Было очень темно и очень холодно. Таня с трудом разлепила глаза и поняла, что она элементарно спала и непонятно даже сколько. Как она смогла уснуть в подобной ситуации, она и сама не понимала. Спала, пока не замерзла до состояния, когда даже кости ее скелета замерзли так, что их ломило внутри самих костей. Сильнее, чем когда-то в тюрьме. Она стучала зубами так громко, что ей казалось, слышно было на весь этот темный, ночной лес. Она попробовала прекратить стучать ими хотя бы на минутку, чтобы прислушаться к лесу. Она напрягла слух и ей это удалось. Вокруг стояла только тишина. Не слышно было никакого движения. Тогда Таня перевернулась на спину, села, подтянув коленки к подбородку, облокотилась спиной на куст, и стала прислушиваться очень внимательно, и сосредоточено к любым ночным звукам и шорохам. Спина и весь бок были мокрыми, и по спине стал гулять сквозняк. Опять стало очень холодно, но приходилось стучать зубами и терпеть.

Лесные звуки все-таки были. Где-то недалеко кто-то небольшой протопал по листве, похоже, это был ежик. В кроне пролетела большая птица. Если она летела в темноте, то это могла быть сова или еще какой-нибудь филин. Где-то тихо шелестела листва, по ней явно кто-то тоже шел, или полз, но это тоже не могло напугать Таню до состояния шока, потому что эти слышимые ею существа в лесу были небольшие. Может быть даже мышки-полевки. Она надеялась, что не представляет интереса для волка или рыси, потому что наступила весна, и еда у лесного хищника бегала, ползала и ходила в изобилии. Но на всякий случай она напрягла зрение и стала усиленно смотреть в темноту, боясь увидеть напротив, глаза в глаза, чьи-то желтые, как у Светы. От воспоминания мороз прошел по коже.

«Фу! Мерзость какая! А я ведь с ней целовалась, когда поздравляла с Новым годом и обнималась в порыве дружеских чувств. И мы болтали с ней, как человек с человеком о нашем, человечьем. Это же надо так маскироваться и мимикрировать? И крестиком вышивать! Но на нее и обижаться невозможно. Как можно обидеться на крокодила или удава, за то, что они такие? Вот такие они есть, а мы для них просто вкусная ада, которой даже холодильник не нужен. Сама свеженькая ходит! Как корова или свинья. Съел кусок бёдрышка, кровушкой запил! Чем не жизнь? Тем более, что они даже не живородящие! У них, наверное, вообще нет такого понятия, как сентиментальные чувства? Любовь! Вера! Преданность или вот Дружба! А ведь так классно подыгрывала! Даже похоже! А я-то, сопли распустила, размечталась! Вот, думаю, подругу Бог послал, буду не одинока в этой жизни! А она только для того, чтобы заставить написать всю информацию. И тетку какую-то приплела. А я и поверила! Незнакомой тетке согласна была всю себя с потрохами сдать! Вот ужас-то где! Но, ладно. Что теперь себе локти грызть! Даже и не дотянешься».

Таня поняла, что это ее вот сейчас совершенно не волновало больше, а вот что ее волновало по-настоящему, это холод и преследователи. Хотя в данную минуту преследователей было не видно и не слышно, а холод был вот здесь, рядом. Он ползал по мокрой спине, влезал под куртку, пробирался в рукава, пытался пробраться в туфли и даже трусики. Таня выбралась из-под куста и стала прыгать на одном месте, хлопая себя по бокам и по ногам. Звук был смешной, если не брать во внимание всю трагичность ситуации вообще. Хотелось при этом петь что-то дурацкое, типа «Пить надо меньше…» как из фильма «С легким паром».

Попрыгав так какое-то время, Таня поняла, что нужно каким-то образом выбираться из этого ночного, темного леса. Просто собрать в кучу все свои оставшиеся силы, набраться мужества и отбросив страх, который сидел в ней неотступно, что-то предпринимать. А предпринимать нужно только одно. Выбираться из леса и еще раз выбираться из леса….

Как это сделать, Таня не представляла. Она и в светлое-то время суток не часто гуляла по лесу, не до этого как-то было городскому жителю, а уж ночью ей не приходилось делать этого никогда. Таня собрала остатки этого самого мужества в кулак и сделала первый шаг в никуда.

Стояла кромешная темнота, состоящая из совсем черного леса и чуть-чуть просвета над головой между ветвями, утыканного звездами. Луны видать не было, поэтому дополнительное освещение отсутствовало. Шорохи и звуки вокруг были. Они наползали на ее сознание змеями, прокрадывались мимо невидимыми зверьми и топорщились ветками деревьев, которые, растопырив крылья, изображали огромных, ночных птиц. Но Таня упорно раздвигала ветки и шла. Она решила, что если опять уляжется под куст, то наверняка умрет к утру от холода, потому, что ей подсказывало чутье, на дворе не больше пяти градусов тепла, а так, с трудом пополам, она будет двигаться куда-то, неважно куда, но двигаться. Нужно было идти через силу вперед и только вперед.

И Таня просто тупо шла прямо. Она натыкалась на ветки, тут же зацепилась за корень дерева пару раз и упала, потом назло сама себе поднималась и опять шла, и шла, и шла, и шла…, останавливалась, стояла и тупо думала, что она человек, а не рептилия, поэтому должна победить обстоятельства и опять шла…, шла…, шла….

