Следующих два года состояли из одного большого ужаса! И Таня и Андрей, да и вся лаборатория была так наэлектризована событиями, что можно было даже спичку не подносить, достаточно чуть повышенного голоса и все могли вспыхнуть в любую минуту до состояния «на крик».

Эти реакции вызывала зашкалившая любые нормы работа. Если для Тани или Андрея это были логически понятные моральные, физические и нервные траты, то остальная часть работников лаборатории старалась, что называется, «за красивые глазки» и оба соискателя это отлично понимали.

Таня, как могла, старалась поддерживать дух в лаборатории подачками и поблажками. Самым большим помощником ей в этом оказалась ба Тоня. Она повадилась почти ежедневно «забредать, проходя мимо» в лабораторию и подкармливать народ свежими пирожками. А Таня почти всю свою зарплату тратила на всевозможные подарочки и сувениры для всех без исключения.

– Танюха! – приступил как-то к неприятному разговору Андрей. – Да! Я понимаю, что ты для народа стараешься и твоя бабушка тоже, но, а мне что делать? Я должен семью кормить и не могу записаться в очередь на подарки после тебя. Ты это заканчивай, я тебя умоляю. Не хватало нам разбаловать лабораторию и что потом будем делать, если тяжелая гадина настанет? А?

И он как в воду глядел. Тяжелая гадина наступила им на пятки неожиданно. В министерстве поменялось почти все руководство, к «власти» пришли самые «деловые ученые», которым разработки ребят про кровь были не нужны вообще, да и не только про кровь! Появилась тенденция нового вида заработка для «научных» чиновничьих душ. Они стали сдавать свои лаборатории в аренды и получать нехилые деньги! Зачем мучиться темами и получать скудную зарплату, когда можно запустить в кабинеты и научные лаборатории какое-нибудь ТОО или ЗАО и чувствовать себя финансово очень уверенно.

Однажды утром Генрих Степанович вызвал Татьяну к себе в кабинет. Вид у него был очень злой и недовольный. Он сидел за столом и жевал какую-то фразу, которую никак не мог разжевать и выдать ей. Таня стояла молча, ждала и пугалась внутренне….

– Дорогая моя девочка! – наконец фраза обрела звук и волю. – Держись. У нас наступают, кажется, очень плохие времена. Очень.

– Неужели нас закрывают? – выдохнула Таня со страхом. – И что же будет?

– Ну. Совсем не закроют, а только прикроют. Временно. До окончания тяжелых времен.

– А кто знает, когда закончатся эти времена?

– Во всяком случае, количество работников собираются сократить вдвое. И будут решать с помещением.

– То есть, нам нужно будет освободить помещение? Нашу лабораторию? – Таня чуть не упала, схватилась за стул и села на него с побелевшим лицом. – И куда? Вы же знаете, сколько у нас аппаратуры.

– Таак! Не паниковать. Будем пробиваться. К нам собирается научная комиссия, которая и определит нужность ваших разработок и количество необходимого народа в лаборатории. Я попрошу очень основательно подготовиться. Пересмотреть еще и еще раз всю подготовленную документацию, подчистить, красиво скомпоновать и вообще!

– Все будет готово вовремя. Не волнуйтесь. – Таня сама тоже запаниковала и даже задрожала в коленках от предчувствия неприятностей.

Генрих помолчал, посмотрел на Танюшку и выдал вдруг:

– Я вас прошу! Посмотрите на себя! Сделайте новую прическу, что ли! Кучеряшки какие-нибудь, там. Губы подкрасьте. Вы похожи на нудного, ученого червя. Вы улыбаться умеете? Глазки строить? Вы же женщина! Попробуйте их обаять! И еще, очень попрошу не пугать комиссию разговорами о крови или о работе с экстрасенсами. Про это забыли. Не знаю, навсегда ли, но в наше неспокойное время – забыли! Это понятно? Иди. – и кивнул головой на выход.

– Да! – догнал Таню оклик в спину. – Подумайте, кто вам наименее ценен и кого можно будет сократить.

Таня вышла из кабинета и упала без сил уже на стул в секретарской. Ей было откровенно плохо! Кого можно сократить из тех, кого просто и так катастрофически не хватает? Или что делать, если они решат и помещение тоже сократить? Боже, Боже, что делать?

«Надо с Ангелом поговорить. Может он все-таки подскажет, где искать поддержку и помощь? И что ей в такой ситуации делать? А Андрею? И все это на носу защиты диссертаций! Как вот теперь жить? Наверное, жизнь теперь будет состоять из выживания, а не из самой жизни. Даааа….

Таня поднялась со стула и молча, еле передвигая ноги, тихо прошла мимо остолбеневшей секретарши к выходу, в свою лабораторию.

