— Гнёзда с огурцами. — Огород из будущего. — Кто украл говядину? — А ещё их приходилось кормить. — Хиллари и масоны. — Куриные войны. — Порча кармы кукурузой. — «Грибам отказать!».

С Бангкоком мы оба успели хорошо ознакомиться за предыдущие три посещения Таиланда. И всегда старались остановиться в этом шумном колоритном городе хотя бы на несколько дней. За пару лет, что мы здесь не были, пробки на дорогах только ухудшились. Автобус от аэропорта до улицы Каосан, Мекки пресловутых бэкпекеров со всего мира, тащился около трёх часов. К тому моменту, как мы из него вылезли, сил оставалось лишь на то, чтобы пройти до ближайшего хостела, в которой нас, впрочем, отказались заселить по причине раннего времени. Наверное, и пара давно немытых путешественников, мысленно прозванных мной «чумазиками», в этот момент обреталась где-то неподалёку. Ведь все дороги в Бангкоке ведут на Каосан, просто большинство добирается с комфортом на такси, а не в пыльном городском автобусе.

Шедевр тайской коммутации.

Выпив крепчайшего кофе со льдом из автомата в супермаркете сети 7/11, мы дошли до соседней улицы Рамбуттри. Я вспоминала, как приехала в Бангкок впервые, и каким светлым и радостным казалось всё вокруг. Тайский суп том ям, съеденный в уличной забегаловке, был безумно вкусным, хоть и жгучим. Теперь всё было иначе. Возможно, сказывался опыт путешествий, так как было, с чем сравнивать. Может быть отсутствие алкоголя в крови тоже как-то влияло на восприятие, а может быть дело было в том, что мы провели в дороге почти сутки без сна, но каким же гнусным туристическим конгломератом казалось теперь это место! А с другой стороны, разве что-то изменилось? Русские надписи в витринах сменились корейскими и китайскими, а пресный том ям в той же забегаловке стоил в три раза дороже — вот и вся разница. И варили его теперь не из свежего галангала, каффир-лайма и лемонграсса, а из пакетика с готовым набором специй, добытым из упаковки с быстрорастворимой лапшой.

Переселившись на следующий день подальше от шума баров и клубов на Каосан, мы стали потихоньку исследовать Бангкок. Единственный способ перемещаться по нему без пробок был по реке Чао Прайя посредством речных трамваев. Это было не только дёшево, но и очень увлекательно. Правда, приходилось соблюдать осторожность, чтобы случайная волна не обдала с ног до головы зловонной водой из речки. Но несмотря на вечный транспортный коллапс, я всё равно любила Бангкок, хоть и изменившийся с годами. С утра и почти до вечера мы бродили по китайскому кварталу в поисках гитары, резиновых закрытых тапочек, сыра и прочих необходимых вещей. Сложно представить себе что-то более хаотичное, чем тайские и китайские рынки. Искусственные вагины продавались рядом с детскими вещами и бензопилами, а на прилавках с продуктами лежали ласточкины гнёзда вперемешку с морскими огурцами. Я купила крючок для вязания, но пряжу сумела найти только на следующий день. А ещё через пару дней мы вылетели на север страны в город Чианг Май.

За два года, что мы здесь не были, Чианг Май стал даже более туристическим, чем был. Несмотря на общий тайский антураж, теперь это вполне европейский и комфортный для жизни экспатов и многочисленных туристов городок. Чтобы найти местную еду за небольшие деньги, нужно было изрядно постараться. Мы приехали на север, чтобы поучаствовать в одном интересном волонтёрском проекте. Приезжий немец по имени Марко и его приятель Оливер строили в одной из деревень странные куполообразные дома, которые в будущем должны были стать то ли гостиницей, то ли центром медитации и йоги. Круглые строения напоминали женские груди, если смотреть сверху, и назывались загадочно — «Mothership». Помимо стройки, ребята также работали в хостеле «Kikie’s House», названным так в честь тайки, им заправляющей. Кики была немолодой суровой женщиной и по совместительству дамой сердца Марко. Ну а Оливер в то время уехал в Германию, и мы его попросту не застали.

