Ночь у Тани была бессонная. Она прокрутила в голове все, что узнала от Эрлиана и прокрутила не один раз. Нужно было теперь все это скомпоновать и записать, иначе она могла что-то упустить.

Хорошо сказать, а если ты с писательством на вы и вообще вы живете в разных городах и на незнакомых улицах? И как это все записать, тем более, в целях безопасности, ручкой. Тем более, что писала ты в последний раз лекции в институте и писать, можно сказать, совершенно отвыкла. Даже рецепты пишешь не ты, а лечащие врачи, а любую другую документацию Юра давно перенес в компьютер, где ты и заполняешь таблицы. Вот и что теперь делать? Особенно в рамках предупреждения о прослушке.

В голове она все уже сложила и в строчку, и в столбик, и отчетливо понимала, с чего нужно начинать, чтобы было понятно, и чем заканчивать, то есть днем сегодняшним, включая предсказания. А начинать нужно с собственной любви и первой беременности, чтобы было понятно, иначе, зачем было заниматься кровью так рьяно?

Теперь ее вечера превратились в вереницу длинных воспоминаний, как будто она писала многотомный роман. Писать было не сложно. А вот воспоминания…. Она торчала в воспоминаниях на каждой строчке, на каждом листе и поэтому работа двигалась со скоростью черепахи, точнее по-пластунски.

По мере продвижения вперед, Таня рылась в интернете и загружала к себе на диск бесконечное количество информации. Она была на английском и работы переводчице явно прибавилось. Таня извинялась и объясняла, зачем-то, необходимостью в работе для докторской диссертации. Она даже соврала, что собирается писать научную работу и для Нобелевской премии. Типа, авось пройдет?

Переводчица радовалась за нее, а заодно и за себя! Не каждая переводчица работает на будущего Нобелевского лауреата. Почему она брякнула про Лауреата, Таня и сама не понимала? Наверное, в ту минуту ей вспомнился Андрей. Вот с кем нужно было поделиться всеми ее раскопками и трудами, это с Андреем. Она решила поехать к ним в гости, а заодно скопировать все, что у нее было, на всякий случай, и отвести Андрею.

«Вот до конца все опишу и отвезу». – утешала она сама себя, тем более, что ее труд приближался к концу.

Света реагировала на все по-другому, по-своему:

– А давай все, что ты уже собрала и написала, спрячем у кого-то третьего, нейтрального. На всякий случай! У меня есть знакомая, шапочная. Она очень славная тетка и не будет рыться и читать твои материала. У нее будет самое безопасное. Она одинокая и детей нет. Тоже хорошо. Дети могут сунуть нос куда не надо.

А Таня решила перестраховаться, на всякий случай. Она должна размножить дописанный и собранный воедино материал, но вот во скольких экземплярах? Вечером она сидела дома и считала.

«Андрей, папа, Света, тетка, акушерка Екатерина Ивановна, и кто еще? А никого. И тут ей вспомнилась ее любимица тете Маша. Вот кому можно будет доверить свой материал. И еще Генриху Степановичу. Это семь. Все. Ну. Один у себя еще нужно где-то спрятать. Нет! У себя не нужно. Нужно его отдать Юре! Вот и все. Что-то все-таки выживет. Значит, нужно размножить в восьми экземплярах» – подытожила Таня и подумала:

«Я ненормальная. Какого куста я боюсь? Ведь нету даже предпосылок к тому, что кто-то может мне чем-то угрожать. Это все ерунда. Вот съезжу к Андрею, а по дороге заеду к папе и все им развезу!» – утешала она сама себя.

Утром ее увозил большой, комфортабельный автобус. На остановке она встретилась со Светой, объяснила свой отъезд вызовом в министерство и отдала ей только одну папку, ничего, почему-то, не сказав про остальные. Она сама удивилась своему решению, но в голове застряли слова Ангела, про то, что Света ему, почему-то, не нравится.

