Эрланд открыл глаза и огляделся по сторонам. Он лежал на кожаном диване в незнакомой ему комнате. Рядом с ним сидел Хайме. Увидев, что больной пришел в себя, он дружески потрепал его по плечу.

– Очнулся, братишка?! Вот и славно!

– Братишка? – печально улыбнулся Эрланд.

– Конечно! Ты классный парень, и я искренне рад, что у меня появился еще один брат!

– Где я?

– В доме у Виктора, конечно. Мы решили, что здесь тебе будет спокойней.

– А что с Большой охотой?

– Харальд сдался и объявил ее оконченной, – ответил Хайме. – Мы с Виктором довели дело до конца, перебив их почти всех. Так что теперь все уже позади. Жаль только, что из-за этого мы не смогли помочь тебе сразу, иначе все было бы намного легче.

– А я-то думал, что мне пришел конец, – тихо произнес Эрланд. – После укуса гончей мало кто выживает.

– Благодари Виктора, – сказал Хайме. – Ну и Настю конечно же. Мы еле довезли тебя до города. Виктор всю дорогу поддерживал твою жизнь. А Настя… Она буквально вытащила тебя с того света. Очень сильная девочка!

– Где они?

– Отдыхают. Оба израсходовали почти все свои силы. Как только поняли, что опасность миновала и ты просто спишь, так сразу и легли. Еле до кровати доползли.

– Очень странное и необычное для меня чувство – знать, что моя жизнь кому-то небезразлична, – задумчиво произнес Эрланд. – Любой из моей нидавеллирской родни бросил бы меня подыхать без всяких сомнений. В лучшем случае прикончили бы на месте, чтобы я не мучился, да и то вряд ли. Клинок грязной кровью испачкать не захотели бы.

Эрланд приподнялся и сел на диване.

– Да уж, туго тебе пришлось, – тяжело вздохнул Хайме. – Ты уж извини, что не сумели вырвать тебя из лап этого изверга Нидуда. В общем-то мы были уверены, что конунг прикончил тебя точно так же, как и свою дочь. О том, что ты выжил, нам стало известно уже гораздо позже.

– Я прошел хорошую школу ненависти, – вздохнул Эрланд. – Возможно, я стал бы закоренелым убийцей, не окажись на моем пути Виктор. Это просто удивительно, но я почему-то сразу поверил ему.

– Ничего удивительного в этом нет, – ответил Хайме. – Этот ребенок обладает поразительным даром располагать к себе людей, очаровывать их. Причем не какой-нибудь там магией. Все происходит как-то само собой. Он к этому не прикладывает ровным счетом никаких усилий.

– Ты называешь его ребенком? – удивился Эрланд. – Не обидно ли это для парня, который сам считает себя уже взрослым состоявшимся мужчиной и сильным воином?

– Пусть считает, – улыбнулся Хайме. – Это повышает его самооценку. Но для меня он был и остается ребенком. Ну, в глаза я ему так, конечно, не говорю, но ничего унизительного в этом слове тоже не вижу. Оно полностью отражает его сущность, его состояние души. Виктор покоряет всех своей честностью, открытостью и детской непосредственностью. Он доверчив, как ребенок, верит словам и клятвам. Казалось бы, это большой минус, но и его он непостижимым образом обращает в плюс. Он как бы открывает тебе дверь в свой собственный мир, чистый и прекрасный, и, если заглянул туда, уходить уже не хочется.

– Да, именно так со мной и произошло, – кивнул Эрланд. – Виктор стал для меня глотком чистого воздуха в этой отвратительной атмосфере всеобщей затхлости. Расскажи мне о нем, ведь ты знаешь его почти с младенчества.

