Тверские ратоборцы

Ершов Борис Александрович

VI. КАЖДОМУ ПОКОЛЕНИЮ СВОЯ ВОЙНА 

 

 

 Ребята из тверского спецназа в горах Чечни

 

Юрий Бошняк на вьетнамской войне

  Род Бошняков идёт откуда-то с Балкан (сербы или хорваты). Юрий Михайлович родился в 1928 году в городе Балашове Саратовской области. Окончил морское училище во Владивостоке (1950), до 1955 года служил офицером-артиллеристом на крейсерах Тихоокеанского и Балтийского флотов, затем командиром батареи, заместителем командира полка, командиром зенитно-ракетного полка.

 После службы во Вьетнаме — начальник штаба корпуса (1970—1971), на войне в Египте (1971—1972), затем командир дивизии, корпуса, командующий отдельной армией. В 1981—1985 годах — начальник Академии ПВО им. Г.К. Жукова, с 1986 года — генеральный директор Тверского государственного объединённого музея. Кроме морского училища окончил в 1962 году Академию ПВО, а в 1970 году — Академию Генерального штаба. Кандидат военных наук. Соавтор-составитель книги «На правом фланге Московской битвы».

 Награждён пятью орденами и тридцатью медалями СССР, болгарским орденом. Генерал-полковник артиллерии. Заслуженный работник культуры Российской Федерации.

 Немного истории

 60-е годы XX века. Всесильная Америка ведёт войну во Вьетнаме, куда янки бросили свою самую передовую технику. Казалось, в небе и на земле ничто не устоит против F-4 «Фантомов», «Скайхоков-А4», Ф-105-х и других, первоклассных по тому времени боевых крылатых машин, настоящих призраков войны, начинённых неуправляемыми ракетами, напалмом, обгонявших звук: казалось — на тебя, как в фильме ужасов, в безмолвии мчится крылатая беспощадная смерть...

 Вьетнамцы — низкорослый, но мужественный и стойкий народ — позвали на помощь СССР. 24 июля 1965 года к северо-востоку от Ханоя произошёл первый бой «Фантомов» и наших ракет С-75 из дивизионов под командованием майора Фёдора Ильиных и подполковника Бориса Можаева. Собственно, боя и не было: янки шли четвёркой плотно, и одна ракета, разорвавшись внутри группы, уничтожила сразу троих. Тогда на две недели американцы прекратили полёты.

 «Но было что-то бесконечно зловещее и жуткое в той безликой деловитости, с которой приближалась выпущенная в вас ракета SAM (натовский код С-75). Она летит в вас, она намерена вас убить, — вспоминал бригадный генерал Робин Олдс. — Эта ракета действительно внушала ужас. Мы избегали роковой встречи, иногда даже в ущерб боевому заданию».

 Началась охота на наши ЗРК. К ноябрю 1965 года им удалось уничтожить 8 комплексов, но цена этих побед оказалась непомерно высокой: американцы потеряли 30 машин. С 1965 по 1972 годы СССР направил во Вьетнам 95 ЗРК «Двина» и 7658 ракет. В боях потеряно 56 комплексов, истрачено 6806 ракет, но янки потеряли больше — на один погибший комплекс они клали примерно 40 самолётов. Погибло свыше 2000 пилотов.

 На этой войне вместе с вьетнамцами дрались и наши ракетчики, в том числе и земляки. Об одном из них наш рассказ, основанный на его воспоминаниях.

 Начало

 Юрий Михайлович Бошняк, ныне генеральный директор Тверского государственного объединённого музея, в описываемое время командовал зенитно-ракетным полком. Было ему 38 лет, и, как и все молодые офицеры войск ПВО, он отличался высоким энтузиазмом, поэтому однажды вместе с коллегами обратился к Военному Совету Московского округа ПВО с просьбой послать полк во Вьетнам. Было это в 1966 году, а ответ получил лишь в 1967 году в штабе округа, где ему сообщили, что, мол, поедете, но не со своим полком, а заменив прежнего командира.

 Не будем описывать процедуру переезда группы офицеров через Сибирь, а потом через Китай времён хунвейбинов. В марте 1967 года Юрий Бошняк прибыл в 5-й полк, дислоцировавшийся возле деревеньки в провинции Бакнинь. Полком командовал вьетнамец Хоанам. Ко времени прибытия Бошняка личный состав полка в основном был вьетнамским, но оставалась так называемая полковая группа, в составе которой числились командир полка Юрий Бошняк, специалисты каждой из систем радиотехнической батареи, представители для обслуживания стартового оборудования, врачи: всего 10—14 человек. Быт был на уровне неандертальского человека: «Когда мне понадобилось первый раз сходить в туалет, а он представлял из себя маленькую ямку, обнесённую несколькими листиками банановых деревьев, вокруг него собралось большое количество вьетнамских ребятишек, которые восхищались всеми звуками, что производили наши в два-три раза более могучие человеческие тела, чем тела вьетнамцев». Короче говоря, условия жизни были тяжёлыми, самая большая беда — жажда, а вода грязная, с различного рода глистами...

 Главной задачей полка было не допустить ударов по прикрываемому северо-восточному направлению Ханоя и направлению к главному в то время аэродрому ДРВ Нойбаю.

 В те времена основными ударными самолётами американцев были «F-105» и палубная авиация — самолёты «А-4», «F-4», «А-6», летавшие под прикрытием постановщиков помех. «Наверное, это не очень патриотично, но я должен сказать, что американцы быстро создали систему борьбы с тремя радиоинформационными каналами ЗРК С-75: каналом цели, каналом ответа и каналом радиоуправления.

 Комбинированное применение помеховой обстановки способствовало тому, что вместо ожидаемой поначалу нами одной, скажем, ракеты на один сбитый самолёт мы имели сначала 5—6, а потом доходило до 8—10 и даже до 15 ракет на сбитый самолёт».

 Противник

 Всякого противника надо уважать, считать его, по меньшей мере, равным тебе, а лучше — более опытным, умным, более подготовленным к бою и лучше вооружённым, чем ты. Шапкозакидательство постоянно играло с нами злые шутки. Так было в 1941 и в 1995 годах. В какой-то степени подобные чувства были в 1960-х годах во Вьетнаме, но не у всех. Противник был силён и опытен. Бошняка поражал уровень подготовки палубников — пилотов с авианосцев: «Это были лётчики-уникумы высочайшего класса, которые имели баснословные налёты, исчисляемые не сотнями, а тысячами часов. Они использовали различные манёвры, в том числе по высоте, в составе группы один относительно другого самолёта, вокруг продольной оси, изменяя отражающую поверхность, которая заставляла пульсировать отражённые сигналы — и всё это в комплексе с общей помеховой обстановкой создавало очень часто почти невозможную ситуацию для обстрела этих целей».

