Снова Агра

 

1

При подъезде к Агре перед нами с Машей с неизбежностью встал вопрос, где остановиться. В «Чанакайе» — отеле, где жили Ромка с Барбарой, потом мы с Машей, а чуть позже Деби, мы оставили уже слишком много следов.

— Барат Сыркар, Вы знаете какую-нибудь другую гостиницу в Агре? — перегнувшись со своего заднего сидения поближе к нам, спросила Маша.

— А что, та была плохая? — спросил наш водитель.

«Чанакайя» была вполне комфортабельной по местным меркам. Окна нашего номера, правда, выходили на мусульманское кладбище, но в остальном — вполне. А по воспоминаниям — просто отличная! Может быть, именно поэтому Маша хотела остановиться в другой гостинице? Я предоставил возможность отвечать ей, сделав вид, что вожусь с фотоаппаратом.

— Нет, не плохая. Но, может быть, нам посмотреть другую?

— Если хотите! — Барат Сыркар и так постоянно подчеркивал, что он в нашем распоряжении, а после похищения и вовсе старался во всем угодить. — Я знаю в Агре еще две гостиницы — в той же ценовой категории, — уточнил он.

Было бы странно, если бы мы после номеров за десять долларов остановились в пятизвездочном отеле.

— Посмотрим там, хорошо? — попросила Маша.

По-моему, это больше относилось не к нашему водителю, а ко мне. Но я по-прежнему разбирался с нашими снимками.

Мы въехали в город уже в сумерках. Когда мы вышли из первой новой гостиницы, полностью оккупированной итальянскими туристами, на улице было уже совсем темно. Во второй гостинице в коридоре стоял устойчивый едкий запах травилки от тараканов, весьма ощутимый и в номерах. Короче, мы снова оказались в «Чанакайе».

Как ни странно, портье нас узнал. Он долго тряс руку мне, потом Маше. А в это время мальчик уже держал в руках наши сумки, чтобы тащить их в номер.

— Ваша комната как раз свободна! — радостно сообщил портье.

Я посмотрел на Машу. Она кивнула:

— Замечательно! — И добавила мне по-русски. — Хочу в душ! Все остальное уже неважно.

В номере мальчик, не задавая лишних вопросов, содрал с постели предположительно чистую простыню и через минуту вернулся с двумя новыми, безукоризненно чистыми, и с двумя большими полотенцами. Такая трогательная предупредительность — мало того, что наши гигиенические требования были признаны законными, но персонал запомнил даже, что мы укрываемся второй простыней — была немедленно и щедро вознаграждена. Я с благодарностью вспомнил о честных разбойниках, оставивших мне наличные.

Когда мальчик пришел перестелить постель, Маша уже скрылась в ванной. Оттуда доносился шум падающей воды и даже — это случилось впервые — обрывки какой-то песни. Потом шум стих, и обнаружилось, что полотенец в ванной нет. Дверь приоткрылась, и в проеме показалось смущенное мокрое лицо Маши.

Я встал с постели.

— Держи!

— Ой, спасибо!

Маша протянула за полотенцем голую руку, и, прежде чем дверь закрылась, промелькнуло ее худое плечико, отчетливо выступающая ключица и маленькая грудь. Я уже видел все это, только сейчас в ее наготе было что-то беззащитное, теплое, домашнее.

Потом под воду залез я. Хотя современные дезодоранты достойно выдерживают сутки, очищающие свойства воды заменить невозможно ничем. Я стоял под струями, меняя температуру воды и фыркая, как конь. С меня стекала не только грязь и пот последних двух дней. Вода уносила все тяжелое и неприятное, что случилось со мной в этой поездке. И самым неприятным, как я сейчас понял, было постоянное напряжение в наших отношениях с Машей. «Ну да, — думал я, — вот такое неуживчивое колючее маленькое существо. Зато с ней ты всегда уверен, что она не подведет!»

И я полотенце с собой не взял, забыл. Я стряхнул лишнюю воду с тела руками, потом приоткрыл дверь ванной и высунул наружу голову. Хм, Маша тоже следила за мной! Она уже стояла перед дверью, замотанная в полотенце, и протягивала мне мое.

— Thank you, partner! — цитатой из каждого второго американского фильма поблагодарил ее я.

— You're welcome! — откликнулась Маша.

И что-то дрогнуло в ее глазах. Они, обычно такие напряженные, насмешливые, непреклонные, вдруг стали мягкими, приветливыми, почти ласковыми. Да не почти — ласковыми!

А дальше произошло вот что. Мы вдруг двинулись навстречу друг другу и обнялись. И это означало не только конец нашим недавним испытаниям, волнениям и страхам. Мы оба выдержали испытание друг перед другом. Мы ставили точку в наших стычках, придирках, в наших обменах колкостями, во взаимном недоверии и подозрительности, в приступах раздражения и глупых обидах. И когда все это слетело, мы обнаружили вдруг то, что осталось. А остался интерес друг к другу, который мы вряд ли уже сможем удовлетворить, симпатию, которая отныне никуда не уйдет, и нежность, на которую у нас еще было время.

Я нашел ее губы, или это Маша нашла мои. Полотенце мое упало, и я прижал ее к своему мокрому телу, или это она прижалась ко мне. Потом я поднял ее на руки, и, не расцепляя жадных, торопливых, наверстывающих упущенные дни губ, мы упали на постель.

