Ребята!

Я, четвероклассник Петя Мошкин, и мой друг Павлик Хохолков ужасно переживали, что наше звено не дружное. Павлик даже сказал однажды: «У нас не звено, а настоящий винегрет!»

А каково это было слышать мне, звеньевому? Вот я и решил: так больше продолжаться не может!

Мы постарались сдружить звено и исправить самого большого лентяя — второгодника Федьку.

Про наши дела и написана эта повесть. Автор назвал её «Можете нас поздравить!». Наверное, он подумал, что мы уже всё сделали. А я считаю, поздравлять нас рано. Только сейчас у нас что-то начинает получаться. А до этого — одни неприятности и переживания.

С пионерским приветом

звеньевой Петя Мошкин

 

Не дали отдохнуть!

Четырнадцать дней! Сто шестьдесят восемь часов! Десять тысяч восемьдесят минут! Подумать только! И всё это свободное время было уже позади. Зимние каникулы кончились. Учебник лежал на парте, авторучку я держал в руке и все четыре урока должен был слушать Ираиду Кондратьевну. Должен… а я хоть и сознаю это, а всё равно думаю о другом…

Скоро в наш город приедет столичный цирк. Я прочитал об этом в городской газете. Вот бы взять шефство над хищниками! Блестящая идея! Мне нравится возиться с животными. Соседский щенок меня больше, чем своих хозяев, любит. В каникулы ни на шаг от нас с Павликом не отходил.

Павлик — это мой друг. Мы с ним всегда вместе. С первого класса за одной партой сидим. Я решил сказать ему про свою идею.

— Над хищниками нам шефствовать не разрешат, — замотал головой Павлик, — мы — несовершеннолетние.

— Тогда давай шефствовать над верблюдами.

— Нет уж, спасибо, — наотрез отказался Павлик, — мне такого счастья не нужно. Верблюды плюются. Я, когда ездил в Москву, видел, как в Зоопарке ни с того ни с сего верблюд плюнул на гражданина в шляпе. Всю шляпу испортил. А у меня форма новая.

Павлик такой чистюля, просто ужас? За свою аккуратность он у нас третий год бессменный санитар. Как во втором классе выбрали, так до сих пор никем не заменили.

— А что мы тогда после уроков будем делать? — спросил я.

— Пойдём в кино? — предложил Павлик.

— Нет уж, хватит, — замахал я руками.

В Доме культуры шёл всё тот же фильм, который мы с Павликом видели в каникулы шесть раз. Почти наизусть выучили. Я посмотрел на Женьку Рогова и стал писать ему записку: ведь его отец директор Дома культуры, и Женька всегда раньше всех знает, когда будет новый кинофильм. Но тут за моей спиной загудел, точно шмель, своим басом Федька Батов.

— Сегодня в Доме культуры новую кинокомедию покажут, — сообщил он сидящим позади него дружкам — Антону Здобнову и Гришке Гвоздикову, — «Полосатый рейс» называется. От смеха под стульями валяться будете.

— Я не буду валяться, — огорчился Гришка Гвоздиков, — у меня денег нет.

— И не надо, — утешил его Федька, — пройдём бесплатно.

— Ты что, директором ДК стал? — усмехнулся Антон.

— Может, шапку-невидимку заимел? — добавил Гришка.

— Соседка наша в ДК стала контролёром работать. Она мне сказала: «Приходи с дружками, пущу вас на балкон». — И уже совсем тихо Федька добавил: — А вы ещё кого-нибудь позовите. Возьмём с них за кино по гривеннику, и порядок. Потом в буфете фруктовой воды напьёмся.

— А всех-то пустит? — с сомнением спросил Антон.

— Будьте покойны, — кивнул головой Федька. — Она хочет из нас актив юных зрителей сделать. Чтоб мы перед детскими сеансами помогали.

— Тогда пропустит, — решил Антон.

— Я двоих приведу, — угодливо пискнул Гришка Гвоздиков и вкусно причмокнул, будто уже пил фруктовую воду.

— А я профессорского сынка Кирку Краснова заманю, — раскинув умом, сказал Антон, — у него всегда денежки звенят.

— Профессорского хорошо, — оживился Батов, — с него можно подороже взять.

— В том-то и дело, — понимающе подмигнул Антон.

Я толкнул Павлика в бок.

— Слышишь, что затевают?

— Только бы Генька Шубин ничего не узнал, а то опять на тебя раскричится, — встревожился Павлик.

Генька Шубин — наш председатель совета отряда, а я — звеньевой. Федька, Антон и Гришка в моём звене. Потому-то за каждое безобразие, которое они устраивают, мне и достаётся от Геньки. Вот нажалуется Кирка Краснов своему отцу, что Батов с дружками все деньги у него выманил, позвонит тот в школу, и завтра Генька весь день будет меня допекать: «Куда ты только смотришь, Мошкин? Опять твоё звено отряд позорит?» Как будто я сложа руки сижу, а не всё время начеку. Только что я могу сделать, если Федька даже директора школы не слушается? Уж сколько раз директор его вызывал. А толку чуть! Даст Батов слово исправиться, а на другой день опять что-нибудь выкинет.

Вот хоть перед зимними каникулами. Рассказывала нам Ираида Кондратьевна на уроке природоведения про домашних птиц, а Федька залез под парту да как закукарекает оттуда для наглядной иллюстрации. Большая неприятность была. Батов после этого случая самое последнее обещание дал вести себя хорошо. А через день на уроке математики нацепил моднице Светке Конторович хвост из мочалы с запиской: «Посмотрите, какая я красавица». А Светку к доске вызвали. Она так и проплыла по классу с хвостом. Вот что Принц вытворяет?

Федька — второгодник. Он достался нам по наследству. За это и ещё за то, что он ничего не хочет делать: ни заниматься, ни пионерские поручения выполнять, мы прозвали Федьку Наследным Принцем. А его дружков, Антона и Гришку, зовём Федькиной свитой. Это потому, что они ни на шаг от Федьки не отходят. Так и смотрят ему в глаза, и ждут приказаний.

В прошлом году без Принца Антон с Гришкой вели себя гораздо лучше. Даже на сборы звена оставались. А теперь, если и остаются, мы сами не рады. Обязательно что-нибудь натворят.

Вот какие ребята у меня в звене. А моя мама, она редактор городской газеты «Авангард», говорит: если бы Принца и его дружков как следует отредактировать, они могли бы стать неплохими ребятами. Мне почему-то тоже кажется, что исправить Принца можно. Правда, я не знаю как. Но мой папа с нами не согласен. Он считает, что перевоспитывать таких людей — только зря время терять. А время папа очень ценит. Особенно в конце каждой четверти, или, как говорят взрослые, квартала.

Мой папа директор мебельной фабрики, которая за полчаса может выпустить книжный шкаф, а за рабочую смену целую жилую комнату. Но иногда фабрика не укладывается в эти сроки, как мы на контрольной. Тогда папа ужасно сердится и о Принце-Федьке ничего не хочет слушать. Потому и приходится поступать, как советует мама, — «редактировать» Федьку на пионерских сборах. Только на него это совсем не действует. Вот хоть сегодня — даже отдохнуть после каникул не дал: новое безобразие придумал. Другой на его месте был бы благодарен соседке за приглашение в кино, а он вместо этого обмануть её хочет.

Я кивнул головой в сторону Федьки и сказал Павлику:

— Ну и вредина этот Принц! Давай пойдём в Дом культуры и не дадим ему пить фруктовую воду за чужой счёт.

— А как мы это сделаем? — спросил Павлик. — Сами, что ль, эту воду выпьем?

— Зачем же сами, — сказал я и придвинулся к Павлику, чтобы объяснить ему свой план.

Но тут я услышал голос Ираиды Кондратьевны:

— Мошкин, кажется, хочет поговорить. Вот и иди к доске, повтори мои объяснения.

Я медленно поднялся из-за парты и ещё медленней пошёл к доске.

«Звеньевой, а самый первый в новой четверти двойку схвачу», — пронеслось у меня в голове.

У доски я медленно-медленно взял мел, и вдруг… в коридоре зазвенел звонок.

— Садись, — сказала мне Ираида Кондратьевна и улыбнулась. Всё-таки хорошая у нас учительница: всё понимает…

 

Винегрет

Я часто задумывался над тем, почему наши слова и замечания совсем не действуют на Принца-Федьку. И додумался: это потому, что звено у нас не дружное. Вот идёт сбор. Отчитываю я Принца, а Борька Тарасов в это время в окне галок считает. Павлик свой санитарный журнал заполняет. Девчонки шушукаются. И вместе мы давным-давно никуда не ходили: ни в кино, ни просто так погулять. Павлик только со мной дружит, девчонки друг с другом, Принц со своей свитой, а Юрик Беляков, Борька Тарасов и Витя Севрюгин совсем ни с кем.

Юрик, кроме школьного драмкружка, вообще ничего не признаёт. Ни сборов, ни общественных нагрузок. Ему некогда. Он хочет стать артистом, вроде Чарли Чаплина, и очень часто изображает его с тросточкой в руках. А ещё Юрик умеет шевелить ушами. Особенно хорошо он шевелит ими на уроках. В перемену у него так не получается. Засмотришься на его уши и получишь от Ираиды Кондратьевны замечание. После этого как ни выговаривай Федьке, толку чуть. Ты его разносишь, а он смотрит на тебя и ехидно улыбается. А эта улыбка означает: «Сперва сам замечания не получай, а потом уж других учи».

Верно, конечно! Чтобы влиять, надо большой авторитет иметь. А в моём звене все мальчишки неавторитетные.

Взять хоть Борьку Тарасова. Он самый добродушный и покладистый человек, каких только я видел. Это, наверное, потому, что он большой и толстый. Недавно Борька рассказал нам, почему он стал такой громадиной. Ещё маленьким, украдкой от мамы, Борька съел за один присест целую коробку витамина «А». Этот витамин помогает организму расти. После этого он такой и вымахал.

А ещё Борька любит острить по любому поводу и пересаживаться в классе с места на место. Как кого нет — обязательно за его парту сядет. Сначала Ираида Кондратьевна запрещала Борьке скакать с места на место. Но он хитрый. На своём месте стал вести себя хуже. Всё время болтал или смотрел в окно и считал на деревьях галок. Вот Ираида Кондратьевна и не стала возражать. Теперь Борька пересаживается официально. За это мы прозвали его Кочевником.

Витьку Севрюгина мы зовём в шутку Командировочным. Потому что в те дни, когда его отец бывает в командировке, Витька учится гораздо хуже. А как только отец возвращается — быстро исправляет все свои двойки и старается вовсю. Так что мы всегда знаем, дома его отец или нет. Ираида Кондратьевна, когда ставит Витьке двойку, всегда спрашивает:

— Надолго отец уехал?

И если Витька кивает головой, она тяжело вздыхает. А когда он получает пятёрку, мы все радуемся и просим Витьку передать отцу привет. Вот так он и учится — то хорошо, то плохо. И, конечно, помощи от него ждать всё равно как от плохого спортсмена рекорда.

Ещё в моём звене Димка Астахов. Он пришёл к нам из другой школы в конце первой четверти. Его родители получили в нашем районе новую квартиру. Димка ужасный выдумщик. Он, как только познакомился с нами, рассказал, что учится в музыкальной школе по классу трубы и переписывается с композитором Шостаковичем. А ещё сказал, что дома у него есть шкура белого медведя, которую ему прислал с Северного полюса отец-полярник Нас заинтересовала шкура белого медведя, и мы, то есть Павлик, Борька-Кочевник и я, зашли к Димке посмотреть её. Пришли и узнали, что Димка нигде, кроме нашей школы, не учится. А отец у него бухгалтер овощной базы и на Северном полюсе никогда не был. Шкуры дома, конечно, не оказалось. После этого Димка стал нас сторониться. Ещё Димка очень хитрый, но совсем не так, как Борька-Кочевник. Это я вот из чего заключил: на любой вопрос Ираиды Кондратьевны Димка поднимает руку, а если его вызовут, говорит:

— Я не отвечать хотел, а из класса выйти.

На сборы Димка тоже приходит не всегда. Даёт честное слово, клянётся и не приходит. А потом придумывает такую удивительную историю, которая будто бы его задержала, что всем сразу ясно: человек врёт.

Павлик не любит Димку. Он терпеть не может лгунов, так же как грязнуль и нерях. Всем в пример Павлик ставит Светку Конторович. У неё всегда всё выглажено и отутюжено, как с иголочки, а в голове ветер и всякие наряды. Но Павлик этого не замечает. Он как посмотрит на Светку, так весь сияет от удовольствия. Мне кажется, что Светка нравится Павлику. Вот он и превозносит её.

А я девчонок не люблю. Очень хорошо, что в нашем звене всего четыре девчонки. Неразлучные подруги Нина Фролова и Марина Козарезова, модница Светка и малютка Аня Полозова.

Правда, в этом году Аня перестала быть малюткой. За лето так выросла, что чуть-чуть до каланчи не дотянула. И походку изменила. Теперь Аня ходит гордо и независимо: голову назад откидывает, а руки прячет в кармашки формы и стук-стук каблучками. Я стук её туфель всегда определю. Он чёткий и какой-то весёлый. И глаза у Ани весёлые, даже немного лукавые. Только она совсем не хитрая, а честная и прямая: что думает, то и скажет. Не юлит, как некоторые. С Аней я иногда советуюсь насчёт Федьки и по другим делам. Голова у неё соображает. Хотя что это я её расписываю? Ещё могут подумать, что Аня мне нравится. Как бы не так! Я с ней иногда даже ссорюсь. Вот перед новогодним утренником сделал я хлопушку с секретом и решил отдать её Ане. Подошёл к ней и сказал:

— Дёрни за нитку — вылетит конфетка.

Она дёрнула, а вместо конфеты из хлопушки вылетел целый сноп разноцветных бумажек. Бумажки обсыпали Аню с ног до головы. Она стала ужасно красивая. Всё равно как артистка на сцене. Ей бы так и ходить весь утренник, а Аня обиделась, стала отряхиваться и сердито сказала мне:

— Вот противная Мошка!

Я, конечно, на неё тоже обиделся. Хоть фамилия моя и Мошкин, но на мошку я совсем не похож. Мошки все маленькие, чёрненькие. А я для своих лет самого нормального роста. На уроке физкультуры я стою пятым с левого фланга. Это не так уж плохо, если учесть, что я моложе многих моих одноклассников, так как пошёл в школу, когда мне ещё семи не было. Волосы у меня опять же светлые, а лицо круглое, и на нём никогда не бывает веснушек. А у Ани, чуть зима начнёт таять, — весь нос в крапинках. Кстати, нос у меня тоже не какая-то еле заметная кнопка, а прямой и ровный, так что, прежде чем называть меня Мошкой, надо думать!

Вот и всё наше звено.

— Не звено, а настоящий винегрет! — сказал как-то Павлик.

А всё потому, что отряд разбит у нас на звенья по рядам, а не по интересам. Если бы были звенья по интересам, тогда Принц-Федька не был бы в моём звене. Впрочем, тогда бы Принц ни в каком звене не был. Ведь он ничем не интересуется.

В перемену я ещё раз обдумал, как нам поступить, а потом сказал Павлику:

— Давай позовём в Дом культуры всё наше звено и будем действовать сообща.

Павлик взвесил моё предложение и предупредил:

— Зови всех, кроме девчонок. Всё-таки разговор у нас будет мужской.

Я согласился. Мало ли что может случиться. Вдруг мы подерёмся? А что будут делать тогда девчонки? Визжать! Кому это нужно?

 

Спасение Принца под угрозой

Наконец прозвенел звонок с последнего урока. Мы взяли портфели и направились к дверям. Но не тут-то было. В класс вошла отрядная вожатая Лида Паевская. Она тряхнула пышной причёской и торжественно объявила:

— Ребята, у меня новость. Из совета отряда по состоянию здоровья выбыла одна девочка и вместо неё выбрали меня. — Лида прищурила свои зелёные глаза, задрала к самому потолку утиный нос и важно добавила: — Очень может быть, что теперь из-за большой нагрузки я не смогу работать с вами.

Мы с Павликом переглянулись и чуть было не засмеялись от радости. Очень хорошо, что Лида больше не будет у нас вожатой. Потому что она всё равно с нами не работала. Прибежит в класс перед самым праздником, когда мы уже подготовились к нему с Ираидой Кондратьевной, посмотрит, что у нас получилось, и начнёт старшему вожатому хвастать:

— Приходите к нам в гости. У нас чудесный сбор будет.

Меня это ужасно сердило. А после того как я посоветовался с Лидой насчёт Принца-Федьки, я в ней окончательно разочаровался. Было это как раз в тот день, когда Принц кукарекал на уроке. Я подошёл к Лиде и спросил:

— Как нам повлиять на Батова, чтоб он взял я за ум?

Знаете, что она мне ответила?

— Я, — говорит, — о таком скверном мальчишке даже слушать ничего не хочу. Пусть сначала исправится, потом и поговорим.

Ловко отделалась! Мне как раз и нужно было узнать, как его исправить. А когда он исправится, я об этом и спрашивать не буду.

Ни в чём нам Лида не помогала. Очень хорошо, если она уйдёт от нас. Только бы не передумала. Я не выдержал и спросил:

— Это ещё только «может быть» или ты уйдёшь от нас наверняка?

Лида почувствовала, что я радуюсь, и вспылила:

— Не дерзи, Мошкин! Даже Ираида Кондратьевна жалуется, что ты грубишь.

Я так и раскрыл рот от удивления. Уж кому-кому, а Ираиде Кондратьевне я никогда не грубил. За все четыре года ни разу. Но я не стал спорить с Лидой. Ей лучше не возражать. Возразишь, а потом сам же пожалеешь. Она даже на моё молчание рассердилась и сказала девчонкам:

— Мне просто жаль нового вожатого. Мошкин ему все нервы испортит.

Девчонки тотчас повскакали с мест, окружили Лиду и наперебой затрещали:

— Как же мы будем без тебя сборы проводить?

— Может быть, ты всё-таки останешься?

— Ах-ах!

— Ох-ох!

Особенно надрывались Нина Фролова и Марина Козарезова. Они прямо из кожи лезли. Мне стало смешно смотреть на них. Я толкнул Павлика в бок, и мы оба засмеялись.

— Чего вы? — спросила нас Аня Полозова.

А мне будто смешинка в рот попала. Я подмигнул Павлику и засмеялся ещё громче. Лида решила, что мы смеёмся над ней, и тут же навредила нам:

— Мошкин и Хохолков, — строго сказала она, — поручаю вам от имени совета дружины съездить в Краеведческий музей и привезти стенд, который нам дают для дружинной стенгазеты.

В другой раз я не стал бы спорить. Съездил бы с Павликом за стендом, и всё. Но сегодня нам во что бы то ни стало нужно было помешать Федьке осуществить его план. Я вскочил из-за парты и сказал:

— Мы не можем. Сегодня у нас есть одно важное дело.

— Мы не редколлегия, чего мы за стендом поедем! — добавил Павлик с места.

Лида прищурилась. Она всегда так делала, когда начинала сердиться.

— Какое же у вас дело? — повысила голос вожатая.

Не могли же мы при Батове сказать, что задумали. Пришлось ответить уклончиво, но со значением:

— Это тайна.

Лида ужасно разозлилась.

— Если вы не привезёте стенд, я буду вынуждена обсудить ваше поведение на совете дружины. Так и знайте! — грозно произнесла она и, окружённая девчонками, вышла из класса.

— Ребята, не уходите. Надо поговорить, — сказал я мальчишкам своего звена. А когда мы остались в классе одни, спросил: — Как же быть? Идти нам с Павликом в Дом культуры или ехать в музей за стендом?

— Пусть сама за стендом едет, — решительно высказался Павлик.

— Небось это ей поручили, — поддержал его Юрик Беляков.

— Нашла дураков! Своё на нас взваливает! — закричали Командировочный Витька и Борька-Кочевник.

А Димка Астахов сморщился, как трухлявый гриб, и ядовито сказал:

— Мошкин совета дружины испугался.

— Ничего Петька не испугался. Просто он не всегда правильно шевелит мозгами, — заступился за меня Павлик и крикнул мне: — Неужели ты не понимаешь: стенд мы можем привезти и завтра, а Батова застанем в кино только сегодня. Соображать надо!

Это я, конечно, понимал. И чтобы доказать Димке и Павлику, что я никого не испугался и разбираюсь во всём не хуже их, я сказал:

— Правильно! Если мы не остановим Федьку сегодня, в другой раз он ещё хуже что-нибудь выкинет.

— Может, даже кого-нибудь на улице оберёт, — ввернул Димка.

Я вышел из-за парты и сказал твёрдым голосом:

— Операцию «Спасение Принца» назначаю на шестнадцать ноль-ноль. Встречаемся у крайней правой колонны Дома культуры.

 

Дурак я или нет?

В назначенное время к Дому культуры не пришли только двое: Юрик Беляков и Димка Астахов.

— У Юрика репетиция. Драмкружок ко Дню Советской Армии пьесу готовит, — сказал Командировочный Витька и похвастался: — Я им буду помогать декорацию делать.

— А Димка небось мороза испугался. Сидит дома в тепле и придумывает, как бы ему завтра выкрутиться, — потирая варежкой красную щёку, засмеялся Борька-Кочевник.

Мороз в самом деле был крепкий. Мы не стали ждать Димку и вошли в коридор между входными дверьми и фойе.

У дверей фойе стояла молоденькая контролёрша. Принц и его свита, должно быть, ещё не пришли. В фойе их не было видно.

— Ребята, вы в кино? — спросила нас контролёрша. — Тогда проходите.

— Не знаем ещё, идти или нет, — неопределённо протянул Павлик, — картина, говорят, плохая.

— Картина очень весёлая, — сказала контролёрша, — советую посмотреть.

Я хотел спросить у неё, не проходил ли Федька. Вдруг он уже сидит в буфете и пьёт фруктовую воду за чужой счёт? Но тут открылась входная дверь, и в морозном облаке появилась Федькина свита. За ней вошёл Принц-Федька, а за ним ещё три незнакомых мальчика. Самый последний, круглощёкий, в лыжном берете, наверное, и был профессорский сынок. Федька добродушно подмигнул нам и подошёл к контролёрше.

— Вот, наш взвод в полном составе, — отрапортовал он.

— Проходите, директор разрешил, — сказала контролёрша. — Только марш на балкон. Там свободные места будут.

Ребята мгновенно прошмыгнули в фойе. Всё произошло так быстро, что мы опомнились только тогда, когда Принц, его свита и незнакомые мальчишки скрылись из виду. Должно быть, побежали в буфет пить фруктовую воду.

— Упустили момент! — зашипел Павлик. — Надо было пристыдить Федьку при контролёрше. Пусть бы она узнала, что у него за «взвод».

— Чего ж ты не пристыдил? — спросил я.

— Небось они уже в буфете шипучку пьют, — облизнулся Борька-Кочевник.

Все посмотрели на меня, и Павлик сказал:

— Принимай решение, командир!

Легко сказать — «принимай решение». А какое?