– Виктор – истинное дитя двух миров, и от каждого из них он получил что-то свое. Иногда бывает так, что некоторых раздражает выделение из общей массы, проявление каких-то индивидуальных черт, несвойственных остальным. Напыщенному альвхеймскому двору он поначалу казался слишком живым и непоседливым. Его заразительный смех и непрекращающиеся детские забавы частенько вызывали у нашей аристократии раздражение. «Принц крови должен с детства уметь сдерживать себя!» – говорили они. Да, в окружении альвов он казался слишком уж земным, и этого некоторые из них не могли ему простить. Но в основном среди скептиков были те, кто наблюдал за Виктором лишь издали, ни разу не перемолвившись с мальчиком ни словом. Те же, кто имел возможность поговорить с ним хотя бы десять минут, сразу попадали под неотразимое очарование этого удивительного ребенка. Виктор не менялся в угоду прихотям двора, а сам менял свое окружение таким образом, что оно становилось ближе и роднее ему. Взять, к примеру, Миврану. Я просто диву даюсь, каким образом ему удалось превратить эту чопорную аристократку, сестру короля, в свою лучшую подружку и обожающую племянника до полного безумия образцовую тетушку!

– А тебя самого он тоже переделал? – улыбнувшись, спросил Эрланд.

– В чем-то – да. Пока он был совсем маленьким, я не очень обращал на него внимание. Ну, бегает себе мальчонка и пусть дальше бегает. Но потом Вёлунд попросил меня обучить его воинскому искусству. К любому заданию я всегда отношусь с большой ответственностью, с теми же намерениями подошел и к этому. Посмотрев на Виктора внимательнее, я сразу же решил, что мальчишка слишком расхлябанный, что ему нужна дисциплина, строгость и еще раз строгость. Поставив перед собой цель сделать из Виктора сурового воина-альва, я начал старательно вытравливать из него все земное, поскольку мне казалось, что именно оно сильно мешало ему приблизиться к тому идеалу, к которому я стремился. Как он вытерпел мою несусветную дурость, я не знаю, только однажды я, на счастье, обратил внимание, что мальчишка намного лучше понимает урок, если на него не орешь истошным голосом, а спокойно и доходчиво объясняешь. С этого момента мы стали продвигаться вперед такими невероятными темпами, что я даже сам диву давался, а его восторженный благодарный взгляд был лучшей для меня наградой. Да, я люблю моего брата, хотя и не привык проявлять свои чувства. Он необыкновенный. В нем каким-то причудливым образом сочетаются рассудительность взрослого и бесшабашность мальчишки, зрелость настоящего воина и внешняя беззащитность, сила мага и готовность использовать эту силу не в своих корыстных интересах, а на благо других.

В это время на галерее открылась дверь, и из нее, протирая глаза, сладко зевая и потягиваясь, вышел Виктор. Волосы у него спросонья торчали в разные стороны, правую щеку он отлежал. Он был босиком и в одних трусах. О том, что еще совсем недавно этот всклокоченный заспанный мальчишка сражался в смертельной схватке и вышел из нее победителем, говорили лишь многочисленные следы ранений, хорошо подлеченные магией, но все еще заметные на его обнаженном торсе.

– А вот и наш ребенок проснулся, – весело рассмеялся Хайме. – Ты только посмотри на это заспанное чудище! Ну разве я был не прав?!

– Эрланд, ты очнулся?! – увидев сидящего на диване сводного брата, радостно воскликнул Виктор.

Перепрыгивая через ступени, он сбежал вниз и, распахнув объятия, бросился к нему.

– Как же я рад снова видеть тебя здоровым! – крепко обнимая Эрланда, тихо сказал Виктор. – Мы так волновались за тебя, брат!

Его лицо сияло от счастья, а вот глаза неустрашимого воина и победителя Большой охоты самым предательским образом увлажнились от слез. Но это были слезы радости. Эрланд и сам готов был расплакаться от такого трогательного проявления родственных чувств, но он, к сожалению, еще в детстве разучился это делать. Чувство обретения настоящей семьи, семьи, где тебя любят и ценят, было для него таким новым и необычным, что никак не укладывалось в его жизненный опыт.

Настя вызвалась приготовить обед, а братья расселись в креслах вокруг журнального столика и решили обсудить сложившуюся ситуацию. Большая охота была остановлена, и каждый из них теперь должен был подумать над тем, что делать дальше. Хайме, носивший титул Опоры Престола, был обязан вернуться в Альвхейм, но собирался еще на день-другой задержаться здесь, чтобы выяснить, к каким последствиям приведет их победа над загонщиками Харальда. Виктор же мог спокойно продолжать обучать Настю, не опасаясь больше происков врагов.

