Если самым трудным во всем побеге для Юлия было справиться с решеткой больничного блока, то самым опасным являлся прыжок на землю с крыши контрольно-пропускного пункта следственного изолятора. Бежать, обливаясь холодным потом, то и дело успокаивая нервную дрожь в коленках и руках, подавляя желание закричать от страха. Пройти весь путь, преодолеть ограждения и колючую проволоку, ухитрившись при этом самым непостижимым образом не поднять тревоги и не привлечь внимания часового. Обидно было бы в самом конце, прыгая с высоты второго этажа, сломать ногу.

Опять повезло. Приземлился, не покалечившись. Даже не сильно ушибся. Огляделся. Ни одной живой души рядом. Город спал, как, наверное, и люди, которым было вверено охранять содержащихся под стражей. Что ж, тем лучше. Неподалеку, по правую сторону от Юлия, была остановка общественного транспорта, та самая, где на скамейке под навесом встретил свою смерть Олег Адольфович Постников. Юлий пошел влево, пересек площадь с мигающими желтым огнем светофорами и, оказавшись на Привокзальной улице, пошел по ней, стараясь держаться в тени зданий, которые в своем большинстве являлись складами, магазинами оптовой торговли, ремонтными мастерскими и заготовительными пунктами. Юлий шел на вокзал. Туда, где в ячейке номер 48 автоматической камеры хранения до сих пор лежал его рюкзак с вещами. Во всяком случае Юлий очень надеялся, что он до сих пор там, хотя с момента, когда Юлий захлопнул дверцу ячейки, прошло много времени. Во время ареста Юлию было совершенно не до вещей, о которых он совершенно позабыл, а когда вспомнил, то даже не знал, к кому обратиться, чтобы их оттуда забрать. В рюкзаке были не только вещи, там были деньги. Юлий, находясь в дороге, всегда следовал мудрому правилу не класть все яйца в одну корзину, поэтому и разделил деньги на две части: одну часть он хранил при себе, другую в тайном отделении рюкзака или сумки.

Главное, чтобы Витек не поднял тревоги. Тогда весь план Юлия рухнет как карточный домик. Но Витек должен помалкивать. Если он его сдаст, то об этом неминуемо узнают остальные обитатели больнички и слух об этом разнесется во всему СИЗО, что популярности Витьку не принесет. Пусть сбежавший всего лишь бывший мент, цветной, красный, если говорить на языке уголовной среды. И наконец, поднять шум для него будет равносильно признанию, что именно он помогал Тараскину разгибать прутья решетки. Пусть по принуждению, не добровольно, но помогал. Юлию даже пришлось слегка стукнуть его по загривку и пообещать до конца доломать челюсть вместе с руками и ногами, если он будет артачиться.

– Черт с тобой, мент, беги, – зло шептал Витек. – Скорее на пулю нарвешься. То-то мне радости будет.

Остальные лежали тихо. Если кто-то и не спал, то делал вид, что спит. Что на зоне, что в СИЗО не принято было лезть в чужие дела. И молчать будут по той же самой причине. Чтобы не сойти за соучастника организации побега.

На привокзальной площади, как обычно, царило ночное оживление. Встречающие, провожающие, таксисты и продавщицы цветов. Возле центрального входа стояли два заспанных сержанта милиции. Стараясь не показывать волнения, Юлий прошел мимо.

В камере хранения было пусто, не считая одного дежурного, такого же заспанного, как и менты наверху. Мужик лениво жевал хот-дог и не мог оторвать взгляда от экрана маленького портативного телевизора, где шел фильм для взрослых. На Юлия он даже не оглянулся.

Ячейка Юлия была закрыта. Он набрал номер – год гибели отца и первую букву его имени, – потянул за ручку. Ничего не произошло. Дверца оставалась закрытой. Потоптавшись в раздумье, Юлий решил обратиться к дежурному.

– Мне нужна ваша помощь, – сказал он.

Дежурный нехотя оторвался от экрана. Его рубашка была запачкана пятнами кетчупа, под глазом горделиво светился здоровенный фингал.

– Если это только в моей компетенции.

Так как слово «компетенции» дежурным было произнесено без запинки, у Юлия появилась надежда, что этот неопрятный человек все-таки сможет ему помочь. Он объяснил свою проблему.

– А что вы хотели? Вещи хранятся в ячейке в течение двух суток. Если их не забирают вовремя, ячейка вскрывается, составляется акт, а кладь передается на ответственное хранение на склад. Если в течение 30 суток их хозяин так и не объявляется, они реализуются в установленном порядке.

– Реализуются?

– Ну да, как бесхозные. Вам надо было предупредить администрацию письменно, что вы не можете их забрать.

