леонидович Нечаев, владелец процветающего издательства «Кондор», сидел в своем кабинете, незаметно разглядывая начинающую писательницу, в отношении которой у него были далеко идущие планы. Разумеется, ей он этого не сказал — зачем лить воду на мельницу писательского тщеславия? У некоторых авторов и так самомнение чересчур накропают нечитабельную тягомотину и уверены, что сотворили шедевр. Работать с такими трудно, они скандалят по любой ерунде и ссорятся с редакторами, не позволяя менять ни единого слова в своем произведении.

Вся беда в том, что переубедить таких гордецов невозможно, — на любое замечание они устраивают истерику, мол, сотрудники издательства ничего не смыслят в подлинном творчестве и норовят испортить будущий шедевр отечественной беллетристики. «Что же вы сами не пишете, раз такие умные!» заявляют эти писаки, мнящие себя талантами. А его редакторы профессионалы, просто у каждого своя стезя, человек должен заниматься делом, к которому у него призвание. Одни пишут, не видя огрехов в своей писанине, а другие это подмечают и знают, как исправить, чтобы нормально читалось. Но автор с задатками мании величия не желает признавать очевидных вещей.

Сколько таких самовлюбленных «талантов» прошло через его кабинет… И не счесть.

За много лет работы Эдуард Леонидович научился с ними ладить — нужно не спорить, не хаять, а хвалить, и тогда автор счастлив, что его столь высоко ценят. Хозяин «Кондора» уже поднаторел в искусстве вести грамотную беседу с писателями — приветливое выражение лица, любезная улыбка, доброжелательный тон, безоговорочное одобрение, комплименты. И непременно грандиозные планы в аспекте их совместного будущего. Заслышав про перспективу миллионных тиражей, начинающие авторы шалеют от счастья. А дальше уже дело техники. Самое главное, грамотно составить договор, по которому все права у издательства, а обязанности — у автора. Начинающий писатель полностью утрачивает бдительность от сознания, что вскоре он стане г знаменитостью. Да и не знают непосвященные всех нюансов законодательство об авторском праве в нашей стране оставляет желать лучшего, специалистов в этой области единицы.

Когда договор подписан, у издателя руки развязаны. Нет, автору ни в коем случае нельзя дать понять, что он всего лишь материал, средство, наоборот, его нужно постоянно нахваливать и стимулировать — пусть пишет еще. Эдуард Леонидович Нечаев хорошо освоил искусство с любезной улыбкой кормить писателей обещаниями — мол, потерпите еще чуть-чуть, ваша слава уже не за горами, а с ней — миллионные тиражи и соответствующие гонорары.

Таких авторов в «Кондоре» несколько сотен, но их произведения — всего лишь для ассортимента. Однако каждое издательство славится звездами, а не валом. Известных писателей под началом Эдуарда Леонидовича уже два десятка, но ведь хорошего много не бывает!

Та, что сейчас сидит напротив, обладает хорошим потенциалом, из нее можно вырастить звезду. Это гораздо выгоднее, чем привлекать к сотрудничеству уже состоявшуюся знаменитость, которую приходится долго переманивать из прежнего издательства в «Кондор». Звезда будет прикидывать, что выгоднее, потом торговаться за гонорар, а согласившись, капризничать, в общем, хлопотно.

Но если взять никому не известного, но способного автора и выпестовать из него звездного, тогда игра стоит свеч. Это приятно греет самолюбие, а Эдуарду Леонидовичу присуще тщеславие. Умение разглядеть в авторе талант дано не каждому, таким чутьем обладают единицы, и Нечаев по праву гордился собой.

В общем-то писатели люди неблагодарные. Став знаменитым, автор тут же забывает, кто обеспечил ему известность, сколько сил и денег в него вложено, и приписывает все заслуги исключительно себе — мол, я талант, и этим все сказано, никаких ваших заслуг нет, другие издатели меня бы тоже оценили, носили на руках и пылинки сдували.

Но бог с ней, с неблагодарностью, у творческих личностей свои тараканы, к авторам нужно относиться как к капризным детям и не брать в голову их слова и поступки. Мало ли что они говорят! Дело — вот что мерило всего.

Когда составлен грамотный договор, автору уже никуда не деться, каким бы истеричным и амбициозным он ни был. Хочешь не хочешь, приходится тащить одну упряжку с издателем. Покочевряжится писатель — мол, цену себе знаю! да и уймется. А дело идет.

В редакции еженедельника «Все обо всем» назревала очередная буря. Как это обычно бывает перед грозой, когда небо заволакивает тучами, сразу темнеет, перепад давления будто давит на плечи и все замирает перед первым ударом грома, так и в помещении редакции сгустился воздух и чувствовалось почти физически ощутимое напряжение — журналисты ждали грядущего начальственного разноса, строя предположения, по какому поводу разбушуется Змей Горыныч.

Полчаса назад ответственный за выпуск Борис Аркадьевич Левин, бормоча под нос что-то невразумительное и теряя на ходу очки, в необычайном волнении помчался к шефу, пробыл в его кабинете несколько минут и поспешно улизнул, не пожелав принять первый удар на себя.

Многолетний опыт общения со вспыльчивым замглавредом обогатил Бориса Аркадьевича умением заранее предвидеть, предстоит ли рядовая головомойка, или начальственный гнев достигнет кульминации. Обычные разносы шефа по штормовой силе тянули на три-четыре балла, а сегодняшний обещал зашкалить за десятибалльную отметку и грозил перерасти в настоящее цунами.

На памяти Левина таких случаев насчитывалось немало. Подобно опытному сейсмологу, Борис Аркадьевич мог предсказать развитие событий уже по первым признакам. Как во время шторма волна постепенно накапливает мощь и силу, так и гнев Змея Горыныча набирал обороты и, достигнув критической отметки, обрушивался тяжелой штормовой волной, сокрушая все на своем пути.

Хитрый Борис Аркадьевич отнюдь не жаждал оказаться в качестве громоотвода и стать свидетелем безудержной ярости начальника, а потому предпочел укрыться в своем кабинете.

Остальные сотрудники газеты тоже попрятались, переглядываясь, недоуменно пожимая плечами и шепотом спрашивая друг друга, отчего обычно невозмутимый, степенный и преисполненный чувства собственного достоинства Левин только что рысью промчался по коридору, ничуть не заботясь о том, как выглядит в глазах коллег более низкого ранга.

Сбегать в соседние комнаты и поспрашивать, кто провинился на этот раз, журналисты опасались — в свои почти восемьдесят Самсоныч еще очень подвижен, а уж когда зол, тем более не сидит на месте. Старикан вполне может ринуться по редакции, распахивая все двери в поисках объекта своего недовольства, а застав кого-то в неположенном месте, для начала напустится на него, дабы набрать инерцию для предстоящего разноса.

* * *

Последнее время генеральный директор, он же хозяин издательства «Кондор», Эдуард Леонидович Нечаев редко удостаивал автора личной встречи. Есть главный редактор и его зам, три ведущих редактора, четыре заведующих профильными отделами. Предварительную работу проводили его подчиненные, а на завершающем этапе подключался САМ. Но встречался не со всеми, а лишь с талантливыми писателями, из которых надеялся взрастить звезд.

С известными авторами, которых хотелось бы переманить у конкурентов, Нечаев тоже беседовал тет-а-тет, но общаться с ними не любил — эти ушлые ребята уже собаку съели в издательском деле, с ними неинтересно. Да и их взбрыкивания его теперь порядком раздражали — чуть что, звезда фыркает, дергает плечиком и хлопает дверью. Понятное дело, популярный писатель всегда востребован, не в этом, так в другом издательстве примут с распростертыми объятиями, потому и топает ножкой.

Звезд у него уже немало, но теперь Эдуарду Леонидовичу нравилось работать лишь с потенциальными знаменитостями. Спустя несколько лет можно с гордостью констатировать: «Я вырастил звезду!» Конкурентам такого не скажешь — они и сами все понимают, хвастаться нужно не этим, а тиражами. Оборот издательства — лучшее доказательство его успеха, а тиражи «Кондора» говорят сами за себя.

Но все же приятно сознавать, что ты из ничего сделал звезду. Приятно…

* * *

Секретарша заместителя главного редактора еженедельника «Все обо всем» Лена Федоренко трудилась на этом непыльном месте уже третий год, и невроз на почве переутомления ей не грозил. Ее обязанностью было отвечать на телефонные звонки, — а звонили не так уж часто, — набирать и распечатывать приказы начальника и заботиться о его пропитании, в частности к двум часам дня приносить в кабинет шефа разогретый в микроволновке суп, а спустя некоторое время — второе блюдо и жиденький чай. Вот и все. Ну и доложить шефу, если кто-то из подчиненных желал обсудить с ним какой-либо животрепещущий вопрос. Но такое случалось крайне редко.

Сотрудники газеты предпочитали общаться на профессиональные темы с главным редактором Владимиром Сергеевичем Головко. Тот прошел путь от рядового журналиста до своей нынешней должности, прекрасно во всем разбирался и всегда подсказывал дельную мысль. А профессия Николая Самсоновича Фалеева — начальник. Он был большим начальником и в советские времена, и в постсоветские, так что стаж в этом качестве у него солидный. Журналистского образования замглавред не имел, однако кое-чего нахватался и во время разносов вполне к месту вставлял нужные слова. В текущий материал Змей Горыныч не вникал, но, если случался какой-то казус, не оставлял его без внимания и устраивал разборку, дабы подчиненные не расслаблялись и знали — начальственное око не дремлет.

Самой важной обязанностью Лены Федоренко было общение с шефом, когда тому хотелось поговорить, в частности предаться ностальгии по своему славному прошлому и сравнениям с не внушающим оптимизма настоящим. За эти годы она научилась внимать не слушая, вовремя кивать, поддакивать и вставлять адекватные тематике междометия и краткие фразы. Самсоныча же такая беседа вполне устраивала. Выговорившись и посетовав на времена и нравы, он становился благодушным, а его хорошее отношение приобретало материальное выражение — в очередном конверте, именуемом премией, на одну купюру становилось больше.

Своей работой Леночка была довольна. А с чего ей проявлять недовольство? Пусть их газета не из известных, таких сейчас много. Зато, когда очередной бой-френд спрашивает, чем она занимается, у нее есть возможность гордо произнести: «Сотрудница еженедельника „Все обо всем“. Да и ежемесячные гонорары за умение правильно вести себя с шефом позволяют поддерживать экстерьер на должном уровне.

В данный момент Лена ничуть не беспокоилась — обычно гроза начальственного гнева обходила ее стороной. Быть громоотводом ей доводилось лишь в исключительных случаях — когда виновника не оказывалось на месте. Да и то, выпустив первый пар и решив, что умница Леночка в качестве объекта для разрядки не подходит, огнедышащий Змей Горыныч вылетал в коридор и с легкостью находил бедолагу, на котором можно полномасштабно сорвать свое раздражение.

Под предлогом заботы о здоровье, в первую очередь своем собственном, замглавред запретил подчиненным курить на рабочем месте и велел портить атмосферу на лестничной площадке. Журналисты считали его требование проявлением старческой вредности и злостно нарушали приказ начальства. В общем-то основания сомневаться в целесообразности указаний Самсоныча у них были. Ему-то какое дело, если они будут курить в комнатах? Его кабинет в противоположном конце коридора, дым туда не доходит, пусть старикан там наслаждается свежим воздухом, а не шляется по другим помещениям, где ему делать совершенно нечего.

Но у их скандального шефа были свои соображения. Курение подчиненных стало камнем преткновения и поводом для постоянных втыков. А когда начальнику не на ком было сорвать зло, объект находился незамедлительно. Застав журналиста с дымящейся сигаретой на рабочем месте или унюхав табачный дым, Змей Горыныч краснел, набирая обороты для предстоящей головомойки, а потом разражался гневной тирадой. Но если ему не удавалось застукать кого-то на месте преступления, замглавред резвой рысью устремлялся на лестницу — дабы ушлые куряки не успели разбежаться — и разносил их в пух и прах.

— Опять бьете баклуши, лоботрясы, мать вашу за ногу! — грохотал он так, что от его рыка звенели оконные стекла. — Весь ваш так называемый рабочий день — сплошной перекур, а материал не сдан и вряд ли будет подготовлен в срок, а даже если и будет, то это наверняка очередная тоскливая мура.

И пошло-поехало в том же духе. Злопамятный Самсоныч припомнит провинившимся все просчеты и прегрешения, не поскупится на мат и оскорбления, разрядится и вернется в свой кабинет, весьма довольный, что вправил подчиненным мозги.

Поглядывая на дверь кабинета начальника, Лена занималась важным делом — выясняла отношения с другом сердца. Суетливые пробежки Левина не остались без ее внимания, но не обеспокоили. Змей Горыныч найдет искомого мальчика для битья. А не найдет, значит, опять помчится в курилку.

* * *

— Нас с вами ожидает большое будущее. — Эдуард Леонидович с обаятельной улыбкой начал привычную обработку. — Вы станете знаменитой это я вам гарантирую.

Его визави глядела на него восторженными глазами. Такие слова бальзам на сердце, а эта девица, сразу видно, обделена по женской части внешность невзрачная, сама какая-то пришибленная, мужским вниманием явно не избалована. Потому и реализует себя в иной области — пишет романы.

Такие авторы — самый благодатный материал. Нечаев не сомневался — эта серая мышка будет из кожи вон лезть, сутками корпеть за компьютером, создавая свои творения, потому что хочет самоутвердиться. Раз в личной жизни у нее облом, то хоть в чем-то себя проявит.

А когда авторесса станет известной, ее невзрачная внешность уже не будет иметь значения — знаменитость привлекательна не чертами лица, а своей славой. Мужчины начнут за ней толпами бегать, будь она даже страшнее Бабы-яги.

Слава — тот огонек, на который все слетаются как мотыльки.

* * *

Первым отважился на вылазку Егор Сурин. По старой привычке его называли политобозревателем — когда-то он подвизался в таком качестве в весьма престижной газете, но был оттуда изгнан по причине недисциплинированности и склонности к горячительным напиткам. Политика не входила в сферу интересов еженедельника „Все обо всем“, — россиянам эта тематика уже набила оскомину, — а потому Егору пришлось переквалифицироваться, и теперь объектом его внимания стали видные политики.

Он обладал бойким пером, ироничным складом ума, наблюдательностью, мог с ходу подметить то, что другие не видели, и представить проблему в неожиданном ракурсе. В целом это позволяло ему писать весьма забористые статьи, пользующиеся успехом у читателей. Утруждаться сбором фактуры Егор не желал — долго и хлопотно, да и не хотелось ему надрываться за мизерную зарплату, — а потому, ознакомившись с публикациями в других изданиях и недолго посидев в творческих раздумьях, он определял будущий объект анализа и садился за компьютер. Мысли ушлого журналиста бежали резвой рысью, пальцы без остановки стучали по клавиатуре, и на экране строчка за строчкой рождалась новая статья. Через пару часов Егор читал свежеиспеченный опус, слегка правил и нес распечатку начальству. Обычно все проходило без сучка без задоринки — шеф материал одобрял и ставил в ближайший номер.

Заместитель главного редактора в его епархию не лез, будучи в этой сфере вопиюще некомпетентным. Он предоставил приглядывать за Егором Владимиру Сергеевичу, а тот благоволил способному журналисту. Главный редактор прекрасно знал, каким образом Егор Сурин творит портреты власть имущих, но закрывал глаза на то, что сотрудник пользовался результатами чужого труда. По мнению Головко, не имеет значения, как происходит процесс, главное — результат. Одних кормят быстрые ноги, вот они и бегают с диктофоном, другие втираются в доверие к людям разного социального уровня, чтобы получить ксерокопию какого-нибудь важного документа, на основе которого можно накропать разоблачительную статью, а третьи эксплуатируют лишь собственные мозги.

Егор Сурин принадлежал к третьему типажу. Пусть его материал не подкреплен документально, пусть многие выводы дискутабельны, пусть едкие характеристики на грани фола и из-за них можно оказаться ответчиком в суде, если герой статьи прочтет и разобидится, — но прочтет ли? — однако, надо отдать ему должное, Егор талантлив. Его талант в том, что он с лету ловит витающие в воздухе свежие идеи и легко доводит их до ума.

Главный редактор прекрасно знал, что все воруют друг у друга идеи, даже мэтры журналистики частенько этим грешат, но ведь и украсть нужно уметь так, чтобы обиженные коллеги не завопили: „Он воспользовался моими ноу-хау!“ Идея — очень эфемерное понятие, одну и ту же мысль можно высказать по-разному, а если человек умеет облечь ее в такие фразы, что сходство с оригиналом становится весьма отдаленным, но суть при этом не меняется, то это и в самом деле своеобразный талант, хотя, положа руку на сердце, конечно же компиляция.

В журналистских кругах Егор Сурин имел определенный авторитет и мог бы перейти в другую редакцию. Но ему было лень. Многотиражные газеты на слуху, яркий материал тут же становится предметом всеобщего обсуждения, а потому руководители боятся подставиться и требуют от журналистов проверенных фактов, а не голословных утверждений.

Егор полагал, что уже давно вышел из того возраста, когда нужно стирать подошвы в поисках документальных доказательств своих порой неожиданных выводов, а потому предпочитал непыльную работенку в еженедельнике „Все обо всем“. Несколько часов за анализом периодики, потом еще несколько часов за компьютером — и свободен. Все оставшееся время можно плевать в потолок, сидеть с приятелями за бутылочкой, судача на злободневные темы, играть в преферанс, толкаться на журналистских тусовках, дабы не отстать от жизни и держать нос по ветру, улавливая витающие в воздухе идеи, которые можно сделать темой следующей статьи. А в начале каждого месяца получать зарплату. Правда, ее хватает от силы на неделю, но за двадцать семь лет журналистской работы Егор Сурин оброс многочисленными друзьями-приятелями, которые не оставят в беде, накормят-напоят и вовремя дадут знать о предстоящем мероприятии, обещающем халявную выпивку и закусон.

В общем, на жизнь журналист не жаловался, за свое место в еженедельнике не держался, — если выгонят, устроится в другое, — а потому ничуть не боялся гнева грозного Змея Горыныча.

Егору уже надоело ждать, когда наконец грянет буря, да и коллеги выразительно поглядывали на него — мол, ты самый смелый, пойди узнай, в чем дело и кого вскоре вызовут на ковер. И Егор Сурин решил оправдать доверие коллектива.

Приоткрыв дверь в приемную и предусмотрительно просунув лишь голову, сохраняя возможность ретироваться с честью, но своевременно, — на случай, если дверь кабинета Самсоныча придет в движение, возвещая о скором выходе начальства, — Егор подмигнул Лене и шепотом спросил:

— Чего старикан затаился-то? Копит силы для будущего цунами?

Секретарша пожала плечами, зажала мембрану трубки рукой и тоже шепотом ответила:

— Левин принес какие-то материалы и наябедничал.

— На кого?

Леночка Федоренко относилась к Егору с симпатией — ироничный журналист, творец хлестких ярлыков никогда ее не задевал. Потому секретарша быстро попрощалась с бойфрендом, рискнув оставить отношения невыясненными, положила трубку и пожала плечами:

— Понятия не имею.

— А кто сдал материал в номер последним?

— Марго.

— Ну, ее-то старый маразматик не тронет, даже если эта мышка-говноройка, как всегда, принесла дерьмо в конфетной обертке.

— Нет, Змей Горыныч ее очень хвалил, благодарил.

— Еще бы, — хмыкнул Егор. — О шефе можно судить по его фаворитке. По интеллекту Самсоныч с Марго два сапога — две задницы.

— Чего-чего? — переспросила Леночка, прыснув и боязливо оглянувшись на дверь кабинета начальника — не слышно ли.

— Лысина — это эволюционное превращение головы в задницу вначале по форме, а потом и по содержанию, — пояснил злоязычный журналист. — Сколько помню Змея Горыныча, он всегда был лысым, следовательно, таскает жопу на плечах уже не менее трех десятков лет. А килька Марго не обладает задницей в положенном женщине месте, зато она в наличии там, где у нормальных людей голова.

Зажав рот рукой, секретарша беззвучно смеялась, сотрясаясь всем телом.

— Как думаешь, кто на этот раз станет жертвенным барашком, дабы мы не забывали, чей сын платит нам нищенское содержание? — поинтересовался Егор, зная, что Леночка всегда в курсе, откуда ветер дует и куда вскоре дунет.

— Левин был недолго, я слышала только отдельные фразы.

— Какие именно? — Егор решил прояснить вопрос до конца, чтобы понять, кому достанется на этот раз, и предупредить проштрафившегося.

— „Фальшивка“, „недопустимо развязный тон“, „фамильярность“, „оскорбительные выражения“ и „совершенно не в тему“.

„Значит, речь шла обо мне“, — подумал журналист, прекрасно знающий, что изобретенный им метод работы имеет некоторые недостатки.

Две недели назад главный редактор ушел в отпуск, и Егор на днях сдал новую статью выпускающему редактору, минуя Самсоныча, — старикану не по уму осилить качество материала. А когда он попал на стол ответственному за выпуск, подхалим Левин решил выслужиться перед начальством. Все сотрудники знали, что кадровый вопрос и размер оклада в ведении Змея Горыныча, так что хитрый лис Борис Аркадьевич решил на всякий случай помести хвостом перед шефом, авось в следующий раз тот не обойдет его премией.

„Похоже, придется подыскивать себе другое место работы“, — сказал себе Егор, закрывая дверь в приемную.

Немного поколебавшись, он решил остаться в редакции — может, старикан поорет-поорет, но все же не уволит. Другой кандидатуры на это место нет, а читателям, судя по отзывам, импонируют его статьи, хотя их тональность и в самом деле развязно-фамильярная. Журналист Егор Сурин, образно говоря, похлопывал представителя политического Олимпа по плечу — мол, не мни о себе много, приятель, мне известна вся твоя подноготная, и сейчас ты предстанешь перед народом голым, без привычной маски.

* * *

— Поработать вам придется, — продолжал Нечаев. Беседа с потенциальной звездой уже близилась к концу, главное они обсудили, осталось лишь поставить точку. — Наше издательство интересуют лишь авторы, способные писать не менее четырех романов в год. Если реже — стать знаменитой труднее. Конечно, талант не пропадет, — снова польстил он, от него не убудет, а авторессе приятно, — но потребуется много времени, чтобы его оценили по достоинству. Читательский интерес не должен ослабевать. Книг сейчас издается очень много, а если автор пишет редко, читатели его забывают и покупают произведения других писателей. Состоявшаяся звезда может позволить себе перерывы, но сравнительно непродолжительные, иначе эту нишу тут же займут другие. Пишут сейчас многие, а свежие веяния подхватывают с лету. Если автор пропахал свою межу, нельзя ее надолго оставлять.

— Я буду стараться, — прошептала его визави.

— Не сомневаюсь, — кивнул Эдуард Леонидович. — Вас характеризовали не только как талантливую, но еще и очень дисциплинированную и трудолюбивую писательницу. Напомню азы: талант — это один процент способностей плюс девяносто девять процентов усидчивости.

— Да, я знаю, — с жаром подтвердила собеседница.

— Вот и отлично! — воодушевился Нечаев. — У нас все получится замечательно: вы пишете роман в три месяца, мы его тут же издаем, а в будущем почиваем на лаврах! — Он рассмеялся, чтобы расшевелить эту бледную моль, но она лишь слабо улыбнулась в ответ. — У вас есть все задатки будущей звезды, и мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам реализоваться. В договоре, который вы подписали, мы обязуемся издавать все ваши произведения, так что теперь вам не придется обивать пороги других издательств. — Эдуард Леонидович сознательно чуть опустил собеседницу, чтобы не расслаблялась. — Ошибочно думать, что автор и издатель антагонисты. Нет! — Он поднял вверх указательный палец. — Они единомышленники. И только в том случае, если станут соратниками, успех обеспечен.

* * *

Первая волна будущего шторма ударила ни в чем не повинную секретаршу Леночку. Через несколько минут после бегства Егора в приемную вылетел разъяренный Змей Горыныч и рыкнул:

— Какого лешего ты тут расселась и таращишься, как невинная овечка!

— Что случилось, Николай Самсонович? — осторожно поинтересовалась Лена, надеясь невинным вопросом сбить нахал его ярости. Но кроткий вид секретарши, против обыкновения, не произвел желаемого впечатления. Как раз наоборот, шеф еще больше разгневался.

— Ты меня спрашиваешь? — взревел он. — А сама не в теме? За каким чертом ты тут обретаешься, а? Чтобы часами трепаться по телефону со своими хахалями? За это ты получаешь зарплату?

— Я… — пролепетала пристыженная Леночка, и в самом деле только что положившая трубку. После ухода Егора Сурина она от нечего делать надумала доссориться с бойфрендом и выполнила свое намерение, понятия не имея, что ее слышно в кабинете начальника.

— Да, ты! — не дал ей возможности оправдаться взбешенный Змей Горыныч. Старикану был нужен козел отпущения, и впервые в этой роли оказалась любимая секретарша. — Именно ты расхолаживаешь весь коллектив, потому что ни хрена не делаешь и подаешь дурной пример остальным. Секретарша начальника должна быть в курсе всего происходящего и первой докладывать ему новости. А я по твоей милости узнал их последним и теперь выставлен на всеобщее посмешище.

Секретарша не нашлась что сказать. Пожалуй, впервые за время своей работы она понятия не имела о тематике предстоящего разноса. Обычно причина была известна заранее, все в деталях обсуждалось в редакционных кулуарах, и предугадать реакцию гневливого замглавреда было несложно. А тут — как гром среди ясного неба.

Последними сдали материал Егор и Марго, и сейчас Лена лихорадочно соображала, кто из них виновник ярости шефа.

В общем-то альтернативы нет, на Марго шеф не станет спускать собак. Значит, Егор. Он волынщик, всегда тянет до последнего, успокаивая себя, что сварганит статью за несколько часов. Может быть, на этот раз Сурин переоценил свои возможности и представил полнейшую туфту? Или, упаси бог, не смог качественно скомпилировать, — Лена прекрасно знала стиль его работы, — и чужие ушки явно торчат?

Но с другой стороны, замглавред никогда не трогал Сурина. Егору волей-неволей приходилось принимать участие в коллективных головомойках, которые Змей Горыныч время от времени устраивал в воспитательных целях, но адресных втыков журналист до сих пор избегал.

В этот момент зазвонил телефон, и секретарша получила передышку. Взяв трубку, она ответила абоненту, выслушала, что тот скажет, зажала мембрану и ангельским голоском оповестила:

— Вас, Николай Самсонович. Илья Николаевич. Змей Горыныч умчался в свой кабинет, громко хлопнув дверью, и через несколько секунд рявкнул:

— У аппарата!

Немного послушав диалог шефа с сыном и поняв, что ничего интересного не узнает, — обычная лабуда о деньгах, — Лена бесшумно положила трубку на рычаг и задумалась. Начальник вскоре закончит разговор и опять выскочит в приемную, так что нужно подготовиться заранее.

До Левина в кабинете шефа побывала только Марго. „Значит, эта завистливая дрянь опять наябедничала“, — решила девушка. Судя по тематике упреков Самсоныча, коварная журналистка нашептала ему — мол, секретарша плохо выполняет свои обязанности. Никаких прегрешений Лена за собой не помнила. А обвинения общего характера можно предъявить любому, тем более Змей Горыныч помешан на трудовой дисциплине и уверен, что все подчиненные бездельники и дармоеды, проедают деньги его сына.

Еженедельник и в самом деле убыточен. И если бы не постоянные вливания Ильи Фалеева, он бы уже давно почил в бозе.

* * *

Валентина Вениаминовна Бобкова с первых шагов своего писательского пути, еще пять с лишним лет назад, была уверена, что ее ожидает звездная слава и, соответственно, — звездные гонорары. В средствах она не нуждалась, — супруг обеспечивал ее вполне приличным прожиточным минимумом, — но деньги, как известно, лишними не бывают. Почему-то ей казалось, что писатели буквально купаются в деньгах. А что? Все иностранные знаменитости — миллионеры, у них шикарные виллы, яхты и прочее. Ее третий муж, Семен Гордеевич Бобков, подвизался на ниве бизнеса, и вполне успешно, но миллионером не был, и не имелось никаких оснований предполагать, что станет им.

— Сема, я буду зарабатывать своими романами миллионы! — оповестила его самоуверенная супруга, вознамерившись податься в писательницы.

„Может быть, тогда ты слезешь с моей шеи“, — заранее порадовался тот.

Наскоро сотворив три опуса и уже предвкушая собственную звездность, Валентина Вениаминовна не пожелала иметь дело с небольшими издательствами.

— У них нет денег, чтобы заплатить столько, сколько я стою! — так мотивировала она свой выбор.

„Стоишь ты ровно три рубля в базарный день“, — вел с ней мысленную полемику Семен Гордеевич, согласно кивая:

— Тебе виднее, Валюша.

Валентина Вениаминовна обратилась в тройку самых крупных московских издательств, с ходу заявив, что она „российская Франсуаза Саган“, однако бурного восторга ее появление не вызвало. Как раз наоборот, издатели морщились: невооруженным глазом было видно, что к ним попала типичная графоманская белиберда, с русским языком доморощенная писательница явно не дружит, к тому же демонстрирует вопиющую невежественность. Романы были написаны от первого лица, прототипом главной героини по имени Валентина стала сама авторесса, щедро делившаяся с читателями богатым сексуальным опытом. Действие происходило в разных странах, то в позапрошлом, то в начале прошлого века, и роковая красавица графиня Валентина в одном романе была русской, во втором — француженкой, в третьем — итальянкой. При этом писательница не брала в голову различие менталитета и психологии людей разных эпох и национальностей. Графиня Валентина говорила и вела себя так же, как и ее создательница и тезка, а прочие герои — графы, герцоги и баронеты, — по-видимому, были списаны с мужчин, имевших счастье (или несчастье) иметь близость с мадам Бобковой. В общем, это был симбиоз дешевых любовных романов и полупорнографических откровений в стиле „Записок падшей женщины“, коими нынешний книжный рынок уже перенасыщен.

Самоуверенность мадам Бобковой не произвела особого впечатления на издателей — к закидонам графоманов, возомнивших себя писателями с большой буквы, им не привыкать. Видя заваленные отечественной беллетристикой прилавки, те думают: „Я напишу не хуже. Если такое издают, то и мои произведения напечатают“ — и садятся творить, ведь каждому приятно увидеть собственную фамилию на яркой книжной обложке. Чем черт не шутит?! А вдруг удастся прославиться? Примерно таков был ход мыслей Валентины Вениаминовны, правда, в отношении будущего она себе вопросов не задавала, ничуть не сомневаясь в собственном уникальном даре.

Чокнутых авторов издатели тоже навидались и сохраняли олимпийское спокойствие.

— Мы завалены рукописями, — ответили ей в одном издательстве, кивая на стеллажи, которые и в самом деле ломились от папок. Штабеля результатов стремления многих россиян стать писателями стояли даже в коридоре и тянулись вдоль стены до самого выхода. — Видите, сколько рукописей? И это еще не все. В подвале нашего здания ими забиты две комнаты. Оставьте ваши романы, посмотрим. Если подойдет, мы вам сообщим.

Терпения „российской Франсуазы Саган“ хватило ровно на неделю, а потом мадам Бобкова стала терзать редакционные телефоны с требованиями немедленно дать положительный ответ. В итоге все три издательства ей отказали. Разгневанная Валентина Вениаминовна высказала немало нелицеприятных слов в адрес главных редакторов, их заместителей, рецензентов и прочих сотрудников, прошлась и насчет выпускаемой продукции. В выборе выражений непризнанная писательница не стеснялась, и охранникам одного из издательств, которое она почтила своим вниманием, пришлось выпроводить скандалистку под белы ручки.

* * *

Леночка терпеть не могла Марго, считая ту бездарной выскочкой, замечательно устроившейся лишь благодаря своему влиянию на Самсоныча, умению смотреть старикану в рот, изображать преданность и уважительность. Лена не сознавала, что ведет себя примерно так же, но считала, что ее стиль взаимоотношений с начальством — образец правильного поведения умной секретарши. Делиться с Марго теплым местом возле шефа она категорически не желала.

— Жополизка, — не раз клеймила Лена соперницу в борьбе за благосклонность начальника.

Коллеги были с ней солидарны. Еще куда ни шло, если бы журналистка спала с Самсонычем, — так хоть можно объяснить, почему он столь явно ее выделяет. Причина его особого расположения была неясна, и это еще больше выводило из себя сотрудников газеты „Все обо всем“.

И в самом деле, у Марго ни кожи ни рожи, да и способностями Бог обделил, однако гневливый Змей Горыныч никогда ее не распекает, наоборот, постоянно нахваливает, ставит всем в пример, с подачи любимицы устраивает подчиненным безобразные выволочки, и это всем изрядно надоело.

— Марго дождется, я придушу ее собственными руками, — как-то раз заявила Алевтина Овечкина, ненавидевшая свою неблагозвучную фамилию и публикующаяся под псевдонимом Алиса Адлер.

Поводом для столь экспрессивного высказывания стала очередная кляуза Марго, большой любительницы как бы между прочим вставить в беседе с шефом нелицеприятную реплику в адрес коллеги или просветить относительно каких-то его проступков. После этого Алевтину вызвали в кабинет замглавреда, и полчаса дверь сотрясалась от мощных децибелов начальственного мата.

Алевтина считалась первой красавицей в их коллективе, да и в более широком кругу ее броская внешность не оставалась незамеченной. Мужское внимание престарелого Самсоныча ее бы не осчастливило, как раз наоборот, радовало отсутствие такового — еще не хватало иметь интим со стариком! Журналистка обладала не менее вспыльчивым нравом, чем Змей Горыныч, и не могла стерпеть, чтобы ее полчаса распекали, да еще в столь оскорбительных выражениях. На выпады шефа Алевтина отчаянно огрызалась и даже позволила себе уничижительно отозваться о некоторых его личностных качествах, чем еще больше вывела из себя Самсоныча, а потому головомойка затянулась.

— Ты бы лучше помалкивала, — посоветовала Лена, когда красная от унижения журналистка пулей вылетела из кабинета начальника.

— Да отстань ты! — раздраженно отмахнулась Алевтина и вихрем понеслась по коридору.

— Сейчас будет море крови, — прокомментировал Кирилл Никитин, обращаясь к своей пассии Наташе Соколовой, ведущей раздела „Одной строкой“. В тот момент они курили на лестничной площадке, оставив дверь приоткрытой, чтобы не пропустить финальную сцену. Наталья лояльно относилась к ненормативной лексике, без которой ее бойфренд не мог складно изъясняться, и тот добавил:

— Ох, как Алиска отхерачит Маргошку!

— Какую сплетню Марго донесла до Самсоныча на сей раз? поинтересовалась любовница.

— Алиса девка нервная, задроченная на своей внешности, а старый перец пару раз прошелся как раз в тему. Марго напела ему, будто Алиска на недавнем выпивоне была готова снять трусы перед главредом и хвасталась, что была победительницей конкурса блядей, всеми способами намекала на повышение. А Змей Горыныч не любит, когда что-то делается в обход его персоны. Алиска сразу вычислила, кто ему донес. Всыплет она Марго по первое число, как пить дать.

— Пошли посмотрим, — оживилась Наташа, и любовники устремились вслед за разъяренной Алевтиной.

Та влетела в комнату, где сидела Марго, и с размаху влепила кляузнице увесистую пощечину, сопроводив расправу объяснением:

— Грязная интриганка! Завидуешь мне, швабра на ножках, и потому решила исподтишка напакостить! Да, я и в самом деле была победительницей конкурса красоты, а ты можешь выиграть лишь приз на конкурсе уродин.

Не ограничившись оплеухой, Алевтина одним движением смахнула со стола ненавистной кляузницы все, что там было, тяжелый степлер угодил в подбородок Марго и рассек кожу до крови. Та вскрикнула и зажала рану рукой, но мстительницу это не разжалобило.

— В следующий раз я тебе всю рожу расквашу, — пообещала она. — Хотя страшнее ты вряд ли станешь, потому что больше некуда. Еще раз откроешь свой поганый рот, пеняй на себя. Я не шучу, гадина.

* * *

…Тщеславная мадам Бобкова не сдалась, свято уверовав, что создала шедевры и напишет еще немало романов, которые ждет ошеломляющий успех, и атаковала следующую тройку в рейтинге наиболее крупных издательств. И тоже получила категорический отказ.

— Все это сто раз писано-переписано, — без обиняков заявили ей в одном издательстве. — Литературы подобного качества мы издаем немало.

— Почему же вы печатаете всякую макулатуру, а меня не хотите? возмутилась госпожа Бобкова.

— Потому что это мировые бестселлеры, а вы даже не имеете понятия, о чем пишете.

— Мои романы гораздо лучше вашей литературной помойки! — заклеймила она несговорчивых издателей. — Вы еще обо мне услышите! Локти потом будете кусать, что не оценили мой талант! На колени передо мной встанете, чтобы я принесла вам рукопись, а я назло не дам!

Ее собеседники мысленно крутили пальцем, у виска — что взять с чокнутой бабы?!

— Вы кто по профессии? — осторожно спросил ее главный редактор солидного издательства, слегка побаиваясь — а вдруг невинный вопрос спровоцирует посетительницу на неадекватный поступок, дамочка явно психически неуравновешенная.

— Не ваше дело! — отрезала та. Главред сделал для себя вывод: даже если бы она написала замечательные романы, с ней нельзя иметь дела — хлопот не оберешься. Автор и издательство должны вместе тащить упряжку. Разумеется, каждый хочет перетянуть одеяло на себя: первому нужен гонорар побольше, а вторая сторона пытается сэкономить. Одно дело, когда писатель известный и его книги востребованы, тогда прибыль покрывает расходы. Можно и гонорар заплатить, предварительно поторговавшись, чтобы и издательство не осталось внакладе, и творцу произведения что-то перепало, иначе его перекупят конкуренты. Но если автор непредсказуем, как эта взбалмошная дамочка, то с ним лучше не связываться: заработаешь ли на книгах — еще вопрос, а вот то, что поимеешь проблемы, — без вопросов.

В данном случае дело было не только в том, что имя В. В. Бобковой неизвестно читателям, — печатают не только маститых, но и начинающих — а вдруг их произведения понравятся? Тут уж как повезет. Читательские вкусы, с одной стороны, известны, а с другой — непредсказуемы. Бывает, что роман написан грамотно, и сюжет вроде бы хорош, и герои симпатичны, а вот спросом не пользуется. Случается и наоборот — ничего особенного, по крайней мере на взгляд профессионалов, в произведениях автора нет, но их покупают, тиражи неуклонно растут. Вот и угадай — станет ли начинающий писатель известным или после неуспеха первых книг пополнит ряды тех, кого не покупают, а потому — не издают.

В отношении произведений госпожи Бобковой мнение было однозначным мура. Причем унылая и претенциозная мура. Тут уж и гадать не надо — ее книги покупать не будут.

— Я написала свои романы на одном дыхании! — патетически восклицала Валентина Вениаминовна в споре с очередным рецензентом, поставившим ей „двойку“, а точнее, сделавшим резюме: „Коммерческого успеха рецензируемые произведения иметь не будут“, — что, по сути, ставит жирный крест, поскольку именно этот аспект — будет ли коммерческий успех — является решающим для издания. Даже если автор гениален, но его книги не продаются, издатели не желают иметь с ним дела, пусть рискуют другие. Но и другие придерживаются того же мнения.

Будь мадам Бобкова и в самом деле „российской Франсуазой Саган“, к ней и тогда отнеслись бы настороженно, учитывая откровенную стервозность характера писательницы. К примеру, эта нервная дамочка может устроить истерику из-за любой ерунды. Ладно, это издатели еще переживут, нервы у них крепкие, закаленные в боях с самыми сложными авторами. Но если госпожа Бобкова надумает „назло“ отдать принятую к публикации рукопись в другое издательство, то нервотрепка обеспечена обеим сторонам — книги, выпущенные двумя издательствами, „лягут“. Даже минимальный тираж нераскрученного автора продать непросто, а уж когда книга одновременно выходит под двумя разными обложками — и подавно. Значит, оба издательства понесут убытки. Одно из них, сильно разобидевшись, может подать в суд — мол, у меня договор, в котором черным по белому написано, что В.В. Бобкова передала мне исключительные права на свое произведение, — но и ответчик представит аналогичный договор, подписанный непредсказуемой авторессой. В итоге обе стороны вдобавок потратятся на адвокатов и оплатят судебные издержки. Да и престиж издательства пошатнется! Коллеги по книгоиздательской деятельности вслух посочувствуют, а втайне позлорадствуют — приятно же, когда конкурент попал впросак! — и перемоют все косточки. А кому хочется предстать в неблаговидном свете?! Так что от чокнутых писателей, так и норовящих выкинуть какой-нибудь финт, лучше держаться подальше — целее будешь. Авторов теперь много, издательств значительно меньше, так что последнее слово за теми, кто вкладывает деньги, а не за теми, кто пишет книги.

Самая главная причина — в романах госпожи Бобковой было совершенно не за что зацепиться: слог дубовый, точнее, о слоге вообще говорить не приходится, сюжеты — явный плагиат, герои списаны с персонажей известных авторов, но так бездарно, что утратили присущую оригиналу индивидуальность. Переделывать эти опусы — себе дороже. Из ничего нечто достойное не сотворишь.

— Кто вам сказал, что вы пишете как Франсуаза Саган? — спросила госпожу Бобкову молодая редакторша, и тут же прозвучал самоуверенный ответ:

— Я сама это знаю!

— А вы ее читали? — задала провокационный вопрос редакторша и, как оказалось, — попала в точку. Валентина Вениаминовна от кого-то услышала звездное имя, но понятия о стиле французской писательницы не имела. — Саган свойственны тонкий психологизм и эмоциональность, ее произведения пронизаны грустью, даже меланхолией, обычно у них печальный конец, а в ваших романах ничего похожего.

— Не вам меня учить! — вышла из себя уязвленная авторесса. — Вы умеете только портить чужие произведения, а я — талантливая писательница!

В общем, диалог слепого с глухим о том, как хороша и как чудесно пахнет роза.

Невостребованная авторесса перебрала почти три десятка издательств, но ни в одном не получила положительной рецензии. В одних издательствах ее романы отвергали сразу, в других, пролистав по диагонали, пожимали плечами и не говорили ни да ни нет, в третьих отговаривались, что рецензенты не справляются с валом предлагаемых рукописей, четвертые отвечали, что подобная литература не по их профилю.

В итоге честолюбивые притязания Валентины Вениаминовны Бобковой остались нереализованными.

* * *

Редакция еженедельника „Все обо всем“ гудела, как растревоженный улей. Наконец-то ситуация прояснилась, объект начальственного разноса определился. Несколько минут назад Самсоныч вызвал к себе секретаршу и приказал:

— Марго ко мне!

Телефонный разговор с сыном немного снизил интенсивность гнева Змея Горыныча, — видно, Илья пообещал денег, — и все же по тону и грозно сдвинутым бровям шефа Лена сразу поняла, что он вызывает фаворитку отнюдь не для вручения конверта с премией.

Мысленно перекрестившись, что ярость старикана направлена не на нее, Лена вылетела в коридор — и без того рассерженный Змей Горыныч не спустил бы промедления, — на бегу заглянула во все кабинеты и вполголоса торопливо оповестила:

— Старикан вызвал на ковер Марго, бушует — страсть!

Не могла она не поделиться с сотрудниками своей неописуемой радостью наконец-то ненавистной фаворитке начальника достанется на орехи!

Перед комнатой, где сидела Марго, девушка остановилась, постаралась выровнять дыхание, постучалась, вошла и, когда журналистка посмотрела на нее, медовым голосом сообщила:

— Вас вызывает Николай Самсонович, — и многозначительно добавила, уже для сотрудников, деливших с Марго этот кабинет:

— Немедленно.

Не ожидающая подвоха журналистка тут же встала и пошла к начальнику. Следуя за ней на определенном расстоянии, Лена с мстительным удовлетворением отметила, что любимица шефа выглядит совсем не такой заносчивой, как обычно, и даже задумчивой.

„Ну, сейчас получишь…“ — порадовалась девушка, когда виновница гнева замглавреда скрылась за дверью его кабинета. Если уж Змей Горыныч не сбавил обороты после телефонного разговора, — обычно переключение внимания на иной объект значительно гасило его ярость, — значит, причина и в самом деле серьезная, и вскоре все станут свидетелями десятибалльного шторма.

Сотрудники высыпали в коридор и сбились в кучку, чтобы незамедлительно поделиться впечатлениями. Сметливая секретарша настежь распахнула дверь приемной, а дверь в кабинет начальника чуть приоткрыла, чтобы все имели возможность наслаждаться тем, как шеф чихвостит свою протеже.

— Ты что, сдурела?! — орал взбешенный Самсоныч. — Ты что принесла, а?!

— Статью об Астраловой, — пискнула перепуганная Марго, успев подумать, что переборщила, преподнеся знаменитую писательницу как несчастную, одинокую, никем не любимую женщину. Все же эти знаменитости такие обидчивые, к любому слову цепляются, им подавай лишь панегирик, а у нее получился негативный подтекст.

— Вот эту галиматью?! — Змей Горыныч взял еще на тон выше.

По характерному шелесту журналисты поняли, что он гневно потрясает распечаткой статьи Марго. Впервые за годы работы в газете громоподобный голос шефа звучал для них райской музыкой. Торжествующе переглядываясь, они пришли к единодушному мнению — фаворитка вскоре станет бывшей.

— Ну да… Вы же сами сказали, что женские судьбы — мой конек, и велели покопаться в душе писательницы, узнать самое сокровенное и показать ее как личность, как женщину…

Сотрудники газеты переглянулись и хихикнули, но тут раздался рев Змея Горыныча:

— Где ты копалась в ее душе, мать твою?! В морге?

— Ну почему — в морге, — вяло защищалась Марго, не понимая, с чего он так взъярился.

— Да потому что Астралова убита!

— Как — убита?.. — прошелестел голос проштрафившейся журналистки.

— Вот так! Пистолетом! Выстрел в голову — и наповал!

— Я этого не знала… — залелетала Марго.

— Не зна-а-ла?!

Голос Змея Горыныча сорвался на крик, а Егор Сурин с ухмылкой оповестил коллег:

— Сейчас будет еще один труп.

Но ни падения тела убиенной журналистки, ни иных звуков, свидетельствующих о том, что начальник наказал подчиненную физически, не последовало. Наоборот, шеф спросил уже чуть поспокойнее — видимо, утомился орать:

— Почему ты этого не знала?

— Презентация очень долго не начиналась, я не стала дожидаться и ушла, — честно призналась Марго, надеясь, что ее откровенность обезоружит шефа. Провинившаяся журналистка решила признаться, что закружилась в любовном романе, всю неделю провела как в угаре и потому пренебрегла профессиональными обязанностями. Она уже открыла рот, чтобы выложить все это своему покровителю, но тот ее опередил.

— Ну и дура, — уже обычным голосом произнес Самсоныч. — Приличный журналист должен быть в курсе всего происходящего, а профи — заранее почуять сенсацию и опередить всех, первым представив материал в редакцию. А ты была рядом с сенсацией и все прошляпила, идиотка, потому что тебе, видите ли, надоело ждать! Мало того, ты впервые слышишь, что Астралова погибла. Вся Москва гудит об этом убийстве, а журналистка, которую я считал лучшей в коллективе и ставил в пример другим, даже не в курсе, что покойницу уже отпели и похоронили. Прошлявшись где-то почти неделю и даже не удосужившись позвонить, ты имеешь наглость принести фальшивку, да к тому же пишешь о трагически погибшей звезде в столь уничижительной тональности, будто речь идет об уборщице, которую по пьянке поколотил муж. Я ошибся, возлагая на тебя особые надежды. Твой потолок — кропать на коммунально-бытовые темы. Ты уволена.

Забирай свои слезливые писульки и немедленно убирайся вон!

* * *

Опять Алла сидела в своем кабинете, смоля одну сигарету за другой, размышляя о своем житье-бытье и спрашивая себя: „Чего я маюсь, чего мне не хватает?..“

Вообще-то ответ на первый взгляд лежит на поверхности. Алла Королева, верная боевая подруга, — человек действия, а обстоятельства вынудили ее томиться в праздном безделье.

Казалось бы, она состоятельная женщина, фирма „Прима“ успешно работает без хозяйки и приносит приличный доход, можно вести образ жизни богатой дамы, кататься с курорта на курорт, а в промежутках между отдыхом от ничегонеделания тусоваться на светских вечеринках, ходить на демонстрации последних достижений высокой моды, глазеть на экзотические туалеты, которые не наденет ни одна нормальная женщина, с умным видом рассуждать, какой очередной шедевр сотворил тот или иной кутюрье, еженедельно обновлять гардероб, посещать салон модного визажиста и прочее в том же духе, но все это ей неинтересно.

Не могла Алла позволить себе плюнуть на рекомендации лечащего врача, любимого мужчины, и опять с головой окунуться в бизнес. Олег опытный хирург, его очень заботит ее здоровье, — после большой кровопотери у нее до сих пор анемия и астения, да и раненая рука пока никакая. Кому же хочется остаться калекой! Вспомнив уродливые багровые шрамы и истонченную, — почти прозрачную левую руку, всю в трофических язвах и струпьях, верная боевая подруга передернулась.

Сколько еще это может продолжаться?.. Даже Олег не в силах дать ответ, хоть и уверяет, что со временем все восстановится и она сможет владеть рукой. В будущем ей предстоит несколько пластических операций, и это тоже мало радует.

Нашла ли она причину своей хандры? Пожалуй, нет. Печалиться на предмет собственного здоровья не в ее характере, Алла всегда относилась к нему наплевательски. До ранения ей пришлось перенести четыре операции, эта — уже пятая, но внимательнее к себе она так и не стала.

„Может быть, мой дискомфорт связан с тем, что я сексуально оголодала?“ — мысленно пошутила Алла.

Шутки шутками, но доля истины в этом есть. Все прежние любовники называли ее тигрицей, а Олег в постели — далеко не тигр. Ему сорок три года, да и в молодости он, судя по его рассказам, был не очень-то склонен к постельному буйству, у него иные приоритеты.

Разумеется, Алла не могла сказать ему: „Мы с тобой темпераментами не совпадаем“. Любое замечание, связанное с интимной жизнью, для сильного пола крайне болезненно. Ей пришлось смириться, как и любой женщине, привязанной к мужчине психологически. Олег, безусловно, человек надежный, порядочный, преданный и верный. Нужно быть сексуально озабоченной идиоткой, чтобы этого не ценить и променять его на банального постельного партнера, способного удовлетворить физически, но не эмоционально. А она не идиотка.

Встречаться с прежними любовниками Алла и не помышляла. Раньше могла бы запросто, но то было раньше. Если у женщины много любовников, значит, нет единственного, любимого. Именно так и обстояли дела в ее прошлой жизни.

Теперь есть человек, которого она называет любимым мужчиной. Вроде бы пора успокоиться и благодарить судьбу. Мало того, есть еще двое — Слава Миронов и Николай Кузнецов, — считающиеся ее любовниками. К обоим она по-своему привязана и не намерена вычеркивать из своей жизни. Но сейчас и в мыслях нет поехать к одному из них ради секса. Почему? Да потому что не хочется, вот и все.

Нельзя сказать, что оба ей надоели. Нет, и Слава, и Коля ей нужны, но теперь больше эмоционально, нежели сексуально. Еще совсем недавно Алла была близка и с тем, и с другим, но вот именно сейчас, в этот момент, интима с кем-то из них не желала.

Почему-то теперь ей не хотелось даже-с Олегом. Их отношения все больше напоминают супружеские. И секс тоже как у супругов со стажем — несколько минут положенных телодвижений, и вот уже усталый Олег повернулся на бок и спит. А она лежит без сна, глядя в темноту и думая, что все у них как у мужа и жены, проживших вместе не один год, хотя они и не связаны узами брака. Есть эмоциональная и психологическая близость, доверительность, взаимное уважение и взаимопонимание. Вроде бы есть и любовь. Что же не устраивает ее в союзе с Олегом?..

„А может быть, мне не хватает романтики?“ — спросила себя Алла и усмехнулась — уж кого-кого, а ее-то никто не назовет романтичной особой.

А хотя… Положа руку на сердце, каждая женщина, даже та, что рядится в циничную особу, сохраняет в душе идеалы. Пусть и не Прекрасный принц, но все же…

Любой дочери прародительницы Евы хочется возвышенных отношений. Все женщины в душе немного фантазерки, сколько бы им ни было лет и сколько бы ни было в их жизни мужчин.

* * *

„Поеду-ка я к любимому психиатру, — решила Алла. — Пусть Лидия Петровна разберется в моем душевном раскардане“.

— Толян, отвези меня в психиатрический центр, — попросила она, когда прибыл верный оруженосец.

Тот одобрительно кивнул, подумав, что давно надо было предложить обожаемой начальнице съездить к Лидии Петровне, после посещения которой она всегда успокаивается.

* * *

Купив по дороге букет лилий — любимые цветы ее психиатра, — через час Алла вошла в знакомый кабинет.

— Вы еще в субдепрессии, — сразу отметила Лидия Петровна, когда пациентка поздоровалась и села напротив.

— Да, что-то я хандрю, — призналась Алла.

— Для вас, женщины очень эмоциональной, это естественно, ведь вы совсем недавно потеряли отца. Все еще мучаетесь виной?

— Мучаюсь… — Она опустила голову. — Папа написал в предсмертном письме: „Без вины, вины не бывает“, имея в виду себя, а я думаю, что это относится и ко мне. Если бы я не была виновата, то не терзалась бы.

— Не совсем так, Алла, — мягко сказала психиатр. — Чувство вины имеет разную природу. Бывает и беспричинным или по незначительной причине. Случается и навязанное кем-то, когда один человек сознательно, с определенной целью вызывает у другого ощущение вины. При депрессии часты мысли о собственной виновности, причем обычно они не имеют под собой оснований.

— У меня-то основания есть, — вздохнула пациентка.

— Алла, вы сильная личность. Да, вы понесли утрату, но погружаться в печаль вам не свойственно. Не стоит культивировать чувство вины и фиксироваться на своих переживаниях. Как я понимаю, больше всего вас тяготит то, что вы вынужденно пассивны и ничего не можете предпринять. В данной ситуации от вас уже ничего не зависит, и это вызывает у вас психический дискомфорт.

— Именно так, — кивнула Алла.

— Приведу аналогию, которую обозначила как „принцип метро“. Допустим, вы опаздываете на работу. В этой ситуации имеет смысл побыстрее бежать на автобусную остановку — если вы упустите автобус, то придется ждать следующего. Стоит и поторопиться на эскалаторе метро — ведь не успев на эту электричку, вы потеряете несколько минут. Но когда вы уже находитесь в вагоне метро, нужно расслабиться — от того, что вы будете нервничать, ежеминутно поглядывая на часы, электричка быстрее не поедет, вы лишь себя измучаете и приедете на работу измочаленной. Уловили идею?

— Да. Нужно что-то предпринимать только в том случае, если это дает реальный результат, а суетиться бессмысленно — без толку.

— Верно. В вашем случае можно сказать так: нужно бороться, пока вы можете бороться и знаете, что чего-то этим достигнете. Но если это бег на месте, то тем самым лишь расстраивается ваше душевное равновесие.

— Понимаю…

— Еще один принцип, который я рекомендую многим своим пациентам: если не можешь изменить ситуацию — измени свое отношение к ней. Ведь страшна не сама по себе неприятность, а наша реакция на нее. Один человек в драматической ситуации, например, как у вас, потеряв любимого человека, погружается в свои переживания, не может думать ни о чем ином, не способен переключиться, и в итоге у него развивается депрессивный невроз. Таких людей психиатры называют дискордантными, иными словами, у них слабые адаптационные возможности, и они не способны к психологической защите. Другой же человек в аналогичной ситуации интуитивно находит способ психологической защиты, и невроз у него не разовьется. Таких людей мы называем конкордантно нормальными. Вы относитесь ко второму типу, Алла.

— Вы думаете, мне нужно перестать жевать-пережевывать эту тему и переключиться на какое-то дело?

— Безусловно. Отца своими переживаниями и угрызениями совести вы не вернете, но себя уже довели до субдепрессии. Я никогда не видела вас такой подавленной. Мне не раз приходилось наблюдать вас в тяжелой ситуации, и вы всегда умели, отринув самокопание, внутренне собраться, активизироваться и переключиться, и это помогало вам справиться с эмоциональным потрясением. Вы интуитивно нашли способ психологической защиты, приемлемый именно для вашего личностного типажа. Тем самым вы защищали свою психику от чрезмерного стресса. Сейчас вы временно утратили присущую вам способность, но у вас высокие адаптационные возможности, и я не сомневаюсь, что вы сможете преодолеть этот трудный этап своей жизни.

— Я бы с удовольствием занялась чем-нибудь, и это помогло бы мне встряхнуться, но Олег не разрешает. А потому я день-деньской сижу дома, уставившись в стену, и терзаюсь самоедством.

— Найдите дело, Алла, — посоветовала психиатр.

— А как же с рекомендациями моего лечащего врача?

— Я психиатр, потому состояние вашей психики для меня важнее, чем заживление раны. Однако тут все взаимосвязано. Когда человек в депрессии, у него резко снижается реактивность организма, к нему цепляются все болезни, а выздоровление и даже заживление ран происходит медленнее, чем в норме.

— То есть моя рука так медленно не срастается именно потому, что я хандрю? — уточнила Алла.

— В определенной мере — да. Депрессия повлияла и на ваше общее состояние. Я вижу, что вы до сих пор астенизированы, а судя по вашей характерной бледности, у вас еще до сих пор анемия.

— Да, мой лечащий врач говорит, что гемоглобин все еще низкий, хотя теперь я не манкирую лечением и честно принимаю лекарства.

— А они малоэффективны именно потому, что у вас депрессия. В этом состоянии возникает психоэмоциональная и двигательная заторможенность, замедляется обмен веществ. Все это в целом негативно влияет на весь организм и его жизненные функции.

— Поняла, Лидия Петровна, — если я буду по-прежнему хандрить, мне не выздороветь.

— Точнее, вы будете очень долго восстанавливать здоровье, потому что психическая сфера влияет на все функции организма.

— Как говорится, все болезни от нервов, только триппер от удовольствия, — пошутила пациентка. — Как вы считаете, женщине можно врать мужчине?

— Нужно.

— Во всем?

— Нет, лишь в мелочах, которые позволяют сохранить отношения. Да ведь и вы лгали Олегу лишь по незначительным поводам.

— Только когда мне нужно было улизнуть из дому.

— Не злоупотребляйте, но если ложь во благо, это позволительно. Вы человек, которому претит однообразие, обыденность. Есть женщины, которым нужна стабильность во всем. У вас другой характер.

— А ведь совсем недавно вы корили меня за склонность к риску… напомнила Алла.

— Я и сейчас не призываю вас кинуться в авантюру. Но застывать в стереотипных отношениях для вас мучительно, и потому старайтесь постоянно что-то менять в своей жизни.

— Примерно об этом я думала всего пару часов назад.

— Значит, вы и сами понимаете, что теперешний статус для вас неприемлем.

— Ладно, приму к сведению, — согласилась пациентка.

— Есть и другой путь; Я могу назначить вам легкие антидепрессанты, и ваша субдепрессия скоро пройдет. — Врач внимательно смотрела на нее, уверенная, что Алла откажется, и не ошиблась.

— Нет, Лидия Петровна, палочка-выручалочка мне не нужна. Вы правы, я сильная, сама справлюсь. Мне просто нужно было ваше одобрение, и я его получила. Больше не буду терзаться-самокопаться, переключусь на что-то другое, встряхнусь и выздоровею и от хандры, и от анемии с астенией.

* * *

Эдуард Леонидович Нечаев сидел уже напротив другой женщины, в отношении которой у него были далеко идущие планы, хотя она не писала романов.

Его собеседница — крепкий орешек. Глаза злые, губы тонкие, поджаты в ниточку, видно, что она ему не доверяет и желает получить твердые гарантии.

— И нам, и вам выгодно будущее сотрудничество, — увещевающим тоном произнес издатель. — Я в этом ничуть не сомневаюсь.

— А я сомневаюсь, — отпарировала его визави. — Слепому видно, что я вам до зарезу нужна, а своей выгоды пока не пойму.

„Черт бы тебя побрал! — ругнулся про себя Нечаев, не выдавая раздражения. — Ведь никакими достоинствами, кроме того, что подходит нам по всем статьям, эта мерзавка не обладает, но кочевряжится, набивая цену. Наверняка сейчас начнет торговаться, как базарная баба“.

Собеседница тут же подтвердила его недавние предположения:

— Что я буду иметь?

— Вас интересует вознаграждение?

— Естественно.

— Оно будет адекватным.

— Адекватным чему?

— Вашим трудам, разумеется.

— Это слишком обтекаемо.

„Сколько же ей предложить? — задумался Эдуард Леонидович. — Видно, что алчная и совершенно беспринципная. Ох, чую, намучаюсь я с нею…“

* * *

Дикторша объявила, что совершил посадку рейс из Палермо. Алла и ее друг, частный детектин Виталий Рылеев, ринулись в толпу встречающих и заняли самое удобное место у выхода с „зеленого коридора“.

Виталий уже год был любовником Ларисы Правда, вторым, а на первом месте — Игорь Северин по прозвищу Казанова. По его просьбе сыщик переквалифицировался в личного телохранителя Лары и обычно состоял при ней, когда та жила в Италии. Выдержки сыщику не занимать, но он же не железный. На время приездов соперника Виталий, сославшись на дела, улетал в Москву.

Улыбающиеся Лариса и Казанова появились одними из первых. После положенных объятий и радостных восклицаний Алла оглядела подругу и подняла большой палец:

— Ты гораздо красивее, чем выглядишь, старушка!

— А ты еще больше похорошела, дорогая, — перепасовала комплимент Лара.

— Ха! На фоне твоего средиземноморского загара я как бледная спирохета, — закокетничала верная боевая подруга.

— Бледность тебе к лицу, — снова польстила ей Лариса.

— Хорошо говоришь, — одобрительно кивнула Алла и пояснила свою мысль свежепридуманным афоризмом:

— Лучший комплимент тот, что правдивее правды.

Подруга уже открыла рот, чтобы ответить в том же духе, но Алла деловым тоном завершила обмен любезностями:

— Споем друг другу дифирамбы в более подходящей обстановке. Погнали, ребята.

Носильщик, терпеливо дожидавшийся окончания радостной встречи, расценил слова Аллы как команду и ходко покатил тележку к раздвижным дверям. Обогнав его, Виталий пошел по направлению к автостоянке, где верный оруженосец припарковал свой „вольво“, остальные устремились следом, стараясь не отставать.

Пока Толи к укладывал чемоданы в багажник, Алла озабоченно спросила:

— Поместимся мы впятером в Толянову тачку?

— Поместимся, — заверил Виталий.

— Боюсь, рессоры погнутся. Одна я вешу под центнер.

— Не придуривайся, подруга, — рассмеялся Казанова. — Кстати, ты похудела. Правда, не знаю, в плюс это или в минус. Ты и раньше была хороша, а лучшее — враг хорошего.

— Умен ты, Игорек, и произносишь правильные слова, недаром я тебя пламенно люблю, — заулыбалась польщенная верная боевая подруга, одарив афористичной фразой и его тоже:

— Лесть — это именно то, что человек сам о себе думает.

— Да это вовсе не лесть.

— Верно мыслишь. Ведь я сохранила девичью фигуру… — Обычно галантный Казанова на этот раз не смог скрыть удивления, все ж Алла — весьма и весьма крупная дама, — а та со смешком добавила:

— в собственной памяти.

— С тобой не соскучишься, подруга, и за это я тебя тоже пламенно люблю, — смеясь, признался он.

Толик захлопнул багажник, носильщик получил щедрое вознаграждение и покатил опустошенную тележку к зданию аэропорта.

— Сяду-ка я на переднее сиденье, — решила верная боевая подруга, — в противном случае соседство с моими габаритными формами расплющит ваши субтильные фигурки.

Казанова распахнул заднюю дверцу и помог сесть Ларисе, а Алла обошла машину и остановилась в ожидании, когда откроют дверцу ей. Туг она боковым зрением увидела, как к ней быстрым шагом направился мужчина, живо повернулась, узнала его и заулыбалась:

— Привет, Фил!

Тот тоже расплылся улыбкой:

— Здравствуй, Алла! Рад тебя видеть.

— Взаимно, дорогой. Какими судьбами?

— Друга провожал. Увидел тебя издалека и не мог решить, подойти или нет.

— С чего это ты стал таким нерешительным? Вроде раньше за тобой такого недостатка не числилось.

Собеседник непроизвольно покосился в сторону Виталия, а Алла рассмеялась:

— А, вот в чем дело! Нет, ошибаешься, Виталька мой друг, а по совместительству частный сыщик. Напарник, познакомься — Филипп Суворов, талантливый художник.

Филипп пожал руку Виталию, затем Игорю. Спохватившись, наклонился к окошку и поздоровался с Ларисой.

— Фил, а что это ты бросил меня на произвол судьбы? — подначила Алла.

— Да я… — начал было тот, но она его перебила:

— Не оправдывайся. Мой телефон не забыл?

— Нет, конечно.

— Тогда звони.

Чмокнув его в щеку, Алла со значением подмигнула и улыбнулась. Филипп помог ей сесть в машину и, когда Толик тронулся, долго смотрел вслед.

* * *

Эдуард Леонидович решил взять паузу, чтобы поразмыслить, жестом подозвал официанта и попросил:

— Еще два кофе, пожалуйста. Не желаете ли бокал вина? Или иной напиток? — любезно обратился он к своей визави, но та презрительно обронила:

— Хотите, чтобы я стала сговорчивее? Не выйдет! „Ну и стерва! — уже в который раз мысленно произнес издатель. — Будто нарочно демонстрирует свой дурной нрав. Но ничего, справлюсь, — обнадежил он себя. — И не таких обламывал“.

Встреча происходила в ресторане. Вообще-то это не в его правилах, обычно Нечаев принимал всех в офисе, но сейчас особый случай, и немолодому, тучному хозяину издательства пришлось покинуть свой уютный кабинет с удобным креслом, сделанным на заказ, и ютиться на неудобном стуле, слишком маленьком для его массивной фигуры. Но ведь не попросишь два стула!

— Так сколько я получу? — требовательно спросила собеседница.

— Если подпишете договор и станете выполнять все требования, то можно обговорить некую сумму, которую вы получите сразу, вдобавок вам ежемесячно будет выплачиваться определенное вознаграждение. Внакладе не останетесь, уверяю вас.

* * *

„Вольво“ вырулил на Ленинградское шоссе, и лишь тогда Толик разродился глубокомысленным замечанием:

— Слышь, Алка, врет этот чморик-то…

— Ты о ком?

— Дак этот, который щас подвалил.

— Филипп, что ли?

— Ну. — Верный оруженосец, как всегда, был немногословен.

— С чего ты взял?

— Дак он за нами катил.

— Толян, не тяни кота за рога! — не выдержала Алла. — Объясни толком.

— Я его в зеркале увидал, еще когда мы в аэропорт ехали. Наврал чморик, будто друга провожал Он за нами тащился от твоего дома. После к нам Виталька подсел, на аэропортовой стоянке вы с ним вылезли и пошли Ларку встречать, а этот вроде дернулся, дверцу уже открыл и высунулся, но че-то передумал и обратно в тачку залез. Сидит и сидит, а я думаю, че он тут делает-то? Я уж пушку из-под сиденья достал и с предохранителя снял, а тут вы подвалили. Может, он псих какой?

— Ну, мой верный оруженосец… — покачала головой Алла. — Нет слов, одни чувства. Ты стал заправским сыщиком — заметил наружное наблюдение. Никогда не верь первому встречному и самому себе, — поделилась она броской фразой, но, видя, что Толик не очень-то понял, пояснила:

— В данном случае твоя подозрительность излишня — Филипп не опасен.

— А че врет тада?

— Да мало ли какие у него соображения? Может, ехал в аэропорт по какому-то делу, и мы совершенно случайно шли цугом. А увидев меня с Виталькой, подумал, будто это мой любовник, и колебался, не осмеливаясь подойти. Так что зря ты за пушку хватался. Ты уж впредь держи себя в узде, а то ухлопаешь ненароком ни в чем не повинного человека. Впадая в гнев, вымещаешь на себе ошибки другого.

— А кто таков этот Филипп? — подал голос Виталий.

— Я же сказала — художник.

— А я и не заметил, что он за нами едет. Позор моим сединам.

— Это я тебя уболтала, напарник, вот ты и утратил бдительность. Да и нег оснований бояться слежки.

— Что-то мне это не нравится…

— Пресловутое чутье профессионального сыщика? — подначила верная боевая подруга.

— Если все было так, как говорит Толик, поведение Филиппа нелогично.

— Так он же творческая натура! У них все не как у людей.

— Подруга, это с ним ты была на тусовке в „Орниксе“? — спросил Казанова. — Помнишь, восьмого марта прошлого года?

— Ага. Тогда мы с Филом сотворили одну забавную штуку.

— Я в курсе, — рассмеялся он. — Весь деловой мир славно повеселился.

— Еще бы! Смех и зевота заразительны.

— Красивый парень. А почему ты его бросила, подруга?

— Последовала совету Дизраэли: разлука должна быть внезапной, отшутилась Алла.

* * *

— Ну как, устраивают вас такие условия? — поинтересовался Эдуард Леонидович.

— Пока я не услышала ничего конкретного, всего лишь общие слова. Определенной суммой, о которой вы упомянули, могут быть и сто рублей. Назовите точную цифру.

— Ну, допустим, пять тысяч долларов сразу и по пятьсот долларов ежемесячно.

— Фи! — презрительно скривилась собеседница. „Ох и стерва… — уже в десятый раз обругал Нечаев свою визави. — Нарочно выкаблучивается, зная, что я в ней заинтересован“.

— Это для начала, — мягко произнес он. — Если все пойдет по намеченному плану, со временем увеличим сумму.

— Все равно это копейки! — отмахнулась собеседница.

„Ничего себе копейки! — мысленно ахнул издатель. — Сама-то зарабатывала гроши, а сейчас так и вовсе на мели, и еще смеет пренебрежительно отзываться о немалой сумме! Да мои высококлассные редакторы о таком окладе только мечтают, а эта… Что она о себе мнит?“

Его визави тут же подтвердила, что мнит о себе в мегамасштабе:

— Сто тысяч долларов сразу и по десять тысяч ежемесячно.

— Да вы что! — всплеснул пухленькими ручками издатель. — Таких денег не зарабатывают все издатели, вместе взятые!

— Ой, да не прибедняйтесь! — пренебрежительно отмахнулась собеседница. — Миллионами ворочаете, а строите из себя церковную мышь.

— Поверьте, у вас превратные представления о доходах издателей, собрав всю волю в кулак, чтобы сдержаться, произнес Нечаев.

Эта женщина его безмерно раздражала и выражением лица, и недоверчивым, злым взглядом, под которым ему порой хотелось съежиться, — ведь он знал, на что способна эта мерзавка. Правда, мадам еще не в курсе, что ему кое-что о ней известно. Этот аргумент можно использовать лишь как последнее средство убеждения, если все остальные способы ее уломать окажутся безрезультатными.

— А на какие шиши вы издаете свою макулатуру? Даже дурак может подсчитать, сколько все это стоит.

Она опять закурила, и Нечаев с трудом сдержался — собеседница дымит как паровоз и нарочно выдыхает ему в лицо, а у него астма.

Эдуард Леонидович порадовался, что встретился с ней не в своем офисе, а здесь. Ресторанный зал большой, а его любимый кабинет эта стерва прокурила бы так, что потом не проветришь. Даже его дорогой костюм весь провонял табаком, придется отдать в чистку, чтобы избавиться от мерзкого запаха — собеседница курит какую-то вонючую дрянь. Хотя сигареты дорогие и одежда не из дешевых.

„Интересно, на какие шиши она так шикует? — задумался он. — При ее заработках это ей явно не по карману“.

— Все наши средства вложены в дело, — увещевающим тоном продолжал издатель. — Если мы станем выдергивать из оборота значительные суммы, то разоримся. Процесс должен идти непрерывно, а для этого приходится постоянно вкладывать деньги.

— На мне вы заработаете гораздо больше.

— Вы ошибаетесь, — покачал он головой.

— Не верю я вам. Или вы дадите мне столько, сколько сказала, или я устраняюсь.

„Ах ты, дрянь… — мысленно выругался он, но тут же одернул себя. Нет, ее нельзя отпускать“.

— Названная вами сумма совершенно неприемлема. Максимум, что я могу, десять тысяч долларов одномоментно и по тысяче в месяц.

— Нет. — Собеседница твердо сжала рот, выражение ее лица оставалось непреклонным.

— В таком случае мне придется использовать другой аргумент. Напомню, что вы — убийца. И есть свидетель, который все видел.

* * *

С Филиппом Суворовым Алла познакомилась на каком-то светском рауте. Как уж он затесался на деловую тусовку, бог знает. Может, искал спонсора? Но как получил приглашение? Состав участников подобных мероприятий заранее известен, все наперечет, а в целом — одни и те же люди, считающие себя „элитой“. Журналистская братия там тоже присутствует — организаторам тусовки нужна реклама, а журналисты не прочь попить-поесть на халяву. Потом могут тиснуть заметку, а то и статейку об этом мероприятии. Все деловые люди знают, что любое упоминание в прессе — это реклама. Даже если журналисты напишут с ехидцей или с осуждением — мол, денежные тузы с жиру бесятся и, говоря булгаковским языком, „от лососины распухли“, на общественное порицание нуворишам плевать с высокой колокольни своего преуспеяния, зато потенциальные деловые партнеры отметят, что у организатора застолья-фуршета денег, видать, немерено. Иными словами, с некоторых позиций благонадежен, и с ним можно иметь дело. Всем приходится соответствовать неписаным законам своего круга, в том числе и богатым.

Однако Алла Дмитриевна Королева придерживалась другого принципа: деловая репутация — лучшая реклама. Пусть наивно, пусть у других бизнесменов иные установки, но она привыкла всегда поступать сообразно своим убеждениям и не желала никому уподобляться. Может быть, потому, что всегда имела собственное мнение, а возможно, из присущей ей врожденной строптивости и неистребимого стремления поступать наперекор установленным правилам.

В феврале прошлого года ее подруга Лариса Ивлева попала в крутую переделку, стала подозреваемой в убийстве и чуть не угодила за решетку. В то время Алле было не до собственной личной жизни, нужно было выручать подругу. В первых числах марта Аллин любовник Слава Миронов придумал трюк, позволяющий снять с Ларисы обвинение.

— Сегодня имею полное моральное право на радостях упиться в стельку! сказала верная боевая подруга и порадовала себя двусмысленной фразой:

— Доброе дело не должно остаться безнаказанным!

На той тусовке Алла и в самом деле активно налегала на спиртное, а под алкогольными парами все окружающие мужчины кажутся на редкость привлекательными. Фил подвернулся как раз в тот момент, когда она уже дошла до соответствующей кондиции, многократно повышающей сексапильность представителя противоположного пола.

Кончилось тем, что наутро Алла обнаружила в своей постели смазливого молодого человека и некоторое время с недоумением взирала на спящего: „А этот откуда тут взялся?“

Сев в кровати, она попыталась восстановить в памяти вчерашний вечер. Вспомнила, что отчаянно развеселилась, напропалую флиртовала с каждым, кто попадал в ее поле зрения, пила на брудершафт с любым желающим, а что потом?.. Видно, кто-то познакомил ее с этим красивым парнем, который сейчас сладко спит, разметав длинные волосы по подушке.

Обычно Алла не заводила интрижек с людьми своего круга. А этот кто таков? Для преуспевающего бизнесмена слишком молод, а на вчерашней тусовке „вторых“ людей не было, лишь руководители крупных фирм. Откуда там взялся этот симпатяга? И почему именно его она выбрала спутником жизни на одну ночь?

Решив не напрягать понапрасну измученные алкоголем мозги, Алла бесцеремонно потрясла постельного партнера за плечо и, когда тот открыл глаза, напористо спросила:

— Эй, ты кто?

Молодой человек еще не окончательно проснулся и посмотрел на нее весьма удивленно. Судя по его виду, вчера он принял на грудь значительно меньше ее. Наконец его взгляд приобрел осмысленность, он откашлялся и отрекомендовался:

— Филипп.

— Очень приятно, — хмыкнула хозяйка спальни. — Тогда позволь представиться: Алла Дмитриевна Королева.

Она попыталась сидя изобразить нечто вроде реверанса, правда, получилось не очень — демонстрация светских манер в голом виде ей самой показалась нелепой.

— Я знаю, — ответил гость.

„А я тебя нет“, — мысленно произнесла Алла, но решила разобраться с этим вопросом попозже.

— Стало-ть, мы теперь любовники? — уточнила она.

— Да, — подтвердил новоиспеченный любовник.

— Ну и как ты себя проявил?

— Не понял?..

— Я имею в виду — в сексе.

— Да вроде ничего…

— „Ничему“ в постели делать нечего.

— А ты не помнишь?

— Нет, — честно призналась Алла. — Упилась вдрист.

— Жаль.

— Чего тебе жаль?

— Что ты ничего не помнишь.

— Из твоих слов следует, что ты меня не разочаровал? И даже, быть может, проявил качества любовника экстра-класса?

— Надеюсь.

— Тогда годишься, — со смешком констатировала она.

Видно, Филиппу подобная манера была в новинку, и он посмотрел на нее чуть удивленно и в то же время с едва заметным высокомерием. Алле его взгляд понравился — парень знает себе цену. Закомплексованные мужчины в качестве постельных партнеров ее категорически не устраивали — с ними одни проблемы.

— А ты и в самом деле ничего не помнишь? — В его голосе слышалось недоверие.

— В общих чертах сценарий вчерашнего вечера в моем сознании отпечатался, а в отношении частностей есть пробелы. Но полагаю, это не смертельно. Главное я выяснила — тебя зовут Филиппом. — Она не стала маскировать сарказм. Все же парнишка мог бы и прояснить ситуацию.

— Можно просто Фил, — заметил тот, а она хмыкнула. — А вообще-то вчера было не похоже, что ты сильно пьяна.

— Результат многолетнего тренинга. — Алла смотрела на него с усмешкой — купится или нет? Купился.

— Можешь много выпить — и этого незаметно?

— Угу.

По правде говоря, напиваться — не в ее правилах. Верная боевая подруга могла употребить немало и даже хвасталась, что ей по силам перепить любого мужика. В студенческие годы она, случалось, хлестала любые горячительные напитки на равных с парнями, потом ночь напролет дулась в преферанс в прокуренной до степени зависания топора комнате, на пару с Ларисой обувая партнеров, а утром как ни в чем не бывало являлась на занятия. Лара всегда пила мало, но, как и верная боевая подруга, очень любит преф, потому тоже предпочитала игру отдыху. Правда, бессонные ночи переносила тяжело и на следующий день отсыпалась. А Алла наутро — как огурец. Пожалуй, пьяной ее никто никогда не видел.

Но, как говорится, и на старуху бывает проруха.

Рефлексировать и самобичеваться, даже если вчера спьяну что-то натворила, — не в ее характере, а потому Алла выкинула разную ерунду из головы: и деловито оповестила:

— Фил, я женщина трудовая, а потому мне пора к станку.

Не дав ему возможности ответить, она встала с постели и направилась в ванную.

Через полчаса они вышли из подъезда, Алла села в свой „фольксваген“, даже не удосужившись спросить, на чем поедет новоиспеченный любовник, это его проблемы, — и отбыла, бросив на прощание:

— Звони!

Филипп позвонил уже на Следующий день. Они встретились, на этот раз в его квартире. Обычно Алла не приглашала к себе любовников, а единожды нарушив собственный принцип, не собиралась превращать это в систему.

— Хоть нашу первую ночь я напрочь не помню, но, судя по всему, ты и в самом деле меня не разочаровал, — отметила она перед уходом. — Имеешь полное право именоваться любовником экстра-класса.

На свидании она всегда предпочитала секс разговорам, также было и с Филиппом. Да в общем-то ей было без разницы, кто он таков и как оказался на той тусовке. Парень обмолвился, что закончил Суриковский институт, стать известным художником пока не получилось, хотя он не теряет надежды. А поскольку надеждой сыт не будешь, подвизается то там, то сям. На данный момент — карикатуристом, некоторые газеты берут его карикатуры, платят кое-какие гонорары.

„Видимо, его пригласили в качестве представителя журналистской братии“, — решила верная боевая подруга.

— Твоей задачей было изобразить в карикатурном виде кое-кого из присутствующих на той тусовке? — съязвила она.

— Нет, конкретного задания у меня не было, — возразил Филипп;

— Значит, ты любитель халявы?

Любовника ее развязно-грубоватая манера уже не удивляла. Он не счел нужным отвечать на хамский выпад и лишь пожал плечами. А Алла решила не вникать.

Третье свидание выпало на 8 Марта. В тот день Аллу поздравляли многие. Она не любила принимать дорогие подарки от мужчин, но тем не менее урожай оказался богатым.

Филипп приехал к ней в пять часов с огромным букетом темно-вишневых роз и вручил свою картину. Судя по вечернему платью модели, он изобразил любовницу такой, какой запомнил в первую встречу.

Алла никогда не получала в подарок собственных портретов и, неожиданно для самой себя, растрогалась, расцеловала и сердечно поблагодарила любовника.

На картине она и в самом деле была чудо как хороша: в платье любимого ею красного цвета, с обнаженной спиной, стоит вполоборота и смотрит через плечо, взгляд одновременно высокомерно-самоуверенный и насмешливый, ярко-алые губы чуть тронуты ироничной улыбкой, а весь облик — умной и сознающей свою привлекательность женщины. И хотя, казалось бы, ни в позе, ни в выражении лица нет нарочитой эротики, художнику удалось передать ее природную чувственность. В итоге Филипп Суворов отобразил сущность прекрасного оригинала.

— Слушай, парень, да ты талантлив! — Алла не скрывала своего восхищения.

— Модель очень хороша, — польстил Филипп.

— Да не скромничай! Получилось здорово! А ведь я тебе не позировала.

— Я тебя такой вижу.

Верная боевая подруга всегда питала слабость к талантливым людям. Будучи весьма самоуверенной особой на словах, она весьма реалистично оценивала свои способности. Единственный талант, которым она обладала, талант общения. Ей не составляло никакого труда обаять кого угодно, если было таковое желание. Она могла договориться с человеком любого социального и интеллектуального уровня и заставить делать то, что нужно ей. Помимо этого, у нее есть деловая хватка, напор, отвага и бесстрашие. Ну и в сексе она ас. Что касается всего остального… Другими дарованиями ее Боженька не наделил. Правда, Алла ничуть по этому поводу не комплексовала, заявляя: „Я и так красива до безобразия!“ — но, встретившись с человеком, кому дано то, чем не обладает она, образно говоря, слегка приседала. Пусть и не пиетет, но все же…

По жизни настроенная к людям лояльно, она частенько повторяла: „У всякого свои недостатки, я и сама не ангел сизокрылый“ — и готова была простить многое. А уж если человек талантлив — то все или почти все.

Потому она так расчувствовалась, глядя на собственный портрет, и причислила любовника к числу людей, чьи недостатки не имеют для нее значения. Нравится ей этот парень, и все тут!

Не так уж много Алла встречала мужчин, о которых можно сказать: „Он гениален!“ Художников в ее окружении раньше не было, и она эту среду совсем не знала. И именно с таких позиций оценивала Филиппа: „Творческому человеку, а тем более такому таланту, все позволено“.

Алла повесила портрет в комнате, именуемой кабинетом, а по сути, своеобразной норке, где она пряталась и отдыхала, отгородившись от окружающего мира не столько стенами, сколько ощущением полной безопасности.

Портрет очень хорош — и сама натура великолепна, и исполнение на уровне. Его можно было бы выставить в гостиной — чтобы все любовались. А хозяйка спрятала картину от посторонних глаз в кабинете, по своему официальному предназначению не подходящему для хранения подобной красоты.

Лариса, увидев портрет, растерянно замерла, а потом спросила:

— Зачем ты его здесь повесила?

— Я эгоистка, сама хочу им любоваться, — отшутилась Алла.

Подруга внимательно посмотрела на нее. Похоже, многое поняла, но не стала лезть в душу и задала индифферентный вопрос:

— А кто его написал?

Почему-то Алле не хотелось говорить правду. Для нее самой это было неожиданно — зачем скрывать имя автора от лучшей подруги? И все же она уклонилась от прямого ответа:

— Да один бродячий художник. Забрел ненадолго в мою жизнь и побрел дальше.

Тактичная Лариса не стала настаивать. Раз Алла не расположена к откровенности, зачем тянуть жилы?..

* * *

— Ну как, Эдик, удалось ее уломать? — спросил назавтра давний приятель и соратник издателя Яша Корн.

— Разумеется, — кивнул Эдуард Леонидович. — Но попотеть пришлось. Не хотелось использовать последний аргумент, да делать нечего, иначе она никак не шла на компромисс.

Приятели сидели в кабинете генерального директора издательства „Кондор“, обсуждая очень важный на данный момент вопрос.

— С ней придется быть начеку, — предупредил Яков. — Опасная особа.

— Опасная, — согласился Нечаев. — Не стал бы я с ней возиться, но уж очень подходящая кандидатура. Хватка у нее бульдожья, да ведь и я не лыком шит! — похвалил себя издатель. — Она думала, что держит меня за горло, но вышло наоборот.

— Много запросила?

— Порядочно, — вздохнул Эдуард Леонидович.

— Ничего, отработает, — заверил собеседник.

— Надеюсь.

— Договор она подписала?

— Подписала, хотя и кочевряжилась.

— Теперь ей уже никуда не деться. Жребий брошен.

— И все равно на душе у меня неспокойно, Яша. Она убийца и на меня смотрела взглядом убийцы, глаза — как дуло пистолета, я все время ощущал себя будто под прицелом.

— Впечатлительный ты, Эдик, — рассмеялся Яков.

— Тебе хорошо говорить. А я вчера успокоительные и сердечные пил.

— Думаешь, она и тебя убьет не моргнув глазом?

— Эта кого угодно убьет не моргнув глазом.

* * *

— Здравствуй, Алла. Это Филипп.

— Привет, Фил! Не прошло и года…

— Ты предложила звонить. Вот, звоню…

— А если б не напомнила, то не имела бы счастья слышать твой голос?

— За этот год я не раз хотел с тобой встретиться…

— И в частности, вчера, когда вел за мной наружное наблюдение?

— Ты о чем?

— О том, что ты ехал за нами от моего дома до Шереметьева.

— Я? — Изумление в его голосе казалось настолько искренним, что если бы Алла не была уверена в здравомыслии Толика, — а тот не склонен по пустякам драматизировать ситуацию, — то поверила бы экс-любовнику.

— Нет, я, — передразнила она.

— Ты ошибаешься.

— Тебя засек мой верный оруженосец.

— Кто-кто?

— Толик. Он был за рулем.

— Твой телохранитель?

— Вроде того. А ты, видно, в частные детективы переквалифицировался?

— Я?

— Слушай, у нас какой-то непродуктивный диалог. — Алла уже начала сердиться. Какого черта он придуривается! Ведь ясно как белый день — ему что-то от нее нужно. — Хочешь темнить — дело твое. Но, честно говоря, у меня нет никакого желания стирать язык об зубы, раз ты отвечаешь на вопросы: „Я?“ Давай лучше развлечемся светской беседой. Как жил-поживал?

— По-разному.

— А в данный момент?

— В данный момент хреново.

— Что так?

— Это не телефонный разговор.

— Тогда приезжай.

* * *

— Ну, выкладывай свою проблему, — велела верная боевая подруга, усаживаясь напротив гостя.

— Меня подставили, — пригорюнился Филипп, немного переигрывая и утрируя свои душевные страдания.

— Значит, ты обратился точно по адресу. — Алла не купилась на его несчастный вид и говорила деловым тоном. — Я ведь теперь почти миссис Холмс.

„А может быть, ему об этом известно… — подумала она, разглядывая своего визави. — Темнит парнишка. Мог бы просто позвонить и обратиться с просьбой, но он зачем-то изобразил случайную встречу в аэропорту“.

— Да ну? А я и не знал. Просто хотел поделиться, посоветоваться, что делать.

Алла не отметила фальши ни в его голосе, ни в выражении лица. Или же, помимо таланта художника, Филипп обладает и врожденным актерским даром?..

— Делись, — подбодрила она. — И совет не заржавеет. А если нужно действовать, то и это не вопрос.

— Знаешь такую писательницу — Изабеллу Астралову?

— Это та чокнутая, которая будто бы общается с потусторонними мирами, шесть раз умирала и зачем-то опять возрождалась?

— Да.

— А какие у тебя с ней дела?

— У меня с ней давно ничего нет.

— Из этого следует, что раньше что-то было.

— Лет десять назад у нас была мимолетная интрижка, и ее личный имиджмейкер Даниил Фаргин об этом знал. Накануне того дня, когда Астралову убили, он разыскал меня, попросил ей позвонить и договориться о встрече. Она выгнала всю обслугу, заявила, что хочет весь день быть одна и никому дверь не откроет. А мне бы открыла.

— То есть ты поработал отмычкой?

— Нет, я у нее не был. Моей задачей было лишь позвонить и договориться, что я приду в десять утра, за два часа до начала презентации, мы немного поболтаем, а потом вместе поедем на встречу с журналистами.

— Следовательно, вместо тебя в десять часов пришел киллер и шлепнул мадам Астралову.

— Получается, что так.

— А чего ты боишься, раз не был у нее?

— Наш телефонный разговор слышал Данила Фаргин.

— Но ведь ты можешь сказать, что это он подговорил тебя ей позвонить.

— Свидетелей нет.

— Ну, тогда его показания для тебя не опасны. Его слово — против твоего. Тверди, что не звонил ей, и все.

— На ее автоответчике зафиксирован мой звонок.

— Следов лучше не оставлять, — назидательно произнесла Алла. Особенно если предстоит убийство.

— Я же тогда не знал, что ее убьют!

— Да пошутила я, успокойся. А почему ты согласился ей позвонить, если не собирался приходить?

— Данила очень просил. Мы с ним учились в Суриковском в одной группе и до сих пор дружим.

— Неужели тебя не удивила его просьба?

— Странности Астраловой всем известны. Данька сказал, что она заперлась дома и никого не впускает. Звучало вполне правдоподобно, и я ничего не заподозрил.

— Думаешь, Даниил наведет следствие на тебя?

— Их всех трясут.

— Ну и?

— Со страху он может сделать меня крайним.

Алла внимательно посмотрела на парня, отметив, что Филипп непривычно бледен, отводит взгляд, тонкие пальцы чуть подрагивают.

„Видно, Филя не все мне выложил. Похоже, есть еще что-то, он явно не в своей тарелке“.

Но верная боевая подруга — не любительница лезть в душу, если человек не расположен откровенничать. Раз бывший любовник что-то скрывает — это его личное дело. Сочтет нужным — расскажет. Не сочтет — значит, так тому и быть.

— Слушай, Фил, а может, Даниил нанял киллера?

— А ему-то зачем? Теперь Данька потерял высокооплачиваемую работу.

— Ну, без места он не останется.

— Данила был заинтересован в работодательнице. Не было ему резона ее убивать.

— Как знать… Может, госпожа Астралова его уже так достала, что он решил избавить от нее мир.

— Не станет Данька мараться грязным делом.

— Да брось ты! Я не очень высокого мнения о прислужниках стервозных знаменитостей. Нравственностью такие типы не обременены, можешь мне поверить.

— А откуда ты знаешь, что Астралова стерва?

— А разве нет?

— Да я об этом, честно говоря, не задумывался, — пожал плечами Филипп. — На мой взгляд — типичная „тетка“, но с претензиями непонятно на что. Она и десять лет назад была весьма потрепанной, выглядела значительно старше своих двадцати восьми, но пыталась играть под молоденькую. А со стороны это выглядело нелепо — тетенька явно прошла огни, воды и медные трубы, но зачем-то крутится среди восемнадцати-двадцатилетних и без особого успеха старается им уподобляться.

— Понятно зачем — молодость уходит, хочется ее удержать.

— Сейчас мне самому двадцать восемь, и я знаю многих женщин и своего возраста, и постарше, но они ведут себя иначе. Вот ты, к примеру.

— Ну, я-то штучный экземпляр, — рассмеялась Алла.

— Кто бы спорил? — подыграл Филипп — Мне тридцать шесть, и я своего возраста не скрываю. Как раз наоборот, в теперешнем статусе мне гораздо интереснее, чем, скажем, в двадцатилетнем, — вижу многое, о чем тогда не имела понятия. Уверена, что дальше мне дет еще интереснее жить.

— Все же ты в душе идеалистка, хоть и рядишься под циничную оторву Ни фига себе — присвистнула она.

— А что — ты с этим не согласна?

— Говоря» «В принципе я согласна», — я обычно подразумеваю, что отнюдь не намерена этого допустить, — отшутилась Алла.

Ей не хотелось заострять эту тему. Фил — темная лошадка. Их роман был столь скоротечным, что она не успела разобраться в любовнике. Да и не хотела, честно говоря. В то время мужчины в личностном плане ее совсем не интересовали. Встретились, провели энное количество часов в постели, и до свидания. Быть может, увидятся еще, если у нее будет подходящее настроение, а возможно, и нет, если так сложатся обстоятельства. Если очередной партнер устраивал ее по постельным качествам, Алла даже не задавалась вопросом что он за человек.

Верная боевая подруга уже решила, что обязательно поможет художнику а почему бы и нет? Кем бы Филипп ни был, но они некоторое время были близки. Раз она пустила его в свою постель, это что-то значит И хотя Алла раньше частенько бравировала, что в мужчинах ее интересует лишь то, что ниже пояса, все же это было не так. Спать с подонком она бы не стала, будь тот хоть гигантом секса.