В Чианг Мае храмы и ступы буквально на каждом шагу.

Когда мы пришли в «Дом Кики», оказалось, что требуется подождать пару дней, пока соберутся остальные волонтёры. А их было немало: мы, американец Джон, француз Адриан и двое его приятелей, которые уже закончили свою работу на проекте Марко и планировали заехать на всего на день, чтобы устроить вечеринку. Пока ждали приезда этих остальных, мы были вынуждены жить в хостеле, постояльцы которого отличались склонностью к вечерним попойкам. Из-за этого спать было проблематично, но так как жилье предоставлялось бесплатно, а работать не требовалось, жаловаться было бы грешно. Но наконец все собрались, и Марко отвёз нас на машине вместе с Джоном и Кики, а ещё собакой по кличке Су, которая всю дорогу прыгала по салону. Позже Кики забрала её в дом своих родственников, расположенный неподалёку. Французы, не поместившиеся в автомобиль, должны были добраться сами на мопедах.

Пожалуй, волонтёры, которые помогали Марко до нас, напоминали чем-то рядовых жителей хостела «Дом Кики» в том, что касалось склонности к ночным попойкам. Это напрямую влияло на общее состояние помещений и прилегающей к ним территории. Сказать, что это была свалка, значит не сказать ничего. И если с комнатой нам ещё повезло, так как раннее прибытие позволило выбрать самую чистую, то подобрать постельное белье оказалось задачей не из лёгких. Почти все простыни и наволочки оказались грязными, а те, что выглядели не использованными, имели затхлый запах. Точно так же воняла и москитная сетка, без которой обойтись было нельзя: недостроенные дома не имели дверей, а окна были затянуты дырявым полиэтиленом. Так что сетку выстирали сразу, потому что лучше спать под влажной марлей, чем быть съеденными заживо комарами.

Вымыв пол, липкий от грязи, мы выбрали два самых чистых матраса и положили их в центре комнаты. Третий, стоявший у стены, решили отнести в другое помещение, где наблюдался недостаток спальных мест. Потревоженный этими действиями чёрный небольшой скорпион выполз из своего укрытия за матрасом, и был выдворен на улицу с помощью метлы. После этой встречи полезная привычка вытряхивать обувь, перед тем как её надеть, приобрела принципиальное значение. Мало приятного быть укушенным ядовитым скорпионом, находясь в часе езды от города. К тому же на тот момент наша медицинская страховка уже не действовала из-за банкротства компании, её продавшей, но мы об этом ещё не знали.

Земля Кики, на которой предприимчивые немцы осуществляли своё странное строительство, была в холмистой местности. Поэтому проект «Mothership» располагался на четырёх ярусах, соединённых бетонной лестницей. В самом низу находились два домика, построенных в виде полусфер, к каждому из которых присоединялся такой же круглый санузел. Дверные проёмы представляли собой полукруглые арки. Их, а также внутреннюю поверхность санузлов, планировалось покрыть мозаикой силами волонтёров. В домике слева стояла циркулярная пила, а ещё там находились запасы кафельной плитки. В домике справа не было ничего, кроме мешков с цементом. На том же ярусе находилось ещё одно строение с полукруглыми стенами, но плоской крышей, а в нем — двухъярусная кровать, которую занял француз Адриан. Выше находился самый большой дом, в котором помимо просторного зала были две комнаты и душевая. Одну из комнат захватили мы, а вторую оккупировала собака по имени Сюзи, которая, в отличие от волонтёров, на проекте жила постоянно. Каждая из этих двух комнат была соединена с душевой, но двери были только в планах. Поэтому пришлось завесить все проходы затхлыми одеялами, иначе пользоваться унитазом смогли бы лишь эксгибиционисты. Имелась в доме и мини-кухня с холодильником и газовой плиткой, на которой добровольцы готовили себе еду из продуктов, привезённых Марко из города.

