Один в поле…

Уж сколько упражнялись авторы детективов и боевиков, фантастических и героических романов, пытаясь выяснить, может ли один воин победить. Задавались вопросом: ждет ли тебя непременно поражение, если ты вышел на битву в одиночку? Спорили и, в общем, к убедительному выводу так и не пришли.

Но что, если герой вышел не на битву, а просто за хлебом? Или вовсе не выходил, а неприятности свалились на него как снег на голову? И что, если оказалось, что нет у тебя ни друзей, ни соратников? Как поступить? Вступать в битву? Трусливо забиваться в щель и ждать, когда появится подмога?

Честно говоря, вопросы эти почти риторические. Ведь нет, да и не может быть общего для всех рецепта героической победы над обстоятельствами, врагами или просто коварной Фортуной, которой вздумалось проверить человека на прочность. Люди ведут себя по-разному — ведь и обстоятельства разные, люди разные, да и понятия о дозволенном заметно отличаются.

В новом романе Валерия Еремеева мы и находим один из возможных ответов на вопрос о том, каким же должен быть герой, чтобы остаться не только героем, но героем живым. Перед нами, безусловно, не суперагент Бонд, Джеймс Бонд. Не майор Пронин, к счастью, и не проницательный лейтенант Коломбо. Перед нами обычный человек, который в пиковых обстоятельствах остался один.

Сейчас мы не будем задаваться вопросом, почему в трудный момент он вынужден действовать в одиночку. Мы лучше присмотримся к тому, как именно он действует. При этом учтем, что его соперники — отнюдь не рыцари с кодексом чести и высокой моралью и борется наш герой не за благосклонность прекрасной дамы, а за собственную жизнь. Что, конечно, весьма заметно раздвигает рамки дозволенного.

Итак, как же действует наш герой для собственного спасения? Раскладывает по обе стороны своего пути горы трупов? Нет, хотя в поступках он не стесняется. Но мы видим, что он просто отвечает ударом на удар. Обливает и очерняет всех, кто встал на его пути? Нет, он, повторимся, соразмеряет свой ответ с силой полученного удара.

Чтобы выжить, он находит соратников — пусть они тоже не рыцари без страха и упрека, пусть каждый из них борется в первую очередь за собственное выживание и только во вторую — помогает, чем может, нашему герою.

Так что же — одному не выжить? Не справиться с судьбой? Один в поле не воин?

Чем ближе к финалу романа, тем отчетливее мы понимаем, что помощь — вещь, безусловно, нужная, но и без нее человек не пропадет. Что, напротив, уверенный в том, что рассчитывать ему не на кого, найдет из положения самый правильный и простой выход. Хотя, конечно, из болота за косичку на парике, как Мюнхгаузен, себя не вытащит. Но, быть может, и в болото не попадет, если будет рассчитывать только на себя.

Но тогда, выходит, что один в поле — воин?

Да, зачастую и воин и победитель, особенно когда окружен такими же воинами — рассчитывающими в первую очередь на себя и в любую минуту готовыми подставить другу не подножку, а плечо. Один в поле — всегда не один, если вокруг такие же…

Памяти моей матери посвящается

 

Глава 1. Производственные издержки

— Вы не боитесь, что вас убьют?

Мужчина, которому был задан вопрос, скорчил недовольную мину. Высокий, крепко сбитый, с задумчивой складкой на открытом лбу, он производил впечатление человека высоких внутренних качеств, который, дабы не потерпеть поражение в борьбе за место под солнцем, вынужден успешно прикидываться холодной расчетливой сволочью.

Он задумчиво оглядел молодую женщину в полосатой кофточке из тонкого трикотажа, с аккуратно подстриженной над бровями челкой цвета меди. Отметил умные не по годам глаза с едва заметной в них тенью презрения. Как там она себя определила? То ли Ира, то ли Кира, фамилию он не расслышал, из еженедельника «Эпоха-21»? Пожалуй, все-таки Кира. Что это только за имя такое — Кира? В честь кого? Персидского царя Кира, чью голову враги бросили в бурдюк с кровью, сказав при этом: «Ты хотел крови, так напейся ею досыта», или товарища Кирова — большевистского смотрящего по Ленинграду, для которого другие товарищи не пожалели револьверной пули? И первая, и вторая аллюзии не несли в себе особого оптимизма. Дурацкое у тебя имя, Кира, что тут можно еще сказать. И вопрос дурацкий.

— А почему меня должны убивать? — ответил он встречным вопросом, поправляя стоящую перед ним на столе пластиковую табличку со вставленным внутрь листом, на котором жирным шрифтом было напечатано: «СВЕТЛОВ ВИКТОР СЕРГЕЕВИЧ — генеральный директор корпорации “КомпТрейд”», — так, словно от того, ровно ли она стоит, в самом деле зависела его жизнь.

Тоже по-дурацки ответил. А то он сам не знал почему… Уж, наверное, не просто так за его спиной маячили, зорко вглядываясь в толпу, три неулыбчивых терминатора, на чьих головах можно было колоть орехи, чего они даже не почувствовали бы. Получали они, к тому же, хорошие деньги за то, чтобы с ним не произошло ничего трагического.

Разве не он только что, перед сотней телекамер и лесом ощетинившихся микрофонов, сделал сенсационное заявление о разработанном корпорацией новом продукте «Люцифер» — универсальном антивируснике, способном раз и навсегда решить проблему распространения вредоносных компьютерных программ и несанкционированного проникновения в базы данных? Вбить, по его собственному выражению, осиновый кол в зловонную яму киберпреступности. Ясно ведь, что перспектива оказаться в упомянутой яме самих киберпреступников не очень обрадует, не говоря уже о том, что внедрение «Люцифера» на рынок компьютерных технологий неминуемо должно будет ударить, помимо разного рода хакеров и крэкеров, по всем производящим антивирусные программы разработчикам, что тоже не добавляло «КомпТрейду» друзей.

— Как почему? — удивилась девушка. — Вы же сами сказали, что продавать патент на изобретение никому не намерены. А это значит…

Он и без нее знал, что это значит.

— А это значит, что найдется немало желающих увидеть, как я качусь на катафалке под музыку Шопена?

Девушка кивнула. Именно это она и имела в виду. Пронеслись смешки. Еще раз поморщившись, Светлов строго оглядел присутствующих. Свободных мест в конференц-зале медиацентра не было. Разработка отечественным предприятием программы «Люцифер», этого компьютерного пенициллина, являлась из ряда вон выходящим событием и не могла не вызвать естественного интереса со стороны средств массовой информации.

Он взял себя в руки и улыбнулся.

— За последние несколько лет в мире сделано много изобретений, которые могли бы помочь миллионам потребителей существенно сэкономить время и деньги: вечные бритвенные станки, никогда не стирающиеся автомобильные покрышки, авторучки, которыми можно писать годами, не меняя стержня, да мало ли. Вот только с этими новшествами всегда происходит одно и то же. Самая крупная из представленных на рынке компаний, рискующая больше всего потерять от изобретения, просто выкупает за большие деньги патент и кладет его под сукно до скончания века. Я не хочу, чтобы «Люцифер» постигла подобная участь. Как его создатель, я желаю видеть его в действии. Это вопрос принципа. Ну, а насчет страха…

Он обернулся назад через правое плечо, за которым, как и положено ангелу-хранителю, находился главный ответственный за его личную безопасность Юрий Кривицкий.

— Как думаете, Юрий Вячеславович? Должен ли я бояться?

Кривицкий тоже скорчил недовольную мину, давая понять, что его забота — безопасность генерального директора, а не ответы на вопросы всяких там щелкоперов. Выдавил сквозь зубы:

— Не должны. Все под контролем.

— Вот видите — все под контролем. Мои люди защитят меня от любых посягательств.

Руку поднял заросший щетиной субъект.

— Интернет-издание «Восьмое чудо света»: все-таки непонятно, в чем же именно принципиальное отличие «Люцифера» от уже созданных программ подобного толка? Еще один антивирусник — и что дальше?

— Многим, думаю, известно, что сейчас на рынке представлено несколько видов антивирусных программ: детекторы; лечащие программы; программы-ревизоры; фильтры и программы-вакцины. При всех достоинствах их общий недостаток в том, что они могут бороться только с вирусами, известными разработчикам таких программ. И это при том, что каждые двадцать четыре часа разрабатывается куча новой дряни, все более опасной и агрессивной, из-за чего пользователи вынуждены раз за разом обновлять средства защиты. «Люцифер» способен успешно бороться не только с существующими вредоносными программами, но и теми, которых нет еще и в проекте. Со всеми. Которые будут завтра, через месяц, год. Правда, через год, думаю, их уже не будет. Разработка вирусов и шпионских программ просто станет невыгодной.

Светлов остановился, чтобы перевести дыхание, чем тут же снова воспользовалась журналистка Кира. Она была явно в ударе.

— На каждый новый щит найдется новый меч, вы так не думаете?

— Пусть так. На щит найдется, — кивнул он. — Но «Люцифер» — это тоже меч, а не только щит. В одной упаковке. Причем щит весьма крепкий, а меч весьма острый и длинный. Программа не только блокирует любое несанкционированное проникновение, но и, мгновенно вычислив атакующий процессор, наносит ответный удар и навсегда выводит его из строя.

Из зала выкрикнули:

— Рассказывайте это «чайникам»! Может быть, они и поверят!

Отвлекшись от девушки, он поискал взглядом крикуна, голос которого показался ему донельзя противным, а не найдя, хлопнул ладонью по длинному столу так, что стоявшие на нем микрофоны подпрыгнули на несколько сантиметров.

— Ну хорошо, господа «не чайники». Вот вам мое официальное заявление. Тому, кто все-таки сможет создать программу, способную противостоять «Люциферу», корпорация «КомпТрейд» немедленно выплатит вознаграждение в миллион гривен. — Помолчав немного, он решил добавить: — А еще сто тысяч добавлю лично я. Так что, если кому-то не жаль впустую потраченного времени, дерзайте.

Зал взорвался аплодисментами. Довольный, Светлов хотел вернуться взглядом к девушке по имени Кира, но ее уже не было на месте. Ее нигде не было. Исчезла, не дождавшись конца пресс-конференции. Поскучнев, он сделал знак менеджеру по связям с общественностью Марине Петровне Волк о том, что пора закругляться.

Марина Петровна поблагодарила собравшихся за то, что пришли, за заданные вопросы и выслушанные ответы. Еще раз попросила извинить за опоздание, из-за чего пресс-конференция началась на сорок минут позже запланированного. Самые глазастые могли бы заметить, что последняя фраза пиар-менеджера пришлась ее боссу не по душе. Такие люди, как Светлов, не опаздывают. Такие люди, как он, приходят, когда это необходимо. Это не он опоздал. Это все остальные пришли на сорок минут раньше.

Светлов поднялся, увлекая за собой свою свиту. Уступил дорогу телохранителю, который пошел первым.

Мощный торс Кривицкого атомным ледоколом пронзал пространство, избавляя его от возможных препятствий, которых, впрочем, почти не возникало, за исключением репортера из «Восьмого чуда», вставшего раньше времени со своего места. Наткнувшись на Кривицкого, бедняга отлетел в сторону, в то время как сам Юрий Вячеславович, похоже, даже не почувствовал столкновения. По бокам директора «КомпТрейда», отставая на полшага, шли еще двое бодигардов. Замыкали шествие пиар-менеджер Волк и главный инженер «КомпТрейда» Антон Криворучко.

Только когда они оказались в коридоре, за спиной раздался гул голосов, шарканье подошв, щелканье складывающихся штативов телекамер.

У широкой парадной лестницы компания разделилась. Кивнув шефу, инженер и пиар-менеджер повернули в сторону фойе. Самого же Светлова Кривицкий со своими бойцами повел по лабиринту коридоров и узким лестницам в сторону черного хода. Светлов никогда не спрашивал у Кривицкого, почему тот выбирает тот или иной маршрут. Выбирает — значит, так надо. В этом плане он был идеальным объектом для охраны. Всегда делал то, что ему говорят.

Скоро четверка вышла во внутренний двор здания медиацентра, где была оставлена служебная машина. Возле двери, над которой висела серая видеокамера, курил пожилой вневедомственный вахтер-охранник, а неподалеку от автомобиля облагораживала граблями продолговатый газон женщина-техничка.

Бросив беглый взгляд на неряшливого вида брюки, мешком висевшие на тощей заднице охранника, Кривицкий огляделся по сторонам, ничего подозрительного не заметил и направился к автомобилю, презрительно качая головой. Вахтер пугливо отступил на два шага. Техничка, напротив, не обратила внимания на вышедших из здания людей и продолжала усердно скрести граблями по зеленой траве, собирая с нее фантики от конфет и полусгнившие прошлогодние листья. Сделанная из нержавейки ручка граблей блестела на солнце, пуская Кривицкому зайчики в глаза.

Распахнув заднюю дверцу, Кривицкий отступил, чтобы позволить человеку, за жизнь которого нес персональную ответственность, забраться в автомобиль, повернул голову в сторону неопрятного охранника. Лучше бы он от него и не отворачивался, потому что теперь в вытянутой руке охранника был пистолет с навинченным на ствол глушителем. Негромкий щелчок, и пробитые одной пулей головы обоих подчиненных Кривицкого дернулись, словно нанизанные на невидимую спицу, брызнув красным.

— В машину! — крикнул Кривицкий, хватаясь за пистолет, но тут же, охнув от невыносимой боли, обжегшей все его внутренности, стал оседать на асфальт. Последним, что успело зафиксировать его затухающее сознание, были переливающиеся на солнце красные капли на вылезшей с другой стороны его тела острой, как пика, ручке граблей.

Человек, еще недавно уверявший журналистов, что бояться ему нечего, плюхнулся животом на капот, перевалился на другую сторону, рванул на себя ручку дверцы, но в тот же момент понял, что это конец, — с водительского кресла на него смотрела незнакомая, заросшая щетиной образина. Что-то щелкнуло у его шеи, и корпорация «КомпТрейд» с ее антивирусными разработками, журналистка с дурацким именем Кира, голубое небо над головой — все это превратилось в одну сплошную черную пелену.

Киллер-вахтер и женщина-техничка ловко, словно целый месяц тренировались на мешках с углем, сбросили трупы убитых во вместительный багажник, кинули туда же окровавленные грабли и сели в машину, причем женщина, сняв сбившуюся на голове косынку, превратилась в лысого мужика с бородавкой в верхней части лба. Джип не спеша тронулся и выехал за ворота, оставляя за собой повисшее в пустоте двора многозначительное многоточие.

* * *

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем сумел открыть глаза. С таким же успехом мог продолжать держать их закрытыми. Все равно он ничего не видел. Зато чувствовал. Чувствовал, как раскалывается голова. В какой-то момент он даже попытался припомнить, где накануне так надрался. Где он? Кто он? Почему вокруг темно как в гробу? Почему он не может двигать правой рукой, а другая рука натыкается на стены? Не помещение, а какой-то скворечник. И воздух затхлый, вонючий. А вдруг это и впрямь гроб? Что, если он впал в летаргический сон и его заживо похоронили? Пронзенный леденящим душу страхом, он начал кричать и дергаться, попытался вскочить на ноги.

Резкая боль в правом запястье заставила отказаться от мысли подняться и подействовала на него отрезвляюще. Он понял, что вовсе не лежит, как полагается усопшим, а сидит, прислонившись спиной к стене, и одна из рук при этом зафиксирована чем-то металлическим — с покойниками такого не проделывают.

Постепенно темно-красные круги в голове рассеялись… Кривицкий… Как же так? Такой опытный, прожженный человек — и так его подвел. Не сумел распознать засаду. Вспомнилось, как проткнутый насквозь блестящей железякой Юрий Вячеславович скреб пальцами по асфальту. Как падали убитые одним выстрелом парни, охранявшие его. Жаль только, что их самих никто не охранял. Не помешало бы. Птенцы. Дилетанты. Впрочем, чего уж теперь! Вспомнилась и девушка из газеты «Эпоха-21». «Вы не боитесь, что вас убьют?» Сука рыжая. Накаркала. Его, правда, еще не убили, но, судя по тому, как похитители разделались с охраной, за ними не заржавеет.

Крик услышали. В помещении вспыхнуло освещение, поначалу показавшееся ему ослепительно ярким, хотя это была лишь тусклая двадцативаттная лампочка. В проем, образованный открытой узкой дверью, с трудом протиснулся громадный мужик. Небритый. Из одежды на нем были только синяя майка и спортивные штаны. Ну и обувь, понятное дело. Плечи и грудь были сплошь покрыты густой сеткой черных курчавых волос, словно под майку мужик решил надеть еще и свитер. Где-то он уже видел этого человека. Ну конечно — он сидел на рулем джипа, когда Светлов пытался заскочить внутрь.

Пленник почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. То ли от брезгливости, которую вызывал «каракулевый мех» на груди этого человека, то ли от спертого воздуха в помещении. Он отвернулся, чтобы перевести дух, а заодно осмотреться.

Помещение в самом деле было очень маленькое — чулан или подсобка, формой напоминающая пенал. Вдоль одной из стен стоял металлический стеллаж с тремя полками. Стеллаж, скорее всего, собирали на месте, в двери никак не просунули бы. Вот к одной из металлических секций этого самого стеллажа и была пристегнута наручниками его рука.

— Что-нибудь не так? — спросил мужик ровным, почти профессорским голосом, никак не вяжущимся с его внешним обликом.

— Сам-то как думаешь?

— Я никак не думаю. Чего кричал-то?

— Боюсь темноты.

— Оставить тебе свет?

— Как мне тебя называть?

— Никак.

— Я буду звать тебя Йети.

— Почему Йети? — удивился мужик, но тут же сам нашел ответ, глянув себе на грудь. — А, понял. Это потому что волосы. Ничего, не мешают. И бабам нравится.

Пленник собирался было спросить насчет женщин, но вдруг осознал всю нелепость ситуации. Разве так должны вести себя похищенные неизвестными генеральные директора успешных корпораций? Нет. Трусливые истерят. Те, кто покрепче и поувереннее, пытаются угрожать и качать права. Но и те и другие уж точно не будут вести разговоры о женщинах и кожном волосяном покрове.

— Кто вы такие? Что вам от меня нужно? Я хочу говорить с вашим главным. С вашим паханом или как там вы его называете. С бугром. С боссом. Ты меня понял, придурок?

Йети, похоже, не обиделся. Он просто грустно покачал головой с видом няньки, уставшей от капризов ребенка.

— Вы еще не знаете, с кем связались на свою задницу. Вы не знаете мои возможности. Вы ошибаетесь, если думаете, что вам это сойдет с рук!

Лицо Йети потеряло грустное выражение и стало решительным. Пленник прижался спиной к стенке чулана, понимая, что сейчас его заставят замолчать. Заклеят рот скотчем, как часто поступают в подобных ситуациях герои детективных сериалов. Это в лучшем случае. В худшем заткнут рот провонявшей мышиными экскрементами тряпкой. Второе было вернее. Вряд ли Йети принес с собой скотч. Зато тряпок на стеллаже валялось предостаточно.

Йети поступил еще проще. Он протянул руку, в которой сжимал небольшой электрошокер, к шее пленника и нажал на кнопку…

В следующий раз Светлов пришел в себя от мерзкого запаха. Закашлявшись, он отстранил невидимую руку и открыл глаза.

Перед ним стоял все тот же давешний мужик. Только теперь поверх майки на нем была застиранная джинсовая куртка.

— Все нормально? Голова не кружится?

Не дождавшись ответа, Йети решил, что пленник еще недостаточно пришел в себя, и ткнул ему белую тряпку в самый нос. Неизвестно, чем она была пропитана, но по сравнению с этим мышиная моча вполне могла бы сойти за кока-колу. Пленник подскочил вверх так, что едва не оторвалась зафиксированная наручниками рука, и закашлялся. Из глаз брызнули слезы, изо рта — слюни, из носа — сопли. Добрая часть всего названного попала Йети на руку. И не думая расстраиваться, он неспешно вытер ее о штаны Светлова, расстегнул наручники, поднял пленника на ноги и вытащил из чулана так же легко, как вынимают из корзины котенка.

За дверями был длинный мрачный коридор, как в подвале, а в нем стоял еще один человек, гораздо мельче калибром, лысый, с бородавкой на черепе.

Стоило пленнику оказаться рядом с лысым, как тот два раза ударил его кулаком в живот. Пленник согнулся.

— Будет тебе быковать! — урезонил коллегу Йети. — Мы же с ним еще и разговаривать не начали.

— А это… предварительное собеседование. Ну, чтоб посговорчивее был.

— Ну, раз так, тогда ладно. Только смотри, рожу ему не испорти. Нам она еще понадобится.

— Я в курсе, — ответил лысый и сложенными в замок руками грохнул пленника по спине так, что тот упал.

Йети наклонился к лежащему.

— Эй, ты как?

— Лучше всех, — тяжело дыша, проговорил тот. — Только не пойму, что это у него на лбу. То ли муха накакала, то ли изюм прилип.

Лысый в сердцах хотел пнуть пленника ногой, но Йети не позволил ему этого сделать.

— Ладно, ладно, разговорился. Вставай.

Поддерживая пленника под мышки, Йети довел его до железных дверей в конце коридора, за которыми оказалась просторная комната со скромной обстановкой — старый стол от кухонного гарнитура и несколько стульев, на одном из которых сидел человек с покрытым кровью и синяками лицом. Некогда дорогой, а теперь грязный изорванный костюм лохмотьями свисал с его тощего тела. Бросалось в глаза отсутствие двух пальцев на правой руке. Светлов подумал было, что пальцы ему отрезали при пытке, но потом заметил, что их нет у человека уже давно. Услышав шаги, тот на несколько секунд поднял голову, пытаясь сфокусировать свой взгляд на пришедших, но скоро клюнул подбородком. Если он не падал на пол, то только потому, что был крепко привязан к спинке стула.

Нового пленника посадили в стоявшее в углу единственное кресло. Кресло было безвкусным и очень большим. Оно словно обволакивало сидящего или даже полулежащего в нем человека таким образом, что похитители могли не опасаться резких движений с его стороны. Кулак Йети десять раз вернул бы пленника на место, прежде чем тот успел принять вертикальное положение.

Несколько минут прошло в тишине, нарушаемой разве что сопением, которое издавал травмированный нос человека, сидевшего на стуле. Это дало возможность второму пленнику прийти в себя.

— Мы кого-то ждем?

Йети кивнул.

— Ждем. Главного. Ты же сам хотел с ним встретиться.

— А это кто? — Он кивнул в сторону связанного мужчины.

— Человек, тип, индивидуум. Называй как хочешь. Очень жадный индивидуум. Нехорошо. Сребролюбие — грех большой.

— Поэтому вы его, грешного, так отделали?

Йети снова кивнул.

— Да что ты с ним разговариваешь! — рассердился лысый и подошел к креслу, потрясая маленькими, но едва ли не каменными кулачками. — Сейчас я его успокою.

Йети, которому в этом спектакле, должно быть, отводилась роль доброго следователя, оттолкнул подельника ладонью. Вроде легонько, но лысый через мгновение оказался у противоположной стены.

— Остынь, сказал. Имей терпение.

Беззвучно открылись двери, и в комнате появился худощавый человек среднего возраста и роста, одетый в серый недорогой костюм. Под пиджаком у него была черная футболка. Соломенного цвета волосы доходили почти до плеч, а движения были плавные, даже грациозные, как у пантеры. На прямом носу сидели круглые очки с затененными стеклами. Среди нападавших этого человека точно не было.

Окинув оценивающим взглядом Светлова, человек повернулся к другому пленнику.

— Ну, и как он?

— Никак! — развел руками Йети. — Нет, говорит, у него денег.

— Нет так нет. Столько возни, и все коту под хвост, — вздохнул длинноволосый. — Придется отнести это к производственным издержкам.

Йети достал из кармана куртки ПМ. После слов «Господи, прими душу раба твоего грешного» в комнате оглушительно грохнул выстрел, опрокинув жертву на пол вместе со стулом.

Длинноволосый повертел указательным пальцем в одном ухе, потом в другом и только после этого гневно посмотрел на Йети.

— И на хрена ты это сделал?

Йети растерялся.

— Так это… сам сказал… производственные издержки.

— Дебил. А до ямы ты его теперь на себе потащишь?

— Ну и потащу, — обиженно проворчал Йети. — Подумаешь. В первый раз, что ли?

Он в самом деле нагнулся, схватил убитого за щиколотки и поволок к выходу. Стул, к которому был привязан труп, противно заскрипел по полу.

— Не сейчас же, потом уберешь.

— Как скажешь.

Длинноволосый подошел ближе к креслу.

— Добрый день. Я — Финн. Это не национальность. Прозвище выбрано произвольно, исключительно для вашего удобства. Чтобы вы могли ко мне обращаться. Моих напарников можете запомнить просто по номерам. Номер первый, — он кивнул в сторону Йети, потом посмотрел на лысого, — и номер второй. А вы — Виктор Сергеевич Светлов, мы знаем.

Пленник, с трудом оторвав глаза от мертвеца на стуле, через силу улыбнулся, понимая, как много теперь зависит о его самообладания.

— Финн? Скорее латыш.

Длинноволосый удивился.

— Латыш? Почему?

— Вы похожи на одного актера с Рижской киностудии. Только не помню его имени.

— Возможно. Но слово «Финн» произносить удобнее. Поэтому не будем спорить.

— А я бы все-таки поспорил. Насчет доброго дня. День не может быть добрым ни для меня, ни для вас. Для меня он недобрый понятно почему. А для вас… Хочу, чтобы вы знали… Моя гибель не только не помешает успешному функционированию «Люцифера», но, напротив, лишь ускорит его распространение. Я принял все меры предосторожности. Если со мной что-нибудь случится, все необходимое программное обеспечение сразу же будет сброшено в Сеть, в свободный доступ, с правом копирования и бесплатного распространения. Скачать его сможет любой юзер. После этого уже будет не важно, кто имеет законные права на «Люцифера».

Финн наморщил лоб, будто что-то припоминая.

— Вы сказали «Люцифер»? Ах да, конечно. Так, кажется, называется какая-то ваша новая фишка. Антивирусная программа, если не ошибаюсь.

— Не делайте вид, что вы не в теме. Думаете, не знаю, зачем я здесь? Хотите, чтобы я передал вам патент на мое изобретение?

— Господь с вами, Виктор Сергеевич, оставьте вашего «Люцифера» при себе и поступайте с ним, как считаете нужным. Тем более есть мнение, что «Люцифер» существует только в вашем воображении. Пиар-акция, призванная оживить интерес к вашей компании. Как бы там ни было, нам это не интересно.

— Что же вам интересно?

— А вы не догадываетесь? — Финн посмотрел на лежащее на полу тело. — Ну, вот зачем вам корпорация? Чтобы иметь прибыль, правильно? Вы впариваете покупателям компьютеры, которые собираете из азиатских комплектующих, более или менее успешно разрабатываете кое-какое программное обеспечение, за что получаете деньги. Мы же предпочитаем действовать напрямую. Сразу получать деньги. Без всяких комплектующих и программ.

— Так вам нужны деньги?

Финн радостно кивнул:

— Ага. Видите, как все просто?

— Сколько же вам нужно?

— Не очень много. Тридцать пять миллионов американских гривен будет в самый раз.

— Шутите. У меня нет в наличии таких денег.

— А кто говорит о нале? Подпишите платежное поручение. Все необходимые реквизиты я укажу. Платежку передадут вашему главному бухгалтеру, который поставит на нее печать и отнесет в банк.

— На счету таких денег тоже нет.

— А вот это неправда. Такие деньги есть, и нам это известно.

— Но это все, что на данный момент имеет корпорация. Большая часть этих денег не наша. Мы взяли кредит.

— Жизнь дороже всяких кредитов. И потом, у вас есть ваше изобретение. Если оно и вправду существует, то принесет вам столько денег, сколько нам, бедным, но благородным разбойникам даже во сне не приснится. Но нам много не надо. Отдайте нам наших тридцать пять лямчиков, и будет ладно.

— Похищение руководителя «КомпТрейда», да еще сразу после пресс-конференции, наверняка наделало много шума. Банк не пропустит платежку.

— Мои люди сработали быстро и чисто. Уверяю вас, о похищении пока еще никому не известно.

— Внутренний двор медиацентра находится под видеонаблюдением. Я сам видел одну камеру у дверей. Наверняка есть и другие.

— Есть. Целых три штуки. Только сегодня от них проку нет. Что такое компьютерный вирус, такому специалисту, как вы, думаю, объяснять не надо. Пусть вам послужит утешением мысль, что, когда войдет в эксплуатацию «Люцифер», таких случаев больше не будет.

— И все равно, перевод названой вами суммы не сможет не вызвать подозрения.

— Вот только не надо строить из себя Жанну Д’Арк, Виктор Сергеевич. Подозрения! Можно подумать, вы в первый раз деньги за бугром прячете. Вы позвоните управляющему и лично договоритесь о трансферте. Но в одном вы правы, с этим лучше не затягивать.

Человек в кресле покачал головой.

— Не думал, что мне придется столкнуться с банальным рэкетом. Словно в девяностые годы попал.

— Не таким уж банальным, — усмехнулся Финн и поглядел сначала на убитого, потом на Светлова с таким зловещим выражением лица, что у того по спине пробежали мурашки. — Впрочем, раз уж вы заговорили об этом непростом периоде нашей истории: вы, наверное, знаете, что в девяностые годы при разговорах с упрямыми неплательщиками в ход шли бытовые приборы. Утюги там или паяльники. С тех пор появилось много других хороших способов, но я консерватор по натуре. Зачем нужно выдумывать что-то новое, когда старое еще работает безотказно? Правда?

Финн посмотрел в сторону. Проследив за его взглядом, пленник увидел в руках лысого невесть откуда взявшийся утюг, уже включенный в розетку. Заметив, что на него смотрят, второй номер нажал на клапан парогенератора. Утюг угрожающе зашипел, а лысый состроил довольную мину. Похоже, настал его час.

— Безотказно, говорите? А как же тогда… — Пленник показал глазами на убитого.

— Думаю, с ним мы ошиблись. У него и правда не было денег. И в нашем деле случаются промашки.

— Как его звали?

— Это вы спросите у него сами, когда там окажетесь. — Финн показал пальцем на потолок. — Только от вас зависит, произойдет это сегодня либо через тридцать, сорок, пятьдесят или сколько вам там судьба отмерит лет. На вашем месте я бы не торопился.

— Я и не тороплюсь. — подтвердил Светлов. — Договоримся. Я переведу на указанный вами счет полтора миллиона.

— Советую вам не испытывать мое терпение. Тридцать пять миллионов я возьму в любом случае, даже если для этого вас придется зажарить, как бифштекс. Давайте прекратим этот детский сад.

— Какие у меня гарантии, что, уступив вашим требованиям, я смогу уйти отсюда живым?

— Мое слово.

— Не смешно. Я вас в первый раз вижу.

— Другого выбора у вас все равно нет. И потом, неужто вы думаете, что я смогу убить такого человека, как вы? Без пяти минут нобелевского лауреата? Да и зачем?

— Затем, что я потом смогу вас опознать.

— Чтобы опознать, нас надо сначала суметь найти. Это будет не так-то просто. Завтра нас здесь уже не будет, то есть вообще в этой стране. Ну, составят менты с ваших слов фотороботы — и что дальше? В Интерпол их пошлют? А им там больше заниматься нечем, как по фотороботам преступников ловить. У них этих фотороботов со всех стран знаете сколько? А как найдут, что нам такого можно будет предъявить? Тела ваших бодигардов мы спрячем так, что их не отыщут до скончания века. Кроме вас, никто не видел, как их убили. Против ваших слов каждый из нас готов будет выставить алиби, которое подтвердят несколько свидетелей. А какие свидетели будут у вас? Что касается денег, то вы их переведете сами, добровольно.

Номер два еще раз нажал на клапан. К потолку, шипя, как очковая змея, поднялось облако пара.

— Я должен подумать.

— Конечно, подумайте, Виктор Сергеевич. Пяти минут вам, надеюсь, хватит? Деньги — мусор, и расставаться с ними надо легко. Или у вас с этим проблемы? Время пошло.

Финн поднялся, подошел к креслу и вытянул руку с часами к самому носу пленника…

* * *

Время. Оно кончалось быстро, как кончаются деньги у невезучего посетителя казино. Одна минута… две… три… четыре. Четыре минуты из пяти, отведенных ему на раздумье.

Разве можно за оставшуюся минуту отыскать спасительный выход или хотя бы наименьшее зло из всех возможных, если уже не смог этого сделать за четыре предыдущих? Да и что можно сделать, когда единственное правильное решение — это побег, совершить который невозможно в принципе, физически. Конечно, он сделает вид, что выполняет все, что от него требуют. Что это ему даст? Возможно, несколько дополнительных часов жизни, потому что денег похитители все равно не получат. Скоро, очень скоро он сам займет место в графе «Производственные издержки». И для Финна, и для всех остальных. Финн лишь раздосадованно кивнет своему помощнику, и тот, глазом моргнуть не успеешь, всадит пленнику в голову пулю из своего ПМ. Или не сразу. Учтет недавнее замечание шефа и заставит приговоренного прогуляться к месту своего последнего пристанища ножками. Да еще и труп того бедолаги придется тащить на себе. Вместе со стулом, к которому тот прикручен. Где это будет? В лесу? На пустыре под кучей мусора? На дне заброшенного карьера? В глубине души он всегда понимал, что примерно так все и случится. Что никогда его портрету не смотреть на мир живых с полированной плиты из черного лабрадора, окруженной аккуратной чугунной оградкой. Только он не думал, что все закончится так скоро.

— Время вышло, Виктор Сергеевич, — вежливо напомнил о себе Финн. — Каким будет ваше решение?

— Вы не оставили мне выбора. Что там я должен сделать?

Второй номер в сердцах сплюнул.

— Только зря утюг грел! Что за народ пошел, а? Вот раньше были люди, не чета нынешним. Пока ремни со спины рвать не станешь, копейки не выжмешь. Кремень, а не люди. Про них даже стихи писали. Как это там…. Ага, вот. Гвозди бы делать из этих людей — в мире нет лучше из бизнес-идей! А ты — дерьмо!

— Виктор Сергеевич просто очень разумный человек, а вовсе не дерьмо, как ты изволил выразиться в твоей обычной беспардонной манере, — резонно заметил Финн своему раздосадованному подручному.

— Разумный, как же, — все еще бурчал лысый, продолжая по инерции нажимать на клапан утюга. — Вот из-за таких разумников страна и сидит в полной заднице.

— Заткнись, сказал, патриот хренов. И выключи ты свою пароварку. Дышать нечем.

Финн подошел к пленнику и протянул ему телефон.

— Звоните в банк. Номер, надеюсь, помните. Или подсказать? От вашей мобилы мы избавились. Мало ли чем вы ее нашпиговали.

Пленник набрал номер управляющего «Скай-банка», который знал наизусть.

— Здравия желаю, товарищ генерал, — поздоровался он. Банкир когда-то был военным, не то майором, не то полковником, но Светлов всегда в шутку называл его товарищем генералом.

— Ты, что ли, Витюша? А то я смотрю — телефон какой-то незнакомый. Шифруешься? За меня можешь не переживать. Моя линия чистая, как алмазы в глазах статуи Будды.

— Весьма кстати. Мне тут деньги перебросить надо. С моего счета. Сегодня. И быстро.

— Так по-другому и не умеем. А сумма большая?

— Тридцать пять лимончиков, Сергей Николаевич.

«Лимончики» тоже было одним из любимых словечек банкира, который, помолчав немного, сказал:

— Если надо, то переведем и тридцать пять. Команду я дам.

— Спасибо, Сергей Николаевич. Вы в теме. Я сейчас все, что нужно, подготовлю и пришлю своего бухгалтера. И сам подъеду.

— Предпочитаю быть в доле, а не в теме, Витюша. Мой процент тебе известен, — хохотнул банкир, прежде чем повесить трубку.

Следующий звонок был сделан главному бухгалтеру «КомпТрейда» Анастасии Викторовне Гаврилюк. Пленник долго и обстоятельно диктовал ей с листа реквизиты какой-то финансово-шарашкиной конторы: JUNE BANK TRUST; P.O. Box 09777; 17, Papaltaki Str, Nicosia, Cyprus; SWIFT: 33XKTN; Account 656-01-1234789-77. Владельцем счета, на который поступали средства, или, выражаясь банковским языком, бенефициаром выступала зарегистрированная на Каймановых островах фирма «Agrocomplex Inc».

Потом уже бухгалтер долго считывала ему записанное. Убедившись, что все правильно, пленник велел бухгалтеру приготовить платежное поручение на тридцать пять миллионов и ровно через час ждать его в банке. Анастасия Викторовна отнеслась к подобному распоряжению без удивлений. Финн оказался прав — уводить деньги в оффшор Светлову было не впервой.

Финн вышел из помещения, сделав Йети знак следовать за ним.

— Выдвигаемся через десять минут. Вы со Светловым на его машине. Я следом. Если что, прикрою вас.

Номер первый поежился.

— А мы так и поедем со жмурами в багажнике? Стремно. А вдруг менты остановят?

— На похороны нет времени. Это во-первых. Во-вторых, никто тачку с такими номерами, как у Светлова, останавливать не будет. И в третьих, когда убедимся, что деньги дошли, отгоним бэху подальше в лес и сожжем вместе со всеми трупами.

— И компьютерщика тоже? — полушепотом спросил Йети, показывая на двери.

— Его в первую очередь.

— Ну и славно. А я-то уж переживать начал. Ты-то хоть парик напялил, а мы как есть, во всей красе…

— Не переживай. Просто делай что должен.

Прежде чем позволить пленнику выйти из комнаты, на его голову нахлобучили надетую задом наперед черную трикотажную шапочку, которую сняли только на подъезде к банку, почти полностью закрыв глаза. Кроме Йети и севшего за руль лысого в джипе рядом с пленником находился еще один человек — зрелого возраста, но одетый по-молодежному: темно-зеленые узкие джинсы, черные кроссовки с зелеными же вставками, белая футболка и легкая курточка из дорогой коричневой кожи. Пленнику понадобилось время, чтобы узнать в нем того самого неопрятного ряженого вахтера, застрелившего одной пулей его парней.

— Я буду сопровождать вас в банке в качестве телохранителя, — сообщил «вахтер».

Это было само собой разумеющимся. Ну не лысого же и Йети с ним посылать. Если в банке увидят, в сопровождении каких бандитских рож он пожаловал, о переводе можно будет забыть.

— Вы, наверное, номер третий? — жмуря привыкающие к свету глаза, спросил пленник.

— Как вам будет угодно. Но лучше, если вы будете называть меня Левшой. Меня так называют иногда. Знаете почему?

— Наверное, потому что вы левша.

— Не угадали. Я одинаково успешно действую обеими руками.

— Ну, тогда не знаю.

— Думаю, вы слышали историю о Левше, который смог подковать блоху?.. Так вот, я могу ей эту ногу отстрелить. И лучше вам поверить мне на слово. Потому что, когда я начинаю показывать, обычно бывает уже поздно. Вы, кстати, в Бога верите?

— Трудно оставаться атеистом, когда тебя держат на мушке. Хотите дать мне время прочитать «Отче наш»?

— Хочу, чтобы вы знали: если вы поведете себя не так, как мы все от вас ждем, я убью и вас, и всех, кто окажется рядом с вами. И смерть этих людей ляжет на вашу душу.

— А на вашу не ляжет?

— Моей душе уже никто не поможет: ни Бог, ни дьявол. Так что лучше вам думать о себе.

— Скольких вы уже убили?

— Честно — не знаю. Сбился на третьем десятке. С тех пор не считаю.

Вернулся Йети, который под видом необходимости узнать курс валют ходил в банк на разведку.

— Все чисто, можно идти, — доложил он, придирчиво оглядывая пленника. Перед тем как позволить тому выйти из машины, первый номер поправил ворот его пиджака и даже с какой-то материнской заботливостью пригладил сбившиеся волосы. Оглядел с ног до головы. Остался доволен.

Внутри в самом деле было спокойно. Две пожилые женщины стояли в очереди к окошку с надписью «касса», да молодой парень изучал за столом документы, которые услужливо подсовывал ему «белый воротничок».

Миновав лениво переминавшихся с ноги на ногу у входа двух сонных милиционеров из госохраны, пленник с Левшой повернули в сторону стеклянной матовой перегородки, у которой были остановлены третьим охранником.

— Операционный зал работает только до шестнадцати часов. Сейчас шестнадцать десять.

— Моя фамилия Светлов. Вас разве не предупреждали?

Милиционер посторонился.

— Да, конечно, проходите. Вас там уже ждут.

Бухгалтер Анастасия Викторовна Гаврилюк сидела на уголке длинного стола, держа на коленях кожаный портфельчик. Увидев шефа, поднялась.

— Привет, — непринужденно поздоровался он.

— Добрый день, — ответила она, изучая Левшу. — Я не знала, что у вас новый телохранитель.

— Он ненадолго. Кривицкий уехал на несколько дней. Какие-то семейные проблемы. Вместо себя он рекомендовал своего однополчанина.

Щелкнув по-военному каблуками, Левша галантно поклонился:

— Кирилл Валерьянович.

— Очень приятно. Настя… Ой, извините, Анастасия Викторовна.

Глядя на покрывшуюся румянцем бухгалтершу, шеф грубо заметил, что Кирилл Валерьянович присутствует здесь качестве бодигарда, а не бодифакера. Анастасия Викторовна покраснела до стадии вареного рака и, скрывая смущение, полезла в портфель за документами.

— Я все подготовила, как вы мне сказали, Виктор Сергеевич. Вам надо только подписать. Вот здесь, в двух экземплярах.

Светлов взял бумаги и повернулся к Левше, который дышал ему в ухо.

— Что вы сегодня ели на обед, Кирилл Валерьянович?

Левша растерялся.

— Я?

— Нет, я! Отойдите к окну. Ваши котлеты с луком меня отвлекают.

— Виноват. Я дал слово Кривицкому не отходить от вас ни на шаг.

— А мы ему ничего не скажем.

Лицо Левши словно окаменело, но на пару шагов он все же отступил. В поисках авторучки Светлов похлопал себя по карманам. Похитители отобрали все, что у него с собой было, в том числе и его «Waterman». Видя затруднение шефа, Анастасия Викторовна дала ему свою — простую шариковую ручку, из тех, что бесплатно раздавали во время последних выборов, с синей надписью «Игнат Свинарчук, Партия здравого смысла, — № 4».

Протягивая документ бухгалтеру, Светлов вдруг заметил, что пальцы женщины странно подрагивают. Неужели она поняла: что-то идет не так?

В основном зале банка вдруг стало шумно. Кто-то что-то выкрикивал, взвизгнула женщина, потом послышался громкий хлопок, в котором угадывался выстрел, снова раздался громкий женский крик и истерическое рыдание.

Левша, у которого и без того нервы были на пределе, выхватил из-под полы пистолет и угрожающе навел его на пленника. Анастасия Викторовна тихо ойкнула и попятилась к столу.

— Ты труп, — зашипел он. — Мы же тебя предупреждали.

— А я тут при чем? Мозги включи, разве менты стреляли бы в посетителей банка?

Второй хлопок раздался совсем рядом, за перегородкой. Хрустнули двери, потому что в них на подкашивающих ногах ввалился милиционер, тот, который говорил, что все операционные действия прекращены. Некоторое время он цеплялся за створку, но все-таки рухнул на пол, освобождая место для человека с помповым ружьем в потертой камуфляжной одежде и классической черной шапочке-маске.

— Все ложатся лицами вниз. Это ограбление.

Пуля Левши пришлась налетчику точно между глаз, но восхищаться меткостью было некогда. Увлекая за собой Анастасию Викторовну, Светлов повалился на пол. Как раз вовремя. На перегородку обрушился град автоматных пуль. Брызнули в стороны осколки стекла, в пластике появились дыры, слетела сорванная с петель дверь, упал на пол простреленный портфель бухгалтера.

Операционный зал наполнился звуками хрустящих по пластиковым ошметкам подошв. Кто-то выругался и дал короткую очередь из автомата, добивая Левшу, пистолет в руке которого не оставлял сомнений, чей именно выстрел навечно успокоил одного из налетчиков. Светлова ткнули ногой в лицо:

— Не сдох еще, фраер? Тихо лежи, если жизнь дорога.

Светлов так и поступил, в глубине души испытывая благодарность к неизвестным налетчикам, — теперь-то он, кажется, сможет выпутаться из ситуации, в которой оказался. Вряд ли Финн с подручными посмеет сунуться к нему после всей этой свистопляски, если только они не самоубийцы.

Подошвы снова остановились рядом с его лицом. Спинным мозгом ощутив, что грабитель рассматривает именно его, Светлов в который раз за день почувствовал страх и инстинктивно крепче прижал к себе бухгалтершу. Налетчик в камуфляже грубо, за волосы оторвал от пола его голову, заглянул в глаза и не смог сдержать удивленного возгласа.

— Вот это да!

В зал сунулась еще одна голова в черном трикотаже.

— Чего застрял? Сваливаем!

— Ага. Только парочку эту собой возьмем. Заложники нам не помешают. Особенно вот этот.

— Ты его знаешь?

— Ты тоже.

— Кто он?

Бандит улыбнулся под своей маской.

— Сюрприз.

 

Глава 2. Форс-мажор

Все шло по плану. Финн видел, как его человек ходил на разведку, видел, как спустя три минуты Светлов с Левшой скрылись за большими банковскими дверями.

Автомобиль, из которого Финн вел наблюдение, стоял достаточно далеко — на другом конце площади, так что было не совсем ясно, как именно он собирался выполнить свое обещание «если что» прикрыть подельников. Ответ напрашивался простой: он и не думал этого делать, потому что знал: если, несмотря на все старания, факт похищения главы «КомпТрейда» скрыть не удастся, а в самом банке их поджидает отряд милицейского спецназа, прикрытие никому не поможет. Тут нужна будет зачистка, и уж к ней-то все было готово. Пока его люди возились с пленником, Финн установил под днищем джипа мощную бомбу, после взрыва которой от авто мало что останется, не говоря уже о тех, кому не повезет оказаться внутри. Детонатор приводился в действие дистанционно, и, если что-то пойдет не так, достаточно будет просто позвонить на известный ему одному номер мобильного телефона. В случае же благополучного исхода он тоже позвонит, только позже и в другом месте, избавляясь и от Светлова, и от незадачливых подельников, а заодно от тел убитых охранников. Потому он и не разрешил вытаскивать трупы из багажника.

В благополучном исходе Финн был уверен на девяносто пять процентов, отведя оставшиеся пять на счет каких-то уж очень форс-мажорных обстоятельств. Ну, например, Светлов вдруг утратит инстинкт самосохранения, поднимет в банке шум и его придется пристрелить… Но в это верилось с трудом. Светлов производил впечатление осторожного человека.

Раскрашенный в желто-зеленые инкассаторские цвета микроавтобус остановился рядом с джипом и выпустил из своего чрева четырех мужчин в униформе, которые бодрым спортивным шагом стали подниматься по ступенькам. У двоих были в руках спортивные сумки. Третий держал автомат со складывающимся прикладом. Микроавтобус почти сразу уехал.

Несмотря на то что приезд инкассаторов является обычным рабочим моментом любого банковского учреждения, Финн почувствовал не свойственное ему волнение и даже дрожь в пальцах. «Лишние люди могут вызвать лишние проблемы», — подумал он и, чтобы успокоиться, отхлебнул из блестящей плоской фляжки глоток коньяка. Достал сигарету, но закурить не успел. Ему позвонили.

— Тут какая-то лажа происходит, — доложила трубка. — Вроде бы внутри банка шмаляют.

— Вроде или шмаляют?

— Похоже. Нам что делать?

— Ждать! — рявкнул Финн.

Ждали недолго. Распахнулись двери, и Финн увидел Светлова, которого толкал перед собой «инкассатор» в камуфляже. Второй его товарищ точно так же вел перед собой молодую женщину, прикрываясь ею как щитом. Третий, самый крупный, под два метра ростом, волок на плечах тело четвертого. К банку, весело завывая сиреной, уже неслась патрульная машина. Здоровяк, быстро положив тело на гранитные плиты, вскинул автомат и дал очередь по капоту машины ДПС, после чего швырнул одну за другой две дымовые шашки. Все его действия были отработанными, в нем угадывался профессионал.

Патрульные, включив заднюю передачу, попытались укрыться за припаркованным грузовичком, но врезались в желто-зеленый микроавтобус, этот грузовичок объезжавший. Раскрыв двери, они выкатились из машины, словно драже из порвавшегося пакетика. Налетчики растерянно затоптались на одном месте — неудачно «поцеловавшийся» с ментами микроавтобус ехал именно за ними. Над их головами уже свистели одинокие пули — менты то ли не разобрали в горячке, что у грабителей есть заложники, то ли им было все равно, в кого стрелять. К счастью для всех, быстро поднимающийся из разгоревшихся шашек дым сделал прицельную стрельбу невозможной.

Налетчики перекинулись парой слов и, размахивая оружием, кинулись к джипу Светлова, не догадываясь, что будут встречены огнем. Первые же выпущенные из джипа пули попали в голову и шею здоровяку, сразив его наповал. Вторым покатился по тротуару сам Светлов. Третий, крепко прижимая к себе дергающееся под выстрелами тело женщины, стал палить по джипу из пистолета. Его товарищ, уворачиваясь от пуль, добрался до автомата здоровяка и длинной очередью по джипу покончил с людьми Финна. Тело лысого, сидевшего на месте водителя, выбросили на тротуар, второго оставили внутри — на возню с ним времени не было. На Светлова, правда, время нашлось. Финн видел, как один из этих типов склонился над ним, потряс за подбородок и поволок к джипу, несмотря на видимые протесты своего товарища.

БМВ исчез. Единственное, что теперь мог сделать Финн, — так это просто отомстить уцелевшим громилам, несвоевременное появление которых сорвало столь тщательно продуманное кидалово «КомпТрейда». Кусая от досады губы, он взял мобильный телефон и нажал на кнопку с цифрой «4». Он знал, что в японском алфавите иероглиф, изображающий четверку, пишется точно так же, как и иероглиф, обозначающий слово «смерть». Поэтому и выбрал четвертую кнопку в качестве клавиши быстрого вызова номера телефона, который приведет в действие бомбу. Поднес трубку к уху. Соединения не последовало.