Юлий и не предполагал, что с вещами могут быть такие проблемы. Иначе бы поручил адвокату позаботиться бы о них.

– Сожалею. У меня случилось обострение язвы, и я попал в больницу. А где этот склад?

Человек ткнул пальцем в неприметную дверь сбоку.

– Вообще-то здесь. Опишите, что у вас было?

– Серый рюкзак Nike. Надо называть, что было внутри?

– Нет. Его не вскрывали.

Дежурный порылся в столе, достал толстую тетрадь, полистал.

– Число и примерное время, когда вы оставляли вещи? Шифр ячейки?

Юлий назвал. Дежурный согласно кивнул и поднялся.

– Все сходится.

В каморке за неприметной дверью, кроме рюкзака, обмотанного со всех сторон тесьмой и опечатанного, больше ничего не было. Убедившись, что содержимое на месте, особенно содержимое потайного карманчика, и соблюдя все формальности, в том числе и уплатив взимаемый в таком случае сбор, Юлий направился к кассовому залу, задержавшись по дороге у аптечного киоска, где приобрел бинты, пластырь и мазь для своих порезов.

В кассовом зале народу было немного.

– На ближайший проходящий до Львова. Один билет. Купе, если можно, – попросил Юлий, дождавшись своей очереди.

– Можно, – ответила кассирша, посмотрев на экран компьютера.

Забирая билет и сдачу, Юлий замешкался и почти вплотную приблизив лицо к окошку, проникновенно произнес:

– У вас очень доброе лицо, вы знаете это?

Кассир, женщина бальзаковского возраста, вспыхнула.

– Ладно вам, доброе, – усмехнулась она Юлию. – Триста пятьдесят третий поезд, смотрите не опоздайте. Будет точно по расписанию.

Опоздать было трудно. До нужной платформы идти от силы минуту, а до прибытия поезда оставалось еще целых восемнадцать. Юлий отошел к большому стенду с расписанием поездов, украдкой разглядывая стоящих поблизости людей. Прошло больше десяти минут, по громкой связи уже объявили о прибытии триста пятьдесят третьего, но нужный ему человек так и не появился. Тараскин уже собирался уходить, как в кассовый зал влетел плотный мужчина в сером костюме и очках в дорогой оправе. Полы его расстегнутого плаща развевались при ходьбе. В руке он держал коричневую кожаную сумку-портфель. Встав рядом с Юлием, мужчина направил взгляд в ту часть расписания, где были указаны поезда, следующие в западном направлении.

– Прошу прощения. Вы не во Львов?

Мужчина с портфелем смерил Юлия подозрительным взглядом.

– Даже если и так, то что?

– У меня есть один билет до Львова.

Быстро глянув в сторону висящего на стене слева плаката с призывом не приобретать билеты у незнакомых лиц, человек недоверчиво мотнул головой:

– Благодарю. Я куплю билет в кассе. Не думаю, что в это время года проблемы с местами.

– Вы не поняли. Билет я вам дарю. Не переживайте, он настоящий. Просто ехал к одному человеку, к женщине. – Юлий горько усмехнулся. – А только что выяснил, что там я никому не нужен. Берите. Купе, нижняя полка. Седьмой вагон… седьмой. – Юлий печально вздохнул. – Счастливое число… Не для меня, как выяснилось. Может быть, станет для вас. Прибытие уже объявили.

Сунув растерявшемуся человеку билет в руку, Юлий, не давая ему опомниться, развернулся и зашагал к выходу, но у самых дверей кто-то хлопнул его по плечу. Юлий развернулся, готовый к немедленному отпору, но это оказался все тот же человек с портфелем. В руке он сжимал цветной картонный прямоугольник.

– Лисов Владимир Федорович, психотерапевт, – быстро проговорил он. – Всем нам приходится время от времени с кем-то навсегда расставаться. Это рядовая проблема, и ни в коем случае она не должна быть поводом к глобальной грусти и депрессии. Я уезжаю всего на три-четыре дня. Свяжитесь со мной. Телефон указан на визитке. Я помогу вам. Разумеется, для вас консультация бесплатная.

– Благодарю. Вы поспешите, а то поезд уйдет без вас.

Лисов побежал в сторону перрона, Юлий пошел к платному туалету.

«Что-то слишком много вас развелось на мою голову, психотерапевтов», – подумал он, опуская визитку в попавшуюся на пути урну.

В туалете Юлий сменил синие джинсы на черные, вместо надоевшего свитера надел рубашку и куртку-ветровку. Сбрил недельную щетину, оставив под носом полоску начавших проявляться усов. Несколько преображенный и изменившийся, он, стараясь больше не попадать в поле зрения камер видеонаблюдения, отправился на платформу, где, заплатив проводнице двое больше положенного, сел зайцем в первый же поезд, следующий в противоположную от Львова сторону. Юлий знал, что, когда он будет объявлен в розыск, проводница, если и узнает его по висящим на каждом углу фотографиям, никогда не признается, что взяла в свой вагон безбилетника.