 Американцы, по разным данным, потеряли от одной до двух тысяч самолётов, и это число следует полагать, по мнению Юрия Михайловича, величайшей победой и нашего оружия, и вьетнамского умения его использовать.

 Спустя много лет мы по-прежнему отставали от американцев в создании систем радиопротиводействия и радиоэлектронной борьбы.

 Психология

 Прибыв во Вьетнам, первое, с чем Юрий Бошняк столкнулся в психологическом плане, это с неподготовленностью к неудачам, к поражению. Делясь своими раздумьями, бывший ракетчик говорит: «И вот сегодня, осмысливая или переосмысливая действия наших войск в июне 1941 года, убеждаешься, что многие наши командующие, командиры различных степеней и рангов оказались просто не готовы к тому, чтобы психологически противостоять массированному удару агрессоров. Я должен сказать, что это проблема исключительной важности. Готовить надо, в первую очередь, командиров и войска к неудачному развитию боевых действий. Я знаю, что это не всегда нравится, особенно нашим идеологам всякого рода, политработникам и прочим, которые совершенно не способны понять, что война — это обоюдные действия, а вовсе не одной стороны. Это обоюдные действия, в которых каждая из сторон рассчитывает на свой успех и на неуспех противника». Поначалу во Вьетнаме полк Бошняка преследовали неудачи, от которых можно было опустить руки.

 Вместе с Виктором Фроловым, Алексеем Дешевых и другими ребятами они проанализировали причины неудач, объясняемые в первую очередь нестандартностью действия американцев, которые изучали наши действия, готовили и принимали меры для резкого снижения наших результатов.

 Американцы наращивали авиационные удары, а наши стали применять много новых тактических выдумок, в том числе частую смену позиций: в течение 1967 года, например, полк Бошняка четырёхдивизионного состава осуществил 85 перемещений дивизионами.

 Результаты

 В I квартале 1967 года ЗРВ Вьетнама провели 117 боёв, выпустили 235 ракет, сбили 34 самолёта (около 7 ракет на сбитый самолёт); взято в плен 13 летчиков. В мае того же года средний расход ракет на сбитый самолёт составил около 10 единиц, в июне — 14, в июле — 18, в августе — 9. Полк Бошняка был не из последних. За весь 1967 год во Вьетнаме все ракетчики произвели 1160 стрельб, выпушено около 2000 ракет, сбито 400 самолётов, однако американцы нанесли в 4 раза больше ударов по территории страны и в 6 раз больше по позициям ЗРК, чем в 1965—1966 годах. Короче говоря, противник был достойным.

 Эффективность стрельб ЗРК оказалась выше действий истребительной авиации, которая за 1967 год сбила всего 100 самолётов противника.

 Дома

 В марте 1968 года Бошняку было приказано сдать полковую группу очередному прибывшему командиру и убыть в Советский Союз. Вскоре его пригласил начальник Главного штаба генерал Созинов, один из умных окруженцев Батицкого, и предложил доложить главкому все выводы из вьетнамской командировки. Ничего не скрывая и не приукрашивая, полковник Бошняк доложил маршалу свои выводы, в том числе и такой: непреодолимой системы ПВО не существует, во что некоторое начальство веровало убеждённо, средства воздушного нападения, с точки зрения подавления радиоэлектронных систем ЗРВ, всё-таки оказывались сильнее. Положительным для нашей страны был вывод о хорошей системе взаимодействия между ЗРВ и ИА.

 Главком и начальник Главного штаба замечания восприняли правильно, без предубеждений, но до конца своей службы, то есть до 1985 года, Юрий Михайлович ничего подобного тому, что наблюдал во  Вьетнаме относительно радиоэлектронной борьбы, на своих полигонах, в пунктах дислокации ЗРК не видел. Отставание от американцев в этой части продолжалось.

 Грубая ошибка

 С тех пор прошло много лет. Юрий Михайлович побывал в Египте, защищая небо нашего союзника от тех же, но израильских, «Фантомов», служил в СССР, командовал (и успешно!) Военно-командной академией ПВО в Калинине, стал генерал-полковником артиллерии, на склоне лет — музейщиком. И как специалист-ракетчик, умевший владеть грозным оружием, с горечью теперь наблюдает за непонятными для офицера войск ПВО «реформами» в родном ему теперь уже бывшем виде войск — ПВО. Может быть, горечь его слов проймёт кого-нибудь?

 «История показала, что наши ВВС были и пока остаются слабее ВВС Соединённых Штатов. Такая вот традиция. Они были и в 1941 году слабее, чем ВВС Германии. Для уравновешивания надо было развивать что-то другое, и этим другим стала система противовоздушной обороны. В годы Великой Отечественной войны мы справились с этой задачей, правда, не на всей территории Союза, а вокруг жизненно важного его ядра — вокруг Москвы. Система ПВО Московского округа была лучше и совершенней ПВО Англии, считавшейся в те времена на Западе чуть ли не эталоном — англичане много усилий предприняли для отражения атак Люфтваффе.

 После удачного для США 1945-го года, когда они испытали атомную бомбу на полигоне и в Японии, наше руководство пошло по правильному пути: исключительное внимание уделялось созданию войск ПВО. В краткие сроки в СССР была создана уникальная во всём мире система, базирующаяся на зенитно-ракетных войсках с системами С-25, потом С-75. Она развивалась и постепенно совершенствовалась до 1990-х годов.

 Потом каким-то умникам показалось, что она слишком громоздка, затратна, и самое главное, против неё высказались и выступили высокопоставленные общевойсковые командиры (так Ю.М. Бошняк назвал генералов-«сухопутчиков» — Б.Е.). Суть их претензии носила чисто амбициозный характер: как это так — на территории их округа находятся войска, не подчиняющиеся командованию округа? Это обычная для России всех времён ситуация местничества.

 Второй причиной для недовольства существованием войск ПВО стал факт бурного развития отдельных систем ПВО собственно сухопутных войск, что привело к ложному выводу о том, что они сами справятся с общими задачами ПВО. Они забыли или не хотели понять, что сила ПВО заключается в единой, строгой системе отражения любых налётов. В наступившей неразберихе перестройки горе-руководители, недостаточно понимавшие суть проблемы, добились фактической ликвидации войск ПВО, хотя формально они как бы существуют внутри ВВС. На деле же той прежней строгой единой системы не существует. Так называемое «объединение с ВВС» убило войска ПВО.