— Абонент находится вне зоны досягаемости. — Эти слова прозвучали для него словно приговор.

Финн громко выругался, так что проходившая мимо женщина в летах оглянулась и осуждающе покачала головой. Финн поднял стекло. Он не знал, что виной сбоя явилась его собственная жадность. Или, скорее, недалекость. Телефоном, который должен был привести в действие детонатор, он пользовался несколько лет. Сама по себе трубка была еще рабочей, чего не скажешь об аккумуляторе, который был уже не способен долго держать заряд и «сдох» всего за несколько минут до того, как Финн решил сделать звонок.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Потом он снова позвонил. На другой номер.

— Это я. Полный облом. — Голос Финна звучал, как голос футболиста, промазавшего с пяти метров по пустым воротам. — Нет, мы сделали все как надо. Случилась накладка. Банк ограбили… Не знаю кто. Быки какие-то в масках. Светлова и бухгалтера его в заложники взяли. Смылись на его тачке. Мои люди пытались им помешать и даже завалили одного. А остальные дали пару длинных очередей из автомата по машине — и аминь. Светлова и бабу тоже грохнули. Эти уроды прикрывались ими, когда валили моих людей. Но Светлова, может быть, не до конца. Потому что взяли с собой. А бухгалтерша — вон, на асфальте корчится. Ага, вот уже и скорая едет… Нет, не думаю, что все это было специально. Просто досадное совпадение… Что делать? Да не знаю я, что теперь делать! На работу ходить и зарплату получать. Размечтались о миллионах… Нет, я не поехал за ними! Зачем мне за ними ехать? За ними менты теперь едут… Ладно, спокойно… Спокойно, говорю… Спокойно. Сейчас я попытаюсь разобраться, что тут к чему. Кто знает, может, они и успели передать платежку и эту платежку пропустят… Блажен, кто верует. Что с Левшой, еще не ясно. А со Светловым, если жив останется, после разберемся.

Финн снял с себя светлый парик, очки и из артиста Рижской киностудии превратился в стриженного под ежик брюнета — майора внутренних дел Васильева Михаила Павловича.

* * *

Возле банка уже вовсю суетились врачи и милиция. Молодой лейтенант грубо остановил майора у ступенек.

— Вот куда вы лезете? Не видите, что туда нельзя?

— Лезут волосы на голове, а я иду, — сказал Васильев, ткнув наглецу в самый нос развернутое красное удостоверение. Лейтенант посторонился.

Убедившись, что лысый действительно убит, майор прошел в здание. Зал «Скай-банка» выглядел жутковато. Банковские клерки и немногочисленные клиенты, которые во время ограбления лежали на полу, потихоньку приводили себя в порядок, отряхивали одежду. Молодой человек сидел, прислонившись спиной к ксероксу, и нервно курил, уставившись в одну точку. Дверь кассы была широко распахнута. Кассирша словно окаменевшая сидела на стуле, из глаз ее текли слезы. Возле дверей, зажимая руками рану на животе, корчился один из охранников, другой, уронив голову на грудь, сидел, опершись на стену. Затылок у него был разбит. Возле обоих уже суетились медики.

Оглядевшись, Васильев прошествовал за перегородку, где обнаружил троих убитых, среди которых был и Левша. Слегка пнул тело носком. Присел. Левша был мертв. Оружия при нем не оказалось — налетчики захватили его с собой. Что ж, это к лучшему. Меньше будет вопросов.

Кто-то дернул его за рукав. Майор вздрогнул, но тут же расслабился, узнав своего коллегу из районного отделения — капитана Семена Юрцова.

— Тю, ты, что ли, Мишель? — заулыбался Юрцов. — А я думаю, кто это тут шарит? А это ты. Я слышал, ты вроде в отпуске? Или отозвали?

— Не отозвали, просто проезжал мимо.

— Ну, вот и ехал бы мимо, если в отпуске. Я на твоем месте так и поступил бы. Тем более не по твоему это профилю.

— Ленивый ты человек, Сеня, вот что я тебе скажу. Ленивый и не любопытный.

— А я и не отрицаю. С теми деньгами, которые нам платят, только ленивый не будет ленивым… Хорошо сказал, а?

— Просто образец остроумия… И что тут произошло? Очередной налет?

— А тебе-то что за дело? Ты же у нас борец с киберпреступностью. Белая кость. Мент будущего. Не то что мы, чернорабочие.

Васильев смерил взглядом упитанное тело Юрцова. Не очень-то он походил на чернорабочего. Скорее на надсмотрщика над чернорабочими.

— Ладно, не обижайся, — примирительно сказал Юрцов. — Шучу. Но и ты хорош. Спрашиваешь, налет это или нет. А то не видно. Думаю, опять банда Черного Капитана. Только они такой беспредел устроить могут. Клиента вот завалили, — капитан показал на тело Левши, — ладно бы просто грабили, так ведь людей убивают, козлы. Третье ограбление за последние два месяца. Только на этот раз что-то у них не срослось. Перессорились они, что ли, и стали мочить друг друга или конкуренты объявились — пока не ясно. А с самим главарем на этот раз, похоже, покончено. Есть мнение, что один из трупов у входа и есть пресловутый Черный Капитан. Конечно, надо еще все хорошо проверить.

— Остальных не поймали?

— Ловят. Сообщений пока не было. Поймают. Никуда они не денутся. У них на хвосте сейчас все менты города. Кроме тех, кто здесь… И тех, кто в отпуске.

Юрцов хохотнул.

— Спасибо, что напомнил, — улыбнулся Васильев. — Любопытство свое профессиональное я удовлетворил, теперь пора и честь знать. Не буду мешать вам, скромным труженикам, исполнять свой нелегкий профессиональный долг. Удачи, Сеня.

Васильев говорил искренне. Никогда в жизни он так не ненавидел преступников, кроме, конечно, себя любимого, как в этот момент. Что касается людей Черного Капитана, то дай ему такую возможность, он бы сам сию минуту включился в расследование, не спал бы, не пил и не ел, пока не поймал их всех, но не для того, чтобы передать правосудию, а чтобы лично разрезать их на множество мелких кусочков, как это было принято в средневековом Китае. Испортили ему блестящую операцию! Такое не прощается.

— И тебе не хворать, — ответил ему Юрцов и отвернулся.

Майор направился к выходу, но тут его взгляд упал на валявшуюся на полу смятую бумажку. Еще не видя, что на ней написано, он каким-то шестым чувством понял, что это такое. Платежка. Один из экземпляров. Но должен быть еще один? Может, уже успели передать по назначению? Не то чтобы он очень на это рассчитывал, но все же… Подумав, что копия платежного документа в случае уж очень неудачного расклада может стать уликой, Васильев, убедившись, что за ним никто не наблюдает, быстро нагнулся и, делая вид, что отряхивает брюки, поднял бумажку, скомкал в руке и развернул, только снова оказавшись в автомобиле.

Бланк был полностью заполнен. Подписи Светлова и бухгалтера тоже оказались на месте. Но штамп банка о том, что документ принят к исполнению, отсутствовал. Васильева перекосило от мысли, что не хватило каких-то жалких тридцати секунд, чтобы передать документы оператору. Теперь все. Осталось только отправить ее в небытие за ненадобностью. Достав зажигалку, майор напоследок пробежался глазами по платежке. С первого раза прочитать текст не удалось. Строчки в глазах Васильева стали расплываться, и он испытал острое желание промыть глаза под струей холодной воды.

Он достал влажную салфетку, протер вспотевшее лицо и еще раз внимательно просмотрел документ. Он понял, что его насторожило, — реквизиты были совсем другими, не теми, которые Светлов диктовал бухгалтеру по телефону. Но как же это могло случиться? Сам Светлов, ясное дело, отношения к подмене реквизитов не имел, просто физически не мог этого сделать. Левша не допустил бы, да и бухгалтер пришла в банк с уже готовыми документами. Значит, некое третье лицо было в курсе операции и собиралось загрести жар чужими руками. Разумеется, без участия бухгалтера корпорации тут не обошлось. Платежка готовилась ею заранее, еще на фирме, в расчете на состояние Светлова, который подпишет документ, уже не особо вдаваясь в содержание текста. Он и подписал.

Пришлось опять возвращаться к банку. Тела женщины у входа уже не было.

— Здесь у входа баба лежала — где она? — спросил он одного из санитаров скорой помощи.

— Уже увезли.

— В морг?

— В больницу. Хотя может статься, что и в морг. Очень уж сильно досталось.

* * *

На город опускался вечер. Шагая по коридору больницы в накинутом на плечи белом халате, Михаил Павлович Васильев подводил итоги. Неутешительные. Денег он не получил, зато потерял людей, которых тщательно подбирал. Вдобавок кто-то очень красиво собирался его кинуть. Бухгалтер «КомпТрейда» Анастасия Викторовна Гаврилюк, единственная ниточка к этому кому-то, третий час находилась на операционном столе, и прогнозы были неутешительными. Не то чтобы майор не имел совсем никаких версий, кто мог это сделать. Один подозреваемый у него был, но, Бог свидетель, дорого бы он дал, чтобы эти подозрения не подтвердились. Налетчиков, которые напали на «Скай-банк» и увезли Светлова, так и не поймали. О самом директоре «КомпТрейда» ходили противоречивые слухи. По одним данным, судьба его продолжала оставаться неизвестной, по другим — бандиты отпустили заложника, и теперь он давал свидетельские показания высшим чинам МВД и прокуратуры. Сам же майор, хоть и имел знакомых в прокуратуре, до поры до времени не хотел лишний раз афишировать свою заинтересованность этим делом.

Васильев повернул за угол коридора, с другого конца которого по направлению к нему шли двое мужчин. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил, кто именно идет ему навстречу, а когда это произошло, что-либо предпринимать было уже поздно. Быстрыми шагами в сопровождении широкоплечего седого мужчины с черными как уголь глазами к нему приближался… Светлов. Живой и здоровый. Только голова у него была теперь перемотана, а костюм потрепан и в пятнах — то ли грязи, то ли крови.

Расстояние между Васильевым и его недавним пленником неумолимо сокращалось. Михаилу Павловичу стоило больших усилий, чтобы не развернуться и не побежать от Светлова со всех ног. Оставалась лишь слабая надежда, что Светлов не узнает его без очков и парика. Но одежда-то на майоре была та же самая, что и днем, и уж ее-то Светлов наверняка запомнил.

Рука Васильева потянулась к карману. Вспомнился старый анекдот про Штирлица, который при виде окруживших дом эсесовцев тоже засовывал руку в карман, думая при этом: «Это конец. А где же пистолет?» Когда-то это вызывало смех, теперь лишь раздраженную гримасу. Как бы это на самом деле не стало концом всему…

Майор отвернулся, делая вид, что его ужасно заинтересовал агитационный плакат, направленный на профилактику кишечных заболеваний. Он надеялся, что Светлов пройдет мимо, не разглядывая его, но случилось наоборот — поравнявшись с майором, Светлов повернулся к нему, замедлил шаг и сделал маневр, чтобы заглянуть в лицо. А вот это и в самом деле конец. Такой, что и пистолет не поможет. «Как глупо. Зачем я повелся на уговоры этой глупой бабы? — клял себя Васильев. — Чего мне не хватало?»

— Прошу прощения, вы часом не доктор? — спросил Светлов.

— Нет, — мотнул головой Васильев.

Интерес в глазах Светлова мгновенно погас, сменившись полным равнодушием. Миновав Михаила Павловича, он и сопровождающий пошли в сторону операционного блока, где целая группа высококлассных хирургов все еще кромсала ножами тело Анастасии Гаврилюк.

Благополучный исход опасной встречи майора почему-то не обрадовал. Что-то не так. «Что-то совсем не так», — думал Михаил Павлович, выходя в вестибюль. Он был настолько сбит с толку, что, вместо того чтобы побыстрее исчезнуть и не испытывать судьбу, дожидаясь, когда Светлову придет в голову мысль, что человека, с которым он пересекся в коридоре, он уже где-то видел, майор сел на скамейку у гардероба и задумался. Что-то необычное было в самом облике Светлова, но он никак не мог понять, что именно.

В больницу зашла женщина, тащившая за руку ребенка трех-четырех лет.

— Хочу домой, хочу мультики, — ныл ребенок.

— Будут тебе мультики, — успокаивала мать. — Сейчас только бабушку навестим и пойдем домой. Ты же любишь свою бабушку? Она тебе сказки рассказывала. Мы отнесем ей лекарства, отнесем ей покушать. Ты же не хочешь, чтобы бабушка осталась голодной?

— Хочу мультики про Губку Боба, — продолжал гнуть свою линию малыш, пытаясь освободиться, но мать держала его крепко.

У нее была красивая фигура с тонкой талией, жилистые руки с веснушками и такая же жилистая крепкая шея, как у гимнастки, на которой болтались янтарные бусы. Васильев задержал взгляд на ее шее и в тот же миг понял, что именно не давало ему покоя — шея. На шее у Светлова, которого похитили его люди, осталось пятнышко от ожога электрошокером. Ярко-красное, продолговатое и хорошо заметное, даже издалека. На шее у Светлова, с которым он столкнулся в коридоре, ничего подобного майор не увидел.

Побыв еще немного на месте, Васильев подумал о том, что дело даже не только в этом пятнышке, которое он и правда мог не заметить из-за неудачного освещения, а в самом Светлове. Он был не такой, каким майор видел его сегодня в полдень, словно речь шла о совершенно разных людях. Васильев опять посидел и подумал. «Чушь собачья, — решил он, — ясен пень, человек, который пережил за один день два похищения, будет отличаться от того человека, каким он был до этих событий».

Двери опять хлопнули, в больницу быстро вошли двое молодых мужчин и рыжеволосая барышня с челкой. Один мужчина держал штатив с кинокамерой, другой — микрофон. Барышня, которую можно было бы назвать красивой, если бы не хмуро опущенные уголки губ и не сдвинутые брови, придирчиво огляделась. Она была явно не в духе.

— Так, ты, с камерой, наверное, вставай туда, к пальме. Неплохой будет ракурс. Ты — давай ближе к коридору. Как только Светлов выйдет, сразу же начинай. Я дам отмашку.

Оператор разместился в начале коридора.

— Так нормально, Вован? Освещения хватит?

Тот что-то пробурчал себе под нос, двигая штативом туда-сюда, что очень рассердило женщину.

— Что ты там мычишь? Я тебя спрашиваю, освещения хватит?

Васильев подошел к ней и взял за запястье.

— Можно тебя на пару слов?

— Ты?! — тихо воскликнула она, освобождая руку и отступая на шаг. — Что ты тут делаешь?

— Работаю на наше будущее. А ты? Я тебе что велел? Ждать меня дома!

— Вообще-то я тоже работаю. Может быть, не так глобально, как ты, но тем не менее.

— Работаешь? А может, просто хочешь подобраться поближе к бухгалтеру «КомпТрейда», чтобы в случае чего помочь ей отправиться на тот свет, если врачи ее все-таки спасут?

Молодая женщина быстро-быстро захлопала длинными ресницами, что должно было означать полное непонимания сути происходящего.

— Подбираться — это твоя специализация. А моя — находиться там, где что-то происходит, чтобы потом рассказывать об этом другим людям. Ты вообще о чем?

Васильев приблизил свое лицо к лицу женщины, так что их лбы соприкоснулись. Сказал почти шепотом:

— О самом интересном ты же им не расскажешь, правда? Например, о том, что это ты придумала план, как вытрясти деньги у фирмы «КомпТрейд».

— План-то я придумала, — тоже шепотом ответила женщина. — Жаль только, что один дебил со своими не менее дебильными помощниками его взял и испортил. Пусти меня, дома поговорим.

Васильев не послушался. Развернув женщину на сто восемьдесят градусов, он снова взял ее за руку и уверенно повлек по коридору, толкнул какую-то дверь. Внутри помещения стояли шкафы со склянками и пробирками и кушетка. Людей не было. Закрыв дверь за собой и повернув ручку английского замка, майор прижал женщину к стене и принялся быстро ощупывать.

— С ума сошел! Миша, перестань немедленно. Идиот! Нашел время и место, — тихо ругалась она, превратно истолковав его намерения.

Майору, однако, было не до любовных утех. Проверив имеющиеся на одежде карманы, он грубо вырвал сумку и вывалил ее содержимое на кушетку. Женщина пыталась протестовать, но, получив сильную пощечину, села на корточки у стены и закрыла лицо руками.

Шприцов, наполненных подозрительными жидкостями, других отравляющих веществ, колющих и режущих предметов, да и вообще предметов, с помощью которых теоретически можно отправить на тот свет человека, среди вещей не оказалось. Васильев сгреб все обратно в сумку и поставил на пол рядом с женщиной.

— Пошли отсюда.

Отняв от лица ладони, она посмотрела на него так, что можно было еще раз порадоваться отсутствию колющих и режущих предметов в ее сумочке.

— Это все, что ты хочешь мне сказать? «Пошли отсюда»?

Васильев вынул из кармана платежное поручение «КомпТрейда».

— Это то, с чем бухгалтер «КомпТрейда» пришла в банк. Я в операционном зале подобрал. Объяснять тебе ничего не собираюсь. Просто прочитай внимательно и сама сделай выводы, ты баба умная.

Она развернула бумагу и пробежала глазами по реквизитам. «Банк на Кипре, в Ларнаке, почтовый ящик, улица, анонимный бенефициар, все дела…» Стоп, какая еще Ларнака, провалиться бы ей на месте, когда их банк находится в Никосии, какой такой анонимный бенефициар? Что происходит на самом деле?

— Ничего не понимаю.

— Я пока тоже, но будь уверена, я обязательно во всем разберусь и все пойму. А когда это произойдет, кому-то станет очень плохо. Знаешь, несколько часов назад мне хотелось этих налетчиков лично кромсать ножом на куски. Теперь я очень рад их своевременному появлению в банке. Потому что денег мы все равно не увидели бы. По крайне мере, я их точно не увидел бы. Они ушли бы совсем по другому адресу неизвестному и ушлому мерзавцу, который очень хотел воспользоваться плодами наших трудов… Или мерзавке.

Женщина встала, сжав руки в кулаки.

— Ты хочешь сказать, что кидала — это я? А обыск этот идиотский ты устроил, потому что думал, что я иду убивать бухгалтершу «КомпТрейда», с которой я вступила в сговор и которая могла бы теперь меня уличить? Какой же ты дурак, Васильев. Даже если бы я была при делах, зачем мне сейчас идти на риск, пытаясь ее убить, когда она и без меня имеет все шансы подохнуть?

— У тебя есть другие версии? Тот, кто это сделал, знал о наших планах. Только учти, мои люди не в счет. Тут ведь надо было с бухгалтером мосты навести. Охмурить ее, окрутить, заинтересовать. У них мозгов не хватило бы. Нет, тут и думать нечего. Разве что Левша, но он, как выяснилось, только стрелять хорошо умеет, а головой слабоват. Я был о нем лучшего мнения. Я осматривал место и понял, почему получился такой кисель. Вместо того чтобы лечь на пол и спокойно ждать, пока громилы уйдут восвояси, он выстрелил и завалил одного из них. Остальные стали шмалять в ответ.

Женщина одернула блузку, резко застегнула молнию на сумке. Заговорила быстро и гневно:

— Хочешь версий? Пожалуйста. Светлов рассматривал возможность своего похищения, поэтому придумал специальную систему оповещения. Например, диктуя бухгалтеру номер счета, он произнес ключевое слово, междометие какое-нибудь условное или покашлял три раза, давая понять, что его держат под дулом пистолета. Поэтому на платежном документе был указан какой-то резервный счет Светлова.

— Ага, счет она указала, а ментам или охране Светлова про дуло пистолета почему-то не сказала. Дерьмо твоя версия.

— Ну а если это ее собственный счет? Поняв, что живым Светлов в «КомпТрейд» все равно не вернется, она решила рискнуть и переправить деньги себе.

— Так или иначе, в наших интересах, чтобы эта особа выжила.

— Только свои тридцать пять лимонов мы уже вряд ли получим, — резонно заключила женщина.

— Может быть. Но гада, который бабки хотел у нас увести, я за горло все равно подержу, — ответил Васильев, а про себя добавил: «Или гадину».

Двери два раза толкнули, потом стали стучать. Майор открыл замок. В кабинет вломилась недовольная медсестра.

— Что происходит? Почему двери закрыты?

— Жена, — пояснил майор, показывая на спутницу, словно это давало право закрываться на замок в чужих кабинетах. — Мы разговаривали.

Не дожидаясь, что им скажут в ответ, оба выскочили в коридор.

* * *

Первым к журналистам вышел принимавший участие в операции врач. Многословный, принадлежащий к типу людей, которые не упустят возможности покрасоваться перед камерой, он долго описывал состояние раненой Анастасии Викторовны, хотя все это можно было выразить в одной короткой фразе: надеемся на лучшее, но готовимся к худшему.

Светлов появился чуть позже. В нескольких словах обругал похитивших его бандитов, а также заверил: он сделает все, что в его силах, чтобы Анастасия Гаврилюк выжила. О первом похищении не сказал ни слова, словно его и не было.

Извинившись, что не может уделить больше внимания прессе, Светлов быстро попрощался и вышел на улицу к автомобилю. Седой охранник неотступно следовал за ним. Дойдя до ожидавшего их на улице автомобиля, Светлов остановился.

— У тебя на лице написано, что есть новости. Надеюсь, хорошие?

Охранник кивнул.

— Удалось точно определить место, откуда идет сигнал. Это южная часть города. Самая окраина. Там склады расположены. Видимо, у них там что-то вроде базы. Сигнал устойчив.

— Тогда почему ты еще здесь, а не там?

— Я отправил туда Гектора. Он все сделает как надо.

— Гектора, одного?

— Я подумал, что не стоит привлекать большое количество людей. Меньше будет свидетелей.

— Но их там может быть целая банда!

— Из тех, кто участвовал в ограблении, живыми ушло только два человека. Ну сколько их там еще осталось? Пусть еще один, максимум двое. Гектор справится. Он профессионал.

Светлов посмотрел на охранника и поправил ему галстук.

— И все-таки, Усман, я хочу, чтобы ты был рядом с тем местом и, если что, подстраховал Гектора. Довольно с меня неожиданностей.

— Понял. Я буду рядом.

— Как думаешь, он живой?

— Думаю, да.

— Хотелось бы. Просто потому, что план «А» мне нравится больше плана «Б». И вот еще что. Мы не можем ждать милости от природы. Позаботься о Насте сам. Интуиция подсказывает мне, что эта сучка очень живуча. Сучки — они всегда очень живучи.

Васильев наблюдал за разговором, стоя в тени квадратной колонны у больничного входа. Он дождался, когда Светлов спустится вниз, прослушал его короткое интервью, а теперь пытался угадать, о чем говорят он и его телохранитель. И почему телохранитель, если это вообще телохранитель, не сел вместе со Светловым в автомобиль, а поймал первое же проезжавшее мимо свободное такси? Васильев подумал о том, а не стоит ли проследить, куда именно направился этот человек, но тут кто-то тронул его за плечо. Васильев вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял капитан Юрцов.

— Какие мы, однако, нервные, — сказал он, улыбаясь во весь рот. — Вот что бывает, когда человек даже в отпуске думает о работе. Ну что тебе в этом городе? Пыль, жара и выхлопные газы. А на морях или в горах…

— Вообще-то я не работаю, я жену свою встречаю. Это она тут сегодня трудилась.

— Вот оно что. А глядя на тебя можно подумать, что ты не жену встречаешь, а Светлова провожаешь.

— Да что ты от меня хочешь! — рассердился Васильев. — А то ты не знаешь, чем я занимаюсь. Светлов — крупный специалист в компьютерной сфере. Естественно, мне интересно, что с ним происходит.

— Да ради бога, Миша, ради бога, — замахал руками Юрцов. — Я же просто так, для поддержания разговора. Интересуйся себе сколько хочешь, а я пойду. Мне пора.

Хлопнув коллегу по плечу, Юрцов спустился к паркингу, сел в свою машину и тут же позвонил Григорию Заячковскому, своей правой руке.

— Организуй охрану бухгалтеру «КомпТрейда». Да, пошли кого-то. Только не Филипповича, у него штаны с ботинками украдут, а он не заметит. Мне нужно два бойца из взвода физзащиты, чтобы постоянно дежурили у палаты, и еще один опер на телефоне. Чтобы через каждые полчаса звонил и докладывал о ситуации. А мне плевать, что она может умереть. Пока она не умерла, вы будете охранять ее, как родную мать… Ничего не случилось. Просто предчувствие.

Съемочная группа тоже покидала больницу. К Васильеву подошла супруга.

— Светлова все высматриваешь. Может, уже не стоит. Заканчивай это дело. Так уж карта разошлась. Форс-мажор — непреодолимая сила. Хорошо хоть сам живой остался.

Васильев как-то странно усмехнулся.

— Может, и стоит закончить. Только у меня такое чувство, что мы вообще еще ничего не начинали.

— В смысле?

— Мы еще не похищали Светлова. Вот в каком смысле.

Супруга Васильева стала терять терпение.

— Ничего не понимаю. Что ты такое крутишь? Ты яснее выразиться можешь?

— Нет. Умом я понимаю, что все вроде бы сделали правильно, а сердце неладное подсказывает. Но сказать это не могу.

Сказать это Васильеву мешала только одна причина. Он просто не знал, что человек, которого он сегодня похитил, никаким Светловым Виктором Сергеевичем не был. Он был Полярником… Просто Полярником…

 

Глава 3. Полярник

— А это, — сказал хозяин квартиры, распахнув следующую дверь, — ванная комната. Пол с подогревом. Два полотенцесушителя. Есть биде, стиральная машина. Пользуйтесь.

Два молодых человека просунули головы в дверной проем. Слово «биде» вызвало у них улыбки. Почему — непонятно. Раковина и раковина. Только для мытья соответствующих частей тела.

Осмотром ванной экскурсия по квартире закончилась, и дальнейший разговор перенесся в гостиную.

— Кофе или чаю не желаете? — гостеприимно предложил хозяин, высокий мужчина тридцати — тридцати двух лет, казавшийся старше из-за бороды и усов. Старый, но добротный свитер черного цвета, простые джинсы вместе с заросшим лицом придавали ему вид путешественника, какого-нибудь геолога, покорителя горных вершин или человека, дрейфующего на льдине. Одним словом — полярника, как его и называли в определенных кругах.

Гости синхронно помотали головами. Им было лет по двадцать. Оба студенты. На обоих — короткие курточки, джинсы с провисающей до колен мотней и желтые, как яичный желток, ботинки. Раньше бы про таких сказали: «мальчики из приличных семей». Правда, потом вместо выражения «приличная семья» стали употреблять «обеспеченная семья», что было совершенно справедливо, ибо оба этих понятия стали теперь далеко не одним и тем же.

Потенциальные квартиранты были, безусловно, людьми обеспеченными. Не обеспеченные просто не пришли бы. Не обеспеченные в ужасе швырнули бы телефонную трубку, едва услышав названную цену. Не обеспеченные не учились бы там, где учились эти молодые люди.

— Что скажете, молодежь?

Студенты переглянулись.

— Квартира хорошая, — сказал тот, что был чуть постарше. — Но очень дорого.

— Запредельно дорого, — поддакнул и второй.

Полярник саркастически хмыкнул. Кто бы говорил! Он видел автомобиль, на котором прикатили эти сопляки. Вот это было в самом деле запредельно.

— Дорого? Две раздельные комнаты. Современная планировка. Огромная кухня. Балкон и лоджия. Автономное отопление. Есть мебель. Рядом транспортная развязка. Через дорогу спорткомплекс с бассейном. Пятьсот метров в другую сторону — зона отдыха: парк, озеро, пляж. До универа вашего пятнадцать минут ходьбы вразвалку. Запредельно? Побойтесь Бога, пацаны.

Пацаны смущенно кивали — мол, конечно, так, но все равно дорого. По крайней мере, для них. Но Полярник видел: отказываться от квартиры они не хотят и не будут. Начался торг. Цену он так и не снизил, но согласился взять плату вперед только за шесть месяцев вместо первоначально заявленных двенадцати. Тот, что помоложе, робко поинтересовался, могут ли они подыскать сюда еще пару жильцов из числа однокурсников, чтобы разделить с ними квартплату. Хозяин был не против. Но очень строго добавил:

— Чтобы не больше четырех человек. Цыганского табора мне здесь не надо.

Деньги студенты отсчитали за полгода, каждый свою половину. Взамен получили расписку и ключи от квартиры. Проверили, как открываются замки.

— Все, парни, — с облегчением сказал им хозяин. — Завтра можете въезжать. Только не с самого утра. Я тут еще буду где-то после двенадцати. Надеюсь, что квартира окажется в хороших руках и жалоб на вас от соседей я не услышу.

Парни заверили, что они очень чистоплотные и дисциплинированные. Простились.

Довольный, Полярник пересчитал деньги. Добавил к тем, что получил ранее. Выходило совсем неплохо. Эти студенты были уже третьими по счету жильцами, которых он сегодня «поселил» в эту квартиру. С самого утра приходили арабы. Заплатили вперед за целый год. После них — заезжий бизнесмен из ближнего зарубежья. Этому, правда, квартира нужна всего на два месяца, но Полярник не привередничал. Курочка по зернышку клюет.

Он прошел на кухню, приготовил кофе. Можно было расслабиться, пока оставалось время, потому что работа на сегодня еще не была окончена.

Настоящим хозяином этой квартиры Полярник, конечно же, не являлся. Он сам снял на ее месяц, и срок аренды заканчивался через два дня. Оставшееся время необходимо было потратить с максимальной пользой.

Через сорок минут появились новые гости. Этим, правда, экскурсия по квартире была уже не нужна. В третий раз приходили. Коммерческий директор автосалона «Мазда» с супругой. Или лучше так: супруга коммерческого директора автосалона «Мазда» со своим мужем. Ибо она была главная. В который раз осматривала, обшаривала, обнюхивала все уголочки, выискивая недостатки. Хотела сбить цену. Полярник, уже даже не вмешиваясь, угощал коммерческого директора кофе, пока она везде шныряла.

Поиск недостатков закончился, как и в прошлый раз, ничем, и они начали торг. Хозяин был тверд как кремень и не уступал ни цента. С коммерческого директора не убудет. Еще пару лет на своей «Мазде» повкалывает — и сам такую хату купить сможет. Но и супруга его была упряма, как водонапорная башня. Переговоры затягивались, а это уже было не в интересах Полярника. Скоро новая встреча. Выбросив белый флаг, он сбавил цену. Взамен коммерческий директор пообещал хорошую скидку на автомобиль. Не сейчас, конечно, а через год по его возвращении. По легенде, завтра хозяин квартиры отправлялся в антарктическую экспедицию на станцию «Мир». Для достоверности в коридоре даже стояли сумка и походный рюкзак с вещами. Экспедиция, кстати, была настоящая. О ней сообщалось в средствах массовой информации.

Получив деньги за год, Полярник выдал расписку и ключи.

Затем пришел мужчина одного с Полярником возраста, на руке которого томно висела молодая особа с ногами стрекозы и большими синими глазами. Полярник, угадавший в барышне содержанку, тут же про себя окрестил ее кавалера папиком, хотя обычно под этим словом понимались мужчины постарше.

Цена папика не смущала нисколько, несмотря на то что с него запросили еще больше, чем с представителей золотой молодежи. Скорее его смущал хозяин.

— Можно посмотреть ваш паспорт?

Полярник предъявил паспорт на имя Олега Ивановича Садовникова. Паспорт был настоящий, за исключением переклеенной фотографии и печати о месте регистрации, совпадающей с адресом этой квартиры. После паспорта от него потребовали документы на квартиру. Полярник был готов и к такому повороту. Ради бога. Вот они, документы. Комар носа не подточит. Профессионал делал.

Вернув бумаги, кандидат в квартиросъемщики показал на дверь третьей комнаты.

— А что здесь?

— Мои вещи. Я сдаю две комнаты, а эта будет закрыта на замок.

— Откройте! — потребовал он. — Я хочу посмотреть.

— Зачем?

— Мало ли. Может, у вас там нарколаборатория. Или склад оружия.

Полярник открыл комнату, и папик прошел внутрь. Внутри пахло пылью и запустением. Шкаф, переполненный книгами; диван, на котором тоже стопками сложены книги; накрытые пленкой два кресла, опять же с книгами. Везде лежала пыль. На столе в пыльной рамке стояла фотография хозяина. На снимке он был очень молодым, в форме пограничника с собакой. Это убеждало больше всего.

— Как тебе квартира, киса? — спросил папик свою спутницу. — Хочешь здесь жить?

Киса что-то невнятно промурлыкала, и это на ее языке, должно быть, означало согласие, потому что мужчина тут же потянулся за портмоне.

Полярник ушел вечером, потушив свет, стерев отпечатки и не забыв прихватить рамку со своей фотографией. В этой квартире его уже никогда не будет. Как друг с другом станут разбираться ее настоящие владельцы и все эти квартиранты, его как-то не особенно волновало…

* * *

Примерно так и представлял себе настоящий Виктор Светлов один рабочий день своего знакомого, можно сказать, даже приятеля по кличке Полярник. Откуда? Да Полярник сам рассказал ему об этом, когда первоначально возникший между ними лед начал потихоньку превращаться в талую воду.

Их знакомство произошло в камере предварительного заключения следственного изолятора. Светлов уже тогда был директором и одним из соучредителей фирмы «КомпТрейд», на тот момент достаточно раскрученного предприятия. В СИЗО же он попал по подозрению в распространении через Интернет нелицензированного программного обеспечения Microsoft и Adobe.

Полярник же оказался в камере просто потому, что ничего вечного на свете не бывает. Как следовало из его рассказа Светлову, очередная пара «студентов» после того, как он вручил им расписку о получении арендной платы, с улыбками предъявила красные корочки сотрудников внутренних органов и предложила проследовать с ними. Полярник показал им средний палец и выпрыгнул с балкона второго этажа. Они даже не попытались его остановить. Оказавшись на земле, он понял почему. Внизу его тоже ждали. Готовы, значит, были к такому повороту. Вдобавок ко всему, при приземлении Полярник подвернул ногу. На него надели наручники и с триумфом повезли в контору. Долго они его вычисляли.

Но и тут ему повезло. И со следователем, душевный человек попался, и со временем. Как раз был конец квартала и в прокуратуре шла отчаянная борьба за показатели. На следователе висяков всяких много было, вот он и предложил Полярнику избавить его от этого груза. Со своей стороны обещал обставить все так, будто бы не опера его взяли, а он сам с повинной явился. Совесть замучила. Мол, все эпизоды мелкие, больше двух лет за каждый он не получит, и все равно они поглотятся его законными тремя годами — минимумом, что тогда полагалось. Полярник согласился.

Когда читали приговор, складывалось впечатление, что подсудимый — тот самый вездесущий пострел, который везде поспел. Залез ночью на хозяйский двор и украл из клетки крольчиху с крольчатами. В тут же ночь из купе поезда «Львов — Адлер» вынес мобильный телефон (Полярник рассказывал, что еле удержался, чтобы не спросить: а в поезд он что, прямо с кроликами садился?). Через неделю взломал дверцу «жигуленка» и скрутил магнитолу. Украл и продал пятьсот метров телефонного кабеля. Вытащил кошелек из сумки. Совершил еще несколько мелких хищений. Последним его подвигом стала кража дубленки, которую вывесили на улице проветриваться. Предпоследним, вернее. Последним была его собственная афера с квартирами. В общем, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться, глядя на серьезное лицо судьи, с каким она читала всю эту ахинею. Но данное ему обещание выполнили. Учитывая сотрудничество со следствием и чистосердечное раскаяние, Полярнику дали всего лишь трешку.

Вот как раз после суда, когда Полярника отвезли в камеру, он и столкнулся со Светловым, которого подселили во время его отсутствия. К Полярнику новый постоялец отнесся с неприкрытой агрессией, вызванной, как позже выяснилось, нелюбовью к квартирным мошенникам (каждый постоялец камеры был в курсе, что именно инкриминируется его соседу). Первоначальный обмен колкостями к вечеру кончился дракой, которая, впрочем, осталась без последствий. Сокамерники разняли. В течение следующих суток Светлов, надувшись как мышь на крупу, лишь молча наблюдал за Полярником, но чем дальше, тем больше неприязнь в его взгляде сменялась заинтересованностью. Кончилось все непредсказуемо. Светлов подошел к Полярнику и, протянув руку, просто сказал:

— Извини. Я был неправ. Погорячился.

— Бог простит, — ответил Полярник, но руку в ответ все же подал.

Светлов сел рядом.

— Ты не понимаешь, просто был у меня один неприятный случай. Не забылся еще. Слишком свежо воспоминание. Кинул меня один такой, как ты.

— Много денег потерял?

— Да не в деньгах дело. Семья у меня разрушилась, вот что главное.

Как выяснилось, Светлова нагрели аферисты, когда он решил снять квартиру для содержанки.

— Любовное гнездышко решил устроить. Устроил, мать его в бок. Но я и сам дурак. Надо было смириться и все. Так нет же. Заявление мусорам накатал. А там у супруги какая-то знакомая оказалась, да еще и подружка моя, дура болтливая, тоже язык за зубами удержать не смогла. Словом, спалился я. Супруга такой шухер устроила! Развод и девичья фамилия. Мало того что на бабки попал, так и здесь оказался не иначе как по ее наводке.

— Любовное гнездышко, говоришь? — улыбнулся Полярник и рассказал ему один день из биографии квартирного афериста, заострив внимание на папике с «кисой». Рассказал специально, чтобы позлить оппонента, но тот, что удивительно, уже не сердился. Видимо, отошел.

Так или иначе, конфликт был исчерпан и весь следующий день Полярник со Светловым играли в шахматы и разговаривали «за жизнь», а еще через сутки Полярника отправили в колонию отбывать наказание. Не задержался долго и Светлов. Дыры в законодательстве о защите авторских прав плюс вмешательство высших сфер позволили Светлову выйти сухим из воды. Его отпустили под подписку о невыезде, а потом и вовсе закрыли дело.

Тогда Полярник даже подумать не мог, что судьба вновь сведет их вместе, причем в день его выхода на волю, когда его, человека, сблизившегося с известным уголовным авторитетом и несколько раз сидевшего в карцере за нарушение режима, вдруг освободили условно-досрочно за примерное поведение.

Это был незабываемый день теплого бабьего лета. Не спеша, вразвалку, смакуя каждую секунду происходящего, Полярник проходил через ворота зоны. В руке у него болтался небольшой, потрескавшийся от старости кейс. Жмурясь от висевшего над крышами домов солнца, он не сразу обратил внимание на стоявший с правой стороны от КПП черный пыльный БМВ и заметил его только тогда, когда вышедший из машины мужчина подскочил к нему, приветливо махая руками.

— Полярник! Откинулся! Поздравляю!.. Что воды в рот набрал?.. Не узнал? Светлов Витя. Мы с тобой вместе в предвариловке парились. Ну, шевели извилинами.

— А, компьютерный гений. Как же, помню, — кисло сказал Полярник. — Какими судьбами? Встречаешь кого? Так вроде, кроме меня, никто сегодня не выходит.

— Так тебя и встречаю, — радостно ответил Светлов и, словно они с пеленок были друзьями не разлей вода, принялся забрасывать вопросами, как Полярнику сиделось, и нести тому подобную ничего не значащую ерунду.

Тот что-то отвечал без особого энтузиазма, и Светлов наконец спросил:

— Что кислый такой? Радоваться надо. Воля.

— Да я радуюсь, радуюсь. Просто один подвизающийся в столице человек не станет приезжать к другому человеку, сидящему на зоне под Винницей, едва знакомому, если только он не связывает с этим человеком определенных ожиданий.

— Ну, насчет едва знакомого — это не совсем так. Как видишь, я даже знал, когда именно тебя должны выпустить. И потом, разве это плохо, когда кто-то связывает с тобой ожидания?

Полярник помолчал, не веря, что Светлов окажется настолько злопамятным, что приедет в такую даль мстить лишь за принадлежность к клану аферистов, один из которых сделал ему пакость. В одном он был уверен: простота Виктора Сергеевича была лишь кажущейся, за ней скрывалось двойное, а то и тройное дно этого человека.

— Как сказать. Особенно если не знаешь, захочешь ли ты эти ожидания оправдывать.

— Мои ожидания исключительно положительные. Тут неподалеку есть неплохой ресторан. Отметим твое освобождение. Заодно и поговорим.

От цепкого взгляда Полярника не укрылось, что стекло передней дверцы БМВ чуть приспущено и из образовавшейся щелки торчит ствол помпового ружья. Он не знал, что делать, но знал, что хотел бы сделать: послать Светлова куда подальше вместе с его ресторанами. Ну не станут же они применять силу прямо возле тюремного КПП, тем более стрелять. У ворот, наверное, и не станут, а чуть подальше — очень может быть. Дорога здесь одна. По ней можно идти вправо, можно влево, но какую сторону ни выбери, БМВ все равно быстрее, чем его ноги.

С некоторой долей тоски Полярник оглянулся на тюремные ворота, словно решил попроситься назад, и тут увидел еще двух мордоворотов в спортивных куртках, которые, должно быть, вышли из машины заблаговременно и теперь, по-бычьи наклонив головы, стояли у него за спиной. Выбора не было.

— Ну, если ты от чистого сердца приглашаешь, то, пожалуй, давай…

— Из самых что ни на есть лучших побуждений, — заверил Светлов.

Полярник, надеясь, что все не так уж плохо и кончится для него — всего лишь тривиальным мордобоем, влез на заднее сиденье. Там же по бокам от него разместились и мордовороты. Светлов сел спереди.

Водитель, широкоплечий усач, в котором угадывался бывший военный, с коротким ружьем на коленях, выехав из поселка, промчался пару километров по шоссе на запредельной скорости, после чего свернул в сторону дубовой рощи, посреди которой располагалось заведение. Полярник облегченно вздохнул, поняв, что бить его, по крайней мере сразу, не будут.

— И впрямь ресторан, — удивился он.

— А ты чего ожидал? Шашлык уже должен быть готов.

В вестибюле Светлов придержал Полярника за локоть и указал на большое зеркало от потолка до пола.

— Взгляни. Ты не находишь, что мы с тобой очень похожи?

Полярник глянул мельком, собираясь пойти дальше.

— Может быть.

Светлов удержал его возле зеркала.

— Я серьезно. Одинаковый рост, плечи, форма черепа, особенно нижняя часть.

— В самом деле? А еще у каждого из нас есть по две руки и ноги. Голова с двумя глазами и одним ртом. По два уха и одному носу. Мало кто может похвастаться подобным сходством.

Светлов рассмеялся, но от зеркальной стены так и не отходил. Словно прикипел к ней. Поднял руку с барсеткой, закрыв ею себе верхнюю половину лица.

— А если так?

Полярник не поверил своим глазам. Из зеркала на него смотрели два практически одинаковых лица. Губы, подбородок, общие очертания — все у них было практически одинаковым.

— Ничего себе. Теперь понимаю, похожи.

Светлов опустил барсетку, и они снова стали разными. Его курносый нос совершенно не выдерживал конкуренции с прямым носом Полярника, с римской горбинкой. Зато у последнего подкачали уши — большие и оттопыренные, они походили на листы подорожника, в отличие от правильных и аккуратных ушек Светлова. Отличались и глаза — у Светлова они были чуть раскосые, как у корейца-полукровки.

— Ты сейчас это заметил, а я еще в изоляторе пригляделся. Я очень хороший физиономист. Кстати, и тембр голоса у нас тоже одинаковый, если ты этого еще не понял.

За столом Светлов снова начал болтать о всякой ерунде, причем нарочито, прекрасно понимая, что собеседник сгорает от нетерпения узнать истинную причину их встречи, хоть и не подает вида. Только когда выпили по третьей, он бросил пробный камень:

— Чем думаешь на воле заняться?

— Найдется чем. А что, есть предложение?

— Представь себе. Мне нужен человек, который мог бы… как бы это получше сказать… заменить меня в определенных ситуациях… Двойник… Ты подходишь. Ты еще сам не понимаешь, как подходишь. Форму ушей и носа, разрез глаз тебе изменит лучший пластический хирург в стране. Обо всем остальном природа уже сама позаботилась.

Подобного оборота Полярник не ожидал, хотя и мог бы догадаться после их позирования перед зеркалом.

— Шутишь?

— По-твоему, я притащился за пятьсот километров, чтобы поиграть в Петросяна? Я слишком ценю свое время, чтобы тратить его подобным образом.

— Хорошенькое дело. Хочешь, чтобы меня вместо тебя под волыны поставили?

— Не понял. Какие еще волыны?

— А что тут понимать. Кто-то хочет тебя шлепнуть, вот ты и ищешь, кого вместо себя в прицел всунуть.

— Никто меня не заказывал, если ты об этом. То, что я тебе предлагаю, с риском для жизни никак не связано.

— Тогда зачем?

— Зачем, зачем! — воскликнул Светлов, даже как будто досадуя на то, что ему приходится объяснять такие очевидные, на его взгляд, вещи. — Говорю же, что ценю свое время. Жалко его на всякую хрень тратить. Зачем! Достали все, вот зачем! Слишком известным становлюсь, понимаешь. Не, сначала все ништяк было. Спонсор, туда-сюда, все дела. Интервью всякие. Я сейчас смотрю, на части рвут. Мне ведь, если честно, кроме компа и тишины, ничего больше не требуется. А тут всем от меня что-то надо. Бабы вот эти тоже. Жена два раза на горячем ловила, пока не ушла. Я тебе про это рассказывал. Я ей в Испании виллу купил в качестве отступного. Сейчас там живет вместе с дочерью. Короче, запутался я совсем.

— Погоди. Твоему двойнику что, и баб твоих трахать придется?

— Нет. То есть, возможно, да, но это совсем не обязательно. По ходу дела разберемся. Главное, что я хочу сказать, — никакого риска для тебя в этом нет. Для меня, может быть, и есть. Риск оказаться в неловкой ситуации, если поймут, что я — это не я.

— Ну так, может, и не стоит со всем этим завязываться?

— Стоит, стоит. Поверь, я пока ждал, когда твой срок закончится, все взвесил. Стоит. Если приведенные доводы тебя не устраивают, считай это просто моей прихотью. Причудой. Понтами. Может же отечественный Билл Гейтс позволить себе двойника. Или нет? Хочу двойника!

Последнюю фразу Светлов произнес с плаксивой интонацией, причем было непонятно, пародирует он капризного ребенка или на него таким образом влияет выпитый коньяк. Скорее, и то и другое.

Полярник задумался. Слова Светлова звучали искренне, но он уже понял, что на эту искренность можно смело плюнуть и растереть.

— Спалимся.

— Не спалимся. Кому-кому, но только не тебе об этом говорить. Ты же пройдоха, каких поискать. Все на лету схватываешь. В компьютерной терминологии я тебя натаскаю. Походку освоишь, жесты. Вспомни, кого ты только ни изображал. Был и риэлтором, и квартиросдатчиком, и даже вон полярником. Разве не интересно побыть теперь и в моей шкуре? Хотя бы в плане расширения опыта.

— Все это, конечно, очень лестно, но настораживает. Знаешь, мне тоже частенько доводилось льстить «клиентам», чтобы убедить их поскорее расстаться с деньгами.

— Сам подумай, разве я похож на человека, которому угрожает опасность?

— Не похож, — вынужден был согласиться Полярник.

В самом деле, Светлов не вел себя так, как если бы ему было чего опасаться. Когда живешь в осаде, не станешь открыто колесить по стране. Не станешь заранее заказывать столик в ресторане, в лесу. И уж конечно, не сядешь у открытого окна спиной к дверям.

— Допустим, я приму твое предложение, — осторожно сказал Полярник. — Что я буду со всего этого иметь?

— Вот это уже деловой разговор. — Светлов довольно потер руки. — Ну, все расходы, связанные с операцией, понятное дело. Квартира от фирмы в хорошем районе со всей обстановкой. Тачка. И восемь штук баксов в месяц на карманные расходы. Будешь моим штатным двойником. Вернее, внештатным, потому что знать об этом буду только я, пластический хирург и Расулов Усман Ахмедович.

— Это твой водила, что ли? С дробовиком?

— Он самый. Только Усман Ахмедович не водила, а главный по организации моей охраны.

— А кто будет главным по организации моей охраны? Бизнесмен — профессия повышенной опасности. Тем более если бизнесмен успешный. Космонавты рискуют меньше. Сегодня тебе ничто не угрожает, а завтра — изрешеченная пулями машина, изуродованный труп и жалкое блеяние пресс-секретаря МВД, что вот, мол, работали профессионалы.

— Ты же не постоянно будешь мной. Только от случая к случаю. В остальном станешь вести свою обычную жизнь. Только чтобы никаких квартирных афер. Да, над гримом надо будет подумать, чтобы путаницы не вышло.

— Насчет обычной жизни? А как же документы с новой физиономией? Я — гражданин.

— Гражданин с грибами, блин. Да сделаем тебе новый паспорт, не беспокойся.

— Настоящий?

— А то какой же! С ментами в паспортном столе проблем не ожидается. У дяди Вити везде связи есть. Никто ничего не будет спрашивать. Так что, по рукам?

Полярник вспомнил об оставшихся снаружи парнях в спортивных куртках, о которых уже позабыл, потрясенный неожиданным предложением, и понял: расслабляться еще рано.

— А если не соглашусь, тогда что?

Ребяческий задор мигом исчез с лица Светлова. Теперь он стал похож на сильного матерого волка, который пока еще не рычит, но уже присматривается, с какой стороны половчее можно вцепиться в горло своей добычи.

— Ничего. Доедим шашлык, допьем коньяк, пожмем друг другу руки и разлетимся, как в небе воздушные шары. Долг вот только вернешь мне.

— Долг?

— Ну да. Долг на тебе висит. Большой.

— Что-то не припоминаю, чтобы я у тебя деньги брал.

— Ты дурочку-то не валяй. Или ты вопросом не задавался, почему, прямо скажем, такой не очень примерный урка, как ты, вдруг взял и ни с того ни с сего на досрочный условняк отбился? Думаешь, мне это даром обошлось? А я ведь еще и могу проценты включить, и на счетчик поставить. Сумму назвать?