Утром он вышел на последней перед столицей узловой станции и пересел на электричку, следующую в северо-западном направлении.

* * *

В час, когда в родном городе Тараскина была объявлена операция по его поимке как бежавшего из-под стражи особо опасного преступника, когда бойцы спецподразделений, оперативники и участковые принялись обшаривать подвалы и чердаки, когда гаишники останавливали на выезде из города каждую машину, сам Юлий, ни для кого не представляя опасности и даже не загрязняя окружающую среду, крутил педали спортивного велосипеда по дорогам Полесья.

Велосипед и всю остальную необходимую экипировку велотуриста пришлось приобрести на рынке городка, где он вышел из электрички. Велосипед, правда, оставлял желать лучшего, но идти за ним в специальный салон, где его мог запомнить продавец-консультант, Юлий не рискнул.

Тараскину нужно было выиграть время. Переждать два или три месяца, за которые, кто его знает, может, что-то и прояснится. Кто именно заказал Лапова с Пасечником? Кто заказал самого Юлия? Он надеялся на Сыча, потому что больше надеяться было не на кого.

Время было теплое, приближалось лето, и Юлий решил не сидеть сиднем в какой-нибудь дыре, в любой момент ожидая, когда за ним придут, а постоянно менять места, передвигаясь на велосипеде. В последнее время велотуризм входил в моду и вызывал к себе почтительное отношение как автомобилистов, так и работников дорожной инспекции. Вряд ли бы нашелся какой-нибудь мент, которому бы пришло в голову остановить и проверить документы у человека в спортивной одежде, весело крутящего педали по дорогам страны. К тому же бандана, поверх которой надет велосипедный шлем, и темные спортивные очки делали его почти неузнаваемым. Ночевать можно было в одноместной палатке, которую он прикупил там же, на рынке, или в пустом доме заброшенного села. Говорят, в Полесье таких много. На худой конец, можно было рвануть и в зону отчуждения. Опасно, но ведь и там живут люди и на здоровье вроде бы не жалуются.

Пока все складывалось удачно. Никто его не преследовал. Раны на плече и боку заживали. Единственным неприятным моментом были нарисовавшиеся на севере фиолетовые тучи, но на этот случай у Юлия была припасена непромокаемая накидка; и вообще лучше мокнуть под дождем, чем киснуть в собственной крови на пере у Грыжи и Беса. Кому же все-таки понадобилась его смерть? Ну не подлинным же организаторам убийства этих двух жлобов, Лапова с Пасечником! Ладно бы он реально был в теме. А так его смерть лишь усложняла данную ситуацию и влекла за собой дополнительное расследование.

Почувствовав запах жареного мяса, Юлий не смог удержаться, чтобы не сделать остановку в придорожном кафе-шашлычной, где заказал большую миску борща, порцию шашлыка и жареной картошки, хотя и корил себя за расточительность. Несмотря на то что велосипед и экипировка влетели ему в хорошую копейку, денег у него еще было достаточно, чтобы покупать продукты, но кто его знает, сколько ему еще придется провести времени в бегах. Надо было экономить, но он так давно не ел нормальной пищи.

Наслаждаясь свободой и вкусом еды, Юлий не забывал внимательно следить из-за своего столика за всем, что происходило вокруг. Людей, впрочем, было немного. В противоположном углу сидела компания из пяти человек, судя по всему, местных, да три пожилых дальнобойщика за соседнем столиком обсуждали подробности случившейся недавно аварии.

– Сильный, говоришь, взрыв был? – спрашивал один, в оранжевой жилетке.

– Еще какой! Так дало, чуть перепонки не лопнули. Мы с Мишаней далеко были, метров за триста, когда это все случилось, и то думали – лобовое стекло рассыплется. Легковушка в хлам. Куски над трассой полетели. Я много чего за шоферскую жизнь повидал. Столько аварий. И как людей автогеном из смятых машин вырезали, тела. Но чтобы так тачку разорвало – в первый раз.

Совсем недавно Юлий тоже видел во сне взрыв и даже переполошил своим криком сокамерников. Не удивительно, что упоминание за соседнем столиком о взорвавшейся легковушке заставило Юлия еще больше навострить уши. К чему, к чему, а к снам Юлий с некоторых пор стал относиться очень серьезно.

– Бомба? – продолжал интересоваться тип в оранжевом.