 События 11 сентября 2001 года в США доказали, что ликвидация войск ПВО была грубой ошибкой, и на сегодняшний день мы можем только завидовать США, сделавшим правильный вывод и в значительной степени укрепившим силы и средства своей ПВО. Ещё большую горечь вызывает то, что к моменту ликвидации наши ВПВО практически подошли к полной готовности отразить удары не только аэродинамических средств, но и баллистических, то есть они фактически превратились в войска противоракетной и даже противокосмической обороны. Теперь этого нет.

 Самое страшное, что мы не имеем министра обороны, способного мыслить в этом направлении. Думает ли в этом направлении президент — тоже неизвестно».

 Жизнь Юрия Михайловича оборвалась внезапно — 30 октября 2004 года он погиб в автокатастрофе.

 

Гроза с неба

  Призывники в военкоматах нередко изъявляют желание попасть в ВДВ — Воздушно-десантные войска. Но не все из них представляют, что стать десантником очень непросто: надо освоить теорию и практику прыжков с парашютом с полной боевой выкладкой, изучить матчасть воздушно-десантной техники и военно-транспортных самолётов, методы подготовки личного и группового оружия, радиосредств, другой техники и её загрузки в самолёты ВТА, до автоматизма освоить действия при свободном падении в воздухе, ознакомиться с методами ведения боя в окружении и освоить многое другое, что и отличает десантника от других солдат сухопутных войск.

 * * *

 Современные локальные войны без десантников не обходятся, причём не обязательно в бою используются крупные соединения, сброшенные с гигантских самолётов ВТА: в Афганистане, например, вертолётами доставлялись в горные местности части не крупнее роты или батальона. Поэтому и прыжков с парашютами в боевой обстановке не было. В подобной обстановке воевал в 1982—1984 годах в Афганистане рядовой 345-го отдельного воздушно-десантного полка Александр Перевозчиков:

 «Однажды командир полка Павел Сергеевич Грачёв (будущий министр обороны РФ — Б.Е.) приказал нашей роте блокировать горную местность в Панджерском ущелье, на одной из высот которой засели моджахеды. Задачей роты было не допустить душманов в населённые пункты. Сбросили нас в количестве примерно 60 ребят с вертолётов, и мы четыре дня вместе с солдатами афганской милиции — царандоем — медленно шли к вершине, откуда шла прицельная стрельба. В этих условиях главное было — иметь альпинистские навыки, а не «воздушные». Зацепиться за камни, не поймать пулю и карабкаться вверх — для этого надо быть тренированным физически человеком, да и настрой души должен быть соответствующим: то, что характерно для десантника».

 Больше 25 лет отслужил в ВДВ тверской житель подполковник запаса Александр Дмитриевич Иванов. Родился в Новгороде Великом, в начале 1970-х годов окончил Рязанское воздушно-десантное училище, затем служил в Уссурийске, Комсомольске-на-Амуре, Биробиджане, в Афганистане, потом в Кушке, Эстонии, а когда там началось «весёлое время» с отделением от СССР, его 56-ю десантно-штурмовую бригаду расформировали, и Александр Иванов оказался в Твери, в 83-м городке. Это — кадровый офицер, золотой резерв ВДВ, рассказы которого о ставшем ему родным роде войск можно слушать часами:

 «Психология солдата и офицера-десантника отличается от психологии ребят из сухопутных сил или морской пехоты. Мы обучены вести бой в окружении, уметь в сложной, экстремальной обстановке воевать сначала головой, потом оружием, изворачиваться и драться по-лисьи, по-волчьи — на все четыре стороны, «опираясь на локоть и спину» товарищей. При этом у бойца нет ощущения безысходности, стрессового чувства, есть ощущение нормальной работы. Нас заряжают в «учебках» так, что для десантника нет ничего невозможного, он научен искать выход там, где сухопутчик его не найдёт. Мы научены воевать не числом, а качеством, используя приёмы хитрости, изворотливости, находчивости.

 Вот крутят завлекательные фильмы про американских рейнджеров и коммандос — как они якобы в тяжёлых условиях питаются гусеницами и змеями. Ерунда это, если он ест гусениц — значит не научен сделать ничего нужного. У него же всё есть; оружие, огонь, нож и многое другое, что обеспечит добычу нормальной пищи. Наши десантники в любой обстановке обойдутся без этих змей и червей.

 Мы сравнивали свои нормативы с нормативами подготовки в американской элитной 82-й воздушно-десантной дивизии и пришли к выводу; наши требования более жёсткие. Их подготовка идёт методом «нахрапа», при которой не надо обдумывать сложившуюся ситуацию, а надо действовать как запрограммированный автомат. У нас тоже вырабатывается автоматизм, но при этом учим думать, совершать действия осознанно, полагаясь на себя, на товарищей, на технику и командиров. Может быть, поэтому у американцев принято перед реальной атакой создавать 8—12-кратное превосходство, у нашей пехоты 6-кратное, а воздушные десантники идут в атаку без численного превосходства.

 Мы, десантники, узнаём друг друга по глазам. Особенно, если участвовали в настоящих делах. На жизнь десантник смотрит несколько иначе, чем другие, им известно о её ценности нечто отличное от оценки сухопутчика и, тем более, гражданского лица. Но и свою судьбу научились в нынешних условиях оценивать по-другому, чем лет 10—15 назад. Тогда, в Афганистане, офицер был уверен в своём будущем, он знал, что, если его убьют или он станет калекой, то его дети, образно говоря, не пойдут на паперть милостыню просить — заботу о семье возьмёт на себя государство. Сейчас в это веры нет. Нет, не думайте о нас плохо, мы в бой пойдём, но в глубине души будет шевелиться червячок сомнения: а надо ли? Бросит нас в очередной раз родное государство, что тогда?

 В Вооружённых Силах, в частности, в ВДВ нет идеологического стержня: что мы будем защищать? Государственные интересы? А что это такое? Удерживает нас от больших сомнений понимание необходимости службы в ВДВ обеспечить безопасность семьи, отцов, матерей, детей, то есть работает личный уровень, государственный пока отсутствует.

 Что бы я пожелал призывникам, желающим стать воином-десантником? Прежде всего, правильно оценить свои моральные и физические возможности. Настоящим рядовым десантником можно стать лишь через год, а офицером и того дольше, после тяжёлой, кропотливой, временами изнуряющей подготовки.

