Максим Есаулов

Мгновения капитана Громова

Это был конец. Затертая табличка за стеклом обещала сделать ближайший час длинным и мучительным. Громов посмотрел на свои гонконгские «сейко». До утренней сходки оставалось шесть минут. На Литейный бежать поздно. На Некрасова начался ремонт магазина. Опаздывать нельзя — грозился подъехать с проверкой начальник ОУР района. Громов вздохнул, облизал губы и тихонько постучал в дверь. Никто не отреагировал. Он постучал сильнее. Хищная остроносая брюнетка с лошадиным лицом вопросительно воззрилась на него изнутри, как рыбка из аквариума.

— Мне только пива бутылку.

Боясь не быть услышанным, Громов сопровождал слова выразительными жестами.

Женщина обожгла его неприязненным взглядом и поджала губы.

— Написано ведь: «Переучет». Со всем с ума посходили.

Ее каблуки рассерженно зацокали прочь по чисто вымытому кафельному полу. Показать ксиву он, как всегда, постеснялся. Было холодно и сухо. Порывистый ветер гнал по асфальту опавшие листья и трепал полы видавшего виды плаща. Громов повернулся и побрел в сторону отдела. Его мутило. На лбу выступила испарина. Взмокшая рубашка прилипла к спине.

У отдела курили сменившиеся постовые. Его чуть не вытошнило от запаха табака. Лестница казалось крутой и длинной. Подъем на четвертый этаж дался с трудом.

— Здорово!

— Привет!

«Сосед по кабинету в отпуске. После сходки запрусь и посплю».

— Привет!

— Здорово!

«Только сначала бутылочку „Петровского" на Литейном».

— Опаздываем!

— Успеем!

«Черт! Как голова кружится. Когда уже эта лестница кончится…»

На утреннее совещание никто не приехал. Громов просто-таки зубами заскрежетал. Мог бы глотать сейчас живительную влагу в тихом скверике у больницы, а потом загрузить что-нибудь про плохо ходящий транспорт. Заместитель начальника отдела по опер-работе Артур Вышегородский скрупулезно записывал планы личного состава на день. Что-то шептал Антону Челышеву Серега Полянский. Грустно смотрел в окно Сашка Ледогоров. Украдкой читал газету Яша Бенереску.

— Громов, у тебя чего?

Он с трудом разлепил ссохшиеся губы.

— По материалу.

— По какому материалу?

— По Чайковского, по краже.

— Ну и что по материалу?

— Людей вызывать буду.

— А если не вызовешь?

— В адрес пойду.

— В какой адрес?

— По материалу.

— Юра! Хватит ваньку валять!

Громов подумал, что пора завязывать с выпивкой. Не то чтобы он спивался, но посиделки за полночь случались все чаще, а похмелье с утра бывало все тяжелее. Но хуже всего то, что он начал терять грань, за которой начиналась лишняя рюмка.

— Задержишься после сходки.

Воздух в кабинете наливался влажной духотой.

— Бенереску! Что у тебя с надзорниками?

— А что у меня с надзорниками?

— Почему у тебя там бардак?

— Почему у меня там бардак?

— Почему ты ничего не делаешь?

— Почему я ничего не делаю?

— Хватит! Работать всем! Вечером поговорим!

В окно светило солнце. Яркое и холодное. Кабинет опустел.

— Юра. — Вышегородский достал пачку «Мальборо». — Не много ли ты пьешь?

Громов подумал, что если Артур закурит, то его точно вытошнит.

— Не, немного.

— Мы с тобой три года работаем. Раньше такого не было.

— Не было.

Вышегородский вертел сигарету в пальцах.

— Юра, что-нибудь случилось?

— Нет, ничего.

— Тогда почему такие загулы?

— Не знаю.

Артур вздохнул.

— Иди работай.

На пороге Громов обернулся.

— Скучно.

— Что?

— Скучно как-то все. Достало.

Зайдя в туалет, он долго плескал ледяной водой в лицо и растирал виски. Немного полегчало. Мутное зеркало невозмутимо демонстрировало ему помятое лицо с подглазницами, в обрамлении всклокоченных волос. Он, как мог, причесался и грустно улыбнулся сам себе.

