Николай Еремин

ГУБОШЛЕП

В прекрасном сибирском городе Абаканске жил в Алексеевской слободе и работал на ЭВРЗ слесарем Григорий Степанович Сухов по прозвищу Губошлеп. Была у него вредная привычка - со школьных лет он всегда и везде опаздывал, а когда оказывался там, где нужно, было уже поздно... Однажды в школу приехали шефы с трикотажной фабрики "Заря" и на торжественной линейке вручили каждому присутствующему спортивную майку с фирменной надписью. Гриша, как всегда, на линейку опоздал, и майки ему не досталось. Растерянный, завидующий, обиженный, стал он в строй -лицо красное, губы пухлые трясутся... А кто-то возьми да и скажи: "Что, опять все прошлепал, губошлеп?" Так и прилипла к нему эта кличка. В армии служил - "деды" только Губошлепом и звали, издеваясь, за себя во внеочередные наряды отправляли, на самую грязную работу, пока сам "дедом" не стал... После службы на Электровозо-Вагоно-Ремонтный завод устроился, казалось бы, незнакомый коллектив, а прозвище тут как тут:

- Эй, Губошлеп! Сбегай-ка заготовку принеси, - мастер командует.

- Эй, Губошлеп! Хватит мантулить, пойдем "козла" забьем да заодно и перекурим- - кадровые рабочие по плечу хлопают.

Был Григорий Степанович со всеми запанибрата. Делал вид, что привык к такому обращению, но на самом деле затаил он тайную обиду и злобу на всех людей. И чем больше озлоблялся, тем все больше - год за годом - не везло ему в жизни-.

Скажем, распределяют в месткоме квартиры, в первую очередь женатым дают, а над ним смеются:

"Вот женись, помучайся с наше, детей нарожай, тогда и возникай, Губошлеп!" Всем - путевки на курорт да в санаторий, а ему: -Подождешь! Сначала потрудись, надорви свое здоровье, как мы, на производстве, а потом и путевку проси... И не стыдно тебе? Здоров, как бык, а туда же!" Обижается, злится, соображает Губошлеп, что все-то у него не как у людей не по-человечески как-то... Вспоминает, сравнивает- Тяжело одному после армии... На девушек смотрит - глаза разбегаются: одна краше другой! А тут начальник цеха, заприметив, что парень-холостяк не в себе, пригласил его на день рожденья. И дочку Машеньку - девушку на выданье - с собою рядом посадил.

- Смотри, Григорий Степанович, какая красавица у меня, а? Пальчики оближешь!

Сколько уж выпил Гриша в этот вечер, много ли, мало ли, но домой подняться-уйти не смог, не слушаются ноги, и все тут! Очнулся на утро он в доме именинника, на диван-кровати, глядь, а рядом - дочка начальника цеха Машенька спит, без ничего, едва простынкой прикрыта. И заходит ее отец в комнату, и восклицает: - Жена! Ты посмотри только на эту парочку! Голубок и голубка! Ну и гость у нас, ну и хват! А еще Губошлепом зовут! Не пропустит своего, не опоздает!

Машенька тут же проснулась, натянула на себя простынку, стесняется.

- Было что? - отец ее спрашивает.

- Было... - опуская глаза, отвечает Машенька.

- Ну, Григорий Степанович? - отец обращается. - Тогда честным пирком да за свадебку?

Делать нечего. Женился. Прописался у Маши. Квартиру "под снос" получили. Детишки - один за другим - откуда ни возьмись пошли- А Машенька, Маша, Маня, Манечка, киса ласковая, мур-муреночек, превратилась вдруг ни с того ни с сего в Маньку, ведьму сварливую, кошку с острыми длинными когтямиГриша, Гришуня, Гришутка - звала, а тут вдруг Губошлепом, как и на работе, стала называть, упрекать:

- Вон, все дружки твои, позже тебя устроились работать, а уже у каждого машина и дача! А у нас - что?

Подпрягся слесарь Г.С. Сухов, поднатужился, походил по инстанциям - и получил участок за Абаканском на станции Калягино, названной, видимо, в честь артиста, известного по фильму "Прохиндиада", но не 6 соток, как все, а всего 4, оставшиеся на задах садоводческого товарищества "Ёлочка".

- И тут губами прошлепал! - упрекает жена. А он - в очередной раз обиделся, зло в себе подавил и начал домик строить, приворовывая на работе: то кирпичей, то бруса, то цемента, то шифера вывезет со знакомым шофером за бутылку водки... Стало дачное строение расти все выше и выше... Осмелел Губошлеп, хозяином себя почувствовал. Прирезал к своим 4-м соткам клочок от дороги и клочок от соседнего участка, ограду на железных кольях установил...

