Отец Татьяны не узнавал своего друга, блатного авторитета Сквозняка, когда тот начинал говорить о своей невесте. Глаза у него загорались, как у влюбленного старшеклассника, обычно сдержанный, он начинал отчаянно жестикулировать.

Приехали к дому Сквозняка, когда уже совсем стемнело. На пороге трехэтажного красного кирпичного особняка за высоким забором их встретила приятная молоденькая девушка лет двадцати. «На десять младше Сквозняка, — подумал Краб, — ничего, разница в возрасте в самый раз».

Карина сбежала с крыльца, крепко обняла за шею своего будущего мужа и повисла на его шее.

— Ну началось, — негромко буркнул Жига, проходя мимо Краба в дом.

Сквозняк этого не услышал, поцеловал Карину в губы и представил Краба своей невесте:

— Познакомься, это Краб, я тебе о нем много рассказывал. А это Карина моя невеста.

— Очень приятно, — слегка поклонился Краб.

— Я не могу называть вас Крабом, — сказала Карина, — как вас по настоящему зовут?

— Алексей, — ответил отец Татьяны.

— А меня Карина, — улыбнулась девушка.

— А я знаю, — ответил улыбкой Краб.

— У него дочь твоего возраста, — сказал Сквозняк, обнимая Карину за плечи.

— Ты же рассказывал мне уже о Татьяне, забыл что ли? — спросила Карина. — А где же она, я думала вы все вместе приехали?

— Случились кое-какие непредвиденные обстоятельства, — ответил Сквозняк, — и Татьяна приехать не смогла. Кстати, пойдем в дом, перекусим, а я как раз позвоню «крестному».

В доме он сразу же взял телефон и поднялся наверх. В зале остались Карина и Краб. Жига ушел в небольшой домик около ворот, где он и жил, а Больной заехал в гараж и там что-то делал, громко стукая железом по железу.

— Вы умеете разжигать мангал? — спросила Карина.

— Умею, — ответил Краб.

— Пойдемте тогда на улицу, — предложила невеста Сквозняка, — поможете мне шашлыки жарить. Мясо ведь со вчерашнего вечера замоченное в маринаде стоит. Я вас ждала-ждала, а вы все не ехали.

— Дела были, — ответил Краб.

— Тогда берите вот тазик с мясом, — сказала Карина, — а я возьму уголь, спички и шампуры.

Они вышли на улицу, где под лампой с абажуром в деревянной беседке был накрыт стол. Чуть поодаль стоял мангал.

— Мне так нравится как ваша дочь поет, — сказала Карина, высыпая уголь из пакета в мангал, — я так мечтала с ней познакомится лично.

— Еще познакомитесь, — пообещал Краб, поставив тазик с мясом на скамеечку, — попозже.

— Конечно, познакомлюсь, — сказала она, — я об этом мечтаю. Вы умеете мясо насаживать на шампуры?

— По правде говоря, я давно этого не делал, — ответил Краб, — но попытаться могу.

Он открыл тазик с мясом, взял шампур и стал насаживать сочные куски отборной баранины на шампур, думая о том, что он сейчас бы с удовольствием насадил бы на эту острую железяку и Серого, и Тоцкого, и Петровского.

— А вы какое вино пьете? — спросила Карина, разжигая в мангале огонь.

— Я спиртного вообще не пью, — ответил Краб.

— Да вы что? — удивилась Карина. — Может быть вы еще и не курите?

— Не курю, — ответил отец Татьяны.

— Вы молодец, а Сквознячок дымит, как паровоз и выпивает, знаете, — сказала Карина, — но я думаю, что когда я забеременею после свадьбы, то он перестанет хотя бы курить.

— Вы хотите ребенка? — удивился Краб. — А как же карьера фотомодели?

— А я и не собиралась быть фотомоделью, — ответила Карина, — я и всего-то два раза выступала на показах. Меня подруга привела подработать. А вообще я на втором курсе учусь в университете на экономиста.

Карина ненадолго задумалась, а потом добавила почти те же слова, что сказал Сквозняк:

— Если бы мне кто-то месяц назад сказал, что я замуж соберусь, я бы тому человеку в лицо рассмеялась. У меня есть любимый человек, я с ним счастлива и хочу ребенка.