На самом верхнем ярусе находилось ещё два круглых домика, точно таких же, как в самом низу. В том, что слева, было пусто и очень грязно, но пивные бутылки, скособоченная кровать и позабытая зубная щётка свидетельствовали о том, что здесь когда-то жили волонтёры. В домике справа теперь располагался американец Джон, так как в санузле имелась большая ценность — функционирующий унитаз, а их было всего два на весь проект. Впрочем, из-за постоянно идущих дождей вокруг кровати образовывалась лужа, но так как самую лучшую комнату уже захватили мы, выбор был очевиден: лучше лужа, чем собака или отсутствие поблизости унитаза.

Ещё выше располагалось подобие огорода, в котором хаотично росли незнакомые нам кусты. В будущем это буйство сорняков планировали превратить в сад, причём обязательно органический. Понятное дело, что где йога с медитациями, там и «органик», а там и до вегетарианства с его строгим братом веганством рукой подать. Но Марко, как и его друг Оливер, с садоводством были знакомы весьма поверхностно. Так что будущий органический сад всё ещё ждал волонтёров-энтузиастов. И судя по всему, будет ждать долго. Мешки с пустыми бутылками свидетельствовали о том, что большая часть бывших здесь добровольцев скорее интересовала выпивка, нежели органическое земледелие.

Стройка как образ жизни.

В первый день мы успели только выстирать москитную сетку, а также выбрать лучшие простыни и наименее затхлые подушки, приспособив свои футболки заместо наволочек. Потом приехали французы, прихватив с собой двух девушек, и стали устраивать вечеринку. Для нас, непьющих и некурящих, это событие интереса никакого не представляло. Все остальные во главе с Марко, приторговывавшим марихуаной, очень быстро пришли в неадекватное состояние. Правда, девушки из осторожности старались сохранять трезвость, но это удавалось им с большим трудом. Гуляки буйствовали до пяти утра, пока трезвенники пытались уснуть в соседней комнате, и если бы не тот факт, что большая часть тусовки на следующий день должна была уехать, мы бы уже собирали вещи. Несколько скрасило вечер мясо на решётке, которое мы поджарили сами, прогнав накуренного Марко подальше от огня. Пока он медитировал на тлеющие угли, соседская беременная собака успела стащить несколько кусков говядины.

Наутро французы с помятыми лицами сели на свои мопеды и уехали, оставив меня с Пашей, а также Джона и Адриана вчетвером. Бардак на кухне перешёл по наследству. Особенно обидно было отмывать стол, липкий от фруктов, которыми они пытались лечить похмелье с утра. Хотя в целом беспорядок не являлся следствием действий одних лишь французов и простирался гораздо дальше и шире, вплоть до будущего органического огорода. Предыдущие добровольцы, видимо, тренируясь в медитациях, оставили несколько матрасов на улице. Под проливными дождями они благополучно сгнили, и Джон оттащил их, тяжёлые, разбухшие от воды, на помойку. Основным фронтом работы для всех была мозаика, и поэтому кусочками битой плитки было завалено всё вокруг. Паша вымыл полы в большом доме, а я вымела листья снаружи и окатила лестницу водой из шланга. Адриан тоже что-то делал, хотя в основном курил вонючие сигареты и прихлёбывал пиво. Как и большинство встреченных нами за всё путешествие французов, его отличало две вещи: неспособность внятно изъясняться по-английски, а также привычка курить собеседникам прямо в лицо. Знакомство с Адрианом оказалось недолгим: через пару дней у бедняги обострилась язва желудка. Убедить его в том, что рвота с кровью это серьёзно, оказалось непросто, но Марко всё-таки сумел отвезти француза в госпиталь, где тот и остался лежать с температурой под капельницами. К язве присоединилась бактериальная инфекция. Через некоторое время Адриан отправился автостопом в Лаос. Полная неосведомлённость в вопросах медицины и здоровья оказалась третьей чертой, характерной для всех встреченных нами в французов, но об этом мы узнали только через месяц в Камбодже.

