Реквием по Высоцкому

Ермолаева Светлана

Моя исповедальная любовь

 

 

Избранные стихи из трех книг Памяти Владимира Семеновича «Мой Высоцкий» (1990, 2003 и 2008 годы), отдельные стихи положены на музыку композитором Норланом Сеитовым, а также стихи из сборника «Черный ангел» (1997 год)

 

Будет воскресенье

Над твоей могилой не рыдала, Я скорбела в городе другом. Мрак взошел — я птицею упала И о землю черную — крылом. Все во мне от горя помутилось, Несмотря — что я тебе чужая. Может, Господь Даровал мне милость: Моей боли нет конца и края. Я с собой в могилу унесу Не о том пустое сожаленье, Не пришлось с тобой бродить в лесу, А надежду: будет воскресенье! Мы с тобой воскреснем и вовеки Будут рядом наши имена. Если так скорбеть о человеке, Две души воскреснут, как одна.

 

К мертвому — странная тяга…

К мертвому — странная тяга. Скорбь почитаю за благо. Мы ведь совсем незнакомы. В горле — рыдания комом. Володя, Володя, любимый, Со мною ты рядом незримо: И руки твои, и глаза. О Господи, так ведь нельзя! Может, все просто совпало. Я в это лето устала, Твоя в сорок два кончина Душу в печаль заточила. Володя, Володя, любимый, Со мною ты рядом незримо: И руки твои, и глаза. О Господи, так ведь нельзя! Скажут, с ума я сошла — Мертвого друга нашла. Будет ответ мой такой: — Нету живых под рукой!

 

Я по тебе тоскую бесконечно…

Я по тебе тоскую бесконечно. Наверно, так назначено судьбой: Тебе уйти, а мне терзаться вечно И рваться вслед — За мертвым, за тобой. Нет слез уже. Так выплачу я душу — Мои глаза, как выжжены, сухи. Прости, прости! Я твой покой нарушу Послав тебе, ушедшему, стихи.

 

Пламя погасло

 

1

25 июля восьмидесятого года Умер единственный в мире Володя. Рано, так рано! — Рыдай иль молчи — Пламя погасло у тонкой свечи. Жил он на голом, Натянутом нерве! Умер Володя — Последний из первых. Может, пройдет лет десяток — И в сквере Памятник [1] будет ему, его вере В жизнь справедливую, Как он мечтал. Умер Володя — устал…

 

2

Нет безысходного горя. Солнце сияет в саду, Птицы поют на просторе… Я, спотыкаясь, бреду. Нет безысходного горя. Падают листья, шурша… «Нет», — говорят. Я не спорю. Знаю, что в горе душа.

 

Похороны

Белый гроб качался и плыл По цветам, по цветам, по цветам… Ты меня никогда не любил, Но полюбишь — Мы встретимся там. Ты меня никогда не любил И не знал, Что на свете я есть. Ты так щедро другой подарил Свою душу, как лучшую песнь. О, поверь, я за то не в обиде. Под одним со мной небом дыша Ты не слышал меня и не видел, Да и я жила, не ропща. Но, однажды, явившись во сне, Ты сказал: — Мне так искренне жаль, что с тобою не встретиться мне. И меня полонила печаль. И по мертвому другу тоска В моем сердце теперь не пройдет. И тебя эта с болью строка, Может быть, на том свете найдет.

 

С того света нет поездов…

С того света нет поездов, Самолетов нет с того света. Путь туда лежал Между двух рядов, Между двух рядов Золотых цветов, В пике лета. Уж не петь ему Песен самому. Они рвутся к нам С наших «магов». Стон гитарных струн, И коней табун, И обрыв крутой У оврага. С того света нет поездов, Самолетов нет с того света. Мысли путь бредов, Было много слов. Его дух средь них — Смутной тенью… А среди цветов Он лежал — суров И совсем тверез. Как собрат его — Сергей Есенин. Может, души их Из совсем чужих Станут близкими и родными. Родились они От одной земли — Ах, Россия-мать — свято имя! Жгли стихами нас — А они могли, И глазами жгли голубыми…

 

Распяли — в сорок два

Дожил до сорока двух лет, Пройдя отметки разновозрастные. Ты с самого начала был Поэт. Да на стихи твои приклеили ярлык — «блатные». Твои собратья, перья наточив, По части строкогонства Были доки — Писали с петухами и в ночи… Все выжимали соки в жиденькие строки. А ты писал, как нити из души Вытягивал — разматывал клубок. И так спешил — Зачем ты так спешил? Как будто смерть блуждала Между строк. Твои собратья будут долго жить И состояния сколачивать упорно. Бог с ними! Мы же отыскать спешим Твоих стихов Рассыпанные зерна.

 

Потому что любил

 

1

Преклоняюсь — без тени смущенья — Перед силою самосожженья. Не пустые слова: преклоненья достоин, Кто бестрепетно был И один в поле воин. Там, где гнулась толпа, Он один подымался, И гитара без устали билась в руках. Хриплый голос его От усилия рвался — Пел за совесть он, не за страх. Тот душой неспокоен, Чьи тропы круты. Словно в колокол, Каждою песней он бил… Он Россию хотел уберечь от беды, Потому что страдал, Потому что любил! Да, бесстрашно он смог Постоять на краю, В пропасть глянул — И дух захватило! …Не напрасно он душу живую свою Все же тратил на то, Что с души воротило.

 

2

Ах, Владимир, как жаль, Владимир, В мир иной вы ушли впопыхах. Голос совести сразу как вымер, И ни в песнях его, ни в стихах. Без задержки отправился рейс, На тот свет он летит без посадки. Не берут там доплату за лишний вес, И билеты туда продаются без взятки.

 

Боготворю твой голос, твои песни…

Боготворю твой голос, твои песни И все слова твои — боготворю. Пусть мир для нас Не оказался тесен, Я нашу встречу в мыслях сотворю. Я сотворю и взгляд твой, Полный боли, И облик твой — такой простой. Я защищу тебя своей любовью От зависти и подлости людской. И буду повторять я бесконечно, Пока жива: — Боготворю тебя! Жизнь проживу, которая не вечна, Не о себе, а о тебе скорбя.

 

Это бред какой-то?.. Или сон?

Это бред какой-то?.. Или сон?.. Ты не умер! Ты живешь на свете! Так за кем же рвется этот… Стон? Руки опускаются, Как плети. И глаза незрячие — Сухи. Рот — тоской обметанный Как будто… Вслед за стоном тут как тут… Стихи — Даже в эту скорбную минуту.

 

Душа не верит

Душа не верит в невозможность встречи, Всё кажется: ты всходишь на порог, Скупой улыбкой освещаешь вечер И в нем меня — Под гнетом скорбных строк. Глаза в глаза — И нет моим глазам пощады. Как под гипнозом, я к тебе иду. Не ты, а смерть притягивает жадно. Но все равно я взгляд не отведу.

