Вот не зря детей учат предварительно заглядывать в глазок, а уж потом открывать дверь: так можно избежать многих нежелательных гостей. Жаль, что эта полезная привычка у нее так и не выработалась, и сейчас приходится кусать губы и, судорожно дыша, смотреть на стоящего на лестничной площадке Егора Княжева.

Весь его облик просто дышал спокойствием. Лишь подрагивающие крылья носа выдавали легкое нетерпение и тревогу, но и они медленно сглаживались. На рукавах и плечах пальто блестели малюсенькие капельки воды. Странно, где он мог попасть под снег, если наверняка приехал на машине?

— Здравствуй. Мне одному показалось, что по телефону у нас не получается общаться? Поэтому я восполнил пробел в знаниях и залез в твою анкету, откуда и узнал точный адрес. Подъезд был открыт, и я решил сразу подняться. Это тебе, — Княжев протянул Тане огромные белые розы. — Подумал, что в прошлый раз с цветами нехорошо вышло.

Она машинально отметила цвет манжета его рубашки — темно-синий, но даже не изменила позы, чтобы взять цветы, и держалась за ручку двери, готовая захлопнуть ее в любой момент.

— У меня на них аллергия.

— А-а, — Егор спокойно разжал пальцы и позволил шикарным цветам упасть к ногам, — тогда пусть полежат.

— Ага, как у памятника.

Или ее глупые слова и вправду его не задели, или же Княжеву действительно было все равно, но он только улыбнулся и предложил:

— Если по ним еще потоптаться, будет отличный ковер из лепестков… Мы будем и дальше говорить на пороге, или я все же могу войти?

— Егор Викторович, рабочие моменты лучше обсуждать в офисе. — Влажные пальцы соскальзывали с дверной ручки, и Таня перехватила ее получше.

— Согласен. А что делать с нерабочими моментами? Поделиться с соседями? Тогда могу говорить погромче.

— Зачем вы так себя ведете?

Как она ни старалась, не удалось избавиться от укора в голосе. Под ногой Княжева хрустнули цветочные стебли, а сам он грубо схватил Таню за плечи.

— А мне этот вопрос хочется переадресовать тебе! Хватит недосказанностей. Объясни, что происходит, что случилось вчера, черт побери! Или мы будем, как дети, обижаться и устраивать бойкот? Давай просто скажем все друг другу в лицо, разберемся и успокоимся! Что, я не прав?

Куда подевались его пресловутые сдержанность и невозмутимость? Он смотрел на Таню сузившимися потемневшими глазами, шумно выпускал воздух через нос и явно ждал ответ.

Горячо, как горячо внутри! Наверняка стоит она вся алая. Руки вон и те покраснели из-за прилившей крови. И непонятно отчего. То ли от возмущения, что придется опять ворошить все, что немного улеглось в душе. То ли от стыда за свое действительно подростковое поведение, ведь все в жизни она просто делила на белое и черное и не была готова к компромиссам. То ли от мужских пальцев, тисками сжимающих ее плечи. На мгновение Тане показалось, что они сейчас скользнут по ее рукам, дойдут до талии, бедер и потом опустятся еще ниже… Страшнее всего, что мелькнувшая фантазия была ей приятна.

«Нет уж! Забыла про Элю?!» Таня с силой вырвалась и широко распахнула дверь.

— И в самом деле, заходите! Давайте все выскажем. Все, что думаем. И вы отстанете, наконец, от меня!

— Посмотрим! — расплывчато заверил Княжев и, отстранив Таню, вошел в квартиру.

Из-под резинки выбились волосы. Таня раздраженно сдула их со лба, а потом прокричала:

— Светик, на наш огонек пожаловал Егор Викторович. Ты же знаешь такого? У тебя есть к нему невысказанные претензии? Может, когда премии лишил? Вспоминай. Сейчас отличный шанс сказать все, что наболело, и при этом не получить по шее.

Синицкая выглянула в коридор и мгновенно потянулась к своей куртке.

— Тань, я лучше пойду. Поздно уже.

— Какое поздно?! Мы же еще не разобрались ни в чем.

— И в самом деле, Света, — вклинился в беседу Княжев, — называйте все мои перегибы, недогибы и иже с ними. Сегодня в этой квартире вечер откровений.

Он вольготно расположился у зеркала: пальто нараспашку, руки картинно сложены на груди, ступни ног перекрещены. Он тут что, на отдыхе?!

