Это не было похоже на пробуждение. Это был мгновенный выход из небытия. Первое, что бросилось Андрею в глаза - аккуратные круглые дырочки в лобовом стекле КамАЗа, в кружевной паутине радиальных трещин. Он еще успел услышать дробный стук по кабине, похожий на удары градин по железной крыше, прежде чем его машина конвульсивно вздрогнула и со страшным скрежетом смяла борт идущего впереди трейлера. Белая надпись "KFOR" на сером брезенте изогнулась и лопнула повдоль. Андрея бросило на лобовое стекло. Боль прострелила голову навылет, и небытие поглотило его снова.
Андрей все падал и падал в черную пустоту, как в бездонный омут, уже не ощущая никаких связей с миром, кроме горячей, ослепляющей боли, заполнившей все его существо. "Вот какая она,- отрешенно думал Андрей.- Совсем нестрашная. Нелепая. Дурная. Странная. Черная. Просто пустота. Невесомость. Отсюда уже не выбраться… С этой глубины… Даже не надо дышать… Да и чем дышать, если нет ничего - ни воздуха, ни тела. Только тьма…". Боль не притуплялась, а сознание все не гасло до конца. А вокруг было какое-то странное пространство. Одновременно и беспросветно-черное, и наполненное смутными, бесформенными образами-тенями. И голосами. Странными, на грани слышимости, словами: "…несущественно…- твердил кто-то,- … скорректируем… по ходу…" "…Кровь…Сержант ранен!.." "Полковник,- узнал Андрей.- Батя - молодец, батя за нас…" "…Вату!.." Запах спирта. Режущая боль в разбитых губах. "…я требую прекратить!.." "…ваш рапорт…" "…порог уменьшен еще на порядок…" "…статисты готовы…" "…это солдаты…хоть маршалу!.." "…Лейтенант Левушкин жив…без инсинуаций…статиста Репьева касается… начинаем…убиты парламентеры…потом Левушкин…входим!.." "Левушкин жив! - успел понять Андрей, прежде чем боль усилилась снова и сожгла остальные мысли.- Олег, Олежка! Жив, чертяка! Это главное. Жив - это главное… И парламентеры… Парламентеры убиты. Сперва - они. Левушкин - потом. А пока - жив. И это - главное…"
И было второе пробуждение. Сначала, как будто издалека, как сквозь толщу воды, слышались глухие разрывы, звон гранатных осколков по раскаленной кабине, автоматный стрекот, заглушаемый гулкой дробью крупнокалиберного пулемета. Потом звуки приблизились, обрели четкость и объем, и дрожь машины, прошиваемой пулевыми трассами, была уже вне пустоты.
Реальность вернулась вместе с болью. В первую минуту боль согнула сержанта почти пополам. Ослепила и оглушила. Сжала огненной рукой, душила и не отпускала. И сознание снова повисло на грани небытия. Но потом способность дышать вернулась, и Андрей, наконец, открыл глаза.
Сквозь покрытое трещинами стекло почти ничего не было видно. К тому же вдоль колонны ползла пелена дыма, затянувшая все вокруг. Андрей потянул за рукав повисшего на руле шофера, и тот послушно повалился на правый бок, открывая залитое кровью лицо. "Чарыга",- вспомнил Андрей фамилию убитого солдата. На левом виске его, чуть повыше уха, виднелось в черной спекшейся крови входное пулевое отверстие.
Дверь заклинило. Андрей выбросил автомат в окно, и осторожно, чертыхаясь шепотом от боли в помятых ребрах, выкарабкался следом. Падать пришлось вверх ногами. В глазах снова потемнело, вокруг замелькали серебристые искры. Сержант закашлялся и выплюнул в песок черный сгусток. Из носа хлынула кровь. Пришлось его зажать и посидеть с минуту, запрокинув голову. Шок проходил, и разбитое тело заполняла боль. Казалось, Андрей сам превратился в один воспаленный нерв. Нашарив аптечку, он вколол в бедро ампулу промедола. Боль отхлынула, в глазах посветлело, в голове чересчур полегчало. Это можно было бы исправить парой глотков чего-нибудь крепкого. Андрей пожалел, что не захватил фляжку. У Чарыги всегда был коньяк про запас. Запасливый был солдат Чарыга.