 

А любимый мой ушел в мир иной…

А любимый мой ушел в мир иной. Только тень его бредет вслед за мной… Только тень — и ни глаз, и ни губ. Как жесток этот мир и как груб! Живы милые — и жизнь нам, как дар. Умирают — и память-пожар Так свирепствует! Стелется дым Над несбывшимся счастьем моим…

 

Зачем эти тонкие свечи?

Зачем эти тонкие свечи Стоят в изголовье твоем? Володя, еще ведь не вечер, Еще поживем и споем! Ну, встань же, Открой свои очи! Отбрось маску смерти с лица! Гитара так истово хочет Клеймить подлеца и лжеца. Гитара так истово хочет В руках твоих правде служить, Которую душат и топчут, И в горло втыкают ножи. Ну, встань же, глашатай и гений, И в руки гитару возьми! Запой, чтоб исчезли, как тени, Бесовские орды с земли!

 

От имени ВВ

 

1

К черту, доктор, камфору и морфий! Должен я с достоинством уйти. В этот раз серьезно, без уморы! Кода! Финиш! И конец пути. Эй, Харон, ну, где там речка Лета? — Я кричу. В ответ мне — пустота. Что-то я не вижу того света, Но и этот застит темнота. Кто стоит за дверью белой этой? Лживой скорбью тронуты уста. Я вернусь, пожалуй, с того света, Если будет музыка не та! Не из тех я, кто копил обиды, Не из тех я, кто лежачих бил. Слишком много понимал и видел И фатального исхода не любил.

 

2

Стояла стена — стоуста молва, И мне не давала дороги. Едва я ступал, сатанела она… Но я не просил подмоги. И в хвост и в гриву без продыху, сна И грызла она, и кусала! И только песня спасала меня, Ценою потерь спасала! Терял свою душу в борьбе с молвой, Но пел и дышал всей грудью! Пусть я поплатился за то головой… Теперь мне лишь Боги — судьи.

 

3

Не справляйте поминки по мне! Я любил в одиночестве гулком До полночи бродить при луне По пустынным, глухим переулкам. Не справляйте поминки по мне! В полутемной квартире запойте… И заплещется тень на стене, затоскует гитара так горько! Не справляйте поминки по мне! Тошнотворны хвалебные речи. Я завою, как пес при луне — Потушу поминальные свечи…

 

Кони

 

1

Кони нашей судьбы… Пара резвых гнедых Или старая кляча — И глуха, и незряча. Вы замедлили бег, И — упал человек. Может, встанет он сам, Может, встанет он сам, Может, встанет! Ну, а может, ему Уж не встать самому, И друзья его тело поднимут. Мертвым легче всего — Им не жаль ничего, Они скорби и сраму не имут. Кони нашей судьбы… Вороных и гнедых Постепенно к себе приручаем, Веря в то, что не раз Они выручат нас, Когда даже друзья не выручают. Кони нашей судьбы… Вороных и гнедых Постепенно к себе приручаем, Веря в то, что не раз Они выручат нас, Когда даже друзья не выручают. Кони нашей судьбы, В час тоски, в час беды, В самый горестный час Проклинаем мы вас. Но мгновенья прошли — В пене вы и в пыли, И печально на нас Косит бархатный глаз, Косит глаз……

 

2

Понесли к обрыву кони!.. Тормозил — в крови ладони. Закричал: — Остановитесь! Ну, зачем так быстро мчитесь? Но безжалостны, как время — О! Неистовое племя! — Грудью воздух разрывая, Вы неслись, неслись по краю… — Чуть помедленнее, черти! Не готов еще я к смерти! Песню лучшую спою, Задержитесь на краю! Ну, еще повремените! Не допел я — вы поймите! Только миг еще отмерьте. Мы ж погибнем вместе, черти! Вы допеть мне разрешите, А потом порвите нити! О, проклятье! Погибаю-ю-ю… Но я вас не проклинаю.

 

3

Твои кони тебя не сумели спасти, Все тащили по краю, по краю, По скользящему краю земного пути… И неведомо: к аду иль к раю. Твои волки тебя не сумели сберечь. Не напали на алчную свору: Ружья сдернули недруги с плеч, И курки взведены до упора. Не спасли тебя, не сберегли, Кони, волки и люди, конечно, Дух твой в небо поднялся с земли! Моя скорбь о тебе бесконечна…

 

Зачем же душу

Зачем же душу так изрезал ты — Хлестала кровь струей, Текла рекой. Как по стеклу Водил железом ты — Своею Собственной Строкой… Ты не палач, А сам — на плахе ты. Так жил ты, Время торопя. Так шел вперед, Отбросив страхи, ты. И не жалел себя…

 

Ты не любил

Ты не любил фатального исхода. Но что я слышу? Я не верю, нет! Мне говорят, в жару была природа, Когда с тобой прощался белый свет. Но как же так? А где же наша встреча? Я не успела домечтать о ней. Я вне себя… И в ночь скатился вечер… И вне себя я буду много дней.

 

За что мне — такая мука?

За что мне — такая мука? Быть может, я очень грешна? Черней не бывает разлука. Нежней не бывает — нежна Была бы с тобою, милый! Но ты, не зайдя, ушел. Я так бы тебя любила, Как не любили еще! Но нету туда дороги, Куда ты ушел, Орфей! Мне некуда деться, о Боги, С бесплодной любовью своей.

 

25 июля 1981 года

Вы прошлым летом В мир ушли иной. С тех пор ваш дух живет На черном рынке. Вы стали модным, но какой ценой Вы оплатили хрип свой На пластинке? Повсюду вы с гитарою в руках. И диски полки все заполонили. На сумках ваш портрет и на зонтах. Вас нет. Есть те, живучие, как вши, Что объедаются на подлом своем пире, На вашем имени наживши барыши. Они-то счастливы, Что вы в загробном мире.

 

Песенка нечисти

Загони его, загони! Что-то слишком он стал знаменит. Что-то слишком он стал популярен. Тем он власти по духу полярен. Затрави его, затрави! Чтобы он захлебнулся в крови. Что-то слишком ему зажилось. Его песни — Торчком в горле кость. Усыпи его, усыпи! Может быть, приковав на цепи? Да заснет вольнодумец навеки! Бог простит, Ведь слабы человеки.

 

ВВ

Под крестиком православным Я в ладанке имя ношу. ВВ — грядущая слава. Себе — ничего не прошу. Я близким своим завещаю: — Умру — не снимайте креста. Свой путь на земле завершая, Предстану пред очи Христа. Я много страдала при жизни. Даруй же мне радость теперь! Где странствует Он, Укажи мне! Моя «Аллилуйя!» — тебе. Пусть тело опустится в Лету, Оставь мою душу живой! Вот имя — В ладанке этой. …Владимир, единственный, Мой!

