Двое охранников – тех же самых, которым Джексон недавно бил морды, на этот раз беспрепятственно пропустили его в VIP-кабинет восточного ресторана. Только что двери перед ним не открыли, а так даже пробормотали какое-то невразумительное приветствие.
Кальян был в кабинете один. Сидел за столом, пил зеленый чай из пиалы. Выглядел он так, словно всю ночь пил, курил и черт знает чем занимался. Наверное, так и было на самом деле. И обстановка в кабинете служила тому подтверждением: валялись пустые бутылки, на тарелках давно остыла несъеденная закуска, многочисленные подушки и одеяла были разбросаны по всей комнате, а не лежали, как положено, на диване, пахло табаком и «травой».
– Как настроение?
– С баблом было бы лучше, – Джексон сел и тяжело облокотился на стол.
– Это поправимо, – Кальян улыбнулся и достал из кармана рубашки пачку перетянутых резинкой пятисотрублевых купюр, бросил ее перед Джексоном. – Совесть случайно не мучает?
– Ты меня ни с кем не перепутал? – Джексон убрал деньги в куртку.
– Не обижайся. Есть тема; если ее сделать, можно будет свалить в Аргентину до конца жизни.
– Почему в Аргентину?
– Не знаю, но мне почему-то всегда нравилось слово Буэнос-Айрес. – Кальян мечтательно поднял взгляд к потолку.
– Что делать надо?
– Завалить несколько духов и принять груз. Очень дорогой груз.
– Дурь?
– Ты чертовски догадлив.
– Сколько моя доля?
– Приятно иметь дело с профессионалом…
* * *
– Может, удастся Кальяна за принуждение к даче ложных показаний закрыть? – размышлял Скрябин, прохаживаясь по кабинету.
Утренняя сходка закончилась. Ольга, Фрол и Сапожников отправились по рабочим местам, Егоров и Скрябин остались вместе с Романом.
Слушая Стаса, Шилов ждал звонка Громова. Он давно уже в Москве и, наверное, сейчас разговаривает с замом министра, которого знает много лет. Когда-то давно они начинали операми в одном отделении и до сих пор поддерживали товарищеские отношения, несмотря на то что Громов застрял на своей должности и вряд ли уже двинется выше, а товарищ успешно строит карьеру в верхних этажах власти.
Стас продолжал:
– От Кальяна – к Бажанову. От Бажанова – к воякам. А там и Румын…
Только он это сказал, как генерал Бажанов собственной персоной решительно вошел в кабинет и, с одобрением заметив, как личный состав при его появлении дисциплинированно поднялся, подошел к столу Шилова.
Шилов подумал: вот будет номер, если Бажанов из коридора слышал выкладки Стаса. Дверь тонкая, а Скрябин говорил достаточно громко…
Но генерал, похоже, ничего такого не слышал. Считал, видимо, ниже своего звания прислушиваться к доносящимся из кабинетов обрывкам фраз. Или шел слишком быстро, да еще и погруженный в свои мысли – на лице генерала было написано, что причина для визита к «убойщикам» у него очень важная.
– Роман Георгиевич, – сказал генерал, – у вас есть в отделе опер по фамилии Шереметьев?
– Что? – Роман подумал, что ослышался.
– Шереметьев Арнольд. У вас есть такой?
Романа спас звонок телефона. Вздрогнув, он посмотрел на аппарат, спросил:
– Товарищ генерал, разрешите? – и, не дожидаясь ответа, снял трубку.
Это был Громов:
– Говорить удобно?
– Так себе.
– Тогда слушай. Кассету я людям отдал. Люди посмотрели и сказали, что кассета размагничена. В общем, на ней ничего нет.
– Никто не хочет иметь проблемы.
– Еще не все. Меня временно отстранили от должности. Бажанов подсуетился…
Шилов поднял глаза на генерала.
Заложив руки за спину, Бажанов с хозяйским видом прошелся по кабинету. Заметив на стене фотографию Соловьева под стеклом в траурной рамке, подошел поближе, наклонился, чтобы рассмотреть. Увидев в стекле свое отражение, машинально поправил волосы.