Под соседней машиной, лицом в луже крови, лежал Щербак, снайпер из его отделения. Андрей опознал солдата по искореженным останкам винтовки, да татуировке на правой руке. Щербак, видимо, пытался снять пулеметчика, но не успел.
Стрельба еще продолжалась частыми одиночными выстрелами. Андрей прислонился к простреленному скату машины и потянул к себе автомат. Литое, маслянисто-желтое тело патрона легко скользнуло в ствол. Прицельную планку на пятьсот метров. Примерно столько до "зеленки", откуда щелкают сухие неприцельные выстрелы.
Головная машина полыхала, пачкая небо иссиня-черным дымом. В воздухе стоял удушливый смрад горящих медикаментов и коптящей резины. Метрах в ста от края дороги замер почти не поврежденный бензовоз. Видимо, во время боя его попытались то ли угнать, то ли отогнать подальше. Остальная часть колонны сбилась в кучу, совершенно заблокировав дорогу. И Левушкин ждал где-то там, впереди.
Андрей выбрал момент, когда дым чуть сгустился, сделал короткий рывок и скатился в правый кювет. Пулемет в зарослях запоздало "татакнул", взметнув пылевые фонтанчики у обочины. "Черта тебе лысого, сволочь!"- злорадно усмехнулся Андрей, ожидая, когда схлынет очередная волна боли в поломанных ребрах. Лежать было невозможно: кровь застучала в висках, разбитое лицо снова закровоточило. Теплое и соленое потекло по губам. Андрей привстал на одно колено - благо, глубина кювета позволяла.
Впереди взметнулся в небо пламенный шар: в головной машине взорвался бензобак. Облако дыма и пыли разостлалось по земле, на минуту закрыв колонну, и сержант, зажав рукой бок и стиснув зубы, побежал вперед, пригибаясь, когда пули свистели совсем близко.
Ближе к центру колонны кювет был доверху забит беженцами. Они лежали вповалку, вперемешку с ранеными солдатами. Андрей увидел еще одного из своего отделения, но тот был без сознания. Дети хныкали. Убитые лежали поодаль. Женщины умело и споро перевязывали раненых. Здесь, за плотной стеной машин, было относительно безопасно. Два солдата, перемазанные до неузнаваемости, чинили поврежденный БТР. На вопрос о Левушкине один из них махнул рукой куда-то вперед. Где четвертое отделение, они не знали. Андрей передал женщинам, взявшим на себя обязанности санитарок, свою аптечку и перевязочный пакет. Сам он отказался от перевязки, лишь позволив наскоро смыть запекшуюся на лице кровь. Сделав несколько скупых глотков теплой задохшейся воды из протянутой фляжки, он осторожно двинулся вперед, перебегая от машины к машине в перерывах между пулеметными очередями.
Ближе к левой стороне дороги пули ложились так плотно, что Андрею поневоле пришлось двигаться по-пластунски. Здесь дым и без того был редок, а тут вдруг еще повернулся назад, и пулемет немедленно отозвался короткой прицельной очередью, взбившей пыль всего в полуметре от головы. Сержант мысленно чертыхнулся и быстро перекатился под защиту лейтенантской машины.
Перевернутый УАЗик лежал поперек кювета. Сквозь узкую щель между землей и машиной была видна пыльная форменка лейтенанта Левушкина с расплывшимся пятном пота между лопаток. У Левушкина была замотана кисть левой руки, и на левом же виске темнело бурое пятно, проступившее сквозь бинтовую повязку. Каску лейтенант где-то потерял. Весьма неосторожно лежа на свежевырытой земле бруствера, он внимательно разглядывал в полевой бинокль заросли "зеленки", из которой все щелкали и щелкали выстрелы. По левую руку от него лежал Репей, лениво жуя сухую травинку.
- Сегодня особенно лютуют,- нахмурился Левушкин, сползая обратно в кювет.
- Облажалися с нашим сержантом, вот и отыгрываются,- язвительно заметил ефрейтор, обкусывая травинку.- Пишите, грит, ваш рапорт хоть на имя министра обороны! Слыхал, командир? У него там очень мохнатая лапа, это точно. Батя ажно позеленел от злости. Пока они будут бумажками перекидываться, мы тут вдоволь разного ерьма нахлебаемся. Вот хоть убей, не нравятся мне такие дела… Чует мое сердце, доиграемся скоро. Видал, как Андрюху приложили? Они, грит, на то и солдаты… Тьфу, нечисть, крыса лабораторная…
- Ладно тебе, чего разнылся-то,- нахмурился Левушкин.- Без того на душе погано.