Можно пристыдить ребят в буфете, но у нас не было денег на билеты. Неожиданно контролёрша вызвала из фойе Батова и сказала:

— Ну-ка, привыкай к обязанностям юного дежурного. Постой немного в дверях. — С этими словами она повязала на руку Федьки красную повязку и ушла.

Федька сразу надулся и заважничал, как синьор Помидор из сказки про Чиполлино. К нему подошли зрители. Федька пропустил их не сразу. Сначала посмотрел на число и время сеанса на обратной стороне билетов и только после этого оторвал контроль. Зрители прошли в фойе, а Принц перевёл свой взгляд на люстру и заважничал ещё больше. Я подошёл к нему и спросил:

— Вкусная вода-то?

— Какая вода? — не понял меня Федька.

— Фруктовая, которую ты на чужие денежки пил, — подскочил к нам Павлик.

— А тебе что? Завидно? — зло зашипел на него Федька.

Тут наш разговор прервался, потому что к Принцу подошли новые зрители. Он аккуратно оторвал у всех билетов корешки и бросил их в урну. Пожилой гражданин в шляпе даже похлопал Принца по плечу.

— Посмотрите, какой сегодня дежурит контролёр, — сказал он своим знакомым. — Молодец, мальчик!

Когда взрослые прошли, Федька посмотрел на нас и, хотя мы стояли в стороне, грубо сказал:

— А ну, не толпитесь в дверях. Чего зря проход заслоняете? — И вдруг закричал, точно его резали: — Вера Ивановна, помогите, ребята без билетов проскочить норовят. Целая шайка!

Услышав это, Павлик, Витька и Борька опрометью бросились на улицу. Я не знал, что делать, и потому остался стоять на месте. К Федьке подошла контролёрша.

— Где хулиганы? — строго спросила она.

— Убежали. Вас испугались, — не моргнув глазом, выпалил Федька.

— А этот мальчик чей? — посмотрев на меня, спросила контролёрша.

— Наш звеньевой, самый активный в школе, — сказал Федька и попросил: — Вера Ивановна, пропустите и его. Он пригодится. Мы, в случае чего, на ступеньках посидим.

Контролёрша кивнула головой и ушла.

— Проходи, — предложил мне Принц-Федька и широким жестом указал на дверь, — мировая картина! Обхохочешься!

— Спасибо, я уже насмотрелся, — ответил я и пошёл не в фойе, а к выходу.

— Дурак! — зло крикнул мне вслед Федька.

— А ты феодал! Дань собираешь, — сказал я и выскочил на улицу под хохот Федькиной свиты, которая подошла к нему.

«Как всё нескладно получилось…» — подумал я и остановился на ступеньках большой каменной лестницы Дома культуры. Ребят нигде не было видно. Но только я хотел пойти к трамвайной остановке, из-за колонны показался Павлик.

— Чего вы убежали? — накинулся я на него.

— А тебе что, в милицию охота? — спросил он, оглядываясь.

— За что? — удивился я.

Павлик только рукой махнул. Наверное, опять решил, что я чего-то недопонимаю.

— А где Кочевник с Командировочным? — спросил я.

Павлик усмехнулся:

— Они так припустили, что, наверное, уже дома чай пьют.

— Поедем за стендом для стенгазеты, — помолчав, предложил я.

Павлик аккуратно застегнул шубу на все пуговицы, поправил шапку-ушанку и неторопливой походкой зашагал к трамвайной остановке. В трамвае Павлик спросил меня:

— Что ты так долго не выходил?

— Пришла контролёрша, и Федька попросил, чтобы она пропустила меня смотреть кино, — ответил я.

— А она что?

— Разрешила.

— Чего ж ты не пошёл! — удивлённо воскликнул Павлик.

Мне показалось, что Павлик хоть и старше меня на год, а сказал чепуху. Как же я мог смотреть кино? После этого вся наша затея провалилась бы. А сейчас я всё-таки досадил Принцу. Не зря же он разозлился и обозвал меня дураком. Павлик, должно быть, тоже считает меня дураком. Ведь я отказался от бесплатного кино. Только если я и дурак, то всё-таки не настоящий. Останься я смотреть кино, был бы настоящим дураком, а так нет. Вот о чём я думал, пока трамвай вёз нас к музею.

 

Новые неприятности

В музей мы ехали зря. Он был уже закрыт. За обледеневшей по краям стекла дверью, точно кит в аквариуме, дремал в тулупе сторож. Мы долго стучали в дверь, но он даже не пошевелился.

— Может, это не сторож, а мумия, — предположил я, — вроде манекена в магазине. Посадили для видимости.

— Сейчас проверим, — сказал Павлик и застучал в дверь ногой.

Манекен открыл заспанные глаза и посмотрел на Павлика таким взглядом, каким Принц-Федька смотрит на доску, когда решает задачку. Я снова постучал по стеклу, прямо над его ухом. Сторож, не поворачивая головы, скосил глаза в мою сторону. А потом открыл рот и что-то сказал. Мы ничего не услышали и засмеялись. Сторож рассердился и ткнул рукавицей в табличку, которая висела на двери. Там было написано: «Музей открыт ежедневно с 10 до 17 часов, кроме понедельника». Сегодня был четверг, но часы на трамвайной остановке показывали уже 35 минут шестого. Нам ничего не оставалось, как ехать домой.

На следующее утро, только мы с Павликом вошли в школу, к нам подскочил Димка Астахов и, моргая ресницами, затараторил:

— Не мог я вчера прийти. Соседка задержала. Я бумажного голубя сделал и в кухне пускал. А он соседке в суп попал. Я спрятался от неё в платяной шкаф, вот и не мог вовремя вылезти…

— У вас соседки-то нет, — перебил я Димку, — вы же в отдельную квартиру переехали.

— То есть не соседка, а наша родственница тётя Клава, — поправился Димка, — она компот варила и…

— Так она ж ещё с Северного полюса не вернулась, — сострил Павлик.

Мы засмеялись и, не дослушав Димку, побежали в раздевалку. А после уроков нам самим пришлось оправдываться. Около пионерской комнаты я увидел Лиду и сказал ей:

— Мы вчера ездили в музей, но он был уже закрыт. Такая неприятность!

Я думал, Лида скажет: «Ну, тогда поезжайте сегодня», а она как зашумит:

— Мало того, что вы не выполнили пионерского поручения, вы ещё смеётесь надо мной. Этого я не допущу!

Мы с Павликом так и отскочили от неё.

— Почему смеёмся? Ты что? — сказал ей Павлик с другой стороны коридора. — Разве так не может случиться?

— Не может! — сердито сверкнула своими зелёными глазами Лида и неожиданно отчеканила: — Я ещё вашим родителям сообщу, как вы в Дом культуры без билетов прорываетесь.

Слышать такое было совсем обидно. Мы с Павликом растерялись и ничего не ответили Лиде. Будто в самом деле прорывались в ДК без билетов.

— Неужели ей Принц на нас наговорил? — предположил Павлик, когда Лида ушла.

— Что ты, Федька с ней ни о чём не говорит, — решительно возразил я, — это его свита нафискалила. Они вчера в фойе гоготали.

Тут по коридору прошёл Батов, посмотрел на нас и усмехнулся.

— Ты что? — спросил его Павлик подозрительно.

— Попались, голубчики, — засмеялся он.

— Трепач ты! — крикнул я. Мне стало обидно, что я зря защищал Федьку.

— Почему трепач? — спокойно спросил Федька.

— Зачем Лидке сказал, будто мы в ДК без билетов прошли? — подскочил к нему Павлик.

— Я? — Федька удивлённо ткнул себя пальцем в грудь и затряс головой. — И не думал.

— Откуда ж она знает? — спросил Павлик.

Принц пожал плечами.

— Это покрыто мраком неизвестности, — высказался он и добавил: — А я думал, Лидка вас на удочку поймала: лозунг писать заставила.

— Какой лозунг? — спросил я.

— Цитату какую-то, — сказал Федька. — Она меня уговаривала, но я не поддался. Мне своих дел хватает.

— Гривенники собирать, — поддел его Павлик.

Федька уставился на него немигающим взглядом, как удав на кролика. Но, вместо того чтобы стукнуть Павлика, вдруг захохотал:

— А крепкого вы вчера стрекача дали.

Я вспомнил, как Павлик, Борька-Кочевник и Командировочный Витька бросились из клуба, и мне тоже стало смешно. Но я сдержал себя: всё-таки неудобно смеяться над друзьями.

— Сматывайтесь скорее, а то будете лозунг писать. Сегодня ведь у вас важных дел нет, — сказал Принц-Федька и зашагал по коридору, насвистывая песенку: «Ни мороз мне не страшен, ни жара».

Я посмотрел ему вслед и подумал: «Совсем неплохой парень, даже предупредил нас о грозящей опасности».

— Пойдём домой, пока Лидка нас не застукала, — дёрнул меня за рукав Павлик.

— Может, напишем лозунг, всё равно делать нечего, — предложил я Павлику.

Он недовольно запыхтел, точно паровоз с большим числом вагонов, а потом сказал:

— Ладно, пиши, я тебе помогу.

Я не ожидал, что Павлик останется со мной. Ведь когда он сердится, ему всё не так. И пока Павлик не передумал, я потянул его в пионерскую комнату. Лиды там не было. На столе лежала красная материя, а на ней бумажка с цитатой из «Мойдодыра» — «Надо, надо умываться по утрам и вечерам».

— Здо́рово! — сказал Павлик. — Этот лозунг для октябрят, а ведь наш класс шефствует над ними.

— Разве мы шефствуем над октябрятами? — удивился я.

— Здрасте! — развёл руками Павлик. — Мы же в начале года у них в классе были и обещали во всём помогать. Звеньевой, а не помнишь. Не забудь сказать Геньке, что мы лозунг писали.

— Зачем?

— Пусть на совете дружины об этом доложит.

— Зачем же докладывать? — возразил я. — Ведь мы шефы, мы всё равно должны что-то делать для октябрят.

— Всё равно, да не одно, — сказал Павлик и покачал головой. Наверное, решил, что я опять чего-то недопонял.

— Сделаем Лидке сюрприз напоследок, ведь она нас покидает, — предложил я Павлику.

— Какой сюрприз? — спросил он.

— Напишем лозунг тайно!

Павлик замотал головой, но вдруг согласился:

— Давай. Лидка может подумать, что лозунг писал Принц, и станет благодарить его. Вот потеха будет!

Мы взяли материю, записку с текстом и побежали в наш класс. В классе никого не было, потому что уроки уже кончились.

— Писать будем на учительском столе, — распорядился Павлик.

Мы расстелили материю.

— А краски где возьмём? — спросил я.

— Пошли к завхозу.

На лестничной площадке с нами столкнулась Лида. Она была встревожена.

— Просто ни на кого положиться нельзя! — сердито сказала она и окликнула нас: — Мальчики, помогите мне найти материю. Её только что кто-то унёс из пионерской комнаты! Безобразие! Совсем шутить не умеют. — И хоть Лида была очень расстроена, но всё равно прищурила свои зелёные глаза и тряхнула головой, чтоб распушить волосы, А то как же: ведь она направлялась к старшеклассникам. Решила, что это они подшутили над ней.

Мне стало смешно, и я сказал:

— Пойдём к нам. Это мы взяли материю.

— Вы? — опешила Лида. — Зачем?

— Хотели тебе сюрприз сделать, лозунг написать, — объяснил Павлик, — только у нас красок нет.

— Мы идём за ними к завхозу, — добавил я.

— Краски я вам дам, — смягчилась Лида и вдруг испугалась: — А где же материя? Куда вы её дели?

Мне стало жалко Лиду. Чего она всё так переживает?

— Не волнуйся, — успокоил я, — материя у нас в классе.

Лида дала нам краски, кнопки и пошла с нами в класс, чтобы объяснить, как надо писать плакат. Но пошла она, конечно, не из-за этого. Как писать плакат, мы и сами знали. Лида всё ещё не верила, что материя у нас. Она думала, что мы её разыгрываем, как старшеклассники. Вот чудная! Сейчас сама убедится, что была неправа. И в другой раз не будет такой подозрительной. Хотя нам теперь всё равно. Сегодня Ираида Кондратьевна сказала, что скоро к нам придёт новый вожатый. Парень из 8-го «А». При этом Ираида Кондратьевна улыбнулась. Наверное, она была рада, что Лида ушла от нас. Я тоже был рад. И сейчас, на прощание, мне захотелось сделать Лиде что-нибудь приятное. Перед нашим классом я нарочно немножко помедлил, а потом широко распахнул дверь: пожалуйста, любуйся своей материей и зря не переживай!

Открыл дверь да так и замер от изумления. На учительском столе ничего не лежало.

— Где же материя? — дрогнувшим голосом спросила Лида.

Мы с Павликом молча хлопали глазами. Сами не знали, куда она вдруг исчезла. Лида возмутилась невероятно. В своём гневе она даже не заметила, что мы тоже ужасно удивлены.

— Я вам не первоклассница! — закричала Лида. — Я не позволю смеяться над собой! Я член совета дружины и старше вас! Вы ещё ответите за это! — И она выскочила из класса, так сильно хлопнув дверью, что висевший над ней портрет Пушкина даже вздрогнул.

— Это Принц взял материю, — помолчав, сказал Павлик, — больше некому. Ещё хорошо, если Федька только спрятал материю, а не унёс. Где мы тогда её возьмём?

Я совсем приуныл. Сел за парту и уставился на чернильное пятно, которое посадил ещё во второй четверти. Ничего не хотелось делать. Ну и коварный этот Принц!

В класс вошла нянечка тётя Дуся.

— Что вы дверь-то не жалеете? — заворчала она. — Хлопаете, чисто неучёные.

Тётя Дуся принялась оглядывать стену: не отлетела ли от неё штукатурка. Теперь тётя Дуся не убирала наш класс, как раньше, а только осматривала, хорошо ли прибрали его дежурные, и потом в тетради дежурств ставила за уборку отметку. Такой журнал мы завели в начале учебного года, когда стали соревноваться на лучший пионерский отряд.

— Тётя Дуся, вы у нас в классе не были ещё? — с надеждой спросил я.

— Как — не была, — ответила нянечка, — а кто ж тогда материю прибрал? Оставили и убежали. Непорядок это!

— Где она?

— Куда вы её убрали? — обрадовались мы с Павликом.

Тётя Дуся достала материю из шкафа с наглядными пособиями. Я взял её и, вздохнув, сказал Павлику:

— Мне что-то расхотелось писать лозунг.

— И мне расхотелось, — поддержал меня Павлик.

В пионерской комнате Лиды не было. Мы не стали её ждать. Положили материю на старое место, откуда взяли, и пошли домой.

Доро́гой Павлик сказал:

— Всё-таки хорошо, что Принц не взял материю, а то бы мы её так быстро не нашли. — И совсем неожиданно он принялся насвистывать: «Ни мороз мне не страшен, ни жара».

«Странно всё-таки Павлик рассуждает, — решил я. — Хорошо не то, что мы быстро нашли материю, а то, что Федька даже не собирался её брать. Это в самом деле замечательно! Кто знает, может, с новым вожатым мы сумеем отредактировать его, — размечтался я и подумал: — Интересно, какой он, наш новый вожатый?»

 

Первое знакомство

За ночь потеплело и выпало столько снегу, что мы с Павликом по дороге в школу чуть в сугробах не увязли. Из одного большого сугроба Павлик еле выкарабкался. Уж он отряхивался, отряхивался — мы едва на урок успели. В школе у нас отменили два последних урока. Все вышли в сад наводить порядок. Нашему четвёртому «А» велели утеплить снегом молодые яблоньки. Засыпать их стволы до самых веток. Ожидались большие морозы. Председатель Генька, я и Борька-Кочевник побежали за лопатами. Завхоз куда-то уехал, и вместо него выдавал лопаты девятиклассник Олег Новиков. Мы приуныли: Новиков ужасный жадина.

— Завхоз знал, кого вместо себя поставить, — ловко подметил Борька-Кочевник.

Ну и лопаты выдал нам Олег! Точно им двести лет было. Ручки еле держались, а прибитые к ним куски фанеры все обломались и торчали, точно зубья у вил. Корзин Новиков нам тоже не дал. Вместо них выкинул большой лист фанеры. Но фанере мы обрадовались. Ею очень весело сгребать снег. А вот лопаты попросили обменять. В ответ Олег только прорычал:

— Отойди, мелюзга! Всё равно ничего не наработаете!

Пришлось взять эти. Командировочный Витька выбрал из всех лопат самую лучшую и сразу убежал в конец школьного сада к деревцам, которые наш класс сажал осенью. Витьке нравилось трудиться. Он и на уроках труда забирал всегда свой материал и пристраивался где-нибудь в уголке мастерской один. Не любит, когда ему мешают. Листом фанеры завладел Принц-Федька с дружками. Сначала Антон с Гришкой катали на фанере своего повелителя, а потом бросили фанеру и стали о чём-то шептаться. Я насторожился. Неужели опять что-нибудь затевают? И что за человек этот Батов? Дня спокойно прожить не может. Жаль, я не Геркулес. Треснул бы его как следует, сразу бы одумался. Но переживал я зря. Никакого безобразия на этот раз Федька не устроил. Он просто удрал. Пошёл вдоль забора до калитки с таким видом, точно что-то искал на снегу, а потом как метнётся в сторону — и был таков. За ним сбежали и его дружки.

А работы было ещё непочатый край. Я хотел побежать за Федькой и вернуть его, но тут меня остановил высокий, худой старшеклассник в шапке-ушанке с торчащими вверх наушниками и в очках. Он спросил:

— Ты из четвёртого «А»? Кто у вас председатель?

Я указал на Геньку Шубина. Генька вышел вперёд и сразу стал важным.

— Будем знакомы, — сказал старшеклассник, — я ваш новый вожатый. Зовут меня Игорь Цаплин.

Борька-Кочевник не выдержал и прыснул. А Юрик Беляков, который копался в снегу за спиной Игоря, встал на одну ногу и замахал руками в варежках, точно крыльями, изображая цаплю в болоте. Я показал ему кулак и еле-еле сдержал улыбку. Игорю в самом деле очень подходила фамилия. У него и нос был, точно клюв у цапли: длинный и острый. Ребята услышали, что пришёл новый вожатый, побросали лопаты и подбежали к нам.

— Здравствуйте, — сказал Игорь, — у кого найдётся лишняя лопата?

Аня Полозова подала Игорю свою лопату. Игорь взял лопату и стал молча подкидывать снег к самой большой яблоне. Ребята нехотя разошлись по своим местам.

— Вот так познакомились, — проворчал себе под нос председатель Генька, — даже мою фамилию не спросил.

Борька-Кочевник на что человек безразличный и тот нахмурил свои рыжие брови. Огорчился и я. Конечно, Лида была плохой вожатой, никакой работы с нами не вела. Но первую встречу с ней мы хорошо помним. Лида пришла к нам в класс со старшим вожатым Андреем и, пока Андрей представлял её, весело щурила свои зелёные глаза и улыбалась нам, как давно знакомым ребятам. Мы тоже ей улыбались. А как только Андрей ушёл, Лида села за учительский стол и неожиданно спросила:

— Кто знает, как называется самая главная часть вращающего механизма из трёх букв?

— Ось! — сказал Павлик.

— Вал! — поспешно выкрикнул Генька. Наверное, побоялся, что его могут опередить.

— Правильно, молодец! — похвалила его Лида.

Генька засиял, как медный таз на солнце. Лида тем временем достала из своей красивой папки журнал «Вожатый» и сказала нам:

— Подсаживайтесь ближе, будем кроссворд разгадывать.

Кроссворд оказался трудным, но Лида разгадывала его, что орехи щёлкала. Мы только успевали удивляться.

— Вот это да!

— Как соображает!

Один Принц-Федька фыркнул:

— Небось всё заранее разгадала… — и ушёл домой.

Но на его слова тогда никто не обратил внимания. Всем было весело и интересно. А потом с Лидой стало скучно. Она совсем не занималась с нами. Даже перестала кроссворды разгадывать. А только упрекала нас, что мы малоактивные. После этого я убедился, что первое впечатление может быть обманчиво. Я посмотрел на нового вожатого и очень захотел, чтоб так оно и было. Игорь почувствовал, что я смотрю на него, и обернулся.

— Устали? — спросил он меня и Павлика. — Или ещё поработаем?

— Такими лопатами разве что сделаешь, — опередив нас, с укором сказал председатель Генька и швырнул свою лопату в снег.

Игорь поднял её, осмотрел и усмехнулся:

— Верно. Таким ухватом работать — только зря уставать.

— У меня лопата ещё хуже. Не лопата, а палка с решетом, — тотчас высказался Борька-Кочевник и потряс своим дырявым обломком.

— Зачем же вы взяли такие? — удивился Игорь.

— А что делать? — зашумели мы. — Новиков хорошие не дал.

— Жадный он, как купец, — заявила Светка Конторович только для того, чтобы Игорь обратил внимание на её новую беличью шубку. Ну как не пофасонить перед старшеклассником!

— Завхоз знал, кого вместо себя оставлять, — сказал Павлик, вспомнив, как сострил Борька-Кочевник.

Игорь вонзил лопату в снежную кучу и быстро пошёл к сараю. Я заволновался: «Разве Новикова убедишь? Вернётся Игорь с пустыми руками, совсем авторитет потеряет. Как хорошо, что Принц ушёл!»

— Пошли вместе с Игорем, — предложил я ребятам, — загалдим все, Новиков и уступит. Вот увидите!

Но только мы побежали галдеть, из сарая вышел Игорь вместе с Новиковым. Они зашагали к нам. Мы остановились. Игорь подошёл к тоненькой яблоньке и сказал:

— Ребята, Олег Новиков покажет нам, как надо делать вокруг яблони снеговую подушку. Смотрите внимательно. Председатель, дай-ка Олегу свою лопату.

Геня хотел сказать, что его лопата никуда не годится, но вовремя смекнул, что затевает Игорь, и подал лопату Новикову.

— Смотри, молодёжь, учись! — самодовольно улыбнулся Олег и, поплевав на ладони, с силой взмахнул Генькиной лопатой.

Лопата чуть ли не вся ушла в сугроб. Олег хотел поднять большой ком снега, а вырвал из сугроба одну рукоятку да чуть себе в лоб ею не ударил. Фанера так и осталась в снегу.

Мы засмеялись.

— У нас пятнадцать лопат, и все такие, — сказал Игорь, — бери половину в обмен.

— Ты что! — взревел Новиков. — Буду я хороший инвентарь мелюзге давать!

Но Игорь, а за ним Генька, Борька-Кочевник и я уже собрали восемь лопат и понесли их к сараю. Новиков побежал за нами.

— Нет у меня хороших лопат, понял, не-ту! — доказывал он Игорю на бегу.

— А где же новые? — спокойно спросил Игорь. — Завхоз вчера новые привёз.

— Ты в уме! — схватился за шапку-ушанку Олег. — Он мне за новые голову снесёт.

— А мы за старые, — сказал Игорь, — выбирай, что лучше.

