Давид очертил лопатой на чёрной земле прямоугольник и задумался. Бледное лицо мальчика, как обычно, было печально. Тонкие, словно лапки паука, пальцы привычно сжимали обугленный черенок небольшой лопаты. По лицу Давида пробежала тень — сегодня было облачно, и неугомонный ветер гнал бесконечные караваны пушистых облаков куда-то вдаль, в невиданные страны. Давид был мальчиком десяти лет от роду, нелюдимый и мрачноватый характер которого мешал завести ему друзей, и потому в такой пригожий весенний день ему приходилось играть одному, в свои странные, придуманные им самим игры. В чём заключалась сегодняшняя игра, глядя со стороны, пока ещё сложно было сказать.

Давид сидел на траве, поджав под себя ноги, и смотрел на нарисованный им на земле прямоугольник. Лопата лежала рядом. Ласково светило солнце, ещё не совсем проснувшееся после затяжной зимы, прохладный ветер шевелил спутанные волосы мальчика, словно пытаясь причесать его. В воздухе пахло весной. На кустарниках и деревьях вокруг появлялись первые почки и листья. Среди корявых ветвей гудел одинокий шмель. Где-то далеко зашлась в истерическом лае собака, но, захлебнувшись, умолкла.

Давид посмотрел куда-то вдаль и что-то беззвучно прошептал. Его верхняя губа была испачкана чем-то жёлтым — на завтрак была яичница. Правда, Давид уже не помнил, что он в спешке глотал, не жуя, торопясь остаться вдали от всех, вдали от этого пыльного, скучного, ненавистного города. Шмель в своём бестолковом полёте подлетел ближе, и его жужжание привлекло внимание мальчика, который всё ещё шевелил бескровными губами. Давид поморщился, потом поднял левую руку на уровень своей головы и выставил вверх, в небо, два пальца. Шмель тут же умолк.

* * *

— Где Давид? — проворчал молодой мужчина, доводившийся маленькому отшельнику старшим братом.

Часы на ратуше как раз в этот момент начали бить. В унисон с ними начал трезвонить и храмовый колокол, и невозможно было сказать, кто начал извещать горожан о полудне первым.

Мать вытерла испачканные мукой руки о клетчатый передник и пожала плечами.

— Играет где-то с друзьями, — как-то равнодушно предположила она.

— Нет у него друзей, — ворчливо известил Виктор. — А кто мне будет помогать в мастерской?

Не дожидаясь ответа матери (та, впрочем, и не собиралась отвечать), старший брат вышел на улицу. Кивнув весело размахивающему метлой дворнику, он засунул в рот сигарету, достал спичечный коробок, но в нём оказалось пусто. Раздражаясь всё больше, Виктор случайно посмотрел вверх. Вдруг его лицо исказилось от гнева, а крупные кисти сами собой сжались в кулаки.

— Проклятая Клавдия! — вырвалось у него.

Дворник, услышав, тоже посмотрел наверх.

— Проклятая Клавдия! — с не меньшими чувствами повторил и он, сплюнул, швырнул метлу на мостовую и удалился, гневно стуча подкованными сапогами по булыжникам.

Мимо Виктора, обдав его запахом бензина, проехал автомобиль. В окне на третьем этаже показалось розовое лицо господина Нарзона, преуспевающего адвоката по семейным делам. Глаза на этом лице тоже были обращены в небо. Бормоча проклятия в адрес некой Клавдии, господин Нарзон закрыл окна и задёрнул изнутри шторы.

Неожиданно откуда-то сверху упала пустая консервная банка и, грохоча, подкатилась к ногам Виктора.

* * *

— Смерти нет, Нави, — прошептал мальчик, склонившись к земле; его губы почти касались чёрной земли. — Смерти нет…

Это была какая-то игра, какая-то чудная, непонятная игра, в которой мог быть лишь один участник. Давид провёл рукой под носом. Шмель опять вроде бы загудел, но тут же снова затих. Мальчик, выпрямившись, нарисовал пальцем на земле, посреди начерченного ранее прямоугольника такой символ:

Потом он обвёл вокруг этого знака, отдалённо похожего на лодку с парусом, окружность против часовой стрелки.

— Нави! — опять тихо позвал мальчик кого-то, слегка наклонившись вперёд.

Подождав немного, Давид взял в руки лопату, поднялся на ноги и начал копать. Солнце посылало вниз свои живительные лучи. Вскоре лопата наткнулась на какие-то доски, почерневшие и основательно попорченные временем и сыростью. Он осторожно расчищал от земли находку. Когда он закончил, перед ним получилась довольно аккуратная яма прямоугольной, как первоначальный контур, формы. Дно ямы было прикрыто подогнанными друг к другу дощечками. Волосы на лбу Давида слиплись от пота. На обеих его щеках появились грязные полоски. Отложив лопату, он снова присел рядом с ямой.

— Смерти нет, Нави, — повторил Давид ещё раз и легко постучал по найденным дощечкам.