Громов продолжал говорить:
– У тебя копия кассеты осталась?
– Конечно.
– Не наломай дров. Через пару дней я вернусь, и мы все спокойно обсудим. Понял меня?
– Да.
– Тогда пока все.
Громов отключился, но Роман продолжал держать трубку прижатой к уху и изображать заинтересованное внимание, благо Бажанов стоял далеко и не мог услышать коротких гудков.
-ОНА НЕ УЕХАЛА.
Не успела? Ее перехватили по дороге? Она соврала про земляков, чтобы он не беспокоился, а на самом деле и не собиралась никуда ехать?
– Мне не нравится твоя фамилия. Она какая-то холодная и острая. Тебе бы подошло что-нибудь дворянское. Например, Шереметьев. Арнольд Шереметьев.
– Можно, я останусь тем, кто я есть?
– Можно. Мы все остаемся теми, кто мы есть.
Вот и все…
Генерал Бажанов стоял к Роману спиной. Сшитый на заказ китель обтягивал широкие плечи, блестело золото погон. Он лично не допрашивал и не убивал. Он распорядился, и ему доложили об исполнении. А теперь он пришел получить информацию, чтобы его мокроделы могли закончить зачистку.
Хорошо, что не пошел в управление кадров. Зажрался генерал, ох, зажрался. Расслабился. Перестал думать. Давно ему рожу не чистили, вон он и поверил в собственную непогрешимость…
…Шилов положил трубку и бесшумно поднялся. Генерал продолжал стоять, как стоял, и не заметил, что Роман подошел сзади. Коротко замахнувшись, Шилов ударил ребром ладони по шее, и генерал тяжело упал к его ногам.
Стас и Егоров все поняли. Стас бросился запирать дверь, Егоров достал наручники и моток скотча. Липкой лентой генералу замотали лицо, лишив возможности слышать, видеть и говорить, и опутали щиколотки. На запястьях сцепили «браслеты».
После этого Бажанова положили к стене позади стола Шилова. Егоров остался его караулить, а Роман со Стасом уехали, предварительно поставив в известность дежурного, что их не будет до вечера.
Время пролетело быстро. Один раз позвонили из дежурки:
– Роман Георгиевич, генерала Бажанова не могут найти. Не знаете, где он может быть?
– Понятия не имею. Наверное, в сауне с девочками.
Вечером, когда главк опустел, Шилов и Скрябин вернулись. Бажанов неподвижно лежал у стены, Егоров сидел за столом, положив перед собой резиновую дубинку:
– Пришлось его успокоить.
Из главка Бажанова вынесли через запасной выход. Роман отвлек постового, и Егоров со Скрябиным незаметно пронесли тело. Утрамбовали в багажник «Фольксвагена» и поехали.
На выезде из города их тормознули гаишник. Шилов показал ксиву:
– Привет, коллеги! Случилось чего?
– Случилось. Генерал один из Москвы потерялся. Приказано досматривать все машины. Может, его похитила мафия!
– Эт-то точно! Нас досматривать будете?
– Проезжайте.
В лесу с генерала сняли «браслеты» и скотч, и принялись бить. Он катался в грязи, скулил, плакал, просил пощады. Предлагал денег. Много денег. Миллион долларов. Два миллиона. Три. И никто ничего не узнает! Он всем расскажет, что в пьяном виде стал жертвой грабителей…
Он рассказал, как убивали Тигренка. Кто убивал, как, где, почему.
Рассказывал и просил, чтобы его пощадили. Говорил, что он не хотел трогать бабу. Не хотел! Но куда было деваться? Жизнь такая, не ты – значит, тебя.
Шилов перерезал ему горло и столкнул в овраг.
– Надо было часы с него снять, – сказал Стас, – а то потом опознают, как Карташова… .. Роман положил на аппарат трубку и потер лоб.
Генерал Бажанов стоял к Роману спиной. Сшитый на заказ китель обтягивал широкие плечи, блестело золото погон.
Жаль!
Промелькнувшие в воображении сцены были не только справедливы – они были вполне выполнимы.
А может?..
Услышав, что разговор закончен, Бажанов повернулся и подошел к столу Романа.