Филипп Суворов, на ее взгляд, ни то ни се. Вроде бы не проявлял задатков мерзавца, но и не ангел во плоти, это точно.

Быть может, скоротечность их романа объясняется именно тем, что у нее было внутреннее неприятие?..

* * *

— Привет, дорогая! — заулыбалась Алла, когда подруга открыла дверь. Таких тут ждут?

— Еще как! — в тон ей ответила Лариса. — Таких тут ждут всегда!

Скинув туфли, гостья в одних колготках пошлепала по длинному коридору. Тапочки она терпеть не могла, а сабо подруги ей не налезут и на полступни.

По старой привычке они предпочитали общаться на кухне. Опять же холодильник, кофейник, тостер, микроволновка и прочие нужные агрегаты под рукой. Удобство это? — как говорил герой Аркадия Райкина. Конечно, удобство!

— Могла бы прикупить приличную обувку на случай моего нежданного появления, — попеняла Алла. — Сама щеголяешь в модных сабошках на шпильке, а я по твоей милости должна утюжить грязный пол дорогими колготками. Вот дождешься — зацеплюсь за что-то, поедет стрелка, тогда тебе придется меня переодевать, а это непростая задача, моя дорогая.

Лариса оставила без внимания несправедливый упрек — о чистоте в квартире неустанно заботится экономка Таня — и поинтересовалась:

— А кто помогает тебе одеваться?

— Зося Павловна. Моя экономка обладает ангельским терпением — натянуть колготки на эту толстую жопу, — верная боевая подруга похлопала себя здоровой рукой по бедру, — даже мне проблемно, а уж другому человеку и подавно.

— А если ее нет?

— Хожу голая! — Алла приостановилась и обернулась, изобразив сердитый вид. — Ты давай мне зубы не заговаривай. Быстро отвечай — когда купишь приличные домашние сабо сорок первого размера?

— Сегодня! — с готовностью подыграла хозяйка.

— То-то же, — погрозила пальцем гостья и двинулась дальше, ворча:

— Ежкина мать, да когда же мы дойдем до места назначения! И зачем только мы, две дурынды, прикупили такие идиотские квартиры с длинными коридорами, а самое важное помещение — кухня — находится в самой жопе этого гребаного сарая! Уф, наконец-то добрались, — перевела она дух, приземлившись на удобный кухонный диван. — Мать, угости-ка любимую подругу кофейком. Столько сил потеряла, пока доползла, нужно немедленно подкрепить организм.

— А есть будешь? — спросила Дара, включив кофеварку.

— Не-а.

— Что это с тобой? — удивилась хозяйка. — Неужели ты села на диету?

— Вот еще! — фыркнула гостья, любительница поесть много и вкусно. Дурость уморить себя голодом в напрасной надежде прожить чуть-чуть дольше! Есть отличный способ сбросить лишний вес — массаж; моя массажистка после каждого сеанса теряет не менее двух килограммов.

Лариса расхохоталась, села поближе и обняла Аллу:

— Мать, как же я по тебе соскучилась! Не представляешь, как мне не хватало и тебя, и твоих хохмочек!

— А чего больше? — сварливым тоном поинтересовалась верная боевая подруга.

— Да одно от другого не отделить.

— Ну, тогда наслаждайся моим приятным обществом. Настоящая подруга та, что знает о тебе все и тем не менее тебя любит, — блеснула эрудицией любительница афоризмов и перефраз. — Кстати, дорогая, я прикупила загородный домишко для мамы, а ей милее наша старая дача. Я решила продать новый особняк за ненадобностью, а недавно прокатилась туда и раздумала. Пусть пока будет. Как говорится, каши не просит. Не хочешь как-нибудь заглянуть?

— С удовольствием!

— Вообще-то положено справить новоселье, чтоб я там прижилась. Кот, согласно примете, у меня уже имеется, так что самый важный компонент для будущего действа в наличии. Осталась самая малость — собрать там всю нашу команду.

— Отличная идея! — воодушевилась Лариса, — Честно говоря, мне эта Италия осточертела, соскучилась я и по друзьям, и по родной природе.

— У богатых свои причуды, а у нищих — свои привычки, — хмыкнула Алла.

Лариса подперла щеку ладонью и смотрела на нее в раздумье, колеблясь, сказать или нет?..

— А чего ты вдруг пригорюнилась? — насторожилась верная боевая подруга.

— Да как-то мне тревожно…

— Кончай темнить, подружка! Выкладывай.

— Филипп тебе звонил?

— Звонил.

Подруга помолчала, а Алла посмотрела на нее испытующе:

— Твои тревоги связаны с ним?

— Да…

— Я уже почти догадалась, в чем дело… У тебя когда-то была интрижка с парнем, и ты о нем не очень симпатичного мнения, так?

— Так, — призналась Лара.

— Тоже считаешь его темной лошадкой?

— Гораздо хуже — он корыстный, расчетливый.

— Альфонс?

— Похоже…

— Как давно у тебя с ним было?

— Года три назад.

— И что — тогда он счел тебя недостаточно богатой для роли дойной коровы? — иронично поинтересовалась Алла.

— Да в том-то и дело, что я вела себя по-дурацки…

— То есть стали дойной коровой? — уточнила верная боевая подруга.

— До сих пор противно вспоминать… — вздохнула Лариса. — Неужели все молодые парни — непременно альфонсы?

— Ну, обобщать не буду — всяко бывает. Три года назад тебе было тридцать три, Филу — двадцать пять, разница в возрасте невелика. С точки зрения классического альфонса, ты слишком молода, обычно они выбирают в качестве жертвы баб на пятом десятке. Хотя… Тут вряд ли есть система. Главное — чтобы материал был податливый. А ты, с удя по твоему самобичеванию, проявила слабину?

— Глупостей натворила, — покаялась Лариса.

— Давай-ка излагай свои грешки в подробностях. И не темни, старушка, погрозила Алла пальцем, — а то, не дай боже, опять влипнешь в хреновую ситуевину с отягчающим антуражем. По закону всемирной подлости неприятности случаются в самое неподходящее время, причем в очереди не стоят, а вваливаются все сразу.;, ^ — Познакомились мы на какой-то деловой тусовке. Филипп сказал, что знакомый журналист отдал ему свое приглашение.

— А разве Фил журналист? — перебила ее Алла.

— Вначале он представился свободным художником, потом обмолвился, что иногда сотрудничает с редакциями газет и издательствами, но специализируется по портретам.

— Помнишь, ты спрашивала, чей портрет висит в моем кабинете?

— Я знаю — это его работа. У меня ведь есть точно такой же.

— Как — совсем такой же? — изумилась верная боевая подруга — все же они с Ларисой внешне очень разные.

— Пойдем, покажу.

Лара встала с дивана и направилась в комнату, которую называла «этюд в багровых тонах» — и стены, и вся обстановка там были красно-коричневого оттенка, а потому непроизвольно возникали мрачные мысли.

Этой комнатой не пользовались, и она превратилась в склад ненужных вещей. Подойдя к письменному столу, хозяйка наклонилась и извлекла стоявшую возле стены изрядно запыленную картину.

С первого взгляда Алла поняла, что имела в виду подруга: та же поза, тот же уверенный взгляд через плечо, весь облик очень привлекательной и сексапильной женщины, — в общем, комплимент на холсте… Только туалеты моделей разные: Лариса в изумрудно-зеленом вечернем: платье — видимо, в нем она была в день знакомства с художником. Но различие внешности и одежды не имело значения; самое главное — взгляд женщины, безмолвно говорящий: «Я чертовски хороша и прекрасно это знаю!»

— Видать, наш общий экс-любовник Филя штампует женские лики и каждую бабу изображает столь привлекательно, что ее сердце тут же тает, ироничным тоном прокомментировала Алла.

— Это произошло и со мной, — грустно призналась Лара.

— Со мной тоже, — расщедрилась на ответное признание верная боевая подруга, не любительница лирических излияний. — Увидев свой портрет, я расчувствовалась аж до соплей. Отъявленные циники всегда очень сентиментальны, — порадовала она собеседницу свежепридуманным афоризмом.

— Филипп сказал, что зарабатывает этим, и попросил меня познакомить с дамами, способными хорошо заплатить.

— А он специализируется только на женских портретах?

— Скорее — на богатых женщинах.

— Видимо, у него узкая специализация — предпочитает бизнесвумен, скривилась Алла и обогатила интеллект подруги еще одним афоризмом:

— В богатых женщинах ему больше всего нравятся их деньги. Кстати, я тоже подцепила его на светском рауте.

— Когда мы расстались, я несколько раз видела его на тусовках, но он, завидев меня издали, спешил скрыться.

— Видно, угрызения совести замучили, — съехидничала Алла и снова блеснула интеллектом:

— Совесть тревожит, лишь когда человеку плохо, и спокойно спит, когда ему хорошо.

— Вряд ли Филипп способен переживать из-за своих поступков…

— И сколько ты ему отстегнула?

— Картину он мне подарил.

— Для затравки, — съязвила верная боевая подруга. — И ты заглотила крючок.

— Заглотила, — покаянно вздохнула Лариса. — Влюбилась так, что голову потеряла.

— О, как он красив, проклятый, — процитировала Алла всеми любимую поэтессу.

— Красив… К тому же изображал такие чувства… Ты же знаешь, какая я падкая на красивые слова.

— Как я понимаю, его ухаживания дорого тебе обошлись — и в прямом, и в переносном смысле.

— Да, — грустно кивнула Лариса. — Три недели у нас был бурный роман, а потом Филипп упомянул, что мечтает сделать собственную выставку…

— Но у него, бедненького, нет на это денег, — ехидным тоном продолжила верная боевая подруга. — И ты выложила кругленькую сумму на организацию мнимой выставки. А он взял денежки и смылся.

— Нет, он не скрывался, потом мы еще несколько раз встречались. Филипп сказал, что ему нужны заказчицы, и я познакомила его с Олей Дубровиной. Он поддерживал близкие отношения с нами обеими, но ни я, ни она об этом не подозревали. Ей Филипп говорил, что со мной у него чисто деловые отношения, а мне — что ему всего лишь нужно заработать.

— Ага, а Ольга познакомила его еще с кем-то и так далее. В итоге круг ублажаемых Филей богатых дамочек ширился и множился.

— Скорее всего, так. Как-то раз я случайно встретила его в ресторане с дамой за сорок. По их поведению сразу чувствовалось, что они любовники. Меня это не сильно задело — наши отношения шли на спад, Филипп стал неискренним, все время отговаривался занятостью, да и я поостыла. Увидев его с этой женщиной, я испытала облегчение — не придется объясняться. Он потом звонил, пытался оправдываться, но я не стала его слушать. Фил попросил сохранить наш роман в тайне — тогда я не задумалась, почему, и согласилась. Мне и в голову не пришло, что он предпочитает состоятельных дам.

— Н-да… — Верная боевая подруга помолчала, по привычке почесывая нос, а потом пояснила причину своей задумчивости:

— Надо же — даже я попалась на его удочку… Не могу сыскать своему разнузданному поведению иного объяснения, кроме алкогольного опьянения.

Ее привычная дурашливость немного успокоила Ларису. Раз уж перед чарами Филиппа не устояла Алка, большой знаток мужского пола, что уж говорить о ней… Верная боевая подруга всегда пеняла ей за излишнюю доверчивость, наивность и чувствительность, да и их общий психиатр Лидия Петровна Карелина не раз повторяла: «Лариса, пора бы и повзрослеть, нельзя культивировать собственный инфантилизм». Лишь Казанова просил: «Оставайся самой собой, малышка, я тебя такой люблю». Но три года назад Игоря в ее жизни еще не было…

— Ларка, а ведь я вас с Филей познакомила год назад на презентации в «Орниксе», и вы оба держались как ни в чем не бывало, — напомнила Алла.

— Я его не сразу узнала. За эти годы Фил очень изменился. Раньше имел богемный вид, а на той тусовке выглядел солидным мэном. У меня мелькнула мысль, что он из деловых, но в тот момент мне было не до него. Честно говоря, почти не смотрела на твоего спутника.

— Немудрено. Ты была вся в любви, и никого вокруг не замечала, кроме своего Казановы.

— Лишь несколько месяцев спустя что-то всплыло в памяти, и я поняла, что в «Орниксе» с тобой был Фил. Примчалась к тебе, а ты сказала, что вы давно расстались, и я решила промолчать. Стыдно было… — Лара опустила голову и тяжело вздохнула. — Боялась, ты на меня напустишься… Я и в самом деле вела себя как идиотка…

— Да ладно, мать, не кручинься по ерунде. — Верная боевая подруга не видела поводов для печали, ведь все грехи в прошлом. — Ну дали мы с тобой маху, то бишь художнику по имени Филипп, да и хрен с ним — и в буквальном, и в переносном смысле! От нас не убыло, правда, у него слегка прибыло: на сумму, на которую он тебя облегчил. Но ты у нас дамочка небедная, а хорошая наука дорогого стоит.

— Я потом долго не могла прийти в себя, терзалась и плакала. Не из-за того, что Филипп променял меня на другую, вернее, на многих женщин, а из-за подоплеки его интереса. Неужели я сама по себе ничего не стою?

— Стоишь, стоишь, — заверила исповедница. И тут же сменила тон на дурашливый:

— Ровно столько, сколько на твоем банковском счете.

Лариса и не подумала обижаться на ее ерничанье — уж такова Алка.

— Когда мужчина красиво ухаживает, признается в любви, а потом вдруг остывает, брошенной женщине тоже больно, но, по крайней мере, это не так унизительно, — грустно продолжала она. — Но если единственная цель мужчины — что-то от тебя получить…

Но верная боевая подруга не позволила ей драматизировать прошлое:

— Мать, кончай открывать велосипед и впадать в меланхолию на основе собственных наивных выводов! Чрезмерное самолюбие свойственно тем, кто себя не любит, — поделилась она житейской мудростью, которой обогатилась в беседах со своим психиатром. — И нечего рефлексировать на пустом месте, со скорбным видом изрекая банальности. Печалишься и жалишься, как малолетка, которая отправилась поглядеть на звезды, а ее трахнули в кустах. Но недоумие пацанки еще более-менее простительно, — может быть, мама ее не предупредила, что нельзя шляться с плохими дядями где попало, — а в твоем возрасте — непозволительно. Судя по тому, что ты уклонилась от ответа на вопрос, сколько отвалила альфонсу Фильке, сумма немалая. В моем понимании, мужик, который просит бабки у женщины, — полное дерьмо, чем бы он ни мотивировал свою просьбу. Гусары у дам денег не берут! — напомнила Алла фразу из известного анекдота. — Именно об этом ты должна была задуматься в первую очередь. Сама позволила вытирать об себя ноги, — ведь, по сути, заплатила за Филькины секс-услуги и красивые слова, — а теперь вся исстрадалась. Так не надо было позволять! С чего это ты вдруг стала меценатствовать, а, Савва Морозова доморощенная! Ты хоть другие картины Фила видела? Тянет он на персональную выставку? — По понурому виду подруги она и так все поняла. — Ясен перец, и на выставку малец тебя не пригласил… — И опять ей стало все понятно по выражению лица Ларисы. — Ты догадывалась, что Филя не собирался организовывать выставку, а просто выцыганил у тебя денежек, но тем не менее продолжала с ним встречаться. На помойке, что ль, себя нашла, старуха? С какой стати ты стала платить любовнику? Неужели до тебя не доперло, что он ведет себя как типичный жиголо?

— Филипп не похож на альфонса, — прошептала Лариса.

— Слушай, мать, завязывай с мелодрамой, — одернула ее верная боевая подруга. Видя, что Лара вот-вот расплачется от ее гневных речей, Алла решила немного снизить накал беседы и сменила тон на иронический:

— Надо признать, Филя играет свою роль весьма правдоподобно — любая купилась бы на его сладкие речи. Споет дифирамбы так, что трудно не поверить, ведь очень хочется этому верить. И ведь умен, подлец! Не шаблонно обольщает, заезженных штампов не практикует, у него свой, оригинальный способ. Вначале, эксплуатируя божий дар, делает классный комплимент на холсте, и у бабы от счастья в зобу дыхание спирает, а потом проникновенно смотрит ей в глаза и с придыханием, очень убедительно произносит положенные фразы. «Я тебя такой вижу», — передразнила она художника. — И малюет всех баб одинаково, и говорит одни и те же слова, зная, что все это в совокупности растопит женское сердце. И ведь прав, стервец! — рассмеялась неунывающая Алла. — Честно признаюсь — эта фраза меня подкупила. Я и так высокого мнения о собственной персоне, и это мнение заслуженно, поделилась она с подругой еще одним свежесочиненным ироничным афоризмом и на ходу придумала еще парочку:

— Люблю правду, как бы она мне ни льстила. Комплиментов, как и денег, не бывает чересчур. И все же приятно греет женское тщеславие, когда твои прелести оценят не только вербально, но и увековечат на холсте. Да и на Филькин талант я купилась — всегда благоговела перед теми, кого Боженька наградил сверх положенного.

— До чего же противно…

— Не бери в голову, мать, — беспечно отмахнулась верная подруга. — У тебя с ним было аж три года назад. Прошлое — оно и есть прошлое. Не нужно омрачать настоящее грехами прошлого.

Лариса молчала, опустив голову.

— Что тебя так тревожит, старушка? — Алла приподняла ее подбородок и посмотрела подруге в глаза. — А ну-ка, быстро колись — что еще было, помимо безрадостного романа трехлетней давности?

— Вдруг Филипп начнет меня шантажировать…

— А ты дала повод для шантажа?

— Я тогда совсем голову потеряла…

— Ну и?..

— У него есть мои фотографии — он сказал, что хочет написать меня обнаженной.

— На фига художнику писать с фоток, когда есть живая натура? изумилась верная боевая подруга.

— Филипп предупредил, что позировать очень утомительно…

— Ах, какой же наш малец заботливый! — кривляясь, прокомментировала Алла. — И ты решила, что его беспокоит, как бы ты не перетрудилась, лежа перед ним голышом?

— Но ведь многие художники пишут своих возлюбленных, — вяло оправдывалась Лариса.

— Вот именно — пишут. А с фоток копируют только покойников. Зачем ты позволила ему себя снимать, балда?

До этого момента Алла многое говорила подруге преимущественно с воспитательной целью, на будущее. Но сейчас встревожилась. Это ж надо так подставиться! Была 6 Лара наивной дурочкой лет восемнадцати — тогда какой спрос! — опыта никакого, в голове бродят романтические бредни. Но в ее возрасте некоторые уже умудряются стать бабушкой, а Ларка все еще никак не вырастет из гимназического платьица, которое напяливала на нее бабушка, гордившаяся дворянским происхождением. В итоге подружка с завидным постоянством совершает одну глупость за другой.

При их теперешнем статусе нужно быть вдвойне осмотрительными — они все время на виду. Желающих урвать с них куш немало. Хватает и завистников, мечтающих напакостить, — обе бизнес-леди, по мнению недоброжелателей, слишком быстро достигли успеха. Пять лет пахали не разгибаясь, заработали не только капиталы, но и хорошую репутацию, и вот на тебе! Ее подруга, Лариса Николаевна Ивлева, считавшаяся порядочной женщиной и даже заслужившая своей неприступностью прозвище Снежная Королева, — с людьми своего круга ни-ни, никаких вольностей, только вежливая любезность, проявила вопиющую беспечность! Позволить такую глупость только потому, что влюблена? Да мало ли в кого Лара была влюблена! Но ведь сохраняла голову на плечах, а с этим позорным альфонсом расслабилась и утратила бдительность.

Даже идиоту понятно, что фотосъемка — всего лишь предлог, чтобы обеспечиться компроматом. И что самое обидное — повод для шантажа банален до безобразия. Значит, этот чертов мазилка был невысокого мнения о ее уме и не сомневался — она согласится И не ошибся — Лариса не возражала. Возомнила себя музой художника!

* * *

В кабинете было душно — май в этом году выдался на редкость жаркий. Приятели сидели в одних рубашках, но спины у обоих взмокли.

— Уф, — тяжело вздохнул Эдуард Леонидович, вытирая лоб платком. Ненавижу жару. Тебе хорошо, ты худой, а нам, толстякам и сердечникам, зной хуже смерти.

— Что ж не поставишь кондиционер?

— Мне нельзя, у меня астма. И так все время на лекарствах. — Хозяин кабинета продемонстрировал карманный ингалятор. — Когда все утрясется, вернусь в санаторий, в сосновом бору мне дышится легко.

— Эдик, а когда начнем претворять наш план в жизнь?

— Надо немного повременить, Яш, рисковать нельзя.

— Не выкинет ли финт наша подопечная?

— Ее интересуют только деньги. Если исправно переводить оговоренную сумму на счет, тетка никуда не денется.

— А наличными почему не хочет?

— Договорились фифти-фифти — половина налом, половина безналом.

— Алчная дама, — покачал головой Яков.

— Не то слово. Пиранья. И что самое удивительное — знает, что на крючке, но наглая!

— Я виделся с ней лишь единожды, но мнение такое же, как и у тебя.

— А парень не объявился?

— Пока нет. Но за него я не беспокоюсь — никуда он не денется. Все мы в одной упряжке, включая и его.

— Кстати, наша подопечная оказалась тщеславной. Ужас! Тщеславная убийца — это же надо!

— Ну ладно, пока она не будет рыпаться — за ней приглядывают.

— А потом с ней придется распрощаться.

— Да зачем, Эдик? У нас есть чем ее приструнить.

— Ну, если у тебя хватит выдержки, то я не против. Передаю бразды тебе, сам попробуй с ней поладить, если сможешь. А я пас. И так мне по ночам будут сниться ее глаза, взгляд убийцы. Бр-р! — передернул плечами Эдуард Леонидович.

* * *

Глядя на поникшую Ларису, верная боевая подруга и жалела ее, и злилась. Злилась, конечно, больше на Филиппа. Ведь уже урвал свой кусок, наверняка щедрая любовница отвалила ему прилично, — но нет, решил еще ее подоить.

«Ну, погоди, подонок, получишь ты у меня, я из тебя повыбью блох», мысленно пообещала Алла.

А подругу ей было жалко — видно, что переживает, вон круги темные под глазами, значит, опять мучилась бессонницей. А если этот худо-художник кому-то показал ее снимки, тогда вовек не отмоется.

Алла решила еще раз хорошенько вправить ей мозги — ну сколько можно наступать на одни и те же грабли!

— Сама посуди, мать, разве ж можно так подставляться?! Многие мужики снимают своих любовниц а-ля натурель, но тем нечего терять, кроме своей стыдливости. А ты рискуешь потерять репутацию. Люди нашего с тобой круга позволяют себе штучки и почище, но они умеют обставлять свои сексуальные пристрастия так, что об этом никто не догадывается. Все хотят быть лучше своей репутации. — Алла не удержалась от иронии, но тут же, в соответствии с моментом, стала серьезной, хоть и не отказалась от привычной лексики и вульгаризмов. — Вот ты бы подала руку для поцелуя мужику, зная, что он пассивный педераст, да к тому же удовлетворяет своего партнера орально? Полагаю, прежде всего ты подумаешь, что он сосал незадолго до попытки приложиться к твоей ручке, и постараешься держаться от него подальше. В принципе я ко многим нетрадиционным сексуальным склонностям отношусь лояльно, но однажды в гостях, узнав, что некая баба приспособила своего дога удовлетворять ее с помощью языка, пересела в другой конец стола. Допускаю, что у каждого своя фенька, но лично мне не хочется тесно контачить с такими людьми. И не потому, что они предпочитают нетрадиционные способы, а потому, что у них мозги криво устроены. Слегка видоизменив идею великого Фрейда, можно сказать, что нетрадиционный секс нетрадиционным образом влияет на умы.

— Но я ведь ничего такого… — попыталась вставить слово Лариса.

— Да неужто до тебя никак не доходит, а? — не дала ей оправдаться верная подруга. — Баба нашего полета может творить в постели все, что угодно, но не должна соглашаться, чтобы это было заснято. Если кого-то тайком щелкнут во время сексуальных игрищ — тоже приятного мало, но хотя бы можно оправдаться тем, что мы не монашки, как говорится, все леди делают это. Тут подоплека ясна — нужен компромат, потому снято на пленку без ведома участников действа. Сам по себе сей факт не украшает биографию и обеспечивает неприятностями, но деваться некуда, ведь даже высшие госчиновники невольно оказались в роли порнозвезд, и это радует простых смертных. А в твоем случае совсем другое дело — фотосъемка произведена с твоего согласия, и ты принимала соответствующие эротические позы. Женщина твоего уровня не имеет права творить подобное, если ей не начхать на собственную репутацию. Чем ты думала-то? Ведь ты всегда дорожила своим реноме.

— Но я и в самом деле не имела возможности позировать для картины часами, — не желала признавать прошлые ошибки Лариса.

— Да на хрен тебе облокотилась эта картина! — взъярилась Алла. — Ты что — в эксгибиционистки подалась? Желала, чтобы все любовались и восхищались твоими обнаженными прелестями? И куда бы ты это полотно повесила? В гостиной, что ли?

— Я не собиралась выставлять его на всеобщее обозрение…

— А что ты собиралась? Любоваться своим голым изображением в одиночестве? Так это, моя дорогая, сексуальное извращение, и называется оно нарциссизмом.

Лара опять была готова расплакаться — от чувства вины, жалости к себе и страха за будущее.

— Ладно, высрали эту ситуацию, — смягчилась Алла, решив, что воспитательная работа проведена в должном объеме, и хоть что-то в голове подруги останется, может быть, впредь Лара будет осмотрительнее. Шантажировать эротическими фотками — слишком банально. Уважающий себя вымогатель придумал бы нечто пооригинальнее.

Но Ларису ее привычные хохмочки не утешили, она по-прежнему была подавлена и испугана.

— Ну чего ты скуксилась-то! — тормошила ее верная боевая подруга. Эка невидаль! Даже если эти фотки откровенно порнографические — насрать и растереть! Между прочим, один мужик, видать вуайерист-импотент, в бессильной злобе оснастил мою спальню фото- и видеоаппаратурой и собрал толстенную папку снимков, где я славно развлекаюсь с многочисленными любовниками, и видеокассету отснял — куда там порнофильмам! Чиччолина и прочие порно-звезды обзавидуются! И ничего — как видишь, твоя подруга весела и беззаботна, а обозленный Шантажист-неудачник, дабы добро даром не пропало, с помощью этих снимков поднимает свое поникшее мужское достоинство, занимаясь ручным самоудовлетворением.

— А вдруг мои фотографии попадут к Игорю?

— Ну и что? Это ж было до него.

— На них нет даты.

— То есть ты встревожилась потому, что Фил увидел тебя в аэропорту с Казановой, и теперь опасаешься шантажа? — уточнила Алла.

— Да, — прошептала Лариса.

— И это все? Или есть еще что-то, чего ты опасаешься со стороны Фили?

— Нет… — Лара отвела глаза, и верной подруге это очень не понравилось.

— Не врешь? — подозрительно спросила она.

— Я тебе никогда не врала… Лариса смотрела в сторону, и Алла видела, что та явно что-то недоговаривает.

— Сколько раз я тебе говорила: «Не темни, старуха!» — напомнила она. Сокрыть что-то, когда тебя спрашивают, — в моем понимании, равносильно лжи. Тем более в пиковой ситуации. Из-за твоего утаивания информации я строю неверные предположения, в итоге попусту трачу силы и отнимаю время у хороших людей. Сейчас ты опять рискуешь оказаться в жопе, моя дорогая. Стоит тебе заплатить Филе, и ты попалась. Мало того, что он будет тебя без устали доить-доить-доить, ты сама загонишь себя в угол. Одно дело небрежно отмахнуться от предложения грязного вымогателя, и совсем другое показать, что тебя это взволновало и ты боишься. И вот тогда шантажист с тебя не слезет. В итоге не останется ничего иного, кроме как пристрелить его. Хочешь повторить сюжет, уже набивший оскомину в детективной литературе и кинематографе?

Лариса промолчала. Да и что можно ответить на риторический вопрос?

— Ты давай в молчанку-то не играй. Выкладывай все, — суровым тоном потребовала Алла.

— Филипп мне тоже звонил, — наконец призналась Лара.

— Когда?

— Вчера.

«Вот сучонок, — озлилась верная боевая подруга. — Вначале ко мне подкатился, прикинулся бедненьким-несчастненьким, ах, ах, его подставили, а потом решил сорвать куш с Парки, гаденыш…»

— Денег хотел?

— Да. Сказал, что в долг.

— Слыхали мы про такие долги без отдачи, — хмыкнула Алла. — А ты что?

— Я пока ничего не ответила. Обещала подумать.

— Ну и дура ж ты Ларка, хоть и умная баба! — в сердцах вскричала подруга. — Ведь сама лезешь в капкан, неужели ты этого не понимаешь?!

— Откуда я знаю — что нужно говорить в таких случаях?!

— Да ничего не надо говорить! Послать шантажиста трехэтажным, и всех делов! И пусть он засунет свой компромат себе в жопу!

— Я очень растерялась…

Любимая подруга выглядела такой несчастной, что Алла сжалилась:

— Брось, мать, это не проблема. Теперь ты переложила ее на мои плечи, а я найду решение.

Ларя сразу успокоилась — раз Алка взялась за дело, все будет в порядке.

— А тебе Филипп не предлагал сниматься? — поинтересовалась она.

— Может, и собирался, да не успел. Мы ведь всего три раза встречались. Второй раз мы покувыркались в койке у него дома, а в третий он пришел ко мне восьмого марта и принес портрет. В тот день у меня были другие планы, но тут звонишь ты, веселая и счастливая, и предлагаешь людей посмотреть, себя показать. Я решила — почему бы и нет? Парнишка не из нашего круга, так что вполне может составить мне компанию. А он рад-радешенек. Видать, не подозревал о сюрпризе — мы с тобой подруги. Филя ведь ни единым мускулом не выдал, что близко знаком с тобой. Правда, ваше общение заняло от силы минуту, но если бы он напрягся, я бы почувствовала. Артист!

— Изменилась не только его внешность, но и манера поведения. Филипп держался, будто впервые меня видит, а я не глядя подала ему руку, он к ней приложился, и ты меня сразу увела.

— Видать, ему не впервой встречать бывших любовниц на деловых тусовках, определенные навыки у него есть, умеет держаться как ни в чем не бывало. К тому же светский раут — не место для выяснения отношений, вот Фил и не боялся, что экс-дойная корова вцепится ему в морду с диким визгом. Наверняка у него отработан и сценарий последующего диалога на случай, если дамочка потом позвонит и попытается устроить сцену. За десять лет своего альфонства поднаторел в этом искусстве.

— Видимо, ты подсознательно ощущала двуличность Филиппа, потому и перестала с ним встречаться?

— Было какое-то неясное ощущение, может, я что-то в нем заметила, но это не зафиксировалось в памяти, не до того мне тогда было. Разбежались мы потому, что Фил был слишком назойлив, да и его сопли-слюни про любовь казались мне фальшивыми.

Филя звонил-звонил, а мне все некогда да некогда. Вот он и решил, что из меня каши не сваришь, — слишком деловая, на его сладкие речи не покупаюсь, следовательно, не подхожу в качестве дойного объекта. Парнишка видел, как мужики ко мне клеятся, а значит, я не из тех баб, кто лишен мужской ласки. Ты-то держишься в нашем кругу как неприступная скала, и Фил небось решил, будто у тебя, как говорит наш общий психиатр, барьер общения и проблемы с противоположным полом. А Филя подкатился к тебе с лаской, с чувствами. Ведь до койки небось не сразу дошло?

— Конечно нет.

— По тебе сразу видно, что ты с первого раза не ляжешь. А мужики в такой ситуации думают: раз баба не оценила, какой я весь из себя фактурный, значит, проблемная или фригидка, — с больной головы на здоровую всегда легче перекинуть. Видимо, Филя решил — если сексуально холодную дамочку окружить вниманием и теплом, она растает, как снежная баба.

— А откуда ты знаешь, что он уже десять лет альфонс? — Фил упомянул, что десять лет назад у него была интрижка с бабой, которая стала писательницей Астраловой. Видать, именно она приохотила его к этому делу изображала из себя меценатку, а Филя почуял, что с нее можно поиметь навар. В итоге мадам пришлось платить за то, что парень ублажал ее потасканные прелести. О долгах он помнит, но забывает их отдать, — с ходу выдала она иронический афоризм, чтобы поднять подруге настроение. — А потом Филя сделал это своим заработком, эксплуатируя собственную профессию, — мол, я нищий художник, помогите таланту материально.

— Зачем Филипп к тебе приезжал?

— Хотел, чтобы я его отмазала. Астралову одиннадцатого мая застрелили. Видно, смазливенькое рыльце мальца в пушку, вот он и замандражил. Аукнулись ему прошлые грехи.

— А почему следил за тобой?

— Полагаю, альфонс всего лишь хотел создать впечатление, будто наша встреча случайна. Есть у меня подозрение, что ему стало известно о моих успехах в роли частной сыщицы и умении отмазать своих знакомых от тюряги. На данный момент он просил сделать ему алиби, и это наводит меня на очень нехорошие предположения.

* * *

Секретарша принесла холодной минералки, но приятели все равно обливались потом.

— Кстати, Эдик, тут звонили литагенты из Саратова, у них есть на примете способный парень.

— Да ну их! — отмахнулся издатель. — Они столько туфты нагнали! Насобирали авторов, готовых работать за копейки, и везут разную муру в Москву мешками. А дешевое хорошим не бывает.

— Согласен, эти ребята предлагают в основном халтуру. Но посмотреть стоит. А вдруг?

— Сколько ему лет?

— Двадцать пять.

— Молодых я, честно говоря, не люблю — жизненного опыта ни на грош, откуда им черпать фактуру для произведений?

— Но ведь и среди молодых встречаются таланты.

— Бывает, — кивнул Нечаев. — Но и фанаберии немало.

— Ну, это не проблема.

— Это так, но, на мой взгляд, писатель должен хорошо знать то, о чем пишет Как бы талантлив он ни был, но если не способен создать яркие типажи — его книги не пойдут. Когда автор вплетает в судьбы героев элементы собственной биографии или имеет реальные прототипы, то получается достовернее, жизненнее, читатели ему верят. А если людям не нравятся книги писателя, то его никогда не сделаешь звездой, как ни раскручивай. Нужно, чтобы наличествовали оба компонента: и произведения были хороши, и в автора надо вложиться. Мои редакторы профессионалы высокого класса, стиль они отшлифуют, но в романе должна быть душа. Не будет же редактор вкладывать собственную душу в произведение каждого автора — они разные люди, мыслят и чувствуют каждый по-своему.

— Идеалист ты, Эдик, — усмехнулся Яков.

— Может быть. Но я тебе честно скажу — люблю своих авторов почти как детей, — тех, кого сам выпестовал. Мне есть чем гордиться, и я этого не скрываю.

— Так что насчет саратовского парня?

— Ладно, пусть привезут рукописи. Рецензенты посмотрят, стоит ли с ним связываться.

— Литагенты его очень хвалят.

— Литагенты всегда хвалят. У них есть товар, и они его продают, получая немалый процент. Не продадут — останутся на бобах.

— Ты и меня к ним причисляешь? — рассмеялся собеседник.

— При чем здесь ты? У тебя иные задачи — чтобы твои подопечные соблюдали условия договора.

— Ну ладно, Эдик, я поехал.

— Да и мне пора. Устал сегодня. Эта пиранья все соки из меня высосала. Кстати, где ты ее устроил?

— Пока живет у меня на даче.

— Одна?

— Я же говорил — за ней приглядывают.

— Опасаешься, что эта акула нас подставит?

— Может. Страшная женщина.

— Написала бы она мемуары «Как я стала убийцей» — был бы бестселлер, невесело пошутил Эдуард Леонидович.

* * *

Алла решила не посвящать Ларису в свой планы — та слишком впечатлительная, из-за любой ерунды переживает, казнится и винится. От лишней информации не умнеешь, а хуже спишь. Она сама разберется с Филиппом, а потом оповестит подругу, что тот уже не опасен.

— Домой, Толян, — приказала она верному оруженосцу.

Набрав номер телефона Виталия Рылеева, она сказала после обмена приветствиями:

— Напарник, ты мне нужен. И не только ты, но и Ленька Кудрявцев.

— Опять затеяла расследование?

— Желается мне, чтобы вы с Ленчиком квалификацию не потеряли, а то занимаетесь всякой ерундой, — в гон ему ответила верная боевая подруга.

— Где встретимся?

— У меня. К приходу Олега мы будем мирно пить чай или что покрепче, и мой любимый мужчина поверит, что я весь день блюла режим, развлекаясь ничегонеделанием и легкими разговорами в вашем приятном обществе. Он мужик деликатный и ничуть нам не помешает.

— Через час прибудем, — пообещал ее бессменный напарник. — Готовь что покрепче.

* * *

Она приехала первой — от Лариного дома всего четверть часа езды. Олег еще не пришел, и Алла порадовалась — не придется оправдываться.

Счастливый сэр Персиваль запрыгнул хозяйке на руки, обнял лапками за шею, облизал шершавым язычком ее подбородок и заурчал, чрезвычайно довольный.

— Толян, между прочим, домашние звери — замечательные психотерапевты. Думаешь, Персюха просто так урчит? Нет, он проводит сеанс психотерапии мол, ты устала, расстроена, а я тебя успокою. Наукой установлено, что в кошачьем «мр-р-р» есть какие-то очень полезные децибелы, умиротворяющим образом воздействующие на человеческую психику и способствующие излечению многих болезней.

О том, что такое децибелы, необразованный Толик не имел даже приблизительного понятия, равно как никогда не слышал мудреного слова «психотерапия», но и без науки прекрасно знал, что всеобщий любимец может поднять настроение. Из всего сказанного обожаемой начальницей он понял лишь одно и забеспокоился:

— А че ты расстроилась-то?

— Да Ларка опять влипла в хреновую ситуевину.

— А че?

За последние месяцы они провернули уже не одно деликатное дело, а потому Алла не стала ничего скрывать:

— Помнишь, в аэропорту к нам подошел парень по имени Филипп? Оказывается, три года назад он охмурил мою подружку, а потом взял у нее денег будто бы на организацию своей выставки. Бабки, разумеется, не вернул. Но это-то фигня на постном масле. Проблема в том, что Фил сфотографировал Парку в откровенном виде, а теперь решил слупить денежек за эти снимки. Другие ухажеры у нее долго не задерживались, а с Казановой она уже год. Филя смекнул, что у них серьезно, а значит, она не захочет, чтобы эти снимки попали в руки Игоря. Тот ведь ужасно ревнивый, даже Ларкино прошлое приводит его в бешенство. Прошлое-то оно прошлое, но иногда грехи прошлого наплывают угрожающей тенью на настоящее. Вот подружка и перепугалась до дрожи во всех печенках. Филипп вдруг решил шантажировать ее этими фотками из-за того, что сам влип в криминальную историю. Свистит, будто его подставили, но я ему не верю. Замазан он в этом деле, и сильно замазан, руку на отсечение даю. Вчера Филя прикатил ко мне и просил сделать ему алиби, но этого ему показалось мало, и потом он позвонил Ларке. Видно, решил податься в бега, а потому ему срочно понадобились деньги.

Верный оруженосец слушал ее с напряженным вниманием. Аллин слог был слишком сложен для его восприятия, но самое важное он уяснил: Филипп представляет угрозу для самой близкой подруги его повелительницы, а за Ларису он был готов собственноручно свернуть шею любому обидчику. Некоторое время Толик размышлял, а потом выдал:

— Зазря я тада не вмазал ему до кровавой юшки, он бы к вам не полез, урод. Слабак же, сразу видать. Давай адрес, щас сгоняю к нему, — решил он проблему оптимальным, на его взгляд, способом.

— И что ты сделаешь?

— Дак врежу по кумполу, враз Ларкины фотки отдаст.

— Вообще-то это мысль… — задумалась Алла. — Можно обойтись и без физических мер воздействия. Красавчик Филя переорет, едва тебя увидит, побоится, что ты попортишь его смазливенький фейс.

— Врезать надо, — авторитетно заявил ее Санчо Панса. — Таких уродов только кулаком учить. Че этот гад Ларку-то пугает? Да и бабки у ней спер.

— Нет, Толян, ты уж его не мордуй. Хоть он и мерзавец, но все же почти неделю был моим бойфрендом. В память о нашем романе пусть живет.

— Лады тада, — сказал верный оруженосец, вставая. Алла написала адрес Филиппа и протянула Толику листок со словами:

— Возьми у него не только снимки, но и фотопленку. Устрашай его словесно, но не бей.

* * *

Проводив Толика, Алла попросила экономку:

— Зося Павловна, помогите мне, пожалуйста, переодеться, а потом накройте в гостиной стол на четверых, — и направилась в спальню.

Когда экономка помогла ей натянуть домашний костюм и ушла на кухню, верная боевая подруга бросила на кровать раскрытую книгу и немного полежала, смяв покрывало, — пусть Олег думает, что любимая женщина целый день валялась дома. Для большей достоверности она принесла с кухни чашку с кофейной гущей и блюдо со своими любимыми пирожками с капустой, на которые Зося Павловна большая мастерица, и поставила на тумбочку, сгруппировав пирожки так, будто съедено больше половины. Полюбовавшись на декорации, Алла удовлетворенно кивнула, села в кресло и призадумалась.

Почему-то она была уверена, что Филиппа дома не окажется. Задания взломать дверь и обыскать квартиру шантажиста Толик не получил, а потому вернется ни с чем.

«Филя наверняка где-то прячется. Было бы верхом глупости оставаться в собственной квартире, если его намеренно подставили. А хотя… Парня сделали крайним, чтобы подсунуть ментам в качестве убийцы, и тогда для истинного виновника он не опасен. Напротив, нужен в полном здравии. Но если Филипп имеет отношение к убийству Астраловой, тогда его могут убрать, чтобы он с перепугу что-то не натворил. Ладно, поживем — увидим».

Вторая проблема, которая ее беспокоила, — Виталий. Правда, сыщик не так ревнив, как Казанова, терпит соперника и даже простил Ларисе интрижку с итальянцем, но как он отреагирует на компрометирующие ее фотографии? Любой мужчина, даже такой выдержанный, как ее напарник, не придет в восторг при виде столь откровенных снимков любимой женщины, явно сделанных другим мужчиной, — не подругой же! Виталик знает, что Лара порой ведет себя легкомысленно, но всему есть предел.

«Ладно, про фотки я ребятам пока не скажу, пусть начнут расследование, а потом сориентируюсь по ходу дела», — решила Алла.

* * *

Наконец сыщики прибыли.

— Ну у тебя теперь и кордон, — покачал головой Виталий, первым входя в прихожую. — Шлагбаум, будка охранников да еще и консьерж в подъезде. Круто!

— Черт, я же забыла предупредить охрану, что жду гостей! спохватилась хозяйка. — Все эти новорусские прибамбасы появились всего пару месяцев назад, никак не привыкну. Впредь скажу этим мордоворотам, чтобы ко мне пропускали всех беспрепятственно. А вы-то как прорвались?

— Мы сыщики или кто?

— Или кто, — смеясь, ответила верная боевая подруга. — Ну пошли, повеселим организм. Пусть кое-кто считает, будто обжора роет себе могилу зубами, но, по моему глубокому убеждению, в трудную минуту можно отказывать себе во всем, кроме еды и питья.

Все трое прошли в гостиную, где заботами экономки на столе не было свободного места от разносолов.

— Ух ты! — радостно потер руки Виталий, оглядев угощение и плотоядно облизнувшись.

— Это всего лишь для конспирации, — добавила ложку дегтя хозяйка. Олег придет, увидит нас вкушающими и выпивающими и не заподозрит, что мы обсуждали план будущего расследования.

— Могла бы и соврать, что рада встрече и решила нас побаловать, подыграл сыщик. — А то я живу один, питаюсь преимущественно сухомяткой, такие яства мне только снятся.

— То, что бывает редко, — ценится больше, — назидательно произнесла верная боевая подруга.

Когда все сели за стол и порадовали свои желудки, она отложила приборы и оповестила:

— К бою, то бишь к делу. Восемнадцатого мая, когда мы встречали в Шереметьеве Ларку с Казановой, ко мне подошел Филипп Суворов. Полагаю, парень караулил меня возле дома, а потом ехал за нами, чтобы встреча выглядела случайной. А может, у него была другая цель, но выяснить это мне пока не удалось, Филька темнил и отнекивался. Он позвонил мне уже на следующий день, — видно, ему очень не терпелось свидеться, — пожаловался на жизнь, и я пригласила его к себе. Оказалось, что Филя имеет отношение к убийству писательницы Астраловой. Якобы его приятель Даниил Фаргин, имиджмейкер Астраловой, накануне ее убийства попросил Филиппа позвонить даме и договориться о встрече одиннадцатого мая в десять утра в ее квартире. Мотивировка: в этот день у нее должна была состояться презентация, а своей обслуге писательница заявила, что желает побыть одна и никому дверь не откроет. Расчет был на то, что к Филе она до сих пор неровно дышит — десять лет назад он крутил с ней амуры — и согласится на встречу. Так и вышло. Он позвонил, договорился. Со слов Филиппа, этим его роль ограничилась.

— У тебя по отношению к этому деятелю есть интерес? — уточнил Виталий.

— А почему ты спрашиваешь? — удивилась Алла. Обычно ее бессменный напарник глупых вопросов не задавал. Раз она пригласила обоих сыщиков, значит, для нее это важно.

— На мой взгляд, Филипп не из тех, кто способен стать тебе близким человеком, — пояснил он.

— Ты прав, напарник, Филя — полнейшее дерьмо. Но с моей стороны тут и в самом деле имеется интерес. Оставим детали за скобками, но уверяю — этот подонок может причинить кучу неприятностей хорошим людям, а потому нужно взять его за хобот.

— Понял, напарница. Приношу извинения за излишние расспросы.

— Да какие меж нами могут быть реверансы! — рассмеялась верная боевая подруга. — Шаркать ножкой по паркету вовсе не обязательно, достаточно того, что ты возьмешься за расследование с присущим тебе рвением и продемонстрируешь свой профессионализм.

— Ну, спасибо на добром слове, — заулыбался польщенный сыщик и тут же приступил к делу. — Видимо, ты предполагаешь, что на встречу Филипп пришел вместе с убийцей?

— Есть такое подозрение, — кивнула Алла. — Вряд ли знаменитая Астралова открывает дверь кому попало. В любом приличном доме теперь есть домофон. Не станет же убийца имитировать голос Фили! Актерство — не профессия, а черта характера, — ввернула она фразу, услышанную от любимого психиатра, — киллеры этим качеством не обладают.

— Многие старые дома домофоном еще не оборудованы, — напомнил Виталий.

— Но банальный глазок-то на двери квартиры Астраловой наверняка есть. Всех знаменитостей осаждают оголтелые фанаты, вот и приходится защищаться от назойливых визитеров. Писательница посмотрит в глазок, не увидит бывшего возлюбленного, спросит: «Кто там?» — и, понятное дело, дверь не откроет. Следовательно, присутствие Филиппа желательно.

— Допустим, он всего лишь позвонил ей накануне, но к Астраловой не ходил, — размышлял вслух сыщик. — Если Даниил сообщит дознавателям о телефонном звонке, то Филиппа будут допрашивать. Тот расскажет, как было дело, его, конечно, хорошенько потрясут, но любой следователь поймет, что версия не пляшет, — с какой стати Фил убил бывшую любовницу именно в то время, которое назначил Фаргин? Зачем Филиппу так рисковать? Нелогично.

— Нелогично, — согласилась его напарница. — По уму — Филе вовсе нечего опасаться. Его слово — против слов Даниила. Фил запросто мог бы отпереться — мол, не было никакого разговора с приятелем, соответственно Астраловой я не звонил. Мне он сказал, будто бы его звонок зафиксировал автоответчик, но полагаю, парнишка врет. Зачем писательнице автоответчик? Она же «затворница», не вылезает из дому. К тому же у нее есть обслуга, в обязанности которой входит брать трубку, выяснять, кто звонит, а потом докладывать хозяйке. Думаю, тут Филя решил сгустить краски насчет следов своего звонка, чтобы меня разжалобить. — До этого момента Леонид не участвовал в разговоре, лишь внимательно слушал, отдав инициативу Виталию, — тот видел Филиппа, к тому же близок Аллиному кругу, а потому лучше ориентируется в ситуации, Но тут он решил вступить в дискуссию:

— Убивать знаменитую писательницу в ее квартире — верх нелепости. Многие жильцы в это время дома. Вряд ли Астралова обретается в хрущобе или в дешевой новостройке. Наверняка в их доме проживают люди состоятельные, жены некоторых не работают, могут выйти из квартиры в любой момент. Да и собачников в респектабельном доме немало, сейчас нет ни одной приличной семьи, где не было бы породного пса. Девять утра — вполне подходящее время для прогулок с собакой, хозяйка которой не привыкла рано вставать. За некоторыми деловыми людьми в это время приезжают автомобили с шофером, или они сами отправляются в офис, благо у большинства рабочий день начинается не в девять утра, а попозже, и никто с секундомером не стоит, фиксируя, когда шеф появится на работе. То есть жильцы постоянно входят и выходят из подъезда, во дворе тоже кто-то есть. Появление незнакомца не останется незамеченным. Риск слишком велик. Проще было убить Астралову в другом месте.

— Твоя правда. Ленчик, — кивнула Алла. — Вчера я еще не знала, что Филя подонок, и намеревалась его выручить. А дабы быть в теме, прокатилась в библиотеку и проглядела кучу публикаций об Астраловой. В газетах писали, что она ведет очень уединенный образ жизни, но иногда выезжает для променада в красивые места: Архангельское, Кусково, Кузьминский парк, причем без охраны и прочих сопровождающих лиц. Педалировалось, что писательница — большая чудачка и оригиналка, да и вообще не от мира сего, а потому наслаждалась природой в полном одиночестве, предпочитая бродить по пустынным аллеям и заросшим тропинкам. В интервью она не раз говорила, что никто не способен ее понять, и просила всех оставить ее в покое.

— Устала от славы? — иронично поинтересовался Виталий.

— Звездность и в самом деле нелегкое бремя. Человек, мечтающий о славе, поначалу оголтело добивается известности, а став знаменитым, носит темные очки, чтобы его не узнали. — Любительница блеснуть своей эрудицией не преминула ввернуть афоризм к месту. — Видимо, Астралова вела себя так же. В газетах есть ее снимки — она всегда в темном макси, даже в жару, в диковинной шляпе с густой-густой вуалью, полностью скрывающей лицо, или в черном платке, надвинутом на лоб, в темных очках, голова склонена, лица не разглядеть. В общем, как раз из тех знаменитостей, кого известность уже тяготит. Журналисты фотографировали ее издалека, тайком — писательница терпеть не могла сниматься. Но тот, кто хотел ее убить, узнал бы звезду именно по необычной внешности — полагаю, другие дамы столь экзотического вида в лесопарковой зоне не водятся. Какой именно парк посетит Астралова, никто заранее не знал, но убийца мог подкараулить ее в одном из них, застрелить и скрыться.

— Да кому нужно было ее убивать! В отличие от друга, Леонид — человек эмоциональный, и Алла невольно улыбнулась его экспрессии.

— Вот это самое непонятное. В газетах писали, что у Астраловой нет ни мужа, ни детей, — кому достанется ее состояние? А она наверняка получала большие гонорары. Поговаривали, что ее романы скоро экранизируют, и не только в родном отечестве, но и в Голливуде. Может быть, Астралова уже контракт подписала и денежки получила.

— Мы выясним, есть ли у нее наследники, но не думаю, что это перспективная версия. Откуда они узнали, что именно одиннадцатого мая в десять часов утра Астралова сама откроет дверь? Такое стечение обстоятельств не может быть случайным. Кому попало ее прислуга дверь не откроет, вначале выяснит, кто таков посетитель, назначена ли ему встреча писатели люди занятые, а уж такая знаменитость, как Астралова, — и подавно. Вероятность, что убийца действовал наобум, в надежде встретить писательницу пулей на пороге ее же квартиры, — ничтожна.

— Следовательно, организатором или даже исполнителем был человек, который знал о том, что в тот день и час Астралова будет дома одна и сама откроет дверь, — подвел итог Виталий.

— Значит, человек из ее окружения, — добавил его друг.

* * *

Раньше Нечаев находил своеобразное удовольствие в том, чтобы укротить несговорчивого автора, хотя научился этому сравнительно недавно, прислушавшись к советам любимой жены Татьяны, по-житейски умной, компромиссной и при этом деловой.

Еще несколько лет назад наиболее сложным для него был интеллектуальный поединок с женщинами-писательницами. Почему-то почти все авторессы, с которыми ему довелось общаться, — дамы со сложным характером. Побывав во многих издательствах и не найдя взаимопонимания, они обращались в «Кондор» и, узрев симпатичного улыбчивою толстяка, загорались надеждой, что из него удастся вить веревки.

На первый взгляд Эдуард Леонидович и в самом деле выглядел благодушным дядюшкой, вот пишущие дамы и надеялись воспользоваться его внешней мягкостью. Но теперь у него немалый опыт и с наскоку его не возьмешь.

Но надо признать, строптивые авторессы прилично потрепали ему нервы. У многих писательниц, обращающихся в его издательство, проблемы в личной жизни, они по-женски непривлекательны, обладают строптивым нравом и не ладят с людьми Не сумев по-женски реализоваться, обделенные в любви дамы нашли другую нишу — творчество. Ладно бы — и в самом деле творили шедевры, но порой их произведения на редкость наивны и беспомощны, в них четко высвечены собственные проблемы создательницы или воплощены ее несбывшиеся мечты. Чем страшнее сама авторесса, тем привлекательнее ее героини, все как на подбор — роковые красавицы, к ногам которых мужчины падают штабелями. Обладая целым букетом комплексов, такие доморощенные писательницы ведут себя нарочито вызывающе, спорят вместо того, чтобы проявить женскую хитрость и гибкость, — в этом случае сам Нечаев спасовал бы и пошел на уступки, будучи человеком мягким с мягкими людьми и жестким с жесткими. Но в любом замечании обиженные жизнью сочинительницы усматривают оскорбительные намерения, оскорбляются и капризничают, — это издателя злило, и он тоже в ответ проявлял инфантильное упрямство.

Нечаева раздражали такие писательницы, а еще больше — героини их романов. Что авторесса знает о любви, раз ее никто не любил и не любит?! Как она может писать о том, что ей незнакомо?! Да где она видела мужчин, готовых падать к ногам женщины и видеть в ней единственный смысл своей жизни? Нет сейчас таких. Настоящие мужчины заняты делом, а не сюсюканьем. Изнемогают от чувств разве что слабаки. От напыщенных фраз, заимствованных авторессой из переводных любовных романов, у него сворачивало скулы.

Такие закомплексованные, истеричные дамы — полный антипод его жене Татьяне, и поначалу Эдуард Леонидович терялся, не зная, как себя с ними вести.

Как-то раз умница Танюша посоветовала: «С писательницами нужно быть помягче и поделикатнее, Эдик. Они творческие личности, а потому очень обидчивы и ранимы. Да и вообще, с женщиной нужно на словах соглашаться, ни в коем случае не задевать ее самолюбия и делать вид, что она тебе очень нравится, особенно если у нее комплексы по поводу собственное внешности. Скажи ей комплимент — и сразу завоюешь ее симпатии. Посули златые горы, высоко отзовись о ее творчестве, проведи аналогию со знаменитыми писательницами, и она станет мягче воска. А слова — это всего лишь слова. Женщины верят словам, а мужчина, усыпив ее бдительность, имеет возможность сделать все по-своему. Главное — не перечить. Не вздумай пользоваться логическими аргументами — многих женщин раздражает, когда мужчина демонстрирует свое превосходство. Адресуйся только к эмоциям, прояви такт и понимание. Если женщина обделена личным счастьем, напирай на то, что скоро ее начнут боготворить миллионы читателей, и она будет очень стараться завоевать их любовь. Женщин можно гладить только по шерстке, запомни это, Эдик».

Эдуард Леонидович всегда прислушивался к словам любимой жены. Последовал ее совету и на этот раз. Результат превзошел все его ожидания. Дама, имевшая репутацию стервы и сделавшая героинями своих романов таких же стерв, воспылала к нему горячей симпатией, забрала рукописи из других издательств, с которыми собачилась по полгода, выторговывая особые условия договора, и стала постоянным автором «Кондора». Выход каждой ее книги сопровождался хвалебными рецензиями и пышными презентациями, и авторесса с восторгом отзывалась о любимом издательстве и его хозяине, галантном джентльмене Эдуарде Леонидовиче Нечаеве. Он лично поздравлял писательницу со всеми праздниками, семейными датами и выпуском новых книг, по поводу каждого знаменательного события баловал ее оригинальным подарком, приглашал в хорошие рестораны на завтраки-обеды-ужины и заезжал на своей машине с неизменным букетом цветов, не забывал отметить, что она, как всегда, выглядит сногсшибательно и для него большая честь идти под руку с такой стильной дамой, а та млела и таяла.

Стервозная мадам, требовавшая у других издательств регулярного отчета о реальных, а не официальных тиражах своих книг, никогда не заговаривала с ним о столь меркантильных делах. «Я вам верю, Эдуард Леонидович, кокетливо говорила она. — Вы не обманете доверчивую женщину».

Разумеется, он ее обманывал, а как же иначе?! Если он будет выплачивать автору все, что положено, то это, по сути, из его собственного кармана, а ему нужно вкладывать в производство, наращивать тиражи и выводить «Кондор» в лидеры. Нечаев считал, что ради этой благородной цели можно слегка пренебречь интересами писателей. Ничего, они еще свой последний кусок хлеба не доедают, напишут новую книгу и заработают. В определенной мере это стимул для творчества, все таланты жили в бедности и творили ради заработка, пусть и современные авторы потрудятся, легко ничего не дается. У него тоже хватает расходов, о которых писатели не подозревают.

* * *

— Насколько я знаю, литагент тесно сотрудничает с издателями. Может быть, с этой стороны ветер дует? — выдвинул новую версию Леонид.

— Издательству Астралова приносила колоссальный доход — ее романы выходят большими тиражами. На мой взгляд, она писала полнейшую бредятину. Алла презрительно скривилась и ввернула еще одну афористичную фразу:

— Если банальности преподнести чуть по-другому, они имеют успех. В рейтинге популярности Астралова на первом месте уже не один год. Высокие тиражи, на мой взгляд, обеспечила грамотная рекламная кампания — перед выходом каждой книги в прессе поднималась шумиха, журналисты вприпрыжку бежали к мадам Астраловой, чтобы поспрашивать, как ей пишется, о чем новый роман, когда он появится на прилавках. Какую газету ни возьми — там непременно статья об Изабелле Астраловой. Любое упоминание в прессе, если только оно не в траурной рамке, — это реклама.

— Ты права, напарница, — со смехом согласился Виталий. — Даже я наслышан об этой писательнице, хотя не трачу времени на бульварное чтиво Астралова превозносится так, что любой купит ее книгу хотя бы из любопытства, — продолжала его напарница. — Даже я не удержалась Правда, потом матерно ругалась — тот самый случай, когда говно за булыжник продают. А сколько таких любопытных в России и смежных странах! Даже если каждый купит по книжке ради интереса, уже можно продать огромный тираж. Так что издательство должно было беречь Астралову как зеницу ока.

— Кстати, а кто оплачивал рекламную кампанию? — поинтересовался сыщик.

— Понятия не имею, — пожала плечами Алла.

— Это нужно выяснить.

— Думаю, в плане нашего расследования такая информация ничего не даст. Тот, кто раскошелился на ее раскрутку, не станет убивать звезду, в которую вложены его денежки.

— Ладно, тогда не будем тратить на это время, — согласился напарник.

— А вот в ее окружении непременно покопайтесь. Выясните о каждом. Мало ли — а вдруг чокнутая писательница завещала все свое состояние домработнице! Или имиджмейкеру Даниле Фаргину! Или у нее был любовник ведь Филипп нашел путь к ее сердцу, видимо, дамочка предпочитала молоденьких. Кстати, судя по его рассказам, экс-любовница особой нравственностью не отличалась.

— Это уже теплее! — обрадовался Леонид. — Раскопаем всех, кто с ней спал. Может быть, найдем зацепку.

— Полагаешь, ревность? — усомнился его друг.

— А почему бы и нет?

— Вообще-то это мысль. — Алла задумчиво покусала губу- По созданному в прессе образу Астралова дама со странностями, олдельница, покидающая свою так называемую «келью» — так она именует свое обиталище — лишь для одиночных прогулок в уединенных местах. От презентаций, выступлений по ящику и прочих пиаровских ухищрений писательница наотрез отказывалась. Но ее имиджу затворницы я ни на копейку не верю. Умение притворяться каждый раз по-другому почти искусство, — одарила она собеседников еще одной броской фразой. — Со слов Филиппа, она на редкость сексуально распущенная мадама, хотя он и сам не без греха. Безнравственными люди считают тех, кто умеет проводить время веселее, чем они, — снова блеснула она эрудицией. Может, потому писательница и настаивала, чтобы никто не сопровождал ее во время выездов на природу9 Охрана — это лишние свидетели. Отправляется мадам Астралова будто бы на променад, углубляется в пустынную аллею, потом быстренько сбрасывает свой длиннополый салоп, темные очки, черный платок или диковинную шляпку, ныряет в авто поджидающего ее любовника и отправляется с ним в уютное гнездышко. Как вам этот вариант?

— Вполне, — одобрил Виталий.

— Проблема в том, что если мадам Астралова обставлялась столь таинственно, то найти ее любовника и свидетелей их встреч будет непросто. Ведь ее никто не знает в лицо. Она может кататься со своим милым где угодно, посещать любые увеселительные заведения, устраивать сексуальные оргии, и никому в голову не придет, что он имеет честь лицезреть знаменитую писательницу. Загадочно обставилась дамочка, закрутила интригу, почти как в детективе, которыми она потчевала своих читателей-почитателей.

Глаза сыщика загорелись былым азартом, а Алла подумала: «Скучает Виталька по настоящему делу. Все же быть телохранителем даже любимой женщины для классного профессионала все равно что забивать гвозди электронным микроскопом. Да ведь и я тоже сразу избавилась от хандры. Умница Лидия Петровна, как всегда, оказалась права. Может быть, мое призвание — вовсе не бизнес, а сыск?..»

— Есть у меня сильное подозрение, что затея с инкогнито принадлежит самой Астраловой, — продолжала она. — Полагаю, дело было так. Поначалу ее затворничество, склонность к одиночным прогулкам были всего лишь частью имиджа — надо же чем-то отличаться от других писателей! Непохожесть — залог успеха. Другие авторы всеми правдами и не правдами пытаются попасть на телеэкран, участвуют в любой передаче, лишь бы их упомянули, а Астраловой создали имидж оригиналки. Это интригует читателя — что ж такого особенного пишет эта чудачка, именующая себя вечной девственницей? И вот благодаря такой рекламе к ее персоне возник интерес. Потом она приобрела известность и сама попала в капкан — ей хочется потешить свою плоть, но нужно соответствовать имиджу.

— Это чисто гипогетически или: у тебя есть факты? — спросил Виталий.

— Женские догадки гораздо точнее железобетонных мужских фактов, отшутилась верная боевая подруга. — Сами посудите, ребята, раньше Астралова не избегала плотских радостей, как раз наоборот, была весьма и весьма до них охоча. Я стопудово уверена, что даже ради славы сексуально озабоченная мадам не стала бы монашкой. Вначале, может, крепилась изо всех сил, сдерживая позывы плоти, а потом природа взяла свое. Тем более вожделенная известность к ней уже пришла и можно погреться в лучах собственной славы. И вот тогда сыграло позитивную роль переодевание в бесформенный балахон, платок-шляпку и темные очки. В итоге Астралова имела возможность бегать на свиданки, оставаясь неузнанной, могла завести даже нескольких утешителей. Соответственно, не исключена ревность как мотив — один из любовников узнал о существовании соперника и явился к ней выяснять отношения. Даже если уже нет сил любить, всегда есть силы, чтобы ревновать, — одарила она друзей еще одним ироничным афоризмом.

— Именно в десять утра одиннадцатого мая? — усомнился ее напарник.

— Иногда и случайности случаются, мой друг, — тоном учительницы произнесла Алла. — Допустим, ее постельный партнер понятия не имел о назначенной встрече, приперся по собственной инициативе, закатил ей сцену, а она не сдержалась, тем более ждала Филиппа, рявкнула на нежданного гостя и стала его выпроваживать. Тот озлился да и всадил в нее пулю. Ревность еще более слепа, чем любовь. Быть может, поначалу бойфренд всего лишь хотел изобразить африканские страсти, попугать ее оружием, вот, мол, какой я весь из себя влюбленный и крутой — убью, неверная! — но потом ситуация приняла иной оборот, и тормоза у него отпустили. Как вам такая версия?

— В общих чертах годится, — одобрил Виталий.

— Я почти уверена, что это убийство имеет сексуальную подоплеку. Поясню, что навело меня на эту мысль. Во-первых, то, что рассказал о ней Филя. Раньше Астралова содержала молоденьких художников ради сексуальных утех. И что — на четвертом десятке лет вдруг стала праведницей? Хоть убейте — не поверю. Шлюха — она и есть шлюха. Моя любимая поговорка в перифразе звучит так: горбатую блядь лишь могилой исправлять. Это правда жизни, друзья мои, уж я-то бабскую психологию знаю досконально.

— Мы тебе верим, — рассмеялся Виталий.

— Еще один штрих к тому, что созданный в средствах массовой информации образ не соответствует действительности, а следовательно, нельзя принимать на веру и все остальное, — престарелая потаскуха, на которой пробы негде ставить, именует себя вечной девственницей! Она что — с головой не дружит?! Благодаря достижениям отечественной гинекологии и шлюха имеет возможность восстановить девственную плеву, но от этого невинной девочкой не станет. Третий штрих к ее лживому портрету: писательница якобы затворница, однако интервью дает весьма охотно. Что же это за «неземное» существо, которое не брезгует мирской славой? Ведь интервью насильно не возьмешь, на это нужно согласие самой знаменитости. А Астралова сотни раз общалась с журналистами, ее недаром называют самой интервьюируемой писательницей. То есть создали ей определенный имидж и постарались донести его до широких читательских масс, а на самом деле мадам — та еще штучка.

— Да, пожалуй, все в ней искусственно, — признал ее правоту напарник.

— Если бы она и в самом деле предпочитала уединение, послала бы всех журналистов подальше и творила свои опусы в тиши кабинета. Ведь на то, чтобы пообщаться с акулами пера, нужно немало сил и времени, а это отрывает писателя от творческого процесса. Однако Астралова отнюдь не чуралась журналистской братии. Как раз наоборот — активно сотрудничала.

Есть авторы, которые терпеть не могут журналистов и гонят их взашей мол, мои книги говорят сами за себя.

— Это вряд ли, — усомнился Леонид. — По-моему, сейчас каждый здравомыслящий человек, в том числе и писатель, понимает, что без рекламы не выплыть.

— Не правда твоя. Ленчик, — покачала головой Алла. — Ты имеешь в виду конъюнктурщиков, считающих свои книги товаром и заинтересованных в том, чтобы его покупали. Я неплохо знаю творческую и издательскую кухню, потому что до занятий бизнесом многие годы крутилась в творческой среде, и у меня куча знакомых и среди писателей, и среди издателей. Сейчас жажда обогащения превалирует над духовными ценностями, но, уверяю вас, не все стали прагматиками и циниками, а уж творческие люди и подавно. Уважающий себя писатель не очень-то напирает на саморекламу, полагая, что его книги не нуждаются в столь дешевых приемах, как навязывание читателям. Вспомните агрессивно-императивную телерекламу: в телезрителя упирается перст, как на знаменитом плакате «Ты записался добровольцем?», но с иной текстовкой: «Покупайте книги такого-то автора!» Порядочный писатель, не конъюнктурщик, от такого тупизма сгорит со стыда, а телезрители сразу вспомнят рекламу совковых времен: «Летайте самолетами „Аэрофлота“» и «Храните деньги в сберегательной кассе» — и не станут покупать эти книги из духа противоречия, все же это не средство для критических дней, чтобы было сухо и комфортно. Немало среди современных авторов людей нравственных, а потому малоизвестных, — не желают они поступаться принципами ради того, чтобы их произведения выходили огромными тиражами. Книги издаются, люди их читают, и творец доволен. Современная проза, в том числе и высокохудожественная, выходит тиражом всего в три — пять тысяч экземпляров, а многие из писателей — лауреаты очень престижных литературных премий. В моем кабинете целый стеллаж отличных книг, я их очень люблю. Однако этих авторов никто не раскручивает, потому что серьезная литература не каждому по зубам. То, что книги писателя хорошо продаются, не показатель его таланта. Астралова, на мой взгляд, типичная конъюнктурщица, взлетевшая на гребень славы лишь благодаря умелой раскрутке. А любая реклама, как минимум, сильное преувеличение, а иногда и наглое вранье. Рекламщики зубной пасты уверенно обещают, что пользователи в скором времени смогут крошить своими зубами металл и забудут, что такое кабинет дантиста, однако поглядите, сколько развелось стоматологических клиник! На вкус дорогие пасты и в самом деле приятнее «Поморина», однако они почему-то укрепляют лишь яйца, но не зубы. Еще один пример: до сир пор не пойму, чем одни женские прокладки отличаются от других, кроме цены, уж пардон за столь интимные подробности, хотя многие обещают избавить слабый пол от ежемесячных проблем. Теперь из присущего мне патриотизма, назло проклятым империалистам я покупаю отечественные, никем не рекламируемые, и мне вполне комфортно.

Оба сыщика рассмеялись ее браваде, но все же признали правоту верной боевой подруги — реклама и в самом деле сильно преувеличивает достоинства товара.

— На мой взгляд, рекламировать книги — безнравственно, — продолжала она, — все же это не женские прокладки, не средство от перхоти и не зубная паста, а интеллектуальный продукт. Точнее, должен быть таковым. В современном же чтиве, издаваемом гигантскими тиражами, порой нет и крупицы интеллекта. Про талант и не говорю. Без раскрутки эти «творения» не продашь. И что самое характерное — писатель активно участвует в оболванивании читательских масс, и это уже само по себе позволяет усомниться в его высокой нравственности. Крутая рекламная акция — это по своей сути спектакль, и если автор в нем участвует, то он актер, а актерство — это лицедейство. Отсюда вывод: писатель согласен дурить своих читателей, и это не внушает мне уважения.

— Да я вообще не верю тому, что пишут о знаменитостях, — продолжил ее мысль напарник.

— Правильно делаешь. Популярность всегда идет рука об руку с мифотворчеством. Ни одна известная личность не скажет о себе: «Я как человек — полное говно», — как раз наоборот, весь негатив тщательно прячется, придумываются несуществующие достоинства и факты биографии, чтобы привлечь внимание и завоевать симпатии поклонников, ведь если бы почитатели узнали, какова звезда на самом деле, то сразу бы разочаровались. В общем, вранье сплошь и рядом, и чем звезднее автор, тем больше о нем мифотворчества. К примеру, одного писателя некоторое время изображали загадочной личностью и не показывали широкой публике, но при этом активно раскручивали: прикупят десяток журналистов из приличных изданий, те тиснут восхваляющие статейки, а потом цитаты из оплаченных панегириков публикуют на обложке книги — мол, вон как высоко оценивают критики произведения данного писателя! А будь он человеком нравственным и самокритичным, сказал бы издателям: «Ребята, вы явно перегнули палку, мои романы отнюдь не высокая литература, а все тот же ширпотреб». Уже сам по себе факт, что цитаты-комплименты опубликованы на обложке каждой книги, а потому приелись, как осточертевшая реклама, говорит о том, что читателям настойчиво внедряют в сознание позитивное мнение об этом писателе как о живом классике, сотворившем шедевры. Публика заинтригована — почему он предпочитает держаться в тени? Видать, скромен, хоть и велик. И вот когда режиссер этого спектакля решил, что интерес публики в достаточной мере подогрет, сидевший несколько лет в подполье автор вдруг выныривает на свет божий, да не где-нибудь, а в рейтинговой телепередаче, и публика в легком шоке — вот это и есть тот самый гигант мысли, которого все превозносят?! Поглядела я на него — типичный истерик, как говорит мой любимый психиатр, самонадеянный, весьма высокого мнения о собственной персоне, считает себя непререкаемым авторитетом и с умным видом разглагольствует на любую тему.

— Я понял, о ком ты говоришь, — вмешался Леонид. — Наташа как-то купила несколько его книг, а потом увидела автора в этом ток-шоу и сразу разочаровалась — он даже вести себя не умеет. Его самоуверенность произвела на нее отталкивающее впечатление. Все же то, что человек написал несколько книг, не означает, что он пророк в своем отечестве.

— Может быть, потому его и не показывали публике, как и Астралову, изобразив загадочной личностью. Все женщины представляли этого писателя молодым красавцем и были готовы заочно в него влюбиться. А оказалось, что он по-мужски непривлекательный, немолодой, толстый, маленького роста, с типичным комплексом Наполеона, тяжелее авторучки за свою жизнь ничего не поднимал, зато его герой высокий, стройный и красивый, владеет восточными единоборствами и классно машет ногами, — видимо, создатель воплотил в нем свои инфантильные юношеские мечты и тем самым лечит собственные комплексы. Мы как-то раз беседовали о нем с психиатром, Лидия Петровна говорила: «Если главный, а тем более сквозной герой писателя внешне кардинально отличается от создателя персонажа, то это свидетельство так называемой дисморфофобии, что означает — человеку категорически не нравится его внешность, и он видит в ней изъяны». По ее мнению, этот ныне популярный писатель — типичная истерическая личность, потому и участвовал в спектакле по раскрутке собственной персоны. Истерики очень любят лицедействовать, а по сути — все в них фальшиво. На мой взгляд, примерно такое же лицедейство было и в случае Астраловой. Наврали про нее с три короба, реклама свое дело сделала, а дальше все катится по инерции. И писательница, и издатели, и пиарщики из одной песочницы. Все они ставили во главу угла презренный металл, а не высокую литературу и весьма умело дурили нашего брата. — Страстный обвинительный монолог немного утомил Аллу, и, уже немного поостыв, она сбавила тон и заключила ироничной перефразировкой:

— В понимании пиарщиков позволительно дурачить слишком многих слишком долгое время.

— Так, может быть, и Астралову держали в тени, как этого писателя, чтобы подогреть интерес к ее персоне? — предположил Леонид.

— А что, это мысль… Аналогия прослеживается довольно четко: умелая рекламная кампания, закрученная интрига, загадочный имидж, отсутствие фотографий на обложках книг.

— А потом Астралова должна была выйти из подполья и появиться на презентации, — продолжил Виталий.

— Но ей этого не позволили, — подхватил его коллега.

— Так может быть, весь цимес именно в этом? — Алла обвела глазами друзей. — Почему-то ее нельзя было показывать журналистам?

— Но ведь раньше она давала интервью, — напомнил Леонид.

— М-да… Тут неувязочка.

— Встречаться с журналистом тет-а-тет проще, ему можно заплатить, и он напишет то, что желательно знаменитости. А когда тружеников пера много, каждый имеет возможность составить собственное мнение.

— А вдруг Астраловой вообще в природе не существует? — предположил Виталий.

— Ну, это уж совсем из области фантастики, — усомнился его друг.

— Ошибаешься, Ленчик, — усмехнулась Алла. — Имеются прецеденты, когда за мнимого автора кропают «литературные негры». Но все же живая Астралова существует. Когда творят «негры», издатели для достоверности публикуют на обложках фотографию какой-нибудь дамы, чтобы у читателей не возникло подозрений. А женщина, вполне возможно, возлюбленная одного из «негров» или просто ей заплатили за использование «личика». А снимков Астраловой нет нигде, что может навести читателей на подозрения: не мифическая ли это фигура. Издателям проще было тиснуть фотку любой бабы, да хотя бы взять снимок какой-нибудь красотки из компьютерной базы данных или договориться с моделью. И тогда было бы еще оригинальнее — такая красавица и вдруг отшельница, путешественница в астральных мирах.

— Да, пожалуй, — признал ее правоту сыщик.

— К тому же Филя говорил о том, что спал с ней, — напомнила верная боевая подруга.

— И все же в отсутствии ее снимков есть какая-то тайна, — задумчиво проговорил Леня.

— Может быть, она страшна как черт? — предположил его друг.

— Да ведь и фотки страшных авторесс печатают. И Фил не упоминал, что Астралова уродина. Десять лет назад ему было восемнадцать лет, вряд ли студент Суриковского тяготеет к страшилам. К тому же в те времена трахали ее многие.

— Значит, ее снимки не публиковали ради придания ей большей загадочности. А в целом госпожа Астралова была человеком, не обремененным нравственностью не только в частной жизни, но и в своем отношении к творчеству, — резюмировал Виталий.

— Еще один аспект, над которым стоит задуматься, — почему Астралова обзавелась личным имиджмейкером? Она кто? Кинозвезда, поп-певица? Нет, всего лишь писательница, то есть внешность не является ее профессиональным инструментом. Многие пишущие дамы и на обложках своих книг, и по телевизору выглядят типичными «тетками с химией» и не имеют даже приличного парикмахера, не говоря уж об имиджмейкере. Я всегда смотрю на фотографию писательницы, а если она страшнее атомной войны, не куплю ее книгу заранее знаю, что эта авторесса с большими комплексами, но ее героиня хороша как майский день. Не может некрасивая женщина понять психологию красивой, вы уж поверьте мне, ребята, я в этом деле большой спец! Наивные бредни такой писательницы меня совсем не прельщают. К тому же, говоря словами моего психиатра, у нее отсутствует критическое отношение к себе авторесса не сознает, что с ее внешностью и взглядом сексуально неудовлетворенной женщины лучше бы не публиковать своих фоток и не лезть в телеящик, а то она лишь отпугивает своим фейсом потенциальных читателей. В продолжение темы возникает интересный вопрос: почему Астралова имеет личного имиджмейкера, но при этом нигде нет ее снимков, она ни разу не выступала по ящику, не устраивала презентаций и вообще нигде не засветилась?

— Так, может быть, Астралова — мужчина? — пошутил Виталий.

— Ее имидж — обман, — добавил его приятель.

— Интуичу, что мы недалеко от истины, — согласилась с сыщиками верная боевая подруга. — Астралова, на мой взгляд, — дутая фигура, вся насквозь фальшивая, все в ней ненастоящее Не могу объяснить, почему у меня такое мнение, но я в этом стохреново убеждена. Женская интуиция — это по своей сути подозрительность — Любительница острого словца не могла отказать себе в удовольствии снова блеснуть эрудицией. — В отношении образа звездной писательницы Астраловой мне хочется вскричать словами Станиславского. «Не верю!» — или, как говорили древние латиняне: «Incredulus odi». У женщин чутье особого рода — мы умеем подмечать то, что неприятно другим.

Оба сыщика, сами будучи профессионалами с большим стажем, высоко ценили Аллу за ум и аналитические способности. К тому же им было известно, что она неплохо разбирается в психологии и очень редко ошибается в людях. И хотя ее построения почти не подкреплены фактами, отмахиваться от них — мол, это всего лишь твои домыслы и бабье злопыхательство, а где фактура? — ни тот ни другой не собирались.

— Судя по тому, что рассказал Фил, раньше никаких талантов у дамочки не наблюдалось, — продолжала она. — Допускаю, что в ней вдруг проснулась писательница, однако пруд пруди талантливых авторов, которых не печатают Никто не берется рекламировать начинающего писателя, даже очень способного. Кто-то пожелал сделать Астралову знаменитой и решился вложить деньги в ее раскрутку, и именно этот человек может оказаться главным кукловодом, дергающим за ниточки. Скорее всего, они заключили деловое соглашение, а став звездой, писательница решила, что ей все позволено, и наплевала на контракт со спонсором.

— А тот с ней расправился, — довел идею напарницы до логического завершения Виталий.

— Возможен и такой вариант: Астралова сочла, что уже достаточно знаменита, дальнейшая популярность будет расти по инерции, а ей можно выйти из навязанного образа затворницы и чудачки. Даже если об этом узнают и «желтая» пресса начнет полоскать грязное белье, уже не страшно — чем больше скандалов, тем звезда популярнее. На Западе именно так и есть — самые эпатажные звезды не сходят со страниц газет-журналов и знамениты не столько своими творческими достижениями, сколько эксцентричными выходками. Суперзвезда Мадонна — тому яркий пример, она ведь певичка со слабеньким голоском, таких до фига и более, однако известна на весь мир. Как только слава ослабевает, Мадонна выкидывает очередной фортель, и ее имя опять на слуху. Соответственно популярности растет и продажа альбомов. То же самое и с писателями Быть может, Астралова решила плюнуть на свой имидж и вести прежний, разгульный образ жизни. Однако тот, кто вложил немалый капитал в рекламу и создание яркого образа, не пришел от этого в восторг. Ведь, по сути, в романах Астраловой нет ничего, за что ее можно было бы назвать «великой русской писательницей». Такое мнение создано искусственно, и теперь его повторяют автоматически. Причем журналистам, по-видимому, до сих пор платят, чтобы они ее превозносили до небес, а не хаяли. Насколько я знаю, ни один журналюга никогда ни о ком не скажет доброго слова, пока его за это не вознаградят. Обругать — запросто и бесплатно, а за похвалу изволь отслюнить. Значит, спонсор отстегивает денежку за поддержание славы Астраловой на должном уровне. Это влияет на читателей, и они покупают ее книги, веря, что раз автора так высоко ценят, это и в самом деле шедевр. Нравится не нравится, это уже явления второго порядка. Однако, если бы книги Астраловой проанализировал беспристрастный профессионал, а не продажный критик, то вскричал бы, как тот мальчик из сказки Андерсена. «А король-то голый!» Ведь фраза знаменитого сказочника просто гениальна. Общественное мнение — это прибежище тех, кто не имеет собственного, порадовала она друзей очередным перлом. — Если все дудят в одну дуду, то индивидуум тоже присоединяется. Так уж в нашей стране издавна заведено Да и в других странах реклама и общественное мнение играют громадную роль любого можно и вознести, и опустить.

— Следовательно, спонсору Астраловой было невыгодно, чтобы она вышла из образа, — продолжил сыщик.

— Само собой. Во-первых, бабок жалко. Раскручивал-раскручивал, а искусственно созданная звезда вдруг возомнила невесть что, приписала все заслуги себе и самоуверенно послала спонсора на три буквы — мол, я знаменита и могу позволить себе все, что захочу С его стороны могли быть и естественные человеческие чувства — злоба, обида, возмущение черной неблагодарностью. Или же прагматические соображения: спонсор боялся, что столь тщательно создаваемый образ вмиг рассыплется, а читатели почувствуют себя обманутыми — они верили, что Астралова особенная, возвышенная, «неземная», а оказывается, это банальная шлюха, нарядившаяся монашкой и строящая из себя оригиналку.

— Да, это могло сильно подорвать имидж знаменитости и сказаться на ее популярности, — согласился Виталий. — Все отечественные звезды пытаются предстать перед почитателями в положительном свете — и семья у них замечательная, и мужья-жены любящие, и дети чудесные, да и сами звезды человечные, умные, добрые. А на самом деле это истеричные, самовлюбленные эгоисты. Мне приходилось вести немало дел в подобной среде — скорпионы в банке по сравнению с этими хищниками просто дети малые. И если бы наши звезды предстали перед публикой в истинном свете, без прикрас, люди бы плевались, а популярность, соответственно, резко пошла на спад.

— Ты прав, напарник. Эпатажность и стервозность симпатией наших сограждан не пользуются, а потому звезды изображают из себя очень положительных членов общества; Я надрываюсь от хохота, когда какая-нибудь поп-певичка, скромно потупив глазки, повествует, какая она примерная супруга и хорошая кулинарка, какие изысканные кушанья готовит любимому мужу, детям, многочисленным друзьям и частым гостям, какая домовитая хозяйка и любящая мать, а потом с грустным вздохом признается, что, к сожалению, времени на все это у нее почти нет, потому что как раз сейчас она работает над очередным альбомом, и тут же называет его, дабы обеспечиться рекламой. Причем все говорят примерно одно и то же — просто смех на лужайке! А зрители умиляются, какая она вся из себя замечательная. Я знаю многих женщин, которые терпеть не могут стряпать, но наши звезды все как на подбор обожают торчать на кухне. Так что этот шаблон уже отработан, и если бы выяснилось, что Астралова дурачила своих читателей, вряд ли ее книги стали бы столь успешно раскупаться. Все упирается в деньги.

— Значит, нужно покопать в этом направлении — кто спонсировал ее рекламную кампанию.

— Поначалу мне казалось, что спонсору невыгодно убивать творение рук своих, но теперь я передумала. Если Астралова стала неконтролируемой, то возник риск лишиться доходов от реализации ее книг. Авторессу можно убить, но книги-то останутся!

* * *

…Со временем Эдуард Леонидович Нечаев научился грамотно общаться и со звездами. Но с этими нужно держать ухо востро. Среди них есть очень недоверчивые, такие лишь иронично ухмыляются на его обещания златых гор их уже не раз обманывали в других издательствах. У них есть деньги, чтобы нанять частных детективов и раскопать сведения о реальных тиражах и доходах издательства. Бывали случаи, когда известный писатель, представив ему полную финансовую выкладку, говорил: «Этими документами заинтересуется налоговая инспекция и заставит вас выплатить все налоги до копеечки».

Платить авторам все, что положено, Нечаев не желал из принципа. Во-первых, деньги лишними не бывают, сэкономленные средства ему самому пригодятся для развития производства, а во-вторых, если одному писателю выдавать хорошие гонорары, взбунтуются остальные. Хотя это и коммерческая тайна, но все же слухи о том, кто сколько получает, ходят, как ни скрывай. Звездный писатель получает гонораров зависимости от тиража своих книг, значит, для того, чтобы заплатить ему положенную сумму, придется засветить реальный тираж. Ни один издатель в здравом уме на это не пойдет. Дело даже не в авторском гонораре — по сути, это мизер по отношению к прочим вложениям, — а в том, что сведения о фактических тиражах могут стать известны налоговым органам, а это уже серьезно. Прецеденты, когда на известное издательство крупно наехала налоговая, уже были. После выплаты всех положенных отчислений вкупе с набежавшими за многие годы солидными пенями от тех издательств остались лишь жалкие воспоминания. Популярные авторы ушлые, предприимчивые и зубастые, их с наскока не возьмешь, многие сумели обзавестись высокопоставленными покровителями, почитателями их творчества… Если задеть интересы, звезд, защитники, найдутся.

Со склочными писателями Нечаев старался не связываться — сегодня они союзники, а завтра непримиримые враги, и автор в любой момент может настучать в налоговую. С районными налоговиками Эдуард Леонидович давно нашел общий язык, и они, получив очередной конверт с оговоренной суммой, закрывали на все глаза, но ведь у них есть вышестоящее начальство. Сверху прикажут — и издательство хорошенько потрясут. Нет такой двойной бухгалтерии, которую невозможно проверить, если за дело берутся профессионалы.

И все же Нечаев из присущего ему тщеславия не отказывался от сотрудничества со знаменитостями. У крупных издателей существуют неписаные правила — не переманивать авторов друг у друга, — и тем не менее все пренебрегают этикой и, если представится возможность, с удовольствием подставят ножку конкуренту. А некоторые считают чуть ли не делом чести отплатить сторицей, если другое издательство нанесло некий урон, — вы переманили нашего автора, а мы за это уговорим ваших лучших редакторов перейти в наше издательство, посулив им больший оклад, впредь закаетесь заглядываться на наших звезд.

Что ж делать, в любом бизнесе царят законы джунглей, выживает сильнейший, зубастый, с хищническими повадками. Нечаев тоже считал себя хищником. Иногда полезно показать острые клыки — уважать будут больше и впредь трижды подумают, стоит ли с ним связываться.

* * *

— Само по себе убийство могло быть своеобразной рекламной акцией, выдвинул новую версию Леонид.

— Запросто. С позиции нормального человека убийство с целью поднять популярность расценивается как дикость, а там, где царит власть денег, один закон: целесообразно лишь то, что приносит еще большие барыши, а моралью дельцы свою совесть не обременяют.

— Значит, опять упираемся в спонсора, — резюмировал Виталий.

— Или в издателя, — внес свою лепту его друг.

— Он тоже мог приложить свою руку, — согласилась верная боевая подруга. — Это, скорее всего, разные люди. Обычно издательства не занимаются крутой раскруткой. Кое-какую рекламную кампанию они осуществляют, но в отношении уже состоявшихся авторов — если писатель нравится публике, то его начинают рекламировать. А ведь Астралова взлетела с нуля — еще не вышло ни одной книги, а уже почти в каждой газете ее восхваляли, и к выходу первых романов писательница уже стала популярной.

— Нас никто к издательским делам и близко не подпустит.

— Вы сыщики или кто? — Алла в точности воспроизвела интонации напарника, и Виталий с Леонидом рассмеялись. — Денег не жалейте, — я спонсор щедрый, — всех подкупайте, привлеките с десяток хороших профессионалов, пусть активно роют и непременно добудут факты. Как говорил один умный человек: «Нет неподкупных людей. Все дело только в размере предложенной суммы». Если знаешь, с чем пришел, то знаешь и с чем уйдешь. За сотку деревянных никто и рта не раскроет, а за несколько сотен баксов — запросто. Единственный случай, когда порядочный человек берет взятку, — когда предоставляется случай, — в очередной раз блеснула броской фразой любительница покрасоваться. — Сотрудники издательств зарабатывают мало, так что зеленые бумажки лишними не будут. Они же не в КГБ работают, клятвы хранить государственную тайну не давали. В издательском процессе участвуют очень многие люди, если поговорить с каждым, непременно найдутся зацепки.

Оба сыщика заметно оживились — дело обещало быть интересным. Не только Виталий, но и Леонид скучал в своем детективном агентстве без настоящей работы, и вот, наконец, они вновь заняты серьезным расследованием.

* * *

В определенных ситуациях Эдуард Леонидович Нечаев проявлял себя жестким и беспощадным бизнесменом, а в чем-то был мягок и порой чересчур деликатен и совестлив. Своих авторов он любил, все им прощал, во всем потакал, лишь бы они ощущали себя в «Кондоре» психологически комфортно и творили бесперебойно. Если кто-то из его подопечных заболевал или у него возникали проблемы. Эдуард Леонидович бескорыстно помогал. Он был бережлив и прагматичен, на себя и семью тратил немного, стараясь побольше пустить в дело, но если писателю плохо — не скупился. Сам будучи тяжело больным человеком, он искренне сочувствовал страдающим людям.

В свои немалые годы Эдуард Нечаев оставался немного романтиком. Издательский коллектив и своих авторов он представлял одной большой, дружной семьей, а себя — патриархом, которого все почитают, ценят, уважают и любят. Эти идеалистические представления не мешали ему делать свое дело и проводить жесткую политику. Эдуард Леонидович, сам того не сознавая, выстроил для себя систему моральных алиби, оправдывающих все его действия, и теперь его душа была спокойна.

У него уже не сводило скулы от напыщенного повествования некоторых авторов. Сказки бессмертны, их любят многие наши соотечественники, не только женщины, но и мужчины. Пусть эти сказки именуются романами, — какая разница! Читателям это нравится, так пусть читают, а самое главное покупают книги, даже если, клюнув на броскую, многообещающую аннотацию, потом станут плеваться. Книготорговый бизнес — тоже бизнес, не обманешь не продашь. Хотя клиентов по привычке называют читателями, на самом деле подразумевается, что они — покупатели. Самое важное для издателя увеличить число покупателей, а будут ли они читать книгу, или она после ознакомления с несколькими страницами окажется в ближайшей урне — не суть важно. Сейчас мало кто любовно собирает домашнюю библиотеку только из книг хороших авторов. Дешевые издания в мягкой обложке выбросить не жалко, если пришлось не по душе. Но ведь многим по вкусу то, что сейчас издается.

И пусть невостребованные авторы злятся и гневно обрушиваются на издателей — мол, заполонили рынок бульварным чтивом, прививаете россиянам дурной вкус, печатаете этот ширпотреб, а меня, талантливого, почему-то не издаете! — Нечаева этот аспект уже не волновал. Как говорится, собака лает — караван идет.

Никто не заставляет людей покупать плохие книги — сами выбирают, что им читать. Раз они предпочитают легкое чтиво серьезному, значит, нужно учитывать их пожелания.

В общем-то это закономерно. Жизнь сейчас у подавляющего большинства россиян очень и очень нелегкая, безрадостная, в обозримом будущем никаких позитивных перемен не предвидится, так пусть хотя бы в книгах прочтут про чужие успехи, красивую любовь и романтические отношения. Всем хочется красивых сказок, а женщинам — в особенности. Сказка про Золушку, которую полюбил прекрасный принц, бессмертна. Так почему бы не дать женщине возможность помечтать, унестись от серости реального бытия в мир грез и фантазий?..

Сейчас можно было бы уже почивать на лаврах — «Кондор» стал одним из крупнейших издательств России и обладает огромным потенциалом, — но останавливаться на достигнутом Нечаеву не хотелось. Пусть он уже в числе лучших, но пока еще не самый лучший. А вот когда станет лидером, тогда и можно немного расслабиться.

* * *

— Фила тоже хорошенько тряхните, — посоветовала Алла. — Гнилой парнишка. Он трусоват, если взять его в оборот, сразу расколется до жопы.

— С ним без проблем, — заверил Виталий.

— Кстати, именно он мог быть утешителем Астраловой, к которому она бегала на свиданки под предлогом одиночных прогулок.

— А что? Мысль интересная, — одобрил напарник.