Не знаю, как объяснить эту загадку физиологии, но слияние наше длилось бесконечно долго. Худенькое, но оказавшееся таким уютным и приветливым тело Маши то электризовало меня, то отпускало. Ее пальцы то едва касались моей спины, пуская холодок по всему моему разгоряченному телу, го впивались в кожу так, что я невольно вскрикивал. Да и я, насколько мог, оттягивал неизбежный финал. Когда же этот момент наступил, я понял, что Маша давно ждала меня. Ее разрядка была такой неистовой, что в какой-то момент мне показалось, что она сейчас сорвет мне кожу со спины.

Я откинулся на подушку, прикрыл веки и почти сразу поплыл. Сколько нам там удалось поспать прошлой ночью! Краешком глаза я видел, как Маша протянула руку за минеральной водой и, присев в постели, жадно приникла к горлышку. Оторвавшись, она поднесла бутылку ко мне и тонкой струйкой стала лить воду мне на грудь.

— Не спи! — сказала она.

Она вряд ли имела в виду предстоящую нам еще работу, но звонок Кудинова раздался именно в этот момент.

 

2

Лешка заехал за нами на такси. Причину своего прибытия в Индию он обрисовал коротко:

— Эсквайр предложил — какой же дурак откажется попутешествовать и встретиться со старыми друзьями за казенный счет!

По дороге Кудинов успел определиться с водителем, где нам лучше поужинать. Рестораны дорогих гостиниц с неизбежными дежурящими сотрудниками службы безопасности, а то и контрразведчиками, отпадали. В отелях попроще ужинали, как правило, только постояльцы, но нам с Машей хотелось выйти в мир свободных людей. Так что мы устроились на открытой террасе где-то в центре города, за столиком под плетеным зонтиком, освещаемым свечой в пузатой стеклянной плошке.

Кудинов вытащил из кармана сигареты, зажигалку, мобильник и небольшую машинку, похожую на пульт для телевизора. Он нажал на кнопку, отчего быстро замигали зеленые и красные огоньки, выстроившиеся в итоге в сплошную зеленую линию.

— Чисто! — убедился Лешка и спрятал машинку в карман. — Можем говорить. Сначала вы!

Я начал почти с конца: с Орчхи.

— Глупо, что ты положил столько усилий на простую вещь, — растягивая, по своему обыкновению, слова, произнес Кудинов. — Не ты глупый — жизнь так устроена! Я же после вашего отъезда еще несколько дней кантовался в Тель-Авиве. Ромкино тело привезли туда из Дели во вторник, а в среду была церемония прощания. Меня послали на нее официально, якобы от консульства, и я разговаривал с Линой — совершенно открыто.

— В Тель-Авиве ты говорил, что тебе категорически запретили встречаться с Линой, — напомнил я.

— А через пару дней так же категорически приказали встретиться!

Что на это можно возразить? Я только пожал плечами. А если бы мы с Машей приехали в Орчху на день позже?

— Так вот, — продолжал Лешка, — Ромка связался с Линой накануне гибели и попросил перезвонить ему в гостиницу из автомата. Она тут же поехала в магазин и позвонила. Ромка был взволнован и куда-то спешил. Он сказал, если с ним что-то случится, Лина должна запомнить название одного города — Орчха. Он даже придумал на это название фразу, в своем обычном стиле: отдел разорения честных и храбрых ассенизаторов. Потом заставил Лину повторить. В этот момент он отвлекся — Лина считает, в его номер постучали. Ромка сказал, что ему пора ехать и добавил только, что искать нужно там. Лина подумала почему-то, что он как раз уезжал в эту Орчху.

— Конечно, — вставил я. — Он же должен был забрать Барбару! И Шиву.

Лешка недоуменно посмотрел на меня.

Я рассказал ему про контейнер с микроточкой.

— А когда точно Лина с Романом разговаривали по телефону? — спросила Маша, следуя своим размышлениям.

Она, как и тогда в Тель-Авиве, в присутствии Лешки становилась особенно молчаливой и открывала рот только с самыми вескими соображениями.

— М-м, — прикинул Кудинов, — это было 9 ноября, во вторник.

Я понял, что Маша имела в виду.

— Ты хочешь сказать, возможно, его убили сразу после того как он открыл дверь?

— Он уже думал о самом плохом варианте, — Маша придвинулась к нам, нависая над столом. — Лина же не знала, зачем он ездил в Индию?

— Разумеется, нет, — решительно заявил Кудинов.

— То есть, он решился сказать Лине про Орчху, так как уже не был уверен, что он сам туда доберется, — продолжала Маша.

— Знать бы, с кем он должен был встретиться в этой гостинице? — сказал Лешка.

— Со стороны делийской полиции ничего нового не удалось узнать? — поинтересовался я.

— У меня для вас есть кое-что, но здесь — глухо! Похоже, в полиции этим расследованием никто особенно не занимается.

Лешка с готовностью обернулся к подошедшему официанту:

— Пора заказать напитки?

Маша попросила экзотический здесь, томатный, сок. Текилы в этом заведении не было.

— Тогда мне двойной виски! — Лешка тут же поправился. — Хотя нет, принесите сразу бутылку и ведерко со льдом.

Тут я себя удивил. Хотя нет, себя я не удивил — я-то знал, что должно продолжиться после ужина.

— Знаешь, я сегодня не составлю тебе компанию, — сказал я. — Я буду только пиво.

Кудинов откинулся на спинку стула и озабоченно посмотрел на меня.

— Я в таком состоянии, что могу заснуть раньше, чем мы выговоримся, — пояснил я.

Знаете, как я был вознагражден? Колена моего коснулась под столом нога Маши и, коснувшись, там осталась. Или это случайно так получилось?

