1

10-го мая 2010 года, сбылась давняя мечта Кристины. Она купила двухкомнатную квартиру в Североморске. Дворик, по сравнению с общей картиной аккуратного городка, не ахти. Зато дом – «сталинка». Квартиры просторные, с высоченными потолками. Не то, что в «хрущёвках» поблизости. А ведь именно в соседней «хрущёвке» она и жила до девятого класса. Тогда родители, потерявшие последнюю возможность переносить друг друга, развелись. Квартиру разменяли на однокомнатную, для отца. Доплату же получила мама и, забрав дочь, уехала жить в Нижний Новгород к своей матери, бабушке Кристины, схоронившей деда два года назад.

Так они там и жили, втроём. И Кристина всегда хотела вернуться в Североморск. Причём, на ту же улицу. Вот не понравился ей Нижний, и всё тут! Казалось бы, большой город. В центре России. И зима тут – зима. И лето – лето. Нет, тянуло к сопкам. С макушек которых постоянно сползающие тяжёлые тучи утюжат крыши домов и, распарывая о них брюхо, проливаются холодным дождём на горожан.

И, несмотря на частую непогоду, всё ж хотелось жить именно там. Там, где грозди ярко-красной рябины под окном. Где по ночному небу извивается лента северного сияния. Где радость от первых лучей солнца после долгой Полярной Зимы. В Нижнем солнце есть всегда. А разве кого-то радует обыденность?..

Впрочем, так думала только Кристина. И мать считала, что со временем это пройдёт.

Кристина закончила школу. Поступила в Высшую Школу Экономики, – здесь же, в Нижнем Новгороде. И по окончании устроилась в фирму. Стала торговым представителем. Моталась по магазинам, организациям, предлагая товар. Брала заявку и мчалась в офис, где этот товар забивали в накладные. Кристина терпеть не могла эту работу. Но при должном усердии та приносила неплохие деньги. И, не особо ограничивая себя в расходах, за пять лет она накопила шестьсот пятьдесят тысяч рублей, – как раз на двухкомнатную квартиру в Североморске. И ещё сто шестьдесят тысяч осталось на первые необходимости.

Мать, узнав, что дочь всё же на полном серьёзе уезжает, сначала расстроилась. Но после смирилась, успокоилась. А что ещё остаётся матери, когда ребёнок уж вырос и давно сам себе голова. Кристине было двадцать восемь лет. И, коль личная жизнь не сложилась тут, так, может, в Североморске всё пойдёт по-другому.

Отец, давно продавший свою однокомнатную квартиру и живущий теперь в «трёшке» с новой семьёй, сделал дочери вызов в закрытый город, когда подходящая квартира появилась в продаже.

Кристина прожила месяц у отца, пока дождалась разрешения администрации города на покупку жилья.

Новая семья у отца была ещё та. Вечно тараторящая жена и два её ребёнка. Дочь – двадцатилетняя стерва. И двадцатипятилетний сын, на диване мечтающий о высокооплачиваемой работе. Общий язык Кристина нашла только с младшим сынишкой её отца, братиком, проказником Алёшкой.

Жила Кристина в комнате у «стервы». Названная сестрица всячески пыталась показать, кто тут хозяйка, а кого здесь лишь благосклонно терпят.

К примеру: вернувшись с прогулки, Кристина открыла форточку. Конец апреля, солнышко светило в окно, а квартиры отапливались с каким-то остервенением, словно кочегары стремились побыстрей израсходовать мазут и остановить уже котлы на лето. После улицы в комнате было жарко. Н у, она и открыла форточку. А тут с кухни зашла сестрица.

– У нас апрель – не май месяц, – съязвила та. – Это у вас, в Нижнем, тепло. А тут даже май – не май месяц.

В другой раз Кристина как-то присела за стол со своим ноутбуком. Проверить почту. И увидела по дальним краям стола налёт пыли. Взяла тряпку, да и протёрла. Так вернувшаяся с прогулки сестрица устроила скандал по поводу сдвинутой с места лампы.

Были и другие подобные случаи. Но при родителях стерва превращалась в радушную сестрёнку, стремящуюся всем сердцем сблизится с недружелюбной Кристиной.

