Солнце уже склонялось к закату, но тонкая как нитка линия горизонта еще дрожала в зыбкой пелене знойного марева. Олег провел рукой по заржавленной обгорелой двери грузовика. Вздувшаяся пузырями краска сползала с металла клочьями, как опаленная кожа. Машина уткнулась в пыльную дорогу разбитым капотом, повернув к небу помятые тонкие ребра с уцелевшими клочьями брезента. Левушкин припечатал грязную ладонь к несгоревшему куску борта, и на дереве цвета хаки остался блестящий от сажи аспидный отпечаток.
Олег обернулся – следы пришельцев на сгоревшей траве уже успели затянуться, и выжженная пустошь отливала вороненой гладью. Невесть откуда взявшаяся тут бабочка кружила неподалеку, как подхваченный ветром листок. Время от времени она снижалась, пытаясь найти место для посадки, но не было ничего живого здесь, в груде исковерканного заржавленного металла разбитой автоколонны.
Перевернутый УАЗ все так же лежал поперек придорожного кювета. Олег подобрал позеленевшую автоматную гильзу и присел на горячий простреленный скат запаски. Кисловатый запах пороха давно выветрился из латунного цилиндрика, но горечь металлической гари стойко висела в горячем воздухе. Легкий сухой ветер гнал вдоль пустоши пепельную поземку. По выгоревшему небу ползли удивительно схожие облака – единственное, что нарушало реальность этой иллюзии.
Незнакомца Левушкин увидел сразу – он возник прямо посреди поля и пошел навстречу, не касаясь черной травы. Лейтенант открыл консоль, чтобы определить имя и адрес незнакомца. Но из этого ничего не вышло – пришелец не имел ни того, ни другого.
- Вы меня искали?- спросил Олег.
- Да,- ответил незнакомец,- и уже давно.
Левушкин пристально всмотрелся в призрачную фигуру.
- Как вы попали в закрытую зону? Кто вы?
- «Если социум устроен дерьмово – ему нужны дворники»,- процитировал пришелец.
Олег отбросил гильзу в черную пыль и поднялся:
- Звягинцев?! Где ты?
- Вопрос несколько неточный, если учесть мое настоящее состояние,- ответил Звягинцев.- Следовало спросить – «что ты?».
- Что значит эта загадка?
- Она значит, что в данный момент я – волна. Собственно, все мы в той или иной степени – модулированная волна. Особенно, здесь. И только я – волна в степени абсолюта.
- Не валяй дурака, Звягинцев.
- Никаких шуток. За неимением подходящего термина – субэлементарная плазма. Квазинейтральная субадронная субстанция. Неприкаянная душа, если тебе так удобнее.
- Субадронная? Ты сошел с ума.
Звягинцев улыбнулся:
- Это было бы немудрено – сойти с ума, увидев то, что лежит за гранью понимания и за гранью обитаемых миров. Но со временем перестаешь удивляться всему. Я дошел до внешнего предела и вернулся. И знаешь, почему? Устал от одиночества. Я думал, что давно свыкся с ним, что одиночество стало частью меня. Но одно дело – быть одиноким в мире людей, и совсем другое – в масштабе метагалактики. Я был у края вселенной, Левушкин. Там, где исчезает материя и любая энергия. Я был там, у последней грани, но так и не узнал – что за ней. Абсолютное небытие или новая форма бытия. Я почувствовал мой мир, почувствовал, как мне его не хватало. Он тянул меня, как магнит, он звал меня – и вот я здесь.
Левушкин вновь опустился на пробитый скат:
- Красивая шутка. Я мог в нее поверить, если бы не слышал об Эйнштейне. Никто пока не отменил предельную скорость перемещения энергии.
- Я – абсолютная энергия. Я – мысль. Лого, которое было в начале начал. Оно изначально вездесуще.
Олег покачал головой:
- Ты возомнил себя творцом всего сущего? Ты – кто бы ты ни был?
- Каждый из нас – творец. Потому что каждый из нас – повторенная вселенная.
- По образу и подобию, и так далее?
- Каждая из наших субэлементарных частиц имеет пару – во всех закоулках пространства. Это и есть закон подобия. Одна половина нас распылена во вселенной, а другая – здесь. Мы едины и вездесущи. Как то, что создало нас.
- Ты несешь какую-то несусветную ересь. Нечеловеческую.