— Хм, — Кудинов продолжал смотреть на меня, как на больного. — Хорошо, тогда двойной виски и пиво.

Мы заодно заказали и еду. Индийская кухня мне нравится, но через какое-то время вы замечаете, что берете все время то же самое, и в итоге она приедается. Ну да, острый китайский суп, чечевица, обжаренный сыр и пикули! Маша с Лешкой добавили к обычному набору курицу и решили оставить место для десерта.

— Ромку похоронили в Тель-Авиве? — спросил я, делая резкий скачок от вещественного к существенному.

— Нет, в Москве, на Кунцевском. Так он распорядился в своем завещании — похоронить рядом с родителями, — ответил Лешка. — В Тель-Авиве было только прощание, а потом мы с Линой полетели в Москву. Меня, вроде бы, специально посылали в Израиль сопровождать гроб. Только я сначала этого не знал!

— Подожди-подожди! — начал понимать я.

Кудинов заулыбался.

— Я знал, что, хотя и порядком подустав, маленькие серые клеточки все равно придут в движение…

Легко иронизировать, когда сам ты уже давно знаешь! А у меня ведь только сейчас появилась возможность все сопоставить. Если Ромку после распада Союза перевербовал Моссад, зачем ему было стремиться упокоиться на земле, где его подозревали в предательстве? И стала бы Контора посылать за телом предателя своего достаточно высокопоставленного сотрудника? А двух других, на этот раз глубоко законспирированных, отправлять на рискованную операцию, чтобы попытаться установить причины его гибели? Получается, Ляхов дал себя завербовать по согласованию с Конторой? Но тогда…

— И Лина сейчас в Москве? Для нее не опасно будет возвращаться в Израиль? — поделился своими сомнениями я.

— Лина сразу после похорон улетела в Германию. Она теперь там будет жить, вместе с матерью, — лениво протянул Лешка. И вдруг оживился. — Кстати, помнишь, мы с тобой ломали голову, кто нас тогда в Тель-Авиве заложил Эсквайру? Ну, когда ты без санкции поехал встретиться с Линой, а он часа через четыре послал нам шифрограмму «Больше никакой самодеятельности»?

Я уже забыл про это. Хотя даже для Бородавочника — напоминаю, так я про себя зову Эсквайра — скорость реакции была ошеломляющей. Лешка ждал, собираясь высокомерно отметать одно за другим мои самые экстравагантные предположения.

— Ну, не томи!

Кудинов великодушно кивнул.

— Лина.

— Лина!

— Между ними с Ромкой и Конторой был оговорен условный сигнал. Если встреча с нашим связным состоится — в данном случае, если на них вышел кто-то из наших, — они должны были позвонить в Ганновер по телефону, похожему на телефон матери Лины. Просто позвонить и после определенного количества звонков повесить трубку. Что Лина и сделала. И тут же перезвонила матери по правильному телефону, чтобы тот звонок не выглядел подозрительно.

— Это Бородавочник тебе сказал?

— Как же, этот скажет! Да он, если ему будет невтерпеж сказать лишнее, скорее вырвет себе голосовые связки! Лина мне сказала.

— Тогда понятно, и как Контора узнала про убийство Ромки!

— Ты, несмотря на все волнения, в отличной форме, — похвалил меня Кудинов и спросил, следуя понятной лишь ему логике. — А, кстати, где сейчас этот танцующий Шива?

Я похлопал себя по боку.

— У меня в кармане. Заберешь?

— А мы разве не вместе уезжаем?

— Может, и вместе, но точно не сразу! — обрадовал своего друга я. Обрадовал буквально, без тени иронии. Кудинов явно расстраивался, что прошел только самым краешком операции.

Лешка допил свой двойной виски, заказал официанту, который принес первую очередь пищи, следующий и, потирая руки, предложил свою программу:

— Давай не будем торопиться! Будем сидеть здесь хоть до утра и, не торопясь, разбирать эпизод за эпизодом!

Я посмотрел на Машу, и она поняла, что, как бы я ни любил Лешку, такая перспектива меня устраивала не на все сто процентов. Она улыбнулась мне как-то по-мальчишески, озорно, и легонько пнула меня ногой.

— На самом деле, мы справимся раньше.

Я это сказал вроде бы Кудинову, но Маша поняла.

— Хорошо, эпизод первый, — приступил я. — Ювелир непонятного пола по фамилии Баба. Кстати, ты привез деньги?

Лешка сокрушенно покачал головой.

— И с этим человеком я вынужден общаться всю свою долгую жизнь! — повернулся он к Маше. — Это тебе не на метро набрать мелочи! — Потом пожалел меня. — Завтра утром мне в гостиницу гонец доставит. Так что за ювелир?

Я приступил к рассказу о сказочном городе Джайпур. Кудинов слушал внимательно, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Маша вообще не открывала рта. То есть рот она, можно сказать, и не закрывала — на нее вдруг налетел жор! Но слушала она молча, а в момент, когда я упомянул подаренное ей кольцо, с лукавой улыбкой покрутила его вокруг пальца. Кольцо нам тоже вернули.

Я счел нужным включить в первый эпизод и двух парней в черных брюках и светлых рубашках, открывших по нам стрельбу в Амберской крепости.

— В одном случае я могу для вас что-то сделать, — изрек Кудинов. — Этих двоих ребят по твоим фотографиям идентифицировали. Это агенты пакистанской разведки — фамилии тебе нужны?

— Пакистанской? — в один голос воскликнули мы с Машей.

