1

Шилов не любил убийц. Эта холодная ненависть ослепила его еще в детстве, когда пацаны позвали посмотреть на повешенную одним из них кошку. Шилов посмотрел, развернулся и ударил ухмылявшегося убийцу. Тот был старше и сильнее, но отступил под бешеным напором. Шилов бил его каждый день. Парень боялся пожаловаться родителям, прятался, но Шилов терпеливо ждал. Семья парня, в конце концов, вынуждена была переехать. Кошек во дворе больше никто не обижал.

Много позже Шилов где-то вычитал, что лицейский «дядька» Пушкина, в свободное время промышлял разбоем на дорогах и загубил немало душ. Когда за ним пришли жандармы, он повалился в ноги лицеистам, просил пожалеть. «Как же тебя жалеть? - спросил юный Кюхельбекер. - Ты людей убивал…»

Шилов не любил убийц. А в городе убивали. И самое гнусное, убивали умело. Будто кто-то невидимый поставил дело на поток.

- Ты это читал? - Начальник Главного управления внутренних дел поднял стопку лежавших перед ним газет, взвесил их на руке так, словно весом определялась их главная ценность, и бросил на длинный стол для совещаний, сбоку от которого стоял начальник УУР.(Управление уголовного розыска.)

Газеты скользнули по полировке и легли веером. Громов методично подровнял их, выхватывая глазами заголовки и обрывки текста. Потом ответил с незаметной усмешкой:

- Некогда. Работаю.

- Некогда? А у меня каждое утро начинается со звонка из министерства. Двенадцать резонансных убийств за полгода! И все на контроле в Москве!

Генерал раздраженно бросил очки и поднялся. Сунул руки в карманы форменных брюк с широкими лампасами, прошелся по кабинету. Громов, не сходя с места и продолжая выравнивать пачку газет, следил за ним взглядом. Три шага вправо, три шага влево. Три шага вправо, три шага влево. Три шага вправо… Генерал остановился и, глядя на Громова так, будто видел его чуть ли не в первый раз, почти спокойно спросил:

- Когда раскрывать начнешь?

- Работаем…

- Работай, Юрий Сергеич, работай. Пока нас с тобой не послали, - генерал на секунду задумался, подбирая, видимо, место, куда их с Громовым могут послать, и закончил довольно-таки неожиданно: - машины мыть!

 

2

Мощная струя воды окатила капот ярко-красной «Альфа-ромео».

Девушка лет шестнадцати, в бейсболке, синем комбинезоне и резиновых сапогах ловко управлялась с тяжелым упругим шлангом.

Стоя с чашечкой кофе в руках, Роман Шилов наблюдал за ее работой через большое окно конторки.

Шилов обернулся к хозяину мойки:

- Что, Жора, детей начал эксплуатировать?

Хозяин тоже пил кофе, только не у окна, а за высокой стойкой с кассовым аппаратом, и его расплывшаяся фигура занимала там почти все свободное место.

- У этого ребенка уже своих двое. Если бы не я, они бы орали от голода.

- Благодетель, значит.

- Чего не помочь, если просят?

Опустив шланг, девушка оценила результаты своей работы, заметила непорядок и, подойдя ближе, окатила водой большую треугольную эмблему на морде машины. Выключила воду, повесила шланг. Взяла тряпку и Т-образный скребок и стала протирать лобовое стекло. Потом обратила внимание на висящий внутри салона на зеркале талисман, замедлила движения и улыбнулась. Добродушный толстенький Будда в обнимку с автоматным патроном раскачивался на блестящих золотых ниточках и, казалось, подмигивал ей в ответ.

Шилов отошел от окна:

- А мне по старой дружбе поможешь?

Жора мгновенно отозвался:

- Для тебя все, что хочешь.

За спиной Жоры были застекленные полки с мелкими запчастями и автохимией. Глядя в свое отражение, Шилов поправил галстук и, ставя пустую чашку на стойку, сказал:

- Патроны для «беретты».

- Ром, ты же знаешь, я от дел отошел!

- Ну, ты отошел, а люди остались.

Опустив глаза, Жора принялся задумчиво мешать ложечкой в своей чашке. Шилов наблюдал за ним с легкой усмешкой. Когда молчание затянулось, он сказал:

- Да ладно, не парься! Да - да, нет - нет.

Жора отозвался со вздохом:

- Попробую.

Доставая бумажник и отсчитывая купюры, Шилов пояснил:

- Я б тебя не грузил, да у меня канал накрылся, человечек подсел. А мне на этом рынке, сам знаешь, светиться ни к чему.

- А мне «к чему», да? - возмущение Жоры было формальным; на самом деле он уже начал прикидывать, какими ходами воспользоваться, чтобы выполнить просьбу, и с какой ответной просьбой можно будет потом обратиться.

Шилов выложил на стойку несколько пятидесяти- и стодолларовых купюр:

- Десять пачек.