Сколько прошло времени, она не знала. Время стало понятием растяжимым и расплывчатым, растворенным в пространстве. Этому времени мешали ветки, кусты, корни деревьев, Танино состояние прострации и неуверенности в собственном теле и мышцах, которые отказывались передвигать ее конечности по этому черному, черному лесу, наполненному звуками, шорохами и страхами одиночества человека в противоречивых и неизвестных ему ранее условиях.

Она стала уставать. Тыкаясь в кусты, как слепой кутенок, Таня уже не шла, и не брела, а тащила свое тело неизвестно куда и неизвестно как из последних сил. Она боялась садиться на землю, чтобы не уснуть там. Почему-то внутри нее звучал не только страх к холодной земли и ползучим гадам, но и уверенность, что с этой ночной земли она не встанет живой никогда. Этот страх торчал в голове и сердце большим осиновым колом, который забили туда ее собственные представления и мысли. А время тоже тянулось жвачной резинкой, натягивая себя на эти ее мысли и притупляя чувства….

Как Таня вышла на дорогу, она и не поняла. Просто вышла из кустов, а тут и дорога. Таня удивилась и пошла по ней опять в никуда. Сколько она шла, неизвестно, потому что любые чувства куда-то испарились, притупились и вообще перестали присутствовать в ней. Единственное, что она помнила и сделала, это нажала на стекло в часах. А потом опять пошла прямо. Она тупо брела по краю дороги и все….

Когда машина остановилась около нее она и не поняла. Что у нее спрашивал человек в машине, тоже, но обнаружила себя уже сидящей внутри, где на нее тут же напал настоящий колотун, как назвала бы это состояние Ба Тоня. Ее так трясло и колотило, что водитель даже испугался, остановил машину, накинул свою куртку, и нашел в термосе остатки кофе, чтобы отпоить ее теплым.

Потом у нее началась истерика. Таня зарыдала в голос и рыдала так, что бедный водитель не знал, как остановить эти рыдания. Наверное, дело было в том, что, как человек сильный, она сдерживала свои эмоции достаточно долго, все то время, пока стрессовая ситуация не закончилась, а когда её Я поняло, что все уже позади, её догнало состояние «после». Послестрессовый синдром, как называют это медики.

Они доехали до поста ГАИ. К этому моменту Таня перестала плакать, почти успокоилась и стала соображать адекватно, так ей казалось.

У поста Таня поблагодарила водителя, отдала обратно куртку, вышла и криво пошла в милицейскую будку. Она решила как-то сообщить о себе Вадиму и только тут сообразила, что уже давно нужно было включить часы! Она попыталась это сделать, но оказалось, что часы включены! Она не помнила, когда это сделала, поэтому взяла себя в руки, вздохнула и вошла внутрь.

Водитель проводил ее обеспокоенным взглядом, но поехал дальше, как только увидел, что она вошла в будку.

Каково же было ее удивление, когда в помещении будки она обнаружила троих товарищей в штатском. Товарищи подскочили со стульев и бросились к Тане. Оказалось, что они сидят здесь давно, как-бы в засаде, и оставил их караулить ситуацию Вадим Вадимович. В подтверждении они имели Татьянину фотографию, которую и продемонстрировали. Вначале она не поверила, и даже сделал попытку немедленно сбежать, но товарищи убедили ее, что имя Вадима никто из ее преследователей знать не может. Тогда она согласилась и сдалась на милость победителей. Ее тут же укутали теплым одеялом, и стали отпаивать горячим чаем.

Не успела Таня допить чашку, как в будку вбежал Вадим. Вид у него был всклокоченный и возбужденный.

– Таня! – закричал он прямо в двери. – Слава Богу, ты нашлась! Я слушал твои часы! Мы прочесываем лес по второму разу в поисках тебя. И ничего! А ты молодец! Мы прослушали все твои сообщения и даже песни! Певица ты моя! Мы опоздали в подвал всего на несколько минут! Мы успели арестовать всех в разбитой машине и выловили еще пятерых в лесу, но ты как сквозь землю провалилась! Где ты пряталась? – и все это скороговоркой.

– Я лежала под кустом и уснула, пока не замерзла, а когда замерзла окончательно, пошла куда глаза глядят. Вот! Пришла! – Таня медленно обвела будку рукой, как принцесса из сказки, разбрасывающая по озеру лебедей из рукава.

Двое штатских рассматривали ее во все глаза и ласково улыбались. Что им рассказывали о случившемся, Таня не знала, но эта информация была явно такая необыкновенная, что выходила за рамки их понимания. От этого вид у них был очень непонятный и задумчивый.

Вадим обнял ее и стал гладить по спине, успокаивая. Но Таня уже успокоилась сама и даже не плакала. Внутри нее наступила паралитическая тишина и полное спокойствие, граничащее со ступором. Никаких рептилий и прочих кощеев вокруг уже не наблюдалось. И вообще, все закончилось, и от этого ей было просто замечательно, так замечательно, что даже очень сонно. Вадим повел Таню в машину, которая стояла около поста. Она засыпала на ходу и боялась упасть, потому что у нее подкашивались ноги. Они так и уехали, обнявшись, потому что Таню невозможно было отлепить от Вадима. Может быть, страх в ней еще не до конца закончился?