Какое-то время мы втроем сосредоточенно жевали. Потом мы с Машей одновременно открыли рот.

— Тогда…

— Тогда, получается…

— Ну, говори!

— Ты говори!

Лешка с интересом наблюдал за нами. Интересно, он просечет, насколько хорошо мы с Машей сработались? Просечет! Хитрый, змей!

— Тогда, получается, — предположил я, — Джайпур действительно могли перекрыть из-за вазы или чаши — что там у них украли?

— После покушения на нас на выездах были блокпосты, — пояснила Маша своему начальнику. — Мы думали, это сделала индийская контрразведка. Мы вообще думали, что в нас стреляли местные контрразведчики — хотели попугать, чтобы мы уехали!

— Допустим! Похоже на правду, — согласился Лешка. — Но как тогда эти пакистанцы вообще на вас вышли?

— Получается, только из-за нашего посещения ювелира, — сказан я.

— И я так думаю, — снова согласился Кудинов. — В Лесу рассматривали и вариант израильтян — ну, что это они их на вас навели! Но здесь ничего не клеится.

Тут Машина нога от моего колена отцепилась. С этим деликатным вопросом она предоставляла разбираться мне самому.

— А что тебе удалось узнать, Лешка? Ах, прости, Алекси!

Кудинов извиняюще кивнул: так-то лучше! Мы приподняли бокалы, присоединили к себе Машу с ее томатным соком и выпили за здоровье друг друга. Может, зря я изменяю нашей с Лешкой многолетней традиции?

— Ну, во-первых, эта куколка, Дебора!

Я физически ощутил, как Маше пришлось по сердцу слово «куколка».

— Мы только вчера поздно вечером смогли уточнить, что она принята на работу в службу безопасности в этом ядерном центре, — продолжал Кудинов. — Более того, наши в Конторе, как выяснилось, прекрасно знали, зачем Ромка поехат в Индию.

— А-га! — выразил я свои давние подозрения на этот счет.

 

3

— Ага! — легко отозвался Лешка. — Но, какой же, в сущности, резон выдавать карты или компас людям, которые едут на местность? Сами сориентируются — по мху на деревьях, по муравейникам, по Полярной звезде! А заблудятся, так мы на их поиски целую армию бросим!

Тут Кудинов сообразил, что критикует начальство в присутствии своей подчиненной.

— Ты, Маша, надеюсь, все правильно понимаешь.

— Еще бы! Как человек, который работает в поле.

Натуру не обманешь!

— Ну, давай уже, отец! — вернулся к главному я. — За чем его послали?

— Сейчас!

Кудинов снова включил свою машинку и дождался, чтобы огоньки выстроились в одну зеленую линию.

— Индийская ядерная программа, — коротко сказал он. — Ну, разумеется, не по производству электричества.

Вот теперь что-то начало прорисовываться. Израильские спецслужбы решают раздобыть документы по разработке индийских ядерных вооружений. Наверное, Ромка нашел способ сообщить о задании израильтян в Контору. Возможно, уже из Индии. Поскольку индийцы для русских по-прежнему друзья и союзники, в Лесу Ляхова, разумеется, благословили. А, может, там были и эгоистические интересы: в Конторе, не исключено, конкретно этих документов еще не было, а что стоит сделать копию с микроточки?

Где Ромка раздобыл документы, понятно: в одной ювелирной лавке напротив Дворца ветров. Но если посредник действительно Баба, то на него могли выйти и пакистанцы. Им бы ядерная программа потенциального противника номер один точно не помешала бы! Ромка делает заказ на документы 28 октября, и ему, как и мне, вероятно, обещают выполнить его через неделю, то есть 4–5 ноября. Однако после того как на него открыли охоту, у ювелира он появляется лишь седьмого ноября. Хотя, возможно, почтенный Баба назначил ему встречу именно на седьмое, мы же не знаем!

Я рассказал Лешке все, что мы узнали от Барбары. Но дальше мы въезжали в зону догадок и гипотез. Мы по-прежнему могли только предполагать, кто и почему убил Ромку. Мы не знали, что за сикхи хотели нашей смерти, и с какой все же целью в Индию приехала Деби со своей группой прикрытия. Не знал я и какое предложение — о втором-то я догадывался — у нее было ко мне, но этот вопрос обсуждать при Маше я не хотел.

— Вопрос стоит очень просто, — подытожила Маша, когда мы окончательно завязли в предположениях. — У нас есть главное. Мы знаем, зачем ваш друг приехал сюда. У нас даже есть то, за чем он приехал. Мы предположительно знаем, кто его убил. При всем при этом — притом, что здание выполнено — нам по-прежнему важны все привходящие обстоятельства? Джайпур-ский ювелир? Сикхи на дорогах? Маленькая израильская авантюристка?

Женщины все же во многом совершенно предсказуемы! Я был уверен, что Маша не удержится насчет моего нечаянного приключения. С тех пор, как она отвела свою ногу от моей.

— Нет? Нам этого недостаточно? — продолжала Маша. — Мы должны выявить всех виновных и примерно наказать их? — Она вытерла салфеткой губы и сложила прибор на тарелку: ужин окончен. — Просто интересуюсь!

Мы с Кудиновым переглянулись. Голос рассудка — раньше он говорил устами моей первой жены Риты — всегда приводил нас в смущение. Но ненадолго!

— А что припасет для нас ваш джайпурский друг? — нашелся первым Лешка. — Мы уверены, что это будет точно такой же кусочек пленки, как и Ромкин?