 Надо научиться управлять своим страхом. Он есть у каждого человека, даже у бывалого ветерана, это естественно. Например, у меня настоящий страх был в 18-летнем возрасте, когда надо было совершать третий прыжок с парашютом. Почему-то первые два не показались страшными. Это теперь, когда у меня опыт более 360 прыжков, никаких страхов нет, а тогда... Пришлось себя немного взять в руки.

 Некоторые испытывают страх при обстреле, другие в одиночестве, когда товарищей нет рядом, третьи — в неопределённой обстановке, бывает по-всякому. К этому молодой человек должен внутренне себя готовить. И ещё: ВДВ в наше время остались одними из немногих по-настоящему боеспособных родов войск России. Созданная в советские времена хорошая реклама всё ещё действует по инерции, поэтому спрос на службу в ВДВ у молодых людей пока стабилен, а поскольку ВДВ — это движение, мобильность, перемена мест, то надо быть готовым офицеру со своей семьёй к тяжёлой для неё жизни на колёсах. И долго ещё надо ожидать тихой пристани...»

 На мой вопрос, пойдёт ли подполковник Иванов служить в ВДВ, если предложат, после молчания получил ответ: «Да, пойду, если будут использованы мои опыт и знания. А если только руководить рытьём траншей и строительством городков для военных — нет и ещё раз нет».

 Если судить по официальной теле-, радио- и газетной информации, то нет более дружелюбного для России соседа, чем НАТО. Однако десантник Александр Иванов убежден, что не может быть у вооружённого «выше головы» НАТО доверия к России, равно как и наоборот. Югославия показала, кто настоящий противник. У дипломатов своя психология, а у военных своя: мы должны быть сильными, готовыми к любой ситуации. Только так нас могут зауважать оттуда, из-за бугра.

 

Звезда судьбы Ильи Касьянова

  Так почему же вы и ваши товарищи по сочинительству воображаете, что воюют какие-то сверхъестественные люди, а не такие же, как вы? Почему вы предполагаете, что солдат лишён человеческих чувств, свойственных вам? Что он, по-вашему, — низшая порода? Или, наоборот, некое высшее создание? (Баурджан Момыш-Улы)

 Солдат идёт в бой не умирать, а жить! (Генерал Панфилов)

 У каждого поколения своя война. Уходит в прошлое война наших дедов — Великая Отечественная, давшая беспримерные акты самопожертвования и героизма. У нового поколения россиян свои войны и новые герои. Во времена шельмования армейской службы, зачастую целенаправленной пропаганды по снижению авторитета российских солдат и офицеров есть и будут люди, жизнь которых — свидетельство честного служения России и пример для подражания будущим поколениям настоящих мужчин. У которых тоже будут свои войны.

 Биография: обычное в необычном

 Илья Анатольевич Касьянов родился в 1961 году, в год полёта первого в мире космонавта Юрия Гагарина. Родился в тёплом Сочи, в обыкновенной семье. Через полгода родители переехали в Дзержинск Горьковской (ныне Нижегородской) области, где Илья окончил 8 классов обычной школы. Затем он становится курсантом Минского Суворовского военного училища, после его окончания учится на разведывательном факультете Киевского общевойскового училища, который успешно заканчивает в 1982 году со знанием английского языка. Не успел Илья привыкнуть к обращению «товарищ лейтенант», как был призван в Афганистан. С 1984 по 1986 годы выполнял боевые задачи, дважды ранен, лечился, затем полтора года служил в Белоруссии, потом, уже майором, — в Польше в должности старшего помощника начальника разведки дивизии.

 С распадом соцлагеря в 1992 году дивизия переформировывается в бригаду и передислоцируется из Польши в Тверь в 83-й городок, что около полиграфкомбината детской литературы. Илья Касьянов назначается начальником разведки бригады. В декабре 1994 года бригада по директиве командования доукомплектовывается до полного штата и 13 января 1995 года направляется в Чечню, где Илья Касьянов со своими ребятами занимался тем, чем и в Афгане, — выполнением разведывательных и штурмовых задач. В мае 1995 года «за мужество и героизм, проявленные при выполнении специального задания» присвоено звание «Герой Российской Федерации». Участвовал в работе миротворческой миссии ООН в Западной Сахаре в качестве военного наблюдателя (1998 год).

 Женат, растут два сына. Жена — медсестра военного госпиталя. Квартира в Твери, обычная, не шикарная, с обычной, не шикарной обстановкой.

 Согласитесь, в таком изложении биография Героя России звучит обыденно, почти как в анкете отдела кадров штаба бригады. Это так, да не совсем так...

 Афган командора Ильяса

 Эта страна в мирное время — в тиши, без стрельбы и боёв — поражает европейцев своей красотой. «Но я не смог забыть Афганистан, его непостижимую природу, прозрачный воздух, призрачные воды, полночных звёзд мерцающий туман», — пишет в стихах о своих афганских впечатлениях журналист Виктор Верстаков. У командира взвода наблюдения разведбата лейтенанта Касьянова до первого выхода на боевую задачу впечатления были похожими. Но они очень скоро были радикально скорректированы жестокой реальностью. Батальон провёл на границе с Ираном в провинции Гильменд несколько засад на пути возможного каравана и возвращался с «работы». Илья Касьянов шёл на своей БРМ (боевая разведывательная машина) в середине колонны, как вдруг сквозь шум наушников шлемофона услышал звук хлопка. Впереди возник чёрный столб дыма, и сразу по радио циркулярно с тревогой прозвучало сообщение: «Впереди подрыв!».

 Погиб механик-водитель одной из машин, левой гусеницей наехавшей на фугас. Это была первая увиденная им смерть русского солдата на нерусской войне.

 Основной «работой» взвода, а потом роты Касьянова были ведение разведки и выполнение штурмовых задач. Разведка включала в себя выход в район учебных центров баз моджахедов, а также контроль маршрутов караванов с оружием со стороны Ирана, добывание информации, захват пленных, оружия, документов.

 Штурмовая часть работы заключалась в помощи правительственным войскам Афганистана, если у них где-то что-то не получалось. Наносится совместный удар по базе противника, после чего — отход. Или так: наши части блокируют объект, а бой внутри ведут афганцы. После боя «шурави», то есть советские, осуществляют «зачистку»: прочёсывают местность по выявлению очагов сопротивления, складов оружия и боеприпасов. Но досмотр населения являлось задачей самих афганцев.

 Статус 40-й армии не был оккупационным. Генерал Борис Громов свидетельствует, что был приказ по возможности не ввязываться в непосредственные боевые действия, перенести акцент на службу прикрытия, охрану коммуникаций и оборону важных объектов. Но к середине 80-х годов армия логикой событий была втянута в боевые действия, которые велись с размахом и весьма интенсивно.