Репей выплюнул травинку:
- Дохнуть надоело. Да я-то что… Мне-то плевое дело. Андрюху жалко.
- Батя прав, надо было и в самом деле все прекратить. Уже почти тридцать минут прошло…
- Да разве разберешь, как здесь время идет… То ли тридцать, то ли десять…
- Что-то его и впрямь слишком долго нет…
- Да здесь я!- откликнулся Андрей, скатываясь в кювет.- Принимай пополнение!
Репей, выплюнув изжеванную травинку, иронично прищурился:
- Ох ты ж… Здравия желаю, товарищ сержант. Видок у тебя бравый. Главное, ноги на месте. А нос, его ить и приклеить можно.
- Андрюха!- обрадовался Левушкин.- Наконец-то! Мы уж думали, не дойдешь.
- Да уж, были мысли временами…
- Только мысли?- не унимался ефрейтор.- А явления мистического плана? Типа там разного рода видения и прочая потусторонческая хрень?
Воздух над его головой прошила длинная пулеметная очередь, вспоров капот перевернутой машины. Сверху потекло горячее масло, заливая и без того грязный камуфляж ефрейтора, и Репей торопливо пополз в сторону, матерно чертыхаясь вполголоса. Андрей осторожно промокнул рукавом под носом.
- Ты как?- осведомился Олег.
- Ничего, справлюсь как-нибудь. Мне бы только свое отделение найти… Я видел двоих… убитыми. Один ранен. А где остальные?
- Остальные по плану были в замыкающей машине,- отозвался Репей, безуспешно пытаясь оттереть рукав сухой травой.- Которую в клочья разнесло. Красивое было зрелище, чистый Голливуд. Бум! И одни колеса догорают.
- Вот черт…
Андрей в расстройстве двинул каску на затылок, и новая боль раскаленной иглой воткнулась ему между глаз. И взорвалась в мозгу гранатой, отняв на этот раз и слух, и зрение, и сознание. Сержант побелел и уткнулся головой в стенку кювета.
- Андрей!
- Чего это он?- оторопел Репей.- Смотри, лейтенант, он хоть дышит?
- Трепись поменьше,- огрызнулся Левушкин.- От твоего трепа только вред один.
- Вред лучше, чем подлость.
В центре колонны взревел дизель БТРа. Левушкин обернулся.
- Все. Пошли по плану. Давай, выпускай парламентеров.
- Хороший план, право слово,- осклабился ефрейтор.- Жаль, Андрюха в отключке, заценил бы. Но ты начальство, тебе виднее.
Левушкин промолчал. Репей снова усмехнулся и пополз по кювету влево. Олег дождался, пока он скроется из виду, и принялся осторожно тормошить сержанта. Потом отстегнул от пояса свою флягу и приложил к его губам. Андрей поперхнулся и открыл глаза.
- Сейчас… Сейчас… Уже прошло,- отозвался он.- Уже прошло…
- Да ты, друг мой, совсем расклеился…
- Ничего, отдышусь. Возвращение… входит в привычку… Надо же, свалила-таки, дрянь.
- Хлебни-ка еще.
- Черт, губы жжет!- поморщился Андрей.- И крепко же меня… Эти обмороки - цветочки, я ведь не помню ни хрена. Слышишь? Я при Репейнике только не хотел говорить. Растреплет еще, помело… Ни к чему это… Помню только, как очнулся в машине. А как попал туда, куда мы ехали, откуда - все напрочь забыл. Вот ерунда какая… Сон, не сон… Бред наяву.
Левушкин спрятал фляжку и ответил, глядя в сторону:
- Не бери в голову. Пройдет. Считай, что это легкая контузия.
- Контузия… Врешь ты все. Чего же я тогда каску снять не могу? Сразу боль… жуткая боль, и в глазах темно. Беженцы эти… какие-то все на одно лицо… Еще Репей … этот бред несет…
- Ты его больше слушай,- угрюмо сказал Олег.- Каску только больше не снимай. Поверь мне, все будет нормально. Будешь вспоминать это, как дурной сон. Со мной такое уже было.