Юра Громов пришел в милицию после окончания Технологического института, в который поступил по принципу «поближе к дому»: С трудом перебираясь с курса на курс, он все чаще приходил к выводу, что за все годы жизни чувствовал себя человеком лишь на службе в погранвойсках. Заступая на охрану тишайшей советско-финской границы, он всякий раз втайне надеялся, что врага наконец попытаются проникнуть на территорию родной страны, или видел себя вставшим на пути вооружейной банды, стремящейся уйти за кордон. Химические формулы альма-матер привлекали его, как морковка волка, и, нечеловеческим усилием сдав госэкзамены, Юра с дипломом в кармане перешагнул порог отдела кадров Архитектурного РУВД и заявил о своем горячем желании работать в уголовном розыске. Начальник отдела кадров — кругленький невысокий майор с ласково-сочувственной улыбкой психиатра — направил его к небритому простуженному начальнику ОУР, который, обматерив кого-то в телефонную трубку, бегло изучил Юрины документы и вскинул на него прищуренные глаза.

— Куришь?

— Да.

— Уже не бросишь. Пьешь?

— Как все.

— Запьешь. Женат?

— Да.

— Разведешься. Если не передумал, пиши заявление на прием.

Громов не передумал. Несмотря на тяжелые вздохи мамы и скептически скривленные губы Натальи, он собрал все необходимые документы, прошел медкомиссию и с замиранием сердца получил красную книжечку с записью «Громов Юрий Сергеевич состоит в должности оперуполномоченного уголовного розыска». С тех пор сердце замирало еще дважды. Первый раз, когда на сходке тогдашний начальник протянул ему погоны с лейтенантскими звездочками и он впервые напился до беспамятства, — к ужасу мамы и возмущению жены. Второй раз — когда в сумраке дежурки прапорщик впервые небрежно протянул ему тяжелый холодный пистолет и деревянную колодку с блестящими патронами. Тянулось время. Менялись руководители и опера. Юра старался. Аккуратно отписывал материалы. Мытарил вечно пьяных местных гопников. Гонял вонючих бомжей по чердакам и подвалам. Подвига все не было. Пистолет он извлекал из кобуры только для чистки. При совершении на территории отдела мало-мальски серьезного преступления его тут же забирали в РУВД или в главк. Многие из его коллег давно ушли в РУБОП, УБНОН и УУР. Они мелькали на экране телевизора, их уважительно поминали в кулуарных разговорах. Заезжая выпить рюмку-другую в местное кафе, они невозмутимо рассказывали о невероятных оперативных комбинациях и крутых задержаниях. Громов ждал. Он очень старался и верил, что его заметят. Время шло. Его не замечали. Он продолжал ждать.

— Ты слишком тихий, — нашептывал ему как-то по пьяни ушедший в УБНОН опер Сергеев, — надо подлезть кой к кому переговорить.

Юра не умел подлезть. Он просто ждал. Один раз блеснул лучик надежды: его прикомандировали к бригаде по расследованию серии заказных убийств. Опера из «убойного» сутками крутились на одном энтузиазме. Планировались и воплощались в жизнь хитроумные ходы. Эта атмосфера захватила Громова целиком, но через неделю начальник РУВД пожаловался начальнику главка, что в районе некому «разрешать» материалы, и Юру вернули обратно.

Первый начальник ОУРа оказался прав. Баловавшийся в институте хорошими сигаретами Юра подсел на полторы пачки в день, невзирая на крепость и качество. Наталья ушла. Тихо, без скандалов. Просто собрата вещи и уехала к своему коллеге по работе. Она работала экспертом в крупной производственной фирме. Громов не удивился и не расстроился. Последний год им было не о чем разговаривать. Отсутствие по ее настоянию детей теперь облегчало ситуацию. Они никогда не ссорились и не ругались, просто незаметно стали чужими друг другу людьми. Пил он все больше и больше, перейдя с вина и пива на нелюбимую ранее водку. Все чаще незаметно проскакивал допустимую грань и просыпался в кабинете или дома с тяжелой головой и темными пятнами в памяти. Он продолжал ждать, но в груди уже шебуршилась холодная тоска неудачника.

— Юра! Ты чего там спишь? Я обоссусь сейчас!