Тут мы подошли к сараю. Новиков понял, что мы не сдадимся, и нарочно громко засмеялся:

— Ладно, дам я твоим клопам новые лопаты. Пусть ломают, тебе же достанется, — и скрылся в сарае.

Мы радостно переглянулись, но тут же отскочили в сторону. Из сарая одна за другой вылетели шесть новых лопат. Лёгкие, гладенькие, широкие.

— Ты сколько принял? — напомнил Игорь Новикову.

В ответ на его слова из сарая одна за другой вылетели ещё две лопаты.

Мы подобрали их и что есть силы побежали к своим.

— Ура-а-а! Победа! — встретили нас ребята дружным воплем.

Все вместе мы порадовались новым лопатам и принялись за работу. Я стал утеплять снегом яблоньку рядом с Игорем. Брошу лопату снега и украдкой посмотрю на нового вожатого. Странное дело! Теперь Игорь казался мне совсем другим. Сильным (вон какие комья снега он бросает к яблоне!) и ловким (как легко и красиво он кидает эти снежные глыбы! Они так и ложатся у яблони, точно огромные белые кирпичи). И совсем неважно, что он молчит, решил я: когда работают, говорить не положено. А как смело он Новикова осадил: «Завхоз, — говорит, — за новые лопаты голову снесёт, а мы за старые». Я тихонько засмеялся. В это время Игорь подошёл к Павлику и показал ему, как удобнее держать лопату с длинной, не по росту, ручкой. Павлик взял лопату, как советовал Игорь, и сразу смог подбросить к яблоне большой ком. Потом Игорь обратился ко мне:

— Ты слышал, что сказал Новиков, когда дал нам эти лопаты?

— А как же, — ответил я, — сказал, что мы их поломаем.

Ребята недовольно зашумели.

— Ишь какой?!

— Как будто сам ничего не ломал!

— Мы такие лопаты даже сделать можем, не то что сломать, — заявил Командировочный Витька.

— А хотите доказать Новикову, что вы в самом деле хорошие мастера? — спросил Игорь.

— Хотим! — закричали мы во весь голос.

— А как? — спросил председатель Генька.

— Собирайте старые лопаты, — приказал вожатый, — отнесём их в школьную мастерскую и починим!

— Починим! Починим! — ликовал я, очень довольный тем, что мы ещё раз досадим Новикову.

А Юрик-Артист принялся от радости жонглировать лопатой. Но у него ничего не получилось. Чуть шишку себе не набил.

— Сделаем так, — распорядился Игорь, — девочки останутся утеплять яблоньки, а мы заберём старые лопаты и подновим их. Возражений нет?

— Нет! — дружно подтвердили все.

Мы собрали семь старых лопат и понесли их в школу ремонтировать. На дырки в лопатах мы наложили ровные фанерные заплатки и прибили их к рукояткам так крепко, что нарочно не оторвёшь. А обломанные концы аккуратно подровняли ножовкой.

Полюбовавшись своей работой, мы вышли в школьный сад. У сарая Новиков уже принимал выданный ребятам инвентарь.

Мы нарочно подняли лопаты высоко над головами и с песней «Всегда найдётся дело для умелых рук» понесли их к сараю так, как несут на демонстрации транспаранты. К нам подошёл старший вожатый Андрей.

— Ну как, познакомились? — спросил он не то нас, не то Игоря.

— Познакомились! — ответили вместе Игорь и Генька, и от этого оба рассмеялись.

Потом Игорь сказал старшему вожатому, что мы, оказывается, настоящие мастера, и Генька стал хвалиться отремонтированной им лопатой. Я свою лопату старшему вожатому не показал, хотя сделал её не хуже Геньки. Мне было не до этого. Я сердился на себя за то, что не вернул Принца-Федьку, и он не видел, как ловко Игорь разыграл Новикова.

 

Сами попались

На другой день у нас в классе только и говорили о том, как мы проучили жадину Новикова и как он обалдел, когда увидел отремонтированные нами лопаты.

— Так уставился на меня, точно я не лопату починил, а в космос летал, — смеялся председатель Генька.

— В другой раз он нам без очереди лопаты выдаст, вот увидите, — уверял всех Командировочный.

— Без очереди у Новикова только по шее получить можно, — сострил Борька-Кочевник и сам громче всех захохотал.

Я посмотрел на Федьку и его свиту. Небось жалеют, что убежали вчера из сада и ничего не видели. Нет! Они ни о чём не жалели. Даже не прислушивались к нашим разговорам. Точно ребята не про наш класс говорили, а про какой-нибудь посторонний. Вот люди! Я подошёл к Геньке и сказал:

— Ты, председатель, должен отчитать Принца. Вчера он не работал в саду. Убежал!

— Как — убежал? — воскликнул Генька и сделал удивлённое лицо. Будто не знал, что Федьки вчера в саду не было. Это он нарочно, чтоб на меня сильнее накинуться. Так и есть! — Это безобразие, Мошкин! — начал он. — Вечно твоё звено отличается. Ты должен был принять меры вчера, а не махать кулаками после драки.

— После какой драки? — спросил я.

— После драки кулаками не машут, — ввязался в разговор Димка Астахов.

— А я и не машу, — сказал я Димке и замахал руками перед его носом. — Не знаешь, о чём говорим, а учишь. У нас, к твоему сведению, никакой драки не было.

— Не было, а у самого ухо поцарапано, — сказал мне Димка.

— Где? Какое ухо? — удивился я.

— Третье слева, — засмеялся он.

Я понял, что попался, и тоже улыбнулся. Вместе с Генькой мы подошли к Принцу.

— Удрал вчера из школьного сада? — наступая на него, спросил Генька.

— Ну и что? — равнодушно протянул Федька.

— Теперь пеняй на себя. Выпустим сегодня критическую «молнию»: «Позор дезертиру!»

Принц даже бровью не повёл, только усмехнулся. Как будто дезертиром Генька назвал меня или Димку.

На следующей перемене я напомнил Геньке:

— Когда Рогов «молнию» выпустит?

— Какую? — спросил Генька так, точно мы ни о чём не говорили.

— Критическую, в которой Принца заклеймит.

— А-а-а! — протянул Генька. — Что выпускай, что нет — ему всё равно.

— Нет, не всё равно, — рассердился я и подозвал Женьку Рогова. — Надо срочно выпустить «молнию», — сказал я ему, — «Батов — дезертир, в саду не работал, а баклуши бил».

— Здо́рово! — одобрил Женька. — Ты, Мошкин, оказывается, поэт. Выпускай, посмеёмся.

— Тебе как раз смеяться не придётся, — сказал Генька, — «молнию» должен выпустить ты.

Женька сразу помрачнел и запротестовал:

— Мне некогда. Дел по горло. Кроме того, после уроков у нас совет редакторов. Будет важный разговор. Надо присутствовать. Если хотите, выпущу «молнию» завтра.

— Какая же это будет молния, — засмеялся Борька-Кочевник, — это уже отдалённый гром.

— Тогда выпускайте сами, доверяю, — сказал Женька и, сделав вид, будто ему нужно сказать Геньке что-то по секрету, увёл его в конец коридора.

«Вот хитрюга! Придётся самому попробовать!» — решил я и пошёл разыскивать Павлика.

Павлик согласился помочь мне. Но всё-таки проворчал:

— Зря только время потеряем, вот увидишь!

На уроке природоведения я вырвал из альбома рисования лист бумаги и написал на нём красным карандашом крест-накрест сверху вниз: «Позор трём дизертирам!» — а снизу вверх: «Кто они — известно всем».

Павлик потянул лист к себе и провёл по нему синими чернилами из конца в конец острую, ломаную линию. Я сразу догадался, что это молния. Хорошо Павлик придумал. Теперь и писать не нужно, что мы выпускаем. Каждый, кто посмотрит, без слов поймёт: висит «молния».

Как только прозвенел звонок с урока, мы отдали этот листок дежурным Ане Полозовой и Светке Конторович.

— Вывесите, когда все выйдут из класса, — попросил я.

Всю перемену мы с Павликом переживали: как отнесётся Принц-Федька к нашей «молнии»? Если разозлится — хорошо. Значит, подействовала. Плохо, если усмехнётся и ничего не скажет. Павлик был уверен, что Принц ничего не скажет, даже не усмехнётся.

Что ж, посмотрим. Вот и звонок. Мы решили войти в класс самыми последними, когда все уже прочитают нашу «молнию». Войти и сразу посмотреть на Федьку. Будет ли он хоть чуть-чуть переживать. Так мы и сделали. Но наше появление в классе почему-то вызвало бурю смеха. Смеялись все. Даже Принц со своей свитой. В чём дело? Я посмотрел на «молнию» и оцепенел. От того, что я прочитал там, у меня даже похолодело в животе. В нашей «молнии», в слове «дизертир» была перечёркнута первая буква «И» и сверху крупно написано «Е», а ниже шла приписка. «Молния» читалась теперь так: «Позор трём дезертирам и двум безграмотным! Кто они — известно всем!»

Мы с Павликом пол-урока в себя не могли прийти. А когда наконец пришли, то так сильно рассердились на Аньку Полозову и Светку Конторович, что я даже им кулаком погрозил, а Павлик кинул в них стиралку. Дождавшись перемены, я тотчас вскочил с парты, подбежал к «молнии» и сорвал её.

— Зачем? — остановил меня Женька Рогов. — Пусть висит.

— Мы её написали, мы её и сорвём! — самым решительным тоном заявил Павлик.

А я сказал окружившим нас ребятам:

— «Молния», к вашему сведению, долго не висит. Сверкнула и исчезла! — и порвал листок на мелкие клочки.

— Да, сверкнули вы здорово! — затрясся от смеха жирный Борька-Кочевник.

Я боднул его головой в плечо и побежал в коридор. В дверях я столкнулся с вожатым Игорем.

«Как хорошо, что мы успели разорвать «молнию»!» — пронеслось у меня в голове.

Несколько ребят снова вошли в класс за Игорем, но он сказал, что нарушать правила не положено, и выпроводил всех, кроме дежурных.

Минуты через две Игорь вышел из класса и объявил нам загадочно:

— Зачем я приходил, вы узнаете, как только войдёте в класс после перемены. А пока — до свидания.

Только Игорь ушёл, мы стали ломиться в класс, но Аня и Светка заперли двери стулом. Наша попытка прорваться к ним ни к чему не привела. И, как нарочно, была большая перемена. Тогда Генька сказал шёпотом:

— Сейчас я пройду в класс как председатель отряда. Узнаю, в чём дело, и вернусь.

Он требовательно застучал в дверь и строгим голосом сказал:

— Девчонки, откройте. Это я — Геня Шубин, председатель совета отряда.

— Спасибо, что доложил, кто ты такой. А то мы не знали и всё спросить хотели, — захихикали за дверью Аня со Светкой.

— Откройте, вредные! — крикнул в замочную скважину Генька.

— Сейчас, сейчас, только перемена кончится, — подала голос Аня.

— Эй вы, сторожа-жадины, — забарабанил в дверь Павлик, — хватит вам насмешничать.

— Аня не насмешница, — неожиданно для себя сказал я. — Она просто соблюдает порядок. Ведь она дежурная.

— А ты — жених! — вдруг выпалил разъярённый Генька.

Павлик, наверное, тоже хотел обозвать меня «женихом», но передумал и сказал немного вежливее:

— Чего ты её защищаешь, что она, твоя невеста?

Все кругом засмеялись и стали кричать:

— Мошкин — жених! У Мошкина невеста!

А Принц-Федька как загогочет:

— Малограмотный жених, двоечки — приданое.

Все так и покатились со смеху.

Я не выдержал и сказал Федьке:

— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.

— Ты сам не мычи, — заступились за него Антон с Гришкой.

— А вы чего замычали? — встал на мою защиту Павлик. — Без вас разберёмся. — Он скорчил противную рожу и замычал: — Му-у!

Антон с Гришкой решили его передразнить и тоже замычали. А за ними принялись мычать уже все ребята. Просто так, из интереса. У кого громче получится. Шум поднялся ужасный. Даже Ираида Кондратьевна пришла из учительской раньше времени и спросила нас:

— Что это у вас за странная игра?

Мы смутились и перестали мычать. Начали чинно ходить по коридору и дожидаться, когда же кончится перемена. Всем не терпелось узнать, зачем к нам приходил Игорь. Наконец зазвенел звонок, и мы ворвались в класс. На доске большими буквами было написано:

Ребята, жду вас сегодня ровно в три часа дня в пионерской комнате. Будем знакомиться с…

— Что это за точки?

— С кем мы будем знакомиться? — зашумели ребята. — Эй, дежурные, вы ничего не стёрли?

— Вот ещё! — фыркнула Светка Конторович. — Это Игорь так написал.

— Ребята, к нам засекреченный космонавт приедет, который ещё только к полёту готовится… — предположил Генька.

— А может, знаменитый киноартист, — перебила его Светка Конторович и мечтательно закатила свои чёрные глазищи.

— А вдруг участковый! — прыснул Борька-Кочевник. — Он и три точки велел написать, чтоб мы не разбежались.

— С участковым я знаком, — похвастался Принц, — могу не оставаться.

— В этих точках что-то кроется, — прищурился звеньевой второго звена Саша Авилов.

— Капкан! — крикнул Юрик Беляков и сделал такой уморительный вид, точно сам попал в него.

— А вот и нет, вот и нет! — быстро заговорила Аня. — Игорь собирает нас по очень важному делу.

Я был уверен, что Аня Полозова не знает, зачем нас собирает Игорь, а говорит так для того, чтобы мы все пришли и не подвели вожатого.

Нет, всё-таки она не плохая. И в «молнии», если сказать по совести критиковала меня правильно. Русский письменный для меня самый трудный предмет. Все диктанты на троечки пишу. Не мешало бы подтянуться. Я решил в один из ближайших вечеров подучить правила по грамматике. А ещё решил перестать сердиться на Аню. Но это уже с завтрашнего утра. А сегодня ещё немного покажу, что обижен. Всё-таки они со Светкой здорово подорвали мой авторитет звеньевого.

 

Три точки

Вот что значит таинственное приглашение! Напиши Игорь просто: приходите в школу знакомиться с тем-то, тем-то — полкласса не явилось бы. А сейчас все в сборе. Даже мои «ненадёжные» Принц-Федька и Антон с Гришкой.

Витька-Командировочный пришёл на сбор с отцовским чемоданчиком.

— Что в нём? — тотчас поинтересовался Борька-Кочевник.

— НЗ, — сообщил Витька. — Может, мы сегодня до ночи в школе засидимся, так не беспокойтесь, голодными не уйдём. Мать пирожки с вареньем пекла, я и набрал.

— Может, угостишь, чего тянуть, — попросил Борька. Он любит поесть, жуёт даже на уроках.

Мы съели по пирожку.

— Повторим, — предложил Борька.

— Ты жуй, а не глотай, — посмотрев, как он ест, посоветовал Витька, — а то подавишься.

— Не подавлюсь, — заверил Борька и потянулся за третьим пирогом, — не бойся, до ночи мы не засидимся.

Витька захлопнул пустой чемодан. Всё-таки ужасный обжора Кочевник!

Тут в пионерскую комнату вошёл Игорь.

— Хорошо, что вы все собрались, — сказал он. — Мне хочется познакомить вас с бывшей ученицей нашей школы, героем Отечественной войны Надей Матвеевой.

— А где же она? — спросил председатель Генька.

— Балда ты! — не грубо, а с укором сказал Принц-Федька. — Надя Матвеева погибла перед самой победой. Она снайпером была, я знаю.

— Верно, — кивнул ему головой Игорь, — вот и давайте устроим в пионерской комнате уголок её памяти. У меня есть адреса трёх человек, которые хорошо знали Надю. Нужно будет побывать у них.

— А кто они? — снова выкрикнул нетерпеливый Генька.

— Это бывший командир Нади, её учительница и соседка по квартире.

— Чур, мы идём к её командиру! — выпалил звеньевой второго звена Саша Авилов.

— Никаких «чур»! — запротестовал Генька. — Все хотят идти к командиру.

— Как же тогда быть? — спросила Марина Козарезова.

— Чтоб не спорить, мы вот что сделаем. — Генька вырвал из чистой тетради лист бумаги, разорвал его на три части и на каждой написал: «Командир», «Учительница», «Соседка». Потом вытряс из своего портфеля всё содержимое и положил в него надписанные бумажки. — Тяните, — приказал он звеньевым. — И никаких споров. Судьба!

— Кто первый тянет? — спросил Принц, толкая меня вперёд.

— Может, уступим первое место Вере Озолиной, как девочке, — предложил Игорь.

— Нет! Нет! — запротестовал председатель Генька. — В таких случаях все равны. Пусть тянут по номерам звеньев: первое, второе и третье.

— Так я же всё равно первое звено, — сказала Вера Озолина.

— Всё равно, да не одно! — гаркнул Принц-Федька.

— Правильно, — поддержал его председатель. — Это дело серьёзное, не место в трамвае уступить.

— А мне что тянуть? — спросил я Геньку. — После Веры с Сашкой в твоём портфеле всего одна записка останется.

— Её и вытянешь, — ответил мне Генька и приказал: — Раскрывать записки всем вместе по моей команде. — Он поднёс портфель Вере: — Тяни!

Вера вынула одну из трёх бумажных трубочек и сразу зажала её в кулаке. Сашка Авилов спрятал свою записку в карман, а мне Генька вручил портфель с оставшейся бумажкой.

— Приготовиться! — скомандовал он. — Как скажу «три» — читайте. Раз… — махнул си рукой. — Два!.. Два с половиной!.. Три!!!

Мы развернули бумажки.

— Ура! — закричало звено Веры Озолиной.

— Эх ты, «везучка»! Тянуть не умеешь! — накинулись на Сашку мальчишки из его звена.

— Учительница обязательно что-нибудь интересное расскажет, вот увидишь, — утешила меня Аня Полозова.

— Вы попросите у неё письма от Нади с фронта. Мне сообщили, что они переписывались, — сказал Игорь.

Учительница Нади была уже на пенсии и жила не в городе, а в тридцати километрах от нас, в посёлке Подрезки. К ней надо было ехать на электричке.

То, что учительница переписывалась с Надей-снайпером, обрадовало нас. Все вместе мы договорились отправиться в свои первые разведки в предстоящее воскресенье. Но сбор наш на этом не кончился. Игорь достал из своего портфеля старую, уже пожелтевшую газету и прочитал статью, под названием «Наши земляки — герои фронта». Из этой статьи мы узнали, что снайпер Надя Матвеева уничтожила 166 фашистов и погибла за три дня до нашей победы, подорвав себя и окруживших её врагов гранатой. Закончив чтение, Игорь вдруг хлопнул себя по лбу:

— Ой, ребята, я же не сказал вам о самом главном. Знаете, почему мы со старшим вожатым решили, чтобы уголок Нади Матвеевой оформлял ваш отряд?

— Потому что у нас двоек меньше, чем у других?

— Мы тайны хранить умеем!

— Нечего галдеть, — перебил ребят Генька, — не знаем мы.

Игорь оглядел нас и лукаво прищурился:

— Ни за что не догадаетесь. Надя Матвеева ушла на фронт из десятого класса нашей школы. А в том году десятиклассники занимались как раз в вашем четвёртом «А».

Этого мы не ожидали. Оказывается, наш класс особенный.

— У меня идея! — вдруг вскочил со своего места Генька. — У нас нет имени. То есть не у нас, а у нашего отряда. Добьёмся, чтобы ему дали имя Нади Матвеевой.

— Верно, добьёмся! Давайте стараться! Можно, Игорь? — подхватили мы Генькино предложение.

— Конечно, можно, — успокоил нас Игорь. — По правде говоря, я сам хотел подсказать вам это.

— Выходит, у нас с тобой одни взгляды, — важно заметил редактор Женя Рогов.

Я посмотрел на Принца. Нет, не у всех одни взгляды с Игорем. Федька сидел серьёзный, даже нахмуренный. Было ясно, что предложение Геньки ему не понравилось. А вот другое мне было совсем неясно: почему на этом сборе Федька вёл себя так хорошо? Что это с ним случилось?

 

Знакомство продолжается

На другой день после уроков я разыскал Игоря и сказал ему:

— С Батовым вчера что-то стряслось. Он ещё никогда так тихо не сидел на сборе. Или ты гипнотизёр, или ему просто нездоровилось.

— Ни то, ни другое, — засмеялся Игорь. — Хочешь знать, в чём тут дело?

— Ещё бы! — кивнул я головой, предчувствуя, что узнаю что-то невероятное.

Игорь привёл меня в нашу школьную библиотеку.

«При чём тут библиотека?» — недоумевал я.

— Покажите нам формуляр Феди Батова, — попросил Игорь дежурных по библиотеке ребят.

Для меня это было новостью. Я не знал, что Принц записан в библиотеку. Игорь показал, что Батов уже прочитал, и мне всё стало понятно. Принц брал книги только о военных подвигах и храбрых людях. Вот почему он так внимательно слушал Игоря на сборе, не шумел и даже знал, что Надя Матвеева была снайпером. А я-то голову ломал, что с ним приключилось. Ему просто было интересно. И тут меня точно молнией осветило. Вот, оказывается, почему Игорь хочет, чтобы мы собирали материалы о Наде Матвеевой. Он решил исправить Федьку. Я не вытерпел и спросил:

— Мы из-за Батова стали юными следопытами?

— Почему из-за него? — возразил Игорь. — Разве тебе самому неинтересно узнать о Наде то, что о ней ещё неизвестно даже в части, где она служила?

— Конечно, интересно, — согласился я.

— И мне интересно, и другим тоже, — сказал Игорь и улыбнулся. — Я люблю всякие походы. Этим летом я знаешь сколько исходил — всю нашу область.

— Вместе с туристами?

— Нет, с лесотехниками, — ответил Игорь, — меня взял себе в помощники наш сосед.

О профессии лесотехника я услышал впервые и потому спросил:

— А что лесотехники делают?

— Отмечают на карте, где какие деревья растут, хорошая ли для них почва. Какие деревья надо подсадить, а какие вырубить.

— А ты что делал?

— Помогал измерять толщину деревьев, записывал, в каком они состоянии. Почвенные ямы рыл. Один раз сам анализ почвы делал. Узнавал, какую землю сосна любит, а какую берёза. Интересная работа. На следующее лето я опять с соседом путешествовать уйду.

— Хочешь стать лесотехником?

— Нет, я выбрал другую профессию, — возразил Игорь, — только не знаю, смогу ли стать кем задумал.

Игорь открыл свой портфель и достал несколько номеров нашей городской газеты.

— Тут мои корреспонденции напечатаны. — Игорь показал мне три совсем крошечные заметки. Под каждой была подпись: «Юнкор Игорь Цаплин». — Мечтаю стать журналистом, — признался мне Игорь, убирая газеты в портфель. — Знаешь, какая это необыкновенная профессия! Всю жизнь в разъездах. Сколько всего увидишь!

Меня так и подмывало сказать, что в нашей городской газете работает моя мама. Но я сдержался: Игорь может подумать, что я хвастаюсь.