- Имей совесть, Гриша! - сосед к нему. - Отнеси оградку назад! Грех это, зачем ты вот так, не по-хорошему? - А Губошлеп посылает его как можно подальше, по рабоче-крестьянски, и радуется во злобе своей...

Наконец, подрос домик под крышу.

Но - только-только внутри обустроились и справили новоселье всем многочисленным семейством, как откуда ни возьмись - комиссия "по жалобе".

- Где вы брали, - спрашивают ее члены, - стройматериалы? Где квитанции об оплате?

У всех соседей, ворюг проклятых, как выяснилось в, квитанции в полном порядке, а у него - нет ни одной! И тут, выходит, губами прошлепал... Короче, отбыл он наказание "за хищение социалистической собственности" два года лишения свободы, на лесоповале, без конфискации имущества. Ну, да ничего, к работе не привыкать... Хуже то, что, вернулся когда, глядь, а у жены его распрекрасной, Манечки, мурки, кошки мартовской, на даче, возведенной его собственными мозолистыми руками - хахаль под хмельком...

- Постеснялась бы! Изменщица! - крикнул в сердцах Губошлеп. - Постыдилась бы! Я там, значит, лес валю во имя нашего взаимного счастья, а ты тут вместо меня с ним прохлаждаешься?

Злится, а жена смеется ему в лицо, видать, тоже под хмельком, смелая: "Изменяла. Изменяю и изменять буду!" - говорит.

Что делать? Наставил он ей и хахалю ее синяков, а жить-то надо. Живет, все реже - в городе, все чаще- на даче... Работает... А по вечерам все чаще и чаще в рюмочку заглядывает. Выпьет, задумается в одиночестве: - "И почему все так получается? Хочешь - одно, а получается совсем другое-"

Однажды над дачными участками прошел сильный дождь с градом. И заметил Григорий Степанович, что крыша протекать начала... Полез шиферный лист заменить, да поскользнулся, покатился, ударился об землю, позвоночник сломал... Лечился, лечился в Абаканской железнодорожной больнице, кое-как на ноги поднялся, выписался домой, а все органы, что пониже пояса, едва-едва работают! Едва свою жизненную функцию поддерживают... По этой причине оформили его врачи на пенсию, инвалидность второй группы. И переехал он на дачный свой участок, на постоянное место жительства, тем более, что жена на развод подала, а дети, пока в больнице лежал, совсем к нему охладели...

- Может, и не мои они вовсе? - думал Губошлеп тревожную постоянную думу свою, совершая обход дачных участков - уже в качестве сторожа товарищества "Ёлочка"... Чем еще здесь заниматься? А на одну пенсию не проживешь!

Хорошо идти с ружьишком за плечам зимой и летом, не спеша, от домика к домику! Птички щебечут. Ветерком свеженьким обдувает. Там побазаришь рюмочку поднесут. Там посочувствуешь, мол, ночью опять шпана шалила? Ничего не взяла? Только вещи перевернула? Видно, искали чего, наркоманы, мать ихНе уследишь... Ну, да ничего! Удвою бдительность, уважу вас! Но уж и вы уважьте!

И опять - рюмочка, стопочка, полстакана, стакан...

Навалится на сердце тоска, вспомнит он жену свою Машеньку, включит магнитофон на полную мощность - и слушает любимую песню:

Эх мурка, ты мой муреночек! Мурка, ты мой котеночек... Мурка, Маруся Климова, Прости лю-би-ма-ва...

Сидит на крыльце, слушает, слезы по лицу размазывает.

Что-то Губошлеп-то наш все время под мухой? Как бы чего не вышло! жалуются все чаще садоводы-любители председателю "Ёлочки".

- А где я вам трезвенника возьму? - огрызается тот. - Хорошо еще, что такой есть! Вон в соседнем товариществе без сторожа что творится?

А Губошлеп сидит на крылечке, музыкой блатной наслаждается. Приезжала накануне его жена, свидетельство о разводе привезла и выписку из определения суда, по которой все городское имущество остается за нею и детьми, а 4 сотки и домик - за ним.

- Эх, мурка, что же ты со мною наделала? - думает Губошлеп, допивая последнюю стопку "Российской" водки и сворачивая из обрывка "Вечернего Абаканска" козью ножку...

Закурил он, полюбовался на вечернюю зарю, пальнул из двустволки вверх, для острастки воров, два раза, вошел в избушку и спать на кровать повалился. Спит, похрапывает, а непогашенный окурок упал на половик и тлеет... Загорелся половик, пламя на штору перекинулось, на потолок- А Губошлеп спит и Машеньку во сне наблюдает - юную, красивую, стеснительную, как в первую ночь, без ничего, под одной простынкой

Минут за тридцать или сорок сгорел он вместе с дачей своей. Хорошо, погода безветренной была, другие домики не пострадали. Ярко горело, далеко было видать.