- Сколько?!

- Руку надо держать в тонусе.

- Красиво живешь, - Жора убрал деньги в нагрудный карман потертой спецовки.

- Стараюсь.

- Сейчас, небось, на свиданку покатишь?

- С чего ты решил?

Жора усмехнулся. По его мнению, светлый костюм и черная рубашка с элегантно приспущенным галстуком однозначно свидетельствовали о том, что человек настроился отдохнуть, а не заняться работой. Как отдыхает Шилов, ему было известно.

- Завидуешь? - Роман с улыбкой потянулся за сотовым телефоном, пропевшим сигнал приема SMS-сообщения.

- Радуюсь, за хорошего человека.

Шилов нажал кнопочки, вывел на экран текст сообщения: «Извини, все отменяется. Мой вернулся». Прочитав, тут же стер текст и раздосадованно посмотрел на Жору:

- Сглазил, черт бородатый!

- Что, обломала? Это бывает…

Не отвечая, Шилов одной рукой запрятал мобильник в карман, а другой потянулся к обычному аппарату, стоящему на стойке рядом с кассой. Жора подтолкнул телефон в его сторону, вздохнул и, тяжело неся впереди себя огромный колыхающийся живот, покинул конторку, чтобы посмотреть, как его работница справилась с «Альфа-ромео».

Шилов позвонил Сереге Соловьеву. Как всегда, тот сорвал трубку на первом гудке и энергично ответил:

- Внимательно!

- Серый, у меня тут свиданка сорвалась. Шары покатаем?

- Извини, Рома, халтура. АЗС на Блюхера. Если что, приезжай, я заправлю.

- Девчонки там симпатичные?

- Еще не видел, я там первый раз. Посмотрю - отзвонюсь.

- Договорились.

Соловьев что-то ответил, но его заглушил какой-то треск и истошное кошачье мяуканье. Роман усмехнулся, подумав, что опять Серегин Рыжий проказничает, мешая хозяину готовиться к ночному дежурству. Шилов ненадолго задумался, перебирая в уме, кому бы еще позвонить. Набрал номер Стаса Скрябина:

- Это я. Как насчет локального загула?

- Спасибо, я уже по уши в загуле. Мать со Светкой снова сцепились.

- А если тихо слинять?

Стас, видимо, развернул свою трубку, и Шилов услышал женские голоса, доносившиеся очень отчетливо, несмотря на то что - Шилов это знал - телефонный аппарат висит на стене коридора квартиры, а все разборки между женской частью скрябинской семьи происходят в дальней комнате матери, где она уже больше года лежит полупарализованная.

Реплики напоминали обмен ударами, которыми обе стороны обменивались по инерции и никак не могли остановиться.

- Потерпи, потерпи, недолго осталось. Помру - отдохнете!

Реплики напоминали обмен ударами, которыми обе стороны обменивались по инерции и никак не могли остановиться.

- Господи, да ничего я вам такого не говорила! Имейте же вы совесть!

- Ты мою совесть не трожь! Я в жизни никому зла не сделала!

М-да, лучше бы не звонил…

- Алло, ты меня слышишь? - спросил Стас. - Так что миротворческие войска выводить из зоны конфликта нельзя, иначе будет полный звездец. Извини!

- Ну, тогда удачи!

Шилов отодвинул от себя телефон, пробарабанил пальцами по стойке. Скрипнула открывающаяся дверь и в конторку вошел Жора:

- Готова твоя зверюга.

Шилов спрыгнул с высокого табурета, на котором устроился, пока звонил, и, доставая бумажник, подошел к хозяину мойки:

- Сколько с меня?

- Ты что, с дуба рухнул?

- Ну, тогда спасибо! - Шилов пожал ему руку и вышел из конторки.

Девушка-мойщица приводила в порядок свой инвентарь и на появление клиента внимания не обратила. Шилов протянул ей купюру:

- Держи! Как твоих короедов зовут?

- Сашка и Машка. - Девушка поправила челку, выбивающуюся из-под шапочки.

- Купи им конфет. Побольше и покрасивее.

- Спасибо…

Шилов подмигнул ей, сел в машину и задним ходом выехал из моечного бокса. Эффектно развернулся и уже собирался дать по газам, но замер, вглядываясь сквозь лобовое стекло.

Дисциплинированно дожидаясь, пока над воротами мойки загорится разрешающий въезд зеленый сигнал, за рулем небольшой иномарки сидела симпатичная девушка.

Лет двадцати четырех, то есть почти на десять лет младше его самого, темные волосы до плеч, приятное и обманчиво-простое лицо. Тачка тысяч за пятнадцать зеленых. Похоже, что на машину она сама заработала. Кто она по профессии? Экономист? Юрист? Во всяком случае, в этом плане она крепко стоит на ногах. А вот в личной жизни ей не везет, это тоже заметно.