- В некотором смысле я и не человек. Во всяком случае, совсем не то, чем являлся когда-то Антон Звягинцев.
Бабочка снова пролетела мимо, разыскивая свой цветок на сожженной пустоши по раз и навсегда заданному алгоритму.
- Кто бы ты ни был – я тебе не верю,- сказал Олег.
Пришелец приподнялся в воздухе, опустился на соседний скат и снова процитировал:
- «За спиной застыла будто
Тень без тела и лица –
То ли черта, то ли Брута,
То ли Гамлета отца…»
Левушкин был вынужден сделать небольшую паузу. Догадка казалась ему слишком невероятной.
- Это ты стоял у меня за спиной все дни? Это в самом деле ты?
- Наконец-то сообразил.
- Сукин сын! Ты чуть меня с ума не свел.
- Извини. У меня не было выбора. Мы должны были встретиться.
- Так чего же ты хочешь?
Призрак подобрал колени, усевшись поестественней.
- Хочу, чтобы ты уничтожил данные о генераторе дисперс-поля.
Левушкин встал и посмотрел на собеседника очень пристально.
- Они уничтожены.
- Нет. Ты обманул меня. Зачем? Я вижу, что ты не собираешься их использовать. Но зачем ты их сохранил?
Олег открыл консоль и включил каркасный режим. Выжженная равнина пропала, уступив место черной пустоте, затянутой в зеленоватую схематичную сетку рельефа. Додекаэдр солнца медленно сползал к ломаной кривой горизонта. Под сеткой карты никого не было.
- Нас никто не слышит,- сказал призрак.- Я за этим слежу.
Он один не слишком изменился, так и оставшись светящимся силуэтом. Левушкин еще раз просмотрел пустоту под картой и вернул привычное изображение – в мире зеленых линий было не слишком уютно.
- Зачем? Да просто не рискнул уничтожить. Это не мое личное достояние. Оно принадлежит человечеству.
- Оно означает конец для человечества.
- Но ведь ты существуешь?
- Существую, но не живу. Мы все – частица целого. Не станет целого – исчезнем и мы. Разлетимся в пустоте космической пылью. Растратим себя и перестанем быть,- Звягинцев протянул руку, и бабочка приземлилась на его раскрытую ладонь.- У человека должно быть место, куда можно вернуться. Или он будет существовать бессмысленно, как это насекомое.
- Разве не ты видел смысл бытия в познании мира?- спросил Олег.
- Мы познаем этот мир в той же степени, в какой мир познает нас. Мы – всего лишь инструмент познания, зеркало вселенной. Она создала нас, чтобы познать себя. И предела познанию нет. Но есть предел осознания. Человечество еще не готово принять новую форму. Посмотри вокруг. Миры людей бесконечно малы. Работа-диван-телевизор. Тряпки-деньги-футбол. Мирки. Мирочки. В них нет места для вселенной. Человечество не готово принять абсолютное знание, как младенец не может осознать, что Земля – круглая.
Левушкин поддал носком ботинка камешек, тот покатился по выжженной земле, оставляя в толще пепла едва заметный тонкий след, пока не остановился, исчезнув под облачком белесой пыли.
- Не слишком ли ты замахнулся, решая судьбу человечества, друг мой? Пусть оно разберется само. Пусть каждый решает сам.
Звягинцев пожал плечами:
- Времени у тебя мало. Впрочем… Хорошо. Начни с себя. Реши, готов ли ты оставить все. Променять на вечную пустоту и вечную жажду. Жажду, которую нельзя утолить, сколько ни пей. Откажись от мира. Но для начала попробуй отказаться от нее.
- От кого?
На консоли Олега зажегся значок вызова.
- Я найду тебя позже,- сказал Звягинцев.- Решай.
Светящийся силуэт погас без привычного мерцания. Левушкин ткнул клавишу приема.
- Ты где?- спросила Полина.
***
Андрей потряс ветку сильнее. Синие банты упали незваной гостье на лицо. Она откинула их резким движением головы и сердито сказала:
- Перестань, а то как надаю по шее!
Андрей рассмеялся:
- Смотри, как бы тебе самой не надавали! Слезай с нашего дерева!
- Ты его не купил!- огрызнулась девчонка.- Оно вообще возле нашего палисадника!
- Оставь ты ее,- сказал Олег.- Чего с ней связываться? Она же девчонка!
- А чего она на наше дерево забралась?
- Хотела – и забралась!