— А мне много профессий нравится: пожарник, например, космонавт, сталевар, — объявил я, — даже не знаю, кем буду. А вот Юрик Беляков хочет стать артистом. Он говорит, что быть артистом очень интересно. Ведь артист может превратиться в кого угодно. Даже в Серого Волка, если в театре идёт «Красная Шапочка».

— Серый Волк что! — улыбнулся Игорь. — Мы в шестом классе одну сказку ставили, так я был учебником математики. Самым умным из всех книг. А на деле, я половину задачек из этого учебника решить не мог, — сознался Игорь. — Вот так самый умный!

Мы засмеялись. Игорь высунулся в коридор, посмотрел на школьные часы и заторопился:

— Ну, пока, мне надо за братишкой в детский сад топать. — И он побежал вниз по лестнице.

Я посмотрел Игорю вслед и подумал: «А не взять ли нам шефство над его братом? Станем по очереди приводить его из садика. Тогда Игорь сможет больше бывать у нас и мы скорее исправим Батова. Вот будет здорово!»

 

Он от нас не уйдёт!

Я почему-то всегда радуюсь раньше времени. Во-первых, Игорь не захотел, чтобы мы шефствовали над его младшим братом. Сказал, что у нас и без этого дел много. А ещё в тот день произошла такая ужасная неприятность, что я даже подумал: «Не сдружить нам наше звено никогда!»

После уроков пошли мы с Павликом в раздевалку. Идём и видим: стоит на лестничной площадке второго этажа Димка Астахов, всхлипывает и бубнит себе под нос:

— Ну, чего вы придираетесь? Я ж не нарочно! Чего грозитесь? Я ж нечаянно! — Тут Димка увидел нас и попросил дрожащим голосом: — Мошкин, не уходи, меня хотят излупить.

— Кто? — удивился я.

Димка вздохнул и показал рукой в лестничный пролёт.

Мы с Павликом посмотрели вниз и увидели Принца в окружении его свиты. Они стояли на нижних ступеньках лестницы и переговаривались.

— За что хотят излупить? — спросил Павлик.

— За пустяк, — шмыгнул носом Димка. — Я, когда на истории из класса попросился и к двери пошёл, случайно Батова толкнул и какой-то рисунок ему испортил.

— Не какой-то, а очень важный! — закричал один из приближённых Принца — Гришка Гвоздиков. — Федька знаешь кого рисовал? На… — Гришка не договорил. Вместо слов раздался звонкий щелчок. — Ты чего, Федька? — загундосил он. — Так вся таблица умножения выскочит.

— Рот зря не разевай, вот что! — отрезал Принц.

Я ещё раз посмотрел вниз и нарочно громко сказал:

— Пионер не должен драться! Иди, не бойся, не отлупят они тебя.

— Пусть только спустится! — в ответ на мои слова прорычал Федька.

Димка, вконец расстроенный, присел на лестничную ступеньку. А внизу Антон с Гришкой стали ходить около лестницы, сжимая и разжимая на руках мускулы. Точно боксёры перед схваткой.

— Он от нас не уйдёт!

— Будет знать, где раки зимуют, — говорили они друг другу.

В это время мимо нас прошла учительница старших классов. Димка воспользовался этим и вместе с ней прошёл в раздевалку. Принц со свитой неторопливо двинулись за ним. Я решил во что бы то ни стало не допустить этой драки и крикнул Федьке:

— Остановись!

Принц продолжал идти.

Тогда я забежал вперёд и встал перед ним. Федька молча оттолкнул меня. После этого мне ничего не оставалось, как стукнуть Принца по спине. Я стукнул. Он повернулся и уставился на меня таким взглядом, каким, наверное, смотрит баран на новые ворота. Минута была напряжённая, но я чуть не рассмеялся. Уж очень у Принца был ошарашенный вид.

— Ты же говорил, что пионер не должен драться, а сам дерёшься? — удивился он.

— Разве он дерётся? — возразил Павлик. — Он, наоборот, хочет, чтоб драки не было.

— Кулаками по спине стучит, а не дерётся, — захохотал Принц.

— Смотрите, Димка-то как удирает, — пискнул Гришка Гвоздиков, — снег из-под валенок лепёшками летит!

Димка в самом деле удирал изо всех сил. Мы тоже рассмеялись. Я решил, что разговор наш окончен, и пошёл в раздевалку. Но только я повернулся к Федьке спиной, как почувствовал, что он повис у меня на шее. В ту же минуту мы покатились по полу. Прыжок Принца послужил сигналом его свите. Антон с Гришкой набросились на Павлика. Как раз тут на лестничной площадке показалась Ираида Кондратьевна. Принц её не заметил, а на мой шёпот «Ираида идёт» только усмехнулся злорадно. Наверное, подумал, что я хочу обманным путём высвободиться, и, не обращая внимания на моё предупреждение, продолжал наминать мне бока.

Ираида Кондратьевна подошла к Принцу и спокойно сказала:

— После того как борец положит противника на лопатки, борьба считается оконченной. Разве ты не знаешь этого правила?

Федька промычал что-то невнятное и слез с меня. Его свита очень обрадовалась, что Ираида Кондратьевна приняла нашу драку за борьбу. Антон с Гришкой вскочили с пола и стали помогать Павлику отряхиваться.

— Тебя мы ещё не положили на лопатки! — сказал Павлику Гришка.

— Ты ещё сопротивлялся, — добавил Антон.

— А вы совсем недостойным приёмом пользовались, — обратилась к ним Ираида Кондратьевна, — вдвоём на одного напали. Ну и силачи! — Она покачала головой и ушла.

Принц-Федька посмотрел ей вслед и сказал нам:

— Димку мы всё равно отлупим. И без всяких правил.

И они все трое убежали.

— Вот видишь, а ты хочешь таких сдружить, — укоризненно сказал мне Павлик, потирая ушибленное колено. — В следующий раз я заступаться за тебя не буду. Так и знай! Из-за этого вруна всю форму испачкал. — И он придирчиво начал разглядывать свою курточку.

Но я был уверен, что, если нужно, Павлик обязательно заступится за меня. А ворчал он, как всегда, по привычке. Уж такой у него, чистюли, характер.

 

У нас всё не как у людей!

Ехать к учительнице Нади Матвеевой нужно было на электричке. Мы сговорились всем звеном встретиться в воскресенье на вокзале ровно в десять утра. Но на вокзал к десяти часам, кроме нас с Павликом, пришли только Командировочный Витька, Борька-Кочевник и Принц-Федька. Мы начали мёрзнуть и хотели ехать впятером, но тут явился Генька. Он уже отправил два звена и прибежал проводить нас.

— Где остальные? — спросил Генька и, не получив ответа, зашипел гусаком: — Мошкин, ты почему явку не обеспечил? Опять твоё звено отличается!

— Что я им, нянька? — огрызнулся я. — Сто раз предупреждал. Не за ручку же приводить.

Димка и Федькины дружки меня не волновали. Я и не рассчитывал, что они придут. Думал, что и Батов к учительнице не поедет. Юрик Беляков не мог срывать репетицию. Нина Фролова и Светка Конторович болели. Поэтому не явилась и их подружка Марина Козарезова. А вот почему не пришла Аня Полозова — непонятно. Я хотел идти брать билеты, но Генька запротестовал:

— Так разведчики не поступают. Сначала узнайте, почему не все пришли, а потом поезжайте.

Конечно, я мог не послушаться Геньку. Но в самом деле, почему не пришла Аня? Она ведь аккуратная. Я не стал спорить, и мы пошли к ней домой.

— Завтра перед уроками линейка. Расскажешь, как пройдёт разведка! — крикнул мне Генька, исчезая.

Аня жила от вокзала ближе всех. Она оказалась дома. Даже сама нам открыла дверь и печально сказала:

— Поезжайте без меня. Меня мама не пускает.

— Как это — не пускает? — удивился Витька-Командировочный. — Мы же выполняем задание отряда. Мой отец даже обрадовался, что я еду. Сказал: «Это твоя первая в жизни командировка».

— Позови-ка маму, — попросил я, — мы ей объясним, какое у нас ответственное поручение.

— Маму вы не уговорите, — покачала головой Аня, — у неё твёрдый характер.

Анина мама, наверное, слышала наш разговор, потому что тотчас вышла к нам. Я увидел её в первый раз. На родительские собрания всегда приходил Анин отец Григорий Михайлович. Мать Ани была высокая, пышноволосая и полная женщина. В передней сразу стало тесно.

— Моя дочь никуда не поедет, — отчеканила она низким, грубым голосом и, уже ни к кому не обращаясь, продолжала: — Неужели к этой учительнице не могут съездить ребята постарше? Не понимаю, о чём только думают педагоги! — Тут послышалось какое-то шипение. Анина мама всплеснула руками и убежала на кухню.

Я очень удивился её словам. Как можно так рассуждать? Жаль, что нет дома Аниного отца. Он бы обязательно за нас вступился. В конце первой четверти Анин отец выступал на родительском собрании и говорил, что четвероклассники, то есть мы, уже не маленькие. И нас надо не водить за ручку, а приучать к самостоятельности.

К счастью, Григорий Михайлович оказался дома. Он вышел к нам, как только Анина мама убежала на кухню. Смущённо улыбаясь (наверное, ему было неудобно за Анину маму), Григорий Михайлович сказал:

— Когда вы, молодые люди, сами станете родителями, то обязательно будете волноваться за своих детей и, может быть, тоже не отпустите их одних за город.

Мы ухмыльнулись. Ну и скажут иногда взрослые — просто смех один. Да я, например, совсем не собираюсь быть родителем. Я даже жениться никогда не буду. Очень нужно! Я всего полчетверти просидел за одной партой с Ниной Фроловой и то еле вытерпел. Только и слышал от неё: в окно не гляди, в тетрадях (по природоведению, математике, русскому, истории) не рисуй! На уроках (даже на физкультуре!) не вертись. Уф! Вспомнишь — жарко станет!

Аниного отца я, конечно, не стал посвящать в свои планы, а сказал так, чтобы помочь Ане отпроситься:

— Если бы я был Анин родитель, то обязательно отпустил бы её.

— И мы бы отпустили, если бы были родители, — сказали Командировочный Витька и Борька-Кочевник.

— Это стало бы вашим правом, — ответил нам Григорий Михайлович и прикинул что-то в уме: — Да вы не унывайте. Из любого положения можно найти выход.

— Какой же? — спросил я.

— Дело в том, что я, к несчастью, имею собственную «Волгу», — сказал Григорий Михайлович, — и для вашей разведки, раз уж она так важна, могу пожертвовать выходным, то есть поехать вместе с вами за город на «Волге».

Если бы мы были маленькими, то, наверное, заплясали бы на одной ножке. Но четвероклассникам так вести себя уже неудобно, и на предложение Григория Михайловича мы только молча заулыбались.

— Отлично, — воскликнул Григорий Михайлович, — нас шесть человек, и мы вполне поместимся!

— Я тоже поеду с вами, — послышался голос Аниной мамы из кухни, — сочетаю приятное с полезным. Подышу свежим воздухом и присмотрю на лето дачу. Всё равно уже скоро нужно будет снимать.

«Куда же она такая толстая сядет, да притом в шубе?»— мысленно ужаснулся я и вспомнил, что мы не были у Федькиной свиты и Димки Астахова.

— С нами должны ехать ещё трое, — сказал я громко, чтобы слышала Анина мать, — так что в машине мы всё равно не поместимся.

Но мне очень хотелось, чтобы поехала Аня, и я попросил Григория Михайловича:

— Может быть, вы поедете с нами на поезде? А то сегодня в нашем звене и так многих недостаёт.

— Хорошо, — сказал Анин папа, — бегите за товарищами, а мы с Аней будем собираться.

— Ура! — закричали мы и побежали к Антону и Гришке.

Они жили в большом новом корпусе через два дома от Ани. Федькиной свиты на месте не оказалось. Квартира Здобновых на наши звонки не отозвалась, а Гришкина мать, худая, маленькая женщина, похожая на бабушку, тяжело вздохнув, сказала нам:

— Бог знает, где они. Целый день слоняются.

— Нечего их разыскивать, — сердито сказал Федька, — должны были сами на вокзал прийти. Завтра я им выдам! Пошли за Димкой.

Димка Астахов сидел дома с завязанной бинтом шеей.

— Согревающий компресс держу, — прохрипел он, — вчера десять порций мороженого на морозе съел.

— Десять?! — ахнул Павлик.

— Ну три, — быстро согласился Димка, — всё равно ведь охрип…

— Что ты за человек! — огорчился Витька. — Первую в жизни командировку на мороженое променял.

— Разве я знал, что от одной порции заболеть можно, честное слово, не знал, — начал клясться Димка.

Я махнул рукой и первый пошёл к выходу.

— Ну и враль! — покачал головой Павлик. — Мюнхаузена победил бы.

Мы вернулись за Аней в том же составе.

— Может, всё-таки рискнём на «Волге»? — сказал Григорий Михайлович и задержал свой взгляд на Борьке. — В тесноте, да не в обиде, как говорится!

— Едем! — закричали мы и побежали к машине.

Но, оказывается, с этой минуты сборы ещё только начались. Аню, Павлика и меня Анина мама отправила в магазин за продуктами на дорогу. Принц стал помогать Григорию Михайловичу заливать в машину бензин и разогревать мотор, а Витька и Борька-Кочевник побежали к соседям просить от имени Аниной мамы Варвары Андреевны трёхлитровый термос. Сама Варвара Андреевна принялась готовить в дорогу какао. Мы уже выполнили все поручения и вместе с Григорием Михайловичем зарядили плёнкой его фотоаппарат «Зоркий», а Варвара Андреевна всё ещё собиралась в дорогу.

Примерно через час мы начали грузиться. Продуктов Варвара Андреевна набрала столько, точно мы отправлялись не за город на несколько часов, а в длительную поездку на необитаемый остров, где нет ничего съедобного и растут одни верблюжьи колючки. Продовольствием был забит весь багажник.

Мы решили разыграть, кому сидеть впереди, рядом с Григорием Михайловичем. Нарвали по методу председателя Геньки шесть бумажек, на одной нарисовали руль и все бросили в карман моей шубы. Борька-Кочевник вытащил руль.

Но не успел он даже порадоваться, как рядом с Григорием Михайловичем села Анина мама.

— Дети, назад! — скомандовала она. — Сзади, при всех обстоятельствах, безопаснее.

Наконец-то мы поехали.

 

Первая разведка

До станции Подрезки мы ехали очень весело. Нас веселила Анина мама. Правда, своё веселье мы старались не показывать. Над взрослыми смеяться не полагается. К тому же Варвара Андреевна хоть и сидела к нам спиной, но очень часто заглядывала в зеркальце над передним сиденьем и всякий раз делала нам замечания.

— Не верти пепельницу! (Принцу-Федьке.) Не опускай стекло, сейчас не лето! (Мне.) Не жмите ногами на спинку! (Кочевнику и Командировочному.)

Но гораздо больше, чем нам, доставалось Аниному отцу. Со стороны можно было подумать, что с Григорием Михайловичем сидит не его жена, а автоинструктор, который в первый раз доверил руль новичку-водителю. Она то и дело говорила:

— Сбавь скорость! Тормози! Шоссе обледенело!

Григорий Михайлович только и делал, что отшучивался. Потому, наверное, и не заметил выбоину, которая была на дороге. Мы здорово подпрыгнули вверх. Я даже стукнулся о крышу машины, а Принц-Федька плюхнулся носом в пучок Варвары Андреевны, который вылезал из-под её шляпки.

— Ты что, Григорий, кирпичи везёшь? — накинулась она на мужа и приказала: — Скорость тридцать километров в час!

Так мы и плелись до самой станции. Хорошо, что ехать осталось немного.

Красиво зимой за городом. Может, даже красивее, чем летом. Деревья, дома, даже тоненькие планки от заборов — всё в белых шапках.

Остановились мы на углу Первомайской улицы. Варвара Андреевна тотчас пошла приглядывать дачу на лето. Снег под её кожаными сапожками звонко захрустел. Точно она шла и ломала хворост.

Мы позвали Григория Михайловича с собой, но он отказался. Взял книгу «Учебник шофёра-любителя» и принялся листать. Я догадался, что книгу он взял просто так. Ведь Григорий Михайлович инженер и устройство машины знает хорошо. Он не хотел нам мешать и остался в машине. Замечательный человек Анин отец! Мы сказали, что скоро вернёмся, и отправились к Надиной учительнице. Точного адреса у нас не было. Игорь узнал только, что она живёт на Первомайской улице. Мы догнали пожилую женщину, которая несла в руках потёртый, старенький портфель, и спросили её:

— Вы случайно не знаете, в каком доме живёт Елизавета Павловна Рогозина? Она была учительницей в городе, а сейчас на пенсии.

— Ваши сведения устарели, — улыбнулась старушка. — Елизавета Павловна уже не пенсионерка. Она снова преподаёт в школе, только теперь занимается со взрослыми. А вы к ней по какому делу?

— Мы из школы, в которой Елизавета Павловна преподавала раньше.

— Мы хотим узнать у неё про героя Отечественной войны Надю Матвееву. Она её учила.

— Мы организуем в школе уголок Нади.

— Добиваемся, чтоб нашему отряду присвоили её имя, — наперебой заговорили мы.

— Это очень хорошо, — выслушав нас, сказала старушка. — Я сама собиралась к вам в школу, чтобы рассказать о Наде. А вы меня опередили.

— Значит, это вы, Елизавета Павловна? — спросила Аня и поправила перекинутый через плечо ремешок от фотоаппарата.

— Я самая, — подтвердила старушка, — а живу я вон в том домике.

Домик был совсем близко. Елизавета Павловна отворила калитку и пропустила нас вперёд. На крыльце мы по очереди обмахнули веником ноги и пошаркали валенками.

Комната Елизаветы Павловны была маленькой, но мы всё-таки поместились в ней все. Аню, Борьку-Кочевника и Командировочного Елизавета Павловна усадила на диван. А Павлик, Федя и я присели к столу. Знакомиться стали так: Елизавета Павловна потребовала, чтобы каждый из нас сказал что-нибудь о себе. Первый похвастался Павлик:

— Я третий год бессменный санитар.

— А я второй год звеньевой и больше им быть не хочу, — пожаловался я, — потому что наше звено самое недружное. Даже к вам не все поехали.

— Ничего, — сказала мне Елизавета Павловна, — небось слышал: Москва не сразу строилась. Подружитесь и вы.

— Москва до сих пор строится, — заметил Борька-Кочевник и по привычке засмеялся.

— Вот так и хорошая дружба не вдруг получается, — подхватила Елизавета Павловна.

Дома она показалась мне не такой старенькой, как на улице. Волосы у неё, правда, были совсем седые, а морщинок на лице не так много, и сама быстрая. Рассадила нас в одну минуту.

— Продолжаем знакомиться, — сказала Елизавета Павловна и посмотрела на Аню.

— Я хочу быть геологом или учительницей географии… ещё не решила точно, — призналась Аня и смущённо добавила: — Елизавета Павловна, мы ведь учимся в том же классе, где последний год занималась Надя.

— Хороший у вас класс, солнечный, — закивала головой Елизавета Павловна, — я очень любила в нём заниматься.

— В том-то и беда, что солнечный, — вдруг заявил Командировочный Витька, — никак в нём не сосредоточишься. Даже зимой по стенам зайчики скачут. А весной жара, в сон клонит. Занимались бы мы в другом, я бы давно отличником был.

— А ты, я вижу, весельчак, — засмеялась Елизавета Павловна, — ишь что придумал. Небось любишь ребят смешить?

— Нет, у нас в классе будущий Чарли Чаплин есть. Он ушами шевелить умеет, — сказал Борька-Кочевник, вспомнив про Юрика.

— А чем ты знаменит? — спросила его Елизавета Павловна.

Борька смешно пожал плечами и сказал:

— Отец говорит, комплекцией, — и захохотал. А про свои перебежки с парты на парту ни звука.

Теперь с Елизаветой Павловной познакомились все, кроме Принца-Федьки. Интересно, что он скажет о себе? Мы насторожились. А Федька ничего о себе не сказал. Вместо этого он сам спросил Елизавету Павловну:

— Скажите, пожалуйста, за какой партой сидела Надя Матвеева?

Вот это вопрос! У меня даже мурашки по спине пробежали. Вдруг за моей?! Но Елизавета Павловна никак не могла вспомнить.

— Я переписываюсь с одноклассником Нади, — сказала она, — напишу ему письмо, а потом сообщу вам.

Так разговор сам по себе и перешёл к Наде. Елизавета Павловна достала из шкафа журнал десятого класса «Б», старый, уже пожелтевший. Положила его на стол перед нами и сказала:

— Школа тогда закрылась. Десятый класс ребята не закончили. К нашему городу подступал враг. Вот я все важные документы и взяла себе. Посмотрите, какие у Нади были отметки.

Аня стала перелистывать журнал.

— «Хорошо», «отлично», «хорошо», «отлично», опять «отлично»!

— «Посредственно»! — обрадовался Командировочный Витька и спросил: — По-теперешнему это троечка?

— Тройка, — кивнула головой Елизавета Павловна, — но она единственная. Больше «посредственно» не найдёте.

Я, на всякий случай, списал отметки Нади, а потом стал вместе со всеми рассматривать фотографии её класса, которые сохранились у Елизаветы Павловны.

— Вот это да! — ахнул я, взглянув на Надю. — И на героиню-то совсем не похожа. Лицо даже смешливое, и сама худенькая! — Я вспомнил статью из старой газеты, которую Игорь читал нам на сборе, и сказал: — Один раз Надя выслеживала вражеского стрелка и просидела на дереве в большой мороз весь день.

Елизавета Павловна о чём-то задумалась, а потом ответила мне:

— Упорная она была, это верно. Уж что задумает, добьётся. Надя часто занималась с отстающими. Однажды ей попался такой лентяй, который ничего не хотел делать. — Елизавета Павловна взяла одну из фотографий и показала нам этого лентяя.

— С виду очень приличный парень, даже не подумаешь, — сказал Борька-Кочевник и усмехнулся.

А мне показалось, что этот лентяй чем-то смахивает на нашего Наследного Принца.

— Важный какой, точно первый ученик в классе, — сказал я и покосился на Федьку.

Но он не обратил на меня никакого внимания, ждал, что расскажет Елизавета Павловна дальше.

— Так вот, — продолжала она, — вызываю я как-то этого мальчика, спрашиваю — ничего не знает. Даю решить задачу — не может. Ставлю ему двойку. После этого поднимается из-за парты Надя и говорит: «И мне двойку ставьте. Я тоже её заслужила, раз не могла выполнить ваше задание — заставить своего подшефного заниматься».

— Поставили вы ей двойку? — встрепенулась Аня.

Елизавета Павловна улыбнулась:

— Нет, не поставила. Наш лентяй слово дал подтянуться.

— Сдержал он слово? — спросил Павлик.

— Почти, — ответила Елизавета Павловна, — стал с грехом пополам на троечках плестись. Ужасный лодырь был.