 

На Ваганьковском кладбище 13 декабря 1983 года

 

1

На Ваганьково метели метут, А к Высоцкому толпы идут И кладут живые цветы У его последней черты. Кто-то спросит: — А памятник где Всенародной утрате-беде? Есть такие громады окрест… Здесь хотя бы поставили крест. О, как больно ему на кресте! Как горька у народа утрата! А гвоздики — Как кровь на Христе, Вновь и вновь на Голгофе распятом.

 

2

Холодных рук твоих мне не согреть, Сомкнутых век не разомкнуть слезой. Мне суждено в горниле мук гореть И за тобой — опасною стезей… Никто, никто на целом белом свете С тобой, живым, не встанет наравне. Мне наяву тебя уже не встретить, Но, к счастью, ты являешься во сне. И происходит то, что быть могло — Мы говорим и взглядом, и словами — Когда б тебя в могилу ни свело Твоей души неистовое пламя.

 

3

Пусть на твою могилу упадут Мои стихи, пронизанные болью, — Последний твой, неласковый приют, Последний миг прощания с любовью. Колени преклоню и лбом холодным Коснусь цветов, пылающих в жару. И здесь — в земле — Не будешь ты свободным От чувств моих, пока и я умру.

 

Три стихотворения о любви

 

Только ты

Отпеваю я тебя стихами И живу твоею я судьбой. Может, чувств негаснущее пламя И меня отправит за тобой? Никому от века не мечталось Так любить, Как мертвого люблю. Для живых и пепла не осталось… Я об этом, правда, не скорблю. Только ты — В моих печальных взорах. За назойливые чувства не взыщи! Не дано мне знать, как скоро Встреча нам в кладбищенской тиши.

 

Все строки мои к тебе

Я ныне — твоя — и присно. Все строки мои — к тебе. Твоя нескончаемо тризна Вершится в моей судьбе. На каждую песню твою Моя из рыданий готова. Ужели напрасно молю: — Давай перемолвимся словом? Ужели? Так, знать, суждено Шептать до скончания века Мне имя — из тысяч одно — Любимого мной человека.

 

Но в душе только ты

Мне влюбиться в кого-нибудь, Что ли? Чтоб огонь мою душу спалил, Чтоб она отреклась поневоле От кладбищ, от крестов, от могил. Чтоб мне память лгала Об ушедших: Хорошо на том свете — во мгле, И там нету Домов сумасшедших, Которых полно на земле. Но в душе только ты — Как свеча. И никто ее свет не потушит. Черным вороном шаль на плечах, И рыданья опять меня душат.

 

25 июля 1983 года

Три года прошло, а ты Живее живущих на свете. Твой голос — лекарство от глухоты, Для тех, кто нуждается в этом. Других бы сбивал он, Как нечисть, с ног — Немало их, Взгляды бросают косые Туда, где почила — На долгий ли срок? — Отважная совесть России. Но больше таких скорбящих Вокруг, Что будто взывают: — Владимир, ты нужен! Опять заколдованный кем-то круг Вокруг наших душ так сужен. Вокруг наших слов — До немоты! — Тот круг заколдованный сужен. Владимир, восстань! В мир плесни чистоты! Ты мне, и другим ты неистово нужен!

 

25 января 1984 года

«— Что могу я один? Ничего не могу…» Но ты мог! Ты такое высказывал вслух! Чашу с правдою ты Расплескал на бегу — В нас вселился бунтарский дух. Издавна бунтари на народ выносили Все, что души и совесть их жгло. В песнях, в сказках ли… Помнит Россия, Как они воевали со Злом. Сколько их, бунтарей-одиночек, Преждевременно в землю легло. За высокое мужество мыслей и строчек Смерть над ними так рано вздымала крыло. И петля или пуля усмиряли их кровь, Ненасытную жажду любви и добра. Им теперь все равно, что людская любовь Полыхает над ними, как пламя костра. Люди в скорби стоят — а метели метут, — У могилы еще одного бунтаря. Год четвертый идет, а к тебе все идут, Словно к собственным душам тропинки торя.

 

25 июля 1984 года

Четыре года, Как четыре стона, У ног твоих бездыханно легли. Четыре года Дух твой вне закона Живет. Его пока менты не замели. Не променял душевную тревогу Ты на смиренный, Благостный покой. И правде лишь — Единственному богу, Служил Из нерва сделанной строкой. Четыре года, А людские души Все пребывают в скорби И неверье, Что ты ушел, Приличья не нарушив, На этот раз — Смиренно — Через двери…

 

Быть!

Гамлет — брат мой! Молвлю, как сестра, Что вопрос извечный «Быть — не быть» Не решить нам с помощью добра На подмостках сцены и судьбы. «Быть!»— и бой за правду до конца. «Быть!» — и с ядом выпито вино. «Быть!» — и грудь под пулю подлеца. Нам судьбой другого не дано. Будет смерть почетною в бою. Будет люд скорбеть о смельчаке — Нет, не предал душу он свою, В смертный час зажатый в тупике. «Быть!» — без страха В свой последний час. «Быть!» — у бездны мрачной на краю. Пусть народ свечу зажжет за нас — Может, Господь встретит нас в раю.

 

По чьей вине?

Конь на скаку и птица влет, А человек — в расцвете лет… И если даже плавить лед, Он не увидит белый свет. И нам совсем уж не смешно. Не докурил и не допил вино И женщину одну не долюбил, А про него уже — «жил-был…» По чьей вине? Да нам ли знать? Есть на виновных Высший суд. И будь у них богатств казна, Навряд ли их они спасут. Конь — на скаку И птица — влет. А человек — В расцвете лет…

 

25 января 1985 года

А мы все играем, играем. С рожденья нам розданы роли. Увы, не прельщаемся раем. И ад не пугает нас боле. Красивы публичные речи, Нет пятен стыда на лице. Высоцкий нам пел, Что «не вечер»… И вот он — в терновом венце. Не вечер, ночища глухая Опутала тьмою умы. И совесть босая, нагая Рыдает у новой тюрьмы. Грядут перемены большие — И снова: — Ура! Одобрям!? Не чуждые речи — чужие С трибун зазвучат там и сям. Сплетутся и новые сети, Придет и рыбак — в свой черед. Народ мой доверчив, как дети, На паперть с сумой побредет.

 

Церковь Воскресения. Ваганьковское

Купила в храме поминальную свечу. Я с детства здесь ни разу не была. Торжественно и тихо, как в лесу — Когда его поземка замела. Спросила я кого-то, что сказать, Как помянуть усопшего по-божьи? С моим вопросом встретившись, глаза Помедлили с ответом настороженно. Потом, губами пожевав, сказал старик: — Нет общих слов. У каждого — свои. Услышит Бог и шепот твой, и крик, Ты только душу щедро отвори. Я душу отворила и шепчу: — Пусть будет пухом вам земля! При этом Я ставлю поминальную свечу За голый нерв народного поэта.

