Таня открыла глаза. Сквозь сон она почувствовала чье-то касание. Нет, померещилось. С чего бы ему возвращаться, если сам сказал про накопившиеся дела? Наверняка это солнечный зайчик, редкий зимний гость, пробрался в комнату сквозь незакрытые шторы и щекотал ее нос. Вон как шустро сейчас перепрыгнул на потолок и стал качаться на хрусталиках старомодной люстры.

Постель хранила запах кофе с легкой ноткой мяты. Его запах. И Таня глубже закуталась в покрывало: хотя бы так можно представить, что Егор не ушел.

В кухне все оставалось, как было брошено вечером. Масляные пирожные поплыли в коробке, и Таня без сожалений отправила их в мусорку. Света бы точно обозвала ее поступок варварством. А вот вино, выпитое лишь наполовину, можно поставить в холодильник, надо только пробку отыскать. Хотя, скорее всего, и его придется вылить или добавить в соус: все-таки гости приходят к ней не часто.

Выставляя бокалы в мойку, Таня задумчиво побарабанила пальцами по хрусталю. Тот отозвался тусклым звоном, и она повертела фужеры в руках в поисках возможной трещинки, а потом подавила желание прижаться губами к краю одного из стаканов.

Как же все могло так повернуться? Чем привлекла она внимание обаятельного и элегантного генерального директора «Центринвеста»? Да, она мечтала об изменениях в жизни, но отражение в зеркале напрочь отрицало ее способность нравиться. Ведь не зря же все робкие попытки отношений с мужчинами, до замужества и после, оборачивались жалкой пародией. Может, во всем виновато ее воспитание, чужая идея, что отношения могут быть серьезными или не быть вовсе? В Таню так настойчиво вколачивали эту мысль, что она затвердилась, как аксиома. А много ли сейчас мужчин готовы вот так, с первой встречи, к ответственности? Да и с чего она решила, что Княжев настроен серьезно? Вон и не остался он до утра. И что делать, если женщина в зеркале видит не цветущую красоту среднего возраста, а лишь намек на будущее старение? Да и проблема ее никуда не делась. И не денется никогда.

Таня озабоченно потерла лоб и покачала головой в такт мыслям. До вчерашнего вечера все казалось таким логичным, вот только Егор одним махом перечеркнул заботливо выстроенную линию защиты. И как вести себя с ним? Что вообще будет дальше?

Все, в душ. Может, там вернется покой и она хоть на время забудет о переживаниях. Под теплыми струями тело начало опять погружаться в дрему, и Таня решительно понизила температуру воды: расслабляться не стоило, за сегодняшний день нужно было покончить с делами.

В объятиях теплого маминого халата Таня вернулась в комнату и в завалах раскопала бумагу с мрачным названием «Завещание». Внизу листа был напечатан телефонный номер.

— Здравствуйте. Это нотариальная контора? Могу я поговорить с Зеньковым?

На другом конце провода что-то щелкнуло, видно, звонок переводили на другую линию, и почти сразу раздался приятный низковатый баритон:

— Нотариус Зеньков слушает.

— Петр Сергеевич, здравствуйте. Меня зовут Татьяна Вышковец. Около полутора лет назад вы оформляли бумаги по поручению моей матери, Вышковец Ольги Михайловны. — Таня забралась с ногами в кресло. — Могу я подъехать к вам в ближайшее время, чтобы вы закончили оставшиеся формальности и помогли мне вступить в наследственные права?

— Как я понимаю из вашей речи, Ольга Михайловна умерла… Давно?

— Почти полгода назад.

— И чего вы ждали? Почему не обратились к нам сразу после смерти? На вступление в наследство выделяется всего шесть месяцев…

Таня замялась, но, к счастью, Зеньков сам все понял.

— Обстоятельства не позволили?

— Да, не все благополучно было со здоровьем. Так что, я могу на вас рассчитывать? Было бы замечательно, если бы вы нашли время встретиться сегодня.

— Ну хорошо, — в трубке зашуршали бумагой. — Подъезжайте в контору часам к одиннадцати, выкрою для вас полчаса. Не забудьте все документы и паспорт.

Последние фразы разговора еще звучали в ушах Тани, когда она положила трубку и перевела взгляд на фотографию на полке мебельной горки. Мама была заснята у какой-то ограды: рука сжимает металлические прутья, голова повернута в профиль. Несмотря на прошедшие с того момента годы, ее одежда не смотрелась мешковатой или старомодной, может быть, из-за черно-белого изображения. Мама выглядела решительной и собранной, какой никогда не была в жизни, очень молодой, а главное, здоровой… Таня подошла ближе и со вздохом погладила фотографию.