Дома у родителей Таня не была несколько лет. Все по телефону, да по телефону. Матери дома опять не было. Она оказалась в Праге на каком-то семинаре. Ба Тоня тут же заквохтала и, как наседка, стала ходит кругами вокруг Татьяны, стараясь всунуть ей в рот пирожок с ее любимой капустой и налить ее любимый клубничный компот в большую кружку с надписью ТАНЮШКА. Она очень постарели, и передвигалась уже с трудом, что не мешало ей суетиться по дому, как здоровому человеку. Они пообнимались и посидели так, в обнимку, на диване, поглаживая друг друга по спине, пока папа не выглянул из-под газеты, буркнул приветствие и не закрылся ею опять.

Таню так не устраивало. Она приехала поговорить именно с отцом, поэтому подошла, забрала газету у него из рук, сложила на столе, взяла за руку и повела в кабинет. Евгений Павлович такого не ожидал и сразу посерьезнел лицом.

– Что-то случилось, дочь? – удивленно спросил он. – Какие-то неприятности?

– Папа. Я не буду долго и нудно рассказывать тебе, что и как случилось, и произошло. Я тебе привезла документы. Во-первых, ты их должен прочесть. Все. Обязательно. Во-вторых, ты должен их где-то спрятать, на всякий случай. А потом ты мне позвонишь, а лучше не звони, а напиши самое простое обыкновенное письмо на мой почтовый адрес со своими мыслями по этому поводу. Так будет надежнее. Очень тебя прошу. Прочти, не откладывая в долгий ящик. От этого зависит жизнь и судьба твоей дочери…. Понял?

Отец молча кивнул головой. Вид у него стал очень перепуганный.

Андрей же от подобного вступления пришел почти в шок, молча сел за свой рабочий стол в кабинете и стал просверливать Таню рентгеновским глазом.

– Так! Что уже натворила? Или это что-то другое?

– Другое, друг мой! Другое. Но сначала все прочти. Только потом мне не звони и не приезжай. Моей жизни может угрожать опасность. Напиши мне письмо на мою обыкновенную домашнюю почту. Я жду твоего резюме. А еще у меня к тебе просьба. Отвези одну папку Генриху Степановичу. Пускай прочтет и тоже подумает над всем над этим. Хорошо?

Слава Богу, тетя Маша была жива и даже здорова. У нее стал здоровый, румяный вид и хорошее настроение. Она все так же работала в бывшей Таниной лаборатории и дела у них шли отлично! Они открыли Акционерное общество и во всю занимались перфораном, который пользовался неимоверным спросом в медицинской среде, как у нас на родине, так и за рубежом. Заказов было достаточно и это тетю Машу очень радовало.

Она даже не удивилась Таниному приезду и вдруг сообщила, что уже несколько раз видела во сне Сашу и поняла, что это неспроста. Она ее можно сказать, ждала. Таня такого не ожидала. Они поговорили, повспоминали, поплакали, и тетя Маша все поняла правильно и сразу.

– Надо спрятать – спрячем! Отчего ж не спрятать. Для хорошего человека можно все сделать. Хочешь, и тебя спрячу. Даааа! А что. Вот оставайся у меня жить, и никто тебя не найдет. Ты ж никого не убила? Нет? Не обокрала? Нет? А так-то все мы грешны. Да! А что там у тебя? Секреты?

– Ой! Тетя Маша, секреты. Еще какие секреты! Но я бы хотела, чтобы ты прочла. Только в обморок не падай и не подумай, что я свихнулась или сошла с ума. Это все, правда. Да. Если захочешь со мной связаться, пиши на домашний адрес письмом. Хорошо?

Домой она не стала заходить, а сразу отправилась в клинику. В сумке лежала еще две папки, и их нужно было определить. Одну нужно было отдать Екатерине Ивановне. На счастье она оказалась на дежурстве.

– Екатерина Ивановна. Голубушка. У меня к вам дело. Нужно чтобы вот эти документы вы где-то припрятали до поры до времени. Можно прочесть, но как-то по листочку, а всю папку держать не дома, а у надежных знакомых. Когда все прочтете, тогда все поймете. Хорошо?

– Да уж хорошо-то хорошо. Это про наш с вами последний разговор? Я поняла. Я еще тогда подумала. Вот отчаянная баба, ведь полезет куда не надо. Полезла?

– Полезла. А что делать? Кто-то же должен что-то делать.

