Еще толком не проснувшись, она почувствовала влагу на щеке. Из-за моргнувших глаз слеза покатилась быстрее и скользнула к уху, неприятно пощекотав его. Значит, сегодня первое декабря. Этот безумный сон всегда начинал ей сниться с наступлением зимы, словно какой-то внутренний календарь переворачивал в ожидании листы и мгновенно оживлялся, прочитав заветные и страшные буквы. Декабрь… Надо не забыть проверить, осталось ли еще выписанное врачом снотворное. Тогда можно будет просто проваливаться в спасительную пустоту вместо того, чтобы бесконечно плакать во сне и отмахиваться от кружащихся детских лиц, падающих хлопьев снега, укрывающих все вокруг саваном…

Таня сжала виски и, подскочив к шкафу, судорожно перевернула фотографию на полке лицом к стене. «Прости, мама, но лучше это сделать сейчас, пока не навалились мысли еще и о тебе. Тогда я точно не справлюсь с болью». Так, а теперь распахнуть настежь балкон: пусть настоящий холод покроет сердце коркой льда и удержит страдания. Хотя бы до вечера…

Дрожа на сквозняке, Таня заставляла себя следить за пропархивающими на улице снежинками. Еще пять минут — и она закроет окно, умоется, оденется и выпьет чай. Во-от. Теперь надо потерпеть всего лишь три минуты, и будет не страшно заглянуть в зеркало, а день пройдет спокойно. Одна минута. Зачем она поджимает босые пальцы ног, как будто мысленно убегает отсюда? От самой себя не убежишь. Все, можно отвести взгляд от снега. Если бы она могла растопить его вообще…

Качнувшись, Таня захлопнула балконную дверь и побрела в ванную. Надо делать все то, что и обычно. А боль в глазах… ее можно спрятать под густым слоем туши.

И как замечательно, что по утрам в автобусе идут настоящие сражения, в которых ежесекундно стараешься удержать равновесие, не выпустить поручень, отклониться от бесцеремонного толчка в спину. Почему-то именно в такой боевой атмосфере Таня лучше всего настраивалась на рабочий лад. Вот и сейчас она вспомнила, что, несмотря на середину недели, у нее откуда-то собралась приличная коллекция недоработок и «хвостов». Ими и стоило заняться сразу же, с раннего утра, и не думать больше ни о чем.

Но не успела она войти в офис, как ее встретил визг Светы:

— А-а, какая красота! И-и-и!

Все эти писки относились к великолепной белой розе на длинном черенке, лежащей на столе Синицкой. Таня невольно перевела взгляд на свое место и удивленно заметила и там цветок, на этот раз бордовый.

— Привет, Танюха! Полюбуйся на это чудо. Да-а, знает руководство, как нас подбить на новые свершения в работе.

Таня начала снимать куртку, но после последней фразы замерла с рукой, наполовину вытащенной из рукава.

— Не поняла, при чем тут руководство.

— Так ведь эти цветы от компании, — пояснила Синицкая и поглубже засунула нос в середину розы, а потом блаженно выдохнула. — Всем женщинам, прикинь, и не в Восьмое марта. Наверное, как признание наших заслуг.

— А мужчинам что, водка? — хмыкнула Таня и продолжила раздеваться.

— Ну при чем тут водка? Но признай, отличный ход для поощрения. Всем розы, правда, разных цветов. Надо будет попросить, чтобы в следующий раз подарили вазу, а то куда теперь цветочек ставить? — Света покрутила головой по сторонам. — Так он до вечера и завянуть может. Бутылку, что ли, раздобыть какую?

— Ага, у мужиков. Как свою водку выпьют.

Роза пахла сладковато, как ванильный сахар. Таня погладила пальцем лепестки и переложила цветок на подоконник. Какая разница, почему его подарили, если от этого жеста на душе по-весеннему потеплело? А еще замечательно, что в голове потеснились плохие мысли и стало чуть легче дышать. Может, и получится сегодня обойтись без успокоительного.

