На Марсе…
Наполовину разбитый и покореженный, космический челнок лежал в марсианских песках на поверхности дневного полушария планеты. Вся пыль, поднятая им при падении, улеглась, но его фюзеляж в нескольких местах еще дымился.
В кабине корабля тоже все было в дыму. Двое астронавтов лежали на полу на спинах и смотрели в потолок через прочные стекла своих скафандров. Из-за густого дыма потолок едва просматривался, и если бы они не были в защитных костюмах, то уже отравились бы угарным газом и умерли от этого. Не зря все-таки были сделаны эти изобретения, эти космические скафандры, так как они действительно сохраняли жизнь в экстремальных ситуациях тому, кто находился в них.
Двое мужчин – командир и штурман – пришли в себя после весьма жесткого приземления на чужую планету, но продолжали лежать на спинах и смотреть, как дым забивал отсек до такой степени, что ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. Они лежали и медленно осознавали, что с ними произошло, что вообще случилось.
Метеорный поток! Очень мощный метеорный поток! Он застал их команду врасплох.
Выскочил из глубин космоса и ударил по ним. Команда не могла выжить. Никак не могла. Карл, Джим, Мейсон, Джек, Томас и… Лорен – они все погибли. Взорвались вместе с модульной частью системы "Созвездие". Метеоры за секунды разнесли в клочья "Созвездие" и едва не подбили сам шаттл. Только им – Джону Беттелзу и Акселю Стокарду – повезло. Они еще не погибли. Не погибли там, в космосе под лавиной метеоритов, но могли запросто погибнуть и здесь, в безжизненной пустыне Марса, где летними ночами температура опускалась ниже -40 градусов по Цельсию, и постоянно возникали пылевые бури ужасающей силы.
Их осталось только двое. Двое из восьми членов экспедиции. Они лежали здесь, в разбитом или почти разбитом шаттле, и думали, думали… осознавали случившееся…
Где-то в других отсеках корабля был пожар, и все его помещения плотно забивало дымом от жженой проводки, горящих деталей приборов и внутренних частей корпуса.
А до Земли, отсюда было 30 миллионов миль.
Они поняли, что живы. И вроде как не пострадали при посадке. Их сорвало с кресел и бросало по отсеку, но прочные, толстые костюмы их защитили. Никакой особо сильной боли в теле не ощущалось, а значит, кости должны быть целы. Да, они, несомненно, живы и даже не травмированы. Сомнений в этом уже не было, когда оба услышали в своих переговорных устройствах, встроенных в скафандры, неровное дыхание друг друга.
Дым, наконец, сгустился до такой степени, что невозможно стало увидеть самих себя. Казалось, они лежали не в дыму, а зарытые в землю.
Джон Беттелз осторожно поднял левую руку и поднес к стеклу скафандра, но едва ли различил ее смутный, очень смутный силуэт. Боже, дым! Пожар! Так ведь у них сейчас весь кислород выгорит, который есть в баках корабля, и они больше не смогут снять эти неудобные и тяжелые костюмы. Надо было срочно тушить пожар! Все остальное после. Сначала тушить.
Взяв себя в руки и стараясь не выдавать своего нервного возбуждения и страха перед возможной смертью, Беттелз позвал товарища:
– Аксель, ты меня слышишь?
Прошло несколько секунд тревожного и нетерпеливого ожидания, прежде чем в наушниках переговорного устройства раздался голос штурмана, испуганный, хриплый, ослабший.
– Слышу тебя. Я жив. Кажется, со мной все в порядке. А как ты?
– Вроде тоже ничего. Аксель, мы горим! Нужно немедленно что-то предпринять!
– Да… кажется, ты прав. О, черт! Джон! Мы здесь только двое! Двое!
По его голосу Беттелз понял, что тот пытается сдержать себя, чтобы не дать волю чувствам, и молвил в ответ, сам переполненный ими, с наворачивающимися на глаза слезами:
– Я знаю, дружище. Ниши друзья и коллеги погибли. Так уж вышло. Будь мужественным.
Мы еще живы и должны что-то сделать, чтобы попытаться выжить и вернуться домой.
Если мы это сделаем, тогда сможем отдать дань памяти товарищам.
Тот не отвечал. Некоторое время промолчал и Джон, однако потом заговорил, и смог сделать так, чтобы его голос прозвучал более твердо, чем до того:
– Аксель, ты меня слышишь? Нам не стоит лежать и ждать смерти. Надо бороться.
Кислорода в скафандрах хватит лишь на несколько часов. Мы должны ликвидировать все очаги возгорания в корабле и проверить его герметичность. Ты слышишь?
– Да, да… да,- наконец, подал голос Стокард. Я… готов, наверное.
– Хорошо. Необходимо отключить подачу кислорода во все отсеки. Скорее!