Зрачки глаз расширились от тревожного ожидания. Где-то невдалеке испуганно пискнула какая-то пичуга. На солнце снова набежало облако. Вдруг одна из дощечек слегка шевельнулась. Давид, не отрывая взгляда от дна ямы, ждал. Дощечки вздрогнули все разом. Там, под ними, кто-то пытался выбраться наружу. Но сил этому неведомому созданию явно не хватало. Одна дощечка приподнялась и тут же бессильно опустилась назад. Давид нахмурился. Он подождал ещё пару минут. В яме всё затихло, видимо, насовсем. Мальчик протянул руку, и тут все дощечки вместе с комьями земли разлетелись из ямы в разные стороны.

Из заточения на белый свет вырвалось странное существо, которое сейчас оказалось на краю ямы напротив Давида. Тощее тело, обтянутое грязно-серой кожей с остатками шерсти, череп с пустыми глазницами, зловещие зубы в ощеренной пасти. Кое-где кожа не выдержала веяния времени, и в отверстиях была видна недогнившая плоть. Запахи весны испортились, на смену им пришла вонь тления, смерти. Существо уставилось на мальчика, облезший хвост в виде цепочки позвонков нервно метался из стороны в стороны. Всё это излучало угрозу. Неожиданно монстр, задрожав всем телом, склонил голову и отрыгнул несколько бесцветных червей, которые, слабо извиваясь, упали в яму.

Давид улыбался. У него получилось то, что он планировал. Пёс по кличке Нави сдох около месяца назад, и теперь время словно бы вернуло свою жертву. Но не успел мальчик сполна насладиться своим триумфом, как безмозглая во всех отношениях тварь, легко перемахнув через яму, набросилась на него. Мощные челюсти щёлкнули, но зубы прихватили лишь край серого плаща. Однако, мальчик не растерялся: он крутанулся, одновременно подхватывая с земли лопату, и мгновение спустя послышался глухой звук удара. Тварь, оказавшаяся легче, чем выглядела со стороны, улетела в кусты. Давид, взяв лопату наизготовку, ждал, он был готов отвесить ещё один удар неблагодарному существу. Но оживлённый им пёс не показывался.

— Нави! — позвал Давид, когда ожидание ему надоело.

— А что ты тут делаешь? — послышался звонкий голос у него за спиной.

Давид, не забывая, тем не менее, про кусты, обернулся. Увидев незнакомую девочку, он настолько удивился, что, вздумай мёртвый пёс снова напасть на него, ему пришлось бы несладко. Девочка, улыбаясь, смотрела на него. Давид осознал, что его спрашивали.

— Я… играю, — слегка заикаясь, ответил он.

Девочка с насмешкой оглядела мальчика, яму, лопату.

— Ага! — воскликнула она. — Ты здесь безобразничаешь!

Давид выглядел совсем растерянным. Его словно бы уличили в чём-то постыдном.

— Нет, — запротестовал он. — Я здесь играю.

Одежда девочки была необычной — светло-серая, слегка блестящая, похожая на какой-то металл, но металл гибкий, плавно облегающий маленькую фигуру. Волосы незнакомки свободно спадали на плечи. Пуговицы на куртке, пряжки на туфлях — всё это было, кажется, серебряным.

— Как тебя зовут? — спросила она.

Давид осмелился подойти ближе, чтобы получше рассмотреть её лицо (он был близорук). У девочки была бледная кожа, пожалуй, бледнее, чем у Давида. Глаза были голубые, словно небо надо головой.

— Давид, — ответил мальчик. Он подумал, что ещё ни одна девчонка не проявляла к нему какой-либо интерес.

— А меня… — начала незнакомка и замолчала.

Давид пришёл к выводу, что никогда ещё в своей жизни он не видел такой красивой девочки.

— Там, в городе, меня зовут Клавдией, — представилась, наконец, она.

Если мальчик и слышал ранее это имя, то он и виду не подал. Какая-то наглая муха ворвалась на поляну, словно стрела, и тут же уселась на остатки яичницы на губах Давида. Мальчик, не открывая взгляда от Клавдии, шевельнул пальцами левой руки (указательным и мизинцем), и муха, поджав лапки, отвалилась, упала и осталась лежать среди пробивающейся из земли травы.

— Ты не такой, как все, — заявила девочка. — Мне это нравится.

Давид решил удивить свою новую знакомую. Он прошептал что-то, и муха, вроде бы уже мёртвая, вдруг взвилась в воздух.

Клавдия улыбнулась. Мальчик ясно видел, что зрачки её глаз внезапно побелели, и в воздухе между детьми мелькнула молния. От мухи остались одни воспоминания.

Вдруг в башмак Давида что-то ткнулось. Опустив взор, он увидел раболепно приползшего на брюхе пса. Нави, по-видимому, признал, в конце концов, своего хозяина.

— Фу, какой он гадкий, — Клавдия сморщила нос; улыбка, однако, с её лица не пропала.

Давид присел, дотронулся до головы полусгнившего животного. Склизкий чёрный язык попытался лизнуть его пальцы.

— Прости, Нави, — еле слышно произнёс мальчик. Пса сотрясла судорога.