– Аллах его знает. Может, бомба, а может, и вез что-то взрывоопасное. Никого в живых не осталось. Даже тел не осталось.

– Ты чего «не осталось»? А водила? Он же выпрыгнул, – подал голос упомянутый Мишаня.

– Так я и хотел это сказать, – быстро поправился его завравшийся напарник. – Водила выпрыгнул. Ну, а если там и другие пассажиры были, то им всем кранты настали.

– А он, водила этот, что говорит? Что это было?

– Что он скажет без сознания? Я все-таки думаю, груз он вез какой-то опасный. Может, пожар случился. Он сообразил, что дело табак, дал по тормозам и вывалился на дорогу. Почти успел. Но все равно зацепило. Там еще «ауди» следом шла. Мужик с бабой ехали. Тоже все видели. Баба перепугалась, бьется в истерике. Мужик мечется. Не знает, что делать. То ли водиле раненому помогать, то ли бабу свою успокаивать. Тут как раз и мы с Мишкой подрулили. Пострадавший валяется на асфальте, голова в крови. Мы стоим и смотрим, как дураки. Тоже не знаем, что делать. Трогать боимся. Вдруг позвонки повреждены, тогда вообще трогать нельзя, двинешь неправильно, и все – человек на всю жизнь инвалид. Хорошо, что мужик из «ауди» бабе своей догадался пощечину влепить. Сразу успокоилась. Она ветеринаром оказалась, ну и сказала нам, что делать надо. Человек ведь та же скотина, только двуногая. «Скорую» вызвали. Самыми последними менты приехали. Почему – не понятно. Они ведь всегда в районе тридцатого километра пасутся, а тут не докричишься. Мы два часа назад в другую сторону ехали, видели их, а тут пропали куда-то.

Официантка в вышитом переднике принесла шоферам три порции пельменей. Разговор на некоторое время прервался.

– А что дальше было? Долго вас менты мурыжили? – жуя, спросил водитель в жилетке.

– Не очень. Переписали всех. Нас, этих из «ауди», паренька одного, он тоже остановился. И сваливать велели, мол, если что, потом вызовут. А раненый этот, он…

Решив, что гостям кафе для полного счастья не хватает попсы, бармен включил магнитофон, и Юлий, сидевший как раз под динамиками, больше ничего не услышал. За соседним столиком быстро проглотили пельмени, расплатились и расселись по автомобилям. Мишаня с напарником – в длинную фуру с надписью Coca-Cola, третий – в бусик с рекламой ничего не говорящей Юлию фирмы на кузове. Самому Юлию спешить было некуда. Достав из рюкзака карту, он решил посмотреть, где именно находится этот самый тридцатый километр. Тараскин чувствовал: он должен там побывать. Почему должен? Таким вопросом он даже не задавался. Какая разница? Времени у него целый вагон. Пока не поймают. Все равно он едет в ту сторону.

Дождь так и не начался. Ночевал Юлий в лесополосе, в палатке. Стучал зубами от холода, но разжечь костер так и не решился.

На следующий день ближе к полудню он достиг нужной отметки на шоссе. Следов взрыва не было, но ведь километр – понятие протяженное. Да и дальнобойщик говорил о приблизительном месте. Юлий проехал вперед еще немного и притормозил возле стоящей на обочине по ходу движения грузовой «газели». На тянувшемся вдоль дороге участке поля двое мужчин, молодой и пожилой, сажали картошку.

– Здоров, мужики. Бог в помощь, – сказал Юлий.

Мужчины прекратили работу. Посмотрели в его сторону.

– Сказал Бог, чтоб ты помог, – ворчливо ответил пожилой.

Юлий поставил велосипед на подножку.

– Не вопрос. Еще лопата есть?

– Есть, в кузове, – сказал молодой, но второй остановил Юлия.

– Я пошутил. Сами управимся. Тут работы на десять минут осталось, – сказал он, вопросительно посмотрев на Тараскина.

– Я репортер, – сказал Юлий. – По заданию редакции совершаю велосипедную поездку по краю, записываю разные истории, которые случились. Слышал, тут авария была на днях. Будто бы машину взорвали.

Мужчина внимательно оглядел Юлия с ног до головы, но сомневаться в его словах не стал. Ответил.

– Взорвали или сама взорвалась – это нам неизвестно. Вот там это случилось, шагах в пятидесяти отсюда.

Он показал рукой где именно.

Юлий посмотрел вперед, куда ему указывали, но ничего, кроме асфальта, не увидел.

– Обломков много было. Но их все собрали. На грузовик погрузили и увезли. Может, на свалку, может, экспертизу делать будут. Вот зять мой видел, как обломки собирали. Меня тут тогда не было.

Зять кивнул в подтверждение этих слов.

