Наказанная шестерка на кухне занималась чисткой овощей.

Асисяй и Леннон в очках для плавания чистили слезоточивый лук, Муромец, Джейн и Лешка — картошку. Саша, склонившись над кухонным столом, писала.

— «…исходя из вышеизложенного…» — диктовал Лешка, сверяясь с какой-то бумагой.

Саша нахмурила лоб, озадаченно посмотрела на ребят:

— Вышеизложенного — вместе или отдельно?

— Вместе, — сказал Леннон.

— Отдельно, — возразила Джейн.

— У Достоевского — отдельно, — пожал плечами Лешка.

— Лучше напишу: «из изложенного выше…» Можно?

— Один черт, — всхлипнув и утерев слезу, сказал Асисяй, берясь за следующую луковицу.

— «…просим Вас прислать специальную комиссию, — продолжал диктовку Лешка, — для расследования обстоятельств дела о незаконной вырубке реликтового леса…»

Саша писала, от усердия высунув язык. На лбу у нее от напряжения выступила испарина.

— «Реликтового» или «риликтового»? — остановившись, опять озадачилась она.

— Ри, — сказала Джейн.

— Ре, — поправил Леннон.

— У Достоевского — ри… — пожал плечами Лешка.

— Уф-ф, — вытерла пот Саша. — Лучше бы я картошку чистила…

— А не надо хороший почерк иметь, — сказал Асисяй, поправляя запотевшие очки и вытирая грязной рукой лоб. — Жила бы себе, как белые люди…

А в это же самое время на баскетбольной площадке шло сражение. Тормоз, обойдя трех противников, лихо провел мяч под корзину и, подпрыгнув, бросил в сетку.

— Опоньки!

Зрители радостно завопили, зааплодировали.

— Жба-а-ан! — закричала Винни. — Вот он, русский баскет!!

Как и многие другие, неспособные заниматься спортом, она была отчаянной болельщицей.

— Давай, Тормоз! — вторила подруге Фифа. — Центровой крендель!

К площадке подошел Клон, поманил Тормоза пальцем. Тот не мешкая подбежал.

— Там, на кухне, казаки пишут письмо турецкому султану, — склонясь к уху мальчика, шепнул Клон. — Пойди разнюхай, о чем базар… только тихо! И вот еще что: у этого, с камерой, есть кассета про то, как лес рубят и щепки летят…

— Ну…

— А надо, чтобы кассеты у него не было. Понял?

— А чё тут не понять? — пожал плечами Тормоз и уточнил: — Это разведывательное задание?

— Именно, — со значительной миной подтвердил Клон.

Тормоз помялся, на его лице отразилась нерешительность.

— Виктор Сергеевич, а вы думаете, Достоевский их тоже запутал? Ну, в смысле наркоты?

— Не исключено.

— Так давайте, я это дело с ними перетру, они мне поверят.

— А что тебя ломает? Не хочешь против своих идти?

Тормоз молча вздохнул. Смысл его сомнений был определен правильно — подслушивать и подглядывать за товарищами ему уже порядком надоело.

— Да какие они тебе свои? — удивился Клон. — Они шибко грамотные, много про себя понимают. Буржуйские детки. Ну, кроме разве что этого, деревенского… Гусь свинье не товарищ. Так что давай летай сам по себе! Усек?

— Ага, — кивнул Тормоз.

— Ну, тогда, — ухмыльнулся Клон, — расправил крылья — и вперед! Га-га-га, га-га-га!..

Он легонько подтолкнул мальчика в спину, тот, конспиративно оглядываясь, двинулся в сторону кухни. И вскоре, со всеми предосторожностями расположившись под окнами разделочной, Тормоз стал свидетелем следующего разговора.

— Так, — произнес Лешка, принимая от Саши готовое письмо и делая на нем пометку, — это у нас в экологическую комиссию при губернаторе. Ну, а теперь держись, русалка, — надо еще девять копий: в редакции крупнейших газет, на телевидение и в местную организацию «Гринпис»…

Глаза Саши съехались к переносице. Она испустила тяжкий вздох и потянулась к следующему листу бумаги.

— «К вам обращаются воспитанники детского спортивно-оздоровительного лагеря „Полоса препятствий“», — принялся опять диктовать Лешка.

— «припятствий» или «препятствий»? — спросила Саша.

— При, — сказала Джейн.

— Пре, — поправил Леннон.

— Пры, — предложил свою версию Асисяй.

— У Достоевского — неразборчиво, — вглядываясь в черновик, вздохнул Лешка.

— Пойду гляну на воротах, как правильно, — вставая, сказала Саша.

Если бы кто-то в этот момент, в свою очередь, следил за подслушивавшим Тормозом, он бы непременно увидел, как «секретный сотрудник» поднялся и, не желая быть замеченным за столь непочтенным занятием, припустил обратно к баскетбольной площадке. Но поскольку ни одна живая душа не интересовалась его перемещениями в пространстве, никто не обратил внимания на то, что он подошел к сидящему среди болельщиков инструктору по подводному плаванию и что-то пошептал ему на ухо. Клон удовлетворенно кивнул, поднялся и, на ходу вынимая мобильный телефон, отошел.