- Чего тебе надо?- прищурился Андрей, опершись на тальниковый лук.- Ходишь за нами везде, как хвостик. Я же вижу. Иди с девчонками в куклы играть.
- Сам иди в куклы играть!- сказала гостья.- Тоже мне, Робин Гуд взялся!
- Пошли отсюда,- повторил Олег.- Мало деревьев, что ли?
Андрей забросил оружие за спину и снова затряс ветку:
- А ей что, мало?
Девчонка вцепилась в кору обеими руками, в траву посыпался высохший липовый цвет и листья. В довершение сверху шлепнулось что-то потяжелее.
- Кукла!- засмеялся Андрей.
- Сам ты кукла!- разозлилась девчонка.
- Перестань,- снова сказал Олег.- Идем на речку. Ванька ждет.
Андрей поднял из травы упавшую рогатку.
- Не трогай,- предупредила нахалка, свесив из густой листвы черные косички, перехваченные синими бантами.
- Очень страшно.
Андрей продолжал рассматривать рогатку, разматывая резину. Девчонка зажала свои банты зубами, чтобы не зацепились, и мигом оказалась на земле:
- Отдай.
- Отдай,- сказал Олег,- зачем она тебе?
- Отдам, если она за нами ходить перестанет.
- Хочу – и хожу. А что, нельзя?
- Влюбилась, что ли?- Андрей насмешливо подбросил пальцем ее бант.- Влюбилась! Влюбилась!
- Дурак!- вспыхнула девчонка и перехватила его руку.
Андрей повернулся, выставив ногу, и противница, споткнувшись, шлепнулась на землю. Олег схватил приятеля за ворот:
- Перестань! Она же девчонка!
- Она первая начала! Сама виновата!
- Я тебе больше ни одного приема не покажу,- пригрозил Олег,- если будешь с девчонками драться.
- А чего она…
Гостья, размазывая непрошенные слезы по грязной щеке, поднялась на ноги. Олег сорвал подорожник и протянул ей:
- Вон, локоть расцарапала – приложи.
- Отстань!- огрызнулась гостья.- Все равно его побью! Вырасту – и побью!
- Вот глупая!- рассмеялся Андрей.- Я же тоже вырасту. Возьми свою рогатку, не плачь.
Девчонка вырвала оружие из его руки и процедила сквозь зубы:
- Все равно побью. Вот увидишь.
Олег снова взял приятеля за шиворот и развернул к тропинке:
- Оставь ее. Пошли на речку.
- А ты за нами не ходи!- приказал Андрей, полуобернувшись.
- Мне тебя тащить, что ли? Ванька ждет.
- Он что, опять сбежал?
- Детдом – не кафе-мороженое. Я бы тоже сбежал.
- Опять поймают.
- А он опять убежит,- усмехнулся Олег.- На этот раз он в Африку собрался.
- Куда?!
- В Африку, бегемотов смотреть.
Андрей прыснул в кулак. Мимо его уха со свистом пронеслась пущенная из рогатки гайка. Надетая на штакетину трехлитровая банка звякнула, разлетевшись вдребезги.
- Да что же это!- воскликнули в палисаднике.- Сущее наказание, а не девчонка! Полина! Немедленно домой!
Девчонка показала язык и скрылась за калиткой.
- Психованная,- заключил Андрей.
Олег рассмеялся:
- А ведь и правда – побьет. Как пить дать.
Он тряхнул приятеля за плечо.
- Ну, чего?
- Чаю будешь?
- Чего?
- Чаю, говорю, будешь? Ганя!
Ганимед открыл глаза, сощурившись от яркого света, и сел на кухонном диванчике.
- Ты чего все время спишь и спишь?- спросил Игорь.
- Сны смотрю,- ответил Ганимед.- Интересно, как в кино.
- Есть хочешь?
- Да. Я еще не восстановился – у меня повышенное энергопотребление. То есть, потребность в пище.
- У людей это называется – чувство голода. Есть охота.
- Да. Охота.
Игорь принялся выставлять из холодильника на столик недоуничтоженные припасы, принесенные Майкой, когда в проеме кухонной двери показался Штольц.
- Не надо бояться,- сказал он, показав открытые ладони.
- Я и не боюсь,- ответил Игорь.
Йозеф смущенно развел руками:
- Я вас очень пугал сегодня. Извините. Капитан мне все объяснил.
- Ерунда.
- Я не вправе обсуждать поступки людей,- ответил Ганимед.