— Знаете, что навело меня на это предположение? То, как легко Астралова клюнула на его удочку. Якобы они с Филиппом десять лет не виделись, раньше паренек явно состоял при ней альфонсом, так что доброй памяти о себе не оставил, и вдруг после долгой разлуки он звонит, и экс-любовница тут же соглашается на встречу, причем в столь ответственный день — ведь предстояла презентация. Кто он и кто она? Филя — не пойми кто, перебивается случайными заработками, малюет портреты богатых дам и попутно доит их, а Астралова — звезда отечественной беллетристики. На его появление после длительного перерыва она могла бы сказать: «Кто-кто? Филипп Суворов? Знать не знаю такого. Говоришь, мы были знакомы десять лет назад? О, как давно… Все уже в далеком прошлом, дружок. Все мы когда-то грешили, но уже запамятовали о прошлых грехах. Забудь мой телефон и меня тоже. Фантом из прошлого мне не нужен». Однако все было не так, значит, к Филе она неровно дышала. Вполне возможно, в последние годы они были любовниками. Писательница большую часть времени сидела дома, завести сердечного друга проблемно — где его сыскать-то? И вот к уставшей от своего затворничества дамочке явился призрак из старой жизни в лице Филиппа. Парнишка смазлив, умеет обрабатывать богатых баб, а Астралова стала состоятельной. Вот он и подкатился к ней с нежностями, мол, ах, как я тебя раньше любил и до сих пор не забыл, давай перенесем наше с тобой прошлое в настоящее и снова будем нежно любить друг друга. И создали они из матраца алтарь любви, поехидничала верная боевая подруга. — В любом деле, в том числе и в сексе, есть свои профи и профаны. Первые получают за свой труд вознаграждение, а для вторых — это обязанность или хобби. По собственному опыту знаю, что Филька относится к первой категории, трахатель экстра-класса, видимо, потому и сделал постель своим рабочим местом и зарабатывает кое-чем пониже пояса. К тому же весьма умело имитирует чувства. Многие бабы, в том числе и очень умные, купились на его сладкие речи и отработанные приемчики неотъемлемую принадлежность его профессии.

— Да ну, — усомнился Виталий. — Разве умная женщина клюнет на этого слащавого красавчика?!

«Эх, никогда мужикам не понять бабскую суть, — мысленно усмехнулась верная боевая подруга. — И Ларка, и я — весьма умненькие бабочки, а ведь поди ж ты! — клюнули на этого мальца. Да и не только мы. В нашем кругу дуры не водятся, а Филя находил объекты для дойки именно в деловой среде».

— Всяко бывает, напарник, — многозначительно произнесла она.

— Значит, поищем и в этом направлении.

— Еще одна версия — Филя решил пустить в ход сведения о прошлых грешках нынешней звезды. Опыт вымогательства у парнишки имеется.

— Тогда почему убит не он, а она?

— Возможно, оба, — загадочно произнесла Алла.;

— Поясни.

— К примеру. Фил шантажировал Астралову, вне зависимости от того, спал ли с ней до недавнего времени, а она пожаловалась кому-то из приближенных. Тот, кто заинтересован в сохранении ее имиджа, забеспокоился: во-первых, Филя мог предать гласности ее бурное прошлое, во-вторых, вымогатель не отцепится, пока жив. Но если Филиппу не заплатить, то у него есть возможность заработать иным способом, продав сведения «желтой» прессе. А ушлые журналисты вцепились бы в лакомую тему, как свора клещей. Сотрудники «желтых» газет, похоже, страдают коллективным вуайеризмом — им страсть как нравится подглядывать за чужой интимной жизнью, а уж посмаковать нетрадиционные пристрастия — тем паче. Да и читатели бульварных листков того же поля ягоды — им очень хочется узнать, кто как трахается, в особенности о грешках знаменитостей. Даже применительно к грехам нужно тщательно следить за модой, — одарила она друзей еще одним перлом. — Газету будут с руками рвать, и «рупор свободной прессы» приобретет невиданную популярность. Недавно я имела возможность близко познакомиться с несколькими «желтыми» изданиями и хорошо изучила их кухню. Нравственностью такие труженики пера себя не обременяют, если пахнет хорошими деньгами, и мать родную разденут и обмажут. Правда, в нескольких газетках мне пришлось отстегнуть денежек, чтобы опубликовали статью, которую я принесла.

— А почему ты платила? — заинтересовался Виталий, далекий от мира прессы.

— Помнишь дело прокурора одного подмосковного городка? Он и был героем статьи. Однако, на взгляд тружеников прессы, провинциальный служитель Фемиды слишком мелкая сошка, им подавай познаменитее. Но стоило мне пошуршать зелеными бумажками, как тут же все расцветали приветливыми улыбками, а одна солидная матрона даже предложила подбавить перчику. То, что прокурор взяточник, сажал невинных и отмазывал преступников, «желтых» журналюг совершенно не впечатлило, они кривились, мол, это сейчас повсеместно, читателей такими фактами не удивишь, а вот то, как он трахается, их сразу воодушевило. Даже не спросили, где я нарыла эту компру. В итоге в нескольких газетах продажного прокурора так красочно преподали, что власти спохватились, его тут же турнули с кресла и устроили на нарах, а до этого на его преступные деяния и связь с криминальными элементами начальство смотрело сквозь пальцы Вот так я заделалась газетным киллером! — похвасталась верная боевая подруга. — Чрезвычайно горда тем, что с моей помощью справедливость восстановлена и правоохранительные структуры стали на одного человека чище.

— Робингудствуешь, напарница, — усмехнулся сыщик.

— Есть малость, — согласилась Алла. — Напомню промежду прочим, что, если бы не мое газетное киллерство, сейчас мы не имели бы возможности лицезреть Леньку. Не забыл этот печальный эпизод, Ленчик? — обратилась она к сыщику.

— Еще бы! До сих пор поясница ноет — нас в СИЗО нещадно били, чтобы мы дали нужные показания.

— Ну вот, и от меня есть кое-какая польза, — не преминула подчеркнуть свои достижения верная боевая подруга.

— Дело прокурора я прекрасно помню, но не знал, каким образом тебе удалось так быстро скинуть этого деятеля с должности и привлечь внимание к его противоправной деятельности, — пояснил Виталий.

— Это была моя скромная девичья тайна, — потупилась Алла. — Не хотела распространяться о своем ноу-хау, боялась, что кто-то сопрет идею. Немного подурачившись, она продолжала уже обычным тоном:

— Данный эпизод я упомянула лишь в качестве подтверждения тезиса: пресса — великая сила. Недаром акулы пера столь высокого мнения о собственной персоне. Журналюги и в самом деле могут так опустить, что человек уже вовек не поднимется. Если бы в прессе появился «жареный» материал о грешках Астраловой, тут же нашлись бы многие свидетели ее беспутного поведения. В частности, поделились бы воспоминаниями молодые художники, с которыми мадам спала десять лет назад. И прощай имидж «вечной девственницы», «неземной»! Земная, да еще какая! Даст сто очков форы любой шлюхе. Филя мне в красках поведал о ее сексуальных забавах. Дамочка практиковала и группешник, и садомазохизм, и промискуитет, и «мокрый» секс, и многое-многое другое, что отнюдь не красит писательницу, которая столько лет врала, будто далека от прозы жизни. Когда христианство объявило извращенный секс грехом, он сразу же приобрел невиданную популярность, — с ходу родила она новый афоризм.

— Знаешь, напарница, чутье подсказывает мне, что мы на верном пути, оживился Виталий. — До этого мы рассматривали версии, основываясь лишь на предположениях, а ведь всему, о чем; ты сейчас говорила, можно найти свидетелей.

— Вот именно, — кивнула Алла. — А нет человека — нет и проблемы, как говаривал один известный лидер. Астралова трагически погибла — не станут же публиковать то, что ее чернит! Теперь светлый образ «неземной» сохранится в памяти читателей, а книги по-прежнему будут хорошо раскупаться. Подогреть интерес к убиенной писательнице раскрутчики-рекламщики сумеют, уже поднаторели в этом деле. Однако для них Филипп — как постоянный чирей на заднице. А вдруг он распустит язык? Ведь парнишка слаб, треплив, а следовательно, ненадежен.

— Полагаешь, его тоже убрали?

— Не исключено, хотя твердой уверенности у меня нет. Может быть, он рванул в бега. Ему очень нужны были деньги, наверное, для того, чтобы уйти на дно. По логике сперва с ним должны были разделаться, а уже потом с Астраловой. Она убита одиннадцатого мая, а Фил пришел ко мне девятнадцатого числа — вон сколько дней ненужный свидетель был жив!

— Тогда, вероятнее всего, Филипп ушел на дно.

— Похоже. Сейчас его треп уже не столь опасен тем, кто заинтересован в сохранении имиджа Астраловой: говорить о мертвых плохо не принято, а если Филя вздумает раскрыть рот, все сочтут это кощунством. Сложится мнение, что парень решил примазаться к славе погибшей писательницы. Такое бывает нередко — как только знаменитость умирает, тут же находятся сотни людей, которые, оказывается, очень близко знали звезду. И преувеличат, и приврут, лишь бы увидеть свои «мемуары» на страницах газет.

— У тебя нет фотографий Филиппа?

— Откуда? Мы всего три раза встречались.

— Плохо, что нет снимков Астраловой. И даже примет не имеется.

— Но обслуга-то осталась. А деньги открывают и рты, и замки.

— Возьмем ее фотографии из следственного дела, — предложил Леонид.

— Ну, это мало что даст — не станешь же ты показывать свидетелям эти страшные снимки! Людей сразу кондрашка хватит.

— Что — огнестрел в голову?

— Угу. В газетах писали, что ее застрелили с порога. Соседка с площадки слышала часов в десять нечто вроде гром кого хлопка, но не придала этому значения. А ее собака сразу заскулила. Поначалу она не обращала на это внимания, потом решила, что пес просится гулять. По времени получается, что соседка вышла на лестничную площадку минут через пятнадцать после выстрела. Обе двери в квартиру Астраловой — железная и дубовая — были нараспашку, а в прихожей ногами к двери лежало тело хозяйки. Свидетельница заорала как резаная, сбежались другие соседи, позвонили в милицию и «Скорую», но врачам там уже делать было нечего. А в одиннадцать часов явились ее литагент и личный имиджмейкер, чтобы сопровождать ее на презентацию. Охали, ахали и сильно сокрушались. Еще у нее есть литсекретарь, она заблаговременно поехала в ЦДРИ, где должна была состояться встреча Астраловой с журналистами.

— Основное направление расследования мы наметили, а по ходу дела подкорректируем, — подвел итог Виталий.

— Даже и не думала, что благодаря Филиппу моя жизнь вновь наполнится смыслом, — со смешком признала верная боевая подруга, опять вспомнив совет любимого психиатра. — Еще совсем недавно я томилась и скучала, а теперь чую — жизнь продолжается! Не столь важна цель, как движение. Нужно двигаться вперед, даже если идешь не в том-направлении.

* * *

Эдуард Леонидович Нечаев приехал домой, с облегчением скинул пропотевшую одежду и полез под душ. Хотелось облиться холодной водой, да нельзя — сразу простудится, потом наверняка будет бронхит, а там недалеко и до пневмонии.

Все у него теперь было — кроме здоровья. Ну и молодости. Правда, о последнем он не очень сожалел, все же с годами приобретаешь жизненный опыт, репутацию, меняешь приоритеты. А пятьдесят четыре года — вполне приемлемый возраст для мужчины. Было б еще со здоровьем в порядке, тогда вообще не на что жаловаться. Но всего, что желаешь, не бывает. Хотя и хочется.

Хозяин издательства «Кондор» мог по праву гордиться собой. Как говорят американцы, он «self made man» — человек, сделавший себя сам.

Его мать — учительница начальных классов, отец преподавал физкультуру в той же школе, пил запоями, ушел от них, когда Эдику было шесть лет. Мать тащила на себе двоих детей — сестра Люба, как и Эдик, тоже росла болезненной. Да и как им быть здоровыми, если они даже летом не пробовали свежих фруктов, питались в основном дешевой колбасой, картошкой и макаронами.

Учился Эдик Нечаев на одни пятерки — ему всегда хотелось быть самым лучшим. Пусть одет бедно, зато круглый отличник. В институт поступил сам, у матери на репетиторов и взятки денег не было. Он выбрал МАДИ — с детства мечтал о собственной машине, правда, из-за присущей ему бережливости приобрел ее всего три года назад. Стипендия в этом вузе была выше, чем в остальных, а в их семье дорожили каждой копейкой — Эдик с пятилетнего возраста страдал бронхиальной астмой, сестра тоже часто болела, много денег уходило на лекарства. В институте Эдуард Нечаев получал повышенную стипендию и всю отдавал матери, отказывался даже от денег на обед и брал с собой бутерброды с сыром и дешевой колбасой. Бедности он не стыдился — с младых лет был уверен, что рано или поздно окажется на коне, нужно лишь набраться терпения и учиться, а потом упорно трудиться.

Эдуард Нечаев закончил институт с красным дипломом, а его куратор, уважавший толкового парня, помог ему устроиться в «Автоэкспорт», и у того появилась перспектива выезда за границу. Но для этого нужно было жениться, а у Эдика не хватало ни времени, ни денег на ухаживания за девушками. По совету сестры он женился на ее подруге, скромной девушке Тане, и хотя на первый взгляд все выглядело браком по расчету, ни разу не пожалел об этом. Возможно, он не смог бы добиться того, чего достиг, не будь рядом с ним такой верной и преданной спутницы жизни. До сих пор Танечка — его солнышко, свет в окошке, иной женщины он за всю свою жизнь не пожелал. Жена старше его всего на два года, но почти как мать. А две дочери характером в нее, ласковые, милые, заботливые, радость его жизни.

Через пару лет после женитьбы Эдика послали в загранкомандировку. Привередничать в те годы было не принято, и они с Таней решили, что на первый раз сойдет и Вьетнам. С тех пор и он, и Татьяна страдают хроническим гепатитом — подцепили лямблиоз. Но зато материальное положение их семьи значительно улучшилось. Тесть с тещей оплатили половину пая, молодые добавили и купили трехкомнатный кооператив. Но о личном автомобиле Эдик по-прежнему лишь мечтал.

Книги он любил с детства. Перечитал все, что было в школьной библиотеке, записался в городскую, мать просила учеников приносить из дому хорошие книги, и Эдик читал запоем. Но раньше и помыслить не мог, что сам станет издателем.

Идею ему десять лет назад подала жена, филолог по образованию. В то время оставаться в «Автоэкспорте» уже не имело смысла — все развалили. А на его попечении три любимые женщины. Даже пять, включая мать и сестру, Обсудив свои возможности, Эдуард и Татьяна решили основать издательство. В то время все печатали ширпотреб, на плохой бумаге, в мягкой обложке, никто не думал ни об авторских правах, ни о хорошем переводе, ни о качественной редактуре. Литературное пиратство практиковали все издатели, ничуть не боясь последствий. Так же поступали и супруги Нечаевы: брали детективы зарубежного классика жанра, за мизерное вознаграждение привлекали студентов иняза, Татьяна шлифовала корявый текст перевода, — и вперед.

Деньги всегда были проблемой, но все же Эдуард Нечаев нашел людей, ссудивших его кредитом под приемлемые проценты, а прибыль в те годы была баснословной — как тогда говорили, два-три подъема, а нередко даже пять. Правда, сумма, которую супруги Нечаевы вкладывали в дело, была сравнительно невелика, соответственно и прибыль не поражала воображение, но хватало и на жизнь, и на погашение кредита, и на развитие производства.

Издательство «Кондор», которым владели Нечаевы, занимало просторный полуподвал трехподъездного дома. Помещение было в аварийном состоянии, и Эдуарду удалось договориться в ЖЭКе о мизерной арендной плате. Нечаев мечтал, что со временем у него появится приличный офис, в который не стыдно пригласить знаменитость. А на тот момент супруги потуже затянули пояса, своими силами сделали ремонт, уложившись в минимальную сумму. Обе дочки под руководством отца разводили клей, резали обои, красили оконные рамы. Мама Эдика тоже приняла посильное участие, а потом приходила убирать «офис» так супруги именовали свой сырой подвал, который по весне систематически заливало, и им пришлось озаботиться покупкой резиновых сапог и специальных подставок, чтобы книги не промокли. Сестра Люба тоже всемерно помогала, исполняя обязанности бухгалтера и кладовщицы, кузен Эдика взял на себя реализацию продукции, а Татьяна, не разгибаясь, корпела над рукописями, редактируя переводы зарубежных бестселлеров. Экономили на всем, чтобы расширить дело.

Супруги мечтали, что когда-нибудь смогут издавать настоящую литературу, а не тот ширпотреб, с которым работали в те времена.

— Ничего, будет и на нашей улице праздник, — говорила Таня, со вздохом потирая затекшую от сидения за письменным столом шею. — Со временем «Кондор» станет знаменитым, мы будем издавать хорошие книги, а пока поднаберем сил, нарастим обороты.

Но получилось по-другому. Издательства, которыми заинтересовались дельцы, «отмывающие» свои солидные «черные» капиталы, стремительно пошли в гору, постепенно захватили сферу реализации, а небольшим фирмам, у которых не было таких оборотных средств, пришлось туго. Все труднее и труднее стало реализовывать продукцию, потом вошел в силу закон об авторском праве, и «пиратствовать» стало чревато. Прибыль катастрофически снизилась, накладные расходы возрастали. Менялись читательские вкусы, нужно было под них подстраиваться, а для этого заниматься маркетингом, отказываться от уже приевшейся тематики, привлекать перспективных авторов и искать новые жанры беллетристики. От дешевых книжек в мягкой обложке, изданных чуть ли не на туалетной бумаге, покупатели воротили нос, в моду опять вошли хорошо изданные книги в твердом переплете, с хорошим художественным оформлением. Крупные издательства могли себе позволить солидные вложения, мелкие — нет.

И все же неунывающие супруги Нечаевы верили, что «Кондор» станет процветать. Каждый издатель желает вырастить собственных звезд или хотя бы одну звезду, угадав того, чьи книги станут бестселлерами. Эдуард с Татьяной тоже об этом мечтали. Но как угадать звездного автора? Вроде бы нужно, чтобы у писателя было что-то свое, оригинальное, явно отличающее его от остальных. А с другой стороны, боязно вкладывать деньги в никому не известного автора, — а вдруг читателям не понравятся его произведения и они не станут их покупать? Тогда штабеля книг останутся на складе, потом пойдут в так называемый «слив», а это огромные убытки, да к тому же упадет престиж издательства. Поэтому то, что привычно, — надежнее. Так-то оно так… Но если писатель «как все» — вряд ли он станет звездой, его просто-напросто не заметят среди себе подобных. Получается заколдованный круг. Как говорится, и хочется новенького, и колется — как бы не ошибиться. Оборотных средств у Нечаевых было мало, новые книги они могли издать, лишь реализовав ранее выпущенные, а продавать тиражи стало все труднее — теснили конкуренты.

Крупные издательства начали устанавливать свои правила игры, мелким оставалось лишь подыгрывать. Некоторые из издательских монстров специализировались на выпуске «вала», а на авторов им по большому счету наплевать, что ни напечатают, худо-бедно продадут — сеть реализации отлажена. Издатели этой категории исходили из принципа: «Зачем платить гонорар знаменитостям, они слишком много хотят, на эти деньги мы издадим неизвестных, которым сойдет чисто символическая сумма». От крестьянской жадности пока еще никто не разбогател, однако огромные оборотные средства позволяли таким фирмам держаться на плаву, — если хорошо отработана реализация, со временем в глубинке все раскупят, россияне читать еще не разучились. Проводя тактику книжного «вала»;, монстры давили более мелкие издательства, вытесняя их с рынка сбыта.

Эдуард Леонидович Нечаев принадлежал к другому типу издателей. Для него и его супруги было важно «свое лицо» и реноме «Кондора». Все же книги — не картошка, а продукт интеллектуальный. Звездный автор поднимает престиж — всем конкурентам известно, что исключительные права на произведения знаменитости принадлежат такому-то издательству. А всем другим остается лишь облизываться и сожалеть, что подвел коммерческий нюх, — промашку дали, не углядев в начинающем писателе будущую звезду, но поезд уже ушел.

В школьные годы Эдик Нечаев старался учиться на одни пятерки, чтобы в этом превосходить одноклассников, в институте был лучшим студентом, а с годами его главная черта — тщеславие — стала еще более выраженной. Татьяне хотелось издавать хорошую литературу, а Эдик с самого начала страстно мечтал о том, что «Кондор» займет первую строчку в рейтинге. А для этого нужны звезды. Звезды, будь они неладны!

И деньги — будь они трижды неладны! Точнее, деньги занимали первостепенное место в списке необходимого для того, чтобы выбиться в число лидеров.

* * *

Сыщики ушли, пообещав привлечь лучших детективов и сразу же взяться за дело. Через час приехал верный оруженосец, очень недовольный.

— Нету гада, — оповестил он с порога. — После опять туда поеду. Всю ночь буду караулить. Достану урода, не уйдет, сволочь.

— Не стоит, Толян, — умерила пыл благородного мстителя Алла. — Мы решили пойти другим путем. Разработали с Виталькой и Ленькой план, выясним, кто шлепнул Астралову, а уже потом поговорим с Филей с позиции силы. Похоже, парнишка крепко замазан.

— По ушам получит, — пообещал мастер на все руки и специалист по деликатным делам.

— Может, уже получил.

— Мочканули его, что ль?

— Пока вопрос. Но вероятность имеется.

— Дак я бы сам ему башку свернул, да ты не велишь.

— Не спеши, Толян, успеется. Если Филя жив, он нам еще пригодится.

— На кой те этот гад?!

— Нужно получить кое-какую информацию. Мы его отловим и все из него вытрясем.

— Тада давай я засяду возле его дома и буду караулить до упора. Как увижу — в тачку урода и к тебе.

— Можно и так.

— Я погнал.

Верный оруженосец уже ринулся было в сторону дверей, но Алла его окликнула:

— Толян, погоди. Если Филя жив, никуда он не денется. Нам нужно подсобрать информации, чтобы потом грамотно с ним поговорить.

— Врежу по чайнику — все скажет, — обнадежил деликатных дел мастер.

— Добывать сведения битьем и пытками — не и моих правилах, — покачала головой Алла.

— Дак тебе на это глядеть не надо.

— Толик, в тебе играет рэкетирское прошлое. Забудь его как страшный сон.

Ее верный Санчо Панса сразу увял. Да, когда-то он подвизался в качестве рядового рэкетира в команде Мирона, но теперь был при Алле, и она оказала немалое влияние на его мировоззрение.

* * *

Вернувшийся с работы Олег застал Аллу лежащей в спальне с книгой. Верный оруженосец крутился поблизости, развлекая сэра Персиваля недавно приобретенной электронной мышкой. Игрушка была сделана столь искусно, что ничем не отличалась от живой зверушки. Создатели позаботились даже о специфическом запахе, а Перс был от нее в восторге и воспринимал как настоящую. Мышка бежала, повиливая хвостиком, а счастливый котенок ее догонял и, схватив зубами, отчаянно тормошил. Потом отпускал и трогал лапкой. Добыча вновь ускользала, и все повторялось. Когда игрушка утыкалась в какой-то предмет мебели и буксовала на месте, Толик приходил на выручку.

Вдоволь полюбовавшись на идиллическую картину — любимая женщина отдыхает с книгой, рядом возятся верный оруженосец и любимый котенок, Олег остался доволен.

— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше, Аллочка. Сразу видно, что весь день отдыхала, — похвалил подругу жизни не искушенный в женских хитростях лечащий врач.

— Стараюсь, — с готовностью подтвердила «образцовая» пациентка. Опережу твой вопрос: самочую себя на «отлично» с плюсом.

— Ну и замечательно, — порадовался любимый мужчина и, взяв из шкафа домашнюю одежду, пошел принимать душ.

Алла заблаговременно предупредила экономку, чтобы та не убирала со стола, — пусть Олег еще раз удостоверится, что она весь день провела дома. — , - У нас были гости? — спросил он, вернувшись в спальню, где любимая женщина по-прежнему возлежала на кровати с книгой, а Толик с сэром Персивалем баловались игрушкой.

— Да, ребята забежали навестить, — ответила она, отложив книгу и нежно улыбаясь.

— Видимо, общение с друзьями подняло тебе настроение. Прошлую неделю ты выглядела подавленной.

— Было дело, — признала Алла. — Но с тех пор, как Ларка вернулась, я повеселела. Да и гости придали смысл моей жизни, а то я затосковала в одиночестве. В итоге получила массу положительных эмоций и ощутила необычайный прилив сил.

— И опять займешься делами? — встревожился он.

— Ну, Олежек… — заныла она.

— Нет, Аллочка, — мнимо строгим тоном произнес любимый мужчина и по совместительству лечащий врач. — Никаких дел до тех пор, пока ты окончательно не окрепнешь.

— Но от ничегонеделания я еще больше кисну… — продолжала та ныть, но больше для соблюдения правил игры. Она ведь обещала слушаться его и соблюдать режим, правда, не очень-то выполняет свое обещание…

* * *

…За десять лет издательской деятельности Эдуард Леонидович Нечаев превратился в настоящего дельца — жизнь заставила. Будешь мягкотелым или пассивным — съедят. На его глазах разорялись тысячи мелких издательств, не выдержав конкуренции с монстрами Книги — тоже товар, но товар особый. Кушать людям хочется каждый день, и какие бы финансовые катаклизмы ни происходили в нашей стране, потребители покупают продукты. Если есть выбор — приобрести, книгу или еду, а, средства ограничены, — что предпочтут россияне? Ответ однозначен. А потому каждый российский кризис катастрофически сказывался на книготорговом бизнесе. О двухсотпроцентной прибыли оставалось лишь ностальгически вспоминать, теперь и двадцать тридцать процентов, но стабильных, были приемлемы. Но, увы… Если книги лежат на складе «Кондора», если оптовики один за другим перебегают к более крупным издателям — у них и ассортимент побогаче, и скидки побольше, и условия реализации получше, — то новую продукцию печатать не на что. А прежняя морально устаревает — если в выходных данных книги указан прошлый год, оптовики кривятся: «Старье!» — и не берут. Насильно ведь не всучишь.

И вот в подвале, который Эдуард с Татьяной именовали офисом, стали скапливаться изданные ими книги, заняв уже большую часть помещения. Ширпотребом рынок уже был перенасыщен, а на то, чтобы привлечь перспективных основоположников новых жанров, у них не было средств. Оптовики все больше капризничали, ставили условия, требуя долгосрочной реализации, задерживали выплаты…

— Что делать, Таня? — в отчаянии вопрошал Эдуард, когда в один далеко не прекрасный день ему нечем стало выдать зарплату служащим их фирмы.

Но жена ничем не могла помочь и смотрела на него грустными глазами. Мужа ей было очень жалко — работает без устали, а другие издательства, воспользовавшиеся «черным» капиталом, легко обошли «Кондор». Ее любимый муж все еще не отказался от мечты стать лидером, но во имя этой цели скоро угробит свое и без того слабое здоровье — он уже не расстается с ингалятором, дышит с трудом. Приступы удушья участились, «скорая» приезжает чуть ли не каждую неделю. Ему нужен свежий воздух, а Эдик все дни напролет проводит в сыром, непроветриваемом подвале, в книжной пыли… Теперь у него не только астма, но и хронический бронхит, хроническая пневмония, эмфизема легких, сердце стало пошаливать.

Но Эдик упорный, всегда был таким. Есть цель, и он настойчиво к ней движется, наплевав даже на собственное здоровье.

Прежнюю задачу — издавать хорошую литературу — супруги отложили до лучших времен, а пока надеялись хотя бы удержаться на плаву. Ради этого Эдуард Нечаев был готов издавать все, что угодно, лишь бы продукция продавалась.

* * *

На следующее утро любимый мужчина ушел трудиться, и тут же явился верный оруженосец. Увидев, что обожаемая начальница опять в хорошем настроении, он расплылся в радостной улыбке.

Сэр Персиваль тут же заявил о своих правах и очутился у него на руках.

— Гляди, Алка, а глаза у Перса стали желтые, — оповестил Толи к.

— Ага, — откликнулась та уже из спальни. Переодеться с помощью одной руки — целая проблема, а экономка еще не пришла. Не Санчо Пан-су же звать, чтобы помог! С джемпером Алла справилась, потом натянула юбку и попыталась здоровой рукой застегнуть «молнию» — не получилось.

— Да ладно, что я, стыдливая старая дева, что ли! — сказала она себе и вышла в гостиную. — Толян, помоги-ка.

Она повернулась к нему боком, и проблема была решена.

— Персюха, засранец, почти всю ночь не давал нам уснуть. — Хозяйка почесала любимца за ушками. — Днем выспится, а ночью колобродит, требует, чтобы мы составили ему компанию. Мышку эту чертову искал. Куда ты ее дел?

— Тама она. — Верный оруженосец кивнул в сторону спальни.

— Завалилась куда-то, а Перс под кроватью скреб и пытался ее выцарапать. Я уж и шикала на него, и отшлепать обещала — ноль внимания.

— Че — побила? — ужаснулся Толик, что его любимец подвергся физическим наказаниям.

— Да ну! — рассмеялась Алла. — Никогда не обижала животных, и не собираюсь. Только грозилась и изображала сердитость. А Персюха таращит на меня глазенки и делает невинную рожицу. Хитрюга! — Она ласково потрепала котенка. — До сих пор удивляюсь на его окрас. Надо же как природа придумала — четкая граница между серо-голубой и белой шерсткой, а под ней даже кожа соответствующего цвета: под белой — розовая, а под серой — голубоватая.

— Дак породистый же! — с гордостью заявил верный оруженосец, ставший большим специалистом по персидским котам. — Бело-голубой биколор, в натуре.

— В натуре, — передразнила его Алла. — Опять звучит твое рэкетирское прошлое.

Толик сразу прикусил язык — когда начальница поминала былое, ему становилось не по себе, теперь-то он вращается в приличном обществе.

* * *

…Валентина Вениаминовна Бобкова обладала одним несомненным талантом — деловой хваткой. Уж если поставила цель, то остервенело рвалась к ней, расталкивая всех локтями.

Предыдущие мужья были представителями богемы, и это обогатило ее девизом: «Надо выделяться!» Следуя этому принципу, она приобрела имидж эксцентричной и экстравагантной дамы. Стервозность была ее врожденным качеством, и Валентина Вениаминовна не только не пыталась это скрыть, но и всячески акцентировала.

Стервы, как известно, весьма привлекательны для сильного пола, а потому мужским вниманием она не была обделена. Для собственного удовольствия развлекалась с кем хотела, а мужей и полезных любовников нещадно эксплуатировала. Как и все истерички, Валентина Вениаминовна была хамелеоном, и это качество позволяло ей всегда добиться своего — любым способом.

Общение с третьим супругом, бизнесменом Семеном Гордеевичем Бобковым, позволило ей творчески применить известный слоган: «Реклама — двигатель торговли».

— Все эти бездарные писаки стали знаменитыми только благодаря рекламе, — заявила она мужу. — Открой любую газету, любой журнал, включи телевизор везде одни и те же рожи. Уж так их превозносят! А меня от этого чтива в сон клонит.

— Само собой, — кивнул Семен Гордеевич, не отрываясь от газеты «Коммерсантъ». Наученный семейным опытом, он хорошо уяснил важную истину: с женой нужно всегда соглашаться и незамедлительно выдавать требуемую сумму.

— Сема, я начала не с того, с чего надо было начинать. В первую очередь мне нужна реклама.

— Разумеется, дорогая, — поддакнул супруг, не слушая благоверную и по этой причине не предполагая, во что это выльется.

Валентина Вениаминовна Бобкова решила, что большие гонорары на некоторое время отсрочатся, — потом наверстает и за все отыграется! — и сменила тактику.

Как-то раз ей на глаза попалась книга, выпущенная издательством «Кондор». Таковое в телефонном справочнике не значилось, следовательно, фирма маленькая, но теперь ее это не смущало. В выпускных сведениях был указан телефон, она позвонила и договорилась о встрече с генеральным директором.

Эдуард Леонидович всегда мечтал привлечь писателей, которые не перебегут к конкурентам. Он уже практиковал вариант, столь любимый издателями, когда заключается договор, по которому автор сотрудничает на исключительной основе, отдавая «Кондору» все Свои произведения, в том числе и будущие. Но на такие условия соглашаются лишь начинающие писатели, мечтающие как можно скорее увидеть собственную фамилию на обложке книги. Подкованный автор заключает договор лишь на конкретную книгу, а в отношении всех последующих — сам себе хозяин. Увы, на неизвестном авторе много не заработаешь, тут и кабальный договор не спасет.

Нечаев предполагал пойти и по другому пути — раскрутить перспективного автора, а на заработанные деньги переманивать знаменитостей у других издательств.

В общем, планы у него были наполеоновские, а вот с их реализацией дело обстояло гораздо хуже.

И тут в его кабинете появилась Валентина Вениаминовна Бобкова.

— В деньгах я не ограничена! — заявила она с порога. — Будете иметь со мной дело — озолотитесь!

Кому же не хочется «озолотиться»?! Быть может, убежденные бессребреники еще не вымерли окончательно, но Эдуард Леонидович к их числу не относился. Правда, его тщеславие превалировало над жаждой презренного металла, по крайней мере на данном этапе. Самое главное — попасть в десятку лучших издательств, а потом можно подумать и о личном банковском счете.

Госпожа Бобкова заранее проконсультировалась со знающими людьми и теперь произносила нужные слова и была весьма убедительна. Хождение по мукам, точнее по издательским коридорам, несколько поумерило ее пыл, и теперь начинающая писательница, хамелеон по своей сути, не только воздерживалась от хамских выпадов, но вела себя пристойно. Эдуарду Леонидовичу ив голову не пришло назвать ее чокнутой и эксцентричной, как раз наоборот, мадам Бобкова показалась ему здравомыслящей особой.

Она пообещала финансировать рекламную кампанию и изъявила готовность издать романы на собственные средства. По ее проекту задача издательства раскрутка в нужном направлении и реализация продукции. Общение со знающими людьми обогатило ее информацией, что именно книгопродажа — наипервейшее дело. Даже издавая замечательные книги, издательство не сможет их продать без хорошей сети реализации. Но, как и в любой другой области, сферы влияния уже поделены, новичкам приходится туго — конкуренция большая, крупные издательства давят. А потому госпожа Бобкова пообещала кредит, чтобы Нечаев набрал ушлых ребят для соответствующей работы с оптовиками и расширения сети реализации.

Ход мыслей начинающей писательницы, весьма правдоподобно играющей роль деловой дамы, лег на благодатную почву, совпав с планами Эдуарда Нечаева, и честолюбивый хозяин малоизвестного издательства «Кондор» решил рискнуть. Точнее, он почти ничем не рисковал — все расходы легли на плечи господина Бобкова.

Супруг охотно финансировал новое начинание, мотивировав: «Чем бы баба ни тешилась…» Чрезмерно активная, но не знавшая, куда приложить бьющую через край энергию, амбициозная и тщеславная Валентина Вениаминовна уже дважды довела благоверного до предынфарктного состояния, и тот справедливо решил, что если собственный душевный покой и остатки здоровья можно сохранить, отстегнув энную сумму, то это самая малая цена, заплатив которую он оградит свою психику от истерик супруги.

* * *

Прошло несколько дней. Виталий и Леонид привлекли команду сыщиков, все трудились в поте лица, а Алле дела пока не нашлось.

— Куда седня двинем? — спросил верный оруженосец, наигравшись с сэром Персивалем.

— Еще не придумала. Опять маюсь бездельем.

— Давай тя к Ларке свезу, — предложил он. Если любимая начальница говорит, что мается бездельем, значит, настроение у нее ни к черту, а Санчо Панса искренне страдал, когда она не в духе.

— Сейчас всего половина девятого, а моя подружка — типичная сова. Если встанет раньше девяти, потом весь день вареная. Пусть поспит. В нашем возрасте акклиматизация проходит медленно, Ларкин организм еще не адаптировался. Пару дней назад она была у своего врача, у нее опять плохая электрокардиограмма, так что ей показан только покой и свежий воздух в неограниченном количестве.

— Тада давай сгоняем на твою дачу. Тот раз те там понравилось.

— Далековато, Толян, — покачала она головой. — Сегодня не с руки. Мы обязательно туда поедем всей нашей командой. Мне и в самом деле было хорошо на даче. Сама себе удивилась, вроде никогда особой склонности к подмосковной природе не имела.

— Дак куда тада?

Преданный Санчо Панса был готов отвезти обожаемую начальницу хоть на край света, лишь бы та повеселела.

— Давай съездим в мой офис. Соскучилась. Даже и не знаю, на месте ли он.

— Дак куда он денется!

Толик расстроился, но не рискнул ее отговорить. Ладно бы просто навестила свою контору, это недолго. Команда у нее слаженная, работает самостоятельно, начальницу не тревожат, раз она нездорова. Но вся беда в том, что с другой стороны здания расположена фирма «Самаритянин», будь она неладна! А эти чертовы соседи, которых Алла называет «самаритянами», уже и так не раз втравливали ее в опасные ситуации. Как бы и на этот раз чего не вышло…

— Давай по магазинам покатаемся, — попробовал схитрить деликатных дел мастер. — Ты больно сильно похудала, глянь, юбка-то как болтается. Новую купим.

Алла перевела взгляд на свою макси-юбку, сунула ладонь под пояс, сжала пальцы в кулак и задумчиво произнесла:

— И в самом деле исхудала… С чего бы это? От спокойной жизни, наверное. От переживаний я жру в три горла, а сейчас нет поводов для нервотрепки.

— Тьфу, сглазишь! — сплюнул Толик.

* * *

…Верная соратница своего мужа Татьяна Нечаева засела за романы госпожи Бобковой, пыталась привести их в более-менее читабельный вид, периодически стеная, возмущаясь и делясь с супругом своим мнением:

— Эдик, бесполезно, ничего не выйдет. Слог чудовищный, диалоги натужные и абсолютно бессодержательные, постельные сцены откровенны до уровня порнографии, все невероятно затянуто, а главное — банально, заунывно и скучно. Едва сяду за работу — начинаю безудержно зевать. Никто не будет эту тягомотину читать, а следовательно, покупать.

— Танюша, ты же у меня профи, — уговаривал ее Эдуард. — Сокращай все, ужимай, сделай сюжет подинамичнее.

— Да не стоит овчинка выделки, — вздыхала супруга. — Если сокращать все, что режет глаз, там вообще ничего не останется.

— Так плохо?

— Ужасно!

— А сюжет?

— Да нет там никакого сюжета! Похождения сексуально озабоченной дебилки — вот и весь сюжет. Спит то с одним, то с другим, периодически ведет идиотские разговоры, демонстрируя поразительное невежество, но с претензиями на умничанье. Стиля никакого нет — Бобкова то подражает сентиментальным романам позапрошлого века, то ее героиня графиня Валентина переходит на вульгарный стеб. Кошмар! Авторесса скомпилировала оттуда, отсюда, получилась какая-то несъедобная белиберда. Зря ты согласился с ней сотрудничать, Эдик.

— Бобкова за все платит сама, — возражал супруг.

— Ну и что? Ты издашь ее романы, а они лягут на нашем складе. Толку-то!

— От нее немалая польза — благодаря ее деньгам мы создали приличный отдел реализации.

— Все равно книги этой графоманки никто не станет покупать. Нельзя недооценивать российского читателя — не все же такие дебилы, как эта Бобкова.

— Она занимается саморекламой, — упирался супруг. У него просто не было иного выхода — новая авторесса была его единственной надеждой.

— Ну, продашь ты первый тираж, а дальше? Читатели быстро разберутся, что к чему.

— Но хоть первый тираж реализую. Пусть немного, но заработаю.

Татьяна горестно вздыхала — она все сильнее жалела мужа. Кашляет от этой треклятой книжной пыли, в подвале даже в жару сыро и промозгло, а Эдику это вредно.

— Танюша, мы ничем не рискуем — своих денег ведь не вкладываем, убеждал ее супруг. — Даже если тираж ляжет — это не наши убытки. На кредит, который нам дали Бобковы, издадим то, что считаем нужным. Уже заметны позитивные сдвиги — заработала сеть реализации, ребята продают то, что скопилось на нашем складе. На периферии и лежалый товар берут. У нас теперь есть свои транспортные средства, на этой неделе отправили несколько фур с книгами в провинцию. Заплатят через три месяца, но и это неплохо, а так продукция пошла бы в «слив» за копейки. Потихоньку освободим весь склад, привлечем новых авторов, издадим хорошие книги и встанем на ноги.

— Ну, как знаешь, — уступила Татьяна. Спорить с Эдиком бесполезно. Когда речь идет о его любимом детище — издательстве «Кондор», — он готов на все.

* * *

Верный оруженосец свернул в арку и притормозил. У входа в офис «Примы» стоял незнакомый темный «ниссан». Из машины вышел высокий блондин и направился к ним.

— Привет, Серега! — обрадовалась Алла. — Какими судьбами в моих родных пенатах?

— Тебя жду.

— Неужели соскучился? Всего месяцев восемь не виделись.

Сокурсник был непривычно серьезен и не поддержал традиционную шутливую пикировку, столь любимую ими в студенческие годы.

— Я к тебе по делу, Алла.

— Ты стал телепатом?

Сергей удивленно вскинул брови, и она пояснила:

— Я не планировала сегодня посещение этого заведения. Но четверть часа назад у меня в голове что-то щелкнуло и неудержимо потянуло сюда. Надо полагать, это ты послал мне мысленный приказ?

— А ты работаешь в другом месте?

— Я пока вообще не работаю.

— Бросила бизнес?

— Это он меня бросил.

Сокурсник опять промолчал.

«Что это с Серегой? — мысленно подивилась она. — На него совсем не похоже. Отмалчивается вместо того, чтобы вступить в обмен приколами, экономит слова».

— Отвык ты. Серенький, от моей дурашливой манеры общения… Взрослеешь, что ли? Да и вообще загадочный, как Чайльд Гарольд.

— Дела, заботы… — уклонился он от ответа.

— Решил попробовать себя в бизнесе?

— Нет.

Алла уже не удивлялась его лаконичным ответам — было видно, что ему не до острот. Она затеяла привычный легкий треп, чтобы хоть как-то растормошить Сергея, но он не пожелал продолжать в том же тоне.

— Что это мы развлекаемся светской беседой на улице? Раз ты приехал по делу, проведем переговоры на должном уровне и в соответствующей обстановке.

Она первой направилась ко входу в офис «Примы», сокурсник за ней. Охранник заблаговременно распахнул дверь и радостно приветствовал ее:

— Здравствуйте, Алла Дмитриевна! С выздоровлением вас!

— Спасибо, Дима, — сдержанно ответила она. Очевидно, весть о появлении любимой начальницы уже облетела весь коллектив, и сотрудники почти в полном составе высыпали в коридор.

Отвечая на их радостные улыбки и на ходу здороваясь, Алла мысленно усмехнулась: «Оказывается, нужно было на пять месяцев выпасть из обоймы, чтобы узнать, как я дорога своим подчиненным».

— Ты болела? — спросил Сергей, когда они вошли в ее кабинет.

— Было дело.

— Что-то серьезное?

— Бандитская пуля, как говаривал герой фильма «Старики-разбойники».

Очевидно, сокурсник решил, что она пошутила, хотя Алла сказала чистую правду.

— Поухаживай за бывшей дамой сердца. Еще недавно стояла несусветная жара, а сейчас зарядили дожди. Вот и пришлось опять обрядиться в плащ.

Она повернулась к сокурснику спиной, ожидая его помощи. Сергей дождался, пока Алла расстегнет пуговицы, и потянул плащ за плечики. Из правого рукава она выскользнула, а вот с левым было посложнее, и ей пришлось самой стянуть рукав. И только тогда гость заметил, что ее левая рука неподвижно висит вдоль тела, а из-под манжета джемпера виднеется край марлевой повязки.

— Что у тебя с рукой?

— Я же сказала: бандитская пуля.

— Не понял?..

— Ну что тут непонятного? Меня подстрелили.

— Тебя-а?

— Меня-а! — Она в точности воспроизвела его интонации, — Кто?

Сергей, все еще не веря, изумленно смотрел на нее. Алла была любимицей всего курса — умна, остра на язык, верный друг, к тому же красива, а потому пользовалась заслуженным вниманием сильного пола. Такую женщину «подстрелить»? Немыслимо. Пусть сейчас время криминальное, но все же огнестрельным оружием балуются мужчины. Неужели они используют его против красивых женщин? Да и верная боевая подруга всегда умела за себя постоять.

— Серега, у тебя что-то с интеллектом, — подколола Алла. — Как сказала бы мой любимый психиатр, ты загружен своими переживаниями. Не врубаешься, мой дорогой. Раз пуля бандитская, то отсюда закономерно вытекает, что меня подстрелили бандиты.

— А какие у тебя могут быть дела с бандитами?

— У меня с ними дел быть не может, — усмехнулась верная боевая подруга. — Но у них имелись ко мне претензии.

— И за это в тебя Стреляли?

— Именно.

— Киллер?

— Примерно так, но во множественном числе. Их было пятеро;

— Пятеро против одной женщины? — Сергей все еще не верил, тем более Алла говорила в своей привычной манере, как о чем-то несерьезном.

— Многовато, по-твоему?

— На мой взгляд, даже один — и то чересчур.

— Ну, одного бандита я бы запросто одолела. И с четверыми, бывало, справлялась. А вот пять, как оказалось, уже перебор. Опыт — источник нашей мудрости, — одарила она его перефразировкой. — А наша глупость — источник нашего опыта. В следующий раз буду умнее — как увижу, что меня догоняет тачка, битком набитая головорезами, оповещу их, что пятый лишний.

— Ты, как всегда, шутишь?

— Да почти нет, — усмехнулась Алла и опять решила блеснуть эрудицией:

— Опыт — это совокупность наших ошибок.

— Тебе не хочется об этом вспоминать?

- ^ В общем-то ничего особенно тягостного в той ситуации нет. За исключением того, что на данный момент я однорукая. Но можно было бы этого избежать. Правда, эти подонки намеревались изрешетить мое красивое тело, но, как выяснилось, не на ту напали. Поспешили господа бандиты, а потому попали впросак и теперь всей бандой дружно отправились топтать зону. Обычно я сама наказываю мерзавцев — есть у меня любимая игра под названием «гусарская рулетка», но в тот момент я валялась в реанимации, а Слава Миронов, мой защитник, дабы у меня в будущем не возникло намерения поквитаться испытанным способом, использовал все рычаги и быстренько отправил их в места не столь отдаленные, в надежде, что я не поеду туда с предложением каждому зэку сыграть в мою любимую игру.

— А за что тебя хотели убить?

— За то, что слишком много знала. Намеренно подставилась, но недооценила противников — сочла их банальной компашкой алконавтов, хотя меня предупреждали, что они вооружены. Но я, с присущей мне самоуверенностью, решила, что они своими пушками лишь пивные бутылки открывают. Оказалось — не только. Ошибаясь, приобретаешь не опыт, а шишки. Или ранения, как я. Если бы я не была везунчиком по жизни, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Когда тебя ранили?

— Пять месяцев назад, в канун Нового года. Два месяца провалялась в больнице, зато теперь на свободе. И как видишь, опять почти на коне. Правда, одной рукой затвор не передернешь, так что поиграть с оружием мне пока не светит, но, как говорится, еще не вечер.

— Извини, Алла, я не знал…

— Да ладно, — отмахнулась верная боевая подруга, — Не сомневаюсь, что ты непременно продемонстрировал бы заботу и внимание. Не печалься, что не удалось проявить сострадание. Меня в больнице столько народу навещало, что всем места в палате не хватало, в коридоре очередь стояла из желающих пообщаться, а принесенными ими витаминами и калориями я обеспечивала все отделение. Еще больше вширь раздалась от немереной заботы друзей. Оказалось, их хорошее отношение имеет и оборотную сторону — пришлось кардинально сменить гардероб и успокоить себя любимой присказкой; лучше быть толстой и душенной, чем тощей и злющей. Правда, теперь я слегка похудела, так что прежние туалеты не пропадут.

— А как твоя рука?

— Да пока никак. Не желает слушаться. Правда, меня все успокаивают, что это временное явление, мол, со временем двигательные функции восстановятся, но что-то верится с трудом. Олег, мой лечащий врач и любимый мужчина, блюдет меня, велит соблюдать щадящий режим, а я категорически уклоняюсь. Потому, на его взгляд, процесс выздоровления затянулся.

— Почему же ты не соблюдаешь предписанный тебе режим?

— Тебе ли не знать мой бедовый характер, Серега! На редкость вредный, надо признать, характер. Вот и довыпендривалась. Уже конец мая, скоро все красивые женщины облачатся в легкие наряды без рукавов, а я утратила львиную долю своей привлекательности. Придется носить платья с длинным рукавом, и стану я похожа на старую деву, — притворно пригорюнилась она.

— Ты в любой одежде красавица, — с искренним убеждением произнес Сергей.

— Спасибо за лесть, дорогой.

— Это вовсе не лесть.

— Да знаю я, знаю! С самооценкой у меня все в порядке. Как говорит наш психиатр, она у меня адекватная. Но если бы ты видел мою несчастную руку… Почему-то мне кажется, что физическое уродство не прибавляет красоты. Как говорил классик, в человеке все должно быть прекрасно. В том числе и левая рука. А моя конечность, увы, уже недостойна такого эпитета.

Сокурсник растерянно молчал. Вроде бы Алла, как всегда, дурачится, но даже такая красивая и уверенная в себе женщина вряд ли в восторге из-за того, что стала калекой. Он боялся спросить о прогнозе на будущее — а вдруг она и в самом деле не сможет владеть рукой?.. Произносить банальные слова утешения ему не хотелось. Да верная боевая подруга и не нуждается в успокоительных речах.

Та интуитивно поняла его затруднения и облегчила ему жизнь:

— Не морщи мозг, Серж. Не собираюсь грузить тебя своими проблемами. К тому же я стопудово уверена, что будущее не так страшно, как его малюют. В прекрасном будущем я собираюсь провести всю оставшуюся жизнь и потому закладываю основы в настоящем. — Алла еще раз ввернула перифраз для усиления впечатления:

— Реальность и в самом деле пессимистична, зато моя вера оптимистична. Упорно разрабатываю мышцы, видишь, не расстаюсь с ручным эспандером, и временный неуспех меня не смущает. Будущее нужно не предвидеть, а творить. Не бывало такого, чтобы я не достигла поставленной цели. Мышечная сила дело наживное. А чем отдаленнее светлое будущее, тем оно желаннее. Кости потихоньку срастаются, а мясо нарастет.

— Ранение было тяжелым?

— Олег говорит, что да. Бандитская пуля оказалась какой-то особенной не дум-дум, но что-то в этом роде. Кость и мышцы разворотило напрочь. Можно сказать, моя рука висела на волоске — не только образно, но и почти буквально. Мой хирург и любимый мужчина, как высококлассная белошвейка, четыре часа аккуратно сшивал каждый мышечный пучок, чтобы сохранить хотя бы остатки в надежде когда-нибудь вернуть мне былую красоту. Пока вся проблема в том, что эта чертова костная мозоль почему-то не желает приобретать нужную степень прочности, потому до сих пор рука от плеча до запястья в плотной гелевой повязке. Когда ее; снимут, станет больше простора для движении и, соответственно, тренировок и массажа.

— А почему кость так долго не срастается?

— Кто ее знает? — беспечно пожала плечами Алла. — Из вредности, наверное. Желает продемонстрировать, что не все от меня зависит. Правда, Олег иного мнения и пеняет мне, что я манкировала его рекомендациями, не пила гранатовый сок, выбрасывала в унитаз железные таблетки, кальций, мумие и прочую гадость. Надо сказать, мой любимый мужчина, будучи хирургом от Бога, оказался никудышным психологом и избрал неверную тактику: нужно было не назначать мне эти лекарства, а, наоборот, сказать, что они мне категорически противопоказаны. Тогда бы из присущего мне с детства стремления все делать наоборот я непременно стала бы потреблять все запрещенное в мегаколичествах. Инфантильный негативизм, по словам уважаемого мной психиатра. Правда, теперь я стала лопать ненавистные таблетки, так что процесс пошел, как говаривал один говорун-политик. А что это я все о своем, о девичьем?.. — спохватилась она. — Ты же говорил, что у тебя ко мне дело.

— Пожалуй, не стоит об этом, — покачал головой сокурсник, уже пожалев, что пришел. — У тебя и так проблем хватает.

— Нет уж, не надейся, не отвертишься. Выкладывай.

— Нет, Алла, — твердо произнес Сергей. — Не буду обременять тебя своими заботами. Да и дело у меня пустяковое.

— Не ври, Сержик. Мне ли тебя не знать? Невооруженным глазом видно, что тебя что-то сильно гнетет. По ерундовому поводу ты мог бы просто позвонить. Кстати, а почему ты ждал меня возле офиса? Я ведь давно уже не навещала свою контору. Стоит мне тут появиться, как доброхоты тут же доносят Олегу, что я опять нарушила режим, а любимый мужчина устраивает разбор полетов.

— Ты мне дала свою визитку на свадьбе Светланы, помнишь? Я ее куда-то задевал. Название и адрес фирмы запомнил, — тут рядом редакция еженедельника, где я раньше работал, — а телефон забыл. Заезжал сегодня к коллегам, заодно решил и тебя навестить.

— И опять врешь, Серега, — развеяла Алла его надежду схитрить. — По крайней мере, в отношении того, что забежал просто потрепаться за жизнь. Если б ты всего лишь завернул по пути, то, узнав у охранников, что меня нет и не предвидится, двинул бы дальше. А ты меня ждал. Сие означает, что у тебя и правда важное дело, которое ты желал со мной обсудить. Насколько я знаю, журналистская братия раньше десяти, а то и двенадцати на рабочем месте не появляется, а сейчас всего четверть десятого. Я имею счастье лицезреть тебя уже полчаса, следовательно, ты приехал к моей конторе до девяти утра и караулил во дворе, желая отловить меня еще до начала трудового дня. Как тебе мое дедуктивное мышление, а? — похвасталась она. Чуешь, как выросла над собой' Так что, будучи приперт к стенке, колись, дорогой. Ведь все равно не отстану.

Сергей посмотрел на нее с сомнением и еще раз пожалел, что с самого начала оповестил ее о том, что приехал по делу. Да и вообще — нужно было сначала созвониться с кем-то из сокурсников, тогда не попал бы впросак, оказавшись в неведении о тяжелом ранении Аллы.

— Колись, колись, — подбодрила его верная боевая подруга.

Некоторое время он колебался, но она смотрела на него внимательно, уже без прежней усмешки, и Сергей понял — все равно заставит все выложить — и решил не тянуть время понапрасну.

— Рита погибла.

— Как именно?

Как всегда в аналогичных ситуациях, Алла отбросила ерническую маску и стала собранной и серьезной. Вопросы — лишь по делу.

— Ее нашли три дня назад, двадцать пятого мая. Утонула.

— Рановато еще плавать.

— Рита была в одежде.

— Может, ей помогли утонуть?

— Следователь тоже склоняется к такому мнению.

— Тебя подозревают?

— Да.

— Какие для этого основания?

— В общем-то никаких, но ты же знаешь, что в первую очередь подозрение падает на супруга или кого-то из ближайшего окружения.

— Твою жену нашли три дня назад, следовательно, это время ее не было дома. Ты подал в ментовку заявление, что она пропала?

— Нет.

— Почему?

— Дело в том, что последние полгода я подолгу отсутствовал и мало знал о ее жизни.

— Ты сказал об этом следователю?

— Да.

— Потому тебя и трясут.

— Но не мог же я солгать, будто у нас все было замечательно!

— Когда именно она пропала?

— Точно не знаю.

Верная боевая подруга посмотрела на него испытующе, раздумывая, спросить ли. Она видела, что Сергею не по себе. Стоит ли еще больше нагнетать напряжение?.. И решила, что ей нужно знать все. Не важно, имеет ли он отношение к гибели жены. Той уже не поможешь, а Сергей в беде. В любом случае нервы на допросах ему потреплют изрядно. Ей уже не раз доводилось проходить свидетелем по делу об убийстве, и Алла знала, что это не прибавляет оптимизма. Побывав в этой роли, она бы и себе не пожелала повторения, а уж друзьям и подавно.

— Серж, надеюсь, ты поймешь меня правильно. Ваша с Ритой семейная жизнь после ее гибели перестала быть твоим личным делом. Менты основательно перетрясут твою постель и до всего докопаются. Мне по барабану, с кем ты спишь, но ведь ты пришел не для того, чтобы поплакаться в жилетку. Тебе, как я понимаю, нужна конструктивная помощь, а не мое сочувствие.

— Да, это так, — признал Сергей.

— У меня ощущение — что-то тебя гнетет, но тебе не хочется об этом говорить.

— Ты права.

* * *

Сергей Мартов считался одним из самых привлекательных студентов курса. И не потому, что был писаным красавцем. Внешность у него приятная, но дело не в этом.

Капитан институтской команды КВН, бард и поэт, Сергей Мартов обладал врожденным артистизмом и особым шармом. Стоило ему взять в руки гитару, задумчиво глядя в никуда и тихо перебирая струны, как девичьи сердца замирали. А уж от его глубокого баритона сердца прекрасного пола совсем таяли. Его репертуар был обширен, от шуточных популярных песенок до философских баллад. Коронный номер Сергея — романсы, и знаменитые, и малоизвестные, и собственного сочинения. Романсы он пел с таким чувством, что девушки рыдали.

Понятное дело, в него влюблялась почти каждая, кому довелось оказаться в роли слушательницы. А поскольку Сергей был постоянным участником всех концертов в институтском клубе и пел даже перед выступлением знаменитостей, то его знали студентки со всех курсов, да и не только в их вузе — он выступал и на других площадках. У него были сотни, а может быть, и тысячи фанаток.

Романов и романчиков у Сергея завязывалось немало, но он принадлежал к тем немногим мужчинам, которые умеют расставаться красиво. А если девушке не довелось стать его мимолетной возлюбленной, Серж не унижает ее пренебрежением.

Разумеется, самый привлекательный студент и самая красивая студентка не могли оставить друг друга без внимания.

В те времена Алла Королева декларировала:

— Чтобы мужика понять, нужно с ним переспать. В постели с него слетают павлиньи перья, и на поверку он может оказаться общипанным петухом.

Слова с делом у нее обычно не расходились, и она методом естественного отбора отсеивала мужской утиль, оставив лишь достойных. Все они до сих пор остались ее друзьями.

Сергей Мартов не разочаровал ее — его сценический имидж романтического героя совпадал с личностными качествами. Алла это оценила, но скорее абстрактно.

— Ты хороший мужик, Серега, но не герой моего романа, — без обиняков заявила она месяца через три. — Да и я не героиня твоего романа. Общаясь с такой оторвой, как я, ты, чего доброго, заразишься цинизмом и пофигизмом. Ты человек без второго дна, и хотя мы с тобой совершенно разные, твой типаж мне импонирует. Но не хочу тебя портить. Оставайся таким, какой есть, а я буду считать, что тем самым проявила широту души по отношению к остальным представительницам моего пола и оказала неоценимую услугу человечеству, позволив тебе сохраниться в первозданном виде.

Сергей не видел препятствий для продолжения их романа и, будучи, ко всему прочему, умным и проницательным человеком, понимал, что Алла всего лишь дурачится.

Но, как говорится, насильно мил не будешь. Дабы не устраивать надрывного расставания, Алла вскоре завела интрижку со старшекурсником Мишей Лепилиным, а Сергей написал цикл грустных романсов, имевших грандиозный успех у слушательниц.

— Вот видишь, тебе на пользу, что мы разбежались, — заявила циничная экс-любовница. — Имею полное право считать себя твоей музой.

Сергей собственноручно отпечатал новые стихи на портативной пишущей машинке, скрепил листы — получилось нечто вроде альбома — и вывел на обложке: «Посвящается А. К.».

— Анне Керн? — не преминула съязвить Алла Королева. — Не слишком ли самонадеянно, господин поэт?

— Ты же понимаешь, что эти стихи о тебе… — попробовал он направить ее мысли в другое русло. Но ей все было нипочем.

— Намек поняла — приду без трусов, — отпустила она одну из привычных хохмочек.

Умница Сергей пропускал ее ерничанье мимо ушей и сохранил о тех временах светлые воспоминания.

Верная боевая подруга до сих пор называла его «последним романтиком» и тоже вспоминала с теплотой.

* * *

…Пока Татьяна Нечаева по просьбе мужа билась над романами госпожи Бобковой, сама непризнанная писательница энергично принялась за дело. Для начала Валентина Вениаминовна обратилась в известную рекламную фирму, специализирующуюся на пиаре политиков. Тут никто ей не указал на дверь мол, это не по их профилю, — до следующих выборов еще два года, а кушать хочется каждый день.

Мадам Бобкова подтвердила свою Платежеспособность, выдав в качестве аванса кругленькую сумму наличными и заверив, что расходы значения не имеют, лишь бы все сделали по высшему классу.

— У звезды должна быть изюминка, — просвещала она главу рекламной фирмы Владимира Максимовича Леснянского.

Опытный пиарщик «сделал» не один десяток «народных избранников», но хорошо уяснил, что клиент всегда прав, потому что платит, и внимал заказчице так, будто та говорит нечто новое для него.

— Всем знаменитостям придумывают новую биографию и кликуху. — Общение с людьми разного социального статуса насытило ее речь и литературными оборотами, и стебными словечками. Сама Валентина Вениаминовна считала это очень стильным, а интеллигентные собеседники невольно морщились от сей словесной окрошки, что ничуть ее не смущало — поговорить она любила, а уж о собственной персоне и подавно могла витийствовать часами. — Мне есть что рассказать, и я хочу, чтобы обо мне стало известно всем и каждому.

— Вы правы, Валентина Вениаминовна, — с готовностью поддакнул Владимир Максимович.

Терпения и выдержки ему не занимать, и все же он дивился про себя — с чего бы у этой дамочки столько самомнения? Ведь на лбу аршинными буквами написано, что дура дурой. Нахваталась где-то фраз, которые в ее устах кажутся чужеродными, или сыплет банальностями, но с таким видом, будто изрекает умнейшие вещи. К тому же страшна как черт, тощая, плоская. То ли у нее больные почки, то ли пьет без меры — под глазами мешки, веки припухшие, лицо одутловатое, кожа с нездоровым сероватым оттенком. Глазки у заказчицы маленькие от природы, а из-за отечности так и вовсе превратились в щелочки. Да и выражение лица злющее. Правда, у нее есть несомненное, с его точки зрения, достоинство — солидный банковский счет, — а потому, если понадобится, опытный рекламщик был готов преподать ее будущим почитателям писаной красавицей и роковой женщиной, не хуже героини ее романов. Лишь бы платила, а уж имиджмейкеры слепят то, что надо, — портретик на компьютере подретушируют, уберут и отеки, и морщины, — получится конфетка. Разумеется, портрет, а не сама заказчица — ее даже бригада пластических хирургов вряд ли сделает симпатичной.

— Не важно, какова звезда в реальной жизни, важно, какой ее подадут. А уж мы подадим вас в наилучшем виде. — Решив, что слишком много лести не бывает и эта напыщенная тощая курица съест даже грубую лесть, Леснянский добавил с уверенным видом:

— У меня безошибочный нюх на звездность — вы и в самом деле звезда. Вас ждет ошеломляющий успех. Как он и предполагал, самоуверенная авторесса проглотила и не подавилась.

— Да, я знаю, — кивнула она с царственным видом, а собеседник не сдержал смешок, но ему удалось сделать вид, будто он всего лишь поперхнулся дымом.

— К моменту выхода ваших романов каждый россиянин будет знать ваше имя, — заверил опытный рекламщик.

* * *

Глядя на собеседника, Алла снова припомнила их роман. Немного кольнуло в сердце — какими они были тогда наивными и искренними… И даже она, несмотря на привычную маску бесшабашной бой-бабы.

Шестнадцать лет назад Алла была влюблена в Сергея так, что сама этого испугалась.

В то время ее душевная рана, нанесенная бывшим женихом, еще кровоточила, и ей не хотелось еще раз испытать унижение. Тот всего лишь переспал с ее одноклассницей, известной потаскушкой Наткой Пантелеевой, но в юности такие удары по самолюбию весьма болезненны. Бессознательно ожидая от мужчин предательства, она не хотела ни к кому привязываться. А к Сергею — Алла это интуитивно чувствовала — она бы прикипела всей душой. И страшилась этого.

Да и были у нее основания задуматься, к чему приведет их роман. Его слава пожирателя женских сердец была сопоставимой с ее славой «Казановы в юбке». Она-то бросала своих любовников сознательно, как только очередной ей надоедал или отношения становились слишком близкими, а Сергей по своей природе влюбчив и непостоянен. Кому ж понравится стать очередной строчкой в списке брошенных возлюбленных? Самоуверенной Алле и подавно этого не хотелось.

Выбрав определенный имидж, верная боевая подруга строго придерживалась принятого стиля поведения. Она, Алла Королева, женщина-вамп, мужчины — для нее, но не она — для них! Больше она никогда не позволит себе страдать из-за того, что ей предпочли другую.

Спору нет, Сергей очень привлекателен, даже сейчас, когда волосы уже тронуты ранней сединой, а в глазах — печаль и усталость.

«Последний романтик… — подумала Алла с неожиданной грустью и тут же одернула себя:

— Черт, кажется, я становлюсь сентиментальной!»

Можно сто раз себя одернуть и посмеяться над собой, можно что-то решить рационально, но женщина не была бы женщиной, если бы ее эмоции не довлели над рассудком. Хотя бы изредка. И даже умные женщины, и даже те, кому говорят: «Ты настоящий мужик!» — не исключение.

Да и стоит ли постоянно держать себя в узде?

«А ведь Серега мне очень нравится, — не стала лгать самой себе Алла. И если бы он не пришел ко мне в печали, то вполне можно было бы попробовать реанимировать наш роман… — Но тут она еще строже одернула себя:

— Что это ты размечталась? У человека проблемы, а ты уже готова затащить его в койку!»

И все же Алла решила, что окончательная точка в их отношениях еще не поставлена. Разберется с делами Сергея, поможет ему снять тяжелую ношу с плеч, а там будет видно.

«Может, и сама к тому времени поостыну», — успокоила себя не лишенная некоторого идеализма верная боевая подруга.

Почему бы женщине не потешить себя иллюзиями?..

Какие наши годы!

* * *

…Биография мадам Бобковой и в самом деле оказалась богатой на пикантные события, и поднаторевший в своем деле пиарщик Владимир Леснянский решил, что, по крайней мере, в этом аспекте в его руках благодатный материал. Да и сама работа его заинтересовала — создавать звезд отечественной беллетристики ему еще не приходилось, а клонировать «народных избранников», ломая голову, как из бывшего партап-паратчика сделать отчаянного демократа и придумать ему особенную предвыборную программу, уже надоело.

Вдохновленные щедрым вознаграждением, высокооплачиваемые имиджмейкеры занялись мифотворчеством, скрыв одни факты, акцентировав и приукрасив другие, придумав новые. Дочь скромных служащих с незаконченным педагогическим образованием, с детства не отличавшаяся ни красотой, ни способностями, согласно теперешней моде, стала наследницей старинного дворянского рода. Придумали даже генеалогическое древо — кто полезет в него разбираться?!

— Вам, Валентина Вениаминовна, придется все выучить, — наставлял ее Владимир Максимович. — Упаси боже ошибиться в деталях или в датах.

Начинающая писательница прониклась новой биографией, уверовав, что именно так и складывался ее жизненный путь, и напрочь забыла многие эпизоды своего бурного прошлого.

По собственной инициативе она оснастила свой будущий имидж подходящим, на ее взгляд, антуражем, дав объявление в газеты, что готова приобрести старинные драгоценности по хорошей цене, и вскоре ее пальцы оказались щедро унизаны перстнями с большущими камнями — мадам Бобкова решила, что крупный камень сразу бросается в глаза и сам говорит за себя. Старушки, приносившие ей на продажу украшения, обогатили интеллект покупательницы рассказами о каждом изделии, а та заменила никому не известные имена прежних владельцев на более звучные, из числа тех, что на слуху у любого человека, хоть немного знакомого с историей. Небрежно вертя на пальцах перстни, Валентина Вениаминовна к месту и не к месту роняла: мол, этот напоминает ей о любимой бабушке, урожденной графине Шереметевой, а вот этот — о прабабушке, княгине Волконской.

Владимир Леснянский молча терпел этот бред, а вечером, приняв для поправки психического здоровья пару порций виски, жаловался супруге:

— Я скоро ошизею от этой идиотки. Ей же русским языком было ведено вызубрить свою биографию. Мои ребята специально раскопали старинный, но малоизвестный дворянский род, чтобы ушлые журналюги и энтузиасты из Дворянского собрания ее не подловили. А у нее не хватает мозгов даже на то, чтобы заучить легенду! Эта общипанная курица ни с того ни с сего приплетает то одну аристократическую фамилию, то другую.

— Да не обращай на это внимания, Вовчик, — пыталась успокоить его любящая подруга жизни. — Ну дура — и что с того? Мало ли дураков ты сделал видными людьми? Многие твои подопечные теперь не сходят с голубых экранов, их имена без конца упоминают в прессе, и сами они что-то вещают, будто умные. Научились же! И эта курица научится.

С его подачи все теперь называли Валентину Вениаминовну «общипанной курицей» или просто «курицей». В ее лице и в самом деле было что-то птичье. Правда, она походила не столько на курицу, сколько на старую, облезлую ворону, но прозвище к ней прилипло.

— Бобкова, по-моему, безнадежна, — страдальчески морщился пиарщик. Те, что стали депутатами, по крайней мере, имели кое-какой опыт, а главное, очень хотели прорваться к кормушке, потому слушались, когда им лепили имидж. Но эта!.. Не поверишь — она убеждена в собственной гениальности! Дочь уборщицы и пьяного слесаря возомнила себя потомственной дворянкой…

— Ты же говорил, что ее родители служащие, — резонно возражала жена.

— Да какая разница!

Пожаловавшись своей половине и подкрепив себя еще парой порций виски, Владимир Максимович обретал силы для дальнейшей работы с заказчицей. А уж получив от нее очередную увесистую пачку долларов, так и вовсе испытывал прилив вдохновения.

* * *

— Видимо, у тебя есть баба.

Сергею не хотелось признаваться, да делать нечего.

— Да, — развеял Аллины надежды потенциальный кандидат на место в ее постели.

Она тут же спустилась на землю, с мысленным смешком констатировав: «Эх, опять пролетела мимо своего интереса. Старею, что ли? Форму теряю?..»

— Могу предположить, что ты жил у нее, а Рита дома, потому тебе неизвестно о ее времяпрепровождении.

Сокурсник молча кивнул.

— Как давно ты покинул семейный очаг?

— Полгода назад.

— А в каком качестве пребывает сейчас твоя дама сердца?

— Не понял?

— Сделал ли ты ей предложение, оставил ли все как есть, или вы разбежались?

— Мы поссорились.

— Почему?

Сергей замялся — ему не хотелось об этом говорить.

— Видимо, она вознамерилась стать мадам Мартовой номер два? — пришла ему на помощь верная боевая подруга.

Он опять не сразу понял, что она имеет в виду, и Алла уточнила:

— Намекала, что тебе нужно развестись с женой и жениться на ней?

— Да, — признался он.

— Вот и мотив.

Сергей даже вздрогнул от неожиданности:

— Что ты имеешь в виду?

— Именно то, о чем ты сейчас подумал. Вполне возможно, твоя любовница позвонила Рите или встретилась с ней и оповестила ее о вашем романе. К примеру, озвучила крылатую фразу экс-министра финансов: «Делиться надо», мол, попользовалась мужем и будет, уступи другому, поделись счастьем.

— Мне кажется, подобное не в ее характере…

— Плохо ты знаешь бабскую природу, Серж, — усмехнулась верная боевая подруга. — Порой даже очень деликатная дамочка неожиданно для всех и даже для самой себя становится отъявленной стервой, когда касаемо мужеску полу.

— Вряд ли… — с сомнением покачал он головой.

— Кстати, как ее зовут? А то мы говорим как-то безлико.

— Алиса.

— Тут вырисовывается два варианта. Первый: твоя любовница пришла к Рите и все ей выложила, полагая, что жена является камнем преткновения и мешает ей заполучить тебя в качестве законного мужа. А Рита восприняла это крайне болезненно и наложила на себя руки. Вариант второй: Алиса устранила соперницу не вербально, а физически.

— О чем ты? — растерялся Сергей.

— К примеру, твоя любовница под каким-то предлогом познакомилась с Ритой, не посвятив ее в ваши отношения, а потом помогла ей покинуть сей мир.

— Почему у тебя возникло столь чудовищное предположение?

— Да ничего чудовищного в нем нет, Серега. Просто одна из версий. Вполне возможно, ошибочная. Но следователь, узнав о наличии у тебя любовницы, — а он обязательно об этом узнает, — непременно озаботится вопросом, а не она ли поучаствовала в гибели твоей супруги.

— Но при чем здесь Алиса?

— Ты защищаешь любовницу из присущего тебе благородства или очень к ней неравнодушен?

— К ней у меня уже все перегорело. Был кратковременный взрыв чувств, но Алиса не соответствует тому образу, который я создал в воображении.

— Хищница?

— Ну, я бы не стал использовать столь сильных определений…

— Охарактеризуй ее сам.

— Мне это сложно.

— Так и остался романтиком в отношении прекрасного пола? До сих пор идеализируешь нашу сестру?

Сергей неопределенно пожал плечами. Ее подколки напомнили ему времена их постромана. Вспоминать это ему не хотелось. Алла интуитивно все поняла и сменила тон на деловой:

— Давай попробую я, если ты затрудняешься. Ты представлял ее своей музой, а она оказалась обычной бабой?

— Примерно так.

— Где ты сейчас живешь?

— Снимаю квартиру.

— По какому поводу вы с Алисой поссорились?

— Алиса подняла тему моего развода с Ритой.

— Мотив налицо, Серега.

* * *

…В придачу к дворянской наследственности было решено сделать Валентину Вениаминовну носительницей необычных способностей, почти медиумом — опять же в духе новых веяний. Для придания большей достоверности ее «сверхъестественному дару» Леснянский пригласил двух дам, именующих себя специалистками в области белой магии. Одна из них, назвавшаяся Магдой, явно была сумасшедшей, искренне убежденной в своем даре.

— По ней психушка плачет, — поморщился глава рекламной фирмы, когда его правая рука, Геннадий Соколов, привел Магду в офис их фирмы.

— Так ведь и нашу клиентку нормальной не назовешь, — пожал плечами молодой человек. — На этом тоже можно сыграть. Пусть наша общипанная курица наберется повадок у чокнутой Магды. Если научится вести себя, будто она не от мира сего, это пойдет на пользу имиджу. Гении частенько с придурью, вот и наша заказчица пусть будет чудачкой.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Владимир Максимович. — Чем чуднее тем лучше. Если она на людях начнет заговариваться и поминать несуществующих предков, не вписывающихся в придуманную нами легенду, ей все простят.

Вторая дама, именующая себя ясновидящей, целительницей от всех ныне существующих болезней и умелицей по части избавления от всевозможных проблем, в первую очередь любовных неудач, измен, половой слабости и прочих неприятностей, на поверку оказалась доморощенной актрисой, как и большинство подвизающихся в этой области. В офис рекламной фирмы «ясновидящая», практиковавшая под псевдонимом Элеонора, пришла в образе цивильной дамы, но, решив показать товар лицом, мгновенно преобразилась и заговорила замогильным голосом.

— Мадам, не трудитесь, — скривился Леснянский. — Вы ошиблись объектом. Мне ваши услуги вовсе не требуются. Сейчас придет заказчица, ее и обрабатывайте. Ваша задача — научить нашу подопечную всем приемчикам, отработать такой же «потусторонний» голос и весь прочий арсенал.

Элеонора кивнула, достала из сумочки сигареты и заговорила уже деловым тоном:

— Она тоже хочет стать целительницей?

— Упаси боже! — замахал руками пиарщик.

— Тогда зачем ей знать нашу кухню?

— Писательница, — лаконично ответил тот. Собеседница оказалась сообразительной и сразу уловила задачу:

— Имидж?

— Да, — кивнул Владимир Максимович.

— Сделаем, — заверила «ясновидящая».

— Не удивляйтесь, если Валентину Вениаминовну поведет не туда. Решив, что, пожалуй, сказал лишнее, Леснянский пояснил:

— Она очень восприимчива.

Собеседница многозначительно хмыкнула, и рекламщик понял, что с этой прожженной особой нет смысла скрытничать. Взяв заранее приготовленный конверт, он добавил еще несколько зеленых купюр и, подмигнув, произнес:

— Только, чур, никому ни слова.

— Конфиденциальность гарантируется, — усмехнулась Элеонора.

* * *

— Ты где сейчас подвизаешься, Серж? — Алла решила сменить тему, видя, что разговор тягостен собеседнику.

— Все там же.

— Меня всегда удивляло, что ты стал журналистом.

— Мне интересны люди. Судьбы, психология.

— Но ведь ты очень добрый и искренний человек.

— Разве это мешает моей профессии?

— Наверное, у меня предвзятое отношение к твоим коллегам. Судя по тем, с кем я знакома лично, журналист непременно должен быть хватким, циничным и даже в определенной мере беспардонным, всюду лезть, совать свой нос куда не просят и куда нельзя. Я полагала, что у вашего брата нет ничего святого и ради сенсации вы готовы мать родную продать. А уж вывернуть чужое белье наизнанку, лишь бы состряпать броскую статью, и подавно.

— Ты ошибаешься. Журналисты все разные, впрочем, как и представители любой другой профессии. Все зависит от самого человека. Сознаю, что сказал банальность, но это так и есть.

— Тебе виднее, Серж. Правда, с твоего позволения, я все же сделаю скидку на то, что ты до сих пор склонен идеализировать людей и, будучи сам порядочным человеком, видишь в окружающих только хорошее.

— Мне приходилось общаться со многими известными бизнесвумен, и на основании этого я тоже мог бы категорично утверждать, что всем им присуща хваткость, жесткость, мужской стереотип поведения. Однако ты, к примеру, совсем не такая.

— А вот тут ты ошибаешься, мой дорогой. Я как раз очень хваткая, жесткая, и у меня мужской стиль поведения.

— Не наговаривай на себя. Все же я знаю тебя почти два десятка лет. Раньше по неопытности принимал твою браваду за чистую монету, но уже давно понял, что это лишь маска.

«Надо же… — мысленно подивилась верная боевая подруга. — Третий мужчина из многих, что прошли через мою жизнь, разгадал, что прячется за рисовкой… Вот уж не ожидала, что именно Серега поймет мою истинную натуру. А хотя… Чему удивляться? Именно он шестнадцать лет назад был настроен на меня так, как никто из последующих любовников. Его мои взбрыки не обманули. Серж тонкий и эмоциональный человек, многое постигает интуитивно».

Алла смотрела на него уже другими глазами и — чего уж притворяться перед собой?! — жалела, что так плохо с ним рассталась.

Живет ли в его душе обида на нее? Сергей раним, как и любой творческий человек. К тому же его никто никогда не бросал. Он сам, остыв, расставался с очередной дамой сердца. Наверное, ему было больно, когда она его бросила. Вообще-то не бросила, а с нарочитым цинизмом предложила разбежаться, проанализировав себя, его и их отношения как энтомолог, раскладывающий насекомое на предметном стекле. Но ему от этого не стало легче. Может быть, еще больнее.

Почему-то ей захотелось быть откровенной.

— Ты меня очень удивил, Сержик. Раньше я воспринимала тебя иначе — как идеалиста, склонного смотреть сквозь розовые очки. А оказывается, ты умеешь анализировать и видеть то, чего не замечают другие. В моей жизни было всего лишь двое мужчин, которые поняли, что я придуриваюсь. Остальные воспринимали такой, какой я хотела предстать.

— Я тебя обидел?

— Удивил — не значит обидел. Ты приоткрылся мне с неожиданной стороны. Скажу тебе еще одну очень важную вещь. Пять месяцев назад этого разговора просто не могло состояться. На попытки мужика перевести беседу в такую тональность я бы тут же стала ерничать, желая доказать, какая я вся из себя лихая-бедовая, мол, мне все нипочем. Признаюсь как на духу — доверительных разговоров с мужчинами о собственной персоне я никогда не вела.

— Видимо, перемены связаны с твоим ранением?

— Не с ним самим, а с его последствиями. Олег говорил, что я перенесла клиническую смерть. Оказавшись за чертой и вновь вернувшись, я будто заново родилась и стала другим человеком.

— Ты стала не другим человеком, а самой собой.

— Пожалуй, ты прав… В общем-то сути это не меняет. Раньше меня воспринимали бой-бабой, да и я уже сжилась с собственной маской и сама поверила, что такая и есть.

— Да, в этом имидже ты была убедительна, — с грустью признал Сергей.

О чем он грустил? О том, что не понял ее раньше? Или о том, что прежняя Алла не пожелала бы его выслушать?..

— Наш психиатр говорит, что я истероидная личность, поэтому мне присущ врожденный артистизм. — Она говорила уже без ерничанья, просто спокойно констатировала факт. — Как подлинный актер не играет, а живет в роли, так и я. Сама не сознавала, что играю роль оторвы, и считала себя оторвой. И даже гордилась этим.

— А теперь?

— А теперь мне это надоело. И даже, признаюсь, немного стыдно тридцатишестилетняя баба, а играю в инфантильные игры, как умственно неполноценная.

— Напрасно ты так о себе… Ты была очень органична.

— Органична в роли дебильно-инфантильной оторвы?

— По-моему, не стоит на этом фиксироваться, — мягко произнес Сергей. Ты уже сбросила эту маску, как змея кожу, и стала собой, но обновленной.

— Да уж, начинаю новую жизнь почти с чистого листа. По-другому строю отношения с людьми, которых знаю много лет. И люди меня воспринимают иначе.

— Многие ведь верят словам и видят лишь внешнюю сторону. Не задумываются о глубинных мотивах поступков других людей, а потому ошибаются в их оценке.

— В этом я уже не раз убеждалась.

— Ты тоже приоткрылась мне с неожиданной стороны…

* * *

…Наконец-то Валентина Вениаминовна Бобкова научилась довольно бойко рассказывать о своих «дворянских корнях», «необычных способностях» и вести себя как Магда с Элеонорой, нахватавшись понемногу от обеих «целительниц».

Правда, Леснянский нередко досадливо морщился и сомневался, не переборщили ли они, напичкав имидж и дворянством, и сверхъестественными способностями. На что его верный помощник Гена Соколов отмахивался:

— Да бросьте, шеф! Нормально слепили.

— Может, все же ограничиться чем-либо одним? — колебался Владимир Максимович.

— Ахинею, которую пишет наша курица, будут читать преимущественно домохозяйки, продавщицы и прочие женщины, мечтающие о красивой жизни, каждая Золушка грезит стать принцессой. Такие клюнут на дворянское происхождение, а другим это по барабану. Зато вторые купятся на иную часть имиджа Бобковой — баб, свихнувшихся на почве белой магии, навалом. Посмотрите газеты — в каждой не меньше десятка рекламных объявлений всевозможных «целительниц» и «ясновидящих», значит, эта профессия востребована, раз у них есть деньги на рекламу в престижном издании. Пусть и наша заказчица считается представительницей белой гвардии магов. Таких среди писательниц нет, а для того, чтобы прославиться, нужно чем-то от всех отличаться. По части таланта у нее полный облом, так пусть хоть биография будет подходящая. В этом деле чем больше выделяться, тем быстрее заметят.

— Мы-то сработали неплохо, а вдруг наша курица проколется? И тогда все летит к чертям.

— Да она уже нормально лепит, — успокаивал начальника Гена. — Чешет как по писаному.

— Это в нашем присутствии. А без нас?

— И без нас не растеряется. Въехала так, что уже не съедет. Я и сам порой гляжу на нее и думаю — ну точно крейзи! То, что надо, шеф, — заверил он. — Чокнутее некуда.

— А если кто-то раскусит, что эта старая ворона вовсе не ясновидящая?

— Да как он раскусит-то? Я несколько раз прятался за занавесом в студии Элеоноры, чтобы понять, как она лепит. Такую бредятину несет, а клиентки все готовы скушать. И наша курица научилась так же вещать. «Ясновидящей» деньги платят, а Валентине ж не с клиентками работать.

— С журналистами… — вздыхал Владимир Максимович. — Этих на мякине не проведешь.

— Значит, не надо подпускать к ней журналистов и на пушечный выстрел. Или подпускать только оплаченных.

— Но у писателей бывают презентации, встречи с читателями.

— Придумаем что-нибудь, шеф, — обнадежил Гена.

Разумеется, простенькая фамилия Бобкова не вязалась с разработанным рекламщиками имиджем. Начинающая писательница по-прежнему тяготела к аристократизму и часами торговалась с Владимиром Максимовичем, требуя звучного псевдонима…

Наливаясь тихой яростью, тот тыкал в отлично сфабрикованное генеалогическое древо и пытался вразумить строптивую заказчицу, что в противном случае любой сведущий человек раскусит фальсификацию, но та упорно стояла на своем.

В конце концов сошлись на фамилии Меншикова. Меншиковых в России пруд пруди, и даже дочь потомственного сапожника, имеющая эту фамилию, может соврать, будто имеет дворянские корни.

* * *

«Хватит лирических излияний, — приказала себе Алла. — Есть конкретная проблема, и нужно ее решать».

— Сержик, не обижайся, что спускаю тебя на грешную землю, но давай пока отложим душещипательные разговоры до лучших времен и займемся твоим делом. Хотелось бы закончить его в наикратчайшие сроки. Не думаю, что тебе доставит удовольствие потеть на допросе в кабинете следователя. Я провела в казенном доме немало часов и честно признаюсь, не могу назвать их лучшими в своей жизни.

— А ты в каком качестве там оказалась?

— В качестве свидетельницы по делу об убийстве, причем неоднократно.

— В вашем кругу так часто убивают?

— Бывает. Но потерпевшими и обвиняемыми были люди и иного социального статуса.

— Твои друзья?

— Не только. Некоторых я и в глаза не видела.

— Почему же оказалась свидетельницей?

— А вот тут ты вплотную подошел к одному важному вопросу. Дело в том, что, обратившись ко мне, ты попал именно к тому человеку, который тебе сейчас нужен.

— Я в этом не сомневался. — И хотя это прозвучало почти как признание, его голос по-прежнему был печален.

— Я не это имела в виду. Да, я твой друг и, вне всякого сомнения, костьми лягу, чтобы по тебе не прошелся каток бездушной машины нашего правосудия. Но дело в том, что за стенкой работают ребята с нашего курса. Они объединились в фирму «Самаритянин» и занимаются расследованием криминальных ситуаций.

— Наши ребята? — не поверил Сергей.

— В подавляющем большинстве это наши девицы. Мужеску полу там только Мотька Лопаткин.

Сергей поморщился. В свое время известный острослов Матвей Лопаткин весьма едко прохаживался по его адресу. Он тоже числился в Аллиных воздыхателях и остался таковым до сих пор, а та называла его «вечно влюбленным». Видимо, тогда взыграла мужская ревность — с Мотей у Аллы сохранялись лишь дружеские отношения, а Сергей удостоился ее особого внимания.

— Мотька, конечно, не подарок, но ты не бери это в голову, Серж. Сейчас он уже не тот, что раньше. Пообтрухал наш Мотенька, пыль с мозгов уже слетела. Раньше, как сынок высоких родителей, мог себе позволить прожигать жизнь и именоваться плейбоем, а после их смерти остался не у дел. Получал гроши и влачил жалкое существование. Правда, любви к человечеству это ему не прибавило — он как был злоязычным мизантропом, так по сию пору им и остался, но, по крайней мере, научился придерживать язычок. Да не с чего и некому ему свой гонор показывать, раз остался за бортом жизни.

— А что Матвей делает в этой фирме?

— Руководит.

— Расследованием криминальных ситуаций? — не поверил Сергей. Чтобы Матвей Лопаткин, запомнившийся ему как лентяй и сибарит, стал детективом?

— В общем-то руководит он формально. Но в ведомости на зарплату числится генеральным директором «Самаритянина».

— Кто же на самом деле руководит расследованиями?

— А как ты думаешь, друг мой Серхио?

— Неужели ты? — Он еще больше удивился.

— Угадал.

— Трудно поверить…

— Почему?

— Ты же бизнес-леди…

— Ну и что? Одно другому не мешает. Бизнес — это способ зарабатывать на хлеб с маслом и хороший коньячок. А детективная деятельность — хобби.

— Раньше такого увлечения у тебя не было…

— Все мы меняемся с годами, — хмыкнула Алла.

— Но как же ты с этим справляешься? У тебя же нет теоретической базы.

— По-твоему, те, кто работает в частных сыскных агентствах, мощные теоретики?

— Но у них же опыт.

— Опыт — дело наживное.

— И много ты раскрыла преступлений?

— Порядочно. В отличие от ментов, в «Самаритянине» архива нет, закрывать дела, как в органах, нам поперек реноме, для нас главное результат.

— Ну и дела… — покачал он головой. — Если бы это сказал кто-то другой — ни за что бы не поверил. Алла Королева — и вдруг частный детектив!

— Я не частный детектив, Сержик, а идейный вдохновитель и аналитик по совместительству.

— То есть фактической работой занимаются другие люди?

— Фактуру собирают наши сокурсницы, а я генерирую идеи и направляю их деятельность в нужное русло.

— А Матвей?

— С умным видом сидит в своем кресле и делает вид, что тоже принимает участие в процессе. Время от времени Мотька вставляет реплики, участвует в дискуссии, в общем, соответствует своему креслу.

— Зачем же он вам нужен?

— Во-первых, ему эта работа пришлась по кайфу. Во-вторых, Мотя совсем обветшал и обнищал, а теперь прилично зарабатывает, А в-третьих, исполняет обязанности Фунта.

— Зачем?

— Для отвода глаз.

— Тебе самой рискованно возглавить такую фирму?

— Риска я совсем не боюсь. Пусть кто-то попробует наехать — не обрадуется. Но мне, уважаемой бизнес-леди, не к лицу быть руководителем детективного агентства. Партнеры воспринимают меня как серьезную деловую даму, и вдруг выяснится, что параллельно я занимаюсь деятельностью, к которой в наших кругах относятся с предубеждением. Когда кто-то хочет сохранить реноме, то открывает дочернюю фирму, внешне — совершенно самостоятельную, со своим штатом и руководителем. К примеру, не желает коммерсант афишировать, что приторговывает не только бриллиантами, но и презервативами, и остается чистеньким, занимаясь драгоценными камнями, а презервативы — сфера деятельности новой конторы. Тут я несколько утрирую, но суть именно в этом. В нашем случае — тот же принцип.

— Значит, моим делом будут заниматься наши сокурсники?

— И они тоже. Но руководить буду я.

— Почему ты сама? Ты же нездорова.

— А как ты думаешь?

Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно отвели взгляд. Но успели многое сказать друг другу без слов.

* * *

…По совету главы рекламного агентства Валентина Вениаминовна обзавелась литературным агентом. Пусть еще не вышла ни одна книга, но как же уважающей себя писательнице без литагента! Непрестижно! Им стал Яков Борисович Корн, по образованию журналист, крепкий профессионал, последние годы работавший со многими издательствами и весьма поднаторевший в области авторского права.

С первой же встречи мадам Бобкова заявила ему:

— Поторопите Нечаева. Почему так долго нет моих книг?

— Но ведь нужно их отредактировать, откорректировать, сверстать, оформить обложку, и лишь затем пленки передают в типографию, успокаивающим тоном произнес литагент. Нервы у него после многолетнего общения с капризными писателями почти как канаты, да и солидный оклад, положенный работодательницей, любительницей сорить деньгами супруга, позволял сохранять выдержку.

— Прошло уже много времени! — возмущалась госпожа Бобкова.

— Обычно книга выходит не раньше чем через полгода после сдачи рукописи. Бывает, и позже.

— Меня не интересует, как бывает обычно! — высокомерно бросила Валентина Вениаминовна, уверовавшая в свою звездность и по этой причине заблаговременно заболевшая звездной болезнью.

— На этот процесс мы повлиять не можем.

— Это почему же? — вскинулась работодательница. — Ведь книги издаются на мои деньги.

— Художникам нужно разработать дизайн обложки — чтобы она была и броской, и вместе с тем изысканной, в соответствии с вашим аристократическим псевдонимом и содержанием книги, к польстил Яков Борисович.

Корн умолчал о том, что в данный момент редакторы пытаются привести в читабельный вид ее дилетантскую писанину. Татьяне Нечаевой эта задача оказалась не по силам, и Эдуард Леонидович расширил штат. Теперь под началом его супруги трудились три редактора, а помимо них, был десяток внештатных, которых привлекали по мере необходимости.

— Нужно повысить художникам гонорар, пусть сделают обложку побыстрее, — потребовала госпожа Бобкова.

— Это процесс творческий, — пытался вразумить ее литагент.

— Ерунда! — отмахнулась графоманствующая дилетантка.

— Если поспешить, то в книге будет много опечаток, — решил упростить проблему Яков Борисович, и ее это проняло.

— Но вы все равно Контролируйте процесс, — велела она.

— Непременно, — заверил литагент.

По просьбе Владимира Максимовича он почти не расставался со своей подопечной, боясь, что без присмотра та сотворит какую-нибудь глупость и развалит столь тщательно созданный имидж.

* * *

— Серхио, что-то мне поднадоел собственный кабинет. Да и сотрудники все время под ногами путаются. Ты не против сменить декорации?

— Не против. — Впервые с момента их встречи Сергей улыбнулся.

— Поедем в ресторан или ко мне домой?

— Я бы предпочел к тебе.

Алла бросила на него взгляд искоса, пытаясь понять, есть ли в его словах подтекст. Но Сергей ее опередил:

— У тебя дома есть гитара?

— А як же ж? Еще со студенческих времен. Правда, уже вся запылилась, бедняга.