Проводив Адриана, мы остались втроём с Джоном. Марко большую часть времени проводил в Чианг Мае, работая в хостеле имени Кики. Сама Кики частенько навещала родственников неподалёку от проекта «Mothership», но к волонтёрам заходить не желала: глядя в её стальные глаза, мы понимали, что тайка в гробу видала забавы Марко и Оливера, и наверняка уже жалеет, что отдала землю под такие непотребства. Проект затянулся, требовал много денег, а пользы никакой не приносил. Конечно, волонтёры покупали марихуану у Марко, но зато мозаику клали вкривь и вкось, а ещё их приходилось кормить. Так что большую часть времени мы были предоставлены сами себе, тем более что вокруг было достаточно незаполненных мозаикой поверхностей. Конечно, многое уже было сделано или находилось на стадии завершения. Один из санузлов почти полностью выложили кусочками белой и чёрной плитки, и по кругу комнаты сменялись все фазы луны. Арки над входом в верхние домики изображали подводные сцены, а в центральном санузле большого дома на стене красовались цветастый хамелеон, человеческая голова, демонстрирующая мозг, а также грудастая женщина, восседающая в позе лотоса. Более или менее законченные изображения находились в каждом домике, и тем не менее пустого пространства пока что было больше.

Утром мы брали молотки, клещи и кафельную плитку подходящих цветов, сообща замешивали цементный раствор и спокойно работали до обеда. Художники, побывавшие на проекте, оставили контуры рисунков, которые следовало заполнять кусочками цветной плитки согласно их пометкам. Убедившись, что мозаика требует большей аккуратности, чем была присуща каждому из нас, мы постепенно оставили попытки работать на сферических поверхностях, сосредоточившись целиком и полностью на заборе. Эта бетонная конструкция номинально отделяла участок Кики от соседского, не являясь притом серьёзной преградой. Если в санузлах рисунки были сложными, и с ними до нас работали настоящие мастера, то забор был гораздо более простым и абстрактным, а потому с ним справлялся даже Джон, развитой тонкой моторикой рук не отличавшийся в силу многолетней привычки к курению марихуаны и употреблению разных наркотиков.

Укладывать мозаику сродни медитации.

Джону было тридцать восемь, и он был родом то ли из Калифорнии, то ли из Колорадо. Возраст Джона поставил нас в неловкое положение, так как выглядел он гораздо старше Паши, а сам внезапно оказался младше — после того, как кто-то из нас ляпнул, что Джон здесь самый возрастной персонаж. Ну нельзя было дать ему с его морщинистым лицом и мешками под глазами меньше пятидесяти. Джон оказался личностью крайне интересной, конечно, если допустить, что все его россказни были правдой. Раньше он занимался продажей кокаина, за что отсидел в тюрьме. Когда-то Джон употреблял и героин, но бросил. Осталась лишь стойкая привычка к курению травы. В Калифорнии Джон периодически подрабатывал на ферме, специализирующейся на выращивании марихуаны. Эдакое агро-волонтёрство, только за деньги и для нелегалов. Срезать созревшие шишки нанимаются люди из Мексики, Бразилии и даже Европы. Каждый работник всегда полностью собран на случай облавы и готов молниеносно скрыться в ближайших кустах.

Несколько лет назад Джон упал с утёса по неосторожности и сломал ногу в нескольких местах. Страховка покрыла только часть медицинских расходов, хотя и это уже было кое-что при стоимости каждой операции более ста тысяч долларов. Три такие операции — и Джон смог ходить, хоть и хромая, но остался весь в долгах. Болеть в Америке обходится недёшево, да и преступникам приходится расплачиваться за свои дела в буквальном смысле. Пойманный на кокаине, Джон был вынужден регулярно являться на проверки и платить за анализы из своего собственного кармана. Ещё он верил, что на президентских выборах в США победит Хиллари Клинтон, потому что ей это обещали масоны. Это и многое другое рассказывал о себе сам Джон, в отсутствие Адриана вынужденный общаться с такими некурящими занудами, как мы. А правда это или вымысел — не знает никто. На проект «Mothership» Джон приехал ненадолго, ожидая ответ из цирковой школы в Пае, куда планировал наняться. В свободное время он развлекался вращением в воздухе палки, подожжённой с двух концов, с помощью двух других палок, называя это занятие «жонглированием огнём». Горящая палка то и дело падала на землю, но духом Джон не падал и продолжал свои попытки, замотав лицо шарфом, чтобы случайно не сжечь усы и брови.