 Моджахеды воевали всерьёз и как воины заслуживали уважения. «Тактически действовали очень умело, пластично, сообразуясь с местностью и оперативной обстановкой, — рассказывает Илья Касьянов. — В подавляющем большинстве они придерживались чётких этических военных установок кодекса «аскера», сложившегося у их народа издревле и отличающегося от европейского. Да, некоторые резали противнику голову и уши в бою, но это считалось доблестью, угодной Аллаху, это было внутри их этики».

 Афганские правительственные войска — «зелёные» — были слабыми по духу. 20—25 процентов солдат обычно дезертировали при первой возможности, так как мобилизация в армию на глазах Касьянова проводилась далеко не добровольно: нашими частями блокируется кишлак, все призывного возраста мужчины афганскими офицерами оцениваются на глаз и «добровольно» записываются в армию Бабрака Кармаля (позднее Наджибуллы). Лучшее впечатление оставляли танкисты, артиллеристы, лётчики, обучавшиеся нашими специалистами на территории Афганистана либо в СССР. Много сумятицы в сознание солдат и младших офицеров вносила политическая неразбериха в стране, их войска не знали, за кого сражаются.

 Дезертирство впоследствии было почти массовым, мало кто хотел идти в бои за Бабрака Кармаля или Наджибуллу, кроме их родственников и земляков. В конце концов простые солдаты и население пришли к мысли, что идёт гражданская война с участием иностранцев — «шурави». И это нам вышло боком.

 В начале 80-х годов советские войска были весьма профессиональны. Работала система боевой подготовки солдат и офицеров применительно к обстановке в Афганистане, армия неплохо снабжалась вооружением, управление войсками было квалифицированным. Поэтому не выполнялся лишь очень малый процент тактических заданий, «духи» были всегда побеждаемы нашими частями. Другое дело: каждые 2—3 месяца менялась идеология нашего присутствия, установки командования на выполнение нашей «работы».

 Странная временами это была война.

 «... Боевые действия носили характер, далёкий от представлений военной науки и предписаний боевых уставов. Противник выступал мелкими вооружёнными отрядами, подвижными и быстро уходящими из-под удара. Сплошь и рядом приходилось оставлять бронетехнику и артиллерию, неспособную пробраться в зарослях и подняться в горы, в результате чего бойцы оставались только с лёгким оружием, по огневой мощи оказываясь на равных с душманами. Исход боя при этом решала подготовленность, выносливость и инициатива — то, чем многие солдаты как раз и не отличались.» (Виктор Марковский. «Летучая мышь над караванной тропой». Независимое военное обозрение. 1999. № 5)

 Поначалу у Ильи вызывало удивление то, что на марше стрелковые батальоны впереди разведбата или позади него обстреливаются «духами», а разведчики нет. Почему? Другой пример. Когда он в Герате принял роту, обратил внимание, что наряду со спокойным отношением населения некоторые жители начинают разбегаться от его роты, даже раздавались «случайные» пулемётные очереди по машинам. Вскоре он «раскопал» это дело. Оказывается, около 3—4 месяцев назад во время «зачистки» наши наткнулись на небольшой очаг сопротивления и без особой необходимости уничтожили один дукан, кинув внутрь гранату и выстрелив туда из ракетницы, да ещё и собак перестреляли. Жители запомнили и случай, и участников и повели себя соответствующе. Ничто там не остаётся незамеченным. Пришлось налаживать отношения, в том числе с помощью раздачи банок с перловой кашей.

 Верно, что «восток — дело тонкое». Не все из наших сразу это усвоили. Если ты Воин и «профи», то без нужды не применяй тактику «тотального боя», умиротворяя морем огня и свинца всё, что шевелится в очаге сопротивления. А заодно уничтожая нехитрое имущество и инвентарь небогатых афганцев.

 «Крутых», но не Воинов, своих и чужих, афганцы непостижимым образом распознавали, делали выводы, преломляя их через кодекс «аскера», презирали их и по отношению к ним вполне законно «беспредельничали».

 Как только колонна машин останавливается где-нибудь, даже в пустынном месте, мгновенно как из-под земли возникает местный пацан или взрослый: «Командор, что хошь? Командор, что нада?». И предлагает всякую мелочь, вроде жвачки или апельсинов. Торговля — несмотря ни на что. И не вздумай шлёпнуть пацана по затылку или отнять апельсины: рано или поздно именно тебя или твою машину будут бить. Местные чётко различали, кто настоящий Воин и среди «шурави».

 Результат: на каких-то наших переговорах с местными жителями присутствовал, как потом узнали, переодетый полевой командир Файзулло. Тогда впервые Касьянов услышал в свой адрес: «А мы тебя знаем, командор Ильяс. Ты Воин, всё нормально». То есть рота Касьянова в глазах населения была в разряде «профи». И он спокойно ходил с ротой по трассе, а через Герат — на одной машине. Но если с трассы сошёл и двинулся внутрь «зоны войны» — тут и ему не было бы поблажки, тут война шла насмерть, тут — кто кого. Убьют или подранят — можешь лишиться головы в буквальном смысле. Но вне зоны, «на всякий случай», роту никогда не били.

 Своя мораль, своя военная этика, вытекающая из древней многовековой культуры Востока...

 «Будьте уверены, что в этой стране вам никогда не удастся выполнить колониалистские планы вашего правительства — наш героизм хорошо известен всему миру, и вам тоже. Не обманывайтесь своим успехом в войне против германских нацистов: там вы вели справедливую войну, здесь же справедливую войну ведём мы!» (Национальный Исламский Фронт Афганистана. Обращение к советским оккупационным войскам. Начало 80-х годов).

 Потери в роте были, в том числе невосполнимые. Разведчики боевую работу выполняли, разбиваясь на пары или тройки. У Ильи в апреле 86-го года погиб напарник сержант Василий Петров. Погибли хорошие друзья Сергей Келексаев, Александр Платицын, Анатолий Яшенко. Бывало, что подрывались с интервалом в несколько минут. Предшественник Касьянова комроты Андрей Борискин подорвался на противотанковой мине, и ему ампутировали правую стопу. Его вытаскивал старшина Анатолий Куровский и тоже подорвался, и тоже потерял правую стопу.

 Испил свою горькую чашу и Илья Касьянов.

 «По приказу правительства советские войска организованно пришли и организованно ушли. Во всяком случае, они уходили не так, как американцы из Вьетнама» (Махмут Гареев, генерал армии, президент Академии военных наук. Москва, 1998 г.).