Когда он выпрямился, остатки жизненных сил уже навсегда покинули маленькое облезшее тело.

— Ты живёшь в городе? — Клавдия решила продолжить знакомство.

Давид кивнул.

— А хочешь посмотреть, где я живу?

Давид снова кивнул.

— Давай руку, — приказала девочка.

Её ногти, как отметил мальчик, были с металлическим отблеском.

— Нет, другую, — она отрицательно покачала головой, когда Давид вытянул вперёд руку, которой дотрагивался до мёртвого пса.

* * *

Давид заранее приготовился увидеть то, что никогда ещё не видел. Но всё же он был поражён. Его встретили высокие стены, строгие колонны из светлого мрамора, металлические статуи у входа высотой в три человеческих роста.

— Не бойся, — Клавдия провела его под аркой, и они очутились в огромном зале. По углам тут тоже стояли неподвижные стражи из металла. Стол посреди был слишком велик для одного, и потому Давид спросил:

— Ты здесь живёшь одна?

— Конечно, одна! — рассмеялась девочка, наслаждаясь его растерянностью.

Клавдия села во главе стола на некое подобие трона и небрежным жестом пригласила гостя выбрать для себя любой из многочисленных стульев. Несмотря ни на что, везде царила чистота. И стол тоже был девственно чист.

— Хочешь, я тебя чем-нибудь угощу? — спросила маленькая хозяйка.

Не успел родиться ответ, как она уточнила:

— Правда, могу предложить для тебя лишь сгущённое молоко.

— Нет, спасибо, я не голоден, — отказался Давид, хотя на самом деле это было не так. Быть скромным его приучила мать.

Лучи солнца играли в узорчатых окнах, на светлых стенах, на многочисленных зеркалах. Иногда на блеск было больно смотреть. Здесь было немного прохладнее, чем внизу.

— А тебе здесь не бывает скучно? — спросил Давид и тут же пожалел об этом.

Клавдия, однако, не обиделась. Широко улыбаясь, она ответила:

— Нет, конечно. Скучно — там. Разве нет? Люди — они такие глупые, невежественные, нудные, иногда просто отвратительные. Не вижу никакого смысла в существовании большинства из них. Ну, скажи, разве я не права?

Давид вынужден был согласиться с частью её утверждений. С сомнением осмотрев поверхность стола, на котором не было ни пылинки, он положил перед собой свою лопату.

— Итак, — продолжала Клавдия, — раз ты не голоден, то экскурсия в холодильник откладывается. Ещё у меня тут есть алхимическая лаборатория…

— О! — сказал Давид.

— …обсерватория…

— О!

— …и библиотека! — торжественно закончила она, упиваясь его восторгом.

Действительно, при упоминании библиотеки глаза Давида зажглись неподдельным интересом.

— Прости меня, пожалуйста, Клавдия… а туалет здесь есть? — запинаясь, спросил мальчик.

Хозяйка рассмеялась, вскочила и потащила его в один из боковых коридоров.

— Умыться тебе тоже не помешало бы, — сказала он, глядя на его испачканную физиономию. — И я одолжу тебе свою расчёску!

* * *

— «Общая массовая доля сухих веществ молока…» — внимательно читал этикетку человек в военной форме. — «Питательная ценность…»

Закончив, он вернул консервную банку визитёру.

— Неужели вы не можете подбить эту чёртову штуку, полковник? — негодовал Виктор, изредка потрясая кулаком в сторону неба.

— Во-первых, я подполковник, — поправил посетителя подполковник Капричин. — А во-вторых… вы знаете, что сталось лет сорок тому назад с зенитной батареей в пригороде Гифа, когда они попробовали выстрелить в такое вот облако?

* * *

Давид и Клавдия сидели на краю облака, свесив ноги, и смотрели вниз, на освещаемый закатным солнцем город. Впрочем, Давид больше поглядывал на свою новую приятельницу, которая красочно и забавно описывала, что происходит внизу. При его близорукости вместо города он видел лишь какой-то блин неприятного цвета. Клавдия же… на неё было ужасно приятно смотреть. И слушать. Она была весьма остроумна, а её смех звучал, словно серебряный колокольчик.

— Ты — идеальная, — вдруг рискнул признаться вслух Давид.

— Я знаю, — спокойно ответила она, хотя по всему было видно, что ей приятно слышать комплименты. И, словно мимоходом, Клавдия спросила:

— Хочешь остаться здесь, со мной?

Давид молчал. Губы девочки, ещё недавно сложенные в очаровательной улыбке, сжались в линию.

— Ты же никого не любишь, — сказала она с металлом в голосе. — Тебе там никто не нужен. Ты не любишь живых!

Последние слова она почти кричала. Зрачки Клавдии опасно побелели. Давид почувствовал, как в воздухе накапливается электричество.

— Я б остался, — медленно ответил он, подыскивая нужные слова. — Я никого не люблю. Ты права. Но здесь… здесь нет даже смерти!

* * *

Всю ночь над городом шёл дождь.

11 апреля 2006 г.