Руки начали привычную работу, вовлекая мозг, и к обеду утренние переживания притупились. Таня даже встревала в привычную перепалку между Светой и Ромой. Строго по очереди, для чего и завела особую табличку, где ставила палочки, чтобы не забыть, чью сторону нужно принять в следующий раз. Света шутку не поняла и неприкрыто возмущалась предательству подруги.

Потом компьютер Синицкой неожиданно завис, и ее недовольство стало таким яростным, что звонок по внутреннему телефону Таня расценила как помощь свыше. Секретарь Юля, как всегда, сдержанным и отстраненным голосом сообщила, что Вышковец Татьяну ждет Егор Викторович вместе с материалами по «Элит-кварталу».

— Черт, сговорились они там, что ли, с этим объектом? — бормотала Таня, пока распечатывала документы с последними изменениями. — Мало вызовов к Максиму на ковер, сейчас и Егор возьмется за выволочку.

— Чего там выволакивать? — не согласилась Света; она подбрасывала в руке степлер и угрожающе поглядывала на неменяющийся экран своего компьютера. — У тебя столько сделано, так что хвалить должны. Просто проект громадный, деньги большие светят, вот и не хотят упустить ни одной детали.

— Думаешь? Ладно, держите за меня кулаки.

— Подержу, а потом как тресну ими эту машину! — взвилась Синицкая и швырнула степлер в ящик стола. — Рома, позвони техподдержке, не то прокляну!

— Жаль, что Княжев и меня не звал, — тихо выговорил Роман понимающе улыбнувшейся Тане и обреченно взял трубку телефона.

В дирекции было тихо. На стойке секретарей возвышались две розы, желтая и кремовая, каждая в аккуратной узкой вазочке. Юля нажала кнопку на телефоне, чтобы оповестить генерального директора о приходе Тани, но Егор сам распахнул дверь со своей стороны, словно ждал. Он был без галстука, в светлой рубашке с привычно расстегнутым воротником и в темных брюках. «Очень непринужденно и эффектно», — некстати подумала Таня и негромко поздоровалась, переступая порог кабинета.

Закрывающаяся дверь подействовала на нее странным образом: безумно захотелось пить, наверное, от волнения. Горло буквально начало саднить, и Таня тоскливо обвела глазами огромную комнату, натыкаясь взглядом на полупустой массивный стол с одним лишь ноутбуком на нем, добротное кожаное кресло, шкафы с какими-то документами и книгами.

— Проходите, Татьяна… Евгеньевна, садитесь.

Интересно, пауза между именем и отчеством только ей кажется искусственной?

Егор любезно отодвинул стул с высокой спинкой у стола и сам сел на такой же рядом, а не в кресло через стол. Вряд ли будет прорабатывать, иначе бы так не сглаживал разницу в их должностных положениях. Стул оказался очень удобным, и Таня, успокаиваясь, положила папку с материалами на край стола.

— Перед тем, как отчитаться о проделанной работе, я бы хотела от лица всех женщин нашего коллектива поблагодарить вас как руководителя за подаренные нам цветы, — произнесла Таня заранее заготовленную фразу и тут же ощутила всю убогость и топорность сказанного.

Егор тоже не упустил возможность добавить:

— Отлично сказано. Как на партсобрании. И все равно спасибо. Тем более, что все женщины нашего коллектива получением своих цветов обязаны именно вам.

— В смысле?

— А в смысле, что мне хотелось подарить цветы только вам. Но, подозревая вашу возможную реакцию на этот жест, я одарил розами и других. Так сказать, на общем фоне ваш цветок не выделился. Если только цветом. Красный был только у вас.

— Бордовый, — механически поправила Таня и покрутила сережку в ухе. — Я все-таки не поняла. Зачем вообще было дарить цветы, даже лично мне?

Княжев чуть склонил голову набок.

— Да, спать вам нужно явно не шесть часов в сутки, как вчера. Зачем дарят цветы, если не чтобы сделать приятное? Мне казалось, все женщины их любят. Вы нет?

— Я нет… Простите, что вы сказали?

Егор облокотился на свою руку, лежащую на столе, и без тени насмешки повторил:

— Я спросил, любите ли вы цветы. Если нет, что лучше подарить в следующий раз?