Надо использовать оставшееся время с толком и наконец навести порядок в зале. А ведь все было почти готово вчера, до появления Егора…

Таня улыбнулась и заново принялась раскладывать документы в разные стопки. Оставить, обязательно оставить, выбросить, положить отдельно. Так, это куда? Стоп, только ничего не читать, не будоражить себя воспоминаниями. Просмотреть и отложить. Оставить, выбросить, выбросить, выбросить…

Минуты летели так стремительно, что она чуть не пропустила десять часов, намеченные отправной точкой для сборов. Черт, почему она заранее не нашла приличную одежду: все-таки какой-никакой официальный момент! Придется вытаскивать из шкафа первые попавшиеся джинсы и кофту. Путаясь в рукавах куртки, Таня застегнула ее уже на лестнице. Ой, она так и не успела подыскать другую шапку вместо той, маминой, со смешным помпоном. Наверное, правы те, кто покупает куртки с капюшоном. Ей же придется опять мерзнуть.

Слава богу, нотариальная контора была всего в паре кварталов от дома, и Таня влетела туда без двух минут одиннадцать. Нотариус Зеньков оказался излишне полным мужчиной с тщательно выбритым лицом и гладко обтянутым свитером животом. Вероятно, адвокаты лишь в кино похожи на дореволюционных профессоров с аккуратной бородкой и усами. Этот напоминал небольшой пузырь, весь прилизанный и какой-то скользкий.

После приветствия Зеньков крутанулся в кресле и вытащил из шкафа за спиной увесистую папку. Оттуда он выудил пару листов, положил их перед собой, а потом укоризненно покачал головой.

— Ну-с, Татьяна Евгеньевна, что ж вы так затянули с оформлением? Осталась всего пара-тройка недель до окончания шести месяцев, предоставленных государством на вступление в наследство. Потом бы пришлось обращаться в суд, доказывать свои права на… квартиру, я правильно понимаю? Долгая и неприятная, знаете ли, канитель.

Зеньков протянул вперед пухлую ручку с блестящим ногтем на большом пальце, смахивающем на недоваренную сардельку.

— Давайте-ка сначала проверим, все ли бумаги у вас в порядке, а потом вы напишете заявление о принятии наследства.

Последовала пауза, во время которой нотариус раскладывал протянутые документы в нужной ему последовательности, точно карты пасьянса.

— Вот образец, — сарделька пододвинула Тане один из листов. — Через шесть полных месяцев с момента смерти Вышковец О.М. (Он так и сказал: «О Эм») будет выдано свидетельство, подверждающее ваше право на квартиру, и вы сможете распоряжаться указанной собственностью по своему усмотрению.

Едва Таня поставила последнюю точку, Зеньков выхватил исписанный лист, пробежал глазами по строкам и откинулся на спинку стула. Его свитер натянулся еще больше.

— Та-ак. Теперь сходите оплатить составление заявления, а я пока внесу его в реестр.

Он бросил еле заметный взгляд на часы. Прозрачный намек поторопиться. Таня встала.

Когда через полчаса она вышла на улицу, из мыслей не выходила мама. Таня вообще плохо помнила других родственников. Самого отца она не знала. Тот появился в жизни матери до рождения девочки и так же исчез, не дожидаясь появления ребенка, может, даже и не подозревая о нем. Естественно, ни о каких бабушках-дедушках с его стороны и речи не шло. А вот бабушку Веру, мамину маму, Таня видела пару раз в детстве. От ее имени в памяти сразу же всплыли строгая прямая спина, букля из седоватых волос и брезгливо поджатые губы, в сердце же ничего не дрогнуло.

Настоящую любовь дарила только мама. Для нее не существовало мелких или глупых событий в жизни дочери. Таня знала, что она придет домой — и мама отложит все свои дела и поспешит ей навстречу, с утешением или поздравлением. Каждый день. Из года в год. Стоит только открыться входной двери. Казалось, мама помнила все: страшные сны, утренники, слезы из-за больного котенка, грядущую контрольную, выпускной в школе, предстоящее свидание, собеседования, проверки на работе… — помнила и обязательно интересовалась результатом, ненавязчиво помогала советом или просто целовала в щеку.