Переступив за дверь своей лаборатории, она опять рухнула на стул у входа и задумалась, свесив горестно голову. Все лаборанты молча стояли кто где, и смотрели с вопросами во взглядах на Татьяну.

Андрей прибежал бегом прямо из коридора, протопав как слон. Он сегодня был выходной. Первый выходной выдался у человека за целый месяц и вот тебе, пожалуйста! Неприятности.

– Танюха. Я все знаю. Мне позвонили из министерства и предупредили. Есть вариант оставить лабораторию за собой, мне один тут намекнул, если откупиться. Только у меня денег нет. Я живу на голую зарплату, а у Лены тоже только оклад. Может к кому обратиться? Из друзей.

– Андрюха! Мы же живем на самом деле прямо в лаборатории и свету белого не видим. Откуда у нас друзья? Наши друзья это наши лаборанты. – Таня обвела рукой по тупо стоящим сотрудникам. – Одна большая семья. Мы же с ними есть отшельники в одной большой научной келье. Запертые своей работой в четырех стенах. Вот где ужас-то. А сколько они имели в виду, на сколько намекали?

– Да я-то откуда это знаю. Может походить по новым соседям и поспрашивать? Для ясности. Не будем же мы тут сиднем сидеть, и слезу горючую ронять? Да? Нужно что-то делать. Я, пожалуй, пойду, поспрошаю. Да?

– Давааай. Выясни. А я пойду к папе на поклон. Неужели не поможет? Только нужно знать сумму.

– Может, у нашего шефа поинтересоваться? Может, он у нас богатенький Буратинка?

– Откуда у него-то? Тоже семья, дети. Это мой папа человек без больших затрат. Мама обеспечена, бабушка тоже, может чего и накопил за длинный жизненный путь?

– Давай так. Я выясню все про сколько, а ты с отцом переговоришь. Хорошо?

– Давай!

Таня встала со стула и пошла в свой угол, который изображал кабинет, через молчаливый строй сотрудников, на свой любимый микроскоп головой. На нем ей всегда хорошо думалось. А может и Ангел к ней в угол пожалует? Рассказывать народу подробности пока, она решила – не надо. Хотя народ и сам был уже «с усам» и заранее пугался новых веяний, блуждавших по коридорам научного центра, поэтому все знал.

Таня уложила голову на окуляры микроскопа, расслабилась и стала в уме повторять: «Ангел мой хранитель! Эрлиан! Приди ко мне! Прошу тебя. Я так давно с тобой не разговаривала. Было так много работы. А сейчас ты мне очень нужен. Очень! Помоги мне понять, что происходит, и как долго это будет продолжаться?»

– Я здесь. – тут же откликнулся Эрлиан в Таниной голове. – Я всегда рядом. Я все знаю, что с тобой происходит. Я знаю твои мысли и желания, и я постараюсь тебе ответить на твои вопросы. Спрашивай.

– А самый главный вопрос. Почему с нами это происходит? Почему началась эта Перестройка, которая в головах у людей взялась все перестраивать? Что мы, русские, натворили такого страшного, что получили в результате такое наказание? – тихо проговорила Таня.

– Вы пошли не по своему пути развития. Вам навязали чужую волю, вы послушались обманных речей и забыли свои корни! А ты послушай себя, послушай внутри себя. Что говорит тебе твоя кровь? Почему ты не спрашиваешь ее? Она есть носитель Знаний, частичка «ХРОНИК АКАШИ», капелька их крови, крови Вселенной со всеми ответами. Ты же знаешь, что капелька есть зеркало Всего Сущего, Целого. Она знает столько же, сколько Целое. Спроси у себя. Ты имеешь ответы в себе, только не хочешь их услышать. А ты услышь! – заговорил ОН у Тани в голове.

– Я поняла. Сегодня вечером я пойду в Библиотеку Космических Знаний и поищу там ответы….

– Я желаю тебе удачи и буду ждать твоих решений в твоей златокудрой головке!

– Танюха. – Андрей опять влетел в лабораторию с взбаламученным видом и оторвал ее от мыслей – Есть новости! Хорош спать на микроскопе! Я кое– что узнал.

Таня тут же подняла голову. Андрей выглядел как-то через чур всклокоченно и возбужденно. Будто ему задали задачу по высшей математике, в которой он был не силен.

– Ну! Не томи душу. Говори уже. Что там слышно?

– В общем так. Как сказал бы Остап Бендер: "Концессию спасут десять штук баксов".

– Не поняла. Чего спасут?

– Господи! Какая ты в современном мире темная. Нужно где-то срочно достать десять тысяч долларов.