— Скорее всего! — не сдавалась Маша. Она повернулась ко мне. — Ты же сказал, что тот, первый, подарок просто не удалось доставить в целости и сохранности.

— Да, — вынужден был признать я. — Именно что-то такое я и соврал.

— А если это будет более свежий вариант? — не сдавался Кудинов.

Не на такую напал!

— От которого будет зависеть жизнь наших сограждан и выживание цивилизации в целом?

— Кто знает, кто знает, — уклончиво продолжал сопротивляться Лешка.

Я молчал. Кто мне объяснит, ну зачем мы с Лешкой так стремились довести дело до конца? Мы сделали все, на что рассчитывали в Конторе — больше, чем они могли надеяться. Мы, как ни старались наши противники, все еще были живы и здоровы. Зачем испытывать судьбу? Вот мне, например!

Давайте сформулируем дилемму так, совсем просто. Либо я с чувством выполненного долга и полученным, столь необходимым мне, впрыском адреналина благополучно возвращаюсь в Нью-Йорк, к своей замечательно устроенной жизни рядом с любящими меня женой, сыном, Пэгги, Мистером Куил-пом, Элис и кучей умных, симпатичных и забавных друзей и приятелей. Либо я в предрассветном угаре игрока ставлю свой немыслимый выигрыш на карту, рискуя быть пристреленным или расплющенным в автомобильной катастрофе. И ради чего? Есть кто-то достаточно сумасшедший, кто смог бы объяснить мне эту аномалию, эту трагическую аберрацию моего сознания?

Мы расплатились и вышли на улицу. Становилось свежо, и Маша поежилась. Я снял свой летний льняной пиджак, боясь, что она, как уже ни раз бывало после удачного установления контакта, отбросит мою руку. Но нет — Маша позволила мне накинуть пиджак на ее плечи и даже благодарно взглянула на меня.

— Надо было заказать такси из ресторана, — запоздало сообразил Лешка.

— Еще не поздно!

Мы вернулись к своему столику, и Кудинов заказал себе очередной двойной виски. Маша попросила кофе, и я присоединился к ней. Я думаю, именно тогда и по этой причине Лешкины подозрения на наш счет превратились в уверенность.

— Мне кажется, Маше лучше вернуться в Дели. И оттуда прямо в Москву, — подвел он итог собственным мыслям, и я понял, что мы в Джайпур все-таки поедем. Лешка не решал за меня, он просто сообщал тем самым, что он со мной.

— Нет, я поеду с вами!

— Маша, — устало сказал Кудинов, — это неразумно. Скажи ей!

— Мы туда и обратно, — пообещал я.

Маша резким, порывистым движением пожала плечами.

— Вы начальники!

Потом она как-то по-особенному посмотрела на меня. Она начала со мной прощаться.

Официант принес напитки, и мы смолкли.

— Я могу дождаться вас в Дели? — попросила Маша, когда он удалился.

— Какой в этом смысл? — спросил Лешка. Спросил из чистой вредности, раз уж он все понял.

— Тот, что я в любой момент смогу подъехать к вам! Кто знает, может быть, даже быть полезной. И еще, мне не придется сидеть, как на угольях, в Москве, куда новости дойдут дня через два.

— Ты как считаешь? — повернулся ко мне Лешка.

Засранец, сама невинность!

— По-моему, это оптимальный вариант, — сказал я. — Мы будем знать, что Маша в безопасности, и в то же время сможем в любой момент рассчитывать на нее.

— Ну, раз вы все уже решили! — прикинулся покладистым мой друг. И, отпив из своего стакана, добавил. — Тем более что новый паспорт для Маши пришлют только дня через три.

 

4

Кудинов высадил нас с Машей у «Чанакайи», пообещав заехать за мной в десять утра. В кармане у него был предусмотрительно захваченный в его четырехзвездочном отеле проспект, где имелось и расписание поездов между Агрой и Джайпуром. Первый утренний поезд отходил в 10.50. Путешествовать мы решили первым классом, так что наличие билетов нас не беспокоило. Впрочем, заниматься этим сейчас все равно было поздно.

Маша же, по нашему плану, должна была вернуться в Дели с Барат Сыркаром. Лешка оставил ей адрес гостиницы, в которой ей предстояло расплатиться с водителем и позвонить по одному телефону. Тут же приедет специальный человек и отвезет ее на конспиративную виллу. Мы немного поспорили, что делать с контейнером. С одной стороны, микроточка представляла собой фактор риска. Но, с другой, кто же догадается, что она у Маши?

У нас с Ритой, когда мы еще жили в Москве, была одна знакомая бухгалтерша из комиссионного магазина. В таких местах дневная выручка могла быть приличной, и из некоторых комиссионных ее забирали инкассаторы. Так вот, даже в спокойные советские времена на них пару раз бывали нападения. Наша же знакомая — ее имя, отчество и фамилию я до сих пор помню: Саломея Ушеровна Мордыш — категорически отказывалась от услуг опасных, с ее точки зрения, людей. Она сама приносила деньги в банк, завернув две-три толстенные пачки в газету и сунув их в авоську рядом с пакетом кефира, кочаном капусты и двумя пачками макарон. Именно это соображение, как бы мне не хотелось подвергать Машу опасности, решило дело.

Странная вещь! Сегодня утром мы с моей напарницей были в плену у разбойников с большой дороги, сидели на пороге своей тюрьмы с любезного разрешения часового и ели чечевицу. Будущее наше было самым неопределенным, а сами мы, несмотря на возникшую в итоге симпатию, были друг другу чужими. А сейчас, через какие-нибудь часов тринадцать-четырнадцать, мы были в полной безопасности и вместе!