Хорхе фотографирует пугало в дождливый день.

Как-то раз на огонёк зашёл сосед-таец с бутылкой самогона. Изрядно поддав, он сначала долго рассказывал про своих бывших дам из разных стран, а потом выболтал всё, что мог, про профессию погонщика слонов. Всего пару лет назад в округе было модно кататься на слонах, но сейчас тренд поменялся, и люди протестуют против жестокого обращения с животными. Если раньше фотографии счастливых туристов верхом на слоне рекламировали слоновьи питомники везде и всюду, то теперь наоборот: «Никакого катания!». Хотя слоны как раз не особо страдают от этого, если они не старые и не возят толпу людей целыми днями. Даже наоборот, животным надо регулярно упражняться, чтобы быть здоровыми. Но тут всё нацелено на зарабатывание денег, и проблемы слонов никого не волнуют. Если туристы хотят кататься, значит будут катать. Если не хотят, значит будут просто стоять. Для ублажения особо сознательных туристов ещё придумали такой аттракцион: берут слонов и уводят в джунгли напоказ, якобы отпускают на волю. А на самом деле там приковывают к ближайшей пальме и потом, как туристы разойдутся, обратно приводят. И по сути правильно делают, ведь если слон будет гулять на свободе, его ждёт незавидная судьба — смерть под колёсами автобуса, в электрических проводах, либо от рук фермеров — те накормят отравленной едой за порчу посевов. Но туристы этого всего не знают и радуются: «Вот, мол, какие мы молодцы! Благодаря нам слонов не бьют и не заставляют возить туристов!». Но на самом деле их ещё как лупят, когда никто не видит, потому что слон — животное своенравное, и иначе его не приручить. Да и катание никто не упразднял. Короче говоря, бизнес есть бизнес. Тайцам хочется кушать, да и слонов надо чем-то кормить. Ведь один слон в день съедает до ста пятидесяти килограммов разных продуктов в день, а это целая куча еды. И в отличие от тайцев, слон не будет сыт одним варёным рисом с перцем.

Первые дни прошли в безуспешных попытках наладить быт и режим сна. И если с вынужденной необходимостью спать не в самом чистом помещении на потрёпанном постельном белье мы быстро смирились, то источнику постоянного шума была объявлена война. Таковым являлись соседские куры — наглые, уверенные в себе создания, большую часть светового дня досаждавшие нам своими попытками забраться в дом и истошными воплями. Петухи, будучи естественными противниками всяческих медитаций, начинали ежедневную осаду проекта «Mothership» около шести утра. Свободно расхаживая по нашей территории, они подбирались под самые окна и голосили так громко, что спать было невозможно даже с затычками в ушах. А куры весь день топтались у нас во дворе, оставляя повсюду белые потёки помета. Свободно забегая в дом, не защищённый дверью, они пытались добраться до еды, расклёвывая овощи сквозь пакеты, а также покушались на корм в миске Сюзи. Куры ничего не боялись и, будучи выдворенными с помощью метлы, возвращались обратно с настойчивостью зомби. Мы пытались бороться с ними, как могли, но все испробованные методы оказались неэффективными.