Даже сейчас, спустя столько месяцев после ухода мамы, горло Тани мучительно сжалось. Она остановилась прямо посреди тротуара, чтобы заставить себя размеренно дышать через нос и удержать подступившие слезы.

После долгого блуждания по улицам ноги сами привели Таню к зданию «Центринвеста». К тому времени она порядком окоченела, а потому решила заскочить погреться и поболтать со Светой, тем более приближался перерыв на обед.

Таня не успела подняться на крыльцо, когда стеклянные двери здания выпустили целую делегацию во главе с Максимом Головиным. Тот выступал впереди, как будто случайно отделился от остальных. Осторожная уловка человека, предпочитающего одиночество или же очень избранное общество.

Егор тоже был среди вышедших. Ветер взлохматил его челку и распахнул полы незастегнутого пальто. Таня автоматически отметила, что Княжев сменил рубашку на светло-голубую, а костюм оставил тот же, что был вчера. Высокий, улыбающийся, такой красивый… К его локтю прямо-таки льнула девушка. Эля. Шикарное кремовое полупальто не скрывало ее длинные стройные ноги, изящные сапоги на рискованных шпильках, юбка-карандаш чуть ниже колена, на шее замысловато закручен шарф… И как невыносимо красиво смотрятся они вместе с Егором!

Княжев что-то объяснял идущему рядом с ним невысокому человеку с простоватой внешностью жителя средней полосы России. На Элины замечания незнакомец отвечал писклявым подхихикиванием со странным бульканьем в конце. Вероятно, это и был тот важный гость, из-за которого среди ночи ушел Егор. Если и были остальные, то они слились в неясную массу.

Когда Таня очнулась и начала пятиться с нижней ступеньки, было поздно: Головин уже поровнялся с ней. Вот и попыталась убраться с дороги незамеченной! От досады и холода она начала подпрыгивать на месте.

— Здравствуйте, Максим Александрович.

— Здравствуйте, здравствуйте, Таня, — тот покосился на ее танцующие ноги. — Неужели по работе соскучились?

— Нет, просто была рядом по своим делам. Вот и забежала. Хотя и соскучилась тоже.

Чего уж лукавить?

— Завтра же будете? Очень хорошо. Тогда встретимся сразу с утра. И я очень надеюсь, — в голосе Головина отчетливо прозвучала злость, — что после сегодняшнего совещания по этому многострадальному «Элит-кварталу» ваша папка пополнится новыми идеями и цифрами.

Он хлестнул себя несколько раз по ладони перчаткой. И Таня опять подумала, что постоянное раздражение заместителя генерального директора есть не что иное, как приглушенное отчаяние человека, который привык быть сильным, но все равно ничего не смог изменить тогда, семь лет назад.

Интересно, если она сейчас спросит Максима о причине недовольства этим проектом, он ответит или же грубо осадит? Таня так и не успела ничего решить, когда подошли Егор с Элей, а с ними подкатился и круглолицый гость. Глаза Княжева полыхнули радостным изумлением. Он бесцеременно переложил руку Эли со своего локтя на пальто Максима и чуть подтолкнул их в сторону машин у тротуара.

— Прошу прощения. Мне нужна одна минута, а вы пока занимайте места.

Егор потянул Таню за собой, но сделал лишь шаг в сторону от лестницы. Никакой конспирации. И, конечно же, никто не променял место в партере, идеальное, чтобы слышать и видеть все, на теплый салон автомобиля. Неужели Княжева это совсем не заботит? Единственное, что сейчас волнует ее, — это радость Егора. Значит, все же не интрижка, а что-то большее?..

— Привет. Не ожидал тебя увидеть здесь, — Егор улыбался.

— Здравствуй. Я тоже не собиралась сюда.

Как же гулко бьется сердце! А дыхание перехватывает, видно, от мороза.

— Черт, я опять должен бежать. Но вечер не отменяется.

Княжев качнулся вперед, быстро коснулся губами Таниной щеки и еле слышно произнес:

— Пожелай мне удачи.

Она заставила себя не обернуться ему вслед, а начать подниматься ко входу. Ступенька — «Удачи», ступенька — «Удачи», ступенька… Лишь у двери выдержка изменила Тане, и она проводила взглядом отъезжающие от здания машины. Тонированные стекла мешали понять, кто же смотрит на нее взглядом, от которого жжет и выворачивает все в груди.