Про эту ночь с Машей мне почему-то не хочется говорить. Про Деби я мог, а про Машу не хочется. Может быть, потому что Деби на это было бы наплевать, а Маше — точно нет. Скажу только, что сейчас моя напарница была совсем другой, чем тогда, днем. Тогда она своими перепадами от нежности к ярости меня пугала. Пугала на самом деле — я не понимал, что она могла сделать в следующий момент. Теперь я уже знал. Эта, нормальная, Маша в постели смеялась. Не в тот самый момент, а задолго до него, с самых дальних подступов. Смех у нее тихий, журчащий, как шум воды на перекате. Она на меня не смотрела — чуть запрокидывала голову и смеялась.

— Я жалею только об одном, — сказала Маша, когда мы откинулись каждый на свою подушку, не помню, во второй или в третий раз. — Что мы потеряли столько времени!

Я счел неделикатным напоминать ее первые слова в самолете. Просто сел, оперевшись о спинку кровати, разлил остатки вина и протянул ей бокал.

— Я знаю, знаю! — продолжала Маша. — Ты здесь ни при чем! И, кстати, — она тоже села, устроившись плечом мне под мышку, — ты-то сам времени не терял!

Она тихонько засмеялась, чтобы я не принимал это за упрек. Я счел за благо сохранить благородное молчание.

— У нас эта ночь и еще, может быть, одна в Дели? — спросила моя напарница.

— Наверное! От этой осталось, — я вытянул шею и посмотрел на светящийся электронный циферблат на телефонном столике, — три часа.

Почему-то мы просили Барат Сыркара заехать за нами, как обычно, в семь.

— Хочешь поспать?

— А ты? — осторожно спросил я.

Маша покачала головой.

— Мне жалко!

Мы все равно заснули. Наверное, заснули, хотя, как нам показалось, будильник зазвонил, едва мы закрыли глаза.

Я выключил звонок, и мы опять провалились. Но где-то на периферии сознания начался отсчет времени, который, невзирая на нашу беспечность, учитывал скорый приезд водителя. Неслышно сработавший таймер в моей голове заставил меня оторваться от подушки и снова посмотреть на часы.

— Маша! — громко позвал я. — Барат Сыркар будет внизу через десять минут!

Маша потянулась, зацепила мою голову и притянула к себе.

— Ну, он же не поезд! — сказала она, целуя меня в губы.

Это не был один из тех поцелуев, которым люди желают друг другу доброго утра. Но к Барат Сыркару мы опоздали всего минут на сорок — от чая Маша отказалась. Мы объяснили нашему водителю, что я должен дождаться в Агре друзей, а Маше нужно днем оказаться в Дели. Тот отреагировал с учтивостью наемного шофера:

— Как скажете, сэр!

Маша была очень смешной в то утро: заспанная, как маленькая девочка. Мне нравится, когда во взрослом человеке вдруг удается увидеть ребенка, которым он был и которым часто в глубине души остается. Я тогда понимаю, что научился видеть в этом человеке лучшее.

Я забросил Машину сумку в багажник. Барат Сыркар открыл ей переднюю дверцу, но Маша, позевывая, заявила, что будет досыпать на заднем сидении.

Она посмотрела на меня, и я сказал, что думал:

— Мне хочется сделать для тебя что-нибудь очень хорошее! Только я не знаю, что.

Маша пригнула мою голову к себе и поцеловала в губы. Потом села на заднее сидение и открыла свое окно.

— Ты уже сделал! — сказала она. — Даже невозможное!

Я тогда этого еще не понял.

— Береги себя! Обещаешь? — крикнула она, когда машина уже отъезжала.

 

5

На часах в холле было около восьми — Кудинов, напоминаю, должен был заехать за мной в десять. На самом деле, у меня было время и позавтракать, и поспать еще часок. Мои раздумья, в каком порядке это сделать, решил портье:

— Завтрак на втором этаже, сэр.

Первым человеком, которого я увидел в ресторане, была Деби. Она вскочила, с размаху бросилась мне на шею и, царапая меня оправой очков, громко расцеловала в обе щеки:

— Мм! Мм! Мм! Мм! Я надеялась, что ты остановишься здесь же! Вас с Машей освободили? Или вы сбежали?

— Нас освобождали, и мы сбежали.

Деби внимательно посмотрела на меня.

— Ты все это придумал? Да ведь?

Я только пожал плечами. Деби поверила.

— Расскажешь?

— Расскажу потом.

Я усадил ее на место и сел рядом.

— Лучше скажи мне, что ты здесь делаешь.

Она была такой радостной, что мне даже жалко было взывать к голосу ее разума.

— А то ты не знаешь! Жду тебя!

Деби вдруг спохватилась и посмотрела на дверь.

— Она сейчас придет?

— Маша, — поправил я ее. — Нет, Маша не придет. Она только что уехала.

— Вы поссорились? — с надеждой спросила моя залетная радость.

— Тоже нет.

— Ну, ладно, мне-то что! Тем лучше! Значит, ты совсем свободен?

Я понял, что следующим вопросом будет: «Мы пойдем ко мне или к тебе?»

— Не совсем! Но я готов выслушать все, что ты так хотела мне сказать.

— Отлично, приступим! Ты закажешь завтрак?

Я заказал китайский острый суп. Это пробуждает! Деби принесли два румяных тоста, таких горячих, что масло мгновенно плавилось на них.

— Но ты хотя бы рад мне? — не могла угомониться Деби, пытаясь намазать на это болото джем.