Весь этот разговор Принцу-Федьке не нравился. Он всё время ёрзал на стуле, а потом вдруг встал и протиснулся к двери.

— Куда ты? — спросила его Аня.

— Жарко тут, — буркнул Федька, — приду сейчас… — и вышел.

Я сразу заволновался. Хорошо, если он отдышаться вышел или ещё зачем. А вдруг обозлился и задумал что-нибудь натворить? Наложит, к примеру, в портфель Елизаветы Павловны снега (она портфель в сенях оставила). Или верёвку у белья перережет, которое на крыльце сушится. Да мало ли что от него ожидать можно! О чём Елизавета Павловна ещё рассказывала, я уже не слушал, сидел точно на иголках. Очнулся только, когда Аня громко сказала:

— А теперь мы сфотографируемся!

— Надо позвать Батова, — спохватился я и выбежал на крыльцо.

Федьки нигде не было.

— Батов! — крикнул я.

В ответ мне только собака из будки прорычала, дворняжка мохнатая.

«Наверное, он ушёл к машине», — подумал я и вернулся.

Ребята уже расселись вокруг Елизаветы Павловны.

— Становись рядом с Павликом, — приказала мне Аня и стала наводить на нас аппарат. — Внимание!

— Жевать можно? — спросил Борька-Кочевник как раз в тот момент, когда Аня щёлкнула затвором. — Ну вот, теперь я с открытым ртом получусь, — расстроился он.

Аня сделала второй снимок. На нём Борька выйдет уже застывший, как статуя. Потом Аня встала на моё место, и я щёлкнул затвором. После этого мы начали прощаться. Аня поблагодарила Елизавету Павловну за её рассказ и извинилась, что мы оторвали её от дел. Елизавета Павловна хотела напоить нас чаем, но мы отказались. На улице уже темнело.

— Когда у нас будет открытие музея Нади Матвеевой, мы обязательно вам напишем, — сказал я.

— Приезжайте к нам тогда, — загалдели ребята, — а если вы что ещё о Наде вспомните, напишите.

На этом мы и расстались.

 

Мы — снайперы

Напротив дома Елизаветы Павловны через дорогу был небольшой лесок. С одной из ёлок вдруг раздалось:

— Снайпер Матвеев, огонь!

И в нас полетели снежки. На ёлке сидел Принц-Федька и смеялся, глядя, как мы вытряхиваем снег из-за воротников.

— Я тоже снайпер! — крикнул Командировочный Витька и полез на другую ёлку.

Мы стали кричать им:

— Слезайте! Чего вы? Ехать пора.

Но Принц-Федька ничего не хотел слушать. Он залез чуть ли не на самую макушку и стал стрелять оттуда в нас из воображаемого автомата.

— Трах-тах-тах-тах! — неслось с ёлки. — Трах-тах-тах!

— Что ж ты в своих стреляешь? — закричал ему Борька Кочевник и бросил в Принца снежком.

Мы тоже стали кидать в него снежки. Даже Витька со своей ёлки кидал снежки в Принца.

— Ах так! Все на одного! — закричал Федька. — Ну, держитесь! — Он дождался, когда я подбегу поближе, и стряхнул мне за шиворот с ветки, на которой стоял, большую шапку снега. Ветка сильно наклонилась, Федька не удержался и скатился в снег. Мы дружно захохотали.

— Так тебе и надо, не стреляй в своих, — сказал Павлик.

Витька слез с соседней ёлки и вместе с нами вышел на дорогу. А Принц всё сидел в сугробе и не собирался подниматься.

— Вставай! — замахала ему рукавичкой Аня. — Чего ты расселся, уже поздно.

Мы пошли дальше, а Принц-Федька и не думал вылезать из своей снежной ванны.

— Вот упрямый! — возмутился Павлик.

— Стойте, он нам рукой машет, — сказала Аня.

— Подманивает, — усмехнулся Павлик, — подойдём, а он как даст снежную очередь.

— А ну тебя! — отмахнулась Аня и направилась к Федьке.

Витька-Командировочный и я поспешили за ней. В случае чего, мы примем огонь на себя.

— Я не могу встать, — сказал нам Федька.

— Будет разыгрывать, — засмеялся Борька-Кочевник, — подойдём, а ты в снег пихнёшь. Знаем мы твои штучки-дрючки.

— Не пихну, — испуганным голосом проговорил Принц, — я в самом деле не могу встать. Наверное, ногу сломал.

Мы сразу притихли. Неужели Федька по-настоящему сломал ногу? Надо же! Опять в моём звене неприятность! Витька-Командировочный и я подошли к Батову. Он обнял нас за плечи и с трудом поднялся. Так мы и вышли на просеку. Тут Павлик, как санитар, потребовал, чтобы Принц показал ему ногу. Но лучше бы он не требовал. Только начал снимать валенок, Федька как закричит, точно его режут.

— У тебя сильный вывих, — поставил после этого диагноз Павлик, — если бы был перелом, торчала бы кость в сторону.

Бледный Принц чуть заметно улыбнулся.

— Постарайся сесть в автомобиль сам, а то Ане от матери достанется, — сказал ему Павлик, когда мы подходили к машине.

— Она нас всю дорогу пилить будет, — поддержал его Борька-Кочевник.

Чтобы подвести Принца к самой машине, мы сманеврировали и подошли к ней сзади. Оставили его у самого багажника. В автомобиль Принц-Федька влез сам. Анина мама сейчас же замахала руками, как наседка крыльями, и закричала:

— Кушать, кушать скорее!

— Кушать, давайте кушать! — согласно зашумели мы, очень довольные тем, что взрослые ничего не заметили.

Варвара Андреевна налила каждому из нас по чашке какао из трёхлитрового термоса и дала по кусочку хлеба с колбасой. Мы с удовольствием выпили какао и съели бутерброды. Во время еды Анин папа поинтересовался:

— Как успехи, разведчики?

— Здорово! — ответил Борька-Кочевник с полным ртом. — Узнали, как Надя училась, как отстающим помогала.

— Какие слова себе придумала, чтоб врагов побеждать, — добавила Аня.

— Что за слова? — удивился я.

— Вот те раз! — засмеялся Борька-Кочевник. — О чём же ты мечтал, когда Елизавета Павловна нам письмо от Нади читала?

«О чём мечтал? — разозлился я на Кочевника. — За Принца переживал. Вышел бы к нему раньше, может, он и ногу не сломал бы. Борьке только зубы скалить да бутерброды с колбасой уничтожать». Мне даже есть расхотелось после таких неуместных замечаний.

— Фотографировались мы с Елизаветой Павловной, — сказала Аня, отдавая фотоаппарат Григорию Михайловичу.

— И у меня удача, — оживилась Варвара Андреевна. — Пока вы узнавали про свою партизанку, я обошла несколько дач и облюбовала одну. Мне здесь понравилось. Я уже и задаток дала, чтоб другим не сдали. А то приедешь весной, а тебе от…

— Ой! — вскрикнул вдруг Принц-Федька и потянул больную ногу из-под переднего сиденья.

— Что случилось? — обернулась к нему Варвара Андреевна.

— Ничего, — поморщился Федька. — Моя нога была под сиденьем. Вы её прижали.

— Нечего совать ноги куда не положено. У меня же нет сзади глаз, — раздражённо сказала Варвара Андреевна.

— Мама, — укоризненно посмотрела на неё Аня и спросила Федьку сочувственно: — Больно?

— Не так уж, — сказал он и замолчал.

А мне почему-то стало жалко, что ногу сломал Принц, а не я. Тогда бы Аня тревожилась за меня и, несмотря на боль, мне было бы хорошо.

Немного погодя Федька наклонился ко мне и зашептал прямо в ухо:

— Я нарочно вскрикнул, чтобы вылезать было сподручнее. Будто я ногу в машине повредил.

Про себя я одобрил Федькин поступок, но вслух сказал сердито, и так, чтобы слышала Аня:

— Пройдёт твоя нога. Нечего из мухи слона делать.

 

Нет худа без добра

Доехали мы до Аниного дома, а Принц-Федька совсем на ногу ступить не может. Хорошо, Варвара Андреевна сразу же из машины ушла. Мы и признались во всём Григорию Михайловичу. А он без всяких разговоров подвёз Федьку, как самого настоящего принца, к подъезду его дома. Вылез Федька из машины, обнял меня с Павликом, точно лучших друзей, и повис на нас.

Мать Федьки увидела из окна эту картину и выбежала нам навстречу.

— Что ещё случилось? — испуганным голосом спросила она.

— Радуйся, мамка, — невесело сказал Принц, — теперь я недели две никуда из дома не денусь.

— Допрыгался! — сердито крикнула ему мать и забарабанила своими худыми руками по Федькиной спине.

— Где тут поблизости живёт врач? — спросил её Павлик. — Вашему сыну надо осмотреть ногу. У него может быть подкожный перелом.

— Будет людей-то пугать, — отмахнулась от Павлика мать Федьки. И сама внимательно, точно врач, принялась осматривать Федькину ногу.

Ступня у Федьки раздулась, наверное до 45-го размера, и посинела. Точно ему под кожу впрыснули чернила для авторучки.

— Надо доктора позвать, — снова повторил Павлик.

— У меня мать лучше любого профессора понимает, — сказал Принц.

— Вы медсестра? — спросил её Павлик.

— Я и сестра и брат сразу, — невесело пошутила она, всё ещё разглядывая Федькину ногу.

— Моя мать нянечка в городской больнице, — похвастался Принц.

Брат-сестра окончила свой осмотр и мрачно сказала:

— Вот погоди, вернётся с работы отец, он тебе выдаст.

— Это сейчас делать нельзя, — тотчас сказал Павлик, — вы медицинский работник и должны знать, что в таком положении нужен абсолютный покой.

Я дёрнул Павлика за рукав. Чего зря шуметь. Отец у Принца сильный, это верно. Он работает на вокзале носильщиком. Мускулы у него даже через рубашку заметны. Но Федьку он любит и никогда не бьёт. Мать, должно быть, его просто так припугнула, от волнения.

— Мы тебе завтра уроки принесём, — сказал я на прощание.

— Вы их с Антоном и Гришкой пришлите, чего самим время тратить! — крикнул нам вдогонку Федька.

— Ну и хитрец! — сказал Павлик, как только мы вышли из квартиры. — Станет он со своей свитой заниматься.

— Давай к Игорю зайдём, — предложил я, — расскажем, что у нас случилось.

— Надо рассказать, — согласился Павлик.

Игорь жил в старом одноэтажном домике, за которым был маленький участок. Таких домов в нашем районе осталось совсем мало. Домик Игоря тоже должны были снести, а всем жильцам дать новые квартиры с ванной и газом. Я как узнал это, очень расстроился. Вдруг Игорь переедет в другой конец города, тогда он в нашу школу ходить не будет. Но Игорь сказал, что школу он всё равно кончит нашу. Потому что привык к учителям и с нами не хочет расставаться. Значит, мы тоже ему понравились.

Мы вошли в калитку, рядом со старыми, деревянными воротами. Отряхнули друг друга варежками от снега и постучались в дверь. Она выходила сразу на улицу. Открыла нам пожилая женщина. Я узнал в ней мать Игоря. На нас посмотрели такие же добрые, как у Игоря, глаза, и нос у неё был Игорев.

— Входите, входите, Игорь дома, — приветливо сказала она, — только придержите, пожалуйста, дверь, чтоб не хлопнула. Отец у нас спит. Ему в ночную идти.

Я сразу догадался, что отец Игоря работает на экскаваторном заводе. Только один этот завод шумит у нас в городе круглые сутки и после каждой смены долго гудит.

Мы прикрыли дверь так тихо, точно совсем не прикасались к ней. Потом, ещё тише, разделись и пошли вслед за мамой Игоря в комнату. Здесь за большим обеденным столом сидели Игорь и его младший братишка Владик. Тот самый, над которым мы хотели взять шефство. Игорь читал ему сказку про ковёр-самолёт.

— О! К нам гости, — сказал Игорь, откладывая книгу.

А Владик насупился и недовольным голосом проговорил:

— Не одно, так другое. Ни минуты не можешь уделить младшему брату.

Мы еле сдержались, чтобы не рассмеяться. Должно быть, Владик повторил слова мамы Игоря. А уже от себя он добавил:

— На самом интересном месте остановились.

— Сказку мы дочитаем после, — ответил Игорь, подвигая нам стулья, — а сейчас послушаем, как прошла разведка у юных следопытов.

— Вы в войну играли? — спросил нас Владик.

— Нет, — сказал я, — но у нас есть один раненый.

— Что же с ним случилось? — встревожился Игорь.

Мы с Павликом рассказали о нашей разведке всё: как она началась и чем кончилась.

— Он теперь умрёт? — спросил Владик про Федьку.

— Наоборот, воскреснет, — сказал Игорь и обратился к нам: — Говорят, нет худа без добра. Давайте и мы будем так считать.

— Давайте, — с готовностью согласился Павлик.

А я спросил:

— Что ж тут хорошего?

— Так ведь не голова у Феди заболела, а нога, — сказал Игорь, — вот вы и приходите к нему во время болезни каждый день уроки делать. Тогда он, как поправится, все свои двойки исправит.

— А что, может, и исправит, — оживился Павлик. — В домашних условиях подтягивать легче. Надо только, чтобы свита к нему нос не совала, пока он болеет.

Владик вдруг засмеялся:

— Какая свита? Он что, король, что ли?

— Не король, а Принц, — сказал Павлик.

Владик от удивления даже рот раскрыл. А потом неуверенно протянул:

— Не обманете. Принцев живых нет.

— И у нас скоро не будет, — ответил ему Игорь.

— А свиту надо тоже подтянуть, — сказал я.

— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, — возразил мне Павлик.

— Попробуйте сначала исправить вожака, — посоветовал Игорь, — а его адъютанты за ним сами подтянутся.

— Точно! — подхватил Павлик. — Они всё время с него пример берут. Он в лес смотрит, и они тоже.

— А теперь пусть все смотрят в учебники, — засмеялся я.

— У нас дядя Миша военный — тоже всё время учится, — сообщил Владик и показал на карту, которая висела над маленьким столиком с книгами. — Он вон там живёт, где синий флажок.

К карте были приколоты и другие флажки: зелёные и красный.

— Вот сколько я исходил с лесотехниками, — сказал Игорь, указывая на цепочку зелёных флажков, — больше пятисот километров.

— А это что за флажок? — спросил я, кивнув на приколотый к карте маленький красный треугольничек.

Неожиданно Игорь смутился и далее чуть-чуть покраснел. Но Владик тут же выдал его.

— Это город Победогорск, — сообщил он. — Его пока нет, но он будет.

— Кто же его построит? — спросил я Владика.

— Может быть, мы с вами, — ответил за него Игорь, — тогда вы будете первыми комсомольцами этого города. А я стану первым редактором «Победогорской правды».

— А Владик — первым пионером этого города, — сказал Павлик.

— И водителем автобуса, — добавил Владик.

— Нет, — сказал Игорь, — в Победогорске автобусы будут не только без кондукторов, но и без водителей, с автоматическим управлением. Ты, Владик, будешь у нас директором городского парка. В этом парке даже в самый сильный мороз будут цвести яблони.

— Как же так? Почему? — спросили мы с Павликом.

— Парк будет обнесён тепловой оградой, — объяснил Игорь. — Ветровые двигатели разгонят над ним облака и не дадут падать снегу. А под землёй мы проложим трубы, по которым пойдёт горячая вода. Она согреет землю. Кстати, угощайтесь плодами из нашего будущего парка, — пошутил Игорь, подвигая к нам тарелку с мандаринами.

Мы рассмеялись и стали прощаться. Но Игорь всё-таки сунул нам в карман по мандарину.

Ушли мы от него повеселевшие.

В самом деле, было бы замечательно — построить такой город и жить в нём вместе с Павликом, Борькой-Кочевником, Командировочным Витькой и всеми ребятами из нашего класса. Аня была бы в нём первой учительницей, а я… но тут я вспомнил, что завтра перед уроками состоится линейка, на которой мне надо будет не только слушать, как прошла разведка у других звеньев, но и самому рассказывать, и сразу приуныл.

Павлик угадал мои мысли и сказал:

— Лучше бы Батов не ездил с нами.

Я хоть и ничего не ответил ему, но мысленно согласился:

«Да, так было бы куда лучше».

 

Срочно… Секретно…

Всё-таки невезучий я звеньевой! Мало того, что звено Веры Озолиной узнало от командира части, в которой воевала Надя, всякие интересные сведения, они ещё получили от него простреленную Надей мишень. Очень метко стреляла Надя! Только одна пулька попала в восьмёрку. Все остальные прорвали самую середину мишени и сгрудились друг на друге дырочками.

Звено Сашки Авилова принесло для будущего уголка Надины любимые книги. Они каким-то чудом уцелели у её бывшей соседки. Две книжки мне были знакомы хорошо. Это «Как закалялась сталь» и «Овод». Веру и Сашку похвалили. А я только заикнулся, что Принц ногу повредил, Генька так и взвился:

— Не может третье звено без неприятностей! Вот недотёпы!

После такого приветствия мне сразу говорить расхотелось. Не стал я всё подробно рассказывать. Сообщил в двух словах про Надины отметки и ещё про то, как она хотела исправить лентяя, и замолчал. Надо было бы, чтоб вместо меня рапортовал Павлик. Он бы гораздо лучше всё рассказал. Павлик умеет докладывать. Даже когда нечего сказать, он всё равно что-то говорит. Но ведь отчитывались звеньевые. Как только я кончил говорить и встал в строй, в нашем звене поднялся шум.

— Чем вы недовольны? — спросил ребят Игорь.

— Мошкин о самом интересном не сказал! — выкрикнул Павлик. — Мы Надины волшебные слова узнали.

— Волшебные? — переспросил Генька. — Что ж это за слова?

— Эти слова ей врагов бить помогали, — сказала Аня. — Когда Надя шла на трудное задание, она говорила себе: «Раз, два, три, четыре, пять, эту крепость надо взять» — и всегда возвращалась с победой.

— Надина учительница нам сказала, что эти слова Надя ещё в школе придумала, — добавил Павлик. — Скажет их тихо, когда у неё уроки не получались, и старается после вовсю.

— Так и берёт крепость, — закончила Аня.

— У меня тоже крепость есть — математика, — вздохнула Марина Козарезова. — Учу-учу её, а всё двойки получаю.

— А моя крепость с бородой, — засмеялся Борька-Кочевник, — никак на физкультуре через козла не перескачу.

— У каждого из нас невзятая крепость есть, — сказал Игорь. — Вот и давайте стараться скорее овладеть ими.

«Наша главная крепость со сломанной ногой дома лежит, — подумал я о Принце-Федьке и сказал про себя: — Раз, два, три, четыре, пять, эту крепость надо взять».

— Полозова в разведку с фотоаппаратом ездила, — сказал Павлик. — Сняла нас вместе с Елизаветой Павловной. Аня, покажи снимки.

Аня достала из портфеля два снимка. На одном Борька-Кочевник вышел с несколькими ртами.

— Это потому что я дёрнулся, — объяснил он.

— Увидел небось пироги или конфеты, вот и дёрнулся, — поддел его Юрик Беляков.

Все засмеялись, а Борька больше всех. После того как фотография прошла по линейке и вернулась к Ане, я немного повеселел.

— Говорят, нет худа без добра, — вспомнил я слова Игоря и продолжал: — Это я к тому, что наше звено решило за время болезни Батова подтянуть его. Придёт в школу и все свои двойки исправит.

— Сразу после болезни? — ахнул первый приближённый Федьки Антон Здобнов.

— Так не бывает, — подхватил второй приближённый, Гришка.

— А у нас будет! — оборвал их Генька. — Мошкин правильно решил. Ждать нечего. Третья четверть в разгаре. — И он обратился к Игорю: — Давайте выберем ребят, которые будут готовить материал для Надиного уголка. Предлагаю в эту бригаду Женю Рогова, Сашу Авилова, а вместо Мошкина — Полозову.

— Это почему же «вместо»? — запротестовал Павлик.

— Потому, что Мошкин и ты будете лечить Батова, — объяснил Генька.

Меня это устраивало. И я крикнул:

— Будем лечить до полного выздоровления!

— Согласен! — сказал Игорь и распустил нас.

Как раз тут зазвенел звонок, и мы вошли в класс вместе с Ираидой Кондратьевной. В середине первого урока, когда я срисовывал с доски в тетрадь зимующих в нашей местности птиц, о мою парту стукнулся скомканный листок бумаги. Я развернул его и прочитал:

ПРИКАЗ № 1

СРОЧНО… СЕКРЕТНО… ЗВЕНЬЕВОМУ ПЕТРУ МОШКИНУ.

Приказываю в самый кратчайший срок разработать план наступления на Наследного Принца и его свиту. Необходимо разбить Принца (в его убеждениях) и заставить сдаться в плен (к ученью). Для достижения этой цели располагайте всем наличным составом нашего отряда. Отказываться помочь никто не имеет права. Помните: «Эту крепость надо взять». Нач. штаба по взятию крепостей Геннадий Шубин.

Приказ мне понравился. Я прочитал его ещё раз и убрал в портфель.

 

Ложный дневник

План оздоровления Наследного Принца мы составляли после уроков всем звеном. Распределили вперёд на две недели, кто когда будет носить Федьке уроки и заниматься с ним. Сегодня вызвались идти к Принцу девчонки. Но я не мог спокойно сидеть дома и потому предложил Павлику:

— Сбегаем к Ане, узнаем, как их встретил Батов.

Только мы вышли из квартиры, видим: Аня, Марина Козарезова и Нина Фролова ко мне поднимаются. Встревоженные, точно что потеряли.

— Как дела? — крикнул я им, свесившись с лестничных перил.

— Выгнал нас Федька, — сказала Аня, — и пригрозил, что отлупит, если ещё придём.

— Ему, видите ли, абсолютный покой нужен, — фыркнула Марина, — чтоб никто не тревожил. Спрыгнул на одной ноге с постели и захлопнул у нас перед носом дверь.

— Даже листок с уроками не взял, — возмутилась Нина Фролова, — в передней на тумбочке без внимания оставил!

— А мы ему ещё мандарины купили, чтоб скорей поправлялся, — потрясла портфелем Аня и предложила: — Угощайтесь, мальчики.

Мы съели по мандарину и пошли к Наследному Принцу вдвоём с Павликом. Решили поговорить с ним по-мужски.

Дверь нам открыла соседка, та самая, которая работает в Доме культуры контролёром.

— К Феде можно? — спросил я.

Соседка кивнула головой и ушла к себе. Листок с уроками всё ещё лежал на тумбочке.

— Н-да… — покачал головой Павлик и открыл дверь к Батовым в комнату.

Принц сидел на кровати, поверх одеяла, к нам спиной. Больная нога у него до самой коленки была укутана большим платком. Наверное, Федьке сделали согревающий компресс. В руке у него был бумажный голубь. Федька целился им на верх шкафа, где у голубей находилась посадочная площадка. Там их уже штук десять лежало.