 Пограничное состояние

 21 ноября 1984 года взвод Касьянова получил задачу: найти проход в арыке, который по ширине и глубине больше напоминал канал, через арык провести две роты для блокирования и захвата базы моджахедов Равашац на западной окраине Герата. Спереди «духи» били из крупнокалиберных пулемётов, стрелкового оружия, безоткатных установок, стрелявших реактивными снарядами. Короче, обстановка была предельно жёсткой, а нашим приходилось идти вдоль арыка, повернув борт к «духам» — хорошая мишень. Идти надо по колее танка с минным тралом: метр вправо-влево — подрыв на минном поле.

 Наконец проход нашли, трал пошёл на малой скорости и круто повернулся в этот проход. По ТПУ (танковое переговорное устройство) Касьянов командует своему механику-водителю рядовому Куклову следовать точно по колее и подправить машину левее на пол-трака. Механик «намертво» зажимает левую гусеницу, и машина, как пресс-папье, клюёт носом, выворачивается... и садится правой гусеницей на фугас.

 «с этого момента меня выключило. Ни света, ни звука, но в сознании с тех пор остался только запах горелого масла с соляркой. В какое-то мгновение чувствую, что лечу, по внутреннему ощущению казалось, что лечу минут 20. Как потом выяснилось, фугас в 60—70 кг тротила был управляемым. Взрывом вырвало треть корпуса машины, а башню вытолкнуло вертикально вверх, причём ребята с других машин видели, как она вместе со мной (я на ней сидел) поднялась выше столба дыма на высоту до 6 метров».

 Илья задумался, вспоминая пережитое. Потом продолжил. «На башне самое удобное и безопасное положение — стоять ногами на сидении, но в этом случае круговой обзор недостаточен, а мне нужно было управлять взводом, поэтому я сел на башню, свесив ноги внутрь. Башня упала на грунт, перевернувшись в воздухе люком вниз, и эта махина весом до трёх тонн накрыла, как муху стаканом, меня, зажав, но не раздавив туловище».

 Разрушения машины были впечатляющими. Но самым удивительным оказалось то, что никто из экипажа не погиб. Улугбек Мусаев отлетел метров на 12, ударившись о землю, получил сложный перелом правой руки, ключицы, рёбер с правой стороны, оказалась сломанной в двух местах челюсть, оторвана часть щеки, вывихнут тазобедренный сустав. Механика-водителя защитил двигатель, его контузило, забросало лицо горячим маслом. За ним в машине сидел старший разведчик-оператор, ему переломило правое бедро. Мощный удар вырвал кормовые двери. В машине сидели ещё двое разведчиков — их просто выбросило через эти двери. Забегая вперёд, скажем, что всех впоследствии поставили на ноги.

 Топливо с маслом, растекаясь по земле, загорелось. Людей стали собирать, но и задачу надо было выполнять. Подбежали к башне ребята, загородив место двумя машинами, и видят: из-под башни торчат руки-ноги Касьянова, шлемофон с ларингофоном сбит на затылок, головы вроде нет. Всё, конец «старшому». Видимо, в этот момент в сознании Касьянова произошла вспышка, забрезжила мысль, что он, кажется, жив. Попробовал пошевелить ногами, ребята это увидели, засуетились, стали что-то предпринимать. А бой свирепеет, «духи» продолжают огонь. Новый всплеск сознания, и Касьянов чувствует, что его тянут за руки, даже слышит торопливое: «Тарщ старш лейтенант! Тарщ старш лейтенант!». Это Николай Кожакарь, сам контуженный, с трясущейся головой, пытается вытягивать командира из-под башни. Повернул голову Илья: «Коля, грунт подкопай». И опять провалился в «отключку».

 Ребята всё-таки подняли на руках башню, вытащили командира. Николай на руках дотащил его до БТР, на нём довезли в полевой госпиталь, там Касьянов и пришёл в сознание. Повернув с трудом голову, увидел: левая стопа развёрнута в противоположную сторону. Его передёрнуло. Вместо шины в горячке боя ногу привязали к его же автомату стволом прямо в подмышку. «А я же помню, что в патроннике есть патроны, предохранитель снят. Доктор, говорю, отсоедините магазин и оттяните затвор, а то бабахнет».

 Позже зашёл в госпиталь Николай Кожакарь, и Касьянов увидел его руки: на восьми пальцах ногти были содраны до мяса: так он вытаскивал командира, роя грунт из-под башни...

 А потом 11 месяцев Касьянов кантовался по госпиталям: Шинданд, Ташкент, Ростов, Киев, где известный многим «афганцам» травматолог Лев Николаевич Анкин, доктор с большой буквы, сделал Илье очень сложную операцию и спас ему ногу. Проблемы были с почками, печенью, повреждён позвоночник, колено сгибалось еле-еле. Временами не верилось, что будет на ногах, что выйдет из пограничного состояния между жизнью и смертью. Давила мысль о возможной неполноценности, но желание выкарабкаться из этой ямы, стать снова в строй и, возможно, вернуться к своим ребятам в 650-й разведбат помогло ему восстановиться физически и психологически.

 «Озлись на жизнь» — такой настрой спас Илью. И когда он правдами и неправдами снова оказался в Афгане перед начальником штаба своей дивизии полковником Юрием Евгеньевичем Рожковым, когда пришедшие на другой день с задания ребята были в шоке от появления своего воскресшего взводного и устроили ему «дичайшую» встречу — вот тогда он снова почувствовал себя офицером и начал снова служить. Но это уже другой рассказ.

 Чечня, мутант Афгана

 В декабре 1994 года начались операции в Чечне. 25 декабря бригаду, в которой в Твери служил Илья Касьянов, начали комплектовать «...тем ресурсом, который на тот момент был в Вооружённых Силах: стройбаты, батальоны аэродромного обеспечения, повара и писари. Парни без необходимой подготовки, за плечами стрельба из малокалиберной винтовки в школе, три патрона перед присягой, подход на плацу к начальнику и отход от него — вот и весь их «боевой» опыт, — иронизирует Илья Анатольевич. — Кто из командиров сумел организовать подготовку в отпущенное время, себя не пожалел, у того на совести меньше погибших. Кто не смог — у того потери максимальные и кошмары по ночам».

 Майор Касьянов ничего нового по сравнению с тем, что видел в Афгане, встретить в Чечне не ожидал. Может, ещё и оттого, что как разведчик-специалист по своим служебным каналам получал необходимую информацию. Открытая пресса много в те годы шумела про Дудаева, возмущалась: ограбление поездов, дискриминация русских, убийства, налёты на Ставропольский край и Осетию, рабы в Шали! И лейтмотивом информационного потока было риторическое: кто же это, наконец, остановит? Кто призовёт к порядку криминальный режим? Правозащитники на митингах, в прессе кричали о несправедливой войне, о «преступности» ввода в Чечню войск. В головах молодых солдат и офицеров опять возникла каша.