Медленно и осторожно, будто все еще не веря в то, что они целы и почти не пострадали, астронавты поднялись с пола из груды осколков взорвавшихся приборов и сорванных с креплений в момент сильной тряски и расколовшихся на части мониторов. Из-за дыма ничего не было видно. Им пришлось действовать наугад.
Аксель уселся в свое кресло и стал нащупывать на приборной панели перед собой пульт управления подачей и очисткой кислорода. Он помнил, где тот находится, и скоро нашел его, нащупал на нем кнопки и переключатели. Потом произнес:
– Я нашел. Только постой, подожди.
– Что?- спросил командир, стоя за ним и шаря рукой по пультам на потолке.
– Энергии нет. Все системы вырубились, и нам не отключить подачу кислорода.
– Черт!- громко выругался Беттелз.- Верно говоришь! Как я мог забыть? Наверное, это из-за стресса.- Потом его осенило, и он с надеждой в голосе спросил.- А запасная система энергоснабжения? Она не пострадала?
– Откуда же я знаю?- нервно откликнулся второй пилот.- Я ничего перед собой не вижу. Я даже не могу сказать, цела ли у нас кабина.
– Нужно попытаться включить резервное питание,- сказал Джон Беттелз.- Я надеюсь, она работает.
– Хорошо. Ты помнишь, где она включается?
– Да, помню.
Первый пилот с трудом смог пробраться на свое место, а когда все же расположился в кресле, начал водить руками по всем приборам у себя над головой, так как нужные им кнопки и переключатель находились именно там. Когда рука наткнулась на самый большой рычаг слева от головы, там, где потолок плавно переходил в боковую стенку кабины, он сообщил своему коллеге:
– Я нашел рычаг включения аварийного энергоснабжения.
– Я тоже,- произнес Стокард.
– На счет "три",- скомандовал Джон, и его голос прозвучал уже вполне спокойно и уверенно. Работа и мысли о том, что нужно сделать для своего со Стокардом спасения, отвлекали от остального и заставляли собраться.- Один, два… три!
Оба пилота одновременно перевели рычаги в противоположное положение. Приборы корабля издали легкий писк, на панелях перед лобовыми окнами и по бокам кабины вспыхнули некоторые уцелевшие при посадке дисплеи, кнопки и датчики.
– Есть! Слава богу, работает,- вздохнул с облегчением командир.- Теперь отключим кислород.
В свете приборов, очень мутном из-за густого дыма, который скопился внутри корабля уже в таком количестве, что, казалось, начинал распирать его, вырываясь наружу, они нашли нужные кнопки, отключавшие подачу кислорода. Ввели в систему многозначный пароль, который во всей команде знали только они вдвоем, нажали несколько кнопок, производя все действия наугад. Но Джон и Аксель не были бы отличными астронавтами и первоклассными пилотами как самолетов, так и космических кораблей всех типов, если бы не знали где и что в кабине расположено: где находится управление системой навигации и автопилот, где датчики работы систем челнока и так далее.
Кислород перекрыли и включили вакуумную вытяжку. Весь дым, скопившийся в отсеках, начал быстро уходить из корабля. Пожары прекратились сразу, как оставшийся после этого кислород полностью выгорел, и его больше не стало. Нет кислорода – нет и огня.
Секунда за секундой дым уходил. Становилось все светлее и чище. И вот, наконец, взору выживших астронавтов открылись окружавшие их предметы.
– Отсеки корабля очищены от вредных примесей и дыма на 55 процентов,- спустя минуту молвил Беттелз, глядя на датчик загрязнения воздуха.
– Подтверждаю,- отозвался штурман.
– Отлично. Главный компьютер сообщает, что никакого возгорания больше нет. Можно пускать кислород.
– Раз можно, значит, пускаем,- не был против Аксель Стокард.
Они провели необходимые манипуляции с аппаратурой и дальше просто следили за показанием датчиков. Еще через минуту уровень загрязнения воздуха в отсеках челнока составлял не 55, а 15 процентов – уровень чистого воздуха с сорока пяти возрос до 85.
– Отлично, Аксель. Поздравляю. Мы победили пожар и очистили наш корабль!- произнес командир и потом даже улыбнулся самому себе или, возможно, находившимся перед ним приборам.
Когда с момента включения аварийной подачи энергии прошло всего около двух с половиной минут, приборы показали полное очищение воздуха в каждом уголке шаттла: никаких вредных и токсичных примесей в нем не отмечалось.
– Да, мы очистились,- повторил Беттелз.- Но у нас сгорело более четверти запасов кислорода. Печально. Оставшегося хватит максимум на три недели.
Когда "Созвездие" был еще целым и невредимым, кислород для вентиляции всех его помещений брался из больших резервуаров, находившихся в модульной части космического корабля. Оторвавшись от модулей, челнок стал использовать собственные запасы жизненно важного для человека газа. Пожар, возникший в отсеке шаттла, уничтожил немалую его часть, и запасов кислорода в небольших баках челнока стало еще меньше. Теперь наступал тот период, когда придется бросить затею с исследованием Красной планеты, не тратить на научные работы драгоценное время, а делать все, чтобы спасти себя. Если верить показаниям приборов, у Беттелза и Стокарда действительно оставалось в запасе никак не более трех недель.