— Вот я и говорю откровенно, что мне пора. — Света в расстегнутых сапогах протиснулась мимо подруги и захлопнула за собой дверь.

Взбешенная Таня повернулась к Егору, и он тут же сменил непринужденную позу на стойку боксера, только без кулаков впереди.

— Это вы ее выгнали! В кои-то веки ко мне пришла подруга. — Под напором Тани Княжев начал пятиться в сторону кухни и чуть не наступил на лежавший на полу зеленый воздушный шар. — Мы отлично сидели, болтали…

— …пили.

— Да, пили! Между прочим, неплохое вино. Не хотите ли попробовать? — резким движением она схватила за горлышко стоявшую на столе бутылку и замахнулась.

— Стоп! — произнес Егор совсем другим голосом, очень жестким и внушительным. Он шагнул навстречу и задержал руку Тани за ее же спиной. — Не надо делать того, о чем потом пожалеешь. Я об отмывании стен от красного вина. Пятна, видишь ли, все равно останутся, а я не знаю, как клеить обои.

Твердость ли голоса подействовала на нее или просто эмоции успели выплеснуться, но Таня притихла. Что с ней случилось? Она же всегда избегала споров и ссор, сглаживала нарастающее напряжение одной лишь искренней улыбкой. Почему сейчас, забыв обо всем, позволила себе гадости? Нервы ни к черту…

Егор медленно вытянул бутылку из пальцев Тани и аккуратно поставил на стол.

— Я знаю другое, — сказал он уже обычным тоном. — Например, сейчас я точно уверен, что вот эти последние пять минут тут бушевала не ты, а какая-то твоя обида на меня. Ты злишься, но не хочешь сказать почему.

Он перевернул стул спинкой вперед, сел и выжидающе посмотрел на замершую у кухонной двери Таню.

— Давай ты тоже сядешь. Мы употребим так ярко разрекламированное вино по назначению и попробуем начать разговор сначала. Без криков, без колкостей. Как взрослые люди, кем и являемся.

После длинной паузы, в течение которой Княжев не сводил с Тани глаз, она выговорила:

— Ладно, давайте будем цивилизованными людьми. Тогда снимите пальто. Туфли можете оставить. Мужчина глупо выглядит в строгом костюме и без обуви. Все равно вы уже здесь натоптали.

Егор с заметным облегчением улыбнулся и прошел в коридор. Когда он вернулся оттуда без пальто и пиджака, Таня успела опуститься на второй стул у стены.

— Налейте, пожалуйста, вина. Оно и в самом деле мне понравилось.

Княжев молча поставил перед ней наполненный бокал и остался стоять. Таня отпила совсем чуть-чуть, будто смочила губы, и посмотрела на директора. Глубокий синий цвет его рубашки успокаивал, расслаблял, и она неожиданно для себя произнесла:

— Я кажусь вам истеричкой, да? Сначала у вас в кабинете, потом здесь…

— Нет, не кажешься.

— А что тогда?

— Ты мне нравишься. Очень.

Внезапно воздух в кухне стал таким плотным, что его можно было разрезать ножом. Только вряд ли бы пальцы Тани удержали даже спичку: их начала бить мелкая противная дрожь.

Княжев взял второй бокал со стола, не обращая внимания, что из него уже пили, плеснул в него немного вина и отошел к окну.

— Знаешь, вся моя жизнь так поменялась за эту осень. Планов была куча: думал, отгрохаю дом, женюсь, прикуплю долю в новом бизнесе. А на выходе — ничего не нужно, все не то. Дом заброшен, с невестой разошлись, в бизнесе проблемы. И ты… бутылками швыряешься.

— Подождите. Как «с невестой разошлись»? — из всей речи Таня услышала только эти слова.

— Так. Она дочь человека, который помог мне на самом старте, банально дал денег, а потом стал и соучредителем компании… Мы расстались две недели назад.

— Почему?

Сжатый Таней бокал жалобно хрустел.

— Я не уверен, что Эля — тот человек, с кем хочется состариться, — отчетливо ответил Егор и повернулся.

От его прямолинейного взгляда Тане безумно захотелось стукнуться лбом об стол.

— Почему же ваша Юля, секретарь, называет ее хозяйкой?