 

25 января 1986 года

Гитара Высоцкого

Ему б сегодня было сорок восемь… Январь зачем-то притворился мартом И жесткий снег с деревьев черных сбросил. И ожила гитара где-то рядом: Звенит, поет, тоскует безутешно… Почудились шаги издалека, И рук прикосновение поспешное — Истосковавшийся по струнам музыкант? Да, это он! И не было разлуки. Как страшный сон — чехол и черный гвоздь. А явь сейчас — единственные руки! Их жар не раз ей испытать пришлось. Он, не спеша, поднялся на помост. Гитару левой обнял он за гриф, А правой — тронул струны… Будто мост возвел меж ею и собой. Несуетлив. Ну, в точь такой, когда в последний раз Он пел, он улыбался, Он дышал!.. Он знать не знал, Что в этот самый час Уж шаг к бессмертью сделала душа.

 

25 января 1988 года

Вершил он великое дело Преградам всем вопреки. Россия не оскудела, Коль есть мужики . Запретами стиснуты глотки. Бахвалясь отвагой своей, Лишь трусы вопили за водкой Среди таковых же друзей. Сказать во весь голос Посмел он, Пусть ждали — сума иль тюрьма, Что слово насилует дело, И горе в стране без ума. Свобода, отпетая властью, На ладан дышала едва. Душа разрывалась на части, Как колокол, били слова! Ах, мило, ах, смело, ах, жутко — Вознесся поэт над толпой. Но с властью бороться — не шутка, Упрятали в гроб… на покой. Покойный, он стал неопасен, Посыпались «ахи» вослед… Он весь — до ногтей — приукрашен, А дух его «всажен» в багет.

 

25 июля 1990 года

Ты стал отныне неопасен. Звучит уютно хриплый голос в кабине «мазовской» на трассе. В момент — от гибели на волос. Предстал ты голым, как король, Чуть-чуть прикрыт Листком ли, фигой?.. О, русский Гамлет, эту ль роль Ты заслужил своим подвигом? Враги — в друзьях, Друзья — в молчанье, Толпой — биографы-кликуши… Владим Семеныч, как печально, Когда и мертвым гадят в души.

 

25 января 1991 года

Попурри на темы песен Владимира Высоцкого

На дворе — вовсю зима, Век кончается двадцатый. Кто с умом, кто без ума — Лезут дружно в депутаты. Без ума или с умом — Во Кремлевские палаты. Будто в церковь с топором, Прут с мандатом депутаты. Их мандат — и щит и меч, Пропуск к благам, к дефициту. Нам бы — голову сберечь Да дырявое корыто. Эх, Володя, чья-то воля Увела тебя во тьму. У поэтов — злая доля, Презирать свою страну. Без ума или с умом — В болтовне проводят день. А Союз — наш общий дом, Грабят все — кому не лень, Как хозяева, в Кремле И в Палате Грановитой Вновь Законы о Земле Нам варганят с рожей сытой. А в колхозе — все шаром, Зол мужик — в одном носке. И, как встарь, плывет паром По загаженной реке. Хрущ прославлен кукурузой, Л. И. Брежнев — целиной. Заливается Карузой Наш Генсек очередной. Рвется он из сухожилий: Всех нас по миру пустить. Честных воры обложили — Не спастись и не спасти. Эх, Володя, по-за-рез Нужен ты — бунтарь-мессия! Нам мерещится, что бес Губит вольную Россию. Здравствуй-здравствуй, Век двадцатый — До милиции родной! До свиданья, депутаты И ваш съезд очередной! Доболтаетесь — дебаты Оборвет народный глас. С газ-водою автоматы Пустят в дело против вас. Эх, ребята, вновь не так — За-пре-ти-ли зелье! Вся страна наша — бардак, Пей не пей с похмелья… Во! — в России мужики — Все им чей-то хотца! То писать — трояк с строки, То за власть бороться. Рынок, рынок К нам грядет, И — ату! — пророки! Без портков уже народ, Без крамолы — строки… Эх, Володя, кони вскачь — Ими я не правлю. По тебе — мой горький плач И тебя я славлю!

 

Из сборника «Черный ангел», 1997 год

 

1. Ода водке

…Запиваем, бывает, по-черному, а иначе и выжить-то как? Даже наши большие ученые От давления хлещут коньяк. А про водочку нету и прений. После баньки, с устатку иль так Много-много уже поколений Принимают ее натощак. Что шампанское любят пииты, Всех Пегасов споили давно, Даже древние знали шииты, Может, видели наше кино. А сейчас налегли на ликеры, Шоколадной оберткой шурша… Даже истина топится в споре, Если резать ее без ножа. Мужики вымирают в России, Если пиво не пьют при леще. Жил один, и того поносили За пристрастие к водке, ваще. (слово ВВ) Да при рынке таком окаянном Без хмельного нельзя куража. Водку хлещем не стопкой, стаканом, Лишь бы вырваться из виража. Непосильная ноша поэту — Выживать в окаянные дни, В грязь лицом не ударить при этом, Твердо веря, что сгинут они. И при черной печали по-черному, Как, возможно, бывало и с ним, Не ликеру под вафли мученые, Водке должное мы воздадим.

 

2. Кони — в такт

Кони — в такт, А в пропасть как? Нехотя и плавно… Да, Володя, все не так, А сейчас — подавно. Вдоль дороги — воронье, Их число бессчетно! Поголовно, сплошь вранье, Что кресты, что четки. В церкви точно, как в кино, Сатане приславно. Нету святости давно, А сейчас подавно. Притворяться ни к чему, Бога в душах нету — Нет пристанища ему, Где от веры пепел. Чем не камеры — дома? Окна, дверь — в решетках. Мы б давно сошли с ума, Да спасает водка. Выйдешь из дому — и хам Прет навстречу с матом. Глянешь в прошлое, а там Лишь одни утраты. В кабаке, где с горя пить, Тоже правит быдло. Э-э-эх, да что там говорить!.. Если баксы — идол. Идол, символ и кумир — Впрозелень бумажки. Покорили скопом мир, Как куриной ляжкой. Э-эх, да что там говорить! Все давно обрыдло! И никто уж не хрипит: — За державу стыдно! Той державы нет давно, Продана за баксы. Зато смотрим порнкино, Письма шлем по «факсу». Я на гору впопыхах!.. Мне: — Да не пыхтите! «Новым» срублена ольха, пальма там… с Таити.