— Гули-гули-гуленьки, поставь рекорд. Поставь, белокрылый, — смешно приговаривал Принц-Федька, расправляя голубю бумажные крылья.

Мы с Павликом не выдержали и прыснули. Федька обернулся и уставился на нас диким взглядом, как на марсиан.

— Не узнаёшь, что ли? — спросил я. — Пришли проведать, как ты себя чувствуешь.

— Доктор сказал, что недели две в школу не пойду, — весело сообщил он.

— Это хорошо, — подхватил я, — ты не торопись.

Федька не ожидал от меня услышать ничего подобного. Он даже на кровати подскочил.

— Почему хорошо?

Мы с Павликом многозначительно переглянулись.

— Ногу надо как следует вылечить, — сказал Павлик, — а то выйдешь раньше времени и опять подвернёшь.

— Раньше времени я не выйду, — уверенно заявил Принц.

— А уроки мы с тобой будем делать, ты не беспокойся, — сказал я.

— Больной я, не могу заниматься, — тотчас возразил Наследный Принц, — мне покой нужен.

— Так ведь не ногой ты задачки решаешь, — повысил голос Павлик, — а голова у тебя здоровая!

— Не будешь заниматься, можешь совсем отстать, — сказал я, — тогда всё лето зубрить придётся. Выбирай, что лучше.

Федька задумался. Может, он выбирал, когда ему лучше отдыхать, теперь или летом, а может, ещё о чём-то думал. Только, помолчав немного, сказал:

— Устал я, братцы!

У меня прямо глаза на лоб полезли.

— Это от чего же?

Принц оставил мой вопрос без внимания и со вздохом произнёс:

— Сколько хлопот с этим ученьем. Ужас! Выдумали б учёные какие-нибудь умные пилюли. Проглотил бы я сейчас арифмопирин и задачку в момент решил бы.

— Лет через десять, может, и придумают, — обнадёжил его Павлик, — теперь химия вон как развивается.

— Через десять лет нам такие таблетки ни к чему будут, — покачал головой Федька, — вырастем уже.

— Это верно, — согласился Павлик.

— А пока таких пилюль нет, надо самим заниматься, — сказал я, — давай объясним тебе, как задачку решить.

Я подошёл к этажерке, на которой лежали Федькины тетради, и увидел его дневник. Я просто поразился, какой у Федьки был чистый и аккуратный дневник. В школе я такого не замечал. Обложку он заменил, что ли? Я раскрыл дневник и чуть не выронил его из рук. В нём были одни четвёрки.

Принц посмотрел, чем я занят, подтянулся к этажерке и вырвал у меня дневник.

— Твоим бы носом дырки в карманах затыкать! — разозлился он и стукнул меня по голове дневником.

Удар был совсем не сильный. Но чего он дерётся? Я хотел дать Федьке сдачи, да вспомнил, что он болен, и воздержался.

— Что это за дневник? — спросил я.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — процедил сквозь зубы Федька и, отвернувшись к стене, прогудел: — Он прошлогодний.

— Прошлогодний? — удивился я. — Как же ты с такими отметками на второй год остался?

— А так и остался, — усмехнулся невесело Принц, — меня этот самый дневник подвёл. Как выяснил я, что в первой четверти буду иметь три двойки, так и купил себе второй дневник. Плохой стал в школе оставлять, а этот домой приносил.

— Сам себе отметки в него выставлял? — спросил Павлик.

— Зачем сам? Мой почерк сразу бы подозрение вызвал. Я старшеклассников об этом просил. Только один подвёл меня крепко.

— Матери наябедничал? — догадался я.

— Что ты! — возмутился Федька. — Это такие парни, хоть огнём жги — не признаются. Тут другое было: написала мне учительница в дневник о том, что я всю неделю хорошо себя вёл. Захотелось мне, чтоб отец прочитал это. А как? Из-за одной надписи плохой дневник не покажешь. Вот я и упросил Ваську Быкова написать мне такую же фразу в другой дневник и за учительницу расписаться. Только грамотей он оказался хуже нас. В одной фразе три ошибки сделал. Отец у меня не профессор, но сообразил, что здесь что-то нечисто. Пошёл утром с дневником к учительнице и всё выяснил.

— Досталось тебе? — спросил Павлик.

— А тебе бы отец после этого на мороженое дал?! — съехидничал Федька и, умолчав о перенесённом наказании, добавил: — После отец велел мне этот дневник на виду держать. А выкинуть только тогда, когда у меня настоящий дневник таким будет. Вот он и лежит, глаза мозолит. — Принц-Федька сокрушённо вздохнул. — Я этим дневником почти три четверти пользовался. Если бы батька раньше меня подловил, я бы не остался. А тогда подтягиваться уже поздно было.

— Видишь, поздно, а у нас ещё есть время, — сказал я, — давай заниматься.

— Сейчас?! — опешил Принц-Федька.

— Ну да!

— Нет уж! Сейчас не буду. Я от этих грустных воспоминаний так расстроился, что ничего в голову не пойдёт. — Федька отвернулся к стене и накрыл голову одеялом.

Так мы и не уговорили его взяться за уроки. Только перед уходом предупредили, что придём завтра в это же время. Пусть не думает, что отделался от нас.

 

Чёрные дни

На другой день мы пришли к Наследному Принцу точно в назначенное время. А его в комнате нет. И на столе записка:

«Дорогой звеньевой, уходи-ка ты домой. А не то как налечу, растопчу и проглочу. С приветом Ф. Б.».

— О нём заботишься, а он такие приветствия пишет, — рассердился Павлик. — Пошли, в самом деле, домой!

— Сначала поищем его у соседей, — сказал я, — далеко он упрыгать не мог.

Но только мы дошли до двери, как услышали голос Федьки:

— Эй вы, педагоги, стойте! Чего шум поднимать, тут я.

— Сейчас же вылезай заниматься, — потребовал Павлик, оглядывая комнату в поисках Принца, — у нас каждая минута рассчитана.

— Вот и не ходите ко мне, — простонал Принц-Федька и вылез из-под кровати.

— На завтра нам задали природоведение и упражнение по русскому письменному, — сказал я, — начнём с природоведения.

Мы сели к столу. Я раскрыл учебник и стал читать. Федька тут же заохал и демонстративно повернулся к нам спиной.

— «Мы идём, как следопыты, все пути и все дороги нам открыты…» — тихонько запел он.

— Ты в уме? — сказал Павлик и постучал себе по лбу, а потом по столу.

Федька замолчал. Я начал читать снова.

Природоведение мы учили часа два. Прочитаю я несколько строчек, закрою книгу и повторю их наизусть. За мной повторял Павлик, а как очередь доходила до Принца, он молчал.

— Что ж ты? Повторить не можешь? — сердились мы.

— Почему не могу? — возражал Принц.

— Ну так повторяй!

— Что?

— То же, что мы.

— А что вы повторяли?

— Ты что, глухой? — злился Павлик и читал уже выученный нами абзац ещё раз.

Но вместо того чтобы повторить услышанное, Принц-Федька кричал:

— Вам бы так ногу растянуть, наверное, волком бы выли. Не могу я с больной ногой про горы учить! Мне, может, больше всю жизнь по ним не лазить… — И он притворно всхлипывал.

Ну и артист, получше Юрика Белякова!

— Ладно, по горам тебе не лазить, а читать-писать придётся, — наглядевшись на Федьку, сказал я. — Переходим к русскому языку.

Пока мы с Павликом доставали тетради, Наследный Принц лежал на кровати не шевелясь, точно неживой. А как только мы приготовили всё для письма, Федька объявил:

— Писать в постели не буду, можно одеяло испачкать. Упражнение делаю в голове.

Я прочитал первую фразу и вставил в слова пропущенные буквы. Во вторую фразу пропущенные буквы вставлял Павлик, а в третью — Федька. Он называл буквы не думая, просто наугад, вдруг подойдут. Написана, например, фраза: «Почтовые голуби очень ценные». В слове «почтовые» пропущено первое «О».

— Какую букву вставишь? — спрашивал я Наследного Принца.

— Будто сам не знаешь, — отвечал он.

— Мы-то знаем, а вот какую ты вставишь? — начинал сердиться Павлик.

— «А»! — гаркнул Федька. Не то нарочно, не то в самом деле не знал.

— По-твоему, надо говорить «пачта», а не «почта»? — спрашивал Павлик, краснея от злости.

— По мне хоть «пучта», — отвечал Принц и хохотал, дёргая от смеха здоровой ногой.

До чего же он был в этот момент противный! Одна оттопыренная нижняя губа чего стоила! Я бы на его месте вообще так не гоготал, чтобы губа не шлёпала, как лягушка.

После русского мы вернулись к природоведению. Федька понял, что от нас не отвертеться и, чтобы мы поскорее ушли, кое-как повторил за нами весь параграф.

— Наконец-то отмучился! — крикнул он нам, когда я и Павлик пошли к двери, и нарочно громко, с облегчением вздохнул.

В следующие дни было ещё хуже. Только мы принимались за уроки, у Федьки сразу начинала ныть нога, и он говорил, что боль мешает ему сосредоточиться. Мы делали перерыв, ждали, когда боль утихнет, и снова начинали учить. А Федька придумывал новую причину не заниматься. Говорил, будто у него так устроена голова, что в ней всё должно отлежаться. Только после этого он может повторить прочитанное и соображать.

От таких занятий у меня самого болела голова, а по ночам вместо нормальных, человеческих снов, про ссоры с девчонками или встречи с марсианами, мне снились цифры и знаки препинания. Они набрасывались на меня и требовали, чтобы я заставил Принца правильно решить задачу или расставить в предложении запятые. Этот противный сон снился мне несколько ночей подряд. Точно я смотрел один и тот же фильм в нашем Доме культуры. Павлику я, конечно, ничего не говорил. А то он ещё со своей «медицинской» точки зрения запретит мне заниматься с Федькой. А не послушаюсь, расскажет сон моей маме. Он знает, что моя мама очень мнительная. Павлик уже перестал верить в то, что мы сможем подтянуть Федьку дома. Всё время твердит вроде моего папы: «Ничего у нас не выйдет, зря только время тратим».

«Может, и в самом деле зря», — подумал я как-то по дороге от Федьки.

У моего дома нам встретились Ираида Кондратьевна и Игорь. Они шли из школы.

— Почему такие унылые лица? — спросила Ираида Кондратьевна.

— Небось от Батова идёте? — угадал Игорь.

— Мальчики, — обратилась к нам Ираида Кондратьевна, — после занятий с Федей вы берите его тетради и приносите мне. Я буду ставить ему отметки за домашнее задание.

Мне это понравилось. Теперь Федька будет стараться больше. Всё-таки тетради не останутся лежать у него на этажерке.

— И ещё вам нужно порешать с ним задачки третьего класса, — продолжала учительница, — ведь в математике всё очень тесно связано между собой. Не помнишь одного, не поймёшь другого.

— Он заданные на дом задачки и те не решает. А за третий класс и подавно не будет, — возразил Павлик.

— Потому и не будет, что не умеет, — ответила ему Ираида Кондратьевна, — а когда разберётся, станет решать с удовольствием.

«Может, в этом вся загвоздка, — подумал я. — Надо проверить. Завтра нам как раз зададут задачки на повторение. Предложу ему самую лёгкую и посмотрю, справится ли».

— А я хочу сообщить вам приятную новость, — перебил мои мысли Игорь.

— Какую? — встрепенулся Павлик.

Игорь достал из папки газету и помахал ею перед нами.

— В этой газете напечатан Указ Президиума Верховного Совета о Наде Матвеевой. Ей посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

— Ну?

— Вот это да! — ахнули мы.

— Смотрите! — сказал Игорь.

На морозном ветру трудно было развернуть газету. Но мы всё-таки нашли то место, где напечатан Указ.

— Ура-а-а! — закричали мы так громко, что двое прохожих даже обернулись, а пожилой дяденька в меховой шапке сердито покачал головой.

— Надо провести сбор, посвящённый этому событию, — предложил Игорь.

— Конечно, надо!

— Давайте проведём! — снова закричали мы с Павликом.

— Жалко, Батов болен, — задумчиво сказала Ираида Кондратьевна.

Игорь спросил меня:

— А что, если нам провести сбор у Феди дома? Всем отрядом не поместимся, так хоть твоим звеном.

Я просто не знал, что ответить Игорю. Так мне понравилось его предложение. А Федька-то в каком восторге будет! Сначала, наверно, и не поверит. Ну и Игорь! Ну и молодец! Такая жалость, что он наш вожатый, а не одноклассник. Стукнул бы я его сейчас со всего размаха, а он дал бы мне сдачи. Как было бы замечательно! А так даже не знаешь, чем свою радость выразить. Вожатый всё-таки. Вместо Игоря я стукнул по плечу Павлика и тихо сказал:

— Головастый он у нас, верно?

— А я-то тут при чём? — рассмеялся Павлик и стукнул меня по спине.

— Эй, эй! Чего разбушевались! — притворно строго сказал Игорь и сгрёб нас с Павликом в охапку.

Я и не знал, что он такой сильный. Всё-таки во мне килограммов тридцать пять, и в Павлике не меньше. Он хоть и пониже меня, но плотней. А поднять и пронести несколько шагов семьдесят килограммов, которые при этом ещё дрыгают ногами, не так-то просто. Вот какой у нас вожатый!

 

Выход найден!

Ираида Кондратьевна оказалась права. Федька не смог решить даже самой пустяковой задачки для третьего класса. Я отложил тетрадь и сказал ему:

— Придётся повторять математику с самого начала. Ты за прошлый год тоже ничего не знаешь.

Федька сразу озверел. Даже про больную ногу забыл. Вскочил со стула и накинулся на меня:

— Может, ты прикажешь, чтоб я цифры в клеточках писал? Или ходил на дополнительные занятия к первоклассникам? — И вдруг очень противно, шлёпая своей оттопыренной губой, закричал: — А ну, мотайте отсюда, пока я вам носы не расквасил. Педагоги фиговы!

Конечно, Федька носы нам сейчас не расквасил бы. Он на одной ноге нетвёрдо стоит, а нас двое. Но он так разбушевался, что утихомирить его было просто невозможно. Только мы с Павликом открывали рот, чтобы сказать, что он неправ, Федька сейчас же затыкал уши пальцами и громко кричал:

— А-а-а-а-а! — Это чтобы нас не слышать.

Я стукнул по столу кулаком и сам закричал во всё горло:

— Прекрати выть! Мы хотим тебе сказать очень важную новость.

Я имел в виду сбор, который мы решили провести у Федьки. Но Принц ничего не хотел слушать.

— А-а-а-а-а-а! — завопил он мне в ответ с заткнутыми ушами. Да ещё здоровой ногой затопал.

Зачем нам такое представление? Мы взяли и ушли, сильно хлопнув дверью. Не хочет слушать, пусть потом сам расстраивается. Мы же для него старались, а не он для нас.

— Больше я к Батову не пойду! — категорически заявил Павлик на лестнице. — Сколько времени зря на него ухлопали! Ребята небось кучу дел без нас переделали.

Это верно! С Наследным Принцем мы совсем отбились от своего отряда. Макулатуру за нас собирали, стенд для уголка Нади Матвеевой мы не делали, в разведку за новыми материалами о ней не ходили, и сбор, посвящённый Наде, ребята без нас готовят.

— Нужно что-то придумать с Принцем, — решительно сказал я Павлику.

— Странный ты человек, Мошкин! — накинулся он на меня. — Что тут можно придумать? Что?

— Давай посоветуемся с Игорем, — предложил я.

Пришли мы к Игорю и стали все вместе думать. Как ни ломали мы с Павликом головы, ничего не сообразили, а Игорь такое предложил, отчего мы в первую минуту даже обалдели. А потом принялись прыгать и скакать по его комнате, точно индейцы племени ням-ням на празднике «Изгнание Злого духа», про которых я читал в одной книжке.

 

Поговорили

Дел у нас сразу стало хоть отбавляй! Ведь Игорь такое придумал, что нам нужно было не только всё уточнить с ребятами, а и кое с кем из взрослых договориться. К тому же мы всё ещё каждый день надрывались с Федькой из-за уроков. Но хоть мы с Павликом были и очень заняты, всё-таки решили немного развлечься и сходить в кино. В конце концов мы не можем вести первобытный образ жизни. Так легко совсем одичать. Чтобы этого не случилось, мы сговорились сегодня же после школы посмотреть весёлую кинокомедию «Полосатый рейс». Ту самую, на которую дней пятнадцать назад меня приглашал Принц-Федька.

Но я, оказывается, тоже хорош гусь!

После уроков подошла ко мне Аня и сказала:

— Пойдём на каток.

И я сразу забыл, что договорился с Павликом. Прибежал как угорелый домой, съел кусок колбасы, взял коньки — и к Ане. А она уже шла с коньками мне навстречу. Раскрасневшаяся такая от мороза, красивая. И почему она отказалась быть на новогоднем представлении Снегурочкой? Всех бы очаровала. А то вышла какая-то гундосая пятиклассница. Снегурочка, а с насморком. Просто смешно!

Встретившись со мной, Аня сказала:

— Вы Батова подтягиваете, а мы за его свиту решили взяться. Будем перед уроками домашние задания у них проверять.

— Наступаем по всему фронту! — сказал я фразу из статьи про Надю Матвееву.

Аня улыбнулась и совсем неожиданно спросила:

— Почему ты не позвал на каток Павлика, ведь вы всегда вместе?

— Павлика? — удивлённо переспросил я и вспомнил, что он ждёт меня дома, чтобы идти в кино. С этими девчонками всегда голову теряешь. — А почему ты не позвала с собой Светку Конторович? — в отместку спросил я Аню. — Вы тоже никогда не разлучаетесь.

— Светка будет на катке, — как ни в чём не бывало ответила Аня и воскликнула: — Ой, Мошкин, какой у неё красивый тренировочный костюм! Светка в нём настоящая снежинка. Вот увидишь.

— Не видел и смотреть не буду, — сердито сказал я Ане. «Надо же! Позвала свою подружку и не предупредила. А я из-за неё даже про Павлика забыл». И, не объяснив, в чём дело, я побежал к своему другу.

— Где ты пропадаешь? — накинулся на меня Павлик, когда я влетел к нему в квартиру, точно космическая ракета. — В кино нас уже не пустят, следующий сеанс для взрослых.

— Вот и хорошо, — здороваясь со мной, сказала мама Павлика, — сейчас я вас угощу тресковым филе.

Мать Павлика домашняя хозяйка. Она целый день варит-жарит. И кто бы к Павлику ни пришёл, обязательно заставит его что-нибудь съесть. Она считает, что все мальчишки, у которых матери работают, целые дни носятся по улицам голодные. И переживает за нас. Кроме того, ей кажется, что Павлик плохо ест один, и она пользуется нашим приходом, чтобы лишний раз подкормить его. Отказываться и говорить ей, что сыт, бесполезно. Но сегодня я и не стал отказываться. В один момент проглотил вкусный поджаристый кусок рыбы и, пока Павлик доедал свой, предложил ему:

— Сходим к Принцу, предупредим о сборе. Ведь в прошлый раз мы ему ничего не сказали. — И, чтобы Павлик не отказался, поспешно добавил: — А заниматься не будем, пока не начнёт действовать наш план.

Идти вместо кино к Принцу-Федьке радость небольшая. Павлик сморщился от моего предложения так, точно выпил столовую ложку рыбьего жира. Но всё-таки он не оставил меня одного. Молча пошёл рядом.

Принц-Федька сидел за столом в окружении своей свиты. На клеёнке кучей лежали костяшки домино.

Принц только что выиграл и отвешивал покорному Гришке Гвоздикову щелчки. Ровно столько, сколько у него было очков на костяшках, и ещё один добавочный, чтоб умел соображать. Расправившись с Гришкой, Принц-Федька с сожалением посмотрел на единственную фишку Антона, на которой с одной стороны было «мыло», а с другой всего один беленький глазок, и сказал:

— С тобой и мараться не стоит.

С Антоном Принц-Федька «марался» гораздо меньше. Антон был здоровый и мог дать сдачи.

— Новое пополнение пришло, — потирая отщёлканный лоб, запищал Гришка и охотно уступил нам своё место.

— Сразимся? — оживился Принц.

— Некогда, — отказался я и спросил свиту: — Вы Федьке ничего не говорили?

— Это о чём? — не догадался Антон.

Всё было ясно. Они даже забыли, что мы хотим провести сбор, посвящённый Наде.

— Запиши, что нам задали, — деловым тоном сказал я Федьке, — уроки будешь делать один. Вечером я забегу, чтобы взять тетрадь для Ираиды Кондратьевны.

— Это ещё зачем? Я больной и имею полное право ничего не делать.

— Не делай! Только завтра заработаешь за домашнее задание двойку, — пообещал Павлик.

— Ну и жизнь! — взвыл Федька.

— Что ты с ними разговариваешь! — сказал Антон и спокойно предложил Федьке: — Спустить их с лестницы?

— Мы сами сейчас уйдём, — торопливо проговорил Павлик, — дел по горло. К сбору готовимся.

— В газетах напечатали Указ о Наде Матвеевой, — сказал я, — ей присвоено звание Героя Советского Союза.

— Ну-у! — по-настоящему обрадовался Федька. — Она достойна! Она — мужественный герой!

— Послезавтра день её рождения, — продолжал я, — ей исполнилось бы пятьдесят лет. Мы проводим сбор, посвящённый её памяти.

— Ну и жизнь! — снова заохал Принц. — Они на сборе развлекаться будут, а я тут, больной, домашнее задание делай!

— Не горюй, — сказал я, — этот сбор мы решили провести у тебя.

— Помещения, что ль, больше нет? — хихикнул Гришка Гвоздиков.

— Болван! — осадил его Федька. — Кто решил?

— Все мы, — ответил я, — по предложению Игоря.

— А чего? Пожалуйста, — засиял улыбкой Принц, — у меня места хватит. Комната просторная, рассядемся.

— В тесноте, да не в обиде, — моментально перестроился Гришка.

— И Игорь придёт? — спросил Федька.

— Наверное, — сказал я и заторопился: — Ну, пока! Нужно к сбору готовиться. Вечером забежим за тетрадями.

Вечером, когда мы с Павликом снова пришли к Федьке, он, чем-то очень довольный, сказал нам:

— Уроки мне теперь делать некогда. Я тоже к сбору готовлюсь.

— Как же ты готовишься? — спросил Павлик.

— Пока это тайна. На сборе сами увидите, — ухмыльнулся Федька и выставил нас за дверь.

Но на этот раз мы не особенно огорчались. Через день сбор звена, а сразу после него должен вступить в действие разработанный нашей спасательной командой план Игоря. Всего сорок восемь часов отделяло нас от этого знаменательного события. Можно и подождать.

 

Новое слово в науке

Два дня промелькнули, как две минуты. Но мы с Павликом успели сделать всё, что от нас требовалось. Кроме этого, мы ещё были на работе у Федькиной матери и спрашивали разрешения провести у них на квартире сбор. А то соберёмся, а она придёт и, чего доброго, всех разгонит. Мать у Федьки нервная. Сгоряча может весь сбор сорвать.