— Сумму макакам в зоопарке будешь называть, а не мне. Я не просил меня освобождать. Мы с тобой контрактов не заключали.

— А зачем мне контракты? Я тебе что, банковский коллектор? Я действую другими методами.

— Отдашь меня своему Усаме Бен Ладену? — Полярник кивнул в сторону сидящего за соседнем столиком Расулова.

— Нет. Усман Ахмедович — человек с принципами. Пачкаться не будет. Он у меня для иного предназначен. А вот Валик с Маратиком — совсем другое дело. Еще те коллектора. Правда, по ночам домой должнику звонить не будут. Они приверженцы личного контакта. Ты даже представить себе не можешь, насколько личного.

Угроза была слишком очевидна, чтобы ее игнорировать. Единственное, что оставалось, так это попытаться совсем уж не потерять лицо.

— Ты действительно так хочешь иметь двойника? — примирительно спросил Полярник, понимая, что сделать вид, будто собирается сыграть в предложенную Светловым игру, ему все равно придется.

— Хочу. Очень.

— Восемь кусков в месяц можешь своим программистам платить. А двойник генерального директора — дело серьезное. Пятнадцать.

Взгляд Светлова смягчился. Он перестал походить на волка.

— Не наглей. Десять. Кроме того, ты забыл про квартиру и тачку. О долге тоже говорить не будем.

— О долге я и не говорю. Нет никакого долга и не было. А была исключительно твоя инициатива, дядя Витя.

— Хорошо, пусть так и будет. Пусть моя инициатива. По рукам?

Полярник пожал протянутую руку.

Они выпили в ознаменование сделки. Закусили. Потом выпили еще. Затем Полярник вышел в туалет. Дежуривший в вестибюле то ли Валик, то ли Марат увязался за ним.

В отделении с умывальниками Полярник, быстро осмотревшись, засек две благоприятные для себя вещи. Во-первых, слишком уж заманчиво блестел прямоугольник окошка, на котором не было решетки. Во-вторых, не менее заманчиво блестела обычная пол-литровая банка, оставленная кем-то, возможно уборщицей, на левой стороне умывальной раковины.

— Используй все, что под рукою, и не ищи себе другое, — вслух процитировал Полярник героя старого мультсериала «Вокруг света за 80 дней».

— Это что, стихи? — поинтересовался Валик-Марат, который тут же рядом с Полярником мыл для вида руки.

— Нет. Просто поговорка.

— И про что она?

— Да вот про это, — сказал Полярник, хватая банку и с коротким размахом опуская ее на голову Валика-Марата.

Банка треснула, разваливаясь на мелкие осколки, а Валик-Марат, не издав ни звука, повалился на пол. Полярник знал, куда и как надо бить, чтобы и противника отключить, и стеклом не пораниться. Вытерев руки о его спортивную куртку (все-таки получил пару небольших порезов), Полярник быстро открыл раму. Окошко было маленьким, но достаточным, чтобы просунуть в него плечи и зад. Так он оказался с левой стороны ресторана, где находились какие-то хозяйственные постройки. Колдовавший над мангалом повар не обратил на него никакого внимания. Полярник прошел дальше и столкнулся с еще одним работником, который спросил, какого черта он тут делает. Изображая пьяного — а он почти таким и был, — Полярник сказал, что ищет выход на другую сторону. Ему показали. Миновав расположенные в лесу обеденные домики и одну свадебную процессию, Полярник снова свернул в лес. Выйдя из леса метров через триста от ресторана, он неожиданно наткнулся на второго Марата-Валика. Тот стоял спиной, но Полярник все равно его узнал по спортивной куртке и бычьей шее. Наблюдая за дорогой, мордоворот расположился на кромке леса возле большого куста боярышника. Спрятался вроде как. Ожидал, наверное, что Полярник пойдет по Бродвею парадным маршем. Вовремя поднявшийся ветер шумел в верхушках деревьев и заглушал звуки шагов по палой листве. Вооружившись увесистым суком, Полярник подкрался к сидевшему в засаде и ударил по голове. Сук оказался гниловатым, при ударе сразу сломался, но и этого было достаточно. Парень рухнул лицом вниз. Полярник взял его за ноги и оттащил в лес. В его карманах помимо всего прочего обнаружился травматический пистолет с запасной обоймой. Пистолет Полярник разрядил, патроны забросил в лес. Потом, уже не выходя из-под защиты деревьев, пустился бегом к трассе. В том месте, где он выбрался из леса, располагался еще один ресторан, но на порядок скромнее, чем тот, где он только что обедал. А главное, что возле него стояли три машины такси. Полярник забрался в первое попавшееся.

— До Винницы довезешь?

— Заплатишь — довезу.

— Заплачу. Вези. И дай мобилу, позвонить надо. Заплачу, не бойся.

— Да ладно тебе, — обиделся таксист. — Так звони. Я что, кишкомот какой-то? Все равно у меня акция. Звонок на любой номер по пять копеек минута.

Полярник набрал одному ему известный номер.

— Это Полярник.

— Слава богу! А ты где? А то тебя потеряли. Тут какая-то суматоха в ресторане. Твой знакомый рвет и мечет. Это ты его человеку башку разбил?

— Что? Так вы все время рядом были?

— А ты решил, что тебя бросили? Ты где?

«В Караганде», — чуть было не ответил Полярник, но вовремя вспомнил, с кем разговаривает, и сдержался.

— Еду в город на такси.

— Хорошо. Отпустишь машину на конечной троллейбуса, у мемориала. Квартал пройдешь пешком. Потом тебя подберут.

Стерев из памяти номер, Полярник вернул телефон хозяину.

* * *

Неброский серый «ланос» доставил Полярника на одну из конспиративных квартир регионального управления Службы безопасности Украины. Там его ждал стол, уставленный бутылками и острыми закусками, а также грузноватый красномордый дядька с густыми, почти буденновскими усами.

— Давно не виделись, Владимир Федорович, — не без иронии произнес Полярник, когда провожатые оставили их одних.

Дядька проворно для своей комплекции подскочил к Полярнику и сильно ударил его по плечам, что должно было выражать крайнюю степень удовлетворения долгожданной встречей.

— Рад тебя видеть, капитан.

— Называйте меня Полярник. Мне как-то привычнее.

— Как скажешь.

Да… Полярник не являлся не только Виктором Светловым. Он также не являлся и квартирным аферистом-мошенником. Все это была лишь легенда, часть разработанной СБУ операции по внедрению своего человека в организованную группировку, возглавляемую уголовным авторитетом по кличке Рамс, который на тот момент пребывал в колонии, что, однако, совершенно не мешало ему руководить всем предприятием.

Учитывая высокую коррупционную составляющую в действиях многих сотрудников внутренних органов, их работу на криминальные структуры, операцию готовили с особой тщательностью — так что и следователь, и выносивший приговор судья ни минуты не сомневались, что имеют с настоящим аферистом.

Полярник свое дело сделал — ему удалось сблизиться с Рамсом и завоевать его доверие, благодаря чему был перекрыт канал, по которому переправлялись наркотики из Средней Азии и перехвачена крупная партия героина. Сам Полярник остался при этом вне подозрений и мог бы сделать больше, вот только Рамс вдруг возьми и умри. Никто ему в этом не помогал, умер он своей смертью от инсульта — из-за потери героина сильно переживал, что ли, но для Полярника результат оказался тем же. Оставаться дальше в колонии ему было нельзя. Слишком многим он наступил на горло, когда завоевывал доверие пахана. Теперь, лишившись покровителя, он очутился один в окружении людей, которые из скрытых недоброжелателей моментально превратились во врагов.

— Присаживайся, — пригласил Владимир Федорович, показывая в сторону стола.

— Благодарю, но я уже отобедал.

— В компании директора «КомпТрейда»? И что же Светлов от тебя хотел?

— Скажу. Только ответьте сначала, кто же все-таки меня из зоны вытащил: вы или он?

Собеседник чуть замялся.

— Ну, в общем, мы начали готовить твое освобождение, а тут как раз и Светлов нарисовался. Случайно в поле нашего зрения попал. Мы не стали ему мешать. Все, что он делал, совпадало и с нашими планами.

Полярник рассердился.

— Поэтому вы решили подождать, пока Светлов уладит все финансовые вопросы с начальством колонии. Да меня дважды чуть не прирезали, пока он этим занимался. Вы обязаны были вытащить меня в тот же день, как умер Рамс. Или перевести в другую зону, на худой конец.

— Так ведь не прирезали же, — отмахнулся Владимир Федорович, и в тот же момент его лицо словно окаменело. — И я что-то не понимаю, что у тебя за тон, капитан? Забыл, с кем разговариваешь? Я напомню.

— С вами забудешь.

— То-то же. А не мешали мы Светлову, потому что теперь у нас появилась возможность вежливо потрогать за задницу начальство колонии и спросить, а чего это они за деньги отпетых уголовников на УДО отпускают. И потом, Светлов — личность заметная. И что это за интерес у него к тебе такой?

Полярник почти слово в слово передал их со Светловым беседу в ресторане. Владимир Федорович задумчиво почесал голову. Это, видимо, не помогло, потому что он наконец сказал:

— Ладно, будем думать. Ты пока здесь поживешь, отдохнешь, а там решим, что делать дальше.

Отдыхал Полярник недолго. Владимир Федорович появился уже на следующее утро, улыбаясь во всю ширину своих усов.

— Ва-банк, капитан. Будешь двойником.

— Вы серьезно?

— А то! Причины следующие. Киберпреступность, особенно в последнее время, развивается в геометрической прогрессии. А мы в этом вопросе пасем задних. Бизнес Светлова находится в сфере компьютерных технологий. Ничего конкретного у нас против него нет, но кто знает. Возьмем его под свое крыло. Вторая причина касается лично тебя. Идея сделать пластическую операцию руководству очень понравилась. Многие из близкого окружения Рамса действительно наточили на тебя ножи. Так что новая морда лица тебе определенно пригодится. Уж больно старая примелькалась. Теперь еще раз о Светлове. Претензий к Светлову, из-за которых стоило бы его убивать, у блатных нет. Другие братья по цеху характеризуют его как человека мутного, себе на уме. Говорят, что он программист от Бога и мог бы стать первоклассным хакером, но уж слишком увяз в бизнесе.

— Разве нельзя быть одновременно и хакером, и бизнесменом?

Владимир Федорович пожал плечами.

— Есть мнение, что хакерство — это своего рода искусство. А искусством и бизнесом одновременно не занимаются. Случаются, конечно, исключения, но… не знаю.

«Много ты понимаешь в искусстве, — думал Полярник. — Полтора года изображать другого человека, да так, что комар носа не подточит, — вот это искусство. Это тебе не по клавишам стучать».

 

Глава 4. Двойник

Расулов был так удивлен, увидев Полярника в офисе «КомпТрейда», что его усы встали торчком, как у барона Мюнхгаузена.

— Виктор Сергеевич на месте? — спросил Полярник, напустив на себя важный, надменный вид, чем напугал миниатюрную секретаршу, которая приняла его за представителя контролирующих органов.

Это у него хорошо получалось. Одно время, когда в конторе его натаскивали быть Полярником, он ходил по организациям, выдавая себя то за пожарника, то за санитарного врача, то за налоговика, то даже за представителя радиологического контроля. Был такой случай.

— Минуточку. Я узнаю, может ли он вас сейчас принять, — ответила она. — Как мне вас представить?

— Оставить, Алла, — вмешался Расулов. — Этим господином я займусь сам.

Полярник подумал, что его сейчас спустят с лестницы, но Расулов просто слегка подтолкнул его в сторону двери, за которой, надо полагать, как сказочный кощей над златом, чах над своими компьютерами Светлов. В общем, так оно и оказалось.

Кабинет Светлова был большим и четко разграниченным на две зоны. Одна предназначалась для совещаний — в ней, кроме длинного овального стола и стульев, больше ничего не было. Другая зона отводилась под индивидуальную работу компьютерного гения. Стол в форме раздавленной катком на асфальте медузы был заставлен ноутбуками, мониторами и всевозможными гаджетами, о предназначении которых можно было только догадываться. Вокруг царил полумрак. Плотные шторы-жалюзи пресекали всякую попытку солнечных лучей пробиться внутрь. Освещение давала, во-первых, подсветка высокого плоского аквариума с пестрыми рыбками у противоположной стены, во-вторых, большая, в половину человеческого роста, черно-белая фоторепродукция, тоже подсвеченная, изображавшая мраморную статую завернутого в древний хитон человека в задумчивой позе, одна рука у него даже лежала на затылке.

Самого Светлова Полярник заметил не сразу. Сначала услышал его раздраженный голос.

— Какого черта, Аллочка! Я же просил. Чтобы никого…

— Это я, Виктор, — сказал Расулов.

— И я, — добавил Полярник, чтобы не стоять истуканом.

Кабинет тут же озарился ярким светом и стал напоминать операционную в анатомическом театре медицинского университета. То есть Полярнику так подумалось. Он никогда не был в анатомических театрах и не знал, какие там операционные. Из-за большого плоского монитора показалось озабоченное лицо Светлова.

— А, — протянул он и махнул рукой Расулову, чтобы тот оставил их одних. — Что пришел-то?

— Как что? На работу устраиваться. Внештатную. Решил начать новую честную жизнь. Или ты не рад?

Светлов глянул на него исподлобья. Представив, что у него после пластической операции будет такой же взгляд, Полярник в который раз подумал: а может, зря он сюда пришел? Решение, однако, принимал не он.

— Насчет работы тебе надо было две недели назад думать. А не в окошки сигать. Теперь все, поезд ушел.

— Не дуйся. Ты же меня загнал в угол, а я очень не люблю, когда со мной это проделывают. Теперь я пришел сюда сам, хорошенько все обдумав. Сам посуди: что лучше — когда человек принял решение из-под палки или самостоятельно, осознано?

Суровые складки на лице Светлова чуть разгладились.

— Ладно. Считай, что извинения приняты. Но я и правда передумал. Чушь это все. Двойник, шмавник. Не хочу. Так что, Полярник, как говорится, ставки сделаны, ставок больше нет.

Полярник даже как будто испытал облегчение.

— Может, оно и к лучшему. Значит, мой нос — а он у меня, ты уж извини, куда лучше, чем твой, — останется при мне. Нравишься ты мне, Светлов. Вот буду мутить схему, чтобы бабулетов из таких, как ты, вытрясти, тебя обойду. Успехов.

Полярник был уже у дверей, когда Светлов его остановил.

— Шутка. Ничего я не передумал. Просто помурыжить хотел. Решил, что тебя прижало, вот ты и прибежал ко мне назад проситься.

— Чушь. Кто это меня прижал?

— Мало ли. Деньги срочно понадобились.

— Ну, я же не побирушка. За то время, пока сидел, лохов меньше не стало. Смогу о себе позаботиться. Значит, соглашение в силе?

Светлов улыбнулся.

— В силе. Очень скоро ты простишься со своим расчудесным шнобелем.

— Скоро?

— А чего тянуть? Это и в твоих интересах. Валик с Маратиком твой фейс хорошо срисовали. Небось, по всей стране разыскивают.

— Ну, так дай им отбой.

— Не могу. Я их уволил. В тот же день. Теперь у них к тебе исключительно приватный интерес.

— Тогда ты прав. Действительно стоит поторопиться. Кстати, а где мой чемодан? Я его в том ресторане оставил.

— Ты имеешь в виду тот потрепанный кейс, который у тебя был? Но там же внутри ничего такого нет. Ты уж извини, но мы заглядывали внутрь.

— Ерунда. Главное, чтобы вы его не выкинули.

Кейс нашелся. После побега Расулов возил его в багажнике и в самом деле собирался выбросить, но как-то не доходили руки. Со счастливой улыбкой Полярник открыл его. Все было на месте. Зубная паста со щеткой, флакон с пеной для бритья, бритвенный станок и толстая книжка в твердой обложке.

— «Антология полярных исследований. Сборник статей, дневников, рассказов», — произнес Светлов, который был в курсе содержимого кейса. — Это еще зачем?

— На зоне один сиделец читал, после мне подарил. Так сказать, для знакомства с истоками. Там местами нудновато написано, но все по уму. Занимательное чтиво. Хорошо, что не выбросили, а то я еще не все прочел.

Прощание с носом и некоторыми другими частями прежнего лица Полярника произошло действительно намного раньше, чем он рассчитывал. В клинику пришлось лечь уже на следующий день — Светлов был так уверен, что Полярник никуда от него не денется, что обо всем договорился заранее, еще до того, как тот вышел на свободу. Сама же операция состоялась только через пять дней. До этого его наблюдали, брали анализы и держали на диете. Полярник скучал и никак не мог дождаться, когда же начнется его превращение в нового человека, хотя в глубине души самой операции побаивался, как и вообще всего, что связано с медициной, в особенности с хирургией. Ждал операции и одновременно боялся ее. Только после он понял, что сама операция во всей этой ситуации была наименьшим злом. Хотя бы потому, что, пребывая под анестезией, он абсолютно ничего не почувствовал. Ни боли, ни пространства со временем. Намного хуже стало после. Когда с него сняли повязку и он смог посмотреть на себя в зеркало, он понял, что в самом деле очень похож на Светлова. Только на Светлова, которого убили несколько месяцев тому назад, отвезли на Труханов остров и утопили в Днепре, а теперь он всплыл где-то в районе Черкасс. Физиономия была распухшая, местами темно-синяя, местами красная, с багровыми рубцами в области бровей и возле носа. Под глазами красовались огромные угольные круги. Уши? Лучше бы их вообще не было. Конечно Вениамин Маркович Гурович, хирург, проделавший с ним весь этот ужас, предупреждал, что поначалу он будет выглядеть не очень, но Полярник и представить не мог, насколько не очень. Настолько, что смог бы без грима участвовать в кастинге на роль главного монстра в фильме «Зловещие мертвецы возвращаются».

— Я сейчас вас буду убивать, — очень серьезно заявил он хирургу. — На части вас рвать буду. Зубами.

Вениамин Маркович ему сразу поверил. Побледнел. Протестующее замахал руками.

— Не волнуйтесь. Все прошло очень хорошо. Через два месяца будете как огурчик.

— Через два месяца!

— А может, и раньше. Конечно, раньше. Два месяца — это максимальный срок, — поспешил ответить хирург, на всякий случай прячась за спину Светлова, который тоже присутствовал при снятии повязок.

Светлов пожал плечами. Он и сам был не в восторге от увиденного.

— Вениамин Маркович отличный специалист, — сказал он то ли Полярнику, то ли самому себе. Для уверенности.

Хирург, поняв, что никто его убивать не будет, пока, во всяком случае, снова повеселел и сказал, что в ожидании заживления лица самое время заняться телом пациента.

— А что не так с моим телом? — насторожился Полярник.

— Уж не думаешь ли ты, что владелец и руководитель «КомпТрейда» будет разгуливать с лагерными наколками на шкуре? — поинтересовался Светлов.

Татуировок у Полярника было три, и только две из них сделали на зоне. Черный кот в шляпе как символ удачи и легкого вхождения в доверие к людям, — на левом плече, и с той же стороны, только ниже, на предплечье, — обвитая колючей проволокой горящая свеча, считающаяся у сидельцев своеобразным оберегом от всяческих напастей.

Последняя, на правой руке, сделанная очень давно в художественном тату-салоне, представляла собой объемную римскую цифру «семь». Ее Светлов видел во время их совместного пребывания в изоляторе, две остальные были сделаны позже. Очевидно, он рассматривал тело Полярника, когда тот лежал под наркозом. Сама мысль, что кто-то на него таращился в такой ситуации, была Полярнику неприятна.

Римская семерка Светлову так понравилась, что он решил сделать себе такую же в том же самом месте, а вот те мастюхи, что накололи Полярнику во время отсидки, пришлось сводить. Впрочем, сводить — это слабо сказано. Вениамин Маркович сделал ему самую настоящую пересадку кожи, чтобы от наколок и следа не осталось.

Две недели после издевательств над его телом Полярник провел в клинике, после еще полтора месяца реабилитировался дома. Двухкомнатная квартира с обстановкой, выделенная Светловым, находилась в высотке, построенной на левом берегу Днепра, неподалеку от железнодорожного моста. Расулов привозил еду, которую покупал в диетическом ресторане. Полярнику нельзя было ничего соленого и острого. Спиртного тоже было нельзя. Когда Полярник, несмотря на все диеты, стал набирать вес, — сказывался недостаток двигательной активности, — Светлов распорядился, чтобы ему притащили велотренажер, на котором Полярник должен был ежедневно накручивать не менее пятнадцати километров. Критически осмотрев тренажер, Полярник заявил: чем тащить сюда эту железяку, лучше бы привезли девочек. Расулов привез.

Отдельным развлечением для Полярника оказался сам Расулов, который показал ему, как менять внешность, используя такие атрибуты, как грим, накладные усы, очки, парик и головной убор. Полярнику подобрали образ, в котором он мог появляться в общественных местах, когда не играл роль Светлова.

— Прикольно, — сказал он, глядя на себя в зеркало. — Мне нравится. Жаль, что я тебя, Усман Ахмедович, раньше не знал. Может быть, тогда и на зону не попал бы.

Светлов сдержал слово и паспорт Полярнику справил. На новое лицо. Листая документ, Полярник увидел, что паспорт выдали в отделении внутренних дел далекого городка, где о существовании корпорации «КомпТрейд» мало кто догадывался, а если и догадывался, точно не знал, как выглядит Светлов.

Сам Светлов заглядывал почти каждый день. Рассказывал, какие словечки употребляет в той или иной ситуации, как жестикулирует. Дал несколько уроков по программированию, в основном налегая на терминологию, чтобы Полярник не ляпнул что-нибудь невпопад там, где не надо. Последнее, впрочем, Светлова не очень пугало. Он уже давно пользовался репутацией человека со странностями, от которого можно ожидать чего угодно, не только сказанной не к месту фразы.

— Все почему-то считают, что я немного того, — сказал он как-то, покрутив пальцем у виска.

— Немного? По-моему, это еще слабо сказано.

Светлов рассмеялся.

— Мне это не мешает. Наоборот, даже приятно. Когда человек гениален, — а это, как ты понимаешь, как раз мой случай, — он всегда будет выделяться из серой массы. Не захочет, а будет. Закон природы. Эйнштейна тоже кое-кто считал чокнутым.

Первым «выходом в свет» стала встреча Полярника с одноклассниками Светлова. На вопрос, почему сам Светлов не желает явиться на годовщину окончания средней школы, тот пробормотал что-то насчет сборища придурков, чем сильно удивил Полярника. При всех имеющихся странностях Светлов как-то не очень походил на человека, который мог быть в классе одной из «белых ворон», постоянно и безнаказанно осыпаемых насмешками и подставляемых перед учителями. Настаивать Полярник, однако, не стал.

— Ну, тогда тебе, может, стоит просто забить на эту встречу? Силой ведь никто не тащит, — предложил он.

— Мне, может, и стоит. Но не тебе. Для тебя это будет идеальным рабочим крещением. Проверкой твоих возможностей перед действительно серьезными мероприятиями. К тому же мне будет приятно лишний раз напомнить моим коллегам по школе, где теперь они и где я. Короче, кидай понты на полную, чтобы у них у всех от зависти глаза на лоб выкатывались.

По дороге на встречу Полярник ломал голову над тем, как себя вести, если разговор коснется тем школьного прошлого и ему станут задавать вопросы наподобие «а помнишь, как мы?..». Но все прошло на уровне. Полярник здоровался с теми, кто здоровался с ним. Прошлое, похоже, мало кого интересовало, все были зациклены только на настоящем, кто кем стал и какую занимает должность. Кого и как можно было бы при случае использовать. Полярник хвастал вовсю, глаза у присутствующих так и лезли на лоб, и скоро стало казаться, что он попал на собрание вареных раков.

Только под конец вечера произошел один инцидент. Устав от шума, он уединился на балкончике ресторана с некой Ларисой Буниной. Когда-то она считалась первой красавицей в школе, теперь же была просто симпатичной женщиной с грустной улыбкой. Рано вышла замуж, почти сразу после школы, за подающего большие надежды футболиста. Рано развелась, потому как футболист, вкусив первые плоды славы, похоронил все свои надежды в алкогольно-героиновом тумане. Опустившись на самое дно, еще долго после развода забегал к своей бывшей клянчить деньги на очередную дозу.

Второй муж — серьезный и спокойный человек, хозяин колбасного цеха, может, и мог бы составить женское счастье Ларисы, но только через год после женитьбы он в один прекрасный день отправился на работу, и больше его никто не видел. Лариса обратилась в милицию, но единственной подозреваемой в деле о пропаже мужа оказалась она сама. Брат мужа, он же близкий друг районного прокурора, написал на нее заявление, и Лариса несколько дней провела в камере. Выпустили ее только после того, как она отказалась в пользу родственников мужа от каких бы то ни было прав и на цех, и даже на автомобиль «мерседес», хотя куплен он был уже после свадьбы.

В тот самый момент, когда Полярник, перестав следить за линией повествования, решал, стоит ли ему уходить с вечера одному или все-таки прихватить с собой и рассказчицу, чья-то рука грубо хлопнула его по плечу. Оглянувшись, он увидел полного рослого типа с лохматой рыжей шевелюрой.

— Да… — протянул он. — Меняет время людей, меняет. Был ты, Витюн-Писюн, последним ботаником, все к стенам жался, чтобы не зашибли случайно. А теперь — фу ты, ну ты, важный перец, пальцы веером, не подойдешь. Стоишь, вон, Лариску за задницу лапаешь. Раньше, небось, и мечтать об этом не смел.

Это было ложью. Полярник Ларису не лапал. Пока только собирался.

— Алексей, ты пьян, — досадливо поморщилась Лариса.

— Я пьян? А ты меня напои сначала… Кстати, дельное замечание… Идем, Витюн-Писюн, бросим по соточке, вспомним, как Леха-Кирпич тебя на переменах уму-разуму учил.

Он собрался еще раз хлопнуть Полярника по плечу, но тот не дал ему такой возможности, перехватив за запястье и вывернув руку, превращая ее в неправильную букву «Г».

— Писюн у тебя в штанах. Это во-первых. Во-вторых, шагом марш на выход. Будешь дергаться — сломаю руку.

Не отпуская руки, Полярник вывел воющего от боли Кирпича в вестибюль и передал ресторанным охранникам вместе со стодолларовой банкнотой.

— Это мой приятель. Он немного устал. Выведите его на улицу и посадите в такси. Будет выделываться — разрешаю разочек стукнуть по почкам. В воспитательных целях. Главное, чтобы он больше сюда не возвращался.

— Не вернется, — успокоили охранники.

Отделавшись от Кирпича, Полярник пошел обратно и по дороге наткнулся на Ларису.

— А где…

— Леха? Домой поехал. Привет тебе передавал.

Она удивленно посмотрела на Полярника, словно впервые увидела.

— Пойдешь со мной? — спросил он.

— Нет, — ответила она, не раздумывая. — Ты пойдешь. Ко мне.

Они поехали к Ларисе.

— А ты еще тот жук, — сказал на следующий день Светлов. — Я этой стерве еще в школе мечтал вставить. И не я один. Ну и как она?

Полярник пожал плечами. Он не любил обсуждать подобные темы с третьими лицами.

— Хочешь — можешь сам попробовать. Я взял для тебя ее телефон. Мне кажется, она будет тебе рада.

Сказал и сразу же пожалел о своих словах. Про телефон и вообще. Разозлился. Он вдруг понял, как сильно ему не хочется, чтобы Светлов воспользовался этим его необдуманным предложением. Но Светлову оказалось не до этого.

— Да ну ее. Когда это было. А теперь прошла любовь, завяли помидоры.

Вздохнув с облегчением, Полярник сменил тему.

— Слушай, это, конечно, не мое дело, если хочешь, не отвечай. Ты что, правда, в школе терпилой был? Как-то не очень верится.

Светлов скривился.

— Ты прав. Это не твое дело… Впрочем, раз уж разговор об этом зашел… Срок на мне висел, условный. Придумал я программку одну, чтобы деньги с чужих кредитных карточек тырить. Программка так себе вышла, попался почти сразу. И, как назло, по возрасту уже был подсудным. Посадить хотели. Отца у меня никогда не было, а мать, уборщица, почти все из дома продала, деньги собирала, чтобы мне условный дали. Условный дали, но предупредили: хоть один, малейший проступок — сразу в колонию, без разговоров. Мать после суда меня в другую школу перевела. Никто о моем сроке не знал, кроме директора школы. А потом проведал и Кирпич, ну тот, рыжий. Директор — его дядя. Вот он и стал за мой счет авторитет крутого пацана себе зарабатывать. Знал, что я не смогу ему ответить.

Следующим местом, куда Полярник отправился вместо Светлова, оказалась районная налоговая инспекция, в актовом зале которой состоялось присвоение ряду предприятий, в том числе и «КомпТрейду», звания «Добросовестный налогоплательщик» по итогам прошедшего года.

Получив желто-голубое свидетельство, Полярник произнес короткий спич о жизненной необходимости развития сотрудничества между бизнесом и фискальной службой. После торжественной части был фуршет, во время которого начальник инспекции напомнил об обещании Светлова выделить бедным налоговикам несколько компьютеров. Полярник заверил, что немедленно займется этим вопросом.

Дальше все пошло как по маслу. Полярник заменял Светлова на всех второстепенных мероприятиях, пропускать которые, несмотря на их второстепенность, было для Светлова нежелательно, потому что участие в них придавало дополнительный вес в обществе и позволяло не терять связи с людьми, которые в будущем могли бы понадобиться. Полярнику нравилось то, чем он занимался, словно его единственное призвание как раз и заключалось в том, чтобы водить людей за нос. Может быть, именно поэтому речь, которую он произнес на похоронах Гуровича (давший ему путевку в новую жизнь пластический хирург умер в результате сердечной недостаточности спустя восемь месяцев после их знакомства), была особенно трогательной, так что даже у тех, кто пришел исключительно ради приличия, выступили на глазах слезы.

Из речей и поступков знакомых Светлова, с которыми общался Полярник, можно было вынести немало интересного для конторы, чего не скажешь о самом генеральном директоре «КомпТрейда». Никакого компромата на него Полярник обнаружить не смог — может быть, оттого, что тот совершенно не допускал своего двойника к своей настоящей жизни, о которой Полярник долгое время мог только догадываться.

Как-то раз Полярник напрямую спросил генерального, чем тот занимается в то время, пока его копия из кожи вон лезет, чтобы сойти за оригинал. Светлов ответил:

— Когда чем. В основном работаю. А когда и по бабам хожу… Кстати, о работе и бабах. Что-то подустал я за последнее время.

Светлов не лукавил. Вид у него был неважный — серое осунувшееся лицо, темные круги под красными воспаленными глазами. Последнее время он безвылазно корпел над каким-то супер-пупер проектом, от которого, по его собственным словам, если дело выгорит, конкуренты сходят под себя от черной зависти, и теперь выглядел килограмма на три легче своего двойника.

— Так отдохни. Всех денег все равно не заработаешь.

— Да вот и думаю. Хорошо, что разговор у нас пошел на эту тему. Ты мне, пожалуй, в этом поможешь. Короче, слушай… Подцепил я одну заразу…

Заразу звали Никой. С ней, красивой, умной и много умеющей, Светлов собирался скоротать две недельки в президентском номере отеля неподалеку от швейцарского Саас-Фе среди зеленых горных склонов с заснеженными вершинами и хвойных лесов на фоне потрясающего своей голубизной неба. Но существовала и проблема. Ника была гражданской женой некого Петра Жучковского, владельца розничной сети по продаже оргтехники, партнера «КомпТрейда».

— Если Жучара узнает, что я сплю с его женщиной, наше с ним сотрудничество может накрыться медным тазом. «КомпТрейд» не может себе позволить потерять такого дилера.

— Да, — со смехом сказал Полярник. — Сложная у тебя, Витя, жизнь.

— Людям свойственно все усложнять, а мне в особенности. Что делать, таков уж я. Будь все просто, зачем бы я в тебя столько денег вкладывал? Чтобы ты мне помогал. Я говорил тебе тогда, в ресторане, а ты не верил.

— И в чем же моя помощь будет заключаться на этот раз?

— Ника нашла убедительную причину для поездки. В тех местах устраивают показы модной одежды. Она дизайнер и тоже в этой области подвизается. Петро ее отпускает. Но если и я исчезну, возникнут подозрения. Знакомых в «КомпТрейде» у него достаточно, и выяснить, что меня нет в городе, труда не составит. Поэтому ты будешь появляться в офисе вместо меня.

Полярник подпрыгнул от возбуждения. Одно дело — прикидываться кем-то в кругу малознакомых людей, и совсем другое — сыграть гениального программиста и руководителя предприятия перед его собственными подчиненными, тоже талантливыми специалистами, выучившими за много лет привычки руководителя, и так сыграть, чтобы они поверили, при том, что ты сам не разбираешься ни в руководстве, ни в программировании, — это даже не высший пилотаж, это нечто, лежащие за пределами возможностей.

С другой стороны, у него появлялась реальная возможность подобраться поближе к «КомпТрейду», а именно этого от него и ожидали старшие коллеги по службе. Но Светлову он ответил так, как тот, наверное, от него и ожидал.

— С ума сошел? Что я там делать буду, в этом офисе? Твои работники меня в момент раскусят. Они тебя знают как облупленного.

— Как они могут меня знать, когда я сам себя еще до конца не изучил? Сегодня я могу быть одним, завтра — другим, послезавтра — вообще третьим. Короче, семнадцатого с утра проведешь совещание с руководителями служб. Ничего серьезного. Все серьезное я решаю тет-а-тет с тем или иным специалистом. Общие совещания я провожу только для того, чтобы подчиненные помнили: они — части одного сплоченного коллектива. Ну, и для того, чтобы публично кого-то выпороть, если потребуется. Выслушаешь их отчеты, головой покиваешь. Будут предложения или просьбы — смотри по обстановке. Если их можно решить в рамках рабочего процесса, отпасовывай на моих заместителей. Раскладку по ним я тебе дам. Если же что-то глобальное, отвечай, что подумаешь, проанализируешь, после примешь решение. Вообще, почаще делай задумчивый вид, так чтобы все видели: физически ты вроде бы с ними, но мысленно где-то очень далеко. Тогда тебя никто и доставать не будет. Ну а если все-таки будут, можешь сказать прямо и просто: «Отвали, не до тебя сейчас». Я так иногда говорю. По финансам вопросов не ожидается. Аванс накануне отъезда я выплачу, с поставщиками рассчитаюсь. Все встречи перенесу. Если уж что-то действительно архиважное случится, звони мне на номер, который я тебе дал. Его знаешь только ты. В кабинете в баре есть напитки, не стесняйся. Самый крайний комп без пароля. Там есть несколько неплохих шутеров самой последней версии. Можешь пострелять.

На том и порешили. Но Светлов ошибался, когда думал, что, пока он выпасает на альпийских склонах длинноногую овечку по имени Ника, Полярник даром теряет время, сидя свадебным генералом на совещаниях генерального директора или убивая монстров в последней версии «Aliens». Полярник действовал.

Будучи от природы неплохим психологом, он смог подобрать пароль к главному компьютеру Светлова. Это оказалось совсем не сложно. Помогла та самая висящая в кабинете Светлова подсвеченная фоторепродукция с изображением мраморной скульптуры. К тому времени Полярник уже знал, что оригинал скульптуры находится в бельгийском городе Льеже, как и то, какое именно создание было выбито из мрамора. Падший ангел, он же Люцифер, он же Несущий Свет — именно так переводится с греческого это имя. Полярник знал, что еще одна такая же фотография, только меньше размером, висит у Светлова дома, над рабочим столом. Светлов явно ассоциировал себя с этим персонажем, являясь, по сути, его однофамильцем-тезкой. Недаром назвал этим именем свой главный программный продукт. Полярник по очереди вводил это слово кириллицей, потом латиницей, но доступа не добился. Полагая, что неточно передает звук «ц», Полярник пробовал разные варианты, но получал все тот же отказ. Потом его осенило и он набрал «Люцифер» по-русски, но с включенной английской клавиатурой. Сработало.

Папки с наработками Светлова, защищенные отдельными паролями, Полярника мало интересовали. Зато он получил доступ к финансовой и договорной информации «КомпТрейда», а также к личным делам сотрудников с пометками Светлова о тех или иных их достоинствах и особенностях. Оставленный на хозяйстве, Полярник частенько выбирался из приемной, ходил по кабинетам, обращаясь к сотрудникам по именам, интересовался их работой, внимательно слушал, кивая головой, иногда хвалил за усердие. Но особенным его вниманием пользовались финансовый сектор и бухгалтерия.

За два дня до возвращения Светлова Полярник пригласил к себе финансового директора — двадцатипятилетнего вундеркинда, получившего от своего шефа кличку Пентиум, и главного бухгалтера — тридцатидвухлетнюю Анастасию Викторовну Гаврилюк, женщину с крупными чертами лица и фигурой скаковой лошади, которую она, должно быть, получила, толкая ядро на стадионе и раз пять в год совершая прыжки с парашютом.

В самом начале разговора Полярник одну за другой поставил на стол три бутылки «бурбона», и уже через пятьдесят минут Пентиум был пьян до изумления. Анастасия Викторовна, на которой выпитое почти не отразилось, хоть она и закладывала за воротник наравне с мужчинами, легко подхватила его под локоть и повела проветриваться. В процессе разговора, когда «бурбон» еще не был выпит, Полярник узнал, что он, в смысле Светлов, намерен выбить под очень выгодные проценты государственный кредит в рамках государственной же программы развития информационно-коммуникационных технологий; что работа в данном направлении уже проделана колоссальная; что деньги, можно сказать, почти в кармане, то есть на счету, и это очень обнадеживает, потому что без этого кредита, по мнению Пентиума, «КомпТрейду» придется несладко.

Общаясь с финдиректором и бухгалтером, Полярник вдруг подумал о том, что со стороны Светлова было не очень разумно допускать его так близко к конторе. Ведь окажись Полярник действительно мошенником, он бы мог и не устоять. Подделать подпись Светлова и перевести все деньги фирмы на свой счет было хоть и не очень простой задачей, но вполне выполнимой.

Вторая серьезная ошибка Светлова по отношению к своему двойнику тоже оказалась связана с женщиной — Ларисой Буниной, бывшей одноклассницей Виктора Сергеевича. После первой проведенной ночи Полярник продолжал периодически с ней встречаться. Обычно они уезжали из города, ужинали в загородных ресторанчиках, гуляли по лесу, когда позволяла погода, в номере придорожной гостиницы предавались любви. Полярник знал, что наступит момент, когда Ларисе захочется большего, чего он никогда не сможет ей дать. И этот момент наступил.

— Мне иногда кажется, что ты специально прячешь меня от всех, — сказала она.

— Верно. Я действительно тебя прячу.

— Но почему?

— Когда человек владеет редким бриллиантом в драгоценной оправе, он, конечно, может хвастаться им своим знакомым, но тогда он рискует быстро его потерять. Однако он может наслаждаться его видом втайне, когда остается с ним наедине.

— Так я для тебя алмаз в оправе?

— В том-то и дело, что нет. Алмаз можно спрятать в банковский сейф, можно приставить к нему взвод солдат, чтобы охраняли его днем и ночью. А вот человек, если захочет уйти, уйдет, и ничто его не удержит. Особенно если этот человек — женщина. Слабая, капризная, но все-таки чертовски привлекательная женщина.

— Так ты поэтому не пускаешь меня в свою жизнь? Не потому, что у тебя на примете есть кто-то еще?

— Если бы я пустил тебя в свою жизнь, ты просто умерла бы со скуки. Ибо там есть только работа. Время, когда не работаю, я провожу только с тобой. Для других в ней нет места.

После этого разговора Полярник твердо решил положить конец их отношениям. Но время шло, а точку он поставить все не отваживался. И тогда это за него сделал сам Светлов.

Вскоре после возвращения Светлова из Швейцарии Полярник заехал к Ларисе домой, но, не успев переступить порог, получил звонкую пощечину.

— Не понял. Что с тобой?

— Ты еще спрашиваешь? После всего того, что ты мне наговорил и сделал вчера? Пошел вон, урод!

— Но я… — Полярник хотел сказать, что накануне его здесь не было, но остановился, пораженный догадкой. — Подожди, давай спокойно во всем разберемся.

— Не смей ко мне приближаться! — выкрикнула женщина и в качестве последнего аргумента достала из кармана кофты и навела на Полярника пистолет. Уверенной рукой взвела затвор. Лариса работала помощником судьи и имела разрешение на травматику. Как она умеет стрелять, Полярник тоже видел — с десяти шагов легко сбивала пулей банку от кока-колы.

— Вон из моего дома!

Полярник вышел и закрыл за собой двери.

В тот же день, вечером, он встретился со Светловым.

— Ты был у Ларисы? — спросил Полярник голосом, не обещающим ничего хорошего.

— А почему ты решил, что я буду перед тобой отчитываться? Ты же не отчитывался передо мной, когда без моего разрешения и ведома на протяжении долгого времени спал с женщиной, называясь моим именем.

— Но я…

— Что ты? Когда ты, называясь Игорем, Олегом, Рудольфом, Славой, Додиком или Шмодиком, снимаешь в ночном клубе телок, мне все равно. Твоя личная жизнь меня не колышет. Но называться Виктором Сергеевичем Светловым ты можешь только тогда, когда я тебе об этом скажу. Что не ясно?

— Что ты ей сказал?

— Сказал, что мы больше не будем встречаться. Сказал, что без памяти втрескался в другую бабу и собираюсь на ней жениться. А Лариска у меня была просто так, для развлечения.

— Прямо так и сказал?

— В общих чертах. Если отбросить излишнюю эмоциональность и некорректность высказываний. Кто-то же должен был подвести черту под всей этой историей.

Как ни был зол на Светлова Полярник, он не мог не признать справедливость его упреков. Он не имел права делать то, что сделал. Скорее всего, конфликт на этом и закончился бы, но тут Светлов возьми и брякни:

— Если честно, я не сразу спровоцировал ссору. Уж очень хотел проверить, что в ней может быть такого, чтобы у тебя сорвало башню. И ты знаешь, я тебя вполне понимаю. По моей личной шкале сексуальной привлекательности твоя барышня, или, пардон, моя, вполне претендует на место в первой десятке.

Полярник кипел. Что сказать, он не знал, так как в подобной ситуации был впервые, знал только, что хотел бы сделать, — налететь на Светлова и до тех пор бить по зубам, пока вся его белоснежная металлокерамика не окажется у него в прямой кишке. Но Светлов, зная о характере встречи, принял меры, чтобы этого не случилось, — при разговоре присутствовал его верный цербер Расулов.

Светлов улыбнулся издевательски, с сознанием собственного превосходства:

— Не парься, Полярыч. Ревновать женщину к самому себе — это, согласись, глупо. И вообще, что я должен тебя успокаивать? Ты меня чуть не подставил, а я… Исчезни с глаз моих. Не показывайся, пока я тебя сам не позову.

Когда Полярник возвращался домой, его автомобиль был остановлен инспектором ГАИ.

— Почему превышаете скорость? — строго спросил инспектор, сжимая в руках права Полярника. — Нехорошо. Пройдите в нашу машину.

— Если я превысил, то всего на десяток километров. За это полагается лишь устное предупреждение.

— Я в курсе. Пройдите в машину. Там вас и предупредят.

Полярник, чертыхаясь и хмурясь, прошел к патрульному авто. Инспектор, не выпуская права из рук, показал на заднее сиденье.

— Сюда садитесь, пожалуйста.

Выполняя требования, Полярник нагнулся и увидел, что там же на сиденье расположился Владимир Федорович, все такой же толстый и с такими же большими усами.

— Что за цирк? — возмутился Полярник. — Вы проигнорировали две последние встречи, зато теперь останавливаете меня при помощи гаишников. Случилось что?

— Во-первых, здравствуй, — сердито сказал Владимир Федорович.

— Здравия желаю.

— Другое дело. Теперь насчет наших не сложившихся встреч. Следить за тобой стали в последнее время.

— Светлов?

— Его люди. Не то чтобы всегда по пятам ходят, но без внимания стараются не оставлять.

— Может быть, Светлов отдал приказ охранять меня?

— Может, и охранять, а может, и стеречь. Но, скорее всего, и то и другое.

— И сейчас стерегут?

— Ага. Мимо проехали. Думаю, за эстакадой ждать будут. А ты чего весь такой странный? Похоже, это у тебя что-то стряслось. Колись давай.

Полярник нехотя рассказал про Ларису.

— Все правильно, — кивнул Владимир Федорович. — Сволочь ты, капитан. Морочишь барышне голову. Нельзя так. Подло. По-своему Светлов прав.

— Прав? Да он ее… Он ей!

— Ладно, ладно. Без поэзии. Лучше скажи, почему мы об этой Ларисе ничего не знали? Почему не доложил?

— А что тут непонятного? Это моя личная жизнь.

— Личная жизнь у тебя начнется, когда на пенсию выйдешь. А Ларису, по-хорошему, проверить надо бы.

— Да не надо хоть ее сюда впутывать. Да и все, конец уже. Послала она меня. И все из-за этого козла.

Владимир Федорович минуты две думал.

— Ненавидишь его?

— Сейчас да.

— А вот представь себе, что ты не капитан госбезопасности, а действительно квартирный аферист Полярник и по совместительству двойник Светлова. Что бы ты с ним сделал после такого облома? Подумай.

— Тут и думать нечего. Я уже думал. Без штанов бы оставил и его, и его фирму. Вот что. Он как раз кредит большой получает. Только он его у меня и видел бы.

Владимир Федорович записал на оторванном блокнотном листике телефонный номер. Велел Полярнику запомнить, после чего поджег бумагу и выбросил на асфальт.

— Позвонишь по этому номеру. Это хакер, зовут Мичман. Неплохо разбирается в интернет-банкинге. Он поможет тебе открыть счет на предъявителя в кипрском банке, на который в перспективе можно будет перевести деньги «КомпТрейда». Ну, а по вечерам будешь с превеликим усердием тренироваться подделывать подпись Светлова.

— На фига?

— Чтобы было до фига. Ты, капитан, профессионально изображаешь мошенника с уголовным прошлым. Вот и веди себя соответственно. Хотел оставить Светлова без штанов? Так вперед. Оставляй. Мотив у тебя есть. Возможности тоже.

Полярник удивленно посмотрел на Владимира Федоровича. Его мысли путались.

— А может, вы сами мне счет откроете? — спросил он первое, что пришло в голову. — Если за мной следят, то и телефон могут прослушивать.

— Ну и пусть прослушивают.

— Бывают моменты, когда я вас не понимаю. Что значит пусть?

— Эта история с женщиной тебя совсем из колеи выбила. Тупишь сегодня по полной. Вот как ты думаешь, Светлов человек умный?.. Хотя что ты там можешь сегодня думать. Я лучше сам скажу. Наши аналитики и я считаем, что Виктор Сергеевич умный. Но… Умный человек не позволит мошеннику-двойнику читать его финансовую документацию. Умный человек не оставит на него свою контору и не уедет за границу. Умный человек не станет ссориться с двойником и провоцировать его, заявляя, что спал с его женщиной.

Полярник наконец понял, что имел в виду Владимир Федорович.

— Вы хотите сказать, что он все это специально делает. Но зачем?

— То-то и оно, что пока не ясно зачем. Вот это ты и должен выяснить. Доживем — увидим. Кстати, ни в какую Швейцарию Светлов в тот период не выезжал. И вообще за границу. Где он был, мы не знаем, но уверен, что не очень далеко.

Вот именно, что если доживем. Сидя в темном чуланчике, куда его поместили люди Финна, Полярник вспоминал слова Владимира Федоровича, которые теперь звучали пророчески. Теперь-то он хорошо понял, что все это просиживание штанов в президиуме на малопонятных конференциях, пьянки в саунах в компании работников прокуратуры и депутатских помощников и даже, в виде исключения, постель с одной из пассий генерального директора оказались для него лишь затянувшейся репетицией перед тем, как его лицо окажется в перекрестье оптического прицела. Похищения, покушения, риск — как раз те самые случаи, для которых сильные мира сего и копируют себя в других людях.

Когда Финн потребовал тридцать пять миллионов, единственное, что мог сделать Полярник, это тянуть время, до последнего играя роль генерального директора «КомпТрейда». «Настоящий Светлов еще не в курсе событий, — думал он с надеждой. — Закрылся дома или на даче и работает как проклятый, не отвечая на телефонные звонки, как это часто бывало, когда он вместо себя выпускал в свет двойника».

Полярник позвонил сначала в банк, потом Анастасии Викторовне. Поскольку бухгалтер совершено не удивилась звонку, он понял, что Светлов в тот день в офис еще не заходил.

Когда похитители привезли Полярника в банк, он велел Левше отойти не потому, что ему захотелось лишний раз поиграть с огнем. Левша и в самом деле мешал. Несмотря на то что Полярник исписал целые Гималаи из бумажных листов, тренируясь подделывать подпись Светлова (две связанные друг с другом замысловатые загогулины), и вроде бы научился, все равно ему нужно было абстрагироваться от всего, ни о чем не думать, предоставив действовать только натренированным до автоматизма рукам.

Однако все сложилось совсем по-другому…

 

Глава 5. Знакомые старые, проблемы новые

Бог троицу любит. Трижды за последние несколько часов Полярник терял сознание, трижды возвращался к жизни. И каждое новое возвращение оказывалось на порядок ужаснее предыдущего.

— Очухался, Виктор Сергеевич? — насмешливо спросили рядом.

Полярник потрогал лоб. Волосы были мокрые и липкие. Голова раскалывалась. Складывалось впечатление, будто по ней ударили топором.

— Пуля прошла по касательной. Кость цела. Я проверил. Только кожу немного содрало. Тебе повезло, что твой идиот был вооружен травматикой, — объяснил ему все тот же голос.

Полярник сидел на заднем сиденье джипа. Одежда его была перепачкана кровью. Так выглядел герой Мэла Гибсона после битвы с англичанами в «Отважном сердце».

— Это не твоя кровь, — успокоил сидящий спереди человек. — Его.

Рядом с Полярником полулежал Йети, которого теперь можно было узнать разве что по габаритам. Лица у него не было. Поняв, что Полярника сейчас стошнит, человек с переднего сиденья поспешно выскочил из машины.

