Мы очень быстро промчались мимо домов и магазинов городка и покатили по асфальтированному шоссе. По обе его стороны стояли высокие, стройные сосны. Ветки у сосен были большие, мохнатые. И мне казалось, что мы едем по высокому зелёному коридору. От этого даже радостно становилось. Но вскоре шофёр свернул с шоссе на пыльную просёлочную дорогу. Проехал по ней немного и затормозил у небольшого лужка. За ним как раз была Глебовка.

Я расплатился, взял чемодан с рюкзаком и пошёл по лугу. Луг был мокрый. Он блестел и переливался от росы, точно витрина ювелирного магазина.

У дедушки я был всего один раз, ещё дошкольником, но хорошо помню, как идти к его избе от этого лужка. Хотя спутать в Глебовке избы очень легко. Они все одинаковые. Только одни побольше — точно две маленькие избы срослись вместе, как грибы на одной ножке, а другие всего в три окна. Дедушкина изба тоже в три окошка, но с застеклённым крыльцом. С другой её не спутаешь.

Я надел на плечи рюкзак, взял в руки чемодан и, не торопясь, с передышками, пошёл по лугу. А только вступил в деревню, из крайней же избы на меня уставилась какая-то любопытная бабка. Вся в чёрном, точно привидение или колдунья. Тут уж я не стал останавливаться. Напряг все свои силы и без остановки зашагал с рюкзаком и чемоданом к дедушкиной избе.

В деревне стояла тишина. Сонные куры толпились возле своих изгородей. Издали я принял их за накиданные клочки белой бумаги, которыми нехотя шевелил ветер.

Поднявшись на крыльцо, я хотел постучаться, а дверь оказалась открытой. Наверное, дедушка уже встал и собирался растапливать печь. В сенях всё было прибрано, пол вымыт. К двери в горницу тянулся расписной половик. Эта дверь тоже была не заперта. Открыл я её и увидел на большом обеденном столе несколько крынок. Они были накрыты куском марли. Я сразу почувствовал противный запах парного молока. На стуле, чуть-чуть отодвинутом от стола, сидел большой, пушистый кот. Увидя меня, он спрыгнул и исчез под печкой, вильнув хвостом.

— Дедушка, ты где? — спросил я с порога.

Мне никто не ответил, и я испугался. Как-то тревожно находиться одному в малознакомом доме. Хорошо, что я услышал чьё-то сопение. Я шагнул за шторку. Вот те раз! На постели вместо деда спал какой-то белобрысый, круглолицый мальчишка. Над ним кружился и пищал единственный комар. Он никак не мог выбрать место, куда бы сесть. Наконец комар прекратил свои поиски и сел мальчишке на нос. Мальчишка поморщился, вытащил из-под одеяла руку и стукнул себя по носу. Тут он проснулся и уставился на меня одним глазом. Другой у него ещё спал. Мы глядели друг на друга, может, с минуту. Потом мальчишка приподнялся, открыл другой глаз и спросил меня тонким, девчоночьим голоском:

— Ты че-е-ей?

— Ничей, — ответил я. — А где дедушка?

— Какой дедушка?

— Николай Иванович!

— Шкилёв, что ли? — спросил мальчишка и вдруг заорал неизвестно кому: — Надо же! До сих пор к нам валятся. Это год назад его изба второй от дороги стояла. А на нашем месте просека шла ничейная. Мы из Старой деревни избу перевезли. Теперь наша изба вторая, а Шкилёва — третья. — Мальчишка нахохлился и полез под одеяло.

— Спокойной ночи, — сказал я и вышел.

В самом деле, как же я не обратил внимания, что у этого дома почти всё новое? И калитка, и ограда. Правда, сам дом был сложен из старых брёвен, но железо на крыше было тоже новое, ещё даже не покрашенное. Я поторопился уйти с чужого двора.

Чёрная бабка из крайней избы уже сидела на скамейке перед своим палисадником. Она смотрела куда-то в сторону, за деревянный домик с широким крыльцом и вывеской «Сельпо», который стоял на самой середине деревни. Но хоть она не видела меня, я всё равно донёс рюкзак с чемоданом без передышки до дедушкиной ограды. Открыл калитку и сразу увидел деда. Он ведь высокий-высокий, точно ходуля. Его откуда хочешь увидишь. Дед стоял на огороде и смотрел в мою сторону. Здорово он всё-таки постарел. Вся голова стала седая. Как же мне поздороваться с ним? Протяну руку и просто скажу: «Здравствуй, дедушка!» Не целоваться же! Что я, девчонка? И дед, наверное, не любит это.

Пока я раздумывал, дед подошёл ко мне и спросил:

— Как доехал, молодой человек? Не шибко растрясло по нашей дороге?

Вот и пойми: в самом деле он интересуется, как я добрался, или насмешничает. Интересно, видел он, что я сошёл с машины, или нет?

— Совсем не трясло, в машине мягкие сиденья, — сказал я и пожалел.

— В поезде-то небось тоже в мягком вагоне ехал? — уже зацепился дед.

Мне захотелось сказать, что я ехал в товарнике, на крыше. Ведь он же знает, что в скором поезде всем пассажирам дают матрасы с подушками. Чего же спрашивает?! Я взял и не ответил.

Дед сдвинул свои косматые брови и заключил хмуро:

— От этих самых нежностей ты так часто и хвораешь.

— Совсем не часто, — возразил я, чтобы последнее слово осталось всё-таки за мной, — за год всего один раз болел.

— А я за всю жизнь раз, и то по ранению.

Дед веял мой чемодан и молча шагнул на крыльцо. Я поднял рюкзак и пошёл за ним.

Вот так мы встретились. Даже не поздоровались.