Судья оказалась темнокожей, пожилой и худенькой женщиной в очках с сильной диоптрией. Она подслеповато рассматривала Анну, племянников, адвокатов как с той, так и с другой стороны. Что-то из увиденного ей явно не понравилось, поэтому вид она делала очень недовольный.

Анне казалось, что в данном процессе самой отрицательно возбуждающей единицей для судьи была именно она, хотя сегодня она оделась так скромно, как не одевалась со времен училища в Ла Скала. Тонкий, черный свитер под горлышко, черная, длинная юбка и даже черные колготки. Но судья дольше всех рассматривала именно ее, рассматривала с прищуром, на что сидевший рядом Майк шепнул на ушко Анне:

– Так! Жертва интернета. – и хихикнул.

Анна и сама это понимала. Сегодня она была для американской публики, как красная мулета для быка в руках тореадора.

Зал был забит до отказа. На сегодня в суде объявили развлечения в виде спора из-за наследства Анны Хиггинс с родственниками ее мужа Питэра Хиггинса! Аншлаг был обеспечен не только в зале суда, потому что все остальное пространство забили журналисты как с фотоаппаратами, так и с телекамерами, которые постараются сегодня же привезти в возбуждение всю остальную американскую публику, развлекая выдержками из ее жизни!

Она, Крис, Майк, ее адвокаты и несколько знакомых, которые подходили под «сочувствующие», потому что на самом деле подходили к ней, и от души сочувствовали, сидели в одном ряду – справа. Как-то так получилось, что и те, которые знали, любили, уважали Питэра и его семью, тоже усаживались справа, на следующие ряды, а прочие «близкие родственники» обосновались слева.

Анна запретила себе смотреть в их сторону, чтобы у нее не сложились хотя бы какие-нибудь оправдательные нотки в их пользу. Она держала в голове слова Питэра «это никчемные трутни, всю жизнь провалявшиеся на диванах». Ее глазами и ушами были Крис и Майк, сидевшие с двух сторон от Анны, и каждый «вливал ей в уши», как называл это Крис, свои впечатления по очереди. И про «родственничков», и про их адвокатов.

Противную сторону представляли сразу несколько крепких адвокатов, которых Мак знал, как достаточно изворотливых, но не очень дорогих. Свидетелями выступали три непонятные и крикливые тетки американских форматов, вскормленные на «Биг-Маках» и «Пепси» и студнем расплывшихся в креслах, куда они с трудом помещались. Рядом развалились трое краснощеких здоровяков под стать теткам и группа поддержки, которой явно было обещано много пива и «жрачки» по завершению процесса, поэтому ведущих себя с вызовом и неадекватно.

Тем более перед телекамерами и фотообъективами!

Им всем очень хотелось попасть на первые страницы газет, поэтому они вели себя шумно и демонстративно ходили туда-сюда, в основном мимо Анны и нагло ее рассматривали. Они старались «засветиться» перед объективами, шумно обсуждали последние новости об Анне с экранов телевизоров и интернета, перекидывались громкими репликами не совсем благонравного характера и плевались на пол.

Судья перекладывала бумаги, смотрела на всё это безобразие над очками и переводила взгляд с левой части зала на правую, как будто ждала, когда у Анны и ее окружения лопнет терпение. Но вся правая половина зала делала вид, что их это не касается и не интересует.

Наконец судья еще раз оглядела весь зал, потом постучала молоточком и громко объявила:

– Встать, суд идет!

Все встали, включая судью.

– Прошу садиться. – громко сказала судья и первая села, еще раз оглядела зал и… началось судебное разбирательство…, длиной в три дня.

За три дня Анна была удивлена количеством открытий для себя. Оказалось, что дальние родственники на самом деле были самыми близкими и родными. Они принимали самое деятельное участие в жизни дяди. Мало этого, они ему материально помогали всю его жизнь, привозили в дом экологически чистые продукты питания со своей фермы! О том, что есть какая-то ферма, Анна слышала впервые, точно так же, как и никогда не пробовала эти экологические продукты. Во-вторых, оказалось, что Питэр с раннего детства рос вместе со своими племянниками, в одном доме у их матери, кузены его матери, потому, что его мать была очень бедная, и у нее не было денег даже на еду!

Питэр был в детстве такой худой, недокормленный и неухоженный, что ему приходилось донашивать вещи после взрослых родственников, поэтому он рос очень болезненным и хилым, отчего и не был женат, потому что как мужчина он не был мужчиной!

На такую новость Анна просто рассмеялась громко! Придумать подобную глупость могли только очень изощренные люди с больным воображением. Второй раз смех вызвали обвинения Анны в том, что она вышла замуж за Питэра без гроша за душой, то есть, преследуя корыстные цели!