Единственным симпатягой был разбойник Алёшка. Они частенько игрались. Входящий в раж братишка оставил не один синяк на руках Кристины.

Наконец, через месяц она приобрела-таки в собственность двухкомнатную квартиру. Всего-то шестьсот пятьдесят тысяч рублей! В хорошем состоянии. Свежие обои, линолеум. Только, вот, чугунная ванна вся облезла и пожелтела. Да окна старые. Но то мелочи.

У Кристины оставалось сто шестьдесят тысяч, отложенных на жизнь. Сто на обстановку. А на шестьдесят жить до первой получки на новой работе. Которую собиралась активно подыскивать после штампа в паспорте о Североморской прописке. То есть – недельки через полторы.

В первый же день она купила в спальню широкий раскладной диван, шкаф-купе с зеркальными дверцами. И в зал кожаное офисное кресло на колёсиках. На стол денег уж не хватило. Нужна была ещё и «кухня», а от ста тысяч осталось – три.

К позднему вечеру отец собрал шкаф и диван. Постельное бельё Кристина привезла ещё с Нижнего, так что ночевать осталась сразу в новой квартире. За окном стоял Полярный День, шторы ещё не куплены, но повезло – было пасмурно, и солнце не светило в глаза. Кристина, лёжа на диване, натянула на голову одеяло.

«Вот так мечты и сбываются», – подумала она.

Нет, не то, чтоб все пять лет, работая в активных продажах, гоняясь за своими процентами, накапливая деньги, она только и мечтала о квартире в Североморске. Вовсе нет. Это был просто вариант. Мечты, вообще, сбываются у тех, кто знает, как к ним идти, и – идёт. И хорошо на этом пути иметь несколько взаимозаменяемых конечных пунктов.

Личная жизнь в Нижнем не сложилась. Последние три года она прожила у своего молодого человека и его замечательной мамы. Да и молодой человек был замечательным, пока не выяснилось обратное. Они собирались пожениться, планировали отдельное жильё. Его мама имела кое-какие деньги и, если бы ей добавили, она бы купила и переехала в однокомнатную квартиру, благословив молодых в своей «двушке».

Но замечательные молодые люди, порой, как оборотни становятся вдруг натуральными козлами. Некогда замечательный молодой человек выгодно познакомился с питерской мадам, да и улетел к ней. Причём, так спешно, что Кристина узнала об этом, когда тот уже приземлился в Пулково.

Конечно, было горько и досадно. Но, в принципе-то, и ладно. Всё, что ни делается – к лучшему. В конце концов, существовал ещё и план «Б». Значит, решила Кристина, судьба ей – ехать в Североморск.

И вот она в городе детства. В собственной квартире. Засыпает на собственном диване. Все документы оформлены, чеки приложены и лежат на верхней полке шкафа. Всё, что её окружает – принадлежит ей. Круг замкнулся, она снова дома в Североморске. Можно начинать новую жизнь…

И тут, в ночной тишине, ударили барабаны и огрызнулись гитары. С первых слов песни Кристина вспомнила группу. «Мастер». С песней: «Палачи». Она не была поклонницей такой музыки. Просто, запомнила с восьмого класса, когда тайком вздыхала по брату своей подруги. Тот был старше на семь лет, уже взрослый. Но вёл себя порой как мальчишка. Бывало, играла эта песня, когда она заходила к подруге. Как-то Кристина спросила:

– А кто это поёт «Палачи»?

– «Мастер». Только не Палачи, а Палычи, прислушайся, – издевался брат. – Обо мне, Сергее Палыче, и о сеструхе, тоже ж Павловне. Э-э-й, Палычи!

– Вот ведь, блин! – проговорила Кристина, высунувшись из-под одеяла. – Хо-о-о-рошие соседи.

Молодая пара, жившая тут прежде, утверждала: здесь замечательные соседи, всё тихо и спокойно.

Кристина глянула на потолок. «Соседушка сверху. Для молодёжи слишком старая песня. Может, сейчас там живёт тот самый старший брат Палыч?»

От этой мысли Кристина даже злиться перестала. Песня закончилась, и звук убавили. Музыку стало практически не слышно. Но, когда Кристина уже, было, заснула, сверху что-то так бухнуло, словно шкаф уронили.