Когда-то Алла баловалась гитарой, но именно баловалась. Голос у нее приятный, но она почему-то решила, что петь ей не в стиль, и забросила инструмент подальше. Подарить его кому-то рука не поднималась. Раньше она иногда пела наедине с собой, а последние годы забот хватало. Ни один из ее нынешних любовников и даже близкие друзья не подозревали об этом, а если бы хоть раз увидели верную боевую подругу в неожиданном образе, то несказанно удивились бы. Разумеется, не знал об этом и Сергей.

— Ты хочешь спеть для меня? — догадалась она. — Хочу. А ты?

— Буду рада. Сольными концертами ты не баловал меня даже во времена нашего романа…

Сказав это, Алла спохватилась — не поймет ли он это как откровенный намек? И сама себе удивилась — раньше ей бы и в голову не пришло задуматься, как воспринимает ее слова мужчина.

Но Сергей не просто мужчина. И даже не просто бывший любовник…

* * *

…Яков Борисович Корн сотрудничал с Нечаевым почти десять лет, со времен, когда Эдуард Леонидович и его жена создали издательскую фирму, а он поставлял супругам авторов. Дружеские отношения не позволяли ему навязывать супругам явных графоманов, расхваливая их произведения, хотя литагент был заинтересован, чтобы книги его подопечных издавались.

В прежние времена Корн неустанно утюжил провинциальные города, выискивая способных авторов. Договориться с начинающими писателями из глубинки проще: то, что для столичного жителя — мизерное вознаграждение, для иногороднего — огромная сумма. На периферии люди за год получают месячную зарплату москвичей, некоторые вообще остались не у дел, а в столице всегда можно найти какую-нибудь работу. Поэтому провинциалы с радостью соглашались на любые условия — мало того что реализуются в качестве писателей, так еще и денег получат.

Правда, насчет оплаты их труда дело обстояло не так просто. Будучи представителем автора, Яков Борисович должен был отстаивать его интересы, но ведь Эдик — давний приятель… А потому Корн составлял договор, по которому писатель получает два-три процента от стоимости каждой проданной книги, и тут его совесть была чиста — начинающему автору ни одно издательство не предложит лучших условий, — а затем его задачей было держать своего подопечного в узде, и в этом деле литагент весьма преуспел.

— Увы, ваша книга плохо продается, — с сокрушенным видом оповещал он наивного провинциала спустя некоторое время.

Литагента не терзали муки совести из-за того, что приходится обманывать. Того, что его подловят на лжи, Корн не опасался: автору не по силам проверить, как обстоят дела на самом деле. К святая святых финансовой документации — писателя и близко не подпустят, а вместо этого выдадут компьютерную распечатку, по которой из тиража продано, скажем, всего сто четыре экземпляра его книги, вот он и получит положенные два процента от этого количества, причем по минимальной оптовой цене, а она втрое ниже той, что на прилавке магазина, — в общем, сущие копейки. А Яков Борисович со спокойной совестью продолжал привычную песню:

— Литературы сейчас издается море, так что ничего удивительного. Но вы не отчаивайтесь, пишите еще. Тут существует своя закономерность: читатели нередко не замечают ни первой, ни второй-третьей книги начинающего автора, но когда произведений много и они выстраиваются на полке книжного магазина как собрание сочинений — вот тогда на них сразу обращают внимание. Купив пятую-шестую по счету книгу нового писателя, люди потом приобретают и предыдущие. И вот тогда приходит настоящая слава, тиражи постоянно допечатываются, а вместе с тем растут и гонорары. Даже два процента от стоимости большого тиража — немалые деньги, причем известные авторы получают иной процент — от пяти до семи, а звезды — десять процентов от стоимости каждого проданного экземпляра. Прикиньте, какая это сумма!

От такой заманчивой перспективы у доверчивого автора загорались глаза — кому же не хочется натворить аж собрание сочинений! Преисполненный радужных надежд, писатель уже заранее представлял, как красиво выстроятся на полке его будущие книги в серийных обложках, мысленно прикидывая, какого цвета прикупить престижную иномарку на баснословные гонорары, как отделать будущий загородный особняк и городскую квартиру, — и садился за очередное творение, затем за следующее, и так до бесконечности.

Яков Борисович ничуть не переживал, что приходится вести двойную политику. Вообще-то обещать златые горы, чтобы заполучить перспективного автора, — задача издателей, им же потом приходится выкручиваться, объясняя, почему выплата гонорара задерживается или писатель в итоге получает смехотворную сумму, а не ту, на которую рассчитывал Корн, по сути, взял на себя функции Нечаева, и, разумеется, издатель оплачивал его услуги.

Когда «Кондор» почти разорился, потерял постоянный заработок и литагент. Он постоянно захаживал в другие издательства, предлагая произведения своих подопечных, кое-что ему перепадало, но этого едва хватало на весьма скромный прожиточный минимум.

Как только издательство приятеля расправило крылья, Корн вздохнул с облегчением. Теперь он отказался быть представителем провинциальных творцов, его единственной подопечной стала мадам Бобкова, и он получал у нее постоянный оклад.

* * *

— Ну, располагайся, — предложила хозяйка дома. — Выпить хочешь?

— Я не пью.

— Тогда и я не буду. Сейчас принесу инструмент.

Алла пошла в свой кабинет — именно здесь, в месте своего уединения, она хранила гитару. Достав ее, положила на стол и бережно протерла — гриф и в самом деле запылился.

«Нельзя так с любимым инструментом, — попеняла себе хозяйка. Тут ее взгляд упал на портрет, все еще висевший на стене. — Так, это свидетельство прошлых ошибок нужно отсюда убрать, иначе у меня каждый раз будут нехорошие мысли».

Сняв портрет, Алла огляделась — куда бы его засунуть?

«Ладно, потом попрошу Зосю Павловну выкинуть, — решила она и поймала себя на мысли, что рада отсутствию экономки — сегодня у нее выходной. У Олега суточное дежурство, верный оруженосец отправлен домой. — Неплохо ты обставилась, старушка», — съехидничала Алла в свой адрес.

Сэр Персиваль путался под ногами и просился на руки. Чтобы не обижать любимца, она подхватила его здоровой рукой, немного подержала и отпустила, укорив:

— Персюха, имей совесть, ты уже тяжелый, и тебя, и гитару мне не унести.

Тот посмотрел на нее с немым упреком, мол, ты мне изменила…

— Да ладно, не жги меня осуждающим взглядом, — рассмеялась хозяйка. Иди с мышкой поиграй.

Она зашла в спальню, нашла приткнувшуюся в углу игрушку, завела ее и положила на пол. Сэр Персиваль тут же забыл о ревности и, задрав пышный серо-голубой хвост, весело помчался за ускользающей мышкой.

Вернувшись в гостиную, Алла подала гитару Сергею. Тот настроил инструмент и, глядя ей в глаза, запел:

— Ты все такой же неисправимый романтик…

— Никто, кроме тебя, меня так не называл.

— «Незабытая женщина снова подставит мне губы…» — процитировала Алла строку из его песни. Больше уже ни о чем не нужно было говорить.

* * *

…Генерального директора издательства «Кондор» Валентина Вениаминовна побаивалась. Однажды она закатила истерику, не желая следовать советам имиджмейкеров, а Нечаев сказал спокойно и веско:

— В таком случае я отказываюсь с вами сотрудничать. Без имиджа, созданного настоящими профессионалами своего дела, вы ничто. Забирайте свои рукописи и ищите другого издателя.

— А мои деньги? — взвизгнула мадам Бобкова.

— А я у вас их не просил, — с чувством собственного достоинства ответил Эдуард Леонидович. — Вы сами ко мне пришли и предложили кредит. Теперь я вижу, что зря связался с вами — вы совершенно бесперспективны и ваши книги никто не будет покупать. Уже полгода коллектив редакторов пытается привести рукописи в приличный вид, но это невозможно: ваши опусы полная ахинея. Даже массивная рекламная кампания не спасет — купят некоторую часть первого тиража, а потом все осядет на складе. Я не могу подрывать реноме своего издательства. Кредит я вам верну на тех условиях, которые оговорены в соглашении. До свидания.

За эти полгода Нечаев уже поднабрался опыта и теперь сам проводил переговоры. У него появились средства, чтобы издавать новые книги, он привлек перспективных авторов и научился с ними разговаривать. Нужно пообещать начинающему писателю сладкий медовый пряник, но, если тот чересчур самоуверен, а тем более страдает манией величия, можно показать и кнут. Точнее — указать на дверь, мол, и без вас обойдемся, таких, как вы, пруд пруди, в очереди стоят.

В действительности именно так и обстояли дела, и когда издатель говорил эти слова несговорчивому автору, то ничуть не кривил душой. Не этот, так другой, потеря невелика. Решающее слово за тем, кто производит и продает. А если начинающий писатель капризничает — скатертью дорожка, пусть побегает по другим издательствам, по полгода ждет, когда его опус отрецензируют, а в итоге получит отказ и вновь пойдет по тому же кругу.

Такая тактика действовала безотказно — автор тут же ломался. Правда, Эдуард Леонидович не любил унижать людей и нечасто использовал политику кнута. С некоторыми писателями после отповеди он и в самом деле расставался — впредь с ними будет одна морока, после выхода первой книги они немедленно заболевают звездной болезнью.

Процесс книгоиздания доставлял Нечаеву огромное удовольствие, и он не собирался тратить время и нервы на общение с истеричными графоманами.

А опусы Бобковой и в самом деле совершенно безнадежны. Команда редакторов признала собственное бессилие, когда Татьяна Нечаева, прочитав то, что получилось, покачала головой и сказала:

— Мура, Эдик. Пусть и отредактированная, но мура. Сюжета нет, типажи плоские. Китайский театр теней, а не персонажи. Это не романы, это отстой.

* * *

— О чем ты думал, когда писал эти стихи? — спросила Алла спустя некоторое время.

— О тебе, конечно.

— Их не было в альбоме, который ты мне подарил.

— Я написал эту песню позже.

Она промолчала. Сергей подарил ей альбом со своими стихами, а она высмеяла поэта, вот он и не захотел больше ничего ей показывать. От альбома до этой песни у нее, наверное, был не один десяток одноразовых и более-менее постоянных любовников. Куда уж ему соваться со своей ностальгией.

— Сереж, а ведь я тогда тебя любила…

— Я тебя и сейчас люблю.

Он смотрел на нее, ожидая ответа, а она отвела взгляд и попросила, чтобы заполнить паузу:

— Дай мне гитару.

Встав, Сергей взял сиротливо лежащую на полу гитару и застыл возле дивана, не понимая, чего хочет Алла.

Любимая женщина улыбнулась и подмигнула ему, потом села, закинула ногу на ногу и пояснила:

— Попробую ответить тебе в том же ключе. Он все еще не понимал — даже помыслить не мог, что она сейчас споет. Взяв гитару, Алла усмехнулась, подметив еще большее удивление во взгляде новообретенного любовника, — тот уже понял, что она отнюдь не дилетант. Играть Алла не собиралась — одной рукой не получится, — просто хотелось прикоснуться к струнам, вспомнить, как пела для себя, и настроиться.

— Свое умение я покажу тебе, когда будут действовать обе мои руки. Пока просто спою, а ты постарайся мне подыграть.

Алла передала ему гитару, напела мотив без слов, Сергей тут же подобрал аккомпанемент, и она запела низким звучным голосом:

Сказать, что Сергей был удивлен, — значит ничего не сказать. Он был сражен наповал.

— Это твои стихи?

— Мои, — кивнула она.

— Я… У меня нет слов.

— Ну и не говори. Я и так все вижу.

— Ты написала их тогда?..

— Спустя примерно полгода, как мы расстались.

— А музыка?

— Да какая ж это музыка? — Алла рассмеялась, чтобы сбить его с волны.

— Я не знал, что ты поешь.

— Ты первый, кто об этом узнал.

— Пела только для себя?

— Ага.

— У тебя отличный голос.

— Да брось ты…

Она ничуть не лукавила и не напрашивалась на комплимент. Может быть, потому и не пела для других, что не хотела снисходительных улыбок и вежливых хлопков, которыми обычно награждают доморощенных певцов. А петь в подвыпившей компании то, что написано для себя, свою душевную боль, изложенную белым стихом, — и подавно не хотела.

— Спой еще, — попросил Сергей. — Я сориентируюсь и подберу аккомпанемент., Алла не стала ломаться… Для других не пела, а для него споет, потому что ее стихи — о нем, о них:

— Ты жалела, что мы расстались?

— Теперь, по прошествии стольких лет, уже могу в этом признаться. Конечно, жалела.

— А тогда?..

— А ты сам не понял?

* * *

…Резкая отповедь издателя произвела впечатление на необоснованно загордившуюся мадам Бобкову-Меншикову, и она, еще немного покапризничав, смирилась.

А Эдуард Леонидович и в самом деле не боялся с ней расстаться. «Кондор» уже встал на ноги, обойдутся и без госпожи Бобковой, рассчитаются с кредитом, и до свидания.

Если начинающая писательница согласна играть по правилам, тогда сотрудничество возможно, а если нет — пусть ищет другого издателя, пожелающего терпеть ее истерики.

В общем, капризную авторессу урезонили, и она стала вести себя поприличнее.

Татьяна Нечаева на дух не переносила Валентину Вениаминовну, но была вынуждена мириться с ее существованием — с появлением мадам Бобковой дела «Кондора» и в самом деле пошли вверх. Весь лежалый товар удалось распродать, напечатали много новых книг, и теперь реализация стала бесперебойной. За своевременной оплатой следила команда ушлых ребят, экспедиторы постоянно курсировали на издательских грузовиках — с продукцией в провинцию, с наличными деньгами — в Москву.

Таня признала, что издательство наращивает обороты во многом благодаря госпоже Бобковой. Теперь есть возможность приглашать к сотрудничеству перспективных авторов, а Эдуард надеялся, что со временем эти писатели станут популярными.

Верная подруга и соратница верила в мужа — он и в самом деле молодец. Не сдался, не бросил дело, когда оно погибало, а нашел способ вытащить издательство из числа кандидатов в банкроты и даже сделать его вполне успешным.

Теперь Татьяна признавала, что супруг был прав, — не зря связался с Бобковой. Да, она стервозная дама, но, как говорится, цель оправдывает средства.

* * *

«Любовный роман. Дубль второй», — сказала себе Алла, глядя на вновь обретенного любовника с неожиданной для нее самой грустью. И даже мысленная ирония не помогла сгладить подавленности — отчего-то ей было очень грустно. Ведь все могло сложиться иначе…

Сергей взял несколько аккордов и продолжил их песенный диалог:

— Этих стихов тоже не было в том альбоме, — тихо заметила Алла.

— Я написал их восемь месяцев назад…

— После Светкиной свадьбы? — догадалась она.

— Да.

Что тут скажешь?

Не любила она возвращаться к прошлому. Расставаясь — расставалась сразу, в одночасье, цинично заявляя: «Собаке хвост по кусочкам не рубят!»

Зачем ерничала, когда было так больно?..

Может быть, именно потому, что было больно?..

* * *

…Для встреч с журналистами и прочими нужными для роста популярности людьми супруг купил Валентине Вениаминовне большую квартиру в престижном районе, тщась надеждой, что в обозримом будущем она поселится там насовсем.

Самой писательнице, несмотря на уговоры Владимира Максимовича, категорически не нравился ее псевдоним, но пиарщик упорно стоял на своем: если выбрать более звучную дворянскую фамилию, самозванку в два счета раскусят, высмеют в прессе, и тогда прощай столь тщательно продуманный имидж!

— Этих продажных писак я куплю! — самоуверенно заявляла мадам Бобкова-Меншикова.

— Для того чтобы купить всех журналистов, даже у олигархов денег не хватает, — не соглашался глава рекламного агентства.

— Да откуда они узнают мою родословную? упиралась заказчица.

«Тупее невежи не сыскать», — мысленно стонал Владимир Максимович, а вслух терпеливо объяснял:

— Сейчас у многих средств массовой информации есть специальная служба, на которую расходуются немалые суммы. Называется ее деятельность «журналистским расследованием», а на самом деле это самая настоящая сыскная работа. Там трудятся профессионалы, способные накопать компромат на любого, не хуже спецслужб, да они, по сути, и являются мини-спецслужбами, ведь там задействованы многие выходцы из «конторы».

Слово «спецслужбы» произвело впечатление на недалекую мадам Бобкову, и она смирилась.

Эдуард Леонидович принимал посильное, участие в «производственных» совещаниях, но дел у него было невпроворот, и он не мог подолгу сидеть с членами команды по созданию будущей знаменитости.

Нечаев доверял рекламщикам и не вмешивался в процесс — каждый должен заниматься своим делом. Леснянский и Соколов профессионалы, зачем им мешать дилетантскими пожеланиями?! Он просил лишь держать его в курсе — какие подвижки в отношении имиджа писательницы, как она себя ведет, не собирается ли выкинуть фортель.

Яков Борисович Корн стал своеобразным посредником между пиарщиками и издателем, навещал приятеля почти ежедневно, отчитывался, как прошел день.

Мадам Бобкова еще не раз взбрыкивала — она принадлежала к категории людей, которые по-хорошему не понимают, на них можно воздействовать лишь с позиции силы, и только тогда они приходят в чувство.

Эдуарду Леонидовичу, образно говоря, приходилось использовать кнут, когда рекламщики в отчаянии взывали к нему: опять эта истеричная стерва отчудила фокус, от нее уже голова идет кругом, сил нет бороться! Нечаев вмешивался и сурово отчитывал графоманку, еще раз напомнив, что в скорейшем издании книг заинтересована она, а не «Кондор».

Издатель набрал новых редакторов, дал им задание править опусы Валентины Вениаминовны по максимуму, но просвета в этом тоннеле под названием «писательница Меншикова» что-то не виделось.

* * *

«Потерзалась и будет», — велела себе Алла и тут же продемонстрировала, что чувства чувствами, а дело делом:

— С тобой хорошо, но давай все же вернемся к нашей проблеме.

Сергей мыслями был так далек от реальности, что даже не расслышал ее слов и переспросил:

— Извини, я задумался. Что ты сказала?

— Что пора отвлечься от лирики и вернуться к прозе жизни.

— Может, не надо… — неуверенно произнес он.

— Надо, — настаивала она.

— А я и в самом деле поверил, что ты стала другой…

— Я тебя разочаровала?

— Нет, но…

— Я всегда старалась держать эмоции в узде.

— И дальше будет так же?

— Нет, Серж, не думаю. Наверное, будет по-другому.

По его глазам Алла прочла, что он очень на это надеется, Да она сама этого хотела. А чтобы придать себе нужный деловой настрой, прибегла к привычной манере и мысленно произнесла: «Не сложно быть любимой, сложно любить». Тем самым временно поставив точку на этом этапе их отношений, она заговорила уже другим, серьезным тоном:

— Ты не против, если я тебя кое о чем спрошу?

— Давай не сегодня. — Сергей опять попытался ее обнять, но Алла ловко вывернулась. — Правда, Аленка, оставим это на потом.

— Кроме тебя и отца, никто не называл меня Аленкой… — тихо сказала она, сразу погрустнев.

— Почему ты опечалилась?

— Папа недавно умер…

— Прости, я не знал.

— Давай о чем-нибудь другом. Тяжелая тема.

— Я больше не буду тебя так называть, чтобы не бередить душу.

— Нет уж, и раньше я тебе это позволяла, и сейчас позволю. Хотя не так давно гневно вскинулась, когда меня так назвал человек, далеко мне не безразличный. Но тебе можно то, чего нельзя другим.

Он не стал ничего отвечать. Да и зачем слова?..

* * *

…Узнав, что в очередной раз придется менять фамилию авторессы на обложке, — мадам Бобкова опять заныла, что ей не нравится псевдоним Меншикова, — Эдуард Леонидович в сердцах воскликнул:

— Как же мне эта стерва надоела! Убил бы!

— Я бы тоже, — согласно кивнул его приятель Яша Корн. — Но убивать не умею и учиться этому не собираюсь.

— Да уж, друг мой, от последствий общения с ней только черным юмором и спасаться.

— Вот и спасаюсь. Альтернативы-то нет.

— Сочувствую, Яша. Я-то, к счастью, вижусь с нашей курицей редко, только для того, чтобы вправить ей мозги, а тебе приходится общаться ежедневно. Поделись секретом — как тебе удается ладить с этой психопаткой?

— Тренинг, Эдик. А куда деваться? Послать ее? А дальше что? Вернуться в журналистику? Большинство моих коллег еле сводят концы с концами, а Бобкова, по крайней мере, хорошо платит, хоть мне и приходится отрабатывать зарплату до кровохарканья. Опять стать литагентом тоже вариант не из лучших. Кормился я только за счет «Кондора», но ведь у тебя пока тоже дела идут не так, как хотелось бы. Большинство издателей относятся к литагенту подозрительно — мол, его задача продать, вот он и всучивает всякую муру, чтобы поиметь свой процент с гонорара писателя. В моем списке было две сотни авторов, а издавались единицы. Мне полагалось двадцать процентов от их гонорара, но они получали сущие копейки, а двадцать процентов от их копеек — это совсем мизер. Сам ведь знаешь, в нашей стране писательским трудом не проживешь. Сами авторы, как правило, имеют другую работу, это и позволяет им существовать, а мне что прикажешь делать? В бытность литагентом я ежедневно утюжил столичные издательства, таская тяжеленный портфель с их рукописями, и нажил лишь сколиоз. А больших денег, увы, так и не увидел. Да и не очень больших тоже. Ходишь, уговариваешь, расхваливаешь произведения своих подопечных, и все равно невостребованных авторов тьма-тьмущая. Более-менее зарабатывают лишь знаменитости, а где их взять-то? В нашей стране наберется от силы десятка три прилично оплачиваемых писателей. Многие из звезд наотрез отказываются работать с литагентом — если автор и так популярен, зачем ему делиться?! Задача агента — пристроить рукопись в издательство, правильно оформить договор и отследить его исполнение. А творцы бестселлеров все эти премудрости давно освоили. Так что известных авторов в моем списке не было и не предвиделось. Ты, как издатель, можешь сам вырастить звезду, у тебя есть средства, которые можно вложить, а я должен кланяться хозяевам фирмы, чтобы они опубликовали книгу моего подопечного. Когда еще он станет известным… Да и станет ли? Некоторые, слегка приподнявшись, сразу отказываются от услуг литагента — не хотят платить процент.

— Ты же заключал с ними договор.

— А что толку, Эдик? Неужели я бы подал в суд иск, что автор не платит мне и отказывается от моих услуг? Я человек мирный, судиться не хочу. Так что возвращаться в литагенты мне нет никакого резону — я зарабатывал болезни, а не деньги. Сам знаешь, Сонечка уже невеста, не сегодня завтра замуж выйдет, а мне даже не на что справить любимой дочери свадьбу. Сейчас хоть появилась возможность откладывать, так что моя Сонечка будет не хуже других. Ради нее я готов терпеть даже десяток Бобковых.

* * *

— Ты останешься у меня?

— Я даже боялся спросить…

«Как хорошо, что Олег сегодня дежурит, — подумала она. — А завтра?..»

Но думать об этом не хотелось. Сегодня хорошо, а завтра будет завтра.

— Мы никогда не проводили вместе ночь…

— Надеюсь, не последнюю.

— Я тоже на это надеюсь. Я люблю тебя, Аленка. Она колебалась всего секунду:

— Я тоже тебя люблю, мой Сержик. И уже никому не отдам.

— Разве кто-то вставал между мной и тобой?

— Только мой дурацкий характер и прошлое.

— Прошлое?

— Да, был один неприятный момент, который во многом определил мою судьбу. Если бы не это, быть может, я бы с тобой не рассталась.

Сергей молчал, ожидая, захочет ли она рассказать, а Алла размышляла, стоит ли.

Эту историю она когда-то хотела забыть и уже почти вычеркнула из памяти, сказав себе, что нужно оставить прошлое в прошлом, случившееся не стоит того, чтобы терзаться. Сказать-то сказала, да ведь мы не властны над своими эмоциями…

Год назад Алла рассказала о том случае своей самой близкой подруге Ларисе, да и то лишь потому, что Наталья Пантелеева, та самая одноклассница, которая соблазнила ее жениха, попала в передрягу, и верная боевая подруга вместе с Ларой кинулись на выручку. Поведала почти индифферентным тоном и уверяла Ларису, что все давно быльем поросло, ан нет. Не поросло — на тот момент. А потом психиатр ей все разъяснила, и Алла успокоилась.

Стоит ли сейчас снова ворошить ту историю, которая у нее самой уже вызывает снисходительную усмешку? «Не стоит», — решила она.

— Давай не будем о моем прошлом. Сейчас назрела более актуальная тема. Сержик, а почему ты женился на Рите?

— Мне было все равно, на ком жениться. Она казалась такой преданной. Не назойлива, как многие.

— И на этом ваш брак продержался шестнадцать лет?

— Получается, что так…

— И ни разу не было желания развестись?

— Чуть ли не с первых дней… Но у меня язык не поворачивался сказать, что хочу с ней расстаться. Рита очень впечатлительная. Была… — добавил он с грустью. — Я не мог позволить себе ранить ее. Ничуть не преувеличу, сказав, что она бы этого не пережила. Без истерик, мелодрамы и предсмертных писем наложила бы на себя руки. Жена мне этого никогда не говорила, не шантажировала, как другие: «Если ты меня бросишь, я покончу с собой». Я просто это знал. Не могу объяснить — почему. Знал, и все.

— Все наши девчонки завидовали ей — такого видного мужа оторвала…

— Она никогда не заговаривала о свадьбе. Я сам предложил пожениться. Рита была так счастлива… А мне тогда казалось, что тем самым я как бы частично искупаю вину перед женщинами, которых бросал…

— И ты достойно нес свой крест…

— Нет, жертвенности в моей семейной жизни не было. После женитьбы я жил спокойно, Рите не изменял. Все же жена — это не только женщина, с которой делишь кров и постель… Только ты меня так понимала…

Алла задумалась — понимала ли она его в той степени, в какой ему хотелось. «Я называла его неисправимым романтиком, хотя на первый взгляд он казался банальным ловеласом. Бабы на нем висли, и Серж, казалось, не упускал свой шанс. Мог бы выбрать жену поинтереснее Риты — возможность имелась. А Сергей, оказывается, искал женщину-друга… Значит, и я до конца его не понимала. Почему же Сережа был со мной? Тоже видел во мне друга?..»

Она постаралась припомнить, как завязался их роман. Кто стал инициатором? У нее тоже был неограниченный выбор — любой из студенческой братии с превеликим удовольствием стал бы ее любовником, несмотря на показной цинизм, прозвище «Казанова в юбке», длинный список постельных партнеров и самоуверенные заявления: «Я блядь, и этим горжусь!»

«Почему же его не отпугнула моя репутация? Неужели он уже тогда видел больше, чем остальные?.. Сам неисправимый романтик, узрел и во мне родственную душу?»

* * *

О погибшей жене любовника Алла знала немного — та училась на два курса младше. Рита Незнамова — одна из самых преданных поклонниц Сергея Мартова, — вот, пожалуй, и все, что о ней было известно. Она не пропускала ни одного концерта с его участием, но не лезла к нему в толпе фанаток с истеричными воплями, а скромно стояла в стороне с неизменным букетом темно-вишневых роз на очень длинных стеблях.

Ее непохожесть на остальных развязных поклонниц не могла остаться незамеченной. Пробившись сквозь толпу восторженных обожательниц, Сергей подходил к ней, Рита вручала ему букет, тихо роняла: «Спасибо…» — и тут же уходила. Этим она тоже отличалась от остальных фанаток — те провожали барда до машины и были готовы оторвать ее дверцы на память.

И вдруг весь институт облетела весть, что всеобщий любимец Сергей Мартов женится на серой мышке Рите Незнамовой. «Измором взяла», злословили завистницы.

Алла несколько раз видела ее на студенческих вечеринках. Рита тушевалась в среде «золотой» молодежи, где каждый старался переплюнуть других по части острословия, казалась растерянной. Впрочем, на нее почти не обращали внимания.

Ярких личностей в их кругу было немало, а любимое занятие — шутливые пикировки. Порой дружеские подколки были весьма болезненны для самолюбия, но обижаться, само собой, не полагалось.

Застенчивая Рита не вписывалась в их компанию. Ее попросту не замечали.

Сергей тоже не ас по части острословия, но у него другое амплуа. Когда мастера разговорного жанра выдыхались, а вдохновение уже было подогрето соответствующей порцией спиртного, он брал гитару, и все затихали.

Рита не лезла к мужу, когда тот пел, а тихо сидела где-то вдали, не сводя с него обожающего взгляда. Завистники, коих у Сергея, как у любого талантливого человека, было немало, ехидничали: «Он намеренно выбрал такую жену, вечную поклонницу. Когда Серж Мартов надоест всем остальным, хотя бы эта останется».

* * *

— Наверное, истинному таланту нужна именно такая подруга…

— Ты хочешь сказать, что на ее фоне я самоутверждался?

— Вовсе нет. Уж кому-кому, а тебе не нужно самоутверждаться за счет бесталанной личности.

— Еще раз спасибо за комплимент, но в оценке Риты ты не права.

— Пожалуй, для того, чтобы быть спутницей жизни творческой личности, и в самом деле нужен талант… На это способна не каждая. Ты — дерево, устремленное кроной ввысь, а твоя жена — гибкая лиана, обретшая в тебе опору…

Сергей кинул на нее быстрый взгляд, не в силах скрыть удивления:

— Не предполагал, что ты прибегнешь к такой метафоре.

— Не вписывается в мой циничный имидж?

— Нет, я имел в виду, что ты не питала к Рите симпатии.

— Это слишком сильно сказано. Я ее просто-напросто не замечала.

Тут Алла покривила душой и сама себя на этом поймала. Так она говорила раньше: «Ритка — пустое место, я и не помню, как она выглядит. Смотрю и вижу не ее, а тех, кто за ней, будто она прозрачная». Алла и в самом деле убедила себя, что Рита — никто, всего лишь тень, следующая за мужем.

К чему теперь скрывать — притаилась в душе ревность. Раньше Алла не желала этого признавать и бравировала, что Серж Мартов ей уже безразличен. А небезразличный ей человек взял да и женился на невзрачной Рите, стал верным мужем и прожил с ней столько лет…

— Да, по сравнению с тобой она казалась безликой.

— Я предпочитала общество более ярких представительниц моего пола, но в данном случае дело не в этом.

Он молча смотрел на нее, ожидая продолжения, и Алла неожиданно для самой себя отважилась на откровенность:

— Я ревновала тебя к ней, Сержик. А потому убедила себя, что она никто, будто рядом с тобой никого нет, это всего лишь твоя тень.

Выражение его лица неуловимо изменилось, но Алла не успела понять обрадовался ли он? Или всего лишь удивился?

— Как жаль, что я не знал этого раньше… — тихо промолвил Сергей.

«Значит, все в прошлом…» — подумала она и промолчала, не желая сбивать его своими вопросами и ожидая ответной откровенности.

— Мне было бы легче жить с сознанием, что ты меня ревнуешь. Тем более к Рите. Честно говоря, я ее тоже почти не замечал.

— Ты женился назло мне?

— Нет. Я никогда не поступал «назло», даже в детстве. А уж по отношению к тебе — и подавно. Я встретил единственную женщину, которую смог полюбить, но она сказала, что я не герой ее романа…

Повисла многозначительная пауза. Алла с трудом могла бы подобрать определение для своего душевного состояния. Сожаление о прошлом? О своей жестокости? О том, что могло бы между ними быть, но она обрубила все концы?

Пожалуй, да.

Хотя не в ее характере виниться и каяться, но сейчас, оглядываясь на свою бурную событиями жизнь и череду любовников, Алла думала, что понапрасну теряла время. Что ей дали эти постельные партнеры, ничего не значащие в ее жизни? Ничего. Она больше теряла, нежели приобретала. Каждый новый одноразовый любовник невольно отнимал частичку ее души, разочаровывая и опустошая, а она все больше ожесточалась, надев защитную броню и убедив себя, что с мужчинами ничего, кроме постельных или деловых отношений, быть не может. «Мне никто не нужен, я сама по себе!» — заявляла прежняя Алла. А ведь это не так. Оказалось, что мужчины ей нужны, теперь таких в ее жизни стало немало, и они уже не отнимают, а щедро вознаграждают. Может быть, любовь, духовная близость, эмоциональное тепло — это ее награда за многие прежние годы?.. Ведь все в этом мире уравновешено, каждому человеку отмерена определенная пропорция счастья и несчастья.

— Ты сыграла важную роль в моей судьбе, Аленка, — продолжал Сергей. Если бы не ты, я остался бы малоизвестным бардом, автором душещипательных романсов, тратил бы жизнь на клубные концерты, выбирая любовниц из числа поклонниц и теша себя мыслью, что занимаюсь творчеством. А мне захотелось доказать, что ты ошиблась в оценке моей личности, и я кое-чего стою. Начал жизнь с нуля, решив стать журналистом. Надеялся, что когда-нибудь ты откроешь газету, прочтешь статью, подписанную моим именем, и удивишься. Позвонишь, захочешь встретиться. И мы уже сможем говорить как два взрослых человека, а не как неисправимый романтик и состоявшаяся женщина, точно знающая, чего хочет.

«Надо же… А я-то, дубина бесчувственная, даже и не подозревала…»

Почему-то именно с Сергеем после окончания института она не встречалась. С другими сокурсниками частенько созванивалась, виделась, а с ним — нет.

Может быть, боялась, что прошлое вернется?..

* * *

Четыре года назад они праздновали десятилетие окончания института. Аллу сразу окружила толпа обожателей, Сергей маячил где-то вдалеке. Они кивнули друг другу, а потом ее внимание переключилось на поклонников.

Он так и не подошел. В ресторане они сидели за разными столами. Аллу, как всегда, избрали тамадой, а потом не было отбоя от желающих с ней потанцевать. Сергей пришел без жены, Алла без мужа. Она удалилась с банкета в обществе Кирилла Медяника, ставшего ее очередным любовником. С кем ушел Сергей, Алла не видела. Скорее всего, один.

Второй раз за прошедшие четырнадцать лет они встретились восемь месяцев назад на свадьбе их сокурсницы Светланы, если только это можно назвать встречей. Новобрачные пригласили три сотни гостей, а верная боевая подруга руководила действом.

Сергей явился в тот момент, когда гости шли сплошняком, и Алла едва успевала отвечать на приветствия. Они поздоровались, он поздравил молодых и исчез в толпе сокурсников. На свадьбе Сергей не пел. Почему-то никому не пришло в голову попросить его об этом, хотя бы для того, чтобы вспомнить студенческие годы. Да и гитары под рукой не оказалось. Потом у одной из сокурсниц, Лены Колыхаловой, случилась, беда, и верная боевая подруга с головой погрузилась в очередное криминальное расследование. О Сергее Алла и подавно забыла. Да и вообще Алла почти не вспоминала о нем в суете деловой и сыщицкой деятельности.

А оказалось, он ждал ее звонка, надеялся, что она заметит его успехи…

Сергей Мартов стал известным журналистом, одним из немногих, кому позволено брать интервью у первых лиц, и он делает это достойно и профессионально, без пиетета или плебейской фамильярности, его статьи постоянно публикуются в самых рейтинговых газетах, у него особый нюх стоит ему написать о малоизвестном человеке, как вскоре тот взлетает на гребень славы, а потому считается, что Мартов приносит удачу, и жаждущих удостоиться его внимания более чем достаточно.

Он выполнил поставленную цель — сделал себе имя на новом поприще, завоевав репутацию профессионала высокого класса и при этом порядочного человека, — но главного не достиг: Алла его успехов не заметила.

Или не хотела замечать?..

Каждый из них все эти годы строил карьеру в соответствии с собственными взглядами на жизнь, они немалого достигли в социальном аспекте, и оба шли к цели, как две параллельные прямые, которые, как известно, не пересекаются. И оба компенсировали проблемы в личной жизни своими достижениями, сублимировав таким образом нереализованные желания.

И вот их пути опять пересеклись.

Прошлое вернулось.

Удастся ли построить отношения на новом витке жизни?

Об этом размышляла Алла и, судя по задумчивому виду, о том же думал и Сергей.

— Знаешь, Сержик, хоть и грех Так говорить, но, если бы Рита не погибла, ты бы ко мне не пришел.

— Не пришел бы, — согласился он.

— Я ее совсем не знала. И, честно говоря, не хотела знать.

«Вот ведь парадокс: моего экс-жениха Сашку соблазнила дебильная потаскушка Натка Пантелеева, а Сержа увела Ритка Незнамова, невзрачная девица с мышиным умишком и волосами мышиного цвета, а по своей сути — серая мышка. Я — вся из себя, красотка, а мои любимые мужчины почему-то достаются кому попало…»

* * *

…Мадам Бобкова, несмотря на возражения рекламщиков, выторговала себе имя Изабелла.

— Не может потомственная дворянка носить такое имя, — стонал Владимир Максимович, но заказчица была непреклонна:

— Героиня моих книг не только русская, но и иностранка.

— Ну как же она может быть одновременно и русской, и иностранкой? рыдающим голосом вопрошал рекламщик, на что Валентина Вениаминовна убежденно заявила:

— Может!

Первому журналисту, который должен был взять интервью у новоиспеченной «графини Меншиковой», посулили щедрое вознаграждение и заранее дали список вопросов, которые он должен задать писательнице. Корн подготовил даже ответы и просил Валентину Вениаминовну их выучить, но та, как всегда, раскапризничалась:

— Не буду я зубрить чужие слова! Импровизация лучше домашней заготовки!

«И где только таких слов „нахваталась…“ — дивился Яков Борисович.

Переубедить работодательницу ему так и не удалось — та наотрез отказалась учить грамотно составленные ответы.

Корн договорился с журналистом, что тот потом покажет ему материал, а литагент отшлифует его до нужной степени блеска. Первое интервью задаст тон остальным, главное — выбрать нужную тональность и не проколоться на мелочах, чтобы в последующих интервью не возникло противоречия с изложенной писательницей первой версией своей биографии.

Сценарий встречи был отработан до мелочей, и все же Яков Борисович боялся, что во время интервью строптивая мадам Бобкова войдет в раж и ее „понесет“.

Так и случилось, но в конечном итоге это пошло на пользу ее имиджу.

Едва журналист задал первый вопрос, писательница, у которой не вышло еще ни единой книги, томно закатив глаза, поведала:

— Я легкой птицей вернулась в этот мир уже в шестой раз…

„Ну и актриса! — ахнул Яков Борисович. — Как складно врет-то! И в самом деле ее импровизация получше наших домашних заготовок. Ляпнула невпопад, а получилось, будто она не от мира сего… Правда, у нее внешность стервозной шлюхи, но фотографировать мы не позволим, пусть читатели сами рисуют в собственном воображении неземной образ, и будет самое то“.

Ушлый литагент тут же сориентировался и подхватил:

— О да, она общается с астральными мирами… Уже поднаторев в создании собственного имиджа, мадам Бобкова выхватила из сказанного Корном понравившееся ей слово и со значением прибавила:

— В прошлой жизни я носила фамилию Астралова…

Яков Борисович мысленно вскричал: „Эврика!“ — сообразив, что наконец-то найдена та самая изюминка. Дворянством ныне никого не удивишь, все кинулись искать несуществующие аристократические корни, но даже знаменитые фамилии уже не потрясают воображение обывателя — за годы советской власти из чудом сохранившихся аристократов напрочь выветрился дух великих предков. Да и вообще, эта тематика уже приелась. А не очень понятная „астральность“ да плюс тема реинкарнации — самое оно. Сейчас многие помешались на сверхъестественном, и если на небосклоне появится писательница, способная с убежденным видом нести подходящую для легенды ахинею о переселении душ, то она сразу привлечет к себе внимание. Главное поразить воображение читателей, а там и популярность не за горами.

Владимир Леснянский и Гена Соколов согласились, что выпячивать мнимое дворянство, пожалуй, не стоит, лучше напирать на новенькое. Слово „астральный“ означает „звездный“, а потому новый псевдоним уже сам по себе подразумевает, что писательница звездная.

В итоге новый имидж будущей звезды в общих чертах сложился.

* * *

— Сереж, а почему у вас нет детей?

— Об этом я вначале не задумывался, а Рита на столь деликатную тему не заговаривала. Потом я решил, что у нее бесплодие, и старался обходить эту тему. Позже она призналась, что не хотела делить меня ни с кем, даже с ребенком…

Сергей вздохнул. Исповедь давалась ему тяжело.

— Ты теперь остался один…

— Уже не один. — Он сказал это серьезно, но Алла улыбнулась в ответ.

— А Рита знала?..

Сергей понял недосказанное:

— Разумеется.

— Ревновала?

— Она тебя ненавидела.

— Рита способна ненавидеть? — Алла была удивлена. На ее взгляд, невзрачная жена Сергея не сильна на эмоции, ее удел — быть бледной тенью.

— Способна.

— Ты сказал это таким тоном, будто она и тебя возненавидела.

— Ты права, Аленка.

— Неужели? — Алла еще больше удивилась. — Почему же Рита жила с тобой?

— А что ей еще оставалось?

— Хочешь сказать, что в противном случае она осталась бы одинокой?

— Скорее всего, да.

— И потому цеплялась за тебя?

— В определенной мере моя жена таким образом самоутверждалась. Ей удалось добиться своего — заполучить меня. Но лишь в качестве официального супруга. В остальном я был сам по себе. Она знала, что все мои достижения, к которым я стремился ради того, чтобы ты обратила на меня внимание, не привели к желаемому. Получалось, что мы с ней в одинаковом положении: Рита изо всех сил старалась завоевать меня, и ей это не удалось, а я хотел вновь обрести тебя, но и у меня не получалось. И это давало ей моральное удовлетворение.

— Ей нужно было находиться рядом с тобой, чтобы ежечасно в этом убеждаться?

— Думаю, да.

— Ну, самоутвердилась, убедила себя, что даже тому, кто недосягаем для нее, не все по силам, но при чем здесь ненависть?

— Когда человек отдает всего себя и не находит отклика, он нередко начинает ненавидеть того, кто не отвечает ему взаимностью.

„Надо же, какие страсти-мордасти таились в этой безликой серой мышке…“

— Так, может быть, Рита покончила с собой, чтобы причинить тебе боль? Вызвать чувство вины? Хотя бы своей смертью привлечь твое внимание? Или, того хуже, подставить тебя, сделав подозреваемым, если уж не убийства, то хотя бы доведения до самоубийства?

— Не знаю. Для меня ее гибель явилась полной неожиданностью. Вроде бы для этого не было никаких оснований.

— Расскажи о последних месяцах.

Сергей замялся. Было нечто, за что ему до сих пор стыдно и в чем не хотелось признаваться.

— Если тебе очень не хочется, не говори, — пришла на помощь Алла, видя его затруднения.

— Не в этом дело…

— Ты ж понимаешь, что я расспрашивают из праздного любопытства. Все эти вопросы и в гораздо менее корректной форме тебе задаст следователь. Всю душу вымотает, но заставит все выложить. А если будешь молчать, перетрясет всех знакомых и накопает кучу сплетен, слухов, домыслов и прочей грязи.

— Да, я понимаю…

— Ты боишься, что я не так отреагирую? — Ей не требовался ответ, и так понятно. — Ошибаешься, Сержик. Уж чего-чего, а бабства во мне нет, и ты это прекрасно знаешь. Правда, только пару часов назад выяснилось, что ничто человеческое мне не чуждо и я тоже способна на ревность… Но ведь я ничего не предпринимала, просто старалась не замечать Риту, мол, нет ее рядом с тобой, вот и все.

— Мне не хочется предстать перед тобой в неприглядном свете.

— Есть основания?

— Есть, — честно признался он.

— Ты имеешь в виду свои отношения с любовницей? — догадалась она.

— И это тоже.

— Если оценивать меня с этих позиций, то я буду выглядеть во сто крат непригляднее.

— Ты — это ты.

— „Quod licet Jovi, non licet bovi“ — „Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку“? — вспомнила Алла любимую поговорку студенческих времен.

— Да, раньше ты часто это повторяла.

— И ты в это свято уверовал?

— Ты была очень убедительна.

— Это всего лишь бравада. Есть и другая поговорка: „Quod non licet viris, aeque non licet feminis“ — „Что непозволительно мужчинам, то равно непозволительно и женщинам“.

— Я был не вправе повлиять на твой образ жизни, но своей-то жизнью управлять мог.

— Видимо, ты сожалеешь, что связался с Алисой?

— Сейчас понимаю, что сделал глупость…

— А, ты решил, что я ревную тебя к ней? — догадалась Алла. — Не переживай, меня твоя Алиса совершенно не колышет.

— Она уже не моя.

— Тем более. Наверное, это кажется тебе парадоксальным: почему к Рите я ревновала, хотя супруга для многих женатых мужчин — почти предмет обстановки, — а по отношению к любовнице таких чувств нет? Объясню. Ты женился почти сразу после того, как мы расстались. Со стороны выглядело, будто ты сделал мне назло и при этом избрал мой полный антипод: неумна, некрасива, как личность не яркая. Никакая. Тем самым как бы подчеркнул, что все мои прекрасные качества не имеют для тебя никакой ценности. Как справедливо заметила мой психиатр, самолюбие — мое самое больное место. Твою женитьбу я расценила как ощутимый удар по моему самомнению. Причем это был уже второй удар в моей жизни. Экс-жених избрал мой антипод, и ты тоже. В итоге я сделала вывод: все, чем я горжусь, не взволновало ни его, ни тебя. „Ах так! — взъярилась я. — Ну, я вам докажу, что не на помойке себя нашла! Найдутся те, кто оценит мои прелести по достоинству!“ И стала без устали доказывать, что желающих немало. Приобрела репутацию шлюхи и гордилась этим. Но тебе я вряд ли что-то доказала. Ты после женитьбы ушел с небосклона и, казалось, стал добропорядочным и верным мужем. Как же мне было не злиться и не ревновать? Я, можно сказать, из кожи вон лезу, чтобы тебя уесть, а ты ноль внимания фунт презрения, живешь-поживаешь со своей безликой супругой, и на мои душевные метания тебе совершенно наплевать.

Впервые Алла была столь откровенна. К тому же с мужчиной, — а сильному полу она никогда не открывала душу исходя из принципа: „Свой голый зад нельзя показывать никому“, — то есть никогда не рассказывать о себе то, что не красит. И что самое удивительное — в данный момент Алла ничуть не боялась предстать в неприглядном свете перед человеком, чье отношение имело для нее очень большое значение. А самое удивительное — все, что она ему сказала, пришло ей в голову только что. Раньше Алла вообще не задумывалась, почему совершает те или иные поступки. Она не стремилась понять глубинные мотивы своего поведения, полагая, что проявляет себя в соответствии со своим характером.

Оказалось, ее поступками руководило неосознаваемое желание обратить на себя внимание Сергея.

„Вот ведь дурость-то! Вначале я с ним расплевалась, а потом стала выпрыгивать из себя, лишь бы что-то ему доказать!“

Сергей будто подслушал ее мысли:

— Какими же мы тогда были неразумными… И ты, и я. Сколько глупостей натворили… И зачем, спрашивается? Кому мы что доказали?

— Да уж. Как говорится, назло маме отморожу себе уши.

— Хотел бы я повернуть время вспять, в наше прошлое, чтобы этот разговор состоялся в те годы.

— Этого не могло быть априори. Для того чтобы все это осознать, нам обоим пришлось набить немало шишек. Благодаря опыту человек сознает, каким дураком был раньше.

— Главное — не остаться таким же дураком.

— Думаю, нам с тобой это не грозит. Сергей понял подтекст — теперь они учтут на будущее все, что натворили в прошлом.

— А про Алису Рита знала?

— Нет.

— Уверен?

— Почти.

— То есть не исключено, что твоя любовница все же просветила ее в аспекте ваших отношений?

— Раньше мне это не приходило в голову, теперь я этого не исключаю.

— Надеюсь, ты уже понял; что по отношению к Алисе у меня нет отрицательных эмоций, так что можешь все рассказать.

— На свадьбу Светланы я пришел только ради тебя. Получив приглашение, удивился — мы столько лет не общались, с какой стати ей приглашать меня на свадьбу? Созвонился с нашими ребятами и узнал, что будет весь курс. И решил пойти, чтобы увидеть тебя. Но опять не имел возможности подойти.

— Почему, Сержик? Ты же никогда не страдал от робости.

— Я иначе представлял себе нашу встречу. Хотя это было наивно — я же знал, что, Как всегда, ты окажешься в толпе поклонников.

— Ну и что? Вокруг меня всегда роились мужики. Раньше это не было для тебя помехой.

— Тогда все воспринималось по-другому.

— В студенческой среде нравы попроще, — согласилась Алла. — Но и на Светкиной свадьбе ты мог бы запросто подойти.

— Сказать тебе комплимент, удостоиться улыбки и отойти?

„В общем-то Серж прав. Толпа вокруг меня была довольно плотной. А я в то время ни сном ни духом не ведала, что он до сих пор ко мне неровно дышит…“

— В тот день я вернулся домой часов в одиннадцать, Рита меня ждала. Спросила, как все прошло. Я что-то промямлил и ушел к себе — последние годы мы спали в разных комнатах, я часто работал ночами, да и секса между нами не было уже много-много лет. После этого пару месяцев я ходил как в воду опущенный. Жена несколько раз пыталась вызвать меня на разговор, я отмалчивался. А Рита однажды обронила: „Ты все еще ее любишь…“ Я зачем-то изобразил непонимание: „Ты о ком?“ А она грустно: „Ты ведь и сам знаешь. Зачем, же притворяешься?..“ А я просто-напросто сбежал. На душе и так было тошно, не хотелось выяснять отношения с женой. Ушел из дому, всю ночь бродил по улицам, на следующий день напросился к приятелю, несколько месяцев жил у него. Потом познакомился с Алисой…

Алле стало страшно. Если дознавателям все это станет известно, — а они непременно найдут и приятеля, у которого Сергей жил, и Алису, — то на него, как минимум, навесят обвинение в доведении жены до самоубийства.

„Надо бы посоветоваться с адвокатессой, есть ли в ситуации состав, подумала она. — Сережа ведь не нарочно довел Риту до ручки. Немало мужей уходят от жен, а те потом пытаются покончить с собой… — И тут же отметила:

— В том-то и дело, что лишь пытаются. А Риты уже нет в живых…“

— Сержик, не терзайся. Пойми, твоей вины в случившемся нет, по крайней мере моральной. Насчет юридической оценки — не знаю, но с нравственной точки зрения ты ни в чем не виноват. Я понимаю, мои слова — всего лишь слова. Но ведь и твою собственную историю тоже можно расценить как драматическую. И в этом замешана я. Получается, что именно я — косвенная виновница Ритиной смерти.

* * *

…Имиджмейкеры еще немного подкорректировали биографию будущей звезды, и Валентина Вениаминовна Бобкова стала Изабеллой Астраловой, далекой от прозы жизни, а потому незамужней, а для еще большей оригинальности — убежденной девственницей.

Идея о вечной девственности очень понравилась начинающей писательнице, и она даже подумывала, не взять ли псевдоним Весталка. Оказалось, будущая знаменитость обсуждала тему целомудрия с кем-то из знакомых, и в беседе прозвучало слово, которое ей очень понравилось — необычно и не очень понятно.

По крайней мере, до того мадам Бобкова понятия не имела, кто такая весталка, и решила, что этого не знают и другие. Звучит интригующе значит, то, что надо.

— Как вы себе это представляете? — спросил Владимир Максимович, у которого уже голова шла кругом от закидонов заказчицы. Правда, платила та исправно, и только это позволяло ему сдерживаться в ее присутствии. Но зато уж за глаза он костерил ее от души! Если б мадам Бобковой икалось каждый раз, когда рекламщик поминал ее недобрым словом, она икала бы почти не переставая.

— Очень просто, — не моргнув глазом заявила та. — На обложке моих книг будет стоять „Весталка Изабелла Астралова“.

Мысленно приказывая себе: „Спокойствие, только спокойствие“, рекламщик переглянулся с литагентом, призывая того на помощь.

Прагматичный Яков Борисович спустил размечтавшуюся дамочку на землю, тактично намекнув, что это явный перебор. Багаж прошлого в виде троих мужей еще можно скрыть от будущих фанатов, но возраст вряд ли. Прямо он об этом не сказал, не упомянул и о том, что любой человек с первого взгляда увидит, что на мадам пробы негде ставить — куда уж именоваться весталкой! Зная скандальный характер работодательницы, он облек все в приемлемую для нее словесную форму, подбавил ложку лести в бочку неприятных той намеков, в итоге ему удалось не задеть непомерное самолюбие графоманки и отговорить от затеи, в результате которой та стала бы всеобщим посмешищем.

За Валентиной Вениаминовной Бобковой закрепился псевдоним Астралова.

Насчет имени создатели „литературной Галатеи“ не стали препираться Изабелла так Изабелла. Дама с таким именем может быть и француженкой, и итальянкой, а если родители с претензиями на оригинальность — то и русской.

Редакторы принялись переименовывать героиню романов графиню Валентину в Изабеллу, а художники, чертыхаясь, в который уж раз меняли псевдоним авторессы на обложках будущих книг.

* * *

— Сереж, тебя явно что-то гнетет…

— Ты права, но мне не хочется об этом говорить.

— Решать тебе. Но скажи честно, какую цель ты передо мной ставишь? Ведь неспроста ты сегодня, — Алла перевела взгляд на часы — половина четвертого утра — и поправилась, — то есть вчера, приехал в мою контору.

— Мне очень хотелось тебя увидеть…

Сергей отвел взгляд, и она пожалела, что спросила. Меньше всего ей хотелось ставить его в положение, когда ему придется врать. А всей правды, судя по всему, он сказать не может. И все же Алла решила прояснить хотя бы один вопрос:

— Но ведь ты приехал ко мне вчера, узнав, что твоя жена погибла… Немного подождав и не дождавшись реакции, она спросила:

— Когда тебя пригласили на опознание?

Видно было, что ему очень не хочется отвечать, но и соврать характер не позволял.

— Позавчера, — выдавил Сергей.

Алла не стала добивать его возгласами вроде: „Вот видишь! Прибежал, как только почувствовал, что земля под ногами закачалась, а до этого шестнадцать лет молчал и жил без меня в общем-10 благополучно“.

— Почему же не сразу? Ведь Риту нашли три дня назад.

— Я был в командировке, за границей. Вернулся двадцать восьмого мая, и меня в тот же день пригласили на опознание.

— Следователь давил?

— Давил, — кивнул он.

— Насколько сильны его подозрения?

— Мне трудно судить.

— Следак выдвигал какие-то версии? Менты большие спецы строить версии на пустом месте.

— Он в основном расспрашивал, какие у нас были отношения.

— А ты?

— Сказал, что хорошие.

— А если дознаватель копнет поглубже?

— Ему не у кого выяснить правду. Мы почти ни с кем не общались. Я жил сам по себе, Рита — сама по себе. Я много ездил по стране, потом по миру, а она оставалась в Москве. Отдыхали тоже врозь.

— Это говорит о многом.

— Немало супружеских пар отдыхают раздельно и живут формальным браком.

— Вот именно — формальным. — Она подчеркнула последнее слово.

— Но из-за этого не убивают.

— Да, с точки зрения нормального человека. А когда у следственных органов нет других подозреваемых, любой негатив в семье они готовы признать за мотив.

— Проще развестись. Об этом я и сказал следователю.

— А он придумает еще что-нибудь, например, ты не хотел делить квартиру.

— На мой взгляд, это абсурд.

— На мой — тоже. Но не для органов. Какая у вас квартира?

— Обычная. Двухкомнатная, сорок метров.

— Чья?

— Раньше мы там жили с мамой. Когда я женился, мы с Ритой поселились в моей комнате. Потом мама умерла.

— Следовательно, можно приплести такой мотив: ты не хотел делить с женой квартиру, заработанную твоей матерью.

— Дикость!

— Это с точки зрения человека нашего круга и образа мышления. Ментовские же знают, что убивают и ради меньшей выгоды, чем двухкомнатная квартира.

Представь, что вы бы развелись. После размена Рита получила бы однокомнатную квартиру, а ты — комнату в коммуналке. Любой порядочный мужик поступил бы именно так — отдал бывшей жене лучшее, себе оставил поменьше. К тому же ты зарабатываешь несоизмеримо больше ее, можешь потом с доплатой приобрести отдельную квартиру. А вот теперь представь кривую логику следователя. Ты, преуспевающий журналист, к тому же родившийся в этой квартире и считающий ее своей собственностью, вдруг оказываешься в коммуналке…

— Алла, неужели ты думаешь…

— Нет, Сержик, я так не думаю, — мягко сказала она. — Я всего лишь обозначила ход мыслей дознавателя. Не сомневаюсь, что он будет муссировать эту версию за неимением других.

Сергей отвернулся. Разговор ему был неприятен.

— Не сердись. — Алла развернула его к себе и посмотрела в глаза. — Я же говорю не для того, чтобы сделать больно. Ты должен быть готов к тому, что нервы тебе потреплют изрядно, будут провоцировать идиотскими предположениями и оскорбительными намеками. Тебя будет трясти от возмущения и бессильного гнева, а следаку только этого и надо — ты потеряешь контроль над собой, а он ухватится за любое слово, сказанное тобой в аффекте, и начнет давить еще больше. Провокация — типичная тактика дознавателей, не имеющих доказательств.

— Я понимаю…

— А что — у Риты не было своего жилья?

— Нет, она сирота, родители погибли, когда ей было девять лет. Рита часто рассказывала о своем тяжелом детстве. Ее отец был летчиком-испытателем, разбился во время испытаний новой модели самолета, после его смерти Рите выплачивали большую пенсию. Видимо, на эти деньги польстилась тетка. Все ее детство прошло с ощущением, что она — обуза. Тетка не уставала повторять — мол, за что ей такой крест, муж бросил, двое своих детей, да еще и племянница.

— Да уж, досталось Ритуле…

— Тетку она ненавидела, даже не пошла на похороны, когда двоюродные сестры сообщили, что та умерла.

— А ее мать?

— Покончила с собой в тот же день, когда разбился Ритин отец.

— Человек, переживший драматические события и трудное детство, имеет право, чтобы к нему относились не так, как к другим.

— Потому я не смел бросить Риту Это же предательство. Как я мог ударить ее по самому больному? Она поверила мне, привязалась всей душой, и вдруг бы я сказал: „Все, ты мне больше не нужна…“ Даже бродячую собаку, которую ты обогрел, нельзя выгнать на улицу только потому, что она тебе надоела. А уж человека, тем более слабую женщину, — и подавно. Поэтому меня возмутили бестактные вопросы следователя и его грязные намеки.

„Если бы ты только знал, мой дорогой, что тебе предстоит“, — печально подумала Алла и решила, что костьми ляжет, но как можно скорее вытащит его из этой передряги. Риту жалко, ужасно жалко, но ведь ей уже не поможешь… А Сергей не заслужил, чтобы его мордовали на допросах ни за что ни про что.

— Сереж, а может быть, Рита все же покончила с собой?

— Не знаю…

— Мне кажется, что человек, переживший в детстве такую тяжелую драму, более склонен к самоубийству, чем другие.

— Ты хочешь сказать, что я невольный виновник ее смерти?

В его глазах она увидела такую боль, что не выдержала и отвернулась.

— Наверное, так и есть… — Сергей, опустив голову, говорил еле слышно. — Все эти годы Рита надеялась, что я буду относиться к ней с большей теплотой. Но я не мог себя пересилить… — Некоторое время он молчал, а потом решился на признание:

— Мне было трудно с ней. Я убеждал себя, что она хорошая жена, верная и преданная, но, когда смотрел на нее, сразу вспоминал студенческие годы, тебя… Один случай врезался мне в память. Закончился наш концерт, Рита стояла в углу, я уже хотел было спуститься со сцены и подойти к ней, и вдруг в зал входишь ты, и головы всех зрителей в партере поворачиваются в твою сторону, как подсолнухи к солнцу. Ты была без букета, даже на концерт не пришла… Этот случай символичен: Рита, образно говоря, всю жизнь подносила мне розы, а ты привыкла, чтобы розы дарили тебе. А я не мог себе простить, что проявил слабость… Когда ты сказала, что нам лучше расстаться, я убедил себя, что артисту нужна такая жена, как Рита, а не королева, у которой сотни обожателей. А потом понял, что обманулся, предпочел дешевую подделку и потому потерял шанс завоевать королеву… Одно время я Риту даже видеть не хотел, три года работал корреспондентом в Иркутске, потом без конца мотался по командировкам, лишь бы поменьше бывать дома. Жена смотрела на меня несчастными глазами, а мне было стыдно — зачем же я ее обманул, использовал как средство, ведь она живой и страдающий человек…

— Сереж, напрасно ты мучаешься виной. Ведь Рита знала, как ты ко мне относишься, когда выходила за тебя замуж.

— Знала, конечно. Ей все уши прожужжали, что ты, если захочешь, расстроишь нашу свадьбу, и даже если мы с ней поженимся, стоит тебе только пальцем поманить, как я брошу ее и побегу за тобой. Да и я, честно говоря, был не самым веселым человеком на собственной свадьбе. Мама даже сказала: „Сыночек, зачем же ты женишься, раз не любишь Риту? Женщина может выйти замуж без любви, ради того чтобы иметь семью, детей или по расчету, но тебе-то зачем это нужно? Тебе всего двадцать, вся жизнь впереди, найдешь свою половину и женись“. Но ведь этот разговор состоялся на свадьбе. Не мог же я сказать: „Знаете, гости дорогие, я передумал, потому что не люблю свою будущую жену“. Раз уж решил, нужно идти до конца.

„Господи, кому нужны такие жертвы! Как часто мы делаем глупости по никому не понятной причине… И другим невдомек, зачем мы творим глупости, да и сами себя не понимаем…“

— Ладно, мой дорогой, уже пять утра. Давай хоть часок-другой поспим. На завтра у меня планов громадье.

Она почти силой заставила его лечь, устроилась рядом и положила голову ему на плечо.

— Я даже не мечтал, что когда-нибудь ты будешь лежать на моем плече… — прошептал он, поворачиваясь к ней и чуть касаясь губами виска.

— Я тоже, — так же тихо ответила она и, немного помолчав, добавила:

— Мне очень жаль Риту, но, к чему лукавить, если бы ты на ней не женился, мы с тобой, разбежавшись на некоторое время, потом снова были бы вместе. А мне очень этого хотелось, честно, но ты уже был женат…

Сергей приподнялся, обхватил ее лицо ладонями и заглянул в глаза. Уже рассвело, в комнате было светло, и Алла видела радость в его глазах, еще недавно печальных.

— Это правда? — Ему хотелось еще раз услышать подтверждение.

— Правда. — Она чуть усмехнулась и добавила в привычной дурашливой манере:

— Однако это не означает, что я убила твою жену.

* * *

…Над обиталищем будущей звезды трудились высококлассные дизайнеры. По их задумке посетители должны были уверовать, что Изабелла Астралова путешествует в иных мирах и возвращается на нашу грешную землю лишь для того, чтобы сотворить очередной шедевр.

Неуемная госпожа Бобкова постоянно вмешивалась в работу мастеров, отвергая их идеи и требуя изобразить то, что хочется ей. При попытке профессионалов своего дела возразить, мол, ее очередное предложение не вяжется с понятием „астральный“, заказчица топала ногами и визжала:

— Откуда вы знаете, что такой „астральный“?! И нечего изображать из себя умников, выставляя меня дурой! Я плачу вам бешеные деньги, и вы должны делать то, что мне нужно, а не поучать!

Дизайнерам пришлось смириться и выполнить все прихоти невежественной заказчицы, напичкав обиталище будущей звезды соответствующим антуражем. Получилось нечто, за что им потом было стыдно — все же профессионал должен выдержать определенный стиль, а не идти на поводу у безграмотной работодательницы.

Обиталище, которое сама будущая звезда почему-то именовала „кельей“, видимо полагая, что имидж „убежденной девственницы“ почти синоним монашеству, — резко диссонировало с созданным пиарщика» ми возвышенным образом. Однако мадам Бобкова руководствовалась собственными представлениями об эстетике жилища, и оно напоминало отнюдь не монашескую обитель и не место, куда «неземное существо» возвращается из астральных миров, а декорации из фильма ужасов.

Входя в «келью», гости с недоумением озирались, вздрагивая от дикой какофонии звуков, изрыгаемой замаскированными динамиками, затем, пробираясь по коридору на ощупь, почти в полной темноте, спотыкались о разбросанные на полу предметы и даже, бывало, падали, сбив хрупкую утварь, попадавшуюся на пути в совершенно неподходящих местах. Порой особо впечатлительные непроизвольно вскрикивали, задев что-то холодное и мокрое, свешивающееся с потолка, и спрашивали себя, как можно тут жить и зачем устраивать из приличной квартиры в центре Москвы симбиоз музея, кунсткамеры и подвала из ужастика. Некоторые, покинув обиталище будущей звезды отечественной литературы, потом крутили пальцем у виска и зарекались переступать порог этого странного жилища, дабы не свихнуться самим.

Даже сомневающиеся и неверующие приходили к выводу, что писательница со странностями, явно не от мира сего, чудачка и оригиналка, что тоже работало на ее имидж.

* * *

— Я увижу тебя сегодня? — спросил Сергей утром.

— Увидишь, — кивнула Алла, подумав, что ей будет непросто ускользнуть из дому. Скоро с дежурства придет Олег и никуда ее не отпустит.

«Ладно, придумаю что-нибудь», — решила она.

— Ты не возражаешь, если я подключу к расследованию «самаритян»?

— Мне не хочется, чтобы кто-то копался в моей личной жизни, поморщился он. — Тем более сокурсники.

— Сержик, но ведь мне одной со всем не справиться. В первую очередь я привлеку своих друзей, частных сыщиков, но наши девицы порой действуют гораздо результативнее, чем профессиональные детективы. Без мыла куда угодно влезут. А мне хочется поскорее снять с тебя эту ношу. У меня есть мечта — закончить с расследованием и рвануть с тобой в Италию, на Ларкину виллу.

«Завершу Серегино дело, а потом насяду на своего лечащего врача. Впервые Алла опустила привычное „любимого мужчину“ и сама это сразу отметила. — В крайнем случае возьму с собой медсестру — если в самолете мне станет плохо, она что-нибудь вколет».

— Хорошо, делай, как считаешь нужным, — согласился Сергей. — Ради того, чтобы побыть с тобой, я готов на все.

— Сержик, если это ты убил Риту, лучше скажи об этом сейчас. Морализаторство — не в моем стиле. Моя задача — помочь.

— Ты что — серьезно? — В его голосе звучала обида.

— Нет, конечно, — ответила она. — Просто неуклюже пошутила.

«А вообще-то, мой дорогой, такая мысль меня уже не раз посещала…»

* * *

Когда Сергей ушел, Алла первым делом позвонила любимой подруге:

— Мать, сделай мне алиби. Позвони ровно в десять. Олег к этому времени придет с дежурства, а я засяду в туалете, чтобы трубку взял он. А ты скажи ему, что отчаянно жаждешь меня видеть.

— Что ты опять затеяла, дорогая? — забеспокоилась Лариса.

— Ничего особенного, потом объясню. Кстати, старушка, пока обойдешься без личного телохранителя.

— Да мне вовсе не нужен телохранитель. Никто на мою жизнь не покушается.

— Дурашка, я не этот аспект имела в виду, а то, что Виталька хранит твое драгоценное тело.

— А, ты об этом, — рассмеялась Лариса. — Делай, как считаешь нужным.

— Тогда отбой, дорогая, у меня еще куча звонков. Следующим абонентом стал Виталий Рылеев.

— Напарник, появилось еще одно задание для тебя и Ленчика. Основное сделают «самаритянки», но вам нужно быть в курсе. Своих ребят от начатого расследования пока не отрывай, а потом видно будет. Может, «самаритянки» сами справятся, уж очень дело деликатное, как раз для тонкой женской психологии.

— Нам с Ленькой приехать к тебе?

— Нет, скоро явится Олег и всыплет мне по первое число, узнав, что я опять не блюду режим. Меня отмазывает Ларка. Скоро сбегу из дому и двину к «самаритянам». А вы с Ленчиком подтягивайтесь туда часам к одиннадцати.

— Идет, — согласился Виталий. Затем Алла позвонила адвокатессе Наташе Покровской, супруге Лени Кудрявцева:

— Натуль, твои услуги опять понадобятся. У моего друга, Сергея Мартова, погибла жена, и он пока единственный подозреваемый. Есть основания предполагать, что Рита, его покойная супруга, покончила с собой. Но не исключено, что ее убили. Так что на тебя возлагается двойная задача. Во-первых, ты будешь адвокатом Сереги, а во-вторых, разузнай с помощью своих связей все о гибели Риты — где ее нашли, как погибла и прочее.

— Фамилия погибшей тоже Мартова?

— Да. Натусик, я тебе потом расскажу кое-что, но это, чур, между нами. Я даже твоему мужу и Витальке сообщу не всю информацию, а лишь то, что нужно для расследования. Тебе, как подруге, могу по-бабски довериться. Но, сама понимаешь…

— Алла, это даже не обсуждается, — перебила ее Наташа.

— Какой-то камень у Сереги на душе есть, это точно. Но мне он не открылся. Тебе, как своему адвокату, доверится Если это очень личное, можешь мне не говорить, но, если нужно для расследования, поделись информацией. Я, сама понимаешь, могила.

— А Сергей Мартов близкий тебе человек?

— И даже более того. На данный момент он мне безмерно дорог, и я не хочу его терять. Равно как и он меня. Возможно, именно потому и темнит. Со студенческих лет я славилась своим максимализмом, а плохишей в одночасье вычеркивала из жизни. За эти несколько месяцев я повзрослела на много-много лет и теперь гораздо лояльнее к недостаткам, которые раньше не прощала. Быть может, Серегина скрытность связана с его любовницей. Тогда ничего страшного нет — эта дама уже в прошлом. Но если его тайна касается гибели жены, то, сама понимаешь…

— Ясно, Алла.

— Отзвонись сразу же, как только что-нибудь выяснишь. Серега очень ранимый человек. Поддержи его и не позволяй следователю устраивать моральный мордобой, — напутствовала она подругу.

Следующий звонок — в офис «Самаритянина». Трубку взяла Тамара Семанкина. Официально она считалась правой рукой Матвея Лопаткина, а фактически руководила действиями всех сотрудниц фирмы.

— Привет, Томик, это я.

— Здравствуй, Алла, — обрадовалась сокурсница. — Как твое здоровье?

— Нормально.

— Твои сотрудники говорили, что ты вчера приезжала в «Приму». Почему не зашла к нам?

— Потом расскажу, Томусь. Буду у вас часов в одиннадцать, к этому времени подъедут Виталик с Ленчиком.

— Новое расследование? — догадалась Тамара.

— Да.

— Ждем Мы по тебе очень соскучились.

— Взаимно.

* * *

Первым прибыл верный оруженосец, через десять минут явился Олег. Все прошло как по маслу. Вооружившись журналом «Космополитен», Алла без двух минут десять с комфортом устроилась в туалете. Пунктуальная Лариса позвонила ровно в десять.

— Аллочка, тебя Лара к телефону, — позвал Олег, постучавшись в дверь места уединения. — Попросить ее перезвонить?

— Спроси, что там у нее стряслось, — голосом давая понять, что занята тем, чем и положено заниматься в туалете, попросила она. — Может, что-то срочное?

Через пять минут Алла вышла, помыла руки, явилась в спальню, где Олег переодевался в домашнее, и спросила:

— Что с Ларкой?

— Она просила тебя срочно приехать.

— А что случилось-то7 — Я не стал спрашивать, а Лара меня не просветила.

— А голос у нее был бодрый?

— Вполне.

— Ладно, главное, что не приболела. Сейчас отзвонюсь, выясню. — Набрав номер телефона любимой подруги, Алла сыграла их привычный ритуал:

— Привет, дорогая! — Выслушав ответное приветствие, поинтересовалась:

— Что за срочная надобность, старушка? — Сообразительная Лариса уже придумала повод, и верная боевая подруга завершила разговор:

— Скоро буду, не скучай. — Повесив трубку, она обернулась в Олегу:

— Ничего особенного, ей просто захотелось посмотреть мой загородный дом, подружка его еще не видела. Я решила пойти навстречу ее желанию. Не хочешь составить нам компанию? — Она не сомневалась, что Олег откажется. И точно.

— Не сердись, Аллочка, в другой раз, — произнес он с извиняющейся улыбкой. — Устал после дежурства, посплю.

— Ой, ну и дура же я бесчувственная! — Алла изобразила запоздалые сожаления. — Опять всю ночь не удалось прикорнуть?

— Нет, часок я поспал.

— Ну тогда отдыхай. Мы с Ларкой пробудем за городом весь день, шашлычками побалуемся, махнем по паре рюмашек. Если мы там заночуем, ты не обидишься?

— Нет, конечно, — улыбнулся Олег. — Наверняка вам есть о чем поговорить.

— Еще как! — подтвердила Алла, обрадовавшись, что у нее есть еще одна ночь, которую она проведет конечно же не с подругой.

* * *

Когда верная боевая подруга приехала в офис «Самаритянина», все уже были в сборе.

— Ребята, погибла Рита, жена Сереги Мартова. — Алла обвела глазами «самаритян». Разумеется, им было известно, какие отношения связывали ее и Сергея шестнадцать лет назад. Виталию и Леониду она пояснила:

— Серж — наш сокурсник. На третьем курсе у нас был красивый роман, потом мы расстались, и он женился на Рите Незнамовой. Все мы считали ее не парой красавцу Сержу и удивлялись, зачем он на ней женился. Я-то думала, что назло мне, но сам он признался, что жалел ее, — Рита сирота, воспитывалась теткой, ее родители трагически погибли. Детство у нее было тяжелое, а тетка — гадина. Серега парень добрый, не способен никому причинить боль. Прожил с ней шестнадцать лет и не смог ее бросить, хотя мысль о разводе его не раз посещала. Жена его любила и надеялась, что со временем у него появится к ней хотя бы привязанность, но они все больше отдалялись друг от друга. Быть может, Рита отчаялась и наложила на себя руки. Сам Серега, как мне показалось, склоняется именно к такому мнению. Полгода назад он фактически ушел от своей половины, жил вначале у друга, потом у любовницы. Может быть, для Риты это стало крушением всех надежд, и дальнейшая жизнь показалась бессмысленной… Мне о ней известно очень мало. Может быть, вы что-то знаете? Томик, ты всегда в курсе всего. Что скажешь, подруга?

— Рита была на два года младше нас, мы практически не общались.

— Где она работала? — спросил Виталий.

— Понятия не имею, — ответила Алла и упрекнула себя: «Что ж ты упустила это из виду? Нужно было не песни Сереге петь, а выяснить факты. Теперь неизвестно, с какого конца начинать». — Девицы, а вы не знаете?

— Нет, — послышались голоса нескольких «самаритянок», остальные отрицательно покачали головой.

— Н-да… Это мое упущение, — признала верная боевая подруга. — Ладно, спрошу у Сереги. Ребята, будьте максимально тактичными. Серж очень подавлен, мучается виной. Разумеется, ему не хочется, чтобы кто-то лез в его прошлое, но иного выхода нет.

Все дружно закивали.

— Убить Риту могла любовница Сержа по имени Алиса, — продолжала Алла. — Она хотела, чтобы он развелся и женился на ней. Мотив у нее есть. Тем более, что они поссорились именно из-за Риты. Насчет отношений с любовницей Серега выразился неопределенно. На мой прямой вопрос, есть ли у него баба, ответил утвердительно. Потом я поинтересовалась, в каком качестве та сейчас пребывает, а Серж заявил, что они расстались, но у меня сложилось впечатление — он сказал то, что я, на его взгляд, хотела услышать. А потому у меня нет твердой уверенности, что они окончательно побили горшки. Следовательно, Алиса по-прежнему тщится надеждой стать мадам Мартовой, хотя Серега четко дал ей понять — разводиться с женой не намерен. Вывод закономерен — Рита помеха для Алисы в ее стремлении завладеть Сергеем. Мотив банален, но жизненен. Ревнивая баба способна на многое. Говоря высоким штилем, любовные треугольники нередко окрашиваются в кровавый пурпур. Сам по себе способ убийства, на мой взгляд, больше подходит женщине, нежели мужчине. У слабого пола выбор поменьше. Смертельно ударить, свернуть шею и прочие силовые методы женщине недоступны, огнестрельным оружием в своем большинстве дамы не владеют. За редким исключением, — со смешком добавила верная боевая подруга. — А вот неожиданно столкнуть в воду — это как раз по-бабски. Приблизительный сценарий таков. Алиса встретилась с Ритой под предлогом разговора, не оповещая о своем статусе любовницы ее мужа. Познакомилась будто бы случайно, втерлась в доверие, предложила прогуляться по набережной, вела доверительные разговоры, потом углядела где-то ступеньки или заранее их присмотрела и целенаправленно вела туда соперницу. В последние дни все время льют дожди, и гранитные ступеньки набережной скользкие. Дамы спустились к воде и любовались видом, и тут Алиса резко толкнула Риту. Вода еще холодная, из-за этого возможна судорога, к тому же падение было внезапным, и жертва пошла ко дну.

— Как фамилия Алисы? — спросил Виталий.

— К сожалению, не знаю. Сергей не сказал, а мне неудобно было спрашивать — он резко вскинулся, когда я заметила, что у Алисы есть мотив.

— Чем она занимается, знаешь?

— Увы, — развела руками Алла.

— Может быть, тоже журналистка? — предположила Лена.

— Вполне, — кивнула верная боевая подруга. — Служебные романы случаются потому, что коллега, вместе с которым проводишь много времени, становится близок — во всех смыслах.

— Если Алиса журналистка, тогда проще, — вступил в беседу Леонид. Все же этот круг довольно ограничен, все друг друга более-менее знают, да и по характеру они люди коммуникабельные. Когда я работал опером, в нашем отделе крутился парень, репортер криминальной хроники. Начну с него.

— Годится, — одобрила Алла.

— А когда похороны? — поинтересовалась Тамара.

— И этого я не выяснила…

— Думаю, мы все должны прийти.

— Само собой, — кивнула верная боевая подруга. — Кто-нибудь еще хочет высказаться?

— Неудобно о погибшей говорить плохо, но Рита была дрянью, — подала голос Клара.

— Почему ты так думаешь? — заинтересовалась Тамара.

— Моя двоюродная сестра Зоя училась с ней на одном курсе. Когда Сергей женился на Рите, кузина как-то обронила: «Надо же, как этой подлюке повезло». Я стала расспрашивать ее, почему она так думает, а Зойка говорит: «Ритка играет под скромницу, а сама дрянь, каких свет не видывал».

— Клара, расспроси кузину поподробнее, наверняка ей немало известно о Рите, — велела Тамара.

— А надо ли нам копаться в ее прошлом? — засомневалась жалостливая Олеся.

— Надо, — отрезала Тамара и обратилась к верной боевой подруге:

— Как я понимаю, Сергей под подозрением?

— Разумеется. Мало того, он единственный подозреваемый. Даже если ему пришьют доведение до самоубийства, это тоже срок.

— Рита Незнамова никогда бы не покончила с собой, — авторитетно заявил Матвей Лопаткин.

— Почему ты в этом так уверен, Мотя? — повернулась к нему Алла.

— Этот психологический типаж мне знаком. Озлобленная на весь белый свет, завидующая тем, у кого жизнь сложилась более успешно, но не сознающая, что все дело в ней самой. Ей проще обвинить других, что те чем-то перед ней виноваты, чем признать, что сама она ничего собой не представляет.

Верная боевая подруга с сомнением покачала головой — не верилось ей, что Рита Незнамова и в самом деле была такой. Да и в отношении мнения Зои у нее были определенные сомнения — известно, что ни одна женщина не скажет про другую ничего хорошего, обязательно найдет чем уесть. Тем более в такой ситуации — в Сергея Мартова были влюблены очень многие девушки, Зоя и ее сокурсницы наверняка были в их числе, а достался он серой мышке Рите, вот они и злобились, прохаживаясь по ее адресу. Слова «подлюка», «дрянь» и прочие — всего лишь ярлыки. При соответствующем негативном настрое нелицеприятными словами можно обозвать любую знакомую, а уж удачливую соперницу — тем более. Если бы Зоя привела конкретные факты, подтверждающие ее слова, тогда еще куда ни шло. Да и к фактам нужно относиться критически, делая скидку на Зоину предвзятость.

— Ладно, ребята, — завершила она предварительный обмен мнениями. Ясно одно — пока ничего не ясно.

* * *

Алле не хотелось звонить Сергею при сокурсниках и частных сыщиках вряд ли удастся выдержать нейтральный тон, да и не смогла бы она говорить с ним по-деловому.

Выйдя из офиса «Самаритянина», она удивилась, не увидев «вольво» верного оруженосца. Решив, что тот припарковал машину возле входа в «Приму» — с другой стороны здания, — Алла заглянула в записную книжку и набрала номер мобильника Сергея. Тот ответил сразу.

— Серж, это я. Ты сейчас можешь говорить?

— Могу. Я уже соскучился.

— Я тоже. Когда ты освободишься?

— Как только пожелаешь.

— Тогда я уже пожелала.

— Где встретимся?

— Есть предложение съездить в мой загородный дом. Секундная заминка. Ясно, Сергей понял, что сегодня она уже не может пригласить его к себе домой. Но видимо, надежда на скорую встречу и заманчивая перспектива провести с ней еще одну ночь перевесили:

— Отлично!

— Тогда диктуй адрес того места, где сейчас находишься, мой верный оруженосец доставит меня туда, я пересяду к тебе, а завтра ты привезешь меня в Москву.

— Пиши. — Он назвал ей адрес редакции. — Жду с нетерпением.

— Еду к тебе с неменьшим нетерпением, — ответила она.

Убрав мобильник в сумочку, Алла завернула за угол и увидела, как в арку въезжает знакомый черный «вольво».

— Где ты был? — удивилась она.

Толику не хотелось признаваться, что все ночи и каждую свободную минуту он дежурит возле дома Филиппа.

— Обедал, — соврал он.

* * *

…Для встреч с журналистами экс-мадам Бобкова, а ныне убежденная девственница Изабелла Астралова, в шестой раз осчастливившая мир своим присутствием, надевала соответствующий ее новому облику наряд.

Над ее туалетами и антуражем комнаты для приемов трудились хорошие модельеры и дизайнеры, но «неземное существо» имело собственные взгляды, как «сделать красиво», и замучила всех капризами.

Имиджмейкер и прочая высокооплачиваемая обслуга за глаза потешались над ее дилетантскими советами, а дизайнер возводил очи горе и с чувством произносил. «Sus docet Minervam!».

В итоге получилось то, что получилось писательница была облачена в длинную многослойную, неопределенного цвета хламиду в стиле «свингер», спускавшуюся от шеи к щиколоткам многочисленными волнами и полностью скрывавшую ее лишенное соблазнительных выпуклостей тело, на голове у новоявленной звезды красовалось нечто немыслимое, ею самой придуманное, помесь тюрбана со шлемом, а лицо прикрывал полупрозрачный лоскут причудливой формы.

Встречая гостя, хозяйка томно возлежала на низкой оттоманке в позе герцогини Альбы, рядом дымилось нечто вроде кальяна, — по ее задумке, это курился фимиам, — говорила она мало, глуховатым «потусторонним» голосом, время от времени роняла непонятные фразы, которые мог связать воедино и придать им какой-то смысл лишь ее толмач, он же по совместительству литагент.

В общем, писательница-«девственница» Изабелла Астралова в созданном коллективным разумом имидже очень себе нравилась Журналисты регулярно навещали будущую звезду пера в ее обители, каждый раз унося несколько зеленых купюр, а в периодике появлялись все новые и новые статьи, живописующие непохожесть Астраловой на простых смертных Газетно-журнальный материал иллюстрировали красочные фото особо эффектных уголков жилища «оригиналки», но самой писательницы на снимках не было, что интриговало читателей.

* * *

— Я бесплотный дух, вы видите лишь бренную оболочку, но это обман зрения, — вдохновенно врала новоиспеченная мадам Астралова, а интервьюеры бойко строчили в блокнотах — записывать свои откровения на диктофон она категорически запрещала, ведь голос «бесплотного духа» не может быть прозаически воспроизведен техникой.

Идею не показываться публике, не печатать фотографии в периодике и на обложках книг подал ее личный имиджмейкер Даниил Фаргин. Сама будущая знаменитость была отнюдь не прочь полюбоваться на растиражированное красочное изображение собственной физиономии и даже намеревалась обеспечиться плакатами на манер постеров поп-звезд, но Даниил ее отговорил, аргументировав так:

— Чем больше загадочности, тем лучше для вашего имиджа. Пусть читатели сами домыслят ваш образ.

Посмотрев на разочарованную мину заказчицы, он подумал. «Да тебя ни грим, ни десять пластических операций не сделают привлекательной Брыли-то твои хирурги подтянут, фотографы подретушируют все, что надо, а вот стервозность взгляда и выражения лица никак не скроешь».

Алла все больше удивлялась на себя — с Сергеем она даже в постели ведет себя не так, как с другими любовниками.

Ее недаром называли тигрицей — не только за бойцовский характер, но и за неукротимый темперамент. А теперь ей уже был неинтересен секс-марафон, хотелось утонченной нежности. Сергей был именно таким — нежным и ласковым любовником. Даже его прикосновения казались ей не эротическими ласками, а поэзией. С ним — песнь песней, а не банальный секс.

Наконец-то Алла поняла, что для влюбленной женщины не столь важно физическое удовлетворение. Что оргазм! Всего несколько секунд удовольствия. Когда любишь — даже взгляд любимого волнует сильнее, чем умелые эротические ласки искушенного в сексуальной технике, но нелюбимого партнера. А уж когда любимый мужчина чуть прикасается, тело словно охватывает огнем, все внутри дрожит и даже не очень-то хочется высшего экстаза, — ведь тогда возбуждение пойдет на спад. Гораздо приятнее ласкать друг друга до полного изнеможения, отсрочивая вожделенный пик. Сладкая пытка.

Все эти ощущения были ей незнакомы, и Алла уже в который раз подумала, что многие годы обделяла себя, растрачиваясь на случайных партнеров, ничего не значащих в ее жизни.

Оказывается, она совсем не знала себя. Не знала и Сергея и сейчас будто открывала его заново.

В интимной жизни, когда снята не только одежда, но и многие психологические преграды, люди имеют возможность открыть в партнере много неожиданного.

Бывают, конечно, разочарования, и их в ее прошлом случалось немало. Пылкий влюбленный, не скупящийся на красивые слова, может предстать беспомощным, жалким и смешным, когда дело дойдет до постели. Или отъявленным эгоистом. Куда девался его романтический образ?! Вот он, обнаженный не только физически, но и психологически, и его новый облик непригляден.

Но случается и наоборот — познав близость, мужчина и женщина лучше узнают друг друга и понимают, что они родственные души, и им хорошо вместе не только в сексуальном плане, но и в эмоциональном.

Именно так было у нее с Сергеем. Они провели вместе всего лишь неполных двое суток, но стали так близки, что оба удивлялись, — как же могли так долго жить друг без друга?! Как много времени потеряли зря, даря своим вниманием неподходящих людей!

«В моей душе будто открылись какие-то шлюзы, и я за короткий срок наверстываю упущенное — то, что недолюбила все эти годы, — мысленно говорила себе Алла. — Две недели назад, сидя в кабинете и размышляя, почему моя душа мается, я подумала, что мне, быть может, не хватает романтических отношений. Тогда я посмеялась над собой, а ведь это правда… Мне и в самом деле хотелось романтики, и вот теперь я обрела желаемое, вновь став возлюбленной неисправимого романтика…»

…Господин Бобков уже не раз трижды перекрестился и похвалил себя за решение спонсировать хобби тщеславной супруги, а особенно за идею приобрести для нее отдельную квартиру, — теперь та пребывала в трудах и заботах, почти все время проводила в новом жилище, а он, соответственно, не имел счастья лицезреть подругу жизни.

Миф о незамужней писательнице-девственнице пришелся Семену Гордеевичу по вкусу — значит, ему не нужно делать ручку кренделем, сопровождая благоверную на всевозможные светские тусовки, а в обозримом будущем не придется отвечать на вопросы журналистов, каково ему в роли мужа знаменитости.

Посему Семен Гордеевич вздохнул с облегчением, попутно сделав себе комплимент относительно своего недюжинного ума.

* * *

— Спой мне, — попросил Сергей. На этот раз он захватил свою гитару.

— Спою, — согласилась Алла. — Философская песня, — чуть дурачась, подражая бардам, предваряющим новую песню комментарием, произнесла она. Невеселый итог моей жизни и взаимоотношений с мужчинами.

— И в самом деле невеселый итог… — тихо произнес Сергей. — А я совсем иначе представлял твою жизнь и отношения с мужчинами.

— Значит, я хорошая актриса.

Сказать в привычной дурашливой манере не получилось. Было грустно, и она ничего не могла с собой поделать.

— О чем ты думаешь? — спросил Сергей.

— О том, как сложатся наши отношения дальше.

— Замечательно сложатся.

— Да? Ты уже все заранее знаешь?

Незабытая женщина снова подставит мне губы — В полутемном дворе, и слезинки слизну с ее век, — пропел он. — Когда я это писал, верил, что так и будет.

— И даже то, что увидишь мои слезы? — Ее глаза и в самом деле увлажнились, но Алла не стала себя одергивать привычным: «Что-то я стала сентиментальной. Старею, что ли?»

Вместо ответа, он коснулся губами ее мокрых век.

* * *

…Циничная журналистская братия откровенно посмеивалась над доморощенным имиджем писательницы и делилась с коллегами своим мнением: это всего лишь декорации, а Изабелла Астралова — типичная конъюнктурщица, слепившая образ на манер новомодных колдунов и знахарей, а сама совершенно не соответствует навязываемому ей имиджу. Правда, эти разговоры велись лишь в кулуарах и на широкую публику не выносились.

Валентина Вениаминовна не скупилась на гонорары лояльным журналистам, благо ее благоверный в отсутствие супруги воспрянул духом и не покладая рук трудился на ниве собственного обогащения, не забывая откупаться от экс-подруги жизни. Семен Гордеевич Бобков был готов выделить ей еще более щедрое содержание, лишь бы она не вздумала вернуться в родные пенаты.

Если в прессе появлялась «ругательная» статья, писательница устраивала в редакции газет-журналов жуткий скандал, обещая нанять команду киллеров для отстрела провинившихся журналистов.

Узнав об очередном «воспитательном» рейде, Яков Борисович пытался повлиять на нее, пеняя за неразумность подобного поведения и несоответствие имиджу «неземной», но вздорная мадам Бобкова топала ногами:

— Я не позволю этим мерзким писакам вытирать об меня ноги! Кто они и кто я!

«Они ушлые журналисты, сразу учуявшие, что тебя слепили из лоскутков, — думал литагент. — А ты — невежественная бездарность, стерва и истеричка, возомнившая себя писательницей».

Вслух он этого конечно же не произносил — Попробовал бы! В его голову тут же полетел бы самый тяжелый предмет из подвернувшихся под руку разъяренной работодательнице.

— Разумеется, вы правы, Валентина Вениаминовна, — мысленно чертыхаясь, соглашался Яков Борисович.

— Называйте меня Изабеллой, — потребовала окончательно потерявшая чувство реальности экс-Бобкова. — А все писаки пусть знают, что я неприкосновенна!

Благодаря такой тактике кнута и пряника журналисты стали дружно дудеть в нужную дуду, пресса изобиловала скрытой рекламой в виде восторженно-хвалебных статей, где попутно акцентировались важные для ее имиджа аспекты, а миф о «чудаковатой девственнице» Астраловой все более упрочивался, обрастая все новыми подробностями и приобретая черты реальности.

* * *

— Не буду я киснуть. — Алла тряхнула годовой. — Лучше спою тебе о нас.

Сергей снова взял гитару и быстро подобрал аккомпанемент:

— Впервые за годы после нашей разлуки я счастлив.

— Я тоже.

* * *

…Воодушевленная растущей популярностью, экс-мадам Бобкова после некоторых препирательств все же согласилась с имиджмейкером и литагентом, что ей не стоит посещать светские тусовки, дабы не выходить из образа, да и вообще желательно нигде не мелькать, полностью прекратить контакты с прежними знакомыми, побольше времени проводить в своем причудливо обустроенном жилище, а если захочется размяться, выезжать неприметно одетой, в темных очках, повязав голову платком, и совершать променад в уединенных аллеях, к примеру в Кускове или Архангельском.

Поначалу она кривилась — хочется же себя показать, на людей посмотреть! Неинтересно гулять в одиночестве, да к тому же столь простенько одетой.

Яков Борисович успокоил ее, что, во-первых, все звезды, устав от славы, стремятся сохранить инкогнито, а во-вторых, это очередной рекламный трюк — ее прогулки увековечат лучшие фотографы и телеоператоры.

Благодаря стараниям Владимира Максимовича и его команды пиарщиков в прессе стали появляться статьи о том, как писательница Астралова набирается вдохновения для создания очередного произведения. Материал иллюстрировался снимками, и ее имидж обогатился новыми определениями: «затворница», «вечно одинокая», «мечтательница», «романтическая героиня», «скромница», «утонченная натура» и прочими в том же духе.

Известность, соответственно, росла, и писательница, предвкушая звездную популярность, послушно следовала советам создателей ее образа.

* * *

— Сереж, а кем работала Рита?

— Когда я поступил на журфак, Рита потянулась за мной, правда, второго образования не получила, но она и не стремилась к этому. Вначале отвечала на письма читателей, потом сама начала писать — простенько, но многим нравилось.

— Мне кажется, Рита и журналистика несовместимы. Ты тоже выпадаешь из образа нахрапистого журналюги, подкупая собеседников своим обаянием и человечностью. В тебе есть некая аура доброты, и сразу видно, что ты хороший человек. Даже облик располагает к откровенности, нет сомнений в твоей порядочности, потому интервьюируемый не опасается, что ты переврешь его слова или подашь материал под определенным углом, лишь бы тиснуть броскую статейку. Полагаю, твоя популярность и репутация классного мастера пера в немалой мере обусловлены этой аурой, обаянием и непохожестью на остальных собратьев по перу.