– А что было-то? Отчего все случилось? – не унимался Юлий, сам не до конца понимая, что он будет делать с этими сведениями. – Что местные говорят?

– Не знаю, – помотал головой пожилой. – Ничего не говорят. В новостях слышал, что, мол, причины выясняют.

– И что, никто не спасся?

– Почему, подобрали одного. Но может, и умер уже.

– Живой, – поправил его зять. – Он в районке лежит. Мне Вова Жовмир рассказывал. Говорил, что жив. Башкой только ударился сильно, когда из машины выскакивал. А так ничего.

– Жовмир – это ваш приятель?

– Знакомый. Крутит баранку на «скорой помощи». Это он сюда за раненым приезжал.

– Все ясно. Ну, и на том спасибо.

До районного центра было почти пять километров, его Юлий уже миновал, но он не хотел, чтобы эти двое видели, как он разворачивает велосипед. Он поехал прямо, пока они не скрылись из виду, после чего свернул на тропинку и, описав огромный крюк вокруг полей, стоивший ему добрых полутора часов времени, вернулся назад.

Понятие «районная больница» вызывало у Юлия ассоциации с одноэтажными белыми строениями, чем-то напоминающими бараки, обмазанные штукатуркой и побеленные, заросшие со всех сторон травой. Что-то вроде земских больниц второй половины XIX века, в которых трудились герои рассказов Антона Чехова и Михаила Булгакова, где выздоровление в большей степени зависело от крепости организма больного, чем от мастерства врачей или наличия морально устаревших лечебных препаратов.

На деле же здание районки было напичкано современным оборудованием и помещалось в большом многоэтажном корпусе, самом красивом в городке после построенного в центре здания церкви адвентистов седьмого дня. Юлий не знал, что действующий мэр города прошел в больнице путь от простого до главного врача и теперь не жалел средств для развития медицины в городе, чего не скажешь обо всем остальном, о тех же, например, дорогах, передвигаться по которым следовало с большой осторожностью даже на велосипеде.

– Где лежит пациент, которого доставили сюда около недели назад, после взрыва машины? – спросил Тараскин неопределенного возраста тетю, сидящую за стеклом с прорезанным окошком.

Чтобы ответить, тете даже не понадобилось сверяться с журналом.

– Неврология. Второй этаж, пятая палата, – с ходу сказала она так, словно других пациентов, кроме этого человека, в больнице не было.

– А как он?

– Не знаю. У лечащего врача спросите.

– Благодарю, – уходя, сказал Юлий, но женщина за стеклом удержала его.

– Подождите, вы ему кем приходитесь?

Юлий задумался. Чтобы кем-то приходиться, необходимо сначала знать хотя бы приблизительный возраст этого человека. А то скажет «брат», а окажется, что больной ему в отцы годится.

– Товарищ. Коллега по работе, вернее.

– Ваш коллега к нам без документов поступил. Скажите, как его зовут, чтобы я смогла записать.

Юлий не знал, проверяет она его или же документы пострадавшего в самом деле сгорели вместе с машиной. Выхода, однако, не было.

– Нестеренко Сергей Иванович, – ляпнул он первое, что пришло в голову.

Женщина записала.

– Родился когда?

– Не помню. Но день рождения празднует двадцатого марта, – крикнул Юлий, быстро удаляясь в сторону лестницы.

И совершенно напрасно. Задержись он на лестнице и оглянись назад, он бы увидел, как женщина за окошком подносит к уху мобильный телефон, а если бы он каким-то образом встал сбоку, у стены, то мог бы даже услышать следующие слова, произнесенные заговорщицким тоном:

– Алло, Сергей Васильевич? Это Тамара из больницы. Только что один человек интересовался вашим больным… Как его состояние и где именно лежит… Не знаю, я не спрашивала… Сказал, что работают вместе… Молодой. Одет по-спортивному. Вокруг головы косынка такая повязана…

Но Юлий уже поднимался вверх. Найдя неврологию, он прошел в стеклянную матовую дверь, за которой столкнулся со строгим полным мужчиной в высоком белом колпаке.

– Да что за проходной двор такой! – напустился мужчина на Юлия. – Вы в школе учились? Читать умеете? Посещение больных с восемнадцати часов, и то только с моего разрешения.

Юлий совсем растерялся.

– Так я это… Узнать. Меня послали, – заговорил он, решив, что самым правильным будет не действовать от своего имени, а сослаться на авторитет неких направивших его людей, в то время как сам он человек маленький. – Послали узнать, как там ваш больной, ну тот, что после аварии?

Человек в колпаке воровато оглянулся по сторонам.