– Ну, соседушка… – проговорила Кристина плотоядно.

Было 11 часов. Похоже, наверху спали. Перебудили соседей, и к утру баиньки. Сейчас соседушка должен просыпаться. Сон алкоголика, говорят, краток и чуток. Он будет мучиться похмельем. Значит, пора знакомится. С бодуна человек кроток и восприимчив. Услышанное умножит натрое помимо воли. – Ну, соседушка… – обуваясь, проговорила Кристина ласково, но не менее плотоядно, чем ночью.Она прислушалась. За пошарканной дверью соседушки было тихо. Нажала на звонок. С полминуты – ни звука. Кристина хотела уже позвонить ещё раз, но тут в квартире послышались шаги. Щёлкнул замок.«А вдруг это тот самый Палыч?» – пронеслось в голове Кристины.Дверь распахнулась. На пороге был незнакомый, совершенно голый тип, сходу пьяно воскликнувший:– Нет у меня ничего! А это, – он схватился за цепь на шее. – Сталь! Драгоценностей не носим, презираем. Ни хрена вы у меня не опишете!Голова соседушки вдруг упала на грудь, и длинные распущенные волосы скрыли лицо, как в фильме ужасов «Звонок». Он, покачиваясь, держался синей от татуировок рукой за дверной косяк.Кристина поняла: рановато пришла и, развернувшись, отправилась вниз. Но тут за спиной раздался звук падающего тела. Она обернулась. Голый соседушка лежал на бетонном полу.– Ой, холодно. Ой, больно, – простонал он, сворачиваясь калачиком.– Тьфу! – хлопнула себя по бедру Кристина.Волосатый тип не был здоровяком. Но оказался таким тяжёлым, что миниатюрная Кристина просто вымоталась, пока перетащила его в квартиру. Точней – переволокла, как невнятно бубнящий мешок с картошкой. Оставив его лежать в коридоре квартиры, пропахшей пепельницей и перегаром, она хотела, было, уйти. Но любопытство задержало её. В конце концов, врага хорошо бы знать получше. Ночью слышались голоса, тут мог оказаться ещё кто-то спящий. Кристина заглянула в комнату. Бардак, и – никого. Прошла на кухню – то же самое. Вернувшись через комнату, подошла к спальне. Толкнула дверь. И там никого. Скомканная простыня на кровати, одеяло на полу и пара валяющихся пустых пивных банок. Кристина взяла одеяло и, вернувшись к телу, накрыла соседушку. Затем вышла из квартиры, прикрыв за собой дверь.2 Саныч проснулся от холода. Вроде, был укрыт одеялом с головой, но…Лежал-то он на полу.«Ой, – улыбнулся Саныч. – Малыш упал с кроватки».Он, щурясь, высунул нос из-под одеяла. Улыбка сошла. Это была прихожая.«Ой, а малыш ходит во сне, – мятая физиономия вновь озарилась идиотской улыбкой. – В туалет бегал мальчик наш. Правильно, хорошие мальчики в кроватки не писают. А на обратном пути уснул».Саныч вдруг завертел головой.«Ведь на обратном же?..»Он сел, ощупал одеяло и закутался в него поплотней.«Ух, чего ж было-то?»Не у всех русских первый вопрос «кто виноват?» Многие сначала пытаются, сообразить «ух, чего ж было-то?» А потом… уже да – потом – «что делать?»Бухло навряд ли оставалось. Денег не было точно. А похмелиться надо было обязательно. Это сейчас похмельные хихоньки. Минут через пять их сменит депресняк. И станет хреново.Богатые богатеют. Бедные беднеют. А алкаши пьянеют и болеют, пьянеют и болеют. Эти слова, замкнувшись в круг, катятся колесом по наклонной. Вспомнив такой свой вывод, Саныч помрачнел. Закутанный в одеяло, он осторожно поднялся на ноги. В его голове была воздвигнута ненадёжная хрустальная конструкция, готовая в любой миг обрушиться и разбиться вдребезги. Только плавные движения. Или же звон бьющегося хрусталя пронзит его голову.Саныч прошёл на кухню. На столе грязная посуда. В раковине – тоже. Он открыл створку навесного шкафчика, достать кружку, и увидел там наполовину налитый стакан. Наверняка – водки! Ну, не прикрывают стакан воды горбушкой чёрного хлеба.