Самым сложным оказалось положение Эрланда. Открыто выступив против Нидуда, он поставил себя вне закона, и, хотя правила охоты в какой-то мере распространялись и на него, но конунг вполне мог пойти против традиций. Переход на сторону врага не мог считаться заурядным событием, и Нидуд в любом случае должен был как-то на него отреагировать.

– Ты можешь перебраться в Альвхейм, – предложил Хайме. – Я понимаю, что ты не хочешь встречаться с королем Вёлундом. Ну, тогда поживи в моем загородном доме. Там у тебя будут все условия для того, чтобы отдохнуть душой и привести свои мысли в порядок.

– А что дальше? – возразил Эрланд. – Я не могу всю жизнь прятаться, как загнанная крыса. У меня есть цель: свести счеты с Нидудом, и, пока я этой цели не достигну, ни о каком душевном покое не может быть и речи. Кроме того, я хотел бы остаться с Виктором. На то у меня есть свои основания. Я не планировал встревать во внутренние дела Альвхейма, но сейчас просто обязан это сделать. Рискну оказаться заподозренным в попытке внести раскол в семью Вёлунда, но жизнь человека, вытащившего меня с того света, важнее того, что обо мне могут подумать. Дело в том, что Виктору сейчас грозит опасность не только со стороны Нидуда.

– Ты о чем? – встревоженно спросил Хайме.

– Я говорю о нашем брате Эгиле, – после недолгой паузы ответил Эрланд. – Ты в курсе, что мы с ним поддерживаем связь? Сейчас я должен прямо сказать: Эгиль заранее спланировал нашу встречу с Виктором, преследуя собственные интересы. Мы встретились с ним накануне, и он попросил меня о помощи. Эгиль страстно желает занять отцовский престол, а поэтому очень заинтересован в том, чтобы расчистить себе к нему дорогу. Почему-то главным препятствием на пути к поставленной цели он видит тебя, Виктор, и мечтает устранить как конкурента любыми способами. Меня он попросил как можно подробнее рассказать тебе о смерти твоей матери, при этом не скрывая ни роли Нидуда, ни роли Вёлунда в старой неприглядной истории.

– Зачем ему это понадобилось? – тихо спросил Виктор.

– Эгиль не хочет устранять тебя своими собственными руками, – пояснил Эрланд. – Для того чтобы без проблем занять отцовский престол, ему необходимо самому остаться чистым. Зная о том, как ты воспримешь полученную информацию, он собирался натравить тебя для начала на Нидуда. Несмотря ни на что, конунг остается великим воином. Победить его невероятно сложно, и Эгиль рассчитывал, что ты обязательно проиграешь эту схватку. Но до конца в победе Нидуда он все-таки уверен не был, поэтому держал в уме и вторую часть плана – поссорить тебя с отцом. Это было несложно, поскольку почти все, что я тебе рассказал, – чистая правда.

– Почти? – переспросил Виктор. – А в чем неправда?

– Извини, что напрасно обнадежил тебя, но твоя мать, к сожалению, мертва, – вздохнул Эрланд. – Эгиль просил меня вселить в тебя эту надежду, чтобы подстегнуть к более решительным действиям. У меня не было причин отказать брату, и я в точности выполнил его просьбу.

– Что он собирался делать в том случае, если я убью Нидуда?

– Мне и самому это не слишком понятно. После такого подвига твои права на отцовский престол становились бы несомненными.

– Я никогда не собирался, да и теперь не собираюсь идти против короля Вёлунда и тем более свергать его с престола, – печально усмехнулся Виктор. – Эгиль мерит всех по себе, и в этом его главная ошибка.

– Эгиль никогда не говорит всей правды, вот в чем вся беда, – поразмыслив немного, сказал Эрланд. – Не думаю, что он был до конца откровенен даже со мной. Каковы его истинные планы, знает только он сам. Прости, Виктор. Возможно, я разочаровал тебя, но мне жизненно необходимо было убрать все недомолвки, существовавшие между нами. В те дни, когда состоялся наш разговор с Эгилем, я был очень далек от того, чтобы считать тебя своим другом и братом. Да и внутренние дела Альвхейма меня не интересовали совсем. Я ненавидел Нидуда и хотел воспользоваться любой возможностью уничтожить этого кровопийцу.