Полярника вырвало прямо на рычаг переключения передач. Стараясь не смотреть на изуродованного мертвеца, он вытерся рукавом пиджака и медленно, держась за пробитую во многих местах пулями дверцу, чтобы не упасть, вылез наружу. Ему не мешали.

Джип стоял в просторном длинном ангаре. Тусклая лампочка освещала лишь небольшое пространство перед закрытыми железными воротами с дверью. У одной из стен располагались аккуратно уложенные бывшие в употреблении автомобильные покрышки, у другой — куча деревянных и пластмассовых ящиков, несколько железных канистр. Сразу за ящиками на территории бокса размещалось небольшое подсобное помещение вроде каптерки. Там тоже горел свет.

Вглядевшись в плоское лицо стоящего перед ним накачанного парня, Полярник не без труда вспомнил Валика и Маратика — некогда состоявших на службе у Светлова незадачливых спортсменов, уволенных за то, что упустили его у ресторана в лесу.

— Валик?

— Марат. Вижу, у тебя, Сергеевич, от контузии память ухудшилась. Впору знакомиться заново.

— Я Валик, — произнесла вышедшая из тени широкоплечая фигура. — Здравствуй, Виктор Сергеевич, как твои делишки? По ходу, не очень. Я только что вроде слышал, будто память у тебя отшибло. Зато у нас память превосходная. Хорошо помним, как ты нас на улицу выкинул, как говорится, без выходного пособия. А когда депутат Михаил Сранин хотел взять нас к себе бодигардами на хорошие бабки, ты ему позвонил и отговорил.

Рана на голове не помешала Полярнику сообразить, что из одной переделки он сразу попал в другую.

— Извините, парни. Погорячился. Вы того козла упустили, а он мне нужен был… Вот я и разозлился. Нечаянно как-то получилось.

— За нечаянно бьют отчаянно, — произнес Маратик и, подойдя к Полярнику, довольно чувствительно щелкнул его по носу, далее обшарил карманы на предмет опасных для здоровья предметов. Шариковая ручка «за Игната Свинарчука» его не заинтересовала.

— Ну ладно, мы тебе не угодили, и ты нас выгнал. Это понять можно, — рассудительно заговорил Валик, который был несколько умнее своего туповатого товарища. — Но как понять, что вместо нас ты нанял этих ушибленных, которые убили телку из бухгалтерии и чуть было не замочили тебя?

Пока Валик говорил, Маратик мелькал перед Полярником и даже пританцовывал, словно рэпер на сцене.

— Слышь, Марателло, не мельтеши, — попросил Валик.

— Не могу. Из меня адреналин еще не весь вышел. Что это была за гонка! Что за гонка! Люк Бессон со своим гребаным «Такси» нервно курит на балконе. Даже ты оценил бы, Сергеич, если бы не валялся в отключке. Два раза думал, что все, конец. Но мы все-таки сделали ментов. Сделали. Ушли и концы запутали. Пусть теперь нас поищут. А ты, баран темный, взял и выгнал нас.

— Ну, хотите, возьму обратно. С тройной оплатой.

Предложение Полярника вызвало у обоих истерический хохот. Теперь уже и Валик затанцевал перед джипом.

— Да мы теперь сами кого хочешь нанять сможем. Даже тебя программистом на полставки!

— А где мы сейчас? Что это?

Маратик прекратил дергаться.

— Надеешься, что менты придут сюда тебя спасать? Не надейся. Не придут. Никто сюда не придет.

Словно в доказательство противоположного, снаружи послышался тихий шорох, потом условный стук в железную дверь.

Валик с Маратиком посмотрели друг на друга. Вынув пистолет, последний погрозил стволом Полярнику, давая понять, что тот должен хранить молчание. В дверь постучались еще раз, затем раздался слабый, приглушенный дверью голос:

— Пацаны, откройте, это я, Шест.

Валик сплюнул. В припадке эйфории они как-то забыли о человеке, сидевшем за рулем микроавтобуса. Маратик двинулся было к двери, но был остановлен товарищем, который что-то прошептал ему на ухо. Маратик кивнул и спрятался за покрышками. Валик открыл. Полярник, который стоял, прислонившись к кузову джипа, отвернулся в сторону, чтобы не видеть, что сейчас произойдет.

Шест юркнул внутрь.

— Это кто? — спросил он, оглядываясь на Полярника.

— Заложник, — ответил Валик, вглядываясь в глаза пришедшему с каким-то нехорошим задором. — Тебя самого где носило?

— Меня… На квартире у одной марухи отсиживался. Где пацаны-то?

— Ладно, у марухи… В сортире ты отсиживался. Зуб даю, что ты штаны со страху перегадил.

— Я не… Я…

Валик не дал ему договорить.

— Нас под ментовскими пулями оставил, а сам свалил… Бросил нас всех.

— Да ничего я не бросил. Я за углом стоял, а когда к вам поехал, меня мусора протаранили. Что я мог сделать?

— Понятно, тебе помешал разбитый бампер.

— Да какой бампер, там радиатор вообще посыпался, они же меня так шандарахнули…

— А что ты вообще делал за углом? Ты где стоять должен был? Разве не перед входом?

— Так лишний раз мелькать не хотел.

— Это понятно, — заключил Валик, но тут же добавил, уже примирительно: — Ладно, проехали. Кто старое помянет… Говори, что там слышно?

— Ну и разговоров о нас! — оживился Шест, обрадовавшись, что все закончилось миром. — Весь город на ушах стоит. В новостях, по всем каналам. На пятьсот километров все дороги перекрыты, даже вертолеты подключили. Они ведь думают, что нас давно нет в городе.

Валик кивнул. Так все и должно было быть. Запутав погоню и вырвавшись на большой скорости из города, он свернул с трассы в лес и окольными путями, плутая между оврагами, то и дело рискуя завязнуть в грязи, все-таки смог вернуться назад, на окраину, где в одном из пустых складских ангаров, некогда принадлежавших расформированной воинской части, у них была оборудована база.

— А где пацаны? — снова оглядевшись, спросил парень.

— Нет больше пацанов. Положили всех.

— Я не понял. Так это что теперь, мы вдвоем остались? Я и ты?

Маратик выступил из своего укрытия.

— Нет. Он и я.

Шест хотел что-то сказать, но поперхнулся, булькнул и, схватившись за горло, упал к его ногам.

Вытерев нож об одежду убитого, Маратик хлопнул Валика по ладони. Им снова стало очень весело. Уйдя от Светлова, они несколько месяцев находились в свободном полете, пока случайно не примкнули к банде, которую возглавлял бывший офицер-спецназовец по кличке Черный Капитан. Это было их третье ограбление банка за последние два месяца. И последнее. Банды больше не существовало. Тип, который теперь валялся в джипе, завалил Капитана прямо на ступеньках перед банком. Остальные тоже погибли. А Валик с Маратиком остались. И деньги тоже остались. За все три наскока. Когда-нибудь менты, конечно же, обнаружат это место, вот только их тут уже не будет.

Усевшись на штабель из покрышек, Маратик достал недокуренный и забычкованный косяк, раскурил его от зажигалки, томно закатив глаза, два раза затянулся и предложил Валику. Тот тоже сделал две тяги. Посмотрел на Полярника.

— Дунешь, Сергеевич?

Полярник отказался. Марихуана действовала на него удручающе. И без того на душе было тошно.

— Как хочешь. Я хотел как лучше. Последняя сигарета приговоренного к смерти. Мы ж не изверги какие-нибудь.

Валик еще раз затянулся, сделал пятку и вернул косяк Маратику.

— Давай пожрем, брат, — вдруг сказал Маратик.

— А давай, — улыбаясь, согласился Валик. — Только падаль эту сначала убрать надо, чтобы аппетит не портила.

— Куда?

— Да хоть в эту бэху. В багажник. Все равно вещь испорчена. Дырки, кровь, блевота.

Они подтащили труп к БМВ. Валик открыл багажник и тут же удивленно отступил назад.

— А это еще кто такие? Ну, ты, Виктор Сергеевич, даешь. Настоящий морг на колесах. Ты что, их на зиму солить собрался?

Полярник, не зная о настоящих планах Финна, тоже удивился наглости похитителей или же их беспечности — поехать в банк за чужими деньгами, не озаботившись тем, чтобы избавиться от трупов в багажнике! Теперь ему только оставалось рассказать правду. Какую-то ее часть.

— Те ублюдки, которые положили ваших людей, — не моя охрана. Вот моя охрана, в багажнике. Меня сегодня похитили. Привели в банк под конвоем, чтобы я на их счет все деньги фирмы перекинул.

— Что ж, это многое объясняет, — кивнул Валик. — А деньги перевел?

— Куда там. Вы там такой кордебалет устроили, не до переводов стало.

— Значит, лаве твое осталось нетронутым? — заинтересовано осведомился Маратик.

— Не надо. Хватит нам, — сказал более осторожный Валик, поняв, куда клонит его товарищ. — А его лучше убрать. Знает слишком много. Да и вообще, в порядке восстановления справедливости.

— Денег много не бывает. Мы их будем в дело вкладывать. И не так уж много их у нас. У Сергеевича куда больше. Пусть поделится. Это и будет полным восстановлением справедливости.

Полярника повели в подсобку. По дороге он два раза падал, объясняя это головокружением, так что Валик с Маратиком поддерживали его под локти, как пьяного. Нарочно старался показать себя слабее, чем был на самом деле, чтобы налетчикам не пришла в голову простая как пареная репа мысль — связать ему руки. Хотя и здоровый по сравнению с этими двумя кабанами он выглядел полным дистрофиком.

В подсобке имелась кое-какая мебель, холодильник и телевизор. Отдельно в углу стоял монитор с пультом, передающим изображение с трех камер наблюдения, установленных на территории. Также имелись инфракрасные датчики, реагирующие на движение и подающие сигнал тревоги. Покойный главарь принял меры, чтобы не быть застигнутым врасплох. В дальнем конце ангара виднелась еще одна дверь.

Оказавшись в подсобке, Полярник беспомощно плюхнулся на прожженный в нескольких местах сигаретами диван и в изнеможении закрыл глаза. Бандиты достали из холодильника палку колбасы, две банки мясных консервов, плавленый сыр, свежие огурцы и начатую бутылку водки. Несколько минут было слышно только их сосредоточенное чавканье. Перекусив, Валик налил водки в два стакана, до половины.

— Тебе плеснуть, Сергеевич? — спросил он.

Полярник отказался и от выпивки, объяснив слабым голосом, что он и так на грани потери сознания.

— За что пьем? — чокаясь, спросил Маратик.

— А вот за него. За Виктора Сергеевича Светлова, — ответил Валик, а когда его товарищ удивился, пояснил: — Если бы он нас тогда не выгнал, мы бы до сих пор у него на побегушках были. Принеси, подай, иди на хрен, не мешай. И с Черным Капитаном мы никогда не познакомились бы. И если бы не Сергеевич, не его деньги, которые хотели забрать, Капитан был бы жив и бабки пришлось бы делить на всех. Ладно, если бы поровну. А так наша доля была меньше всех. Теперь мы сами себе хозяева.

— За Светлова! — согласился Маратик и чокнулся.

Второй тост они выпили друг за друга, третий, как водится, за баб.

Валик включил телевизор, сказав, что вот-вот должны начаться новости. Шест не соврал. Про налет на «Скай-банк» и последующую перестрелку не говорил только ленивый. Отдельной темой для репортажа стала головокружительная погоня по городу и за его пределами, в результате которой были разбиты четыре милицейских и две частные машины, двое сотрудников погибли, восемь человек, среди которых трое гражданских, госпитализированы. Финальной точкой погони оказалась массовая авария на шоссе в направлении Козина — Обухова, когда машину ДПС развернуло и вынесло на встречную полосу. Патрульные машины до сих пор усиленно проверяют все дороги в южном направлении, но пока безрезультатно. Машина, на которой скрылись налетчики, словно в воду канула.

Небольшим облегчением для Полярника стало сообщение о том, что Анастасия Викторовна не погибла, а тяжело ранена.

— Пока удалось опознать только одного из убитых налетчиков, — говорила с экрана круглолицая блондинка. — Мирослав Козырев, сержант-контрактник, служивший в спецназе и уволенный со службы за неоднократное нарушение воинской дисциплины. Возможно, этим и можно объяснить высокий профессионализм, с каким эти люди совершали разбойные нападения. Им даже удалось перебить охрану известного разработчика в области высоких технологий Виктора Светлова. Сам Светлов был захвачен в заложники. Во время погони он все время находился в одной машине с бандитами, но вскоре, на его счастье, они избавились от него, выкинув на ходу. Директор «КомпТрейда» сам обратился в милицию и дал показания сразу после того, как получил медицинскую помощь. Полчаса назад наш корреспондент взял у него интервью.

— Ну, заливают, — заржал Маратик. — Интервью они взяли. Показания дал. Вытолкнули на дорогу. Как же! Правильно я делал, что никогда не верил этим свистунам. Лишь бы…

Маратик замолчал, широко разинув рот, — на экране показали Светлова. У Валика и Полярника тоже отвисли челюсти. У Валика по той же причине, что и у Маратика. У Полярника из-за того, в каком виде был Светлов. Одет он был точно в такой же костюм, как у Полярника, и костюм этот был сильно измят и запачкан; наполовину оторванный ворот рубахи беспомощно свисал; голова была туго перемотана бинтом.

— Как вы себя чувствуете, Виктор Сергеевич? — поинтересовалась уже знакомая Полярнику Кира Васильева.

Разговор происходил в вестибюле одной из столичных больниц.

— Меня больше беспокоит, как чувствует себя Анастасия Викторовна. Поэтому я сейчас здесь.

— Насколько известно, состояние у вашего бухгалтера тяжелое, но стабильное.

— Да. Мы подключили лучших врачей, только что закончилась операция, и теперь остается лишь ждать и молиться.

— Надеемся, что случившееся никак не повлияет на продвижение вашей новой программы «Люцифер», о чем вы заявляли сегодня утром.

— На «Люцифер» ничто не повлияет, но, как я уже сказал, сейчас для меня главное — поставить на ноги мою коллегу. «КомпТрейд» — это сплоченный и дружный коллектив. Мы своих не бросаем.

— Как вели себя с вами грабители?

— По-свински. Как и положено грабителям. Но мне неохота сейчас об этом говорить. Извините, мне пора.

Сюжет закончился, Валик и Маратик дружно обратили недоумевающие взгляды в сторону Полярника.

— А я чего-то не понял. Что это было? — протяжно произнес Маратик.

Полярник растерянно пожал плечами. Он сам не знал, что и думать. Не знал, что говорить.

— Может быть… монтаж… А?

Запищал тревожный динамик. Кто-то шел в сторону их ангара. Валик вырубил телевизор, переключив свое внимание на монитор камеры наблюдения.

— Это еще кто такой? — задумчиво произнес он.

— Мент?

— Черт его разберет, вроде нет.

— Один?

— Что меня спрашиваешь! Сам, что ли, не видишь? На мониторе один. Но это может быть только разведчик.

Валик стал переключаться с камеры на камеру, но никого больше не заметил.

— Все-таки один. Смотри, у него волына в руках, и, кажется, с глушаком. Ствол длинный. Точно, с глушаком.

— Тогда это не мент, если с глушаком. А может быть, это его ищут? — Маратик показал на Полярника. — Слушай, а давай его мочканем от греха подальше. Черт с ними, с его бабками.

— Дебил. Если нас обложили, он нам еще понадобится. Он же заложник.

Неизвестный тем временем подошел к самым дверям ангара, осторожно их потрогал, убедился, что заперты, осмотрелся, прислушался. Его лицо было повернуто в сторону камеры.

— Постой, кажется, я знаю этого субчика, — возбужденно сказал Валик. — А ну, ты, герой-мученик, давай сюда.

Мускулистая рука Валика схватила Полярника за загривок и притянула к себе, так чтобы и он тоже имел возможность видеть, что происходит на улице. Полярник для вида застонал. Валик повернул его голову лицом к экрану.

— Смотри, если ты — Светлов, ты должен знать этого клоуна.

Картинка была не особенно четкая, но достаточно, чтобы узнать в человеке правую руку Расулова, его сменщика, человека с редким именем-отчеством — Гектора Илларионовича. Личностью он был непростой и очень темной.

— Как его не узнать? Банников Геша, — сказал Полярник. — Или просто Ларионыч.

— Я его тоже помню. Не понимаю, как он нас тут нашел, — вмешался Маратик. — А что это у него во второй руке, планшетка, что ли? Он постоянно в нее заглядывает.

Валик долго всматривался.

— Нет, это не планшетка. Что-то небольшое. Это… Кажется, я просек, как они нас вычислили. Это прибор, который ловит сигналы, а маячок где-то у него спрятан.

Он показал на Полярника. Раздосадованный Маратик тут же саданул ему под ребра рукояткой пистолета. Застонав, теперь уже по-настоящему, Полярник съехал на пол.

— Вот змей подлый! Просто время тянул, зная, что тебя найдут. Тушку они твою найдут, понял, гнида? Колись, где у тебя эта штука спрятана? Может, в подошве? А ну быстро снимай свои говноступы!

— Не кипятись, Марателло, — заметил резонно Валик. — Пусть себе пикает. Они уже знают про это место. Если мы сейчас эту хреновину вырубим, тот тип поймет, что мы его видим.

— Пацаны, — сказал Полярник, пытаясь подняться, — зуб даю, я сам ничего не понимаю. Мне кажется, против меня организован заговор. И мужик этот, который дает интервью от моего имени, и датчик, если он, конечно, существует, — все это звенья одной цепи. Сами посудите, если бы все было не так, если бы моя охрана знала, где меня надо искать, разве сюда пришел бы только один человек? Да здесь уже такая свистопляска творилась бы, спаси и сохрани! Что-то не так. Кто-то хочет кинуть меня с моей корпорацией. А Ларионыч этот — тварь продажная. Может, все-таки договоримся? Полцарства за коня, а?

— Какого еще коня, ничего не понимаю, — сморщился Маратик. — Конь у нас здесь только один. И этот конь, по ходу, — ты.

— Он хочет сказать, что отпишет на нас половину своих активов, если мы поможем ему разобраться с кидаловом, — пояснил Валик своему недалекому товарищу. — А вот скажи мне, если ты в самом деле Светлов, что ты нам говорил, когда брал на работу?

— Я многих брал на работу. Всего не упомнишь. Особенно дословно.

— А ты напрягись.

— Ну, если приблизительно, то сказал, что главное мое требование к тем, кто со мной работает, — умение держать язык за зубами. Что не потерплю предательства и, если что, найду и на краю света.

Вопрос оказался немудреным, а потому и угадать с ответом было нетрудно. Полярник знал, что необходимость держать язык за зубами, — это первое, о чем предупреждают наниматели тех, кого они берут себе секретарями, водителями и охранниками, то есть лицами, особо приближенными к телу императора.

— Хорошо. Только активы будем делить поровну. То есть на троих, — строго сказал Валик.

— Ладно, пусть вам будет шестьдесят процентов. Лучше потерять их, чем все.

— Шестьдесят шесть процентов. Шестьдесят шесть и шесть десятых, — поправил Маратик, давая понять, что и он, если надо, умеет шевелить мозгами и не даст себя обмануть.

— Черт с вами, — после паузы нехотя согласился Полярник. — У меня нет другого выбора.

Стоявший у дверей человек тем временем отошел в сторону метров на тридцать от здания и пропал из виду, спрятавшись за большим ржавым контейнером.

— Вот козел. Засаду на нас решил устроить. Ну-ну. Сейчас я его сделаю, — с довольным видом потер руки Валик.

— Что хочешь сделать? — поинтересовался Маратик.

— Выйду через двери с другой стороны и обойду его со спины. Он и пикнуть не успеет. Ты как хочешь, чтобы я этого Гешу сразу пришил или чтобы он помучился?

— Он меня вообще ни во что ни ставил. Поэтому лучше бы, чтобы он помучился. Но для пользы дела, ладно, не тяни, вали сразу, — милостиво разрешил Маратик.

— Тогда я пошел. Присматривай тут за нашим инвестором. И за тем хреном на улице тоже. Если он изменит место дислокации, позвони на мобилу.

— Дисклок… чего?

— Если он из укрытия свалит.

— А, понял. Хорошо, только звук выключи, чтобы он тебя не услышал.

Валик, зарядив дробовик, ушел. Полярник, кряхтя и потирая ребра, поднялся и снова сел на диван в полуметре от Маратика. Последний поспешно взял стоявшую напротив Полярника пустую бутылку и стакан и передвинул их на другой конец стола. Туда же перекочевали и две вилки. Нож убрали еще раньше.

— Было дело, — пояснил он свои действия Полярнику, — одни козел в ресторанном сортире на моей голове банку разбил.

— Используй все, что под рукою, и не ищи себе другое?

Маратик вздрогнул.

— Верно. А ты откуда знаешь?

— Отсюда.

Шариковая ручка «За Игната Свинарчука» вонзилась Маратику в правый глаз. Он даже не пискнул, а сразу потерял сознание от болевого шока. Дотянувшись до бутылки, Полярник разбил ее на затылке качка. Для верности. Посмотрел на монитор. Сначала там было только пустое пространство, но вскоре он заметил какое-то слабое движение у края противоположного ангара. Приглядевшись, Полярник понял, что это часть руки: Валик, притаившись за углом, выслеживал противника. Несколько минут прошло в ожидании, пока Валик, пригнувшись, не показался полностью. Крадучись, он стал подбираться к месту, где должен был находиться Ларионыч. Чем ближе он подходил, тем менее уверенными становились его шаги. Когда же он оказался совсем рядом с контейнером, то выпрямился во весь рост. Полярник не видел его лица, но сам силуэт Валика выражал полнейшее недоумение. Ларионыча за контейнерами не оказалось.

«Да, Валентин, не быть тебе хозяином “КомпТрейда”, ой, не быть», — только и успел подумать Полярник, как тут же тело Валика дернулось и распласталось на асфальте. Полярник не заметил точного места, откуда стреляли. Лишь по какому-то едва различимому колебанию он понял, что стрелок прятался там, откуда только что вышел сам Валик. Как Ларионычу удалось незамеченным покинуть укрытие и самому обойти противника, можно было только догадываться.

Оставалось решить, что делать дальше. Открыть двери, окликнуть Ларионыча, назваться? Не самая лучшая идея. Вряд ли в планы этого человека входило его спасение. Светлов, тут и гадать было нечего, уже успел пообщаться с директором банка, может, даже с Анастасией Викторовной, если та пришла в себя. Так или иначе, но насчет липовой платежки он был уже в курсе, поэтому, недолго думая, приговорил Полярника к смерти, считая его единственным виновником происшествия. Оттого и послал лишь одного человека, чтобы меньше было свидетелей. Хотел бы спасти, тут была бы вся служба безопасности «КомпТрейда».

Вспомнив, что где-то у него есть посылающий сигналы прибор, Полярник быстро ощупал свою одежду. Бесполезно. Сигнализатор мог быть где угодно — в пуговице пиджака или рубахи, в пряжке ремня и даже, как заметил Маратик, в обуви. Выходя из дома по личным делам, Полярник мог одеваться как угодно. В остальных же случаях его одежда, вплоть до ремня и толщины шнурков, должна была соответствовать одежде Светлова. Все предметы делового гардероба Светлова покупались в двойном экземпляре. Расулов лично привозил их к Полярнику на дом.

Полярник снова взглянул на монитор. Картинки уже не было. По экрану бежала серебристая рябь. Надо было срочно принимать какие-то меры — Ларионыч уж точно не был лохом, и трюк с шариковой ручкой с ним не провернешь. От пистолета, заткнутого за пояс Маратика, он отказался сразу в пользу автомата, который Валик положил в шкаф. Проверил магазин. Оставалось самое главное — найти место, где бы спрятаться.

* * *

Ларионыч долго не появлялся. В ангар он зашел с дальней, не запертой на замок двери, через которую выходил Валик. Пробирался медленно, постоянно прислушиваясь. Приблизившись к освещенному концу, Ларионыч в очередной раз глянул на прямоугольный приборчик, издали напоминающий мобильный телефон, благодаря которому он вычислял местонахождение Полярника. Сигнал шел со стороны черного джипа. Ларионыч лег на пол. Ноги за машиной не просматривались, за ней никто не прятался. Значит, цель могла быть только внутри. Ларионыч прицелился, но стрелять по машине передумал. Еще кто-то мог засесть в помещении с левой стороны, где тоже горел свет. Медленно передвигаясь на корточках, он подобрался к дверям помещения и, держа наготове оружие, осторожно заглянул внутрь.

Внутри было пусто, если не считать мужика на полу, очень походившего на мертвеца. Ларионыч брезгливо скорчился — вместо правого глаза у мужика было мокрое красное пятно, из которого торчало какое-то орудие. С разбитой головы струйками стекала кровь.

Он снова переключил внимание на джип. Если в боксе осталась хоть одна живая душа, то только там. Выждав несколько минут, он подкрался ближе и заглянул в салон через разбитое пулями боковое стекло. Пусто. Некогда светлая кожа, обтягивавшая сиденья, была вся покрыта бурыми пятнами. Ларионыч еще раз сверился со своим прибором. Сигнал определенно шел из машины. Он открыл багажник и в ужасе отпрянул назад.

— Во, блин!

Багажник был буквально нафарширован мертвыми телами. Такое количество трупов, собранных в одном месте, Ларионыч видел только в кино. На самом верху лежал здоровяк с кашей вместо лица. Преодолевая отвращение, Ларионыч потянул его за пряжку ремня. Мертвец грузно шмякнулся о бетон, так что Ларионыч едва успел отпрыгнуть. Теперь он увидел Полярника. Свернувшись в позе зародыша, тот лежал между пацанами из охраны. Даже в полутемном освещении багажника можно было разглядеть аккуратную красную дырочку прямо посреди лба. Кто-то хорошо постарался.

Заткнув пистолет за пояс, Ларионыч достал трубку мобильного телефона.

— Усман, это Гектор. Я его нашел. Он мертв.

— Почему? Я же сказал, чтобы ты привез его живым.

— Я тут не при делах. Его уделали намного раньше. Кровь на одежде уже высохла. Пацанов жалко, которые его охраняли… Всех перебили. Рядом с ним лежат, в багажнике.

— Черт. Несколько преждевременно. Его бы живым не мешало… — На другом конце послышался разочарованный вздох Расулова. — Ну да ладно. Один черт. Нам потом меньше работы будет. Только убедись, что он действительно мертв.

— Сделать ему еще одну дырку в башке?

— Нет. Если он дохлый, эксперты определят, что стреляли уже в труп. Лишние пули вызывают лишние вопросы. Просто ощупай его. Ты что, понять не сможешь, жмурик перед тобой или нет?

«Сам щупай. Будет он тут живой с пробитым лбом», — зло подумал Ларионыч, подождал несколько минут, потом доложил:

— Пощупал. Он готов.

— А эти громилы, с которыми он был?

— Трупы. Думаю, их перестреляли их же подельники, чтобы не делиться награбленным. Я смотрю, тут стоят канистры и не только. Тут много чего, что хорошо гореть будет. Устроить небольшую чрезвычайную ситуацию?

— Согласен. Прибери там хорошенько.

Открыв двери бокса, Ларионыч вернулся за убитым Валиком, чтобы и его перенести внутрь. Испытывая какой-то суеверный страх перед мертвыми, он странным образом абсолютно спокойно относился к тем, которых убил сам. Родными они ему становились, что ли. Притащив тело, он попытался и его засунуть в багажник, но ничего не вышло. Валик выпадал. Как они умудрились до этого запихнуть туда еще и здоровяка без лица, для Ларионыча так и осталось загадкой. Немного помучившись, он положил труп на бетон рядом с вышеупомянутым здоровяком.

Посмотрев на гору мертвых тел, он подумал о том, что у каждого в карманах наверняка есть чем поживиться. Но как ни обидно было оставлять все это добро на поживу огню, заставить себя обыскать мертвецов он не смог. Обыскал только Валика, как своего, забрав дорогой мобильный телефон, толстую золотую цепь с крестом и какие-то деньги. Ему вдруг в голову пришла мысль: а что, если награбленное бандитами еще не увезли и оно по-прежнему остается где-то здесь, в ангаре?

Посмотреть стоило в любом случае, и Ларионыч направился в подсобку, стараясь при этом не глядеть в сторону одноглазого мужика. Искать долго не пришлось. Одна сумка с деньгами стояла прямо под столом, другую он нашел за диваном. Сложил все деньги в одну и отнес к дверям. Почти все канистры, которые он приметил, были пустыми, и лишь в последней плескался бензин. Этого вполне должно было хватить.

Ларионыч сначала оросил бензином подсобку, не забыв и одноглазого мертвеца, сделал бензиновую дорожку к джипу, но когда повернулся, чтобы плеснуть на Валика, что-то твердое здорово треснуло его по голове. Считая мелькающие в глазах звезды, он потерял равновесие и плюхнулся задом на пол.

Когда звездочки потухли, Ларионыч увидел, что человек, которого он записал в покойники, стоит перед ним с автоматом в руках.

— Виктор Сергеевич, вы что? Это же я, Гектор, — замахал он руками. — Я пришел, чтобы вас спасти.

— Нет.

— Что нет?

— Я не Виктор Сергеевич, и тебе это прекрасно известно. Оружие на пол… Так, теперь руки подними… Кто тебе приказал меня убрать — Светлов?

Ларионыч злобно сплюнул.

— Пошел ты на хрен! Стреляй, если собрался!

Полярник прицелился, прижал к курку палец, подождал, но понял, что ничего не получится. Несмотря на опыт и годы оперативной работы, так просто выстрелить в человека он не мог. Не мог.

— Вставай и иди туда! — Он показал дулом на подсобку. — Быстрее.

— Как скажешь, командир, — улыбнулся Ларионыч, смахивая со лба рукой крупные капли пота.

Он не спеша поднялся, повернулся к подсобке, поднял ногу, чтобы сделать шаг, но вдруг резко дернулся и с разворота ударил ногой по автомату. АК-47 вылетел из одеревеневших рук Полярника. Второй удар ногой пришелся Полярнику в грудь. Отлетев на несколько шагов, он упал спиной, не разбив себе затылок только потому, что голова попала на стоящую рядом с дверями сумку с деньгами.

Одной рукой Ларионыч поднял пистолет, другой достал телефон, чтобы связаться с Расуловым, но передумал. Во-первых, если Расулов узнает, что Гектор не смог отличить живого от мертвого, не избежать упреков и насмешек. Во-вторых, пес бы с ними, с насмешками, но деньги… Расулов допросит двойника и узнает, что в ангаре были и деньги. Не известно, что Светлов решит с ними сделать, но ему, Гектору, они точно не достанутся. А если и достанутся, то лишь очень незначительная их часть.

Ларионыч внимательно посмотрел на разбухшую от бабла сумку, чувствуя непреодолимое желание запустить руки в ее содержимое, отнести в безопасное место, пересчитать. В конце концов, он уже доложил Расулову, что двойник хозяина мертв.

— Хороший ты парень, Полярник, вот что я тебе скажу, — произнес Ларионыч, поднимая ствол. — Дурак только. Не стоило тебе лезть в игру, в которой участвуют такие крутые дяди, как я. Мне очень жаль, правда.

Скрипнула дверь подсобки, и из нее вышел очнувшийся Маратик. Поцарапанный, перепачканный, с торчащей в глазу ручкой, с пистолетом в руке он мог напугать даже человека с очень крепкими нервами. Ларионыч, как ни странно, не испугался, а пришел в раздражение.

— Еще один воскресший мертвец! Да что за напасть-то такая на мою голову! — воскликнул он, направляя пистолет в сторону Маратика.

Он успел выстрелить первым. Получив пулю в брюшную полость, Маратик согнулся, но тоже несколько раз нажал на курок. Одна из пуль ранила Ларионыча в колено, две другие попали в канистру с бензином. Полярник, видевший, что происходит, схватил сумку и едва успел выскочить на улицу, прежде чем большая яркая вспышка озарила внутренности бокса.

 

Глава 6. Боксер

Полярник уходил в ночь. Мимо гаражей, высоких бетонных заборов и жилых домов, больше напоминающих барачные блоки, в которых ютились семьи уволенных в запас военнослужащих. Далеко за спиной пылало зарево пожара, темное небо то и дело разрывалась сиренами автомобилей МЧС. Воздух был теплым, даже душным, но Полярника пробирало от струящегося по спине холодного пота. Он не слышал звука своих шагов, зато хорошо слышал, как стучат его зубы. Было страшно. Даже теперь, когда прямая опасность миновала, чтобы исчезнуть вместе с взлетевшим в воздух логовом Черного Капитана.

Увидев рядом с остановкой автобуса вывеску круглосуточно работающего магазина, он свернул в сторону, нашарил в сумке крупную купюру и постучал в окошко с решеткой.

— Бутылку водки.

Внутри зевнули.

— Ка-а-а-акую?

— Все равно. Я ее не читать беру. На ваш вкус.

— У меня не будет сдачи, — соврала продавщица, принимая деньги. — Берите две. Вам же лучше. Все равно еще раз прибежите. Знаю я вас, полуночников.

Полярник спорить не стал, прибавив к заказу еще пачку сигарет «Парламент» и зажигалку. Тут же, в двух шагах от магазинчика, он открыл бутылку и приложился прямо из горлышка. Водка оказалась бодяжной, но ничего другого от этой дыры ожидать и не стоило. Зажег сигарету и несколько раз с жадностью затянулся. В голове теплело, а зубы перестали наскакивать друг на друга.

— Я живой, — сказал он вслух, поднимая голову в сторону ночного неба. — Я живой!

На протяжении дня он несколько раз мог умереть, но счастье всегда оказывалось на его стороне. Почти все, кто сегодня желал ему зла, погибли, и только он один с призрачными шансами уцелеть все-таки выжил.

Он подумал, а не попросить ли у продавщицы мобилку, чтобы связаться с Владимиром Федоровичем, но пока решил этого не делать. Слишком много было неясного. Почему Светлов хотел его смерти? Только из желания наказать, потому что считал Полярника вором, покусившимся на миллионы «КомпТрейда», или имелись и другие причины? Прав ли был его куратор, сказав, что Светлов специально провоцирует Полярника, либо это всего лишь домыслы? Кем в реальности является Финн — самостоятельным лицом, действительно похитившим директора «КомпТрейда» ради наживы? Или похищение было лишь видимой частью айсберга, а за самим Финном стояли другие люди? Полярнику не очень понравился его последний разговор с Владимиром Федоровичем. Вполне могло статься, что контора решила использовать его втемную. А если не сама контора, то отдельные принадлежащие к ней люди точно могли. Эта история с открытием счета на Кипре ему определенно не нравилась. И хотя он доверял куратору, время было такое, что доверять даже самым проверенным нужно было с оглядкой. Слишком многое и многие с легкостью продавались и покупались, оправдываясь в собственных глазах пошлейшей фразой: «Не мы такие, жизнь такая». Вполне могло статься, что с его помощью «КомпТрейду» готовилось громадное кидалово, после чего Полярника просто слили бы как ненужного свидетеля.

Теоретически Полярник находился у перекрестка, на котором мог круто изменить свою жизнь. Придет конец проблемам. Искать его больше не станут. Для всех он будет мертвым, так же как Гектор Илларионович и прочие бедолаги, попавшие в жернова этого очень непростого и страшного дня. Полярнику повезло — он был уже далеко от ангара, когда от пламени пожара сдетонировала установленная в джипе бомба. Но он видел, какой силы был взрыв, и понимал: экспертам придется немало попотеть, чтобы установить точное число находившихся в ангаре людей. Да и будут ли они потеть? Оставшийся при своих интересах, Светлов запишет Полярника в покойники. То же самое и на службе. Его фотографию в траурной рамке повесят в здании управления, и сослуживцы выпьют за упокой его души, не чокаясь. А сам Полярник, унося с собой в качестве бонуса туго набитую деньгами сумку, сможет перейти в укромном месте российскую границу и навсегда затеряться на просторах этой земли.

Теоретически. Практически он был еще не готов к тому, чтобы со ссылкой на подлую жизнь самому совершать подлость. Жизнь такая, какие мы, а не наоборот. Может быть, когда-нибудь, когда он насытится этой самой жизнью по горло. Но не теперь.

Он сделал еще несколько глотков, докурил сигарету до самого фильтра и снова пустился в путь, ставший, несмотря на непонятки, намного веселее, так что даже полные дождевой воды ямы в асфальте теперь широко улыбались Полярнику отражением звезд и редких горящих фонарей.

С конца улицы мелькнули дальним светом фары. Определив по звуку работающего мотора грузовик, Полярник продолжил путь, не считая нужным отступить с тротуара за деревья, как поступил бы в том случае, если бы машина была легковой.

Автомобиль оказался видавшим виды ЗИЛом. Обогнав Полярника на несколько метров, он остановился. Пустынная улица огласилась смехом и громкими голосами, доносящимися из кабины. Из открытой дверцы выглянула круглолицая улыбающаяся женщина.

— А нам не нальете, мужчина? — спросила она, имея в виду бутылку, которую он продолжал нести в руке.

Полярник подошел ближе. В кабине рядом с водителем, сморщенным усатым мужичком предпенсионного возраста, сидели две зрелые бабенки, круглые, грудастые, в оранжевых накидках, какие носят дорожные ремонтники. Женщины были навеселе и ржали как лошади. Вид подошедшего ближе Полярника подействовал на них как успокоительное.

— Ой, а ты чего такой весь? — жалостливо сказал та, что сидела с краю.

— Да что тут непонятного, — ответила ее соседка, постарше и поциничнее. — Жена скалкой по голове огрела, вещи собрала и за двери выставила.

Полярник кивнул.

— Где-то так все и было.

— Бедненький, — пожалела его первая.

— Нечего их жалеть. Так им всем и надо, — отрезала ее спутница.

Полярник кивнул и протянул им наполовину опустошенную бутылку.

— Так мне и надо. Берите. Вы же выпить хотели? Берите все, мне уже хватит. Подвезете немного?

Трезвый водитель согласно кивнул:

— Куда тебе?

— Куда-нибудь. Куда фары светят.

— Полезай в кузов. Там в будке скамейки есть. Только под ноги смотри.

Несмотря на предупреждение, Полярник, забравшись в кузов, все-таки упал, чудом не расквасив нос о длинный металлический баллон для кислородной сварки. Переступая через валяющиеся в кузове ломы, лопаты, ворохи грязной спецодежды и кирзовые сапоги, прошел в занимающую половину кузова будку и плюхнулся на скамейку.

Грузовик запрыгал на ухабах. Один особенно сильный толчок, подбросивший тело Полярника на полметра вверх, словно вернул его к действительности. Психологический шок, эйфория, аффект — как бы ни называлось его состояние, теперь оно заканчивалось. Только теперь он вспомнил об устройстве, благодаря которому Гектор смог обнаружить его месторасположение. Передатчик все еще находился где-то у Полярника, и вывод из этого мог следовать только один — все еще только начинается.

Ненадолго задремавший внутри Полярника, но теперь пробудившийся и почуявший охотников зверь заставил его как следует прощупать все складки на одежде, но результата это не принесло. Пришлось сбрасывать с себя одежду и менять ее на валявшееся там же, в кузове, рабочее тряпье. Через несколько минут он уже превратился в некое подобие огородного пугала в брезентовых замызганных штанах, растоптанных кирзачах и спецовке. Дождавшись, когда перед очередной большой выбоиной грузовик сбавит ход, Полярник, не забыв прихватить сумку, выпрыгнул из кузова.

После он долго путал следы по темным переулкам, часто сворачивая и прячась за деревьями при первом же звуке приближающегося автомобиля. К рассвету он дошел до места, которое хорошо знал. Именно в этом окраинном районе ему довелось провести несколько последних лет своего детства. Или что там у Полярника было вместо него. Иван Николаевич, отчим, едва ли не каждую субботу драл его ремнем, как нашкодившего кота. Не то чтобы было не за что драть. И не то чтобы отчим был злым человеком. Проблема прямолинейного, как железнодорожная шпала, Ивана Николаевича заключалась в том, что он не умел разговаривать с детьми. Кадровый военный, он относился к ним как к своим солдатам, считая, что долг детей — беспрекословно слушаться взрослых, а долг взрослых — отдавать детям приказы и в зависимости от результатов выполнения поощрять их или наказывать. Поощрять Полярника было не за что. В округе не случалось ни одного происшествия, ни одной шалости, в которой не было бы замечено его присутствие.

Кончилось все это вполне закономерно. Полярник ввязался в драку стенка на стенку с пацанами, жившими по соседству, во время которой полоснул сверстника по лицу розочкой от бутылки. Вечером у него состоялся разговор с отчимом. Иван Николаевич был очень серьезен.

— Я уговорил родителей парня. Они не станут обращаться в милицию. Но они поставили мне условие.

— Много денег попросили? — буркнул Полярник.

— Достаточно, но это мои проблемы. Условие состоит в другом. Поступишь в суворовский лицей.

— Это который имени Богуна?

— Нет. Богуна — это слишком близко. Поедешь в Кривой Рог. Это и есть условие. Уехать. Потому что ты достал уже всех вокруг.

— А если я не захочу?

— Тогда колония. Решать тебе.

В первый раз отчим не хватался за ремень и вообще не повышал голоса. Именно поэтому Полярник понял: это не пустая угроза. Именно так оно и будет. Либо одно, либо другое.

Лицей он окончил. Окончил и военное училище. В самой армии служил недолго, потому что принял предложение перейти в Службу безопасности Украины.

* * *

Подходя к очередному повороту, сразу же за которым должен был стоять их дом — трехэтажное кирпичное здание, где на первом этаже в большой коммунальной квартире им принадлежали целых две комнаты, — Полярник гадал, кто теперь там живет. От младшей сестры, единственного родственника, с которым он периодически поддерживал связь, Полярник знал, что отчим был переведен на службу в военкомат и вместе с матерью переехал в другой район.

Свернув за угол, он остановился как вкопанный. Того дома, который он знал, больше не существовало. Вместо него было некое бесформенное, заросшее плющом строение с обвалившейся стеной с левой стороны и заколоченным досками парадным входом. Пустые оконные рамы без стекол смотрели на него темными мрачными дырами. Подойдя ближе, Полярник поставил сумку на остатки стола, на котором его отчим забивал с мужиками козла, и снова закурил. Требовалась передышка. На смену выветрившемуся алкоголю пришла усталость. Ноги болели, особенно правая, которую он ушиб, падая от удара Гектора Илларионовича. Его бывший дом казался подходящим местом, чтобы отсидеться, собраться с силами, решить, что делать дальше.

Полярник обогнул аварийное здание с торца и вошел внутрь через дыру в стене. Перебравшись через кучу кирпичей и остатков старой мебели, он проследовал в правое крыло, туда, где когда-то была их квартира. Миновав дверной проем бывшей некогда общей кухни, он остановился перед комнатой, отводившейся ему и сестренке, которую за большую — в десять лет — разницу в возрасте он называл козявочкой. Это было единственное помещение на этаже, у которого каким-то чудом еще сохранилась дверь. Толкнув ее и поняв, что та не поддается, видимо, из-за перекоса или лежащего на полу мусора, Полярник навалился на нее всем весом. Дверь треснула и стала отходить в сторону. В нос ударил резкий, спертый, неприятный запах, отличный от запаха, которым было пропитано здание, — запаха пыли, плесени, запустения. Напротив, это был запах человеческого присутствия. Полярника озарила запоздалая догадка — дверь потому не открывалась, что была заперта изнутри.

Увидев прямо перед собой темную тень, Полярник инстинктивно присел. Над головой что-то свистнуло, с противным скрежетом царапнув по стене. Он выбросил кулак вверх, туда, где, по его расчетам, должен был находиться подбородок противника. Попал. Противник, щелкнув челюстями, опрокинулся на спину. Выставив одну руку, согнутую перед головой, чтобы в случае чего она приняла удар на себя, Полярник крутанул колесико зажигалки.

Напавший на него человек показался ему обычным бомжом, каких хватает во всех больших городах. Кроме этого человека, больше в комнате никого не было. Сжимая в руках длинный деревянный брусок, который служил ему дубинкой, бомж лежал на прогнивших досках пола. По черной всклокоченной бороде стекали струйки крови. Вбитые в конец бруска гвозди поблескивали при свете пламени. Поняв, что именно скрипело по стене, Полярник, не на шутку рассердившись, выбил из рук лежащего орудие нападения и сильно пихнул его ногой. Тот сразу ожил, жалобно заскулил, выставил вперед руки, пытаясь защититься, и, быстро перебирая ногами, попятился к стене.

— Что, убогий, мертвым решил прикинуться? — вскрикнул Полярник, грозно помахивая трофейным оружием. — Сейчас вот мозги вышибу, тогда и прикидываться не надо будет.

— Нет! Нет! — жалобно заскулил человек. — Не трогайте меня! От меня все равно проку не будет. Я больной. У меня язва, цирроз и почки посажены. Зачем я вам такой нужен?

Подождав, пока зажигалка остынет, Полярник снова высек пламя и продолжил наступление. Бомж пугливо закрывался руками, но в его глазах не было и тени страха. Скулить он скулил, но не боялся. Только показывал, что боится. Может, выжидал момент, чтобы снова кинуться в бой за свою территорию. И смертельно больным он тоже не выглядел.

Полярник сделал успокаивающий жест.

— Расслабься. Мне не нужны ни ты, ни твоя язва. Я не знал, что в этом доме кто-то есть. Извини, если напугал. Ты сам меня чуть не убил. Но я тебе не враг. Я вообще никто. Отдохну несколько минут и уйду, хорошо?

Полярник достал вторую, полную бутылку водки и поставил на фанерный ящик, служащий хозяину жилища столом.

— Это тебе за гостеприимство. Угощайся.

Человек, поняв, что бить его больше не будут, кряхтя, принял сидячее положение.

— Не пью. Тем более в такую рань. Убери, — потребовал он уже на правах хозяина.

Полярник убрал бутылку со стола, продолжая следить за человеком, который мог оказаться и не бомжем вовсе, а, например, скрывающимся от правосудия маньяком-убийцей. Шут его разберет.

Хозяин тем временем покрутил что-то у стены, и в углу комнаты зажглась тусклая лампочка.

— Ничего себе. У тебя тут даже электричество есть. Откуда?

— От верблюда, — недовольно проворчал хозяин, справедливо уловив в голосе чужака высказанную в адрес своего жилища иронию.

Убранство помещение было донельзя убогим, как и вид живущего в нем человека, но даже из этой убогости жилец постарался выкроить какое-то подобие уюта. У противоположной от двери стены, прямо на полу, лежала панцирная сетка от кровати с наброшенным на нее одеялом. Подушкой служил аккуратно скрученный ватник. Другая такая же сетка стояла вертикально, прислоненная к стене, так что получалось что-то вроде импровизированного дивана. Еще один ватник и какие-то рубашки висели на вбитых в стену гвоздях. В углу стояло старое кресло с торчащим во все стороны поролоном — единственное, что, похоже, уцелело из прежней обстановки комнаты. Любимое кресло «козявочки», в котором она учила уроки. Сбоку от кресла был прилажен рукомойник, за которым стояли три выстроенные в ряд старые кастрюли. Имелся даже очаг, сложенный из кирпичей, с жестяной трубой, которая была выставлена в прорезь закрывающей окно фанеры. Но больше всего Полярника поразила сделанная из высокой жестяной консервной банки ваза, в которой стоял еще не успевший засохнуть букет одуванчиков.

Осторожно пощупав, не торчит ли из обшивки что-нибудь колючее, Полярник сел в кресло и вытянул ноги. Нужно было решить, что делать дальше. Куда ему идти, он пока не знал. Тем более в таком виде. Но и долго торчать на месте в обществе подозрительного типа тоже не очень хотелось. Единственное, что оставалось: постараться разузнать о нем как можно больше.

— Что это ты голосил про язву, про болезни всякие? Зачем? — спросил Полярник, стараясь держаться приветливого, шутливого тона.

— Ну, так… — замялся человек, чувствуя явную неловкость.

— Успокойся, еще раз говорю. Твои органы я бы не стал брать даже по личному приказу товарища Сталина.

Человек не ответил, только как-то странно пожал плечами, почти дернул ими, и что-то в этом жесте показалось Полярнику очень знакомым. Он наклонился, всматриваясь в его заросшее бородой лицо. И сама борода росла как-то странно. С одной стороны ее было много, с другой в области щеки виднелось почти пустое пятно, словно кто-то основательно вырвал волосы с клочьями. Приглядевшись, Полярник понял, в чем именно дело. На одной из щек борода не росла из-за длинного косого шрама.

— Боксер? Саша? Ты, что ли?! — воскликнул он, всматриваясь в настороженное лицо.

Человек, обживавший теперь бывшую комнату Полярника, оказался его ровесником, хотя и выглядел намного старше. Его семья тоже когда-то жила в этом доме, только на третьем этаже. Когда-то он занимался боксом. Недолго. Месяца три всего, но и этого хватило, чтобы к нему навсегда прилепилось прозвище Боксер. Именно этого человека Полярник, сам того не желая, полоснул стеклом по лицу.

— Был боксер, да весь вышел, — сказал хозяин с грустной иронией. — А ты кто, что-то я никак признать не могу, по голосу-то?

Полярник и думать забыл, что давно не похож на себя прежнего.

— Да ты вряд ли меня вспомнишь. Мы в разных компаниях тусовались. Так просто, пересекались иногда на улице. Но как тебя называют, я знал. Дело не в этом. Главное, чтобы ты хорошо себе уяснил: с хирургом-трансплантологом я не имею ничего общего.

— Да вижу я, вижу, — вынужден был согласится Боксер. — Зато ты имеешь много общего с мужиком, который зачем-то напялил на себя шмотье с чужих плеч. Прячешься от кого-то?

Полярник опять удивился. Быстро же его раскусили!

— Постой, да ведь я тебя знаю, — вдруг сказал Боксер. — Ты Славка Черников… Хотя нет, не Славка. Славка — тот мелкий был, вроде прибацанный маленько. Вспомнил! Ты Генка из дома, где бакалея была. Точно Генка. Мы тебя еще Крокодилом дразнили.