 

Продолжая ВВ

Я говорю своим биографам, Что обожаю пить с утра. Потом сижу, слежу за облаком И вспоминаю, что вчера. Вчера бухали мы по-черному, Уж ты нас, Господи, прости! Простые мы и неученые, Не знаем, как себя вести. Нажремся прямо, как начальники, Куды министрам там до нас!.. Те молча пьют, они «молчальники». И в одиночку пьют зараз. А мы простые, мы куражимся И в глотки льем с утра вино. Зальем, покажется, отважимся Сходить на «вы» иль в порнкино. И на словах мы изгаляемся Над всем правительством зараз. Сидим себе, опохмеляемся… Чем не министры мы сейчас? Министр льет воду с утра до ночи, Мы не завидуем ему!.. Стоят заводы, а мы онучи Оденем — и на Колыму. Вот так!

 

Монолог Жеглова

…Идет по-крупному игра, И я готов на встречу, На схватку с бандою пора. Еще, Жеглов, не вечер! Еще не вечер, и не ночь, И в жизни фарт — для смелых! Азарт пьянит, как спирт, точь-в-точь, Когда иду на дело. Иду на «ручников»-воров, Их непотребных девок. Я не бессмертен, В жилах — кровь, И сердце бьется слева. И «волк»-убийца будет мой, В своей, в чужой ли шкуре. Он не один такой крутой, Ребята круче в МУРе. Вот брезжит утро, даль светла. Идет к концу облава. К победе вера привела, Что наше дело — право.

 

25 января 1998 года

Юбилейное

 

1

Все рвется Высоцкого голос С экранов, со сцен, из квартир! От смерти прожил он на волос, Спасая по-своему мир. Припев: Володя, Володя, Володя, Остались мы, други твои, И вслед за тобою уходим Из этой страны нелюбви.

 

2

И рвутся гитарные струны В руках одиноких людей, А души их ночью безлунной, Как стая больных лебедей… Припев.

 

3

Пусть рвутся, пусть рвутся, пусть рвутся И голос, и струны сердец. О, Господи! Мир в твоих руцех. Спаси, сохрани нас, Творец! Припев.

 

О скитальце одном

Бреду по редакциям, как по этапу — Где плюнут, где сунут Под ребра кулак. Неужто за это им платят зарплату — Чтоб рвали, как церберы? Или не так? Как нищий, с сумою, за подаяньем, Так я со стихами своими бреду. Возможно, предсмертным Своим покаяньем Я истинный путь на земле обрету? Как бич или нищий, скитаясь под небом, Я помню всегда о скитальце одном: Чужим он сочувствовал болям и бедам, Свои — заливал самым горьким вином.

 

К России

Распнут — и объявят мессией, сожгут — и объявят поэтом. А в нашей любезной России «осанну» исторгнут при этом. Гноят и мытарят в неволе глашатаев правды единой. В России — им лучшая доля: безвинному — явка с повинной. Строптивому — благ укрощенья: кнутом или плеткой литой. А в нашей России — прощенья грехам за последней чертой. Любезная сердцу Россия, зачем этот крест на пути? О, Господи — я не мессия, мятущийся дух укрепи! О, Господи — высшая сила, Спаси меня и сохрани! Всем сердцем люблю я Россию, особенно в черные дни.

 

Звезда

[2]

Высоцкого

Мы все живем «До завтра» — Прислуга и король, А также космонавты. Мы все играем роль.
Пусть кто-то не проснулся — Все сыграно уже. И мир не ужаснулся, Не всхлипнул о душе. О ней, непокаянной, Лишь близкие вздохнут. Звездою безымянной Душа рванет из пут. Мы живы все до «завтра», А значит — до утра, Подсчитывать утраты Нам всем давно пора…

 

Срок жизни увеличился

Срок жизни увеличился — а мы, Поэты, поведеньем, данным свыше, Так рьяно губим души и умы И так взахлеб, Как перед смертью пишем. Спешим, пока живы, строкой несуетливой Отчаянье свое выплескивать в стихи. Мы ловим каждый миг гигантского прилива, Когда не разобрать огрехи и грехи. Так рьяно губим души и умы, Как будто претендуем мы на вечность. Но зорко наблюдает рок из тьмы: — Вам сроки коротки, А вы беспечны?!

 

Еще один покинул строй

Еще один покинул строй Тех, божьей милостью поэтов, Кто пишет кровью, а порой — Под черным дулом пистолета. Он не читал стихов с эстрады: Надрывных, злых, замысловатых. Но были мы услышать рады На пленке голос хрипловатый. На грани срыва голос пел, Как будто было в горле тесно От чувств, что выразить хотел Певец в словах негромких песен. Он в 42 ушел от нас. Так не хватает часто нам Душевных слов и честных глаз, Души, что рвется пополам.

 

Живем хорошо

Продолжаются слухи и сплетни,

Ты и там несвободен от них.

И на фоне продажных заметней

Неподкупный, бунтарский стих.

Равных нет и, наверно, не будет.

Кто рискнет и не только душой?

Правду гнали и гонят повсюду,

Нам внушая: живем хорошо!

Хорошо? Столько зла и дерьма,

Столько жуликов в нашем Союзе…

И сходили с ума от избытка ума,

Без ума — пресмыкались на пузе.

Слава тем, кто пролазил в верха!

Пастухи управлялись со стадом.

Отпахал и пожри с петуха потроха,

Ну, а куриц сошлют, куда надо.

Куда надо, сошлют и тебя,

Если вырвешься из-под запрета.

Лицемерно вздохнут: — Не судьба!..

А мог стать первоклассным поэтом.

 

На книгу «Нерв»

В каждой строке одиночество И бесконечность тоски. Мне вот самой стихотворчество Муку печет их муки. К Богу взываю: — Всевышний, Дай мне бессмертные строки! Я заплачу своей жизнью: Сблизь мои крайние сроки.