– Никак! – ответил он полушепотом. – Все нормально с ним. Контузия. Я же предупреждал: как только он сможет разговаривать, я сразу поставлю вас в известность. Сами не приходите. Разве я не предупреждал, что к нему милиционера приставили? Охраняют. Не хватало, чтобы вас тут видели. Ждите.

Виновато улыбнувшись, Юлий попятился к дверям. Сказал тоже шепотом:

– Сорри, доктор. Исчезаю.

– И передайте Сергею Васильевичу, что нужные лекарства мы получили. Все в порядке.

– Ага. Мы уже в курсе, – ответил Юлий, придав себе важности.

Спускаясь по лестнице, он думал о той идиотской ситуации, в которую сам себя поставил. На кой черт ему был нужен этот человек? Подумаешь, взрыв приснился. Что с того? Вон и на шахте какой-то метан взорвался, люди погибли. Мало ли что у нас может взорваться? Конечно, с этим человеком из взорвавшейся машины связана какая-та тайна. Никто не знает, как его зовут, но некие люди, какой-то Сергей Васильевич ждет не дождется, когда больной сможет заговорить. Лекарства посылает. Да и дóктора тоже не обидели. Сразу смирным сделался, как только узнал, кем Юлий интересуется. Принял его за другого. Но явно не за мента. Наоборот, предостерегал от милиции, которая охраняет больного. Вот только все это его, Юлия, никоим образом не касается. С таким трудом он так удачно запутал следы, и вот на тебе: в полный рост засветился перед теми двумя, которые сажали картошку, перед тетей в регистратуре и доктором в белом колпаке.

Отстегнув от металлической ограды велосипед, Юлий поехал в западном направлении, намереваясь после того, как скроется из виду больничный корпус, изменить направление на противоположное на тот случай, если кто-то любопытный наблюдает за ним из окон больницы.

На втором перекрестке Юлия чуть было не сбил темно-зеленый автомобиль БМВ, водитель которого то ли не заметил знака «уступи дорогу», то ли посчитал, что уступать дорогу велосипедам ниже его достоинства. В самый последний момент Юлий успел выжать оба тормоза и остановиться. БМВ пронесся мимо и, скрипнув резиной колес, тоже остановился.

– Раззява! – выругался Юлий.

Обе правых дверцы автомобиля открылись, и одного взгляда на лица показавшихся пассажиров было достаточно, чтобы сообразить – выходят они вовсе не для того, чтобы принести Юлию извинения. Оттолкнувшись ногой, Юлий понесся через перекресток, не обращая внимания на несущиеся вдогонку окрики с требованием остановиться и нецензурные междометия.

«Попал как кур в ощип», – думал Юлий, выжимая из своих ног все, что можно. Его догоняли. Не сбавляя хода, он свернул в переулок, где не было асфальта. То есть когда-то асфальт был, но теперь вся проезжая часть была сплошь покрыта ямами, заполненными дождевой водой, так что назвать улочку заасфальтированной не поворачивался язык. Разогнать по ней машину если и было можно, то ненадолго. Ходовая посыпалась бы раньше, чем водитель увидел бы номер последнего дома. Оглянувшись, Юлий убедился, что его расчет оказался верен – БМВ медленно переваливался через ямы, в то время как он сам легко лавировал по уцелевшим местам дороги.

Юлий еще несколько раз сворачивал, стараясь выбирать труднопроходимые для автомобилей места, пока, сам того не ожидая, оказался в самом центре рядом с автостанцией и рынком. Опасного БМВ нигде не было, зато стояла не менее опасная для Юлия машина ДПС. Поворачивать назад было поздно, и Юлий нагло проехал мимо патрульных, совершенно их не заинтересовав. Значит, те, кто его преследовал, к правоохранительными органам точно не имеют отношения.

Убедившись, что никто за ним не гонится, Юлий обогнул автостанцию и не спеша поехал вниз по улочке, идущей параллельно центральной улице. Нужно было перевести дух и восстановить силы. Дорога этому способствовала. Она все больше и больше шла на спуск, и можно было вообще не крутить педали.

Сзади послышался шорох. Юлий дернулся, но это оказался всего лишь еще один велосипедист. Обогнав Юлия, он быстро поехал вниз. Юлий, чуть ли не кусая губы от зависти, смотрел в сторону полосатой красно-синей футболки, обладателю которой не нужно ни от кого скрываться. Вдруг впереди что-то треснуло. Задняя часть переднего велосипеда взмыла вверх, а сам ездок, вылетев из седла, скрылся за склоном. Раздался крик боли. Судя по голосу, велосипедист оказался женщиной. Колебался Юлий недолго. Отстегнув от рюкзака походный топорик, приобретенный вместе с палаткой, он быстро поехал на крик и через пять секунд достиг места аварии.