Саныч всё же взял сначала кружку. Налил воды и жадно выпил. Первые глотки были восхитительны, последние же – отвратительны. Ему почудился привкус старых слизких труб. Саныч сморщился.– Фу-у.Нужно было избавиться от привкуса воды. А то ж и водка не полезет. Открыл холодильник. Растительное масло не пойдёт, от него и без похмелья стошнит. А вот половинка морковки – самое то. К тому же, больше в холодильнике ничего не было. Почистив и промыв морковь под струёй воды, отрезал кусочек, закинул в рот. Привкус грязных труб сразу исчез.– Хороша витаминка!Дожевав, отрезал ещё кусочек, – на закуску, и достал из шкафа стакан. Убрав с него горбушку, осторожно понюхал. В нос ударил запах спирта. Саныча аж передёрнуло.– У-ух, гадость!Решил в стопку не отливать. Руки не то, чтоб ходуном ходили, но и тверды не были. А пролить никак нельзя.Саныч открыл холодную воду. Выдохнул. И сделал пару осторожных глотков из стакана. Затем сразу прильнул губами к крану и с жадностью выпил воды. После закинул морковку в рот и, лишь захрустев, понял – провалилась. Не стошнит.Через пару минут Саныч ещё разок приложился к стакану, оставив водки на два пальца.Жизнь налаживалась. На вопрос «что делать?» ответ нашёлся. А, вот, что было вчера?..Намедни Саныч пьянствовал с Пашей. Прощелыгой сорока четырёх лет. Их с неделю назад обоих уволили за синьку с работы, где Саныч провкалывал полтора месяца разнорабочим.– И пошли бы все они на хер! – восклицал Паша, пропивая Саныча расчётные. Его ж деньги забрала сестра – ведьма, а не баба. Он потрясал пальцем с чёрной окантовкой на ногте. – Ведь на нас всё держалось! Ну, выпивали мы, да. Но мы ж и работали! А кто теперь за эти копейки горбатиться будет?Паша говорил и говорил. Одно и то же, по кругу. Его пластинка всегда заедала, когда он пьянел. Причём, пока они работали, пластинка была практически та же самая: «Тут на нас всё держится. Одни мы работаем. Кто ещё будет тут вкалывать за копейки?»И переменить тему было невозможно.Вчера к вечеру Пашу опять заклинило. И Саныч еле выпроводил его, сказав, что ложится спать. Деньги закончились, а в бутылке оставалось всего на пару стопок. Оставшись один, Саныч уселся перед телевизором и в течение часа допил водку. Он планировал выспаться. Завтра днём переболеть похмелье. А вечером Саша должен вернуть долг.Саша, он какой-то правильный. И всё у него по жизни складывалось правильно. Любил выпить, но в конкретные запои не уходил. В редкие случаи – дня по три. И, когда Саныч стал всё больше и больше выпадать из жизни на кочерге, Саша начал словно избегать его. Будто боясь заразиться. Нет, он не выказывал и тени неприязни. Живо интересовался: как дела? Приветливо здоровался при случайной встрече. Внешне всё было по-прежнему. Да только в гости заходить перестал и к себе не звал.А тут, получив расчётные, Саныч с Пашей шли в магазин тариться, да повстречали Сашу. Тот как обычно поинтересовался делами. Саныч рассказал вкратце. И что уволили, и про расчётные, и что уже идут отметить это дело. Предложил Саше присоединиться. Но тот отказался, сказав: надо срочно чинить «тачку». И тут же попросил у Саши денег в долг. Пять тысяч на недельку. А Саныч был не против – целее будут. Он даже подозревал, что правильный Саша и берёт-то у него деньги лишь с целью сохранить их. И это его где-то даже уязвляло. Но предлог был достойный. Выходило, что Саныч делает одолжение. А может, так оно на самом деле и было.