– Так о чем вы, товарищ генерал? – спросил Шилов.
– Опер, Шереметьев Арнольд.
– Есть такой. Вернее, был. Уволился, сейчас нам помогает как внештатный сотрудник.
– Справочку мне на него составьте, быстренько. Адрес, телефон… В общем, все по полной.
– Есть, товарищ генерал.
Бажанов ушел.
– Кто такой Шереметьев? – Спросил недоуменно Егоров.
– Ты «Секреты Лос-Анджелеса» смотрел?
– Нет.
– Там Кевин Спейси детектива играет. Перед тем как его застрелили, он назвал своему убийце – начальнику полиции города – фамилию человека, от которого якобы получил информацию. Фамилия была вымышленной, и когда начальник полиции начал искать этого человека, напарник Спейси все понял.
– Так кто такой Шереметьев?
– Они убили Тигренка. Это я виноват… – Обхватив голову, Роман замолчал, глядя в стол.
Егоров и Скрябин переглянулись. Стас негромко позвал:
– Рома! Что делать-то будем?
Шилов поднял голову. Глаза у него были совсем больными.
– Нужен левый адрес. Там мы с ними и встретимся.
* * *
Сидя в машине, Роман думал, что смерть Вики он себе никогда не простит.
Угадав его мысли, Скрябин тихо сказал:
– Что случилось, того не изменишь. Но в наших силах сделать так, чтобы ее гибель не была бесполезной.
Шилов дернул щекой. Развивать эту тему ему не хотелось. Как было сказано в одной книге: «Я сам похороню своих мертвых».
Они сидели втроем с Егоровым в машине, во дворе дома. Фрол и Сапожников ждали в квартире. Для организации полноценной засады требовалось больше людей, но взять было некого. Заказывать СОБР не стали из опасений, что Бажанов об этом может узнать. По тем же причинам отказались от помощи коллег из главка. А искать, пользуясь личными связями, надежных людей в райуправлениях было некогда. Как только передали Бажанову справку на Шереметьева, так сразу и выставились под адрес.
Адрес предложил Егоров. Многокомнатная квартира в старом доме на Краснопутиловской принадлежала одному коммерсанту, который некогда, еще в бытность Егорова тюремным опером, арестовывался за кидалово. Коммерсанта ждали в пресловутой сто пятой камере, населенной реальными пацанами, которые бы выдоили его подчистую, заставив отдать припрятанные наличные деньги и переоформить собственность на их оставшихся на свободе друзей, но Егоров взял барыгу под крыло и оградил от бандитского беспредела, определив его на постой в хату с человеческими порядками. В тюрьме коммерсант пробыл недолго. Большинство обвинений отвалилось еще на стадии следствия, а по тем, которые дошли до суда, он получил по отсиженному – восемь месяцев. Освободившись, Егорова не забывал. Звал к себе на работу консультантом по безопасности, поздравлял с праздниками, оказывал спонсорскую помощь отделу и всегда предлагал обращаться, если что-то потребуется. В сферу интересов предпринимателя входил вторичный рынок жилья, и поэтому стоило только Егорову заикнуться, что им для операции требуется квартира, как он предложил несколько адресов. Выбрали Краснопутиловскую. Во-первых, расположение дома отвечало требованиям засады, во-вторых, ни по каким базам данных невозможно было быстро проверить, кому принадлежит квартира, и кто в ней живет. При этом на самом деле она пустовала в ожидании покупателя, но имела все внешние признаки используемого жилья.
– Не факт, что они сегодня заявятся, – сказал Стас, пытаясь разговором отвлечь Шилова от мрачных мыслей.
Сидевший сзади Егоров пихнул его в спину: тоже мне, психолог, нашел, что сказать!
Но Шилов спокойно ответил:
– У них времени нет. Поставка срывается, груз уходит из рук из-за какого-то Шереметьева. Была бы у них ракета – они бы весь дом взорвали к чертовой матери, чтобы наверняка. Так что прискачут, как миленькие… Бл-лин, а этих-то как сюда занесло? Они нам сейчас всех распугают.
Во двор дома неторопливо вкатился гаишный «Форд-эскорт».