Штольц покачал головой:
- Капитан сказал, кто вы. Это есть так невероятно…
- Чаю будете?- спросил Игорь.
- Да, спасибо. Немного. Столько лет живу здесь, но никак не привыкну – очень большие кружки, очень много пить.
- Сибирские традиции.
- Да.
Игорь отыскал в столе чашку поменьше и налил кипятку. Йозеф присел с краю кухонного диванчика, добавил заварки и осторожно помешал, стараясь не звякнуть ложкой.
- Я не есть злой человек ist von Natur,- сказал он.
Игорь кивнул:
- Я знаю. Я о вас очень много знаю.
- Откуда?
Пошарив рукой в столе, Игорь извлек на свет журнал «Кибермир». На постере во весь разворот красовалась фотография Йозефа в полный рост в черной СЛОМовской униформе с дезинтегратором наперевес.
- О вас часто пишут. Я даже хотел автограф попросить, но… не успел.
Штольц улыбнулся, вытащил авторучку и крупным угловатым почерком вывел под снимком: «Was sein soll, schickt sich wohl». Stoltz, Josef».
- Это старая немецкая поговорка,- сказал он.
- А как это будет по-русски?
- Случается то, что должно случиться,- перевел Ганимед.- А русский эквивалент – чему быть, того не миновать.
- Ja,- кивнул Йозеф.- Так.
В дверь позвонили.
- Продолжение вчерашнего,- усмехнулся Игорь.- Может, это Полина?
- Йозеф! Посмотри, кто, если не трудно!- крикнул из другой комнаты Репьев.- Я говорю по телефону!
Штольц поднялся.
- Надо сначала посмотреть в монитор глазка,- напомнил Игорь,- потом – на сканер.
Йозеф похлопал его по плечу:
- Я получил все инструкции. Не надо беспокоиться.
Он прошел в прихожую. Раскрытый контроллер лежал на обувной полке. На мониторе краснело единственное пятнышко: гость был один. Штольц включил видеоглазок. На экранчике появилось миловидное женское личико в обрамлении копны не слишком аккуратно уложенных волос цвета ржаной соломы. Йозеф рывком распахнул дверь. Щетинистое лицо его побелело, как жнивье в первоснежье.
- Марта…- обронил он растерянно.
- Вообще-то, Марина,- представилась соседка, зябко кутаясь в свой обычный тонкий розовый халатик.- А… я это… Олег Владимирович дома?
- Nein… То есть…
- Он занят!- крикнул Игорь из кухни.- Бороздит просторы гипносети по служебным делам! Чего тебе? Опять соли?
- Да нет. У меня кран потек. А сантехник сказал – «если не заливает, завтра приду». Я подумала, может, Олег Владимирович…
Из комнаты, прикрывая ладонью трубку, выглянул Репьев:
- Какого черта? У меня прокуратура на проводе.
- Кран у меня потек,- пояснила Маринка,- а сантехник…
- Я могу делать кран,- сказал Йозеф.
Иван посмотрел на него крайне озадаченно и кивнул:
- Делай, раз можешь,- скрывшись в комнате, он продолжил прерванный телефонный диалог.- Да, надеюсь, что завтра я выкрою для вас полчаса… Нет, пока сказать не могу… Обращайтесь по инстанции…
- А чай?- спросил Игорь.- Он же не поел совсем!
Маринка просияла:
- У меня пирог в духовке. Рыбный. Вы любите рыбный пирог?
- Ja,- кивнул Йозеф,- очень. Очень давно не ел. Но надо… как это… ключ. Разные ключи.
- Все есть,- сказала Маринка.- Там, под ванной. Я девушка одинокая, все сама, сама… Кручу, а он течет и течет.
Йозеф обернулся и задумчиво сказал:
- Was sein soll, schickt sich wohl. Так.
***
- Не думал, что ты бываешь в гипносети,- заметил Олег.
Полина поднялась навстречу со скамейки:
- Где можно еще найти такую тишину? Хоть на полчаса… Я здесь часто гуляю, если нет ни сил, ни времени на настоящие лыжи. Ермаков на тренировках просто зверствует. Иногда еле-еле до кровати доползаю.
Вид с вершины открывался изумительный – с одной стороны алел холодный февральский закат, с другой – висела полная луна. Даль казалась необычайно прозрачной и светлой, как бывает только в горах. У подножия склона светились огни маленького уютного Швейцарского городка.