И три – это в самом лучшем случае. Времени не так уж и много на то, чтобы отладить шаттл "Созвездия" и убраться с этой злосчастной планеты. Какие уж тут научные изыскания? Не до них как-то.
Было еще восемь других скафандров. У каждого имелся кислородный баллон, которого хватило бы для дыхания в течение пяти – шести часов. Но это не спасение. На это не стоило особо рассчитывать.
Покончив с пожаром и очисткой воздуха, два товарища-астронавта остались в креслах и какое-то время молчали. Обдумывали все, что только что сделали, прогоняли в уме всю свою трагедию и осознавали всю серьезность положения, в котором оказались.
– Да-а, дела…- вздохнул Беттелз, глядя перед собой, в окна.
Лобовые стекла покрылись многочисленными трещинами, но выдержали и не разбились.
Нос "Созвездия" зарылся в марсианские песок и пыли до самых иллюминаторов, и астронавтам, смотревшим сейчас в них, из-за этого казалось, что они находились на уровне земли. Впереди, куда смотрел шаттл, красовалась сухая безжизненная пустыня бурого цвета. В мутном желто-сером небе невысоко от горизонта стояло солнце. То самое солнце, что согревало и освещало Землю. Но здесь оно было чуть меньшего размера; его диск выглядел совсем небольшим, но светил еще достаточно ярко, чтобы марсианский день не отличался заметно от земного по яркости. И тишина. Мертвая тишина как внутри шаттла, так и за его пределами. Такая тишина, словно люди в один миг оглохли, напрочь лишились слуха.
Несколько минут оба астронавта сидели и безмолвствовали, просто смотрели на этот марсианский пейзаж, на этот чужой холодный и беззвучный мир, а затем Аксель Стокард негромко, с определенной долей волнения и трепета в голосе выговорил:
– Джон, мы на Марсе! Мы на Марсе! Понимаешь?
– Да, на Марсе,- подтвердил командир.- Мы первые люди, которые совершили посадку на эту планету.
– Знаешь, я бы сейчас рассмеялся. Чувствую, что хотел бы посмеяться, но… нет, не могу,- сказал штурман.
– Почему?
– Почему?- тот промолчал немного.- Не знаю. Просто у нас все так вышло… Мы первые люди, прилетевшие на Марс. От этого и радостно становится. Но то, как мы сюда прилетели…
– Понимаю,- вздохнул Джон.- Нет, у меня только грусть, никаких радостных мыслей не возникает.
– Я же не сказал, что мне весело,- так же негромко и достаточно медленно, словно находясь в глубоком раздумье, говорил Стокард.- Мне отнюдь не весело, Джон. Если б я сейчас и посмеялся, то это, скорее, был бы горестный смех над нашей судьбой, вообще над нами. Да уж, отличные из нас получились первопроходцы. И это при всем притом, что мы с тобой далеко не новички. Особенно ты.
– Если я правильно тебя понял, то ты хочешь сказать, что не веришь в наше спасение. Так?- с опаской спросил Беттелз.
Его коллега молчал. Наверное, не хотел отвечать, потому что Джон Беттелз правильно все понял. Не дождавшись ответа, командир корабля заговорил следующим образом:
– Мы еще не проверили состояние шаттла в целом. Если у него нет никаких пробоин – а у меня есть основание полагать, что нет, – то у нас есть шансы на то, чтобы улететь отсюда. Но даже если мы не сможем стартовать с планеты, мы отрегулируем аппаратуру для связи и пошлем на Землю сигнал. Они, наверное, получили сигналы аварийной системы "Созвездия" и считают погибшими всех, но мы передадим, что двое ждут спасения на поверхности Марса. За нами прилетят.
– Прилетят…- усмехнулся Аксель.
– Да. Ведь есть второй модульный корабль "Созвездие". На нем и придут за нами.
– У нас кончатся все запасы кислорода задолго до прибытия помощи,- констатировал штурман.
– Аксель!- вдруг резко произнес первый пилот Джон Беттелз.- Мы еще живы и должны сделать все для спасения, прежде чем станет ясно, что мы и впрямь обречены. Я не хочу раньше времени думать о смерти. Если ты запамятовал, я напомню: у меня на Земле семья осталась. И у тебя есть семья. Давай думать о них.
– И?
– И начнем работать. Будем пытаться спасти себя.
– Да, спасти,- повторил Стокард.- Было бы неплохо…
– Если мы будем держать себя в руках и работать слаженно, то у нас может получиться!
– Джон, ты такой оптимист!
– Оптимистом необходимо быть, дружище. Иногда это ой как помогает.