— Пусть так, — согласился Полярник, довольный, что отношения между ними потихоньку начинают теплеть (усталость брала свое, требовался отдых, а для этого необходимо было остаться). — Пусть Крокодил.

— Ох, и подурнел, ты. Ох, подурнел. Вот они, годы-то, — вздохнул Боксер, вытирая рукавом натекшую на подбородок кровь.

— Зато ты, я гляжу, красавчик, — заметил Полярник, осматриваясь. — Может, я у тебя побуду некоторое время? Недолго. День, два. Или еще меньше. По старой памяти?

— Чего ж не побыть? Побудь. Места хватит. Я ведь тоже не всегда один был. Раньше со мной Брахман жил. Теперь его нет. Так что оставайся.

— Странное имя — Брахман. Он что, индус?

— Почему, совсем нет. Йог. Потому и Брахман. Откуда на мою голову свалился, не знаю. Пришел однажды под утро, вот как ты сейчас, да так и остался. Я думаю, он из дурки сбежал. Очень уж странного поведения человек. Голый на битых кирпичах спал. Я хотел ему вторую сетку от кровати отдать — не взял. Мешок на кирпичи кинет и спит. Говорит, так удобнее. Каждый день вылезал на крышу и сидел там, скрестив ноги. Солнечной энергией питался. Говорил, что человеку, если умеючи, солнца вполне достаточно и ничего больше не надо.

— Правда, что ли?

— Не знаю, но только мы с ним почти год вместе жили, и за это время я ни разу не видел, чтобы он что-то жрал. Говорил, что если только солнцем питаться, можно до ста пятидесяти лет прожить — необходимый срок, за который человек способен достичь такого состояния, чтобы живым на другую планету переместиться. Там, где рай находится.

Экстравагантный Брахман мало интересовал Полярника, но он видел, что хозяину нравится рассказывать о нем, поэтому он спросил больше из вежливости, чем из любопытства:

— И где ж он теперь? Переместился?

— Переместили. Каплун за ним пришел. С ним еще один. Как зовут, не знаю. Губастый такой, маленький. Скрутили, кинули в машину и увезли. Больше я его не видел.

— Каплун — это кто?

— Каплунов. Участковый здешний.

Теперь Полярник наконец понял, почему Боксер так агрессивно отнесся к его появлению.

— Брахман был твоим другом?

— И другом, и братом. И вообще, единственным близким человеком. Правда, он не любил, когда я его так называл. Говорил, что не нужно ни к кому и ни к чему привязываться. Привязанность — это страдания. В общем, был прав.

— Так ты решил, что его на органы забрали?

— А куда ж еще? Если бы на тридцатый километр или в распределитель, так забрали бы всех, а не одного. А чё? Человек он здоровый, молодой. Пальцев только на руке не было. И потом, я у Каплуна интересовался. Смелости набрался, подошел к нему и спросил, где мой друг теперь. А он рассмеялся так нехорошо и ответил, что он на ПМЖ за границу отправился. Только не весь целиком, а частично. И я, дурак, тоже туда отправлюсь, если не перестану его донимать глупыми вопросами и вообще хоть раз ему на глаза попадусь. Так вот друга и потерял.

— Ты говорил, что у друга пальцев на руках не было. Совсем?

— Нет. Только двух. Бензопилой отрезало, он еще подростком тогда был. Так он рассказывал.

Полярник вспомнил человека, которого убили в подвале у Финна. У того тоже на правой руке не хватало безымянного пальца и мизинца.

— Пальцев не хватало на правой руке?

— Верно. Вот этих двух. — Боксер показал левой рукой на безымянный и мизинец правой. — А ты что, тоже знаком с ним?

Делиться своими соображениями Полярнику не хотелось.

— Нет. Просто правая рука у большинства рабочая. Вот ей и достается. А когда, ты говоришь, мент его забрал? Давно?

— Не очень. Дней пять назад. А с Каплуновым я позавчера разговаривал, а что?

— Да ничего. У тебя тут курить можно?

— Курить — в коридор.

— Не пьешь, не куришь. Немного странно для… — Полярник хотел сказать «для бомжа», но побоялся обидеть хозяина. Впрочем, тот и сам все понял.

— Странно для такого оборванца, как я, хочешь сказать? Все верно. Не без этого. И бухал по-черному, и бычки собирал, и клей нюхал. Все было. Пока с Брахманом не встретился. Если бы не он, я бы до этого дня и не дожил.

— А раньше, до клея с окурками, ты кем был?

— Репортером.

— Да ну!

— Подковы гну. У меня, к твоему сведению, за плечами служба в армии и журфак.

— А работал где?

— В «Эпохе-21», слышал небось? Хорошая газета, на работу туда еще суметь попасть надо.

Полярник кивнул.

— Я тоже не сразу в «Эпоху» перешел. С самого начала в одной желтой газетенке подвизался. Заметки писал о всяких происшествиях. Кто кому в морду дал, где пожар случился, все в таком духе. Потом один хороший знакомый в военкомате помог мне в миротворческий батальон оформиться. Типа военного корреспондента. Шесть месяцев в Сьерра-Леоне, между прочим. Шрам на роже видел? Там заработал.

Полярник не смог сдержаться и улыбнулся.

— Ничего смешного, — взъерепенился Боксер. — Осколком мины зацепило. Чуть по-другому бы пролетел, и полголовы снесло бы к чертовой матери.

— Бухать-то чего начал?

— Да так. Драма личного характера, тебя она не касается. Зато теперь я вполне счастлив. Живу свободно, как зверь в лесу. Прав нет, но зато и обязанностей тоже. Ни командиров, ни начальства, ни налоговой инспекции, ни прочих паразитов, которые так и глядят, чтобы последнее из твоих карманов вытряхнуть. А у меня карманы пустые, сколько их ни тряси. Свобода.

— А Каплунов как же? Какая же это свобода — от каждого шага у дверей вздрагивать?

Боксер долго молчал, а когда Полярник и думать забыл о своих словах, сказал:

— А с Каплуном я все равно когда-нибудь посчитаюсь.

Полярник не услышал. Он тоже думал о привязанности. О своей привязанности к Ларисе. Мысль, что придется навсегда с ней расстаться, наполнила его глубокой грустью. Приятель Боксера был прав на все сто. Привязанности заставляют страдать. Он опять подумал, что если бы в самом деле решил исчезнуть, то мог бы взять ее с собой, но тут же отогнал от себя эту мысль. На этом пути Полярника могло ожидать всякое. Да и Лора видела в нем Виктора Сергеевича Светлова — генерального директора «КомпТрейда», а не работающего под прикрытием сотрудника госбезопасности под оперативным псевдонимом Полярник.

Однако надо было решить, что делать дальше. Связаться с куратором? Или на некоторое время залечь на дно? Но люди Светлова могли засечь по своим приборам его перемещение, а стало быть, они теперь в курсе, что Полярник выжил, и будут его искать. У Светлова полно денег, а значит, и возможностей. Что ж тогда — попробовать снестись со Светловым, не напрямую, конечно, и рассказать о похищении? Допустим, Светлов поверит и информация о Финне его тоже заинтересует, но в этом случае Полярнику придется признать, что и он тоже подбирался к деньгам на мягких лапах. Ничем другим не объяснишь ни знакомство с банкиром, ни почти идентичную подпись на платежном поручении. Ну, банкира еще можно было объяснить любознательностью Полярника, а как быть с подписью?

Впрочем, а кто ее видел, ту подпись? Анастасия Викторовна? Не факт. Но даже если и заметила, чтобы подтвердить сходство, ей надо еще умудриться выжить, что также проблематично.

Переодеваясь в кузове грузовика, Полярник не забыл забрать из старой одежды скомканный бланк платежного поручения, который ему удалось унести из банка. Теперь он достал его, думая о том, что документ надо бы перепрятать куда подальше.

Он развернул платежку: «Банк на Кипре, почтовый ящик, улица, все дела. Получатель…» Полярника передернуло. Вместо «Agrocomplex Inc.» с Каймановых остовов стоял номер его собственного счета. Тот самый, который он открыл с помощью Мичмана.

Что же теперь получалось? Некто Финн похитил его вместо Светлова, убив при этом троих людей, только для того, чтобы заставить его перевести все деньги «КомпТрейда» на его собственный, Полярника, счет? Так не бывает. Да и реквизиты, которые он так старательно диктовал по телефону главному бухгалтеру Анастасии Гаврилюк, были совсем другими. Но под чьим же тогда чутким руководством бухгалтер заполняла платежное поручение? И откуда у этого «руководителя» реквизиты Полярника? Неужели все-таки кто-то из его коллег оказался предателем?

Боксер захрапел. Полярник, так и не определивший предполагаемых виновников этого странного хитросплетения вокруг себя, взял сумку и, стараясь не производить лишнего шума, вышел на лестничную клетку. Его бывшая комната казалась ему не самым лучшим местом для хранения денег. Лестницы были деревянными, в большинстве своем они сохранились, хотя и выглядели очень ненадежно, что было даже к лучшему — меньше будет желающих по ним вышагивать. Место для тайника нашлось на третьем этаже в нише, устроенной на кухне. Взяв на расходы кругленькую сумму, Полярник сунул сумку в нишу и завалил битым кирпичом. Спускаясь вниз, он едва не провалился — одна из ступеней треснула под его ногой, он едва успел спрыгнуть на площадку второго этажа.

Пока он стоял, обдумывая, как поступить — продолжать спуск по очень ненадежной лестнице либо, свесившись через потолочную дыру в квартире слева, аккуратно спрыгнуть вниз, — снизу донесся шорох. И это был не Боксер. Шорох доносился с левой стороны здания, в то время как Боксер находился в правой. Кто-то шел или даже крался по кирпичам, зайдя внутрь через проем в стене, точь-в-точь как заходил Полярник.

Подняв валявшуюся под ногами половинку кирпича, Полярник застыл у края дыры, надеясь, что это просто еще один бомж, решивший заглянуть в гости к своему товарищу по несчастью. Но это был не бомж. Сверху Полярник не мог видеть лицо появившегося внизу мужчины, но хорошо разглядел пистолет в его правой руке.

Человек внизу встал почти под Полярником, резко поводил по сторонам дулом пистолета, но, ничего не увидев, застыл в удивленной позе. Ждать, когда он догадается посмотреть вверх, показалось Полярнику непродуктивным. Кирпич полетел вниз.

* * *

Этого человека Полярник раньше не видел. Низкорослый и неказистый, с непропорциональными чертами лица, он меньше всего походил на известных Полярнику широкоплечих горилл из службы безопасности «КомпТрейда». Кто-то из новых. Кирпич треснул его прямо по макушке.

Посмотрев на лежащего, Полярник нагнулся, чтобы подобрать упавший рядом с телом пистолет, но тут за его спиной раздался голос:

— На твоем месте я бы не стал этого делать.

Голос принадлежал Расулову. Полярник так и застыл в полусогнутом положении.

— А то что? Или у меня есть и другие варианты?

— Пока можешь повернуться ко мне лицом.

Полярник так и поступил. В руках Расулова не было оружия, но Полярника это не удивило. Усман Ахмедович сам по себе был ходячим оружием, справиться с которым при любых раскладах будет непросто, если вообще возможно. Расулов стоял довольно далеко от него, через площадку, напротив комнаты, в которой мирно посапывал Саша Боксер. Очевидно, он влез в окно.

— И бежать я на твоем месте тоже не стал бы, — предупредил Расулов, который словно читал мысли Полярника.

— Я повернулся. Я не пытаюсь бежать. Что дальше?

— Что там мой человек, надеюсь, он жив? — спросил Расулов, имея в виду лежащего без сознания напарника.

— Что с ним станется… Минут через десять очухается. Я не убиваю людей. Даже зверюгу Гектора и то не смог, хоть это едва не стоило мне жизни.

Накануне вечером Расулов тоже был в районе складов. Он приехал поздновато, но хорошо помнил человеческую фигурку, выскочившую за несколько секунд до взрыва. Перехватить Полярника он не смог. Там появились еще три каких-то человека — взрыв привлек внимание то ли сторожей, то ли вообще непонятно кого. Расулову пришлось прятаться, чтобы не попасться им на глаза и, как следствие, под подозрение.

— Значит, Гектор — не твоя работа?

— Нет. Я за мир во всем мире.

— Вот только мне не надо об этом рассказывать. Я с самого начала пытался отговорить шефа от этой бредовой идеи насчет двойника. Чувствовал, что ничем хорошим она не закончится. Таких ребят из-за тебя угробили.

— Моей вины в этом нет. Кстати, а как вы меня нашли? Я думал, что избавился от жучка, который вы ко мне прицепили.

— Если не хочешь, чтобы тебя обнаружили, мало облачиться в стоптанные кирзачи и бабью оранжевую накидку. Надо еще иногда оглядываться назад. Я шел за тобой от самых складов. Так что там с Гектором?

Полярник рассказал, как подчиненный Расулова, вместо того чтобы доставить двойника Светлова в целости и сохранности, покусился на награбленные деньги и хотел его убить, но вместо этого сам нарвался на пулю, выпущенную последним оставшимся в живых бандитом, и сгорел синим пламенем. Расулов расстроенно кивнул.

— Он всегда любил деньги. Мой недосмотр, каюсь.

К истории похищения Полярника он отнесся куда более скептически.

— На что ты надеялся, когда отправился с ними в банк?

— Тянул время. Думал, что смогу убежать по дороге. Что, собственно, и вышло, только не так, как я рассчитывал. Меня спас налет.

— Что-то мне не очень верится, что человека могли запросто похитить почти в центре большого города, так что никто, кроме него самого, этого не заметил. И завалили при этом трех профессионалов.

— Если кто и был профессионалом, так это похитители. Не слишком ли много недосмотров, Усман Ахмедович? Может быть, вам пора подумать о пенсии?

Расулов вспыхнул.

— Да кто ты такой, щенок, чтобы меня учить! Ты под стол пешком ходил, а я уже дворец Амина штурмовал в семьдесят девятом.

— Наслышан, как же. А в девяносто первом во время августовского путча вы охраняли дачу Горбачева. Настолько успешно, что Горбатый остался без страны.

— Заткнись!

— Как скажете. Мои слова и проверить можно. Если вы за мной постоянно следили, то должны были засечь место, где меня держали. Думаю, я провел там около трех часов.

— В том-то и дело, что следили не всегда, — вздохнул Расулов, поглядев мимо Полярника на своего помощника, который наконец-то пришел в себя и теперь сидел на земле, глупо вращая глазами и потирая лоб.

Полярнику снова стало жутко. Он подумал о том, что Расулов тянул время за разговорами специально для того, чтобы дождаться, когда очнется помощник, который и должен проделать все грязную роботу, потому что пачкать собственные руки Усман Ахмедович не собирался. Но у Расулова на Полярника оказались несколько иные планы.

— Поедешь с нами. К Виктору Сергеевичу. Там ему все еще раз расскажешь. Может, он и поверит.

Полярник вспомнил слова Гектора о том, что он якобы делает Полярнику одолжение, избавляя от ожидания смерти. Вспомнил и о платежке с реквизитами своего собственного счета. Нет, оставлять его в живых они все-таки не собирались. Изначально.

— Передай Виктору Сергеевичу, пусть он идет куда подальше! — повысив голос, почти прокричал он. — И ты можешь отправляться вместе с ним. Только учти. Ты все равно не сможешь забрать мои органы! Мало вам одного Брахмана. Теперь ты пришел за мной! Хрен вам!

Расулов опешил.

— Ничего не понимаю. Какой еще Брахман? Какие органы? Ты чего несешь? Или от страха совсем башню снесло?

Но понимать Расулову было совсем не обязательно. Для Полярника было главным, чтобы его понял Боксер, который уже некоторое время внимательно следил за происходящим через щелку приоткрытой двери. Напоминание о печальной участи Брахмана подействовало на Боксера магически. Колебавшийся до этого момента, он выскочил в коридор и, размахивая бруском с гвоздями на конце, кинулся на Расулова. Услышав за спиной шум, Расулов обернулся с проворностью балерины, уклонился от бруска и прямым ударом ноги в живот отбросил Боксера назад в комнату. Снова повернулся, чтобы обезопасить себя со стороны Полярника. Но Полярник нападать не думал. Успев поднять пистолет, он теперь целился в Расулова, рот которого скривился в ухмылке.

— Ты же пацифист.

— Кончился пацифист. Наставники хорошие были. И не думай, что я не знаю, как снимать ствол с предохранителя.

Расулов осторожно покосился на напарника, который все еще пытался сообразить, на каком свете находится.

— Ну, и что дальше?

— Два шага назад, вот что.

Не переставая презрительно улыбаться, Расулов попятился к дверям, в которых снова замаячила фигура Боксера. Теперь вместо деревянного бруска он держал кусок ржавой трубы и, как только Расулов оказался в пределах досягаемости, шарахнул ею противника по голове.

— Бежим! — скомандовал Полярник Боксеру, но тот кивнул в сторону комнаты, крикнув в свою очередь:

— Туда! За мной, быстро!

Перепрыгнув через скорчившегося по полу Расулова, Полярник оказался в комнате. Боксер уже выламывал закрывающую окно фанеру и снова удержал Полярника, когда тот запрыгивал на подоконник.

— Осторожнее, прямо за окном яма. Замаскированная. Давай вправо. Вон туда.

Полярник вылез в указанном направлении. Боксер — следом. Пересекли густой ряд кустов, перелезли через дыру в заборе, пробежали через узкий проход между двумя гаражами. Сзади сначала послышался треск, вслед за которым утреннюю тишину разорвал громкий вопль боли и возмущения.

— Сработала ловушка, — на ходу сообщил Боксер. — Я ее сделал, чтобы в окно всякие не лазали. И чтоб не преследовали, если бежать придется. Вот как сейчас.

— Предусмотрительный, — тяжело дыша, похвалил Полярник. — А заостренных кольев в дно ямы воткнуть не догадался?

— Зачем? Я ж не изверг.

— Жаль, что не изверг.

Через полчаса они остановились в тихом проходном дворике. Полярник сел на бордюр. Его легкие разрывались от долгого бега.

— Куришь много, — сказал Боксер с упреком. Сам он практически не выглядел уставшим.

Полярник, посидев еще несколько минут, поднялся.

— Спасибо тебе. Крутой ты, оказывается, мужик.

Боксер внимательно на него посмотрел.

— А про Брахмана и органы — это ведь ты просто так сказал.

— Просто, не просто, а выхода у тебя все равно не было. Что-то мне подсказывает, что эти люди собирались меня убить. Свидетеля убийства, сам понимаешь, они в живых не оставили бы. Но все равно спасибо.

Выражение лица Боксера говорило о том, что «спасибо» Полярника вряд ли ему пригодится. Полярник задумался. Стоявший перед ним человек спас ему жизнь и теперь вынужден срываться с места, покидая какое-никакое, но все-таки насиженное убежище. Его мнение о Боксере изменилось. Теперь он думал о нем как о толковом и совершенно незлобном человеке, а помощник ему мог пригодиться.

— Если хочешь, могу взять тебя с собой. Найдем где отсидеться. Что скажешь?

— Еще не известно, кто кого берет с собой, — загадочно ответил Боксер. — Пошли, я сам найду, где спрятаться.

 

Глава 7. Беспокойные гости

Шли долго. Всякий раз при виде приближающейся машины такси Полярник поднимал руку, но таксисты, на ходу оценив внешний вид кандидатов в пассажиры, только прибавляли газу. Остановились возле пятиэтажного дома с зеленой, местами осыпавшейся штукатуркой.

— Если мне не изменяет память, нам сюда, — сказал Боксер, рассматривая окна. — Только бы он был дома.

— Он — это кто?

— Есть тут один знакомый.

— Тоже йог?

— Почему? Коллега мой бывший. Вольдемар Сорокин. Помнишь, я тебе про желтую газету говорил, в которой я начинал? Так вот, я оттуда давно слинял, а Вольдемар до сих пор там трудится. Только не назови его случайно Володей, обидится.

— Вольдемар так Вольдемар. Лишь бы пацан был надежный.

— Он надежный.

Звонок не работал, и Боксер принялся стучать в обитые потрескавшимся черным дерматином двери.

Стучать пришлось долго и даже кричать, пока наконец с другой стороны по половицам заскрипели медленные шаги, словно в квартире обитала гигантская ленивая черепаха.

— Не тормози, Вольдемар! Это Шурик! Открывай калитку!

«Надежный пацан» был небрит и пьян. Пропуская гостей, он оперся на стену и тупо смотрел перед собой. Из одежды на нем была только голубая, с винными разводами то ли рубашка, то ли кофта.

— Да уж, надежный, — сказал Полярник вместо приветствия. — Буйным бы не оказался.

— Все нормально. Просто зашли неудачно. У Вольдемара вахтовый метод. Пять дней — с головой в работе, пять — в запое. Но репортер он хороший. И безотказный. Редактор ночью позвонит и скажет, мол, ехать надо на какое-то дерьмо — поедет.

— Редактор позвонит, а он лыка не вяжет.

— В том-то и дело: когда появляется работа, он на глазах трезвеет. Не поверил бы, если бы собственными глазами не видел. Как дежурный хирург в больнице: полсмены бухает, а потом раз — и срочная операция. В операционную он уже трезвым входит.

Полярник не очень хотел бы оказаться на столе у такого хирурга, но развивать эту тему не стал. К тому же то, что хозяин квартиры был пьян, избавляло от необходимости что-либо ему объяснять. Полярник быстро заглянул в две смежные, «трамвайчиком», комнаты, на балкон, на кухню, в санузел и решил: пойдет. Квартиру можно было бы назвать даже уютной, если бы в ней хоть иногда вытирали пыль и снимали свисающих с потолка пауков. В очередной раз столкнувшись с Вольдемаром, он нашарил в глубоком кармане брезентовых штанов бутылку, от которой отказался Боксер, и протянул хозяину.

— Держи. Завтра будет чем полечиться.

Вольдемар словно впервые заметил, что его знакомый Шурик пришел не один.

— А ты кто? Я тебя не знаю, — выговорил он не без известных усилий.

— Я тебя тоже не знаю, но Шурик говорил мне, что ты надежный пацан, с которым можно иметь дело.

— Шурик — мой брат… А кто брата тронет…

Вольдемар потряс в воздухе рукой, что, по его мнению, должно было продемонстрировать, что именно он сделает с обидчиком брата.

— Верю. Шурик твой брат. А я друг твоего брата — значит, и твой друг тоже.

По глазам Вольдемара видно было, с каким титаническим усилием он пытался ответить на вопрос, можно ли назвать другом человека, которого видишь первый раз в жизни. Так ничего для себя и не решив, Вольдемар отсалютовал гостям бутылкой и скрылся в спальне. Полярник, убедившись, что газовая колонка работает исправно, направился в ванную. По выходе Боксер вручил ему черный спортивный костюм не первой свежести.

— Это я в шкафу нашел. Немного великоват, но все-таки. В нем ты сможешь прогуляться до магазина за новой одеждой.

Полярник брезгливо оглядел вещи.

— Чистые?

— Чистые, не чистые… Да уж не грязнее того, в чем ты ввалился ко мне. Надевай.

Горячая вода подействовала на Полярника расслабляюще. Чувствуя, как на него накатывается усталость, он с трудом оделся и плюхнулся в старое кресло, предварительно сняв с него на пол две восьмикилограммовые гантели, означающие, что Вольдемар в перерывах между запоями восстанавливает здоровье с помощью упражнений.

Разбудили его голоса нескольких человек, споривших о пользе общественного телевидения. Открыв глаза, он понял, что по-прежнему сидит в кресле, а голоса принадлежат участникам очередного политического ток-шоу, которое показывали по телевизору.

— Который час?

— Около трех, — сказал сидящий перед включенным телевизором Боксер. — Выспался?

Полярник протер глаза, всмотрелся в Боксера и вздохнул:

— Судя по твоему внешнему виду, из дарованных нам благ цивилизации, таких как ванная и телевизор, ты решил выбрать последнее. Говоришь «я свободен», а сам полдня пялишься в зомбоящик.

— Просто я телек в последний раз года полтора назад смотрел. Интересно стало, а вдруг что-то поменялось?

— И что поменялось?

— Ничего. Все те же рожи и те же бесконечные гнилые базары ни о чем. Ладно, сейчас новости начнутся. Посмотрю их и пойду.

Полярник опять заклевал носом, но ненадолго. Проснулся он от того, что Боксер тряс его за голову. Он был очень возбужден.

— В чем дело? Случилось что?

— Случилось. Предупреждать надо, что ты у нас герой телеэкрана. Тебя только что показывали.

— Мало ли кого там показывают. Работа у них такая — что-то постоянно показывать.

— Может быть, но тебя показывали в прямом эфире. И называли Виктором Светловым. Представляешь? Один Светлов на экране разговаривает. Второй здесь, дрыхнет в этом кресле. Я, конечно, поотстал от жизни и за техническими новинками не следил, но, по-моему, это слишком. Тебе не кажется, что ты должен мне кое-что объяснить?

Полярнику очень не хотелось что-либо объяснять, но он понимал, что Боксер от него не отвяжется.

— Хорошо, — вздохнул он. — Я все тебе расскажу. Но только после того, как ты примешь душ. Поверь, это совсем не больно.

— Кто сказал «не больно»? — раздался из прихожей знакомый голос, слышать который Полярнику хотелось бы меньше всего на свете.

Полярник вскочил, но лишь затем, чтобы поймать глазом летящий в его сторону большой, по твердости не уступающий камню кулак.

— Неужели не больно? — спросил все тот же голос, но Полярник его уже не услышал.

Когда к Полярнику вернулась способность соображать, он понял, что находится в том же самом кресле, в котором только что отдыхал. В двух метрах от кресла стоял Расулов. В правой руке у него был пистолет, левой он опирался на тросточку, только что купленную в магазине медицинского инвентаря, о чем свидетельствовала еще не содранная этикетка со штрих-кодом. За Расуловым посреди комнаты лежал, держась за живот, Боксер. Его скрюченная поза яснее ясного говорила о том, что Боксеру очень плохо.

Полярнику тоже было плохо, и не только физически. Он не понимал, как в квартире оказался Расулов. То есть, конечно, в квартиру он вошел через дверь, которую пьяный хозяин не потрудился закрыть на замок, а Полярник с Боксером не придали этому значения, а вот как он обнаружил Полярника так быстро — было загадкой из загадок.

Позади скрипнула половица, и он услышал, как второй мужской голос хрипло произнес:

— В спальне еще один, но он в отключке, пьяный.

Расулов скривился в ухмылке.

— Ну и компанию ты себе нашел, Полярник: одни алкаши и бомжи.

— Уж лучше в компании с алкашами, чем с такими троглодитами, как вы.

— А вот тут ты ошибаешься. Наше с тобой сотрудничество еще не закончено. Димон, дай ему одежду.

Напарник Расулова бросил на колени Полярнику упакованный в целлофан костюм с вешалкой-плечиками и парой туфель.

— Что это?

— Как что? Двойник генерального директора должен выглядеть соответствующе. Для тебя есть работа.

Меньше всего Полярник сейчас хотел быть чьим-либо двойником. А двойником Светлова тем паче. Он медлил. Тогда Расулов повернулся к Боксеру и взял его на прицел.

— Или ты делаешь что тебе говорят, или твой друг подохнет. Считаю до трех.

На счет «два» Полярник со вздохом принялся распаковывать костюм. Расулов отупил в сторону, чтобы не мешать ему одеваться. Полярник заметил, что при ходьбе Расулов ставит правую ступню на ребро, как бывает в случае перелома одного или нескольких пальцев на ноге. Если по этим пальцам ударить, думал он, Расулову придется несладко. Вот только Расулов был не один — на пороге между двумя комнатами в дверном проеме стоял его напарник и зорко следил за происходящим.

Когда Полярник завязал галстук и опустил воротник, Расулов толкнул его назад в кресло. В его руке появился шприц, иглу которого он без всяких церемоний собирался воткнуть в Полярника и воткнул бы, если бы его не отвлек раздавшийся со стороны спальни громкий чавкающий звук. Оглянувшись, Полярник увидел стоящего в дверях Вольдемара, который сжимал горлышко разбитой водочной бутылки, и Димона, медленно оседающего на пол.

Выпущенная Расуловым пуля пролетела совсем рядом с Вольдемаром. Полярник, со всего размаху пнув Расулова по сломанным пальцам, помешал ему как следует прицелиться. Расулов взвыл, в Полярник, выбив пистолет из его руки, еще раз пнул его по покалеченной ноге и, пока Усман Ахмедович корчился от боли, поднял с пола упавший шприц, а затем с силой, на всю длину иголки, всадил ему в бедро. Игла сломалась, но часть содержимого Полярник все-таки успел ему вкатить.

— Это тебе вместо заявления об увольнении. По собственному желанию, козел.

* * *

Боксер пришел в себя, когда все было кончено. Расулов и Димон уже сидели, крепко привязанные друг к другу спиной. Ноги их были обмотаны так, что походили на гигантские коконы. Полярник нашел на антресолях в кухне целую груду веревок. Оба были без сознания.

— Что случилось? — тихо спросил Боксер.

— Не знаю, каким образом, но они нас выследили. И если бы не твой товарищ, нам всем было бы очень плохо, — сказал Полярник и повернулся в сторону Вольдемара. — Можешь сказать спасибо этому крутому пацану. И ведь даже водки не пожалел для друга. Мог бы выжрать. Но нет. Разбил о голову врага.

Вольдемар казался проспавшимся, но не до конца. Видно было, что его мутит.

— Кто брата тронет… завалю, — шаблонно ответил он, ища мутным взглядом, куда бы лечь или хотя бы присесть.

— Надо сматывать удочки, — сказал Полярник. — Я выходил на улицу. Их было только двое. Под окнами их машина. Возьмем ее.

Полярник покрутил на пальце ключи. Боксер посмотрел на пленников.

— С этими что? Здесь оставить?

— Придется. Не глотки же им резать. Хотя мне кажется, еще чуть-чуть — и я буду способен даже на это.

Боксер ушел в ванную мыть разбитое лицо и приходить в себя, а когда вернулся, решительно посмотрел на Полярника.

— Ты как хочешь, а Вольдемара я здесь не оставлю. Эти быки его на части порвут.

Полярник колебался. Боксер еще куда ни шло, но тащить за собой и Вольдемара — это уж слишком. Выхода, однако, не было.

— Хата его?

— Нет, он ее уже пятый год снимает.

— Придется снять другую. Если за ним долг остался, с хозяевами рассчитается позже, когда все утрясется. Но у меня два условия: через пять минут он должен быть трезвым как стекло, хотя бы матовое, и второе — держать язык за зубами.

Пока Боксер помогал плохо соображающему Вольдемару собирать сумку, Полярник осмотрел предметы, которые вытащил из карманов пленников. Его заинтересовал один прибор, найденный у Расулова. Похожий был и у Гектора. Внешне прибор был сродни тому, которым герои фильма «Aliens» отслеживали передвижения «чужих» по космической станции. Только меньше размером. Прибор был включен, на дисплее мигала маленькая зеленая точка, подрагивавшая в такт движениям Полярника. Следовательно, Расулов соврал — никто за Полярником от складов не шел. Дело было в передатчике, который по-прежнему находился у него. Одежду Полярник сменил, а значит, прибор был непосредственно на нем. Но где? Не ответив на этот вопрос, Полярник задал его со словом «как». Как люди Светлова смогли прицепить к нему передатчик? Незаметно спрятать его под пломбой зуба? Но в последнее время он не лечил зубы. Да и вообще, это было бы возможно только под наркозом, а под наркозом он в последний раз пребывал в клинике доктора Гуровича. Зубы ему там не лечили, а вот кожу пересаживали — на местах прежних наколок. Закатав рукава, Полярник принялся ощупывать свои руки, пока в самом деле не почувствовал какое-то уплотнение там, где когда-то красовалась татуировка кота.

Поборов искушение еще раз хорошенько пнуть Расулова по больной ноге, Полярник облачился в привезенную для него одежду, не опасаясь теперь, что она нашпигована жучками. Вышел на улицу. Через несколько минут к нему присоединился Боксер и все еще плохо соображающий Вольдемар.

Полярник, поиграв ключами, кивнул в сторону красной спортивной «хонды».

— Смотри, телега какая! Когда-нибудь на такой катался?

Вместо машины Боксер тоскливо посмотрел на окна квартиры, в которой жил Вольдемар.

— Суета сует и всяческая суета, — печально вздохнул он и пошел садиться в машину.

 

Глава 8. Союзники

Костя Проценко, врач районной поликлиники, выглянул из дверей кабинета и выдохнул с радостным облегчением. В коридоре никого не было — казалось, бесконечная очередь из больных все-таки сошла на нет. Рабочий день закончился.

Отпустив дежурную медсестру, Костя плеснул в стакан две равные части спирта и воды, помешал в стакане скальпелем, чокнулся с висящим на стене небольшим портретом пожилого мужчины с лысым лбом и густыми, модными более ста лет назад бакенбардами.

— Будь здоров, Пирогов, — сказал он и одним махом вылил полученную смесь в рот.

Отставив стакан, он еще раз посмотрел на портрет, потом на свое отражение в зеркале над умывальником, выдохнул и стал ждать результата. Мозги гудели, как потревоженный улей. Через пару минут ему стало немного лучше. В голове приятно зашумело, и на несколько секунд Костя почувствовал себя почти счастливым человеком. Он снова протянул руку к бутыли со спиртом, но дверь без стука открылась и в кабинет вошел высокий человек с огромным, как фонарь локомотива, кровоподтеком под правым глазом. Сам он был небрит, а на всклокоченных волосах можно было заметить запекшуюся кровь.

— Мне нужна помощь, доктор, — сказал он.

— Другие здесь и не ходят, — нахмурился Костя. — Но я вряд ли смогу вам чем-либо помочь. Вам нужно обратиться на станцию скорой помощи. А я принимаю только с направлениями от участкового врача. У вас есть направление?

Посетитель с подбитым глазом сунул в карман руку, а когда вынул, Константин сразу понял — направление у него было. Оно глядело ему прямо в лицо темным металлическим кружком наведенного дула. Уронив на пол стакан, Костя попятился и сел на кушетку.

— Так я это… Ну, то есть уже и ассистентку домой отпустил. И прием… он тоже как бы давно закончился.

— Полагаю, вы и сами в состоянии справиться, — сказал посетитель. — Что касается вашего времени, то я готов за него заплатить. Прошу вас.

Тут Костя понял, что никакого пистолета в руках незнакомца нет, да и был ли, в этом Костя уже сомневался. В руках незнакомец держал… пачку денежных банкнот, от которой он отделил несколько бумажек крупного достоинства и положил на стол.

Поглядев на деньги, Костя сразу же пришел в себя, набросил на них вафельное полотенце и, подумав о том, что пришедший кажется ему знакомым, жестом пригласил его в манипуляционную. Там он сделал пациенту два противостолбнячных укола, осмотрел и промыл перекисью раны на голове.

— Ничего серьезного. Жить будете. Раны неглубокие и неширокие. Можно обойтись без швов. Но томограмму все равно надо будет пройти. Нужно убедиться, что не было сотрясения. Направление я выпишу, а также и рецепт мази, чтобы вы смогли смазывать на ночь это вот украшение.

Костя показал на синяк, но пациент только покачал головой.

— Благодарю, но к вам я пришел совсем по другому поводу. Вы кино про Джеймса Бонда смотрели?

— Ну, допустим. А при чем тут это?

— Можете хоть на полминуты представить, что я тоже в некоторой степени Джеймс Бонд? Мой главный противник, который представляет те темные силы, с которыми я борюсь, однажды, пользуясь моим беспомощным состоянием, вшил мне под кожу прибор, передающий сигналы. Теперь он знает, где именно я нахожусь, и преследует меня. Ваша задача — используя опыт хирурга, достать этот прибор.

Костя выпучил глаза и растерянно покосился на окно. Окно было открытым, но прыгать через него было бы очень неразумно, учитывая, что кабинет Константина находился на третьем этаже. Разве что в самом крайнем случае, если пациент окажется очень буйным и не будет другого выхода для спасения, кроме как сигануть с третьего этажа на крыши припаркованных внизу автомобилей.

— У нас очень мало времени. Те, кто меня преследует, могут нагрянуть сюда в любую минуту, — напомнил о себе «Джеймс Бонд».

Как бы ни был потрясен Константин, он справился. Взял себя в руки. Врач как никак, несмотря на некоторую склонность к вредным излишествам.

— Я все-таки выпишу вам направление на томограмму. И вы обязательно должны навестить психиатра. Дальше по коридору. В самом конце. Он должен еще принимать, — твердым, не терпящим возражений тоном заявил он.

— Когда-нибудь я это сделаю, — заверил странный посетитель, приоткрыл двери и сказал в коридор: — Александр Иванович, пройдите сюда.

Тип, который вслед за этим появился в кабинете, выглядел еще более странно, чем первый. В резиновых шлепанцах на босу ногу, в широких, выпачканных грязью штанах, в драной кофте, которая то и дело норовила обнажить пупок, поэтому человек постоянно одергивал ее руками. На лице была неопрятного вида борода и следы многочисленных побоев.

— Это Александр Иванович. Мой помощник. Он работает под прикрытием, поэтому его внешний вид пусть вас не смущает, — сказал пациент, закрывая двери на замок.

— Какое еще прикрытие! Немедленно отоприте двери и убирайтесь отсюда! И деньги свои тоже можете забрать.

— Деньги обратно не возьму. А уберусь сразу, как только сделаете свою работу. Лады?

Костя схватил со стола скальпель, которым недавно размешивал спирт.

— Повторяю, отоприте двери!

В ответ пациент достал из-под полы пиджака пистолет. Это был не тот пистолет, который некоторое время назад мерещился Косте. Во-первых, из-за прикрученного глушителя у него был очень длинный ствол. Во-вторых, он был настоящим.

— Вы, смотрю, человек смелый и решительный. Но именно поэтому, принимая во внимание обстоятельства, действительно странные, можете наломать дров. Мой помощник присмотрит за вами. Если вздумаете вместо обезболивающего вколоть мне какую-то гадость или используете не по назначению скальпель, он выстрелит вам в ногу. Правда, Александр Иванович?

Боксер был растерян не меньше хирурга, а пожалуй, что и больше. Полярник не предупреждал его, как именно будут развиваться события. И это развитие ему ой как не нравилось. Одно дело — заманить в яму-ловушку человека, пришедшего с оружием в его дом, совсем другое — угрожать пистолетом доктору. Боксер уважал медиков, дважды спасавших его жизнь еще в те времена, когда он до знакомства с Брахманом напивался до зеленых чертиков.

— Прошу вас, Александр Иванович, — сказал Полярник, протягивая пистолет Боксеру.

Боксер растерянно кивнул, беря оружие в дрожащие руки.

Полярник сбросил пиджак. Константин и в самом деле был хорошим врачом, если вид обмотанной несвежим полотенцем правой руки человека заставил его забыть страх и вспомнить о профессиональном долге.

— У вас ранена рука?

— Нет. Принял меры предосторожности. Помните фильм, в котором снимался Шварц? Там у его героя в голове был чип слежения. Поэтому он голову мокрым полотенцем обматывал, чтобы его не засекли. Не знаю только, помогает ли это на самом деле. Поэтому времени на разговоры у нас нет.

— На вашем месте я бы не очень увлекался Голливудом, — не обращая внимания на Боксера, сказал Костя. — Может, лучше перейти на что-нибудь менее впечатляющее? На классику, например. Вы Гайдая любите?

Полярник сбросил на пол мокрые тряпки.

— Гайдая? Люблю. Вот здесь пощупайте.

Пальпируя в указанном месте, Костя почувствовал под кожей что-то инородное. Словно воспалившийся лимфоузел, хотя никаких лимфоузлов в этом месте не было.

— Вот черт. Здесь УЗИ не помешало бы.

— Некогда, доктор. Я и без УЗИ знаю, что там. Действуйте.

— Я обколю это место новокаином. От него не засыпают.

— Очень на это рассчитываю.

Через десять минут в плоскую эмалированную посудину упала окровавленная овальная штука размером с тыквенную семечку.

— Честно говоря, я на полном серьезе думал, что вы псих, — признался Константин. — Не обижайтесь.

— Даже не собирался. Давайте, шейте быстрее, — морщась, ответил пациент.

Когда все было закончено, Полярник завернул «семечку» во влажную салфетку и посмотрел доктору прямо в глаза.

— Все, что вы здесь видели, доктор, относится к государственной тайне, болтать о которой я настоятельно вам не рекомендую. А теперь, если вам не трудно, осмотрите Александра Ивановича, ему тоже досталось.

Боксер от осмотра отказался. Озабоченный увиденным и услышанным, он даже не подумал спрятать пистолет, который продолжал нести в руке, когда они шли по коридорам поликлиники. Хорошо, что народу почти не было. Только у дверей Полярник, обратив внимание на оружие, выхватил его и сунул за пояс.

— У тебя что, в голове помутилось?

Боксер рассердился.

— Я мирно отдыхаю в своем убежище. Ты ломаешь мои двери, вваливаешься без приглашения, бьешь меня. Потом появляются еще двое и хотят тебя убить. Мы отбиваемся и скрываемся у моего друга. Нас опять находят, и только благодаря случаю нам удается улизнуть. По телевизору показывают какого-то мудака, похожего на тебя как две капли воды, но ты говоришь, что не знаешь, кто это. В твою руку вшита передающая сигналы фиговина. Ты угрожаешь оружием доктору. И ты еще спрашиваешь, помутилось ли у меня в голове?

Полярник понимал, что Боксер по-своему прав: ему следует знать больше. С другой стороны, крыльцо районной поликлиники — не лучшее место для разговоров по душам. Он огляделся. В нескольких метрах от них стоял грузовичок с надписью «Продукты».

— Кстати о «фиговине». Надо бы ее хорошенько пристроить. Пусть наши преследователи немного побегают. Пойду, засуну ее в будку того грузовика. Видишь?

— И подставишь еще одного невиновного человека.

— А что ты предлагаешь? Просто бросить ее в урну для мусора?

— Да. Но не здесь. Не рядом с этой больницей. Они поймут, что ее вырезал здешний хирург, и он может пострадать.

— Толстовец чертов!

— Если у тебя под ногами горит земля, это не значит, что должны страдать невинные люди. Пусть страдают те, кто заслужил.

— Черт с тобой. Возьмем эту дрянь с собой и через километр выкинем просто на дорогу.

Полярник сел в машину, на заднем сиденье которой отдыхал Вольдемар, бросив чип рядом с переключателем скоростей. Дождавшись, пока спутник сядет, резко тронулся с места. Ехали они недолго.

— Останови! — через триста метров вдруг потребовал Боксер.

«Хонда» замерла у бордюра.

— Что опять? — почти зарычал Полярник, сытый по горло его капризами.

— Это не моя война, — решительно заявил Боксер, — а ты не Генка Крокодил. Хрен знает, кто ты. Я ухожу.

Боксер повернулся, чтобы растолкать храпящего Вольдемара. Полярник видел: уговаривать его остаться бесполезно.

— Денег возьми на дорогу.

Полярник полез карман, но Боксер, отрицательно мотнув подбородком, вышел и, увлекая за собой ничего не понимающего Вольдемара, быстро зашагал прочь по тротуару. Полярник долго смотрел им вслед, а когда они уже почти скрылись за поворотом, выскочил и побежал следом. Догнал.

— Я знаю, как погиб твой друг Брахман.

* * *

Боксер с Полярником сидели на скамейке на остановке общественного транспорта. Вольдемара с ними не было. Он уже почти протрезвел, и его отправили по адресу, где должна была сдаваться квартира.

— Вот так вот просто взяли и застрелили? — печально качал головой Боксер.

— Да, вот так. Ты так говоришь, будто разочарован, что его просто убили, а не разделали на запчасти.

Грустная ирония в словах Полярника осталась незамеченной. Боксер все еще не понимал.

— Но почему?

— В качестве меры психологического воздействия. Меня похитили, поскольку думали, что у меня много денег. Но перед этим они с помощью твоего знакомого Каплунова забрали твоего друга, потому что знали: никто его искать не будет. Нарядили в дорогой костюм, накачали транквилизаторами, избили для наглядности. А потом при мне всадили пулю, чтобы показать, как они поступают с несговорчивыми пленниками. Я ведь не знал, кто он на самом деле. Похитители считали, что одно убийство, совершенное на моих глазах, подействует лучше тысячи угроз. Расчет оказался верным. Жуткая была картина. Будь у меня на самом деле деньги, отдал бы не задумываясь.

Поднявшись, Боксер заявил очень решительно:

— Я разберусь с Каплуном.

— Участковый — это всего лишь первое звено в цепочке, ведущей к моим похитителям. Вряд ли он знал, для чего им понадобился Брахман.

— Не колышет. Он тоже виноват.

— Все равно тебе одному с ним не справиться. Но тебе повезло. По странному течению обстоятельств наши интересы совпадают. Я тоже хочу добраться до убийц твоего друга.

Боксер подумал.

— Если честно, я боюсь.

— Ну, тогда я тебя не понимаю. Только что ты размахивал трусами, заявляя, что посчитаешься с негодяями. Теперь ты говоришь, что боишься.

— Боюсь оказаться в роли той собаки, которая с лаем бежит за машиной, а как догонит, не знает, что с ней делать. Это я сейчас такой уверенный, а как дойдет до дела, вряд ли сам смогу убить человека. Тут и думать нечего.

— Я же сказал: наши интересы совпадают. И мне тоже не хочется пачкать руки о всякую падаль. Но у меня есть идея. Мы столкнем их лбами с другим хищником и будем наблюдать, как это зверье грызет друг другу глотки.

— Но я до сих пор о тебе ничего не знаю. Кроме того, что тебя похищали ради денег, потому что ты был двойником одного богатого чувака. А потом, в банке, похитили еще раз. Но я даже не знаю твоего настоящего имени.

Полярнику вдруг стало весело.

— А вот в этом вопросе рискну с тобой не согласиться. Мое имя ты знаешь. Я тот осколок от мины, который поранил тебе щеку. Тот, в чьей комнате ты жил до сегодняшнего утра. Тот, чей отчим, служащий военкомата, помог тебе устроиться в миротворческий батальон.

Подскочив от удивления на месте, Боксер впился глазами в собеседника.

— Быть того не может. Так ты…

— Полярник. Теперь меня называют так. Полярник.

— Нет, я не верю. Голос похож, не отрицаю. Но лицо… Неужели люди могут так измениться?

— Могут, если им на помощь придет пластический хирург. Лицо у меня чужое, о чем я сейчас очень жалею. Однако вечер воспоминаний предлагаю перенести на потом. Надо сваливать. Те двое, которых мы оставили связанными, могут очухаться, развязаться в любую минуту и вызвать подкрепление. Быки они здоровые.

На полпути к автомобилю Боксер все-таки виновато заметил:

— А мина, между прочим, и вправду была. Одного нашего тяжело ранило. Двух местных в клочья, а на мне ни царапины. Осколок совсем рядом пролетел. Сколько времени прошло, а я до сих пор чувствую его тепло на лице.

Полярник ничего не сказал, потому что заметил, что их «хонда» проводит время не в одиночестве, а в компании припаркованной облезлой «лады» седьмой модели и трех молодых людей весьма характерной внешности, с которыми лучше не встречаться в темных подворотнях.

— Привет, молодежь. Проблемы?

— Ага, проблемы. Только не у нас, а у тебя, — ответил самый молодой и, похоже, самый наглый из троицы, прижимая к ноге арматурный обрезок, чтобы тот не бросался в глаза проезжающим мимо автомобилистам. — Твоя телега?

— Допустим.

— Она для тебя слишком хороша. Не подходит она к твоему имиджу. А в особенности к прикиду твоего кореша. Ему дерьмовозка в самый раз подошла бы. Давай меняться. Мы тебе нашу, — он показался на семерку, — а ты нам свою. И будет в самый раз.

Боксер испуганно дернул Полярника за рукав. Шепнул:

— Ты только не стреляй. Просто покажи им пистолет, и они убегут. Они еще почти дети. Не ведают, что творят.

«Сукины дети», — подумал Полярник, а Боксеру в ответ шепнул:

— Стрелять? В этих симпатичных молодых людей? Да никогда в жизни.

Полярник поболтал в воздухе ключами.

— Мы тут, парни, с корешем подумали и решили рассмотреть ваше предложение.

Еще секунду назад такие напористые и уверенные в своем превосходстве парни растерянно заулыбались. Странная уступчивость терпилы, который к тому же совсем не выглядел напуганным, сбила их с толку.

— Че, в натуре, что ли? Хондач свой отдадите? — спросил вожак, ожидая подвоха.

— Есть такое мнение. Только учтите: тачка в угоне.

Парень засмеялся:

— Дык и наша не из автосалона.

— Тогда дела не выйдет. Нам проблем с ментами не нужно.

— Да не будет проблем. Номера перебиты, документы есть. Сам смотри.

Полярник придирчиво изучил техпаспорт.

— Покатит. Почти как настоящий. У Бэтмена делали?

О специализирующемся на краденых машинах знаменитом автослесаре по кличке Бэтмен Полярник слышал еще на зоне, но никогда с ним не встречался. Его он назвал наугад и, как выяснилось, попал в точку.

— Верно, — озадаченно произнес парень. — А ты откуда знаешь?

— Да так, — уклончиво ответил Полярник. — На обмен мы согласны.

Вожака дернули за рукав.

— Может, не стоит? Как бы палева не вышло с этой «хондой».

Полярник, опасаясь, что сделка сорвется из-за ерунды, быстро заговорил:

— Если все по уму делать, не спалитесь. Тачку мы угнали два часа назад. По некоторым причинам хозяева не будут заявлять об угоне по меньшей мере до вечера. У вас есть достаточно времени, чтобы выставить ее на карантин и переделать. Решайте.

Обменялись ключами. Полярник направился к «семерке», увлекая за собой Боксера.

— Ты серьезно собираешься уступить им машину? — удивлялся тот.

— А почему нет? Нам этих балбесов сам Бог послал. Наша тачка слишком бросается в глаза. Поэтому мы ее, заметную и дорогую, поменяли на машину попроще и подешевле.

Справившись с удивлением, парни расселись в «хонде» и с громким гиканьем, словно цыгане, помчались по проспекту. Гикали они недолго. Не доезжая до перекрестка, машина вспыхнула и разорвалась на несколько частей. Взрывная волна хлопнула Полярника и Боксера по ушам. После они еще долго сидели на месте. Полярник курил, Боксер нервно перебирал бусинки замусоленных четок, подарка Брахмана.