Честно говоря, и да, и нет. Скажем, я был бы рад ей гораздо больше, если бы не случилась вся эта история с Машей.

Я протянул руку и растрепал ей челку.

— Конечно, я тебе рад!

— Тогда рассказывай все, как было!

Это был один из редких моментов моей жизни, когда я мог практически не говорить ни слова неправды.

— Кайф! — с чувством воскликнула Деби, когда я закончил свой рассказ. — Жалко, меня там с вами не было!

Деби была наполнена жизнью, как спелый плод, который вот-вот лопнет. Глаза светятся, щеки раскраснелись от горячего чая, на загорелой шее бьется жилка. На ней были бусы из тяжелых оранжевых камней. Что-то они мне напоминали!

Я протянул руку и приподнял бусины. Сердолик!

— Ах ты, обманщица! — засмеялся я. — А я думал, как же тебе удалось отковырять сердолик в Тадж-Махале, куда даже зубочистку не пронесешь!

Деби счастливо захохотала.

— А у меня перед тем бусы лопнули, и один камешек затерялся в сумке. Я заметила его и решила тебя разыграть, — она задумалась на секунду. — А-а, тебе Саша наверно проболтался!

— Нет, это я сейчас сообразил. Кстати, где он, Саша?

— Он звонил. Из Гоа, — последовал лаконичный ответ. — И Фима опять звонил, не знаю откуда. Тоже зовет меня в Гоа!

Значит, проблема с левой казной ашрама уладилась, порадовался поручитель.

— Только одному человеку я не нужна! — продолжила Деби, щелкнув языком.

— К делу! — прервал ненужное ответвление разговора я.

— К делу! — согласилась Деби и с хрустом вонзила зубы в тост. — Ну, начнем с того, что мы тебя раскусили!

— Кто это мы и что значит «раскусили»?

— Очень просто!

Деби попыталась запихать в рот отломившийся слишком крупно кусок тоста, не справилась и, придерживая свободную сторону куска рукой, откусила еще раз. Все это она проделывала без тени смущения, не переставая улыбаться. Ее движения были, формулировал я свои ощущения, наполнены грациозной невинностью молодого здорового животного, радующегося своей силе и своему аппетиту к жизни. Я вдруг понял, что именно я утратил со времен своей молодости.

Деби наклонилась над столом, чтобы оказаться ко мне поближе:

— Мы знаем, кто ты и зачем сюда приехал!

Она откинулась на стул и довольно засмеялась. Я тоже засмеялся. Вся эта ситуация меня почему-то не тревожила — а я доверяю своей интуиции.

— В последнем предложении три неизвестных. Начнем с первого! Кто «мы»!

— Мы? — Деби совершенно очевидно нравилось разговаривать на эзоповом языке. — Скажем так: ты играешь в нападении, а мы — в защите!

Ну, это, допустим, я про нее знал уже со вчерашнего вечера. Служба безопасности ядерного объекта, это, должно быть, подразделение Шин Бет, израильской контрразведки. Меня, получается, она принимает за разведчика. Только понимать бы еще, какой страны?

— Ну, я-то там пока самый маленький человек, так, ученик! — продолжала весело болтать Деби, борясь с тостом. — Но мой начальник разрешил мне провести с тобой один разговор.

— А где же он сам? Это ведь Гороховый Стручок, да? И по цвету, и по форме! — Деби засмеялась. — В самолете я его видел, в гостинице в Дели — тоже, а потом он куда-то пропал!

— Видишь, мы в тебе не ошиблись! — довольно заявила Деби. — Но мы знали, что, — она снова наклонилась ко мне, понижая голос, — соответствующие службы тоже обязательно пошлют кого-нибудь для расследования. Нам сразу показалось подозрительным, что ты едешь в ту же гостиницу, в которой… мм… останавливался ваш человек. А в тот вечер, когда полиция пришла за его вещами, мы тебя окончательно раскололи.

«Ваш» человек! Вопрос все еще был в силе: она думает, что мы с Ромкой вместе работали на израильскую разведку, или она догадывается, что мы оба из Конторы?

Официант принес мне суп, и я обжег свои внутренности первой ложкой.

— Знаешь, — выговорил я, с трудом переводя дыхание: я зря попросил «very spicy», меня поняли буквально. — Ты сейчас просто пересказываешь мои наблюдения. Мне в самолете показалось подозрительным, что вы едете в «Аджай Гест Хаус», а в тот вечер я окончательно убедился, что этот ваш Гороховый Стручок приехал за тем же, что и я.

— Видишь! — Деби опять придвинулась ко мне поближе. — Тебе не кажется, что нам пора объединить усилия?

— Возможно, — осторожно допустил я.

— Видишь! — повторила Деби, потрепывая и пощипывая мое плечо. Она действительно была рада меня видеть! — Мой начальник согласился со мной, что все это соперничество служб, которые делают одно и то же дело — полная глупость! Это у них там наверху междоусобная война. А в окопах солдаты должны действовать заодно!

— И что вы мне предлагаете со своим начальником?

Деби откинулась на спинку стула и захохотала. Потом приложила руку к губам и понизила голос.

— Нет! Нет, ты что, действительно не услышал тогда моего предложения?

— Клянусь! Было слишком шумно, и я, наверное, отвлекся!

— Хорошо! Тогда я повторяю его. Ты говоришь нам, что ты знаешь, а мы сообщаем тебе, до чего докопались мы! И это намного скорее приведет нас к разгадке. Но ни ты, ни мы никому о нашей сделке не докладываем. Просто каждый из нас оказывается вдвое более эффективным. Даже втрое — дополнительная информация позволит каждому из нас продвинуться еще дальше.