Вычитав в интернете, что куры не любят острый перец и воду, мы разбросали повсюду стручки чили, а также держали наготове мощные водяные пистолеты, найденные в сарае. Но поливание водой ни к чему не привело, а перец оказался курам настолько по вкусу, что они сожрали его весь. Тайские птицы, как и сами тайцы, очевидно питали любовь к острой еде. Пытаться отпугнуть их с помощью чили было всё равно, что пугать ребёнка конфетами. Тогда мы нашли две палки и сколотили довольно сносное пугало, облачив его в одежду, оставленную предыдущими добровольцами. Оно выполняло свою функцию ровно полчаса, а потом куры привыкли и перестали обращать внимание, хотя нас эта скособоченная фигура напротив входа продолжала пугать каждую ночь. Пока однажды вечером не заглянул сосед-таец. Зловеще показав сначала на нас, потом на пугало, он сделал резкий жест, который мы интерпретировали как рекомендацию избавиться от данной конструкции. Марко рассказывал, что с тайцами шутки плохи, и что они могут отравить, к примеру, собаку, если им что-то не нравится. Рисковать шкурой Сюзи мы не стали и пугало устранили, впрочем, так и не разобравшись, чем оно не понравилось соседу.

Оставив попытки отвадить кур от территории, мы решили хотя бы защитить жилище и еду. Использовав большую часть своих вязальных ниток, я потратила несколько часов на плетение сети, которую потом ещё с час прилаживала на входе. Сеть, конечно, оказалась бесполезной, и её обрывки мы нашли утром возле дома. Виновницей беспорядка была собака Сюзи, а вовсе даже не куры. Тогда Паша взял ситуацию в свои руки и сделал внушительное заграждение из пластика и бамбука, полностью перекрывавшее вход. Правда, пришлось учить Сюзи пролезать в дом, отодвинув пластик сбоку, иначе ей пришлось бы спать на улице. Заграждение курам оказалось не по зубам, и мы наконец-то стали спать спокойно, не переживая за припасы и чистоту пола в доме.

Через несколько дней Марко привёз к нам в компанию ещё одного волонтёра, испанца по имени Хорхе. Он, как и мы с Пашей, был, что называется, дауншифтер. Работал себе ведущим инженером в самолётостроительной компании, потом зачем-то уволился и какое-то время провёл в тайском монастыре, а теперь вот приехал жить с нами на стройке и возиться с мозаикой. Я провела Хорхе по всей территории, чтобы молодой человек мог выбрать себе комнату по душе. Не польстившись на двухъярусную кровать Адриана, испанец предпочёл близость к работающему санузлу и соседство с Сюзи. В первую же ночь собака залезла к нему в кровать. Периодически она пыталась пробраться и к нам, с чем мы боролись с помощью очередного пластикового заграждения. Но Хорхе доставалось больше: на его ложе Сюзи покушалась с завидным постоянством.

Испанец оказался очень воспитанным юношей, и соседство с ним было только в радость. Правда, Хорхе не ел мясо, так что нам приходилось готовить его себе отдельно, но это уже были мелочи. Зато он каждое утро вставал с петухами, привыкнув к ранним подъёмам в монастыре, и мыл за всех посуду, которую просил оставлять с вечера. Это специально, чтобы было чем заняться с утра. Так, по странному совпадению, на проекте Марко одновременно оказались четыре человека, совершенно для этого места нетипичных. Во-первых, мы все были старше тридцати, в то время как большинство волонтёров только начинало отращивать усы. У нас был опыт руководящей работы, все были самостоятельными в быту и практически не употребляли алкоголь, и это тоже было необычно. И конечно, все четверо были рады, что судьба не занесла их в одно место с толпой молодых хиппи, спящих вповалку в одной комнате, накурившись и напившись пива — именно так живописали волонтёрский быт уже отработавшие своё французы, уехавшие после вечеринки.