- Опять врешь. Все вы мне что-то не договариваете. Боитесь чего-то, что ли? Ни черта я не пойму, что здесь происходит.
- Думаешь, я до конца понимаю?- вдруг обозлился Левушкин.- Разбитая колонна, двадцать шесть убитых, сотня беженцев, около сорока бандитов, то ли повстанцев, то ли мародеров, один болтливый ефрейтор и один контуженый сержант - вот все, что мне положено понимать! Что я могу тебе сказать? Мы влипли - дальше некуда! Как выражается Репей, "в ерьме по самые ухи"… А я - еще на метр глубже, потому что я тебе с одной стороны друг, а с другой начальник, и спросу с меня - за то и за это.
- Ну, так реши, что для тебя важнее, друзья или звездочки!
- Да плевал я на звездочки!- взъярился Олег.- Слева присяга, справа приказ! Куда ни поверни, все одно иуда! Игрушку себе нашли?! Оловянного солдатика?! Идите вы с играми своими в…
Пулеметная очередь снова прошила бруствер. Левушкин принялся отплевываться и вытряхивать песок из головы, посекундно пользуя малоцензурную лексику Репейника. Потом замолк, устало привалился к стенке кювета и закурил.
- Ладно, не дуйся,- сказал он.- Лучше хлебни еще. Это поможет. Вон и порозовел маленько, а то был бледный, как поко… тьфу ты, язык паскудный…
Андрей привалился рядом. Сквозь дымную пелену синело грязноватое небо. По небу ползли удивительно похожие облака. Андрей закрыл глаза.
- Слушай, Олег,- сказал он,- ты помнишь наш старый двор? Корявые клены, и сирень, и старые качели… Помнишь, как играли в казаков-разбойников? Прятались в пыльных лопухах и стреляли друг в друга из деревянных автоматов? Пах! Пах! "Левушкин, ты убит!" "Нет, это ты убит!" А? Помнишь?
- Да… смутно как-то,- растерялся Левушкин.- Слишком давно это было. Как в другой жизни. А чего это ты вдруг?
- Да так,- вздохнул Андрей.- Вспомнилось отчего-то… Ты знаешь, меня не покидает ощущение какой-то… нереальности всего, что со мной происходит. Как будто я не здесь, а где-то далеко-далеко… Сплю и не могу проснуться… Не знаю. Во сне не должно быть боли, но все-таки… Не понимаю. Временами мне кажется, что я схожу с ума. И даже начинаю слышать какие-то голоса… Они говорят что-то важное… Очень важное. И даже, кажется, про меня… Да нет, я знаю, точно знаю, что это обо мне, но ничего не могу разобрать. Какие-то отрывочные фразы… Я не понимаю, что со мной. Но ты-то ведь понимаешь, я же вижу! И молчишь…
Стрельба, между тем, прекратилась. Послышался шорох, и в канаву с лавиной песка скатился вернувшийся Репей.
- Все, как приказано,- доложил он, отряхиваясь.- Броня на ходу. Все наготове. Парламентеры вышли.
- Парламентеры?!
- Парламентеры,- кивнул Левушкин куда-то ввысь.- Согласно приказу.
Андрей схватил бинокль и привстал над бруствером. Две фигурки под белым флагом неторопливо двигались в сторону зарослей. И буквы KFOR на их спинах белели, как мишени. "…Убиты парламентеры…убиты…а потом…"
- Лейтенант! Останови их! Немедленно!!!
Левушкин непонимающе обернулся:
- Зачем?
- Не спрашивай, делай! Я не знаю, как, откуда я это знаю, но я знаю, что их убьют. Их, а потом… Левушкин, верни их! Еще не поздно!
- Поздно,- ответил лейтенант.- Уже поздно. Сценарий запущен. Смотри сам.
В зарослях жимолости дрогнула тяжелая ветка. И тотчас же оттуда, из черной тени, брызнули желтые пунктиры трассирующих пуль. Гулкое эхо пулеметной очереди достигло дороги с почти секундным опозданием, когда парламентеры, отброшенные назад ударами горячего свинца, уже неловко взмахивали руками, падая навзничь. Потом наступила тишина. Только слышно было, как пламя пожирает остатки разбитых машин в голове колонны.