- Хорошо тут,- сказал Олег.- Романтично.
- Погуляем?- спросила Полина.
- Я не слишком хорошо стою на горных лыжах.
- Здесь есть фуникулер. Идем, прокачу.
Они спустились к миниатюрной, почти игрушечной станции, и сели на холодные шершавые сиденья в застекленном красном вагончике.
- Хорошо, что здесь нельзя замерзнуть по-настоящему.
- Да.
Минуту они сидели молча, ожидая, когда фуникулер тронется.
- Какое странное свидание,- улыбнулась Полина,- сидим и молчим. Глупо как-то.
- В самом деле. Сто лет не был на свидании. Отвык.
- О чем ты сейчас думаешь?
- Что?
- Так… Почитай что-нибудь. Сто лет не слышала, как ты читаешь.
- А что почитать?
- А что на душе – то и читай.
Вагончик покачнулся и плавно покатился вниз, постукивая колесами на стыках рельсов. Левушкин прочитал тихо, глядя в темнеющее небо:
- Как метеор сгорает разом
В своем стремлении к земле –
Короткой вспышкой
В черной мгле
Сгорает
Воспаленный разум
В своей попытке бесполезной
Постигнуть замысел Творца.
Одна нога уже над бездной,
А все вопросам нет конца.
Душа –
Клубок противоречий.
Как разорвать его посметь?
Судьба сильней,
Но ты перечь ей –
Смиренье означает смерть.
Как метеор летит сквозь пекло,
Короткой жизни не ценя,
Не зная,
Выйдет из огня
Или падет пригоршней пепла –
Так я
Наперекор судьбе,
Наперекор горячей смерти –
В ее безумной круговерти
Горю
В стремлении
К тебе…
Дальше они ехали молча, глядя на проплывающий в окнах снежный склон, пока вагончик не замер на самой нижней станции. Олег украдкой посмотрел на часы.
- Я ужасно скучный собеседник,- сказал он.- Я не умею развлекать молодых красивых девушек.
- Самый скучный собеседник – зеркальное отражение,- ответила Полина.- Даже если оно молчит – всегда знаешь, о чем.
- В самом деле?
Полина хитро улыбнулась:
- Покатай меня. Теперь твоя очередь.
- Хорошо. Как ты относишься к тяжелой бронетехнике? Танк, БТР?
- Вертолет.
- Нет, это не ко мне.
- Ты никогда не летал? И как ты управляешься с пегасом?
- С пегасом – лажу, а с вертолетом – нет. Слишком уж хитрый агрегат. Но с «кукурузником», пожалуй, справлюсь. Идем.
Они вышли со станции к шоссе, ведущему с перевала. До спуска оставалось двести метров прямой бетонной полосы с небольшим уклоном. Олег немного поколдовал над кнопками консоли.
- Я выпотрошил Ванькины запасы кодов. Надеюсь, его спецтехника без подвохов. Вот это вполне подойдет.
Полина провела рукой по элерону новенького Як-52:
- Красивая машина. Научишь управлять?
Левушкин помог ей взобраться на крыло:
- Садись вперед.
Подогнав ремни ее парашюта, Олег закрыл фонарь, влез в кабину инструктора, пристегнулся и надел шлем.
- Боишься?
- Немножко.
- Подвигай рукоятку и педали. Убедись, что рули высоты и элероны работают нормально.
Педали под его ногами дрогнули, ручка управления качнулась туда-сюда. Олег прикрыл заслонки радиатора.
- Кажется, все в порядке,- доложила Полина,- Что теперь?
- Нажми рычаг тормоза на рукоятке и запусти двигатель. Кнопка пуска на панели слева.
Мотор зачихал, раскручивая пропеллер в серебристый диск.
- Поставь рукоятку в нейтральное положение, плавно прибавь газ до упора, дождись, когда двигатель наберет обороты и отпускай тормоз.
Самолет задрожал от нетерпения, как спринтер на старте.
- Страшно!..
- Отпускай!- приказал Олег.
Машина дернулась и начала разгон. Под крыльями замелькали полосатые придорожные столбики.
- Нас несет вправо!- крикнула Полина.- Сейчас упадем в кювет!
- Чуть нажми на левую педаль!
Самолет выровнялся, стрелка указателя скорости приблизилась к отметке 120. Впереди на дороге сверкнули фары автомобиля, вползающего на вершину перевала.