– Кстати. Я тут подумала, что вам это тоже необходимо знать. У нас в нашем абортарии есть такой какой-то левый приборчик. Почему-то всегда справа от гинекологического кресла в операционной стоит, и весь материал после аборта вначале туда сливают, а потом опечатывают в отдельном контейнере и сдают опять куда-то под большим секретом. И все делают вид, что про это ничего никому не известно. Очень это все странно. Опять ведь полезете и туда? Ну, удачи тебе, родная. Храни тебя Господь! – и перекрестила прямо в рабочем кресле за столом.

«Интересная история. – подумала Таня. – Это, наверное, именно то, про что я читала, насчет жертвоприношений младенцами, точнее получение ГАВВАХА через убийства не родившихся детей. Ужас! Значит, и это тоже уже присутствует?

Компьютерный гений сидел, конечно же, носом в компике, как звал он его, загородившись от мира звуков наушниками. Таня постучала ногтями по спине, и Юра, сдернув наушники, подбородком спросил: «Что надо?»

– Юрочка! Мальчик мой! Бумаженции мои припрячь!? Можешь почитать, но никому. Понял?

– Будь спок! Док! Все будет ништяк! – и опять загородился от мира наушниками.

Таня возвращалась под вечер домой очень довольная. Всех повидала, все дела сделала и могла теперь спокойно заниматься работой. Это ей так казалось. Но жизнь живет по другим законом. Вечером примчалась Света, вся совсем взлохмаченная и нервная.

– Что делается! – с порога вскричала она. – Я на свою голову ревизию организовала. Прикинь! Она и прибыла! Ревизия. И такого нарыли, что я в ужас пришла! У меня страшная недостача крови по документам! Я просто в шоке! Такого быть не может! Как будто кто-то специально мои документы изъял, а другие подсунул! Я ничего не понимаю!?

Таня встала с кресла и повела Свету в ванную комнату, там включила воду и спокойно сказала:

– Ну, вот и началось. Как вовремя я успела отдать тебе документы! Ангел помог! А ты мою папочку своей тетке успела отдать?

– Успела. Слава Богу. И что теперь будет?

– Будут, я думаю, козни строить. Жди больших неприятностей. У тебя может быть только по работе. Ну, уволят за халатность, ну, выговор, ну, премии лишат! Что они еще могут тебе сделать? Не посадят же. Пока за растрату крови не сажали. Я не слышала.

– Ты думаешь только это?

– Они могут тебя уволить, потому что ты стала наводящие вопросы задавать. А так-то что еще. Ну, не убивать же за вопросы. Да? У меня все сложнее. Я фигура в научном мире. Не большая, но фигура. А вдруг я начну писать в прессе статьи или в интернете интересоваться у научного сообщества неудобоваримыми темами и фактами, тем более, что интернет нам подарили рептилоиды! И вообще. Мало ли что у меня в голове может созреть? Люди науки думают не так, как обычные люди, я это поняла. А потом они могут по моим анализам понять, что у меня в голове действительно может возникнуть любая мысль. Минус резус второй группы. Это им о чем-то может сказать. Вот в чем вопрос.

Таня, как в воду глядела. Свету долго мурыжили, писали на нее докладные, вызывали к начальству и, в конце концов, таки, уволили. Держать у корыта с кровью такую любопытную личность посчитали невозможным. Так рассказывала ей Света.

Таня утешала Свету на все лады, а потом помогала устраивать на работу. Теперь она работала чиновницей в главном домоуправлении города. В после перестроечной стране шло сокращение рабочих мест, и нормальной работы просто не было. Но Света не жаловалась и не вешала носа. Она была уверена, что и здесь Бог ей поможет! Как-никак это по ее инициативе началась вся эта заварушка, говорила Света, и от этого предъявлять претензии могла только сама себе.

А вот у Тани началась настоящая черная полоса. Её наказывали самым святым. Работой. Кто стоял за этим, она догадывалась, но почему у них оказались такие длинные руки, не понимала. Не понимала, откуда просачивалась информация про ее интересы интересным. Долгие анализы собственного поведения привели ее к пониманию того, что в клинике есть и чужие уши, и чужие руки. Было понятно, что за ней следили и откровенно пакостили.