Мимо них уже давно проехали милицейские и пожарные машины, скорая помощь, а они все еще оставались на месте.

— Ты ничего мне не хочешь сказать?

Полярник включил зажигание.

— Хочу, — сказал он, разворачивая «семерку». — Кажется, я понял, в чем дело. Интернет мне нужен, вот что.

Они остановились возле первого попавшегося компьютерного салона.

Выбрав машину, Полярник зашел на сайт своего банка, ввел код доступа к информации своего счета. Увиденное его даже не удивило. Напротив, именно это он и предполагал. К лежащим на его счету ста долларам теперь добавилось тридцать пять миллионов. Ровно та сумма, которой и располагала на данный момент корпорация «КомпТрейд». Переведена она была всего лишь полчаса назад со счета корпорации.

Не обращая внимания на стоящего за спиной и ничего не понимающего Боксера, Полярник снял с шеи тонкую золотую цепочку, на которой под видом амулета болталась флэшка с его личной электронно-цифровой подписью. Люди Финна, обыскивая его, по счастью, не обратили на нее внимания.

— Ну, хорошо, Виктор Сергеевич, попробуем сыграть в твою игру, — прошептал Полярник. — Но по новым правилам.

Вставив флэшку, Полярник повернулся к недоумевающему Боксеру. Протянул ему деньги.

— Я на углу магазинчик мобильной связи приметил. Пока я тут вожусь, сходи туда и купи самый простой мобильный телефон. И сим-карту.

— Так мы же уже взяли мобильники. Зачем еще?

— Затем, что мне нужно сделать всего один звонок, который обязательно отследят, если я оставлю телефон себе.

Боксер исчез, а когда вернулся, Полярник уже поджидал его у входа. Приведя мобильник в рабочее состояние, Полярник набрал номер Светлова.

— Виктор Сергеевич, наше вам… Что значит кто? Не узнал? Богатым, стало быть, буду. Я это, я… Твоя тень… Ага, прямиком с того света. Так что ты с подарком на похороны немного поторопился… О чем я? Ты знаешь о чем. Как говорится, спасибо, но я как-нибудь обойдусь.

Не дав Светлову ответить, Полярник отключился, вырубил трубку, достал симку и выбросил в урну. Подумав, выбросил еще и трубку. Они сели в машину.

— Помнишь тех двоих, которые меня постоянно преследуют?

Боксер кивнул.

— Таких разве забудешь…

— Тот, что с усами, — Расулов, ближайший к Светлову человек. Его доверенное лицо. Но я не о нем. Я о его спутнике, Димоне, кажется. Что ты мог бы о нем сказать? Если объективно.

— Отвратительный тип. И к тому же тупой.

— Именно, именно. Весь ближний круг охраны Светлова я знаю если не лично, то по меньшей мере в лицо. Димона вижу в первый раз. Вывод: он либо совсем новый, либо стоял до этого на проходной склада. Но попасть к Светлову в ближний круг — это ой как не просто. Нужно не только быть готовым пойти на нарушение закона, но и быть профессионалом, а им Димон точно не является. Также необходимо обладать известной долей лоска. Светлов заботился о своем имидже. Взять хотя бы Расулова. Этот и в спортивном трико будет элегантен. На Димоне же и пиджак от Армани будет смотреться как арестантская роба. Почему его все-таки приняли в этот круг и сходу доверили участвовать в важном и деликатном задании?

— А это не потому, что у него кончились люди? — предположил Боксер. — Ну, те, кто в теме.

— Возможно. Еще почему?

— Его собирались использовать только один раз?

— Именно! Что значит не иметь вредных привычек! Золотая голова у тебя, Александр. Его собирались использовать только один раз. Первый и последний. Его было не жалко. Вот почему у них с собой была чистая одежда и шприц с какой-то дрянью. План Светлова был таков: меня переодевают в его шмотки, вкалывают хорошую дозу транквилизатора, чтобы я не дергался, и сажают в тачку. При этом Димон садится за руль, а Расулов — пассажиром. По дороге он под выдуманным предлогом сходит, приказывая ничего не подозревающему водителю доставить меня… скажем, на дачу Светлова, не важно. Когда тачка отъезжает, Расулов приводит в действие взрывное устройство.

— Почему же машина взорвалась? Случайно замкнули контакты?

— Думаю, что Расулову удалось освободиться. Я не смог вколоть ему все, что было в шприце. Пришел в себя — видит: нет ни ключей, ни самой «хонды». Значит, мы взяли. Прибор слежения мы тоже в «хонде» оставили. Проверил — есть сигнал, движется со скоростью автомобиля. Значит, мы едем. Нажал на кнопку — и бах! — не придется больше пацанам угонять чужие лайбы.

— Мне не смешно.

— Мне тоже. Ты дальше слушай. Светлов был в курсе, что я от его имени звонил бухгалтеру и просил приготовить платежные документы. Он ждал моего возвращения с пресс-конференции у себя дома, но я так и не появился. Ни я, ни мои сопровождающие. Обеспокоившись, он поехал в офис, а тут как раз я звоню бухгалтеру. Он даже мог стоять рядом с Анастасией, когда я диктовал ей реквизиты. Я, конечно, еще тот академик. Думал, что за мной охота идет, потому что Светлов наказать меня хочет за то, что бабки пытался у него тяпнуть. Да он с самого начала понял, что я попал в беду. Не мог не понять. Что я звоню бухгалтеру только потому, что меня держат на мушке. Мог организовать своих дуболомов, мог обратиться в милицию, чтобы те устроили засаду в «Скай-банке» и повязали всех. Но он и пальцем не шевельнул, чтобы спасти мне жизнь. Он просто велел Анастасии указать совсем другой счет на документе. Поставил на кон мою жизнь и жизнь бухгалтера. Бедная женщина, уж не знаю, какое он имеет на нее влияние, но заставил ее сунуться прямо в волчью пасть. Понятно, почему у нее дрожали пальцы. Она все знала. Если бы сопровождающий меня человек Финна заметил подмену, он сразу убил бы и меня, и женщину. Стрелял он быстрее, чем думал.

— Но мне все еще непонятно, зачем тебя-то взрывать? Да еще в дорогой машине с каким-то гопником в придачу.

— Затем, что Светлов хотел инсценировать свою собственную смерть. Все думали бы, что погиб он. А он исчез бы и начал новую жизнь с новым именем. Со всеми деньгами, которые он украл у «КомпТрейда».

— Все равно ничего не понятно. Успешный бизнесмен… Зачем ему красть у самого себя? Это что, новый способ не платить налогов?

— Это не его деньги. «КомпТрейд» — корпорация. Светлову принадлежит лишь часть акций. Во-вторых, совсем недавно ему выделили огромный кредит.

— Но если бы стало известно, что генеральный директор «КомпТрейда», перед тем как погибнуть, украл деньги, к расследованию его гибели отнеслись бы с особой тщательностью. Есть же разные экспертизы, та же генетическая, которые быстро определили бы, погиб Светлов или нет.

— О том, чтобы никаких экспертиз не делали, я думаю, поручили позаботиться Расулову, который был в доле. Да и потом, никто бы не заподозрил, что это Светлов украл деньги. Деньги должен был украсть я. Да не смотри на меня так. Я сейчас все объясню. В этом и состоит вся суть интриги. Итак, Виктор Светлов заводит себе двойника, якобы для того, чтобы разгрузить себя от второстепенных задач. Двойник оказывается под постоянным тотальным наблюдением, ему даже в руку вшит передающий сигналы чип. Неудивительно, что, когда двойник открыл на свое имя счет в иностранном банке, в распоряжении Светлова очень скоро оказались как все его пароли, так и ключ к электронной подписи. Потом, через некоторое время, Светлов объявляет, что создал чудо-программу «Люцифер», которая, я уверен, не существует на самом деле, но нужна была, чтобы под нее «КомпТрейду» выделили внушительные кредитные средства и чтобы еще больше запутать тех, кто будет расследовать смерть Светлова. В качестве одной из основных версий рассматривали бы и ту, что Светлова убили конкуренты и производители вирусов. Но идем дальше. В день «Ч», когда меня, двойника, убивают, Светлов как бы взламывает счета «КомпТрейда», что ему ничего не стоит, и переводит деньги на мой же счет в Кипр, чтобы через какое-то время перевести их дальше, да так, чтобы никто не нашел концов. Похищение двойника несколько спутало планы Светлова и заставило импровизировать, но в целом концепция его главной интриги не изменилась.

Боксер печально вздохнул.

— Зачем это ему? Талантливый человек, он мог заработать больше честным путем.

— Видимо, не мог. Он меня на пару дней оставлял на хозяйстве, а сам уезжал за границу. У меня тогда сложилось впечатление, что у фирмы большие проблемы в финансовом плане. Но об этом лучше спросить у самого Светлова. Ему не повезло дважды. Во-первых, меня не оказалось в автомобиле в момент взрыва. Во-вторых, после взрыва я понял, в чем дело, и бросился проверять счет. У меня подключен интернет-банкинг, так что я могу управлять им по Интернету. Я успел. Деньги, тридцать пять миллионов, были уже у меня. Но Светлов не успел переправить их дальше. Я вернул деньги обратно как ошибочно полученные.

— Вернул!

— Да. Они ведь не мои.

— А если он их опять… того?

— Не думаю. Я заблокировал счет для любых операций. И я позвонил ему, чтобы сказать, что я жив, а его план провалился. Он, конечно, может украсть деньги снова, но теперь все будут знать, кто именно это сделал. А ведь он так хотел исчезнуть для всех.

— Так это ты Светлова имел в виду, когда говорил о звере, который порвет глотку тому, кто убил Брахмана?

Полярник кивнул.

— Правда, сейчас ему больше всего хочется проделать это со мной. Что ж, пусть он меня поищет. А мы тем временем поищем убийцу Брахмана — Финна.

Позвонил Вольдемар. Сказал, что нашел удобную «двушку» неподалеку от станции метро. Только у него нет денег, поэтому он ждет Полярника с Шуриком.

Полярник строго посмотрел на Боксера.

— Хочу спросить еще один раз. Последний. Ты со мной? Не торопись, подумай.

— С тобой, — быстро ответил Боксер.

 

Глава 9. Гроб на колесиках

Человек шел зигзагами. Иногда его шаги становились плавными, словно он исполнял в одиночку какой-то странный вальс. Иногда ритм сбивался, линия движений ломалась, образовывая острые углы, и тогда вальс превращался в ритуальную пляску собирающегося на охоту дикаря. Постепенно такие зигзаги становились все размашистее, человека бросало от одного края пешеходной дорожки к другому, пока наконец, зацепившись ногой за бордюр, он не рухнул на землю и не покатился по склону, ломая под собой кусты.

— Финита ля комедия, — произнес Олег Валерьянович, некоторое время наблюдавший за этой странной пляской из окна своего автомобиля. — Вот там тебе и место, алкаш.

По большому счету, являясь сотрудником органов внутренних дел, Олег Валерьянович кривил душой — парк микрорайона, в котором играли дети, гуляли влюбленные парочки и все кому не лень, никак не являлся тем местом, в котором можно было бы спать в кустах в виде, позорившем достоинство homo sapiens. Ему следовало немедленно вызвать патрульную машину, которая увезла бы любителя вальсов туда, куда увозят в подобных случаях. Но таким уж был Олег Валерьянович человеком, что во всем сначала пытался разобраться сам, а уж потом перекладывал заботы на плечи коллег.

Подождав немного и убедившись, что человек не предпринимает попыток выбраться из кустов, Олег Валерьянович вылез из машины, достал из салона и сунул под мышку резиновую дубинку — на всякий случай, преодолел расстояние, отделявшее его от места падения, и посмотрел вниз. Человек лежал на спине, широко раскинув руки, и блаженно улыбался во сне. Ширинка была расстегнута, а сами брюки, не из дешевого материала, во многих местах были выпачканы в белом. На руке ласково поблескивал золотой «ролекс».

— Ага, — сказал сам себе Олег Валерьянович и осмотрелся. — Вот же куда тебя занесло, болезного. Ну, стало быть, моя удача.

Влюбленных парочек в пределах видимости не было, детей, слава богу, тоже. Над парком быстро сгущались сумерки, накрапывал мелкий дождик. Олег Валерьянович не любил свидетелей: то ли из-за скромности, то ли по каким-то другим причинам. Еще он очень холодно относился к прогрессу, главным образом из-за этой дурацкой моды устанавливать где ни попадя камеры наблюдения, поэтому особым вниманием удостоил фонарные столбы. Окончательно убедившись, что он один, спустился вниз и два раза легонько пнул лежащего. Тот что-то пробормотал во сне, но глаз не открыл. Олег Валерьянович еще легче простукал одежду, особенно там, где находились карманы. Опыт, которого у Олега Валерьяновича было хоть в банки закатывай, подсказывал ясно: в правом кармане пьяного портмоне, в левом — мобильный телефон. Оглянувшись еще раз, он нагнулся, осторожно сунул руку в карман с кошельком и в ту же секунду ощутил такую боль, какой до этого никогда не испытывал. Олег Валерьянович подпрыгнул, каким-то образом перекинулся через лежащего человека и приземлился лицом в илистое русло сточного ручейка. Он, наверное, захлебнулся бы в нем, если бы чьи-то быстрые руки не выволокли его оттуда и не потащили в самую гущу деревьев.

Когда Олег Валерьянович худо-бедно пришел в себя, его первой мыслью была та, что он стоит, и стоит как-то странно. Во-первых, было очень неудобно лицу, прижатому к колючей шероховатой поверхности, во-вторых, ягодицам — их обдувал неласковый влажный ветерок. Вдобавок он испытывал постоянную и очень неприятную щекотку во всем теле. Хотелось почесаться, но руки (правая жутко болела, и в ней до сих пор стреляли какие-то молнии) тоже были намертво припечатаны все к той же пахнущей плесенью шероховатости. Человеком Олег Валерьянович был сообразительным и быстро понял, что стоит, привязанный лицом к толстому дереву, что у него зачем-то спущены штаны, а щекотка вызвана блужданием по его телу муравьев и прочих лесных насекомых. Также он понял, что тот, кто его привязал, должен находиться где-то поблизости.

— Эй, кто там? Вы что, скоты, оборзели совсем?!

— Каплунов Олег Валерьянович? — спросил его сзади незнакомый голос.

— Да, я. Каплунов. Капитан милиции Каплунов. Меня, должно быть, с кем-то перепутали.

— Тебя перепутаешь, как же, — сказал второй голос. — Такую мразь редко можно встретить.

В ответ Каплунов разразился гневной тирадой, бо́льшая половина которой состояла из матерных выражений, другая, меньшая, объясняла, что случится с его обидчиками, если его немедленно не развяжут. Одного обидчика его угрозы только рассмешили — слышно было, как он хохотнул, — другого, напротив, скорее разозлили, потому что он взял Каплунова за волосы и два раза проволок лицом по коре дерева. На рубашку из расквашенного носа полилась струйка крови. Олег Валерьянович охнул и уже собирался было разразиться очередным потоком непечатной брани, но вдруг понял, что продуктивнее будет что есть мочи позвать на помощь. Он открыл рот, чтобы исполнить задуманное, но рука чужака тут же ловко сунула в него кляп, так что вместо крика Каплунов издал только сдавленное мычание. Ответом ему была речь, произнесенная торжественным голосом:

— Комитет национального спасения родины от отбросов общества обвиняет Олега Валерьяновича Каплунова во взяточничестве и коррупции, в кражах личного имущества, связях с уголовными элементами, а именно — в покрывании розничной торговли наркотиками, систематическом нарушении прав и свобод граждан на вверенной его попечению территории. Ваше последнее слово, подсудимый.

— М-м-м-м-м, — провыл Каплунов в тряпку.

— Спасибо. Суд приступает к вынесению приговора. За нарушение присяги сотрудника органов внутренних дел и преступную деятельность Каплунов Олег Валерьянович приговаривается к пятидесяти ударам резиновой палкой. Приговор окончательный и подлежит немедленному исполнению.

Зад Олега Валерьяновича обожгла острая боль. Били сильно, с оттяжкой. Каплунов извивался, насколько позволяли ему путы, мычал и вгрызался зубами в кляп.

После двенадцатого удара стало темнеть в глазах. На пятнадцатом удары прекратились.

— Да-а-а, — задумчиво протянул тот же голос, что оглашал приговор. — А ведь пятьдесят палок ему не потянуть. Готов поспорить, что уже после двадцатой мы своими глазами сможем увидеть, что на деле означает эта затертая до дыр фраза «задница треснет».

— Согласен, — ответил второй. — Непонятно только, что он потом делать будет. Он же ведь только этим местом думать привык. Может, дадим Олегу Валерьяновичу шанс смягчить наказание?

Каплунов опять замычал, задергал битым местом, выражая таким образом согласие. В спину ему ткнулся конец дубинки.

— Слышь, рожа? Мы сейчас тебе освободим пасть, и попробуй только крикнуть громко — сразу кирдык тебе настанет. Будем задавать тебе вопросы. Ответишь правильно — твое счастье. Нет — не обессудь. Ответы «не помню», «не знаю» не канают.

Кляп вынули. Каплунов облизал языком пересохшие губы.

— На твоем участке в предназначенном под снос доме жил человек, бомж по кличке Брахман. Теперь он исчез. Мы точно знаем, что его увел ты. Отнекиваться бесполезно. Мы хотим знать, где найти того, кому ты отдал Брахмана. Или ты скажешь, что не помнишь такого?

— Помню я его, помню, — заикаясь от пережитого, заговорил Каплунов. — Родственники у него объявились. Долго искали его. Я им просто помог. А как они его нашли, так увезли куда-то. Они сами приезжие.

— Родственники, говоришь. Приезжие, говоришь… А фамилией этих родственников ты часом не поинтересовался?

— Петрунькевичи, — быстро ответил Каплунов, слишком быстро, чтобы это могло быть правдой.

Стоявший за спиной Каплунова Боксер, который приводил в исполнение приговор, пришел в бешенство и со словами «Я сейчас тебе таких Петрунькевичей выпишу» снова заткнул Каплунову рот, после чего отвесил несколько таких ударов, что участкового пришлось долго щелкать по ушам, чтобы привести в чувство.

— Значит, правду говорить ты не хочешь, — сказал Полярник, снова освобождая пленнику рот. — Даем тебе еще один шанс, последний. Другого не будет. Кому ты отдал Брахмана?

— Отпустите, — выл Каплунов, — это не я. Это все он. Я не виноват.

— Он — это кто?

— Огурцов, это все он, сука. Он меня с пути сбил.

— Сомневаться в твоих словах у нас нет оснований. Мы верим, что Огурцов сука, но одного этого нам маловато. Имя, отчество у Огурцова, конечно же, имеются?

— Сергей Дмитриевич Огурцов. Он когда-то ментом был, старшим опером, а сейчас по гробам выступает.

— В смысле «выступает»? — удивился Полярник. — Не танцует же он на них. Говори яснее!

— Столярным цехом заведует при похоронном агентстве «Светлая память». Огурцов сказал, что кому-то там из его начальства работник на дачу нужен. Обещал, что бомжа будут кормить и одевать, а осенью или отпустят, или сторожем при даче оставят, если он хорошо себя проявит.

Боксер, играющий роль злого следователя, не сдержался и еще раз огрел участкового по ляжкам.

— Так ты еще и работорговец, ментяра!

— Хладнокровнее, коллега, — урезонил Боксера Полярник. — Если человек чистосердечно раскаивается, он имеет право на прощение. Ведь ты раскаиваешься, Олег Валерьянович?

— Раскаиваюсь! Я не это… не рабовладелец. У меня семья, зарплата маленькая. Я не виноват.

— Что можешь сказать об этом садоводе-любителе? Как зовут, где найти?

— Ничего не знаю. Все через Огурцова делалось. Нам две тысячи заплатили, по косарю на брата. Вот мы с Серегой бомжа и свинтили. Загрузили к Сереге в тачку, а уж куда он отвез бомжа, этого я не знаю.

— Продать человека за несчастную тысячу гривен — как это пошло! — искренне огорчившись, сказал Полярник. — Ну да ладно. Где там, говоришь, твоя «Светлая память»?

— Офис рядом с центральным входом на кладбище. А сама столярка чуть дальше в переулке. Серегу и сейчас можно там найти. В семье нелады, поэтому он часто там и на ночь остается. Говорит, что ему среди гробов спокойнее.

— Хорошо, с Огурцовым разобрались. Теперь расскажи нам о Финне.

— Не знаю такого. И никогда о нем не слышал. Отпустите меня… пожалуйста.

Полярник подумал. Каплунов, похоже, не врал. Даже если он и знал Финна, что очень сомнительно, то под другим именем.

— Хорошо, Олег Валерьянович. Очень хочется надеяться, что на этот раз ты сказал правду. Мы тоже выполним свое обещание. Комитет приговорил тебя к пятидесяти ударам. Учитывая активную помощь следствию, наказание уменьшается на десять ударов. Получишь только сорок.

Каплунов задергался в веревках.

— Ребята, вы не понимаете, я же мент. Знаете, что вам за меня будет? Вы же сядете. Надолго сядете.

— Кстати, спасибо, что напомнил, — оживился Полярник. — Твоя попытка ограбить пьяного, равно как и процесс приведения в исполнение приговора, фиксировался на видеокамеру. Если хоть одна живая душа узнает о содержании нашей с тобой беседы, ты станешь мега-звездой Интернета. Как думаешь, сколько будет просмотров?.. То-то. Приступайте, коллега.

— Сорок ударов! Как же так… Я же не смогу. Я больше не буду. Простите.

— Бог простит, — сказал Боксер, вставляя в рот своего недруга кляп.

* * *

Найти Огурцова с ходу не удалось. Либо Каплунов все-таки осмелился соврать, либо его приятель помирился с супругой и отправился ночевать домой. Так или иначе, но на дверях столярного цеха, которым заведовал отставной милиционер, висело два огромных замка, а под крышей мигала лампа включенной сигнализации.

На следующее утро Полярник с Боксером снова были на месте и наблюдали за цехом, оставаясь в автомобиле. Боксер ерзал от скуки на сиденье. Полярник развлекал себя тем, что поедал бисквитный рулет с шоколадом, запивая его зеленым чаем из термоса. Рулет был испечен Боксером, который вообще оказался докой в области всякой выпечки. Когда они обосновались на съемной квартире, первое, что сделал Боксер, — лег отмокать на два часа в ванну, а когда вышел, попросил у Полярника денег, чтобы купить продуктов. Полярник дал сумму, которой, по его подсчетам, должно было хватить на месяц. Боксер вернулся без денег, но с двумя огромными пакетами, в которых, кроме продуктов, были еще какие-то формочки, противни и даже миксер. На вопрос Полярника, что это такое, Боксер ответил коротко: «Мое хобби». Через два часа квартиру заполнил такой запах, от которого даже у Полярника, всегда предпочитавшего кексу бутерброд с ветчиной, потекли слюнки. Он глядел на Боксера и не мог поверить, что этот источающий энергию розовощекий аккуратный кулинар и косматый, вооруженный палкой с гвоздями, обитающий в брошенном доме отшельник — один и тот же человек. Стряпня Боксера оказалась даже лучше, чем у сестры Полярника, которая тоже специализировалась в этом деле и даже была хозяйкой небольшой кондитерской.

В цех входили люди. Выходили. Подъезжал грузовик, с которого сгружали доски, а загружали готовую продукцию. Заведующего, однако, все не было.

— Может, расскажешь все-таки? — вдруг попросил Боксер.

— О чем именно?

— О себе. Куда ты вообще подевался. Я помню, тебя, кажется, в кадеты определили. Ну, после той драки. И что было с тобой потом?

— Суп с котом. Наблюдай лучше за мастерской.

— А я и наблюдаю. Ты сам обещал рассказать, когда время будет. Времени у нас масса. Интересно, как люди двойниками становятся.

Полярник нахмурился. Он не хотел ни о чем таком разговаривать, но Боксер был очень настойчив.

— Жулик я, это если твоими словами говорить, — сказал Полярник, решив представить на суд спутника именно эту версию своей биографии.

Боксер был явно разочарован.

— То есть как «жулик»? Хочешь сказать, что ты обычный мелкий жулик? Такой вот жулик. — Боксер даже изобразил гримасу, чтобы подчеркнуть чувства, которые у него вызывают «такие вот жулики».

— Не «такой вот». — Полярник передразнил Боксера. — А первоклассный. Артист. Меня несколько лет поймать не могли. У меня, если хочешь знать, всего одна ходка была.

— Да ладно тебе, артист. А со Светловым-то кто оплошал?

Полярник вздохнул.

— Сам удивляюсь. Всю сознательную жизнь людей разводил, и надо же было теперь сесть в такую калошу! А ведь чувствовал: что-то не так, когда он уговаривал меня в двойники пойти.

— Что ты хоть делал? Как разводил-то?

В нескольких фразах Полярник описал особенности своего ремесла, но Боксера нисколечко не впечатлил.

— Лучше бы ты мне этого не говорил. Теперь сидеть с тобой рядом противно.

— Ну так и не сиди. Иди к Каплунову. Он у нас милиционер, то есть почти святой человек. Стихи помнишь? «Он шагает по району от двора и до двора. И опять на нем погоны, с пистолетом кобура». Так вот, это про него, про Каплунова.

Боксер покачал головой.

— Это про дядю Степу, а Каплунов… Может, ты и прав. Как все перепуталось в этой жизни!

Они молчали до самого появления Огурцова, который явился на работу только ближе к полудню, когда Полярник уже почти утвердился в мысли, что Каплунов их обманул, и начал обдумывать план мести участковому. Из остановившегося у дверей «фольксвагена» вылез маленький, коренастый, подстриженный под ежик мужичок с пухловатыми губками.

— Вот он! — крикнул Боксер над самым ухом Полярника.

Полярник стряхнул с колен бисквитные крошки.

— Не ори, оглохнуть можно.

— Он был вместе с Каплуном, когда они Брахмана забрали. И меня били, когда я хотел за него вступиться.

— Ну, стало быть, тебе и карты в руки. Познакомишься с ним поближе.

— Я?

— Именно ты. Мое лицо, видишь ли, слишком известно, чтобы я им светил направо и налево. А ты изменился, помолодел, как сказочный Иванушка, который в молоке искупался. Побритый, помытый, туалетной водой благоухающий. Огурцову и в голову не придет, что ты — тот самый приятель Брахмана. Надо как-то с ним стрелку забить, чтобы без свидетелей.

— Так мы же в гриме, при чем здесь лица?

— В гриме, не в гриме, а… Так надо, короче. Скажешь ему, что…

Лицо у Боксера стало решительным.

— Я знаю, что ему сказать, — заверил он. — Все будет в порядке.

Огурцов был на улице. Придирчиво осматривал привезенную древесину, которую еще не успели занести внутрь. Водитель грузовика протянул ему накладные. Дождавшись, когда Огурцов закончит с делами, Боксер подошел со стены и выразительно покашлял.

Огурец посмотрел на незнакомца и очень быстро покрутил стриженой головой, оглядываясь по сторонам. Глаза у него были круглые, как стекла фонарика.

— Вы ко мне?

— Я хочу поговорить со старшим. С Сергеем Дмитриевичем.

— Ну, я Сергей Дмитриевич, и что?

— Мне нужен гроб.

— Очень хорошо. То есть это, конечно, плохо, когда кому-то нужен гроб, но что поделаешь, такова жизнь, и, если он вам нужен, вы должны обратиться в главный офис, оформить и оплатить заказ. Это недалеко.

— Знаю, я там был. Они меня послали.

— Послали ко мне? Зачем? У меня тут только производство, а не магазин.

— Не к вам. Меня просто послали. Суть в том, что у меня не совсем обычный заказ. Мне нужен гроб на колесиках. Знаете, как в детской страшилке: девочка, девочка, гроб на колесиках подъезжает к твоему дому…

Огурцов склонил голову вправо и внимательно посмотрел на странного человека, потом наклонил голову в другую сторону и снова посмотрел, тоже внимательно. Затем огляделся по сторонам.

— Правильно, что послали. Мы контора серьезная. К нам обращаются скорбящие люди, потерявшие своих близких.

— Подождите, я сейчас все объясню. Я художник. Я бы даже сказал шире: творец. Через две недели в Художественном арсенале пройдет выставка «Жизнь взрослых глазами ребенка». Гроб на колесиках — один из элементов перформанса. Там еще будут черная рука, зеленые занавески и прочая чертовщина, ну, не важно. Важно, что у нас очень щедрые спонсоры.

Последние слова Боксер произнес с особой интонацией, после чего сунул в ладонь Огурцова деньги, которые тот сразу же пересчитал и спрятал в карман.

— Это только задаток, который совсем не обязательно пропускать через кассу. Квитанцию я требовать не буду. Еще столько же получите, когда я приду забирать заказ. Не так уж мало, чтобы взять обычный сосновый гроб, прикрутить к нему колеса, которые можно найти на рынке хозтоваров, и покрасить гроб в черный цвет.

— Обычно гробы мы обиваем материей.

— Этот надо будет покрасить. У вас есть быстро сохнущая черная краска?

Огурец еще раз посмотрел на деньги, потом на собеседника, который в самом деле походил на художника, главным образом благодаря тонким прямым усам, густо смазанным гелем, чтобы зафиксировать их в горизонтальном положении над верхней губой, — несомненная стилизация под Сальвадора Дали, с той лишь разницей, что у Дали это были усищи, а у собеседника всего лишь усики, даже, можно сказать, усишки.

— У нас есть такая краска. Подъезжайте сюда к десяти вечера. Будет вам гроб на колесиках и даже черный… Творец.

Со смехом пожав руку художнику, Огурцов еще долго смотрел ему вслед. Боксер, следуя инструкциям Полярника, не вернулся к нему в машину, а пошел пешком, прямо по улице. Полярник подобрал его через два квартала, выслушал отчет и, удовлетворенно кивнув, спросил:

— Машину водить умеешь?

— Когда-то умел. Было дело.

— Хорошо. Как думаешь, твой кореш Вольдемар согласится нам помочь?

— А что надо будет делать?

— Практически ничего. Просто быть рядом с тобой, когда ты придешь за заказом. А потом, когда все кончится, обо всем забыть.

— Мне бы не очень хотелось и его во все это втягивать.

— Косвенным образом он уже втянут.

— Хотя бы можешь объяснить — зачем?

— Как-то не верится, что Каплунов смирится с тем, что с ним приключилось. Ментам своим он, конечно, жаловаться не будет. Понимает, что станет посмешищем. А вот Огурцову рассказать может запросто. Он сам нам сдал мастерскую как идеальное место, где можно поговорить с его корешем с глазу на глаз. Поведал, что Огурцов часто остается на ночь в мастерской. Вывод: единственная возможность отомстить нам за унижение — это в вечернее время устроить засаду в мастерской Огурцова.

— Ты о нем слишком хорошего мнения. Каплун, небось, сидит дома и задницу «Спасателем» смазывает. Какая еще засада?

— Вместо меня на встречу должен пойти Вольдемар, — твердо заявил Полярник. — Это не обговаривается. Я видел, как Огурцов схватился за мобильный телефон, как только ты отошел от него за пределы слышимости, и это мне не понравилось.

— Позволь спросить, а что в это время будешь делать ты, когда мы с Вольдемаром сунемся в предполагаемую засаду?

— Буду рядом. У меня уже есть хорошо продуманный план действий. Доверься мне.

— Довериться… После того, что я про тебя узнал?

— Для идиотов уточняю: аферист я очень узкого и своеобразного профиля. Я же не предлагаю тебе купить квартиру. Во всем остальном можешь полностью на меня положиться.

Боксер помолчал.

— Тебе зачем счет в иностранном банке понадобился, а? Ответь честно. Сам думал деньгами «КомпТрейда» разжиться?

— Сначала совсем не думал, а потом Светлов злить меня начал, вот я и решил наказать его. Но после отказался от этого. Куча людей работает, что-то выдумывают, планы строят, а ты возьмешь и все их надежды прихлопнешь. Они же не виноваты, что директор у них козел. Светлов изначально был уверен, что я стану против него аферу устраивать. Дурачком прикидывался, а сам сознательно меня к фирме подпустил, даже к компьютеру своему рабочему. Весь расклад по финансам преподнес на блюдечке. Ждал, когда я начну действовать. Но время шло, ничего не происходило, и он стал меня подлянками доводить, чтобы разозлить и подтолкнуть к активным действиям.

— И ты стал действовать?

— Сказал же, что все равно не сделал бы этого.

Боксер отвернулся к окну. Не поверил.

* * *

Около десяти вечера Огурцов вышел на улицу и, закурив, принялся высматривать художника. Ровно в десять у крыльца остановилась старая «семерка». Художник приехал вместе с крупноватым мужчиной с помятым лицом, который все время старался держаться в тени своего спутника.

— Как дела с нашим заказом, Сергей Дмитриевич?

— Все в лучшем виде. Только не понимаю, как вы собираетесь его увезти, — ответил Огурцов, таращась на «ладу», у которой не было даже верхнего багажника.

— А мы его на буксир возьмем, — засмеялся художник, — гроб ведь на колесиках.

Решив не удивляться, Огурцов пригласил клиентов внутрь и закрыл двери. Они прошли в производственный зал, где пахло свежеструганым деревом и лаком. Посреди цеха стоял длинный верстак, в конце которого хищно поблескивали зубья циркулярной пилы. Горела лишь одна лампочка, которой было недостаточно, чтобы осветить такое большое помещение, но все же хватало для того, чтобы рассмотреть стоящие в почти вертикальном положении вдоль стены гробы.

— Вам не бывает страшно оставаться здесь одному? — спросил Боксер, оглядываясь на мрачную коллекцию.

— Нисколечко. Это ведь просто столярные поделки. Как, например, ваша.

— А где она, кстати?

Огурцов почему-то развеселился. Смех буквально душил его.

— Да вот же, — сказал он, едва не давясь словами. — Ваш гроб. Черный. На колесиках.

Посмотрев в направлении жеста, Боксер действительно увидел гроб очень необычного вида. Причем необычным он был не благодаря прикрученным снизу колесам, придававшим ему сходство с мусорным контейнером, удивляли его размеры — ширина гроба была без малого два метра.

— Я не понял. А почему он такой… широкий?

Улыбка Огурцова хищно блестела при электрическом освещении и была на порядок более зловещей, чем все гробы, вместе взятые.

— Потому что я тоже некоторым образом художник. И потом, вас же двое. Как раз поместитесь. Кстати, я тоже здесь не один.

Из дверей, ведущих в подсобное помещение, вышел огромный человек в черной засаленной спецовке, лысый, как шар, с топором в руке. Взгляд его был достаточно равнодушным, совсем не злобным, но в то же время было ясно: топор свой он пустит в ход по первому же сигналу шефа.

— Это Коляныч. Всегда его при себе держу. Надежный человек. Можно сказать, мой счастливый талисман. С него вся моя милицейская карьера началась. В смутные девяностые коммерческие ларьки бомбил, как орехи щелкал. В драке трем гопникам, своим конкурентам, все кости переломал. А брал его я. Мне потом повышение вышло. Но Коляныч на меня не обиделся. Его тогда свои же приговорили, а арестом я его спас. Через несколько лет встретились на улице. Он полгода как откинулся. «Чего, начальник, грустный такой?» — спрашивает он. У меня тогда черная полоса была, куда ни кинь, везде полная задница. Особенно на работе. Уволить меня даже хотели. Рассказал я об этом Колянычу, а он говорит: «Не ссы, все будет путем. Бабу я одну собираюсь зарезать. Достала совсем. Ноги об меня вытирает, словно я тряпка половая. Так я ее зарежу, а ты пойдешь и повяжешь меня. И тогда тебя на работе не то что не уволят — премию выпишут». Так и получилось. Бабу он зарезал, сестрой родной ему приходилась, я его взял и на работе удержался. Потом его, правда, не совсем вменяемым признали и из тюрьмы выпустили. Теперь он со мной. Поняли, для чего я вам это рассказываю, творцы херовы? Чтобы без глупостей. Колянычу костяшек ваших настругать — как два пальца об асфальт.

Коляныч помахал топором, гости попятились к дверям, но щелканье взводимых курков за спиной пригвоздило их к месту.

Боксер повернулся — у входа в мастерскую стоял ненавидимый им Каплунов с двустволкой в руках. При виде участкового Боксер вспомнил прочтенную в глубоком детстве «Машину времени» Уэллса, где шла речь о морлоках — человекоподобных хищниках, живших глубоко под землей, существах с очень бледными лицами и красными воспаленными глазами.

Приблизительно так выглядел и Каплунов, еще не вполне отошедший от экзекуции. То и дело шмыгая носом, чтобы втянуть вытекающие сопли (несколько часов, проведенных на прохладном ночном воздухе, не прошли даром), он тем не менее был полон решимости отобрать видеозапись со своим участием и отомстить, что придавало ему сил и энергии. Когда Боксер с Вольдемаром входили внутрь, он прятался за дверью.

— Не ждали, отходы? А ну, от дверей! Быстро!

Спутник Боксера попытался было выскочить на улицу, но Каплунов крутанул ружье и сильно ударил его прикладом в пах. Затем, по примеру Огруцова, тоже решил провести небольшую пиар-акцию.

— Здесь, — сказал он, потрясая двустволкой, — два патрона с крупной дробью. Когда я на охоте бью дичь, Виннету Зоркий Сокол от зависти в гробу переворачивается. Тут я тем более не промахнусь. Вяжите их, мужики.

Боксер понял сразу: при таком раскладе, когда с одной стороны сумасшедший уголовник с топором, с другой — униженный и оскорбленный участковый, ему остается лишь молиться, чтобы план, в существовании которого его уверял Полярник, сработал. А пока им с Вольдемаром связали за спиной руки и бросили в широкий гроб.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно кивнул Каплунов, в который раз вытирая ладонью под носом. — Я хочу знать, на кого вы работаете и где видео? Ответите честно — похороним мертвыми. Нет — живьем закопаю.

— О чем ты, дядя? — выдавил Боксер.

— Я объясню.

— А может, в самом деле не они? — вмешался Огурцов и показал на Боксера. — Вот этот похож на художника.

— Они, они. Я справлялся в Художественном арсенале. Никаких выставок про взрослых и детей на ближайшее время не запланировано. У тебя лампа паяльная есть? Смалец топить из них будем.

Огурцов хотел бежать за лампой, но вдруг застыл как вкопанный: крышка одного из стоящих у стены гробов стала медленно отодвигаться в сторону, и через мгновение он увидел мертвеца — с белым, как глина, лицом, выступающими, как у вампира, клыками и струйкой крови, стекающей с подбородка. Намочив штаны, Огурцов сел на задницу, раздавив при этом склянку со скипидаром… Коляныч выпустил из рук топор, который сильно стукнул его по ноге, но он этого даже не почувствовал. Мертвец сделал два быстрых шага и приставил к затылку Каплунова ствол пистолета. При этом он отразился в небольшом зеркале, висящем на стене. Увидев отражение, Каплунов, нервы которого и без того были на пределе, не выдержал и непроизвольно нажал сразу на оба курка, превращая живот Коляныча в кровавые лоскуты. В следующий момент участковый уже падал, оглушенный ударом рукояти пистолета по затылку…

Огурцов пришел в себя первым. Его руки и ноги были связаны, а сам он лежал в двухместном гробу рядом Каплуновым. «Мертвец» уже был без крови на подбородке и тряпкой стирал с лица нарисованные гримировочной краской клыки. Теперь Огурцов узнал этого человека. Он уже приходил в тот день, представлялся столяром и интересовался, нет ли для него работы. Мастерской требовался еще один специалист, но похоронный бизнес был очень специфическим и закрытым видом деятельности, куда даже уборщице, чтобы устроиться на работу, требовалась соответствующая рекомендация сверху. Поэтому Огурцов дал соискателю от ворот поворот.

Как так получилось, что этот человек потом оказался в гробу, да еще в таком ужасном виде, оставалось только гадать.

Оттерев от грима лицо, Полярник стал приводить в чувство своих приятелей, которые сидели рядышком на фанерных ящиках, потрясенные увиденным не менее Огурцова. Дал легкую пощечину одному, потряс за плечи и поднял второго.

— Ты в норме? — спросил он Вольдемара. — Подожди нас в машине. Маякнешь, если что. Давай, иди, иди.

Боксер встал на ноги самостоятельно. На Полярника он глядел с упреком.

— Чего так долго? Я думал, что так и подохну в этом ящике. Самому хоть не страшно было вампира изображать?

— Да ничего так. Даже понравилось. Не исключено, что в прошлой жизни я тоже трудился в похоронном бизнесе. А все-таки прав я оказался, предположив, что Каплунов не уймется. Благодаря мне мы их снова сделали.

— Думаешь? А как насчет того, что в пяти шагах от нас лежит раненный в живот человек?

— Это который сестру родную замочил? Мертвый. Я проверил.

— Зараза! Его убийство спишут на нас.

— Стреляло ружье Каплунова, у нас на него компромат. Не в его интересах вообще предъявлять труп широкой общественности, заявлять про убийство. Кладбище рядом. Похоронят по-тихому, без оркестра и заупокойной службы. Главное, чтобы твой друг не болтал.

— За него можешь не беспокоиться.

Полярник попинал по гробу. Огурцов зашевелился:

— Вы чего, мужики? Вы вообще кто?

— А разве Каплунов тебе о нас не рассказывал? Специальный отряд по борьбе с работорговлей «Спартак». Что нам нужно, ты знаешь.

— Да я правда не знаю, о чем вы.

Взяв заведующего мастерской за голову и ноги, Боксер с Полярником извлекли его из гроба, приподняли и свалили на верстак. Полярник нажал на кнопку электродвигателя. Под звук вращающейся циркулярной пилы, зубья которой почти касались подошв его туфель, Огурцов и рассказал, что бомжа заказал ему директор «Светлой памяти» Обиход Александр Павлович. Бомжа передавал Обиходу лично Огурцов на загородной трассе, где Огурцову накинули еще пятьсот гривен к выданным ранее двум тысячам.

На вопрос, где находится дача директора, Огурцов побожился, что не знает этого. Самого Обихода он описал как человека крупного, темноволосого, с густыми, сросшимися на переносице бровями и волосатыми руками. В одежде не переборчив и больше похож на разнорабочего, чем на директора. В разговоре часто произносит церковные выражения, отчего работники агентства, те, кто помоложе, дали ему прозвище Батя, производное от «батюшка». Два дня назад Обиход почему-то не вышел на работу и перестал отвечать на звонки. Где он пребывает сейчас, похоже, никто не знает.

Воодушевленный первоначальным успехом, Полярник снизил планку ожиданий, поняв, что встретиться с хозяином «Светлой памяти», скорее всего, не удастся — по описанию он узнал Йети, который был убит у «Скай-банка», а его тело сгорело в ангаре вместе остатками банды Черного Капитана и телохранителями Светлова.

— Что еще можешь сказать про Обихода? С кем дружит или по делам встречается, кто к нему в офис часто наведывается?

— Откуда мне про это знать? Я только за гробы отвечаю.

— Ментов бывших не бывает. Ты же оперативником работал. Все за всеми замечать должен.

Огурцова пододвинули ближе к пиле, и тут же на каблуке правой туфли появился неглубокий продольный разрез. Огурцов взвыл, пытаясь поджать ноги.

— Я скажу, я все скажу. Выключите это железо!

Взяв Огурцова за ворот, Полярник оттащил его в сторону от пилы, но электродвигатель выключать не стал, чтобы Сергею Дмитриевичу лучше вспоминалось и думалось. Огурцов, в частности, сказал, что Александр Обиход, по его наблюдениям, корешится с ментами, которые и обеспечивают «Светлой памяти» крышу. Номинальным же хозяином конторы, по слухам, является какой-то божий одуванчик, а кто настоящим — этого никто точно не знает, но не исключено, что тоже из ментов.

Полярник выключил пилу. В мастерской стало тихо.

— Значит, менты. Не ошибся?

— Уверен. Я даже сюда на работу через них устраивался. Вышел в отставку, несколько месяцев на диване провалялся, скучно стало. Хотел куда-то охранником податься, и мне посоветовали обратиться к одному из наших — мол, он подскажет, что делать. Я и обратился. Не с пустыми руками, конечно. Некто Васильев Михаил Павлович, майор. Он сказал, что охранником — это не вариант, но ему нужен заведующий мастерской, где гробы делают, поэтому, если у меня есть организаторские способности и желание, то я могу взяться. Я и взялся.

— Он так и сказал: «мне нужен»?

— Именно, что так. Поэтому-то я и решил, что он здесь и есть настоящий хозяин. Я несколько раз его видел, как он в «Светлую память» наведывался. Да что я говорю, он же сегодня тут был. Сам не видел, но мужики рассказывали. Обиход-то ведь исчез.

— А чем этот Васильев в ментовке занимается?

— Начальник отдела в управлении.

— В каком управлении?

— По компьютерам.

— То есть он отвечает за компьютеризацию службы?

— Да нет же. Он преступников ловит. Компьютерных. Ну, хакеров или как их там. А до этого вроде на кражах сидел.

Полярник почувствовал, что наконец-то появился свет в конце туннеля. Человек, ловящий компьютерных мошенников, близкий к Обиходу, — это было тепло, если уже не горячо. Описание Васильева, данное Огурцовым, тоже внушало оптимизм. Никаких длинных волос, Васильев, правда, не носил, но это ровным счетом ничего не означало, при разговоре с пленником он мог воспользоваться париком. Зато все остальное: прямой нос, худощавое телосложение, средний рост — все это вполне походило на Финна. Он был на правильном пути.

— Отпустите меня, я все сказал, — напомнил о себе Огурцов.

— Отпустить или нет — это решаю не я, — сказал Полярник и посмотрел на Боксера. — Ваше слово, коллега.

Находящийся не в своей тарелке Боксер, которому изменила фантазия, с отвращением посмотрел на потное от страха и напряжения лицо Огурцова.

— Да ну его. Глядеть не могу на этого урода.

— Как хочешь.

Извивающегося Огурцова опять подняли и вернули на прежнее место в гроб, заткнули рот, чтобы не орал. Его дружок Каплун все еще лежал без движения — Полярник постарался от души.

— Полежите немного и подумайте над своим поведением.

Гроб накрыли крышкой и забили гвоздями. Не до конца, чтобы лежащие в нем не задохнулись.

— Не сильно? — спросил Боксер и показал на гроб. — Им ведь еще от трупа надо успеть избавиться.

— За пару часов выберутся. Коленями крышку выдавят, веревки перетрут.

Полярник сел и закурил. Надо было решить, с какой стороны подобраться к Васильеву.

— Дай, что ли, и мне сигарету, — вдруг попросил Боксер.

— Ты же бросил.

— Дай.

Полярник дал. Чиркнул зажигалкой. Боксер затянулся и закашлялся.

— Ты прав. Второй раз лучше не начинать, — сказал он, выбрасывая едва начатую сигарету в угол помещения.

 

Глава 10. Каждому свой ад

Утро выдалось раннее. И нервное. Полярника разбудил шум, доносящийся из большой комнаты. Решив спросонья, что их опять выследили люди Светлова, он свесился с кровати, больно ударившись лбом об пол, и стал шарить рукой в поисках пистолета, но вместо оружия ему попадались то кроссовки, то носки. Перед тем как лечь спать, он положил под подушку пистолет, но, проворочавшись целый час (ему стало казаться, что под подушкой спрятана мина), переложил оружие на пол.

В спальню влетел возбужденный Вольдемар. Он собирался разбудить Полярника, но, увидев, что тот сам проснулся, стал нервно расхаживать из угла в угол. Полярник понял, что никто их не выследил, это что-то внутреннее. Может, с Вольдемаром всегда так бывает, когда он трезвый.

Вошел Боксер, в трусах, заспанный. Они с Вольдемаром делили на двоих диван в гостиной, тогда как Полярник занимал комнату поменьше.

— Ты можешь потише, Вован? — недовольно попросил он. — Устроил тут, понимаешь, концерт по заявкам. Шести еще нет.

— Еще надо разобраться, кто из нас что устроил. Вы что творите, отморозки? Разве мы так договаривались?

— Ну, ты это, полегче, — урезонил его Полярник, обидевшись на «отморозков». — Объясни толком, что произошло?

— Мне редактор только что звонил. Сказал, чтобы я срочно трезвел и отправлялся на пожар делать репортаж.

Полярник откинулся на подушку.

— Так ты уже второй день как трезвый. Езжай на свой пожар, раз такое дело, кто тебя держит? Нас-то зачем дергать?

— А почему бы вам не спросить, что именно сгорело? — Вольдемар негодующе посмотрел на Полярника.

— Ну хорошо, спрашиваю: что сгорело?

— Столярный цех похоронного агентства «Светлая память». А теперь попробуйте угадать с трех раз, знаю ли я имена тех, кто поджег этот цех.

Внутренне Полярник был взволнован, но внешне остался абсолютно равнодушным, даже циничным.

— Ну, значит судьба у этого цеха такая. Уверяю, мы тут совершенно ни при чем. Мы с Александром пацифисты.

— Я это заметил. Вчера.

— Да не жгли мы эти дурацкие гробы! Отвечаю.

— Правда?

— А то! Мы же вместе уехали. Ты же помнишь, ничего не горело. Кстати, а откуда твой редактор узнал о пожаре?

— У него кенты в МЧС. Если что-то такое происходит, сразу ему звонят в любое время суток. Не даром, конечно.

— Эти кенты больше ничего ему не сообщали?

— Останки тел нашли на пепелище. То ли трех, то ли больше. Точное количество уточняют.

Полярник с Боксером переглянулись.

— Откуда их больше, их столько и есть. Стало быть, осталась еще справедливость на свете, — заключил Полярник.

— Если это не вы, тогда кто мог это сделать? — никак не унимался Вольдемар.

— Да кто угодно. Людей хоронить — все равно что наркотой торговать. Уровень риска зашкаливает. Конкуренты прознали, что директор исчез бесследно, и решили воспользоваться моментом и захватить бизнес. А чтобы настоящие хозяева сговорчивее были, мастерскую сожгли. Они же не знали, что там живые люди были.