— Какой следующий раз? — наконец Таня вытряхнула из себя сознание идиота и пересела на стуле чуть глубже. — Я пришла с материалами по «Элит-кварталу»…

— Я в курсе всего, что наработано по этому объекту, и искренне восхищаюсь вашей результативностью за такой короткий срок. Но звал я вас по другому поводу. Папка о квартале была лишь предлогом.

— Для чего?

Опять эта сухость во рту!

Егор медленно встал и отошел к окну. Он словно намеренно создавал между собой и Таней расстояние, и это успокоило ее. Ровно до последовавших слов:

— Знаете, Таня… Можно мне называть вас так, по имени, без отчества? Очень хочется, и уже давно. — Княжев оперся ладонями о подоконник. — Вероятно, в это трудно поверить, но я ужасно закрытый человек. Шутить и улыбаться — одно, а открывать душу, пусть это и звучит нелепо и пафосно, — совсем другое. Во всяком случае, для меня.

Он сделал паузу, на лбу появились продольные морщинки, из-за чего его лицо стало каким-то незащищенным и очень искренним. И Таня опять невпопад подумала: «Вот и сбылось то, что пророчили школьнику Егору: очаровывать всех в радиусе десяти метров. А это доверительное выражение наверняка помогает разрешать любые трудности».

А Егор сделал небольшой шаг от окна и заговорил снова:

— То, что я вчера смог рассказать вам что-то про себя, много значит. И пусть вы почти не делаете того же в ответ. Важно другое… — После паузы Егор опять шагнул вперед. — Забудьте, что я ваш начальник. Поужинаем вместе. Один вечер. Просто еда. Просто разговор. Ведь вы боитесь, что может быть что-то еще, так?

— Ничего я не боюсь, — внятно ответила Таня своим рукам, ведь именно на них она смотрела последние секунды.

Волнение ее стремительно нарастало, сердце убыстрялось, а в животе («В том самом животе!») началось неприятное жжение. Черт, только бы справиться!

— Если помните, я предпочитаю быть честным, всегда, и прежде всего с самим собой. Принимая вас на работу несколько месяцев назад, я думал только о том, что моя команда дополнится нужным специалистом, к тому же хорошим человеком. Да, я был рад, не более того. Но теперь…

Еще один шаг вперед.

— Что теперь? — сдавленным голосом уточнила Таня и зажала ноющий висок. — Что изменилось за это время? Кажется, я не давала повода думать обо мне по-другому.

— И все-таки невольно дали. Это ваше умение слушать, сопереживать; ваш огонь, который вы почему-то сдерживаете, но он горит у вас внутри, несмотря ни на что; ваши милые иголки и колючки в виде защиты; ваши светлые кудряшки и такая же солнечная улыбка, которая вам так идет, хотя вы и редко сейчас улыбаетесь; ваша стойкость, жизненная сила…

— Какая, к черту, стойкость, какая сила?! Посмотрите на меня! Разве так выглядит человек, довольный своей жизнью? — Утреннее отчаяние накатило резко и с такой силой, что Таня вскочила и судорожно сцепила пальцы рук в замок.

Только бы не сорваться на крик! Еще пара секунд — и истерика может захватить ее прямо здесь, в кабинете.

— Таня, я не хотел вас обидеть…

Княжев внимательно и одновременно обеспокоенно окинул глазами ее лицо, а она безуспешно пыталась унять дрожь в ногах.

— Обидеть? Что вы знаете о том, что может меня обидеть? Вы вообще ничего не знаете обо мне, о том, как я жила эти годы! — лихорадочные слова выплескивались как из переполненного стакана. — Я не та беззаботная учительница, которую вы помните. И пусть ваши выдумки останутся красивыми словами, они не имеют ко мне ровно никакого отношения. Извините, я лучше уйду, а папку оставлю для изучения.

Таня качнулась в сторону двери, но Егор опередил ее и схватил за руку.