- Там какая-то машина!
- Плавно возьми рукоятку на себя. Давай.
РУС качнулась, и переднее колесо оторвалось от земли. Автомобиль мигнул фарами, засигналил и резко затормозил.
- Мы врежемся!
- Без паники. Отрывайся. Только не резко, иначе свалимся. Рукоятку на себя… Плавней…
Самолет, едва не чиркнув колесами по крыше отчаянно гудящей машины, взмыл в розовые альпийские сумерки, оставляя перевал позади. Горы расступились, дорога скользнула вниз, и земля вмиг оказалась так далеко, что у пилотов захватило дух. Позади догорал закат, а прямо по курсу висел огромный белый диск луны.
- Лети-и-им!- крикнула Полина.- Мы лети-им!
Олег убрал шасси, чуть приоткрыл заслонки радиатора и убавил газ.
- Ну что, стандартная «коробочка» и посадка?
- Нет, я хочу выше.
- Здесь и так две с половиной тысячи.
- Еще выше!
Олег подтянул триммер руля высоты, взял рукоятку на себя и выжал левую педаль. Самолет послушно принялся ввинчиваться в темнеющее небо по большой спирали. Парашют в чашке сиденья стал вдвое жестче. Плексиглас фонаря кабины отсвечивал то ярко-розовым, то серебристым.
- Три с половиной!
- Выше!
Розовое-серебристое-розовое-серебристое. В зените потемнело, и над самолетом вспыхнула искристая россыпь млечного пути.
- Четыре тысячи!
Полина открыла фонарь.
- Поиграем?
- Что ты делаешь? Не шали.
- Догони!
- Стой!
Олег рывком выровнял машину, чтобы Полину не зацепило хвостовым оперением. Темное пятно мелькнуло над левым крылом и скрылось. Левушкин чертыхнулся и резко качнул рукоятку влево, перевернув машину полубочкой. Черный силуэт над его головой, раскинув конечности, стремительно уходил к земле. Олег убрал газ, потянул РУС на себя и бросил самолет в обратную петлю. Ремни врезались в плечи. Отрицательная перегрузка нарастала – в ушах зашумело, перед глазами поплыли красные круги. Маленькая стрелка альтиметра стремглав летела против часовой, отсчитывая потерянную высоту. Потом на секунду в кабине наступила невесомость. Теперь ручку на себя – до отказа. В глазах потемнело, и выравнивать горизонт пришлось почти на ощупь. Медлить было некогда. Открыв фонарь, Олег снова перевернул машину, подтянул колени и открыл защелку ремней.
Рев мотора рванулся назад и пропал, в ушах засвистел ветер. Полина, все так же раскинув руки, летела метрах в двадцати ниже – черный крест на фоне синего сумеречного снега. Олег свел ноги, как ныряльщик, и рыбкой скользнул следом. Их руки встретились на высоте две тысячи сто, где до скал оставалось совсем ничего.
- Раскрывайся!- крикнул Олег.
Полина отрицательно мотнула головой.
- Раскрывайся!
Олег попытался дотянуться до ее кольца, но Полина перехватила его руку и больше не отпустила.
- Зачем?
Полина попыталась улыбнуться, но ветер сорвал улыбку с ее лица и швырнул вверх. Земля рванулась навстречу и проглотила их разом, во мгновение расшвыряв по реальности на расстояние в несколько километров.
Олег бросил шлем в кресло и с минуту сидел, разглядывая незамысловатый узор линолеума под ногами.
- Черт возьми!- ругнулся он, наконец, и прошел в кухню.
- Чаю будете, Олег Владимирович?- спросил Ганимед.
- А где Штольц?
Игорь проглотил недожеванный кусок бутерброда и ответил:
- Обозвал Маринку Мартой и ушел чинить кран.
- А-а…
- Слушай, а почему Марта?
Олег почесал щетину на подбородке и рассеянно сказал:
- Шлезингер. Марта.
- А кто это?
- Немецкая биатлонистка,- пояснил Ганимед,- вот статья в мартовском номере. Она умерла три года назад.
Он положил на стол пыльную подшивку «Спортивного обозрения».
- Когда ты успел все это прочитать?!- удивился Игорь.
- Это несложно, я научу.
- Не очень-то и похожа.
- Вот здесь.