– Сколько? – у Тани сделались круглые глаза. – Долларов? Ужас. У моих предков отродясь не было никаких долларов. Откуда им было взяться. Хотя мой папа ездил за рубеж на симпозиумы и про доллары должен знать все-таки хоть что-то. А сколько это будет в рублях?

– Мне сказали, что курс сейчас один к тысяче. То есть десять тысяч это будет около одного миллиона рублей. Ни фига себе!

– Сколько? Целый миллион? Да, уж! Точно! Ни фига себе! Ну, ладно. Нужно искать. Может и найдем где-то. В общем, я поехала домой. Пока.

Таня взяла сумочку и пошла к выходу через строй, молча стоящих сотрудников. Она поняла, что все уже в курсе происходящего.

Отец молча выслушал Танины стенания и задумался. Если его дочь обратилась с просьбой, это что-то, да значит! Значит, ей действительно нужна его помощь. Но как ей помочь, вот вопрос!

Дело в том, что новые веяния в научном мире заставили многих ученых предпринимать шаги по спасению российской науки, как таковой, любыми возможными способами. Его коллеги стали публиковать свои научные разработки за рубежом и получали за это большие гонорары. Евгений Петрович не отставал от них. У него были две публикации, которые принесли ему определенные дивиденды, которые он держал на всякий случай в западном банке. Мало ли что.

И вот, кажется, это мало ли что произошло. Но как сознаться собственной дочери, что за границей, в европейском банке у ее отца молча лежат большие деньги, про которые его семья даже не знает! Вот над этим-то вопросом и застала его семейное счастье в виде невозможности ответить. Потому что ответ содержал признание в его некоторой нечестности, что ли. Точнее некорректности. Он смотрел на дочь, удрученно сидевшую в кресле напротив, и не мог набраться храбрости ответить ей, и рассказать всю правду.

Но вдруг дверь открылась и в кабинет к Евгению Петровичу скромно вошла ба Тоня. Вид у нее был очень заговорщицкий, и глаз горел хитрецой. Таня уставилась на бабушку с вопросом в глазах. Ба Тоня что-то тут явно хитрила. Явно. То, что она подслушивала под дверью, было понятно, но не от этого горел такой хитростью ее глаз. Прям, тайна Мадридского двора!

– Деточки мои. Вы уж меня извините, но я тут мимо шла, а вы так громко разговаривали, что пришлось подслушать. Вот я и узнала про Танюшкины беды. Получается, что надо Танюшку спасать! Ежель она у нас не всучит этим аглоедам от науки взятку, то накроется медным тазом вся ее научная работа? Боже, Боже, куда мир катится?

– Бабушка Антонина! Но ты-то чем мне сможешь помочь!? Как же ты собралась меня спасать? – удивилась Таня бабушкиной прыти.

– Родная моя. Для чего человеку его фамилия или его предки? Они нам свои качества передали, мы их приняли и должны дальше передать в поколение. А для этого нужно тебе, моя дорогая девочка, исполнять все чего по судьбе написано. А тебе по судьбе дано людям помогать. Я про твою работу знаю. Ты только не ругайся. Мне Андрюха по секрету все рассказывал! А как жа ж! А вдруг тебя куда не туда занесет? Но ты у нас молодчинка! Для мам молодых стараешься. Надо как-то тебе помогать.

– Бабушка. Это все разговоры в пользу нищих. Просто, если нас сейчас уплотнят, а еще хуже вообще закроют, то пропадет весь мой почти десятилетний труд. Пап, ты это понимаешь? И моя защита готовой кандидатской диссертации отодвинется в непонятно какие дали и сроки! Вот в чем вся беда! Именно поэтому нужно где-то найти деньги. Пап! Может, ты сможешь их у кого-то одолжить? А я потихоньку рассчитаюсь. А?

– Да! Вот я и говорю! Ничего ни у кого не надо одалживать. Смотри, что у меня есть! – бабушка достала из кармана фартука небольшую шкатулку. – Это наши фамильные сбережения. Они прошли со мной все тяжелые годы, но вот, выжили. Они еще прабабкины. Так что теперь настала пора мне их тебе передать. Матери они ни к чему, а тебе в самый раз. Эти сбережения с твоей прабабкой и первую мировую пережили, и гражданскую, и вторую уже со мной, но вот сохранились! Бог уберег. Видно для тебя берег. Значит, Божье ты дело делаешь. Божье. А мне они уже не в надобность. Да и матери твой, что надо? Она себя обеспечивает, детей больше не надо кормить! И что теперь? Украсится всем этим как елка, что ли, и будет ходить туда-сюда, народ смущать? Прабабка в это все наши фамильные сбережения вложила, чтобы от большевиков для тебя сохранить, потому что место мало занимают. Был вариант в них спрятать. А деньги это мусор. Они за это время сколь раз менялись? Начиная с керенок…. Вот то-то и оно. Смотри, какая красота.

