Несколько суток Анна не выходила из своих апартаментов. Она боялась показаться Питэру на глаза. Ей казалось, что он может так пронзительно посмотреть на нее, что она, как подопытный кролик, поднимет лапки кверху, поползет к нему на коленках, и готова будет от страха на любые эксперименты с ее участием.

Она валялась в кровати, и даже бассейн был для нее уже недоступен, так она решила сама. Тоска наваливалась на душу, а в голове крутились волчками разные страшные мысли, которые переходили в ночные видения или сон, трудно было понять. Снилась такая галиматья, что не верилось в то, что такие сны бывают вообще!

Один сон разбудил ее ночью собственным криком! Ей снился тот самый вечер, когда она его поцеловала прямо во время танго, и он увел ее в машину. Машина стояла немного за углом здания, и это оказалось замечательно, потому что добраться до виллы они сразу не смогли бы ни за что. Им помешала бы безумная страсть, которая выплеснулась из них сразу и очень бурно! Они вцепились друг в друга, и жаркие поцелуи мешали понимать происходящее.

Когда и как Анна оказалась совершенно обнаженной? Почему она задыхалась от жгучего желания, а он все тянул и тянул, доводя ее до состояния почти потери сознания…? В то время, когда она жарко кусала его за шею, мочку уха и требовала немедленной близости, он все тянул и тянул…, она не понимала почему, точно так же, как и не смогла сдержать громкого крика, когда эта близость состоялась, и ее пробило током от пяток и до спазм в горле….

На широком диване заднего сидения и случилась настоящая брачная ночь Анны…, и случилась очень яркая…., но во сне….

Она закричала не от страха, а от оргазма и ощущения были такими яркими и живыми, что ей показалось, он лежит рядом.

Анна подскочила в кровати, как ошпаренная и огляделась. Она была одна, никто к ней не приставал и не овладевал ею насильно…! Вот это да…!

Жизнь ее теперь круто изменилась.

Она вдруг оказалась в изоляции. В глухой изоляции. Никто не приходил в гости, не звонил, не разыскивал ее, никому она была не нужна. Что писали газеты, она не знала, потому что не видела прессу вообще. Айшария улетела на съемки в Индию, телефон Криса не отвечал и даже Марко сбрасывал ее вызовы, как будто был обижен или сильно занят. Эта изоляции могла свести с ума кого угодно! Не с кем было поделиться своими страхами, и догадками. А в голове крутились страшные предположения про опыты с людьми, и рисовалась ужасные картины ее туманного будущего….

Но тут началась следующая серия этого «Марлезонского балета». К ней в гости зачастил Питэр. Он стал ненавязчиво интересоваться, не желает ли она чего-нибудь вообще?

Вначале Анна качала головой, отворачиваясь и отказываясь от его услуг, но однажды не выдержала, вышла навстречу и на его очередной глупый вопрос громко брякнула:

– Желаю! Петь желаю. – и выдала в пространство парка свою любимую арию Абигайль.

Дедушку пробил нервный смешок, он постоял молча, постоял, послушал и удалился.

На следующий день, как из-под земли вдруг нарисовался Кристиан с совершенно сумасшедшим предложением. Он, видите ли, отсутствовал так долго, потому что договаривался и теперь окончательно договорился с самыми большими театральными площадками Америки, «Карнеги-холл» и Нью-Йоркским «Метрополитен опера» на оперный концерт с участием знаменитостей и в том числе ее, Анны, по одному концерту под управлением дирижера Джеймса Ливая.

– Скажи честно. Ты сам это сделал? – спросила тут же Анна, – или это «некоторые товарищи» постарались?

– Я сам! – А что за «товарищи»? – удивился Крис. – А еще я получил предложения на твои съемки в двух фильмах на киностудии киноконцерна «Универсал пикчерс»! Это будут сериал «Жажда» и фильм «День поцелуев». Они готовы подписать с тобой контракт. Я молодец? – и гордо выпятил грудь. – Будем готовить контракт?

– Криииис! Сознайся честно. Это действительно сделал ты? Тогда ты молодец и тебе ничего не будет!

– Честное слово! – Крис даже постучал себя в грудь.

«Ну, хорошо. Даже если это сделал Питэр, а я возьму и сделаю вид, что это договоренность Криса. Иначе я здесь просто сойду с ума от безысходности, одиночества и страха!» – подумала Анна.

Наконец-то ее дни опять были заняты работой. Белые халаты отодвинулись в будущее, временно оставив Анну в покое. Ежедневно приезжал аккомпаниатор, и они репетировали. Анна давно не пела, и нужно было восстановиться к началу концертов.

Питэр скромно просачивался в большую гостиную, где стояло белое концертное фортепиано, усаживался в уголок, чтобы не мозолить Анне глаза, и тихо замирал там до самого ухода концертмейстера.