 «Да, ввод войск был неуклюжей попыткой восстановить конституционный строй. Да, может, с политической точки зрения операция грязная, технически неряшливая, но надо признать, что это было конкретное действие по защите интересов России и её Конституции», — убеждённо говорит Илья Анатольевич.

 У офицера всегда есть выбор. Если ты считаешь дело дерьмом — можешь отказаться, вплоть до ухода из армии. Это создаст проблемы для офицера, но это твоя позиция, и ты её своим поступком защитил. И Касьянов не считает себя вправе таких осуждать. Но если тебе даны пацаны, а твоим офицерам лет по 21—25, и все они смотрят на происходящее широко открытыми непонимающими глазами — сделай всё от тебя зависящее, чтобы они поняли, куда попали. И возьми ответственность на себя, ибо ты старший.

 Майор Касьянов вёл трудные разговоры, объясняя, рассказывая, убеждая: «Это будет не классическая, как в кино, война. Нам предстоят специфические действия, а после всего нас, скорее всего, ждёт в обществе, в стране, такое дерьмо, по сравнению с которым плевки за Афган покажутся божьей росой. Но имейте в виду, ребята, это наша страна, тут наш, российский народ, а решение принято государством, и оно будет выполняться. Надо всем понять, что человек с автоматом на улице — это ненормально. Ты не пойдёшь — пришлют другого, возьмут на твою должность офицера пехоты, тот откажется — наберут из двухгодичников прямо из института. И они пойдут, и лягут все. Как ты, профессионал, потом будешь спать?».

 У Касьянова за 8 месяцев в Чечне погибли два сержанта и солдат, но и эти потери он считает большими, хотя у других командиров убитых и раненых было во много раз больше.

 «Мы свои задачи выполнили все. Мои солдаты мародёрством себя на запачкали, к зачисткам нас не привлекали».

 «Это миф, что чеченские боевики — профессионалы и Воины. Группа моих ребят, человек 18—20 прыгают в траншею и начинают работу. Через пару минут из неё выскакивают бородатые «воины Аллаха» лет по 30—35, спасаясь от моих пацанов, которым 18—20 лет. В траншее находим оружие, пустые бутылки, шприцы, убитых и раненых. А у меня — ни одного поцарапанного».

 «...чеченской трагедии можно было бы избежать, если отношение к афганской войне, ее урокам было бы несколько иным в российских правящих кругах, да и в военном руководстве» (Вадим Соловьёв. Настоящее, не внявшее урокам прошлого / Рецензия на книгу А. Ляховского «Пламя Афгана». Независимое военное обозрение. 1999. № 5).

 «Жестокости и грязи на войне — выше головы. Вы спрашиваете: «Афганский излом» — правда? Да, правда. Но далеко не вся. «Чистилище» Невзорова — тоже правда. И тоже не вся. Реальность, поверьте, ещё круче, дерьма ещё больше».

 «Отчего же нам пришлось уйти? Во-первых, настоящей армии у нас в Чечне не было: подготовка солдат и офицеров составляла 12—15 суток, полки были укомплектованы процентов на 30, психологически солдаты и офицеры находились под негативным прессингом СМИ, а так нужны были правильные слова! Да и с руководителями не всегда везло!».

 Как звезда ждала героя

 В мае 1995 года Илья Касьянов получил отпуск на 10 суток и примчался домой в Тверь, к семье, обжившей новую квартиру. Как водится — гости, стол, яблоку негде упасть, радостное настроение, друзья. Вдруг звонок, входит сосед подполковник Николай Хашев (тоже «афганец», три боевых ордена) и приглашает к себе. «Входим, а у него тоже за накрытым столом сидят наш бригадный кадровик, заместитель по вооружению, и ещё кто-то, уже не вспомнить. Все закричали: «Ура, поздравляем!». А с чем — непонятно, не с приездом же в отпуск».

 Когда сообщили, что подписан президентом Указ о присвоении «Героя» — не поверил, думал, розыгрыш. Но когда сказали, что надо явиться в кадры округа, скепсиса поубавилось. Потом потребовали фото и справки там, тут...

 В мае вручение награды не состоялось, не всех награждённых сумели собрать. Перенесли на 5 июня. А в этот день случилось на Сахалине землетрясение, в Кремле было не до вручения наград.

 Сообщили: ждите приказа. Илья Касьянов вернулся в Чечню под Шали.

 Вручение назначили на 13 июля, Касьянову даже замену на время нашли.

 Но 12 июля заболел Ельцин, состоялась первая его госпитализация, и награждение перенесли на ноябрь. А в ноябре 1995 года президент снова заболел и снова церемонию перенесли.

 Наконец в первых числах марта 1996 года майор Касьянов, Герой России, получил золотую звёздочку в Кремле из рук министра обороны.

 Так что в России мало Звезду «заработать», надо иметь терпение её получить.

 Офицер, интересы государства и мораль

 Я задаю в общем-то молодому офицеру, на мой взгляд, трудные вопросы, ожидая, что собеседнику сложно будет сразу давать исчерпывающие ответы, что возможно, он будет уходить от главной мысли. Но нет, я получаю точные, немедленные и, чувствовалось, уже имеющиеся как бы наготове ответы — свидетельство долгих раздумий повидавшего жизнь человека.

 «Пацифисты утверждают, что войнам — конец. Что-то не верится, если посмотреть на наш бушующий мир, напичканный оружием, наркотиками, террористами, диктаторами и прочими охотниками до силовых методов решения своих амбициозных проблем. Россия находится в эпицентре современных конфликтов и, как представляется, ещё долгие годы вынуждена будет иметь свои щит и меч. А раз так, то справедливо взять на вооружение лозунг древних: «Si vis pacem, para bellum — Хочешь мира, готовься к войне».

 Подполковник Илья Касьянов убеждён, что интересы государства, связанные с использованием армии, будут существовать, пока оно само существует. «Думаю, что за свою жизнь я буду знать ещё не об одной войне, ещё и нашим внукам их хватит. Раз так, то для России выгодно останавливать войну в зародыше, может быть, и за пределами границ».

 «Военные США играют важную роль в создании коалиций и формировании такой международной обстановки, которая защищала бы и продвигала вперёд американские интересы» (Из доклада Белого дома «Стратегия национальной безопасности США для нового столетия»).