Заехал и встал, метрах в двадцати от «Фольксвагена», носом к нему. Через лобовое стекло были видны два инспектора в светоотражающих жилетах и форменных кепи.
У водителя «Форда» зазвонил телефон. Нажав тормоз, он отцепил «трубку» от пояса и посмотрел на дисплей. Раздраженно скривился:
– Опять ей что-то надо!
– Кому? – спросил напарник.
– Да Машке, чтоб она… Алло! Слушай, я на работе. Я занят. Все, не отвлекай меня, ясно?
Дав отбой, он хотел продолжить движение, но напарник сказал:
– Погоди. «Фольксваген» видишь? Там трое сидят. Не нравятся мне их рожи.
– Менты, думаешь?
– Не знаю. Сейчас проверим. – Инспектор вылез из «Форда» и, помахивая жезлом, направился к машине «убойщиков».
Подойдя, привычно отдал честь и представился:
– Старший лейтенант Павленко. Документы, пожалуйста.
В принципе, уже и без документов инспектор видел, что пора сваливать. Это была явно засада, и десять против одного, что по их душу, а не на каких-нибудь квартирных воришек. Просто не знают точно, кого ждут, вот и сидят пока спокойно.
Тот, который был за рулем, показал ксиву:
– В чем дело, лейтенант?
Мазнув по удостоверению взглядом, Павленко очень правдоподобно ответил:
– Да угнали такую же ночью. Проверяем.
– У нас здесь задание. Вы не могли бы отъехать куда-нибудь?
– Хорошо.
Типично по-гаишному посмотрев на номерной знак «Фольксвагена», Павленко неторопливо пошел к патрульной машине. У того, кто показывал ксиву – Павленко запомнил, что это начальник отдела Шилов, – звякнул сотовый телефон, и он нервно ответил:
– Да, слушаю!
«Дергаются, – мысленно усмехнулся Павленко. – А как бы задергались, если бы знали, кто мы такие. Хорошо, мы следов нигде не оставили. Так что ждите, мужики, ждите. Флаг вам в одно место. Только непонятно, кто же нас подставил. Генерал? Или его самого развели?»
Павленко сел в машину, на вопросительный взгляд напарника ответил:
– Короче, засада. Отъезжаем тихонечко и сваливаем, – после чего, положив полосатый жезл на торпеду, расстегнул кобуру. Шилов разговаривал с Ольгой, которая осталась в отделе:
– Роман Георгиевич, есть новости по обходу дома девушки. Соседи видели, что вчера у подъезда долго стояла машина ГАИ…
Шилов еще не успел осознать важность услышанного, как Егоров, приглядевшись к «Форду», удивленно спросил:
– А чего это у них номера московские?
Шилов бросил телефон и, поворачивая ключ зажигания, скомандовал:
– Это они. Берем!
Скрябин продублировал команду по рации, чтобы предупредить тех, кто находился в квартире.
Фрол и Сапожников Скрябина поняли. Но его голос услышали и в «Форде», рация которого оказалась настроенной на ту же волну.
«Форд», до этого медленно пятившийся, рванул в полную силу. Павленко высунулся из окна и навскидку сделал несколько выстрелов. Одна пуля чиркнула по крылу машины Романа, остальные ушли вбок и ниже.
Егоров выпрыгнул из «Фольксвагена», встал на одно колено и, двумя руками держа пистолет, выстрелил по гаишной машине. Павленко ответил, но его водитель в этот момент начал разворот, и он опять не попал.
Из двора можно было выехать только через одну арку, и Шилов, свернув влево, помчался вдоль стены дома, чтобы перекрыть выезд. «Форд» все еще разворачивался, Егоров на бегу стрелял по нему, Скрябин, опустив боковое стекло, тоже открыл огонь. От чьего-то попадания лобовое стекло «Форда» покрылось сетью трещин и стало мутным, но водитель все равно вдавил педаль газа и, с пробуксовкой сорвавшись с места, полетел к выезду из двора. Егоров выскочил прямо перед машиной и в упор расстрелял оставшиеся патроны. Увернуться он уже не успевал. Нос «Форда» ударил его по коленям, и Егоров, перелетев через мчащуюся машину, боком упал на асфальт.