Теперь полный порядок. Федькина мать поблагодарила нас за то, что мы не забываем её сына, и даже прослезилась. Наверное, замучилась она с Федькой не меньше нас. Я после этого чуть было не раскрыл ей наш план, чтоб не так расстраивалась. Хорошо, сдержался. Мать ведь она Федьке. Вдруг с радости всё ему выложит. Тогда полный крах будет. Вместо этого я её тоже поблагодарил за разрешение собраться у них.

Весь наш класс у Батовых в комнате поместиться, конечно, не мог. Поэтому мы решили так: у него соберётся только наше звено и часть актива — председатель Генька и редактор Рогов. А остальные ребята во главе со старостой и звеньевыми займутся в это время оформлением школьного уголка Нади Матвеевой. А когда мы вернёмся в школу, то все вместе пойдём собирать в память Нади металлолом.

На сбор мы с Павликом пришли раньше всех. Федька встретил нас в прихожей. Он сидел на стуле перед дверью в свою комнату.

— Придётся подождать, — сказал он и помахал у нас перед носом ключом от комнаты, — как все соберутся, так и войдём.

— Что ты выдумываешь!

— Открывай скорее! — потребовали мы.

В ответ Федька только загадочно присвистнул.

Мы поняли: он что-то затеял, и не стали ломиться. Ждать пришлось недолго. Все собрались, как условились, к четырём часам. Поздоровавшись с Игорем за руку, Федька тут же отпер дверь.

Мы вошли в комнату и сразу догадались, почему Федька не впускал нас. В ней был образцовый порядок. Постель Принц прибрал по-праздничному. На одеяло даже надел кружевной пододеяльник, а подушку взбил и положил не прямо, как всегда, а фасонно — углом вверх. Захламлённую этажерку тоже нельзя было узнать. На её нижней полке ровной стопкой лежали учебники, а наверху осталась только карандашница с карандашами и глиняный пёс бульдог. Вокруг стола стояло много стульев. Наверное, Принц попросил их у соседей. А пол-то как блестел! Точно зеркальный. Войди мы раньше, в момент затоптали бы. Но, посмотрев на пол, я расстроился. Ведь Федька не мог натереть его с больной ногой, значит, весь порядок навела его мать. Нечем тогда и хвалиться! Но тут всё прояснилось.

— Это мы всё прибрали, — похвастался своим писклявым голосом Гришка, — Федька нам с Гришкой наряд вне очереди дал.

— А сам тоже без дела не сидел, — заметил Антон и достал из-под подушки, которая лежала углом вверх, большой лист чертёжной бумаги.

— Посмотрите, — как-то робко попросил нас Федька и повернул лист, поданный ему Антоном.

Мы все так и ахнули. Даже Игорь.

— Это же Надя Матвеева, — сказал он.

— Вылитая!

— Как живая…

— Неужели сам рисовал? — спросил Игорь.

Вместо него ответили Антон с Гришкой:

— Мы Федьке краски покупали.

— На кровные, от завтраков.

— Свои люди — сочтётесь, — сказал Борька-Кочевник и засмеялся.

А председатель Генька вдруг как закричит:

— Ура юному дарованию! — И тут же распорядился: — Этот портрет мы повесим в нашем школьном уголке имени Нади Матвеевой. Представляете, как будет здорово: героиню войны рисовал пионер из отряда её имени.

— Об этом нужно сначала художника спросить, — напомнил Игорь, — может, Федя рисовал портрет для себя.

Генька обернулся к Принцу и, откровенно подмигнув, спросил:

— Для кого рисовал, для себя или для всех?

— Ясно, для школы, — тоже подмигнув Геньке, сказал Федька, — для себя я ещё нарисую.

Девочки тут же перенесли с подоконника на стол два цветка в горшках и прислонили к ним рисунок Феди. Получилось очень красиво. Надин портрет оказался в зелени.

— Прошу садиться, — вежливо сказал Принц-Федька.

Мы расселись (по двое на одном стуле, их всё равно не хватило), и председатель Генька серьёзно сказал:

— Ребята, давайте почтим память Нади Матвеевой.

Мы встали и постояли несколько секунд молча. После этого Генька толкнул в бок Женьку Рогова. Тот откашлялся и сказал:

— Я прочитаю стихи, которые посвятил Наде Матвеевой. — Он уставился в потолок и заговорил нараспев:

Здорово Женька сочинил! Когда-нибудь настоящим поэтом станет, если лениться не будет. Всё-таки лентяй он большой. До сих пор у нас в классе новогодний дед-мороз со стенгазеты улыбается. Правда, ко Дню Советской Армии Женька обещал выпустить такую стенгазету, что все мы ахнем. Это после того, как Игорь подкинул ему какие-то идеи. Не знаю, выпустит ли?

Игорь первый захлопал Женьке, а за ним все мы, кроме Батова. Он почему-то нахмурился. Должно быть, исправляться не хотел.

— А теперь, девочки-мальчики, давайте хором! Дружно! — Игорь поднялся из-за стола и взмахнул руками.

Мы громко сказали:

— Раз, два, три, четыре, пять, эту крепость надо взять!

— Это ещё что за считалка? — засмеялся Принц-Федька.

— Сам ты считалка несознательная! — крикнул Генька и объяснил Батову, что это за слова.

Федя выслушал Геньку внимательно. Но какой крепостью хорошо бы овладеть ему, даже не подумал. Вместо этого он сказал:

— Волшебных слов нет. Это всё сказки. Надя была очень хороший стрелок, потому и побеждала.

— Она верила в победу и мечтала дожить до неё, — подхватил Игорь. — Ребята, а у кого из вас есть настоящая, большая мечта?

Все задумались.

— Я хочу первым полететь на Марс, — неожиданно прервал молчание Принц-Федька.

Кто-то из девочек хихикнул, а Борька-Кочевник шепнул мне:

— Он не на Марс полетит, а в трубу вылетит, — и заулыбался своей шутке.

Но я сильно дёрнул его за куртку, и глупая улыбка сползла с Борькиного лица.

— Хорошая мечта, — сказал Игорь, — только если она осуществится, ты не очень зазнавайся. Не забудь старых друзей. — И он указал на всех нас.

Принц-Федька хоть и сильно смутился, но чувствовал себя, как мой папа, когда его фабрика перевыполняет годовой план.

— Чего уж там… что говорить… полететь бы только… — забормотал он.

— Бот и у Нади Матвеевой была мечта, — продолжал Игорь, — правда, не такая большая, как у Феди, но всё же мечта. Она хорошо пела и думала поступить после войны учиться в Консерваторию. Надя очень любила песню «Взвейтесь кострами», — сказал Игорь и тихо, почти шёпотом, запел.

подхватили мы и дружно пропели всю песню.

Мы ещё ни разу не пели песни всем звеном. Это, оказывается, очень здорово. Мне даже показалось, что мы стали чуть-чуть ближе друг другу. Я не выдержал и попросил ребят:

— Споём песню про юного барабанщика, — и хоть совсем не умел петь, расхрабрился и начал:

— Неверно, — засмеялась Аня и запела сначала.

К ней тотчас присоединились девочки, Беляков Юрик и Игорь.

А мы, безголосые мальчишки, подхватили:

Особенно хорошо получалась эта песня у Игоря и Ани. Я последний куплет совсем не стал петь, послушал, как его поют Аня с Игорем. Это про то, как юного барабанщика сразила пуля и он не успел допеть свою песню. У меня от жалости к нему даже сердце сжалось.

Юрик тоже пел неплохо. Только он во время пения зачем-то закатывал вверх глаза и ломал себе пальцы, точно оперный актёр.

Как только мы спели про юного барабанщика, я захлопал Ане и Игорю. Меня поддержал Федька. Он забил в ладоши так сильно, что у меня даже зазвенело в ушах. Федька был ужасно доволен сбором. Вначале он ещё немного побаивался, что его станут ругать за все проделки и за то, что он не хочет учиться. Но Игорь и все мы вели себя так, точно Батов был лучший ученик нашего класса и доставлял нам одни радости.

На наши аплодисменты Игорь шутливо раскланялся, а Аня разрумянилась так сильно, будто только что вбежала в комнату с мороза. Юрик решил, что мы хлопали и ему. Кивнул мне головой и снисходительно улыбнулся. Я хотел спросить Юрика, чего он фасонит, но тут Игорь обратился к девчонкам:

— А теперь вы покажите нам своё искусство.

— Сейчас! Сейчас! Покажем! — спохватились Марина Козарезова и Светка Конторович.

Светка пришла на сбор в новом платье, а волосы причесала под «лошадиный хвост». И села против зеркала, чтоб весь сбор любоваться своей причёской. Вот и сейчас она выбежала в переднюю последней. Хотела, чтобы все видели, как у неё на затылке хвост подпрыгивает. Через минуту девочки вернулись с большим тортом, который пекли дома у Ани по заданию отряда. На торте было написано кремом: «Н. М. 50 лет».

— Ура! — закричали мы и набросились на торт. Хорошо, что он был предусмотрительно нарезан. Когда от торта осталось, как говорит моя мама, одно воспоминание, Генька сказал Командировочному Витьке:

— Севрюгин, распаковывай наш багаж.

Витька открыл отцовский чемоданчик и стал выкладывать на стол пачки ваты, бинты, марлю и жёлтую вощёную бумагу для компрессов.

— Это тебе!

— Лечись как следует.

— В компресс больше ваты клади. Не жалей.

— Надо будет, ещё принесём.

— Вот возьми, — достав из кармана баночку с мазью, сказал Женька Рогов, — у бабушки выпросил. Будет нога ныть — натри!

Федька от неожиданности даже растерялся.

— Спасибо! Куда мне столько! Тут бинтов на сто ног хватит, — моргая ресницами, бормотал он.

Опустошив чемоданчик, Витька звонко захлопнул его, и все стали прощаться с Принцем.

— Ты ложись, отдыхай, — сказал ему председатель Генька, — а мы на боевое задание пойдём. Решили в память Нади собрать тысячу килограммов железного лома. Мошкин, Хохолков, не задерживайтесь!

Последние слова Геньки были условным сигналом. Настало время приводить в действие наш план. Я шагнул к Геньке и решительно сказал:

— Мы с Павликом не можем собирать сегодня металлолом.

— Как это — не можете? — не совсем естественно закричал на нас Генька. — В такой особенный день никакие отказы не действительны.

— Мы всё равно не пойдём, — поддержал меня Павлик, — у нас очень уважительная причина.

— Какая? — спросили вместе Игорь и Генька.

Я нарочно помедлил и переглянулся с Павликом. Дождавшись, когда он отрицательно затрясёт головой, я сказал:

— Хоть жгите нас на костре, сказать не можем. Но причина важная.

— Большого государственного значения, — добавил Павлик.

— Уж сказали бы — мирового, — очень кстати прыснул Борька-Кочевник, доедая второй кусок торта, который он прихватил вместе с первым.

— Вечно Мошкин с Хохолковым что-то выдумывают, — тряхнула своим хвостом Светка.

— Игорь, — обратился я к вожатому, — разреши нам не идти сегодня собирать металлолом.

— Никаких разрешений! — запротестовал Генька, хотя хорошо знал, что нас всё равно должны отпустить.

— Давайте условимся так, — остановил его Игорь, — мы вас отпустим, но завтра вы принесёте в школу пятьдесят килограммов лома.

— Согласны! — выпалил Павлик.

— Мы и больше принесём. Только не сегодня, — добавил я.

Попрощавшись с Федькой, ребята стали выходить на улицу, мы же с Павликом нарочно задержались в прихожей, а когда все ушли, вернулись к Федьке в комнату.

— Забыли что? — пробурчал он.

— Ничего не забыли, — сказал я, — разговор у нас к тебе есть.

— Что за разговор? — нахмурился Федька.

— Слушай, Петь, а может, не стоит с ним говорить об этом? — остановил меня Павлик.

— Вот те раз! — воскликнул я. — Ты же сам это предложил.

— А вдруг подведёт, нам же достанется? — Павлик сделал вид, что сомневается в Батове.

— А Марс? — напомнил я. — Разве этого мало?

— Марс хорошо. Только ещё не всё…

— Мы же обещали…

— Тогда говори, — подумав, согласился Павлик, — только пусть он сначала даст слово, что никому ничего не скажет. Даже своим дружкам.

— Даёшь слово? — спросил я Федьку, который слушал нас, точно иностранец, ничего не понимая.

— А что говорить-то? — спросил Федька. — Я пока ничего не знаю.

— Нет, — снова запротестовал Павлик, — для Федьки дать слово всё равно что лишний раз подножку подставить. Пусть произнесёт клятву. Самую страшную!

— Это ещё зачем? — опешил Федька.

— Чтоб государственную тайну не разболтал, — пояснил я.

Павлик вдруг снова потянул меня к двери:

— Пошли лучше. Не верю я ему.

— Стойте! — рассердился Принц-Федька, которого наш разговор уже заинтересовал. — Вы меня ещё не знаете. Если какая тайна, я могу камнем быть. Не беспокойтесь.

Я переглянулся с Павликом и, получив его молчаливое согласие, сказал Принцу:

— Надень пионерский галстук!

Он послушно надел.

— А теперь сделай салют и повторяй за мной, — приказал я и, оглядевшись по сторонам, таинственно заговорил: — «Если я, ученик четвёртого класса «А» Фёдор Батов, нарушу эту клятву… — Я остановился, чтобы Федька повторил сказанные мной слова. Он повторил, и я продолжал: —…и пророню хоть одно слово из того, что услышу сейчас от ЮНСОТов ГИНМа Павлика Хохолкова и Пети Мошкина…»

— Что такое ГИНМ и ЮНСОТы? — остановил меня Федька.

— ГИНМ — это Государственный институт научной мысли, — объяснил я, — а ЮНСОТы — его юные сотрудники.

— Вы его сотрудники?! — изумился Федька. — Почему?

— «Почему да отчего»! — сердито перебил его Павлик. — Сначала дай клятву, а потом расспрашивай.

Я ещё раз повторил для Федьки то, что уже сказал, и задумался. Нужно было придумать такую страшную клятву, какую Федька ни за что бы не нарушил. Я напряг все свои мысли и сказал:

— Если выдашь эту тайну, то обязуйся у всех на виду съесть дохлую лягушку и забраться по водосточной трубе на крышу нашего дома.

— Кому это нужно! — недовольным тоном оборвал меня Павлик и покачал головой. — Младенец ты, Мошкин! Лягушки у восточных народов считаются лучшим блюдом, а лазить по водосточной трубе дворник не позволит. — И, напустив на себя загадочно-строгий вид, он сказал Принцу-Федьке шёпотом: — Повторяй за мной: «Если с моих губ сорвётся хоть одно слово из того, что я узнаю… (Федька повторил), то первую же ночь, которая наступит после моей подлой измены, я проведу на городском кладбище… (Федька повторил.) А с наступлением весенних дней и до поздней осени я ни разу не сыграю в футбол и не искупаюсь».

Это, конечно, была очень сильная клятва. Всё лето не играть в футбол и не купаться — поневоле будешь держать язык за зубами. Я думал, Федька начнёт спорить, но он повторил эти два обязательства, даже глазом не моргнув, а в конце ещё добавил от себя громким шёпотом: «Клянусь, клянусь, клянусь!» После этого Федька немедленно потребовал, чтобы мы открыли ему нашу тайну.

Павлик наклонился к нему и заговорщически произнёс:

— Пришло время, о котором ты мечтал.

— Какое время? — вздрогнул Федька.

— Самое подходящее, — сказал я, — ты слышал про то, как люди во сне учат иностранные языки?

— Как же, — закивал головой Принц-Федька, — об этом по радио рассказывали. Вот бы нам так уроки делать!

— Один инженер за четырнадцать ночей во время сна весь английский язык выучил, — сообщил я Федьке и развил свою мысль: — Учёные, как известно, никогда не останавливаются на достигнутом. Во все века продолжают свои поиски…

— Скажи, — перебил меня Павлик, обращаясь к Федьке, — ты слышал что-нибудь про «скоростную умнетику»?

— Ничего, — честно признался Федька. Он и не мог что-нибудь слышать о такой науке. Ведь её придумал наш вожатый Игорь.

— Это система самого быстрого изучения всех наук, — сказал Павлик. — Занимаясь по ней всего один месяц, совсем неграмотный человек может сдать экзамены на аттестат зрелости.

— А за год он проходит курс всего университета, — подлил я масла в огонь.

Павлик перешёл на шёпот:

— Эту систему изобрела группа учёных под руководством Григория Михайловича Полозова.

— Аниного отца?! — ахнул Федька.

— Да, — подтвердил Павлик, — он крупный инженер, а в детстве, как я, увлекался медициной. Знание этих наук и позволило ему сделать такое замечательное открытие.

— Представляешь, как нам повезло! — воскликнул я. — Ведь сейчас Григорий Михайлович ищет человека для испытаний.

— Он хотел произвести сбои эксперименты на нас, да мы не выдержали экзамен, — огорчённо признался Павлик.

— Не ответили что-нибудь? — спросил Федька, с интересом.

— Наоборот, — с сожалением вздохнул Павлик, — очень много ответили правильно. Вот и не подошли.

— Нужен совсем незнающий человек, — сказал я, — а то чему же его учить.

— Как Григорий Михайлович объяснил нам это, мы сразу про тебя вспомнили, — вставил Павлик, — есть, говорим, у нас такой человек!

— Ну, я тоже кое-что знаю, — запротестовал Федька и тут же с сожалением добавил: — Наверное, не сгожусь.

— А ты попытайся, поэкзаменуйся, — принялись мы уговаривать Федьку, — вдруг подойдёшь? Тогда через месяц первым учеником станешь. А через год — профессором. Науку вперёд двинешь и на весь мир прославишься.

— Как же я к нему на экзамен-то пойду? — заволновался Федька. — Мне ещё ходить не разрешили.

— Ты только согласись, он сам к тебе придёт.

— Сейчас ты ему нужнее, чем он тебе, — одновременно сказали мы с Павликом.

— Ладно, — решился Принц-Федька и махнул рукой, — зовите. Может, я и сдам экзамен.

Мы вихрем выскочили на улицу. Нас так и распирал смех. Но Федька мог следить за нами из окна. Поэтому мы с самым серьёзным видом прошли по его двору и только на улице, весело подмигнув друг другу, залились смехом. И не переставали смеяться до Аниного дома.

Григорий Михайлович ждал нас у себя в кабинете.

— Ну, как успехи? — спросил он. — Что сказал ваш подшефный?

— Согласен экзаменоваться, — выпалили мы.

— Тогда едем! — скомандовал Григорий Михайлович, надевая пальто.

Вот это человек! Другой бы мог и не согласиться помочь нам. Тогда что бы мы делали? А Григорий Михайлович даже в план Игоря внёс очень ценное замечание. Всё научно обосновал, чтоб никто не мог подкопаться. Настоящий друг ребят. Не то что Анина мама. Хорошо, что её дома не оказалось. А то ещё решила бы с нами ехать, всё бы испортила.

Мы сели в машину и через каких-нибудь пять минут были снова у Принца.

 

Экзамен наоборот

— Вот, Григорий Михайлович, самая подходящая для вас кандидатура, — кивнув головой в сторону Федьки, сказал Павлик.

— А! Старый знакомый! — приветствовал Принца Григорий Михайлович.

— Я всё-таки кое-что знаю, — робко предупредил Федька, — может, и не подойду…

— Это мы сейчас выясним, — сказал Григорий Михайлович, — будешь знать что-то из того, чему учит моя программа, не подойдёшь. Мне нужен полный неуч и невежда. Вроде Митрофанушки из «Недоросля», знаешь?

— Не-ет, — растерянно протянул Федька.

— Уже хорошо! — заметил Григорий Михайлович и, сев против Федьки на стул, приказал ему: — Слушай меня внимательно. Сколько будет семью семь?

— Э… э… — засопел Федька и схватился за пальцы.

— Так, — махнул рукой Григорий Михайлович, — можешь не считать. А восемью семь?

— Н-н-н… сорок два! — бухнул Федька.

— Неплохо, — кивнул головой Григорий Михайлович. — Скажи мне теперь, сколько будет два плюс три?

Федька испуганно заморгал глазами:

— Знаю! Честное слово, знаю!

— Это ничего, — успокоил его Григорий Михайлович, — курс первого класса в мою программу не входит. Так сколько же будет два плюс три?

— Шесть! — выпалил Федька и тут же поправился. — Это я от волнения. Пять будет. Пять!

— Верно, — сказал Григорий Михайлович, — по математике ты мне подходишь. Перейдём к русскому. Скажи, пожалуйста, что такое запятая?

Федька думал, наверное, с минуту. Потом неуверенно сказал:

— Точка с хвостиком.

— Очень своеобразный ответ, — отметил Григорий Михайлович и обратился к нам: — Вы замечаете, как остро воспринимает у него мозг мои вопросы? Правильных ответов он не знает, а отвечает чисто зрительно. И, я бы сказал, оригинально. Перед нами запущенная форма одарённой личности.

Мы дружно закивали головами. А Принц-Федька зачем-то пощупал рукой свой лоб.

— Следующий вопрос такой, — сказал Григорий Михайлович, — назови мне какое-нибудь местоимение.

— Корова, — быстро «сообразил» Принц.

Мы с Павликом чуть не прыснули.

— Объясни, почему ты так считаешь? — попросил Григорий Михайлович, строго посмотрев на нас.

Федька ответил обстоятельно:

— Ведь я же не назвал эту корову по имени — Бурёнка там или Пеструха, а вместо имени сказал просто «корова», потому и получилось вместоимение.

— Ну, брат, в твоих незнаниях я убедился полностью! — всплеснул руками Григорий Михайлович. — Теперь мне нужно выяснить, как ты соображаешь в обычной жизни. Для этого я попрошу тебя решить одну задачу. Задача эта будет не арифметическая, но тоже на одно крайне необходимое вам действие. Какое именно, ты и должен определить. Слушай условие: ученик решал примеры на сложение, умножение, вычитание и деление. Всё решил правильно. Но на первой страничке он поставил две кляксы, а на второй пятёрку написал так, что все путали её с тройкой. Вот и спрашивается: какого действия не хватало в работе этого ученика?

— Прилежания, — гаркнул сияющий Федька.

— Молодец! Экзамен ты выдержал блестяще! — сказал Григорий Михайлович и пожал Федьке руку. — Ручаюсь, что дней через пятнадцать ты так же хорошо ответишь учительнице. А потом сможешь участвовать в математических и литературных олимпиадах своей школы и получать призы.

— Когда мы начнём заниматься? — загоревшись, спросил Федька.

— С завтрашнего дня, — ответил Григорий Михайлович и предупредил Принца: — Помни, Федя, о наших занятиях пока никто не должен знать. Проводить их с тобой будут мои ассистенты. Ты должен выполнять всё, что они скажут.

— Всё сделаю, как нужно, не сомневайтесь, — пообещал Федька и гордо посмотрел на нас.