— Спасибо, Аленка… Лучшего комплимента я не слышал за всю жизнь.

— А это вовсе не комплимент, а правда.

— Тем более спасибо, раз ты считаешь это правдой.

— А Риту я даже представить не могу с диктофоном, в роли интервьюерши.

И опять Алла вспомнила, что почти не замечала жену Сергея. Среди сокурсниц было немало девушек, ничем особенным не выделявшихся, но с ними она дружила. А Риту игнорировала нарочито, демонстративно, мол, знать не знаю, кто ты такая, просто тень, следующая за своим мужем, а потому недостойна моего внимания. И в этом тоже проявилась ее неосознаваемая ревность и особое отношение к Сергею. Была бы к нему равнодушна, не брала бы в голову, на ком тот женился. Или приняла бы Риту, как и многих жен своих друзей, ведь Сергей бывал в их компании, его-то привечали. Отвергая его половину, тем самым она подчеркивала, что он сделал ошибочный выбор.

— Дай мне, пожалуйста, номер Ритиного рабочего телефона.

Он посмотрел на нее удивленно, но ничего не сказал и полез за своей записной книжкой. Переписав служебный телефон его покойной жены, Алла решила, что разговоры о погибшей можно временно отложить и заняться кое-чем гораздо более: приятным.

* * *

Утром следующего дня, пока Сергей брился в ванной, Алла из спальни позвонила в офис «Самаритянина» и сообщила номер служебного телефона Риты Мартовой.

Деловая Тамара тут же выяснила адрес газеты, в которой та работала, и сейчас сидела в раздумье, кому поручить туда съездить. Можно послать любую из «самаритянок», но они далеки от журналистики, А вдруг гибель Риты как-то связана с ее профессией? К примеру, она затеяла журналистское расследование, получила информацию, которая не понравилась человеку, категорически не желающему, чтобы кто-то совал нос в его дела и тем более опубликовал эти факты, и от нее избавились. Заказные убийства в журналистской среде хоть и редко, но бывают. Или же возникли какие-либо трения с коллегами. Трудно представить, что один труженик пера убьет другого из зависти, ревности или иных низменных мотивов, но раз такое случается в любой среде, то почему не может произойти в редакции газеты?.. В этом случае тот, кто хорошо знает нравы журналистского мира, лучше сориентируется.

На ниве журналистики трудились четверо их сокурсников. По образованию они гуманитарии, а периодики сейчас издается море, и те, кто в ладах с русским языком, стали сотрудничать с газетами-журналами. Марину Градову и Инну Орлянскую Тамара отмела сразу — не коммуникабельны, да и вообще по складу характера не справятся со столь деликатным заданием.

Владимир Кохадзе, которого все называли сокращенным грузинским именем Ладо, — человек общительный, эмоциональный, наверняка у него хватает знакомых в журналистской среде. И стезю он выбрал подходящую для данного случая — репортер криминальной хроники. Если поручить ему разузнать все о Рите Мартовой, он сможет накопать немало, пользуясь знакомством с коллегами по перу и связями в правоохранительных структурах.

В целом Ладо — подходящая кандидатура. Однако есть одно «но» когда-то он был влюблен в Аллу Королеву, но «Казанова в юбке» бросила его через пару месяцев, а ее следующим любовником стал Сергей Мартов. Не таится ли в душе Ладо Кохадзе давняя обида на Сергея, не будет ли он пристрастен?..

Тамара еще раз взвесила все плюсы и минусы кандидатуры сокурсника. Ладо наверняка многое выяснит, но он хвастлив, треплив, ненадежен, вдруг разболтает о том, что узнал? Или, того хуже, опубликует статью о гибели Риты, напичкав ее собственными домыслами, намеками на причастность Сергея к смерти жены или представив его в негативном свете. Даже если он давно не держит зла на Сергея, то может предать гласности многое из конфиденциальной информации, которую ему удастся раздобыть. Он же репортер криминальной хроники, а тут в руки плывет сенсационный материал — трагически погибла супруга знаменитого журналиста!

Все их сокурсники были весьма невысокого мнения о нравственных качествах Ладо, да и профессия наложила на него свой отпечаток.

Отложив пока окончательное решение, «самаритянка» задумалась о второй кандидатуре.

Люда Бармина по прозвищу Люлю — ее до сих пор все так называли, да и сама она мало изменилась, все та же смешливая миниатюрная блондинка, из тех, о ком говорят «карманная женщина». В студенческие годы Люся была всеобщей палочкой-выручалочкой. Она человек добрый и безотказный, легкий в общении, в журналистике давно, знает многих коллег, — в общем, подходит по всем статьям. Но Тамару смущало, что опять в трудной ситуации приходится прибегать к помощи Люлю. Той и так не сладко — тянет на себе всю семью, муж получает мизерную пенсию по инвалидности, а Люся берется За любую подработку. Ее сыну семнадцать лет, парень в этом году поступает в институт, на репетиторов уходит немало. Имеет ли она, Тамара, моральное право отнимать время у сокурсницы, привлекая ее к расследованию?.. Люлю, конечно, как всегда, не откажется помочь, но ведь и совесть надо иметь.

Так и не решив, кого из них выбрать, Тамара надумала посоветоваться с верной боевой подругой, но ее мобильник не отвечал.

* * *

Сергей довез Аллу до дому, а сам поехал на работу. Верный оруженосец уже сидел в гостиной — у него есть ключи от ее квартиры — и развлекал Перса игрой в мышку.

Она сразу же позвонила Олегу на работу и в красках поведала, как славно они провели время с Ларисой на природе, оповестила, что у нее замечательное настроение, и пообещала принимать лекарства и лениво отдыхать. Только повесила трубку, как раздался звонок.

— Ал, это Тамара.

— Привет, дорогая.

— Ты отключала мобильник?

— Батарейки сели, — легко соврала Алла. Она и в самом деле отключила сотовый — вдруг позвонит Олег, пока она едет в машине Сергея. Разговаривать с одним мужчиной в присутствии другого ей не хотелось, а придя домой, она забыла включить телефон. — Есть новости?

— Пока нет. Никак не могу определиться, кого подослать к Ритиным коллегам.

— В чем проблема. Томик? Любая из наших девиц справится с этим заданием.

— Хотелось бы человека, знакомого с журналистикой. Ладо Кохадзе подходит по многим параметрам, но…

— Не пойдет! — перебила ее верная боевая подруга. — Хоть мы с ним и замирились, но душок от парни идет, мужик он подловатый. Не буду тебя просвещать, это наши с ним дела, но есть в нем кое-что, из-за чего я исключила его из числа людей, заслуживающих мое доверие.

— Ты думаешь, Ладо будет пристрастен?

— Стохреново! — убежденно произнесла Алла. — Серегу он до сих пор тихо ненавидит — Ладо, ко всему прочему, очень завистлив. Вторая кандидатура, как я понимаю, Люлю?

— Да. Как ты насчет нее?

— Однозначно положительно. Крошка Люлю мне нравится. Крепкая девка. Мозги у нее устроены как надо, сама она без говна, а ее личная жизнь никого не касается.

Верная боевая подруга говорила о сокурснице: «Маленькая собачонка до старости щенок», — Люся Бармина и в восемнадцать, и в тридцать шесть выглядела девчонкой и предпочитала мужчин, которые годились ей в отцы, если не в деды, и над этим потешались многие сокурсники. Пообщавшись с психиатром, Алла узнала причину тяготения подруги к мужчинам преклонных лет и прониклась к ней сочувствием.

— Да я и сама склонялась к мнению, что Люся — самая подходящая кандидатура.

— Верно решила. Томик. Люлю доброжелательна, Приветлива, любого разговорит. А то, что едва сводит концы с концами, свидетельствует: она не продается, и это вызывает уважение. А поскольку в ней нет злобы и негативного отношения к людям, то ее оценкам можно доверять. К тому же у нашей карманной женщинки, должно быть, немало знакомых в журналистской среде — характер у нее общительный.

— Единственное, что меня смущает, — она единственный кормилец в семье, берет на дом и редакторскую, и даже корректорскую работу, вдобавок дает уроки русского языка современным Митрофанушкам. Неудобно посягать на ее время — Люся и так работает даже в выходные.

— Томик, не усложняй себе жизнь! Запомни, дорогая, в каждом веке своя мораль. То, что считалось безнравственным в девятнадцатом веке, стало нормой в двадцатом, а то, что осуждалось в двадцатом, вполне приемлемо в двадцать первом. Оставь в прошлом веке устаревшие категории: удобно — не удобно. В новом тысячелетии единственное мерило — деньги. Другие страны пришли к этому еще раньше, но у нас все с задержкой. Значит, так, дорогая, сейчас звонишь крошке Люлю и говоришь: «Есть возможность заработать. Мы с нашими девицами занимаемся частным сыском и получаем за свою работу весьма неплохое вознаграждение. По мере необходимости привлекаем других сокурсников. Сейчас нужны твои услуги, и они будут оплачены». А затем даешь ей задание выяснить все, что можно, о Рите Мартовой. В данном случае заказчицей расследования выступаю я, поскольку дело касается близкого мне человека, но вовсе не обязательно оповещать Люлю о том, кто платит «самаритянам» гонорар. Оговори сумму, которую она получит, и пусть займется делом. Уверяю тебя, она не вскинется: «Ах, ах, мне неудобно брать деньги за сбор сведений о погибшей жене моего сокурсника!» Один из моих принципов по жизни: «Каждый труд должен быть адекватно оплачен по заслугам». Халявы и сама не люблю, и другим не позволяю халявничать. Люлю потратит свое время, поэксплуатирует свои мозги и личное обаяние, а за это получит вознаграждение. Куда проще?

— И в самом деле…

— То, что человек числится представителем другой профессии, не означает, что в ином назначении его можно использовать бесплатно. Как это ни банально звучит, время — деньги, по крайней мере для человека, который себя ценит и занят делом. Усекла?

— Да.

— А на будущее привлекай Люлю и к другим расследованиям. Материально ей живется очень трудно, дай человеку возможность заработать.

— Полгода назад, составляя картотеку, я спрашивала ее, не хочет ли она сменить поприще. Люлю сказала, что любит свою работу, хоть в материальном отношении плохо обеспечена. — Ну вот, значит, все правильно. Ей не хотелось трудиться в коммерческой фирме, а в данном случае ты не отрываешь ее от журналистики, а всего лишь предлагаешь дополнительный заработок. Люлю ведь и сама изыскивает приработок — корпит над чужими графоманскими текстами в качестве редактора и корректора, учит обалдуев русскому языку. Почему же не заняться делом, которое и интереснее, и денежнее'! Уж кому-кому, а именно ей сыщицкая работа как раз в масть. У нашей карманной женщинки вид невинного ангелочка, она естественна и органична, мила и обаятельна. Никому и в голову не придет, что крошка Люлю собирает информацию. Ко всему прочему, она умненькая и все сделает по высшему классу. Но и с Ладо пообщайся.

— Хорошо, тогда я сейчас позвоню обоим, а по месту работы Риты пошлю Ирину.

— Ирэн отлично со всем справится, — одобрила ее решение верная боевая подруга, — девка уже проверенная.

* * *

Тамара дала задание Ирине съездить в редакцию газеты, где работала Рита Мартова, а потом позвонила Люсе Барминой, но дома ее не оказалось, на работе тоже. Мобильника у нее нет, что неудивительно — Люлю приходилось экономить, и такую роскошь она не могла себе позволить.

«Ладно, не до поздней же ночи она будет мотаться по Москве», — решила «самаритянка» и позвонила Владимиру Кохадзе:

— Ладо, привет, это Тамара Семанкина.

— Привет, Томусик! — Сокурсник почему-то очень обрадовался.

— Как живешь?

— Регулярно.

— Рада за тебя.

— А ты?

— А я не замужем.

— Так это дело поправимое!

— А у тебя есть на примете подходящий жених?

— И не один!

Тома завела фривольный разговор с Ладо, чтобы задать тон будущей беседе. Поговорить тот всегда любил, а если почувствует в ней заинтересованную слушательницу, то может поведать то, что никогда не расскажет в серьезной беседе. Поэтому Тамара, еще раз вспомнив Аллину манеру поведения, вела свою игру:

— Я уже заинтригована. Расскажешь, кто они?

— И даже покажу, — пообещал сокурсник.

— Мне важнее твои оценки, — польстила она. — Раз ты считаешь, что это вполне стоящие кандидатуры, я тебе верю. Но утоли мое женское любопытство.

— Тогда давай встретимся, — предложил Ладо.

— Давай, — согласилась Тома, сдержав облегченный вздох, — она боялась, что, если сама предложит встречу, тог начнет набивать себе цену, мол, по уши занят, ни единой свободной минутки, я же известный журналист! А тут сам идет на контакт.

* * *

Тамара договорилась встретиться с Владимиром Кохадзе в кафе «Аркадия», располагавшемся рядом с ее домом. Раз уж их общение началось во фривольной тональности, нужно не ударить в грязь лицом. До встречи оставалось два часа, и она забежала домой, переоделась, уложила волосы и сделала макияж поярче.

Когда Тома подошла ко входу в кафе, сокурсник уже был там. И сразу оценил ее старания:

— Ну, Томусик, тебя не узнать!

Он раскинул руки, будто бы желая заключить ее в объятия, но потом вспомнил, что давно уже не изображает кавказский темперамент, — по матери он русский, а своего отца, на четверть грузина, никогда не видел, — и поцеловал ей руку.

— А ты стал еще красивее, — сразу задала тон будущей беседе Тамара, с удовлетворением отметив, как расцвел сокурсник от ее слов — кому же не приятно услышать комплимент! — Самый классный парень на нашем курсе теперь стал настоящим журналистским зубром. Читала твои статьи, — без малейшей заминки соврала она, хотя в глаза не видела ни единой статьи Владимира Кохадзе. — Теперь я поклонница твоего таланта.

— Ну, ты преувеличиваешь, — заскромничал Ладо, еще больше просияв. Какой я талант… — И тут же сделал себе комплимент:

— Я всего лишь хороший профессионал.

Тома решила, что дифирамбов пока достаточно, с улыбкой покачала головой — мол, ты явно преуменьшаешь свои способности, — и вошла в вестибюль. Они сели за двухместный столик и сделали заказ.

— А ты где работаешь? — осведомился Владимир. О двойном предназначении «Самаритянина» никто не знал, кроме самих «самаритян» и узкого круга близких друзей, и Тамара, разумеется, не стала просвещать сокурсника.

— В посреднической фирме. Предоставляю рабсилу для коммерческих структур.

— Нравится?

— Как говорит наша с, тобой общая знакомая, если за что-то платят деньги, значит, это работа.

— Кого ты имеешь в виду?

— Аллу Королеву.

— А-а… Давно ее не видел. Как она?

— В целом — замечательно, а в частности — пока нездорова. Ее несколько месяцев назад тяжело ранили.

— Я не знал… Хотелось бы с ней встретиться.

— Позвони, Алла будет рада. Она пока не работает, так что времени у нее много.

— Непременно позвоню. Такая женщина… — Ладо зажмурился от сладких воспоминаний.

— Кстати, ты можешь увидеться! с ней в четверг. Правда, повод невеселый…

— А что такое?

— Рита Мартова погибла.

— А при чем здесь Алла?

— Все же в одном институте учились. Правда, они почти не общались, но как же не прийти на похороны!.. Мы все придем.

— Погоди, до меня только сейчас дошло, — перебил ее Владимир. — Я же Риту недавно встретил.

— Когда? — встрепенулась Тамара.

— Дай вспомнить… — Ладо наморщил лоб. — Недели три назад.

— Где?

— На презентации писательницы Астраловой.

— Вы с ней разговаривали?

— Нет, она стояла в сторонке, меня не видела; а у меня не было никакого желания к ней подходить.

— Почему? — Тамара постаралась задать вопрос индифферентным тоном, хотя внутри уже все дрожало от сыщицкого азарта — похоже, появилась зацепка.

«Хорошо, что я решила с ним встретиться, — похвалила она себя. — По телефону бы мало что выяснила».

— Да так… — Владимиру не хотелось развивать эту тему. Похоже, он уже жалел, что сболтнул лишнего.

«Почему он так напряг я?» — размышляла «самаритянка». Закуривая, она незаметно наблюдала за собеседником и прикидывала, как бы все выяснить и при этом не спугнуть его.

— Да, Рита была неприятной личностью… — перебросила Тамара первый мостик. — Хотя о мертвых положено говорить или хорошо, или никак, должна все же признаться, я не испытывала к ней теплых чувств. Равно как и большинство наших сокурсников.

Ладо тут же заглотил крючок и расслабился.

— Да и я тоже, — признался он. — Назойливая, приставучая. Еле отделался от нее. Уж и сам был не рад.

Тамара решила бросить наобум еще один пробный шар:

— Мне кажется, Рита сохла по тебе…

— Эта секилявка мне проходу не давала! — вскричал сокурсник, а «самаритянка» порадовалась, что нечаянно попала в десятку. — Мы тогда были третьекурсниками, а Ритка первокурсницей. Первого сентября мама подвезла меня к институтскому зданию, а Ритка увидела, как я выхожу из машины, — у мамы тогда был серебристый «мерседес», отчим подарил, — и буквально рот разинула, в то время таких авто ни у кого не было. Тебе известно, что моя мать — народная артистка Ксения Карева?

— Конечно, — кивнула Тома.

— Ритка маму сразу узнала — за несколько месяцев до этого гремел фильм с ее участием. Поначалу девчонка изображала ярую поклонницу маминого таланта, клянчила у меня контрамарку. Ну, мне не жалко, я давал. Сам я тоже часто ходил на спектакли с маминым участием, но сидел в директорской ложе, а не на контрамарочных местах — мама была примадонной, да и ее третий муж главный режиссер этого театра. В перерыве Ритка караулила меня у входа в ложу, восторгалась маминой игрой Я пару раз сводил ее в театральный буфет, а она возомнила, будто это что-то значит. Потом попросила мамин автограф, я отвел ее в гримерную, Рупка и там лебезила. А потом стала подходить к ней после каждого спектакля с букетом роз…

«Откуда у нее были деньги на цветы? — задумалась Тамара. — Сергею она сказала, что сирота, жила чуть ли не впроголодь, а розы стоят дорого. И Ксении Каревой Рита неизменно дарила букет, и Сереже… Спектакли с ее участием шли часто, да и Сережины концерты бывали не реже. Сумма получается немалая, со стипендии столько роз не купишь…»

— Моя мать очень добрый человек, — продолжал Ладо. — Ритка это сразу усекла и давила на жалость — плакалась ей про свое тяжелое детство, про злую тетку и эгоистичных двоюродных сестер — как те издевались над ней, унижали, попрекали, присвоили отцовскую пенсию, а кузину держали в черном теле, ей приходилось донашивать их обноски. Мама ее жалела, называла «бедной девочкой» и велела мне не обижать Риту. Я перед своей матерью преклоняюсь — она великая актриса и замечательный человек. До сих пор для меня ее слово — закон. Только потому и терпел эту бледную немочь. Но не мог же я влюбиться только потому, что моя мать ей сочувствовала! Мне такие замухрышки никогда не нравились.

— И долго она за тобой бегала? — как бы между прочим спросила Тамара.

— Месяца три. А потом я увлекся Аллой и прямо сказал Ритке, чтобы отстала от меня. Моя мать в то время уехала с театром на гастроли, и она не могла ей наябедничать. Когда мама вернулась, наш с Аллой роман был уже в разгаре. Матери Алла очень понравилась — как-то раз я привел ее в театр, она сказала: «Вот это настоящая женщина!» — а через несколько дней я случайно услышал, как мама говорит отчиму: «Если бы они с Аллочкой поженились, я была бы спокойна за Ладо».

— А Рита сразу от тебя отстала?

— Поначалу подкарауливала везде, где можно, но какие у нее права на меня? У нас же с ней ничего не было, она всего лишь изображала мамину поклонницу, — видно, решила через нее действовать. У меня перед ней никаких обязательств, это я и заявил ей без обиняков. Честно говоря, я Ритку терпеть не мог. Фальшивая она была… Поначалу пыталась и мне рассказать сказочку про бедную Золушку, но звучало все так, будто она вызубрила и тарабанит текст, как бездарная актриса. Я даже как-то раз сказал ей об этом, а Ритка расплакалась — мол, ей тяжело рассказывать о своем прошлом, вот и получается слишком мелодраматично. Поверь, Томусик, Ритка та еще притворщица. Когда я ее высмеял, она приняла это к сведению и отшлифовала свою игру, — и руки у нее дрожали, и голос, и в глазах блестели слезы. Даже моя мать ничего не почувствовала. Я ей говорил, что Ритка врет, но мама ей верила.

«Тут Ладо явно перегнул палку, — подумала Тома. — Он относился к Рите предвзято и потому усматривал неискренность даже в такие моменты».

— Знаешь, почему еще я ей не верил? Потому что, получив от ворот поворот, Ритка почти сразу перестала ходить на мамины спектакли и тут же принялась изображать поклонницу Сергея Мартова.

«Вот теперь понятна причина его неприязненного отношения, — догадалась „самаритянка“. — Ладо решил, что Рита ведет хитрую игру, потому что она слишком быстро потеряла интерес к его персоне, потому и обвиняет ее во всех грехах».

Она интуитивно чувствовала, что Владимир сказал не все, и ломала голову, как бы вызвать его на откровенность. Вроде бы контакт уже установлен, но все же он не до конца искренен.

Решив подойти к цели окольными путями, Тамара задумчиво проговорила:

— Мне кажется, Сергея она не любила…

— Разумеется, нет! — с жаром подтвердил Ладо. — Ритка вышла за нею по расчету. Корыстная дрянь! — Похоже, он забыл, что той уже нет в живых, но «самаритянка» не стала его одергивать — пусть выскажется. — Я думаю, она и за мной бегала не потому, что я ей нравился, а в надежде на удачное замужество. Наша семья была хорошо обеспечена — пятикомнатная квартира на Кутузовском, дача в Переделкине, две машины, вскоре и мне купили «жигуль», мама постоянно гастролировала за границей, отчим — известный режиссер. А у этой нищенки глаза завидущие, вот она и польстилась на чужое богатство и решила взять меня измором. Маме жаловалась, что в теткином доме ее заставляли делать всю работу, а мой отчим шутил: «Если Ладо нужна жена, которая будет ноги мыть и воду пить, то Рита как раз подойдет». Моя мать из простой семьи и никогда не чванилась, она бы не приняла во внимание, что у невесты за душой ни гроша. Но при условии, что чувства будут обоюдными. А как я относился к Ритке, мама прекрасно видела и говорила: «Не обижай ее, это все, о чем я прошу, бедная девочка и так хлебнула горя. Со временем она остынет, и тебя не будут терзать угрызения совести». А когда Ритка перестала ходить на ее спектакли, даже моя мать усомнилась в ее правдивости. Через полгода эта серая вошь вышла замуж за Мартова, и тогда мама сказала: «Все, что ни делается, — к лучшему». Больше она ничего не прибавила — моя мать не любит чернить людей, — но я и так все понял. В общем, со мной у этой алчной замухрышки ничего не получилось, и она выбрала другой объект.

— Но почему Сергея?

— Из-за бабок, разумеется, — уверенно произнес сокурсник. — В те времена барды были в моде, и лабухи вроде Мартова прилично заколачивали левыми концертами. Даже в Москве навалом клубов, домов культуры, в каждом учреждении свой актовый зал — можно было озолотиться, не выезжая из столицы. А расходы минимальны — гитара и микрофон, — не то, что сейчас, когда набирают целый самолет аппаратуры, реквизит для музыкального шоу, сценические костюмы, да еще кордебалет, девицы на подпевках, куча обслуги и всем надо платить. Барду-то проще — договорился напрямую, отстегнул положенный процент и бренчи себе, а весь сбор от концерта — в карман.

— Ты думаешь, Рита полагала, что Сергей будет зарабатывать левыми концертами?

— Да не полагала, а знала!

— Откуда тебе это известно?

— Она предварительно все выяснила. Мой приятель Марат одно время выступал вместе с Мартовым. Ритка с видом невинной овечки подкатилась к нему, но Марат видный парень, таким драным кошкам рядом с ним делать нечего. Тем более он знал, что еще совсем недавно Ритка бегала за мной.

— Что-то я не помню Марата… — заинтересовалась Тамара, решив, что непременно разыщет его и обо всем расспросит. Владимир Кохадзе на первом курсе брал академический отпуск, возможно, его приятель учился с ним раньше. — Как его фамилия?

— Валеев. Он с моего прежнего курса.

— Вспомнила, — обрадовалась Тамара. — Высокий, симпатичный, темноглазый, с кудрявыми черными волосами, играл в институтском ансамбле на ударных.

— Да, это он. Марат рассказывал, что Ритка пришла к ним на репетицию и принесла горячий ужин, а у них с утра маковой росинки во рту не было. Ребята обрадовались и набросились на еду. А она повадилась приходить к ним с кастрюлей котлет. Не гнать же ее! Тем более ребята здоровые, организм своего требует, а поесть некогда — после занятий они сразу бежали на репетицию.

«Откуда же у Риты деньги? — недоумевала Тамара. В те времена мясо было в страшном дефиците, мякоть доставали лишь по большому блату, а на прилавках магазинов лежали лишь заветренные кости, из этого котлет не накрутишь. — Эго сколько ж мяса надо на полную кастрюлю котлет!»

— И часто она являлась на репетиции с едой?

— Да почти каждый день. Они же все время репетировали — одержимые.

— Зачем ей это понадобилось, как думаешь?

— Полагаю, вначале Ритка прислушивалась к их разговорам и поняла, что концертами ребята могут прилично зарабатывать. А потом выбирала из них того, на кого можно сделать ставку. Руководитель ансамбля женатик, у остальных были девушки, лишь Марат свободен. И она решила поставить на него. И просчиталась. Как только парень смекнул, что эта бледная тень к нему липнет, тут же ее выставил и ребятам велел больше на порог не пускать.

— Почему же Марат не предупредил Сергея?

— Никому и в голову не приходило, что Мартов на ней женится. Да и Марат не из тех, кто станет хаять поклонницу другого парня.

— Наши говорили о ней и Сергее: «Измором взяла». Получается — так и есть.

— Да, эта дрянь в конце концов своего добилась. Правда, не сразу. Сергей бросил концерты, потом поступил на журфак, а Ритка локти кусала, что так просчиталась. А когда он стал известным журналистом, опять воспряла духом. Сергей от нее вроде как откупался: возьми деньги, только не лезь ко мне.

«Откуда Ладо все это знает? — спросила себя „самаритянка“ и сама же ответила:

— Значит, встречался с Ритой спустя много лет, после ее замужества».

— Это всего лишь твои предположения… — спровоцировала она его, и сокурсник тут же попался на крючок:

— Да какие там предположения! Ритка сама мне все рассказала!

Поняв, что в запале нечаянно проболтался, Владимир покосился на нее, но Тамара сохраняла безмятежный вид, и он успокоился.

«Значит, они были любовниками. По-видимому, каждый из них отыгрывался за свои прошлые унижения. Может быть, вначале инициативу проявил Ладо чтобы взять реванш, уесть Сергея, переспав с его женой. Пусть Сережа и не любил ее, но кому хочется стать рогоносцем и всеобщим посмешищем?! Или же инициатива шла от Риты и тоже в качестве реванша за прошлое поражение, но теперь уже относительно Владимира — мол, когда-то ты мной пренебрег, но теперь я все равно добилась своего».

— Да уж, несимпатично выглядит Рита, — задумчиво проговорила Тома. Ничего удивительного, что к ней никто не питает дружеских чувств.

— Да я эту мерзавку ненавижу! «Чем же она тебе так досадила?..»

— Ладно тебе, Ладо, — успокаивающе произнесла «самаритянка». — Рита уже на том свете. Придешь на похороны?

— И не подумаю! Еще чего — скорбеть об этой гадине! Да я готов пожать руку тому, кто с ней разделался!

«А не ты ли поквитался с нею?..»

* * *

…Лишь немногие посвященные знали, что на Изабеллу Астралову работает команда «литературных негров».

Неоднократные попытки довести ее опусы до ума оказались безуспешными. Слог редакторы отшлифовали, затянутые сцены ужали, а все ненужное выкинули, сделав сюжет подинамичнее, но все равно романы «не цепляли». Любая книга должна заинтересовать уже с десяти страниц, еще лучше — с первой, чтобы хотелось узнать, что будет дальше, однако пустопорожние разговоры героев и сексуальные забавы графини Изабеллы не стимулировали к дальнейшему чтению. Эротики издается немало, но давно минули времена, когда «Эммануэль», «История О», «Греческая смоковница», «Дневник куртизанки» и им подобное чтиво пользовалось успехом, да и сама тематика уже приелась российскому читателю.

«Скучно», «мура», «нет интриги» — так говорили все, кому Эдуард Леонидович давал прочесть то, что получилось, попросив высказаться объективно. Вообще-то и занудной макулатуры издается предостаточно, но Нечаев не горел желанием пополнить легионы книг, разочаровывающих читателя.

Издатель привлек к работе над романами нескольких способных выпускников литинститута. Они придумали новых героев и героинь, добавили интересные сцены, но получилось нечто напоминающее лоскутное одеяло, кое-что интересно, остальное по-прежнему пресно и тягостно. Эдуард Леонидович был недоволен и опять засадил сотрудников за переделку. В итоге роман стал поживее, но после второй сотни страниц чтение начинало утомлять, герои и перипетии их личной жизни надоедали читателю, уже не хотелось узнать, что произойдет с ними дальше, а в целом у произведения не было «хребта» — всего лишь набор героев и сцен, не связанных между собой ничем, кроме личного знакомства и секса. Пересказать сюжет затруднялись даже сами создатели нового творения.

— Получилось как в песне чукчи — что вижу, о том и пою, — язвительно прокомментировал содержание романа один из знакомых Эдуарда Леонидовича.

Мощная рекламная кампания, проведенная еще до выхода первых книг Астраловой, имела и оборотную сторону — в оплаченных статьях превозносились достоинства этих произведений, и вдруг такой конфуз!

Если издать романы, явно обреченные на провал, реклама не поможет. Ведь всех журналистов и критиков не купишь. Труженики пера, внесшие свою лепту в раскрутку писательницы Астраловой, скромно промолчат, зато на нее набросятся остальные с радостным кличем: «Ату!» — ив пух и прах разнесут все, что было раньше написано о ее творениях, ведь так приятно подставить ножку коллеге, восхвалявшему достоинства, которых нет и в помине, а заодно продемонстрировать собственную проницательность и аналитические способности, — критиковать всегда легче, чем создавать что-то самому. Когда мнение о чьем-то произведении спорно, как правило, это говорит, что оно чем-то интересно, во всяком случае, хочется прочесть, что бы сделать выводы самому. Но здесь другой случай — мнение о романах Астраловой будет единодушным: «Скучища!» Как бы в прессе ни расхваливали книги какого-либо автора, но, если их читать неинтересно, успеха не будет.

Получается, издатели хвалились идучи на рать, а потом позорно сели в лужу.

Эдуард Леонидович не мог допустить такого удара по своему реноме и престижу издательства «Кондор». Он уже жалел, что пошел на поводу госпожи Бобковой, дав добро на преждевременную рекламную акцию.

— Мы поставили телегу впереди лошади, — признался он Яше Корну. — Надо было вначале издать романы, посмотреть, как примут их читатели, какой будет резонанс в прессе, и лишь потом озаботить раскруткой.

— Поздно сожалеть, Эдик, — отвечал приятель. — Мы уже ввязались, придется соответствовать. Если ты не издашь романы Астраловой, конкуренты поднимут тебя на смех. Значит, нужно выпустить книги, но в таком виде, чтобы не пришлось краснеть.

Посовещавшись, они решили, что латать и перелицовывать эти бездарные опусы бесполезно, потому нужно писать заново, с нуля, полностью проигнорировав то, что сотворила госпожа Бобкова Эдик с Яшей привлекли шестерых способных молодых людей и поставили перед ними задачу: написать серию романов под старину, со всеми нюансами, передающими атмосферу эпохи, с симпатичной читателю сквозной героиней и несколькими не менее симпатичными второстепенными персонажами. А дабы читатель не заскучал ввести детективную интригу, но лишь в качестве одного из компонентов, чтобы к романам не приклеился штамп «исторический детектив», да и вообще их не должны называть детективами, это банально, нужно поднимать планку повыше.

Опусы мадам Бобковой молодым писателям не показали, чтобы содержание этих текстов подспудно не влияло на их творчество, а в качестве наследия осталось лишь имя героини — Изабелла. Раз сама авторесса зовется так, пусть они будут тезками, — решили Нечаев с Корном. Тем более, что мадам Бобкова, она же Изабелла Астралова, успела оповестить журналистов, что вернулась на землю уже в шестой раз и прожила шесть на редкость интересных и насыщенных событиями жизней, и ее высказывания неоднократно освещались в прессе. Создателям творений, которые будут выходить под псевдонимом Изабелла Астралова, было ведено придать им форму и содержание, адекватные новой биографии «писательницы», чтобы все четко согласовалось с легендой.

Способные молодые люди энергично взялись за дело. Для начала ознакомились с тем, что говорила Астралова в интервью, затем придумали сюжет будущего романа, обозначили основные вехи, дали каждому соавтору задание написать свой фрагмент, а потом скомпоновали воедино.

Через полтора месяца новый роман лежал на столе издателя, но ни Нечаеву, ни Корну, ни самим создателям не понравилось то, что получилось. У каждого автора свой стиль, каждый представляет героев по-своему. Хотя главное направление намечено, но все же писательский труд — это творческий процесс, а не механическое изложение чьих-то рекомендаций. Одного члена команды повело в сторону сентиментальной лирики, что диссонировало с общей тональностью повествования, другой наделил героиню чертами, которые импонировали ему, но не вызывали восторга у соавторов, третий чересчур увлекся детективной линией. В общем, опять получилось лоскутное одеяло, правда, более качественное, нежели предыдущее, когда вкрапления, написанные не Бобковой, казались чужеродными, будто шелковые заплатки на полинявших ситцевых обносках.

«Литературные негры» перепробовали много вариантов и наконец методом проб и ошибок нашли оптимальный. Писали ребята бойко, легко все схватывали и быстро перестраивались, в результате Нечаев с Корном наконец остались довольны.

В команде сложилось четкое разделение труда: один из «негров» безвылазно сидел в библиотеке, выписывая из различных литературных источников необходимые сведения для придания повествованию исторической достоверности, второй компилировал принесенный им материал, дабы сделать его неузнаваемым, отличным от оригинала, третий корпел над шедеврами мировой классики, беззастенчиво воруя сюжеты, четвертый искажал сюжет, вносил новые детали и видоизмененные вставки, пятый шлифовал язык, стилизуя его под старину, а шестой включался на завершающем этапе, контролируя, чтобы получилось гладко и читабельно. Работали «негры» споро и слаженно, а в результате их коллективного труда каждый месяц на прилавках появлялся очередной роман.

На взгляд непосвященного это выглядело оригинально и ново, но знатоки сразу углядели суть.

«Беспардонное заимствование и перелицовка уже известного» — так высказался один из критиков в разгромной статье.

После нескольких публикаций в прессе, доказывающих, что романы Астраловой — типичная компиляция, «негры» оставили в покое классиков и переключились на малоизвестных писателей. Помимо своей основной работы, они перелопачивали горы литературы, по большей части иностранной, опубликованной очень давно. Нечаев дал им в помощь команду переводчиков, те выискивали зарубежных авторов, не переведенных на русский язык и не известных в нашей стране.

«Литературные негры» научились лихо придумывать сюжеты, вылавливая основную идею в чужих книгах и нанизывая на основную сюжетную линию собственное ноу-хау, и теперь не боялись обвинения в компиляции — связь с первоисточниками была столь неуловимой, что обнаружить ее мог только очень подкованный эксперт.

* * *

Ладо рвался проводить Тамару, но у нее были другие планы — нужно дозвониться до Люси Барминой и вернуться в офис, чтобы познакомить остальных «самаритянок» с новостями. Заодно узнать, что выяснила Ирина.

На этот раз ей повезло — Люлю оказалась дома.

— Забежала мужа покормить, — весело оповестила она сокурсницу. — А потом опять рысью по редакциям — до семи вечера нужно сдать две рукописи.

— Люсенька, у меня к тебе деловое предложение.

— Мне подъехать или ты скажешь по телефону?

— Лучше бы встретиться.

— Ясненько. Говори адрес своей конторы, а я сориентируюсь, когда к тебе забежать.

Тамара назвала адрес, а Люся обрадовалась:

— Это же недалеко от того издательства, куда мне нужно заскочить! А второе рядом с моим домом, так что через часок-другой прибуду.

* * *

…Мадам Бобкова, она же Изабелла Астралова, не отчуждала себя от опусов, публикующихся под ее литературным псевдонимом, и так вошла в роль, что и сама уверовала, будто это ее собственные произведения.

Желающие увидеть место, где творит писательница, имели возможность лицезреть ее кабинет со старинным столом, приобретенным Валентиной Вениаминовной в антикварном магазине, украшенным старинным чернильном прибором черненого серебра, купленным ею на аукционе, и стопку исписанных витиеватым почерком листков.

Поклонникам, коих у нее теперь было немало, Астралова дарила один из листков, поставив внизу непонятную закорючку и запомнив номер страницы, чтобы литсекретарь Лиза Сайкина потом ее восстановила, — для этого в штате обслуги существовал сотрудник, переписывавший компьютерную распечатку вручную «старинным почерком», со всеми положенными завитушками.

Тайна Астраловой тщательно охранялась всеми, кто принимал участие в ее раскрутке. Нечаев и Корн были заинтересованы в упрочении ее имиджа, что обусловливало рост тиражей и доходов, Даниил, Лиза и прочая обслуга боялись потерять высокооплачиваемую работу, почти забытый супругой господин Бобков оберегал свой душевный покой и неустанно благодарил Бога и тот день, когда его благоверную осенила идея стать писательницей, а сама Изабелла Астралова, разумеется, желала сохранить статус-кво. Потому о том, кто на самом деле стряпает опусы, которых набралась уже почти целая книжная полка, знали лишь шестеро «негров» и особо доверенные лица из окружения Астраловой и руководства издательства. Для большей популярности и доступности широким читательским массам ее романы выходили не только в твердом, но и в мягком переплете, а общий тираж исчислялся несколькими миллионами.

Маститые режиссеры стояли в очереди на экранизацию бессмертных творений, кинозвезды предвкушали баснословные гонорары за будущую роль и резкий всплеск славы, а зрители с нетерпением ожидали выхода на экраны обещанных телесериалов и полнометражных фильмов. Иностранные издатели тоже не остались в стороне и соревновались, кто успеет первым получить эксклюзивные права на перевод и издание за рубежом серии романов Изабеллы Астраловой, но сама писательница пока капризничала и торговалась, устроив своеобразный аукцион за гонорар по принципу: «Кто даст больше?»

В прессе писали, что ей уже предложили миллион долларов за право экранизации в Голливуде всех вышедших романов. Конкуренты Нечаева уверяли, что это всего лишь очередная утка, — мол, миллион зеленых крутовато, у голливудских режиссеров с головой все в порядке, такие деньги за фуфло они никогда не заплатят. Другие утверждали, что это рекламная акция — дабы поднять престиж Астраловой и ее романов и привлечь к ней еще больше внимания. Третьи ехидничали, что писательница прикидывает и выгадывает, так вдруг получит больше, если продаст свои романы не оптом, а в розницу.

И только Нечаев с Корном знали истинную причину, почему Астралова никому не продала права ни на перевод, ни на экранизацию.

* * *

Вечером все собрались в офисе «Самаритянина». Люлю явилась за четверть часа до Аллы, успела со всеми расцеловаться и обменяться новостями, а потом прибыла верная боевая подруга и первым делом спросила:

— Томик, судя по твоему довольному виду, у тебя обнадеживающие новости?

— Не знаю, можно ли считать их обнадеживающими, но узнала много неожиданного.

— Кто тебя просветил?

— Ладо.

— А на Ритиной службе кто-нибудь побывал?

— В редакцию поехала Ирина, но еще не вернулась.

— Тогда начинай ты, а Ирэн потом добавит деталей.

Тамара подробно пересказала разговор с Владимиром Кохадзе и подвела итог:

— Думаю, некоторое время назад они с Ритой были любовниками. Она относится к категории женщин, которые в молодости обладают ординарной внешностью, а с годами становятся гораздо привлекательнее. Так что, надо полагать, Риту уже никто не назвал бы серой мышкой. К тому же они с Владимиром коллеги по ремеслу, — в общем, уравнялись по всем параметрам.

— Полагаю, теперь в менее выигрышном положении Ладо, — подала голос Люся, ставшая серьезной сообразно моменту. — Он — ординарный репортер криминальной хроники в малотиражной газете, карьеру на этом поприще ему сделать не удалось, соответственно, зарабатывает мало. Его мать давно на пенсии, отчим умер, автомобили они давно продали и проели. Правда, остались квартира и дача, но ведь они принадлежат его матери, сам Ладо пока ничего существенного не достиг. Трижды был женат, но жены не выдерживали его бахвальства и самодовольства. Он, конечно, хорохорится и пускает пыль в глаза, но по нему сразу видно, что пообветшал.

— Люлю, ты бесценный источник полезных сведений! — вскричала Алла.

— Работа такая, — улыбнулась сокурсница.

— А что — Ритка добилась карьерных высот?

— Нет, в журналистике она ничего особенного не достигла.

— Где она трудилась?

— В еженедельнике «Все обо всем».

— А Серега тоже там работает?

— Нет, он сотрудничает со многими газетами. Сергея Мартова все знают как высококлассного профессионала, так что его статьи рвут с руками. Минимальная ставка Мартова — сто долларов за компьютерную страницу, а за эксклюзивную статью — несколько тысяч долларов. Сергей пишет в основном эксклюзив. Газете «Все обо всем» высокооплачиваемые журналисты не по средствам. У этого еженедельника лишь название громкое, а на самом деле это сплетни, домыслы и компиляция статей из зарубежной прессы. В штате работают в основном малооплачиваемые стрингеры. Они добывают фактуру, а два редактора обрабатывают материал, который приносят «быстрые ноги», придают ему удобоваримый вид и публикуют под броским псевдонимом как авторскую статью. Сергей с такими изданиями не сотрудничает — не его уровень.

— Ты говоришь, что теперь Ладо в менее выигрышном положении. Так в чем же состояло Риткино превосходство?

- ^ Ну, я бы не сказала, что она его чем-то превосходила. Но его-то уровень значительно снизился, а ее — наоборот. Рита Мартова шикарно одевалась, каталась на новенькой «хонде», а до этого на «пежо». Красивой и даже симпатичной ее трудно было назвать, но Тамара права, с годами Рита стала более привлекательной. Сразу видно, что это холеная, ухоженная женщина, — причесывалась у дорогого парикмахера, делала макияж у классного визажиста, каждую неделю ходила на массаж, посещала бассейн и солярий, дважды в год отдыхала на престижных курортах и круглый год щеголяла золотистым загаром, который ей очень шел. По моим наблюдениям, Рита сделала несколько пластических операций, и это пошло ей на пользу. Фигура у нее не очень, но без грамма целлюлита — видимо, систематически прибегала к липосакции, занималась в тренажерном зале. В общем, любила себя, и сразу было видно, что у нее есть средства. А Ладо уже несколько лет в неизменном твидовом пиджаке, ходит пешком, да и вообще у него вид потасканного ловеласа. В журналистских кругах его всерьез не принимали. Да и женщины относились к нему соответственно. Молоденькие дурочки на него до сих пор клюют, но женщина, знающая себе цену, и близко к себе не подпустит.

— Чего ж Ритка на него польстилась?

— Ну, во-первых, я бы не назвала ее женщиной, знающей себе цену. Хотя она немало средств и сил тратила на поддержание внешнего вида, было в ней что-то такое… — Люся задумалась, пытаясь найти точное определение. Жалкое?.. Да, пожалуй, жалкое. И неуверенность — как ее воспримут? Иногда она чем-то напоминала дворняжку, которая забрела в дом и смотрит на хозяев, не зная — обругают и прогонят или приласкают и накормят? Особенно тушевалась Рита в незнакомом обществе или среди известных журналистов жалась в уголке, старалась быть незаметной. Непринужденно общаться так и не научилась, с новым человеком всегда терялась. А в другие моменты казалась очень самоуверенной, особенно перед женщинами. Помню, была выставка какого-то малоизвестного художника, приглашения разослали во все газеты, хотя солидные издания не соизволили удостоить ее своим вниманием. А я забрела туда вместе с коллегой и встретила там Риту. Она так расфуфырилась, будто пришла на прием в посольство. Бриллиантов на ней висело столько, что в глазах слепило. Да и держалась Рита как дама высшего света. Мне стало смешно — чего передо мной-то изображать аристократку! Уж мне ли не знать, кто такова серая мышка Рита Незнамова! А она окинула меня высокомерным взглядом и демонстративно разглядывала некоторое время, как бы подчеркивая, что я очень простенько одета, а на ней туалет от дорогого кутюрье. Ее все очень не любили — она жуткая злюка и при этом не менее жуткая притвора. Перед теми, кто ее чем-то превосходит, лебезила, а если человек ей не нужен, по-хамски демонстрировала пренебрежение.

— Видно, отыгрывалась за прошлое, — предположила Алла.

— А ведь кичиться-то нечем. Рита была неумна и совершенно непривлекательна как личность и как женщина, никакими особенными достижениями не отметилась. Меня она откровенно презирала — в ее понимании я не умею жить, раз все еще не бросила своего старенького мужа и надрываюсь за гроши.

— А сама-то Рита много зарабатывала?

— Да чем она могла заработать? Их еженедельник малотиражный — в выходных данных стоит пятьдесят тысяч экземпляров, а на самом деле от силы тысяч пять. Так что оклады у сотрудников мизерные.

— Значит, все ее благосостояние создано руками Сержа?

— Разумеется, — кивнула Люся. — Видимо, Рита гордилась, что заполучила такого мужа. И не просто заполучила, а вертит им как хочет.

— Неужели и в самом деле было так? — не поверила Алла.

— У Сережи есть только приличная машина и несколько костюмов. Все остальное, полагаю, прибирала к рукам жена. Наверное, ему так было проще, лишь бы она оставила его в покое. Рита из тех, кто действует планомерно и безжалостно. И всегда себе на пользу. Мне кажется, она культивировала у него чувство вины.

— Знаете, девицы, когда Серега рассказывал мне о своей семейной жизни, у меня тоже мелькнула мысль, что благоверная слишком уж напирала, какая она несчастная, — поделилась верная боевая подруга. — Но я не стала ему ничего говорить, Серж ведь и в самом деле считает себя виноватым. Я тогда подумала: «Кому нужны такие жертвы!» Сказать что-то в адрес его жены я не решилась — ведь Рита погибла, получилось бы, что возвожу поклеп на покойницу. Не знаю, любила ли она его…

— Да какая там любовь! — вмешалась Тамара. — Владимир сказал, что Ритка действовала расчетливо и целенаправленно.

— Давайте все же сделаем скидку на пристрастность Ладо — человечишко он дрянной, к тому же завистливый. Сын знаменитой матери, небось сам себе прочил большое будущее и кем стал?.. Поэтому озлобился на весь мир, а в еще большей степени на тех, кто добился успеха. Не хотелось ему признавать, что Рита предпочла другого. Конечно, она по экстерьеру не пара Ладо, но о прошлом мы знаем лишь с его слов. А вдруг было иначе: Рита сама в нем разобралась, разочаровалась и влюбилась в Сергея? Ей тогда было всего восемнадцать. Мне трудно поверить, что столь юная девушка может соответствовать тому портрету, который нарисовал Ладо. Полагаю, он все же мстит и Рите, и сопернику, — ведь Серега дважды уводил его женщин, к тому же большего достиг.

— Ладо — лжец, — уверенно сказала Инна. — У нас с ним был роман на четвертом курсе, с тех пор я не верю ни единому его слову.

— Когда я слушала Сержа, то думала, что напрасно он так казнится, продолжала Алла. — В чем его вина? В том, что женился на нелюбимой? Так ведь Рита знала, что он ее не любит. И тем не менее настойчиво его добивалась и, по сути, встряла между нами. Признаюсь как На, духу — если бы Серега не женился, у нас с ним опять завертелся бы роман. Можно даже сказать, что Рита отняла его у меня… После Серегиной женитьбы я так оскорбилась, что о возобновлении отношений и речи быть не могло. Да и любая женщина на моем месте почувствовала бы себя уязвленной. У меня не было никакого желания терпеть Ритино общество, когда он приводил ее в нашу компанию, я злилась, полагая, что Серж приволок ее намеренно, а она хотела подчеркнуть, что он достался ей, и уесть меня.

— Мне кажется, Сергей не горел желанием брать ее с собой на вечеринки, — подала голос Катя. — Рита сама навязывалась, а он уступал. Что ей с нами делать-то? Никого не знает, ее тоже никто не знает и знать не желает, мы на два курса старше, у нас свои интересы, свои разговоры, мы хохочем, травим байки, а она сидит в углу, как нахохлившаяся сова, и только глядит, как мы веселимся, флиртуем и танцуем.

— Видимо, Сережа ее стыдился, — предположила Нина. — Вспомните, бывало, за весь вечер даже ни разу к ней не подойдет. Он с нами, а Рита в сторонке. Да и не пара она ему по всем статьям — ни ума, ни красоты, ни обаяния.

— Другие наши женатики никогда не приходили со своими половинами, добавила Ольга. — Я к тому времени уже была замужем, но мне бы и в голову не пришло приволочь с собой мужа. С благоверным нужно ходить в гости к родственникам, а не на вечеринки сокурсников. Студенческая компания — это особое сообщество, посторонним там делать нечего.

— Зачем же Рита таскалась на наши междусобойчики?.. Как думаете, девочки? — Катя обвела глазами подруг.

— Говорю же вам — она культивировала у Сергея чувство вины, напомнила Люлю. — Поначалу Ритка еще не нащупала его болевую точку и хотела побольше выяснить о муже. Да и с тебя, Алла, глаз не сводила. Не могла же она отпустить его в компанию, где ее муж окажется в обществе любимой женщины! Потому зорко следила за ним и за тобой. Но подражать тебе ей было не под силу, и она отыскала другой способ удержать мужа — рассказывала о своем детстве, давила на жалость. Могу поклясться собственной головой Рита многое преувеличила, а то и просто приврала. Лживым людям я вообще не верю, а она была насквозь фальшивая. Поняла, что можно сыграть на сострадании Сергея и начала вовсю эксплуатировать это качество. Мол, я и так несчастна и одинока, у меня никого, кроме тебя, нет, мне некуда уйти, но я вдвойне несчастна по твоей милости, потому что ты меня не любишь.

— Ты права, Люлю. — Тамара прониклась антипатией к Рите уже после разговора с Ладо, а теперь и подавно. — Вспомните, какой жалкой она выглядела на наших вечеринках. Да любая женщина, у которой есть хоть капля самоуважения, после первого же раза наотрез отказалась бы ходить с мужем на междусобойчики в его постоянную компанию, потому что она там лишняя! И ему за нее неловко, раз она не вписывается в компанию, да и ей-то что за радость чувствовать себя чужой? Если все тебя игнорируют, зачем же навязываться?!

— А затем, что Рита демонстрировала не нам, а мужу, какая она одинокая и несчастная, — снова заговорила Люлю. — С нами Сергей веселый, поет, танцует, смеется, но, вернувшись с женой домой, ощущает вину — ведь он развлекался, а та скучала в углу. Рита смотрит на него глазами побитой собаки, а ему стыдно, он ощущает себя виноватым. В следующий раз, когда Серега опять собирается на наш сейшн, жена заранее горестно вздыхает, мол, ты пойдешь к друзьям веселиться, а я останусь дома одна… Он капитулирует и берет ее с собой. И все опять повторяется. В конце концов у него сформировалось стойкое убеждение — она одинока и несчастна. Да почему одинока-то! У нее были сокурсники, там тоже собирались компашки, шла бы туда, чего ей к нам-то лезть! Но им унылая Рита Незнамова была не нужна, вот ее никто и не приглашал. Да и злая она была, завистливая и недоброжелательная, грязь собирала, нарочно выпытывала про всех. Таких людей никто не любит, все стараются держаться подальше. Кто ж виноват, что у нее такой противный характер?! Что ж теперь — если сирота, так все должны вокруг нее скакать, что ли? Сироту жалко, когда она еще несмышленыш, а Рита всем жаловалась на свое сиротство и в двадцать лет, и даже в тридцать четыре! С одними она была высокомерной, а другим уже при первом знакомстве выкладывала историю своего детства. И такой скорбный вид примет, — ну просто актриса! А если человек ей ничем не выгоден, — нос дерет, кичится, что у нее богатый муж, хвастает, что зарплата идет на мелочи. Многие журналистки еле-еле концы с концами сводят, а Ритка при них нарочно сорила деньгами, на пустяки прилюдно тратила столько, сколько мы за три месяца зарабатываем. Мне рассказывала приятельница, которая одно время с ней работала, как Ритка при ней купила дорогую зажигалку и говорит: «У меня их целая коллекция, хочешь, подарю, тебе ведь такие вещи не по карману». Представляете? Унизила и довольна. Риту все сторонились, а ее жалостливые истории всех раздражали — ну сколько можно! До пенсии, что ли, она собиралась рассказывать про свое сиротство?! Я вот своего отца вообще не знаю, а мать меня ненавидела и за любой пустяк порола ремнем так, что я неделями сесть не могла, но хоть кому-то я об этом сказала? Первый раз говорю, Бог свидетель. Не считаю, что человек вправе сваливать на других свои проблемы.

— Люлюшечка, бедная… — Жалостливая Олеся чуть не прослезилась, вскочила и, подойдя к сокурснице, обняла ее, но та отмахнулась:

— Да ладно, Леська, это дела прошлых дней. Я просто в тему упомянула. На мой взгляд, непорядочно давить слезу, одарив собеседника душещипательной историей из личной жизни. А Сергея Ритка морально мучила, я точно знаю. Сделала его без вины виноватым и этим привязала к себе крепко-накрепко. Он не мог ее бросить — она же, по его мнению, без него бы пропала! Серега человек порядочный, потому и терпел, как терпят в доме шелудивую собаку, если та нечаянно забрела, даже если она гадит по всем углам. Я частенько виделась с ним по работе, потому знаю, что говорю.

— Невозможно заставить себя полюбить, — вступила в беседу Лена. — Да и Рита не имела морального права требовать от мужа любви. Допускаю, она надеялась, что время лечит, но с тех пор прошло шестнадцать лет. Не верю, что можно страдать так долго. Могу объяснить это только тем, что Рите самой нравилось упиваться своими страданиями, а это называется мазохизмом. Я, между прочим, тоже была мазохисткой, пока наш психиатр Лидия Петровна не разъяснила, что лежит в основе моего поведения. Другая на месте Риты либо смирилась бы и не смотрела на мужа несчастными глазами, всем своим видом демонстрируя, что несчастна по его вине, либо развелась с ним. Она считала себя жертвой, хотя на самом деле жертвой был Сергей.

— Эгоистично удерживать возле себя мужчину, который тебя не любит, спекулируя на своем несчастном детстве, — добавила Зина. — Уж в этом-то он точно не виноват.

— Рита создала у мужа мнение — мол, он ей должен, и все. — Люлю решила довести свою мысль до конца. — Планомерно третировала его тем, что он относится к ней не так, как ей хотелось. Не орала, не скандалила, зато изводила его своим несчастным видом и упреками в неявной форме. Еще раз повторю, притворство — черта ее натуры. Сама в бриллиантах, дорогих туалетах, на машине, все куплено на деньги мужа, но упорно и весьма умело играла роль несчастненькой. Мол, я так тебя люблю и так страдаю, что ты ко мне равнодушен… Серега парень добрый, жалел эту стерву и ощущал вину непонятно за что. А она ни капли его не любила.

— Надо же… — Алла до сих пор не участвовала в беседе, слушая подруг и поражаясь услышанному. — А Серега уверен, что Рита была ему верной подругой, да и мне казалось, что он для нее — свет в окошке.

— Все фальшь! — уверенно заявила Люся. — Такой врушки и притворщицы свет не видывал. Когда ей надо — глазки опустит, вся из себя скромница, а в другие моменты — взгляд как у акулы, и сразу видно, что хищница, проглотит и не поперхнется.

* * *

…За эти годы финансовое положение семьи Якова Борисовича заметно поправилось. Обожаемая дочка Сонечка вышла замуж, любящий папа приобрел молодым однокомнатную квартиру, но, став вскоре дедом, озаботился покупкой двухкомнатной. Сонечка не работала, сидела дома с двухлетней дочкой, и Яков Борисович ежемесячно подбрасывал ей на молочишко. Зять попался непутевый, о пропитании семьи не заботился, мало того, постоянно клянчил у жены, так что теперь на иждивении Якова Борисовича, помимо Сонечки, оказались еще две души.

Сказав приятелю Эдику Нечаеву: «Ради Сонечки я готов терпеть десяток Бобковых», — он ничуть не преувеличил. И терпел. А что делать? На что станет жить дочка, если папа прекратит ей помогать? На оболтуса-мужа никакой надежды, а у нее ребенок.

Помимо тысячи долларов в качестве литагента Астраловой, Корн получал немалый кус от Нечаева — ведь романы Астраловой стали успешными во многом благодаря терпеливому литагенту. Его основной задачей было удерживать экс-мадам Бобкову от эксцентричных выходок, которые могли отрицательно сказаться на ее популярности, а следовательно, на тиражах и доходах издательства.

* * *

— Мне казалось, что мужчина предпочитает общество женщины, с которой ему психологически комфортно, — вступила в беседу Катя.

— Так-то оно так, но это на этапе, когда он выбирает подругу жизни. Будучи невестой, она ласковая кошечка, а коготки показывает лишь потом, просвещала подруг по-житейски мудрая Люся. — И вот оказывается, что мужчина связал жизнь со стервой, но уже пошли дети, общее хозяйство, то да се. Некоторые женщины весьма ловко умеют отравить мужу жизнь. Почует такая его слабину и зудит с утра до ночи: «Я тебе отдала свою молодость, надеялась, что получу человеческое отношение, а ты…» И многие мужчины уступают, лишь бы жена отстала. А она раз добилась уступки, два, потом еще и еще, и вот он уже у нее под каблуком. Но супруга продолжает его пилить — чтобы, не дай бог, не расслаблялся и по-прежнему делал все, что ей желательно. Таких семей я насмотрелась немало. Иногда хочется сказать: «Ну что ты его совсем затуркала-то?! Отличный мужик, все тащит в дом, чего ты к нему все время придираешься и требуешь-требуешь-требуешь, как жадная старуха из пушкинской сказки про золотую рыбку?! На себя-то посмотри — кто ты есть, чтобы позволять себе столь завышенные притязания?» Потом я поняла, что некоторые просто клинические дуры, не сознающие ни своего ничтожества и алчности, ни того, что им сказочно повезло с мужем — другой бы бросил ее в одночасье. А иные женщины проводят такую тактику сознательно, создавая у супруга впечатление, будто он ни на что не годен, и она оказывает ему великое благодеяние, оставаясь его женой. Тем самым вырабатывает у него стойкий комплекс неполноценности — мужчина думает, что он и в самом деле никчемный неудачник, ни одна приличная женщина не станет с ним жить, так что нужно держаться обеими руками за супругу. А та рада-радешенька — и к другой не уйдет, и пляшет под ее дудку.

— О Сергее не скажешь, что он никчемный, — возразила Алла.

— Полагаю, в целом Ритина тактика была примерно такой же, лишь тематика иная. Есть женщины, умеющие все перевернуть с ног на голову, напрочь забыв, что явилось первопричиной, и способные насмерть стоять на своей версии. Рита была такая же твердолобая. Не сомневаюсь, она уже давно вытеснила из памяти, что сама отчаянно добивалась Сергея, и уверовала, что он женился, оценив ее немыслимые достоинства. И тогда лейтмотив: «Ты мне должен, и все!» Должен обеспечивать материально, должен уделять много внимания, чтобы она ощущала себя любимой женой. А поскольку последнего быть не могло, Рита намеренно внушала мужу чувство вины за то, что он не может дать ей то, на что она, по ее мнению, имеет полное право. Сергей попросту откупался, а Рите только этого и надо было.

— Ну и стервь… — не сдержалась верная боевая подруга.

— Не то слово! — воскликнула Люся. — Махровая эгоистка, циничная дрянь, урвавшая хороший куш и убежденная, что получила его заслуженно. Одна из сотрудниц их редакции рассказывала мне о возмутительном случае. Как-то раз она пожаловалась на свои семейные проблемы, а Рита пренебрежительно заявила: «Каждая женщина заслуживает своего мужа». Все, кто присутствовал при этом, просто рты разинули. Каково самомнение, а?

— А мы-то считали ее серой мышкой, я называла ее тенью и не замечала в упор…

— По многим высказываниям было ясно, что она взяла реванш за прошлое и убеждена, что это ее заслуга.

— С определенными оговорками с этим можно согласиться — ее «заслуга» в том, что она заставила Сергея ощущать себя виноватым — непонятно в чем. Он ее насильно замуж не тащил, на продолжении семейной жизни не настаивал и был бы рад, если бы женушка сама убралась подобру-поздорову, но заговорить о разводе не осмеливался — боялся нанести ей душевную рану.

— Какую рану?! — вскричала Люлю. — Да таких, как она, ничем не прошибешь! Хоть оплеуху ей дай или в морду плюнь — утрется и продолжит тянуть одеяло на себя. Если ей что-то не нравилось в их браке — какие проблемы?! Сбегала в загс, подала заявление и через месяц свободна, ищи себе другого лоха. Не больная, не калечная, какая-никакая работа имеется, а детей нет. Но нет, эта барракуда поедом ела мужа и делала вид, будто несчастна, а он — виновник ее горестей и потому должен расплачиваться за ее загубленную молодость.

Алле было ужасно жалко Сергея и вместе с тем непонятно — как же он всего этого не сознавал? Не слепой же. Умный мужик. Или все дело в том, что он неисправимый идеалист?

— Рита чрезвычайно гордилась собой, — уверенно произнесла Люся. — Ведь дело не только в том, что она стала Сережиной женой, хотя по всем параметрам ему не пара, но и в том, что их брак продолжался так долго. Женить мужика на себе непросто, но можно, а вот удерживать столько лет это уже нечто…

— Знаете, девицы, ничуть не удивлюсь, если выяснится, что терпение Сержа лопнуло, и он в сердцах спихнул ненавистную женушку в Москву-реку, задумчиво проговорила верная боевая подруга. — И если это так, мы — могила.

* * *

…Помимо несносного характера, у экс-мадам Бобковой, а ныне известной писательницы Изабеллы Астраловой была еще одна черта, не на шутку тревожившая Эдуарда Леонидовича и Якова Борисовича, — она любила выпить. Корн и раньше подмечал, как работодательница нередко являлась домой навеселе, а ее литсекретарь Лиза жаловалась ему, что та частенько посылает ее в магазин за горячительным.

— Продавщица винного отдела, наверное, думает, что я алкоголичка, плакалась девушка на свою нелегкую участь. — Постоянно меняю магазины, и все равно каждый раз неудобно, ведь мадам предпочитает водку и требует, чтобы я приносила сразу несколько бутылок. Яков Борисович, повлияйте на нее.

— Ну как я могу на нее повлиять, — разводил тот руками. — Ты же знаешь, что наша курица делает только то, что хочет. А уж теперь, возомнив: себя известной писательницей, и подавно.

— Но как же мне быть? Я журналистка, а не прислуга! Меня взяли литсекретарем, а не девчонкой на побегушках, тем более за водкой.

— А у тебя есть возможность заработать такие деньги где-то еще? задал литагент риторический вопрос.

Он сам устроил Лизу на это место, когда ее уволили из еженедельника «Все обо всем» за компиляцию эксклюзивного материала из солидного издания. Судебное разбирательство длилось долго, процесс освещался в прессе, и теперь на Лизиной профессиональной карьере можно было ставить крест.

Когда Яков Борисович составил ей протекцию, девушка была несказанно рада. До этого она полгода обивала пороги редакций газет-журналов и везде получила отказ. О недавнем скандале все знали, да и самой Лизе нечем было похвастаться, таланта в ее статьях не ощущалось. Ничего особенного, всего лишь рядовая пчелка из малотиражного еженедельника, к тому же так глупо подставилась, беззастенчиво украв чужой материал, что не делает ей чести.

Оставшись не у дел, девушка лишилась заработка, пусть и небольшого, но все же раньше ей не приходилось просить у матери на колготки и сигареты, а теперь та ее поедом ела: «Тебе двадцать шесть лет, а зарабатывать так и не научилась, дармоедка чертова, зачем рвалась на журфак, какая из тебя журналистка, шла бы в продавщицы. Пока училась в институте, сидела у меня на шее, да и теперь с нее никак не слезешь» — и прочее в том же духе. И вдруг такая удача! — пятьсот долларов ежемесячно, да и работа литсекретаря близка ее профессии.

Но она, бедная, даже не предполагала, что ее ожидает. Лизе приходилось общаться с истеричной работодательницей больше всех, а та обращалась с девушкой как с прислугой, всячески третировала, а если была не в духе или пьяна, могла кинуть в нее чем попало.

Однажды Корн увидел, что вся левая половина лица литсекретаря заплыла синяком.

— Она, когда выпьет, совершенно ненормальная, — всхлипывая, поведала Лиза. — Вчера я один раз сходила за водкой, а потом наша стерва снова меня послала. Я отказалась, а она стукнула меня бронзовым подсвечником, чуть глаз не выбила. Я еле сдержалась — так хотелось схватить другой подсвечник и шарахнуть ее со всей силы. Когда-нибудь я все же не выдержу. Кому нужна эта тварь?! Зачем она коптит небо?! Вы сделали из нее знаменитую писательницу, но это же обман!

— Я поговорю насчет тебя в редакции одной газеты, она недавно открылась, — пообещал Корн. — Правда, оклад там мизерный, раз в пять меньше теперешнего.

Он выполнил свое обещание, но Лизу не взяли, и ей пришлось остаться в качестве девочки на побегушках.

Девушка жила с матерью, отчимом и сводной сестрой Машей в небольшой двухкомнатной квартире и мечтала о собственном жилье. С Машей они были в контрах — той хотелось слушать забойную попсу, приводить к себе бойфренда и одноклассников, но приходилось делить комнату с Лизой, а та, по мнению младшей сестры, жуткая зануда и придира. Отчим ее презирал и называл «захребетницей», мать не чаяла сбыть старшую дочку с рук, но уже потеряла надежду. «Кому ты нужна со своей прыщавой мордой! — злилась она. — Никто на тебя не польстится, а ты еще нос дерешь! Вышла бы за Витьку, у него однокомнатная квартира, так тебе ж подавай с высшим образованием, простой парень тебя не устраивает!»

Теперь приличный заработок позволил Лизе решить многие проблемы. Девушка отдавала полторы тысячи рублей матери, сестре тоже кое-что перепадало, и они стали гораздо лояльнее, отчиму с зарплаты преподносилась бутылка дорогого виски, в будни падчерица частенько баловала его парой бутылок пива, и теперь тот поглядывал на нее более благосклонно. Так что отношения с домашними более-менее упорядочились лишь благодаря тому, что Лиза оставалась в прислужницах у Астраловой и имела высокий оклад.

Девушка приоделась, прошла курс лечения у косметолога, и теперь ее кожа стала чистой. Да и на квартиру удавалось откладывать. Она скопила уже семь тысяч долларов, еще немного потерпеть, и можно купить однокомнатную, пусть в отдаленном районе, но все же свое жилье.

Недавно Лиза познакомилась со студентом Суриковского института Сашей Марчуком. Парень на четыре года младше, но какое это имеет значение! Правда, с появлением в ее жизни бойфренда процесс накопления денег на будущую квартиру резко снизился — у Саши всего лишь стипендия, а ему нужна своя мастерская. Хорошие краски нынче стоят дорого, да и все остальное требует немалых расходов. Он талантлив, и Лиза Сайкина в своих мечтах видела себя Елизаветой Марчук, супругой известного художника Александра Марчука.

В арендованной под мастерскую квартире влюбленные устраивали свидания, периодически там собиралась компания его приятелей-художников, Лиза частенько оставалась ночевать и мечтала со временем переселиться насовсем.

Все это позволяло ей терпеть приступы дурного настроения работодательницы. Поплакавшись Якову Борисовичу на очередную безобразную выходку «неземного существа» и бормоча про себя: «Чтоб ты сдохла, паскуда, алкоголичка проклятая!» — девушка отправлялась в очередной рейд по винным отделам.

* * *

— Рита двуличная и подлая, — добавила еще штрихов к портрету Люся. Любительница ударить исподтишка, очернить, причем преподнесет так, что ей верят. В нашей редакции работает журналистка. Маша Кравченко, она пришла к нам из еженедельника «Все обо всем». Маша рассказывала, как Рита планомерно ее выжила, чтобы занять место, хотя у нее не было диплома журфака. У меня его тоже нет, но я уже наловчилась. А Рита была вообще необучаема. Глупа невероятно и очень самонадеянна. Никого не слушала, будучи убеждена в собственной непогрешимости, а если кто-то делал ей обоснованные замечания, ни за что не признавала, что не права, а потом так обмазывала, что ее коллеги просто диву давались. Первые годы ей доверяли лишь простейшую работу — на большее она не способна. Рита всех исподтишка поливала грязью, а в глаза улыбалась и любезничала. Если выяснялось, что она кого-то чернила, Рита без зазрения совести лгала — мол, это не я так говорила, а тот, кто вам это передал, я же, напротив, выразила ему свое неодобрение необоснованными обвинениями, а этот человек затаил на меня злобу и так некрасиво отомстил. И была так убедительна в своем наглом вранье, что ей верили. Но это поначалу. Потом-то ее уже раскусили. В итоге интригами и клеветой она подсидела Машу. И так поступала всегда.

— А Серж так проникновенно о ней говорил… — вздохнула Алла. — У меня сложилось впечатление, что он совсем не знал свою половину и идеализировал ее.

— Она расчетливо завлекала его! — вмешалась Тамара. — Изображала эдакую стеснительную скромницу, стояла в сторонке с букетом роз, не сливаясь с толпой поклонниц, будучи уверена, что Сергей обратит на нее внимание.

— Да, ставка на его характер оказалась верна, — согласилась верная боевая подруга. — Бедный Серж… Попался на крючок примитивной хабалки. Да к тому же романтизировал ее.

— А с ее стороны был тонкий расчет, а вовсе не беззаветная преданность, как он представлял.

— И тут я невольно разрушила ее план. Серж перестал концертировать и надумал выучиться на журналиста. Она-то полагала, что он будет зарабатывать концертами, прославится, а Серега пять лет учился, потом завоевывал себе имя. Он говорил, что Ритка меня терпеть не могла, и решил, что это ревность. А она возненавидела меня за то, что я невольно лишила ее лакомого куска.

— И ревность тоже, — вмешалась Марина. — Ведь все эти годы Сергей тебя любил.

— А я об этом даже не подозревала.

— Зато теперь расцвела.

— А что — это так заметно?

— Заметно, — рассмеялась «самаритянка».

— Н-да… А я-то надеялась сохранить наш реанимированный роман в тайне…

— Да нас-то чего опасаться?

— А я и не опасаюсь. Просто констатирую, что теряю форму, — раньше умела сохранять свои интрижки в тайне, а теперь разучилась.

— Так то были интрижки, а тут любовь, — резонно возразила Марина.

— И то верно, дорогая, — согласилась верная боевая подруга. Вообще-то я темнила не из склонности к конспирации, а чтобы меня не обвинили в пристрастности.

— Никто не собирается тебя обвинять! — возмутилась «самаритянка». — Я, между прочим, только что тихо удивлялась, какая ты стала воздержанная. По отношению к любому другому человеку, услышав про его подлые деяния, ты бы давно уже разразилась матерной тирадой, а сейчас ведешь себя корректно. Но я думала, что тут сыграло роль облагораживающее влияние Сергея.

— И это тоже, старушка, — кивнула Алла. — Серж повлиял на меня резко положительно. Но есть и другая причина — мне казалось неэтичным матюгать покойную жену любовника.

— Да Рита это заслужила!

— Ну, раз я получила индульгенцию, то не буду отказывать себе ни в чем, — рассмеялась верная боевая подруга.

* * *

…Личный имиджмейкер непишущей «писательнице Астраловой» в общем-то не требовался, но капризная дамочка пожелала иметь такового в штате своей обслуги.

Даниил Фаргин, как и Лиза, стал мальчиком на побегушках, ему тоже приходилось бегать за водкой, если никого под рукой не оказывалось. Помимо этого, он заботился о туалетах работодательницы, привозил ей модные наряды из дорогих бутиков, а если они ей не нравились, менял на другие.

Став затворницей, Валентина Вениаминовна потребовала, чтобы в доме постоянно пополнялся запас, спиртного. Эту обязанность возложили на шофера, но истеричная пьянчужка порой опустошала припасы быстрее, чем тот успевал их подвозить, и тогда Якову Борисовичу, Лизе или Даниилу опять приходилось брать эти функции на себя.

Спустя пару месяцев Валентине Вениаминовне надоело надираться в одиночку, и она потребовала, чтобы литагент составил ей компанию — ей хотелось поговорить о себе и своих достижениях, а для этого нужен слушатель. Корну ничего иного не оставалось, как внимать ее пьяному бахвальству. Памятуя о том, что печень — орган не парный и жизнь дается только один раз, в результате определенной тренировки Яков Борисович научился незаметно для собутыльницы выливать содержимое своей рюмки в один из горшков с экзотическими растениями, в обилии расставленными по всей квартире, и тем самым успокаивал себя, что продлил собственное существование еще на несколько дней.

Правда, капризным растениям почему-то не нравилась продукция отечественной водочной продукции, и спустя некоторое время они желтели и засыхали.

Даниил, проникшийся сочувствием к коллеге по несчастью, — хозяйка заставляла пить и своего имиджмейкера, — регулярно обновлял зеленые насаждения, а работодательнице объяснял, что тропические растения не переносят табачного дыма — она много курила, а уж подвыпив, вдвое-втрое больше обычного.

* * *

— Люлю, а как на твой взгляд, мог Ладо спихнуть Риту в воду? поинтересовалась Алла.

Сокурсница ненадолго задумалась, а потом уверенно заявила:

— Мог.

— Поясни.

— Несмотря на имидж рубахи-парня. Ладо человек с комплексами. Сергея он не простил, я это точно знаю, мы часто встречались на журналистских тусовках. Мартов обошел его по всем статьям. Рита бегала за Ладо, а потом стала поклонницей Сережи, ты тоже предпочла Сергея. Мне кажется, что Владимир Кохадзе пошел в журналистику только ради того, чтобы утереть нос сопернику. Полагаю, Ладо постоянно держал Сережу в поле зрения и ревниво следил за его успехами. Когда тот отказался от карьеры барда и занялся журналистикой, Владимир обрадовался. Раньше он не имел возможности с ним соперничать — петь не умеет, — а в иной области у него появился шанс. Мартов поступил на журфак, но Кохадзе лентяй, мотылек. Он решил, что второе образование ему ни к чему. Словом парень владеет, пишет складно, вот и ринулся в журналистику, надеясь обскакать соперника, ан не вышло. Теперь Серега — известный журналист, а Владимир Кохадзе — рядовой писака, каких многие тысячи.

— Вне всякого сомнения, он стал любовником Риты, чтобы увесить соперника рогами, — уверенно произнесла Алла.

— И попал в капкан — Рита отыгралась за прошлое. У нее была склонность обо всех людях собирать сведения, особенно то, что их чернит. С ней могла доверительно поделиться мать Ладо, Рита любила выпытывать подробности, вызвав человека на откровенность. Бросить оскорбление в лицо — не ее тактика, она предпочитала действовать исподтишка. А потому на всякий случай приберегла информацию и не сделала ответный выпад шестнадцать лет назад, когда Ладо ее послал. Но позже Рита наверняка с ним поквиталась, ударив по самому больному.

— Ладо не стерпел, врезал ей, и она утопла, — азартно продолжила верная боевая подруга. — Туда ей и дорога, то бишь на дно.

— Рите могла быть известна и его сокровенная тайна, которую она берегла до поры до времени.

— Тоже мне тайна, — фыркнула Алла. — То, что у него плохо стояло, явилось важной причиной, по которой наш роман был столь скоротечен.

— Но ты никому об этом раньше не говорила, да и его тоже не унизила, а Рита могла оскорбить Ладо, когда они стали любовниками.

— С нее станется и шантажировать его, мол, если ты меня бросишь, я поведаю в журналистском кругу, что у тебя сексуальные проблемы, да и вообще ты пшик, а не мужчина, — добавила Зина.

— У Ладо мог быть еще один мотив — намерение подставить Сергея, выдвинула новую версию Зоя. — Ведь на Владимира никто не подумает, а Сережа ее муж, и их супружеские отношения были далеко не безоблачны.

— Или комплекс причин: стремление избавиться от шантажистки, обида, оскорбленное самолюбие плюс желание свалить убийство на Сергея.

— Неужели наш Ладо такой подлый? — усомнилась Олеся, до сих пор остающаяся идеалисткой, не желавшей видеть чужих недостатков.

— Есть, есть в нем второе дно, — заверила Алла.

— Да и мне показалось, что он частенько напрягался, когда я затрагивала опасную тему, — подтвердила Тамара.

— Люлю, тебе известен еще кто-либо, люто ненавидевший Риту? — спросила верная боевая подруга.

— Все, — убежденно ответила сокурсница.

— Так не бывает, — усомнилась Алла.

— Ну, может быть, это слишком сильно сказано, но то, что все имевшие возможность общаться с Ритой относились к ней крайне неприязненно, а некоторые и в самом деле ненавидели, — бесспорный факт.

— Значит, подозреваемых море…

* * *

…Поначалу имидж «затворницы» был нужен только для раскрутки Астраловой, дабы подчеркнуть оригинальность будущей знаменитости, но Эдик с Яшей предполагали, что потом она будет вести образ жизни, положенный известной писательнице, — участвовать в светских мероприятиях, телевизионных передачах, встречах с журналистами, презентациях новых книг. Все это работает на популярность. Сколько можно эксплуатировать имидж «чудачки» и «оригиналки»! Все приедается, то, что было необычно пять лет назад, сейчас воспринимается уже без особого интереса, значит, нужно двигаться дальше. Застывать в стереотипном образе нельзя, все ушлые звезды время от времени капитально меняют имидж, чтобы привлечь к себе еще больше внимания. Слава изнашивается.

Но вышло так, что создатели «писательницы Астраловой» сами себя загнали в капкан — вначале уговорили ее не выходить из дому, а та со скуки налегала на спиртное, да к тому же стала требовать, чтобы ей приводили смазливых молодых людей для сексуальных утех.

Яков Борисович категорически отказался от роли сутенера, и эти функции пришлось взять на себя Даниилу. Веселое времяпрепровождение в обществе бутылки и резвых юношей так понравилось бывшей мадам Бобковой, что теперь она уже не рвалась на публику — развлечений ей хватало и в собственном жилище.

— Что делать, Эдик? — в отчаянии вопрошал Яша. — Ведь наша курица деградирует просто на глазах! Ты бы видел, что она творит!

— Не видел и не желаю, — брезгливо морщился издатель.

— Но мне-то приходится! Если я оставлю ее без присмотра, эта стерва так накуролесит! Совсем стыд потеряла! Шляется полуголая, а то и вовсе голая по квартире, с мальцами выделывает такие чудовищные вещи, у меня волосы дыбом, потом уснуть не могу без реланиума. Я уж и уговаривал, и корил, — и слушать не хочет. Орет: «Я Астралова! А ты кто такой?! Выгоню тебя к чертовой матери, и кому ты нужен?!»

— Может быть, пролечить ее? — предлагал Эдик. — Положить в клинику, пусть ею наркологи займутся, закодируют. Пить бросит и поприличнее станет.

— Да ее только гильотина вылечит!

— Ладно, Яша, что-нибудь придумаем. Наша курица и в самом деле уже выходит за рамки. Если так пойдет дальше — уберем ее. В перифразе Тараса Бульбы, мы ее породили, мы ее и убьем.

* * *

Открылась дверь, и вошла Ирина.

— Отлично, все в сборе! — порадовалась вновь пришедшая. — Алла, как я рада тебя видеть!

— Взаимно, — откликнулась верная боевая подруга. — Излагай, Ириш, что нарыла.

Сокурсница села на свободный стул, закурила и начала отчет:

— Рита Мартова подписывала свои статьи «Марго М.».

— Да, она так именовалась, — подтвердила Люлю. — Но это было настолько смешно, что я никогда ее так не называла. Риткина эрудиция — на уровне школьной программы, видимо, она позаимствовала псевдоним из романа Дюма «Королева Марго».

— Красиво себя обозвала эта серость, — с усмешкой отметила верная боевая подруга. — При определенном воображении можно додуматься даже до знаменитой своими подлыми деяниями Маргариты Медичи.

— Сотрудники газеты «Все обо всем» знают, что Рита погибла, но никто не собирается изображать скорбь, — продолжала Ирина. — Мало того, от многих я слышала: «Так мерзавке и надо!», а политобозреватель Егор Сурин заявил: «Поделом ей. Получила по заслугам — видно, кому-то сильно насолила, и ей отплатили. Убийце нужно памятник поставить. Лично я отношусь к нему с уважением и благодарен, что он избавил мир от этой негодяйки».

— Круто! — присвистнула Алла.

— Другие коллеги отзываются о ней в том же ключе. Впервые в жизни я столкнулась с таким случаем, когда все дружно ненавидели одну женщину, а теперь радуются, что ее больше нет. Поначалу я опешила, услышав нелицеприятную характеристику покойной — все же существуют определенные рамки приличия. Потом второй человек сказал мне примерно то же самое, затем третий, — в общем, почти все. Я потому так долго пробыла в редакции хотела поговорить с каждым в надежде, что хоть кто-то относился к Рите если уж не с симпатией, то хотя бы без ненависти. Такого среди них нет — коллеги отзываются о ней крайне недоброжелательно. Говорят, что была хитра, коварна, в общем, прирожденная интриганка.

— Доморощенные тайны Мадридского двора, — прокомментировала верная боевая подруга. — Может, Ритуля потому и плела интриги, что тем самым как бы олицетворяла себя со знаменитой предшественницей Маргаритой Медичи?

— Не знаю, с кем она себя олицетворяла, но, судя по всему, была дрянью. — Лицо Ирины исказила брезгливая гримаса. — Я считаю девиз: «О мертвых или хорошо, или ничего» — фарисейством. Разве своей смертью подлый человек искупит мерзкие деяния?! Он-то уже на том свете, а люди живут с причиненной им раной в душе.

— Ладно, Ирэн, потом будешь негодовать, — одернула ее верная боевая подруга. — Излагай дальше.

— В определенных обстоятельствах, с людьми, в которых была заинтересована, Рита умела прикинуться простушкой, доверчивой и наивной.

— А я что говорила! — встряла Люлю.

— Единственный, кто о ней скорбит, — заместитель главного редактора Николай Самсонович Фалеев, которого за глаза называют Самсонычем или Змеем Горынычем.

— Неужели наша мнимая тихушница крутила шашни с начальством? удивилась Алла.

— Вряд ли между ними были интимные отношения — Самсонычу почти восемьдесят. Он относился к ней по-отечески. Жалел ее, опекал, никогда не ругал и даже ставил в пример.

— И активно протежировал, — продолжила верная боевая подруга.

— Пытался, но безуспешно. Рита как журналистка — полный ноль. Я захватила несколько номеров еженедельника, можете сами посмотреть, о чем писала дама под звучным псевдонимом Марго М, — Достав из объемистой сумки пачку газет, Ирина положила их на стол. — Ей поручали самую примитивную работу. Коллеги говорят, что даже в статьях она язва-тихоня. Вроде бы описывает драматическую ситуацию, но подает всех действующих лиц в неприглядном свете, а героиня репортажа выходит у нее дура дурой. Тем не менее Самсоныч всегда хвалил Марго, называя ее статьи душевными. Хотя там никакой душевности, наоборот, яд с пера так и капает. Раньше она сидела в отделе писем и обрабатывала почту. Лет пять назад попробовала написать очерк на бытовую тему и отнесла заместителю главного редактора. Старикан пришел в восторг и тут же велел поставить в номер, а ей дал карт-бланш. Ритка выуживала какое-нибудь душещипательное послание, встречалась с женщиной, приславшей письмо в редакцию, уточняла подробности и кропала статью.

— Ирэн, о постельных отношениях с восьмидесятилетним шефом, понятное дело, речь не идет, но наверняка Самсоныч неровно дышал в ее сторону, раз сделал своей фасороткой.

— Скорее она его потихоньку обработала, — возразила Ирина.

— Видно, эта интриганка нашла тропинку к его сердцу. Старики ведь порой очень внушаемы. Причем проявляют парадоксальность: по отношению к одним людям, например членам семьи, поразительно эгоистичны, придирчивы, ворчливы, а к кому-то, нередко совершенно постороннему человеку, прикипают душой, слушаются его и готовы все отдать, обделив своих родных. Ну что вы вытаращились на меня, девицы! — рассмеялась Алла, видя удивленные лица «самаритянок». — Мой интеллект обогатился благодаря частому общению с любимым психиатром. Лидия Петровна просвещает меня в отношении психологии, и теперь я теоретически подкована. То, что порой удивляет людей, весьма просто объясняется с точки зрения психиатрии. Любые поступки. Мой психиатр разложит все по полочкам, назовет вещи своими именами, а я лишь хлопаю глазами — ну надо же! — оказывается, все имеет научное обоснование. В случае Самсоныча, скорее всего, имеют место быть типичные сосудистые нарушения. Ему почти восемьдесят, так? Значит, у него атеросклероз — он возникает у многих людей уже на пятом-шестом десятке, а уж на восьмом — и подавно. Не исключена и гипертоническая болезнь. Оба заболевания приводят к так называемой сосудистой деменции, проявлением которой является парадоксальная избирательность поведения стариков, — к одному человеку расположен всей душой и поет с его голоса, а по отношению ко всем остальным — педант, мелочный брюзга и эгоист. Очень часто старые мужчины влюбляются в молодых женщин или в тех, кто значительно моложе. Если бедолаге не повезет и попадется корыстная особа, то она обчистит его как липку, а потом вышвырнет. Или сведет в могилу, методично и планомерно, став наследницей его имущества.

— Девочки, смотрите-ка! — перебила ее монолог Зина. — Тут статья, подписанная «Алиса Адлер». — Она ткнула пальцем в колонку под названием «Спросите Алису».

«Самаритянки» взяли по газете «Все обо всем» и зашуршали страницами, выискивая статьи Алисы Адлер.

— Ее колонка в каждом номере, — подвела итог их изысканий Катя.

— Думаете, это и есть Серегина любовница Алиса? — спросила Алла, но подруги промолчали. — Ирэн, а ты что скажешь? Среди Ритиных коллег есть журналистка по имени Алиса?

— Нет, — растерялась та. — Я со всеми беседовала.

— Выясни, кто это такая, ладно?

— Хорошо, — кивнула «самаритянка».

— В общем-то складная версия получается, — подвела предварительный итог верная боевая подруга. — Алиса коллега Риты, ненавидела ее, как и все остальные сотрудники газеты, столкнула ненавистную соперницу в воду без каких-либо колебаний и последующих угрызений совести, мол, поделом тебе, дрянь, ты недостойна именоваться супругой Сергея Мартова и недостойна жить!

* * *

…Наслышавшись, что многих популярных авторов в природе не существует, а книги созданы коллективом безымянных «негров», читатели требовали явить им Астралову живьем.

Узнав об этом, «писательница» пришла в восторг — ей уже надоело прятаться в тени и очень хотелось попасть под блицы фотокамер, а потом почти в каждой газете видеть собственный портрет, желательно в натуральную величину. Оказавшись в зените славы, экс-мадам Бобкова, считавшая себя знаменитой писательницей Изабеллой Астраловой, сочла, что теперь можно пожить в собственное удовольствие.

Литагент же, напротив, впал в панику, зная, что его работодательница не дружит не только с письменным, но и с устным русским языком, вопиюще невежественна, да к тому же до безобразия самоуверенна, а потому не пожелает воспользоваться домашней заготовкой.

Как назло, Нечаев накануне майских праздников уехал вместе с семьей в санаторий, объяснив, что немного прочистит больные легкие свежим воздухом соснового бора, и даже не взял с собой мобильник, решив полноценно отдохнуть от суеты деловой жизни. Лето издатель не любил — тяжело переносил жару — и потому всегда брал отпуск весной и осенью. Эдуард Леонидович отправился лечиться со спокойной душой, не подозревая, что в его отсутствие их подопечная начнет рваться на широкий простор, желая хлебнуть славы полной грудью.

Якову Борисовичу не с кем было поделиться своими тревогами, и его постоянным собеседником стал Даниил.

— Если она откроет на публике рот, все пропало! — трагическим тоном делился он с имиджмейкером. Тот придерживался того же мнения, добавляя деталей к пессимистическому прогнозу коллеги относительно ожидаемого явления «писательницы» народу:

— Наша ощипанная курица совершенно не умеет себя вести. Учу ее, учу, тупицу безмозглую, — без толку. Возомнила себя звездой, приохотилась швыряться тяжелыми предметами и посылает трехэтажным, если я пытаюсь что-то советовать. Кто-нибудь из молодых журналистов вставит шпильку, и она пойдет вразнос. «Желтой» прессе нужен скандальный материал, и они его получат. А на ее угрозы «заказать» ослушников журналисты смеются — на всех киллеров не хватит.

— Что делать, Даня? — вопрошал Яков Борисович.

— Может, устроить ей автомобильную аварию? — загорелся имиджмейкер, а по совместительству сутенер.

Ему уже до чертиков надоело прислуживать истеричной работотательнице и обеспечивать ее свежим мясцом. Немало студентов Суриковского перебывало в «келье» жадной до плотских утех «неземной» Астраловой, но она недобиралась останавливаться на достигнутом.

В своих самых сокровенных мечтах Даниил Фаргин видел изувеченную работодательницу и очень надеялся, что один из ее постельных партнеров когда-нибудь не выдержит, — мадам любила садистские развлечения и секс с крутым перчиком, — в итоге у него, Даниила, появится возможность полюбоваться на ее искромсанное тело.

Он с удовольствием представлял огромный нож в животе ненавистной хозяйки, ее закатившиеся глаза и желтый, заострившийся нос. Но, увы… Вряд ли доведется увидеть эту радующую глаз картинку в реальности, а потому Даниил решил хотя бы частично реализовать кровожадные мечты:

— Пусть сломает себе хребет и останется парализованной. Парализованная звезда — это звучит! Читатели проникнутся к ней жалостью, и это даст новый всплеск популярности.

— Но как же мы решимся на такое без Эдика? — пугался литагент. — А вдруг она погибнет?

Размечтавшемуся Даниилу пришлось спуститься на землю:

— Тогда попросим ее шофера аккуратно въехать в столб, ей и этого хватит для встряски и психологического шока.

— Может, лучше положить ее в больницу? Авось поостынет.

— А что, это мысль… — задумчиво проговорил имиджмейкер. — Пусть кто-нибудь ее слегка помнет-порежет, а потом подадим случившееся так, будто это фанат-псих. За иностранными звездами охотятся сбрендившие чудики, пусть и наша курва приобщится к мировым знаменитостям.

* * *

— Может быть, Ритка приглядела себе запасной аэродром в лице Самсоныча? — предположила Нина.

— Запросто, — согласилась верная боевая подруга. — Ритуля скумекала, что Сергея ей не удержать. У того появилась любовница Алиса, он ушел из дома и поселился у нее. Если они работали в одной газете, то Ритке стало и подавно обидно — муж изменяет, а коллектив в курсе дела.

— Скорее всего, они держали свои отношения в тайне, — возразила Зоя.

— Пожалуй, ты права, Заинька. Скорее всего, Ритка ничего не знала, но ведь муж от нее ушел. Любая жена в подобной ситуации предполагает только одно: «У него есть баба!» И что самое характерное — почти никогда не ошибается! — рассмеялась Алла, а «самаритянки» заулыбались. — И Рита сделала вывод: супруга она теряет, а с ним и источник своего благосостояния. Но и раньше мерзавка сознавала, что рано или поздно ее лафа кончится. Сама она полное ничтожество, зато у нее есть талант — цепляться к мужикам с перспективой и использовать их. Но весь вопрос в том, отвечал ли Самсоныч ее требованиям? Возраст, с точки зрения этой паскуды, у него подходящий — долго не проживет, — а как с тугой мошной?

— По этой номинации он ей тоже подходит, — ответила Ирина. — Газету создал Илья Фалеев, сын Николая Самсоновича. Он из бойких комсомольских мальчиков, сколотил капиталец и ныне состоятельный человек. Папаша раньше несколько лет трудился в партийном издании, типичный номенклатурщик, от журналистики далек, его поставили на эту должность, как тогда практиковалось повсеместно, — око партии не дремало. Во времена катаклизмов старика из газеты турнули, — он ведь в этом деле вообще ничего не смыслит, — и Николай Самсонович остался не у дел. Сын купил ему загородный дом, чтобы отец не мозолил глаза и не «перевоспитывал», но Змей Горыныч очень настырный и подвижный для своих лет старикан. Дома ему не сиделось, и он регулярно являлся к Илье, читал мораль и всячески портил жизнь. Характер у него на редкость скандальный — и дня не может прожить, чтобы с кем-то не поцапаться. Раньше отыгрывался на подчиненных, а от безделья терроризировал семью сына. Невестку доводил до истерики, она его на дух не выносила, просила Илью оградить ее от гневливого свекра. Сыну это надоело, и он учредил газету, лишь бы папаша не лез к нему и его семье. Выбрасывать деньги на ветер ради прихоти вздорного старика ему не хотелось, и Илья поставил главным редактором профессионала, а отца сделал замом. В лоб Самсонычу никто не перечит, все делается в обход, а тот ничего не замечает. Очень любит по старой памяти устраивать начальственный разнос — в его кабинете все сотрудники выстраиваются на ковре, и Змей Горыныч их чихвостит, с матерком и стучанием кулаком по столу. Журналисты изображают покаянный вид, старикан выпускает пар, и все возвращается на круги своя.