— Вероятно, потому что я не считаю необходимым сообщать всем и каждому об изменениях в моей личной жизни, — пожал плечами Княжев. — Я никогда не представлял в офисе Элю как хозяйку, даже не подозревал об этом прозвище. Не думал, что должен был объявлять и о нашем разрыве. Подожди… А ты откуда знаешь о ней?

— Так… столкнулась… у вас в приемной.

— Так вот почему ты обиделась, — Егор щелкнул пальцами, как будто поймал решение давней задачи. — Вы встретились. Ты решила, что я подкатываю к тебе и одновременно серьезно встречаюсь с ней, верно? Вот не зря я против бабских сплетен… — Княжев присел на корточки перед Таней. — Глупенькая ты моя…

Как же хочется спрятаться! Просто закрыть глаза и, как в детстве, думать, что тебя никто не видит, если и перед тобой темнота. А для верности еще и вот так руками прикрыться.

— Эй, хватит самоистязаний! Мое предложение начать вечер заново все еще в силе. Пора бы чокнуться наконец за встречу. И раз уж мы не попали в ресторан, то корми меня сама.

Таня никак не реагировала на его слова. Тогда Егор взял ее запястья и с усилием потянул вниз.

— Ты боишься отравить меня своей готовкой?

Не дождавшись и теперь даже легкого качания головой, он подул на руки Тани, словно согревая их.

— Давай перестанем изображать скульптурную группу, подойдем к холодильнику и решим, чем будем ужинать. Или просто выпьем чаю, вот с этими пирожными. Ну же, очнись, забудь все глупости…

Стыдно и просто невыносимо посмотреть ему в глаза.

— Таня, предупреждаю: моя фантазия паникует, меня уже заносит. Ладно, пойдем на крайние меры…

Княжев без усилий поднялся и выпустил женские руки. Наступила тишина, прерываемая непонятным шуршанием. Именно этот звук и заставил Таню поднять глаза и обомлеть: Егор неторопливо расстегивал пуговицы на рубашке и оголял мускулистую безволосую грудь. При виде его плоского живота Таня гулко сглотнула. А когда Княжев стал медленно вытаскивать сорочку из брюк, внутри Тани поползло предательское тепло, которое она и попыталась прогнать срывающимся сиплым голосом:

— Что… что вы себе позволяете?

— Нам давно пора перейти на «ты», — ухмыльнулся Егор и игриво стянул рубашку сначала с одного плеча, а потом с другого.

Хорошо, что она сидит, иначе подкосившиеся ноги просто бы не удержали. А Княжев выразительно изогнул бровь и… надел рубашку обратно.

— Вы издеваетесь? — собралась с духом Таня и напомнила себе смотреть директору в лицо, а не на загорелую кожу живота.

— Надеюсь, что не очень. Я ведь предупреждал, что моя фантазия уже дает сбой, а тебя надо было вывести из ступора.

— И потому вы выбрали такое средство, как стриптиз?!

— Но помогло же, разве нет?

Егор застегнул пару пуговиц и оставил рубашку навыпуск. Ему явно нравилось видеть смущение Тани, иначе зачем было добавлять:

— И я не понял, ты сейчас злишься из-за начала представления или его неожиданного финала?

Как же хочется этого Княжева треснуть чем-нибудь по голове! Чтобы стереть с его лица насмешливую улыбку. Чтобы в ее животе распутался наконец тугой клубок. Чтобы не краснеть от одного вида его полуобнаженного тела. Но если она так сделает, получится точно по-детски.

Таня нервно передернула плечами, стряхивая наваждение, и подошла к посудному шкафу. Так, он просил чай… И почему посуда из единственного приличного сервиза спрятана именно там, на самой верхней полке, куда нужно тянуться на цыпочках? В этот момент Егор осторожно отстранил Таню и с легкостью сам начал выставлять чашки и блюдца по одному вниз на столешницу.

— У меня только черный чай.

— Если можно, кофе. И покрепче.

Из нижнего шкафа Таня вытащила жестяную баночку и турку, куда насыпала две чайные ложки молотого кофе. Подумала и добавила еще половинку ложечки, долила воды и поставила все на плиту. Краем глаза она заметила, как Егор взял банку кофе и начал покручивать крышку туда-сюда, не давая слететь с резьбы. Вероятно, не одной ей неуютно в тишине, тягучей и душной. Таня сняла со стенок турки прилипшие крупинки и окунула ложку в воду. Скоро закипит. Надо не пропустить момент. И разбить это невозможное напряжение.