— Это Постников, — заговорил он в трубку. — Значит, дела у нас тут вот какие…

А разговаривал Постников с тем самым Петром Самуиловичем, благодаря которому и оказался в лагере на берегу Зеркального озера. Из чего можно сделать единственно правильный вывод, что Виктор Сергеевич, вовсе не являясь сотрудником ФСБ, представлял интересы тех, кто замыслил строить в этих краях автомобильный трек и с этой целью руками браконьеров уничтожал реликтовый лес…

— А под чью диктовку они пишут? — интересовался Петр Самуилович, откинувшись в удобном кожаном кресле в своем кабинете. — Какого Достоевского? Федора Михайловича? Ну и прозвище… Сайкин! Да, хорош педагог, ничего не скажешь, научил… Кто мог знать, что он такой… неуправляемый? Да… Что? Кассета?.. Понятно… А кто снимал? Там же, ночью? Что, и бульдозеры тоже сняли? А вот это уже никуда не годится! Это уже называется — компромат… Это уже ни в какие ворота! Ну, вижу, я в вас не ошибся… Хорошо… Да, теперь наша задача — во что бы то ни стало получить эту кассету! Иначе неприятностей не миновать…

Неизвестно, какими интригами ознаменовался остаток этого столь богатого событиями дня, однако доподлинно известно, что с наступлением темноты из-за угла соседнего домика за освещенными окнами кабинета Достоевского внимательно наблюдал Тормоз. Он чувствовал себя сейчас по меньшей мере агентом 007 Джеймсом Бондом. Задание было ответственным. Похитить вещественное доказательство — вещдок! — это вам не разговорчики пересказывать…

Дождавшись удобного момента, когда Олег Иванович поднялся из-за письменного стола, закрыл сейф, вышел из домика и скрылся за деревьями, агент перешел к решительным действиям, а именно: проскользнул на крыльцо, приоткрыл дверь и, убедившись, что вокруг никого нет, скрылся за нею.

Очутившись внутри, «мистер Бонд» повел себя не менее решительно. Он подошел к письменному столу и — один за другим — выдвинул все ящики. Судя по тому, как сузились глаза «агента», можно было заключить, что нужной ему вещи там не оказалось. Тогда «агент 007» обвел глазами комнату, и его взгляд остановился на сейфе. Приблизившись к нему, он простым подергиванием за ручку убедился в том, что железный ящик заперт. Приподняв задвижку, «агент» приник к замочной скважине, изучая устройство замка и, видимо, взвешивая свои возможности по части взлома. И в это мгновение послышались шаги — кто-то стремительно приближался к входной двери. «Мистер Бонд», как всякий застигнутый врасплох, затравленно оглянулся и юркнул под кровать.

Как и следовало ожидать, вошел хозяин домика. Он настежь распахнул окно, с наслаждением зевнул и принялся расстегивать пуговицы рубашки, явно готовясь отойти ко сну. «Джеймс» под кроватью лежал ни жив ни мертв, боясь чихнуть. На его перепачканном пылью мужественном лице запечатлелся страх. Мысль провести здесь всю ночь и быть наверняка разоблаченным пугала «агента»…

Однако спасение явилось «мистеру Бонду» совсем неожиданно. На этот раз оно приняло облик заведующего хозяйственной частью лагеря Говорилыча Плюшкина. За дверью послышались его шаркающие шаги, а вслед за тем и его скрипучий голос:

— Иваныч! Ты еще не лег?

— Чего тебе? — проворчал Достоевский. — Ни сна, ни отдыха измученной душе…

— Да печать вот забыл поставить, — всунувшись в дверь, виновато затараторил завхоз, шурша бумагами. — Шлепни, а? Накладные! Завтра в город ехать… ну, чтобы утром не будить…

— Ну, давай, рассеянный с улицы Бассейной…

Достоевский отпер сейф, достал печать, пришлепнул накладные.

— Все?

— Все, все, исчезаю, — пробормотал неурочный гость, поспешно покидая комнату. — Спокойной ночи… извини!

— Эй, погоди! — спохватился начальник лагеря, выходя за ним следом на крыльцо. — Ты вот что… будешь в городе, заскочи в мэрию, и…

Тут дверь за Достоевским закрылась, и хрипловатый басок его зазвучал неразборчиво.

Этого шанса нельзя было упустить. «Мистер Бонд» стремительно выполз из-под кровати и, прилагая невероятные усилия, чтобы не чихнуть, одним прыжком оказался у сейфа. «Агенту», как всегда, везло: на одной из полок лежала искомая видеокассета. Выхватить из-за пазухи другую кассету, поменять коробки и подменить ею ту, что лежала в сейфе, учитывая сноровку разведчика, было делом нескольких секунд. Однако тут уже не обошлось без оплошности: выпрыгивая в окно, «Джеймс» задел стоящую на подоконнике банку с васильками, банка грохнулась на пол и разбилась вдребезги…

Дверь открылась, в комнату заглянули Достоевский и Говорилыч.

— Ну, ёксель-моксель, — озадаченно произнес Олег Иваныч, разглядывая лужу и разметанные по полу цветы и осколки стекла. — Сквозняк, что ли?

— Коты, — уверенно предположил завхоз, — совсем обнаглели. Дети их кормят, вот они везде и шастают…