«Интересно, какое она имеет представление о том, чем занимается ее будущий супруг? — подумал Краб. — Знает ли она что он мягко говоря не просто предприниматель?». Но спрашивать не стал.

— А ваши родители знают, что вы замуж собрались? — спросил Краб.

— Мама и папа мои скоро приедут сюда, — ответила Карина, — у них отпуск через месяц, я их познакомлю со своим будущим мужем, а его с ними. И сестренка моя с ними приедет. Ей всего пять лет, я по ней очень соскучилась. Вы не подумайте, что я за Сквозняка зацепилась потому что он богатый. Просто в городке, где я жила еще до моего приезда в Москву у меня был парень. Замуж он мне предлагал за него выйти, я даже учиться в Москву ехать не хотела, чтобы его не бросать. Так вот однажды к нам пристали хулиганы на улице, а он взял и убежал. И я решила, что мой муж будет сильным и смелым, чтобы мог меня защитить. Сквозняк такой. И еще я всегда о таком доме мечтала. Мы с мамой и папой, с сестрой и бабушкой ютились всю жизнь в двухкомнатной хрущевке на окраине. А теперь, ну что сказать — я счастлива!

Краб хотел порадоваться за девушку, но в это время на улице появился Сквозняк с довольным выражением лица. Он кивнул Крабу, чтобы тот отошел с ним в сторонку. Потом повернулся и сказал:

— Дочь твоя от бойцов Серого убежала.

— Как? — не поверил Краб.

— А вот так, убежала и все, — ответил Сквозняк, — дочка-то, видать, вся в тебя — такая же шустрая. Возьми мою мобилу, звони, может быть, она уже домой приехала.

— Вряд ли, — ответил Краб, — она не настолько глупа, чтобы возвращаться туда, откуда ее похитили.

Но все-таки позвонил. Татьяны дома не было.

— Откуда ты узнал о том, что Татьяна убежала? — спросил Краб.

— У блатных свой информатор у Серого в «бригаде» есть, — ответил Сквозняк, — я через «крестного» об этом узнал. Я же его попросил в этом деле нам подсобить, а он мне уже через пять минут сказал, что вопрос решен — девчонка убежала.

— Где же ее теперь искать? — задумчиво произнес Краб.

— Давай уже завтра ее искать, — предложил Сквозняк, — только ты тут отлежишься, а к дому твоей дочери в Лесной я своих ребят пошлю. Они, если она вернется домой, привезут ее сюда. Куда она может еще пойти?

— Откуда я знаю, ведь я только вчера приехал? — пожал плечами Краб.

— Ничего с ней не случится, — ободрил его Сквозняк, — а ты завтра в пулемете поковыряешься, отдохнешь. А сейчас пойдем шашлык поедим, вина выпьем. Я честно за сегодняшний день так уже задолбался, по самое горло.

— Погоди, — остановил его Краб, — а Карина знает чем ты занимаешься?

— Догадывается, — ответил Сквозняк, — у меня же все на морде написано, да и на теле вон сколько рисунков небиблейского содержания.

— И что, она не боится замуж за уголовника выходить? — спросил Краб.

— Не знаю, наверное любит она меня, — ответил Сквозняк, — поэтому и не боится. А потом, я смогу ее защитить, если будет нужно. Но думаю ничего плохого не должно случится. И вообще, Краб, я вскоре хочу от дел отойти, я же не вор в законе, намертво не повязан, уйду, поставят на мое место другого, а я займусь бизнесом. Строительным. Буду дома строить. Ну давай, пойдем к мангалу, я сейчас такой шашлык пожарю, пальчики оближешь!

Краб согласно кивнул и они подошли к освещенному ночной лампой столу.

****

Утром Матвей Спичкин, на ходу натягивая одежду, обжигаясь выпил чашку кофе, сунул свою видеокамеру с кассетой на которую наговорила Татьяна в сумку и поспешил на телестудию. К тому времени и Татьяна, и Саша уже проснулись.

— Ждите меня здесь, — сказал он Татьяне и Александру, собираясь, — постараюсь, чтобы это интервью вышло в двенадцатичасовом эфире. Перед эфиром я вам позвоню.

