Человек работает во сне, словно домна, цех или колун. Это ничего, что на спине он лежит и вроде бы уснул. Мозг его работает во сне, как страна работает весной. (Как страна в какой-нибудь стране, как магнитофон переносной.) Сквозь себя проходит, как сквозь лес, сам с собой выходит на таран. Как металлургический процесс и полифонический экран. Сон его на секторы разбит. Потому, наверно, и красив. Сколько в нем непройденных орбит, столько в нем обратных перспектив. Мозг его долбает сам себя. Постепенно строится, как мост. В сущности, как мост через себя. Потому — извилистый, как мозг. Мозг его работает, как скот. И глядит вокруг, как водопой. Никакой он не калейдоскоп, не аккумулятор никакой. Если проецирует во тьму собственные мысли про буфет — сразу погружается во тьму или же спускается в буфет. Одуревший от мифологем, человек уснет, как истукан. А мозг его, как будто автоген, все виденья режет пополам. А если накануне перебрал, водку пил с портвейном пополам — сразу натыкается на хлам, создает искусственный астрал. Там, где человека человек посылает взглядом в магазин. Кажется, там тыща человек, но, в сущности, он там всегда один. У природы есть немного тем, и она варьирует их тем, что она варьирует их тем, кто хотел бы заняться не тем. Пусть один работает на пне, а другой — за письменным столом. Но человек работает — во сне, интересном, как металлолом. Потому, что он не ЭВМ. Даже если служит в МВД. Вне систем, конструкций или схем все равно очнется на звезде, там, где я, свободный дзэн-буддист, не читавший Фрейда и Лилли, сплю, как величайший гуманист, на платформе станции Фили.