- Ну, здесь – пожалуй…
Олег открыл холодильник и достал бутылку, в которой оставалось грамм двести водки. Он вылил все в кружку, выпил залпом и зажевал коркой «бородинского». Игорь открыл рот:
- Фигасе…
- Кто разбудит это тело до семи утра – пусть пеняет на себя,- предупредил Олег и вышел из кухни.
***
Крыса, не задумываясь, безошибочно выбрала среднюю дверь. Она сходу оттолкнулась от барьера, пересекла в полете фотоэлемент, и створки мгновенно распахнулись. Последний тест был цветовым. Зверек, не задумываясь, повторил комбинацию вспышек синей и зеленой лампочек, после чего полез в кормушку за угощением. Однако шарики в автоподатчике закончились давным-давно, крыса напрасно жала лапкой сенсор и принюхивалась к стеклянной трубке кормопровода с надписью «Прототип-1»
- Развлекаетесь?- сухо поинтересовался доктор Перовский, выйдя из лифта.
- Она чертовски умна для крысы,- ответил Фаер,- схватывает налету.
- Обучение идет гораздо быстрее, если прототип вовремя поощрять.
Перовский вынул из шкафчика пакет с кормом, зачерпнул пригоршню шариков и заправил кормоподатчик. Крыса, наконец, получила заслуженную награду и принялась уплетать лакомство.
- Как вы освоили загрузку имплантанта интеллекта?- спросил физиолог.
Фаер показал на раскрытый журнал испытаний.
- Я не совсем идиот. Там, на первой странице, схема крепления электродов. Любопытная штука. Я прикинул – искусственный интеллект обучается примерно в семь раз быстрее обычной крысы.
- В семь и тридцать две сотых, если быть точным. В нашем деле сотые доли очень много значат. Ничуть не меньше, чем в спорте. Ну вот, теперь придется и забойную камеру заправлять.
- Какую?
- Забойную. Подопытных животных после эксперимента забивают.
- Зачем?
- Для чистоты опытов. Животное следует брать из чистой колонии.
Перовский взял крысу и посадил ее в герметичный бокс. Потом извлек из ящика кассету с ампулами хлороформа и зарядил ее в приемник.
- Я хотел оставить ее себе,- сказал Фаер.- Скучно сидеть тут одному все время.
- Работы с первым прототипом прекращены. Несанкционированный вынос образца за пределы лаборатории запрещен категорически. Возьмите обычную крысу из вивария. Но имейте в виду: если она вам надоест – ее тоже придется забить. Таковы правила.
- Жалко.
- Мы здесь, любезный мой, занимаемся наукой, а не разводим сантименты.
Перовский нажал кнопку. Одна из ампул в кассете чуть слышно хрустнула. Крыса за стеклом было заметалась, отыскивая выход, но быстро потеряла сознание. Хвост ее еще подрагивал некоторое время, но вскоре все было кончено. Загудел вентилятор вытяжки. Физиолог достал мертвое животное и хладнокровно бросил его в утилизатор.
- А меня вы тоже так?- сухо спросил Фаер.
- Не говорите глупости.
- Отчего же – глупости? Я смотрю, что у вас так принято.
- Только по отношению к низшим прототипам.
- А высшие прототипы у вас в подземелье гниют?
Физиолог убрал очки на лоб и обернулся:
- Что за чушь вы несете?
Фаер стряхнул ворсинки белой шерсти со своих жестких пальцев киборга и промолчал.
- Договаривайте, любезный,- потребовал Перовский.
- Ну и договорю. Кто такой Феликс?
Физиолог облегченно рассмеялся, закрыв ладонью лицо.
- Откуда вам известно про Феликса?
- Оттуда.
Киборг постучал хитиновым пальцем по радиатору отопления. Несколько секунд спустя в ответ послышалась целая серия стуков.
- Он иногда начинает сам стучать. Я подумал, что это похоже на азбуку Морзе. Записал сигналы и расшифровал.
Перовский улыбнулся:
- Ну, и что же он пишет?
- Практически всегда одно и то же: «Феликс здоровается» и «Феликс хочет есть». Он ведь тоже прототип?
- Идемте,- пригласил Перовский.
Он открыл дверь смежной лаборатории.
- Идемте же. На слово вы мне, любезный мой, все равно не поверите.
Фаер поднялся. Физиолог, повернувшись к нему спиной, прошел к следующей двери.
- Феликс – действительно, прототип. Последний натуральный донор с имплантантом. Если вам так уж хочется четвероногого друга – лучше него и сыскать трудно. Но должен предупредить: с ним непросто. Чрезвычайно капризен, как всякое психически высокоразвитое существо.