С этими словами он выскочил в подъезд и побежал вниз, одухотворенный идеей сделать сюжет, который «взорвет» эфир. Татьяна закрыла за ним дверь на замок, вернулась на кухню и стала пить свой недопитый кофе. Саша, умывшись в ванной, тоже зашел на кухню и закурил у открытого окна. Он опять был в шортах и своей неизменной спортивной куртке.

— Ты что и спал одетым? — спросила его Татьяна.

Саша безмолвно отодвинул полу куртки и она увидела у него за поясом рукоять револьвера.

— Не хотел твоего телеведущего пугать оружием, — ответил Саша, — захватил «ствол» из джипа.

— А зачем тебе оружие? — спросила Татьяна.

— Пригодится, — ответил Саша, — мало ли что. Мы ж с тобой ввязались в разборки, а не в товарищеский матч школьных команд по баскетболу.

— Дай мне посмотреть револьвер, — попросила Татьяна, — я настоящее боевое оружие никогда еще в своих руках не держала.

Александр отодвинул барабан револьвера и высыпал патроны себе на ладонь. Разряженный револьвер протянул Татьяне.

— Тяжелый, — сказала она и прицелилась куда-то в окно, где покачивались верхушки тополей.

Татьяна взвела затвор, нажала пальцем на спусковой крючок, револьвер щелкнул.

— Бабах! — громко сказала девушка и протянула револьвер обратно Александру.

Он убрал его за пояс шортов.

— А ты можешь без проблем в человека выстрелить? — спросила Татьяна.

— Могу, — ответил Саша.

— А я, наверное, не смогу, — сказала она, — хотя кто его знает…

Помолчали. Татьяна напомнила:

— А ты вчера обещал мне рассказать о том как вы с отцом воевали в Чечне. Как он тебе жизнь спас. Расскажи.

Александр выпустил дым от сигареты, затушил ее недокуренную до половины, смяв в пепельнице. Делать все равно было нечего и поэтому Саша начал свой рассказ:

— Я служил в десантно-штурмовой роте морской пехоты вместе с твоим отцом в Заполярье. Я год отслужил в Североморске и нас откомандировали в Чечню. Приехали на место, расположились и там наша рота морской пехоты, которой твой отец командовал попала под начало сухопутного полковника Собакина, который отчего-то всех морпехов еще и сильно недолюбливал. Козел был еще тот.

— А что так бывает чтобы морской пехотой сухопутные полковники командовали? — спросила Татьяна.

— На войне всякое бывает, — ответил Саша. — Там такой же бардак как и везде у нас в стране. Так вот этот «полкан» Собакин нашу роту на самые тяжелые участки боев всегда бросал как смертников. Но мы ничего, выкарабкивались и благодаря твоему отцу во многом. Раза три бывало такое, что полковник скомандует нашей роте без предварительной разведки взять высоту или здание, а там «духов» засело в пять раз больше, чем нас. Мы атакуем, потери несем, а полковнику хоть бы хны. Война, говорит, присягу давали, вот и воюйте, а не сопли пускайте. Пехота, мол, морская, тоже мне. Отец твой бесился, война войной, а для него каждый матрос, как сын родной был. Вообще хороший он у тебя мужик. А ребята наши гибли почти каждый день.

Саша сделал паузу в рассказе, закурил, а Татьяна подумала о том, что для него каждый матрос был как сын родной, а вот о дочери действительно родной он так за эти годы и не вспомнил. Всё-таки обида осталась на отца и чем больше она его узнавала, тем более непонятно было почему отец не нашел за все эти годы времени черкануть ей пару строк в письме?