— Значит, Ритку держали только из-за того, что она протеже отца хозяина газеты?

— Разумеется, — кивнула Ирина. — В противном случае от Марго бы давным-давно избавились. Толку от нее было мало, но коллектив она постоянно будоражила. Обожала сталкивать всех лбами. Спровоцирует скандал и любуется со стороны, наслаждается. А Самсоныч всегда шел у нее на поводу. Последнее время она совсем совесть потеряла.

— И кто-то не стерпел… — продолжила Алла.

— Конкретики нет, но у меня сложилось впечатление, что коллеги темнят. Может быть, у них даже есть предположения, кто с ней разделался, но они на стороне этого человека и не собираются его выдавать.

— Мы тоже по возможности постараемся его защитить, — пообещала верная боевая подруга. — Теперь я совершенно согласна с мнением ее коллеги Егора поделом Ритке. Не собираюсь больше изображать хорошую мину — мол, она погибла, теперь о ней только хорошее. Не заслужила эта дрянь приличных слов даже после своей смерти.

— Теперь вы поняли, почему я сочла такую позицию фарисейством? — Ирина обвела взглядом «самаритянок», и те согласно закивали. — По отношению к Марго-Рите молчать и делать вид, будто все нужно простить, — верх лицемерия. Никто не может забыть всех подлостей, которые она натворила, и ее коллеги не собираются притворяться.

— Раз Ритка обхаживала своего шефа, то это неспроста. Самсоныч женат?

— Вдовец. Его жена умерла пятнадцать лет назад.

— Ну вот, теперь понятно, почему он к ней неровно дышал. А сыну наверняка очень не нравилась фаворитка отца. И уж подавно Илья не пришел бы в дикий восторг, если бы старый пердун, вместо того чтобы думать о вечном, вдруг заявил о намерении жениться на молодой. Дети подчас крайне ревниво относятся к такому повороту событий.

— Ну, убить только из-за того, чтобы отец не женился, — это уж слишком, — усомнилась Лена.

— Наивняк ты, Ленка, — усмехнулась Алла. — Убивают и за меньшие проступки.

— Может быть, подоплека — собственность? — выдвинула еще одну версию Тамара. — У Риты с Сергеем скромная двухкомнатная квартира, при разделе много бы ей не досталось, а у Самсоныча загородный дом плюс московская квартира. Он же бывший номенклатурщик, а потому вполне может оказаться владельцем многокомнатных апартаментов стоимостью в сотни тысяч долларов на Кутузовском проспекте или в другом престижном месте. Если бы Змей Горыныч женился на Рите, то мог завещать эти хоромы ей.

— Мотив пляшет, — согласилась верная боевая подруга. — Ни за что ни про что, всего лишь за жополизание начальника Ритка имела шанс огрести немалую сумму. А сыну или его супруге эго категорически не понравилось. Допустим, они считали, что склочный папашка слишком зажился на этом свете и достаточно попортил им крови. Родственники, включая невестку и внуков, с нетерпением ждали, когда вредный старикан освободит их от своего присутствия, и уже мысленно считали его квартиру и загородный дом своей собственностью, как вдруг восьмидесятилетний дедок объявляет о скорой свадьбе. Какая незадача! Жена Ильи остервенело костерит свекра, а заодно и хазбенда — дескать, почему ты допустил адюльтер в своей газете! Почему не вышвырнул самозванку сразу же, как только узнал, что она пробилась в фаворитки! А ну-ка, дорогой благоверный, живенько освободи нас от этой проблемы! Илюша парнишка небедный, договорился за энную сумму с кем-то, что вопрос будет улажен. Сам по себе факт, что Рита оказалась утопленной, лично меня почему-то все время наводит на мысли о прогулке вдоль набережной. К примеру, подкатился к ней симпатичный молодой человек и говорит: «Девушка, вы мне очень нравитесь, не желаете ли угоститься чашечкой кофе?» Та мужским вниманием не обласкана, сразу тает, млеет, идет с ним в ближайшую кафешку, потом они лирически гуляют вдоль Москвы-реки, парень ее нежно обнимает и вдруг одним ловким движением перекидывает мнимую возлюбленную через парапет в воду, бултых! И у Ильи Фалеева с супругой больше нет проблемы в лице Риты Мартовой.

* * *

…Пока литагент и личный имиджмейкер строили планы, как половчее покалечить «звезду отечественной беллетристики», во время очередной прогулки в Кусково к ней подошел юркий молодой человек, представившийся Евгением Красновым, и предложил организовать в ЦДРИ встречу с журналистами, и та с ходу согласилась.

Яков Борисович никогда не сопровождал подопечную во время ее выездов в парковую зону и даже отказался от телохранителей: на его взгляд, столь обыденная деталь, как бодигарды, диссонировала с ее романтическим образом. Теперь он кусал локти, что оставил работодательницу без присмотра.

Литагент до последней минуты надеялся переубедить потерявшую чувство реальности «писательницу» — мол, такая банальщина, как презентация, не вяжется с ее имиджем «затворницы» и «оригиналки», все авторы участвуют во встречах с журналистами, зачем же ей быть как все, когда она особенная… Не помогло. Тогда в качестве последнего аргумента он попробовал припугнуть, что на нее может совершить покушение какой-нибудь фанат-псих, но «знаменитость» была непреклонна:

— Презентация состоится одиннадцатого мая. Никакого покушения быть не может, меня все обожают. Женя сказал, что многие журналисты мечтают со мной встретиться, но не имеют такой возможности.

Яков Борисович рвал на себе волосы и плакался Даниилу:

— Опоздали мы с тобой, Даня! Наша курица уже чистит клюв и перья, намереваясь осчастливить журналистов своим выходом в свет. Ой, что будет!.. — заранее печалился он. — «Желтая» пресса камня на камне не оставит от ее имиджа.

— Напои ее холодным коктейлем, — мрачно посоветовал имиджмейкер. Кинь побольше льда, бог даст, простудится или хотя бы осипнет. А потом уговорим ее молчать.

— Какой коктейль! Ты же знаешь, что эта плебейка хлещет только водку!

— Отстал ты от жизни, Яша, — усмехнулся Даниил. Именно ему уже пару лет приходилось выполнять роль собутыльника хозяйки, когда той не с кем было выпить, а Корн с облегчением снял с себя эту малоприятную обязанность. — Теперь она травится водярой с апельсиновым соком и называет это коктейлем.

— Тогда сам накидай ей побольше льда! — воодушевился литагент.

— Да пошла она! — отмахнулся имиджмейкер, в которого собутыльница на днях запустила пепельницей, полной окурков. Мало того что это крайне унизительно, так еще острая завитушка бронзовой пепельницы поцарапала ему лицо, а пепел попал в глаз. Он бы с огромным удовольствием и сам запустил в графоманку чем-нибудь тяжелым, а еще лучше — надел на ее голову помойное ведро. Но, увы…

— Что же делать? — горевал Яков Борисович, опять подумав, как некстати Эдик Нечаев уехал отдыхать, и теперь ему приходится отдуваться одному. Его уже не раз посещала идея вызвать приятеля телеграммой, но после некоторого размышления он отказался от этой затеи — здоровье у друга слабое, а лечение пойдет ему на пользу. Но, с другой стороны, если их подопечная натворит делов, то пострадает и издатель. Так ничего не решив, литагент опять воззвал к коллеге:

— Данюша, ты горазд на всякие выдумки, выручай, голубчик! Мы же в одной упряжке. Если эта стерва пойдет вразнос, ее имидж рассыплется, тиражи книг упадут, а мы лишимся заработка!

— Подсыпь ей слабительного и рвотного накануне презентации, — обогатил его новой идеей мстительный Даниил. — Пусть весь день не слезает с толчка, может, прыти у нашей курицы поубавится.

* * *

Зазвонил Аллин мобильник, и она услышала голос адвокатессы:

— Алла, я тут кое-что разузнала. Сказать по телефону?

— Давай, Натуль, встречаться некогда.

— Предположительная дата смерти Маргариты Петровны Мартовой семнадцатое мая. Нашли ее двадцать пятого мая, то есть труп пробыл в воде почти девять суток. Лицо, руки и другие мягкие ткани погибшей, не прикрытые одеждой, обглодали рыбы — в Москве-реке водятся всеядные мутанты. На лацкане пиджака запаянная карточка, которую аккредитованные журналисты обычно прикалывают к одежде, отправляясь на презентацию или иное официальное мероприятие. Сергей Мартов с семнадцатого по двадцать восьмое мая был в загранкомандировке, а потому вначале пригласили ее коллег, те опознали Маргариту Мартову, известную под псевдонимом Марго М. Когда вернулся ее муж, то подтвердил, что на погибшей плащ, который он полгода назад привез ей из Парижа, ее костюм, туфли.

— Погоди, Наташ, помнишь, не так давно было ошибочное опознание, когда на трупе оказалась одежда другого человека, а вдова даже не осмелилась подойти? Не тот ли здесь случай?

— На данный момент ни у кого из дознавателей нет оснований для сомнений. Очень многие свидетели подтвердили, что это Маргарита Мартова.

— А ты как думаешь?

— Полагаю, что погибшая Мартова. В том случае, о котором ты говоришь, убийца переодел труп.

А здесь женщина утонула. Значит, ее должны были переодеть живой. Случилось все это в городской черте. Ладно бы за городом — например, женщину угрозами заставили переодеться, а потом сбросили в реку. Никаких иных повреждений, кроме причиненных рыбами, на трупе не обнаружено, следов каких-либо снотворных, лекарств, с помощью которых можно было бы усыпить жертву или заставить ее подчиняться, — тоже. Скорее всего, либо Маргарита сама бросилась в реку, либо кто-то, с кем жертва подошла к парапету набережной, столкнул ее в воду. На мосту такое не проделаешь — там непрерывный поток машин, к тому же высоко, при падении женщина получила бы множественные повреждения мягких тканей.

— Н-да… Хотелось бы, чтобы этот обглоданный рыбами-мутантами труп и в самом деле некогда был Риткой Мартовой.

— А что — есть какие-то факты, вызывающие сомнения?

— Никаких, кроме того, что Рита на редкость подлая тварь.

— У нее были основания имитировать свою смерть? Она хотела скрыться?

— Нет, жила в свое полное удовольствие, скрываться ей незачем.

— Нет, Алла, затея с переодеванием нецелесообразна. Труп могли обнаружить сразу же и выяснили бы, что это другая женщина в одежде Мартовой. Убийца своей цели не достигнет, наоборот, сразу попадет под подозрение — подобные манипуляции с переодеванием обычно проделывает тот, кто желает, чтобы его считали погибшим. Именно этот человек и станет главным подозреваемым.

— Ну ладно, убедила, — согласилась Алла. — Просто после общения с сокурсницами я узнала столько грязи! И теперь ощущаю себя так, будто вывалялась в помойке.

— Значит, кто-то с ней поквитался.

— О, таких людей наберется не один десяток!

— А как в отношении моего подзащитного?

— К сожалению, и у него были основания желать ее смерти.

* * *

…Яков Борисович Корн уже успел обзавестись необходимыми рвотно-слабительными средствами. Главное — не допустить назначенной презентации, а после возвращения Эдика они придумают что-то более действенное. Но осуществить этот план ему не удалось: за сутки до эпохального события «звезда современной отечественной литературы» оповестила всех, что желает посвятить этот день себе, дабы соответствующим образом настроиться и предстать перед журналистами в полном блеске.

— Наверняка нарежется, как сапожник, а завтра я не дам ей опохмелиться, — радовался коварный литагент.

— В ее распоряжении полный бар, — остудил его пыл имиджмейкер.

— Повезло — вчера она вылакала предпоследнюю бутылку. Я уже купил два ящика водки, но отнести не успел.

— Одной бутылки ей маловато.

— Достаточно, чтобы завтра с утра был сушняк и колотило. А я скажу, будто забыл купить горячительное.

— Не годится, — отмел его план Даниил. — Она велит шоферу завернуть в любое питейное заведение по пути и там хватанет грамм двести. А если притащится на презентацию, освежившись, то вообще туши свет. «Желтая» пресса будет в экстазе.

— Данюша, голубчик, ну придумай что-нибудь, — молил Яков Борисович.

— Может, киллера нанять? — Лицо имиджмейкера приобрело одухотворенное выражение.

— Ты что? — испугался литагент. — Из посмертной славы каши не сваришь. Если не будет новых романов, Изабеллу Астралову уже через несколько лет забудут.

— Я не имел в виду ее насмерть ухлопать. Так, подстрелить немножко. Даниил зажмурился, представив окровавленную работодательницу, потом вздохнул и вернулся из мира грез в реальность. — Сенсация обеспечена — на писательницу Астралову совершено покушение во время презентации, при большом стечении публики. Озаботь телеоператоров, пусть все заснимут.

— Так ведь презентация уже завтра! Где же мы найдем снайпера за один день?

— Есть одна классная идея, — загадочно произнес имиджмейкер.

* * *

— Девицы, адвокатесса упомянула, что на Ритиной одежде была прикреплена журналистская пластиковая карточка, — напомнила Алла, пересказав подругам содержание разговора. — Люлю, твои коллеги всегда носят такие карточки?

— Только на официальных мероприятиях.

— То есть ни на работе, ни в ином месте она не используется? — еще раз уточнила верная боевая подруга.

— Нет, там, где все друг друга знают, это не принято. Только в том месте, где много незнакомых людей, чтобы было известно, из какого издания журналист и как к нему обращаться.

— Ясненько. В таком случае в день своей гибели Рита Мартова посетила какую-то презентацию. Люлю, озаботься этим вопросом — какое мероприятие состоялось семнадцатого мая и была ли там Рита, то бишь Марго М., с кем общалась, с кем ушла и прочее Ирэн, еще разок сходи в редакцию еженедельника «Все обо всем» и поспрашивай на эту тему.

— Может быть, именно на этом мероприятии к ней подошел убийца? предположила Ирина.

— Вот это-то как раз сомнительно, — покачала головой Алла. — На следствии установят, как она провела последний день своей жизни. Журналистский мир тесен, а если Риту видели в обществе симпатичного молодого человека, с которым она мило щебетала на презентации, то его быстро разыщут. С его стороны глупость так подставляться — убить ее в тот же день. Гораздо надежнее познакомиться с жертвой заблаговременно, а утопить в удобный момент.

— По-моему, это слишком трудоемко, — засомневалась Тамара. — Задолго знакомиться, рискуя, что их увидят… Нет, убийцы так не поступают.

— Томик, откуда ты знаешь, как поступают убийцы? — рассмеялась верная боевая подруга. — Мы с вами сыщицы без году неделя. А преступники, между прочим, бывают на первый взгляд очень даже обаятельными, мне мой психиатр об этом говорила Есть такие, на которых ни за что не подумаешь. Весь из себя симпатяга, а в его груди бьется жестокое сердце. — Последние слова Алла произнесла, постепенно снижая голос до степени замогильного.

— И так, наверное, бывает, — отсмеявшись, признала ее правоту «самаритянка».

— На эту мысль навеял факт наличия у Марго-Риты машины, а ведь для того, чтобы упасть в воду, нужно было идти пешком. Выволочь брыкающуюся жертву из ее собственной тачки и ухнуть в набежавшую волну, как Стенька Разин, в черте города как-то не очень… Нет, этот сценарий хорош лишь применительно к персидской княжне, восточной женщине, ощущающей себя рабой мужчины и безропотно ему подчиняющейся, даже когда ее хватают в охапку с намерением бросить за борт.

— А может быть, Рита и ее ухажер катались на лодке, — развила Аллину версию Зина.

— А что, это мысль, — одобрила та. — На мой взгляд, сценарии явно тянет на лирику. Отсюда можно предположить, что убийце требовалось втереться в доверие к Марго-Ритке, чтобы вытащить ее из-за руля и предложить совместную прогулку вдоль реки. В день знакомства подобное сомнительно — тех, кто привык к колесам, и под страхом расстрела не заставишь совершить пешую прогулку. Зато потом, когда отношения закрепились, коварный поклонник уломал Марго-Риту поглядеть на набежавшую волну и в итоге повторил малопочтенный поступок Стеньки Разина. Все ж бросать женщин куда попало, на мой взгляд, не по-мужски.

Ей опять удалось рассмешить подруг и снять напряжение. Хоть сокурсницы и стали сыщицами, пока им не доводилось расследовать убийство знакомой. Пусть они и не питали к Рите симпатии, но все же за короткий срок узнать столько порочащих сведений о той, с кем в студенческие годы периодически встречались на вечеринках, сидели за накрытым столом, — оказалось для них моральным потрясением, и Алла это интуитивно чувствовала, а потому время от времени старалась разрядить атмосферу с помощью своих хохмочек. Ее черный юмор и нарочитый цинизм никого из сокурсниц не шокировал — привыкли.

— Девочки, давайте подумаем, почему выбран именно такой способ убийства? — Лена обвела подруг глазами.

— Наверное, для того, чтобы было непонятно, убийство это или самоубийство, — предположила Зоя.

— Или хотели навести следствие именно на версию самоубийства, уточнила Тамара.

— Или все же убийцей была женщина, — добавила Татьяна.

— Ух, девки, у меня от ваших версий уже голова распухла, пожаловалась верная боевая подруга. — Серая мышь Рита Незнамова небось даже и не предполагала, что ей будет оказано такое внимание после смерти. Огромная куча людей от всей души желала ей поскорее подохнуть, а мы теперь обречены на много-, часовое обсуждение причин ее гибели.

* * *

Наконец Яков Борисович Корн опять обрел олимпийское спокойствие. По складу характера он человек выдержанный, да и работа приучила его не демонстрировать эмоции, а какие бури бушуют у него в душе, знал лишь сам Корн. Правда, в недавней критической ситуации он утратил присущую ему сдержанность, но в тех обстоятельствах это объяснимо. Да и верный друг Эдик Нечаев в то время отдыхал в санатории, а за эти пять с лишним лет Яков Борисович уже привык делить с ним тяжелую ношу, именуемую Изабеллой Астраловой.

Сейчас он держался как ни в чем не бывало, но на душе было тревожно. Эдик успокаивал его, что следствие рано или поздно закончится, дело спишут в архив, их уже не будут терзать ни дознаватели, ни журналисты, и все вернется на круги своя Но Якова Борисовича обуревали сомнения — так ли гладко все пройдет. Ситуация еще не стабильна, проблем немало, а потому оптимизм приятеля не заражал прагматика Корна.

* * *

Вновь раздалась трель Аллиного мобильника. На этот раз звонил Леонид Кудрявцев.

— Алла, я пообщался со знакомым репортером криминальной хроники Павлом Головановым, который раньше тусовался в нашем утро. Его герл-френд Ольга Костенко трудится в еженедельнике «Все обо всем». Пашка меня с ней познакомил. Я узнал много интересного по нашей теме. Оказывается, Риту Мартову, или Марго, как ее обычно называли, ненавидели все коллеги без исключения.

— Это нам уже известно. Ленчик, — перебила его верная боевая подруга. — Иришка побывала в редакции и выяснила, что весь коллектив дружно желал ей скорой смерти и все рады, что их чаяния сбылись.

— Со слов Ольги, в наибольшей степени Риту ненавидели трое: политобозреватель Егор Сурин, секретарша заместителя главного редактора Елена Федоренко и Алевтина Овечкина. Последняя публиковалась под псевдонимом Алиса Адлер. Не та ли это Алиса?

— Очень похоже. Ленчик. Ирэн завтра снова командируется в редакцию и все разузнает. Конкретная причина для ненависти у них имеется?

— Имеется, у всех троих. От Егора ушла жена. У него была интрижка с одной из сотрудниц газеты, корректором Екатериной Карпухиной, а Марго позвонила его супруге и все выложила. Жена тут же сложила вещи благоверного в чемодан и выставила за дверь. Тот не стал судиться с ней за квартиру, сейчас скитается по друзьям. Егор и раньше попивал, а теперь стал еще чаше прикладываться к бутылке. Сурин талантливый журналист, но безалаберный и необязательный. Когда из хорошей газеты его выгнали за пьянку, он устроился в еженедельник «Все обо всем» вроде бы временно, но после развода с женой махнул на все рукой и стал откровенно халтурить.

— Значит, Ритка здорово попортила ему жизнь…

— Верно. Он отзывался о ней весьма оскорбительно — «дерьмокопалка», «копрофилка», «мышка-говноройка» и прочее в том же духе.

— Знаешь, Ленчик, человек, изливающий свою агрессию словесно, вряд ли решится на убийство.

— Не скажи, подруга, — возразил сыщик. — Слово за слово, и может разгореться бурный скандал, а там и до членовредительства недалеко. Дело в том, что дом Мартовых стоит практически на набережной Москвы-реки, Егор мог дождаться Марго неподалеку, например она пошла в магазин или парикмахерскую, что-то ей высказать, та ему в ответ, он ее толкнул, и она упала в воду. Когда Егор трезв, он всего лишь язвителен, но когда пьян, становится дурным, как и многие алкоголики. Так что не стоит исключать Сурина из числа подозреваемых.

— Он заявил Иришке, что готов поставить памятник тому, кто утопил ненавистную Марго. Возможно, имел в виду самого себя и гордился своим поступком. Или специально подставлялся — некоторые преступники любят играть в острые ощущения. Ирэн говорила, что сотрудники газеты явно что-то знают, но держат оборону и молчат. Может, им известно, что в убийстве Марго-Риты замешан кто-то из коллег, но они его не сдадут. А что по остальным кандидатурам?

— Алевтина Овечкина однажды затеяла драку с Марго — дала той пощечину, а потом швырнула в нее канцелярскими принадлежностями и рассекла степлером подбородок.

— Так, похоже, у них был хороший повод для бабьей свары… Все больше склоняюсь к мнению, что это и есть искомая Алиса. А что они не поделили, кроме Сергея?

— Марго наябедничала шефу о том, что Алиса обхаживала главного редактора, хвасталась, будто она призерша конкурса красоты, — в общем, пыталась его соблазнить, чтобы получить повышение.

— Судя по всему, Алиса — та еще оторва?

— Со слов Ольги, очень вспыльчивая, резкая, выражений не выбирает, высокомерна, считает себя красавицей.

— Что — и в самом деле красотка?

— Даже Ольга отметила, что Алиса очень хороша, а когда женщина говорит подобное о другой женщине, это дорогого стоит.

— Значит, Сереге дважды повезло… — задумчиво проговорила Алла. И прибавила:

— В кавычках, конечно.

— Что ты имеешь в виду?

— Баб выбирает стервозных — то связался с тварью Риткой, то с оторвой Алисой.

— Кстати, а тебе ее псевдоним ни о чем не говорит?

— Только о том, что это, скорее всего, Серегина любовница. Сотрудники этой газеты привыкли называть друг друга не по именам, а по псевдонимам Марго, Алиса…

— Я имел в виду созвучие ваших имен — Алла, Алиса.

— Хочешь сказать, что Серега целенаправленно выбирал даму сердца с именем, похожим на мое?

— Она и внешне на тебя похожа.

— Да ну? А я-то обольщалась, будто штучный экземпляр, таких больше не делают — матрицу потеряли. Оказывается, матрица еще цела…

— Ты и в самом деле единственная в своем роде, — полил бальзамом ее душевные раны сыщик, интуитивно почувствовав, что верная боевая подруга хоть и дурачится, но больше для того, чтобы скрыть, как неприятна ей эта новость. — А так называемая Алиса тебе и в подметки не годится. Ольга говорит, что дамочка неумна, амбициозна, капризна и истерична.

— Кое-что из сказанного подходит и мне, — со смешком перебила его Алла.

— Ну, не наговаривай на себя, уж я-то тебя отлично знаю.

— Еще чем похожа на меня Алиса, помимо недостатков?

— Высокая брюнетка с рельефными формами, чертами лица немного напоминает тебя.

— И глаза синие? — дурачилась Алла.

— Глаз я не разглядел.

— А где ты умудрился ее увидеть?

— Вначале Ольга показала мне групповое фото сотрудников их газеты, а потом я прокатился с нею к редакции и посмотрел на некоторых персонажей воочию.

— Может, ты и прав, Серега неосознанно выбрал любовницу, чем-то похожую на меня. Отыгрался за прошлое.

— Мотив избавиться от Риты у Алисы есть, и весомый.

— Значит, по логике вещей следующей жертвой в Алисином списке буду я, — пошутила верная боевая подруга.

— О тебе-то она наверняка еще не знает.

— Узнает, раз такая ушлая, — обнадежила собеседница.

— Тогда я буду твоим телохранителем, — подыграл сыщик.

— Ну, спасибо, сразу на душе полегче — ты не позволишь всяким Алисам сталкивать меня в Москву-реку, — продолжала дурачиться Алла.

— У нее два мотива. — Сыщик уже говорил серьезным тоном. — Первый связан с Сергеем, а второй — с местью Марго-Рите. После скандала, когда Алиса поколотила ябеду, Марго снова накляузничала шефу, в красках поведав, как та ее мордовала. На подбородке у нее красовался пластырь, Самсоныч проникся и ринулся наказать ее обидчицу. Чуть не уволил, но все же оставил в редакции. Ее колонка нравится читательницам — Алиса пишет там всякую женскую белиберду. Как раз в тот момент, когда он ее отчитывал, позвонила постоянная читательница, а секретарша, чтобы ослабить гнев начальника, елейным тоном оповестила его, мол, читательница благодарит Алису за ответ на ее письмо, и тут же сунула ему трубку. Пока он с ней общался, пар из него вышел. Но журналистка была в ярости и грозилась придушить Марго.

— Что ж сразу не придушила? Мы бы сейчас голову не ломали, кто избрал эту бледную моль на роль персидской княжны и ухнул за борт.

— В тот момент Марго в редакции не было, — она сидела дома над очередной статьей, — иначе снова была бы драчка. А потом и Алиса взяла работу на дом — перед выходом номера у них так принято. В общем, они две недели не виделись, а одиннадцатого мая шеф отправил Марго на презентацию Астраловой. После этого она пропала почти на неделю, явилась только семнадцатого мая и принесла совершенно негодный материал. Самсоныч был в ярости, впервые за десять лет Марго крепко досталось, и он ее уволил.

— Погоди, погоди. Ленчик, — перебила его Алла. — Так разве Ритку уволили из еженедельника? — Она перевела вопросительный взгляд на Ирину, а та в ответ пожала плечами и затрясла головой в недоумении — мол, я не в курсе.

— Да, Змей Горыныч ее с позором изгнал, и она ушла. Правда, потом он поостыл, передумал и велел секретарше ей позвонить, но ни домашний телефон Марго, ни мобильник не отвечали.

— Та-ак… Это что ж получается… — задумалась верная боевая подруга. — Твоя супруга час назад сообщила, что Рита погибла как раз семнадцатого мая. Может, она не стерпела позора да и кинулась вниз головой в Москву-реку?

— Или Алиса подкараулила ее возле дома и отомстила.

— Тоже подходящая версия, — согласилась Алла. — А почему Марго-Рита после той знаменательной презентации почти неделю не появлялась на работе? Ведь одиннадцатого мая Астралову убили. Ушлый журналист тут же отзвонился бы в редакцию о сенсации, а потом быстренько состряпал материал.

— Потому Самсоныч ее и выгнал. Она даже не знала, что Астралова убита.

— Тоже мне журналистка! — презрительно фыркнула верная боевая подруга. — Ей по силам живописать только про битвы соседок сковородками на коммунальной кухне.

— Вот и шеф сказал ей на прощанье то же самое.

Марго написала статью о знаменитой писательнице в уничижительной манере, будто та еще жива, хотя Астралову уже похоронили. Сотрудники сплетничают, мол. Марго с катушек съехала от счастья, что в кои-то веки на нее обратил внимание мужчина.

— Это домыслы или есть факты?

— Ее видели с очень красивым блондином.

— Где?

— Именно на той несостоявшейся встрече журналистов с Астраловой. Марго оправдывалась перед шефом — мол, презентация долго не начиналась, и она ушла, потому и не знает, что писательница убита.

— Видимо, завертелась в любовном романе и забыла обо всем на свете?

— Сотрудники еженедельника сплетничают, что именно так.

— А кто ее видел?

— Ольгина двоюродная сестра Карина была на презентации вместе с подругой Мариной. Ольга дала мне координаты девушек, я с ними созвонился, уже еду в их редакцию, через десять минут буду на месте.

— Очень интересное кино, Ленчик! Мы тут с девицами кое-что напридумывали и, похоже, попали в точку. Не стану тебя сейчас отвлекать, расскажу потом, когда ты поделишься сведениями от Карины с Мариной.

* * *

В наибольшей степени тревоги Якова Корнабыли связаны с Даниилом Фаргиным.

Когда 11 мая имиджмейкер и литагент появились в квартире Астраловой, оперативники сразу развели их по разным комнатам и стали допрашивать. Яков Борисович держался как кремень:

— Понятия не имею, кто совершил покушение, наверняка какой-нибудь оголтелый псих. Их сейчас развелось великое множество. Люди озлоблены, недовольны своей жизнью, готовы сорвать свое раздражение на ком угодно. Может быть, этот человек хотел таким образом прославиться, попав на страницы газет. Или это несостоявшийся писатель, которого раздражала популярность Астраловой. Ведь всегда проще обвинить кого-то в собственном неуспехе.

Допрос длился два часа, после чего Корна отпустили, и он дал телеграмму Нечаеву: «Срочно возвращайся». На следующий день литагент явился в следственную часть и держался той же линии. Еще через три дня его вновь вызвали, и первый вопрос, который задал ему дознаватель, касался имиджмейкера:

— Вы не знаете, где сейчас находится Даниил Фаргин?

— Понятия не имею, — пожал плечами Яков Борисович.

— Мы послали ему уже три повестки по адресу, который он указал на первом допросе, неоднократно звонили, но Фаргин на допрос не явился, его домашний телефон не отвечает.

Корн промолчал, подумав: «Знать бы, что Данька говорил на допросе…»

— У вас есть какие-либо предположения, по какой причине имиджмейкер скрывается? — спросил следователь, и от его острого взгляда Корн мысленно поежился.

— Ну почему скрывается? — попробовал он сгладить углы. — Даня парень молодой, недавно развелся с женой, у него много знакомых. Может быть, он у одной из своих дам.

— Однако Фаргин знает, что идет следствие, его предупредили, что будут вызывать на допросы.

— Я ведь за Даниила не ответчик, — оправдывался Яков Борисович. — Его профессиональные обязанности из-за случившейся трагедии невостребованы, видимо, он решил слегка развеяться…

Корн задумался, стоит ли упомянуть о том, что в последнее время парень стал попивать. Поначалу ему приходилось быть собутыльником работодательницы, когда Яков Борисович устранился, сославшись на больную печень, потом Даниил втянулся. И все же эта роль давалась ему с большим трудом. — пьяная работодательница становилась совершенно неуправляемой. Даже затуманив мозги алкоголем, Даня едва терпел ее выходки и не раз признавался литагенту, что в следующий раз его нервы сдадут, а после очередных посиделок утешал себя дополнительной порцией спиртного.

«Все равно следователь все это выяснит, раз они ищут Даню», — решил Яков Борисович.

— Даниил выпивает… — осторожно начал он. — Творческая натура, им это свойственно.

— Вы хотите сказать, что исчезновение Фаргина объясняется с тем, что он ушел в запой?

— Не исключено.

— А раньше у него бывали запои?

— Случалось.

— Почему же хозяйка не уволила пьющего имиджмейкера?

Корн мог бы ответить: «А кто поставлял бы ей парней для сексуальных утех?» — но, разумеется, промолчал.

Рискованно было брать на место Даниила другого человека — выносить сор из избы нельзя, а Даня все эти годы держался стойко. Возможно, по пьянке и сболтнул кому-то о своих деликатных обязанностях, о безобразных оргиях, которые устраивала работодательница, однако огласки эти сведения не получили. Обязанности у него необременительные, и он с ними справлялся, а на то, что парень злоупотребляет спиртным, пьющая хозяйка смотрела сквозь пальцы. Тем более, что он терпел ее издевательства, а ей только этого и надо. Их хозяйка любила унижать людей, нравилось ей и причинять им физическую боль.

— Постоянное присутствие Даниила было необязательно. Его основная обязанность — подготовить все к встрече с журналистами, когда те приходили брать интервью у Астраловой, — терпеливо разъяснял литагент. — Помимо этого, имиджмейкер заботился о туалетах писательницы. У него было много свободного времени, которое он мог проводить по своему усмотрению. А работу Даня никогда не прогуливал.

Дознаватель смотрел на него испытующе, и Корн видел — тот не верит. И собеседник тут же подтвердил его опасения:

— Мне кажется, вы об этом деле знаете гораздо больше, чем говорите. А имиджмейкер Астраловой пропал неспроста. Есть основания предполагать, что парня уже нет в живых.

* * *

«Самаритянки» внимательно слушали Аллин разговор с сыщиком и по ее ответам почти все поняли. Она прояснила кое-какие частности и завершила:

— Мы чисто гипотетически выстроили версию на лирическую тему набережная, прогулка, любовь, как у Стеньки Разина с персидской княжной, а потом аналогичный финал, а ведь есть основания предполагать, что в придуманном нами сценарии есть немалая сермяжная правда.

— Девочки, а если это несчастный случай? — предположила до того молчавшая Лиля. — Они спустились к воде, Рита поскользнулась и утонула. Или катались на лодке, а она упала за борт. Молодой человек испугался и потому никому не сказал о случившемся.

— Ну, это было бы слишком просто, — усомнилась Алла. — Мы выстроили агромадную кучу версий, выявили множество людей, желавших ей смерти, а она вдруг банальным образом поскользнулась или выпала из лодки. В общем-то без разницы, по какой причине мерзавка Марго-Рита покинула этот мир, главное, что уже не отравляет людям жизнь.

* * *

Хлопнула входная дверь, раздался торопливый цокот каблуков, потом грохот упавшего стула, чертыханье и, наконец, в комнату влетела запыхавшаяся Клара.

— О, лучшие умы в полном составе! — обрадовалась она. — Люлю, и ты здесь! Привет, крошка!

«Карманная женщина» Люся ростом сто сорок пять сантиметров вскочила со своего места и привстала на цыпочки, чтобы расцеловаться с рослой сокурсницей.

— Задержалась, потому что почти три часа беседовала со своей кузиной Зоей, — пояснила Клара, отдышавшись. — Девочки, у меня ошеломляющие новости!

— А уж какие мы тебе поведаем… — многозначительно произнесла Люлю.

— Ну-ка, ну-ка, — оживилась «самаритянка».

Подруги вкратце поведали ей суть.

— Новых версий моя информация не даст, но дополнит портрет Риты. Страшный, надо сказать, портрет. Когда Зоя мне все рассказала, я подумала, что она сильно преувеличивает. Но теперь верю ей безоговорочно — Рита и в самом деле была подлой дрянью.

— Не тяни кота за рога, — велела Алла. — Излагай.

— Поначалу Риту на их курсе или не замечали, или жалели. Она многим поведала жалостливую историю про жестокую тетку, эгоистичных кузин и свою участь несчастной сироты.

— Я же говорила, что Ритка врет! — вскричала Люлю.

— Врала, — поправила ее «самаритянка». — Мать от Риты отказалась сама. С ее отцом они в разводе, потом она вышла замуж, а Рита с детских лет вела двойную игру. Матери наговаривала на отчима, а с ним заигрывала — это в двенадцать-то лет! — чернила мать, а потом соблазнила ее мужа. Разгорелся скандал, отчим все честно рассказал, а Рита билась в истерике, мол, он лжет, изнасиловал ее, но тут вмешалась соседка — они жили в коммунальной квартире, и любопытная старушка обожала подглядывать. Та поведала, как двенадцатилетняя девчонка сама лезла к отчиму, — однажды зашла в ванную, когда тот принимал душ, а потом соседка углядела их в постели, подслушала разговоры и подтвердила, что никакого изнасилования не было, а инициатива принадлежала Рите. Мать заявила: «В таком случае убирайся из моего дома, лживая, распутная дрянь! Езжай к отцу, я тебя терпеть больше не намерена. Ты и так отравила мне жизнь, больше ты мне не дочь!» Рита переехала к отцу и там тоже всех перессорила. К мачехе подлизывалась и с сокрушенным видом наговаривала на отца — мол, он в детстве был с ней жесток, да и вообще злой, а та прониклась к ней сочувствием, давала денег, покупала обновки. При отце девочка была шелковая, изображала послушную дочь, но тайком чернила мачеху. Привлекла в союзницы родных мачехи, они постоянно нападали на Ритиного отца. Дело чуть не дошло до развода. Но тут ее отец встретился с бывшей женой, и та рассказала ему, почему выгнала дочь. Он был в бешенстве и недолго думая отказался от родительских прав, мать тоже, и Риту отправили в детдом. Пробыла она там всего полгода — ее забрала тетка, старшая сестра Ритиного отца. Вначале та пеняла и брату, и бывшей снохе, мол, что же вы за люди такие, как же можно отказываться от родной дочери! А те — ни в какую. Мать говорит: «Я буду помогать ей материально, но видеть Риту не хочу». Отец и в особенности мачеха тоже и слышать о ней не желали, но не отказывались давать деньги. Тетка взяла девочку к себе и удочерила ее. У нее две дочери, и она полагала, что где двое, там и трое, не пропадут. Ритин отец и в самом деле был летчиком, но после его гибели Рита пенсию не получала, ведь он отказался от родительских прав. Отец давал ей понемногу до гибели, Рите тогда было шестнадцать, а мать — до совершеннолетия.

— Так ее мать жива? — изумилась Алла.

— Умерла от рака через полгода после того, как Рите стукнуло восемнадцать.

— Но она познакомилась с Ладо в семнадцать лет и жалилась, будто сирота…

— У этой мерзавки ничего святого — о живой матери говорила как о покойнице. Хуже того — когда та заболела, ни разу не навестила ее в больнице. На похороны, правда, пришла. Но даже сокурсникам не сказала, что мать умерла.

Алла ненадолго задумалась, а потом обвела взглядом «самаритянок»:

— Это что же получается… Ведь в то время Ритка уже была замужем за Серегой… Значит, она ему пела сказки про свое сиротство, а больная мать в это время умирала… Потом Ритка пошла на похороны и умудрилась скрыть этот факт от мужа…

— В ее документах родители не значатся, так что Сергей был в неведении.

— Я всегда удивлялась — как человек может жить двойной жизнью?.. Ведь есть риск, что в один прекрасный момент все всплывет. И как тогда смотреть людям в глаза? А в особенности близкому человеку, которому наплела кучу лжи? Да и вообще — как можно с этим жить?!

«Самаритянки» промолчали. Да и что тут скажешь! Есть люди, которые всю жизнь живут во лжи и при этом замечательно себя чувствуют.

Немного поостыв, верная боевая подруга спросила Клару:

— А откуда твоя кузина знает столько подробностей?

— Дело в том, что в деканат пришел запрос из суда с просьбой дать характеристику на Незнамову Маргариту Петровну. Секретарша декана Наташа Зойкина приятельница. Она показала ей запрос, потом позвонила в суд и спросила: в чем дело, зачем нужна такая характеристика? Ей ответили, что Незнамова подала в суд иск, требуя причитающуюся ей часть жилплощади.

— Какой такой жилплощади? — изумилась Алла.

— Ритка была прописана в теткиной квартире, а та умерла через три месяца после Ритиной матери. И эта дрянь решила отсудить у сестер часть квартиры.

— Вот это да! Ничего себе несчастная сиротка! Настоящая акула, а не серая мышка.

— Это еще что! На суде такое выплыло! Наташа с Зоей выяснили, когда состоится судебное заседание, и пошли послушать, в чем дело. Ритку аж перекосило, когда она их увидела, но прогнать их не в ее власти, дело гражданское, любой желающий мог присутствовать. На суде выявилась вся грязная Риткина подноготная. Ее сестры рассказали, как она всех третировала, соседки с лестничной площадки тоже добавили красок. Пригласили в качестве свидетельниц лечащих врачей покойных Ритиной матери и тетки, и те поведали, что «любящая» дочка ни разу не навестила ни ту, ни другую. Между прочим, тетка умерла от инсульта, а довела ее до удара именно Рита. Участковый врач сообщила, что много раз к больной женщине вызывали неотложку, да и она сама частенько приходила на вызов, когда после скандала с Ритой у приемной матери подскакивало давление или разыгрывался сердечный приступ. Терапевт неоднократно выговаривала девушке — мол, вы же в могилу старого человека вгоните! — а той хоть бы хны, все валит на больную, мол, у нее неуживчивый характер. Врач в ответ: «Но ведь ей шестьдесят восемь лет, она очень плоха, неужели вы не можете попридержать свой язычок!» Но стоило ей уйти, как Рита опять начинала издеваться над несчастной женщиной, и опять к той приезжала неотложка.

— Господи, ну почему нет закона, чтобы сажать таких моральных уродов, как Ритка! — простонала Алла. — Ведь это же садизм!

— Хуже. Это сознательное лишение здоровья. Хищнице Ритке нужна была квартира, а при жизни приемной матери она не могла ею завладеть, надеялась вогнать бедолагу в могилу, а потом разобраться с сестрами. В то время старшей было девятнадцать, а младшей — шестнадцать, обе бессловесные овечки. На суде Ритка врала, будто ее отец давал очень много денег — мол, приемная мать и двое ее дочерей жили на эти средства, а потому она имеет полное право потребовать компенсацию в виде части квартиры.

— По закону-то она, к сожалению, имела право, раз удочерена и прописана. Но зачем ей часть?

— Видимо, Ритка не собиралась ограничиваться частью. Старшая сестра была замужем, и Рита ей велела: «Живи у мужа». А младшую она намеревалась выпихнуть к сестре. Пусть и незаконно, но те боялись ее и не стали бы связываться. В итоге Рита осталась бы одна в двухкомнатной квартире. В то время она жила у Сергея, а эту жилплощадь, видно, планировала сдавать в аренду втайне от мужа.

— А что она получила по суду?

— Разбирательство длилось долго, и Зоя с Наташей услышали немало поразительных вещей. А потом вмешался их дядя — он живет в деревне. Узнав, что его племянниц обижают, приехал в Москву, явился в суд и выложил про Риту все, что знал. Сестра ему многое рассказывала, — она и сама была не рада, что забрала девочку из детдома, — ни единого дня не жила спокойно со дня ее появления, все время плакала и горевала, за что ей на старости лет такое наказание. «Эта подлая девчонка свела мою сестру в могилу ради квартиры, и теперь вы хотите, чтобы она ее отсудила!» — заявил он. Судья оказалась в затруднении, а потом в приватном порядке посоветовала дать Рите отступного. Сестры назанимали в долг, продали все, что можно, дядя тоже помог, и Рите дали денег, чтобы она отказалась от своих притязаний на жилплощадь.

— Значит, эта алчная тихушница заполучила свой куш и скрыла это от родного мужа…

— Кстати, во время разговора с Ладо я дважды задумалась, откуда у Риты деньги на то, чтобы покупать розы для его матери и Сергея, приносить ребятам из ансамбля котлеты, — напомнила Тамара. — Видимо, они из этой суммы.

— Нет, Томик, тут по времени не сходится, — возразила Алла. — Когда она бегала за Ладо, ей было семнадцать, за Серегу она вышла в восемнадцать, а кутерьма с судом произошла позже.

— Значит, у нее был еще какой-то источник средств…

— Видать, эта стервь была горазда на всякие штучки. Может, шантажом не брезговала, раз любила выпытывать чужие сокровенные тайны. Подлость никогда не спит, к тому же часто просыпается.

— Надо же, какая алчность скрывалась под Личиной бедной сиротки, которую все жалели… — вздохнула Олеся.

— Маргарита Медичи по своим деяниям ей и в подметки не годится. Интриганка отечественного разлива ее переплюнула.

* * *

Почти три недели, прошедшие со дня убийства Астраловой, Яков Борисович ежедневно названивал Даниилу, но телефон не отвечал. Литагент съездил к нему домой, но дверь никто не открыл.

Корн не на шутку встревожился, хотя раньше был уверен, что имиджмейкер перепугался содеянного и ушел в глухой запой.

Такое с ним бывало, и не раз. После очередной безобразной выходки хозяйки обиженный Даниил обычно искал утешения на дне бутылки. Это могло продолжаться и неделю, и больше. Когда Валентине Вениаминовне надоедал очередной юнец, она вспоминала про имиджмейкера и требовала его к себе, а Якову Борисовичу приходилось выступать парламентером. Он ехал к Даниилу и уговаривал его явиться пред светлые очи работодательницы. «Да пошла она!» привычно огрызался имиджмейкер. Нетрезвый Даниил храбрее пьяного зайца, и Корн наслушался немало угроз в адрес хозяйки.

Через некоторое время обида Фаргина немного стихала, да и работодательница желала сменить партнера для сексуальных игр и отправляла литагента в новый рейд, снабдив конвертом с энной суммой в качестве компенсации морального ущерба. К этому моменту имиджмейкер, как правило, уже сидел на мели, а потому был трезв, и денежное подспорье оказывалось как нельзя кстати. Немного поломавшись и пригрозив, что это в последний раз, он забирал конверт, а через день-другой в обиталище «неземного существа» появлялся очередной смазливый юноша.

После длительного запоя Даниил некоторое время держался. «Все, завязал», — самоуверенно заявлял он, но наученный прошлым опытом Яков Борисович знал, что его благие намерения — до первой рюмки. Стоит Дане встретиться с кем-то из многочисленных приятелей или обидеться на хозяйку, и он опять сорвется.

Первые дни после трагедии в обиталище «звезды отечественной беллетристики» Яков Борисович не очень беспокоился и выжидал, когда Даниил пропьет все имеющиеся деньги. Продолжительность загула зависела от его платежеспособности и количества любителей халявы. Как только Даня входил в очередной штопор, весть об этом мгновенно облетала всех пьющих знакомых, и в его квартире дневала и ночевала развеселая компания, пока ресурсы щедрого хозяина не иссякали. Обычно его загул длился неделю, но бывало и дольше.

Припомнив, что Даниил получил ежемесячное вознаграждение 8 мая, Яков Борисович решил, что на этот раз запой будет продолжаться не менее двух недель, и не очень тревожился, пока положенный срок не истек.

Он уже оповестил следователя о склонности имиджмейкера к периодическим запоям, тот навел справки у знакомых Даниила, они этот факт подтвердили. Так что и Корн, и дознаватель ждали, когда Даня Фаргин пропьет все деньги. Чтобы следователь не терзал его допросами, Яков Борисович покривил душой, сказав, что имиджмейкер время от времени веселится не только в своей квартире, но и у кого-нибудь из многочисленных собутыльников. Такого раньше не случалось, но это не означает, что не может быть. Для самоуспокоения литагент убедил и себя, что Даня пьет у кого-то из приятелей. Если собутыльников всего двое-трое, то денег им хватит на пару недель, если не больше.

Так утешал себя Яков Борисович, хотя на душе было неспокойно. Судя по вопросам следователя, о тематике разговоров литагента с имиджмейкером накануне презентации ему неизвестно, значит, Даня не проболтался. Но кто его знает, как он поведет себя на последующих допросах?! Парень ненадежный, подвержен перепадам настроения, как и все творческие личности, к тому же трусоват. Возьмут его в оборот, он все и выложит. Стоит ему проговориться, и все, пиши пропало.

Но ведь прошло уже три недели… Наверняка все деньги пропиты. Где же этот чертов имиджмейкер?

* * *

— Девицы, давайте-ка сделаем небольшую передышку и подкрепимся кофейком с чем-нибудь, — предложила верная боевая подруга. — А то от многочасовых разговоров об исчадии зла, именовавшемся Марго-Ритой, я рискую стать женоненавистницей.

«Самаритянки» споро собрали на стол. Говорить о Рите и в самом деле не хотелось, поэтому за кофепитием они болтали о том о сем и с удовольствием обсудили все злободневные женские и житейские темы. Матвея они уже давно не стеснялись. Сокурсник не обижался, когда Алла обращалась к присутствующим «девицы», и относился к своему положению единственного мужчины в женском коллективе с юмором.

Алла могла бы уже закрыть «совет в Филях», но ей нужно было дождаться звонка Леонида, поделиться новой информацией с подругами и раздать задания, если дело срочное.

Через час сыщик позвонил.

— Узнал много интересного, — сразу оповестил он. — Карина и Марина заканчивают журфак и параллельно подрабатывают в газете. В редакцию прислали два приглашения на встречу журналистов с Астраловой, и девушки упросили шеф-редактора позволить им присутствовать на презентации. В тот день, когда Самсоныч выгнал Риту, то есть семнадцатого мая, Карина поехала на дачу родителей, там же оказалась и Ольга. Она взахлеб рассказывала, что наконец-то вся редакция вздохнет свободно, ненавистную Марго уволили, а кузина сообщила, что на презентации Астраловой видела журналистку, у которой на лацкане пиджака болталась карточка с именем «Марго М.». Карина и ее подруга ехали в лифте вместе с незнакомкой, а потом минут сорок подпирали стену в фойе в ожидании начала мероприятия. По описанию Ольга узнала кляузницу Марго. Кузина отозвалась о ней весьма пренебрежительно мол, ты столько про нее рассказывала, я думала, это чудовище ада, а не женщина, а Марго выглядела жалкой, растерянной, явно не в своей тарелке. Остальные приглашенные фланировали по фойе, здоровались с коллегами, кучковались группами, а Марго сиротливо притулилась в уголке. Карина с Мариной студентки, им простительно, что они пока ни с кем не знакомы, да и то они встретили сокурсника по имени Влад, а Марго уже в солидном, на их взгляд, возрасте, но к ней никто не подошел, ни один человек не обращал на нее внимания. Карина даже усомнилась, не наговорила ли Ольга на Марго, мол, не может такая жалкая личность быть той самой интриганкой, которая будоражит всю редакцию, а кузина заверила, что она такая и есть — умеет прикинуться скромницей, на самом же деле премерзкая тварь.

— Так, а красавчик блондинчик откуда взялся? Тоже журналист?

— Карина и ее подруга его не знают, аккредитационной карточки у него не было.

— Он просто оказался рядом или сам подошел?

— Сам. Целенаправленно устремился к Марго. Карина этому очень удивилась. Обычно ее подруга Марина, или Мара, как ее называют, пользуется у мужчин большим успехом — она девушка с яркой внешностью, бойкая, а незнакомец даже не посмотрел в ее сторону и прямиком направился к Марго.

— Это уже интересно…

— Виделся я и с Владом. Парень невероятно амбициозен, с придурью, ничего интересного я у него не выяснил. Он кинул на Марго единственный взгляд, обозвал про себя «мымрой» и больше не обращал на нее внимания. Постоял с ними всего несколько минут и ускользнул.

— Эх, жаль, что нашей Люлю там не было! Сейчас бы уже знали, что за ас пера подвалил к Марго-Рите. Хотя… Сомнительно, чтобы журналист взялся выполнить просьбу Фалеевых-младших…

— Проясни-ка версию, подруга, — попросил сыщик.

— Мы тут с девицами надумали, что Марго-Рита, возможно, собиралась захомутать старпера Самсоныча, а его сын, или невестка, или оба вместе попросили кого-либо избавить их от проблемы по имени Рита Мартова в обмен на некую сумму. Но трудно поверить, что это оказался журналист…

— Да все может быть, Алла, нравы сейчас очень изменились. Смотря какую сумму ему предложили.

— Твоя правда. Ленчик, — согласилась она. — Может быть, парень охмурил Марго-Риту, а после недели постельного буйства решил — ша, побаловались, и будет. Причем вне зависимости, по просьбе Ильи Фалеева познакомился с ней или нет. К примеру, Рита проявила свой подлый норов, пока они мирно гуляли, он осерчал, да и столкнул ее с парапета. По другому варианту — парень ее просто выгнал, потом Ритку выперли и с работы, она не пережила двойного удара судьбы и бросилась в воду. Сколько лет ее знакомцу?

— Лет двадцать с чем-то.

— А ей тридцать четыре. Карина, часом, не слышала, кем он назвался?

— Парень вначале осведомился, как зовут Риту, та ответила: «Марго», потом он предложил угадать его имя. Та брякнула: «Генрих», — а он сразу: «Как вы догадались? Зовите меня просто Гена».

— Быть может, он Геннадий, а не Генрих? А согласился на «Генриха» для поддержания разговора.

— Поищем в этих кругах и Геннадиев, и Генрихов.

— Так, а что насчет секретарши?

— Лена Федоренко соперничала с Марго за близость к шефу. А в тот день, когда фаворитка получила втык, вначале крепко досталось секретарше, и та решила, будто журналистка накляузничала на нее, и невзлюбила конкурентку еще больше. К тому же потом Самсоныч лишил ее ежемесячной премии, и Лена озлилась вконец, виня во всем Марго. То, что начальник сменил гнев на милость и решил вернуть свою фаворитку на работу, привело секретаршу в негодование — только-только все вздохнули с облегчением, и опять этот кошмар для всей редакции вернется.

— Думаешь, это основание для того, чтобы утопить Марго?

— А что? Поцапались, высказались, что каждая думает друг о друге, а во время потасовки секретарша хорошенько двинула соперницу. Она девушка крепкая, раньше спортом занималась. Хоть и значительно младше Марго, но та невысокая, худая, Лена ее под мышкой унесет.

— И в набежавшую волну… — со смешком продолжила Алла.

— Есть еще одна девушка, Лиза Сайкина, ненавидевшая Марго, но она уже лет пять не работает в еженедельнике. Ее уволили за плагиат, а позже оказалось, что опять навела известная кляузница. Сам автор статьи вряд ли обнаружил бы, что его эксклюзивный материал передрала журналистка мало кому известного еженедельника, а Марго случайно наткнулась на первоисточник и анонимно сообщила ему, что сотрудница некоей газеты Лиза Сайкина, пользующаяся псевдонимом Лола Светская, передрала его статью, присвоив авторство. Тот примчался в редакцию газеты «Все обо всем», и выяснилось, что кто-то стукнул. А поскольку Марго-Рита славилась такими деяниями, то ни у кого не возникло сомнений, что это ее рук дело. Да и последующее поведение Марго подтвердило эти догадки — она активно лезла к автору эксклюзивной статьи, изображала лояльность в надежде, что тот составит ей протекцию и поспособствует трудоустройству в более престижном издании. Но ей не обломилось — тот презрительно отверг ее притязания.

— Вряд ли Лиза Сайкина пять лет вынашивала план мести интриганке Марго-Рите.

— Потому я и назвал Лизу последней, просто на всякий случай, для информации.

Алла вкратце пересказала ему то, что выяснили «самаритянки», и сыщик резюмировал:

— Много версий, подруга. Работы по этому делу невпроворот.

— Ладно, не плачься, — рассмеялась та. — Бери сколько угодно помощников, время не терпит. А для того, чтобы поскорее снять с Сереги подозрение в убийстве, перескажи все супруге, пусть Наташа оповестит следователя. Пока проверят все версии, Сержа оставят в покое.

— Ната уже в курсе.

— Классный у вас тандем, ребята! — восхитилась Алла. — Кстати, в отношении того, что версий много, — все закономерно. Марго-Рита делала пакости очень многим людям, потому у кучи пострадавших есть мотив ее убить.

* * *

— А ведь наш Мотя зрил в корень, сказав, что такой типаж, как Ритка Незнамова, не может покончить с собой. — Алла повернулась к сокурснику и одобрительно подняла большой палец:

— Молоток, Мотик.

Пятерка тебе по психологии. Все ты сказал верно: Марго-Рита была озлобленной неудачницей, не сознающей собственного ничтожества и привыкшей устраиваться за счет других людей. Да такая скорее всех удавит, чем себя!

— То, что это убийство, ясно уже давно, — подытожила Тамара.

— По крайней мере, мы сняли с Сереги хотя бы статью за доведение до самоубийства.

— Зато у него есть мотив убить, — возразила Нина.

— За что же?

— Раз посторонние люди ее на дух не выносили, то муж и подавно мог ее люто возненавидеть.

— Если это так, то я клиническая идиотка, а Серега великий актер. У меня мелькала мыслишка, что он темнит, но если он убил и так замечательно притворяется, то у меня просто нет слов.

* * *

Алле не хотелось сегодня встречаться с Сергеем. Почему — понятно. Она не терпела двойной игры. И уж подавно не терпела, когда ее использовали втемную.

Скажи он ей честно: «Жена меня во как достала! Однажды не сдержался, да и оттолкнул ее, она упала в воду и утонула. Выручай, Алла. Не хочется сесть на нары из-за этой поганки».

А он… Пришел, напомнил о прошлом, разбередил ей душу, возродил давнее чувство вины, говорил о любви, пел ей песни, да и она раскрылась перед ним…

«Нет, пока Серегина роль в этом деле окончательно не прояснится, я с ним встречаться не буду, — решила верная боевая подруга. — Если он чист, тогда я забуду все свои подлые домыслы. А если эксплуатировал мое трепетное отношение, чтобы я отмазала его от тюряги, — мне с ним не по пути. Один подлец в моей жизни уже был, хватит».

* * *

Утром следующего дня верный оруженосец спросил, едва переступив порог:

— Куда щас двинем?

— Через минуточку определимся, Виталькин телефон пока занят.

Наконец Алла дозвонилась до сыщика, вкратце пересказала вчерашние новости и спросила:

— Напарник, что насчет Фила?

— Пропал. Во всех редакциях и издательствах, с которыми сотрудничал Филипп Суворов, парня не видели уже почти две недели.

— Домой ему звонил?

— Постоянно названиваю, никто не берет трубку. Мобильник тоже не отвечает.

— Слушай, а может, его все же шпокнули, а? К примеру, ему не захотелось стать козлом отпущения, он стал ерепениться, а организаторы убийства Астраловой решили убрать Фильку. И концы в воду. Могут и навесить на него этот мокряк.

— Вполне реальная версия, — одобрил Виталий.

— Давай-ка сгоняем на его хату, — предложила боевая подруга и напарница. — Опыт незаконного вторжения в чужую квартиру у нас с тобой уже имеется. Повторим, дабы не отвыкнуть.

— Отмычки взять? — деловито осведомился сыщик.

— У меня сохранились Филины ключи еще со времен нашего романа. Второе наше свидание происходило в его квартире, и он торжественно преподнес мне ключи. А после третьей встречи я завертелась в делах, потом наш роман тихо угас, а мне было недосуг вернуть его дар.

— Это оптимальный вариант. Если там труп, использование отмычек наведет следствие на ненужные умозаключения.

* * *

Поднявшись на пятый этаж типовой четырнадцатиэтажки, напарники спустились на два пролета на цыпочках, чтобы ненароком не услышали соседи. Дверь квартиры Филиппа была не опечатана, и они вздохнули с облегчением. Присев на корточки, Алла приблизила нос к замочной скважине и принюхалась специфического запаха, свидетельствующего, что внутри много дней пролежал труп, не ощущалось.

— Слушай, может, он просто отключил телефон и квасит по-черному? шепотом предположила она…

— Дай бог, — тоже шепотом ответил Виталий.

— Ну что? Воспользуемся звонком или сразу открываем?

— Давай все же соблюдем приличия.

Он вдавил кнопку звонка, но из квартиры не донеслось ни звука.

— Может, все же в бега подался? — без особой надежды спросила Алла.

— Или убит в другом месте, — выдвинул свою версию сыщик.

Осторожно, стараясь не производить шума, он открыл замки, напарники шмыгнули внутрь, прикрыли дверь и приостановились в прихожей. В квартире было тихо.

— Похоже, никого нет, — выдала резюме верная боевая подруга.

— За исключением свежего трупа, — неуклюже сострил Виталий.

— Ну, пошли поищем, — не осталась она в долгу. Некогда квартира была трехкомнатной, но Филипп ее переоборудовал. Стену между кухней и одной комнатой снесли и отделали получившееся помещение в американском стиле, со стойкой бара и прочими прибамбасами, а две другие комнаты были преобразованы в огромную спальню. Посередине красовалась кровать необъятных размеров с водным матрацем, просто-таки сексодром, пол устлан ковровым покрытием с высоким ворсом — здесь тоже можно при желании предаться сексуальным забавам, нарциссически наблюдая за этим автопорно в зеркальном потолке, — а для придания соответствующего настроя по стенам развешаны картины эротического содержания. Побывав в этих апартаментах год назад, Алла решила, что квартира типична для не стесненного в средствах холостяка, любящего плотские забавы и часто меняющего даму сердца. Теперь она смотрела на обстановку уже другими глазами и сделала вывод, что убранство жилища подходит именно для жиголо, оказывающего платные сексуальные услуги.

— Видать, неплохо зарабатывал малец самой пикантной частью тела, хмыкнула верная боевая подруга, оглядывая интерьер спальни. «Да и шантажом богатых клиенток пробавлялся», — мысленно добавила она.

Они обошли всю квартиру, но ни мертвого, ни живого Филиппа не обнаружили.

— В общем-то версия о том, что с ним разделались в другом месте, актуальна, — напомнил напарник. — В этом случае его пока никто не хватится. У нас есть фора.

— А если какая-нибудь старая кикимора из соседней квартиры углядела нас в глазок, то это фигово. Фила рано или поздно найдут, и менты озадачатся вопросом, что мы делали в хате убиенного.

— Оборотная сторона медали — у тебя очень яркая внешность, а потому запоминающаяся, — подколол сыщик.

— Ладно, не язви, — осадила его напарница. — Давай проведем обыск, раз уж подставились. Жаль уходить с пустыми руками, мне нужно хоть что-то прихватить на память об экс-любовнике.

На самом деле Алла намеревалась найти фотографии Ларисы и теперь прикидывала, как бы сделать так, чтобы их ненароком не увидел Виталий.

«Ладно, что-нибудь придумаю, когда найду», — решила она.

Напарники были в перчатках и не боялись за «пальчики». Сыщику даже не пришлось предупреждать о том, чтобы, не осталось никаких следов, — верная боевая подруга и сама это прекрасно знала, уже провела два обыска так, что не подкопаешься. Мало того, отметила то, на что Виталий, профессионал, не обратил внимания.

Никаких свидетельств поспешных сборов хозяина они не обнаружили. В шкафу аккуратно висели костюмы, рубашки, брюки, а на полках ровными рядами лежали свитера, джинсы, носки, белье.

— Филя-то, оказывается, аккуратист, — хмыкнула Алла. — А уж шмоток у него! У меня и то поменьше единиц одежды. Тут одних костюмов штук тридцать, не говоря о брюках-рубашках и прочем.

— Любил себя парень.

— Ясен перец, ему нужно было поддерживать собственный экстерьер на уровне, а хорошая одежка для него — униформа.

— Нужно посмотреть альбом с фотографиями. Тебе на глаза не попадался?

«Черт бы тебя побрал!» — мысленно ругнула Алла напарника, но виду не подала.

— Не уверена, что у Фили он есть.

— Ну хоть какие-то фотографии должны быть.

— Давай поищем.

Напарники стали методично просматривать все мебельные ящики и наконец обнаружили плотный черный пакет, в котором обычно хранят снимки. Алла углядела его первой, шустро ухватила и сунула в свою сумочку со словами:

— Потом полюбуемся, а сейчас продолжим наши игрища.

Виталий остался в спальне, а его напарница прошла в гостиную-бар и быстро проглядела фотографии. Никого из запечатленных на них людей, за исключением Филиппа, она не знала, снимков Ларисы не было.

«Где-то запрятал, сучонок… Или уже продал их Ларке? Неужели подружка скрыла это от меня?» — задумалась Алла.

— Виталь, меня вот какая мысль посетила — не нужно забирать все фотки, — оповестила она, возвращаясь в спальню. — Если менты нагрянут с обыском, будет подозрительно, что нет никаких фотографий. Оставим снимки времен детства и пионерской юности Филе — если он жив, или ментам на память — если не жив, а остальные незаконно изымем. Мало ли — вдруг с помощью героев этих фоток найдем зацепку.

Алла передала ему пакет, а сама продолжила обыск в гостиной.

— Напарница! Я нашел еще пачку снимков, тут и твои фотографии есть; донесся из спальни голос сыщика.

— Да ну! — Она появилась в проеме двери, скрывая озабоченность — вдруг там снимки Ларисы? — и произнесла беззаботным тоном:

— Вроде мы с Филей на память не снимались.

Подойдя поближе, Алла взглянула на разложенные на кровати фотографии и сразу успокоилась — снимков подруги среди них не оказалось. А ее собственных фото было много: вот она выходит из дверей офиса «Примы», вот стоит вполоборота возле своего «фольксвагена» и, видимо, что-то говорит кому-то, стоящему за ее спиной, вот выходит из дверей ресторана под руку с мужчиной.

— Получается, что Филя все-таки следил за мной? — изумилась она. — Мой верный оруженосец попал в точку!

— Зачем это Филиппу?

— Да кто ж его знает! Давай-ка заберем мой фотки, незачем наводить ментов на след. Да и остальные снимки изымем, может, нам сгодятся.

Алла сунула в сумочку свои фотографии и снимки незнакомых ей женщин.

— Пора заканчивать, напарница, долго тут оставаться нельзя, предупредил сыщик.

— Осталось обследовать кладовку, и можно сматываться.

— Давай посмотрим вместе.

Они вышли в коридор, Виталий отщелкнул задвижку на двери встроенного шкафа, и оба заглянули внутрь. На первый взгляд там ничего интересного не оказалось — обычное барахло, которое непонятно зачем хранится в подсобных помещениях. С той лишь разницей, что Филипп держал в кладовой складной мольберт, холсты, баночки с красками, а в стеклянной посуде торчали засохшие кисти. Все было изрядно запылено.

— Похоже, Филя лет сто не брался за кисти-краски, — отметила Алла, небрежно перебирая пыльные холсты — несколько весьма посредственных пейзажей и портрет. — А вот этот сюжетец мне знаком, — хмыкнула она.

Достав картину, верная боевая подруга показала ее напарнику. Там была изображена женщина лет тридцати, в наглухо закрытом черном платье, стоявшая в той же позе, что и на портретах, подаренных Филиппом ей и Ларисе, — тот же поворот головы, уверенный взгляд через плечо, одновременно призывный и чуть высокомерный.

Некоторое время Алла рассматривала картину, потом перевела взгляд на сыщика и тихо произнесла:

— Кажется, я все поняла…

* * *

— Куда сейчас? — осведомился — Виталий, когда они спустились во двор.

— Не испытываю желания держать у себя этот портрет. Давай отвезем его в офис «Самаритянина». Пусть стоит там.

— Ты знаешь эту женщину?

— Нет.

— Но хоть что-то о ней тебе известно?

— Понятия не имею, кто такая.

— Зачем же ты забрала ее портрет?

— А может, именно она укокошила Филю?..

* * *

Виталий внес портрет в офис «Самаритянина», следом шла погрустневшая Алла.

— Что с тобой? — вскинулась Тамара.

— Да ничего особенного, — усмехнулась верная боевая подруга. — Просто неприятно осознавать себя дурой.

Тома посмотрела на сыщика, но тот развел руками — мол, сам ничего не понимаю. Остальные «самаритянки» переводили взгляд с сыщика на Аллу, пытаясь понять, что произошло.

— В обшем-то ничего особенно нового я не узнала, — начала она, когда все сели за стол в кабинете Матвея. — В общих чертах мне все стало ясно несколько дней назад, но хотелось напрочь забыть об этом. А теперь неприятные воспоминания ожили. — Алла немного помолчала, ни на кого не глядя. — Филипп, мой экс-любовник, оказался банальным альфонсом, действовавшим по привычному шаблону. Он заранее высматривал богатую бабу, одинокую или замужнюю, но скучающую, фотографировал ее в разных ракурсах, а потом писал картину, поглядывая на снимки, причем всех в одной позе, с одинаковым выражением лица. Взгляните, — она кивнула на стоящий возле стены портрет, — почти точно такой же не так давно висел в моем кабинете. Наверное, по Москве найдется еще немало квартир, хозяйки которых бережно хранят аналогичные. Филя, возможно, не сам писал, а просил кого-то — в его кладовке краски уже засохли, все пропылилось. Для этого ему и требовались фотографии будущей жертвы. Судя по средненьким пейзажикам, валяющимся в его шкафу, такое мастерство ему не по силам. Все ж картина передает экспрессию, силу характера. А взгляд! Я видела три портрета, включая собственный, и каждая изображенная на нем женщина безмолвно говорит: «Я хороша и прекрасно это знаю!» С самого начала я чувствовала в мальце какую-то фальшь. Чутье никогда меня не подводило, а людей с двойным дном я терпеть ненавижу. Видать, проинтуичила, потому и бортанула его. Вникать, кто он таков и почему ко мне клеился, было некогда — Парка тогда попала в крутую переделку, — и я со спокойной душой расплевалась с Филей, не тая на него зла. Оправдывалась, что даже если парнишка с душком, то за талант можно многое простить. А если Филипп не сам писал портрет, то и таланта-то, выходит, нет…

Она снова помолчала. Все присутствующие напряженно следили за ней, ожидая продолжения. Наконец Олеся не выдержала:

— Ал, чего ты казнишься-то? Ну, ошиблась в нем, подлецом он оказался, с кем не бывает?! Спроси любую из нас — как часто мы обманывались? И услышишь, что с каждой бывало, и не раз.

— Да как-то неприятно получить такой болезненный щелчок по самолюбию…

— Напарница, по-моему, ты рефлексируешь, — внес свою лепту сыщик. — Ты встречалась с этим мерзавцем всего трижды, почувствовала, что он не тот, за кого себя выдает, и рассталась с ним. С тех пор минул год, все давно в прошлом. Чего страдать?

— Ты прав. — Она уже улыбалась. — На фиг грешки прошлого!

* * *

— Эй, а меня тут ждут? — послышался из коридора веселый Люсин голос.

— Люлю приехала, — обрадовалась Алла, все остальные тоже. Неунывающая Люся всем поднимала настроение.

В дверях появилась Люда Бармина собственной персоной, сияя белозубой улыбкой:

— Привет, сыщики и сыщицы! Опять совещание в Филях?

Расцеловавшись с сокурсницами, Люлю хотела уже сесть на отодвинутый Виталием стул, и тут ее взгляд упал на портрет.

— А чего это вы любуетесь на эту стерву?

— Ты ее знаешь? — в один голос вскричали «самаритяне».

— Имела несчастье, — кивнула Люлю. — Это Изабелла Астралова.

— Та, которую убили? — уточнила дотошная Тамара.

— Ага. Правда, не могу сказать, что скорблю по этому поводу. Сволочней бабы в жизни не встречала.

— Откуда ты ее знаешь?

— Интервью у нее брала, еще в те времена, когда она никому не была известна. Тогда мне деньги были нужны до зарезу. Впрочем, как и всегда, со смешком добавила Люся. — А тут как раз началась рекламная кампания по раскрутке никому не известной писательницы. Ее литагента Якова Борисовича Корна я хорошо знаю, работали вместе в журнале «Молот ведьм» — мистика и прочая дребедень, стыдно вспомнить. Зато платили нам хорошо, и это приятно вспомнить. — Неунывающая Люлю расхохоталась. — Как-то раз Яша звонит: «Люся, хочешь заработать триста баксов?» Кто ж не хочет?! Дурных нынче нема. Чего, спрашиваю, надо? А Яшка говорит: «Нужно сделать хорошее интервью с писательницей. Она пока из начинающих, но мы ее активно раскручиваем. Тетка богатая, с жиру бесится, потому стала пописывать романчики. Ну пусть побалуется. Тем более ее муж за все платит. Вопросики я подготовил, ответики тоже, а ты не обращай внимания на ее ахинею, она дама нервная и на редкость стервозная. Если что не по ней — пепельницами и другими тяжелыми предметами кидается. Имей в виду, диктофонов мадам не терпит, так что возьми с собой побольше бумаги и задавай вопросы по списку, а потом мы с тобой все подчистим». Я говорю: «А зачем тогда брать у нее интервью? Давай вопросы и ответы, я изложу все своим языком, и порядок». А Яков: «У тебя глаз острый, ты обязательно подметишь красочные детали. Надо добавить изюминки, а то народ на нее не клюнет. Мы придумали ей имидж, да мадам в него пока никак не вписывается — весьма строптива. Да и черт с ней, дело не в том, какая она, главное — донести до читательских масс ее образ. И вот тут ты что-нибудь подметишь, а уж мы с пиарщиками потом сами доведем все до ума. Может быть, и ты какие-то идеи подскажешь. Вспомни, как мы в „Молоте ведьм“ писали про всякую чертовщину, и сделай уклон в мистику, непонятность. Если что-то придет в голову, телефонируй мне, вместе обсудим и внесем коррективы. Ты задашь вопрос в нужном нам ключе, и мадам тут же ухватится — к этому делу она весьма восприимчива, горазда на красивое вранье и импровизации. Когда я ей что-то советую, эта стерва артачится, но стой г журналисту что-то спросить, ее несет. Вот из этой ахинеи мы потом и выберем то, что подходит к ее имиджу. Потом она и сама в это поверит, и нам с рекламщиками будет легче внушить ей, как соответствовать придуманному образу».

— Люлюха! Ну какой же ты бесценный кадр! — порадовалась Алла. — Как же ты была нам нужна, когда мы с сыщиками строили гипотетические версии про Астралову!

— А что — я уже опоздала со своими воспоминаниями? — засмеялась Люся.

— Нет, нет, все актуально. Повествуй дальше.

— Ну, ударили мы с Яшкой по рукам, но деньги вперед он мне, конечно, не дал. Сказал: «Если подкинешь свежую идейку, добавлю чуток». Ладно, думаю, стервей я за свою жизнь повидала немало, одной больше, одной меньше — какая разница! — а триста баксов карман не трут, да еще и «с чутком». Пришла я к мадам, а в ее квартире чуть заикой не стала — в коридоре темень, только издалека льется слабый свет, везде какая-то дрянь понатыкана, такое ощущение, что тебя из темноты кто-то хватает, а с потолка что-то мокрое свисает… Бр-р! — передернула плечами Люся. — В общем, жуть. Да еще и музыка как в триллере — стра-ашная! Прям мурашки по коже и душа в пятки. Яша потом говорил, что Астралова велела заказать музыкальное сопровождение у известного композитора, чтобы сразу создать у посетителей соответствующий настрой. В общем, бреду я на ощупь по темному коридору, озираюсь, вздрагиваю и размышляю, куда это я, блин, попала-то! И вдруг вместо музыки резкий звук — децибелами по ушам ка-ак даст! Я от неожиданности взвизгнула, метнулась, споткнулась, упала, какую-то кадку уронила, а что-то на меня еще сверху свалилось, колготки порвала, коленку ушибла. Сижу на полу и кручинюсь — убытки уже налицо, а триста баксов «с чутком» еще отработать надо.

Алла захохотала, за ней все остальные, и рассказчица замолчала, ожидая, пока они отсмеются.

— Ну Люлюшка, ну повеселила… — Верная боевая подруга утерла выступившие от смеха слезы.

— Вот вы хохочете, — с мнимой обидой произнесла Люся, — а я там со страху чуть не родила, правда-правда. — Она кокетливо покосилась на Виталия — все ж мужчина, а тут такие интимные, чисто женские подробности, пусть и не в буквальном смысле. — Ну, думаю, до чего ж придурочная мадам… То ли Яшка с имиджмейкером переборщили, то ли она сама с тараканами… Яков, стервец, не предупредил, что меня ожидает такая страсть, а самого нигде нет. Потом он объяснил, что у них задумка такая — Астралова должна быть в квартире одна. Когда я к ней пришла, даже входная дверь была не заперта, мол, она совсем не от мира сего, о подобной ерунде не заботится. Наконец я добралась до гостиной и вижу — лежит на кушетке диковинное чудище, закутанное в хламиду серо-бурма-линового цвета, на голове — не пойми что, помесь кастрюли с тюрбаном, а лицо закрыто тряпкой. Я поздоровалась, а она замогильным голосом: «Иди ко мне, дитя мое». Тут я, ребята, едва не расхохоталась, но сразу спохватилась — триста баксов-то «с чутком» нужно заработать…

— Как же ты узнала ее на портрете, если лицо было скрыто? — вмешался сыщик. — Ведь фотографии Астраловой нигде не публиковались. Это сделано намеренно — мол, она неземное существо, прилетела к нам из иных миров, так что такая банальная вещь, как фото, неуместна.

— А я старалась честно выполнить Яшино задание. Мои знакомые журналисты потом говорили, что обычно интервью с Астраловой занимает от силы полчаса: оттарабанил вопросы, она в ответ — свою ахинею, и до свидания. Потом журналист приносит материал Яше, тот правит, а когда интервью выйдет, платит гонорар. А я по Яшкиной просьбе пыталась найти хоть что-то к ее образу, потому проторчала у нее целых два часа. Сижу, а меня смех разбирает, никак не могу сосредоточиться. И впрямь смешно — Астралова тетенька уже в годах, а играет в дурацкие игры. Ведь все просто и цинично: я задаю подготовленные литагентом вопросы, стряпаю положенную липу и за эго получаю деньги. К чему ломать комедию перед журналистом, которого Яша уже заранее проинструктировал?! Наш брат ведь не дурак — раз интервью оплачено, значит, ни слова плохого, только дифирамбы. В своем-то кругу мы над ней хихикали, но сор из избы не выносили — ее ведь частенько интервьюировали, а кому охота лишаться денежной работы?! Ну, я изо всех сил стараюсь ей подыгрывать, а сама аж давлюсь от смеха, и ничего путного в голову не приходит. Про мистику и чертовщину поговорили, про потусторонние миры тоже, про инопланетян, про привидения, про сверхъестественное. А я сижу и дивлюсь — как же такая невежественная баба романы пишет? Она же просто дубина! Марь Ванна с коммунальной кухни по сравнению с ней просто-таки эрудитка. А потом Астралова устала, к тому же оказалась заядлой курильщицей. Полчаса с другими журналистами она кое-как терпела, а тут целых два часа! Ну и не выдержала. Откинула тряпку с лица и спрашивает обычным голосом, без замогильности: «Милочка, у вас не будет сигареты? А то мои остались в кабинете». Я дала ей пачку, Астралова сразу три подряд выкурила, а я разглядела ее лицо. И поняла, почему она его прячет. Страшна — жуть!

— А на портрете весьма интересная дама, — отметил Виталий, обернувшись и глядя на картину.

— Художник ее очень сильно приукрасил. Здесь у нее другой взгляд, сексуальный, а в жизни — откровенно стервозный. К тому же сейчас ей под сорок, а на портрете — не больше тридцати. Видно, давно написан.

— Погодите-ка… — Алла задумалась, глядя в одну точку и сжав виски пальцами. Потом тряхнула головой и обвела глазами друзей. — Похоже, мозаика сложилась. Люлю, Астралова — это настоящая фамилия или псевдоним?

— Разумеется, псевдоним.

— А ее настоящая фамилия?

— Понятия не имею, — ответила «карманная женщина», пожимая плечами.

— Астралова стала писательницей-затворницей всего пять лет назад, а до этого жила другой жизнью, была замужем — ты упомянула, что муж за все платит. У нее наверняка были родственники, приятельницы, знакомые, множество людей, знающих ее под иной фамилией.

— Это хранится в страшной тайне.

— А можно выяснить ее истинную фамилию?

— Да зачем тебе? Мадам ведь уже на том свете. Она же врала, будто бы уже в шестой раз возвращается на землю, может, и в седьмой раз нас осчастливит, — хихикнула Люлю, не испытывая к покойной ни капли почтения.

— Девицы, видимо, придется вас просветить и подключить к новому расследованию, героем которого стал некто Филипп Суворов.

— Знаю такого, — презрительно скривила губки Люлю.

— Да? — оживилась верная боевая подруга. — И что тебе о нем известна?

— Перекатиполе. Именует себя художником, носит по издательствам карикатуры, но особым успехом не пользуется. Зациклен на собственной внешности до степени нарциссизма, мимо зеркала спокойно не пройдет, непременно на себя полюбуется. За деньги готов мать родную продать. Женщин малого достатка за людей не считает, специализируется только на богатых. Целенаправленно ищет состоятельную особу, на которой мог бы жениться и жить припеваючи.

— Я ошиблась всего дважды: оценивая его и оценивая себя, — невесело пошутила Алла. — Но и парнишка промахнулся, сочтя меня дойной коровой, за счет которой можно красиво пожить. Виталик уже посвящен в эту историю, а вам я изложу ее конспективно. В прошлом году у нас с Филом Суворовым случился скоропостижный роман. Девятнадцатого мая Филя явился ко мне в растрепанных чувствах, пожаловался, что его подставили, просил выручить. Оказалось, что десять лет назад он крутил шашни с той, которую ныне именуют Изабеллой Астраловой, но во время нашей беседы не упомянул, какую фамилию она тогда носила. Накануне гибели писательницы ему позвонил ее личный имиджмейкер Даниил, попросил связаться с ней и договориться, что Фил придет к ней следующим утром в десять часов. Филипп просьбу выполнил, видимо небезвозмездно. Дальнейшее в полном мраке. Предположительно — Астралова ждала Филиппа и открыла дверь, но явился киллер. Не исключено, что Филя пришел вместе с убийцей. Возможно, мой экс-любовник был посвящен в план или же для него стало полной неожиданностью, когда его спутник шлепнул писательницу. Филипп просил меня сделать ему алиби, следовательно, не может доказать, что не посещал ее в назначенный день и час. Может быть, организаторы убийства заметили, что парнишка запаниковал, и решили его убрать — ведь он знал, кто на самом деле «неземная» Астралова, и отзывался о ней в весьма нелицеприятных выражениях. В частности, мадам предпочитала молоденьких, изображала из себя меценатку, пила как сапожник, а в пьяном виде пыталась изобразить стриптиз, и это было жалкое зрелище, к тому же имела нетрадиционные сексуальные пристрастия. Понятное дело, красочные детали о ее прошлых грешках не украсят имидж популярной писательницы. Хоть ее уже нет, творения-то остались и еще долго будут издаваться-переиздаваться. Шумиха вокруг гибели Астраловой на пользу издателям — книги раскупаются с бешеной скоростью. А тут камень преткновения в лице Филиппа. Возможно, тот со страху стал шантажировать тех, кто причастен к ее смерти, да хотя бы того же Даниила — мол, не припутывайте меня к этому мочи-лову, а за это я забуду про нашу с ней безрадостную связь, про ее небритые подмышки, нечистоплотность, садомазохистские утехи и прочие некрасивые эпизоды. А заказчики подумали, что иметь такой геморрой вовсе ни к чему, — мало ли, что выкинет Филипп, может еще кому-то сболтнуть, — и убрали его. К примеру, Даниил пообещал ему бабок, назначил встречу, а Филя встретил не институтского дружка, а пулю.

— Ал, а зачем выяснять, кто убил Астралову? — поинтересовалась Тамара.

— Да ведь к этому делу примазан Фил. Алла решила умолчать, что затеяла расследование из-за фотографий Ларисы. В квартире бывшего любовника их не оказалось, где же они? Если Филипп носил снимки при себе и его убили, значит, либо они остались при нем, либо их забрал киллер. Оба варианта опасны для ее подруги. Обнаружив труп и пакет с фотографиями, дознаватели выстроят версию — погибший шантажировал даму, изображенную на снимках, а та предпочла решить проблему кардинально. Сама или не сама, не столь важно, у нее есть возможность не марать белы ручки и обратиться к услугам того, кто избавит от головной боли.

Ларису рано или поздно установят. Самая пакость в том, что фото, где она снята обнаженной, начнут показывать многим знакомым Филиппа, интересуясь, не знают ли они эту женщину. И прощай репутация — всякий мерзавец, похихикивая, будет смаковать увиденное, обсуждая с приятелями, мол, видал я, какова на самом деле Снежная Королева, строит из себя недотрогу, а сама шлюха шлюхой. Выяснить, кто позировал Филиппу, не составит труда, наверняка их с Ларой кто-то где-то видел. Потом потреплют подруге нервы допросами-вопросами: а не вы ли, уважаемая Лариса Николаевна, велели шлепнуть вашего бывшего дружка? Зачем Ларе такие переживания? Ей и так в прошлом году досталось, когда побывала в роли подозреваемой в убийстве. Стенокардию заработала, до сих пор слаба здоровьем, чуть что сердечный приступ. Да и на отношения с Казановой это повлияет — от него не скроешь, что любимую женщину допрашивают в связи с убийством Филиппа Суворова и при этом фигурируют компрометирующие ее фотографии.

Узнав от подруги, что Филипп ее шантажирует, Алла не слишком обеспокоилась, решив, что хорошенько тряханет этого слабака, и тот все отдаст как миленький, а впредь будет держаться подальше от Ларисы. Но на тот момент верная боевая подруга еще не знала, что ее экс-любовник имеет отношение к убийству Астраловой, а следовательно, стал кое-кому опасен.

И вот сейчас ситуация приобрела нежелательный оборот. Тело Филиппа рано или поздно найдут, начнется следствие, станут трясти все его окружение, возможно, и бывших любовниц. Если снимков Ларисы при нем не окажется — еще куда ни шло. А вдруг они лежат в его кармане? Тогда у Лары есть мотив. Если фотографии попали к убийце Филиппа — тоже ничего хорошего. Как он ими распорядится? Фила можно было припугнуть и заставить их отдать, а что делать с неизвестным, который позвонит Ларисе и прикажет выехать в полнолуние на пустынную дорогу и положить чемодан долларов в дупло векового дуба? Да ее впечатлительную подружку сразу кондрашка хватит!

Значит, убийцу Филиппа нужно сыскать, и как можно скорее, пока труп еще не обнаружили. Известный враг не так опасен. Установив виновника преступления, можно диктовать ему с позиции силы: «Отдай снимки и пленку, а за это я кое о чем забуду». Но пока противник перехватил стратегическую инициативу. В такой ситуации пассивно ждать, во что все это выльется, весьма чревато. Да и не в ее это характере. Лучшая защита — это нападение, не так ли?

* * *

Наконец блудный Даниил объявился.

— Даня, что ты наделал! — вскричал Яков Борисович, забыв поздороваться. — Разве мы об этом договаривались?

— Да я и сам не понимаю, как все получилось, — оправдывался тот. Честное слово, я всего лишь хотел устроить красивый спектакль.

— Ничего себе спектакль!

— Не гони волну, Яша. — Похмельный имиджмейкер уже начал злиться.

— Даня, неужели ты не понимаешь, что всех подставил?

— С чего это? — вскинулся Даниил. Он надеялся перехватить у Корна деньжат, но, судя по тональности разговора, ему ничего не обломится.

— Зачем ты скрылся после первого допроса? Неужели ты не понимаешь, что у следствия сразу возникли подозрения?

— А ты рад-радешенек, что нашелся козел отпущения…

— Ну зачем ты так… Я тревожился за тебя.

— Не надо лицемерить, — перебил его имиджмейкер. — Не обольщайся, что ты один умный. Мне кое-что известно, Яша. И есть основания полагать, что именно ты приложил руку к тому, что придуманный мной спектакль закончился в морге.

* * *

— Да кто тебе этот Филипп? — Тамара не смогла скрыть презрительной гримасы — услышанное, разумеется, не вызвало у нее симпатии к бывшему Аллиному любовнику. — Ты же сама сказала, что ваш с ним роман в далеком прошлом.

— Вообще-то Филя мне никто, но он обратился за помощью, — терпеливо разъясняла верная боевая подруга. — Это во-первых. Во-вторых, если его шлепнули, я не могу оставить это без внимания.

— А ты что — расследуешь любое убийство? — заинтересовалась Люлю.

— Не любое. Но все ж мы с Филиппом некоторое время делили постель.

— На мой взгляд, он слова доброго не стоит.

— На вкус и цвет и на мужчин, как известно… — усмехнулась Алла.

— Неужели Филипп тебе нравился?

— Экстерьер у него вполне. И постельные качества тоже. Я же не замуж за него собиралась. Фил вполне соответствовал той роли, которая была ему уготована.

— Ты же хорошо разбираешься в людях. Удивляюсь, как в нем-то не разобралась?

— Да я в его нутре вообще не копалась — не до того было. Портрет, который он мне подарил, произвел на меня сильное впечатление. Честно признаюсь, целый год была под этим впечатлением.

Она помолчала, вспомнив, как еще недавно сидела в своем домашнем кабинете, глядя на картину, и думала, что со стороны ее воспринимают такой, какая она на портрете, — уверенной в себе женщиной, которой все нипочем. Да, именно так она себя вела, а на самом деле?..

Алла могла бы ничего не объяснять подругам и просто сказать: «Девицы, убили одного парня, нужно выяснить, кто это сделал», — и те бы тут же включились в расследование. Ведь это их работа. Да и просьбы верной боевой подруги «самаритянки» никогда не оставляют без внимания. Они не просто соратницы, но и подруги. Рявкнуть на них: «Не вашего ума дело! Делайте, что ведено!» — неприемлемо, не те у них отношения. Темнить — мол, вы ищите убийцу, остальное вас не касается — тоже не годится, для любого расследования нужен максимум информации.

У нее не было уверенности, что убийство Филиппа связано с гибелью Астраловой, — это всего лишь одна из версий, вполне возможно, ошибочная. Но других пока нет, а потому придется все тщательно проанализировать — вдруг появится еще какая-то зацепка. Порой и мелочь играет роль, а совместное обсуждение позволяет строить версии.

Люлю в журналистике давно, многих знает, со всеми в приятельских отношениях. Филипп крутился в разных редакциях, быть может, его исчезновение связано с журналистской деятельностью? К примеру, в руки художника каким-то образом попал компромат, парень решил заняться шантажом и поплатился. В этом случае три варианта развития событий. Первый — тот, кто избавился от Филиппа, для Ларисы не опасен, ее фотографии уничтожил и ушел в тень. Второй — погибшего не обыскивали, снимки до сих пор при нем. И третий — виновник его гибели решил отвести от себя подозрение, подставив Ларису, а для этого воспользуется ее фотографиями.

Если бы рядом не сидел напарник, Алла рассказала бы «самаритянкам» суть проблемы — ведь собирать фактуру им, в одиночку ей не справиться, а тянуть с этим делом нельзя. Чего ж скрывать, когда дело может принять крутой оборот, — Лариса вновь окажется под следствием.

«Ладно, спроважу Витальку, а потом проинформирую девиц», — решила верная боевая подруга.

Тут ей в голову пришла новая мысль, и она оповестила друзей:

— Ребята, а давайте заставим понервничать тех, кто шлепнул Фила. Этот слабак совсем запутался в своих махинациях, потому и пострадал. Хочу отомстить виновникам его гибели. Да и вообще, он ничего плохого мне не сделал. Правда, плюнул в душу, но поделом мне, старой корове, впредь буду осмотрительнее, когда нищий малец начнет меня клеить. Такая наука дорогого стоит.

— А как ты собралась мстить? — спросила осторожная Тамара.

— Да не бойся, Томик, я теперь за пушку уже не хватаюсь. Психиатр меня вылечила от патологической страсти к огнестрельному оружию и рукоприкладству. Заметь — провожу уже третье расследование и ни разу не достала пушку, не вдарила никому ни по зубам, ни по яйцам.

— Еще бы, у тебя ж рука ранена, — резонно возразила Нина.

— Нет, Нинель, дело не в этом. Если б я захотела пострелять, то и одной рукой управилась бы с оружием, а с предохранителя мой верный оруженосец снял бы. По зубам могла бы и здоровой рукой дать, благо у меня она правая. Да и ноги у меня целы, так что имею возможность нанести свой коронный удар промеж яиц. Все дело здесь, в зопе, — слегка перефразировав старый анекдот, постучала она пальцем по голове. — Лидия Петровна вправила мне мозги, и теперь я осуществляю месть интеллектуально, а не физически.

— Ну и что ты надумала? — поинтересовался сыщик — Опять понадобится твоя помощь, напарник. Нужно выяснить фамилии всех женщин, убитых в тот же день, что и писательница. Астралова она на обложках книг и в интервью, а в паспорте значится ее подлинная фамилия. В ментовских документах, соответственно, тоже. Потом нужно добраться до уголовных дел — бытовуха, понятное дело, не в счет, поскольку Астралова застрелена, — и с помощью хитрости, подкупа должностных лиц и прочих противоправных деяний переснять фотки всех погибших баб. После этого все мы, и в первую очередь Люлю, видевшая писательницу живьем, проводим опознание — сличаем фотки с портретом. — Она кивнула на картину. — И с помощью дедуктивного метода, как говорил великий Шерлок Холмс, устанавливаем истинную фамилию той, кто именовалась Изабеллой Астраловой. Потом Виталька, его ребята и все мы раскапываем всю подноготную убитой, а Люлю оповещает коллег, что в их руки скоро попадет сенсационный материал, как дурят нашего брата, и нарочно гонит волну, чтобы побольше народу об этом знало. Тогда те, кто организовал мочилово писательницы и Филиппа, занервничают. А там поглядим. Мой принцип по жизни: вначале надо ввязаться в драку, а потом будет видно.

— Идея хороша, за исключением одной детали — не нужно впутывать сюда Люсю, — высказал свое мнение сыщик. Как и все сильные мужчины, он проникся обликом хрупкой «карманной женщины» и сразу пожелал стать ее защитником. Незачем ее подставлять.

— Принято, — кивнула верная боевая подруга. — Тогда эту роль возьму на себя я.

— Тебе тем более не нужно, — возразил он. — Да и вообще, не женское это дело.

— Еще чего! — строптиво вскинулась Алла, но потом чуть сникла. Вообще-то, согласно моему слегка видоизмененному девизу: «Женщины могут ВСЕ, но не обязаны ВСЕ делать сами», — ты прав.

