Существуют политические события, подлинное значение которых можно оценить только тогда, когда в полной мере раскроются их исторические результаты. Но уже теперь с полным правом можно утверждать, что принятое Московской сессией Совета Министров иностранных дел решение санкционировать закон Союзного Контрольного Совета в Германии, опубликованный 25 февраля 1947 года, о ликвидации прусского государства является таким событием, историческое и политическое значение которого трудно переоценить. «Прусское государство, — говорится в законе, — являющееся с давних времён носителем милитаризма и реакции в Германии, фактически перестало существовать». Отныне оно перестало существовать и формально и, таким образом, окончательно стёрто с политической карты Европы.
На протяжении более 700 лет, с момента своего возникновения и до его фактического уничтожения, прусское государство было милитаристским государством по преимуществу. Как в области внутренней политики, так и в области внешних отношений в нём всё всегда было подчинено интересам войны, и даже поэзия воспевала войну как истинное призвание пруссачества. Поскольку в течение последних трёх четвертей века прусское государство являлось политическим остовом германской империи, его ликвидация не может не иметь самых серьёзных последствий и для государственного переустройства Германии на новых основах. Это понимает германская реакция, заинтересованная в сохранении милитаристских основ своего существования. Уже давно она создала историческую концепцию, согласно которой война является единственной животворящей силой, которая обеспечивала единство Пруссии, а затем единство Германии. Упорно и настойчиво она насаждала представление, будто только «в огне и в крови», на прусско-юнкерской основе, можно было претворить в жизнь идею единства германского народа и что только войной или постоянной готовностью к войне можно было гарантировать это единство от опасности извне. Автором этой концепции был Бисмарк. Впоследствии её полностью усвоил Гитлер, который ловко использовал её в собственных реакционных целях: поднимая на щит старые традиции прусского милитаризма, он пытался оправдать свою империалистскую программу в неслыханных масштабах. Он заявлял: «Вопрос не должен ставиться так: как в своё время поступал Бисмарк? Но в гораздо большей степени: как бы он поступил теперь?»
Влияние бисмарковской концепции было в Германии настолько длительным, значительным и серьёзным, что и теперь германская реакция пытается возродить её, чтобы использовать в качестве орудия укрепления своих политических позиций и идеологической обработки масс. Однако, будучи ослаблена в результате небывалого в истории военного разгрома, она ищет теперь покровителей в лагере международной реакции. Её расчёты в этом отношении небезосновательны. Как известно, некоторые круги англо-американского империализма, выдвигая планы «федерализации» или прямого расчленения Германии, надеются закрепить своё влияние, экономическое, политическое и стратегическое, создавая в своих зонах оккупации и в сфабрикованных там новых германских «государствах» своего рода заповедники для германских империалистов и милитаристов. Повидимому, даже ликвидацию прусского государства они предполагают использовать в своих интересах. Показательно в этом отношении, что одни органы англо-американской прессы пытаются расценить эту ликвидацию как событие, которое не заслуживает серьёзного внимания. Другие же неожиданно готовы выразить скорбь по поводу смерти этого разбойничьего государственного образования и на его могилу возложить цветы. Лондонская газета «Таймс», которую Маркс назвал «евнухом лондонского Сити», призывает искать «лучшие стороны прусского характера и достижений». Она пытается убедить, что этот прусский характер «отличается чертами трудолюбия, бережливости, любви к богу и повиновения закону». Английские империалисты, собираясь утвердить своё господство в федерализованной Германии, повидимому, хотели бы ложной характеристикой пруссачества спасти его от полной и окончательной дискредитации.