Весть о том, что пропал директор агентства, заинтересовала репортера, а узнав о том, что подлинным хозяином «Светлой памяти» является сотрудник органов внутренних дел, он вообще пришел в раж, заявив, что дело тут пахнет журналистским расследованием.

— Смотри, как бы тебе зубы не пересчитали, расследователь. Короче, дуй на место, собирай материалы, а если представится возможность незаметно сфотографировать всех, кто там будет, сделай это. Мы потом эти фотки вместе и посмотрим. Уверен, хозяин тоже будет на пепелище.

Вольдемар уехал. Полярник отправился на кухню готовить завтрак. Вся выпечка Боксера была съедена еще накануне, поэтому он мелко нарезал вареной колбасы и высыпал на разогретую сковороду. Через три минуты туда же разбил несколько яиц. Позвал Боксера. Тот пришел хмурый как туча. Он и до этого не отличался особым оптимизмом, а с вечера накануне вообще стал таким подавленным и ушедшим в себя, что Полярник, думая, что печаль напарника вызвана гибелью трех негодяев, всерьез опасался, как бы у Боксера не случился какой-нибудь нервный срыв с непредсказуемыми последствиями.

— Думаю, тебе лучше выйти из игры, — сказал он Боксеру, который без энтузиазма ковырял вилкой яичницу. — Свое дело ты сделал. За друга отомстил. Каплунов наказан, а до настоящего убийцы Брахмана, того, кто нажал на курок, уже никому не добраться. Его имя Александр Обиход. Он мертв. Это я тебе точно говорю. Мертв, хотя кроме нас этого, похоже, еще никто не знает.

— Приказ убить Брахмана Обиходу отдал другой человек, значит, ничего еще не закончено, — упрямо ответил Боксер. — Поэтому я остаюсь.

Полярник подумал о том, что если на службе узнают про все их с Боксером художества, по головке не погладят. С другой стороны, он все еще немного опасался, что его версия с одним только Светловым в роли главного негодяя окажется ошибочной, поэтому выходить на связь с куратором считал преждевременным. Владимир Федорович, потеряв Полярника, конечно, рвет и мечет, но ничего, не в первый раз. Перебесится.

— Хорошо. Только мне помощник нужен, а не мокрая курица. В зеркало на себя посмотри. Что расклеился? Троих моральных уродов жалко стало? Не надо. Буддой с такой жизнью, какая была у них, все равно не стать.

— Со мной все в порядке. Говори, что будем делать?

— Пока только думать, с какого боку к этому Васильеву подкатить. Да так, чтобы он не заподозрил, что его используют.

Боксер ничего не ответил, надолго впав в молчание. Решив, что ему не повредят несколько минут домашнего труда, Полярник велел ему убрать со стола и вымыть посуду. Боксер согласно кивнул. Тоже молча. Только перемыв тарелки с чашками и приступив к большой чугунной сковороде, он громко сказал, перекрикивая шум воды и гудение газовой колонки:

— Я научу тебя, как выйти на Васильева, но при одном условии. Ты должен будешь кое-что сделать. Вернее, кое-чего не делать.

Боксер говорил очень серьезно, но именно поэтому Полярник отнесся к его словам как к шутке.

— Я должен буду навсегда отказаться от афер с квартирами?

Выключив воду, Боксер снова сел за стол.

— Про квартиры мы с тобой отдельно поговорим. Сейчас я о другом. Вместе с Васильевым в деле может быть замешан еще один человек. Ты должен дать слово, что не станешь причинять этому человеку вред, какую бы роль во всей этой истории он ни играл.

От неожиданности Полярник подпрыгнул на табуретке. Боксер оказывался не таким уж простаком, каким он его себе представлял.

— Ты знаешь Васильева? Как все-таки тесен мир. А ведь именно его мы и искали все эти дни.

— Я же не знал, что он причастен к смерти Брахмана.

— Но почему ты мне не сказал об этом вчера?

— Вчера я еще не знал, буду ли помогать тебе и дальше. Мне нужно было все как следует обдумать и принять решение. Решение я только что принял. Ты даешь мне слово?

— Я не граф Монте-Кристо, и месть не является для меня самоцелью. Все мы люди грешные. Моя мишень — Светлов. И то только потому, что он сам не оставил мне другого выхода. Я даю тебе слово. Но чтобы не причинить вред этому твоему человеку, мне нужно знать, кто он. Хотя бы для того, чтобы, встретив его в толпе, случайно не наступить ему на ногу. И почему ты решил, что он должен быть обязательно замешан?

— Потому что он тоже работает журналистом и офис его редакции находится на втором этаже медиацентра. Он коммуникабелен, легко входит в доверие и при этом беспринципен. Кому угодно может заморочить голову. Ты говорил, что в день твоего похищения в медиацентре не работало видеонаблюдение? У этого человека была возможность вывести его из строя. Он очень хорошо разбирается в компьютерном деле и коллекционирует вирусы. Хобби у него такое. Он не боится риска. Наоборот, обожает его. Этот человека зовут Кира Васильева. Майору Васильеву она приходится законной супругой.

От Полярника не укрылось, что, перед тем как произнести ее имя, Боксер сделал паузу, словно собираясь с силами, а само имя выговорил с особым напряжением, отчетливо выделяя все звуки. Полярник сразу вспомнил молодую рыжеволосую красотку с челкой, в полосатой кофточке. Женщину с умным и очень непростым взглядом, которая спрашивала, не боится ли он, что его убьют. Которая исчезла за несколько минут до окончания пресс-конференции. Кажется, теперь он понимал почему.

— Наверное, глупо спрашивать, но эта Кира как-то связана с тем, что ты бросил работу и стал закладывать по-черному?

Боксер встал перед Полярником. Произнес медленно, глядя снизу вверх:

— Тебя это не касается.

— Я почему-то так сразу и подумал. Стало быть, этот Васильев не только убил твоего лучшего друга, но и увел твою женщину.

Боксер взмахнул рукой, и фарфоровая чашка, врезавшись в стену, разлетелась на множество мелких осколков. Один из них попал Полярнику в шею.

— Раз не касается, значит, не касается. Зачем посуду бить? — произнес он, вытирая ладонью выступившую капельку крови.

* * *

Боксер стучался в двери кабинета так, как стучится боящийся бормашины человек в кабинет дантиста. С надеждой, что все еще обойдется и его сегодня не примут. Может быть, поэтому на стук никто не ответил. Постучав еще раз так же осторожно и с тем же успехом, он все-таки отважился потянуть за ручку двери и всунуть в проем голову.

— Прошу прощения. Можно?

Оторвав голову от экрана монитора, Кира Васильева посмотрела на двери и вскрикнула от удивления.

— Александр?! Живой?!

Боксеру тоже пришлось изобразить на своем лице удивление, хотя именно Киру он и ожидал увидеть.

— Ты?! Здесь?!

Легкая, едва заметная тень сентиментальности и ностальгии по прошлой жизни пробежала по лицу женщины, чтобы тут же исчезнуть и обернуться ледяной отчужденностью — она стала такой, какой была в момент их последней встречи.

— Где же мне еще быть, как не здесь? — холодно произнесла она. — Вопрос в том, почему здесь ты?

Боксер не ответил. Перед его глазами вихрем проносились картины прошлого. Из тех времен, когда он был счастлив вместе с этой женщиной. И не просто счастлив, вместе с ней он был на седьмом небе и строил планы на долгую и яркую жизнь, забыв о том, что такая жизнь априори не может быть долгой. И дело не в том, что он ей надоел. Просто они были разными. Кира действительно способна поднять мужчину на седьмое небо, но очень часто она же и сбрасывала его оттуда на острые камни, а потом смеялась при виде разбитого в лепешку тела. Покоя с ней не было. Ни днем ни ночью. Он тяготил ее, покой, поэтому она сама частенько создавала такие ситуации, в которые Александр старался не попадать. Могла первой зацепить стоящую у подъезда подвыпившую, но никого не трогающую компанию, возвращаясь вместе с Александром домой, а потом покрывать поцелуями его синяки и ссадины. Могла умышленно процарапать задний бампер переднему автомобилю, после чего, сославшись на срочный вызов в редакцию, упорхнуть на такси, оставив Александра разбираться с каким-нибудь разъяренным, размахивающим травматическим пистолетом «барбосом», хозяином пострадавшей машины. Но он все равно продолжал ее любить и терпеть. Ему казалось, что, находясь рядом с Кирой, он сможет свернуть горы, она же презрительно называла его «тапочником» за любовь к домашнему уюту. Ей нужен был другой человек. Кто-то, кто смог бы полноценно разделить с ней все прелести не только полета, но и падения. Такой же безбашенный и дерзкий, как она сама. Таким стал для нее Михаил Васильев, тогда еще капитан милиции. Но один поступок, которого от него никто не ожидал, Александр все-таки совершил. Подкараулив Васильева на улице, он сильно ударил его в челюсть. А потом стоял и ждал, когда Васильев, который физически был сильнее его, начнет стирать его в порошок. Но этого не случилось. Уважающий силу Васильев оценил поступок соперника и пошел своей дорогой. Позже выяснилось, что у него сломана челюсть. Тогда Кира выставила Александру ультиматум, причем сам Васильев был даже не в курсе происходящего.

— Ты не просто ударил человека, — сказала она. — Ты ударил милиционера при исполнении.

— И что же он, интересно, исполнял, твой мент? Танго на облаке?

— Паясничать для тебя не лучший выход. Ты же понимаешь, что при существующей у нас правоохранительной и судебной системе доказать, что ты избил сотрудника органов, зная, что он находится при исполнении служебных обязанностей, проще пареной репы. А это очень большой срок. Поэтому предлагаю сделку. Михаил все замнет, а ты исчезнешь из моей жизни.

— В самом деле? А ничего, что мы с тобой работаем в одном издательстве?

— Тогда тебе придется поменять работу. А еще лучше город.

— Странно как-то все вышло. Все время, пока мы были вместе, ты ставила меня в пограничные ситуации, в них я тебе больше нравился. Теперь, когда я сам себя в нее поставил, ты злишься на меня. Ты что, сменила ценности и теперь ориентируешься на домашний уют?

— Исчезни, вот мое последнее слово! — выкрикнула вконец разозлившаяся женщина.

Боксер исчез. Не потому, что испугался тюремного срока. В тот момент ему было все равно и он об этом вообще не думал. Просто жизнь для него потеряла всякий смысл. Он исчез. За время, прошедшее с их последней встречи, Кира получила только два напоминания о человеке, которого она когда-то любила, — или так ей, во всяком случае, казалось. Примерно через месяц после его исчезновения она получила посылку без обратного адреса. Распечатав коробку, она увидела пару красных махровых тапочек с помпонами. Еще через год сотрудник газеты Роман Василюк, делая репортаж о работниках экстренной медицинской помощи, сообщил коллегам, что видел, как Александра, у которого была проломлена голова, грузили в скорую.

— Одна тень от человека осталась. Оборванный, грязный, с бородой, как у Карла Маркса, морда синяя, избитая, ужас, — говорил Василюк. — Я спросил у доктора, как, мол, у пострадавшего дела, а он в ответ лишь головой покачал. Никаких шансов. Да и никто с ним возиться не будет. С другим, может быть, и повозились бы, может быть, что-то и сделали, а с ним… Кому он нужен? Для него, возможно, это и лучший выход. Да, вот до чего может довести человека одна ненормальная баба…

Последняя фраза была явно лишней. Хоть Киры при этом разговоре не было, ей все равно сообщили. Известие о печальной участи Александра она прокомментировала одной лишь короткой фразой на французском языке, которым всегда щеголяла:: «À chacun son enfer». Что касается «ненормальной бабы», то через неделю в редакцию нагрянула совместная проверка прокуратуры и милиции на предмет защиты авторских прав. Использованием нелицензированного программного обеспечения грешил каждый в редакции, что считалось совершенно нормальным, но пиратские версии нашли почему-то только на личном ноутбуке Василюка. В тот же день редактор предложил ему написать заявление по собственному желанию. Все в издательстве знали, откуда выросли ноги, на которых к ним пришли проверяющие, но, усвоив урок, преподанный Василюку, предпочитали помалкивать.

* * *

Боксер, не дожидаясь приглашения, вошел и притворил за собой дверь. Кира была одна. Секунд тридцать они молча изучали друг друга.

— А ты изменился. Внешне, — сказала Васильева. — Даже не ожидала.

— В худшую или лучшую сторону?

— Просто изменился. В другую сторону. Учитывая то, что я о тебе слышала, наверное, в лучшую. Я думала, ты умер.

— Это правда: я умер. Меня воскресили.

Кира почему-то разозлилась.

— Да мне пофиг, умер ты или воскрес. Чего пришел?

— Ты совсем по мне не соскучилась?

— Разве что по твоему шоколадному рулету.

— В следующий раз обязательно принесу.

— Обойдусь без следующего раза. Лучше выполни свое обещание — исчезни из моей жизни.

— Но я не обещал тебе не приходить в редакцию. Твой кабинет, если не ошибаюсь, был в другом крыле. Я искал Василюка.

— А нашел Васильеву. Василюк здесь больше не работает.

— Сожрала? — покачал головой Боксер.

— На раз-два-три. Для меня это просто. Ты же знаешь.

Кира всеми силами старалась показать, что она прямо-таки наслаждается такими своими качествами, как цинизм и стервозность, скрывать которые только себе во вред.

— Знаю, просто, — грустно подтвердил Боксер. — Ну ладно. Тогда я пойду.

Кира молча смотрела, как Александр открывает двери. Любопытство победило, когда он уже оказался в коридоре.

— Погоди. Зачем тебе Василюк? Может быть, я его заменю?

Боксер словно этого и ждал, тут же вернулся назад, подошел к рабочему месту Киры и сел на стул.

— Может, и заменишь. На известных условиях.

— Говори, не тяни.

— В мое распоряжение попала одна информация. Не информация даже, а бомба.

Кира рассмеялась.

— Бомба? А почему сразу не ракета «земля — земля» с пятнадцатью ядерными боеголовками? Заливать — так по-крупному!

— Можешь себе представить, что три дня назад в медиацентре, то есть у тебя под самым носом, было совершено покушение? Похищена одна очень известная особа, еще три человека убиты.

Лицо Киры позеленело от неожиданности. Все, что угодно, она была готова услышать, но только не это. Как? Почему? Михаил убедил ее: свидетелей похищения не было. Даже сам Светлов почему-то предпочел умолчать о том, как в тот день он оказался в «Скай-банке». И вот теперь к ней на работу приходит ее бывший любовник, о котором она и думать забыла, и заявляет, что знает о похищении.

— Не может быть!

— И все-таки похищение было. Только никто об этом ничего не знает. Ни менты, ни широкие массы. Никто, кроме похитителей, самого похищенного и меня. Представляешь, какой рейтинг сорвет издание, которое первым выйдет с этой информацией на первой полосе?

Боксер видел, каких титанических усилий стоит Кире держать себя в руках и делать вид, что она сомневается в правдивости услышанного.

— Но если о похищении никто не знает, откуда о нем знаешь ты?

— Из надежного источника.

— Какие у тебя могут быть источники? Твои источники уже с утра под заборами валяются.

Махнув рукой, Боксер сообщил о своем намерении попытать счастья в другой газете и поднялся со стула. Васильева, понятное дело, его удержала, сказав, что готова поверить, если ей будут предъявлены заслуживающие доверия факты. Боксер заверил, что такие факты у него есть, но…

— Будь здесь Василюк, я даром отдал бы ему информацию. Но тебе, такой талантливой, уверенной и успешной, это обойдется в штуку баксов.

К замешательству Киры прибавилось возмущение. Этот неудачник, эта тень, вынырнувшая по какому-то странному недоумению из прошлой жизни, смеет ставить ей условия! Да как у него только язык поворачивается!

— Смеешься! Предлагаешь мне кота в мешке и просишь тысячу долларов за похищение, которого никто не видел. Да здесь охрана постоянно внизу дежурит. На каждом этаже камера наблюдения. Как это может быть, чтобы никто не видел?

— В тот день камеры не работали. В систему сбросили вирус.

На этот раз Кира даже слегка подскочила на стуле, еле сдержавшись, чтобы не выкрикнуть: «Тебе и это известно?»

— Что еще ты знаешь?

— Ничего. Я только посредник. Свожу вместе две заинтересованные стороны и получаю за это деньги.

Встав из-за стола, она очень близко подошла к нему, коснувшись его грудью и взяв за руку.

— Думаю, мы с тобой всегда сможем договориться, — прошептала она.

— Разумеется, сможем. Штука баксов, и информация твоя.

Она отшатнулась, словно его одежда била током.

— А ты изменился. Раньше ты был не таким.

— Раньше все было не таким.

— Вот что сделаем, — решила Кира. — Тысячи у меня все равно нет. Забьем с тобой стрелку через час в городе. Я привезу деньги, а ты — доказательства.

— Сдается мне, что, придя на стрелку, вместо денег я увижу морду твоего ментозавра. Не выйдет. Деньги ищи сейчас.

Кира достала портмоне и вытряхнула все, что в нем было: гривны, доллары, евро.

— Вот половина того, что ты хочешь. По курсу Нацбанка. Остальное получишь после. Если информация окажется стоящей. Ты меня знаешь, в том, что касается денежных расчетов, я щепетильна и всегда держу слово. Выкладывай факты.

— Хорошо, но у меня одна просьба. Когда будешь общаться со свидетелем, не говори, что я потребовал у тебя деньги, ладно?

— Каким еще свидетелем? Ты же говорил, что свидетелей нет.

— Я говорил, что нет других свидетелей, кроме самих участников.

Боксер поднес к уху трубку мобильного телефона.

— Можно подниматься, журналист согласен.

Вихрь всевозможных предположений пронесся в голове у Васильевой. Кого имел в виду ее бывший любовник? Обихода? Левшу? Или третьего? Кому-то из парней удалось выжить, и теперь он пытается шантажировать ее и Михаила? Или, может, это как-то связано с заменой реквизитов на платежном поручении?

Кира поискала глазами сумку, в которой носила газовый баллончик. Но сумка лежала на полке, на противоположной стене, и, чтобы добраться до нее, надо было сначала пройти мимо Александра. Пришлось оставаться на месте. Будь что будет.

Двери раскрылись. В комнату вошел брюнет в темных очках с евнухообразной прической, модной в восьмидесятые годы прошлого века. Как следует испугаться Кира не успела. Вошедший снял очки и парик, превращая себя в генерального директора корпорации «КомпТрейд».

— Здравствуйте, Кира Васильева из еженедельника «Эпоха-21», — мило улыбнулся Светлов. — Прошло три дня со времени нашей последней встречи в этом здании, и, как видите, меня до сих пор еще не убили.

— Я очень этому рада, — отрывисто дыша от волнения, ответила журналистка. — Но почему «в этом здании»? Я еще у вас интервью брала в больнице, помните, Виктор Сергеевич?

— В больнице меня не было. И я не Виктор Сергеевич. Я его двойник.

— Двойник! Но разве не вы…

— Участвовал в пресс-конференции по поводу «Люцифера»? Я. Сразу по ее окончании меня похитили. Неизвестные требовали перевести на их кипрский счет тридцать пять миллионов долларов. В противном случае угрожали убить. Мне удалось вырваться, но теперь на меня охотится уже сам Светлов. Причины вам станут ясны из моего рассказа.

— Почему вы решили обратиться к журналистам, а не, скажем, в милицию?

— В милицию? Не смешите меня. Единственная моя надежда — это вы. Настоящий Светлов всеми силами хочет скрыть факт существования своего двойника. После того как вы опубликуете все, что я вам сообщу, правда станет известна и моя смерть утратит актуальность. Вы же получите право на отличный эксклюзивный материал.

Кира мысленно взвесила перспективы предложенного.

— Я могу снять ваш рассказ на видео?

— В этом нет необходимости. Я сам сделал запись своих показаний. Так будет быстрее. В моем положении опасно долго задерживаться на одном месте. — Полярник протянул Кире флэшку. — Вот. Здесь все изложено очень обстоятельно.

Просмотр записи продолжался полчаса. Кира осталась довольна, но сказала, что им понадобится утрясти все с главным редактором, хорошо проработать запись, после чего у нее обязательно возникнут дополнительные вопросы. Словом, понадобится еще одна встреча. Она покажет черновик статьи, а также смонтированный видеоматериал для электронной версии газеты.

— На углу улиц Пражская и Алма-Атинская есть пятачок. Будьте там завтра в пятнадцать часов.

— Пражская? Это где-то на левом берегу?

— Да. Мне так удобно. И прошу вас, не опаздывайте.

Глаза Киры хищно блеснули.

— Будьте уверены. Приду вовремя. Но вы не сказали, как вас зовут.

— Зовите меня просто… Полярник. Я очень люблю это прозвище.

Едва за Полярником и Боксером закрылись двери, Васильева схватилась за телефон и набрала мужа.

— Привет, Мигель. Если ты стоишь, то лучше сядь. Только что у меня в редакции был двойник Светлова… Нет, ты не ослышался, двойник. Счет, реквизиты которого были указаны на платежке, принадлежит ему. Подробности при встрече. Ты сам ко мне подъедешь или… Все поняла. Говори куда.

* * *

Кира Васильева выскочила из здания словно ужаленная. В руках у нее был ноутбук. Села в синий «ниссан-жук» и резко тронулась с места.

— Давай за ней, — сказал Полярник. — Только не гони. С такими пробками она все равно далеко от нас не уедет.

Боксер запустил двигатель. Теперь за рулем сидел только он. Он любил управлять автомобилем. Несмотря на двухлетний период бомжевания, он совершенно не утратил навыков вождения и на киевских дорогах ориентировался куда лучше Полярника.

— Ты требовал у нее денег?

— Да. Не пойму только зачем.

— Так правдоподобнее. Они не должны заподозрить ловушку.

Кира остановилась неподалеку от гимназии имени Пушкина. К ее машине тотчас подошел мужчина.

— Вот он, Васильев, — сказал Боксер, проезжая мимо. — Видел?

— Видел. Все верно: это он и есть. Финн.

Боксер с трудом нашел место для парковки впереди, в двухстах метрах.

— Сейчас они смотрят твое интервью, после будут переваривать. Подождем?

— Не хочется, но придется. За Васильевой ездить будем, пока она домой не вернется. Хочу знать, где они живут.

— Я и так тебе скажу, где они живут. У черта на рогах. Особняк в частном секторе на Троещине. Самый край города.

— Превосходно. Набери Вольдемара, попроси подежурить у офиса «КомпТрейда». Если заметит Васильева, пусть даст знать.

Вольдемар долго возмущался в трубку, заверяя, что для него, человека, которого два раза чуть было не прикончили, приключений более чем достаточно, клялся, что соберет вещи и съедет с квартиры, если соседи не прекратят втягивать его в свои шпионско-бандитские штучки, но в конце концов сдался, предупредив, что расплачиваться с ним Боксер с Полярником будут долго.

Уладив с Вольдемаром, Полярник объяснил Боксеру, где находится «Скай-банк», попросил подъехать туда, но, когда они оказались на месте, тут же скомандовал ехать на Троещину к дому Васильевых и на всем протяжении дороги не раскрывать рта, что бы ни случилось. Боксер удивился, но пожелание выполнил и молчал как рыба. Через сорок минут «семерка» остановилась возле двухэтажного особняка с желтыми стенами.

— Теперь можно говорить? — спросил Боксер и, получив подтверждение кивком, добавил: — Вот это их дом.

— Значит, именно здесь меня и держали. В подвале. И Брахмана тоже здесь убили.

— Неужели Васильев сделал это прямо там, где живет?

— И все-таки это было здесь. Я прекрасно помню местный запах. Слышишь? Это пионы.

— Да они везде цветут, пионы эти. Что с того?

— Еще совпадает время, которое ушло на дорогу отсюда до банка.

— Время — понятие относительное. Это еще Эйнштейн говорил. Особенно если у человека завязаны глаза.

— Я считал про себя всю дорогу. Досчитал до двух тысяч девятьсот двадцати. И сегодня тоже считал.

— Ух ты! Поэтому ты попросил молчать? А сейчас сколько у тебя получилось?

— Чуть больше. Но ты и ехал медленнее. Учитывая скорость, мы на то и выйдем.

— Что делать дальше?

— Давай-ка махнем к офису «КомпТрейда», а то что-то я по Виктору Сергеевичу соскучился.

Боксер стал разворачивать автомобиль.

— Весь день я думаю, говорить тебе или нет, — начал он. — Ладно, скажу. Думай что хочешь, но это я Каплунова и его корешей пожег. Помнишь, я сигарету у тебя просил? Я ее выкинул зажженную. Она на сухие опилки упала, и они сразу задымились. Там еще рядом тряпки какие-то промасленные валялись. Бутылка разбитая со скипидаром, Огурцов разбил. Я все видел, но решил: будь что будет. Пусть судьба все решает. Если все потухнет, так и не разгоревшись, значит, так тому и быть, если пожар — пусть горят к чертям собачьим.

Полярник ничего не ответил, весь в своих мыслях. Боксер даже подумал, что он и не услышал его признание, как вдруг Полярник повернулся к нему.

— Видел я твою сигарету. И как дымок от стружек с опилками шел, тоже видел.

 

Глава 11. Хищник и жертва

Михаил Павлович Васильев всегда считал себя человеком успешным. И не он один. Такого же мнения о нем были все его приятели и знакомые, поэтому Васильев имел основания гордиться собой. Первую трещину эта его уверенность дала, когда Кира очень доходчиво объяснила ему, что успешным он может считаться исключительно на своем, не очень высоком уровне, примерно как считается успешным нищий, которому удалось занять удачное место на церковной паперти. Да, у него есть с десяток не самых дорогих автомобилей, которые он сдает в аренду таксистам. Есть и записанная на деда похоронная фирма. Ну и что? Он же не олигарх. Что с того, что его когда-то там назначили заместителем начальника управления, так ведь не министром и даже не самим начальником. Да, Васильев дерзок, целеустремлен, последователен, обладает силой воли. Это-то и обидно, что человек, имея такие качества, до сих пор не знает, чем отличается успех с большой буквы «У» от повышенного пособия по безработице.

— Большинство и этого не имеет, — резонно замечал Васильев. — Подожди немного. Через пять лет закончится моя выслуга, брошу к чертям собачим мусарню, оформлю пенсию и еще какой-нибудь темой займусь.

— Знаю я твою тему. Еще пару «ланосов» прикупишь, чтобы двух таксистов от голодной смерти спасти.

Кира издевательски смеялась, а супруг только разводил руками.

— Ну вот чего ты от меня хочешь? Тебе что, бабок мало? Да их у нас завались, бабок этих. Чего тебе не хватает?

Суть в том, что больше, чем денег, Кире не хватало экстрима. Напрасно Александр присылал ей комнатные тапочки. Она и не думала меняться, и, как только романтический период в ее отношениях с Васильевым пошел на убыль, сразу стала соображать, где бы достать такое бревно поувесистей, чтобы возложить его на рельсы их безмятежной жизни, сделав ее чуточку поувлекательней. Кира понимала: новый муж не старый — разборки на улицах с хулиганами для Васильева не вариант. Надо было найти что-то позаковыристее. Что-то вроде третьей мировой войны.

— Дело не в деньгах, — отвечала Кира. — Просто обидно видеть, что человек с таким потенциалом, как у тебя, дошел до определенной планки и остановился, вместо того чтобы идти дальше.

— В том-то и дело, что дальше идти нельзя. Там все схвачено. Палец всунуть некуда, не говоря уже о том, чтобы ногу поставить. Да еще глаз да глаз нужен, чтобы со своей ступеньки не столкнули.

— Будешь топтаться на месте — столкнут обязательно. Будешь сталкивать сам — сможешь подняться выше.

Кира продолжала настаивать, и рано или поздно наступал момент, когда Васильев срывался, говорил жене грубые, порой непечатные слова, Кира замолкала, дулась, он, остыв, просил прощения за срыв, она обещала больше не затрагивать тему, но через какое-то время снова шла на приступ.

Однажды она спросила его прямо:

— Что ты скажешь насчет того, чтобы столкнуть вниз Виктора Светлова?

Несмотря на то что майор Васильев никогда не встречался с генеральным директором «КомпТрейда», отношения между ними в ту пору достигли такого накала, что, услышав фамилию «Светлов», майор сразу же сделал стойку.

Их первое столкновение произошло незадолго после того, как Василева назначили заместителем начальника управления по борьбе с киберпреступностью. До этого майор сделал вклад в разоблачение виртуальной финансовой пирамиды, и это назначение было для него своего рода наградой за успешную работу. Радовался майор недолго. В обязанности заместителя начальника управления входило кураторство борьбы с преступлениями в сфере платежных систем — самым бесперспективным направлением, где раскрываемость преступлений приближалась к нулевой отметке. У Васильева начались непростые дни.

Изучив проблему со всех сторон, майор пришел к однозначному выводу: успеха можно будет достигнуть только совместно со всеми структурами, кровно заинтересованными в безопасности киберпространства. Изучая международный опыт, Васильев узнал, что в некоторых странах при участии как правоохранительных органов, так и ведущих айтишных фирм созданы координационные центры для анализа киберугроз и разработки эффективных мер противодействия. С предложением создать такой центр у нас Васильев обратился к начальству, которое идею одобрило, а организацию по ее осуществлению поручило опять-таки Васильеву.

Майор решил поговорить с руководством «КомпТрейда», без участия которого работа координационного центра была бы неэффективной. Первый приход Васильева в «КомпТрейд» оказался неудачным. Светлов отсутствовал. Свой следующий визит Васильев согласовал заранее. Придя точно в назначенное время, он попросил секретаря доложить начальству, что пришел майор Васильев. Секретарь доложила и сообщила майору, что он должен подождать. Васильев подождал полчаса, потом еще полчаса, потом еще. Снова обратился к секретарю и снова получил ответ — нужно подождать еще.

— Не могли бы вы спросить Виктора Сергеевича, долго ли мне еще отираться у вас на пороге как бедному родственнику? — потеряв терпение, спросил майор.

Секретарша связалась с шефом по телефону. Состроила гримасу непричастности.

— Виктор Сергеевич говорит, что нужно подождать до тех пор, пока вы не станете… ну хотя бы полковником. Он говорит, что майор — это не его уровень.

Васильев, хоть и был наслышан о странностях Виктора Сергеевича, такого от него не ожидал и ушел разъяренный, как разбуженный зимой топтыгин. Светлов с этого момента стал его личным врагом, врагом недосягаемым и от этого еще более ненавистным. Когда через месяц со счетов трех ведущих банков было украдено два с половиной миллиона долларов, первым, кого Васильев решил взять в работу, был именно Светлов. Увы, подчиненные майора почти сразу установили, что в момент, когда со счетов банка исчезли деньги, Светлов находился в одном из столичных ресторанов на встрече с одноклассниками.

Через некоторое время с банковского счета снова был украдено полтора миллиона долларов, и снова у Светлова оказалось железное алиби: в районной налоговой инспекции ему вручали свидетельство добросовестного налогоплательщика. Следующая хакерская атака случилась через месяц. До денег взломщики не добрались, зато скачали данные владельцев кредитных карт. Общий ущерб от взлома оценили на уровне миллиона. Нужно ли говорить, что у Светлова и на этот раз оказалось полное алиби. Тогда подчиненные Васильева взялись за ведущих программистов «КомпТрейда», половину которых даже задержали на сорок восемь часов, в то время как сам майор упорно искал повод, чтобы получить разрешение устроить в офисе «КомпТрейда» маски-шоу и обыск. Он понимал, что идет по беспределу, но остановиться не мог. Светлов пожаловался в Генеральную прокуратуру. Васильева вызвали на ковер к начальству и устроили такую головомойку, что у него надолго пропало желание кого-либо задерживать и что-либо обыскивать. С преступлений в сфере платежных систем его сняли и перекинули на борьбу с распространением противоправного контента.

— Как раз для тебя работа — Интернет от порнушки очищать, удачливый ты мой, — не преминула поиздеваться Кира.

— Почему только от порнушки?

— Извини, забыла. Есть еще фотожабы на президента и членов кабинета министров.

Через два дня майору позвонили с неизвестного номера.

— Что, майор, — произнесли в трубке, — ты еще не стал полковником? Ну, как станешь, приходи, буду ждать.

В трубке раздался смех.

— Я приду, слышь ты, Ковекс, я обязательно приду. Вместе будем смеяться, слышишь? — закричал вышедший из себя Васильев.

Так что слова Киры о необходимости столкнуть вниз Светлова упали на благодатную почву.

— Объясни, — попросил он супругу.

Кира объяснила. Накануне она обедала в обществе двух старых подруг, которые работают в банке. Во время разговора была затронута тема кредитов, высоких процентов за их использование и трудностей в их получении. Совершенно случайно Кира узнала, что корпорация «КомпТрейд» берет крупный кредит под государственные гарантии. Да и без кредита фирма очень небедная.

— Я прикинула, тридцать пять миллионов с них смело можно снять.

— В смысле снять? У меня нет на него никаких рычагов давления. Я с него и пяти гривен снять не смогу.

— Сможешь. Если у Светлова будет мешок на голове, а у тебя в руках — заряженный пистолет. Марксизм-ленинизм. Экспроприация экспроприаторов.

— Ты хочешь сказать…

— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Такова жизнь. Вся история прогрессивного человечества — постоянная череда экспроприации экспроприаторов. Одно из двух: ты либо хищник, либо жертва. Только запомни, Миша. Я уже один раз была замужем за жертвой, больше не хочу.

Васильев поразмышлял, прикинул варианты. Даже думать об этом ему было приятно. Чувствовалось, как в крови закипает адреналин.

— Мне нужны будут люди, — сказал он, ставя точку.

Людей он нашел быстрее, чем предполагал. Александр Обиход уже давно был директором «Светлой памяти». Надежный, не пугливый и, самое главное, уже связанный с Васильевым общей кровью. Однажды, когда его вконец обнаглевшие конкуренты из фирмы «Реквием» договорились с работниками районного морга, чтобы те прекратили обслуживать покойников, родственники которых заключили контракт со «Светлой памятью», Васильев с Обиходом захватили и засунули в багажник машины сначала заведующего моргом, потом хозяина «Реквиема». Пленников отвезли в лес и заставили копать себе могилы. Убивать никого не собирались, а только показать, что с ними будет, если они не прекратят беспредел. Во время воспитательной операции произошел несчастный случай — Васильев ударил по зубам фирмача, тот неудачно упал затылком на штык лопаты и тут же отдал Богу душу. Васильев растерялся и беспомощно посмотрел на Обихода, не зная, что делать. Тот сразу пришел на выручку.

— Чего уж тут. Так получилось. Случай, мать его так. Ну, зато ямы пригодились, — сказал он и быстро, так что никто и выдохнуть не успел, поднял лопату и снес ею работнику морга полчерепа, пояснив: — Свидетель.

Обиход же познакомил Васильева с Олегом Круком, номером вторым при похищении Светлова, ранее сидевшим за грабеж.

Бориса Кучерука, или Левшу, Васильев знал еще со времени срочной службы в армии. Левша был его ротным командиром, а после того, как попал под сокращение, отправился на Британские острова, чтобы завербоваться на рыболовецкий сейнер, но каким-то образом оказался в Ирландской республиканской армии. Он превосходно стрелял, и в его обязанности входило прикрытие товарищей во время совершения нападений на британских полицейских и солдат. В 2005 году, после окончательного отказа ИРА от военных действий, Левша вернулся на родину. Он увлекался восточным фехтованием, в особенности боем с палкой. Идея сделать из ручки граблей копье принадлежала ему.

Понимая, что много денег наличными взять с «КомпТрейда» не выйдет, а замахивались на все, Васильевы при помощи живущей во Флориде старшей сестры Киры зарегистрировали анонимное общество с ограниченной ответственностью «Agrocomplex», на счет которого Светлов и должен был перевести деньги.

Скоро Кира сообщила о готовящейся пресс-конференции Светлова, посвященной какой-то новинке на рынке компьютерных технологий. Она же сказала, что сможет вывести из строя систему видеонаблюдения. Пацаны из охраны, сидящие за пультом, поголовно были в нее влюблены, и, когда она оказывалась рядом и начинала ездить им по ушам, ничего не видели и не слышали. Так что сбросить в систему вирус труда не составит.

Непосредственный план захвата Светлова разработал Левша. Светлов всегда приезжал и уезжал с черного хода, и об этой привычке им было хорошо известно.

Поначалу Васильев не собирался избавляться от своих товарищей, но за несколько дней до операции в их кругу возникли споры, как делить деньги. Васильев считал, что делить надо на пятерых, учитывая Киру как равноправную партнершу. Остальные считали, что делить надо поровну на четверых.

— По четверти на семью, — смеялся Левша. — А бабе, так и быть, скинемся по десять кусков за то, что камеры вырубит.

Взрывчаткой Васильев запасся давно, собираясь применить ее против «Реквиема», но она так и не пригодилась. Нельзя сказать, что решение убить подельников далось ему очень легко, но тем не менее оно было принято, тем более что, сорвав куш, Васильевы собирались продать бизнес и навсегда уехать из страны.

Похищение прошло даже лучше, чем ожидалось. Светлов в качестве жертвы тоже приятно удивил Васильева — держался достойно, без лишних соплей и слез, а взвесив все за и против, понял, что тридцать пять лимонов отдать все равно придется. Дело оставалось за банком, и вот тут-то и произошел сбой.

Хуже всего было то, что после случая с платежкой Васильев перестал доверять своей супруге, причем до такой степени, что из-за боязни быть отравленным даже перестал принимать пищу дома, ссылаясь на отсутствие аппетита, а первые две ночи после похищения ночевал в гостинице, объяснив это занятостью на работе.

Однако проблемы еще только начинались. Второй удар был нанесен по бизнесу — неизвестными был сожжен столярный цех «Светлой памяти» вместе с заведующим, рабочим и еще одной неустановленной личностью. Решив, что «Реквием» снова поднимает голову, Васильев принялся обдумывать план мести, но тут его осенило другое соображение: что, если Светлов все-таки узнал его, понял, кто именно пытался его похитить, но решил не сдавать властям, а отомстить самостоятельно, очень изощренно и больно? Что, если столярный цех — это только первая пристрелка перед решительными действиями?

Васильев был в большой растерянности, ощущая себя именно в роли жертвы. Временами ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума. Именно в это непростое время ему позвонила Кира и сообщила о двойнике…

Через два с половиной часа, ближе к вечеру, Васильев вышел из автомобиля, припаркованного возле главного офиса корпорации «КомпТрейд». В фойе его остановил охранник, потребовал документы, спросил о цели визита и позвонил какому-то Усману Ахмедовичу. «Если эта пучеглазая жаба меня не пропустит, я засуну его голову ему же в задницу», — думал Васильев, сгорая от нетерпения. Охранник был большеротый, с выразительными глазами, и действительно походил на большую зеленую лягушку.

Его пропустили. В приемной он был встречен секретаршей, маленькой худышкой, и уже знакомым ему седовласым усачом с широкими плечами. Секретарша лениво водила пальчиком по экрану электронного ридера, а усач просто присутствовал. В правой руке у него была трость, какую обычно имеют при себе хромые либо просто старые люди.

— Это у вас новый гаджет такой? — весело спросил Васильев, показывая на трость. — Что у этой штуки внутри? Самонаводящаяся тепловая ракета?

Усач сделал несколько шагов по направлению к визитеру, хромая на одну ногу.

— У нее внутри то же самое, что у тех людей, которые не умеют удачно шутить. Там пусто. На проходной вы сказали, что цель вашего визита — обеспечение безопасности генерального директора. Виктор Сергеевич сейчас очень занят, а поскольку вопросами безопасности ведаю я, он поручил мне поговорить с вами. Меня зовут Расулов Усман Ахмедович.

— Разговор с вами в мои планы не входит. Я хочу видеть Светлова.

— Я уже сказал, он занят. Если вам есть что сказать, говорите мне.

— А вы уверены, что там, за дверью, в самом деле находится Светлов?

— А кто там, по-вашему, должен быть?

— Мало ли кто? Может быть, водитель автокрана, а может быть, полярный исследователь.

«Полярный» он произнес с особым ударением. Расулов все понял, ничего больше не спрашивая и скорчившись, как от зубной боли, проковылял к дверям кабинета Светлова и исчез за ними. Через минуту пригласили и Васильева.

Светлов стоял между аквариумом и репродукцией статуи Люцифера, опустив руки и расставив ноги на ширине плеч, словно собрался делать зарядку. Белая футболка с зеленой надписью «БЕЗ ГМО» и синие джинсовые шорты по колено делали его похожим на хозяина киоска по продаже мобильных телефонов, и только черные босоножки из дорогой кожи, из-под ремешков которых поблескивали холеные ногти, напоминали о его настоящем статусе.

— Полковник… Васильев, если не ошибаюсь? — глядя на вошедшего немигающими глазами, спросил он. — Много я о вас слышал, а вот встречаемся в первый раз.

«Держит себя так, словно между нами назначена дуэль и он приглашает меня к барьеру. Пусть. Даже интересно», — подумал Васильев. Расулов отодвинул от стола для совещаний один из стульев, как бы приглашая майора сесть, но Васильев даже не поглядел в его сторону, прошел вглубь кабинета и остановился в четырех шагах от Светлова, точно скопировав его позу.

— Майор Васильев.

— И только? Майор? Тогда почему ты уже здесь, майор Васильев?

— Зашел передать привет. От Полярника.

Взгляд Светлова излучал злость, но Васильев не без удовольствия отметил, что за ней можно было разглядеть трусливые эмоции напакостившего подростка, который соображает, в какие бы кусты половчее прыгнуть. Он неожиданно для себя понял, в чем принципиальное различие между Светловым и его двойником, различие, стереть которое не сможет ни один пластический хирург на свете. Человек, которого он взял в заложники, думая, что это Светлов, даже у него, у Васильева, сумел вызвать долю симпатии. Настоящий Виктор Сергеевич вызывал желание вымыть руки с мылом.

— Когда-то давно у меня был один знакомый инженер, который уехал работать на Шпицберген. На нефтяные платформы. Правда, я не думаю, что речь идет об этом человеке. Что это за полярник такой, которого я не знаю, но который передает мне приветы?

— Долго рассказывать. Вот, лови. — Васильев кинул Светлову флэшку с копией записанного Кирой интервью с Полярником. — Сначала посмотри киношку, а потом мы вместе обсудим качество работы режиссера.

* * *

Виктор Сергеевич Светлов сидел в своем кабинете за рабочим столом, уставившись в широкий экран монитора, на котором его двойник продолжал свою исповедь.

Исповедь касалась только Светлова и двойника, о своих последующих приключениях на пару с Боксером Полярник не упоминал, равно как и о наследстве, доставшемся ему от Валика и Маратика. Наконец запись оборвалась. Светлов презрительно скорчился.

— Бред сивой кобылы. Встречаются на свете похожие друг на друга люди, ну и что? Какой-то не вполне вменяемый тип увидел меня по телевизору, понял, что мы похожи, и решил получить свою минуту славы. А может быть, и денег заработать.

— Это легко установить. Достаточно выяснить, вылетал ты в указанное время в Швейцарию или нет. Один запрос пограничникам — и все.

— Да ради бога. В указанное время я был здесь и за границу не выезжал.

— Верю. Ты был бы не ты, если бы предоставил двойника самому себе. Нет, ты находился рядом, следил, чтобы он не отклонялся от курса и вел себя так, как ты от него и ожидал.

— К чему весь этот лепет? Даже если у меня и есть двойник. Допустим. Разве это преступление?

— По факту угона и взрыва твоей «хонды» возбуждено уголовное дело. В рамках этого дела можно получить разрешение о раскрытии «Скай-банком» банковской тайны относительно движения средств на счету «КомпТрейда». Перевод тридцати пяти миллионов с другой суммой не спутаешь.

Светлов хлопнул себя ладонью по лбу.

— Вот дурья башка, совсем забыл. Точно, на днях на банк какие-то мерзавцы совершили хакерскую атаку и с моего счета исчезла большая сумма, но, слава богу, нашлись честные люди, все вернули.

— Странно. Никаких заявлений от руководства банка почему-то не поступало. Кстати, еще кое-что. Полярник ошибся, говоря, что интрига с ним затеяна только с целью кражи денег «КомпТрейда» и инсценировки вашей смерти. Он просто не знает того, что знаю я. Но есть еще кое-что. Двойник обеспечивал тебе алиби, когда ты влезал в банковскую компьютерную систему и воровал у вкладчиков деньги. При этом ты понимал, что рано или поздно тебя все равно вычислят, поэтому и придумал, как исчезнуть так, чтобы тебя никто не искал.

— Хотел бы я посмотреть, как ты будешь доказывать все это в суде, — криво улыбнулся Светлов.

— Зачем в суде? Снимая с банковских счетов деньги, ты кидал очень серьезных людей, которым эти банки принадлежат. Если этим людям показать вот эту запись, то в суд они обращаться не станут. То есть, может быть, и станут, но только исключительно для проформы. Потому что до суда ты не доживешь. Тут даже твой усатый друг не поможет.

— Ты сказал «если». Это значит, что мы можем и договориться?

— Всему есть цена.

— Вот за это я и люблю нашу страну. — Светлов всплеснул руками. — За то, что всему есть цена. Ну разве такое было бы возможно в какой-то поганой Европе? Нет, рано я уезжать собрался, рано! А ты что молчишь, Усман? Скажи что-нибудь. Там, между прочим, и твоя фамилия прозвучала.

Васильев почувствовал на своей шее лезвие ножа.

— А почему нельзя взять и перерезать этому человеку горло? — спросил за спиной Расулов. — Тогда эта запись никуда не попадет.

Васильев посмотрел на Светлова.

— Твой приятель всегда такой дурак или только по четвергам? Да если я отсюда не выйду на своих ногах, эта запись куда только ни попадет: и к генеральному прокурору, и в СБУ, и в администрацию президента, и в Интернет для всеобщего развлечения. Я принял для этого все необходимые меры.

— Убери перо, Усман, — велел Светлов. — И что же ты, майор, хочешь за то, чтобы этого не случилось?

— А сколько вы могли бы себе позволить?

Подумав, Светлов посмотрел на Расулова.

— Дай ключи и документы.

Спрятав нож, Расулов выложил на стол перед Светловым пластиковый прямоугольник техпаспорта и два ключа с брелоком автосигнализации. Светлов пододвинул все это в сторону Васильева.

— Серебристый «инфинити» на паркинге с правой стороны от входа. Прошлого года выпуска, автомат, пробег всего двадцать восемь тысяч километров. Он твой. Сегодня уже поздно, а завтра с утра Усман займется оформлением генеральной доверенности.

Васильев кивком головы поблагодарил Светлова, но к ключам и техпаспорту не притронулся.

— Какая безграничная щедрость, Виктор Сергеевич! Жаль только, что машины из твоего гаража имеют привычку взрываться вместе с водителем, да и германский автопром мне нравится больше, так что я, пожалуй, воздержусь.

— Чего же ты хочешь?

— Миллион старых добрых американских долларов.

— Миллион?

— Ага. Наличными, — радостно кивнул Васильев, думая о том, что всего несколько дней назад он мог забрать у Светлова почти все. Миллион — это была его идея. Кира хотела намного больше, но Васильев понимал, в создавшихся условиях нельзя полностью перекрывать Светлову кислород. Пусть пока дышит, пусть продолжает работать. Миллион — это только первый взнос. Дальше будет еще веселее.

— Остап Бендер тоже хотел миллион, но после испытал жестокое разочарование.

— Я не разочаруюсь. Мои условия: ты даешь мне миллион зеленых и по-прежнему остаешься на месте, ни о каких заграницах не мечтаешь. Родина в опасности. Она не может себе позволить разбрасываться такими ценными кадрами. Кто знает, может, ты и впрямь способен совершить сдвиг в борьбе с киберпреступностью. Когда я первую твою кражу расследовал, мне один специалист, не последний человек в твоей области, так и сказал. Надо быть трижды гением, чтобы сломать такую защиту. Поэтому работай, Витя, работай. Здесь работай, дома. Верю, ты поднимешь родину с колен. А вместе с ней и «КомпТрейд». Это наше с тобой общее дело.

Светлов перестал напоминать обычного продавца мобильных телефонов и стал походить на такого продавца, у которого украли все телефоны, а киоск опечатали пожарники и представители налоговой службы. Но он держался. Протер лицо ладонями.

— Ты ставишь мне условия, как будто имеешь эксклюзивное право на эту информацию. Если Полярник все еще на воле, он таких роликов сколько угодно записать сможет.

— Не запишет. Я это возьму на себя.

— Мне нужно подумать.

— Думай. Пяти минут, надеюсь, хватит, — быстро ответил Васильев и, вздрогнув, вспомнил, что то же самое он говорил двойнику Светлова, когда еще были живы его люди. Их было трое, с оружием, а Полярник один. Теперь в меньшинстве Васильев, но, как и раньше, именно он продолжает диктовать условия. Потому что он один здесь настоящий хищник.

— Выше крыши, — бодрясь, ответил Виктор Сергеевич.

— Уверен? — решил подыграть Васильев.

— Уверен.

— Время пошло.

Три минуты прошли в абсолютной тишине. Светлов сидел, уставившись в одну точку. На четвертой минуте он поднялся. От напуганного усталого человека, каким он только что казался, не осталось и следа. Васильев вздрогнул. Понял: Светлов принял решение. И это решение, похоже, не в его, Васильева, пользу.

— Дай пушку, Усман, — попросил Светлов.

Расулов протянул ему бельгийский «файв-севен», пуля которого может пробить почти любой современный бронежилет, которого, впрочем, на Васильеве все равно не было. Светлов снял оружие с предохранителя, оттянул немного затвор, чтобы убедиться в наличии патрона, и навел на Васильева.

— Отойди в сторону. — Он помахал стволом, показывая, в какую именно сторону нужно отойти.

Васильев оглянулся. Он стоял напротив аквариума, поэтому сделал, как ему велели: отступил на два шага вправо. Почему бы и нет? Рыбы не виноваты.