— Я тоже любила кофе, — голос прозвучал глухо, и Таня поспешила откашляться. — Раньше пила его, а теперь нельзя, поэтому просто нюхаю. Говорят, запах кофе один из немногих, которые невозможно вызвать в памяти… В зернах один аромат, в чашке другой… Иногда вот приготовлю, налью на донышко, нанюхаюсь и выливаю… Глупо, наверное.

Княжев отставил банку в сторону.

— Почему глупо? Надо доставлять себе маленькие радости любым способом. А мы слишком беспокоимся, как будем выглядеть со стороны, что подумают окружающие. Так что замечательно, что ты не такая.

— Почему не такая? Я ведь нюхаю кофе, только когда одна.

Поверхность напитка запузырилась, но Таня не дала закипеть напитку и наполнила одну чашку. Егор потянул носом воздух и поинтересовался:

— Будешь? Я никому не расскажу, что ты делаешь с кофе.

Она медленно кивнула. Они держали блюдце каждый со своей стороны и почти соприкасались лбами над поднимающимся вверх паром. А потом Княжев сказал:

— Обещай не ругаться.

Смысл фразы стал понятен секундой позже, после того как Егор потянул чашку на себя. Он сделал большой глоток и осторожно коснулся своими губами, покрытыми кофейной пенкой, губ Тани. М-м, подзабытый вкус, со скрытыми нотками корицы и миндаля. А поверх всего — терпкая мята. Его запах. Таня так и не успела ничего сказать, когда губы накрыла новая порция кофе, смешанного с дыханием Егора.

Через мгновение Княжев отстранился, с легким стуком поставил чашку на столешницу и поднял глаза на Таню. Он смотрел без всякой насмешки или лукавства, просто смотрел и ждал, но подрагивающие ресницы выдавали то, что так тщательно скрывалось и сейчас неудержимо рвалось наружу. Как же хотелось прикоснуться к его щеке, скользнуть по скуле, дотронуться до бровей, потом спуститься по линии носа и обрисовать губы…

Горьковатые капли еще дрожали на Таниных губах, и Егор медленно вытер их пальцами. Когда же она непроизвольно облизнулась, то ее язык захватил и кончики пальцев Княжева. Его рука немедленно стала смелее и, широким жестом погладив щеку, устремилась к резинке в волосах Тани, стянула ее и погрузилась в золотистый поток.

Таня сделала лишь одно нерешительное движение навстречу, как Егор продолжил его, и их губы встретились на полпути. Ее давно никто не целовал, так давно, что голова начала кружиться от бережных касаний. Губы Егора порхали по Таниному лицу: то еле ощутимо дотрагивались до губ, то прочерчивали дорожки из поцелуев на щеках, лбу, то снова неспешно возвращались к губам. Как легко, тонко, без напора и резкости… Так сладко…

Неприметно тело отяжелело и начало ныть от подступившего желания. Острого, манящего, путающего рассудок.

Таня едва помнила, как они шли по коридору, ударяясь об стены и при этом не отпуская друг друга; как ее пальцы боролись с мелкими пуговичками на рубашке Княжева; как добрались до комнаты и сбросили с дивана на пол уже рассортированные и разложенные по разным стопкам документы, а после туда же полетела и их одежда. Все было как в тумане, воспринималось будто со стороны: ласковые и умелые руки Егора, его хрипловатое дыхание, пружины старого дивана, певшие в такт их движениям… А потом ее накрыло забытое ощущение полета. Мир сжался до размеров этой маленькой квартиры, звуки пропали. Все перестало иметь значение, кроме мужчины рядом. Она сама почувствовала себя лишь частью его, чем-то крохотным и очень зависимым, и осознание этого испугало ее до дрожи.

Лишь поздно вечером к Тане вернулась способность трезво мыслить. Обнаженная, она лежала на груди Егора и пальцем рисовала бесконечные волны. Княжев гладил ее по волосам и время от времени зарывался в них губами и носом, точно не мог надышаться. Потом он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Таню. Она тотчас откинулась на спину, нашарила покрывало и натянула его до подбородка.

— Все в порядке? — Егор проследил за ее действиями, и уголки его губ дрогнули.

— Да…

— Замерзла?

— Чуть-чуть.