— И вот однажды случилось такое дело, — продолжил Александр, пуская клубами дым в открытое окно. — Брали мы один населенный пункт. Должны были первыми в него войти, а за нами обычная пехота бы подтянулась. Мы налетели на село, ведем бой, а подкрепления все нет и нет. «Чехи» нас окружили и стали «давить». Мы по рации вызываем подкрепление, а полковник словно специально медлит — нет подмоги. Стали «чехи» наших ребят крошить, ведь чеченов было раз в десять больше, чем нас. Перевес явно не в нашу пользу и отступать нельзя. Меня очередью прошило, а еще двух парней из моего взвода наповал убило. Я упал, кровь хлещет, шевельнуться не могу, меня чечены окружили, смеются, хотели мне перерезать горло, как барану и на видеокамеру заснять. Я уже с жизнью попрощался как вдруг над самой головой начали стрелять, «чехи» попадали все мертвые, а твой отец меня оттащил в сторону и в соседнем доме спрятал. Потом он еще нескольких наших парней из роты так же вытащил, хотя и сам был ранен. Когда пехота полковника подтянулась, от нашей роты уже осталось меньше половины в живых. После этого боя твой отец челюсть и пару ребер тому полковнику сломал, я об этом уже в госпитале узнал в Ростове. За этот поступок твоего отца судили военным трибуналом и дали ему восемь лет.

— Он что ли в тюрьме сидел восемь лет? — с удивлением спросила Татьяна.

Вот почему он не писал ей раньше и ничего сейчас не рассказал ей о том, где был и чем жил последние годы. Стыдился, наверное, того, что сидел в колонии? Так она уже взрослая, неужели бы не поняла, если бы он ей не рассказал как дело было?

— Наверное сидел, раз его осудили, — ответил Саша, — а он тебе разве ничего не рассказывал?

— Нет, — ответила Татьяна, — я ведь его тринадцать лет не видела. А потом так завертело, что и поговорить было некогда.

— А может это я чего лишнего сболтнул? Может отец твой не хотел, чтобы ты знала, что он отбывал срок на зоне.

— Может быть и не хотел, — пожала плечами Татьяна. — Зато теперь мне понятно стало почему он за эти годы ни разу не появился в моей жизни и ничего не написал.

Татьяна мельком взглянула на часы и подпрыгнула на стуле, увидев что стрелки приблизились к двенадцати.

— Время! — воскликнула она. — Сейчас будет эфир, побежали, включим телевизор! Странно, что Матвей так и не позвонил!

Они помчались в комнату, включили телевизор и сели перед ним. Начались новости, сначала политические, потом общероссийские, но до музыкальных дело не дошло, Спичкин так и не появился, а новости кончились. Татьяна и Александр удивленно переглянулись…

*****

Именно в эти минуты по коридору телецентра разгневанный Серый тащил за шиворот сильно избитого и сучащего ножками Матвея Спичкина, а за ним едва поспевали помощники Серого — Зыба и Циркуль. Сломленный Матвей торопливо перебирал ногами, потому что при задержке движения получал от идущего позади Зыбы сильного пинка. А сложилась такая неприятная для Спичкина ситуация из следующей последовательности событий.

Он, окрыленный сенсационной информацией, влетел в студию и немедленно прокрутил кассету главному редактору музыкальных программ — тучной женщине неопределенного возраста Изольде Евгеньевне.

— Это же взрыв! — возбужденно убеждал он окаменевшую, как изваяние редакторшу. — Наши рейтинги взлетят под небеса!

— Конечно-конечно, — согласно кивала Изольда Евгеньевна, — это взрыв, это сенсация. А когда это снимали?

— Вчера вечером у меня дома, — горделиво похвастался Спичкин, — мы пустим это интервью в эфир в двенадцатичасовом выпуске?

— Несомненно, — кивнула редакторша.

Матвей Спичкин был горд собой и мечтал о перспективах в карьере, ещё бы — он же затевал переворот на телевидении. Теперь несомненно он станет лучшим журналистом года и ему вручат золотую статуэтку! Просмотрев кассету полностью, Изольда Евгеньевна поблагодарила Матвея за работу, поднялась с редакторского стула, сильно виляя габаритным задом, проплыла в свой кабинет, и торопливо набрала номер телефона продюсера Тоцкого.

А уже через полчаса в студии появился Серый в сопровождении своих головорезов.

Ничего не подозревающий Спичкин сидел за пультом и пытался вычистить аудио-трек видеокассеты с записью интервью Татьяны от лишних шумов, доносившихся из открытого окна его квартиры. В это время дверь вошли какие-то люди, на которых Матвей, занятый делом, обратил внимание слишком поздно, а когда повернулся, то моментально получил в нос кулаком и свалился со стула.

— Где кассета? — спросила у него сквозь пелену кровавого тумана лицо питекантропа.

— А… я… — не мог никак сориентироваться от боли Спичкин.