Громов оторвался от зеркала и снова почувствовал тошноту. В коридоре переминался Бенереску.

— Я думал, ты там провалился.

— Индюк тоже думал…

Он вспомнил, что в столе осталась пачка «ЛМ» и, дойдя до кабинета, достал ключи.

«Быстро пива и часок поспать».

— Громов! Вот ты где? А я тебя ищу! — Вышегородский стоял в дверях своего кабинета. — Заходи быстро!

«Покурил, блин!»

В кабинете сидел крупный парень с выпуклыми глазами и черепом дауна. Ранее Громов видел его в РУВД.

— Это из оперативно-розыскного отдела. Просят оказать помощь.

— Николай. — Голос у дауна был низкий. Слова он произносил медленно, врастяжку.

— Юра. — Громов протянул руку и пожал вялые, почти безжизненные пальцы.

— Шифровка пришла из Калининграда. — Вышегородский сел за стол и сцепил пальцы. — Человек в розыске прячется на Чайковского в квартире своей бабы и…

— Санкция на арест имеется, — прогудел Николай.

— Понял я, понял, — кивнул Артур. — В общем, земля твоя, так что помоги коллегам. У начальника ОУР района вопрос на контроле.

— Санкция на арест имеется, — снова протянул розыскник.

Вышегородский вздохнул и снова кивнул.

— Короче, бери Кротова с машиной, и туда. Адрес Николай знает.

Громов вытер со лба предательски выступившую испарину.

— Кого еще можно взять?

Вышегородский раздраженно дернул подбородком.

— Ты что? Первый день работаешь? Вдвоем справитесь. У всех материалов до дуры. И пусть Кротов из машины не выходит! В сто двадцать восьмом во время обыска радиостанцию с машины поперли, так до сих пор отписываются.

На выходе из отдела Громова окликнул дежурный Костя Новоселец.

— Привет! Ты куда?

— На задержание.

— А этот? С тобой? — Костя понизил голос и кивнул на орошника.

— Ну?

— Ты, смотри, аккуратней. Не знаешь, что ли? Это Щукин. Он шиз. Раньше даже на учете состоял. Я его еще с участковых помню.

Громов печально кивнул и направился к выходу.

Водитель Слава Кротов сделал такое лицо, словно хлебнул уксуса. Большинство милицейских водил ведут себя так, словно своей работой делают остальным одолжение, а зарплату им платят за то, чтобы они спали днем перед ночной халтурой. Громов прикидывал, где по пути имеются ларьки с желанными бутылками светлой жидкости, когда из дверей отдела выскочил Вышегородский.

— Вы еще не уехали? Я с вами. Мне в главк надо.

Громов сплюнул и полез на заднее сиденье.

Хорошо, что ехать было недалеко. Его укачало почти сразу. Вывалившись из машины, он с трудом продышался. От холодного воздуха стало немного легче.

— Если задержите — позвони в дежурку. Они пришлют машину.

Ветер крутил по тротуару желтые лоскутки листьев.

Громов огляделся. Нужный дом стоял почти напротив здания РУБОПа, впритирку к пожарной части. Он обернулся к Щукину.

— Подожди минутку.

В магазине было тепло. Жужжал обогреватель.

— Бутылку «Петровского», пожалуйста.

— Нету.

— Тогда «Адмиралтейского».

— Пива вообще нет.

— Как? — Громов с надеждой оглядел прилавок.

— Так. Не завезли.

— Некрасивая, косоглазая блондинка за прилавком явно ему сочувствовала.

— Возьмите «Колу». Она холодная.

Громов представил себе сладкий приторный вкус лимонада и испуганно помотал головой.

— Спасибо. Не надо.

Щукин стоял на том же месте и в той же позе.

— Пошли.

Двор был небольшим и очень солнечным. Казалось, что холодное осеннее солнце висит прямо над этим питерским «колодцем». Посередине примостился белый «опель-кадет». Они подошли к парадной.

— Какая квартира?

— Девять.

Громов нашел ее на четвертом этаже.

— Расскажи хоть, кого и за что ищем?

Щукин достал бумажку.

— Котов Сергей Николаевич, тысяча девятьсот семьдесят третьего.

— А за что?

— Разбой с убийством двух инкассаторов.