- Пора,- сказал лейтенант, поднимаясь в полный рост.- Ох, и не люблю я помирать…
Автомат конвульсивно забился в его руках, как большая умирающая птица, мелко и часто. Дымящиеся гильзы градом посыпались в песок. И горячая пуля уже летела в его горячую голову. Но Андрей знал, что делать. От удара под коленки Олег свалился, как подкошенный, и очередь, направленная в него, просвистела мимо. Лейтенант поморщился от ушиба.
- Черт!
- Нашел время геройствовать!
- Классная подсечка!- завопил Репей.- Теперь мы им покажем! Ух, как мы им покажем! Предохранители поплавятся!
- Давай ракету!- крикнул Андрей.- Давай! Жми, пока не перегорело!
- Предохранители, говоришь?- прищурился Левушкин.- Дурачье. Мелюзга босолапая. Не так-то это просто. У них вся карта крапленая. Пошалить хотите? Ну что же, давайте будем пошалить. Мне это все тоже во где. Репей, на тебе бензовоз. Рви его к чертовой матери. Дым нас прикроет.
- Есть, командир!- обрадовался ефрейтор, заряжая обойму зажигательных в автомат.- Вот за что я тебя люблю, так это за минуты просветления. Дадим-ка им жару!
Лейтенант поднял ракетницу и выстрелил. На выгоревшем полотнище неба вспыхнули две яркие белые точки. Очередь Репейника прошила цистерну бензовоза. Бензин вспыхнул, и через несколько секунд взорвался. Пылающий шар ударил вокруг раскаленной взрывной волной. Занялась пламенем сухая трава, затлели чахлые кусты, закоптила колесная резина. Над землей потянулся ядовитый черно-желтый дым. Рядом, за спиной, натужно взревел мотором БТР, неуклюже перевалился через кювет и замер в ожидании сигнала.
- Атака!- выкрикнул лейтенант, снова поднимая ракетницу.- Атака!!!
И это слово, словно распрямившаяся пружина, в одно мгновение подняло всех оставшихся в строю тридцать человек. Атака! Красная ракета прожгла зенит. Атака! Тяжелая туша БТРа скрылась в удушливом горьком дыму. Атака! Горящая земля уходит из-под ног неровными большими скачками. KFOR, KFOR, KFOR, KFOR - белые буквы на касках и спинах. Горячий автомат рвется из рук, остервенело плюясь оранжевым дульным огнем. Атака! Гулкая, непрерывная пулеметная дробь. Желтые трассы сшивают свинцовыми иглами дымные клочья, сметая на своем пути все живое, вжимая его в пепел, в черную копоть. Атака! Атака! Слепящий сноп гранатного разрыва впереди.
Закашлявшись в едком дыму, Андрей привалился спиной к закопченной броне БТРа, от которой то и дело с привизгом отлетали пулевые рикошеты. Откуда-то сбоку, из мутной полутьмы, вынырнула серая тень Левушкина.
- Подбили, суки!- чертыхнулся лейтенант, пристраиваясь рядом.- Куда мы теперь без машины?! У этих гадов патронов - несчитано. Слышь, молотит, не переставая!
- Что?!- переспросил Андрей.- Говори громче, не слышно! Что будем делать? Люди залегли!
- Вижу, не слепой!
Из дыма возникла еще одна тень.
- Потеснитесь-ка, товарищи начальники!- прокашлял чумазый как черт Репей, охлопывая себя по тлеющим местам.- Однако, горим на работе?! Вас еще игры эти не достали?
- Что?!- не расслышал Андрей.
- Игры! В солдатиков! Хочешь узнать кое-что о проекте АГ-12?
- О чем?!
- Об Академии Геро…
Пуля попала ему в висок. Репей нелепо дернул головой, обмяк и подогнул колени, ткнувшись лицом в землю.
- Репьев! Ванька!!!
- Дотрепался,- констатировал Левушкин.- Оставь его!
- Ну, я им, гадам!.. Гранаты к подствольнику есть?!
- Одна!
- Давай!
- Я сам! Сам! Огнем прикроешь!
Лейтенант зарядил подствольный гранатомет и осторожно выглянул из-за борта машины.