 

Высоцкий — с того света

Кричу: — Наркота! — я, И вот уже животно — я. Нет, не кони меня так и тащут все вниз, А наркота, свинья, разрушает мне жизнь. Весь Союз наркоту поставляет И меня от «ломки» избавляет. И сексоты, бляди и воришки Продают последние штанишки. Ради меня! Чтобы в гроб Скорее лег я! Даже лучший доктор Толик, Алкоголик и крамольник, Так меня спасает, Что в пространстве зависаю. Будто висельник… А Любимов Юр Петрович Тоже купит мне укольчик, Чтоб играл я Гамлета: «Быть — не быть» решал. А где Я? Я сам на сам Думал и страдал. Все устали, сели — встали! Выпьем, други, водочки. От меня вы так устали, Что заткнули глоточку. Я не умер, я живой! Подгляжу за вами я. Пьете вы за «упокой», А судьба — с глазами. Толик, лучший друг и враг, Умер в неизвестности. Для меня б он взял Рейхстаг, Что там Склифа местности! Ты, Оксаночка, усни Сном беспечным! — Мне минуты, тебе — дни, У меня в запасе — Вечность. Я скажу вам однозначно: Женщинам не верьте И подальше сердце прячьте. Чтоб их взяли черти! Труп мой плыл в машине, что ж — С близкими, с друзьями. Я, наверно, был хорош — В той глубокой яме. (На Ваганьково) Видел лица тут и там, Но не все скорбящи. Видел рожи — по углам: Весело глядящи. Вот он я — лежу в гробу, Жив — живее многих! Верю в душу и в судьбу, В дальнюю дорогу. Я когда-нибудь вернусь, Встречусь я с друзьями, Буду шпарить наизусть Целыми листами. А Миша Шемякин, Ты жив или нет? Когда побухаем в Париже? Давно нам с тобою не страшен тот свет, Там свету немножко пожиже… Театр, театр. И Гамлета роль… И зависть к успеху — актеров… Ну, вот мое сердце — Завистник, изволь Его прострелить без суфлеров! Ну, вот мое сердце! Завистник, спеши! Меня ведь приветствуют толпы! Я знаю, ты точишь и точишь ножи, И может, увы, не без толку. И капля за каплей… Ведь зависть, как яд, Меня отравляет наркотой. Стада предо мною, Я вышел из стад, Но подзадержался в животных. Кричу: — Наркоты! — я, И вот уже животно — я. Сели-встали, все устали, И ору все ором я, Чтоб вы какали глистами, Исхожу измором я!.. Я в Столбах лежал, и что ж? Был на психа я похож? — Мучили, подлюги, процедурами! Меня от их унылых рож Все кидало в раж и в дрожь, Шел общаться с дурами. То есть, дуры не совсем, А при всем, при том, при сем, Все у дур в порядочке. Их мозги, как грядочки.

 

«Шел всегда я до конца…»

Шел всегда я до конца И стоял над бездною. Не терял притом лица — Пьяный или трезвый. Сели-встали, все устали — От ме-е-е-ня! Никому не нужен я-я-я! Помираю — вот он я! Никому не нужен я! Помираю — вот он я! Личность я, а не свинья! Прах друзьям — С на-ррр-ко-то-ю!..

 

25 января 2003 года

К 65-летию со дня рождения

Ангел пел, но как голос был зол! Я тоннелем в тот свет продирался. Прекрати ты, прохвост, я еще не ушел, Что-то слишком уж ты расстарался! Я пока что живой, все допью, докурю Я еще долюблю, я еще не сломался! На Каретном Большом еще пошухерю, Я ведь бывший дворовый, и я не зазнался! …Я уже раскумарился в лучших мирах! Так за что я страдал, как Фома, ля, неверный? Зазнобило, как вспомнил, во пух и во прах Все трепали мои обнаженные нервы!.. Что же, ангел, прости, может, ты бы не пел, У тебя был приказ, подчиненный ты тоже… Я любил свою жизнь, умирать не хотел. Не Лаэрт ли убил меня, Господи-Боже?..

 

ВВ — по-прежнему любимому

Ты снишься мне, уставший и больной, Ты снишься мне в хмельном дурмане. Я от тебя — за призрачной стеной, Спешишь ко мне В огне своих желаний. Ты снишься мне и летом, и зимой, В день ангела и в день кончины. То говоришь, то будто бы немой… И мы с тобой давно неразлучимы. Зачем во сне слиянье душ и губ? Идем с тобою, За руки держась, Под звук архангеловых труб Стоим мы, в поцелуй соединясь. Зачем тревожишь в сонной тишине гитары звуком, нежным и печальным? Зачем, зачем являешься ко мне Любовником неистовым и тайным?

15.12.2005 г.

 

Мои похороны

Я устала биться о глухие стены равнодушья ближних, дальних неприятье. Ну, допустим, — баста! — вскрыла себе вены и расторгла с жизнью слабые объятья. Ну, допустим, ахнут — набегут проститься, кто-то с перепоя и слезу прольет. Капнет она водкой на мои ресницы, обожжет, как пламя — дух мой оживет. Торопясь, покинет каменное тело, воспарит над всеми — легок и незрим. И ему отныне нет до тела дела, он, как посторонний, повисит над ним. И увидит сверху он не лица — рыла, и услышит фразы, едкие, как дым… О, мой Бог, зачем я вены себе вскрыла? знала ведь, и мертвой неугодна им. Всех усопших прежде, хорошо иль молча, провожали люди в их последний путь. А теперь вот лица, будто рыла, корчат… Так что дух мой хватит оторопь и жуть.

 

Свято место не будет пустым

Не сестра, не жена, не любимая. Так зачем же мне выпало так: Твою нишу занять, Владимир? Подшутил, видно, Бог-чудак. Ткнул перстом он в меня — не мимо: — Дщерь моя, ты пойдешь за ним, За собратом, чье имя Владимир. Свято место не будет пустым. Сорок лет почти уже минуло — За тобой след-вослед стремлюсь. Как лавина, поэзия хлынула — Захлебнуться в ней не боюсь. Не сестра, не жена, не любимая. Но по духу мы родственны так, Ты один для меня, Владимир! Так решил, видно, Бог-чудак.

 

Жизнь после смерти или Сновидения о Высоцком

 

Видела сон сегодня в ночь на четверг: со 2 на третье декабря 2009 года. ВВ где-то выступает в Москве, читает по бумаге, а листы прочитанные отдает почему-то мне, по моей, правда, просьбе. Потом говорит, что ему надо идти, а текст я могу прочитать и оставить у кого-нибудь для него, он придет в 5 часов и заберет. К тому времени я нахожу квартиру 36 в доме, в которой можно остановиться. У меня оказывается ключ от нее. Возвращаюсь туда, где ВВ выступал.

Он появляется и говорит, что наконец-то свободен, и спрашивает, что будем делать. Я говорю, что у меня квартира, где можно посидеть, поговорить. Он обрадован. Мы идем. Утро. Мы лежим в одной постели. ВВ шепчет мне на ухо: — Я тебя, наверное, замучил… Я говорю: — У нас ничего не было. Он раздевает меня и… Потом мы идем и разговариваем. Он говорит, что мы не сможем встречаться, так как он будет занят в спектакле, им разрешили поставить на Таганке в ноябре. Я говорю, а я хотела предложить в Алматы музыкально-драматическую композицию по своей книге о тебе.

Потом мы спорим о том, кто гениальнее. Я говорю, что я — гений при жизни, а он стал после смерти. Он уходит.

Мне нужно вернуть ему бумаги, но я не знаю, где его искать. Какая-то женщина с двумя дочками говорит, что знает его сотку. Она звонит ему, а он говорит, что он уже идет к ней. Она ему: — Тут вас ищет Светлана, она рядом со мной. Он просит сказать, чтобы она меня отшила, так как он не один, а с женщиной.