— Чего? — Громов хорошо помнил сообщения в новостях об ограблении машины Сбербанка в Калининграде. — Ты шефам доложил?

— Нет. Я пытался, а мне сказали: получил бумаги — исполняй.

Громов прислонился к стене и ожесточенно потер виски.

— Психдом какой-то.

— Что-что? — забеспокоился Щукин.

— Ничего.

Перед глазами Громова мелькали картинки расстрелянного броневика. Голова почти прояснилась, хотя тупая боль и сверлила темечко. Пьянящий азарт вытеснял похмелье получше пива. Он понимал, что если поднять шум, то немедленно понаедет куча главковских оперов, начальников, спецназовцев, и он, Юрий Громов, снова будет смотреть на все это со стороны, в лучшем случае гоняя зевак в оцеплении.

— Как ты собирался его задерживать?

Щукин переступил с ноги на ногу.

— Позвонить и сказать, что телеграмма.

— Сильно. Всегда так действуешь?

— Да.

— Открывали?

— Один раз.

— Задержал?

— Нет. Квартиру перепутал.

— Понятно. — Громову очень хотелось курить, но он боялся, что будет хуже. — Что мы знаем? Его приметы? Кто в хате? Сколько комнат?

Щукин покачал головой.

— Опять понятно. — Громов посмотрел на машину. — Жди здесь.

Парадная была чистой и ухоженной. Блестели свежепокрашенные стены. Свербил ноздри едкий запах ацетона. Дверь он выбрал самую простецкую на всем первом этаже. Звонок неприятным комариным зудом резанул дневное затишье. Внутри добрых пять минут шаркали, шуршали и кряхтели, затем сварливый старушечий голос осведомился:

— Кого надо?

— Бабуля! — Громов старался говорить громко, но и не орать на всю лестницу. — Машина во дворе не знаете чья? Не проехать на грузовике. Убрать бы.

— А зачем тебе в наш двор на грузовике? — Он явно нарвался на старую чекистку.

— Мебель я привез, — импровизировать приходилось на ходу.

— Это в какую квартиру?

— Не знаю я. У экспедитора документы. Если не знаешь, чья тачка, так и скажи. Не морочь мне голову.

Он сделал вид, что собирается уходить. Бабуля поддалась.

— Как это я не знаю? — искренне возмутилась она такому предположению. — В девятую квартиру звони. Ренатки это, лахудры, машина.

— Спасибо.

Во дворе он несколько секунд блаженно вдыхал прозрачный холодный воздух. В идеале для осуществления плана необходимы были минимум трое. Двое на лестнице и один во дворе. Сейчас он был почти один. В лучшем случае их было полтора. Громов посмотрел на ковыряющего носком ботинка асфальт Щукина и подумал, что самое умное — вернуться на базу и разъяснить руководству реальную картину происходящего. В голове стучало. То ли с перепоя, то ли от возбуждения. Он подумал, что пока ездит в отдел и докладывает, преступник может уйти. Такая ситуация была вполне реальной, и Громов ухватился за эту мысль обеими руками. Уходить нельзя. Он возьмет его сам. Один. Вернее, почти один.

— Коля!

Щукин не реагировал, увлеченно вглядываясь в асфальт.

— Коля-я-я!!!

— А? Что?

Его речь и движения не ускорились ни на секунду.

— Встань в арке и следи, чтобы враги не напали на меня оттуда. В общем, страхуй, но без команды не вмешивайся. Понял?

— Да.

— Точно?

— Что я, дурак, что ли.

Громов едва не прыснул со смеху.

— Нет, конечно. Иди. Будет нужна помощь — я крикну.

Он помассировал виски и затылок, переложил пистолет в карман плаща, безуспешно попытался сплюнуть пересохшим, как Сахара, ртом и решительно подошел к «опелю». Щукин озабоченно глазел на него из подворотни. Сквозь занавески первого этажа цепко подглядывала чекистка.

«Надо было ее взять в союзники, — запоздало подумал Громов, присаживаясь возле водительской двери, — а то выскочит и все карты спутает».