– Я вовсе не осуждаю тебя и крайне благодарен за откровенность, – ответил Виктор. – Уже одним своим признанием ты частично разрушил коварные планы Эгиля. Теперь я знаю его истинные намерения, и они не станут для меня полной неожиданностью.

– Это так, но именно потому, что разрушены они не полностью, я хочу остаться с тобой. Кроме того, не исключено, что конунг все же осмелится принять твой вызов. На этом наверняка будет настаивать нидавеллирский двор. Два таких серьезных поражения подряд для них сродни проявлению слабости, и Нидуд не может не понимать этого. Я хорошо знаком с его манерой ведения боя и могу показать тебе многие из его коронных приемов. В поединке с ним тебе это очень пригодится.

– Эрланд, я же не гоню тебя, – улыбнулся Виктор. – Конечно, ты останешься со мной на любой срок, который сочтешь нужным! Какие могут быть вопросы?!

– Да, скверная история получается, – задумчиво произнес Хайме, до этого молча слушавший братьев. – Теперь я даже не знаю, каким образом мне лучше поступить: остаться здесь или отправиться в Альвхейм и проследить за тем, чтобы наш братец не натворил там лихих дел. У него, кстати сказать, имеется немало сторонников среди альвийской знати.

– Ты Опора Престола и должен находиться рядом с королем, – сказал Виктор. – Кроме того, я же могу в любой момент позвать тебя, если возникнет крайняя необходимость.

– Договорились. Если что-то случится, ты обязательно дашь мне знать.

– Ты понимаешь, что натворил?! – брызжа слюной, орал на Харальда Нидуд. – Ты опозорил меня и весь Нидавеллир! За каким чертом тебе понадобилось играть в благородство и давать мальчишке шанс сразиться с Большой охотой лицом к лицу?! Тоже мне, рыцарь нашелся! Если уж разучился держать меч в руках, так прирезал бы сопляка из-за угла, в конце концов! А кого ты набрал?! Пятьдесят воинов и свора псов не смогли справиться с тремя противниками! Да это не бойцы, а гулящие девки какие-то!

Конунг наигранно расхохотался и, тыча пальцем в Харальда, выкрикнул:

– Ха-ха-ха! Пятьдесят шлюх и стая полудохлых дворняг! И это теперь называется Большая охота?! Стыдоба! Ты ответишь за этот позор, Харальд! Обязательно ответишь!

Гладко выбритый Харальд стоял, опустив глаза в пол, и молча выслушивал оскорбления конунга.

«Разорался, сатрап чертов, – угрюмо думал он. – Я его, видите ли, опозорил! Так и не позорился бы, кто мешал?! Прими вызов и докажи, что ты сильнейший! А то с мальчишкой он, понимаете ли, сражаться брезгует! Прежние заслуги не позволяют! Да один такой мальчишка стоит нескольких десятков воинов или даже самого Нидуда! Он легок, ловок, прыгуч, и у него отличная техника владения оружием! И старина Хайме в придачу! Этот ветеран не только не растерял своих лучших качеств, но и стал еще сильнее! А Эрланд? Вот уж никак не ожидал, что этот полукровка окажется таким сильным воином! Зря мы все-таки с ним так по-скотски поступили. Такой боец мог бы стать гордостью Нидавеллира!»

Харальд, несмотря на отсутствие образования, был далеко не глуп. Он отличался этакой мужицкой смекалкой, которая не раз выручала его в сложный момент. Вот и сейчас под аккомпанемент злобной ругани Нидуда он размышлял над тем, как ему выбраться сухим из этой скверной ситуации. О том, что конунг стал обузой для Нидавеллира, по углам шептались почти все, но Харальд расчетливо помалкивал, поскольку находился в фаворе у своего отца. Сейчас же из-за бесславной Большой охоты он сам впал в немилость, и его сметливый ум сразу же начал обмозговывать возможные варианты восстановления утраченных позиций.