Потом ты пишешь свой отчет, а мы — свой, и каждый приписывает наши общие достижения себе. Ну, мы там договоримся, что мы напишем, а то получится один рассказ, слово в слово.

Значит, Деби все-таки считает меня за своего! Уф!

С волками жить — по-волчьи выть! Я вступил в торг.

— Хорошо, а как я узнаю, что вы говорите мне правду, всю правду и только правду?

— То же самое я могу спросить у тебя! — резонно заметила Деби. — Это вопрос доверия. Я же могу тебе доверять?

— Разумеется!

Разумеется, нет! В этой профессии доверие занимает такое же место, как в профессии палача — чувствительность и человеколюбие.

— Ну, так как тогда?

Обмен, подумал я, если бы я, конечно, захотел на него пойти, был бы неравным. Мы знаем, кто примерно убил Ромку и почему, и даже тот предмет, из-за которого он был убит, теперь был у нас. А ребята из Шин Бет, похоже, топчутся на месте. Но ведь и у нас оставались вопросы! Вдруг мы ответим на них с помощью израильтян?

— Ты согласовала это со своим начальником. Давай я тоже поговорю со своим! Не на самом верху, — успокоил я Деби, — только на одну ступеньку выше. Я тоже хочу прикрыть тылы.

Я действительно хотел сообщить об этом предложении Бородавочнику. Он на основе любого, самой банального, расклада может придумать сложнейшую комбинацию. А здесь пахнет серьезной разведигрой!

— А мы не упустим время? — спросила Деби.

Азартная! Думает, она нашла свое место в жизни!

— Вас устроит, если через пару дней вы будете знать, например, кто и почему?

Деби прямо подпрыгнула на стуле.

— А ты уже знаешь?

Я кивнул:

— И вы узнаете, если мне дадут добро.

Я почти не блефовал. Я не был уверен только, кто именно убил Ромку: сикхи или пакистанцы.

— Но ждать нужно два дня?

— Как минимум! Может быть, три.

Деби засмеялась, но не подленько, не хитро — обезоруживающе простодушно:

— А ты не можешь сейчас сказать мне? Я буду держать язык за зубами, пока ты не разрешишь!

От неожиданности я тоже расхохотался.

— Деби, ты — прелесть!

— Нет? Не можешь?

Знаете, что? Я допускаю, что, если бы я ей сейчас рассказал про Ромку и взял с нее слово никому ничего не говорить без моего разрешения, она за эту пару дней не проболталась бы. Дальше — если бы наша сделка не состоялась — не гарантирую, но на эти два дня я был почти уверен. У молодых романтиков свой кодекс чести, независимо от национальности. Так мне подсказывает моя интуиция.

Я перегнулся через стол и поцеловал Деби в щеку.

— Жениться на тебе я не могу — придется тебя удочерить!

— А мы можем эти два дня провести вместе?

Искусством плавных переходов шпионка-неофитка еще не овладела.

— Увы, нет! Мне тут нужно выяснить еще пару вещей!

— Но ты же уже знаешь, кто и почему?

— Есть еще куча вопросов! В частности, где эти люди сейчас.

Деби рассеянно кивнула — ее снова интересовало не это.

— А где мы встретимся?

— Скорее всего, в Дели. Я позвоню тебе. Но не раньше, чем через пару дней.

— Мы поднимемся ко мне? — снова без перехода спросила Деби.

Кожа, как абрикос — и по цвету, и наощупь, вспомнили мои руки. Несмотря на бурную ночь, подзарядка во мне уже произошла. Но внутренне я еще был с Машей.

— Сейчас не могу, — соврал я. — За мной вот-вот заедет машина.

— На десять минут!

— Прости! Не хочу вступать в долгие объяснения, но я действительно не могу.

Правда подействовала лучше — настаивать Деби не стала.

— Тогда мы должны принять решение по моему второму предложению.

Я, должно быть, вопросительно поднял брови. Деби схватила меня обеими руками за плечи и встряхнула.

— Ну, хватит придуриваться! С тобой и моим отцом.

— Деби, — устало сказал я. Это я, конечно же, помнил. — И как ты все себе представляешь?

— Ты же в Тель-Авиве живешь?

— И что?

— Ничего! Я сниму там квартиру. Каждый будет жить своей жизнью, но — часто, очень часто, иногда, время от времени, — как захотим, мы будем с тобой встречаться. Мне это, правда, нужно! И тебе ведь неплохо со мной было?

Я вспомнил, как это было.

— Мне с тобой было очень хорошо! — честно признал я.

— Так мы поднимемся ко мне? — логично продолжила Деби.

Не знаю, чем бы это закончилось. Правда, не знаю! Но тут в дверях появился Кудинов и махнул мне рукой.

— Прости! — сказал я Деби, вставая. — Мне пора!

Я поцеловал ее в щеку.

— Через два дня. Ты обещал! Обещал! — настойчиво глядя мне в глаза, повторила Деби и поцеловала меня в губы.

Лешка подождал, пока я подойду к нему.

— Меня в гостинице предупредили, что перед отходом поезда билетов может не быть даже в первый класс, — по-русски сказал он. — Так что двинули туда прямо сейчас! А это кто?

— Из конкурирующей фирмы, — уклончиво ответил я.

— Вижу, ты времени не терял — ни со своими, ни с чужими! — резюмировал мой проницательный друг.