Ручка дверцы была пластмассовой и очень хрупкой на вид. Он подергал ее изо всех сил. Ноль эффект. Пришлось навалиться плечом и, упираясь ногами в асфальт, качнуть машину. Сердце от напряжения колотилось как сумасшедшее. Пот заливал глаза. Наконец спасительным фальцетом завыла сигнализация. Громов нащупал рукоятку пистолета в кармане и, жадно ловя ртом воздух, замер на корточках. Красный солнечный блин насмешливо взирал на него с холодного голубого неба. Машина истерично завывала. Щукин высунул было из арки голову, но Громов махнул ему рукой, и он спрятался. На третьем этаже распахнулось окно, и из него по пояс высунулась грудастая курносая брюнетка в синем парчовом халате.

— Ты чего, придурок пархатый, без башни остаться хочешь? — вежливо осведомилась она. — Вали от машины!

Громов набрал в грудь воздуха.

— Пошла на хер, б… подзаборная! — заорал он, делая вид, что вскрывает дверцу машины. — Закройся, а то поднимусь и вдую тебе.

— Что?!! — Брюнетка захлебнулась от негодования. — Да ты… Да я… Да тебе сейчас…

Она скрылась внутри. Громов удовлетворенно хмыкнул. Наглость и грубость действовали безотказно. Какой уважающий себя мужчина вообще и реальный пацан в частности не выйдет проучить такого оборзевшего вора? Оставалось ждать. Пальцы елозили по рукоятке ствола. Он не отрывал слезящихся глаз от двери парадной. Время тянулось как старая жевательная резинка. Ветер шуршал опавшей листвой. С улицы доносилось жужжание автомобильных двигателей. За спиной шаркнула об асфальт подошва ботинка. Видимо, Щукин решил подойти поближе к месту будущих событий. Брюнетка снова появилась в окне.

— Что? Отпрыгался, шпана уличная? — победоносно усмехнулась она.

В последний момент Громов перехватил ее направленный ему за спину взгляд и обернулся. Приклад автомата скользнул по щеке, рассадив кожу на скуле. Плечистый малый в милицейском бушлате с сержантскими погонами раздосадованно хмыкнул и врезал тяжелым ботинком ему под ребра. Громов застонал и инстинктивно потянул руку из кармана.

— Вася! У него ствол!

Подбежал еще один милиционер и опустил ему на голову гибкую резиновую дубинку. Щелкнул выключатель света. Красный блин солнца начал стремительно тускнеть.

— Мочите его, гниду! — бесновалась в окне брюнетка.

Сознание включилось уже на улице, перед белым «жигуленком» с эмблемой совы. Запястья были жестко перехвачены за спиной наручниками. Двое волокли его за плечи.

«ОМОН», — догадался Громов и осторожно позвал:

— Мужики!

— Мужики зону топчут, а ты едешь к ним! — Сержант отворил дверь машины. — Толя! Принимай. Крадун с волыной. Верняк, премия!

— Мужики, я опер с восемьдесят седьмого. Ксива в плаще. Дежурному позвоните — он в курсе, где я.

— Чего-о-о?

Рука сержанта скользнула во внутренний карман и извлекла удостоверение. Его прислонили грудью к машине. Голова нестерпимо гудела. Саднило кровоточащую скулу. Красное солнце игриво слепило холодными колющими лучами. Мимо тек поток прохожих.

— Сеня, смотри, что-то происходит.

— Ничего. Просто бандита поймали.

— Избили-то как, звери.

— Так им, чеченам, и надо…

Сзади зашипела рация. Что-то бубнили овошники. Щелкнули наручники. Громов обернулся и растер руки.

— Извини, — без тени сожаления сказал плечистый сержант, — мы же не знали.

— Ничего. — Громов с трудом кивнул.

Сержант усмехнулся.

— Жаль, премия сорвалась.

Громов наконец увидел Щукина. Тот стоял у арки и по-прежнему ковырял ботинком асфальт. Снова зафыркала рация.

— Мужики! Помогите злодея в розыске взять! Если вы сейчас подниметесь в хату…

— Не можем, извини! — Сержант оторвался от рации. — Тревога. Кнопка сигнализации в магазине сработала.

Захлопали дверцы. «Жигуленок» резко развернулся.

— По машинам больше не лазай!