Все эти глупости сопровождались свидетелями, которые отчаянно вторили глупым россказням и клялись, при этом, сводом американских законов. В этой куче свидетелей нашлись даже врачи, которые, якобы, лечили Питэра в детстве и были уверены в его недееспособности, как мужчины на сто процентов. На подобный бред ушел весь первый день.

Второй день был предоставлен в распоряжение противоположной стороны, то есть Анны и ее представителей.

Вот тут-то и легли на стол судьи все документы, которыми располагали три адвоката Анны. Старшим адвокатом было зачитано завещание, оформленное согласно законам, правильно и вовремя. Были представлены справки о состоянии здоровья Питэра на протяжении последних пятидесяти лет, то есть его медицинская карта, в которой черным по белому была дана оценка отменного здоровья пациента. Была предъявлена козырная карта – последняя справка о причине смерти и состоянии физического тела на момент смерти Питэра Хиггинса!

То есть, та самая справка, которую зачитали вслух представители полиции сразу после похорон, и отчего Анна вынуждена была краснеть. Мало этого, были представлены документы о доходах Анны Хиггинс за последние два года, когда карьера Анны была на взлете и концерты вперемешку со съемками приносили доход, от озвучивания которого «родственники» чуть не подавились слюной от злости!

Третий день был посвящен исключительно наследователям имущества Питэра Хиггинса. Вначале был зачитан список этого имущества, от которого у зрителей в зале глаза разгорелись фиолетовым огнем жажды и стяжательства! Затем банковские счета и количество средств на них. Затем судья подробно объяснила присутствующим, как наследуется имущество, включая денежные средства, и кому оно принадлежат теперь, что вызвало в зале шум и вскрики!

Судья за два прошедших дня резко поменяла свое отношение к Анна и даже улыбалась ей натянутой улыбкой завистливого человека. Адвокаты племянников еще раз попытались развернуть процесс в нужную им сторону, но тут в дело вступила «тяжелая артиллерия», как шепнул Крис на ухо Анне, которая и закончила расстрел из тяжелых орудий. Они добили племянников сообщением адвоката, подкрепленное очередной справкой, согласно которой Анна находилась на втором месяце беременности, а отцом ребенка, согласно анализам ДНК был не кто иной, как именно Питэр Хиггинс!

Справка опять произвела фурор взорвавшейся бомбы и разметала по пространству все мечты и надежды на будущее, которые строили «родственнички» вместе со свидетелями и адвокатами.

В конце процесса судья долго перекладывала бумаги и делала строгие глаза, сверля «родственников» из-под очков, потому что все уже было понятно даже ей. Зал шумел.

Судья постучала молоточком и зачитала приложения к завещанию, в котором рассказывалось о наличие нескольких учебных заведений, в которых обучалось двадцать три ребенка. Дети были официально усыновлены Питэром и Анной Хиггинс и числились за фондом Питэра Хиггинса. Эти дети находились в списке наследователей всего имущества дяди Хиггинса и были учтены в получении наследства в процентном отношении и от общей прибыли, и от всех видов доходов.

Это было последней каплей, после чего вся левая часть зала с воплями и проклятиями и Анне, и племянникам, которые явно что-то обещали свидетелям, демонстративно покинули зал заседаний.

Судья оказалась не такой уж и мымрой. Она выполнила свою работу честно и без лишних проволочек, о чем и раструбили утренние газеты на всю Америку, подкрепляя новости комментариями из телевизионного ящика.

Анна была счастлива. Наконец-то наступит светлое будущее, в котором спокойно будет жить она, ее ребенок и их общие с Питэром дети, которыми наступила пора заниматься вплотную.

Она вернулась домой, и этот последний вечер одиночества был отдан ее любимому мужчине, ее Питэру. Она просмотрела все их общие фотографии, видеодиски, просмотрела все его картины, всю коллекцию по древнему искусству Любви, вздыхая и вспоминая сладкие минуты блаженства, которые дарил ей Питэр. Просмотрела еще раз список детей и наметила для себя приблизительный план действий по жизни.

В этот план входили: во-первых, дети, во-вторых, ее творческая карьера, то есть предложенное участие в оперных концертах и постановках. Затем необходимо было окончательно решить, что в ее судьбе будет приоритетным – опера или кино?

Но тут появились новые предложения, в связи с которыми необходимо было встретиться с новыми представителями фирмы и новым импресарио. Для этого Анне необходимо было слетать во Флориду на переговоры. Она постоянно откладывала поездку, потому что никак не могла выделить свободное время. Постоянные встречи, работа, концерты, съемки в фото студиях отнимали все свободное время.

Но самое главное, это то, что ей предлагалось подписать пятилетний контракт со знаменитой киностудией «Универсалпикчерс»!!! Она так долго ждала этого! Особенно радовался Крис!

Это была очередная победа!

Можно было кричать ура, и она бы кричала, но рядом не было Питэра, и поделиться такой радостью было не с кем.