То, что отец его не простит, было ясно. Этот невероятно злопамятный самодовольный индюк никогда не отличался великодушием, а попасть к нему в немилость означало стать объектом постоянных насмешек и издевательств. В выражениях он не стеснялся и подключал к травле провинившегося родственника весь свой двор. Отходчивость тоже не была в числе достоинств конунга. Если уж кто попал к нему в опалу, то окончательно и бесповоротно. А значит, для того, чтобы избежать этой унизительной участи, следовало поменять правителя.

Беда заключалась в том, что реальных претендентов в конунги пока не было. Никто, в том числе и сам Харальд, не решался бросить Нидуду вызов. Его не любили, но боялись до умопомрачения, ведь он являлся не только непревзойденным воином, но еще и сильнейшим темным магом. Любая попытка сразиться с ним заранее обрекалась на провал. Одолеть его можно было только сообща, но как раз этого и не получалось. Родственники совершенно не доверяли друг другу. Если бы кто и взял на себя смелость возглавить мятеж, то рисковал тут же оказаться преданным другими. И вот теперь появился человек, который не побоялся открыто выступить против конунга, и этот человек – из семьи. Это обстоятельство в корне меняло всю расстановку сил.

Убрать Нидуда с престола чужими руками в глубине души мечтал каждый из его наследников – безудержное всевластие и ставшее притчей во языцех самодурство у всех уже давно сидели в печенках. Занять же Костяной трон лично мечтали немногие, слишком уж хлопотное и опасное это дело. А те, кто такие намерения действительно имел, были убиты в поединке с принцем Виктором. Компромиссная фигура на престоле Нидавеллира, наверное, устроила бы всех, и Эрланд вполне подходил для этой роли. Даже то, что он с детства был изгоем в семье, Харальда нисколько не смущало. Мнение двора переменчиво, как весенняя погода, и то, что еще вчера казалось немыслимым, сегодня вполне могло стать реальностью.

«А ведь Эрланд – сын старшей дочери конунга, и его права на престол не кажутся такими уж сомнительными, – размышлял он под аккомпанемент площадной брани Нидуда. – Надо поговорить об этом с братьями. Все равно хуже, чем сейчас, уже не будет».

Вдоволь наоравшись и отведя душу на Харальде, Нидуд велел ему убираться с глаз долой и напоследок запустил своему бывшему любимцу куском курицы в лысый затылок. Но даже этот точный бросок не улучшил его настроения. Он сидел на Костяном троне, яростно сверкая глазами, а на его скулах играли желваки.

«Сборище придурков! – кипятился он. – Ничего не могут исполнить так, как надо! И что мне теперь со всем этим делать?! Завтра на совете все семейство дружно начнет орать, что теперь я просто обязан принять вызов этого мальчишки, да и предателя Эрланда – тоже. Эх, надо было удавить этого паразита еще в младенчестве! Так нет же, вырастил гаденыша на свою погибель!»

Нидуд вдруг сообразил, что вообще-то он очень неплохо подготовил своего нелюбимого внука. Конунг почему-то был уверен, что Эрланд окончательно сломлен и полностью подчинен его воле, но теперь, когда вдруг выяснилось, что это не так, впервые попробовал рассмотреть его как противника.

«Так что же такое у меня выросло? – почесывая бороду, размышлял он. – Этот мерзавец быстр, силен, великолепно владеет почти всеми видами оружия. В последних учебных боях мне было уже не так-то просто одолеть его, и складывалось впечатление, что он немного поддается, бьется не в полную силу. Тогда я решил, что это от страха и почтения к своему повелителю, но, скорее всего, он уже тогда задумал предательство и нарочно вводил меня в заблуждение. Он один – это уже достаточно серьезный противник. А если к нему еще добавить этого непонятного мальчишку? Все в один голос говорят, будто он наделен множеством воинских достоинств. И что тогда? Что, если я не смогу с ними справиться?»

Конунгу вдруг как-то сразу стало неуютно. Он живо представил себе, как его голова слетает с плеч и катится к подножию Костяного трона. Его передернуло от этого видения, и мысли сразу потекли в другом направлении.