- Черт! Ни пса не видно, все в дыму!
- Бей только наверняка!- крикнул Андрей.- Не погасим пулемет - нам кранты, граната последняя!
- На броню!- кивком указал Левушкин.
- Давай! Разом!
Они вскарабкались на горящую машину, откуда "зеленка" была видна, как на ладони, и Андрей ударил по кустам длинной непрерывной очередью. Пули срезали тяжелые ветки, срывали листву, заставляя тех, кто прятался там, в их густой полуденной тени, прекращать огонь, вжимаясь в жесткую сухую траву.
- Суки!.. Это вам за Ваньку!..
Первый рожок растаял почти мгновенно, и Андрей быстро сменил его на второй. Его автомат затрещал было снова, но почти тотчас же щелкнул и смолк, поперхнувшись перекошенным патроном. Андрей, сдирая кожу с пальцев, рванул на себя затвор, но его заклинило намертво.
- Олег! Стреляй, чего ждешь?!
- Пулемет молчит! Не вижу!
В тени жимолости тускло блеснула вороненая сталь стволов. И тогда торопливо, словно боясь испугаться и передумать, Андрей шагнул вперед, закрывая лейтенанта от вспыхнувших в дыму лепестков дульного огня. И в миг, когда последняя граната взметнула в огненном клубе взрыва землю и ветви вперемешку с частями разбитого пулемета, что-то горячее и тяжелое ударило Андрея в грудь, сбив с ног. Андрей покачнулся, выпустил из непослушных рук автомат и медленно-медленно, как в рапиде, стал заваливаться на спину.
- Ты чего?- растерялся Олег.- Сержант! Андрей! Андрюха! Ты что, ранен?! Да не молчи же, ну!
Он осторожно уложил отяжелевшее тело на броню.
- Боже мой, кровь… Сколько крови… Что же это, а? Почему кровь?! А где же ваша блокировка?!! Где же ваша чертова блокировка?!! Эй! Эй, там! Остановите машину! Слышите?! Черт бы вас побрал! Да выключите же ее, наконец!!!
И машину выключили. Звуки боя смолкли. Замер на полуобороте лейтенант, застыли облака и клубы дыма над горячей землей. Свет померк, стало душно и больно, и Андрей снова полетел в знакомую пустоту с голосами. "…камфару и адреналин!.. каталку!.. быстрее!.. капельницу для переливания!.. готовьте все к немедленной операции!.. Физраствор! Давление падает!" "Шлем!" Это батя: "Снимите же с него, наконец, этот шлем!"
Андрей почувствовал, как чьи-то невидимые руки подхватили его и повлекли куда-то, сдирая с головы приросшую каску. С кровью, с кожей, с горячей режущей болью. Он вздрогнул от едкого запаха нашатыря и открыл глаза в кафельной комнате без окон, с длинными рядами откидных кресел. В склонившимся над ним размытом белесом пятне он с трудом различил бледные лица Олега и полковника. Потом каталку повезли к лифту, и полковник ушел следом. Олег остался у одиноко стоящего белого кресла, опутанного нейронами проводов. И кресло, и валявшийся рядом шлем, и буквы АГ-12 на нем были залиты кровью.
- Боже, сколько крови!- опять ужаснулся Олег.- Почему? Как же так?!..
- Ты когда-нибудь был на сеансе гипноза, командир?- спросил Репей.- АГ-12 означает "анизотропный гипноизлучатель". Мне лаборант сказал. Знаешь, как они между собой прозвали этот проект? По аббревиатуре - Академия Героев. Шутники, мать их…
- Но в прошлый раз все было нормально. Я же горел, ты помнишь? Я заживо горел в этом чертовом бензовозе, а у меня только шкура едва покраснела!
Репей прошел вдоль ряда кресел, взял за грудки оставленного для присмотра за приборами лаборанта и поволок его к установке:
- А вот нам сейчас этот специалист все популярно и разъяснит. А если не разъяснит…
- Ты его задушишь,- заметил Олег, отдирая ефрейтора от лаборанта.- Тише, Репей, парень нам и так все расскажет, верно?
Лаборант согласно закивал. Лейтенант мельком взглянул на лычку с фамилией, пришитую к халату:
- Выкладывай, Антон Звягинцев, что вы утворили с моим сержантом, или с тобой станется то же самое.