Широкоплечий, плотный тип с убранными в косичку длинными волосами волок к уже знакомому зеленому БМВ отчаянно сопротивляющуюся велосипедистку. Второй ждал у машины, «гостеприимно» открыв заднюю дверцу. Размахивая топориком, как индеец томагавком, Юлий бросился в атаку. Промчавшись мимо того, кто стоял возле автомобиля, он залепил ему тыльной частью топорика прямо по лбу, после чего врезался передним колесом в зад длинноволосого, на несколько метров отбросив его от жертвы. Сам Юлий тоже упал с велосипеда, но оружия из рук не выпустил и постарался как можно быстрее вскочить на ноги. Увы, его противник оказался проворнее. Держась одной рукой за ушибленное место, в другой он сжимал пистолет ТТ, ствол которого теперь был направлен на Юлия.

– Ага, – удовлетворенно сказал длинноволосый, – наверное, именно ты нам и нужен. Брось железо на землю и сам ложись!

Быстро глянув на номера БМВ, Юлий понял, что эта не та машина, на которой его только что преследовали. Номера на той, кажется, были другие, да и людей там сидело побольше. Здесь же, кроме этих двоих, никого не было. Видимо, их дружки сообщили им о велосипедисте, но так как они сами в лицо Юлия не видели, то те перепутали, сунув железный прут в колесо переднего велосипеда.

– Ну, – снова поторопил длинноволосый. – Я долго ждать не буду!

Долго ждать ему и не пришлось. Ржавый кусок железной трубы, который только что лежал на дороге, издав звучное «бум», ударил его прямо по макушке. Противник повалился на землю.

– Хороший удар, – похвалил Юлий свою спасительницу, молодую девушку никак не старше двадцати лет, миниатюрную, стройную. Коротко подстриженные волосы выбивались из-под сбившейся на бок банданы. В больших каштановых глазах были удивление, возмущение, злость. Все, что угодно, но только не испуг.

– Кто эти люди? – требовательно спросила она.

– Отморозки.

– Сама вижу, что не Микки Маусы. Что им от тебя надо?

– Пока не знаю. Обязательно об этом спрошу, когда очухаются. Судя по твоей прыти, авария обошлась без последствий?

– Это как сказать, без последствий, – серьезно ответила девушка, дотрагиваясь до лица, правая половина которого распухала прямо на глазах.

– До свадьбы заживет.

Она с интересом посмотрела на Юлия.

– До свадьбы? Хочешь сделать мне предложение? Не думаю, что ты в моем вкусе. Мы даже не знакомы. Нос у тебя кривой, вот что. И байк полный отстой.

Юлий вздрогнул. Сумасшедшая какая-то. А может, под кайфом? Только этого ему сейчас не хватало. Стоит тут, глазки свои запухшие ему строит. Нос мой ей не нравится. А рядом два гамадрила с разбитыми чайниками валяются. И еще четверо где-то поблизости. Его разыскивают.

– Меня Аленой зовут, – напомнила о себе девушка.

«Крутила бы ты отсюда педали, Алена, пока не поздно», – подумал Юлий, но озвучил эту мысль совсем по-другому:

– Тебе лучше пойти домой и привести себя в порядок. В милицию не обращайся. Толку все равно не будет. Только хуже сделаешь. У этих двоих все менты купленные. Я с ними сам разберусь. Они здесь больше не появятся.

– Может, тебе помочь?

– Я сам. Иди… Иди.

Сверкнув на прощание глазами, полными обиды, девушка подняла с земли свой Kross. Юлий проводил ее взглядом. Нет, она не сумасшедшая. Странная просто. И смелая. Спасла его. Эх, им бы при других обстоятельствах встретиться. Тогда бы он ее не оттолкнул.

Юлий быстро обыскал лежащих без сознания громил. В его улове оказался еще один импортный пистолет, мобильные телефоны и наполненный чем-то шприц с пластиковым колпачком на игле, хотя ни один, ни другой на торчков не походили. У волосатого, кроме того, Юлий обнаружил техпаспорт, водительские права на имя Сергея Васильевича Остапенко и наручники. Используя наручники, а также найденный в бардачке скотч, Юлий надежно зафиксировал все конечности пленников и, пыхтя от напряжения, затащил обоих на заднее сиденье автомобиля. Бросил в машину рюкзак. С сожалением оглянулся на свой велосипед. Хоть и отстой, но Юлий к нему уже привык. Прыгнул за руль, проехал еще с километр дальше по дороге и остановился. Место было почти пустынным, на другом конце улицы ходили какие-то люди, но они были слишком далеко, что увидеть, что именно он проделывает.