Я сделал вид, что ужасно завидую Федьке (глубоко вздохнул и безнадёжно махнул рукой). После этого мы с Павликом бросились к Аниному отцу и наперебой стали просить его:

— Григорий Михайлович, возьмите нас в ассистенты! Очень вас просим! Возьмите, пожалуйста!

— Чудаки вы! — снисходительно, точно профессор, усмехнулся Принц-Федька. — Чего просите? Ассистенты Григория Михайловича — научные сотрудники.

— Да! — сказал Григорий Михайлович Федьке и, как бы обдумывая что-то, продолжал: — Но будет неплохо, если первые две недели, пока мои помощники в командировке, с тобой займутся Петя и Павлик. Тем более, что они в курсе моей системы. За эти дни ты узнаешь всё, что проходят в школе за первые четыре года обучения. А потом, — Григорий Михайлович обратился ко мне и Павлику, — вы уж не обижайтесь, но придётся вас заменить.

Мы согласно закивали головами.

— Значит, сделаем так, — распорядился Григорий Михайлович, — пока Федя не может приходить ко мне, я буду давать вам ежедневно комплекс тех упражнений, в которых вы обязаны с ним разобраться. Уроки делать не надо. Занимайтесь только по системе «скоростной умнетики».

Принц-Федька сразу оживился. Последние две фразы особенно ему понравились.

— Слышите, — предупредил он нас, — заниматься буду только так, как велит Григорий Михайлович.

— Только так! — строго повторил Анин отец. — А если что-то будет неясно, сразу вызывай меня.

Григорий Михайлович ещё раз пожал Федьке руку и ушёл. Как только за ним хлопнула парадная дверь, Принц-Федька надулся, точно уже стал президентом Академии наук, и важно сказал нам:

— Что не говорите, а экзамен сдать не так просто. Вы-то вот засыпались.

— Да, мы провалились, — пряча улыбку, подтвердили мы с Павликом.

 

«Умнетика» действует

Прошло всего три дня, а Принца-Федьку мы просто не узнавали. Так он изменился.

В первый день наших занятий «скоростной умнетикой» Федька сделал нам строгое предупреждение за то, что мы опоздали к нему на семь минут.

— Что ж тут такого? — возмутился Павлик.

— Как — что? — закричал Принц-Федька. — Семь минут теперь для нас те же семь дней. А где вы видели, чтобы учителя не приходили на занятия целую неделю?!

Мы не стали спорить и сели заниматься.

На второй день Федька сказал, что, если мы будем во время занятий отвлекаться и смотреть в окно, он потребует у Григория Михайловича немедленно заменить нас. А на третий день, после двух часов занятий, Федька признался, что не всё хорошо понял, и прозанимался ещё целый час. Перед нашим уходом он попросил:

— Вы уж не говорите Григорию Михайловичу, что я в делении трёхзначных чисел путался.

Мы дали слово молчать. И это было нетрудно. Ведь мы не виделись с Григорием Михайловичем со дня Федькиного экзамена. Задачи и всякие упражнения готовила для него Ираида Кондратьевна.

Так прошли первые три дня. На четвёртый обычно довольный нашим приходом Принц-Федька встретил нас злой-презлой.

Мы насторожились. С чего бы это?

— Передайте Борьке-Кочевнику, что он дурак! — потребовал Федька.

— Он сегодня пятёрку получил, — возразил Павлик, — какой же он дурак?

— Круглый! — уточнил Федька и протянул нам исписанный листок бумаги. Это было письмо от бывшей учительницы Нади Матвеевой, Елизаветы Павловны, к которой мы недавно ездили. Мы очень удивились, почему Елизавета Павловна написала письмо Федьке, а не всем нам, и принялись скорее читать его.

«Дорогой Федя, через день после того, как ты с ребятами был у меня, — писала Елизавета Павловна, — я виделась с Николаем Ивановичем, тем самым моим учеником, который в десятом классе дружил с Надей. Я выяснила, где они сидели, и хотела написать вам об этом на адрес школы, но получила письмо от тебя, в котором ты просишь, чтобы я не забыла твою просьбу. Вот я и отвечаю тебе: Надя сидела на четвёртой парте крайнего к окнам ряда. Но не у окон, а к проходу…»

— На Борькином месте сидела, — отбирая у нас письмо, сердито сказал Федька, — а он с этого места чуть ли не каждый день пересаживается. Болван!

— Глупец! Осёл! — принялись мы с Павликом ругать Борьку, хотя он был ни в чём не виноват. Ведь он ещё не знал об этом.

Но Принц не дал нам как следует обсудить это удивительное известие и призвал к порядку. Мы сели заниматься. И тут Павлик, посмотрев на Федьку, совсем неожиданно для меня сказал:

— Вчера Григорий Михайлович спрашивал нас, в каком виде ты занимаешься.

— Что значит «в каком виде»? — удивился Федька.

— А то, что «скоростную умнетику» очень трудно воспринимать неумытым и растрёпанным. Посмотри, какой у тебя вид! Ужас!

— Теперь понятно, почему ты в прошлый раз в делении путался, — подхватил я, — у тебя даже руки грязные.

— И уши, — заметил Павлик. — Григорий Михайлович велел, перед тем как садиться изучать его систему, приводить себя в полный порядок.

— Для чего это? — засомневался Федька.

Я не знал, что ответить, но Павлик ответил замечательно, по-научному. Бессменному санитару помогли его знания.

— Когда хорошо умоешься, на лице и руках открываются невидимые для глаз поры. Организм начинает лучше поглощать кислород, а он, действуя на мозг, способствует лучшему усвоению знаний. — И, подумав, добавил: — Кроме того, необходимо делать массаж головы, то есть причёсываться. Прилив крови к головной коре очень важен.

— Да, — подтвердил я, — Григорий Михайлович сказал, что такие упражнения перед занятиями по его системе нужны так же, как производственная гимнастика рабочим.

— Григорий Михайлович очень извинялся, что забыл предупредить тебя сразу, — сказал Павлик, — он думал, что говорить об этом незачем. Ведь быть чистым и опрятным надо всегда.

«Молодец Павлик, здорово Принца пристыдил! — обрадовался я. — Насядем на него со всех сторон…»

Федька взял полотенце и заковылял в кухню. Мылся он долго. Мы даже подумали, уж не случилось ли с ним чего, и пошли за ним. Принц мыл голову. Он тёр её так ожесточённо, что хлопья мыла, точно белые птицы, разлетались по всей кухне.

— Вот это хорошо! — сказал довольный Павлик. — Сегодня мы позанимаемся по всем правилам.

С радости он даже помог Федьке вытереть голову.

На занятиях Принц сидел необыкновенно чистый и приглаженный. Видеть его таким было непривычно. Глядя на него, мы отвлекались то и дело. Но Федька соображал как никогда. То ли он в самом деле поверил Павлику, то ли был сегодня внимательнее, чем всегда. Когда мы собрались уходить, Федька сказал:

— Жалко, я в те дни перед занятиями не умывался. Ну да ничего. Завтра я до пояса вымоюсь.

От этих слов Федьки бессменный санитар Павлик так и засиял улыбкой.

На другой день Федька встретил нас в полной учебной готовности. Волосы его блестели, словно в них отражалось солнце. А лицо было белее капустной кочерыжки. Но, как только мы передали Федьке записку от Григория Михайловича, в которой он писал, что теперь Федя может смело решить любую задачку третьего года обучения, Принц помрачнел.

— Попробуй реши, — предложил я Федьке.

— А вдруг не смогу? — заволновался он. — Нет, я лучше ещё немного позанимаюсь, а потом попробую.

— Зачем откладывать? Если не получится, Григорий Михайлович меры примет, — убеждали мы Федьку.

— Реши хоть эту, — сказал я и, небрежно открыв задачник третьего класса, продиктовал Федьке условие одной из задач.

— На нас не обращай внимания, считай, что ты один, — сказал Павлик.

Мы вышли из-за стола.

Федька решал задачку с переживаниями. Следить за ним было очень интересно. Брови у него нахмурились и сползли друг к другу так, точно собрались бодаться. Лицо вытянулось и стало похоже на огурец с пупырышками. С таким видом он читал условие задачи. Потом глаза его заблестели, как у дикаря, одолевшего в неравном поединке хищного зверя. Он схватил авторучку и стал торопливо писать. Но вдруг остановился и сказал нам, улыбаясь:

— Эту задачку и решать нечего. Я всё в уме знаю. Сначала надо сосчитать, сколько тракторов вышло в поле, а потом помножить тракторы на часы.

— Вот и помножь, — сказал я. — Григорий Михайлович велел нам принести решённую тобой задачу.

Федька не спорил.

— Пожалуйста! Решил! — сказал он минут через пять.

— А ответ сходится?

Мы все трое схватили задачник.

— Не тот ответ, — упавшим голосом произнёс Федька.

— Как — не тот? — накинулся на него Павлик. — Ты что, соображать разучился?!

Федька вытаращил на нас непонимающие глаза. Мне стало жалко его, и я подсказал:

— Сорок восемь часов — это то же самое, что двое суток.

— Верно! — воскликнул Федька и вдруг опять испугался: — Как я не сообразил? Почему не догадался?

— От волнения, — успокоил я Принца и потряс его тетрадью. — Знания у тебя есть. Даже в уме мог решить.

Федька согласно закивал головой:

— Волновался я здорово. Это верно.

Мы перешли к упражнениям по русскому языку. В этот вечер позанимались как следует.

А на другой день, едва мы снова пришли к Федьке, он нетерпеливо спросил:

— Ну, что Григорий Михайлович сказал, когда вы ему мою тетрадь показали?

— Сказал, что теперь тебе нужно решать и те задачки, которые задаёт на дом Ираида Кондратьевна, — нашёлся я с ответом.

— Как же так? — сразу помрачнел Федька. — Он говорил, что надо заниматься только его системой.

— Теперь эти задачки входят в твою программу, — объяснил Павлик, — порешаем их несколько дней и уйдём вперёд.

— Если несколько дней, тогда другое дело, — согласился Федька.

Мы решили три примера из курса «скоростной умнетики» и все вместе стали делать заданные на дом уроки.

 

Принц раскрывает наш секрет

Дела у Федьки шли на лад. В его тетрадях, которые мы стали приносить Ираиде Кондратьевне, уже стояли две четвёрки и одна пятёрочка. Ребята, особенно председатель Генька, были довольны нами. Генька уже несколько раз громко, на весь класс, хвалил меня с Павликом и даже поставил в пример девчонкам, которые никак не могли найти подход к Федькиной свите. А когда мы принесли Геньке сделанные Принцем подписи к фотографиям Нади Матвеевой, он так обрадовался, что приказал Женьке Рогову отметить нас в новом номере стенгазеты, которую тот готовил ко Дню Советской Армии. А Принцу-Федьке отправил вместе с нами срочную телеграмму: «Работа принята с оценкой отлично. Поздравляю. Желаю скорей поправиться. Директор музея-уголка Нади Матвеевой Геннадий Шубин».

Федька прочитал телеграмму, улыбнулся и прислонил её к вазочке, которая стояла на верху этажерки так, что телеграмма бросалась в глаза каждому, кто войдёт в комнату. После этого Принц-Федька тоже принялся хвалить нас. Сначала как ассистентов Григория Михайловича, а после просто как своих одноклассников и хороших ребят. Вот до чего расчувствовался!

В школе на следующее утро нас похвалил Игорь Ираиде Кондратьевне.

— Упорные ребята! Своего добьются! — сказал он про нас.

— Что они все, сговорились, что ли? — как бы между прочим произнёс довольный Павлик и скромно добавил: — Ведь ничего особенного мы не делаем. Просто подтягиваем товарища.

— Конечно, — согласился я, — не будь нас, это сделали бы другие.

— Ну, знаешь, ещё не каждый стал бы возиться с Федькой, — заспорил Павлик. — Но всё равно никакого подвига мы, конечно, не совершили.

Ему, наверное, очень хотелось, чтобы я сказал: «Нет, подтягивать Принца — это тоже подвиг», но я промолчал, потому что думал о другом. Я думал о том, что, уж если всё идёт так чудесно, все нас хвалят, можно один раз и не позаниматься с Принцем. Я сказал об этом Павлику, и после уроков мы пошли не к Принцу, как ежедневно, а в Дом культуры на кинофильм «Полосатый рейс». Эта картина шла сегодня в последний раз, и не посмотреть её, как говорит в таких случаях моя мама, «было бы просто преступлением».

В кино мы так и покатывались с хохоту. От смеха у меня даже заныли скулы, а у Павлика не высыхали в глазах слёзы. Но если бы мы знали, что нам придётся пережить завтра, то моментально бросили бы смотреть кино и сломя голову помчались заниматься с Федькой.

А назавтра произошло вот что.

Когда мы пришли к Принцу-Федьке, его не оказалось дома. Но в этом ещё не было ничего ужасного. Федька уже два дня ходил по комнате на костылях и сегодня мог выйти на улицу и подышать свежим воздухом. И я почти оказался прав. Потому что Федькина соседка, та самая, которая работает контролёром в Доме Культуры, вышла к нам и сказала:

— Вы подождите, Федя ушёл в больницу и почему-то задержался.

Мы прошли в его комнату и сразу увидели на Федькиной кровати задачник третьего класса. Откуда он появился у Принца? Ведь задачник, из которого он решал прошлый раз задачку, мы предусмотрительно унесли с собой. Его ни в коем случае нельзя было показывать Федьке. В нём одна за другой идут задачки, которые мы решали с ним по приказу Ираиды Кондратьевны, переписывая их в специальную тетрадь. На обложке этой тетради стояли четыре большие буквы СНСУ — что означало «Система научной скоростной умнетики». Перелистав задачник, всякий дурак сразу поймёт, что никакой системы нет, просто мы замаскировали под неё повторение прошлогоднего материала.

Только мы раскрыли задачник, как тут же убедились, что Федька не дурак и всё понял. Номера всех решённых нами задачек по системе «скоростной умнетики» были обведены кружками. А под самой последней задачкой рукой Федьки было написано вот такое ужасное для нас четверостишие:

Мне показалось, что я провалился в ледяной колодец. А Павлик, который был самым честным человеком из всех ребят, которых я только знал, почувствовал себя не лучше оплёванного верблюдом мужчины в шляпе.

— Давай уйдём, — предложил он после нашего многозначительного молчания.

Мы пошли к двери. Но раньше нас её открыл с противоположной стороны Федька. Размахивая костылями, он тут же закричал:

— Вот вы какие! И зачем только я связывался с вами!

Мы так и обмерли! Ну и заварится сейчас каша…

Федька подошёл ко мне и, глядя в упор, строго спросил:

— Почему вчера не пришли заниматься?

Услышать это от Федьки мы не ожидали и потому растерялись ещё больше.

— Мы… э… плохо себя чувствовали, — соврал с перепугу Павлик.

— А я из-за вас страдать должен?! — оборвал его Федька. — Вы знаете, что пропущенный день в «системе умнетики» равен месячному прогулу. Я высчитал!

Тут Принц увидел раскрытый задачник и мгновенно побледнел.

— Читали, какие я после вашей «умнетики» стихи стал сочинять? Читали? — грубо спросил он и захохотал совсем не смешным, деланным смехом. А потом стал противно кривляться и кричать, как на базаре: — Доверенные лица, не хотите ли вы удалиться?

Я понял, что сейчас всё погибнет, и сам закричал во всё горло:

— Ничего мы не читали, а ты не воображай! Стихи сочинять не все могут! Ну, покажи, покажи, что ты сочинил?

Федька ужасно обрадовался. Он тотчас перестал кричать и сказал своим обычным голосом:

— Не читали, ну и хорошо, что не читали!

Мы с Павликом так и уставились друг на друга. Выходит, Федька хоть и раскусил наш секрет, а всё равно хочет продолжать игру. Что ж, мы с удовольствием поддержим его.

— Видишь, какая сила в «скоростной умнетике», — сказал я Федьке, — тебя даже стихи писать потянуло.

Обстановка разрядилась, и мы принялись выкладывать на стол учебники и тетради.

Федька тоже успокоился. Садясь заниматься, он сказал нам:

— Вчера у меня вместо вас Антон с Гришкой были. Пришли и спрашивают: «Хочешь задачки, которые на дом задали, списать?» — «Спасибо, — говорю я, — я их ещё третьего дня с Мошкиным и Хохолковым решил». — «Очень хорошо, что решил, — отвечают они, — тогда дай нам списать. А то мы в кино идём, и думать некогда».

Мы с Павликом снова переглянулись. Зря, выходит, девчонки нашего звена утром радовались. Они думали, что свита сама задачки решила. А Гришка с Антоном вон что выкинули. Ну и ловкачи!

Я сказал Принцу-Федьке:

— Если они опять придут, ты им так просто списывать не давай. Сначала объясни решение, чтоб поняли. А то что же получается. Все стараются свои недостатки побороть, а они уроки списывают.

— Для них списать уроки — тоже шаг вперёд, — заступился за своих дружков Федька, — раньше они совсем об уроках не думали.

Услышать такие слова от Федьки я не ожидал. Раньше он так умно не говорил.

— Ладно, кончайте базар, — потребовал от нас Павлик, — давайте заниматься.

— Что ты шумишь, — добродушно заметил Принц-Федька, — сейчас будем.

«Будем»! Слышите? «Будем заниматься!» — и это Федька сказал после того, как догадался, что «скоростной умнетики» нет, и мы просто занимались с ним повторением, чтобы лучше разобраться в математике! Понимаете, что это значит? В Федькиной голове произошла революция! Мне вдруг захотелось подбежать к окну, распахнуть его, несмотря на мороз, и крикнуть на всю улицу: «Ребята, мы начинаем заниматься!»

Но делать этого было нельзя. И потому я взял толстый задачник и с удовольствием хлопнул им Принца-Федьку. Но хлопнул уже совсем не так, как я хотел это сделать дней десять назад. Помните?

 

Можете нас поздравить!

Прошла ещё неделя, и Принц-Федька явился в класс. Ираида Кондратьевна спросила его:

— Можешь урок ответить?

Принц поднялся из-за парты, взял дневник и молча вышел к доске. Ираида Кондратьевна спросила его, какая дробь называется десятичной, и продиктовала два примера. Я ужасно переживал за Принца. Хуже, чем когда сам отвечаю. Наверное, и Ираида Кондратьевна вот так же за всех нас волнуется. А мы даже не думаем об этом. Наконец Принц осилил примеры, и Ираида Кондратьевна сказала:

— Поставлю тебе четвёрку. Но старайся и дальше. Пока эта четвёрка условная.

Принц даже вида не показал, что доволен. Как спокойно двойки получал, так и эту четвёрку. Ничего на лице не отразилось. Только когда Ираида Кондратьевна повернулась к нам, вдруг прошёлся перед классной доской на руках.

— Батов, у нас не манеж цирка, а класс, — укорила его Ираида Кондратьевна.

— У Феди ещё нога не совсем прошла, плясать-то не может, вот и радуется на руках, — выручил его Борька-Кочевник и засмеялся, но уже не по привычке, а потому что был очень доволен отметкой, которую получил Батов. Он даже сказал ему: — Хочешь, садись на моё место. Не жалко!

— Хочу, — признался Федька и предупредил: — Только ты с моего каждый день не скачи, как воробей.

— Какой же Я буду Кочевник, если приземлюсь? — засмеялся Борька.

— А ты перестань быть кочевником! — приказал Генька.

— Настоящие кочевники и те уже оседлыми стали, — сказала Борьке Ираида Кондратьевна и вышла из класса.

Председатель Генька понёс за ней в учительскую наши тетради с домашними работами. На ходу он стал рассказывать Ираиде Кондратьевне, как упорно занимался Федька во время своей болезни дома. Как будто Геньке это было известно лучше нас.

А Принц-Федька всё ещё стоял у доски с дневником в руках. Он был дежурный, но ему, видно, очень не хотелось стирать с доски правильно решённые им примеры.

Вместе с Павликом я подошёл к Борьке-Кочевнику и, кивнув на Батова, показал руками, будто подбрасываю его. Борька понял меня и подмигнул.

Втроём мы подскочили к Федьке и схватили его, стараясь приподнять.

— Качать четвёрочника!

— Качать! — закричали мы.

— Что вы! Какой я четвёрочник, отстаньте! — стал отбиваться Федька. — Первая ведь, чудаки! — И вдруг сам схватил меня за руку. — Мошкина надо качать. Это он меня донимал.

— Мошкина! — перестроились сразу мои сообщники.

Но я ловко юркнул под чью-то руку и побежал из класса. В дверях я столкнулся с Генькой.

— Почему на перемене из класса не выходите? — накинулся он на нас. — Мошкин, опять твоё звено отличается!

— Ещё как! — весело крикнул я и вместе с Федькой и Павликом выбежал в коридор.

Около нашего класса стоял окружённый ребятами Игорь.

— Петя, — позвал он меня, — в субботу торжественное открытие нашего школьного музея имени Нади Матвеевой. Надо будет послать приглашение Елизавете Павловне.

— Зачем посылать, мы сами к ней съездим, — сказал я.

А после уроков спросил ребят из своего звена:

— Кто поедет со мной к Надиной учительнице? Нужно пригласить её на наш вечер.

И вдруг всё моё звено как закричит:

— Я поеду!

— Я!

— Мы!

Этого я не ожидал. Подсчитав для порядка охотников, я назначил место и время сбора.

И вот мы впервые за весь учебный год собрались всем звеном на трамвайной остановке, чтобы ехать на вокзал. С подошедшего трамвая сошёл Федин отец.

— Кузьма Иванович! — помахал я ему рукой. — Федя по математике четвёрку получил. Можете его поздравить!

— И нас тоже! — крикнул из-за моей спины Павлик. — У нас в звене полный порядок.

— А к нам цирк прибыл, — сообщил Федин отец, — мы клетки с тиграми выгружали.

— А верблюды есть? — спросил я и толкнул в бок Павлика. — Может, всё-таки возьмём шефство над верблюдами? Форма у тебя уже не такая новая.

— При чём здесь форма?! — возмутился Павлик и, глядя на меня, укоризненно покачал головой. — У нас же ни минуты свободного времени нет. Ну, когда мы будем шефствовать над этими плевательницами? Когда?

— Верно, некогда, — согласился я и, войдя в трамвай, спросил у ребят: — Все вошли?

— Все! — ответили они.

В вагоне было только одно свободное место. Мы, точно сговорились, оставили его девчонкам. Пусть решают, кому садиться. Но они в один голос закричали:

— Батов! Федя, иди сюда! Садись! У тебя же нога больная.

— В самом деле, Фёдор, сядь, — предложил Павлик.

И мы силой посадили Принца. Федька хотел встать, но я сказал:

— Лучше и не пытайся. Небось убедился, какая большая сила наше звено. Если захотим, любую крепость возьмём. — Тут я повернулся к Павлику и добавил: — Я это чувствовал ещё тогда, когда у нас не звено было, а настоящий винегрет.

Девчонки так и фыркнули. А Павлик, который понял мой намёк и любил высказываться последним, как бы между прочим заметил:

— Если винегрет умело приготовить, он может быть очень вкусным.