Перовский приостановился у последней двери, перед которой стояли метла, ведро и совок.
- Ничего лишнего нельзя оставить,- пояснил физиолог,- Любопытен, как ребенок. С деструктивными наклонностями. Норовит все разобрать.
Он провел карточкой доступа по сенсору, и дверь открылась. Каурый маленький пони при виде вошедших радостно зафыркал, замотал головой и принялся ритмично отстукивать морзянку копытом.
- Елки зеленые!- удивился Фаер.
- Маленький ленивец!- пожурил питомца физиолог.- Он получает свой рацион за работу на арифметическом стенде. Но хандрит иногда, и требует, чтобы его кормили задаром.
- Арифметическом стенде? Он что, решает задачи?
- В пределах десятка считает легко. Складывает, вычитает. А вот умножение нам, увы, плохо дается. Знает около пятидесяти слов, почти все из них – глаголы. Но использует обычно не больше десятка. Прилагательных не понимает вовсе.
Пони нахально лез мордой физиологу в карман, разыскивая что-нибудь вкусное. Перовский нажал пару кнопок на стенде, и в приемный лоток упало несколько морковок.
- Морковку мы получаем только за умножение. Но нам нужно для этого сильно сосредоточиться. А делать этого мы не любим, да, Феликс?
Пони замотал головой и взбрыкнул задними ногами.
- Не слишком похоже на высокоразвитую психику. Я такое видел и в цирке,- заметил киборг.
Перовский поправил очки и снисходительно пояснил:
- В цирке вы, любезный мой, наблюдали следствие дрессуры. Обычная лошадь не умеет считать. Дрессировщик подает ей сигналы ультразвуковым свистком.
- А нет у тебя прототипов покруче, док? Как-то глупо водить компанию с лошадью. Если это последний живой донор, я так понимаю, дальше должен быть искусственный?
- Совершенно верно, должен.
- И можно на него взглянуть?
- Ну, разумеется.
- И как он соображает?
Перовский ответил ироничной усмешкой:
- Не очень-то. Весьма однобокое развитие, узковат кругозор. Исполнительность оставляет желать лучшего.
- Ну, пообщаться-то с ним можно?
- Да, но на очень специфические темы.
- И где ты его держишь, док? Я хотел бы взглянуть.
- О, это легко. Вы его часто видите, любезный мой. В любом зеркале.
Фаер почесал пони за ухом, и он довольно застучал морзянкой «Феликс радуется».
- Я тут еще раз пересмотрел архив на того типа, на Левушкина. Полистал журналы экспериментов… Многих деталей, конечно, я не знаю… Но косвенные данные…
- Договаривайте.
- Док… Признайся, нет никакого искусственного интеллекта. Нет никакого промежуточного звена. Потому донор – лошадь, а не мартышка. Пока еще никто не смог создать для биопрототипа искусственный интеллект умнее самой тупой мартышки. Ты убил этого парня, и сделал из его сознания имплантант. Это так?
Перовский нервно потер щеку, потом сдернул очки и принялся их протирать без особой необходимости.
- «Сделал имплантант!»- фыркнул он.- Как просто звучит эта глупость! Вы, любезный мой, забываетесь. Это вам не программу написать. Того статиста нельзя было спасти. Он умер, понимаете? Фактически он уже был мертв. Я воспользовался случаем для блага науки.
- Да-да, я помню: без сантиментов.
- Я бы вас попросил!
- А то – что?
Феликс нетерпеливо забил копытом, требуя к себе внимания.
- То, что вы тут говорите – недоказуемо,- холодно заметил Перовский.
- Напрямую – нет. Только косвенно. В архиве есть личные дела всех статистов. Всех, кроме одного. Где это дело?
- Повторяю – все это недоказуемо. В отличие от вашей стрельбы в поезде. Мне кажется, или наш договор все еще в силе?
- В силе. Но что будет, если этот Левушкин снова сюда явится?
- Больше сюда против моего желания не явится никто. Никто. Об этом я позаботился.
- А дело?
- Нет человека – нет и дела. Ничего нет. Пепел в утилизаторе.
Пони хрустел морковкой, отстукивая: «Феликс радуется»
- Твое счастье, док, что эта лошадь знает мало слов,- усмехнулся Фаер,- а то бы она тебе много чего высказала…