— Подожди…

Она отчаянно дернулась пару раз, но, вместо того чтобы окончательно вырваться, уткнулась лицом в грудь Егора. И накатили спасительные слезы. Они вымывали из глаз появившуюся горечь, сожаления, сомнения. Как же она устала бежать от самой себя, в пустоту, где ее никто не ждал! А здесь и сейчас ей спокойно… Душившие горло спазмы постепенно исчезали. Наконец всхлипы стали реже и тише, а потом и вовсе прекратились.

Таня стояла уже просто так в кольце рук Егора, а он крепко держал ее запястья одной рукой, а другой прижимал ее плечи к себе. От него пахло свежестью, кофе и мятой. Она никогда не любила ментол, но сейчас вдохнула аромат и подалась вперед, еще ближе к теплу мужского тела. Ну и пусть, хуже уже не будет.

Хватка Егора ослабла. Нехотя отстранившись, Таня с ужасом поняла, что хуже очень даже может быть: на рубашке генерального директора красовались черные потеки от ее туши. Черт! Черт! Черт!!!

— Так, все нормально, — невозмутимо произнес Княжев, проследив за ее взглядом. — Рубашка — это мелочи, просто пиджак не буду расстегивать. А вот то, что у тебя все прошло, — это главное.

— Это ж надо так уметь вляпываться, — Таня обреченно закрыла лицо руками. — Один директор наблюдает мою истерику, другой и того хуже…

— Истерика — это, я понимаю, про меня. А вот про другого — это что?

Егор потянул ее за руку, заставляя взглянуть на себя.

— А вы у своего зама спросите, в чем он участвовал. То еще зрелище!

— У Максима? При чем здесь он?.. — ошеломленно уточнил Княжев, и глаза его едва заметно потемнели. — Значит, Головина ты начальником не считаешь, его ухаживания принимаешь, а мои нет?

— Какие, к черту, ухаживания?! — закричала Таня, на этот раз от злости и жалости к себе. — Он мне платок подал после того, как меня чуть не вывернуло прямо на него…

Егор оторопел на миг, а потом громко засмеялся и вновь притянул Таню к себе. Та успела выставить ладонь в самый последний момент. Хватит уже разукрашивать рубашку! Сквозь тонкую прохладную ткань под пальцами приятно ощущались мускулы и стук сердца Егора. Макушкой она ощутила легкое дыхание Княжева. Какая она все-таки невысокая! Или же это он наклонился к ее волосам? Почему в ее жизни все так нелепо: и тогда, много лет назад, и сейчас?..

— Так, сейчас ты приводишь себя в порядок, я имею в виду этот шикарный готический макияж, — Егор так и не изменил позы. — Ничего не имею против него, но лучше все вернуть, как было. Думаю, у Юли найдется то, что нужно в таких случаях.

— Полагаете, она не сделает никаких ненужных выводов? — Таня осмелилась поднять глаза, стараясь не думать, как выглядит ее лицо с размазанной тушью.

— Уверен.

Егор медленно потянулся к женской щеке, но едва коснулся ее тыльной стороной ладони, как сразу же убрал руку и отстранился. «Ну же, дыши, Таня, дыши».

— Так нормально?

Надетый пиджак был застегнут на все пуговицы.

— Да, мое преступление незаметно.

Ну все, сказка закончилась, так и не начавшись. Таня сделала крохотный шаг в сторону двери, когда ее настиг вопрос:

— Так я закажу столик сегодня на семь? Или на восемь?

Почему так трудно изобразить возмущение? И отчего дыхание ее прерывается, едва стоит Егору подойти ближе? Между ними осталось не больше метра, и Таня снова, несмотря на расстояние, словно ощутила кончиками пальцев биение мужского сердца.

— Поужинай со мной. И вовсе не из-за испорченной рубашки. Скажи «да». Пожалуйста.

Княжев замер в ожидании ответа, и Таня увидела, как его зрачки расширились и снова, будто пружинки, сжались, отчего рыжеватые пятнышки на карей радужке стали более заметными. И она выдохнула:

— Да…

Егор на ощупь взял папку по проекту со стола и подал Тане.

— В семь я буду у твоего дома. И… расскажи все о себе, чтобы больше не плакать.