Егор поднырнул под покрывало и за талию притянул ее к себе.

— Ты очень красивая…

— Ты тоже, — машинально ответила Таня.

— Рад, что нравлюсь тебе, — фыркнул Княжев и поцеловал ее в плечо. — Прости, мне нужно уйти. Завтра важная встреча, а днем поработать не получилось: не давала покоя наша ссора. Придется сейчас наверстать потерянные часы.

— Да, конечно…

Таня сжала пальцы, будто только так могла не выпустить наружу что-то гадкое. Егор ткнулся носом в ямку у ее ключицы и стал медленно спускаться поцелуями вниз по руке.

— Поверь, ты очень важна в моей жизни. Но работа никогда никуда не денется, это надо просто принять. И не злиться.

На последнем слове он погладил ее стиснутый кулак и по одному раскрыл все пальцы, а спустя секунду вылез из-под покрывала и начал одеваться.

Да, он прав. Через пару минут дверь закроется за ним, а до этого мгновения надо запомнить его резко очерченный силуэт на сероватом фоне окна. У нее есть всего несколько минут — так мало… и одновременно достаточно для того, кто отвык от ласки и нежности.

В темноте тускло белела разбросанная вокруг бумага, и найти одежду было не так просто. Егор щелкнул выключателем и прищурил глаза, привыкая к свету, а потом шагнул к висящим на ручке кресла брюкам. Рубашка тоже отыскалась довольно быстро, а потом он замер и только обшаривал взглядом все вокруг.

— Послушай, а почему здесь такой тарарам? Решила помочь деревоперерабатывающей промышленности и сдать макулатуру?

Один носок Княжев нашел у двери и теперь пытался разглядеть второй. Пока безуспешно.

— Просто давно не разбирала свою жизнь, не раскладывала ее по полочкам. Всегда думала, что достаточно спрятать вещь, чтобы прошедшее событие забылось. А надо все выбрасывать, и сразу.

Егор нагнулся и выудил носок из-под кипы бумаг, а потом поднял какой-то документ и заинтересованно приподнял брови.

— Тогда, может, перед тем, как выбросишь вот это свидетельство о браке, расскажешь, как и когда это было? Это же твое?

Таня медленно взяла протянутую бумагу, разгладила рукой и откашлялась, как перед выступлением.

— Мое, но только оно о разводе. Извольте ознакомиться. Вышковец Татьяна Евгеньевна вышла замуж девять лет назад, получила фамилию Семенова — довольно благозвучно, не правда ли? — а спустя год вернула себе одинокое положение. Муж был, в сущности, обычным человеком, без особых претензий — иначе зачем ему было жениться на упомянутой особе? Но данный брак совместил в себе две беды русского края: дурака и дороги. Другими словами, муж был не прочь погулять, ну а дурой оказалась жена…

— Подожди, — Княжев присел рядом в одном носке и кивнул на лист в руках Тани. — Только одно: ты еще думаешь о нем?

Она сложила самолетик из свидетельства и запустила его по комнате. Тот неуклюже ткнулся носом в ближайший угол.

— Я ответила на твой вопрос?

Егор ласково притянул Таню к себе.

— Я хочу, чтобы ты знала, что можешь рассказать мне все. Что было давно и недавно. Я никогда тебя ни в чем не упрекну. Но… только, пожалуйста, не обманывай меня, никогда. И я буду честен с тобой. Обещаю.

Крепко сжав ее, Егор чмокнул макушку и поднялся.

— Кстати, если ты думаешь, что обещание поужинать со мной выполнено, то должен тебя разочаровать. — Он балансировал на одной ноге, а на другую натягивал носок. — Так что, если у тебя нет особых планов на вечер, в семь я буду у тебя. И не надейся за это время найти причину отказаться.

Когда, закутанная в покрывало, она вышла в коридор, Княжев уже оделся и просто стоял. Почему не ушел, ведь они успели попрощаться? Ждал ее? Обдумывал что-то невысказанное? Или надеялся на какие-то Танины слова? И кто первым щелкнет замком и разорвет очарование этого вечера, впустит в квартиру декабрьский холод?

Княжев молча прижал Таню к груди, и она уткнулась в жесткую ткань пальто. Он уходит. Несмотря ни на что, он все-таки уходит. То есть для него этот вечер ничего не значит?..

Дверь закрылась.

Под ноги Тане подкатился воздушный шарик.