И потекли Танины рабочие будни.

Опять работа засосала ее всю без остатка! С раннего утра и до глубокой ночи шли бесконечные опыты. Она облучала кровь, производила на нее биологические посылы всевозможными средами, биоматериалами, человеческой аурой, просто словами, писала графики, составлял диаграммы, сверяла фотографии, удивлялась неожиданным результатам или отсутствию того, на что надеялась, и так каждый день. Но она так погрузилась в работу, что не замечала, как быстро мелькают эти дни, как проносятся недели, как проскакивают месяцы, потом годы, которые ба Тоня называла «аванс – получка, аванс – получка… и Новый Год!»

Так проскочило целых пять с большим хвостом года! В эти хвостатые годы она поступила в ординатуру, затем стала вначале МНС, младшим научным сотрудником, защитилась, получила диплом ординатора, а потом подалась и в аспирантуру. Когда же за всем вот этим было считать дни? Некогда было считать и эти месяцы, и даже эти годы.

– Андрюха! Вот когда пролетели эти дни и недели? А?

Они сидели на кухне у Андрея, ближе к утру, когда половина гостей расползлась или спать, или по домам и чокались шампанским, потому что наступил Новый тысяча девятьсот девяносто второй год. Второй год после почти круглой даты! Но не это было главным! Главным за столом звучало то, что коллектив лаборатории подготовил материалы на получение ученой степени для Тани. В уходящем году она подала заявку на защиту кандидатской диссертации.

А вторую большую радость сообщил им Генрих Степанович за пять минут до боя курантов по громкой связи:

– Уррааа! Ребята! Поздравляю! Мы добились! Нашу лабораторию по перфорану открывают заново! Мы победили! Урррааааа!

И весь дружный коллектив прокричал троекратное УРРААА, два коротких и третье длинное, раскатистое…, ведь раньше, до закрытия, часть из них работали у Феликса в лаборатории и очень многое пережили тогда.

А потом очень сильно возбужденная публика позволила себе элементарно напиться! И это было правильно! Столько нервов, неприятностей, отрицательных эмоций было связано с закрытием лаборатории, в работу которой каждый из них внес свою лепту. Это только Таня с Сашей работали в лаборатории недолго, а остальные и до, и после Таниных неприятностей.

А теперь они остались втроем и радовались минутам полного отдыха, который позволил им пообщаться, потому что работа отнимала даже это.

– Представляешь, да? Когда я учился в школе, сидел однажды, рисовал цифры, и получилось, что нарисовал две тысячи и задумался. Вот, подумал, когда-то наступит двухтысячный год! Нет, подумал я, наверное, это будет так не скоро, что я не доживу! И вот тебе, пожалуйста! Мы вступили уже и во второй год из последней десятки, а там и тебе, пожалуйста – двухтысячный!

– И у меня такое было. – подхватила Лена. – Я тоже думала об этой же дате! Вот тебе и дежа вю! А вообще кто бы мог подумать еще пять лет тому назад, с хвостиком, что мир так изменится!

– Да! – вступила в разговор и Таня. – Пять лет с половиной тому назад вы только познакомились с Андреем, я еще помню, как, а сейчас вашему отпрыску уже три года! Как быстро растут чужие дети! Особенно, когда своих нет. – и вздохнула.

– Танюха! Да не расстраивайся ты! Если когда захочешь, мы тебе всегда пожалуйста. Всегда подсунем наше чудо! Тютюхайся сколько хочешь! Можем хоть на вечер выделить, хоть на два! А сами может в кинушку сбегаем! Тысячу лет никуда не ходили! Да, Лен? – Андрей мечтательно закатил глаза.

– Боже мой! Какая тебе кинушка. Сейчас нет никакой кинушки. Все кинотеатры позакрывали и в них мебельные салоны! – Лена выделила это слово. – Сиди вон дома и по видику смотри! – и рассмеялась.

– Слушайте, ребята! Мы засели в своей лаборатории, как в окопе и ничего не видим вокруг! А вокруг такой кошмар делается. – Таня сделала круглые глаза. – Я тут на день рождения к приятельскому сыну собралась и пошла в Детский Мир за подарком. Слушайте! Какой ужас! На улице вдоль всего магазина бабки какие-то банки продают, консервы, старые крупы. Народ на ящиках, как на прилавках, шмотки разложил и торгует! А сейчас зима, и всё это кашей по тротуарам размазали. Грязь! Все ругаются. Морды у всех злые! Я такого еще не видела! Это что, теперь везде так? Это и есть пресловутая Перестройка, которую объявил Горбачев?

– Мало этого! Я тебе про другое расскажу. У меня приятель работает на Старой площади. У них там целое движение организовалось! «Сдача партбилета» называется! С черного входа приходят бывшие партийцы и молча бросают свои партбилеты в огромный ящик, который стоит прямо около охраны! И молча уходят! Он тоже собрался сдавать и как-то по утру рано пошел. Цирк! По улице Рыбный переулок молча и опустив головы долу идут цепочкой бывшие партийцы, а навстречу из-за угла вдруг выходит толпа оранжевых кришнаитов с песнями и плясками! Как же хохотал мой приятель на это музыкальное сопровождение похоронного действия. А мне хочется сказать одно. Нельзя так долго держать народ в нищете, на голодном пайке оклада, который на самом деле называется поек от голода. Аж семьдесят с лишним лет!