Я записываю телефон. Мы стоим с ней возле дома, где она живет. Подходит ВВ с женщиной, видит меня, недоволен. Я отдаю ему бумагу и ухожу. Он идет вслед за мной и говорит: я приду в пять часов. Опять в пять! Вроде, я уезжаю, а он хочет меня проводить…

Потом мне приходит в голову идея фильма: сознание и подсознание. Сознание — это жизнь ВВ ДО СМЕРТИ. А подсознание мое: после смерти. Двойное «я». Хочу сообщить ему по телефону.

В ночь с 31 на 1 января 2010 года. Снова снится ВВ. Он лежит в постели и курит одну сигарету за другой. У меня в руках коробка длинных спичек, я зажигаю их и даю ВВ прикурить. Потом опять какая-то пустая постель. Я укладываю на кушетку типа стеганого бордового цвета одеяла. Появляется ВВ и ложится к стене, не на то место, где я стелила. Я подхожу к нему, а он вроде болен, простыл. Я беру мазь и начинаю смазывать ему нос, виски…

…Нет, по-видимому, он не собирается меня покидать и в новом году.

05.01.2010 г. Выступает на сцене театр на Таганке.

В это время в дверь зрительного зала некто ввозит каталку, на ней лежит ВВ – мертвый, в белой рубашке апаш, в черных брюках, типа в костюме Гамлета. Я сижу в зале. Потом я где-то в другом месте, кого-то спрашиваю, а театр еще не уехал? Мне 50 говорят, нет. Я: — А Высоцкого можно позвать? Я вроде не одна, еще люди.

Появляется Володя. Его начинают спрашивать о чем-то, а я дар речи потеряла, и думаю только о том, что сейчас вот кинусь к нему на шею и скажу, что люблю его. Но все-таки не решилась. Потом — я за кулисами. Любимов в бархатном халате, молодой, злой, гонит артистов на сцену: — Быстрее, быстрее!.. ВВ нету, а я жду.

Первый сон приснился мне перед кончиной ВВ. До того я услышала, где-то в 76-м, его песню «Кони». И она настолько совпала с моим собственным мироощущением в то время, что я была потрясена до глубины души. Тогда я поняла, что этот человек родственен мне по душе. Наверное, я была очень одинока в то время, хотя и была у меня семья. Стала мечтать о встрече и о возможности любви и понимания.

Итак, снится мне тесная кухонька, где мы целуемся с Володей, и он говорит мне: «Как жаль, что мы с тобой уже не встретимся.» Проснулась расстроенная и не могла понять, почему. А сон был в апреле 1980 года. Ну, живу дальше. Все время думаю о ВВ. И, слушая его песни, те, что у меня были на пластинках, влюбляюсь в него все больше и больше. Уже после кончины ВВ через 2–3 года услышала его известную песню: «Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей! Только помню, что стены — с обоями, Помню – Клавка была, и подруга при ей, — Целовался на кухне с обоими.»

Я работала тогда в Совмине Казахской ССР, отсиживала рабочее время в приемной у зампреда. 25 июля 1980 года приходит ко мне приятельница, единственная в то время, с кем я могла общаться и говорить о духовном, приносит газету «Культура», где помещен краткий бездушный некролог о кончине ВВ. Несколько строк, от которых у меня помутился разум. Почему-то. Внешне на мне никак не отразилась его смерть.

Просто я стала жить на подсознании, то есть инстинктивно, когда сознание как бы отключается в минуты сильнейшего потрясения. Это я сейчас так думаю. А тогда я просто превратилась в сомнамбулу. Но стала писать стихи-письма мертвому…

С того света нет поездов, Самолетов нет с того света… Путь туда лежал средь живых цветов, Средь живых цветов в пике лета.

Наверное, стихи меня спасли. Я писала и писала… умершему… успевшему стать единственным человеком, родственным по душе, а потому любимым…

Нет безысходного горя. Солнце сияет в саду. Птицы поют на просторе. Я, спотыкаясь, бреду.

И дальше:

К мертвому странная тяга, скорбь почитаю за благо. Мы ведь совсем незнакомы, в горле рыдания — комом. Может, все просто совпало. Я в это лето устала, И ранняя ваша кончина Душу в печаль заточила. Скажут, с ума я сошла — Мертвого друга нашла. Будет ответ мой такой: Нету живых под рукой.

В декабре, двадцатого числа, почти через полгода со дня его кончины, со мной произошло несчастье, и я едва ни отправилась вслед за ним.

Над твоей могилой не рыдала, я скорбела в городе другом. Мрак взошел, я птицею упала, и о землю черную крылом…

Упала с 4-го этажа. Был снег и крохотный пятачок земли посреди асфальта, на который я приземлилась. Но, Слава Богу, осталась живой и не калекой. А мне было 33 года, и должно было исполниться 34 через 3 дня — 23 декабря 80-го года. «А в тридцать три распяли, но не сильно». Может, осталась жить для того, чтобы написать книгу стихов тебе, Володя, и еще, и еще что-то писать, как, например, сейчас, сегодня пишу. О моей любви написано также в социально-автобиографическом романе-дилогии о советском времени «СТРАНА ТЕРПИМОСТИ» (СССР, 1951–1986 годы).

Высоцкий не сразу стал великим, а уж публикации о нем, посвященные ему, не приветствовались особо в литературе, в частности, в Казахстане, в Алма-Ате. Но, тем не менее, нашлись и здесь люди, к примеру, Надежда Гарифуллина в республиканской газете «Огни Алатау», Людмила Герций в молодежной газете «Ленсмена», которые публиковали мои стихи, посвященные ВВ, на день его Памяти 25 июля и на день его рожденья 25 января.

Недавно сказала своему супругу, что-то мне Володя на свой день рожденья (25 января т.г.) не приснился. Действительно, не приснился. Но когда посетовала, в ту же ночь приснился. Мы собирали с ним грибы. Что это? Жизнь после смерти? Космическая связь? Володя как будто услышал мои слова. И сразу же приснился, как явился.

До нынешнего года Высоцкий снился мне с необъяснимым, сточки зрения нормального человека, постоянством: перед 25 июля и 25 января. Будто мы пересеклись с ним в пространстве с его состоявшейся смертью и моей несостоявшейся. Странно, что первое мое стихотворение пришло в реанимации, когда я ненадолго вернулась в сознание именно в день своего рождения 23, а несчастье случилось 20, я попросила тетрадку и карандаш, и первые строки, какие я написала в этой тетрадке, были:

Что же случилось, что же? Был я и наг, и бос. Новой покрылся кожей. Встал в исполинский рост. Нет ли какого порока, я вопрошаю, светл. Я похожу на Бога, так же люблю белый свет… Благостный и неправый, Всяк его уничтожит. Словно ребенок малый, Он мне всего дороже.