Зазвонил трофейный, принадлежащий длинноволосому мобильник, высвечивая на дисплее многозначительное слово «Морда». Юлий решил ответить, обмотав нижнюю половину трубки платком, чтобы максимально исказить голос.

– Ну?

– Ты его поймал, Серый?

– Нет.

– Что, не слышу? Поймал?

– Нет, – сказал Юлий немного громче. Он догадался, что звонили те, кто был в другой машине.

– Странно. Куда он тогда делся? Я рассчитывал, что он на вас выйдет.

– Вы где?

– Что?.. Где мы? В центре тут крутимся.

– Нечего вам в центре делать. Дуйте на другой конец города.

– Не понял. Что «наконец»?

– Контролируйте выезды с той стороны, говорю.

– А, понял. Едем.

Прежде чем приступить к допросу пленников, Юлий достал бинт и перемотал голову тому, которого он ударил обухом по лбу. Нанося удар, Юлий перестарался: раненый все еще был без сознания, запачкав кровью кожаные сиденья, одежду сидящего рядом связанного подельника и свою собственную.

– Что ж, Сергей Васильевич, – сказал Юлий пришедшему в себя длинноволосому, – так как ты у нас самый свежий, ты и расскажешь мне, кто этот человек в больнице, которого вы пасете, и почему.

– Что? Да я тебя на куски рвать буду, сука!

Как ни старался Юлий, длинноволосый, кроме угроз, так ничего ему и не сказал. Пришлось заткнуть ему рот и перевести из салона в багажник.

– Полежи здесь и подумай, – сказал Юлий, прежде чем захлопнуть крышку.

Юлий вернулся в салон приводить в чувство второго пленника. Снова зазвонил телефон. Какой-то «Христюк Сем. Ар.».

– Слушаю, – ответил Юлий, повторив недавний фокус с платком.

– Сергей Васильевич? Это Семен Аркадьевич. Из неврологии. Человек, который вас интересует, окончательно пришел в себя. С ним можно поговорить. Только это…

– Что мнетесь?

– Я рискую. Я уже сегодня говорил вашему человеку, который приходил, что возле его палаты теперь дежурит милиционер. И еще, когда больного хотели перевести в другую клинику, в область, я нарочно чуть сгустил краски, сказав, будто он нетранспортабелен. Чтобы его оставили здесь. Я…

– Понял, вам мало.

– Ну, вы же понимаете…

– Не мнитесь, еще раз говорю. Получите еще столько же, сколько получили.

– Спасибо. Только мне хотелось бы…

– Получите сразу же при встрече, я сказал! Мент точно один?

– Один. Но вы не должны с ним ничего такого делать. Я придумал, как от него избавиться. Он кофе литрами пьет. Я подмешаю туда какого-нибудь снотворного, и он просто уснет.

– Ладно. Ждите команды.

На заднем сидении зашевелились. Юлий услышал стон и оглянулся. Раненый смотрел на него, не понимая, на каком свете находится.

– Говорить можешь?

В ответ раненый опять застонал.

– Тебе очень плохо, – стараясь казаться как можно убедительнее, произнес Юлий. – Я знаю. Если тебе не окажут медицинскую помощь, ты даже можешь загнуться. И когда это случится, я закопаю тебя в первой же канаве вместе с твоим дружком. Но если ты расскажешь мне все, что я хочу знать, даю слово, я отвезу тебя в больницу. Идет?

Раненый промолчал, то ли соглашаясь, то ли потому, что слова Юлия до него просто не доходили.

– Кто тот человек в больнице?

– Не зна… – после паузы произнес раненый.

– Это не ответ. Эдак ты врача не скоро увидишь.

– Зуб… зуб даю… Не зна…

– Ладно. Зачем он вам нужен?

– Баб… ло.

– Я понимаю, что не ради его красивых глаз. Конкретнее можно, чье бабло?

– Не знаю.

– Что здесь? – Юлий показал раненому наполненный шприц.

Человек побледнел, хотя до этого казалось, что он и так бледен дальше некуда.

– Нет… я говорю… Не надо.

Юлий понял: шприц был наполнен препаратом, который развязывает язык. Скорее всего эта штука предназначалась для больного.

– Ну так говори сам, раз не хочешь, чтобы я тебе этой дрянью прививку сделал. Что это за деньги?

– Хозяина… замочили… На дому… Бабки забрали.

«А не те ли это бабки, что взяли у Пасечника?» – осенило Юлия.

– Как хозяина звали? Говори!

– Не зна… как зва…

Человек потерял сознание. Юлий чертыхнулся. Не везло ему с «языками». Зато везло с другим: если это и вправду деньги Пасечника, значит, человек в больнице вполне может быть его убийцей. Номера-то на обоих «бэхах» выдавались в его регионе.