 «Нет у меня особого пиетета к американцам, но для меня, профессионала, их отношение к силовым методам абсолютно понятно. Они не кокетничают со своими интересами, очень серьёзно относятся к потенциальной угрозе или даже потенциальной угрозе в зародыше и стараются её заранее либо предотвратить, либо уменьшить. Работают с упреждением даже вне своих границ.

 А мы? Разве у нас меньше страна, хуже люди, беднее история и нет государственных (они говорят — «национальных») интересов, в том числе за пределами России, кроме займов МВФ?».

 «Если нормальный, средний русский человек связывает свою судьбу с армией, хочет стать профессионалом, то должен себе чётко представлять, что, став офицером, он получит не только форму, звания, деньги, почёт и уважение (последнее, правда, нынче спорно). Он должен понять, что государство в определённый момент будет тебя использовать по назначению, то есть для зашиты своих интересов потребует твою судьбу и жизнь. Рано или поздно придётся выполнять договор между тобой, офицером, и государством.

 Мало этого понимания. Необходимо, чтобы оно в твоем сознании трансформировалось во внутреннюю готовность, в состояние твоей души служить Отечеству и выполнять сложную и опасную работу».

 «Вы скажете, что это психология наёмника? Нет, это психология профессионального защитника своего дома. Ну, а насчёт денег... российскому офицеру всегда и везде платили и платят меньше любого паршивого наёмника».

 «Советское вторжение в Афганистан стало следствием серьёзной ошибки в оценке положения в Афганистане, а также неверного восприятия связи этого положения с советско-американскими отношениями. В обоих случаях источником ошибки был догматический, чрезмерно идеологизированный тип мышления. По сути, имел место случай идеологический слепоты, отягощённой неверной военной оценкой ситуации... Всё вместе это только ускорило развал Советского Союза» (Збигнев Бжезинский. Родина. 1999. №2).

 Илья Касьянов полагает, что интересы государства за его границами должны защищать только профессионалы, а не мальчики в 18—20 лет. Если бы у нас в середине 80-х годов была контрактная система формирования армии, то для СССР было бы более морально послать в Афганистан зрелых профессионалов, а не необстрелянных, мало что в жизни видевших мальчишек. «Уверяю Вас, добровольцев хватило бы», — говорит специалист.

 Участник афганской войны бывший полковник Генштаба Виктор Баранец предупреждал; «Непонятная война — наихудшая из всех её типов... Самое большое преступление политиков — бросать свои войска в сражения, которых можно было избежать».

 К этим словам трудно что-либо добавить участнику Афгана и Чечни, Герою России Илье Анатольевичу Касьянову.

 Спать спокойно — привилегия убитых

 Ноябрь 1999 года. В Твери хоронили Героя Российской Федерации подполковника Илью Анатольевича Касьянова. Он погиб в Чечне. Прощаться с ним пришло столь много людей, что Дом офицеров сразу не вместил всех. Илья был достойным русским человеком. Воином. Разведчиком. Защитником Родины. Таким его запомнили все, кто знал.

 Мы познакомились на праздновании 10-летия вывода 40-й армии из Афганистана. Бросилась в глаза, конечно же, его Звезда Героя, чего у других не было, а затем какая-то мальчишеская улыбчивость на лице, старание не выпячивать своей персоны среди товарищей по службе, в толпе друзей. Удивило ещё в некотором роде философское осмысление им происходящего в стране и армии, что не часто услышишь из уст служаки-офицера.

 В тот раз мы много говорили об армейской службе, судьбе офицера, судьбе армии в целом. Тревога слышалась в словах Ильи, тревога за состояние офицерского корпуса, от которого в конечном счёте зависит безопасность России...

 Август 1999 года. Подполковник Илья Касьянов преподаёт свою специфическую дисциплину в учебном центре общевойсковой академии (бывшей имени Фрунзе), известном под названием «Выстрел». Наезжает домой в Тверь, выглядит молодо, свежо. Согласился ещё раз на встречу, снова говорили об армии, стране, о только что закончившихся событиях в Косово. Не скрывая, давал откровенные оценки.

 «Мы пока слабы в военном отношении, пресса и официоз пытались немного эту слабость закамуфлировать, но это же очевидно!».

 «У супердержав таков удел — друзья до тех пор, пока они сильны.

 То, что к славянам относятся, мягко говоря, исторически как к конкурентам, — недружелюбно, с замаскированной подозрительностью, — факт. Это моя, правда, эмоциональная оценка, вынесенная из всего опыта общения с европейцами».

 «По-моему, Балканы — это демонстрация силы. Репетиция была в Гренаде, генеральная репетиция в Ираке, а Балканы — наглядная демонстрация образовавшегося однополярного мира».

 В те дни пресса информировала о событиях в Дагестане. Как знающий Кавказ человек Илья предвидел, что, если Россия Дагестан ваххабитам сдаст, он станет заповедником криминалитета. «В любом случае мы туда вернёмся, но с большой кровью и с большей, чем ранее, степенью осознания необходимости этого возвращения».

 На вопрос, не было ли предложения съездить ему, специалисту, в Дагестан, ответил отрицательно. Зато сказал, что были другие предложения от эмиссаров сопредельных государств поступить к ним на работу для обучения офицеров по руководству своими специальными подразделениями. Предлагали месячные оклады в 1000 долларов при всём прочем содержании. Некоторые наши офицеры принимали предложения. У меня же несколько другие взгляды, надеюсь, что я ещё России пригожусь».

 Затем мы, автор этих строк, и фотокорреспондент Валентин Стригин, попросили Илью сфотографироваться, да непременно со звёздочкой на его светлом цивильном пиджаке. Пошли искать удобные места. На набережной такое нашли. Видели бы вы, как смущённо Илья прикреплял Золотую Звезду, достав её с коробочкой из внутреннего кармана. Помучив, мы «отпустили» его, и Илья бережно снова упрятал Звезду внутрь, сразу превратившись внешне в улыбчивого молодого парня, решившего немного прогуляться по городу.

 ... Касьянов всё-таки поехал в Чечню снова. Дело разворачивалось серьёзное, и без него обойтись не могли.

 Илья Касьянов повёл небольшой отряд своих слушателей на разведку. Их вычислили и дали по ним несколько залпов. Сразу полегли все. Илья, как рассказывают, в полубессознательном состоянии всё же дополз до своих. Но потеря крови была так велика, что врачи в полевом госпитале ничего не смогли сделать. Это было под Бамутом 8 ноября 1999 года. Ему было всего 38 лет от роду. Жестокая, страшная война не щадит лучших наших сынов.