И вот с неделю уж прошло. Саныч запутался в числах. Но где-то так. Выспавшись, собирался точно определить по ТВ-программе. И, как похмелье отпустит, идти к Саше. Предстояло затариться едой, кое-какую копейку за квартиру заплатить. А то приставы уже приходили, грозили имущество описать.«Надо хоть пару тысяч на это потратить», – думал Саныч, ложась спать.Он вроде даже спал уже, когда позвонили в дверь. Это был Паша. Ведьма-сестра дала ему немного его же, блин, денег. Он принёс 0,5 водки и полторашку пива. Закусь Паша не признавал. Известное ж дело – закуска градус крадёт.Гость протрезвел, пока гулял, и пластинку свою не включал. Когда пиво допили, Паша вспомнил одну старую песню.– Ваши поют, – сказал он. – Металюги. Про палачей. У меня сосед раньше, помнится, как врубит – весь дом на ушах.– Момент! – Саныч сделал солидное лицо и, поднявшись из-за стола-табуретки, отрыл в закромах квартиры кассету. У него сохранилась кассетная аппаратура. Раритет. Саныч мотнул кассету. Послушал. Мотнул. И наконец включил, прибавив громкость, песню «Палачи» группы «Мастер».Эта песня последнее, что удалось вспомнить Санычу. Когда Паша ушёл? Чёрт знает. Когда водку в стакан отлил? Без понятия.Саныч наконец почувствовал себя бодрячком. Водка вернула организм к жизни. Он не чувствовал себя под хмельком. Выпив – почувствовал себя почти здоровым, трезвым человеком. И поспешил бриться-мыться. Но – не моча волос. Они б сохли дольше, чем действует водка.Из ванны вышел на вид бодрячком. Но внутри уже заворочалось что-то. И Саныч успокоил это «что-то», допив водку. Затем отобрал в пепельнице самый смачный хабарик. Секунду поколебавшись, всё ж закурил. От курева с бодуна практически всегда становилось паршиво, будто и не похмелялся вовсе. Но не на этот раз. Поплыть голова поплыла, но мутить не стало.Через весь город Саныч дотопал до Сашиного дома. Денег на телефоне не было. Позавчера он спьяну звонил в Москву, Лёлику. И о чём-то говорил, пока не закончились деньги, с приятелем, которого внешне помнил уже смутно. Теперь пришлось тащиться наобум. Как назло светило солнце. Градус из крови быстро выходил через пот. Он выступил на лбу, спине, подмышками… Да везде! И тут ещё Саши дома не оказалось. Саныч впервые увидел барышню, с которой тот жил уж год. Смешная, курносая девчонка пролепетала, что Саша в гараже. Саныч поволокся в гараж, надеясь, что приятель действительно там. Он шёл и ругал себя за то, что не догадался попросить барышню позвонить ненаглядному. Теперь же оставалось только надеяться. Силы покидали Саныча. Он шёл, стирая ладонью пот со лба, представляя, как купит холодного пива. О, нет! Он спешить не будет. Он найдёт непременно холодное. Запотевшая бутылка. Пробка отлетает. «Т-с-с-с». Шипит пена. Он подносит горлышко к губам и, о небо! Божественный напиток попадает в пересохший рот. Протекая, покалывает глотку и смывает внутри всю похмельную дрянь. Организм тут же расцветает. Словно поникший от засухи цветок вдруг подымается, политый, распуская лепестки. Жгучее солнце, перестав палить, осветит мир, наполненный яркими красками. Запоют птицы, исчезнут злые, недоброжелательные прохожие. Их сменят приветливые лица горожан.Саныч шёл не просто за деньгами, он шёл за чудом. И сердце, томясь, трепетало. Если пойдёт что-то не так, он просто умрёт от крушения мечты.Впереди возникла девушка в короткой юбчонке с фигурой манекенщицы. Навстречу никто не шёл, так что ничто не мешало Санычу рассматривать её ноги сзади. Саныч даже поймал себя на том, что немного склонил голову, чтоб понизить угол зрения. В этот самый момент в рот ему залетела мошка.