До сих пор не могу объяснить эти строки, от мужского рода. Мне кололи промедол, может, от него, от наркотика, я забыла свой пол.

Умер Володя, а душа, глупышка, никак не хотела поверить, что моя любовь не состоялась. Все скорбела и скорбела, а я все писала и писала стихи.

Конь на скаку и птица влет, А человек — в расцвете лет. И если даже плавить лед, Он не увидит белый свет. На каждую песню твою Моя — из рыданий готова. Неужто напрасно молю: — Давай перемолвимся словом?

Видела такой сон. В моей квартире, где я прожила 25 лет, Володя находится у меня, собирается на концерт к чиновникам, надевает почему-то синий свитер. Я говорю: — Синий цвет не твой, надень черный, ты же всегда был в черном. Он надевает черный свитер, берет гитару в чехле. Мы спускаемся с 4-го этажа, по всей лестнице стоит милиция, кругом люди, просят автографы. Потом заходим в здание Совмина

Казахской ССР, где я работала в то время. Володя уходит куда-то, а я остаюсь его ждать. Но не дожидаюсь, а какой-то человек подает мне записку от него: «Не жди меня.» Я была очень расстроена. Наверное, было еще не время.

Мы стоим в комнате, не знаю, где, о чем-то говорим. Потом открывается большое окно, и мы вылетаем — через него. Как астральные тела или души, не знаю. Пока я еще живая. Мы летим именно, как тела, не шевелим конечностями, но рядом. А под нами — зеленые леса и поля, и реки, и озера, и такая красота необыкновенная! Я понимаю во сне, что страна под нами — РОССИЯ. Я тогда же написала стихи о РОССИИ.

* * *

Был еще сон. Я переехала в другую квартиру из той, где прожила 25 лет. И вот он, тут как тут. Снится мне, и называет ту квартиру, тот район — Орбита, где я временно проживала, и говорит, поедем туда и там встретимся. А я вижу, что он очень сильно выпивши, и что он хочет принять наркотик там, где никого нет. Так это все зримо, так взаправду: вот он — Володя, вот она — я. Я ему говорю, не могу, у меня ключа нет, это не моя квартира, а он: — Если хочешь быть со мной, достань ключ. И уходит. А я маюсь: очень хочется.

Он снился мне разным, но всегда 42-летним, каким умер. Вот это меня, честно говоря, поражает. Почему я старюсь, а ему постоянно в моих снах 42? И близок так, и целуемся, и… как будто мне тоже столько лет, как было, когда он стал мне сниться: 33 года. Иногда он бывает пьян, иногда трезв, но всегда он — ВЫСОЦКИЙ, И ВСЕГДА Я ЛЮБЛЮ ЕГО. Что это? Его жизнь продолжается в моих снах? Снится живой, ни разу мертвый, или умерший. И всегда — летом. Правда, совсем недавно, в этом году я попыталась отречься от него, и он мне приснился впервые мертвый. Но ничего не вышло из моего отречения. Недавно опять приснился живой, и сон был длинный.

Однажды, чтобы спастись от этих снов, ведь я жила не одна, а с мужем, я обратилась к экстрасенсу, женщине. Почти ничего ей особо не рассказала. Она посмотрела на меня внимательно и сказала: — Возле тебя мужчина стоит с гитарой и усмехается. Я ее спросила: — Что это значит? Она ответила: — Он умер, а душу твою с собой захватил.

Я: — Мы не знали друг друга! Она: — А зачем помнишь его, думаешь о нем? Я: — Так получилось. Она: — Человек, который умер давно, обладал очень сильной энергетикой.

И ты тоже. Похоже на то, что вы в самом деле встречаетесь с ним в твоем подсознании. Не могу сказать, как это происходит. Можешь забыть о нем? Я: — Хотела бы, но он в мозги въелся. Слишком много я слушала его песен, слишком много я читала его сборников, материалов о нем. Она: — Ничем не могу тебе помочь.

Космические связи не в моем ведоме.

А в чьем ведоме? Жизнь проходит, как песок сквозь пальцы. Слава Богу, что не зациклилась полностью на Володе, как многие его почитатели, и у меня есть своя собственная литературная жизнь, своя судьба. Он даже однажды признался, что я его превзошла по количеству написанного. — Не надо пиетета передо мной. Ты достигла многого, больше, чем я. Может, и живешь ты дольше за меня. Ну, как такое может сниться? Почему? Зачем? Кому повею печаль мою? И хочу, чтобы он мне снился, и чувствую, что в этом есть что-то мистическое, нереальное, такое не должно быть, но есть. Вообще, по жизни сны мои сбываются. Даже думаю иногда, как бы после смерти мозги свои оставить для изучения, столько в них всего намешано.

Три дня назад приснился мне опять сон. Впервые за много-много лет Володя приснился мертвым. Почему-то его тело на доске, типа плота небольшого в реке. А я его вытаскиваю на берег, вытащила, но вдруг налетела волна и унесла его на этом плоту вниз по течению. Потом оказалось, что его тело не могут найти. Я говорю: — Надо искать там, где река кончается. Наверное, это река была ЛЕТА.

Не знаю, что будет дальше с моими сновидениями, но, может, Володя уже не будет мне сниться. Слава Богу, что я не одна, со мной любимый человек, дочери, внуки. Мое собственное творчество. Трудно сказать, что было бы, если бы, кроме Володи, не было никого и ничего. С ума бы сошла, точно.

ВВ шел на концерт, я его встретила, спрашиваю: — Ведь это ты, Володя Высоцкий? — Да! — Я люблю тебя с 1980 года, я написала столько стихов тебе! Я тебя не отпущу, ты мой! Обнимаю, целую в губы. Он сначала сопротивляется, а потом сам начинает страстно целовать меня, не отрываясь. Говорит: — Ну, все, концерта не будет, пойдем куда-нибудь! Идем в обнимку, какой-то большой зал, кулисы, мы падаем на пол и продолжаем целоваться…

 

Из первого сборничка «Мой Высоцкий», 1990 г

На стихи некоторых…

Ваши слезы лицемерные претят. Не кощунствуйте над прахом светлым этим! Кто поверит вашей скорби? А хотя… Есть людишки всякие на свете. Да, он был ПОЭТ. И беззащитен… Перед подлостью и вашей одинок. Оправдания не ждите, не ищите! Дух его витает между строк. Дух его отмщения не просит. Он о друге жаждал горячо. Если ваша рать меня не скосит, Прислоню к его плечу плечо.

Наивное, но искреннее стихотворение, написанное давным-давно, вошедшее лишь в первый сборник, 1990 года.