Так мы зажили вчетвером. Вместе завтракали, работали, обедали и иногда гуляли, и конечно ужинали. Временами пекли картошку в золе и ели с маслом и солью. Правда, однажды из кирпичей, образовывавших очаг, выполз скорпион, так что Хорхе впоследствии долго тыкал в них палкой, прежде чем разжигать огонь. Поев, играли в покер на костях. Хорхе жутко не везло, и он почти всегда проигрывал. Участок забора, выложенный мозаикой, становился всё больше и больше с каждым днем. Правда, Марко периодически не приезжал в обещанное время, и бывало так, что запасы продовольствия подходили к концу. С ним вообще частенько случались разного рода задержки, и мы даже в шутку делали ставки, насколько тот опоздает и приедет ли вообще. Однажды, когда еды совсем не стало, мы устроили выходной и прогулялись до ближайшего водопада, а на обратном пути наткнулись на кукурузное поле. Джон, Паша и Хорхе сорвали каждый по кукурузине, якобы «только попробовать», а я портить карму отказалась. Чуть позже еду удалось добыть и легальным путём, в деревенском магазине. Я купила все необходимые ингредиенты для супа том ям: лемонграсс, галангал, листья каффир-лайма, перцовую пасту, грибы, лук и помидоры. Вегетарианца Хорхе удалось убедить, что без рыбного соуса ничего не выйдет, и тот сделал маленькую поблажку в своей диете. Сварив целую кастрюлю, я ухнула туда упаковку свежей рисовой лапши для сытности. Каждый с удовольствием съел на обед по тарелке, а Джон слопал целых две. Вечером снова пекли картошку, а с ней и ворованную кукурузу. Она оказалась жёсткой и совсем не вкусной, но почему-то привлекла внимание Сюзи, которой и досталась большая часть зёрен. Конечно, желудок собаки с такой нагрузкой не справился, и она чуть позже обрыгала весь пол.

Джон часто брал на себя готовку и в процессе устраивал кавардак, требующий для устранения совместных сил всех остальных. Вечерами он уединялся в своих апартаментах наверху, хотя однажды прибежал с криками и фотографиями большого чёрного скорпиона, сделанными на мобильный телефон. «Увидев его, я завизжал, как сучка!» — с воодушевлением поведал американец. Вчетвером мы поднялись к его домику, чтобы своими глазами увидеть причину паники, и каждый осторожно сфотографировал скорпиона — на память. Через пару дней Джон получил долгожданный ответ из цирковой школы в Пае и в тот же вечер уехал. На прощание я, разволновавшись, по ошибке назвала его Джорджем, но парень не растерялся: «Звали и меня и похуже».

Втроём с Хорхе тоже было неплохо. Ночью он продолжал бороться с собакой за постель, а днем сортировал кафельную плитку. Предыдущие волонтёры разбросали обломки по всей территории, но благодаря усилиям ведущего инженера наступил полный порядок. Хотя я пыталась поддеть Хорхе, что тот как самолётостроитель мог бы изобрести нам средство для борьбы с курами, но тот парировал, что занимался телекоммуникациями.

В свободное от работы с мозаикой время мы гуляли по окрестностям. Однажды даже сходили в пеший поход до большого водопада вместе с собакой Сюзи, которая всю дорогу скакала в кустах, распугивая птиц и белок. Возле бурной каменистой речки набрали целую охапку грибов, как две капли воды похожие на те, что привозил несколько дней ранее Марко. Джон тогда состряпал из них превосходный сливочный соус, и мы не отказались бы повторить его кулинарный эксперимент. Но консилиум соседей-тайцев, которым из осторожности эта находка была показана, вынес неутешительный вердикт: «Грибам отказать! Несъедобны!». Пришлось отправить их в мусорный бак и готовить сливочный соус с морковкой.

Две недели прошли как-то совсем незаметно. Хорхе засобирался уезжать, и вместе с ним решили двигаться дальше и мы. Марко отвёз всех обратно в Чианг Май. Проведя ещё одну ночь в «Доме Кики», мы решили больше не злоупотреблять немецко-тайским гостеприимством, и последние дни до вылета в Сием Рип жили в другом гостевом доме. За время, проведённое на проекте «Mothership», я выложила кусочками плитки довольно большой участок забора, закончив начатый другими добровольцами рисунок ящерицы и дерева. Надеюсь, Марко с Оливером не отдерут всё это клещами, как неумелые поделки некоторых других ребят. Кривыми кусочками плитки, испачканными раствором, были заполнены несколько вёдер, стоящие в сарае. Хотелось бы думать, что моя мозаика останется на заборе на долгие времена.