В одно прекрасное весеннее утро в клинике началась эпидемия. Сразу у нескольких младенцев подскочила температура, а мамаши покрылись сыпью и обрадовали персонал страшной диареей. Медсестры сбились с ног, а остальной персонал в панике метался по палатам и утешал, и помогал, и лечил больных. К утру следующего дня двое малышей скончались по непонятным причинам. В клинику тут же прибыла врачебная комиссия из Главка и началось….

Таня паниковала и не знала, что делать? Екатерина Ивановна поймала ее на лестнице и шепнула в ухо:

– Оооой! Танечка! Сдается мне, что кто-то лекарства подменил. Проверьте все лекарства. Проведите их анализы в нашей лаборатории. Ох! Неспроста это все! Неспроста!

Лаборантки две ночи подряд под большим секретом проверяли все лекарственный препараты и обнаружили подмену. В емкостях вместо перфорана оказалась голубая, подкрашенная жидкость с присутствием слабого раствора хлора. Для новорожденных детей это был чистый яд.

Данные анализов легли на стол комиссии, и это смягчило удар, который был нацелен на Таню. Но детки-то умерли! И это было самое страшное! В ее клинике, которая расхваливалась в прессе, как образцовое медицинское учреждение, была выявлена эпидемия, и произошли две детские смерти!

Один из больших начальников вдруг выдал Тане прямо в лицо совершенно дикую фразу:

– Ах! Татьяна Евгеньевна, Татьяна Евгеньевна. Вы нас так подвели! А мы вас собрались выдвинуть на соискание Государственно премии России. Какая же теперь премия….

И тут, как по команде «фас» с цепи сорвалась вся российская пресса. У двери клиники толкались и просто, и фото корреспонденты, все кому не лень с экрана телевизора рассуждали о несчастной судьбе российской науки, которая имеет в своих рядах горе ученых, таких, как прославленная и не подтверждающая своей высокой квалификации ученого Татьяна Евгеньевна Говорова.

На весь этот скандал у Тани ушло почти три месяца! Но она, как стойкий оловянный солдатик, держала удар и не ломалась! Но какими страшными для нее оказались вечера! Она не гуляла больше по интернету, потому что он набит был гадостями про нее. Кто-то постоянно звонил и дышал в трубку. А несколько раз звонила одна из матерей несчастного ребенка, проклинала ее, на чем свет стоит, и так ругалась матом, что Таня такого не слышала за всю свою жизнь!

Если бы эта мама знала, что Таня тоже потеряла ребенка и как никто другой знает, что это такое, возможно, она бы так не материлась, но Таня не могла ей об этом рассказать.

В перерывах между этими ужасами Таня получила несколько писем. Отец написал ей такое длинное письмо, что Таня очень удивилась. Оказалось, что тема ему очень знакома и уже муссируется в закрытых ученых кругах. Пока не очень афишируя саму возможность подобного, ученые проводят тайные совещания. Во-вторых, в некоторых высоких органах создан отдел, который занимается этой темой. Отец назначал ей свидание в Москве, чтобы пойти вместе с ней на прием к очень высокому погонному начальству. Таню хотели там видеть.

Андрей вместо письма примчался сам. Они целый вечер просидели в скверике, и Таня в подробностях повторила ему все, что он уже прочел и даже о предупреждении Эрлиана. Андрей обеспокоился не на шутку.

– Может, ну ее, эту работу! Может, ты уволишься и уедешь куда-нибудь? Например, за границу. А?

– Там они меня еще быстрее достанут!

Тетя Маша тоже прислал письмо. Ее разум не до конца понял все, что написано в документах, но ее женское сердце поняло остальное. Она написала, что теперь не ходит в церковь, что купила большую, деревянную икону, на которой Иисус на Кресте. Так вот. Тетя Маша сама лично сняла его с креста, то есть выпилила из креста, раны на руках и ногах замазала елеем, и каждый день молится перед ним и просит прощения за весь род людской! Таня читала этот письмо и плакала!

«Вот на что способен русский человек!» – думала она. – Он способен и помочь, и понять, и стать на колени, и просить прощения! Разве же какой-то рептилоид способен на такое?»