- Все дело… в пороге блокировки,- затараторил испуганный видом крови лаборант.- От нее зависит степень реальности. При слишком сильном… уровне излучения… в смысле, внушения… ткани… они начинают повреждаться на самом деле. Наяву, понимаете? Эффект резонанса особых альфа-частот. Вот статисты, они понимают, где находятся. Для них это все просто компьютерная игра. Виртуальная реальность, понимаете? Низкая степень адекватности поступков и… и поведения.
- А популярнее?- оскалился Репей.- Или тебя засунуть на время в эту штуковину?!
- Уж куда яснее,- сказал Олег.- Не очень-то ты боялся там словить пулю, зная, что сидишь в это время в теплом кресле и полной безопасности. В то время как Андрей… Верно я излагаю?
Лаборант энергично закивал:
- Да. Но, насколько я знаю, проект АГ-12 по завершении испытаний будет запущен в серию, и тогда… статистов уже не будет… А можно, я сяду, меня мутит… от вида крови…
- А что, дельная штука,- прищурился Репей.- Представь, лейтенант, каково это: знать, что в бой с тобой пойдет и с п ы т а н н ы й товарищ, с гарантийным талоном и печатью о годности к эксплуатации! Только вот интересно, ордена и звездочки за эти подвиги вручать будут? Хотя бы посмертно?!
- Не каркай, дурак!- рявкнул Олег.
- Я-то заткнусь. А ты тоже смолчишь, командир? Вот ребята, вроде, уже дозрели. Я прав, Чарыга?
- На все сто.
- Командуй, лейтенант,- заявил Щербак.- А то сами начнем.
- Руки, знаешь, как чешутся. Но твое первое право,- заметил Репей.- Не далее, как сегодня, он за тебя живот положил. Так стоит это чего-нибудь, или нет?
Олег отставил в сторону лаборанта и поднял за ножку тяжелый лабораторный табурет.
- Так, ты говоришь, Академия?- переспросил он.
Звягинцев неловко кивнул.
- На поток, значит?- недобро усмехнулся Олег.- Серийное производство героев. Чертовски заманчиво! Ты прав, Репей. Стократно. Тысячекратно. Пора и нам сказать, что мы об этом думаем.
- Ребята, что вы делаете?- вскрикнул Звягинцев.- Это правительственный проект! Над ним весь институт пять лет работал! Вы не представляете, сколько сюда вложено труда! Стойте, я вас умоляю!
Лаборанта оттащили в сторону. Левушкин коротко размахнулся и резко опустил табурет на операторский пульт. Серый пластик прогнулся и лопнул. Зуммер тревоги заверещал жалобно, сигнализируя о полученном повреждении. Олег размахнулся посильнее и ударил с плеча. К писку одного зуммера присоединилось еще несколько. Из разбитого корпуса запахло озоном и горелой изоляцией.
- Теперь,- хрипло сказал лейтенант, поднимая воображаемую ракетницу,- к бою. Атака. Атака!!!
Серебристые шлемы статистов посыпались на пол, лопаясь под тяжелыми солдатскими ботинками. Хрупкий пластик затрещал пистолетными выстрелами, озаряя белый кафель фейерверками коротких замыканий. Звягинцев осел на пол, в груду обломков, закрыв голову руками, и только вздрагивал от каждого нового хлопка.
- Жаль,- процедил сквозь зубы Репей через две минуты, когда ломать стало больше нечего.- Слишком быстро.
И во внезапно наступившей тишине все вдруг, разом, повернулись назад. У входа, опираясь рукой о дверной косяк, стоял полковник. Он стоял и молчал.
- Почему вы молчите?- глухо спросил Левушкин.- Почему вы молчите?!
Но полковник продолжал стоять, не поднимая взгляда, и от этого в груди возникал такой холод, что многие начали ежиться.
- Не молчите!- закричал Левушкин.- Прикажите разойтись! Прикажите отставить ломать машину! Прикажите же что-нибудь! Почему вы молчите?! Почему молчите?! Почему?!!