И тогда его пнули ногой в живот, а потом оторвали от пола и прижали к стене.

— Где кассета с интервью, ты недоносок? — повторил свой вопрос ужасный бандит.

— Кассета в магнитофоне, — кровавыми губами прошамкал Матвей.

— Достань, — приказал ему питекантроп и толкнул в сторону стоящей на столе камеры.

Спичкин очень боялся боли, поэтому сразу же подчинился. Когда видеокассета перекочевала в карман Серого, он спросил:

— Где сейчас эта певичка, которая тебе интервью давала?

Матвей понял, что сдала его бандитам Изольда Евгеньевна и никаким лучшим журналистом года он теперь уже не будет. Пустят ли его вообще завтра на телевидение — это было уже вопросом? Вот и поплатился он за свою доброту.

— Вы спрашиваете о Татьяне? — задал глупый вопрос телеведущий, за что сразу же получил в ухо.

— Ты че, пень, правда не всасываешь или прикидываешься? — спросил питекантроп.

— Она у меня дома, — ответил Спичкин.

— Поехали, — сказал бандит и потащил Матвея по коридору.

Работники телецентра сторонились и боязливо поглядывали как популярного ведущего волокут за зеленые волосы типы явно уголовной внешности и при приближении «процессии», стыдливо отворачивались. Матвея вывели на улицу и посадили в джип, где на заднем сидении уже сидел Тоцкий. Серый сел вперед, Зыба за руль, а Циркуль рядом с Матвеем.

— Утрись, — миролюбиво сказал всхлипывающему и шмыгающему носом Матвею продюсер и протянул белоснежный платок.

Спичкин схватился за платок и приложил его к кровоточащему носу.

— Что же ты так, Матвейка? — спросил Тоцкий. — Я тебе помогал стать хорошим журналистом, а ты плюнул мне в самую душу!

— Иосиф Абрамович, — всхлипнул униженный Матвей, — я не хотел. Я только хотел как лучше…

— Никогда не кусай руку, которая тебя кормит, Матвейка, — нравоучительно произнес Тоцкий, — где сейчас Татьяна?

— Она у меня дома, — продолжал всхлипывать Матвей, — им идти было некуда и я им сказал меня подождать.

— Кому им? — спросил Серый.

— С ней какой-то парень пришел, у меня ночевал, — ответил Спичкин, — хромой…

— Че ты стоишь, мы время теряем! — прикрикнул на Зыбу «бригадир» и пояснил Тоцкому, когда Зыба рванул с места, — хромой, это тот самый урод из моих шестерок, который певицу отпустил. Сука, он ответит за все! Свою же братву запер в комнате, падла! Я ему яйца вырежу и сожрать заставлю.

Испуганный Матвей затих и думал только о том как ему спасти свою жизнь.

— Где ты живешь, пидар? — прикрикнул на телеведущего Серый.

Матвей даже и не подумал в сложившихся обстоятельствах перечить и утверждать, что он не «голубой», а сразу же назвал адрес.

— Циркуль, звони «братве», чтобы все подтягивались по этому адресу. Нам нельзя их упустить!

Они влетели во двор на всем ходу и затормозили у подъезда. Серый, который заранее забрал у телеведущего ключи от квартиры, вбежал по лестнице первый, сжимая в руках пистолет, открыл дверь, толкнул ее плечом и влетел в квартиру. За ним ввалились Циркуль, Зыба и подоспевшие Парамон с Гвоздем, мучимые жаждой мести. Они разбежались по комнатам, переворачивая мебель и разбивая то, что можно было разбить. В квартире никого не было.

— Здесь никого нет, — сказал, выходя из ванной, Парамон.

— Я вижу, — зло бросил Серый и отвесил Парамону звонкую оплеуху, — если бы вы, два лоха, ее не упустили, не пришлось бы сейчас напрягаться!

Парамон втянул голову в плечи и перечить не стал. Чревато. Все вместе они снова выскочили на улицу, где Серый вытащил из машины Спичкина и стал избивать его ногами, приговаривая:

— Где они? Где этот пидарас Дырявый? Где певичка?

Матвей пытался закрываться и в перерывах между ударами пытался выкрикнуть:

— Не знаю!