Ударив по тормозам, Шилов развернул «Фольксваген» и вдавил газ до упора.
Машины полетели навстречу друг другу.
Ширина дорожки позволяла разминуться машинам, но Шилов целился прямо в «Форд», и как только его водитель дергал рулем в ту или другую сторону, зеркально повторял маневр.
Он шел на таран, и гаишник это почувствовал.
В последний момент, когда казалось, что столкновение уже неизбежно, у него сдали нервы, и он инстинктивно выкрутил руль.
Со всей дури «Форд» влепился в кирпичный угол трансформаторной будки. Сила удара была так велика, что капот смялся почти до середины, одно колесо сорвало с креплений, захлебнувшийся двигатель вылетел под машину, а мелкие части разбросало на много метров вокруг.
Когда Стас и Роман подбежали к машине, живых в ней не оказалось. У Павленко было пулевое ранение в лоб, так что он скончался еще до удара о будку. А вот шофер погиб именно при ударе. Перелом ребер и травмы внутренних органов он бы еще, может быть, пережил, но страшной перегрузкой при столкновении разорвало шейные позвонки, и теперь, хотя спина была плотно прижата к сиденью, окровавленная голова неестественно, как у сломанной куклы, свешивалась к плечу.
– Твою мать! Нам бы хоть одного взять! – Шилов запихнул в кобуру пистолет, развернулся, поискал глазами лежащего Егорова и крикнул: – Петрович, ты как? Живой?
– Да я-то живой, только ноге, похоже, кранты!
– Вызывай «скорую», – сказал Роман Стасу, а сам еще раз заглянул в искореженный «Форд»: – Теперь вы имеете право хранить молчание. А все, что вы делали и не делали, вашими корешами будет повешено на вас.
* * *
Вечером Роман сидел во дворе дома Полковника и ждал, когда тот приедет со службы. Повезло вдвойне: ждать не пришлось долго, а Полковник не заставил водителя подъезжать к самому дому – из-за начавшегося ремонта детской площадки это было не очень удобно – и последний отрезок пути проделал пешком. Пока он шел, «Волга» с черными армейскими номерами уехала. Отлично: не будет свидетелей.
– Степан Дмитриевич! – окликнул Роман.
Раньше его видеть Шилову не приходилось. Он присмотрелся, прислушался к внутренним ощущениям. Определенно, Полковник вызывал уважение. Только как же он тогда влез в такое дерьмо?
– Чем могу быть полезен?
– Я думаю, мы можем быть полезны друг другу. Не желаете послушать вот эту кассету?
Запись прослушали в машине Романа. Шилов не понял, узнал ли Полковник голос Кальяна, но то, что Бажанов был ему неплохо знаком, это точно.
Прозвучала последняя фраза: «Комарики замучили?». Полковник сидел с каменным лицом. Шилов вынул кассету, вложил в футляр и протянул Полковнику:
– Этой мой вам подарок.
– Что вы хотите? – Полковник посмотрел на кассету, но брать пока не стал.
– Справедливости.
– Это забытое слово. А вы профессионал.
– Идеалист, к несчастью. Погиб мой друг. В его смерти виновен человек, который взорвал «скорую помощь».
– Это не мой человек.
Шилов недоверчиво усмехнулся, и Полковник поправился:
– Давно уже не мой.
– Как его найти?
Полковник долго молчал, глядя перед собой. Потом взял у Романа кассету и ответил:
– Каждый четверг с пятнадцати до пятнадцати десяти он ждет в Румянцевском садике у Академии. Других способов связи с ним нет.
Понять, говорит Полковник полную правду, или все-таки умолчал про «другие способы связи», Шилов не смог. Но в одном не усомнился: про Румянцевский садик он сказал правду.
– Завтра как раз четверг.
Полковник кивнул:
– Он придет. Встреча у памятника.
– Слово офицера?
– Да.
Не глядя на Шилова, Полковник открыл дверь и вышел.
– Вас давно предали, – громко сказал ему вслед Роман.
Полковник вернулся и наклонился к окну:
– А вас – нет?