— Ты предложил мне выбрать один из двух вариантов моего будущего. Первый. Я уступаю и плачу тебе деньги, а ты взамен никому не говоришь о двойнике. Дальше я продолжаю вкалывать как проклятый, ты периодически заходишь ко мне в гости, чтобы в очередной раз потребовать от меня денег. Твои аппетиты растут, ты требуешь все больше, начинаешь вмешиваться в руководство корпорацией, распоряжаться всем, пока в конце концов один из нас все-таки не убьет другого. Вариант второй: я не принимаю твоих условий, ты меня сдаешь. В лучшем случае я убегаю за границу и весь остаток жизни скрываюсь; в худшем — отправляюсь пыхтеть на зону, если меня, конечно, до этого не укокошат. По твоему мнению, каждый нормальный человек выбрал бы первое. Оно, может быть, и так, но только почему ты вбил в свою дурную голову, что я отношусь к этой категории? Да я скорее на нарах подохну, чем буду всю жизнь вылизывать задницу какому-то мудаку. Почему ты так решил?!

Последний вопрос Светлов выкрикнул так громко, что Васильев вздрогнул от испуга, хотя нервы имел крепкие. Испугался, но тут же рассердился на себя за это. «Будь что будет», — решил он.

— Ну как почему… потому что похож… Похож на того, который задницы вылизывает. Что, не правда? — произнес он свои последние, как он был уверен, слова в жизни.

В ожидании выстрела Васильев зажмурился, но ничего не произошло.

— Знаешь, сволочь, почему ты до сих пор живой, несмотря на твою дерзость?

Васильев кивнул.

— Наверное, потому, что ты по-прежнему хочешь добраться до двойника?

— Угадал. Единственная причина, почему твои мозги до сих пор не украшают стены моего кабинета, именно в этом. Я хочу получить ответы на два вопроса. Где сейчас Полярник? И кто еще знает об этих его откровениях?

Васильев вытянул вперед правую руку с оттопыренным вверх средним пальцем.

— Это тебе ответ на первый вопрос.

То же действие он сделал и левой рукой.

— А это на второй. Понял, да?

Светлов опустил оружие.

— Ну хорошо. У меня есть еще один вариант будущего, который устроит и тебя, и меня. Найди Полярника. Притащи его ко мне на веревке. А я доделаю то, что начал. И тебя возьму в долю. Еще ведь ничего не потеряно. Ну, не накрылся он медным тазом при взрыве машины — накроется при других обстоятельствах. А я придумаю, как деньги перебросить так, что никто на нас не подумает. Что скажешь?

Васильев ответил не сразу, и Светлов, вернув «файв-севен» Расулову, подошел к репродукции Люцифера и отодвинул ее в сторону. За репродукцией оказался встроенный в стену сейф, внутри которого были деньги. Светлов стал вынимать упакованные пачки и складывать их на стол.

— Пятьдесят тысяч евро. Чего так смотришь? Мало? Пока столько. Задаток. Бери, пока дают. А то вообще у разбитого корыта останешься. Мне, если ты еще не понял, на лыжи встать — раз плюнуть.

«А почему бы и нет, — думал Васильев. — Пятьдесят тысяч — это не миллион, но все же лучше, чем пуля в башке. Возьмем мы этого Полярника, а там посмотрим. Только Расулова, козла этого хромого, надо будет угандошить, а без него Светлов сделает все, что мы ему скажем. Потом и этого червяка кончим, после того как все стрелки на него переведем. Признания Полярника все равно у нас останутся. На лыжи он встанет, какой быстрый! Черта с два успеет».

«Уничтожу все копии видео, узнаю, кто еще в теме, и всех закопаю. Но пусть сначала найдут мне Полярника», — так думал Светлов.

Новоиспеченные партнеры пожали друг другу руки, обменялись улыбками и номерами мобильных телефонов. Васильев забрал со стола все свои вещи, которые Расулов вынул из его карманов (проверял, нет ли при нем микрофонов), и ушел, не забыв прихватить полиэтиленовый пакет с деньгами.

— С ума спятил! — возмутился Расулов, убедившись, что Васильев покинул приемную. — Этот мусор сдаст тебя при первой же возможности.

— Вот и не дай ему такой возможности. Ни первой, ни последней. А иначе зачем ты мне такой красивый нужен? Да я и за десятую долю косяков, которые на тебе висят, людей увольнял. Кто три раза подряд Полярника упустил? Кому по голове настучали? Кому ногу сломали? Кого бомжи вокруг пальца обвели? Кто тачку мою без Полярника взорвал, так что ко мне теперь менты как к себе домой ходят, я уже и не знаю, что им говорить? Кто до сих пор Полярника найти не может? Да и как ты можешь его найти, когда еле ползаешь? Мне толковые люди нужны. Быстрые. Этот мент знает, где Полярник, и может его привести. Все теперь понял? Сгинь с глаз моих, инвалид!

 

Глава 12. С открытым забралом

Вольдемар вышел на связь, когда Полярник с Боксером были на полпути с Троещины. Сказал, что похожий на Васильева человек минуту назад вошел в офис «КомпТрейда».

— Быстро он спохватился, — восхищенно сказал Полярник. — Я думал, что он до завтрашнего утра информацию переваривать будет. Это существенно меняет наши планы, но так даже лучше.

— Надо же! У нас, оказывается, были планы, — проворчал Боксер. — Только я почему-то о них ни ухом, ни рылом.

— Теперь уже не важно. Важно, что все составные элементы бомбы готовы. Почти все.

— Какой еще бомбы?

— После взрыва которой от Васильева и Светлова не останется и мокрого места. Вот только капсюля у нас нет, который привел бы эту бомбу в действие.

Боксер понял, что Полярник говорит в переносном смысле.

— Я думал, что капсюль — это мы.

— Мы молоток, который ударит по этому капсюлю.

Полярник объяснил, что на роль капсюля, по его мнению, больше всего подошел бы спутник Расулова Димон, которого собирались принести в жертву, взорвав вместе со лже-Светловым. Раз ему не суждено было погибнуть, значит, он по-прежнему находится где-то на орбите «КомпТрейда». Вот только где?

— Может, он сообразил, что его собирались подставить, и сделал ноги?

— Для этого он слишком туп.

Полярник понял, что должен найти способ заглянуть в рабочий компьютер Светлова. Виктор Сергеевич имел хорошую привычку хранить информацию обо всех сотрудниках, начиная от заместителя и заканчивая уборщицей. Причин, почему Димон должен стать исключением из правил, Полярник не видел.

— Мне нужно попасть в кабинет Светлова.

Услышав это, Боксер от волнения едва не врезался во впереди идущую маршрутку.

— Самоубийство — это грех. Большой. Даже не думай.

— Я ходил туда каждый день на протяжении недели. Как видишь, до сих пор жив.

— Тогда ты там был официально. А теперь Светлов тебя разыскивает.

— Рядовые работники службы охраны «КомпТрейда» ничего не знают про двойника. Вечером, когда в офисе никого не будет, я войду под видом директора, как будто что-то забыл. Может же Светлов что-то забыть? Ключи от квартиры, например.

— Ключи! Совершенно верно. Как ты туда войдешь? Разве Светлов не закрывает кабинет?

В голосе Боксера звучала надежда, которая исчезла, стоило ему услышать, что Полярник в свое время позаботился о том, чтобы сделать копию ключа от кабинета Светлова.

С ключом, однако, не все было гладко. Он хранился в арендованной Полярником ячейке-сейфе в банке вместе с заработанными на службе у Светлова сбережениями. Это был не тот банк, в котором «КомпТрейд» имел открытые счета, а ячейку Полярник снял под своим собственным именем. Другое дело, что ключ от этой ячейки, в свою очередь, остался в квартире, предоставленной фирмой. Стало быть, прежде чем появиться в офисе, Полярник побывает у себя на квартире. Боксер, узнав об этом, счел, что благоразумнее будет взять вправо и остановить машину.

— Ты чего, Боксерушка?

— Пытаюсь угадать: тебя убьют сразу, как только ты покажешься там, или подождут приезда Светлова, чтобы его гениальный ум придумал для тебя особо изощренную пытку?

— Может, все не так и страшно. Светлов знает, что я не такой идиот, чтобы сунуться по этому адресу, где на меня сто процентов устроена засада. А это значит, что в квартире вообще никого может не быть. Поехали.

— Что я могу сказать? Ты таки да, идиот.

Чтобы не светиться непосредственно перед окнами квартиры, Полярник с Боксером через первый подъезд поднялись на крышу и уже по ней перешли к пятому, где на шестом этаже находилась служебная квартира Полярника. Боксера Полярник оставил на площадке между восьмым и седьмым этажом.

— Будь здесь. Если услышишь шум и поймешь, что мне кранты, вызывай ментов, а сам сматывайся.

Боксер был в отчаянии. В который раз он попытался отговорить товарища от такого опрометчивого шага, но тот ничего не желал слышать.

— Нет там уже никаких ключей, люди Светлова все давно подчистили.

— Спорим, что есть?

— Хоть бы парик с усами надел для такого случая.

— Если я пойду в парике, тогда точно кирдык. Запомни, единственный способ выжить, — это идти туда с открытым забралом.

Полярник спустился вниз, подошел к дверям квартиры. В верхней части, чуть ниже косяка, поблескивал маленький кружочек недавно установленной камеры наблюдения.

Подняв лицо, он уверенной рукой, по-хозяйски несколько раз нажал на кнопку звонка. Секунд через двадцать за дверями послышался приглушенный шорох. Полярник позвонил еще раз и прикрикнул:

— Открывай, чего возишься! Замерз?

После короткой возни с замками дверь отворилась. На пороге стоял… Димон. Тот самый, ради которого и была затеяна вся эта возня. «Это я удачно сюда заглянул. Не придется теперь пробираться в офис, — подумал Полярник. — Интересно, сколько их тут, в этих стенах? Один, два?»

— Что стоишь, глазами хлопаешь? — сурово проговорил он, ступив через порог. — Проверка караула.

Димону ничего не оставалось, кроме как посторониться.

— Почему так долго не открывал? — Полярник не менял тон, чем полностью деморализовал противника.

— Так я это…

— Дрых, что ли?

— Зуб даю, Виктор Андреевич, не спал.

— Сергеевич, — поправил Полярник. — А где напарник твой? Где он?

На лице Димона отразилась высочайшая степень недоумения, такая, что даже конченый болван, и тот бы понял: Димон в квартире один.

— Напарник? В каком смысле? Вы, наверно, хотите сказать «сменщик»? Так он утром только появится. А Герасимчук, что внизу, так он это… внизу и есть. Вы его разве не видели?

— Я-то его видел. А вот он меня вряд ли. Зачем только его здесь поставили, ума не приложу. В носу ковырять? А ну, давай его сюда.

Но тут переговорное устройство на поясе у Димона зашипела само.

— Этаж, ответь земле. У тебя все в порядке?

Димон взял трубку. Рот его растянулся в злорадной ухмылке.

— У меня все в порядке, земля. А у тебя не очень. Ты шефа профукал. Он здесь, зовет тебя.

Пока Герасимчук поднимался, Полярник осмотрел помещение. Все было как раньше, только напротив дивана на принесенном из кухни табурете стоял монитор, экран которого был разделен на две части: на одной был виден вход в парадное, на другой — площадка перед дверью.

Обойдя квартиру, он остановился в прихожей, и, когда за поднявшимся наверх Герасимчуком закрылась дверь, Полярник выхватил из-за пояса пистолет и ручкой ударил его по голове. Герасимчук упал, опешивший Димон побледнел и застыл на месте, все еще считая Полярника настоящим хозяином, которому вдруг приспичило устроить образцово-показательную экзекуцию нерадивому подчиненному. Тем более что большую часть жизни он как раз и провел в такой среде, где подобное обращение считалось едва ли нормой. Только когда в квартире появился Боксер, Димон понял, что он перепутал хозяина с человеком, которого они с Усманом Ахмедовичем метелили в какой-то стремной хрущобе на окраине и которого он и должен был тут караулить.

— Мужики, вы кто?

— Сам-то что думаешь по этому поводу? Волыну давай… Да не бойся, по голове тебя бить не будем. Не звери. Два раза уже получал, боюсь, третьего можешь не пережить.

Полярник разобрал пистолет на несколько частей и разбросал их по комнате. Вынул из магазина и рассыпал по полу патроны.

— Знаешь, почему я это делаю? — спросил он.

— Чтобы у вас было время смыться, пока я буду собирать оружие, — догадался Димон, хмуро поглядывая на Боксера, который держал его на прицеле.

— Верно. А что это значит?

Уставший играть в загадки Димон нахмурился и опустил лицо. Он уже утомился напрягать голову, чтобы находить ответы на глупые вопросы.

— Не знаю.

— Затем, что, когда будем выходить, мы оставим тебя как есть. Живого и здорового. В полном порядке. И все потому, что ты мне глубоко симпатичен. Напоминаешь меня самого, каким я был лет десять, двенадцать назад. Таким же молодым, глупым и лоховатым, как ты.

Полярник снял с крючка в прихожей ключ на проволочном кольце. Помахал перед носом Боксера.

— Когда в следующий раз захочешь что-то заныкать, положи на самое видное место, и никто не найдет.

Боксер отвернулся.

— Чего это я лоховатый? — вдруг вклинился в разговор Димон, до которого наконец дошло, что, во-первых, его назвали лохом, во-вторых, пацаны, которые его так назвали, вовсе не отморозки и перед ними он, Димон, может и пальцы веером сделать.

— А кто ты еще? Тебя Светлов на тот свет собирается отправить, а ты ему верно служишь, жизнью для него рискуешь. Один раз едва не отправил.

— Ты чего гонишь? Когда это меня на тот свет отправляли?

Возмущение Димона было таким высококачественным, что он даже забыл на время, что он пленник. Грозно сдвинув брови, он сам сделал шаг навстречу Полярнику, но тот и глазом не моргнул.

— Гонят самогон. А я собираюсь тебе объяснить, где ты лоханулся.

Полярник рассказал, почему взорвалась машина, но Димон, до которого все доходило с третьего раза, отказывался верить.

— Сам посуди, для чего тогда Расулов велел мне переодеться в новую одежду? Чтобы все подумали, что я — это Светлов, когда меня по частям собирать будут. Зачем меня усыплять понадобилось? Это чтобы я тебе по дороге шею не свернул раньше времени, потому что Усман Ахмедович ехать с нами не собирался. Ты знаешь, что наличие у Светлова двойника — это страшная тайна?

— Ну, как… Меня предупреждали, чтоб я язык за зубами держал. Мол, если что, мне конец.

— А ты знаешь, что только особо приближенным к генеральному директору людям известна эта тайна? Тем, с кем он знаком не один год и не два. Вот ты сколько на «КомпТрейд» работаешь?

— Ну, два месяца уже.

— Всего два месяца. Видишь. Да ты его отчество толком не выучил, а тут тебя выдвинули и такой почет отказали. Страшную тайну доверили. А чего не доверить, если жить тебе оставалось всего ничего? Потому что если Светлов меня таки получит, фортель с машиной могут и повторить. Вот интересно, кого тогда посадят за руль?

Полярник для виду заглянул в ящики серванта и пошел в прихожую.

— Все, Саша, уходим. Прощай, Димон, береги себя.

Димон остановил их, когда они уже выходили в коридор.

— Погоди, мы не договорили. Зачем нужно, чтобы для всех Светлов считался жмуром?

— А ты сам попробуй у Светлова спросить.

Димон мяч принял.

— И пробовать не буду. Просто возьму и спрошу. И он ответит, за все ответит. Я ему не какой-нибудь лопушара. Да меня вся Борщаговка знает.

— Если спросишь и он ответит, значит, ты по-настоящему крут. Но я в тебе и не сомневался. Удачи.

— Погодите, я с вами. Один хрен, здесь уже не останусь.

Полярник доверительно положил ему руку на плечо.

— С нами тебе нельзя, Дмитрий. Слишком разными дорогами мы с тобой по жизни идем. В разные, понимаешь, стороны. Но если ты в самом деле хочешь, чтобы эта падла ответила, вот тебе мой добрый совет: в офис к нему не суйся. Ближе чем на пятьдесят метров все равно ты к нему не подойдешь. Но мне точно известно, что завтра ровно в три часа на углу улиц Пражская и Алма-Атинская у него назначена встреча с одним хмырем, которому он должен передать деньги. Разумеется, он будет не один, а с Расуловым, но, во-первых, все их внимание будет сосредоточено на этом хмыре и деньгах, во-вторых у Расулова повреждена нога, ну, ты знаешь… Короче, дерзай.

Полярник закрыл за собой двери, но опять открыл их, как будто что-то вспомнив. Снова сунул голову в квартиру.

— Забыл сказать. Более удобной возможности, чем завтра, у тебя может не быть. И еще: если ты их не замочишь, они это сделают с тобой. Ты знаешь о существовании двойника, а такие свидетели долго на белом свете не заживаются.

На улицу Полярник с Боксером на всякий случай вышли тем же способом, что и вошли. Спускаясь по лестнице, Полярник легонько пихнул Боксера локтем в бок.

— А ты боялся. Все же хорошо кончилось.

Боксер сморщился.

— Так-то оно так, но все равно на душе мерзко. Пацана мы этого обманули, на преступление толкаем.

— Да у него на лбу уже три раза по пятнадцать лет отпечаталось. Его на зоне ждать устали. Несколько дней назад он не задумываясь отправил бы на тот свет тебя с Вольдемаром. Думаешь, Расулов стал бы руки пачкать? Не стал бы. Это сделал бы этот самый Димон… На преступление толкаем… Достал ты со своими гаутамовскими заморочками. Кто его обманывал? Светлов действительно его уберет, разве не правда? Правда. Поэтому, что бы сейчас Димон ни решил, это будет его собственный выбор и мы обязаны отнестись к нему с уважением.

— Тьфу!

Спор прекратил сам Боксер, дернув Полярника за руку.

— Менты!

Полярник, увлекая за собой Боксера, прыгнул под молодой клен с подстриженной круглой кроной.

— Какие еще менты? Где?

— Там, у машины.

Выглянув, Полярник в самом деле увидел двух гаишников, которые, выпятив животы, прохаживались перед их машиной.

— Ты прав, это менты. Я бы даже сказал, ментозавры, особенно вон тот, который ближе к нам. Вылитый диплодок.

— Диплодоки травоядными были. А у этого на роже написано: хищник. И что теперь?

— А что теперь? Кирдык тачке. Кому-то просто очень повезло: не часто бывает так, что угнанные машины находят.

— А мы что же?

— Мы будем пользоваться муниципальным транспортом или такси. И так долго на чужой машине катаемся.

Сделав большой круг, Полярник с Боксером вышли к шоссе и через несколько минут остановили частника. Ехали недолго. Полярник попросил притормозить возле первого попавшегося торгового центра, где он купил очередной мобильник и симку.

— Соскучился по Виктору Сергеевичу? — догадался Боксер.

— Надо же заложить собранную нами мину.

— Только смотри — осколки этой мины не должны попасть в Киру Васильеву.

— Ты до сих пор любишь эту стерву? Но почему?

— Не люблю. Но я не хочу мстить этой женщине. Ты мне обещал.

Полярник не ответил, но Боксер понял: слово он сдержит.

* * *

Увидев на экране мобильника неизвестный номер, Светлов подумал именно о Полярнике. Человек случайный на этот номер не позвонил бы. Оживившись, он потянулся к телефону. Настроение почему-то улучшилось. Теперь он сможет получить ответы на вопросы, возникшие у него во время повторного просмотра записи на флэш-карте, оставленной ему Васильевым. Что-то там было не так. Пропустив запись через специальную программу, он понял, что именно. Голос не совпадал с изображением. Да и сам голос был какой-то странный, словно озвучивал Полярника и не Полярник вовсе, а какой-то другой человек. С одной стороны, это было хорошо: если запись попадет не в те руки, можно будет доказать, что это просто монтаж. С другой стороны — добавляло вопросов. А тут еще засаду на квартире, где жил Полярник, разгромили. Как ни крути, звонок Полярника, хоть и мог принести дополнительные проблемы, мог и многое объяснить.

— Привет, Полярыч, давно не разговаривали.

— Ух ты! Ты знал, что это я! Это радует. А я к тебе как раз с радостным предложением. Не зарыть ли нам в землю топор войны?

— Раз уж ты заговорил языком Фенимора Купера, скажи, скальп с Герасимчука ты снял?

— Это еще кто такой?

— Один их моих людей, которых я оставил на твоей квартире.

— Да. Хотел кое-что забрать из своих вещей. И встретился с твоими бойцами. Надеюсь, с ними все в порядке? Я же пацифист.

— У одного черепно-мозговая травма, а что с другим, не знаю. Он исчез.

— Наверное, гнева твоего убоялся, сбежал. Строгий ты с ними. Так что там насчет земли и топора?

— С чего бы это? Ведь до сих пор ты ведешь в счете. Компромат на меня вот приготовил.

Светлов хохотнул.

— Судя по твоей реакции, — сказал Полярник, — у тебя уже было время разобраться, что до компромата эта запись немного не дотягивает. Это скорее предостережение о том, что есть и настоящая запись, подлинная. И она пока у меня.

— Если это предостережение, зачем ты отдал флэшку менту? Мог бы просто позвонить мне и сказать.

— Хотел с ним посчитаться. Ты не все знаешь. Васильев — тот, кто организовал мое похищение. Тогда он был в гриме, но я все равно его узнал. Из-за него я пережил немало неприятных минут. Это его люди убили Кривицкого и остальных парней, охранявших меня. Я пришел к нему, потому что он служит в подразделении, которое ведает преступлениями в компьютерной сфере. Оставил свои признания. Я следил за ним и видел, что он отправился в «КомпТрейд» шантажировать тебя. Этого я и ждал, но не думал увидеть его выходящим из офиса не только целым и невредимым, но и как будто в приподнятом настроении. Я думал, ты поймешь, что запись — фикция, и примешь меры.

— Я что, должен был замочить его прямо у себя в офисе?

— Об этом можно было бы только мечтать. Но я ожидал, что ты задержишь его и сдашь его же коллегам как шантажиста. Это было бы очень логично. Все бы на него свалил, и к тебе бы вопросов тогда никаких не было.

— Что-то ты перемудрил, Полярник. Да и монтаж записи на флэшке можно обнаружить только при ее внимательном изучении. Хреновый из тебя мастер плести интриги.

— Не спорю. До тебя мне в этом отношении очень далеко. Но забудем о Васильеве, черт с ним. Это твои с ним дела. Речь о нас с тобой. Мое предложение — пусть каждый остается при своих. Ты прекращаешь попытки меня найти, а я не делаю гадости тебе. Я уеду. Правда, чтобы устроиться на новом месте, мне нужны будут подъемные…

— Ну конечно, как я об этом не догадался. Деньги, деньги, дребеденьги. А если я не соглашусь, ты, конечно же, разошлешь свои признания всем заинтересованным сторонам. И на этот раз они будут качественными. Ну, и сколько ты хочешь?

— Сто тысяч баксов.

— И все? — В голосе Светлова прозвучало разочарование. — Васильев, тот на миллион замахнулся.

— Если я потребую миллион, сделка, скорее всего, не состоится. А сто тысяч — сумма для тебя не обременительная. И потом, я на нее действительно имею право. Согласно нашему договору. Компенсация за неиспользованный отпуск, больничные, мне вон голову чуть не проломили, выходное пособие, зарплата за последний месяц, кое-что в плане моральной компенсации, так что не своего я не прошу. Завтра ровно в пятнадцать ноль-ноль по киевскому времени будь на углу улиц Пражской и Алма-Атинской. Один и с деньгами. Только давай без фокусов. Помни: худой мир лучше хорошей войны.

* * *

Светлов подъехал к указанному месту даже раньше, чем было условлено. В четырнадцать пятьдесят пять. Остановив джип в некотором отдалении, он внимательно рассматривал пятачок между гастрономом, трамвайной остановкой и киоском «Пресса». Трамваи забирали одних пассажиров, высаживали других, причем последних было больше, поэтому на пяточке становилось людно. Полная улыбчивая продавщица кваса шутила с людьми, стоявшими в очереди у желтой бочки. Пожилые люди торговали плодами своих садов и огородов: абрикосами, сливами, продолговатыми грушами «лесная красавица», стручками зеленого горошка и малиной, насыпанной в банки. Двое запущенного вида пьянчужек потягивали из больших пластиковых пол-литровых стаканов пиво. Молодая женщина с убранными назад рыжими волосами в темных очках-«бабочках» кормила батоном голубей и до неприличия громко обсуждала с подругой мужчин, в компании которых они тусили накануне, каждый раз называя их по-разному: то организмами, то дятлами, то унитазами в подтяжках.

Сделав разворот, Светлов пересек улицу и остановился как раз рядом с киоском. Женщина в очках сразу снизила громкость разговора почти до шепота.

— Полярник на месте. Иду к нему. Будь готов и ты.

Светлов заметил Киру, когда она вставала со скамейки. Лицо женщины показалось ему знакомым, и через секунду он вспомнил, что сталкивался с этой особой в холле больницы в тот день, когда похищали Полярника. Как все это было не вовремя…

Во вставленном в правое ухо наушнике зашипел голос Расулова.

— Полярника пока не вижу. К тебе идет какая-то баба.

— Вижу. Это журналюга, черт бы ее побрал. Нигде нет от них покоя.

Кира тем временем была уже рядом с джипом.

— Добрый день. А я боялась, что вы не придете.

— Я? А мы разве это… — опешил Светлов, но тут понял: журналистка с кем-то его перепутала. Впрочем, почему «с кем-то»? С Полярником и перепутала. На смену вопросу о том, откуда журналистка знает Полярника, пришел другой: а уж не она ли помогала ему записывать показания? Значит, Полярник сам прийти побоялся и прислал посредника. Ну уж нет, так мы не договаривались. Придется с этой барышней побеседовать в другом месте и более обстоятельно.

Светлов вышел из машины и галантно открыл перед Кирой заднюю дверку.

— Прошу вас, садитесь.

Кира села и улыбнулась. Поднесла к уху мобильный.

— Ну, где ты там?

— Что, простите? — не понял Светлов.

— Это я не вам.

Передняя пассажирская дверь отворилась, и в кабину вскочил Васильев.

— Это она мне.

Он ловко пристегнул правое запястье Светлова к рулю автомобиля, но порадоваться своей ловкости не успел: правая задняя дверь раскрылась, быстро мелькнула рука с электрошокером, Васильев ойкнул, дернулся и затих на сиденье. Место рядом с Кирой занял Расулов. Одной рукой он схватил за предплечье дернувшуюся было наружу журналистку, да так, что у нее побелела рука, другой взял за волосы голову переднего пассажира и повернул к себе лицом насколько возможно, чтобы лучше рассмотреть.

— Васильев? Не понимаю.

— А вот она нам сейчас все и объяснит, — сказал Светлов. — Только отъедем отсюда. Смотри за этой овцой, чтобы не слиняла, Усман, и ключи найди у этого клоуна — браслеты отстегнуть.

Взвизгнули тормоза, и с правой стороны джипа Светлова остановилась «девятка». Открылась задняя дверца, и из высунувшегося оттуда ствола автомата Калашникова на джип обрушился град пуль, основную долю которых приняли на себя сидевшие с правой стороны Расулов и Васильев.

Кире повезло. Ее стройное тело прикрыл крупногабаритный Расулов, которого буквально нафаршировали свинцом. Она выскочила из автомобиля и бросилась бежать, но один из алкашей с пивом прыгнул вперед и сбил ее на асфальт, закрыв собой. Вовремя. Над ними просвистело еще несколько пуль.

— Лежи смирно, дура, если жить хочешь, — зашептал сбивший ее мужчина. — И запомни: когда менты будут допрашивать, отвечай, что ничего не знаешь. Вали все на Васильева. Ему хуже все равно не будет. Запомнила?

Кира поняла, что это Полярник. Значит, в джипе был не он, а Светлов.

— Запомнила? — еще раз требовательно спросил Полярник.

— Да. Спасибо.

— Мужику своему первому спасибо скажешь, а не мне.

Пока Полярник разговаривал таким образом с журналисткой, из «девятки» выскочили два парня — Димон и еще один тип, очень на него похожий и одеждой, и выражением лица. Оба держали в руке по автомату Калашникова.

Подбежав к джипу, они открыли дверцы.

— О, блин! Одни жмуры. И где же тут твои бабки, Димон?

— Должны быть.

Димон сунул голову в салон изувеченного автомобиля. Осмотрелся. Увидел лежащий рядом с водительским местом аккуратный пакет. Схватил его.

— Вот они. Валим, быстрее.

Они кинулись обратно к «девятке». Димон плюхнулся на заднее сиденье.

— Там, в пакете, точно сто тысяч? Уверен? — переспросил его сидящий за рулем, врубая передачу.

Димон сунул руку в пакет, достал оттуда еще один бумажный, обмотанный бечевкой, и сорвал ее…

Заряд находившейся в пакете бомбы был не очень мощным, зато сама бомба оказалась направленного действия. Мозги Димона размазались по всему салону и залепили все стекла. Оглушенный взрывом, его приятель, резко крутанув руль, врезался в столб. А еще через пару секунд над углом двух улиц раздался вой сирен, захлопали дверцы, застучали по асфальту подошвы форменных ботинок.

Приятеля Димона выволокли из «девятки» и распластали на асфальте, как лягушку.

— Долго же вы ехали, — с упреком произнес Полярник, поднимаясь с асфальта.

— Так пробки, — произнес старший. — А ты кто такой вообще? Лицо знакомое.

— Знакомое лицо вон там в джипе лежит. Оно всю эту кашу и заварило. А я так, просто прохожий.

Все, кто стоял рядом, посмотрели в сторону, куда указывал Полярник. Старший группы даже открыл шире дверцу джипа. На месте водителя было пусто. Только на руле висели открытые с одной стороны наручники.

Старший тоже потянулся за наручниками. Помахал ими перед носом Полярника.

— Сам пристегнешься, просто прохожий, или помочь?

 

Глава 13. Праведники и грешники

Полярника держали долго, почти месяц, и выпустили только в первой декаде августа, так и не найдя в его действиях состава преступления, как бы им этого ни хотелось. Во многом ему помогли показания Анастасии Гаврилюк. Ее закаленный парашютным спортом и толканием ядра организм с ранением справился. Колебалась она недолго и уже на второй день после того, как ей разрешили говорить, рассказала о своих далеко не служебных отношениях с генеральным директором. О Полярнике она знала. Присматривала за ним, когда он показывался в офисе в качестве генерального директора. И если бы у Полярника не хватило мозгов самому подобрать пароль к компьютеру Светлова, она нашла бы способ подтолкнуть его к правильному решению. Светлову не пришлось долго ломать голову над тем, как сделать из Анастасии Викторовны послушное орудие в своих руках. Что еще нужно не избалованной мужским обществом женщине? Немножечко внимания, толика ласки и обещание будущей счастливой жизни вдвоем где-нибудь на тропическом Баунти, когда все закончится. Светлов полностью подчинил ее себе. О том, что ее просто используют, она начала догадываться, только когда Светлов отправил ее в банк с платежными документами. В хищную волчью пасть отправил. И еще Расулова следом послал, но не для защиты, а чтобы не сбежала по дороге. Нашелся даже свидетель, уборщица из здания напротив банка, которая видела человека, наблюдавшего в бинокль с общего балкона за событиями, происходящими на площади перед банком. Когда ей показали фотографии фигурантов, она опознала Расулова. Он разглядел, что Полярник был ранен в голову, но остался жив. Вот почему, когда Светлов вечером рискнул появиться на людях, у него была забинтована голова.

— Не хочу я тебя отпускать, не хочу, — честно признавался Полярнику следователь. — Вот не хочу, и все тут. Вроде бы все по закону, все как надо, а сердце подсказывает: грехов за тобой на целую фуру с прицепом хватит.

— Нет грешника без будущего, как нет и праведника без прошлого, — улыбался Полярник. — Да и что-то я не припоминаю, чтобы в Уголовном кодексе слова такие были — «сердце подсказывает».

Полярника встречал Боксер. О том, что его отпускают, он узнал от Вольдемара. У того везде были какие-то знакомые.

— А что он сам не пришел? Не захотел меня видеть?

— Думаю, ты бы сам не захотел его видеть. Недавно написал большой очерк с твоей подачи. Ну, про подводные камни похоронного бизнеса. Как бабки за очерк получил, так сразу и улетел в нирвану. С утра в лоскуты. Думаю, а не закодировать ли его?

— Если только код будет десятизначным. А то подберет. Он такой.

Они дошли до перекрестка, на котором Полярник вдруг стал прощаться. Боксер удивился.

— Куда это ты еще? А домой? Я такой торт по случаю твоего выхода заделал, пальцы до локтей проглотить можно. С курагой, с черносливом.

— Домой, — повторил Полярник, смакуя каждый звук. — Хорошее это слово — «домой». Емкое. И сладкое, как твои торты. У меня, по большому счету, только хаты съемные были. Только разве ж это дом!

— По-всякому бывает. На какое-то время и съемная хата может стать домом. Кстати, напомнил. О доме. Том, где мы когда-то жили. Сгорел он.

Потрясенный новостью, Полярник прислонился спиной к фонарному столбу.

— Сгорел?!

— Сгорел. Только стены черные остались. Короткое замыкание, я думаю. Ведь когда из него жильцов выселили, электричество отключить забыли. Помнишь, у меня в комнате свет был? Вот. А проводка там вся гнилая. Меня самого один раз чуть не убило. Влез не туда, куда нужно. Там же все перекрытия из дерева, рамы, косяки. Вот и вспыхнуло.

— Черт! Ну почему же мне так не везет!

Боксер улыбнулся так, что стал похож на хитрую лисицу из мультика.

— Ты еще в обморок упади. Вцепился в эти деньги.

— Стоп! Откуда про деньги знаешь?

— Ну, я же не совсем чебурашка. Пришел ты с большой сумкой. А потом сумка исчезла. Слышал я, как ты наверху шарил, спать мне не давал. Что, спрашивается, тебе наверху было делать, как не сумку прятать? Да ладно, не смотри на меня так. Забрал я твои деньги. На следующий день после твоего ареста пошел и забрал.

Полярник хлопнул Боксера по плечу.

— Ты не чебурашка, ты клевый пацан. Не знаю, что бы я без тебя делал.

— Давно ласты бы склеил. Факт. Можешь мне сказать, откуда у тебя это бабло? Или это страшная тайна?

— Очень страшная, но тебе ее доверить можно. Эти деньги банда Черного Капитана награбила у банков. А мне они достались по наследству. После того, как последний член банды склеил ласты, как ты только что очень удачно выразился.

Боксер облегченно вздохнул.

— Слава богу. А то я уже переживать начал. Мало ли. Может, они твои, кровные.

Полярник подозрительно посмотрел на Боксера.

— Надеюсь, у тебя хватило мозгов не отдать деньги ментам?

— Чтобы они их между собой раздеребанили? Я еще с ума не сошел.

— Правильное решение. Правда, оно делает тебя соучастником.

— Сел и плачу. Мы с тобой во многом соучастники. И что теперь? А насчет банковских денег, так у нас с тобой есть смягчающие обстоятельства.

Боксер порылся в карманах и протянул Полярнику пачку каких-то бумаг. Тот их настороженно развернул, вчитался.

— Харченко Вера, 14 лет, аденокарцинома груди, Волощук Наташа, 10 лет, острый миелоидный лейкоз… Я не понял, Саша где деньги?

— Первую девочку уже прооперировали в Германии. Все закончилось удачно. Вторая прошла обследование. Назначен курс лечения. Это была адресная помощь. Не злись. Тебе что, семью кормить надо? К тому же ты у Светлова хорошо заработал, сам говорил.

— Хорошо хоть эти деньги в банковском сейфе хранятся, иначе бы и их не стало.

Полярник не знал, что делать. Боксер иногда просто поражал его. «Кто его знает, может, именно из-за таких на первый взгляд чудиков этот мир еще не окончательно провалился в тартарары», — думал он, соглашаясь с этой мыслью. Он смирился.

— Знаешь, Саша, я всегда думал, что такие, как ты, только в фильмах встречаются.

— Ты помог двум детям вернуться к нормальной жизни, должен радоваться.

Полярник, шедший быстрым шагом, вдруг остановился и еще раз хлопнул Боксера по плечу.

— Я радуюсь, Саша, правда. Ты все сделал правильно.

— Хорошо, если так. За Киру отдельное спасибо. Что не сдал ее.

Полярник в который раз подумал: как хорошо, что Боксер не знает всех подробностей кровавой разборки на углу Алма-Атинской и Пражской улиц. Если бы Димон с напарником подъехали с другой стороны, Кира могла бы погибнуть. И от него, Полярника, тут ничего не зависело.

— Где она сейчас?

— Уволилась с работы и уехала. Навсегда. Таким было мое условие. Думаю, к сестре в Штаты двинула. А что там твой Светлов? Так в воду и канул?

— Объявлен в международный розыск. Не удивлюсь, если он уже у какого-нибудь колумбийского наркобарона в личных хакерах значится.

— Он может. О, наша маршрутка едет! Давай быстрее.

— Ты поезжай один. Мне тут к знакомому зайти надо. Очень надо. А на торт я вечером заскочу.

Боксер пытливо посмотрел на Полярника и махнул рукой.

— Тогда бывай. До вечера.

Дождавшись, когда Боксер уедет, Полярник подошел к Владимиру Федоровичу, который уже некоторое время наблюдал за ними со стороны, терпеливо ожидая, когда Полярник найдет возможность уделить внимание и ему.

Наперед зная, что сейчас произойдет, Полярник едва успел напрячь плечи и шею. Владимир Федорович сильно ударил его по плечам.

— Рад тебя видеть, капитан. Соскучился.

— Раз соскучились, то почему меня на волю не вытащили? Четыре недели парился.

— Во-первых, для правдоподобия, потому что ты до сих пор под прикрытием. Во-вторых, что-то я не заметил в последнее время, чтобы ты нуждался в моей помощи. На связь не вышел, действовал сам, предупредил не меня, а каких-то левых ментов. И что в итоге? Светлов ушел, невинные люди погибли.

— Погибли виновные.

— Но могли погибнуть и невинные. И все из-за твоей чудовищной самонадеянности. Так что в камере ты просидел вполне заслуженно. Хочешь что-то сказать?

Полярник промолчал. Он знал, куратор говорит правильные вещи, но и Полярник тоже имел причины поступить так, как поступил. Правда, объяснять этого было никак нельзя. Не скажешь же начальству: извините, но я вам не до конца доверял. То есть теоретически сказать было можно, но тогда надо быть готовым к тому, что формат отношений кардинально изменится, причем не в лучшую сторону.

— Не хочу.

— То-то. Скажи спасибо, что ты вообще на волю вышел. Столярный цех «Светлой памяти» — твоя работа?

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Хорошо хоть знаешь, как отвечать. Ладно, пока можешь быть свободен. Отдыхай, — сжалился Владимир Федорович. — Где тебя найти, нам известно.

* * *

Полярник шел к Ларисе. После их первой и единственной ссоры, когда Лариса прогнала его, они больше не виделись. Он не знал, как она жила все это время, как отнесется к его появлению, захочет ли разговаривать с ним. В одном он был уверен: она должна знать правду. Хотя бы какую-то ее часть. Пусть только выслушает его, а после, если решит его прогнать, он уйдет.

Его долго изучали в глазок, и, когда он уверился в том, что хозяйка решила не открывать, замок щелкнул, дверь приоткрылась. Он увидел ее строгое и чуть похудевшее лицо. Лариса сменила прическу и цвет волос.

— Зачем пришел?

— Поговорить.

— Говори.

Полярник помялся. Их разговор он представлял себе несколько иначе. Не через порог.

— Так не пойдет. Позволь мне войти. Или ты не одна?

— Одна. Но я не уверена, что это хорошая мысль.

— Тогда выйди сама. Я тебя не обижу. Если боишься, можешь взять с собой свой пугач.

Поколебавшись, Лариса вышла из квартиры. Одну руку она держала в большом кармане махрового халата — похоже, совет Полярника был лишним, пистолет был у нее в руках еще до того, как она открыла дверь. На площадке было больше света, и теперь, хорошо рассмотрев лицо Ларисы, он понял, что пришел зря. Он не увидел ни обиды на себя, ни злости, а только легкую досаду оттого, что его приход отвлек ее от каких-то своих дел. Теперь она только и ждала, когда же он уберется отсюда.

Но уходить просто так, молча, показалось глупым. Он, решив быть кратким, рассказал, что был лишь тенью Светлова, но это совершенно не означало, что он ее не любил. Любил и продолжает любить. Лариса выслушала, сказала, что прощает, и попросила уйти. Это был конец. Кивнув, Полярник повернулся к лифту. Лариса уже закрывала двери, когда Полярник оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на нее. Совершенно случайно его взгляд упал на стоящую в прихожей квартиры Ларисы пару коричневых спортивных туфель. Туфли были мужскими. Точно такие же были на Светлове в день их последней встречи. Плохо соображая, зачем он это делает, Полярник прыгнул на уже закрывающуюся дверь, которая тут же отворилась под его весом, оттолкнул Ларису вглубь коридора, так что она едва удержалась, чтобы не упасть.

— Ополоумел! Стой!

Ничего не слыша, Полярник отодвинул ее рукой и бросился к комнатам. В спальне никого не было. Он толкнул двери гостиной… В противоположном углу за овальным журнальным столиком, на котором стоял раскрытый ноутбук, сидел Светлов. Одет он был по-домашнему. Рядом с ноутбуком лежала раскрытая газета.

— Тебя что, никогда не учили: если женщина говорит «уходи», значит, надо уходить, а не вламываться к ней в дом, — хмуро сказал он, не отрываясь от экрана ноутбука и изредка нажимая на клавиши.

Полярник застыл на пороге.

— Ты… здесь? — Он посмотрел на Ларису. — А ты все знала?

Лариса кивнула.

— То есть, я хочу сказать, ты все знала уже тогда? Когда мы с тобой…

— Знала, Полярыч, она все знала, — ответил Светлов. — Мы с Лорой два года как вместе.

— Два года! Но как же тогда она… Как ты мог все это допускать…

Опешивший Полярник опустился на диван. Светлов захлопнул крышку ноутбука.

— Только не говори, что тебе было плохо. Видишь, я все сделал, чтобы ты со всех сторон был окружен заботой и вниманием. А насчет всего остального я тебе уже говорил и опять повторяю. Ревновать женщину к самому себе — это глупо.

Полярник тоже встал.

— Мне нужны мои вещи. В прошлый раз, когда я был у тебя в гостях, я оставил свой кейс.

Лариса изобразила на лице полное недоумение. Сказала, что ничего не видела. Не обратила внимания.

— Я поставил его там.

Лариса открыла шкаф, на который указал Полярник. Внизу, скрытый полой висящего на вешалке пальто, действительно стоял его старый кейс, с которым он выходил на волю. Женщина засмеялась.

— Ты чего? — удивленно спросил Светлов.

— Действительно, что-то есть. Я, идиотка, и вправду подумала, что он ко мне неравнодушен. Даже жалела его. А он просто пользовался моей квартирой, чтобы хранить свои вещи. А ну, что у тебя там?

Держа кейс на весу, Лариса открыла его. Внутри лежали зубная щетка в футляре и книга «Антология полярных исследований».

— Это все?

— А ты думала, что там лежит? Деньги? Килограмм героина?

Лариса почувствовала себя неловко. Даже побледнела. Подняла с пола выпавшую книгу, положила на место и вернула кейс хозяину.

— Извини, я не хотела. А сейчас уходи. Не держи на меня зла. Просто я люблю его. Понимаешь, его. Настоящего. Не тебя.

— Он тебя использует. Это не любовь. Любимых женщин не подкладывают под других мужчин. И он сам не настоящий. С головы до ног. Когда-нибудь ты поймешь это, но будет поздно.

— Это касается только меня.

Светлов зашевелился в своем углу.

— Прошу пардона, я вам не мешаю?

Никто не обратил на него внимания. Лариса подошла к Полярнику.

— Прощай, Полярник. Будь счастлив.

Полярник двинулся было в прихожую, но уйти Светлов ему не дал, нацелив на него пистолет, который все время лежал на столе, прикрытый газетой.

— Никто никуда не уходит, пока я не скажу. Мы еще всех точек над «i» не расставили. Заметь, не я искал тебя. Ты пришел сюда сам.

— Оставь его, Витя. Пусть идет, — вступилась Лариса.

— Куда идет? До первого мента? Я в розыске, дура!

— Он никому про тебя ничего не скажет. Я его знаю.

— Да что ты говоришь? Знаешь! Я вот тоже думал, что знаю его. Я познакомился с ним в тюремной камере, восхищался его ловкостью, цинизмом и полным отсутствием моральных установок. Именно такой человек и был мне нужен. Я подпустил его совсем близко к своим деньгам, убрал все препоны. Ему оставалось только протянуть руку и взять, но он не взял. Представляешь, не взял! И тогда я его унизил. Я оскорбил его любимую женщину. Я разлучил его с нею. У него все было готово. Был открыт счет, он насобачился подделывать мою подпись, но у него не хватило духу сделать последний решительный шаг. Фраер дешевый. Трус. Стоит ему отсюда выйти, как он, поджав хвост, побежит в ментовку.

— Бесишься, что так и не смог меня использовать, как всех других, кто тебя окружал? Как использовал Настю. Лариса про нее знает? Про то женское счастье вместе с тобой, которое ты ей обещал?

— Замолчи, убью!

— Настя? Кто она? — спросила Лариса.

— Бухгалтер «КомпТрейда». Тоже любила его до потери головы. А Витя взял и отправил ее под пули.

Грохнул выстрел. В квартире с панельными стенами он прозвучал особенно громко, но Полярнику было не до звука. Его мозг, всю его сущность заполонила боль, словно черный демон, вырвавшийся из преисподней, сунул в его тело толстую раскаленную кочергу и стал ее вертеть. Боль жалеет только слабых, они теряют сознание. Полярник продолжал видеть и слышать. Другое дело, что он никак не мог реагировать на происходящее, потому что все его силы, энергия каждой клеточки его организма уходили на то, чтобы справиться с этой ужасной болью.

Кто-то громко кричал. С кем-то спорил. Два раза выстрелили. Склоненное лицо женщины, которую он любил и которая сказала ему «уходи»… Белые полотенца, которые эта женщина прикладывала к его телу и которые сразу меняли цвет, становясь темно-красными… Топот подошв по полу. Синяя одежда врачей. Все это происходило не с ним, а с кем-то другим. С каким-то взрослым дядькой, который называл себя Полярником. Он же снова стал маленьким мальчиком Сережкой-Ёжкой со смешной фамилией Месяц.

Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…

* * *

Их было трое. Женщина и двое мужчин не спеша, шурша опавшими желтыми листьями, шли по широкой аллейке парка рядом с городской клинической больницей. Женщина в легком темном плаще держалась чуть в стороне, как бы не желая мешать серьезному разговору своих спутников: мужчины со шрамом на щеке и мужчины с туго обмотанным и зафиксированным повязками правым плечом. Последний был одет по-больничному.

— Лариса вчера приходила, ну эта, Бунина, — рассказывал мужчина со шрамом. Просила передать, мол, она благодарна тебе за то, что ты дал показания в ее пользу. Сама хотела прийти, но не знает, захочешь ли ты ее видеть.

— Лариса? Я думал, она под арестом.

— Она под подпиской о невыезде. То, что она убила Светлова, защищая тебя, полностью доказано. Он ведь в тебя еще стрелял, чтобы добить. Вторая пуля в паркете застряла рядом с местом, где твоя голова была. Выстрелить в третий раз он не смог, не успел. Лариса не дала. Шмальнула из травматики почти в упор, в голову, так что он сразу коньки отбросил. Насчет того, что она была в курсе планов Светлова, так это не доказали. Особенно после твоих свидетельств. Осталось только то, что у нее на квартире месяц жил находящийся в розыске преступник. С другой стороны, она же и передала его правосудию, правда, уже в виде трупа. В общем, как-то выкрутится, уверен. Она ведь и сама юрист. И вообще личность хитрая. Так что ей передать, когда позвонит? Пусть приходит?

Мужчина в больничной одежде не ответил. Между произошедшими минувшим летом событиями и этим прекрасным осенним днем прошла целая вечность. Он сам не знал, хочет ли он видеть Ларису. Она принадлежала прошлому, а он хотел думать о будущем. В котором не будет ни Ларис, ни, возможно, Владимиров Федоровичей.

— Я тут думаю дело свое открыть, когда выпишут, — сказал он. — Контору риэлторскую. Пойдешь по мне?

— Кем? Агентом? Так из меня продавец никакой.

— Зато из меня «какой». Поэтому агентом буду я. А ты будешь администратором. Или директором, если тебе так больше нравится.

Женщина в плаще, хоть и шла в сторонке, слышала, о чем говорят ее спутники.

— Это ты, Серый, неплохо придумал, — вмешалась она в разговор. — Будешь свои шахер-махеры обделывать, а Сашка вместо тебя сядет.

— На этот раз все будет в рамках закона, друзья. Я же завязал.

— Если все будет в рамках закона, прогоришь. Сейчас застой на рынке недвижимости и эти твои риэлтерские шарашки горят только так, — резонно заметил Саша, мужчина со шрамом.

— Моя не сгорит. Мы с тобой расшевелим это болото. Поверь, я знаю, как это сделать.

— Верю, знаешь, но администратора ты себе другого найдешь. Без меня.

— Вернешься в журналистику? Ты же не собирался.

— Даже и не думал. Я уже две недели кондитером работаю. Только говорить тебе не хотел. Сестренка твоя меня к себе в кафе взяла. — Саша кивнул на спутницу.

— Очень рад за ваше кафе. У меня к тебе только просьба, раз уж разговор об этом зашел. Не приноси мне больше этих сладостей. Они у тебя супер, но я больше не могу. Я мяса хочу.

— И совершенно напрасно. Мясо делает человека злым, а сладкоежки, напротив, никогда злыми не бывают. И то, что ты решил завязать, есть прямая заслуга моих рулетов и кексов. И еще, заметь…

— До свидания! — перебил Сергей. — Мне надо на процедуры. А тебе — к своему тесту. Как бы оно не убежало.

Попрощались. Но вместо процедур человек в больничной одежде еще долго стоял на аллейке и смотрел вслед своей сестре и мужчине, которого она держала за руку и который был совсем не похож на себя в прошлом.

Да и он, нынешний Сергей Кириллович Месяц, тоже не походил на прежнего Полярника.

Все, что нас не убивает, делает нас сильнее.