— Значит, эту роль исполню я, — подытожил Виталий.

— Ладно, — согласилась она. — Какая разница, кто оповестит об убойных фактах?!

— Зачем эти провокации? — вмешалась Лена, не любительница авантюр. Просто разослать материал в газеты, и все.

— А как же мы вычислим организатора убийства? Нам ведь нужно спровоцировать его или их на какие-то действия.

— Слушай, напарница, а не Филипп ли разделался с Астраловой?

— Не думаю, — покачала головой та. — Кишка тонка у парнишки.

— Смотря какой мотив, — резонно возразил сыщик. — Даже крыса, загнанная в угол, становится опасной.

— Над этой версией надо подумать. Люлю, как думаешь, способен ли Филя убить?

— Запросто, — ответила та. — Он трус, а как раз трусы-то чаще всего и становятся убийцами.

— Получается, Астралова ему была чем-то опасна?

— Вполне, раз раньше они были близки. Может быть, ей было известно о нем что-то порочащее, потом их пути разошлись на десять лет. Филипп мог и не знать, что бывшая любовница располагает какими-то сведениями. И вот он по просьбе приятеля позвонил, а она припомнила ему прошлые грехи. Например, чтобы по-бабски отомстить за то, что он ее бросил.

— Или желая подсадить на крючок и снова сделать своим любовником, подхватила Алла. — Ведь у дамочки был весьма ограниченный выбор по части мужского пола — она все время сидела взаперти.

— О, в этом деле Астралова была шустра, — рассмеялась Люлю, находившая повод для смеха в любой ситуации. — Едва увидев мало-мальски привлекательного журналиста-интервьюера, с ходу начинала заигрывать.

— Это может стать зацепкой! — обрадовалась верная боевая подруга. Люлю, тебе известен хоть один, кто клюнул на ее прелести?

— Нет, — все еще смеясь, ответила та. — Если б ты видела Астралову живьем, то не задавала бы такой вопрос. Мечта импотента. Но даже суперпотентный мужчина не смог бы.

— А за хорошее вознаграждение?

— Журналистику, конечно, называют второй древнейшей профессией, но ведь не первой же. Свой труд мы, бывает, продаем, но не себя.

— Но ведь есть мужики, предпочитающие убогих, страшных баб или даже с физическим уродством.

— Таких извращенцев среди нашей братии я не встречала.

— Здесь может быть и иная мотивация, — вмешался Виталий. — Любая знаменитая женщина интересна с мужской точки зрения, хотя бы на первых порах. Он много о ней наслышан, и ему хочется узнать, какова она на самом деле.

— Значит, такой любопытный мужичок мог быть и среди тех, кто навещал Астралову, — заключила Алла. — Девицы, я не хочу отрывать от работы Виталькиных ребят, придется подключиться вам. Посидите в библиотеке, покопайтесь в подшивках газет-журналов, установите фамилии всех журналистов, которые брали у нее интервью, а потом разузнайте о каждом.

— Стоит ли, напарница? — усомнился сыщик. — Это колоссальный труд, а версия может оказаться пустышкой. Допустим, мы установим, что кто-то из журналистов спал с Астраловой. И что дальше? Маловероятно, что он — убийца.

— Отчего же? — не согласилась она. — Журналисты тоже люди, и мотивы у них могут быть обычные, человеческие — ревность, страх, обида.

— Да ну… Они люди из другого теста.

— По-моему, напарник, ты неверно представляешь эту среду. Скажи, Люлю, кто из нас прав?

— Оба, — ответила компромиссная Люся. — Виталик идеализирует нашего брата — мы народ циничный, закаленный, устойчивый ко многим вещам, которые вводят в смущение других людей. Журналисты не кисейные барышни, не впадают в истерику из-за ерунды. Бывает, какой-то деятель не желает разговаривать и указывает на дверь в очень невежливой форме, а мы не огрызаемся, но и не отступаем. Грош цена тому писаке, который придет к начальству и разведет руками, мол, ничего не получается. Он должен изыскать способ, найти подход или иные пути, чтобы получилось. В отношении того, что мои собратья по перу тоже люди, Алла права. Ничто человеческое нам не чуждо. Но и Виталий прав не верю, что кто-то из моих собратьев застрелил Астралову. Насколько я знаю, наш брат не пользуется оружием.

— Ал, а ты уверена, что Филипп убит? — спросила Тамара.

В этом верная боевая подруга как раз была не уверена, но решила пока не оповещать друзей, иначе придется объяснить, почему нужно как можно скорее прояснить ситуацию.

«Если этот засранец пустился в бега, сие оптимальный вариант. Он может вообще не вернуться, тогда черт с ним, пусть любуется Ларкиными фотографиями и ностальгирует. А если появится, я ухвачу его за хобот. Но до тех пор, пока ситуевина неясна, спокойной жизни не предвидится».

— Больше шансов за то, что мальца уже нет в живых. Для того чтобы уйти на дно, нужны деньги, а у него их нет. Где он спрячется? Взял турпутевку в безвизовую страну? Это не бесплатно, к тому же ненадолго, проблемы не решает. Отсиживается у приятеля? Как один из возможных вариантов годится, но сколько Фил просидит в подполье? Вряд ли у него есть близкий друг, который согласится кормить его несколько месяцев, пока все не уляжется.

«А может быть, Филя прячется у того художника, который писал портреты? — подумала она. — Они работают в паре уже не менее десяти лет, как минимум, со времени романа Филиппа с Астраловой, значит, крепко повязаны. Быть может, Фил прихватил Ларкины фотки в качестве гарантии, что вскоре им с подельщиком светит солидный куш? Мол, есть баба, готовая заплатить за выкуп снимков, я отсижусь у тебя некоторое время, а потом мы провернем это дело. Не исключено, что у них уже есть опыт вымогать бабки за фото голых баб. Ладно, поживем — увидим. Если дело обстоит именно так, скоро кто-то из шантажистов объявится».

— Ну что, ребята, пора по домам, — сказала Алла, вставая. — Лично меня ожидает грандиозная клизма — пиво с дустом от моего любимого мужчины за то, что злостно нарушаю режим.

* * *

Утром следующего дня позвонил Виталий:

— Напарница, список и фотографии погибших одиннадцатого мая женщин я добыл. Даже не надо проводить никакого сопоставления с портретом — я его прекрасно помню. Патологоанатомы и служба ритуальных услуг более-менее привели лицо погибшей в порядок, потом ее сфотографировали, так что она вполне узнаваема. Так вот, настоящая фамилия Изабеллы Астраловой по третьему мужу Бобкова, звали Валентиной Вениаминовной.

— Как прозаично… Бобкова… А кто ее супруг?

— Бизнесмен. Не из крутых, но вполне.

— А не он, часом, заказал супружницу? Сейчас нуворишам некогда заниматься процедурой развода. Киллер избавит от надоевшей жены гораздо быстрее.

— Покопаем в этом направлении.

— Ладно. К двенадцати мы все идем на похороны Риты. Хоть и не хочется, но придется. Нельзя же в такой день оставлять Серегу одного.

— Кстати, ты собираешься просветить его насчет истинной Ритиной натуры?

— Нет, а зачем?

— Ну, тебе виднее.

— Я считаю это неэтичным. Но если понадобится что-то выяснить у Сержа по делу, придется его расспросить.

— Как только мы с ребятами что-то выясним, я сразу позвоню.

— Действуйте, — напутствовала его бессменная напарница и боевая подруга.

* * *

За эти полгода Алла уже в третий раз участвовала в похоронах, но впервые не испытывала скорби и равнодушно смотрела, как опускают на веревках гроб, автоматически бросила ком земли, потом столь же безразлично наблюдала, как рабочие споро засыпают яму, формируют могильный холм, деловито похлопывая сбоку лопатами, положила букет цветов и оглядела сокурсников, намереваясь сказать, что пора уходить.

— Сережа, — услышала она тихий голос и машинально повернула голову.

Стоящая чуть в стороне незнакомая молодая женщина в черном платке недоуменно смотрела на Сергея. Тот бросил на нее рассеянный взгляд, — он вообще сегодня был сам не свой, выглядел подавленным и погруженным в себя, — кивнул, не узнавая, и повернулся к Алле.

— Пошли, ребята, — скомандовала та и двинулась первой.

Они покинули территорию кладбища и подошли к стоявшим кучкой автомобилям. Боковым зрением верная боевая подруга увидела, как незнакомка в растерянности остановилась у ворот, не решаясь подойти.

— Серж, эта женщина что-то хочет, но не осмеливается напомнить о себе, — тихо сказала Алла.

Тот молча смотрел на нее непонимающим взглядом — мыслями он был далеко.

Наконец незнакомка решилась и медленно приблизилась к ним.

— Сережа, ты меня не узнал? — спросила она. Сергей отрицательно качнул головой.

— Я Таисия, сестра Алисы.

Он все еще молча смотрел на нее, не осмыслив ни слова. Зато Алла сразу догадалась, что это сестра его бывшей любовницы.

«Только сцен и выяснения отношений сегодня не хватало!» — подумала она и уже вознамерилась максимально деликатно оттеснить женщину, но та ее опередила:

— Ты не знаешь, где Алиса?

Наконец Сергей вышел из задумчивости и посмотрел на нее осмысленно:

— Нет, мы же с ней расстались.

— Она ведь пропала…

— Как — пропала?

— Ушла из дому и не вернулась. Вещи все на месте, документы тоже, записки не оставила.

— А ты в розыск подавала?

— Конечно. Вначале они не хотели брать заявление, отговаривались, что она вернется. Потом все же приняли заявление, но с тех пор один ответ: «Ищем».

— Ничем не могу помочь, Тая.

Женщина вздохнула:

— Я-то надеялась, что вы вместе, но твоего адреса я не знаю, фамилии тоже. Я решила, что сестра переехала к тебе, но удивлялась, почему она мне не звонит. Заявление-то я написала на всякий случай — соседка сказала, что так положено, а то потом затаскают, если вовремя не подашь, — но не очень беспокоилась, полагала, что Алиса с тобой. А теперь не знаю, что и думать…

Она опять вздохнула, глядя на него умоляющим взглядом и ожидая хоть какой-то поддержки, но Сергей развел руками:

— Я не видел Алису уже три недели.

— А почему ты сегодня пришел сюда?

— Жену хоронил.

Женщина отшатнулась, будто ее ударили, и с ужасом посмотрела на него.

«Чего она так испугалась?» — удивилась Алла, внимательно наблюдавшая за этой сценой.

Наконец Таисия произнесла, запинаясь:

— Так Рита была твоей женой?

— Да.

— Какой ужас… — Она закрыла лицо руками. Сергей посмотрел на нее недоуменно — в чем ужас?

— Простите, Тая, а вы кем приходитесь Рите? — вмешалась Алла.

— Мы росли вместе. — Таисия отняла руки от лица и посмотрела на нее. Вообще-то Рита моя двоюродная сестра, но мама ее удочерила.

«Вот это да! — ахнула верная боевая подруга. — Так, нужно прояснить все родственные отношения в этом клубке».

Бросив быстрый взгляд на «Самаритянок», Алла убедилась, что те все слышали.

«Как же отсечь Серегу? — размышляла она. — Ему при нашем разговоре присутствовать нежелательно».

И тут ей на помощь пришла сметливая Тамара:

— Пойдем, Сережа.

Взяв сокурсника под руку, она повлекла его за собой. Сергей оглянулся на Аллу, но та сказала:

— Поезжайте, там уже все готово к поминкам. Я догоню.

Тамара почти насильно усадила растерянного Сергея на пассажирское сиденье его «ниссана», сама села за руль и тут же тронулась с места.

— Тая, нам нужно поговорить, — как можно ласковее произнесла Алла.

Таисия все еще смотрела вслед уехавшей машине и не сразу поняла, что обращаются к ней:

— Простите, что вы сказали?

— Нам нужно поговорить, — повторила верная боевая подруга. — Мы хорошо знали Риту, а ее муж учился с нами на одном курсе. Можно задать вам несколько вопросов?

— Спрашивайте.

— Здесь не очень удобно говорить. Давайте куда-нибудь отъедем.

— Как хотите, — пожала плечами Таисия.

— Вы на машине?

— Нет, я приехала на такси.

— Тогда поедем на нашей.

Алла кивнула оставшимся «самаритянкам» — мол, езжайте за нами, и жестом пригласила новую знакомую сесть в «вольво».

* * *

— Тая, может быть, вы сочтете мое вмешательство бестактным, но иного выхода нет. — Алла старалась говорить убедительным и при этом мягким тоном — женщина все еще была растеряна, напряжена и жалась в угол между окном и сиденьем машины. — Сергей ведь под следствием.

— Почему? — испугалась Таисия. — Ведь Рита утонула.

— Ну, сами подумайте, кто же в мае купается в Москве-реке, да еще в одежде?..

— Об этом я даже не задумалась. — Голос собеседницы уже звучал увереннее.

— Разумеется, Сергей не имеет отношения к гибели жены. — Тут Алла намеренно солгала — у нее такой убежденности не было. А уж судя по его сегодняшнему потрясенному виду, и подавно можно решить, будто у него совесть нечиста. Не станет же мужчина стоять столбом возле могилы жены, которую не любил и с которой намеревался расстаться! — Но ведется следствие, Сережу считают подозреваемым. Ваша сестра Алиса была его любовницей?

— Она его любит.

— Сергей же сказал, что они расстались.

— Но сестра не перестала его любить. Алиса не переставая плакала, когда Сережа ушел, говорила мне, что без него ей и жизнь не мила. Когда она пропала, я не встревожилась, решила, что они помирились и уехали отдыхать за границу, — раньше у них намечались такие планы.

— Как же получилось, что вы не в курсе, кто жена Сергея?

— Откуда ж я могла это знать? Я видела Сережу всего раз, да и то мельком, потому он меня и не запомнил.

— А Алиса знала о Рите?

— Нет.

— А то, что Сергей женат, ей было известно?

— Да, он сразу признался. Но даже имени жены не называл. И вообще о ней почти ничего не говорил. Я и подумать не могла, что Алисина разлучница — Рита…

Женщина зажала рот рукой, изо всех сил сдерживая рыдания.

— Все мы знаем, что Рита была очень непорядочной…

— Не то слово. — Таисии наконец удалось справиться с собой. — Маму нашу в могилу свела. Не могу притворяться, будто оплакиваю Риту. Ни слезинки не пролила, узнав, что она умерла. Вчера мне позвонила ее бывшая сокурсница, Зоя Краснова, мы с ней знакомы с тех пор, когда Рита судилась за жилплощадь со мной и Алисой. С Зоей мы стали приятельницами, а Риту она терпеть не могла, услышав на суде про ее некрасивые поступки. Зоя не захотела пойти на похороны, да и я поначалу сомневалась, потом все же решила соблюсти приличия. И думать не думала, что Сережа окажется ее мужем… Рита и так нам всю жизнь отравила, а теперь еще и это…

«Может быть, Алиса решила избавиться от разлучницы, — размышляла верная боевая подруга. — Выяснила, кто жена Сереги, и пришла в негодование — опять ненавистная Рита портит ей жизнь! И решила поквитаться за все, а заодно освободить место рядом с любимым. А потом в ужасе от содеянного скрылась и где-то прячется. Не исключено, что Таисия в курсе, где скрывается сестра, и они обо всем договорились. Тая изображает неведение о местопребывании Алисы, та выждет какое-то время, а потом объявится, мол, уехала, оставив записку, но ее, видать, ветром унесло, а я спокойно отдыхала, не предполагая, что сестра тревожится».

Она внимательно посмотрела на сидящую рядом женщину, но ничего, кроме страдания, на ее лице не увидела.

«Таисия ведь тоже ненавидела Риту… Не она ли приложила руку к ее гибели? Ради любимой сестры, да и из стремления к справедливости…»

— Тая, вы с сестрой ненавидели Риту? — в лоб спросила Алла, а женщина вздрогнула и не сразу совладала с собой.

— Да, — призналась она наконец. — Но мы ее боялись.

— Почему?

— Рита была очень-очень подлая и совершенно безжалостная. Маме говорила: «Ну когда же ты, наконец, сдохнешь!» — Таисия опять зажала рот рукой и зажмурилась, сдерживая слезы. — Как вспомню… Мне тогда убить ее хотелось. Однажды я на нее замахнулась чем-то, что под руку попало, а Рита с гадкой улыбкой говорит: «Еще раз посмеешь что-нибудь подобное — сгниешь в тюрьме». У нее вообще не было ни стыда ни совести. Как она маму изводила… Мама такая добрая была, все прощала и к ней с лаской: «Риточка, доченька, ну зачем ты так…» А эта тварь… Передразнивала ее, кривлялась, рожи корчила, оскорбляла, третировала. Себя она считала выше всех, нас обзывала быдлом, плебейками. Столько грязных слов от нее наслышались… Даже повторять противно. Море слез из-за нее пролили…

— Почему же вы с этим мирились?

— А что мы могли поделать?!

— Да хотя бы вновь вернуть ее в детдом.

— Нельзя было, мама же ее удочерила, фамилию свою дала.

— Значит, Незнамова — ваша общая фамилия?

— Да, по нашему отцу.

— Почему же ваша мама не обратилась к Ритиному папаше, чтоб он приструнил дочку?

— Дядя Петя и слышать о ней не хотел. Говорил, что вычеркнул Риту из своего сердца, у него больше нет дочери.

— Но ведь и он в немалой степени виноват — вырастил ее такой. Что значит — «вычеркнул из сердца»? Родители всю жизнь в ответе за своих детей. Значит, воспитал ее такой — подлой и жестокой.

— Какой из него воспитатель… Дядя Петя дома почти не бывал.

— Почему ее родители разошлись?

— Дядя Петя загулял со стюардессой, потом женился на ней. А тетя Лиза, Ритина мать, крыла его почем зря, да и Рите от нее доставалось. Когда та защищала отца, тетя Лиза кричала: «Всю жизнь мне твой папаша поломал, да еще ты о нем все время напоминаешь! Убирайся к нему, раз ты его так любишь!» Рита хотела жить с отцом, и чтобы больше ни одной женщины рядом не было, а у него уже другая семья, дети пошли, дядя Петя не хотел брать ее к себе. В конце концов Рита возненавидела отца, а его новую жену — еще пуще. А мать она с детства терпеть не могла. Когда говорила о ней, вся тряслась от злости, просто страшно было на нее смотреть.

«Эта ненависть потом прошла через всю ее жизнь… Родители у нее ущербные, потому и вырастили чудовище».

— Поначалу мы Риту жалели, — тихо продолжала Таисия. — Бывало, она совсем распоясается, но мы ее оправдывали — ведь при живых родителях сирота. Мама нам с Алисой твердила: «Доченьки, Рита такая озлобленная потому, что ей пришлось несладко. Мыслимое ли дело — мать с отцом от нее отказались! Потерпите, она потом поймет, что мы ее любим, и станет добрее». Не стала Рита добрее — еще злее делалась, когда видела, что мы молчим, плачем, но никому не жалуемся. Нам с сестрой как-то сказала, уже после того, как мама умерла: «Все равно я вас изведу, сделаю все шито-крыто, на меня никто и не подумает». Тогда сестра написала дяде Володе, маминому брату, и он приехал. Рита только силу понимала. Дядя Володя ей пообещал: «Попробуй тронь Таю с Алисой, я тебе лично руки-ноги и хребет переломаю, останешься калекой. И на меня тоже никто не подумает». Тогда она испугалась. Прикинулась, будто сгоряча грозилась, — мол, и в мыслях ничего плохого не держала. Дядька у нас добрый, как и мама, отходчивый. «Черт с ней, — говорит. — Все ж Рита моя родная племянница, хоть и дрянь. Соберу денег сколько смогу и дам ей». Мы с Алисой тоже занимали, но нам-то много никто не ссужал. Да и продать было нечего — ценных вещей не имелось, трудно жили — у мамы пенсия, а Ритины родители редко присылали деньги и понемногу. Но все же откупились от нее. Больше мы ее никогда не видели. И вот спустя столько лет опять наши пути пересеклись…

Таисия опустила голову и заплакала. Алле было очень жаль эту несчастную женщину, и она дала себе слово, что если в смерти Риты виновна одна из сестер или обе, то сделает все возможное и невозможное, чтобы отвести от них подозрение.

* * *

Алла возвращалась домой после поминок в мрачном молчании. Настроение было не то что на нуле, а еще хуже. Самое отвратительное — почти все присутствующие знали о подлости и неблаговидных поступках Риты Мартовой, но были вынуждены придерживаться приличий.

Тая непрерывно плакала. Несведущим казалось, что она убивается по покойной, но Алла догадывалась, что Таисия вспоминает прошлое — как Рита терроризировала ее, сестру и мать, от которых видела только добро. Верная боевая подруга не отходила от убитой горем женщины, пыталась успокоить, но Тая ничего не слышала, погруженная в свои тяжелые переживания.

«Может быть, ее мучает вина или страх… — размышляла сейчас Алла. Возможно, она плакала из-за содеянного — расплатилась с Ритой за прошлые унижения, а сейчас ей тяжело. Да и неудивительно. Нормальная женщина может убить в аффекте, но потом терзается тягостными мыслями. Надо бы потом отвести ее к Лидии Петровне, ведь у Таи классическая депрессия. А может быть, на ней и нет вины, просто все сложилось одно к одному — и сестра пропала, и прошлое вернулось, омрачив черной тенью настоящее…»

— Слышь, Алка. — Сидевший за рулем верный оруженосец повернулся к ней. — Девок-то этих надо бы отмазать.

— Да я и сама это поняла, мой Санчо Панса, — со вздохом произнесла она. — Самый действенный способ отвести от них подозрение — найти настоящего убийцу.

— Таиска эту паскуду замочила, — уверенно произнес он.

— Может, и она, — не стала спорить Алла.

* * *

Остаток дня верная боевая подруга бесцельно бродила по квартире. Толик, видя, в каком черном дауне обожаемая начальница, сидел в кресле, боясь даже шелохнуться, лишь провожал взглядом, когда она проходила мимо.

Олег тоже к ней не лез, найдя прибежище в спальне. Он знал о сегодняшних похоронах и полагал, что Аллино состояние вызвано болью утраты. Та, как всегда, скрыла от нею, что занимается расследованием.

Даже любимый котенок не развлек ее. Слоняясь из комнаты в комнату, она держала его на сгибе здоровой руки, а сэр Персиваль пытался поймать лапкой качающуюся над его мордочкой прядь ее волос. В другом настроении хозяйка тут же затеяла бы с ним любимую игру, но сейчас она лишь морщилась, когда острые коготки Перса запутывались в ее волосах.

— Алка, давай напишу следаку чистосердечное, будто я эту сучку Ритку в воду скинул, — наконец не выдержал верный оруженосец и мастер деликатных решений всевозможных проблем.

— И что — ляжешь из-за этой дряни на нары?

— Да ну! — скривился ее преданный Санчо Панса. — Посижу полгода в СИЗО, а после пойду в отказ. Когда ее замочили-то?

— Предположительно семнадцатого мая.

— Щас вспомню, где мы тада были.

— Не напрягайся. С утра ты отвез меня в психиатрический центр, а потом мы поехали на нашу дачу.

— Во! — обрадовался он. — И мать твоя тама была, и соседка меня видала. А ты гришь — на нары! Фиг-то!

— А полгода в СИЗО?

— Ха! — беспечно отмахнулся бывалый Толик — все ж два срока отсидел.

— Нет, Толян, это уж слишком. Надо искать настоящего убийцу.

— Да че его искать-то, — пробурчал тот, видимо уже твердо решив, что это одна из сестер. Вздохнул посмотрел на Аллу с непривычным выражением и произнес дрогнувшим голосом:

— Жалко девок-то…

— Жалко, — согласилась Алла, ничуть не удивившись его самопожертвованию. Ее верный оруженосец лишь на первый взгляд груб и примитивен, а на самом деле способен к состраданию и сопереживанию, уже не впервые выступает защитником пострадавших женщин. — Потому и мечусь, как тигрица в клетке. Я бы эту сволочугу Ритку собственными руками придушила. Ты гляди, скольким людям она напакостила Нет ни одного человека, у кого нашлось доброе слово в ее адрес, за исключением Сереги, но он-то святая простота…

— Тада командиру скажит. Пускай наши пацаны возьмут эту сучку на себя.

— И тоже в СИЗО на шесть месяцев?

— А че? И в СИЗО люди живут.

— Так в Мироновой команде других судимых нет.

— Ну и че? Не мужики, что ль? Другие вон сидят, и наш парень потерпит. Не срок ведь, фигня. А может, и пораньше свалит. Получит следак чистосердечное, закроет дело, а после наш пацан пойдет в отказ.

— Как крайний случай и это сгодится, — вздохнула Алла. — Но, честно говоря, не хочется мне из-за этой дряни сажать в кутузку ни в чем не повинного парня.

— Дак не из-за Ритки! Чтоб девок отмазать!

— Ты к «самаритянам» не заходил и наши разговоры не слышал. Знал бы ты, сколько народу желало этой мерзавке самой мучительной смерти!

— Во! — тут же воодушевился верный оруженосец. — Дак на них навесь этот мокряк!

Для него не существовало никого, кроме командира — почти отца родного, его боевой подруги, Ларисы, ее сына Алеши и Олега. Теперь он и Таисию с Алисой взял под свою защиту, проникшись их драматической судьбой. За своих Толик готов был собственноручно перегрызть глотку любому, а участь всех остальных людей ему была безразлична.

— Крутой ты, Толян, — покачала головой Алла. — А если этот человек невиновен?

— Дак найдем, кто виноват.

— Вот и я о том же. А бездействие для меня — просто нож острый.

* * *

К вечеру приехал Виталий, и верная боевая подруга сразу встрепенулась.

— Ну, рассказывай, — торопила она напарника.

— У супруга Изабеллы Астраловой, в миру Валентины Вениаминовны Бобковой, Семена Гордеевича Бобкова, есть увесистый мотив. Ленька нашел ключик к сердцу их экономки Анны — та работает у них давно. За рюмкой чаю Аннушка поведала ему под страшным секретом, как лет пять назад слышала ссору супругов. Валентина, как всегда, требовала денег, а Семен Гордеевич ворчал, что она совсем потеряла меру и ее транжирство его разорит. Слово за слово, и они стали орать в полный голос. Муж пригрозил разводом, на что жена напомнила, что некие документы все еще целы и напрасно он-де надеется, что все шито-крыто и быльем поросло. А если он будет плохо себя вести и урезать ее в расходах, то сильно пожалеет, — есть человек, которого эти документы очень заинтересуют, и тогда о киллерской пуле благоверному останется лишь мечтать — его похитят, а бравые ребятки так с ним поработают, что он отдаст все денежки, утаенные от дольщика. Мол, в тот раз муженек выскочил из переделки потому, что третий подельщик разбился на машине, а Семену удалось списать махинации на него. Но как же будет удивлен второй из бывших компаньонов, узнав, что документы, обнаруженные в автомобиле погибшего, — отлично сфабрикованная фальшивка, а сама авария подстроена им, Семеном Бобковым, чтобы скрыть собственные грешки прошлого, в частности — что он умело обворовывал своих дольщиков и в итоге присвоил немалую сумму. Коварная супруга поведала мужу, что у нее на него целое досье, она тайком ксерокопировала все документы, которые Семен по недомыслию и беспечности приносил домой и оставлял где попало, и в них отражена вся его деятельность. Услышав об убойном компромате, муженек сразу прекратил орать, пообещал беспрекословно выдавать требуемую сумму, после чего ссора погасла, а экономка убралась подальше.

— Поня-атно… В общем, мадам Бобкова держала супруга за горло, и ему пришлось раскошелиться на ее рекламную кампанию и прочие развлечения. Но неужели она не обезопасилась, к примеру оставив записку: «В моей смерти прошу винить любимого мужа»?

— Да кто ее знает? Может быть, он столь примерно себя вел, что у нее не возникало поводов для беспокойства. Или она была слишком самонадеянной дескать, супруг не посмеет ее тронуть.

— Почему же он ждал столько лет?

— Говорят, последнее время мадам стала совершенно неуправляемой. Во-первых, возомнила себя великой писательницей и творила черт-те что. Во-вторых, пила без меры. Соседи видели, как ее литагент, пыхтя и отдуваясь, таскал в квартиру коробки с водкой. И не только он. Шофер тоже привозил горючее. Бывало, что и литсекретарь Лиза тоже бегала в магазин, но приносила, разумеется, не ящик, а пару бутылок. Да и Даниила не раз командировали в штучный.

— Откуда столь интимные подробности?

— Очертания видны в пакете, да и звон стоит хрустальный, когда бутылки чокаются. Дом у них респектабельный, старушки перед подъездом не сидят, но то один жилец, то другой, ожидая лифта, видели обслугу Астраловой, несшую горячительные напитки. А мои ребята свели все эти сведения воедино, и оказалось, что писательница пила как сапожник.

— Обижаешь представителей этой славной профессии, — хмыкнула Алла.

— Соседка с площадки, Полина, заметила, что домработница Астраловой постоянно выносит к мусоропроводу пустую тару, спускает в шахту, и бутылки летят вниз со страшным грохотом. Полина сделала ей замечание, и та стала оставлять стеклотару возле мусоропровода, а уборщица уносила, когда мыла подъезд. Расспросили и ее, оказалось, что ежедневно мадам Бобкова-Астралова потребяла не менее литра водки.

— Это ж какое лошадиное здоровье надо иметь! — изумилась напарница.

— Слышали соседи и пьяную ругань писательницы со своим литагентом. Она такое несла! Если б тот не работал по найму, то вполне подходит в качестве заказчика убийства за все издевательства, которые ему приходилось терпеть.

— А может, у него нервы сдали?

— Покопаем в этом направлении. Между прочим, желающих с ней поквитаться предостаточно. Астралова орала и на Лизу, литсекретаря. Похоже, даже поколачивала ее, девушку не раз видели с синяками на лице. Доставалось и Даниилу, и шоферу, в общем, всем. Жуткая была психопатка и истеричка. Пьяная Астралова иногда выходила на лоджию — она у нее застекленная, но граничит с соседней. Видимо, ей хотелось культурно пообщаться, но обычно все кончалось нецензурной бранью и оскорблениями — разумеется, со стороны писательницы.

— В общем, дамочка стала совсем безбашенная, — резюмировала Алла.

— Бобкова и раньше была без тормозов, но, по крайней мере, столько не пила. А ведь по ее имиджу нужно было жить затворницей. Скучно же! Вот она и развлекалась как умела.

— Думаешь, супруг испугался — мол, эта стерва, к тому же алкоголичка, возьмет да сдуру сдаст его кровожадному подельщику, которого он обмишурил?

— Вполне.

— Годится версия, — удовлетворенно кивнула верная боевая подруга. Одно непонятно — при чем здесь Филипп?

— С ним связана еще одна версия. Романы Астраловой выходят в издательстве «Кондор», хозяин которого некто Эдуард Леонидович Нечаев. Раньше никто не слышал об этой конторе, а с тех пор, как Астралова стала звездой, дела фирмы резко пошли в гору. Нечаев, по мнению коллег-издателей, очень тщеславен. Деньгами он тоже не брезгует, но для него главное попасть в первую пятерку, а самая заветная мечта — занять первую строчку в рейтинге. До того, как Астралова стала его автором, ему это только снилось — ни денег, ни популярных писателей, ни престижа. И вот теперь у него есть и первое, и второе, и третье. Нечаев переманивает у конкурентов лучших авторов, у него предостаточно звезд, а чем больше звездных писателей, тем выше тиражи и оборот средств. Как только издательство «Кондор» стало круто набирать обороты, тут же нашлись деловые люди, которые серьезно вложились в него, и теперь оно имеет шанс вырваться в лидеры.

— Так какой же смысл Нечаеву резать курицу, несущую золотые яйца?

— Все хранится в строжайшем секрете, но ведь в издательстве работают обычные люди. Одни приходят, другие уходят, у всех есть глаза и уши, а дураки в этом деле не работают. Мои ребята раскопали многих бывших сотрудников «Кондора», позвенели звонкой монетой, и те разоткровенничались. Так вот, никакой писательницы Астраловой в природе нет. А есть команда «литературных негров», которая лепит романы под этим псевдонимом. Сама мадам Бобкова пять лет с лишним назад написала три романа, но это такая тягомотина, которую никто не хотел печатать. Она обошла немало московских издательств, ее многие помнят. Наши сыщики поговорили и с этими людьми.

— Вот небось конкурентам обидно, что вовремя не сориентировались и упустили Бобкову, ставшую потом звездой со звездным псевдонимом. Если додумался господин Нечаев, то почему не могли сообразить другие? Абыдна, да? — напомнила Алла фразу из известного анекдота.

— Абыдна, — рассмеялся ее напарник. — Сотрудники других издательств охотно поделились информацией, как беспардонно себя вела мадам Бобкова и какие бездарные романы предлагала. Профессионалы утверждают, что эта невежа просто-напросто не в состоянии написать то, что потом выходило под псевдонимом Изабелла Астралова. Она ведь не сразу стала затворницей. Поначалу шлялась там-сям, навещала конторы, которые ее отвергли, и с апломбом заявляла — тиол, говорила я вам, что вы в ногах будете валяться, выпрашивая мои рукописи, так вот накася, выкусите! — и демонстрировала комбинацию из трех пальцев. Над ней все потешались, мол, что взять с этой придурочной! Сложить два и два — графоманка Бобкова стала Астраловой — для профессионалов не проблема, так что многие издатели прекрасно знают изнанку мифа о «звездной писательнице».

— А «литературных негров» вы раскопали?

— «Негры» тоже люди. У них есть семья, родители, братья, сестры, а те видят, чем занимается глава семьи. Члены команды, работавшие под Астралову, разумеется, были заинтересованы в том, чтобы эти сведения не всплыли, иначе потеряют работу и, соответственно, неплохой заработок, — но от своих близких не очень таились. А жена «негра», к примеру, по великому секрету поделилась с подругой, та — еще с кем-то и так далее. Мои ребята нашли многих осведомленных людей, и картинка сложилась. Разыскали и редакторшу, которая правила первые романы. Та недоумевала — почему нельзя пообщаться с самой писательницей, чтобы снять вопросы. Так принято в издательствах если редактору что-то режет глаз, он обсуждает это с автором.

— Зачем же еще и редактор, если трудится коллективный разум?

— Во-первых, нужен свежий глаз. У тех, кто сам что-то создает, глаз обычно замыливается — это профессиональный сленг. А со стороны все огрехи виднее. Во-вторых, первые романы были пробным камнем — команда «негров» искала оптимальную форму, стиль, подачу и прочее. Трудности были и в том, что в команде мужчины, но нужно было писать от лица женщины, а мужской и женский стиль значительно различаются. Потом отработали шаблон, и следующие книги уже лепились по определенному образу и подобию. У произведений Астраловой появился постоянный редактор. А предыдущая редакторша ушла в другое издательство и поведала моим ребятам, что снимать вопросы по первому роману пришел молодой человек, назвавшийся представителем Астраловой, и шустро со всем разобрался. Ее поразило, насколько он в теме, как досконально знает текст. Она решила, что юноша помогает Астраловой, — такое делается повсеместно: если автор уже не тянет, исписался или какое-то из произведений известного писателя слабовато, тому помогают вытянуть роман, чтобы не разочаровать читателя. Бывает и так, что некогда популярный автор вообще уже сам не пишет, а за него творят «негры», книги выходят под уже раскрученным именем, хорошо раскупаются, а ему тоже неплохо — получает гонорар всего лишь за использование имени.

— В общих чертах я поняла — команда «негров» может работать и без мадам Бобковой. Она требовалась лишь для имиджа, чтобы было у кого брать интервью и про кого говорить «неземная», «великая русская писательница» и прочее. Но поскольку дамочка стала неуправляемой, то возникла угроза для созданной стройной системы, — а вдруг эта бестормозная алкоголичка взбрыкнет, так?

— Именно так, — подтвердил Виталий. — Бобкова-Астралова выкинула фортель, согласившись на участие в презентации. До этого ее держали взаперти, позволяя лишь гулять в парковой зоне в гордом одиночестве, а поскольку ее лица читатели-почитатели никогда не видели, то никто не бежал с криком: «Это же знаменитая писательница Астралова! Дайте, пожалуйста, автограф!»

— А почему ей нельзя было показываться на презентации? Надела бы для оригинальности на голову помесь кастрюли с тюрбаном, в которой обычно являлась журналистам, занавесила морду тряпкой, и вперед. И так-то у нее имидж чокнутой, а после публикации столь эффектных фотографий ни у кого не останется сомнений, что дамочка с головой не дружит.

— Сейчас покажу ее снимки. — Сыщик достал из кармана пакет и пояснил:

— Ребята аккуратно навестили жилище господина Бобкова и пересняли.

Просмотрев фото, Алла скривилась:

— Ну и кикимора! Надо сказать, Филипп своим портретом сделал ей преогромный комплимент. Страшна как смертный грех, а взгляд! Вострый ножик, а не взгляд! Посмотрит — как по сердцу полоснет.

— И это на снимках, где она позировала. А представь ее живьем, да еще с учетом, что эти фотографии сделаны пять — десять лет назад, а за последние годы Бобкова вылакала цистерну водки.

— Да уж, показывать людям такое страшилище нельзя, — согласилась верная боевая подруга. — Всех читателей-почитателей распугает.

— Это бы еще полбеды — у нее и так имидж весьма эксцентричной особы. Но что касается разговорной речи — так с этим вообще атас. Ребята поговорили с ее приятельницами — те и не подозревают, что Валентина Бобкова стала Изабеллой Астраловой. По официальной версии, для друзей этой четы они с мужем просто разъехались. Знакомые удивлялись, куда подевалась Валентина, — не звонит, не появляется, — но не сильно горевали по этому поводу. А ее супруг говорил, всем, мол, жена лечится то на одном курорте, то на другом. Все, кто знал мадам Бобкову, считают — лучше бы она родилась глухонемой. Так что выпускать ее на публику, а уж тем более к журналистской братии, было категорически противопоказано.

— И создатели мифа под названием «Изабелла Астралова» сочли за благо ее пристрелить. Баба с возу — кобылой меньше, — на ходу переврала она пословицу, не испытывая ни капли сочувствия к погибшей. — А романы по-прежнему продолжат кропать «литературные негры» — мол, она так много написала впрок, что ее литературного наследия хватит на десяток лет. Так?

— Похоже, что так.

— А ее муженек? Он же бизнесмен, следовательно, своего не упустит. Теперь Семен Гордеевич правообладатель убиенной женушки, через шесть месяцев вступит в права наследства и потребует свою долю.

— Ничего он не получит. Нечаев хитрый жук, обезопасился. Пять лет назад мадам Бобкова так жаждала, чтобы ее романы поскорее издались, что не глядя подписала договор. Псевдоним Изабелла Астралова принадлежит «Кондору», а она не имела права печататься под этой фамилией в каком-либо другом издательстве. Напротив, «Кондор» может использовать этот псевдоним и без мадам Бобковой. Так что Нечаеву живая Бобкова-Астралова уже не нужна свое дело она сделала. В будущем «негры» напишут новые книги, а Нечаев сэкономит на авторском гонораре, «негритянский» труд ценится недорого. Допустим, господин Бобков придет к издателю и скажет: «Желаю получить деньги, причитающиеся за литературное наследство моей жены», на что Нечаев ответит: «Знать не знаю вашей жены». Как Семен Гордеевич докажет, что Бобкова и Астралова — одно лицо?

— В любом документе обычно указывают паспортные данные.

— Оказывается, у автора при составлении договора никто паспорт не требует — он сам диктует свои данные. Какие укажет — такие и впишут. Мадам Бобкова в составлении договора не участвовала, это обязанности ее литагента. Тот дал документ ей на подпись, она подмахнула.

— А там все липа? — догадалась верная боевая подруга.

— Верно, — кивнул напарник. — Подписанные авторами документы Нечаев хранит в своем сейфе, однако в компьютере его секретарши есть набранный стандартный текст. А уж попросить ее распечатать для наших ребят — дело техники.

— Лихо! — восхитилась Алла. — Отлично поработали.

— Бригаду лучших сыщиков задействовал. По частям за эти две недели они много чего накопали, но мне хотелось получить целостную картину. А когда я сегодня увидел договор и выяснил, что по такому адресу значится другая женщина и паспортные данные тоже ее, а не Бобковой, то все встало на свои места. Издатели обезопасились — не стали брать эти сведения с потолка, а вписали координаты реально существующей женщины, очевидно заранее договорившись с ней.

— Виталь, ты говорил, что договор составляет литагент. Что ж он не отстоял интересы клиентки?

— Полагаю, Корн в доле с Нечаевым.

— Есть факты или всего лишь предположение?

— Фактов пока нет, но найдем. Покойная мадам Бобкова была дура дурой, но Корн-то не дурак, его на мякине не проведешь. Он бы такой договор ни за что не пропустил, не будь там его интереса. А заказчица в этом деле вообще ничего не смыслила, так что обвести ее вокруг пальца проще простого.

— Ясно. Как думаешь, Филиппа убили потому, что он мог разрушить имидж Астраловой?

— Скорее всего, он стал их шантажировать и вымогать отступного за молчание. Или же его убрали на всякий случай.

— Но ведь его втравил в это дело Даниил. Получается, он тоже в доле?

— Они с Яковом скорешились — обоим приходилось держать оборону против вздорной работодательницы. А на этой почве могли и сговориться.

— А я-то удивлялась — зачем эти мужики прислужничают отъявленной стерве. А оказывается, они не столько прислуживали, сколько приглядывали. Ее же нужно было держать в рамках, иначе стройная система порушится. Так что Яша Корн отрабатывал не только свою зарплату, но и долю у Нечаева.

— Думаю, так и есть. Астралову создала целая команда — и кормилась тоже вся команда.

* * *

Через пару дней газеты опубликовали сенсационную новость писательница Изабелла Астралова жива.

Алла в полном обалдении таращилась в телевизионный экран. Шел повтор вчерашней пресс-конференции, на которой Яков Борисович Корн, высокий худой мужчина лет сорока, в тяжелых очках с бифокальными линзами, сообщил журналистам, что, по-видимому, какой-то маньяк по одному ему известной причине вознамерился убить знаменитую писательницу Изабеллу Астралову. В тот момент звезда готовилась к презентации, а в квартире находилась ее давняя приятельница Валентина Вениаминовна Бобкова, тоже писательница, романы которой еще не опубликованы. Когда прозвучал сигнал домофона, гостья знаменитости спросила, кто это, и услышала: «Мне назначена встреча на десять часов». Бобкова спросила у Астраловой, ждет ли она кого-то. Та ответила утвердительно, Валентина Вениаминовна открыла дверь и сразу же получила пулю в лоб. Убийца тут же скрылся, а Астралова лишилась чувств. В это время явился ее водитель Владимир Тищенко. Он быстро сориентировался, вынес хозяйку из квартиры и отвез в клинику. Врачи констатировали психологический шок и рекомендовали эмоциональный покой. Поэтому, чтобы оградить больную писательницу от журналистов, было решено не оповещать прессу, что маньяк ошибся и убил ни в чем не повинную Валентину Вениаминовну Бобкову. Сейчас Изабелла Астралова поправилась, но пока врачи запретили ей встречаться с представителями прессы.

Позвонив сыщику, Алла сказала:

— Виталь, я ничего не понимаю. Приезжай, давай в две головы думать.

* * *

Через час сыщик приехал с ворохом свежих газет. Во всех было примерно то же, что говорил на пресс-конференции Корн. Одному из рейтинговых изданий литагент звезды дал эксклюзивное интервью. В нем он сообщил, что после пережитой трагедии писательница ведет еще более уединенный образ жизни и боится пускать в свою квартиру посторонних. Врачи рекомендовали ей свежий воздух и побольше движений, а потому она каждый день гуляет в парке — в каком именно, не упоминалось. Заботясь о ее безопасности, близкие люди настояли, что теперь во время прогулок Астралову будут сопровождать два охранника. В трех газетах были опубликованы фотографии — одинокая фигура в длинном черном платье и черной шляпе с густой вуалью бредет вдоль небольшого пруда, во всем ее облике ощущается печаль и психический надлом смотрит себе под ноги, плечи опущены, голова склонена.

— Напарник, как думаешь, этот снимок и в самом деле сделан на днях или тиснули старые фотки, желая уверить общественность, будто Астралова жива, хотя на самом деле ее застрелили?

Виталий долго рассматривал фотографии. Они были сняты с разных ракурсов, но общее впечатление было одинаковым — женщина в черном выглядела как человек, который поставил крест на своей жизни и не видит впереди никакого просвета.

— Думаю, снимки сделаны на днях. И даже знаю где — в Кузьминском парке.

— Почему ты так решил?

— Бывал в этом месте недавно.

— Слушай, а давай-ка туда прокатимся! — оживилась Алла. — Сейчас девять утра, а Астралова, как пишут в газетах, гуляет ежедневно. Когда-нибудь она туда приедет. После полудня уже солнцепек, а она вся в черном — жарко. Так что есть немалая вероятность, что писательница совершает променад в первой половине дня.

— Нас к ней не подпустят. У нее же двое охранников.

— А мы изобразим ее поклонников. Сейчас купим по пути цветы, захватим с собой ее книги, а ты подойдешь и попросишь автограф. Не станут же охранники набрасываться на тебя! К почитателям все относятся уважительно, хотя порой они весьма назойливы. Телохранители будут настороже, но ты веди себя естественно, улыбайся, говори комплименты, восхищайся ее талантом, и бодигарды расслабятся. А потом и я потихоньку подтянусь, тоже под видом почитательницы. И Толяна возьмем за компашку, он любит ходить со мной на дело, мы с ним немало веселеньких проказ провернули.

Троица выбрала удобный наблюдательный пункт за густым кустом боярышника и приготовилась ждать. Поразмыслив, напарники решили отказаться от букета — это будет выглядеть как заранее запланированная встреча с писательницей. Да и охранники насторожатся — не прячут ли они в цветах оружие.

Виталий держал в руках сорванную ветку и книгу Астраловой, Алла тоже зажала под мышкой ее роман. Толик, с его свирепой физиономией, на любителя чтива совсем не тянул, а потому изображал Аллиного телохранителя — этой роли его внешность соответствовала.

Примерно через час вдалеке появилась фигура в черном, медленно бредущая по тропинке, опоясывающей пруд, за ней на расстоянии метров десяти шли охранники, не очень умело изображая праздношатающихся.

— Приготовиться, — зловещим шепотом произнесла верная боевая подруга. — Виталь, улыбочку! Выйди заранее, чтобы они увидели тебя издалека и не встревожились, а когда она подойдет поближе к нашему укрытию, начинай.

Сыщик вышел на тропинку, некоторое время постоял вполоборота к писательнице и ее охранникам, делая вид, будто любуется водной гладью, помахал веткой, отгоняя комаров, при этом будто бы нечаянно выронил книгу, наклонился, поднял ее, бережно отряхнул, потом стал озабоченно рассматривать и, углядев какое-то пятнышко, протер обложку рукавом. Писательница была уже близко и наверняка разглядела хорошо знакомую ей яркую обложку, на которой золотом сверкали огромные буквы «Изабелла Астралова».

«Ну, артист! — восхитилась Алла, наблюдая за своим напарником. — Кто бы мог подумать, что в ней вдруг откроется талант перевоплощения…»

Наконец Виталий медленно повернулся, увидел; писательницу, расплылся в улыбке, но не двинулся с места, будто превратился в соляной столб от переполнявших его чувств. Ветку он выронил, а книгу титулом вперед прижал к груди обеими руками, чтобы Астраловой было хорошо видно название.

Свернуть та уже не могла — кругом кусты. Но, судя по всему, не испытывала страха и не собиралась спасаться бегством. Спокойно шла вперед, и расстояние между ними все больше сокращалось.

Наконец Виталий «обрел» дар речи и, откашлявшись, произнес с идиотской улыбкой:

— Не верю своему счастью… Даже и не мечтал… Я давний поклонник вашего таланта, госпожа Астралова, с вашими книгами не расстаюсь. Это гениально!

Женщина уже совсем приблизилась и остановилась напротив. Ее лицо скрывала густая черная вуаль, и было непонятно — нравятся ли ей восторженные излияния поклонника, или она просто ждет, когда тот выговорится и уступит ей дорогу — тропинка узкая, не разминуться.

Охранники тоже приостановились, сохраняя дистанцию и настороженно поглядывая на незнакомца.

— Пожалуйста, госпожа Астралова, можно авто граф? — блеющим голосом попросил сыщик, протягивая книгу.

Его визави достала из висящей на плече черной лакированной сумочки ручку, раскрыла книгу и спросила чуть хрипловатым голосом:

— Что вам написать?

— Что хотите! — Сыщик опять расплылся в восторженной улыбке, поедая знаменитость глазами. — Как вас зовут?

— Виталий. — Он судорожно вздохнул и выдохнул:

— Ох, даже не верится…

Астралова склонилась над книгой и сосредоточенно начала писать. Тут из-за куста медленно выплыла Алла, рассеянно поглядывая по сторонам. Толик, как ему было ведено, пока не высовывался. Подойдя почти вплотную, верная боевая подруга постояла с таким же обалделым видом, как и ее напарник, и вдруг одним быстрым движением сбила с женщины шляпу и воскликнула:

— Ба! Ожившая покойница Рита Мартова! А мы тебя на днях похоронили!

Та отступила на шаг, переводя испуганный взгляд с Виталия на Аллу. Телохранители не успели сделать и пары шагов, как из кустов с диким ревом вылетел верный оруженосец, схватил Риту в охапку и со всей силы швырнул ее в воду.

Первого охранника встретил сыщик, ловко сделав подсечку, и тот отлетел в кусты, а на второго напрыгнул разъяренный Толик. Силища у него богатырская, а уж когда он зол — и вовсе утраивается. Крепко досталось и противнику, и окружающей растительности.

— Дернисся — убью, — пообещал Аллин Санчо Панса, пнув напоследок поверженного охранника и выбираясь из кустов.

Все трое стояли на тропинке, наблюдая, как Рита барахтается в воде. Длинное платье намокло и тянуло вниз, к тому же аферистка нахлебалась воды.

— Может, по башке ей дать? — мрачно поинтересовался Толик. — Раз тада не утопла, пускай щас сдохнет.

— Не надо, пусть поплавает, — без тени сочувствия произнесла Алла.

* * *

Во второй половине дня «великолепная тройка» появилась в офисе «Самаритянина». Встревоженная Тамара тут же вскочила с места:

— Алла, где вы были?

— В ментовке, — лаконично ответила та, проходя в кабинет Матвея.

«Самаритянок» было всего трое, остальные — на задании.

— Что случилось? Почему вы попали в милицию? — не унималась Тамара.

Алла в красках поведала о случившемся и завершила свой рассказ:

— Мы довольно долго наслаждались приятным зрелищем, как Ритка барахтается в воде. Дно там илистое, коряги и всякая дрянь, и ей никак не удавалось встать на ноги. Да еще она нас боялась, а потому хотела выбраться на берег с другой стороны пруда, а как плыть в длинном платье и туфлях? Там сравнительно мелко только возле берега, а посередине пруда глубоко. Намучилась Ритуля, грязной водички нахлебалась, вся вывозилась, как паршивый щенок. Охранники после соответствующего воспитательного воздействия уползли в кусты, а потом потихоньку смылись, поняв, что работы так и так лишились, лучше убраться подобру-поздорову. Пока Ритка изображала из себя пловчиху, кто-то из гуляющих по другую сторону пруда увидел живописную картинку и призвал на помощь стража порядка. Тот бежит к нам, поднимая пыль форменными ботинками, а в это время дрожащая от страха и холода Ритка на карачках пытается выкарабкаться на берег. А мы втроем стоим и любуемся на перемазанную в тине и глине мерзавку. Мент употребил власть, вызвал подмогу, и нас-, всех повезли в ментовку. Наша лихая троица не возражала, напротив, охотно подчинилась. В тамошнем отделении мы сообщили, что сия мокрая дама нечаянно поскользнулась и упала в воду, а мы стояли в: сомнениях, что предпринять, — вода холодная, а рис-, ковать своим здоровьем не хочется. Показали свои документы, а у Ритки таковых, ясен перец, не оказалось. Когда менты попросили ее назваться, эта мразь смотрела на меня затравленным взглядом, вся тряслась и стучала зубами с перепугу — ух, я и покайфовала, от души насладившись ее перекошенной физиономией! Я оповестила служивых, кто она такая, и попросила связаться со следователем, который ведет дело Маргариты Петровны Мартовой, утонувшей семнадцатого мая сего года. Менты слегка прибалдели, но просьбу выполнили. Следователь велел доставить задержанную к нему, мы поглядели, как Ритку погрузили в ментовскую тачку с решетками на окнах, сделали ей на прощанье «козу» и отбыли, чрезвычайно довольные собой.

— Ты уже знала, что Ритка изображает Астралову?

— Нет, когда я задумала эту провокацию, то даже не предполагала, что под черной вуалью скрывается мнимая покойница. Мне просто хотелось посмотреть на эту даму вблизи. За пару дней до этого Виталька сказал, что живая Астралова уже не нужна сотворившей ее команде. И мне было непонятно зачем они вновь ее воскресили? Умерла так умерла. Нимба невинно погибшей для популярности романов Астраловой надолго хватит, особенно если интерес к ее персоне постоянно подогревать в прессе. А когда мне что-то неясно, я стараюсь получить ответ на волнующий меня вопрос. Еще мне показалось нелогичным, что случайно уцелевшая звезда опять гуляет по парку. Можно было вывезти дамочку за город, сохранив ее местопребывание в строжайшей тайне, и пусть совершает променад в глухом лесу. Она же якобы пережила психологический шок! Женщина, которую маньяк пытался убить, перепугается на всю оставшуюся жизнь, а эта дама опять бродит в тех местах, где на нее снова может напасть псих. Мало того, об этом пишут в прессе! Значит, ее команде это зачем-то нужно. И я решила выяснить — зачем.

— Я даже не предполагал, чем все закончится, — вступил Виталий. Положился на интуицию своей напарницы и импровизацию. Ты, видно, догадалась, услышав ее голос? — повернулся он к Алле.

— Ага. Голос у Ритки характерный, его не забудешь.

— Надо было ногой по башке ей дать, когда она вылазила на берег, пробурчал верный оруженосец, крайне недовольный, что виновница так легко отделалась.

— А кого же мы на днях хоронили? — спохватилась Олеся.

— Алису Незнамову, ее двоюродную сестру и любовницу Сергея.

Все уставились на Аллу в немом изумлении.

— Ты уверена? — наконец пришла в себя Тамара.

— Стопудово.

— Рита призналась?

— Да я и сама сразу догадалась, увидев живую Ритку. А когда мы ехали в ментовской «канарейке», я села рядом с ней и прошептала: «Это ты Алису столкнула в воду? Если сейчас соврешь, самолично придушу, rd-дина». Она со страху даже ответить не смогла, только кивнула. Подробности мы непременно узнаем, но общая картина уже ясна. Полагаю, дело было так. Сергей сказал Алисе, что не может бросить жену, а спустя некоторое время уехал в загранкомандировку, намереваясь сменить обстановку и спастись от метания между двумя женщинами. Алиса страдала, плакала, а потом надумала пойти к его супруге и все рассказать. И вдруг дверь открывает Рита. Представляю, какой шок испытала бедная женщина — опять увидеть ненавистную кузину, отравившую ей детство и юность! Да к тому же именно она явилась разлучницей! И Алиса, и Таисия боялись ее — та не раз грозилась их «извести» и при этом остаться безнаказанной. А Ритка быстро сориентировалась и выяснила, что муж ей неверен, а потом у нее созрел план, избавиться от той, что представляет угрозу ее браку и благополучной жизни. Нет любовницы — нет проблемы. Наверное, она запугала кузину и заставила ее переодеться. Обе сестры, и Алиса, и Тая, — из тех, кто не умеет за себя постоять. Они плакали, когда эта наглая тварь над ними издевалась, вместо того чтобы дать мерзавке достойный отпор. Так что, скорее всего, Алиса вела себя как кролик перед удавом. А Ритка, облачив соперницу в свою одежду, вывела ее на улицу, довела до набережной, дождалась удобного момента, когда поблизости никого не было, и столкнула в воду. Они почти одного возраста, Алиса всего на год старше, так что эксперт, проводивший вскрытие, ничего не заподозрил. Да и тело после девятидневного пребывания в воде подверглось таким изменениям, что сомнений не возникло. Рыбы сделали свое дело.

— А зачем Рита заставила Алису переодеться?

— Этого я пока не знаю. Но скоро все выяснится.

* * *

— Поймал гада, — услышала Алла в трубке чрезвычайно довольный голос верного оруженосца. — Щас привезу.

— Погоди, Толян, я не поняла, кого ты привезешь?

— Дак гада же!

— Филиппа, что ли?

— Ну!

— А где ты его поймал?

— Домой он приперся. А я тама караулил.

— Я полагала, что ты уже отказался от этой затеи. Мы думали, что Фил убит.

— Живой, сволочь!

— Так ты сейчас с ним в машине?

— Ну да!

— Сильно помял альфонса?

— А че — те его жалко, что ль?

— Ты уж не очень усердствуй, Толян.

— Дернется — ваще башку оторву на хрен.

* * *

Через полчаса верный оруженосец втащил в прихожую Аллиной квартиры перепуганного Филиппа, доволок его до гостиной и швырнул в кресло. На первый взгляд тот был цел и невредим, но смотрел на Аллу жалобным взглядом и мелко дрожал. Ей стало смешно — вот эта жалкая личность столько нервов потрепала ей, и Ларисе?

— Ну, здравствуй, Фил, — почти ласково произнесла она. — Зачем ты в бега-то подался?

— Я боялся… — пролепетал тот.

— Из-за убийства Астраловой?

— Да…

— Рассказывай, — потребовала Алла. Филипп молчал, обдумывая, в чем признаться, что утаить.

— Не телись, Филя, — посоветовала верная боевая подруга. — Ты в этом деле увяз по самую маковку, и если сейчас начнешь врать, то очень пожалеешь.

Стоявший до того неподвижно грозный Толик тоже решил поучаствовать в беседе. Сделав пару шагов по направлению к пленнику, он поднес к его носу кулак величиной с голову новорожденного ребенка и пригрозил:

— Щас врежу — мозги на хрен вышибу! Внушение произвело должный эффект, и Филипп, запинаясь, начал рассказывать:

— Изабелла… то есть Валентина, в последнее время стала совсем неуправляемой. Данька жаловался, что сдерживать ее все сложнее и сложнее…

— Откуда ты знаешь, что Изабелла Астралова — это Валентина Бобкова? перебила его Алла.

— Раньше я работал художником в издательстве «Кондор», а она бывала там пять лет назад. Как-то раз я увидел, как Валентина вместе с Яшей Корном зашла в кабинет Нечаева, хозяина издательства.

— А Якова ты откуда знаешь?

— Мы с ним работали в другом издательстве, «Светоче», приятельствовали. Валентина очень изменилась, — мы же много лет не виделись, — и я немного сомневался, она ли. Спросил Яшку, кто это, а он говорит: «Это восходящая звезда, Изабелла Астралова» Я засмеялся и сказал, что старая шлюха не может быть восходящей звездой, и рассказал про ее развлечения. Яшка попросил меня никому не говорить о ее прошлом, а за это обеспечивал работой. В парках на прогулках ее снимал я, другим фотокорреспондентам Яков запрещал к ней приближаться. За снимки он хорошо платил, а потом отдавал их в газеты.

— А с нею ты виделся?

— Да, ее квартиру фотографировал.

— И опять стал при ней альфонсом?

— Ну почему альфонсом? — обиделся Филипп. Стоявший на страже верный оруженосец немедленно продемонстрировал ему пудовый кулак и предупредил:

— Не залупайся, гад!

— А как еще назвать молодого человека, оказывающего сексуальные услуги немолодой тетеньке за определенное вознаграждение? — поинтересовалась Алла.

— Я не брал у нее денег…

— Не физди! — презрительно скривилась она. — Без вознаграждения у тебя и не встанет. Ни за что не поверю, что эту потасканную шлюху, к тому же алкоголичку, ты трахал забесплатно. С других ведь брал бабки на мифическую выставку, в частности у моей подруги Ларисы.

— Все отдаст, гад! — кровожадно пообещал Толик.

— Отдаст, — кивнула Алла. — И с процентами. А в уплату долга мы заберем его квартиру.

Филипп смотрел на нее затравленным взглядом, но не рискнул возражать.

— Сколько ты взял у Ларисы?

— Десять тысяч долларов…

— После продажи хаты сдачу мы тебе вернем.

— Щас! — возмутился верный оруженосец.

— Пожалуй, ты прав, мой Санчо Панса, — согласилась боевая подруга. За три года как раз столько процентов и набежало. Есть две вещи, которые не стоит забывать, — долги и зонтик.

— И тачку его отнимем. — Толик все еще никак не мог успокоиться, что виновник треволнений его обожаемой начальницы останется без физического наказания, и решил компенсировать эту несправедливость, наказав негодяя материально.

— Тоже дельная мысль, — одобрила Алла. — Пусть наш избалованный жиголо пользуется общественным транспортом. На неимущего богатая дама не клюнет, и останется он не у дел. Сейчас мы мило поболтаем, потом отвезем Фила к нотариусу и оформим дарственную на его красивое авто и квартиру. А тряпки свои пусть забирает, верно, Толян?

— Седня же выкину, — оповестил тот, решив наказать Филиппа по максимуму.

— Так тому и быть, — проявила солидарность Алла. — Лишим альфонса всех его причиндалов, чтоб впредь неповадно было промышлять поганым ремеслом.

Вконец деморализованный Филипп совсем сник.

— Ну, повествуй дальше, — ровным тоном велела хозяйка.

— Как-то я заехал в «Кондор», а секретарша пошла обедать и попросила меня подменить ее возле телефона. Я сидел в приемной и вдруг услышал голоса Яшки и Эдуарда Леонидовича. Они обсуждали, что делать с Валентиной, мол, пора от нее избавиться, она уже совсем без тормозов. Затеяла презентацию, а как ее показать публике? Утро у нее начинается с опохмелки, а потом ее несет без удержу. Яша говорил, что на встречу придут две-три сотни журналистов, если кто-то заметит, что она поддатая, то это конец всему. Да и вообще, если Валентина откроет рот — полный каюк. А Эдуард: «Проблему нужно решать, и как можно скорее». Минут через десять они вышли из кабинета, увидели меня и поняли, что я все слышал. Яша говорит: «Филипп свой человек, он нам поможет». И попросил меня найти женщину на замену Валентине — чтобы по возрасту подходила, была такого же роста, телосложения, умела складно говорить и отвечать на вопросы журналистов, могла что-то написать без орфографических ошибок, хотя бы дать автограф, а самое главное — согласилась на эту роль. Само собой, требовалась незамужняя, без детей, родственников и друзей — чтобы ее не искали.

— Непростую задачу поставили перед тобой подельщики, — хмыкнула Алла. — Как я понимаю, их разговор ты услышал отнюдь не случайно, а подслушивал. Вряд ли они орали во весь голос, ведь обычно в приемной сидит секретарша, у которой тоже есть уши. Да и вообще, такие грязные дела не принято громко обсуждать.

По понурому виду пленника она убедилась, что не ошиблась.

— И сколько же тебе посулили за посреднические услуги?

— Десять тысяч…

— Это твоя постоянная такса, что ли? — съехидничала верная боевая подруга. — Со всех берешь чирик кусков зеленых?

Филипп промолчал, пряча глаза.

— И где же ты нашел такую кандидатуру? Ведь у тебя иной контингент богатые немолодые дамочки. Они бы на такую роль не согласились.

— Незадолго до этого приятель просил меня заняться его женой…

— Как — заняться?

— Ну, он не решался сказать благоверной, что хочет подать на развод.

«Теперь понятно, что за камень на душе у Сереги, — подумала Алла. — Да уж, не очень-то красиво он поступил».

— Ну-ка, ну-ка, изложи поподробнее ваш диалог, — велела она.

— Он попросил развлечь ее. Я говорю: «Хочешь поймать жену на измене и уйти чистеньким?» А он: «Я не имел в виду адюльтер. Просто помоги ей пережить этот сложный период, Рита так одинока». Я заверил, что выручу его, и сделаю так, что вскоре жена сама подаст на развод.

— Неужели он заплатил тебе за то, чтобы ты соблазнил его жену?

Алла тут же пожалела о том, что задала этот вопрос. Ну почему мы частенько хотим знать то, что не нужно знать?!

Но к счастью, ее опасения не сбылись…

— Нет, об этом вообще речи не было, — помотал головой Филипп. — Зря ты так плохо обо мне думаешь, Алла. Сергею я многим обязан — он не раз меня выручал, ссужал деньгами, когда я был на мели, помогал с работой, устроил фотокорреспондентом в приличную газету, давал приглашения на разные светские мероприятия — сам он не любит на них ходить.

«Так вот как Филипп попадал на всевозможные тусовки… Серега известный журналист, ему постоянно присылали приглашения, а ими пользовался этот альфонс и охотился там на богатых дам. И мы с Ларкой тоже попали в его сети».

— В начале мая мы с Сергеем были на юбилее известного журналиста, нашего общего приятеля, разговорились. Серж сказал, что ушел от жены, но не решается поставить последнюю точку. И выразительно замолчал. Я догадался, что он ждет моего предложения, и спросил, чем могу помочь в этой ситуации. А Сергей: «Если бы ты развлек Риту, ей было бы легче пережить наш разрыв, все же она остается не одна…» Я согласился. Он дал мне адрес жены, сказал, где она работает…

— Дальше примерно так, — перебила его Алла. — Ты следил за ней и фотографировал, как и всех своих дойных коров. Не прикидывайся, вовсе не из чувства признательности ты согласился выполнить просьбу приятеля, а решил поиметь с этого навар, зная, что Сергей хорошо зарабатывает и с его супруги можно урвать на мнимую выставку или еще какие-то насущные нужды бедного художника-альфонса. Потом ты отнес снимки подельщику, который малюет с них портреты, и ждал, когда картина будет готова. Заодно выяснял все о Маргарите Мартовой. И понял, что с ней можно договориться, — честолюбива, завистлива, тщеславна, любит деньги. Детей и родственников нет, друзей тоже, муж решил с ней развестись, а потому препоручил ее тебе, чтобы облегчить себе жизнь, — утешитель у экс-благоверной есть, и Серегина совесть чиста. К тому же Рига журналистка, умеет общаться с людьми, складно говорит, пишет без орфографических ошибок. В общем, по всем статьям годится на замену Астраловой-Бобковой.

— А что в этом такого? Я всего лишь предложил, Марго сразу согласилась. Не захотела бы — отказалась, вот и все.

— Да ты наверняка был стохреново уверен, что эта мерзавка туг же ухватится за возможность взять реванш! Ведь всю свою жизнь, с самого малолетства, Ритка делала гадости, подличала и пыталась устроиться за чужой счет, и чего в итоге достигла? Да ничего! Она пыталась обратить на себя внимание, цепляла брюлики-караты и дорогие туалеты, каталась на дорогой машине, а мужчины в ее адрес ноль эмоций, в том числе и супруг, друзей-приятелей нет, круг общения — сотрудники жалкой малотиражной газетенки, да и те ее презирали, называли «копрофилкой», «дерьмокопллкой», «мышкой-говноройкой», «чернушницей» И вдруг женщина, которую не замечали и презирали, перевоплощается в знаменитость! Да о таком счастье она и в самых смелых мечтах не грезила Плюс к тому еще и денег ни за что ни про что огребет. Вот уж Ритуля небось порадовалась, что всем утрет нос и отыграется за прошлое! Этой твари без разницы, что она будет жить под чужой фамилией и воспользуется чужой славой. Хапать принадлежащее другим людям ей привычно, нравственностью эта дрянь не обременена. Зато окажется в центре всеобщего внимания Но — не повезло сучке, план не удался, будет теперь гнить в тюряге, зэчки быстро собьют с нее спесь.

Филипп вздрогнул и испуганно посмотрел на Аллу, но промолчал.

— Где ты с ней познакомился?

— На презентации Астраловой.

— Почему не раньше?

— Портрет еще был не готов.

— Понятно, это же твой фирменный прием, — скривилась Алла. Произвести на женщину впечатление своим подарком, а после этого она мягкий воск в твоих руках, так? Ясен перец, тебе нужно было вначале изобразить пламенную любовь. Ты не мог просто подойти даже к такой бессовестной негодяйке, как Рита, и сказать: «Не желаете ли стать дублершей известной писательницы, которую скоро убьют?»

— Я не знал, что ее убьют…

— Да не ври! Тут даже полный кретин сообразит, зачем Яша с Эдуардом просили тебя найти ей замену.

— Мне они сказали, что Валентину по-тихому свезут в психушку лечить от алкоголизма, она же совсем пропилась.

— И ты поверил?

— Поверил.

— И опять врешь!

Потерявший терпение Толик уже занес кулак, чтобы использовать иной аргумент для получения правдивых показаний, но Алла жестом остановила его:

— Как же ты мог поверить? Алкоголизм — не душевная болезнь: пару месяцев полечат и отпускают Навечно в психушку никого не помещают — это я тебе со знанием дела говорю. Выйдя из больницы, Валентина подняла бы бучу на ее месте самозванка Пусть она и пропилась, но ведь в здравом уме. Да и денег у нее навалом. Бобкова бы такой фурор в прессе устроила С памятью-то у нее почти порядок, дамочка еще не в маразме, напомнила бы разные деликатные моменты, известные только ей в бытность Астраловой, и убедила журналистов, что именно она — подлинная, а Рита — самозванка. Да и квартира со всякими прибамбасами принадлежит ей. Так?

— Квартиру приобрел ее муж, а Эдуард Леонидович у него откупил.

— Зачем?

Филипп молчал, и Алла догадалась:

— Значит, план устранения Валентины зрел заранее, и подельщики хорошо подготовились. Псевдоним Астралова принадлежит издательству, а теперь и ее диковинное жилище тоже. Осталось поселить там ту, которая будет изображать писательницу.

Ей и не нужен был ответ — и так все ясно.

— Так что, парень, не ври. Иллюзий ты не строил и прекрасно знал, какая судьба уготована Валентине.

— Тогда я об этом не задумывался. Только потом понял, когда все проанализировал. Про квартиру я узнал уже после смерти Валентины. Я и в самом деле поверил, что ее запрут в психушке. Яшка ездил в психиатрические больницы, смотрел, какие там условия.

— В наших больницах нет одиночных палат, как в иностранных клиниках. Палаты четырехместные или многоместные, больных никто не запирает, они ходят на прогулки. А Валентина всем бы расхвасталась, что она знаменитая Астралова. Такая огласка твоим соучастникам не нужна. Потому они замыслили план убийства, а ты им в этом помог. Одного не пойму — зачем же ты подставился с телефонным звонком?

— Я ведь не знал, что ее убьют. — Филипп прижал руки к груди, умоляюще глядя на Аллу.

— Ну хорошо, допустим, я тебе верю, — смилостивилась она. — И только потому, что в противном случае ты — клинический идиот. Так, рассказывай, как было с Риткой.

— Мы ушли с презентации, посидели в кафе, потом поехали ко мне. Вечером я позвонил Якову, сообщил, что нашел подходящую замену Астраловой, а он в трансе: «Филипп, беда, ее убили!» Мне тогда и в голову не пришло, что они с Эдуардом организовали заказняк, я ведь был уверен, что в десять утра за Валентиной приедет психоперевозка и ее увезут в дурдом. Данька жаловался, что тетка совсем сбрендила, у нее начинается белая горячка, подозрительная стала, всех боится, дверь никому не открывает. Гибель Валентины оказалась для меня неожиданностью, но в тот момент не возникло подозрений в адрес Яшки с Эдуардом. Я спросил, что мне делать с Марго, а Яков велел «Пусть она пока будет с тобой, возможно, понадобится. Потом решим, нужна ли замена Астраловой, сейчас не до этого. Мы все в шоке, нас допрашивают, а ты сиди дома и никуда не высовывайся».

— И ты решил отработать свой гонорар в десять кусков баксов, — ехидно продолжила Алла.

— Не мог же я выгнать Марго…

— А картину подарил?

— Подарил…

— В общем, не желал упускать свой будущий гонорар за дублершу Астраловой. А куда потом делись Риткины фотографии и портрет?

— Я их изрезал и выбросил, когда она уехала домой.

— Ясно, картина свое дело сделала, и ты решил не оставлять следов. А зачем Ритку отпустил? Ведь Яков велел тебе приглядывать за ней.

— Она объявила: «Раз я начинаю новую жизнь, нужно подчистить все хвосты, чтобы меня не хватились».

«Значит, как раз в это время к ней явилась несчастная Алиса. Или же наоборот — Ритка давно выследила Сергея и узнала, что у мужа любовница. А когда Филипп предложил ей кардинально изменить свою жизнь, поняла, что можно убить двух зайцев, и решила разделаться с соперницей, использовав ситуацию себе на пользу: Рита Мартова якобы погибает, и никто не заподозрит, что теперь она стала Изабеллой Астраловой. Для этой цели ей понадобилось переодеть Алису в свою одежду и прицепить аккредитационную карточку, которая наведет следствие на ложный след. Заодно и Сергею отомстила — жена погибла, он под подозрением. Ну и подлюка…»

— Рита знала, что Астралова убита?

— На тот момент нет.

— Как так?

— Мы с ней несколько дней не выходили из дому, телевизор не включали.

— Понятно… Ты активно обрабатывал Ритку в по стели, чтоб стала сговорчивей, — хмыкнула Алла. — не сообщил о гибели Астраловой потому, что боялся спугнуть Марго-Риту. Как ты ей объяснил — куда денут писательницу, чье место она займет?

— Мы с ней познакомились примерно в час дня. Я-то думал, что Валентина уже в психушке, а потому предложил Марго уйти, пообещав надиктовать ей материал. Пока мы сидели в кафе, я упомянул, что Астралова на почве одиночества совсем свихнулась и ее по-тихому отвезли в соответствующее место. Марго не поверила, и тогда я рассказал ей о писательнице. Она очень обрадовалась, что удастся написать оригинальную статью, как Астралова была одинока и несчастна, ее никто не любил. На тот момент я не знал, что Валентины уже нет в живых… Я сказал Марго, что писательница и раньше была со странностями, а теперь и вовсе свихнулась на почве своего одиночества и стала пациенткой дурдома, но просил сохранить этот факт в тайне. Под мою диктовку Марго настрочила основные тезисы будущего очерка. Потом мы поехали ко мне, а через несколько дней она оповестила, что ей нужно подчистить все хвосты, и отправилась домой. Оказалось, что она решила закончить статью, набрать текст на компьютере и сдать в редакцию…

— Зачем? — перебила его Алла. — Ведь к тому времени вы уже обсудили, что Марго-Рита станет Астраловой.

— Но ведь не от меня зависело, — возьмут ли ее на это место.

— Она же подходила по всем параметрам.

— Сергей Мартов — известный журналист. Вдруг он пришел бы брать интервью у Астраловой и узнал бы жену? Даже если она лицо занавесит, голос-то не изменишь. Яша поставил условием, чтобы кандидатура была не замужем. Поэтому я не мог стопроцентно гарантировать Марго, что ею заменят Астралову.

«Потому она и расправилась с Алисой, чтобы все считали ее погибшей, и стала женщиной без имени, без мужа…»

— Марго мечтала прославиться как журналистка и надеялась, что ее статью заметят, — все ж никто не писал об Астраловой в таком ключе, продолжал Филипп. — Сказала, что хочет оставить запасной аэродром — если Яков с Эдуардом ее не возьмут, то она опять вернется в журналистику, найдет другое место, попрестижнее.

«Ее тщеславные мечты не реализовались — горе-журналистку с позором вышибли с работы, а эта мразь озлилась, что лишилась запасного аэродрома, и решила: теперь у нее лишь один путь — стать Астраловой, и убила Алису, чтобы имитировать собственную гибель. Все концы обрубила, гадина».

— Знаешь ли ты, подонок, что вы с ней два сапога пара? Ты из-за своей алчности приложил руку к убийству Валентины… Не дергайся! — прикрикнула Алла, когда Филипп резко вскинул голову. — И не изображай невинного агнца. Если бы ты не согласился найти ей замену, Яшка с Эдуардом вряд ли стали бы претворять свой план, все ж они не профи в этом деле. Так что ты соучастник убийства, Филя. А Рита тебя переплюнула, став убийцей.

Пленник молчал, пряча глаза, и ее вдруг осенила догадка.

— Ты об этом знал? — спросила Алла свистящим шепотом, а верный оруженосец сразу напрягся. Посмотрев на съежившегося от страха экс-любовника, верная боевая подруга поняла, что ее предположение верно. Ты все знал, подонок… Откуда? — резко выкрикнула она Филипп вздрогнул, но не проронил ни звука.

— Отвечай, сволочь, когда тя спрашивают! — не выдержал Толик и легонько въехал ему по уху. Но лишь ему самому показалось, что он пихнул допрашиваемого вполсилы, а Филипп завалился на бок и завыл тонким противным голосом.

— Ну, я жду, — потребовала Алла, не обращая внимания на его скулеж.

— Я их видел… — наконец вымолвил пленник, втянув голову в плечи и со страхом поглядывая на грозного Аллиного помощника.

— Быстро рассказывай, — приказала она. — Мне надоело выдавливать из тебя в час по чайной ложке.

Верный оруженосец опять занес внушительный кулак над головой альфонса, и это произвело на него должное впечатление. Он торопливо заговорил, не переставая бросать испуганные взгляды на набычившегося Толика:

— Яша позвонил и спросил, где Марго. Я ответил, что уехала домой. Он стал орать, зачем я ее отпустил. Я говорю: «Никуда она не денется». А Яков велел: «Немедленно привези ее к себе. Пусть живет у тебя, пока не понадобится, и никуда из квартиры не выходит». Когда я подъезжал к ее дому, вижу — Марго ведет какую-то женщину, держа ее под руку, у той лицо испуганное, заплаканное, а у Марго злое, я ее такой ни разу не видел. На женщине ее плащ, я хорошо его запомнил, почти неделю висел у меня в прихожей. Пока я размышлял, что делать, — подойти ли к Марго в присутствии ее спутницы или дождаться, когда она вернется домой одна, — они направились к набережной. Остановились возле парапета, о чем-то разговаривали, и вдруг Марго столкнула жертву в воду…

— А ты, гад, спокойно смотрел на это? — заорала Алла.

— Алка, дай я ему врежу, — взмолился верный оруженосец.

— Врежешь, — пообещала та, чуть поостыв. — Вначале пусть все расскажет. Давай, поганец, излагай, и поживей.

— Все произошло так неожиданно… Я и помыслить не мог, что Марго способна на такое… Хотел побыстрее уехать, а руки-ноги не слушаются, не могу завести машину. И вдруг вижу — Марго идет. Подошла, криво улыбнулась и говорит: «Ну вот, я покончила с прошлым и готова начать новую жизнь». Меня аж всего передернуло, а она: «А ты что думал? Наврал, будто Астралова в психушке, а ее в день несостоявшейся презентации убили. Как ты мог этого не знать, ведь хвалился, будто свой человек в доме писательницы?! Наверняка тебе сразу сообщили о ее гибели. Так что нечего строить из себя невинного младенца. А зачем ты следил за мной?» Я ответил, что приехал за ней, чтобы отвезти к себе. А Марго: «Жаль, не заметила тебя сразу, а то бы не пришлось все делать самой. Запомни: мы теперь одной веревочкой повязаны. Имей в виду: в случае чего я тебя сдам. Скажу, что раньше Алиса была твоей любовницей, но предпочла Сергея, и дам показания, что видела из окна своей квартиры, как вы ссорились на набережной, а потом ты сбросил ее в воду. Наверняка найдутся свидетели, которые вспомнят твою приметную машину. Не отвертишься, Филипп, так что лучше держи язык за зубами». — Он немного помолчал. — Марго страшный человек. Я ее боюсь.

— И тем не менее лелеял надежду когда-нибудь шантажировать ее. Вот дурачок-то… — Алла посмотрела на него с брезгливой жалостью. — Да Ритка бы тебя живьем съела и не подавилась. Связался малек с акулой…

Она закурила, чтобы немного прийти в себя. Уже не в первый раз ей пришло в голову, что при расследовании преступлений поневоле приходится сталкиваться со многими человеческими пороками.

«Уму непостижимо — как же такие чудовища живут среди нормальных людей… Откуда все эти монстры берутся?..»

Докурив сигарету, верная боевая подруга ткнула ее в пепельницу и тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, — сейчас нужно довести допрос до конца, некогда заниматься анализом.

— Когда Рита от тебя уехала?

— Шестнадцатого мая.

— А когда она столкнула в воду Алису?

— На следующий день.

— А еще через день, переорав со страху, ты решил обратиться ко мне за помощью. Толян, а ты молоток, что засек, как он за нами тащился в Шереметьево, когда мы встречали Ларку с Казановой, — обратилась Алла к верному оруженосцу.

— Я ж те говорил, надо было сразу дать этому гаду по башке. Враз бы в сознанку пошел. А то сколь я его караулил возле дома!

— Неужели каждый вечер сидел там в засаде?

— Ну, — подтвердил ее верный Санчо Панса.

— Молодец! — еще раз похвалила Алла. — Если б не твоя бдительность, мы бы этого мерзавца упустили. Зачем ты притащился в свою хату? — спросила она Филиппа.

— Хотел забрать портрет Валентины.

— Поздно, Леля, ты полюбила вора, — с усмешкой процитировала она тюремный фольклор. — Та картина уже тю-тю. А где ты скрывался? У приятеля, который малюет дамские портреты?

По его молчанию Алла поняла, что не ошиблась.

— Кто он? Где обретается?

— Федор Каплунов, живет в Зеленограде.

— Почему он сам не берет заказы?

— Федька пьет…

— А ты, стало быть, давал ему на чарку и шкварку, и за это он изображал твоих дам на полотне… Неплохо ты устроился, халявщик Филя. Когда-то я полагала, что ты талантливый художник… А ты и мазилка бездарный, и как человек полное дерьмо. У тебя лишь один талант — умение выгодно продать талант, которым не обладаешь. Ларкины фотографии ты, очевидно, спрятал у Федора?

Пленник кивнул, уткнувшись взглядом в пол.

— Толик, отвези его в Зеленоград, — распорядилась верная боевая подруга. — В квартиру Федора войди вместе с ним, чтобы он не выкинул какой-то фортель, забери Ларкины фотки, пленки, заодно и снимки других баб, наверняка у этого шантажиста целая коллекция аналогичной продукции. Здорово ж ты эксплуатировал свою профессию, будучи никчемным художником: дарил портреты, присвоив себе авторство, просил денег без отдачи на мнимую выставку, фотографировал обнаженных любовниц, наврав, будто это замена утомительному позированию, а на самом деле собирал материал для будущего шантажа.

— А к нотариусу када? — поинтересовался обстоятельный Толик, сторонник доводить важное дело до конца.

— Да пошутила я насчет его квартиры и авто, — отмахнулась его боевая подруга.

— Еще че! — возмутился верный оруженосец. — Щас сгоняем к нотариусу, пускай этот гад перепишет хату и тачку на меня, после я их продам, десять кусков Ларке, а остальное отдам Тайке.

Некоторое время Алла удивленно смотрела на него, потом улыбнулась:

— Хорошо, мой Санчо Панса, так тому и быть. Насчет Таисии ты верно решил Будем считать, что Филипп вернул ей деньги, которые Ритка отняла у кузин, отсуживая их квартиру. За все в жизни приходится платить, Филя. Ты ввязался в грязное дело и за это заплатишь. А Ритка получит срок за убийство Алисы Раз эта мерзавка не умеет жить среди нормальных людей, пусть учится жить в тюрьме.

Толик схватил Филиппа своими лапищами за плечи и так тряхнул, что голова пленника мотнулась, как у тряпичной куклы.

— На протокол, гад, следаку выложишь, как эта сука Алиску утопила. Я с тя глаз не спущу.

— Да, Филя, ты все честно расскажешь следователю и подпишешься под своими показаниями.

* * *

На следующий день Алла встретилась с Виталием и оповестила его:

— Напарник, навещу-ка я Эдуарда Леонидовича Нечаева, главу издательства «Кондор».

— Зачем? — удивился сыщик.

— Желаю посмотреть ему в глаза.

— Не дури, напарница, он же организатор убийства!

— Вот я хочу пообщаться с этим хищником.

— Опять затеешь играть с ним в гусарскую рулетку?

— Нет, эти игры уже в прошлом. Теперь у меня иной способ наказывать мерзавцев.

— О чем ты собралась говорить с Нечаевым?

— Сориентируюсь по ходу дела. Понимаешь, на него у нас ничего нет, кроме слов Филиппа. Но для суда это пшик. Ну говорили Эдуард с Яшей, но ведь слово «убийство» в их диалоге не прозвучало, а произносилось «убрать», «заменить». Это можно понимать как угодно. К тому же их двое против одного Фила. Отопрутся, мол, он врет, никакого разговора не было. И нам не ухватить их за жопу.

— Но ведь они заменили Астралову Ритой Мартовой.

— Ну и что? Это не криминал. Да, мадам Бобкова убита, но кто теперь докажет, что именно она исполняла роль писательницы Изабеллы Астраловой?

— Допросят обслугу.

— Допустим, литсекретарь и прочие дадут показания. Но сама по себе замена одной подставной фигуры другой — уголовно не наказуема Да, дурили читателя, да, Бобкова-Астралова писать не умела, а за нее работала команда «негров», так ведь это сейчас повсеместно! И что — всех издателей за это сажать?!

— Н-да… — Сыщик озадаченно почесал в затылке. — Против этого возражений нет, но твоя идея пойти к Нечаеву меня не воодушевляет.

— Брось, — отмахнулась верная боевая подруга. — Не пристрелит же он меня в собственном кабинете!

* * *

— Эдуард Леонидович у себя? — высокомерно спросила Алла секретаршу, положив свою визитку на стол.

— Да. А вам назначено? — поинтересовалась та.

— Назначено, — тем же тоном бросила посетительница, подходя к обшитым натуральной кожей дверям кабинета хозяина издательства.

«А ведь через такие двери ничего не услышишь — специально позаботились о хорошей звукоизоляции… — задумалась верная боевая подруга. — Как же Филя мог подслушать беседу Нечаева с Корном?..»

Открыв дверь, она увидела за ней вторую, тоже очень солидную, и опять подумала, что из приемной не слышно, что происходит в кабинете главы издательства.

Войдя в кабинет, Алла с порога любезно поздоровалась:

— Здравствуйте, Эдуард Леонидович.

Сидящий за столом очень полный мужчина поднял голову от книги, и тут посетительница застыла как вкопанная, не в силах вымолвить ни слова. Через несколько секунд к ней вернулся дар речи, и верная боевая подруга вскричала:

— Эдик! Это ты!

— Здравствуй, Алла, — заулыбался тот, вставая и огибая огромный — под стать хозяину — стол. Подойдя к гостье, он с некоторым усилием склонился и приложился к ее ручке. Выпрямившись, восхищенно оглядел свою визави и отметил:

— Ты стала еще эффектней, хотя и раньше была красавицей. Безмерно рад тебя видеть. Какими судьбами?

Она не нашлась что сказать. Тучный мужчина, который сейчас смотрел на нее с приветливой улыбкой, оказался тем самым Эдиком, который обосновался по соседству с подвальным помещением, которое пять лет назад она арендовала, решив заняться бизнесом.

В первый день своей карьеры новоиспеченная бизнес-леди Алла Королева водрузила на облезлую дверь подвала, исписанную граффити матерного содержания, собственноручно начертанную табличку с гордым названием «АО „Прима“. Полюбовавшись на результат, она самоуверенно заявила сидящим на скамеечке возле подъезда старушкам: „Запомните это название. Когда-нибудь вы будете гордиться, что стояли у истоков блистательного бизнес-пути самой красивой женщины ЖЭКа номер пять“. Оставив бабулек с открытыми от удивления ртами, она помчалась знакомиться с соседями-коммерсантами, предусмотрительно прихватив с собой бутылку коньяку.

Первым оказался как раз Эдик, владелец книгоиздательской фирмы. На распахнутой двери его подвала таблички не оказалось, верная боевая подруга вошла, огляделась, представилась и с ходу очаровала хозяина. Распив с ним коньячок для закрепления отношений, она вызнала все, что нужно: сколько давать ментам, которые тоже желают поиметь с любого коммерсанта, сколько пожарникам и прочим нахлебникам, сколько рэкетирам, сколько стоит установка телефона. Словом, он предоставил ей сведения, необходимые любому приобщившемуся к делу, где крутятся живые деньги.

Они сразу прониклись друг к другу симпатией и подружились. Знала Алла и его жену Татьяну, и двух их дочек — вся семья частенько приходила в подвал с громким названием „офис“, по-свойски забегали они и в Аллин подвал, именуемый столь же громко. Бывала она и у них дома — они соседствовали. Эдик и Таня завзятые преферансисты, как и верная боевая подруга. Свободными вечерами они играли втроем» а иногда вчетвером, если приходила Лариса.

Эдик обогатил домашнюю библиотеку соседки своей издательской продукцией, само собой бесплатно, но воспитанная на настоящей литературе Алла щедро раздавала большую часть его подарков своим менее притязательным знакомым, не желая портить подобными «шедеврами» свой интеллект.

Потом верной боевой подруге пришло в голову озаботиться защитником, и ей стало некогда играть в преферанс с соседями-книгоиздателями. «Крышей» она выбрала Славу Миронова по прозвищу Мирон, большого любителя префа, а для того, чтобы подобраться к командиру, начала с его шестерок. Толик, ныне ее верный оруженосец, в то время был рэкетиром, собиравшим дань в их районе. Алла очаровала и Мирона, тот стал ее любовником и ссудил беспроцентным кредитом, снял для нее и Ларисы отличные помещения под офис-склад, подруги купили шикарные квартиры и переехали. С тех пор Алла не виделась с Эдиком.

Пять лет назад ей и в голову не пришло узнать фамилию супругов. Названием их фирмы она тоже не интересовалась — ей-то какое дело?! Ну занимаются они книгами, которые сейчас валяются на любом прилавке, какая разница, как называется их контора?!

И вдруг оказывается, что тот самый приятель Эдик, с которым она частенько душевно болтала о житье-бытье, советовалась, — он уже не новичок в коммерции, а Алла только начинала, — который помогал ей чинить старенький «жигуль», ссужал деньгами, хотя ему самому их вечно не хватало, — оказался Эдуардом Леонидовичем Нечаевым, создателем мифа об Астраловой и организатором ее убийства.

Сейчас Алла стояла в растерянности. Ну надо же… «Мир тесен, но не настолько», — однажды сказала она по аналогичному поводу.

Приятель молчал, пока она предавалась воспоминаниям и размышлениям.

Наконец Алла брякнула:

— Я пришла тебя наказать.

— Меня? — удивился Эдик. — За что же?

— Ты приказал убить Астралову.

— С чего ты взяла? — еще больше изумился приятель. — Алла, ты здравомыслящая женщина и хорошо меня знаешь. Мог ли я приказать кого-то убить?

— Эдька, у меня в башке полный бардак. Давай-ка присядем.

Хозяин подвел гостью к кожаному угловому дивану, дождался, пока она сядет, и сел сам.

— Чай, кофе? — осведомился он.

— Спасибо, пока не нужно.

— А рюмочку?

— Составишь компанию?

— Я теперь не пью, но предложить-то можно, — рассмеялся Эдик, и она засмеялась в ответ.

— А раньше, помню, мы с тобой славно разминались за бутылочкой коньяку…

— Увы… Мотор барахлит. — Собеседник приложил руку к сердцу.

— Между прочим, хороший коньячок в малых дозах очень даже способствует расширению сосудов! Ларке ее лечащий врач велел понемножку потреблять сей благородный напиток.

— А что — Лариса тоже страдает сердечным заболеванием?

— Страдает… Стенокардию заработала.

— Да, бизнес — нелегкая ноша, — согласился Эдуард Леонидович. — Для женщины в особенности. А Лариса была очень хрупкой, худенькой.

— Да и сейчас такая же — ее ветром качает. А ты так растолстел оттого, что разбогател? — подколола Алла.

— Татьяна заставила заняться своим здоровьем. Принимаю кортикостероидные гормоны, вот и разбух. У меня же астма.

— Извини, Эдик… Совсем забыла, — повинилась верная боевая подруга. Ляпнула сдуру.

— Да ладно, — улыбнулся ее собеседник. — Сам знаю, что стал похож на Гаргантюа.

— Эдька, обалдеть… Уж кого-кого, но тебя я не чаяла увидеть в образе того циничного и безжалостного издателя, который набросали мы с друзьями.

— А с чего это вы рисовали мой образ? — улыбаясь, спросил он.

— Потом расскажу. Вначале ответь на мои вопросы.

— Отвечу.

Верная боевая подруга ни на секунду не усомнилась, что ее давний приятель будет честен, — Эдик такой.

— Астралова ведь издавалась у тебя?

— Да, — кивнул он.

— Она и в самом деле была отъявленной стервой?

— Еще хуже, если только может быть хуже. Выпила из нас цистерну крови, всех измочалила, пять с по ловиной лет жили как на вулкане. У Татьяны от нее начиналась нервная трясучка.

— Ох, от растерянности даже забыла поинтересоваться, как Танька поживает?

— Спасибо, замечательно.

— Привет передай.

— Непременно. В гости как-нибудь заглянешь?

— Обязательно. А как твои девчонки?

— Лола три года назад вышла замуж и уже дважды сделала меня дедом внуку скоро два года, внучке пять месяцев. Ее муж работает в нашем издательстве, а она сидит дома с детьми. Алла о браке и слышать не желает. Деловая! Решила, что вначале нужно сделать карьеру, а уже потом обзаводиться семьей.

— Тезка вся в меня! — порадовалась Алла-старшая. — А чем Алка занимается?