Не дожидаясь лифта, он бросился вверх по лестнице, к операционной. Ноги подворачивались, подгибались, казались ватными. Ботинки точно налились свинцом. Олег поднял голову. Лестница, странным образом изменившись, теперь уходила в бесконечность, сходясь вдали на нет, подобно рельсам. "Андрей!!! - крикнул Олег, бессильно повиснув на перилах,- Андре-е-ей!!!"…
***
Левушкин открыл глаза. Машина стояла у обочины трассы. Штольц курил, отрешенно глядя в какую-то точку пространства. Табачный дым сизой струйкой неторопливо вытекал в приоткрытое окно.
- Дай закурить, Йозеф,- попросил Олег севшим голосом.
- Штольц молча протянул ему сигарету и зажигалку.
Олег жадно затянулся и закашлялся.
- Отвык,- усмехнулся он, рукавом вытирая со лба холодную испарину.
- Если заметят, получишь предупреждение,- сказал Йозеф.- У тебя небольшое жалованье, чтобы платить этот налог.
Левушкин откинулся в кресле:
- Плевать. Зачем ты меня не разбудил?
- Ты устал. Надо было спать.
- Спасибо. Теперь долго не усну.
Некоторое время они молча курили.
- Этот человек…- негромко спросил Штольц,- Андрей, был твой друг?
- Да,- кивнул Олег.
- Он умер?
Левушкин снова кивнул.
- Да. Погиб в бою. Бой был учебный, только друг этого не знал. А я ему не сказал. Понимаешь? Не сказал. Не мог нарушить приказ.
Йозеф залез во внутренний карман и достал плоскую металлическую фляжку.
- Давай выпьем, Левушкин. Автоводитель справится.
- Пожалуй,- согласился Олег.- Налей.
Штольц разлил коньяк в раскладные стопки.
- У нас не принято чокаться.
- У нас, в таких случаях, тоже.
Йозеф выпил, сложил свой стаканчик и раскурил еще одну сигарету. Выпустив струю дыма в окно, он вдруг сказал:
- Дома, в Мюнхене, я был обычным пожарным. До того самого дня…
Олег промолчал и тоже раскурил вторую сигарету.
- Моя жена лежала в больнице,- продолжил Йозеф.- Мы ждали ребенка, совсем скоро. А тут этот грипп… Осложнение… В самое рождество. Я говорил с ней вечером, по видеофону. Передавал поздравления. Она улыбалась.
Олег, не поворачиваясь, глядел, как метель заметает лобовое стекло. Штольц тоже невидяще смотрел в заснеженные поля, не замечая, как пепел осыпается с его тлеющей сигареты.
- Ему было девятнадцать, этому хакеру. Он лежал в хирургическом отделении с переломом. Потом уверял, что не задумывал ничего плохого. Просто хотел, чтобы больным в праздничную ночь было хорошо. Он электронной отмычкой взломал контроль жизнеобеспечения, чтобы получать морфий в любое время. А когда ему стало совсем весело, решил устроить праздник всем. И задал новую программу центру контроля раздачи лекарств. Все подключенные к системе получили морфий. Для троих доза оказалась смертельной. Одной из них была моя жена.
Олег смял сигарету в пепельнице и спросил, по-прежнему не оборачиваясь:
- Почему ты рассказал мне все это, Йозеф?
Штольц опять залез во внутренний карман и вытащил диск с язычком пламени на этикетке.
- Тебе приходилось убивать людей, сержант?
- Да,- ответил Олег, по-прежнему не поворачивая головы.- К сожалению, приходилось.
- А мне не пришлось.
- Теперь жалеешь? Думаешь, стало бы легче?
- Не знаю. Но у меня будет возможность узнать. Этот диск я получил по почте три дня назад. Там еще было письмо. В письме было сказано, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Чтобы узнать больше, автор письма предложил взломать архив.
- Почему же ты этого не сделал?
- Этот знак. Больничная система была взломана программой, написанной этим же человеком. Если я найду его раньше тебя, то убью. Чтобы допросить его, ты должен успеть первым.
- Спасибо, что предупредил.
- Я есть человек прямой. Не люблю интриг. Не терплю масок. Ты ведь поехал затем, чтобы узнать, за кого я играю. Теперь ты знаешь. В этой войне мы пока союзники, сержант. А дальше… Дальше - как получится…
Штольц завел мотор, включил автоводителя и надел наушники. Машина рванулась с места и полетела в снежную пыль.