Холодный ветер трепал волосы. Сияло негреющее солнце. Прохожие осторожно обходили его стороной. Громов вытер тыльной стороной ладони заскорузлые губы, коснулся влажной от крови щеки и, подавляя тошноту и раздражение, подошел к Щукину.

— Ты чего их не остановил?

— Ты говорил про бандитов, а это наши.

— А потом чего не вмешался?

— Ты же команды не дал.

Громов вздохнул и огляделся. Кровь не унималась. Нужно было умыться и привести себя в порядок. Соваться в РУБОП в таком виде было стыдно. Он подумал и направился в пожарку.

Дежурный оказался словоохотливым парнем одного с Громовом возраста. Он провел его в умывальник и предоставил набитую всем необходимым аптечку.

«Жалко, что у него пива нет», — подумал Громов, заклеивая рану пластырем и разглядывая зачем-то разложенные во дворе огнеупорные костюмы и шлемы.

— Спасибо большое, — сказал он, вытерев лицо солдатским вафельным полотенцем, снова посмотрел в окно и сам обалдел от неожиданно пришедшей в голову идеи.

— Дружище! А ведь правда офицеры должны помогать друг другу?

* * *

— Кто там?

— Пожарная охрана! Задымление дома! Мы ищем очаг возгорания! Вы можете погибнуть!

В прорезиненном костюме он чувствовал себя как в сауне. Тяжелый шлем нестерпимо давил на и без того раскалывающуюся голову. Непривычно оттягивал руку топорик. Рядом застыл похожий на космонавта Щукин. Громов боялся, чтобы он чего-нибудь не выкинул, но командир пожарки наотрез отказался рисковать своими людьми.

За дверью думали и разглядывали их в глазок. Пот катился по лицу градом. Подрагивали скрытые массивными перчатками руки.

«Пожалуйста! Пусть мне хоть раз повезет! Пожалуйста…» Заскрипели запоры.

— О Господи! — вздохнула знакомая брюнетка. — У нас вроде нет дыма.

— Вам так кажется! — Громов устремился вперед по роскошно обставленной прихожей. — Нам необходимо осмотреть всю квартиру. Вот старушку с первого этажа уже не откачают, наверное.

— Туда ей и дорога, — в сторону процедила хозяйка и крикнула: — Сережа, к нам пожарные!

В коридор вышел худой длинноволосый парень в джинсах и бледно-голубом свитере. Он был высокий и загорелый. Громов проскочил ему за спину и, резко развернувшись, обхватил руками.

— Спокойно, Кротов! Отбегался!

У брюнетки глаза поползли на лоб. Щукин переминался в дверях с ноги на ногу. Парень рванулся вправо, затем влево, локтем въехал по шлему, взвыл и попытался выскользнуть вниз, на пол. Даже сквозь комбинезон Громов ощущал тяжелый твердый предмет за поясом джинсов у него за спиной. Еще рывок. Парень оттолкнулся ногами от противоположной стены, и они оба ударились об косяк комнатной двери. Громов сжимал парня крепче и крепче. Вся жизненная сила его перетекла в руки. Все преступники, ходившие когда-либо по земле, соединились в этом длинноволосом парне. Все непрожитые годы, дни, часы и мгновения имели смысл лишь благодаря его рукам, которые не мог, не хотел, не имел он права разомкнуть. Вместе с ними в узком коридоре вальсировало пыльное ожидание холодных опостылевших кабинетов, готовое раствориться и исчезнуть, открывая дорогу к новому, прекрасному этапу жизни.

Он не видел, как кинулась на него брюнетка. Только почувствовал на спине тяжесть, обрушившуюся и отрывающую от отчаянно бьющегося парня. Глухо ударился об пол и отлетел в сторону большой черный пистолет. Они рухнули одновременно. Брюнетка взвыла и повисла у Громова на правой руке. Парень вырвался, вскочил, оглянулся в поисках ствола и, не увидев, кинулся к двери, где продолжал переминаться Щукин.

— Останови его, Коля! Останови! — кричал, стонал и рыдал Громов, понимая, что это конец, что все кончено и он проиграл.

Парень уверенно шел на Щукина, мелкими шажками освобождающего дверной проем. В следующую секунду Громов увидел, как ноги длинноволосого взлетели к потолку и он с силой врезался лопатками в пол, припечатанный упавшим сверху орошником. Брюнетка взвизгнула и обмякла." Громов высвободился из ее рук, сорвал шлем, на четвереньках подполз к Щукину и достал наручники. Длинноволосый явно отключился.