— А чем сейчас занимаются деловые женщины?! Бизнесом, разумеется. По нашим с Танюшей стопам Аллочка пойти не пожелала, закончила финансовую академию, теперь трудится в коммерческой фирме.

Верная боевая подруга достала визитку и протянула собеседнику:

— Пусть позвонит, если ей понадобится хорошая работа или помощь. Я ведь теперь весьма состоятельная бизнес-леди.

— Ничуть не сомневаюсь. По тебе сразу было видно, что ты далеко пойдешь, — уверенно произнес собеседник.

— Эдик, я уже полностью отказалась от своих подлых домыслов в твой адрес и приношу извинения, но хочу кое-что уточнить. Самый главный вопрос: ты знаешь, кто убил Астралову?

— Догадываюсь.

— Кто?

— Об исполнителе понятия не имею, а заказчиком выступил ее супруг Семен Бобков, с подачи имиджмейкера Даниила Фаргина.

— Вот это номер!

— А чему ты удивляешься? Бобков спал и видел, чтобы супруга очутилась на том свете. Она всех изводила, а его в особенности. Семен ведь был у нее на крючке.

— Это я знаю.

— Да? Откуда?

— Мы проводили частное расследование.

— Зачем? — удивился приятель.

— В этом деле все так запутано, что без бутылки не разберешься.

— Так давай налью, — рассмеялся Эдик. — Может, вместе распутаем.

Он встал, прошел к бару и вернулся с коньяком и двумя рюмками.

— Раз, говоришь, в малых дозах полезно, выпьем по старой памяти, предложил он, разливая благородный напиток.

— Давай расширим сосуды, — согласилась верная боевая подруга, чокаясь с приятелем. — Ты прав, Эдька, без твоей помощи мне и впрямь этот клубок змей не распутать.

— Змея там была одна — Валентина, а всех остальных она дергала за ниточки и никому не давала жить спокойно.

— Шантажировала, что ли?

— И это тоже, — кивнул Эдуард. — К тому же отравляла всем жизнь своим отвратительным характером.

— А тебя-то она чем шантажировала?

— Грозилась, что расскажет журналистам, как мы создали миф об Астраловой.

— А ей-то зачем эго было нужно?

— Валентина была отъявленной стервой и кормилась скандалами, как гиена падалью.

— Ты ее боялся?

— Ни капельки. Ничуть не сомневаюсь, что ее откровения не сказались бы на объеме продаж. Романы, публикуемые под псевдонимом Астралова, сделаны качественно. Пусть и не шедевр, но назови мне навскидку хоть один шедевр отечественной беллетристики.

— Эдька, но ведь ты обманывал читателей…

— Какая им, в сущности, разница, кто написал роман — один автор или шестеро? Моим ребятам есть чем гордиться — двадцать девять романов за пять лет, и все бестселлеры. Это же несомненный успех! Парни нащупали новый стиль — ремейки популярны в кинематографе, а они реализовали их в художественной литературе. Соавторы отлично сработались. И язык у романов блестящий, стилизованный под старину, и тонкое знание всех нюансов, передающих атмосферу эпохи, и герои очень симпатичны. Наелся российский читатель чернухи с порнухой, политики, заговоров, киллеров и прочих отрыжек современности, а тут — аромат девятнадцатого века, высокий стиль, благородные герои, изящные диалоги, красивая любовь. И все это благодатно легло на душу читателю, уже уставшему от чтива прошлых лет. Уверен, романы Астраловой и дальше будут хорошо раскупаться.

— Ты уж прости, но лично я считаю, что это дешевка.

— Я тоже, — рассмеялся издатель. — Мы с тобой воспитывались на настоящей литературе, а то, что издается под псевдонимом Изабелла Астралова, — ширпотреб. Но я же коммерсант. Если товар покупается, то почему бы его не производить? По крайней мере, в этих романах нет жестокости, грязи, — хотя бы с этих позиций они выше прочей продукции.

— Эдик, я пыталась их читать. Это же явный плагиат…

— Нет, не плагиат, а ремейк, — упрямо повторил ее приятель.

— Хоть горшком назови… Твоя Астралова напоминает мне одного раскрученного писателя, книги которого поначалу казались мне мистификацией — все время ловила себя на мысли, что где-то я уже читала нечто очень похожее, вот это явно позаимствовано у одного знаменитого автора, а вот это — у другого. Когда делают ремейк в кинематографе, то ни от кого не скрывают поставленную цель: воспроизвести известный киношный сюжет, но в новой режиссуре, с другими актерами, — а в этих книгах ни намека, из каких источников позаимствовано. Проделано все игриво, мол, догадайтесь сами, если такие умные и эрудированные, а если нет — ешьте так. Это напоминает мне поведение престарелой кокетки с морщинистой, как у черепахи, шеей, по которой легко можно определить ее возраст, но дамочка кривляется: «Угадайте, сколько мне лет?» Человек, знакомый с художественной литературой, разумеется, все поймет, а остальные в восторге — ах, какой талантливый, это же просто живой классик! А бедные классики небось в гробу перевернулись. Такое ощущение, что дядечка намеренно замахнулся на популярных писателей, мол, я могу не хуже! Самоутверждается таким образом, хотя все от комплексов. Кстати, сам автор не называет свои творения ремейками, а выдает за оригинальное произведение. Разумеется, ремейки можно сделать и в художественной литературе, но все должно быть по-честному, вещи нужно называть своими именами, а не морочить людям голову. Эдак любой перепишет все шедевры мировой классики и назовет плод своих перепевов ремейками.

— Ну и что? А вдруг читателям это понравится больше, чем произведение классика?

— Это кощунство, Эдик… — покачала головой Алла. — Я хочу читать Чехова, Достоевского, Гоголя, Лескова, Булгакова, Кристи, а не какого-нибудь Фанфаронова-Передиралкина, самонадеянно замахнувшегося на моих любимых авторов и все испохабившего.

— Так не читай Фанфаронова-Передиралкина, а наслаждайся произведениями любимых писателей, — рассмеялся ее приятель.

— Я не стану тратить свои кровные денежки на эти подделки, а другие люди? Ведь благодаря рекламе они наивно верят, что автор сотворил гениальное произведение, а потом чувствуют себя обманутыми. Да и кто дал право всяким самоуверенным писакам трогать великие имена?!

— Аллочка, нет такого закона, который мог бы это запретить — Очень жаль, — вздохнула верная боевая подруга — Вся беда в том, что издатели займутся раскруткой Фанфаронова-Передиралкина и ему подобных, станут расхваливать написанную ими похабель и навязывать читателям Дурят нашего брата, как говаривал герой Райкина — Это бизнес, Аллочка — Нас удается дурачить снова и снова, и это внушает мне оптимизм, — невесело пошутила она — Я не согласна с тобой, Эдик, что издательское дело — такой же бизнес, как и любой другой На мой взгляд, есть большая разница, чем торговать — книгами или унитазами Продав некачественный унитаз, ты не нанесешь покупателю морального урона, в конце концов, сей сантехнический предмет как-нибудь выполнит свои функции, говно на пол не провалится, в крайнем случае покупатель вернет унитаз обратно, потребует заменить или воспользуется услугами слесаря Книги же — товар особого рода И ведь ты сам это прекрасно понимаешь, мне ли тебя не знать! Немало времени мы с тобой провели, толкуя о житье-бытье Тогда у тебя не было денег, но были идеалы А теперь наоборот.

Пристыженный приятель все же попытался оправдаться.

— Да ведь не я один такой Большинство издательств на девяносто девять процентов гонят туфту и лишь на один процент то, что греет сердце.

— Быть «как все» — для меня не критерий, — покачала головой Алла.

— Раньше я мечтал издавать настоящую литературу, но ведь все решают тиражи. Ну что я могу поделать, если книги хорошего автора не раскупаются! Есть немало прозаиков, для которых потолок продаж — три — пять тысяч экземпляров в год Если я переключусь на них, «Кондор» разорится Вот и приходится делать основной акцент на ширпотреб.

— Люди желают быть обманутыми, так пусть их обманывают — задумчиво проговорила верная боевая подруга — Недавно я разговаривала с приятными, интеллигентными людьми, ценителями хорошей литературы. И тем не менее они огромными тиражами издают опусы двух явных шарлатанов-конъюнктурщиков, кропающих эту туфту ради рекламы и привлечения еще большего количества клиентов, способных платить за сеансы одурачивания. Один аферист именует себя колдуном, а его коллега по грязному ремеслу — специалисткой по части белой магии. Истинные намерения обоих «целителей-магов-ясновидящих» прозрачны до неприличия в конце книги указаны номера телефонов, по которым можно записаться на прием. В общем, несите ваши денежки, как поется в популярной песне. Я спросила издателей, зачем они участвуют в оболванивании простых людей. Милые интеллигенты ответили. «Потому, что такие книги покупают». На мой взгляд, это цинизм. Точно так же сутенер может заявить, что предлагает услуги проститутки, потому что они востребованы, и сама проститутка может тем же мотивировать, и торговцы живым товаром, продающие наших девчонок в бордели за рубеж, и творцы детской порнографии. Критерий, что на этот товар есть спрос, — не оправдывает некрасивых деянии. Есть желающие покупать наркотики, самогонку, оружие, яды. И что? Исходя из этого критерия, относиться ко всему лояльно? Раз есть охотники, то можно торговать чем угодно? Я общалась со многими издателями — одно время меня эта сфера очень интересовала, — и все они, как попугаи, долдонят о тиражах. И ты тоже только что упомянул о них, пытаясь оправдаться. Но ведь под этим подразумевается прибыль, и только. Чем больше тираж какой-то книги, тем выше доход издателей. Что, не так?

— Так, — признал Эдуард Леонидович.

— Значит, все упирается в деньги, все просто и цинично, и не нужно произносить красивые слова, пытаясь прикрыть срам фиговым листиком, мол, сами мы люди начитанные, любим хорошую литературу, а издаем то, что россияне покупают, мы же не виноваты, что у наших сограждан такой дурной вкус! По моему мнению, таким издателям нужно торговать унитазами, а не книгами, по крайней мере, сантехнический бизнес не оказывает негативного влияния на мировоззрение покупателей.

— Если все издатели станут торговать унитазами, то кто же будет издавать книги? — попытался смягчить приятельницу шутливой репликой Эдик.

— Найдутся энтузиасты, — убежденно произнесла Алла. — Издательств станет значительно меньше, зато и помоечного чтива убавится. Я, к примеру, тоже люблю книги, но я деловая женщина, а потому занимаюсь не книготорговлей, а другим бизнесом, где мне не приходится дурить людей, мои партнеры знают, что покупают. По моему твердому убеждению, использовать труд «литературных негров» — безнравственно. Если автор исписался, пусть отдыхает. В любом деле есть свой риск: бизнесмен может вложиться и прогореть, спортсмен — сломать ногу, балерина — растолстеть. У писателя тоже есть шанс потерять вдохновение и творческие силы. А печатая под именем известного автора произведения, написанные «неграми», читателей нагло обманывают, причем в этом участвуют и издатели, и сам выдохшийся прозаик, ради того чтобы продукция продавалась, то есть из-за денег. Ты со мной согласен?

— Согласен, — вынужден был признать Эдуард Леонидович.

— Ты тоже «помогаешь» истощившейся знаменитости, привлекая «негров»?

— Это делается повсеместно.

— Но если «негры» способны писать под звездного автора и эти книги хорошо продаются, то почему бы не позволить им публиковаться под своей фамилией? — Ей и не нужен был ответ, он и так лежит на поверхности, Алла его просто озвучила:

— Потому что это требует труда и вложения финансов в раскрутку новых авторов. Вам, издателям, гораздо проще и прибыльнее шлепать книги под уже знакомым читателям именем, и это служит гарантией, что тираж быстро раскупится. А в расширении числа звездных писателей твои коллеги не заинтересованы — тогда возникнет конкуренция, ведь не каждый россиянин может сразу купить несколько книг.

— Да, это так, — согласился Нечаев. — Но лично я за то, чтобы в «Кондоре» было как можно больше известных писателей.

— Пять лет назад ты щедро одаривал меня своей продукцией. Загляни как-нибудь ко мне и посмотри, есть ли в моем доме хоть одна подаренная тобой книга.

— Книг, изданных «Кондором» я тоже дома не держу, — засмеялся ее приятель.

— Вот видишь! Ты не хотел, чтобы дочки портили интеллект этой помойкой, которую язык не повернется называть литературой. В теперешнем вале книжного говна россиянам не разобраться. Немало хороших писателей, не достигших известности, — их произведения прошли незамеченными. Сейчас ежемесячно издаются десятки тысяч новых романов-повестей — поди разберись, что из них написано талантливым, но пока малоизвестным писателем. Для того чтобы понять, что книга хорошая, людям вначале нужно ее купить. А никому не под силу приобретать все, что сейчас издается, — книги нынче недешевы. Думаю, не найдется желающих отлавливать в многотысячном вале печатной продукции крупицы таланта, потому россияне покупают произведения тех авторов, которые на слуху. А сколько замечательных писателей, радовавших нас своими творениями в прежние годы, теперь невостребованы… Фазиль Искандер — классик современной русской литературы, в энциклопедии его имя стоит рядом с Тэффи, Булгаковым, Шварцем. Лично для меня его книги эмоциональная отдушина, в них так тонко переплетены юмор и печаль, любовь и боль, философия и ирония. Вот кого нужно издавать, особенно в наше смутное время, когда духовность оттеснена на задворки. Люди смогут черпать в его книгах веру, что человек — это звучит гордо… Но Фазиль Искандер философ, а не торгаш, он не станет участвовать в постыдном спектакле под названием рекламная кампания. В итоге миллионы россиян не имеют возможности читать его произведения, потому что их не издают или они выходят мизерными тиражами. То же самое с Маканиным, Кимом, Поповым и многими другими. Это высокая литература, по сути, они классики современной русской прозы, признаны во всем мире, лауреаты самых престижных премий, их книги переведены на десятки иностранных языков, а в родном отечестве выходят смехотворными тиражами. Грустно это, Эдик… Нынешнее бульварное чтиво обращено к самым низменным качествам человека и не касается высоких струн души. Все теперешние знаменитости выплыли благодаря умелой раскрутке. Все ж реклама, хоть ее все ругают, оказывает немалое воздействие на умы, под ее влиянием люди порой бессознательно приобретают именно то, о чем наслышаны.

— Во всем мире коммерсанты пользуются рекламой своей продукции, — гнул свою линию издатель.

— Обманывают, чтобы сохранить наше доверие, — хмыкнула Алла. — На обложке книг одной раскрученной авторессы-детективщицы вначале значилось, что та работает в московской прокуратуре, — явно с рекламной целью, мол, дамочка в теме. А по ее произведениям за версту видно, что она понятия не имеет о работе органов, к тому же явно не москвичка, у ее героинь типично провинциальная психология. Теперь о ней написали еще похлеще — что она, мол, сотрудница спецслужб. Что — всех сразу? Да и как может дама, «сотрудница всех спецслужб», с фиксированным рабочим днем, успевать кропать по несколько книжонок в месяц? А именно с таким постоянством выходят ее опусы. Однако некоторые читатели верят мифу, хотя особа, чья фотка тиснута на обложке, никакого отношения к этим книгам не имеет, их бойко кропает пара десятков провинциальных «литературных негров». Ты, Эдик, делаешь то же самое. На мой взгляд, то, что с твоей подачи шестеро «негров» лепят под Астралову, с нравственной стороны не очень-то красиво.

— Почему Козьма Прутков не вызывает негодования, ведь это коллективный труд четырех писателей? Наоборот — классик жанра, частенько цитируемый. Или Кукрыниксы — их карикатуры пользовались неизменным успехом, — тоже классики в своем роде.

— А потому что все знали, кто скрывается под этим псевдонимом.

— Но и я ничуть не боюсь предать гласности факт, что «Изабелла Астралова» — это шесть способных парней. А мы, вкупе с рекламщиками и прочими членами команды, лишь оповестили читателей, что на эти романы стоит обратить внимание.

— Ну так предай гласности. Зачем же придумывать какую-то писательницу-оригиналку, публиковать ее интервью, описывать придуманную биографию? Ведь многие покупают эти книги из любопытства, желая узнать, о чем пишет эта чудачка, а оказывается, их творит вовсе не она.

— Ты думаешь, если станет известно, что романы пишут шестеро ребят, произведения Астраловой перестанут покупать?

— Многие перестанут, — уверенно произнесла Алла.

— Почему? — заинтересовался Эдуард Леонидович.

— Во-первых, потому, что люди, ранее покупавшие эти романы, почувствуют себя одураченными, а никому не хочется ощущать себя простофилей. Во-вторых, читатели обычно олицетворяют героя книги с автором, а если между ними нет ничего общего, они разочарованы. Классический пример: вся Англия обожала Шерлока Холмса, но когда сэр Артур Конан Доил встречался с поклонниками, они его освистывали — он был совсем не похож на своего знаменитого героя. Читатель, как правило, переносит на автора то, что написано в его книгах, предполагая, что там есть немало автобиографических сведений или отражена жизненная позиция писателя. А как быть, если авторов шестеро, и у каждого собственные взгляды на жизнь?! В-третьих, мужики пишут под женским псевдонимом. Мужчине никогда не понять женской психологии, уж поверь мне, Эдик. Причем это не моя личная точка зрения, а мнение профессиональных психологов. Когда мужик пишет от имени женщины, мне смешно. Я с ходу могу отличить, какая из книг мифической писательницы написана мужчинами, а в каком поучаствовал слабый пол. В-четвертых, это не творчество, а ремесленничество: один делает одно, второй другое, третий еще что-то, а потом все собирают в кучку.

— Во многом я с тобой согласен, — признался издатель. — И все же отмечу, что книги покупают не потому, что писатель импонирует как личность, а потому, что они нравятся.

— Не правда твоя, Эдик, — покачала головой Алла. — Когда я читаю книгу, то представляю себе ее творца, и если он пишет умные вещи, то тем самым симпатичен мне, — люблю башковитых людей. Если же я вижу по телевизору неумного, косноязычного писателя, то никогда не куплю его книгу — что толкового он может написать?! А процесс создания романов, который освоили твои «негры», напоминает компьютерную музыку. Или синтетическую черную икру. Или крабовые палочки, в которых крабами и не пахнет. В общем, эрзац, подделка. Все ж книга — это продукт интеллекта, а не набор слов на бумаге. В моем понимании, настоящий автор должен вкладывать душу в свое творение.

— Из всего тобой сказанного я сделал для себя главный вывод: ни в коем случае нельзя предавать гласности, что Астраловой как человека не существует, а под этой фамилией трудятся шестеро парней, иначе я потеряю немалую часть покупателей, которые думают так же, как и ты.

Эдуард Леонидович рассмеялся, и верная боевая подруга тоже засмеялась.

— Ладно, Эдька, не бери в голову, — уже другим тоном сказала она. Наша дискуссия — тот самый вариант, о котором я обычно говорю: в споре рождаются демагоги и лишь изредка — истина. Мы с тобой можем спорить до хрипоты, и все равно каждый останется при своем мнении. Лично у меня к книгам трепетное отношение, как и у любого интеллигентного человека, и мне очень грустно видеть то, что сейчас происходит в книгоиздании. Единственный критерий, которым я позитивно оцениваю книгу, — может ли она обогатить меня: интеллектуально, эмоционально, на худой конец позволит получить какую-либо полезную информацию. Теперешнее любовно-порнушно-детективное чтиво под этот критерий не подходит, я люблю умные книги, написанные умными людьми, а современные писаки, чьими опусами пестрят прилавки, в своем большинстве не умны, с большими комплексами и личностными проблемами, их книги духовно не обогащают, наоборот, — приземляют и отупляют, а потому этого чтива в моей домашней библиотеке нет. Слово «писатель», в моем понимании, почти синоним слову «эрудит», а теперь автором может стать кто угодно: и бывший зэк с пятью классами образования, и шансонетка, и домохозяйка, и аквалангистка, и спортсмен, и ассенизатор. Интеллект и устремления соответственные. Грязи в теперешнем мире и так предостаточно, зачем же мне окунаться еще и в грязные книги?!

— Мне не везет на авторов, особенно на женщин, — признался издатель. Насчет их комплексов, проблемности и невысокого ума я целиком с тобой согласен. Честно говоря, я устал от их ограниченности, ничем не обоснованной самоуверенности, капризов и истерик и стараюсь поменьше с ними общаться.

— Не буду добивать тебя возгласом: «А все же ты их издаешь!» Понимаю ты десять лет отдал этому делу, вы с Танькой собирались сеять разумное, вечное, доброе, но теперь ты уже въехал в колею, из которой трудно выбраться.

— В свое оправдание скажу, что не я задавал тон, а издательские монстры. Если бы я не играл по установленным ими правилам, то разорился бы, но от этого ничего бы на книжном рынке не изменилось.

— Вижу, что разбередила тебе душу. Все ж ты, Эдька, мужик нравственный, тебе самому претит то, чем ты занимаешься. Но не хочу тебя еще больше комплексовать. А для того, чтобы твоя душа успокоилась, подброшу аргументов. Утешай себя тем, что каждый устраивается как умеет. Русские купцы говорили: «Не обманешь — не продашь». Если коммерсант станет всех предупреждать: «Товар у меня плохого качества, да и срок годности вышел», он прогорит. Так что дурят покупателей все, кому не лень. Легковерные сродни легкоперевариваемым. Это их проблемы, раз им по вкусу эрзацы, в том числе эрзац-литература. Можешь успокоить свою совесть и тем, что, по сути, в литературе все уже давным-давно описано, и даже не со времен Шекспира, а гораздо раньше, в античности, затем в итальянской новелле эпохи Возрождения.

— От твоего сарказма мне стало совсем тошно… — Эдуард Леонидович и в самом деле выглядел подавленным. — Ведь мы с Татьяной говорили себе, что издаем ширпотреб, чтобы на заработанные деньги печатать настоящую литературу… А потом затянуло. Я оправдывался тем, что нужно еще поднабрать оборотов, а потому лучше вложиться в тираж, который быстро окупится, а не в книги талантливого, но малоизвестного автора, которые будут долго продаваться. Для самоуспокоения из-, давал красочно иллюстрированные энциклопедии, детские книги, подарочные издания, но их доля в общем вале нашей продукции незначительна, все остальное выпускалось в погоне за прибылью. Признаюсь, я очень тщеславен, мне всегда хотелось быть лучшим, а после нашего разговора понял, что подобная тактика сделает меня королем помойки. Обещаю, Аллочка, теперь я изменю свои приоритеты и не буду гнаться за высокотиражным бульварным чтивом. Пусть половина продукции «Кондора» издается ради прибыли, — без этого нам не удержаться на плаву, но зато, как мы и предполагали с Танюшей, на эти деньги будем печатать книги для души, за которые мне и жене потом не будет стыдно перед внуками и которые мои друзья захотят иметь в своей домашней библиотеке.

— Глядите-ка! Я и не предполагала такого исхода, — обрадовалась Алла. — Просто высказывала собственное мнение, а оказалось, что наставила тебя на путь истинный! Честно, я очень рада, Эдик.

— Я тоже, — заулыбался издатель. — А Танюша и подавно будет на седьмом небе, узнав, что я наконец-то займусь тем, ради чего мы с ней создали «Кондор». Признаюсь, у меня на душе кошки скребли, но я выстроил систему моральных алиби и говорил себе: «Еще немного заработаю, вырвусь в лидеры, а уже потом начну издавать хорошую литературу». На жизнь нам с Танюшей и так хватает, так что не пропадем, запросы у нас невысокие, о вилле на Лазурном Берегу мы не мечтаем.

— Ну и замечательно! А я буду гордиться тобой, твоим издательством и выделю в своем кабинете отдельный стеллаж для книг «Кондора». — Верная боевая подруга тряхнула головой и решительно сказала:

— Все, Эдик, закончили с лирикой, оставим грехи прошлого в прошлом и вернемся к настоящему. Проясни-ка мне все относительно мадам Бобковой. Недавно я беседовала со своими друзьями-сыщиками касательно убийства Астраловой. Прозвучала версия, что она вознамерилась поразить публику какой-либо эпатажной выходкой. К примеру, что было бы, вывали она все прессе?

— В первую очередь Валентина сама бы от этого пострадала. Она ж никто, мыльный пузырь, мы ее сделали собственными руками, точнее, собственными мозгами. Если бы мадам Бобкова оповестила публику, что пять с лишним лет играла роль Астраловой, на ней можно было бы поставить крест. И стала бы она снова Валентиной Бобковой.

— А другие издатели могли ее перекупить?

— Если бы псевдоним принадлежал ей, тогда бы ее переманили. Звезды нужны всем издателям. Валентина уже давно перебежала бы К моим конкурентам, назло мне, из присущей ей стервозности. Но — не могла. По крайней мере, в качестве Астраловой. А без псевдонима — скатертью дорожка, лично я вздохнул бы с огромным облегчением. Думаешь, почему у меня гипертония и ишемическая болезнь сердца? На семьдесят процентов из-за нее. Жалею лишь об одном — что не включил в договор пункт о праве расторгнуть его в одностороннем порядке, если авторесса безобразно себя ведет.

Эдик рассмеялся, и его тройной подбородок заколыхался. Отдышавшись, он продолжал:

— Никто из издателей и гроша ломаного не дал бы Валентине Бобковой. Кто захочет вкладывать деньги в гиблое дело?! Зачем им авторесса, не умеющая писать?! Использовать раскрученный псевдоним они не имеют права, он принадлежит издательству «Кондор» — этим мы обезопасились от шантажа Валентины. Кто она без псевдонима Астралова? Да никто! Валентина Бобкова, необразованная тетка, у которой хромала и стилистика, и орфография. Про сюжет и типажи я уж молчу. Похождения современной Мессалины, которую она зачем-то обозвала графиней и пыталась посадить на иностранную почву, да не прижилось, — вот что такое ее писанина. Таким полупорнушным чтивом забиты все прилавки, но те книги хотя бы читабельны, чего не скажешь об опусах Бобковой. Моя Танюша рыдала от отчаяния, что не удается привести их в более-менее приличный вид, а потом сдалась. Мы пригласили квалифицированных редакторов, но и они оказались бессильны. Потом взяли выпускников литинститута, они дописали много новых фрагментов, капитально все переделали, но получилось плохо. И тогда я набрал команду, ребята написали все заново и по-прежнему продолжают работать под этим псевдонимом.

— Разве издатели не могли дать Бобковой другой псевдоним?

— Да зачем им такие хлопоты? Новая фамилия читателям неизвестна, нужно потратить кучу времени и денег на ее раскрутку. В перспективного автора можно вложиться, и это окупится. А кому нужна пропитая истеричка?! Она же совершенно не умела себя вести, и потому мы пять с лишним лет ограждали читателей от ее персоны. Пока Валентина нашла меня, она успела обойти многие московские издательства и везде получила отказ. Только я взялся с ней сотрудничать, да и то лишь потому, что наше издательство в тот момент фактически было на грани разорения и остро нуждалось в деньгах. А приди Бобкова ко мне сейчас — я бы и разговаривать с ней не стал. От таких психопаток нормальные издатели стараются держаться подальше — может выкинуть любой фортель и подставит, потом будут сплошные убытки. Невостребованных авторов сейчас сотни тысяч, выбор огромный. И талантливых немало. Лучше вложиться в них. Раскручивать бездарность никто не станет: читатели быстро раскусят, что это пшик, никакая реклама не спасет.

— Другие издатели тоже могут привлечь команду «негров», как сделал ты.

— Это было пять лет назад, у меня тогда не было выбора, Бобкова вовремя подвернулась. Иначе я бы пошел на дно. А сейчас мне гораздо проще совместить то и другое: беру талантливого автора, обещаю обеспечить популярность, а за это он подписывает со мной кабальный договор: сотрудничает с «Кондором» на исключительной основе, то есть все его произведения под данной фамилией будут издаваться только в моем издательстве. Чтобы еще больше упростить себе жизнь, теперь я всем даю псевдоним, и он принадлежит «Кондору». В итоге обе стороны довольны: писателю — известность и гонорары, мне — доход и престиж.

— А может автор публиковаться в другом издательстве под иной фамилией?

— Ради бога, но тогда ему придется начинать с нуля. Читатели привыкают к определенному имени, а к новому публику еще надо приучить. Так что, хоть договор и кабальный, мои авторы никуда от меня не сбегают, и я ничуточки не боюсь, что конкуренты их переманят.

— Акула ты! — улыбнулась Алла.

— А как же! Это раньше я придерживался других принципов, миндальничал, а теперь поумнел. Сам себя не защитишь, сам же и пострадаешь. А ты в бизнесе разве не акула?

— Еще какая!

— Ну вот, значит, ты меня поймешь.

— Скажи, Эдик, а зачем в договоре Бобковой ты указал фиктивные паспортные данные?

— Я? — изумился издатель. — Да я вообще договорами не занимаюсь. У меня есть отдел авторских прав, проект договора готовят они. С мелкотой я не общаюсь, а с перспективным писателем встречаюсь лично и обговариваю главные пункты: на какой срок договор, на каких условиях, размеры фиксированного гонорара или роялти Потом мои сотрудники готовят договор, автор его подписывает, затем я ставлю свою подпись.

— А откуда же в ее контракте вымышленные сведения?

— Понятия не имею. Сама, наверное, такие дала.

— Зачем?

— Да кто ж ее знает?! Если б ты была лично знакома с Валентиной, ты бы таких вопросов не задавала. Она вообще любила все запутать. Дура, да к тому же подозрительная. Нам ведь паспортные данные писателя не нужны. В его интересах указать все правильно, вдруг он решит подать иск в суд, что мы не выплатили ему гонорар. И если в договоре будут указаны вымышленные сведения, то пострадает автор, а не издатель.

— Так, может, в этом все дело?

— Не понял?

— Намеренно поставили в договоре неверные данные, чтобы Бобкова ничего не отсудила.

— Ну, ты слишком плохого мнения об издателях, — рассмеялся Эдик. — Мы не такие акулы, какими ты нас представляешь. К тому же любое издательство подает сведения о каждом авторе в налоговую инспекцию. И если бы в договоре мы поставили вымышленные данные, то налоговая тут же взяла бы нас за шкирку.

— Но ведь там была липа, а налоговая к этому не прицепилась.

— Тут я могу лишь предположить, что Валентина задумала какую-то аферу, но, по своему скудоумию, сделала это по-дурацки. Без ее согласия ничего бы не проскочило. Она скрупулезно вникала в любой документ, хотя ни черта в этом не смыслила, — недоверчивая была, как и все ограниченные люди. Единственное, что мне удалось без проблем, — Валентина Бобкова почему-то легко согласилась, что псевдоним Изабелла Астралова будет принадлежать «Кондору». Это мы скрепили договором еще пять лет назад. Тогда мадам Бобкова очень хотела, чтобы ее бездарные опусы поскорее издались, и была гораздо сговорчивее. Но как только вышли романы, к которым Валентина практически не имела отношения, она сразу загордилась, и с ней стало невозможно общаться. Но если ты хочешь прояснить данный вопрос, давай попробуем. Мне и самому это интересно. Может быть, начальник отдела авторских прав в курсе, почему в договоре, указаны вымышленные паспортные данные.

Нажав кнопку селектора, Эдуард Леонидович велел:

— Лина, пригласи ко мне Еремеева. Через несколько минут, предварительно постучавшись, в кабинет вошел серьезный мужчина лет сорока.

— Павел Владимирович, — обратился к нему шеф, — кто вписывал в договора Астраловой ее паспортные данные?

— Я, согласно тому, что она продиктовала.

— Вы в курсе, что они не соответствуют действительности?

— Они реальные, только это данные другого человека.

— Кого же?

— Любы Бойко.

— Это дочь Валентины от первого брака, — пояснил Алле директор издательства.

— А у нее есть дочь? — изумилась та.

— Ну, если у нее было три мужа, то почему бы не быть и дочери? улыбнулся Эдуард Леонидович. — Люба после развода родителей жила с отцом и бабушкой. Валентина и как человек была омерзительна, и мать никудышная.

— Тогда почему же она вписала паспортные данные дочери в договор?

— Валентина Вениаминовна полагала, что таким образом насолит мужу, вмешался начальник отдела авторских прав.

— Это вполне в ее стиле, — кивнул Эдуард. — Что угодно, лишь бы кому-то напакостить. Но в конечном итоге все к лучшему. Люба хорошая девушка, слава богу, характером пошла не в мать, а в отца. Да она и не видела мамашу с младенческих лет — родители разошлись, когда ей еще и год не исполнился, воспитывала ее бабушка. Люба — талантливая художница, способностями и трудолюбием она тоже в отца, известного художника Валерия Бойко.

— Значит, гонорары после смерти матери наследует она?

— Да, — снова вмешался Павел Владимирович. — Валентина Вениаминовна как-то раз упоминала, что написала завещание в ее пользу, лишь бы мужу ни копейки не досталось. По своей неопытности она полагала, что если впишет в договор паспортные данные дочери, то это как бы автоматически делает ту наследницей. Валентина Вениаминовна думала, что дочери достанется даже фамилия Астралова. Я пытался ее переубедить, но, увы… — развел он руками. — Разубедить Валентину Вениаминовну было трудно. Во всяком случае, мне это не удалось.

— Видимо, таким образом она пыталась компенсировать Любе недостаток материнского внимания? — предположила Алла.

— Скорее она хотела, чтобы та была ей безмерно благодарна, — пояснил начальник отдела авторских прав. — Но Люба девушка гордая, к тому же в средствах не нуждается — ее отец профессор в Суриковском, его картины хорошо раскупаются. Да и сама Люба Бойко наверняка станет успешной художницей.

— Уж в «Кондор» — то мы ее обязательно возьмем, — прибавил Эдуард Леонидович. — Но думаю. Люба предпочтет статус вольного художника. У нас она была на практике, ей понравилось, и девушка стала подрабатывать: чтобы набить руку, а не ради денег. У тебя еще есть вопросы к Павлу? — обратился хозяин издательства к Алле.

— Нет, — ответила та. — Все ясно. Шеф отпустил сотрудника, и тот, попрощавшись, вышел.

— Ну, что ты еще хотела узнать?

— Многое.

— Надеюсь быть тебе полезным, но одного не пойму: как ты могла подумать, что я заказчик убийства?

— Ну прости засранку, — покаялась верная боевая подруга. — Я ведь даже не предполагала, что акула издательского дела Эдуард Нечаев — это ты и есть.

— Разве ты забыла название нашего издательства?

— Мне и забывать нечего, потому что я никогда его не знала. Вывески на вашем подвале не было, ты не говорил, как именуется твоя контора, а я, как ты помнишь, никогда об этом не спрашивала.

— Надо же… А для меня «Кондор» — почти как Нечаев, за десять лет уже свыкся. Мне казалось, все должны знать, что «Кондор» и Нечаев — почти синонимы.

— Эдька, ты слишком хорошего мнения о моем интеллекте, — рассмеялась Алла. — Я о таких тонкостях и понятия не имела.

— А почему ты решила, будто я замешан в убийстве Астраловой? Честно признаюсь, и я, и Яша не раз произносили: «Убил бы!» — потому что она нас достала своими скандалами, капризами, пьянством, хамством, но я, как ты знаешь, и мухи не обижу. А уж лишить жизни человека… Даже такую змею, как Валентина.

— Знаешь Филиппа Суворова?

— Лет пять назад он у нас работал, но недолго. Бездельник и бездарь, я его выгнал.

Алла очень удивилась — ведь Филипп говорил иное.

— А недавно Фил тусовался в «Кондоре»?

— С тех пор как я его выставил — ни разу. Пять лет назад он стал подбивать клинья к Валентине. У меня не было ни малейшего желания потакать подобной мерзости в стенах своего издательства, и я велел своим сотрудникам не пускать его сюда. Но Суворов все равно нашел Валентину и прилепился к ней. Он же премерзкий тип без капли морали, пиявка и вымогатель. Когда работал у нас, про всех вынюхивал, подслушивал, подглядывал; его застукали и турнули, тем более толку от него не было.

— А Фил утверждает, будто недавно сидел в твоей приемной и подслушал ваш с Яковом разговор.

— Да его моя секретарша и на порог бы не пустила. Хочешь — спроси у нее сама.

Алла хотела возразить, мол, не нужно очных ставок, но приятель ее опередил, нажал селектор и вызвал секретаршу. Когда та появилась, он спросил:

— Лина, был ли тут недавно Суворов?

— Вы же сами велели охранникам его не пускать, Эдуард Леонидович! ответила девушка. — Петя как-то упоминал, что Филипп приходил с год назад, но он его выпроводил.

Секретарша ушла, а Алла сидела, качая головой:

— Ну и мерзавец… Возвел поклеп на ни в чем не повинных людей…

— Да он вообще без стыда и совести.

— Эдик, а откуда ты знаешь, что убийство Валентины — дело рук ее супруга?

— В последнее время она совсем распоясалась, а в его прошлом есть кое-что, чего он очень боится. Яша рассказал мне, как Валентина по пьянке хвасталась, что держит мужа за горло. Семен бы с превеликой радостью с ней развелся, да ведь эта дрянь его не отпускала, ей нравилось над ним измываться. Я его неплохо знаю — ведь именно Семен Бобков финансировал проект под названием «Изабелла Астралова», и за эти пять с половиной лет мы частенько общались. Честно тебе скажу, Аллочка, я его ничуть не осуждаю за то, что он нанял кого-то застрелить эту стерву. И никогда не дам против него показаний, хотя меня уже трижды допрашивали и крепко наезжали, не я ли организатор убийства. Когда ее застрелили, я отдыхал в санатории, Яша вызвал меня телеграммой. Факт моего отсутствия следователю очень не понравился, он с наглой ухмылкой заявил, будто я заранее обеспечился алиби и нанял киллера. Но даже если мне придется еще не раз потеть на допросах, а потом пить сердечные, Семена я ни за что не сдам. И Яшка его не сдаст. На месте Бобкова я бы избавился от Валентины еще раньше, до того, как эта дрянь высосала из него все соки. Сама посуди — ну сколько можно его доить? Все эти пять с лишним лет ему приходилось ежемесячно выкладывать очень и очень приличную сумму. Он-то думал, что всего лишь оплатит ее раскрутку, а потом жена от него отстанет, ан нет. Все, что муж зарабатывал, и даже более того, Валентина требовала себе. Еще немного, и его фирма оказалась бы перед угрозой банкротства.

— Разве она не получала гонораров?

— Разумеется, получала. Чтобы эта алчная дрянь не урвала свой куш?! Но Бобкова любила шикануть. Во-первых, пила как лошадь. Ей дорогую водку ящиками таскали. На деликатесы много тратила, на элитную косметику-парфюмерию и эксклюзивные наряды. Ну скажи на милость — зачем ей туалеты от знаменитых кутюрье, если она целыми днями сидела дома?! Но нет, ей подавай все самое лучшее — возомнила себя суперзвездой! В магазины мы ее не пускали — ведь всех обложит матом! Чуть что — орет: «Я знаменитая Астралова, а вы кто такая, чтобы мне указывать?!» Имиджмейкер Даниил привозил ей одежду коробками, а она выбирала. В ее квартире есть комната под названием «гардеробная», там все шкафы битком набиты тряпками, одних туфель пар триста, если не больше, — по количеству обуви эта самоуверенная бездарность переплюнула Екатерину Вторую и супругу президента Филиппин. Немало уходило и на оплату услуг ее окружения: литсекретаря, экономки, домработницы, повара, шофера, Яши, имиджмейкера. Платила им Валентина много, но за это измывалась вовсю, а они терпели — в другом месте таких денег не заработаешь. А еще у нее имелась обслуга помельче — личная массажистка, косметолог, парикмахерша, маникюрша. Да и своим альфонсам она очень щедро подкидывала, иначе кто стал бы с ней спать?!

— Филиппу Валентина тоже платила?

— А как же!

— А Даниилу?

— И этому тоже в поте лица приходилось отрабатывать в ее постели.

— Только эти двое выступали в качестве жиголо?

— Не только. Яша говорил — еще пара десятков юнцов при ней кормились.

— А где Валентина находила всех этих проститутов?

— Данька приводил.

— С улицы, что ли?

— Нет, это студенты Суриковского. Предлог — парень должен написать ее портрет, но обе стороны иллюзий не питали. Она была сексуально озабоченной шлюхой, и все с какими-то вывертами, извращенка чертова! — поморщился верный муж Эдуард Нечаев, приверженец традиционных взглядов. — Валентина соглашалась сидеть дома только при условии, что ей будут поставлять водку ящиками и пацанов для постели. Такие оргии закатывала! Я-то в ее квартире был всего несколько раз, а бедный Яша каждый день. Он жаловался, что эта потаскуха даже не утруждалась тем, чтобы закрыть дверь в спальню, валяясь там с каким-нибудь парнем. Снимала свои забавы на видео, а потом смотрела с очередным хахалем. Развесила по стенам похабные картинки, всевозможные плетки, ошейники с шипами, наручники, кандалы и прочую садомазо-хистскую дребедень и разгуливала по квартире, помахивая плеткой и обрядившись в кожаный наряд, который ничего не прикрывал, — это с ее-то тощими, дряблыми телесами! Или лупцевала какого-нибудь придурка. Прикует его к стене, наденет ошейник, кандалы и наручники и наяривает. Тот орет, а она: «Ты мой раб, а я твоя госпожа! Что хочу — то и сделаю с тобой!» А дома и ее литсекретарь Лиза, и Даниил, и экономка, и повар, и домработница. Стыд и срам! Яша, бывало, приедет по делу, увидит такое безобразие, и бегом из этого вертепа. Ты представь, как ее мужу-то было обидно — он трудится в поте лица, а Валентина раздает все им заработанное любовникам! Вот его терпение и лопнуло.

— А соседи разве не замечали, что к ней шастают пацаны?

— Замечали, наверное. Но знаменитостей всегда осаждают поклонники.

— А вопли лупцуемых?

— Ее спальня посреди квартиры, с соседями не граничит, стены там толстые, окна сделаны на заказ, с тройными стеклопакетами, так что ничего не слышно.

— Ты упомянул, что убийство произошло с Данькиной подачи…

— В то время я был в санатории, так что все знаю только в Яшином пересказе. Накануне презентации они с Даниилом обсуждали, как предотвратить выход Валентины на публику. Имиджмейкер обнадежил Якова, мол, есть одна идея, и проблема будет решена. Оказывается, Данька предполагал выстрелить в нее из пистолета краской. Сейчас у богатых есть такое развлечение своеобразная охота на человека. Наемная мишень — мужчина или женщина перебегает от одного укрытия к другому, а за время пробежки «охотник» должен в нее попасть. Пистолет стреляет красной краской, на теле и одежде мишени остается пятно. Даниил предполагал воспользоваться таким и выстрелить в лицо Валентине, как только та откроет дверь. По его задумке, она вся вымажется в краске, отмоется не скоро, испортит прическу и макияж, а потому откажется от встречи с журналистами. Но вышло по-другому.

— Пистолет оказался боевым, а не игрушечным? — догадалась Алла.

— Видимо, так, — кивнул ее собеседник.

— Кто же это сделал?

— Думаю, Семен Бобков.

— Сам, что ли?

— Зачем сам? Нанял кого-то.

— И стрелку не было известно, что в стволе пуля, а не краска?

— Полагаю, он прекрасно знал, что в его руках настоящее оружие. Тот, кто в этом разбирается, сразу отличит боевое оружие от имитации. Да и зачем Семену играть в дурацкие игры — пачкать жену краской? Бобков бизнесмен, матерый хищник. Валентина в пьяном угаре не раз в присутствии Яши говорила, что ее супруг подстроил автомобильную аварию своему компаньону и присвоил немалую сумму. Так что опыт у него уже есть.

— Мог бы и жене устроить аварию.

— А как? За рулем шофер, за исправностью машины он следит.

— Ну, организовать аварию не проблема. Наехал на них «КамАЗ», и всех делов.

— Валентина редко выезжала из дому. Никто, кроме нее самой, не знал, когда ей вздумается отправиться на прогулку и в какой именно парк.

— Да, вариант с аварией — канитель, — согласилась Алла.

— Семен воспользовался благоприятными обстоятельствами — удача сама шла в руки.

— Данька обратился к нему?

— Да.

— Уверен?

— Вначале Даниил попросил Бобкова подыскать парня для фокуса с краской, а потом договорился с Филиппом, чтобы тот позвонил Валентине и назначил встречу на десять часов. Данька с Яковом в день презентации приехали к ней в одиннадцать, думая, что она в красной краске с головы до ног и бьется в истерике.

Нарочно явились на час позже, чтобы Валентина дошла до кондиции. А тут — «скорая», милиция, труп. Даниил сам был в шоке и лепетал Яше, мол, просил Бобкова всего лишь попугать ее, а вон как получилось. Яков велел ему держать язык за зубами насчет неудачной шутки с краской. На допросах оба твердили, что понятия не имеют, кто должен был прийти к Астраловой перед презентацией.

— О звонке Филиппа тоже умолчали?

— Разумеется. Иначе этот мерзавец быстро бы сломался.

— А ему-то чего бояться?

— Так он же там был.

— Во время убийства?

— Нет, его задачей было подать голос, когда Валентина спросит по домофону, кто к ней прибыл.

— Значит, Фил видел убийцу? — уточнила Алла.

— Конечно.

— И знал, что Астралову застрелят?

— Нет, Даниил рассказал ему о розыгрыше с краской, и Филипп полагал, что все будет безобидно.

— Потому парнишка так перетрухал, узнав, что это вовсе не шутка.

— Данька тоже со страху две с лишним недели скрывался, потом решил, что прятаться не имеет смысла, будет еще хуже, и явился к Яше.

— Даниил точно ни при чем?

— Точно. Он наезжал на Яшу, мол, это все ты подстроил, мне кое-что известно! Но потом мы втроем сели, все обсудили и сложили мозаику.

— А ведь Филя утверждал, что убийство Астраловой организовали вы с Яковом.

— Дурак он! — презрительно отмахнулся Эдуард Леонидович. — Мы с Яшей убивали ее виртуально — заказали программистам компьютерную игру под названием «Убить Валентину». Хочешь развлечься? — Он кивнул на стоящий возле его письменного стола компьютер.

— Нет уж, уволь, — рассмеялась гостья.

— А насчет физического устранения — бред собачий. Зачем нам ее убивать?

— Мотив: Валентина стала совершенно неуправляемой и могла разрушить созданный имидж, потому от нее решили избавиться.

— Да мы и так от нее скоро избавились бы, — заверил издатель. Огнестрельное оружие нам ни к чему.

— Запихнув ее психушку?

— Одно время Яша и в самом деле намеревался пролечить Валентину, она деградировала буквально на глазах. Но оказалось, что лечение алкоголизма допускается только с согласия самого пациента, а Бобкова выцарапала бы глаза любому, кто посмел бы назвать ее алкоголичкой. Потому от этой идеи пришлось отказаться.

— И как же вы собирались от нее избавиться?

— Срок договора истекает через полмесяца, мы заключали его с Валентиной на пять лет. Пролонгировать договор я не собирался. Разошлись бы как в море корабли, вот и все.

— Так она же Астралова! Звезда, которая приносила немалый доход твоему издательству.

— Она — Бобкова. — Эдуард Леонидович голосом подчеркнул фамилию. Была Бобковой и осталась ею. А Астралову придумала команда рекламщиков, имиджмейкеров и мы с Яшей, ее романы писали шестеро моих ребят. Какое отношение ко всему этому имеет Валентина Бобкова? Она всего лишь играла роль писательницы Астраловой и за это получала гонорар, хотя не способна была сотворить ничего путного. То, что Бобкова соответствовала придуманному образу, можно расценить как работу актрисы, а ее гонорары — как зарплату. Другие авторы, между прочим, делают все, что работает на их популярность, бесплатно, и при этом еще пишут книги. Наш контракт заканчивается шестнадцатого июня, и до свидания, мадам Бобкова, вы уволены, ищите себе другой театр.

— А книги Астраловой?

— А книги Астраловой по-прежнему будут выходить, поскольку этот псевдоним, как я уже говорил, принадлежит издательству «Кондор». С семнадцатого июня вступит в силу договор с другой дамой, которая будет именоваться Астраловой, играть положенную роль и получать зарплату. Если эта кандидатура не справится, уволим и наймем другую.

— Хитро! — восхитилась Алла.

— А что делать, Аллочка, — улыбнулся ее собеседник. — Издатели обязаны защищать интересы своей фирмы, ведь мы занимаемся не благотворительностью, а делаем бизнес. Да что мне тебе объяснять! Ты же сама бизнес-леди.

— А зачем ты купил у Бобкова квартиру его жены?

— Я? — изумился приятель. — Я что — похож на ненормального? Да зачем мне эта кунсткамера со следами ее сексуальных утех, вся провонявшая табачным дымом и запахом перегара?!

— Чтобы поселить там новую Астралову.

— Да я могу поселить ее где угодно! Дизайнеры отделают новую квартиру по высшему разряду, а в квартире Валентины жить невозможно. Только эта психопатка могла там обитать, нормальный человек давно бы свихнулся. Да я и не мог бы приобрести эту квартиру — она оформлена на Валентину. Через полгода, вступив в права наследования, Бобков сможет ее продать. Или Люба, ее дочь, если завещание и в самом деле существует.

— И тут Филя набрехал, — покачала головой Алла.

— Да он вообще врун первостатейный.

— Эдик, а ты просил его подобрать подходящую кандидатуру на роль Астраловой?

— Не я, а Яша. Я с Филиппом уже пять лет не общаюсь — терпеть не могу скользких типов. А Яков с ним довольно тесно контактировал — Филипп ведь частенько приходил к Валентине. Яша человек компромиссный, ему со всеми приходилось ладить. По сути, он состоял при Валентине громоотводом. Зачем ей литагент, раз она работает с одним-единственным издательством, а договор давно отшлифован?! Задачей Якова было сдерживать эту истеричку и улаживать разные проблемы. К семнадцатому июня, когда закончится срок договора с Бобковой, мы должны были подыскать женщину, более-менее похожую на Валентину, по крайней мере под вуалью и в хламиде, которую та носила, умеющую складно говорить, общаться с журналистами и способную исполнять эту роль без сучка без задоринки. Вот Яша и озаботил Филиппа, чтобы тот сыскал такую даму. У парня много знакомых, а у Яши — только в среде журналистов. Не станет же приличная журналистка изображать Астралову!

— И он привел к вам Ритку Мартову…

— Вначале мы хотели взять на эту роль литсекретаря Лизу, но она слишком молода, сразу будет заметна разница. Фил приводил пару девиц, но мы с Яшей их отвергли. Одна была вульгарной шлюхой, а у второй есть ребенок. Не можем же мы лишить его матери на пять лет!

— Скажу тебе честно, Эдька, ваш выбор неудачен.

— Знаю, — кивнул издатель, — и намерен заменить Мартову, как только найдем подходящую кандидатуру. Оповестим общественность, что писательница Астралова все еще не оправилась от нервного срыва и уехала за границу долечиваться. По нашей легенде, она может провести там и полгода, и год, сколько понадобится. В прессе прозвучало, что Астралова жива, для этого Рита прогуливалась в парке, чтобы любой желающий мог в этом удостовериться, если газетные снимки вызовут у кого-то сомнения. Популярная писательница может себе позволить жить за границей и там творить свои романы. Но без подогрева в прессе интерес к ней быстро угаснет, — многие известные авторы уехали на Запад, и их постепенно забыли. Не любит российский читатель тех, кто надолго покинул отечество, — наши сограждане барахтаются в бардаке, а беглецы предпочли, как белые люди, жить в цивилизованной стране. Поэтому мы планировали «вернуть» Астралову на родину, чтобы она по-прежнему давала интервью и была в центре внимания. Теперь у нас есть возможность не спеша найти подходящую кандидатуру на эту роль. А три недели назад мы были в цейтноте, но ни я, ни Яша не могли бегать в поискать замены Валентине, не тот у нас статус. Мы давно планировали от нее избавиться, только не могли придумать — как. Психушка была бы оптимальным вариантом, если бы врачи согласились принять ее хотя бы на пару месяцев.

— А если бы она подняла бучу после выписки из дурдома?

— Вопли Валентины, что она Астралова, не произвели бы впечатления. Мы с Яшей обдумывали и такой вариант: если она поднимет шум, то наличие двойника — это интрига, и интерес журналистов обеспечен. Бесплатная реклама. Пусть бы в прессе разбирались, где настоящая Астралова, а где самозванка, А как бы Валентина могла что-то доказать? Только своей квартирой, в которой до этого бывали интервьюеры и поклонники. Сидеть там все дни напролет в своей дикой шапке с тряпкой она бы уже не стала, появилась бы на публике. На нее посмотреть — диагноз ясен, и психиатром не надо быть. На любой пресс-конференции все бы попадали от хохота. Ты бы слышала, какую ахинею несла Валентина! Какая там Астралова! После первого же ее выхода в свет все бы поняли, что Бобкова никакого отношения к писательнице Астраловой не имеет — она даже не читала романы, выходившие под этим псевдонимом, а даже если бы и прочла, все равно бы все перепутала. Любой опытный журналист в два счета раскусил бы, что не эта дама их писала.

— Филипп говорил, что познакомился с Ритой на несостоявшейся презентации Астраловой. Это правда?

— Правда. Вечером он позвонил Якову, объявил, будто нашел подходящую кандидатуру. Узнав, что Валентина убита, парень стал нас шантажировать. Яша пообещал денег, если тот не будет суетиться и обеспечит согласие Риты. Несколько дней она прожила у Филиппа, он изображал неземную любовь и потихоньку ее обрабатывал. Потом отпустил на пару дней, а эта стерва на его глазах столкнула в воду какую-то женщину. Видимо, решила выдать ее за себя и исчезнуть. В общем, та еще штучка. Альфонс бился в истерике, мол, не буду жить под одной крышей с убийцей, и Яша велел отвезти ее к нему на дачу.

«Значит, не Алиса к ней пришла, а Ритка сама под каким-то предлогом заманила к себе любовницу мужа. А та, бедная, могла и не знать, что вновь увидит ненавистную кузину, кошмар своего прошлого».

— Мы были в шоке и не знали, что делать, — продолжал Эдуард Леонидович. — Филипп все время требовал денег. Хотя Яша уже дал согласие, я был против — с какой стати платить вымогателю?! Мы никакого криминала не совершали, а то, что этот негодяй нашел в качестве замены Астраловой преступную натуру, себе под стать, — его проблемы.

«И тогда Филя примчался ко мне, а потом начал шантажировать Ларку…»

— Яша сомневался, что Рита нам подойдет, — этой женщины психология убийцы. Я сам с ней встретился. Сюда приглашать не хотелось, сидели в ресторане. Страшная женщина… Глаза — как дуло пистолета, смотрит, будто вот-вот выстрелит. Алчная и совершенно безжалостная. Отчаянно торговалась, какую сумму получит за исполнение роли Астраловой. Ей очень хотелось давать интервью, бывать не презентациях — ко всему прочему, она еще и тщеславна. Не имея никакого отношения к творчеству Астраловой, желала хлебнуть ее славы. У меня не было выбора, и я согласился. Открыли счет на ее имя, часть выплатили наличными. Рита пыталась выторговать право самой писать романы, но тут уж я стоял насмерть — не хватало издавать ее галиматью! Я просмотрел то, что эта Марго М, кропала в своей газете, — она же настоящая садистка! С помощью печатного слова издевалась над своими героинями, унижала их, показывала в крайне неприглядном свете. А как смаковала подробности драматической ситуации! Ей самой это, очевидно, очень нравилось. Убивала своих героинь морально, а потом решилась и на настоящее убийство.

— Безнаказанной эта мразь не останется, — заверила верная боевая подруга. — Уже сидит в кутузке и стопудово получит срок. Вчера, во время прогулки, мы макнули ее в воду, а потом нас забрали в ментовку, и там выяснилось, что она выдает себя за Астралову.

— А Яша недоумевал, куда она делась. Думал, что сбежала. Я ему сказал, что это к лучшему. Не желаю иметь дела с преступницей. С ней бы мы все время сидели на пороховой бочке.

— Я тебе не сильно навредила тем, что развенчала образ Астраловой?

— Нет, а чем это мне повредит? Если журналисты выяснят, что какая-то женщина задержана правоохранительными органами, мы скажем, что она самозванка, рядилась под знаменитую писательницу.

— Но ведь в прессе публиковали ее фотографии.

— Ну и что? На снимках лишь силуэт, лица-то не видно. Через некоторое время подберем другую женщину на эту роль, заключим с ней договор, оповестим всех, что Астралова вернулась в Россию, нарядим даму в такое же платье и шляпку, и будет она гулять в парке, изображая задумчивую писательницу.

— Лихо у вас все отработано! — восхитилась Алла.

— Шоу, Аллочка. Вся публичная деятельность звезд — это хорошо срежиссированный спектакль.

— Я давно это поняла, Эдик. А другие издатели знали, что Астраловой в природе не существует?

— Разумеется. Но ведь и они практикуют то же самое.

— Разъясни мне, бестолковой, зачем нужны «негры»? Ведь желающих стать писателями сейчас немерено. Издавали бы их.

— Издаем, если это читабельно. У меня уже два десятка популярных авторов. До уровня звезды они пока не доросли, но если бы им сделали такую же рекламу, как Астраловой, — стали бы суперпопулярными. А с «неграми» проще в том смысле, что они очень быстро пишут, — их в команде несколько человек, каждый делает свое дело. Или одновременно несколько «негров» бесперебойно сочиняют романы, стараясь придерживаться единообразного стиля, а мы выбираем наиболее удачные и доводим до ума. Сама посуди — разве может человек каждый месяц выдавать по роману, а то и по несколько? А есть авторы, книги которых выходят ежемесячно. Некоторые писатели на такое способны, но лишь на первых порах, а потом устают, выдыхаются, начинают повторяться, читателям это надоедает. Или одна книга удачная, а другая нет, вот и приходится помогать, подтягивать до уровня прежних произведений.

— Эдька, а почему ты не хочешь вложиться в своих хороших авторов? Раз ты решил издавать нормальную литературу, а не бульварное чтиво, сделай им рекламу и создай новых звезд. И тогда будешь с полным правом гордиться собой, потеснив ширпотреб хорошими книгами.

— Денег дашь? — рассмеялся Эдуард Леонидович.

— Дам. А что — у тебя нет денег на рекламу?

— На массивную рекламу пока нет, я все стараюсь вкладывать в дело, ведь объем производства постоянно растет. Хочется, конечно, из талантливых авторов вырастить звезд, но пока это моя хрустальная мечта. Со временем, быть может, я ее осуществлю, а пока нет возможности выдернуть большую сумму из оборота. Сейчас все уже не так, как было пять лет назад, когда мы раскручивали Астралову, расклад сил поменялся. У крупных издательств много средств, они могут себе позволить купить телепередачу, целую полосу в газете, чтобы постоянно публиковать там хвалебные статьи о своих авторах, оплатить рекламу в метро, на телевидении, приглашение своего автора в рейтинговую передачу, спонсировать съемки телесериала. На все это нужно очень много денег. Заплатить журналисту за интервью или статью я могу, но этого недостаточно. В метро ездят миллионы, телевизор тоже смотрят миллионы, так что у конкурентов гораздо больше возможностей, чем у меня. Хотя реклама, вне всякого сомнения, окупается, но пока, увы… — развел руками издатель.

— Эдик, я ведь не шутила, что дам тебе денег. Бери, делай рекламу, раскручивай своих авторов, если считаешь их талантливыми и способными поднять современную литературу на более высокий уровень.

— Спасибо, Алла. — Приятель был растроган. — Возьму, конечно, отчего ж не взять? Могу предложить тебе долевое участие в прибыли.

— Да брось, — отмахнулась она. — Я и сама заработаю на безбедную жизнь.

— Я возьму у тебя ненадолго. У меня масса предложений по продаже прав на экранизацию и перевод произведений Астраловой на иностранные языки. Валентина не имела права подписывать такой договор — она же по паспорту Бобкова, псевдоним ей не принадлежит. Вот я и ждал, когда истечет срок договора. Пока следствие не закончено, я не буду продавать права, иначе это покажется подозрительным, меня затаскают по допросам — деньги-то предлагают немалые, — а потом у меня будет много средств Хватит и на то, чтобы вернуть тебе долг, и на рекламу, и на переманивание звезд у конкурентов, и на наращивание оборота. Когда-нибудь «Кондор» станет первым в строчке рейтинга, издавая высокохудожественную литературу.

— Флаг тебе в руки. Не сомневаюсь, что ты добьешься своей цели.

— Спасибо, Аллочка.

— Слушай, Эдька, в субботу я праздную новоселье в своем загородном доме. Приходите с Танькой, ладно?

— Обязательно придем.

— Жду. — Алла написала адрес своей дачи и отдала листок приятелю. Расширим сосуды по старой памяти.

* * *

Выйдя из здания, где располагался офис издательства «Кондор», Алла подошла к «вольво», возле которого ждали сыщик и ее Санчо Панса.

— Напарник, ты все-таки не утерпел и примчался, — укорила она.

— Мало ли что…

— Думал, если прогремит выстрел, ты бегом на подмогу?

— Мне так спокойнее. А Толик и в самом деле нервничал и периодически порывался достать из-под сиденья свой «кедр» и с боем прорваться мимо охранников. Я его с большим трудом сдерживал.

— Че так долго базарила-то? — пробурчал верный оруженосец.

— Разговор был очень интересный. Знаете, кем оказался предполагаемый организатор убийства Астраловой? Толян, помнишь, когда ты еще был рэкетиром, рядом с моим подвалом располагалась книготорговая контора? Так вот это тот самый Эдик и есть.

— Толстый, что ль? — сразу припомнил бывший сборщик дани.

— Ну, по сравнению с тем, какой он сейчас, прежний Эдик просто тростинка.

— А че? Путевый мужик.

— Ты прав, мой верный Санчо Панса, в людях неплохо разбираешься. Эдька хороший мужик, и я отношусь к нему с большой симпатией. А к убийству Валентины Бобковой он не имеет никакого отношения. Ладно, поехали к «самаритянам», там все расскажу, чтобы дважды не повторяться.

* * *

В субботу все собрались в Аллином загородном доме праздновать новоселье. Олег был на дежурстве, а потому она пригласила Сергея.

Как и положено, первым в дверь вошел сэр Персиваль.

— По примете нужно пустить в дом кошку, но не указано, какого пола должно быть сие домашнее животное, — оповестила друзей Алла. — Полагаю, это не суть важно. Перс отлично справился с заданием.

Сэр Персиваль и в самом деле чувствовал себя в доме хозяином. Обошел все комнаты, принюхался к незнакомым запахам, как и положено уважающему себя почти взрослому коту, пометил свою новую территорию и остался доволен. Заботливый Толик прикупил любимцу четвертый комплект кошачьего приданого: один стоял в квартире Аллы, второй у него, третий — в офисе «Примы», — и торжественно внес следом за Персом кормушки, кошачий туалет и пакет гранул. Как только он высыпал наполнитель, сэр Персиваль тут же деловито выкопал ямку и с важным видом уселся, чтобы пометить и новый туалет.

Дамы под руководством Зоей Павловны уставляли стол в гостиной заранее приготовленными яствами, и вскоре гости имели возможность оценить кулинарные шедевры Аллиной экономки.

После положенных тостов и пожеланий Алла решила немного подурачиться.

— Ну что, девицы, проявим милосердие, отнесем передачу Рите? обратилась она к «самаритянкам». — Я уже сухари насушила.

— Еще че! — не въехал в тему верный оруженосец. — Пускай эта сука хлебает баланду из параши.

— Вчера я по собственной инициативе посетила следователя, — оповестила присутствующих верная боевая подруга. — Терпеть ненавижу вонь казенного дома, но ради правого дела пришлось. Просветила дознавателя насчет Риткиных подлых деяний, назвала всех, кто может это подтвердить, поведала и о том, что Маргарита Мартова решила исчезнуть и возродиться в образе Изабеллы Астраловой. Эдик, ты не сердишься? — обратилась она к приятелю.

— Да что ты, Аллочка! — рассмеялся тот. — Следователь вряд ли станет собирать пресс-конференцию, чтобы предать сей факт гласности.

— Нет, он будет хранить тайну следствия, — серьезным тоном заверила Алла. — А поделись-ка, дружок, как тебе удалось договориться с ментами, ведь Астралова то погибла, то опять ожила.

— Астралова не могла умереть, потому что это миф. А застрелена Валентина Вениаминовна Бобкова.

— Так выпьем за бессмертную Астралову! — подняла бокал верная боевая подруга, бессменная тамада даже на собственном новоселье.

Когда все выпили, Алла снова встала, жестом попросив мужчин наполнить бокалы:

— У меня есть еще один тост в тему. Миф — это коллективный сон наяву. Выпьем же за то, чтобы мы страдали бессонницей!

Первым рассмеялся Эдуард Леонидович:

— Намек понял, Аллочка. И все же народ в своей массе не может жить без мифов. — Он перевел взгляд на Таисию и спросил:

— Не хотели бы вы стать Астраловой? Мне кажется, вы очень подходите на эту роль. У вас тонкие черты, одухотворенное лицо… Немного печальное и отрешенное. Раньше говорили — иконописный лик. Через некоторое время, когда страсти улягутся, мы оповестим общественность, что Астралова вернулась после лечения в заграничной клинике, и подадим в прессе ее видоизмененный имидж, акцентировав, что после недавней трагедии она стала набожной, посещает церковь и молится за упокой души безвинно погибшей приятельницы Валентины Вениаминовны Бобковой. Религиозность нынче в моде, и это обеспечит симпатии людей верующих. А новый образ писательницы даст толчок росту популярности.

— Я не сумею, — смутилась Тая.

— Да ничего особенного от вас не требуется, — настаивал издатель. Если вы против, то мы можем отказаться от пресс-конференций, встреч с журналистами и читателями. Вы будете регулярно посещать храм, ставить свечки, молиться и гулять в парках, вот и все. А когда почувствуете себя уверенней, выйдете на публику.

— Вы уж меня простите, но жить под чужим именем — не по мне, — с извиняющейся улыбкой отказалась Таисия.

— Тогда переходи в нашу фирму, — предложила Тамара.

— Я бы с удовольствием, — заулыбалась Тая, — но не умею расследовать преступления.

— Научишься, — заверила «самаритянка». — Мы тоже ничего не умели.

— Эдик, а одна из «самаритянок» на эту роль не сгодится? — решила подурачиться Алла. — Я, к сожалению, не подхожу — слишком толстая и высокая, а остальные наши девицы как на подбор, тростиночки, запросто влезут в хламиду Астраловой. И лицо сделают одухотворенное, и свечку в храме поставят.

— Если кто-то из твоих подруг согласится, я буду рад, — просиял издатель. — Они дамы интеллигентные, умеют держаться, любая справится.

— Девки, решайте быстрее, пока он не передумал! — обратилась к «самаритянкам» верная боевая подруга. — Денег огребете немерено, Эдька парень щедрый.

— А по очереди нельзя? — смеясь, поддержала ее Люся.

— Ты, Люлю, не лезь где не спрашивают! — мнимо сердито одернула ее Алла. — Во-первых, росточком не вышла, во-вторых, Астралова — существо неземное, возвышенное, а ты будешь хихикать не переставая и не впишешься в образ.

— Я бы смогла, — вызвалась Ирина.

— Нет, Ирэн, ты не годишься, — отмела ее кандидатуру любительница розыгрышей. — Спору нет, ты хорошая актриса, но у тебя сисятник слишком большой, а Астралова дама плоская по причине вечной девственности. Еще доброволицы есть?

— Могу я попробовать… — не очень уверенно произнесла Лена.

— Ленок, разве тебе надоело у Николаши? Ты же вроде была довольна и работой, и окладом жалованья.

— Мне в «Геракле» нравится, но я хотела выручить Эдика…

— Молчи! — перебила ее Алла. — А то сейчас Танька тебе глаза выцарапает. Гляди, как пронзает гневным взглядом! Только сцены ревности нам не хватало!

Доверчивая Лена с извиняющейся улыбкой повернула голову и встретила смеющийся взгляд жены издателя.

— Танька, — обратилась к ней неугомонная тамада, — а почему бы тебе самой не обрядиться в хламиду и диковинный головной убор, скрывающий лицо, и не изобразить Астралову? Подсоби хазбенду-то, бизнес ведь семейный.

— Мне пятьдесят шесть, и год назад я законно вышла на пенсию, — все еще смеясь, отказалась Татьяна. — Теперь работаю бабушкой.

— Ну надо же! Столько отличных баб и никто не хочет сшибить деньжат. Ну, девицы, решайтесь по-быстрому, а то придется Толяна наряжать в хламидомонаду Астраловой.

— Еще че! — Верный оруженосец, начисто лишенный чувства юмора, принял все за чистую монету, оскорбился до глубины души и обиженно отвернулся.

— И в самом деле, ты не подойдешь, — тут же дала задний ход верная боевая подруга и пояснила нарочито серьезным тоном:

— Трехдневную щетину можно спрятать под густой вуалью, а вот два метра роста никуда не денешь.

— А можно работать не постоянно? — спросила Аня. — Как я понимаю, интервью, презентации и посещение церкви случаются не каждый день.

— А что? Это мысль! — воодушевилась Алла. — Эдик, тебя устраивает такой вариант? Платить будешь сдельно — в зависимости от астрало-часов, то бишь сколько «самаритянка» пребывает в образе звездной писательницы. Сэкономишь, приятель.

— Я согласен, — поддержал игру тот.

— Тогда по рукам, — хлопнула в ладоши верная боевая подруга. — А с тебя, господин издатель, причитаются комиссионные, поскольку фирма «Самаритянин» берет мзду за трудоустройство.

Эдуард Леонидович, смеясь, полез за бумажником, но она жестом остановила его:

— Нет, это относится к сфере официальной деятельности нашей конторы, так что гонорар за посреднические услуги переведешь безналом. Мотя, дай ему номер расчетного счета. Глянь, как я вам подсобила, а, ребята? Хоть пока считаюсь нетрудоспособной, но посильно приношу пользу. «Самаритянину» еще не приходилось трудоустраивать на должность знаменитой писательницы, но ничего, главное — начать, а потом освоим и этот бизнес. Эдик, сделай нам рекламу среди коллег по ремеслу, пусть и другие издатели к нам обращаются, а мы им будем поставлять кандидаток на исполнение роли звездных авторесс. Но и сам про нас не забывай. Как только придумаешь новую мифическую звезду, сразу к нам, девки сыграют как по нотам. И с «неграми» мы тебе подсобим, наша контора на все горазда.

— Подруга, а кто написал этот портрет? — Казанова показал на подаренную Филиппом картину, висевшую на противоположной стене.

— Это моя скромная девичья тайна, — потупилась Алла. Бросив быстрый взгляд на Ларису, она добавила:

— Повесила как напоминание об ошибках молодости.

— По-моему, классно, — не согласился он. — В этом портрете — вся твоя суть.

— Ага, — кивнула верная боевая подруга. Вздохнула, помолчала и уже серьезным тоном произнесла загадочную фразу, понятную только ей и Ларе:

— Грехи прошлого.

Казанова еще раз Оглянулся, на портрет и пожал плечами:

— По-моему, тут изображена не грешница, а очень сексапильная, красивая и уверенная в себе женщина, каковой ты и являешься.

— Не все ты про меня знаешь, Игорек, — усмехнулась верная боевая подруга. — В моем прошлом немало грехов, но я сделала из этого правильные выводы. В прошлом заложено будущее, главное, чтобы они в пути не разминулись.

— Напарница, ты впервые не наказала человека, виновного в убийстве. Даже в двух убийствах, — напомнил Виталий. — Что это с тобой?

— Добрею, наверное, — отшутилась та и пояснила для Эдуарда:

— Это он о господине Бобкове. Эдик, ты не брал с меня слова держать язык за зубами, а потому в узком кругу близких друзей я его распустила. Не боись, они твоего другана Сеньку не заложат, мы много тайн знаем, но в этом аспекте надежнее могилы.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся ее приятель.

— Ничуть не осуждаю Семена Бобкова за то, что с его подачи прихлопнули сволочную супружницу, потому и не собираюсь его наказывать. А то, что он подстроил аварию компаньону, — меня не касаемо, я не нанималась мстить за всех убиенных бизнесменов. Может, покойник был такой гнидой, что я бы и сама его шлепнула. Забегу на днях к Семену, пожму руку человеку, избавившему моего хорошего друга Эдика от головной боли по имени мадам Бобкова.

Алла выдержала драматическую паузу перед следующей частью своего спича и предварила его словами:

— А сейчас, ребята, вас ожидает а-агромадный сюрприз. Честно признаюсь, терпела из последних сил и никому о нем не поведала, чтобы, как и положено в детективной истории, разгадка состоялась в самом конце.

Все присутствующие смотрели на нее с улыбкой, ожидая очередного розыгрыша.

— Ну-ка, угадайте с трех раз, кто застрелил Валентину Бобкову? — Алла обвела глазами друзей.

— Киллер, — уверенно произнес Эдуард Леонидович.

— Двойка тебе за дедукцию, Эдик. — Верная боевая подруга состроила рожицу. — Не стать тебе популярным детективщиком.

— Даниил, — предпринял попытку Виталий.

— Фи, сыщик, — скривилась она. — Тоже неуд.

— Филипп, — подала голос Лариса.

— Увы, подружка, — развела руками Алла. — И ты не попала в яблочко.

— Так кто же? — почти хором вскричали несколько гостей.

Верная боевая подруга еще немного потомила их, изобразив загадочный вид и поглядывая на своего верного оруженосца, и наконец сжалилась:

— Лиза Сайкина, литсекретарь Астраловой.

— Не может быть, — усомнился издатель. — Я Лизу неплохо знаю.

— Визуально — вполне возможно, а вот в бабской психологии ты полный профан.

— Неужели и в самом деле тихоня Лиза? — поразилась Татьяна Нечаева.

— Именно, — подтвердила Алла и пояснила:

— Если тихоню довести до белого каления, то она может превратиться в хладнокровную убийцу.

Все уставились на нее, отложив приборы и ожидая подробного рассказа. Верная боевая подруга не стала их мучить:

— Толян, узнав, что Филипп возвел поклеп на ни в чем не повинных людей, — Эдика с Яшей, — шибко осерчал и провел психологическую обработку провинившегося. Я узнала об этом постфактум, когда мой верный оруженосец притащил ко мне прилично помятого Фила со следами психологического воздействия на лице, и оповестил, что этот мерзавец желает чистосердечно во всем признаться.

— Дак этот гад только кулак и понимает, — пробурчал Толик. — Че с ним чикаться-то? Врезал я ему промеж глаз, враз все выложил.

— Мой Санчо Панса прав. Хорошего отношения, как выяснилось, этот мерзавец не понимает, а иные меры воздействия оказались результативными. В итоге Филя поведал, что десятого мая посетил Семена Бобкова, настучал о предполагаемом мероприятии и предложил свои услуги. О том, что в Астралову выстрелят красной краской, ему рассказал Даниил. Имиджмейкер и в самом деле планировал устроить всего лишь маленький спектакль, вчера я с ним поговорила по душам. Он честно признался, что в заветных мечтах видел опостылевшую хозяйку в луже крови, а поскольку не желал лишиться доходного места, решил хотя бы имитировать приятную его сердцу картину. А подонок Филька надумал хорошенько поживиться — удача, на его взгляд, сама плыла в руки. Он знал, что литсекретарь Лиза ненавидит работодательницу, — Филя большой любитель все выпытывать. Я пообщалась вчера и с Лизаветой и свела воедино их показания. Однажды хозяйка в очередной раз швырнула в беднягу Лизу тяжелым предметом, тут подвернулся Филипп, и обиженная девушка поведала ему о своей хрустальной мечте — убить эту стерву. Когда Филю осенило, что в Астралову можно выстрелить не из игрушечного, а из боевого пистолета, он надумал привлечь Лизу Сайкину. Незадолго до этого Даниил привел Сашу Марчука, ее бойфренда, для услады жадной до сексуальных утех мадам Бобковой. Девушка строила в отношении парня далеко идущие планы, уже мысленно видела себя в белой фате и флердоранже — и вдруг становится свидетельницей малосимпатичной сцены: ее голый возлюбленный прикован ошейником и кандалами к стене, а хозяйка в садомазохи стеком кожаном наряде охаживает его плетью. Бедняжку Лизу чуть не стошнило от вида ее отвисшей голой задницы и дряблых сисек, подпрыгивающих при каждом движении, как уши спаниеля. Да и исполосованное плеткой тело возлюбленного эстетических чувств не вызывало. Девушка презирала всех этих юных проститутов, тешивших извращенные наклонности шлюхи-хозяйки, и вот одним из них оказался парень, которого она любила. Лизавета вылетела из квартиры работодательницы, горя жаждой мести, а потом поведала об этом Филиппу — тот сумел втереться к ней в доверие и стал ее поверенным в сердечных делах и горестях. Оказалось, Филя подкатывался к ней неспроста. Эдик правильно отметил, что подонок любил все вынюхивать, подслушивать и подглядывать. Он вызнал, что Эдик с Яшей планируют сбагрить мадам Бобкову в психушку или еще куда-нибудь с глаз долой, а кандидатура Лизы Сайкиной обсуждается в качестве замены, и решил заранее заручиться ее хорошим отношением на случай, если та станет играть роль Астраловой, тщась надеждой вскоре поиметь с нее навар. Потом создатели мифа отказались от Лизиной кандидатуры, но приятельские отношения с девушкой Фил сохранил, зная, что она останется в должности литсекретаря при новой заменительнице звездной писательницы. Перед тем как отправиться к господину Бобкову, он встретился с Лизой и обрисовал перспективу. Лично его интересовали только деньги, и он намеревался слупить с Семена немалую сумму. А девушка сразу согласилась выстрелить в ненавистную хозяйку. Они отправились к супругу Валентины и посвятили его в свой план. Тот дал добро, выделил им ствол, Филипп получил требуемую сумму, Лиза от денег наотрез отказалась, ее целью была месть. Охранники Бобкова научили ее снимать оружие с предохранителя и немного поднатаскали в тире. На следующий день, одиннадцатого мая, они пришли к дому Астраловой порознь. Без чего-то десять девушка поднялась на лестничную площадку, встала напротив двери со стволом в руках, а Филипп ровно в десять часов нажал кнопку домофона и оповестил Валентину, что прибыл. Хозяйка открыла дверь, Лиза выстрелила и тут же ушла, испытывая чувство глубокого удовлетворения, что поквиталась за все свои унижения. В итоге мадам Бобкова наказана за грехи прошлого, которые она перенесла в настоящее, в частности, за использование юнцов для сексуальных игрищ, садистских развлечений и прочих извращений.

— Поделом ей, — с отвращением произнес Эдуард Леонидович.

— Филипп, выполнив свои функции, отправился на презентацию в ЦДРИ, продолжала верная боевая подруга. — Туда же поехала и Лизавета — ее отсутствие выглядело бы подозрительным. Там каждый занялся своим делом: девушка исполняла обязанности литсекретаря и вела себя как ни в чем не бывало, не испытывая ни малейших сожалений о том, что застрелила ненавистную хозяйку, а Фил охмурял Марго-Риту. Этого засранца ничуть не всколыхнуло, что он подбил Лизу на убийство, а сам при этом огреб бабки за посреднические услуги и роль отмычки. Гонорар за это ему показался маловатым, и он решил сшибить деньжат и за сексуальную обработку Марго-Риты, кандидатуры на замену Бобковой. С поразительным цинизмом этот гаденыш заявил мне, что никакой особой вины на нем нет, мол, стреляла Лиза, а он всего лишь пообщался с Валентиной посредством домофона. Филя был уверен, что девушка его не сдаст, и продолжал жить в прежнем темпе, не испытывая ни малейших угрызений совести, а семнадцатого мая оказался свидетелем, как Марго-Рита столкнула Алису в воду. Филипп бы и это пережил — парень абсолютно безнравственен, — но Ритка предупредила лжевозлюбленного, что обвинит его в убийстве Алисы, если он вздумает бузить, и тот задергался. Яков велел ему отвезти Марго-Риту на его дачу и покараулить ее, чтобы эта пиранья не выкинула какой-нибудь фортель, и Филя повиновался — ему очень хотелось получить обещанный гонорар. Наутро его сменил Яков, а Фил рванул ко мне. Тут как раз мы с Толяном выкатываем со двора. Парень решил проехаться следом, намереваясь улучить момент и пообщаться со мной наедине, но я все время была не одна — вначале с Виталькой, потом мы с ним встретили в Шереметьеве Ларку с Казановой, и Филипп надумал подвалить ко мне будто бы невзначай. Я клюнула и предложила ему позвонить. На следующий день Филя напросился ко мне домой, заручился моим согласием сделать ему алиби на одиннадцатое мая и успокоился. Насчет второго алиби, на семнадцатое мая, он мне говорить не стал, решив, что соучастие аж в двух убийствах — явный перебор, — но держал в уме, что на крайний случай, если Марго-Ритка решит свалить на него убийство Алисы, я его снова выручу. Этот безнравственный тип вознамерился сшибить еще деньжат и стал шантажировать одну даму. — Алла не стала пронзать Ларису гневным взором, подруга и так поймет, о ком речь. — Та сообщила об этом мне и, когда сучонок телефонировал ей уже конкретно насчет денег, порадовала новостью, что я в курсе его деятельности в амплуа альфонса и шантажиста, сильно гневаюсь, настроена круто разобраться, мол, мало ему не покажется. Филя скумекал, что алиби я ему уже не сделаю, как раз наоборот, обеспечу крупные неприятности, и пора лечь на дно, пока все устаканится. Помня, что у меня есть ключи от его квартиры, он даже не стал заезжать домой за вещами — боялся, что я поджидаю в его хате, — и прямиком рванул в Зеленоград к своему дружку Феде. Отсиживался у него две с лишним недели, а потом вспомнил, что дома остался портрет Валентины. Десять лет назад он намеревался продать его любовнице, но пока Федя малевал ее лик, та перекинулась на другого молодого художника, бортанула Филю, и он не успел всучить ей портрет. Поразмыслив, Фил решил, что рано или поздно его хватятся, менты придут на квартиру с обыском, найдут портрет, выяснят, кто это такая, и увяжут с убийством Астраловой-Бобковой, Потому он надумал на всякий случай избавиться от картины. И тут мой верный оруженосец взял его за шкирку.

— Филипп — мерзкий тип, от него всего можно ожидать. Но Лиза… Такая скромная девушка… — Татьяна Нечаева все еще не могла поверить, что та совершила убийство.

— Ничего удивительного, Танюша, — нельзя доводить человека до крайности.

— А может быть, Филипп опять наврал? — засомневалась Лариса, уж очень ей хотелось, чтобы шантажист оказался еще и убийцей. — А вдруг Лиза ни при чем, он сам застрелил Бобкову?

— Нет, все, что я поведала, чистая правда. Лизавета честно во всем призналась. Девушка гордится своим поступком, ведь она избавила мир от извращенки Бобковой, которая издевалась над десятками людей и кайфовала, унижая их человеческое достоинство.

— Ничуть не осуждаю Лизу за то, что она застрелила эту стерву, заметил Эдуард Леонидович.

— Целиком с тобой солидарна, — кивнула Алла. — Между прочим, не такая уж Лиза и тихоня. Характер у девчонки есть. Я с чувством пожала ее мужественную руку, поблагодарила за меткий выстрел и пообещала потренировать ее. Пусть девушка научится так же владеть оружием, как и я. Выращу себе достойную смену.

— Не дури, напарница, — одернул ее Виталий.

— Да я пошутила, — успокоила его боевая подруга. — У девчонки есть профессия, пусть занимается своим делом. Люлю, похлопочи за нее в своей газете, ладно?

— Обязательно, — пообещала Люся.

— А разве Лиза не хочет быть литсекретарем? — спросил Аллу издатель.

— Она полагает, что осталась без работы, поскольку мадам Бобкова уже на том свете.

— Бобкова — да, а эту роль будет исполнять другая женщина. Или вы уже передумали? — Эдуард Леонидович обвел глазами «самаритянок».

— Да мы просто дурачились, Эдик, — рассмеялась Алла.

— Ничего себе! — ахнул Он. — А я все принял всерьез.

— Ну, раз ты серьезно, то и мы серьезно, — согласилась верная боевая подруга. — Не боись, подберем тебе отличную приходящую исполнительницу на роль Астраловой. Но зачем литсекретарь непишущей писательнице?

— Пусть все останется как раньше, — у нее будут и литсекретарь, и имиджмейкер, и литагент. Сменим лишь обитель звезды.

— Зачем тебе лишние хлопоты и расходы? Полагаю, Семен Бобков на радостях подарит тебе квартиру покойной супруги.

— Сомневаюсь, что кому-нибудь из твоих подруг захочется там находиться.

— «Самаритянки» не кисейные барышни, Эдик. Устроим в квартире субботник, выкинем из спальни всю садомазохистскую дрянь; искусственные члены, похабные картинки, видеокассеты и прочие следы грешков мадам Бобковой, а все остальное пусть остается, зато у журналистов не возникнет подозрений.

— Ну хорошо, если так… Но мне не нужны подарки, я куплю «келью» у Семена.

— В этом вопросе сами разбирайтесь, — устранилась Алла. — Кстати, ребята, я пригласила Лизу на сегодняшнее торжество. Чур, при ней молчок, ладно?

Друзья нестройным хором заверили, что сохранят все в тайне.

— Лизавета еще морально не доросла до того, чтобы стать полноправным членом нашей команды. Пока примем девчонку с испытательным сроком, приглядимся к ней, а там будет видно. Ребята, есть предложение принять Эдика с Танюхой в наши ряды. Есть возражения? — Она обвела взглядом друзей и, услышав одобрительные возгласы, вынесла вердикт:

— Принято безоговорочно.

— В нашей команде прибыло. Есть повод выпить, — предложил Казанова.

Когда бокалы наполнились, бессменная тамада произнесла тост:

— Выпьем за нашу команду и за все то, благодаря чему мы на коне, несмотря ни на что!

— А где сейчас Лиза? — поинтересовалась Татьяна Нечаева, когда бокалы опустели.

— В данный момент она занята переездом, обещала прибыть попозже. Раньше Лиза арендовала квартиру под мастерскую для своего Саши, а после постигшего ее разочарования выгнала бойфренда и решила жить там сама. Сегодня перевозит туда пожитки. Если девушка остается в качестве литсекретаря Астраловой, то со временем скопит на квартиру — это ее хрустальная мечта.

— Я не смогу обеспечить ей такой же оклад, как Валентина, — посетовал издатель. — Та швырялась чужими деньгами, потому платила щедро, чтобы иметь возможность измываться над окружением. А я бизнесмен и не могу положить пятьсот долларов за номинальную должность литсекретаря. Лиза, если пожелает, может подрабатывать внештатным редактором в нашем издательстве. Суммарно будет примерно то же самое.

— Вот и отлично! — обрадовалась верная боевая подруга. — Мы тоже подкинем ей подработку в «Самаритянине», если наметится что-то по ее профилю, пусть Лизавета наконец-то приобретет свой угол. В общем, хеппи-энд некрасивой истории, ребята, — подвела она итог. — Единственное, что меня огорчает, — нельзя уложить Фильку на нары, иначе тут же всплывет роль Лизы и Семена Бобкова. Везет подлецу Филе. Мне ведь пришлось лжесвидетельствовать, сделав ему алиби на семнадцатое мая, когда была убита Алиса. Сучка Ритка, как и обещалась, пыталась свалить все на Фильку, но вышел полный облом. Я на протокол поведала следаку, что в тот день и час мы с Филиппом Суворовым сидели в его тачке неподалеку от набережной, лирически беседовали и собственными глазами видели, как Ритка столкнула Алису в воду. На досуге пораскину мозгами и придумаю, как с головой закопать эту мерзавку, — лелею надежду, что господа судьи расщедрятся и дадут ей пожизненное заключение. У некоторых бессовестных людей чувство вины можно пробудить лишь наказанием. — Алла ненадолго призадумалась, а потом ее осенило. — Ребята, давайте навесим на нее убийство мадам Бобковой. Дружно лжесвидетельствуем, что Ритка мечтала оказаться на месте Астраловой, шлепнула ее, а потом нацепила похожий наряд и разгуливала в парке у пруда.

— Да ну… — усомнился Виталий. — На голословном утверждении обвинения не построишь.

— К тому же тогда всплывет роль Филиппа, его начнут трясти, и он сдаст Лизу, — добавила Тамара.

— Ладно, уговорили, — проявила покладистость верная боевая подруга.

— Неужели Филипп останется безнаказанным? — спросила Лариса.

— Возмездие преследует многих, но немногих догоняет, — отшутилась верная боевая подруга, но тут же стала серьезной и пообещала:

— Альфонс тоже понесет наказания. Смерти этот говнюк не заслужил, но удар будет болезненным.

— А где сейчас Филипп? — поинтересовался Сергей. Некоторое время Алла молча смотрела на него, не торопясь отвечать. Пару часов назад он по собственной инициативе признался ей в малодушном поступке. В данном случае Филипп не солгал: страшась оповестить Риту о неминуемом разрыве, Сергей передал ее на попечение приятеля в надежде, что та им увлечется и станет инициатором развода.

В общем-то ситуация разрешилась, но на душе у Аллы остался осадок.

«Я его придумала и сама поверила в этот образ, — призналась она себе. — Мне казалось, что Серега — такой же, каким был шестнадцать лет назад. А тот Сергей остался в прошлом. Нужно все это забыть и начинать строить отношения с тем, кем он стал сейчас».

Пока верная боевая подруга размышляла, подал голос Толик.

— У меня сидит, гад, к батарее прикованный, чтоб не сбег, — сообщил он. — Как Ритке отвесят срок, дам ему под зад, пускай бомжует, сволочь.

Алла вышла из задумчивости и пояснила:

— Мы решили наказать негодяя особым способом. После вежливой просьбы моего Санчо Пансы Фил подарил ему квартиру и автомобиль, но Толян решил, что две хаты и две машины ему чересчур и выставил лишнее на продажу, а вырученные деньги отдаст в счет долгов альфонса. Его красивые тряпки мы раздали неимущим соседям, а Федю, малевавшего портреты, вразумили, поведав, как надувал его подельщик и чем промышлял. Художник был в неведении, что его так называемый друг — позорный жиголо и шантажист. Филька наплел с три короба, а тот верил. Федька хоть и пьяница, но мужик приличный, теперь он подлеца Филю на порог не пустит. В общем, у альфонса уже нет возможности обманывать женщин и зарабатывать своим поганым ремеслом.

Верная боевая подруга оглядела присутствующих, задержала взгляд на Сергее, улыбнулась, подняла бокал и провозгласила тост:

— Все мы люди грешные, но за пикантные пристрастия порой приходится дорого платить. Давайте, ребята, выпьем за то, чтобы легкие связи не имели тяжелых последствий.

 

И напоследок…

Уже стало традицией, что в книгах этой серии после завершения детективного сюжета — авторское послесловие. Потому что основная моя задача как психолога — рассказать о различных проблемах, с которыми сталкиваются современные люди. И по возможности подсказать, как решать эти проблемы. Детективный антураж — лишь дань моему любимому жанру.

Предыдущее издание этого романа в твердом переплете носило название «Грехи прошлого». И хотя весь коллектив редакции считает его удачным, читателям это название показалось тяжеловатым — им больше импонируют игривые или ироничные названия других моих романов, созвучных ироничному стилю повествования. Поэтому я согласилась переименовать книгу.

Главная тема этого романа — потребительские тенденции, которые стали проявлять некоторые представители сильного пола. Вопросом: «Что его привлекает: я сама или мои деньги?» — задаются многие состоявшиеся женщины, познакомившись с мужчиной не ее уровня. А особенно если это молодой человек, а даме уже «за…».

Увы, молодых людей, желающих прилепиться к небедной даме, теперь немало. После опубликования в «МК» моего интервью «Одна в доме», на меня обрушился шквал звонков. Молодые люди горели желанием скрасить одиночество состоятельных дам, моих пациенток.

Ладно бы, если бы эти жиголо вели себя честно. Но ведь многие, как и герой этого романа Филипп, играют роль влюбленного. А каждой женщине, независимо от возраста и социального статуса, хочется быть любимой… Дочери прародительницы Евы, поверившей Змею-искусителю, и доныне падки на красивые слова. Как известно, женщина любит ушами. Вот и влюбляется она, бедная, в умельца произносить сладкие речи, не подозревая о его истинных намерениях. А прозрев, ощущает себя униженной — ведь ее просто-напросто использовали.

И еще одна тема данного романа — о мифотворчестве в отношении знаменитостей. Героиня этого романа Изабелла Астралова — персонаж вымышленный, гротескный. Таких монстров среди пишущей братии-сестрии, разумеется, не существует. Однако немалая доля правды в том, что вы прочли об издательской кухне, есть.

Будучи личным психотерапевтом многих знаменитостей, заверяю вас: они совсем не такие, какими вы видите их на экранах своих телевизоров, а то, что о них пишут в прессе, — на три четверти вранье.

Как и все люди моего поколения, я воспитана на настоящей литературе и тоже обеспокоена валом чернушно-порнушного или оболванивающего чтива, которым ныне завалены все прилавки. Будучи психиатром, я вижу явную психопатологию и у персонажей, и у их создателей.

Я не претендую на то, что мои романы «респектабельное чтиво», как выразился один критик. Нет, это всего лишь легкое чтиво. Но, по крайней мере, мои книги дают читателю полезную информацию и не оглупляют.

У меня профессиональный принцип: любой пациент должен уйти от меня с улыбкой. И читатель должен и смеяться, и улыбаться, и отдыхать душой, и закончить чтение с легким чувством.

В моих книгах есть главное, что отличает их от произведений других авторов, пишущих в этом жанре, — идея. Основная идея романов — дать людям возможность поверить в себя. И еще одна моя цель — убедить, что добра в этом мире гораздо больше, чем зла, какой бы ни казалась тяжелой нынешняя действительность.

Всего вам доброго,

Диля Еникеева.