– Тфу! Тфу! – стал отплёвываться Саныч. Точнее, как бы отплёвываться – слюней-то не было. Рот совершенно пересох. Ощущение мерзкой мошки, буквально – маленькой мухи во рту было столь гадостным, что Саныч испугался – его стошнит. А мошка пристала к губе, словно на клею.– Тфу! Тфу! – Теперь паразитка приклеилась к языку.– Тфу! Тфу! – Всё же удалось сплюнуть мошку. Он и злился, и стыдился, и где-то даже посмеивался над собой.Саша оказался-таки в гараже. Как раз собирался уходить. Они дошли до банкомата и приятель с едва уловимой досадой вернул пять тысяч.«Всё! – подумал Саныч. – Пивка. Затем тарюсь едой. И никакого Паши и тому подобного».3 Саныч откинулся на спинку дивана. Перед ним стояла табуретка. На ней – тарелка с порубленной колбасой и 0,5 водки. Тихо работал телевизор. Из открытой форточки доносилось пение птиц.«Вот так-то, – думал он. – Главное – правильно похмелиться. Буду не спеша цедить водочку. Уже вечер. Пару часиков посижу, и спать. А остатки завтра допью. Вечером. Днём же схожу, тысячи полторы за квартиру и за свет заплачу. И еды кое-какой куплю. Хотя, утром, конечно, надо будет всё ж пару стопок выпить. Плеснуть бензинчика в бак. А то ж заколдыбасит некстати у кассы. Неудобно, приличный человек, за квартиру пришёл платить, а руки трясутся, что и мелочь не взять. Всё, теперь уж точно затрясутся, потому что только и буду думать, как бы не колдыбаснуло! Значит, утром две стопки, и в путь».Как только план на завтра утвердился в голове, в дверь позвонили. Чертыхнувшись, Саныч поставил стопку в тарелку с колбасой и, подхватив бутылку, понёс это добро на кухню, где спрятал в тумбу стола у мойки.«Достали халявщики! С таким нюхом – на таможне служить, – думал Саныч, идя открывать дверь. – Это ж в момент всё выпьется, и остальные бабки пропьются».На пороге стоял свойский парень Перегар. Он и пил по жизни за счёт того, что со всеми общий язык находил. Денег-то никогда не имел.– Старина! – обрадовался Перегар. – Ты дома! Сто лет тебя не видел.Саныч покосился на прижимаемый к груди, набитый бутылками и ещё чем-то пакет в руках Перегара. М-да, прямо на его пороге произошло чудо!– Что привело тебя ко мне? – спросил Саныч. – Добры ль намеренья твои?– Пришёл я с миром, светлый князь. Из странствий долгих, чужедальних. И в знак почтенья моего, прими гостинцев иноземных.Шельмец подхватывал любую тему, когда пахло водкой. Если б наливал китайский агроном, Перегар сказал бы ему: «А вы не находите, что Нун-шу хоть и выделяется своим объёмом, но на самом деле не многим-то и больше сельскохозяйственного справочника Цзя Сыя?»Перегар отходил от запоев, читая книги, журналы, листая энциклопедию и школьные учебники брата, будучи уверен, что работа мысли убережёт от белой горячки. Одному Богу известно, сколько литературы перечитал на отходняках человек с кличкой Перегар. Но факт остаётся фактом – «белочки» у него не случалось.Сегодня действительно произошло невероятное! Перегар пришёл со своей выпивкой. Больше того – и с закуской. Из большущего пакета кустом торчал ананас. Определённо – чудо. И это – когда ты уж взрослый мужчина! Изрядно помятый бытием. Когда понятие «чудо» засохшей мандариновой корочкой, казалось, навсегда погребено под хламом повседневного барахла, накопившегося за долгие годы столь реальной жизни.– Заходи, – сказал Саныч. Они прошли в комнату, к табуретке. Перегар, поставив пакет на пол, произнёс:– У каждого своя табуретка.– Святая истина! – кивнул Саныч. – А что за гостинцы-то?– Сейчас выясним. Видел бутылку коньяка, точно. И ещё есть какие-то пузыри.– Ты спёр это что ли?– Не, нашёл. На остановке. Подхожу, а там пакет. Ну, думаю, слава Богу, что в добрые руки нашёлся. Взял, и ноги сами к тебе понесли.