— Ты… Ты как это его так?

— Я раньше борьбой занимался. До мастера спорта дошел, пока травму не получил.

Они подняли парня, который начал приходить в себя.

— А как головой о ковер ударился, то меня из спорта выгнали, и я пошел в милицию.

— Ну, если головой, тогда это единственная дорога, — грустно согласился Громов и потянулся к телефону.

Сдав задержанного, он поднялся к себе и привел как мог себя в порядок. В животе бурлило. Отпустившее было на нервах похмелье неумолимо возвращалось. Он убедил себя, что до пива надо было все-таки написать рапорт на задержание. Отдел был пуст. Он пожалел, что не с кем поделиться, но подумал, что веселее будет вечером.

В дежурке начальник ОРО Игорь Аверьянов переключал каналы телевизора. Громов улыбнулся.

— За задержанным приехал?

— Не, заскакивал в паспортный, но заодно заберу, раз на машине.

Громов взял бланк рапорта.

— Один, что ли, повезешь?

— Со Щукиным.

— Лучше бы ОМОН.

— Ага, и спецназ ГРУ. Вот оно, смотрите!

Аверьянов добавил звук. Новоселец развернулся в кресле. Подошли поближе другие ребята из дежурной смены. По экрану побежали омоновцы. Мелькнуло здание общежития на Лиговке.

— Управлением уголовного розыска Санкт-Петербурга, — тревожным голосом забубнил диктор, — сегодня утром задержан житель города Калининграда Кротов, обвиняющийся в нападении на инкассаторов Сбербанка, которое потрясло всю страну… блестяще проведенная операция… министерство высоко оценит…

Во весь экран появилось лицо Яна Валетова, бывшего опера восемьдесят седьмого отдела. Не выпуская изо рта сигареты, он тащил к машине человека в наручниках.

У Громова задергалось веко. Ручка выпала из пальцев.

— Вот молодцы мужики! — восхищенно сказал кто-то за спиной.

В телевизоре пошли другие сюжеты.

— Игорь! — Громов почувствовал, как предательски дрогнул его голос. — А наш-то за что?

— Ваш? — Аверьянов убавил звук и обернулся. — За хулиганку. В ночном клубе из своего пневматического пистолета по цветомузыке пострелял. Я думаю, что зря ждем. Отпустят его на подписку.

Он внимательно всмотрелся в лицо Громова. В глазах мелькнуло понимание.

— А тебе Щукин сказал, что он за инкассаторов? Он всегда все путает. Котовых, Кротовых. Ту ситуацию главк сразу себе забрал на контроль. Сам понимаешь…

Красное солнце заползло на самый верх. Ветер приятно остужал горящее лицо. Громов запахнул плащ и повернул на Некрасова.

— Юрка! — Его догнали Полянский и Челышев. — Ну ты даешь! Артист! Круто!

— Так ведь хулиган какой-то…

— Плевать! Ход какой красивый с пожаркой! Вечером ставишь по пиву…

Ларек на Литейном оказался открытым. Громов получил бутылку холодного «Петровского» и, сунув ее в карман, двинулся обратно. Накатывала усталость. Битва с хулиганом Котовым казалась несуразно смешной, но настроение стремительно улучшалось. Возле отдела подошел Сашка Ледогоров.

— Слышал. Молодец ты, — серьез но сказал он. — Ты правда думал, что он за банк в Калининграде разыскивается?

Громов кивнул.

— Молодец, — повторил Сашка.

Громов забрался на задний, заброшенный двор отдела и, устроившись на остове «УАЗика», откупорил бутылку. На третьем этаже распахнулось окно.

— Юрка! Котова ты задерживал?

Голос у дознавателя Юли Фоминой был по-детски звонкий.

— Я!

— А чего он все твердит, что ничего не поджигал?

Громов сделал несколько больших глотков и перевел дух.

— Врет просто! Поджигал-поджигал!

Никогда еще пиво не казалось таким вкусным. Его слегка знобило. Наверное, с перепоя.

Санкт-Петербург

май 2002