«Я должен сыграть на опережение, – подумал он. – Мне необходимо вывести из числа противников хотя бы мальчишку. Но я скован дурацкими традициями Большой охоты. Если я подошлю к нему убийц, то среди моей родни поднимется такой вой, что нынешнее бурление покажется легким ветерком по сравнению с настоящей бурей. И какой же у меня тогда выход? Один-единственный! Убить мальчишку должен не дварф, а кто-нибудь из его альвхеймских родственников. Тогда все будет выглядеть как обыкновенная борьба за престол Вёлунда. А кто этот родственник? Конечно, Эгиль, кто же еще?! Он больше всех заинтересован в смерти Виктора, ему и карты в руки! Почему я раньше не рассматривал его как своего естественного союзника? В конце концов, он ведь тоже мой внук, и я могу пообещать ему что-нибудь очень ценное. Наследование престола, к примеру. Разумеется, никакого престола он не увидит как своих собственных ушей! Как только Эгиль сделает свое дело, его можно будет тут же без лишнего шума убрать. Не думаю, что мои наследнички станут сильно возражать против такого развития событий. Лишний конкурент им тоже не нужен. Но для начала пусть мой дорогой внук разделается с мальчишкой. Бить нужно будет наверняка, чтобы один-единственный удар стал смертельным, а для этого нужно иметь особое оружие. И оно у меня есть – Низвергающий души, кинжал, подаренный мне самим Локи. Пусть Эгиль воткнет его в этого Виктора, и душа мальчишки сразу же полетит в ужасный мир Темного бога, туда, куда я отправил и его мать! Я берег этот кинжал для самого Вёлунда, но сейчас выбирать не приходится. Пусть первой жертвой Низвергающего души станет этот чертов мальчишка!»

Эгиль сидел в ресторане «Палкинъ», когда у него зазвонил телефон. Номер оказался незнакомый, но он, подумав, решил все-таки ответить.

– Принц Эгиль? – с чудовищным скандинавским акцентом спросил мужской голос. – Я есть твой дядя Ульф. Я звонить по поручение конунг Нидуд.

«У этого болвана явные проблемы с произношением и изучением языков», – подумал Эгиль, но вслух ответил:

– Что хочет от меня конунг?

– У конунг есть предложение к Эгиль, – тоном заговорщика произнес Ульф. – Он поручил я встретиться с принц.

– Что за предложение?

– Если принц хотеть, он узнавать от я.

– Где вы сейчас?

– Я поселялся гостиница «Невский Палас».

– Подходите сейчас к ресторану «Палкинъ», – переходя на родной для Ульфа язык, чтобы тот ничего случайно не перепутал, сказал Эгиль. – Это рядом с «Невским Паласом», минут пять ходьбы.

– Я плохо знать этот город, – все равно почему-то продолжая пытаться говорить по-русски, растерянно пробормотал Ульф.

«У бедняги, должно быть, еще и географический кретинизм, ко всем его прочим недостаткам! – подумал Эгиль. – Не найти ресторан, который находится через три дома от гостиницы, – это уж слишком!»

– Если вы так плохо знаете город, тогда закажите такси через портье, – вслух сказал он. – Назовете: «Ресторан «Палкинъ», – и вас довезут. Я буду ждать вас здесь.

– Это есть хороший идей, – ободрился Ульф. – Я благодарить принц Эгиль.

«Вот и славно! Пусть этого недоумка покатают по городу за его же деньги, а я пока спокойно поем!»

Ульф появился через полчаса. Одет он был безвкусно и нелепо, но вкупе с рассеянным взглядом, бессмысленной улыбкой и сильным запахом перегара изо рта создавался вполне законченный образ этакого похмельного шведского туриста. Единственное, что вносило некоторую дисгармонию в образ, так это дорогой кожаный дипломат, который был бы уместнее в руках преуспевающего бизнесмена, а не какого-то сомнительного иностранного выпивохи. Эгиль встал и помахал ему рукой, чтобы тот случайно не прошел мимо. Кто его знает, вдруг этот кретин не сможет среди посетителей ресторана выделить ауру альва? Они пожали друг другу руки и сели за стол.