Бабушка подошла к столу, открыла шкатулку и высыпала на отцовы бумаги целую кучу драгоценностей.

Таня и Евгений Петрович уставились на них с совершенно сумасшедшим выражением на лицах. Оба молчали. Что думал отец, Таня не знала, но что крутилось в ее голове, было похоже на горячую манную кашу с комочками и ни одного звука изнутри.

– Ну, что же ты! Владей! Спасай свое человечество! В гражданскую мы все чуть не померли от голода, но вот все равно сохранили. Теперь твоя очередь распоряжаться с умом. Забирай от греха.

Таня уселась за отцов стол с самого края и стала перебирать в руках сверкающее на свету хрустальной люстры блистающее великолепие, по очереди одевая на палец кольца с камнями, и перебирая в руках несколько колье и браслетов.

– Даааа! Красиво! – сказала она. – И наши бабушки это все носили! А мы вот погрязли в джинсах и трикотажных майках, к которым подобная красота даже не подходит. То ли дело кринолины, рюши, кружева… – и задумчиво замолчала.

– Даааа. Антонина Захаровна. Вы меня просто под корень подкосили. – Евгений Петрович даже покраснел. – Ладно! Раз пошла такая откровенная пьянка, порежем последний огурец. Я тоже сознаюсь в своем грехе. С того момента, как началась эта Перестройка-переслойка, будь она неладна, у нас в стране все кувырком. Политики за дележкой СССРа совсем головы потеряли. На народ собственный им стало наплевать. Растаскивают страну в разные стороны, и когда это все закончится, не знает никто! А у нас, в научном мире, вообще наступил коллапс. Уж если народу и собственные предприятия, отстроенные всем людским миром, дедами нашими, никому не нужны, все рушится прямо на глазах, то уж наша наука тем более. Они же в ней ни черта не понимают! У них, у политиков и чиновников, в глазах этот самый доллар застрял! Даже взятки хотят получать в баксах, как ты их назвала! Ужас! Но… Есть одно но. Я не позволю вам перевести на взятки накопленное, можно сказать веками, добро. Мы только в самом начале перестроечного пути и что нас будет ждать дальше, никто сказать не может, даже итальянский предсказатель Нострадамус, который дальше семидесяти семи лет коммунистического ужаса ничего не увидел. А, значит, хреновые времена еще только начались. Прости меня дочь, простите меня Антонина Захаровна, что я от вас скрывал, а точнее не сообщил, не поставил в известность, о том, что опубликовал за границей несколько своих научных трудов, иначе бы они точно так же могли погибнуть или кануть в лету навсегда, как и твоя диссертация. Так что я сегодня тоже имею кой какие накопления на той стороне забора. У капиталистов, будь они неладны. И я не позволю расходовать то, что может и дальше принадлежать твоим, Танюшка, будущим потомкам. Мы же для кого живем? Для будущего своих детей, внуков, правнуков. Вон! Твоя прабабушка Елизавета Васильевна не про кашу с маслом думала, а про тебя! В такие страшные времена все вот это сохранила! А это на много главнее грязных америкосовских долларов. Так что давай думать, как нам их в страну завезти.

– Папка! – Таня бросилась к отцу на шею и стала целовать в щеки. – Ты меня убил! Хотя, я так занята была собой и своей работой, что и не удивительно, что ты просто промолчал о своих достижениях. Я тебя понимаю. «И ета правильна», как сегодня говорит наш горе-президент Горбачев. Слушай! А может и не надо их сюда завозить? Может, их можно прямо там перевезти с твоего счета на их счета?

– Слушай! – с улыбкой подхватил он. – А может, ты с ними поговоришь, и мы договоримся о зеленой улице твоей кандидатской диссертации. Оплатим одним махом и забудем, как страшный сон? А?

– Пап! А Андрюха? Я не смогу его бросить. Половина моей диссертации это его работа. Он для меня так много сделал! Пап! Раскошелься уж на нас двоих! А?

– Ты вначале выясни все, а потом будем думать, как дальше поступать. Матери можешь рассказать, а можешь и нет. Ей сейчас тоже не до нас. У них в институте тоже какая-то каша заварилась. Правда, не знаю в чем там дело, но спит она последнее время очень нервно и во сне вскрикивает.

– А я теперь что? В отставку? – ба Тоня даже обиделась. – Нет, Танюха! Забирай это добро. Оно твое.

– Дорогая моя бабуленька Антонина Захаровна! Я своим повелением назначаю тебя главным хранителем семейных реликвий и дальше! Поняла? Держи все у себя. Так будет сохраннее….