С другой стороны гостиной торчало чудо в виде Криса, которое очень сильно переживало, особенно за терции, в которые два раза не попала Анна. Он поставил на ее концерты все свое будущее и не мог спокойно смотреть, как Анна впустую издевается над своим голосом, вместо того, чтобы ежедневно петь и наслаждаться таким великим даром, которого у него, например, нет.

На самом деле он не мог простить Анне ее странный брак.

Самолет доставил их в Нью-Йорк, и Анна с двадцатого этажа шикарного номера рассматривала красоты этого огромного мегаполиса. Она была здесь впервые. Волнение охватило ее с самого вечера и не отпускало всю ночь, потом весь день, потом до того самого момента, когда она вышла на знаменитую сцену «Метрополитен опера» и не запела во всю возможность своего голоса еще на репетиции. Дирижер приподнял брови и внимательно посмотрел на Анну. Ему явно понравилось, потому что он ободряюще улыбнулся. Анна была ему благодарна. Его этой улыбки хватило, чтобы дать ей энергетическое вливание в ее Душу и теперь она знала. Всё будет хорошо!

Концерты действительно прошли «на ура!». Она пела арию мадам Баттерфляй из оперы Джаккомо Пуччини «Чио-Чио-Сан» и свою любимую арию Абигайль из оперы «Набуко» Джузеппе Верди. Дедушка сидел в ложе и «делал глазки», а Крис метался между ложей и гримерной комнатой, «весь на нерве», как определил он сам свое состояние нервозности. Почему в этот раз на гастролях он так реагировал на ее выступление, Анна поняла позже, когда вышли свежие газеты, сплошь посвященные ее персоне. Оказывается, вся штатовская публика была обеспокоена вопросом: спит Анна с Питэром Хиггенсом или нет, мужчина он или нет, что очень веселило Питэра.

На этом жизненно важном вопросе и были построены все интервью, которые Анна дала прессе после концертов и все вымыслы, относительно того, кто же оплачивал ее концертное выступление на таких знаменитейших площадках, как «Карнеги-холл» и «Метрополитен опера»?

Ее возмущению не было предела!

«Как они смели приплести мой голос к нашим семейно-сексуальным отношениям? Неужели недостаточно разобранной по запятым и точкам моя жизнь за все мои годы, куда входила и учеба в студии «Ла Скала», и работа в самом театре, и более двести опер, в которых я солировала? Неужели все это можно перечеркнуть одним вопросом – спала я или не спала? Даже если я спала или не спала, что, от этого я стала хуже петь»? – возмущалась она вслух.

Анна металась по огромному и шикарному номеру, выговаривая все это Крису, когда туда пришел, скромно постучав о косяк открытой двери косточкой пальца Питэр. Глаза его были, почему-то обиженные, как будто или она его только что оскорбила, или послала очень далеко, или журналисты только что побили битами. Он скромно остановился у косяка и скромно сообщил:

– Анечка. Я честное слово ничего не делал и никому ничего не платил. Честное слово! Крис может тебе это подтвердить. Крис. Скажи, пожалуйста.

– Я ей уже говорил, что все сделал сам. Во-первых, эти предложения поступали тебе еще сразу после пожара, а потом, эта публика сама громко кричала, что «бедной девочке» нужно помочь! Я им только напоминал и все! Вот они и решили помочь.

– Ну, хорошо! – снизошла Анна. – А это не перекроет мне дорогу в «Голливуд»? Когда у нас начинаются съемки в «Жажде»?

– Не переживай. В любом случае любые статьи в прессе, это все равно реклама для тебя. – скромно вставил свое слово Питэр.

– Да. Это так, реклама рекламой, но не хочется читать всякую глупость и гадость про себя. Получается, что твоя жизнь зависит от того, как ты раздвигаешь ноги, а то, что ты к этим достижениям шла годами, училась, репетировала, таскалась по гастролям, не в самых лучших условиях, как тебя каждый старался в этом закулисном мире унизить или оболгать, в расчет не идет вообще!?

– Не идет! Обыватель видит только тело. – Питэр кивнул головой. – Вспоминается одно изречение: – Если хочешь удачно сесть кому-то на шею, нужно пошире раздвинуть ноги… – и засмеялся.

– Ты кого имеешь в виду? – Анна прищурила глаза.

– Это просто изречение, но народ думает именно так, имея ввиду женские прелести. – пояснил Питэр.

– Значит, получается, если есть тело, грудь, талия, длинные ноги, бедра – это и все, что нужно! А где же мой голос? Где талант? Он что, между грудью застрял или между длинными ногами? Зачем тогда человеку гены, зачем мама, которая была певицей и папа, который был умным? Достаточно ноги метр семьдесят пять? А мозги по данной теории вообще не предусматриваются? Боже мой! Куда катится мир? Я не могу больше об этом говорить и думать. Мне нужно отвлечься. Отвезите меня в какой-нибудь местный, модный и дорогой ресторан. Вы! Оба! Я хочу есть. – И Анна демонстративно отвернулась!