– Что будете есть, дядя Ульф? – сразу переходя на знакомый дварфу язык, спросил Эгиль.

– Закажи что-нибудь на свой вкус.

Эгиль подозвал официанта, сделал заказ и вновь обратился к Ульфу:

– Так о чем пойдет речь?

– О тебе, – с готовностью ответил Ульф. – Конунг не забыл о том, что у него есть внук в Альвхейме, и он хочет помочь тебе.

– Почему конунг вспомнил обо мне только сейчас? – поинтересовался Эгиль.

– Он давно наблюдал за тобой, поддерживая связь через Эрланда, и был в курсе твоих дел.

– Так почему же сейчас он прислал не его, а вас?

– Негодяй Эрланд предал его, перейдя на сторону врага.

– Вот как? – удивился Эгиль. – И в чем это выразилось?

– Тебе, конечно, известен молодой принц Виктор? Конунг в курсе, что у тебя с ним некоторые проблемы и ты не прочь без особого шума избавиться от него. Этот Виктор убил трех старших сыновей конунга, и у Нидуда теперь есть свои счеты с принцем. Он объявил на него Большую охоту. Ты ведь понимаешь, насколько это серьезно?

– Вы подходите издалека, – сделав небольшую паузу, ответил Эгиль. – И как все это связано с предательством Эрланда?

– Большая охота бросила вызов Виктору, предложив место для схватки. Ему разрешили взять двух секундантов. Одним из них, естественно, стал Хайме, а вторым, к нашему удивлению, – Эрланд. Он бился на стороне наших врагов, и охота была разгромлена.

– Значит, Виктора теперь защищают традиции Большой охоты? – быстро сообразив, спросил Эгиль.

– Это так, потому конунг и обратился за помощью к тебе, – нехотя ответил Ульф и, заметив явное нежелание собеседника ввязываться в столь безнадежное предприятие, тут же добавил: – Конечно, награда будет очень велика.

– Никакая награда не стоит жизни, – усмехнулся Эгиль. – В противостоянии с Виктором у меня нет ни единого шанса на победу.

– Это не будет противостоянием, – успокоил его Ульф. – Конунг предлагает другое решение. У него есть абсолютное оружие, подаренное ему самим Локи. Достаточно одного удара, чтобы раз и навсегда покончить с Виктором. Это кинжал, который называется Низвергающий души. Он захватывает душу врага и отправляет ее прямиком в мрачное царство Локи. Оттуда не возвращался еще никто. Конунг знает, что ты отлично умеешь скрытно подобраться к врагу, а это тоже большое искусство. Я же говорю, достаточно будет только одного удара.

– Мне предлагается стать наемным убийцей? – насмешливо спросил Эгиль. – Не слишком приглядная роль для сына короля и внука конунга.

– Ты не спросил о своей награде, а она действительно велика, – голосом искусителя произнес Ульф. – Конунг ищет нового наследника, поскольку три его старших сына были убиты Виктором. Нидуд обязательно хочет передать престол колену, которое идет от его первой любимой жены Трюд. Ты старший сын Бёдвильд, а она была первым их общим ребенком, так что твои права на Костяной трон выглядят весьма обоснованными.

– Эрланд тоже был сыном Бёдвильд, но его как претендента на престол не рассматривали совсем. И это притом, что он вырос в Нидавеллире, а я в Альвхейме.

– Это не совсем так, – возразил Ульф. – Нидуд как раз и растил Эрланда как своего наследника. Ты мог заметить, что конунг сделал из него незаурядного бойца.

– Тогда почему он так скверно относился к нему?

– Отвечу и на этот вопрос. Костяной трон можно удержать только силой, либо умом и хитростью. Но в любом случае конунг должен обладать железной волей, а она не появляется просто так, ее воспитывают. В случае с Эрландом конунг избрал жестокий, но очень действенный способ ее закаливания. Пройдя через все испытания, Эрланд стал не только сильным, но еще и живучим, а это тоже необходимая черта для правителя Нидавеллира. Увы, Эрланд не понял замысла Нидуда и предал его в тот самый момент, когда конунг уже готов был объявить свою волю, назначив его своим наследником.