– Да! А моя мама как-то тут процитировала бабушку. Мы, вообще-то, дворяне, поэтому были ссыльные. Когда умер Сталин, мама в школу ходила. Приходит из школы и ревет белугою, мол, Сталин помер! А бабка стояла на одном колене, потому что буржуйку растапливала, дворянка, на минуточку, голову подняла и выдала, что мол, помер Максим ну и хер с ним! У моей мамы был шок. Так сказать про Такого человека! Но пережили же? Не померли, как тогда думали.

– Это все ерунда! Главное в другом! Кто бы мог себе представить, когда я пришла в вашу, ой, пардонати, нашу лабораторию, что СССР может развалиться? Что эти наши главы могут себе позволить подписать соглашение на такой развал! – Лена покачала головой. – У нас говорят, что все уже давно куплены и завербованы америкосами. Что мировое правительство из жидов запланировало очень давно этот развал. Два века тому назад. Поэтому была и первая мировая, и вторая мировая, а между ними революция. Это все по наши души. Мы западу, как кость в горле. Поперек. Нас, русских, запад не любит!

– Видал! Какие интересные веяния в дипломатических кругах! – кивнул Андрей на Лену. – У вас там все так говорят и думают? А то смотри! Придет КГБейка и всех нас заарестует!

– Сегодня уже не заарестуют! Не те страшные времена, когда затравили хороших людей, вон по Танюшкиной жизни прошлись асфальтным катком. Сейчас наступает демократия. Правда, мы не знаем еще, что это за зараза и с чем ее едят? Как бы нам не подавиться, если сильно рот растопырим от радости.

– Слушайте! Новый год! Хватит партсобрания устраивать! Давайте вот лучше Танюшку поздравим и пожелаем ей успехов и удачи. Чтобы она защитилась! Чтобы стала Кандидатом, а потом и Доктором наук! А там, чем черт не шутит! Чтобы ты и еще дальше пошла! Стала профессором! А для начала я тебе желаю возглавить лабораторию по перфорану. Ты этого заслужила и своей жизнью, и своим терпением, и своими трудовыми достижениями!

– Спасибо, ребята. Как же хорошо, что вы у меня есть! Как я этому рада! Но лабораторию я возглавлять не буду. Во-первых, не по статусу. А во-вторых, и я это уже решила, сразу же, как только услыхала в новогоднее поздравление, тут же так и подумала. Подумала, что эту работу будут предлагать мне, как самой пострадавшей, типа, компенсация. Но я заболела кровью и хочу работать только в этом направлении.

– Хорошо. Если не по статусу, может, тогда замом пойдешь? Все-таки, научная работа. Ты же хотела из-за ребенка до конца в перфоране разобраться? – Андрей пожал плечами.

– А я и здесь с перфораном работаю. Даааа! А как же! Так что меня все устраивает. А потом, от добра, добра не ищут.

Они чокнулись и выпили. Таня задумалась, глядя в окно на огни салютов, разрезающих небо с самых двенадцати часов ночи и прямо до сейчас. Настроение было чудесное и ей вдруг так захотелось рассказать им про всё своё что внутри себя, про эту боль, про желание иметь детей, про внутреннее одиночество, про ночную тоску холодной кровати… Про все все….

– Вы знаете, ребята. Я ведь на самом деле так внутри одинока! Совсем одна. Вы теперь вдвоем, даже втрое, и я вам даже завидую. Все у вас класс! А я одна. И внутри одна. Есть, правда, один товарищ!

– Ооой! Танюха! Уррраааа! Ты никак мужика завела!? Когда успела? – Лена потрепала Таню по плечу. – Давай, колись!

– Неееет! Не мужика. Это совсем другое. Я даже не знаю, можно вам про него говорить или нет? Если расскажу, не подумаете ли вы про меня, что того, ку-ку… – Таня повертела пальцем у виска. – потому что нормальный человек в это все не верит. А я вот верю. Со мной такое было!!! Страсть, если все рассказать, волосы дыбом! Но я сегодня должна рассказать. Я хочу выговориться.

– Давай! Расскажи, родная, облегчи душу. – Лена чмокнула Таню в щеку. – Шучу.

– Понимаете! Это, конечно, не шутки. Это очень серьезно. Но, раз уж решила, буду рассказывать. Вы можете себе представить, что о смерти Саши мне еще до того, как сообщили власти, рассказали в моей голове. Можете?

– Как это? – удивился Андрей. – Видения, что ли какие были? Или сон?

– Нет, это был не сон, и не видения. Просто, когда я сидела в карцере на воде и хлебе пять дней без общения вообще с людьми, ко мне пришел мой Ангел. Я, конечно, очень удивилась и вначале не поверила. Тоже подумала, что ку-ку. Но потом поняла. Дело в том, что мой минус фактор он космического происхождения. Это отголоски экспериментов в одном из заселений Земли. Способ привить землянам гены пришельцев для их лучшей адаптации на нашей планете. Но опыт прошел неудачно, а гены остались. Именно с ними и борются крови местных аборигенов до сих пор, и моя в том числе. Я вдруг поняла, что во мне заговорил этот мой «голос крови». Судя по данным из древних источников «голос крови» обязан заговорить в нас! В каждом, если он имеет хотя бы часть генофонда наших белых предков. Предков космической белой расы. Наступает такое время, когда Он просыпается. Этим «голосом крови» и стал мой Ангел Хранитель.

– Так он что, с тобой разговаривал? – удивился Андрей.

– Да! Еще как разговаривал! Это такой длинный разговор, но если вы согласны выслушать мою исповедь, я расскажу….

– Еще как согласны! Да, Андрей? – тихо подхватила Лена с очень выразительным выражением на лице.