– Вы хотите сказать, что я должен буду пройти через ту же самую процедуру закаливания воли? – откровенно рассмеялся Эгиль. – Извините за прямоту, любезный дядя Ульф, но такой ценой мне ваш Костяной трон не нужен.

– Ты будешь избавлен от этого, – великодушно пообещал Ульф. – У тебя уже есть все необходимые качества для того, чтобы стать конунгом. Ты умен и хитер, а это главное. Нидуд понимает, что ты имеешь определенные виды на трон Альвхейма, но предупреждает, что эти надежды тщетны. Альвы не захотят видеть своим королем того, в ком течет кровь дварфов.

– А дварфы? – тут же спросил Эгиль. – Они разве примут своим правителем наполовину альва?

– Дварфы примут того, на кого укажет им Нидуд, – ответил Ульф. – Альвы, возможно, тоже прислушались бы к мнению своего короля, но у Вёлунда другие планы относительно своего будущего наследника. В любом случае пока жив принц Виктор, у тебя нет шансов на трон Альвхейма.

– Это так, – согласился Эгиль. – Хорошо, я приму Низвергающий души и использую его по назначению.

– Конунг не ошибся в своем выборе, – кивнул Ульф. – Возьми этот портфель. Кинжал лежит в нем, так же, как и амулет, который даст тебе возможность перемещаться между Мидгардом и Нидавеллиром. Такой есть у каждого дварфа, должен он быть и у тебя.

Эгиль попрощался с Ульфом, расплатился за ужин и вернулся в свой гостиничный номер. Разговор, несмотря на то что собеседник не блистал умом, получился интересным и дал пищу для размышлений. Конечно, прозвучавшие слова про наследование Костяного трона были, скорее всего, лишь банальной приманкой. Нидуд, всю жизнь посвятивший укреплению этого символа своей власти, вероятно, думал, что его престол является вожделенной мечтой каждого, но в данном случае он явно просчитался. Эгиль вовсе не горел желанием править в этом холодном варварском мире и согласился принять Низвергающий души совсем не ради титула конунга. Кинжал давал ему гарантированную возможность избавиться от Виктора раз и навсегда, а это открывало перспективы намного интереснее сомнительного удовольствия посидеть на чудовищном изделии из человеческих останков.

«Нидуд определенно боится возникшего союза между Виктором и Эрландом, – размышлял Эгиль. – После провала Большой охоты дварфы будут требовать личного поединка конунга с этой парочкой, а рисковать своей головой ему совсем не хочется. С моей помощью он собирается избавиться от одного из них, а второго надеется победить сам. Разумно с его стороны, но меня самого такой вариант не слишком устраивает. Уничтожив двух своих врагов, Нидуд возьмется за меня самого. Ему не нужны лишние свидетели. Но я спутаю все его планы. Я позволю Виктору и Эрланду убить моего милого кровожадного дедушку. Если я в будущем хочу занять трон Альвхейма, то такой серьезный враг, как конунг Нидуд, мне совсем не нужен. Не знаю, каким образом мои братья собираются с ним справиться, но упорства обоим не занимать, и вместе своей цели они обязательно добьются. А вот когда Виктор и Эрланд покончат с конунгом, настанет мое время действовать. Я уничтожу моего сводного брата быстро, тихо и не оставив никаких следов, как я это умею. Найти для Вёлунда и остальных альвов козла отпущения за совершенное преступление тоже несложно. За смерть конунга может, например, решить отомстить любой из его сыновей. Очень неплохая кандидатура на роль убийцы и мой родной братец Эрланд. Коварный дварф воспользовался доверчивостью молодого альвийского принца для достижения своих собственных целей, а затем безжалостно убил его. А если отправить его вслед за Виктором в мрачное царство Локи, то можно еще и выставить себя героем, свершившим суровый акт возмездия. Этим я только укреплю свою репутацию радетеля интересов Альвхейма. Принц, не пожалевший родного брата ради торжества справедливости! Это сильный аргумент. Ну а дальше, имея в руках такой замечательный инструмент, как кинжал Локи, я смогу подумать уже и о том, как ускорить уход с престола короля Вёлунда».