Шилов подъехал и остановился так, чтобы водительские дверцы их машин оказались рядом. Опустил стекло и, улыбаясь, как хорошей знакомой, высунулся из окна.

Чуть подумав, девушка тоже опустила стекло.

- Добрый вечер! Как вы? - заботливо спросил Шилов.

Девушка слегка растерялась:

- Вы, наверное, обознались. Я, по-моему, вас раньше не видела.

- Как же так? Я вас каждую ночь вижу во сне, - последнюю фразу Шилов произнес совершенно серьезно.

Девушка на мгновение замешкалась с реакцией. Потом все же улыбнулась:

- А сны, я надеюсь, у вас не кошмарные?

- О чем вы говорите!

- «Мы стоим на берегу моря, закат… И я тихонько напеваю вам…»

Шилов напел пару строк из песни Эдит Пиаф. Старания мамы, учительницы французского, не пропали даром, за что Шилов был ей искренне благодарен. Несколько фраз на французском сногсшибательно действовали практически на всех представительниц прекрасного пола.

Девушка улыбнулась, подхватила и допела куплет вместе с ним. Шилов рассмеялся.

- Это судьба. Кладу жизнь к вашим ногам.

- Спасибо. Но я замужем, - девушка подняла правую руку и показала обручальное кольцо.

Шилову стало грустно. Девушка нравилась ему все больше. И почему-то он чувствовал, что на интрижку она не пойдет.

- Как же мне не везет сегодня!

- Наверное, не ваш день, - с сочувствием произнесла девушка и первой нажала кнопку электростеклоподъемника.

- Очень жаль, - вздохнул Шилов.

- Мне тоже. - Над воротами давно горел зеленый сигнал, и, одарив Шилова прощальной улыбкой, девушка стала медленно заезжать в моечный комплекс.

Роман смотрел на нее в зеркало, пока не закрылись ворота. Потом слегка толкнул пальцем фигурку Будды, и грустно подмигнул ему, словно жалуясь: «Не везет нам сегодня. Сделал бы что-нибудь, а? Ты же можешь!»

Будда, как всегда, не ответил. Только невозмутимо раскачивался на позолоченных нитях и обнимал автоматный патрон.

* * *

В подвале оздоровительного комплекса шел допрос.

Миша Краснов был подвешен за руки на какой-то водопроводной трубе. Она была раскаленной, но боли от ожогов Миша не чувствовал: у него было отбито все тело, а в голове гудело, как в пустом котелке, и по сравнению с этой болью жгущая руки труба казалась не стоящей внимания мелочью.

Сколько продолжался допрос?

Мише казалось, что всю жизнь. Что он так и родился, подвешенным за руки. И что так и подохнет, харкая кровью после каждой серии ударов под ребра и в голову и не в силах разлепить затекшие глаза.

Так и подохнет…

Скорей бы!

Все равно, выхода нет. Ясен пень, что из этого подвала у него только один выход - ногами вперед. И никто не узнает, где могилка его… Закопают в лесу или отправят на дно Невы рыбок кормить. А скорее всего, сожгут в топке - когда его тащили в этот подвал, он успел заметить в соседнем помещении кочегарку с большими котлами.

Именно там, вроде, пытают его напарника Димку. Как он держится? Зарабатывает легкую смерть, честно говоря обо всем, о чем спросят, или тоже придерживается версии, заранее приготовленной на случай провала? Версия, кстати, не очень. Когда ее готовили, казалось - если что, она прокатит. Не прокатила. Наверное, из-за того, что когда ее сочиняли, то сами не верили в возможность наступления этого «если что». А оно наступило…

На чем они прокололись? Сами допустили оплошность или просто у этого чертова Моцарта охрана оказалась настолько профессиональной, что с ними изначально не стоило затевать игры?

Два удара - слева по селезенке и справа в скулу - оповестили, что короткая передышка, данная Мише для размышлений, закончилась. Удары были не слишком сильными и прицельными - видать, и допрашивающие притомились. Оно и понятно, столько времени руками махать.

Как там Димка? В их спарке он всегда был послабже. Если кто из них и расколется, то Димон будет первым…

- Эй, не спать! - Лысый бугай, который бил справа, рывком за волосы задрал Мишину голову.

Краснов с трудом разлепил один глаз. Картинка была мутной и плавающей. Но он все-таки различил, что перед ним в черном плаще и с блокнотом в руках стоит Хрипунов - начальник личной охраны Моцарта, о котором их с Димкой предупреждали на инструктаже перед заданием. Судя по выправке, жесткому выражению лица, возрасту - где-то за сорок - этот Хрипунов прошел хорошую школу в органах. Или милиция, или госбезопасность. Знает, что и как делать. И не привык марать руки - за все время допроса ни разу сам не притронулся, только давал отмашки двоим костоломам, когда бить, а когда отойти покурить, чтобы не могли слышать его вопросов.

- Все? - спросил Хрипунов, глядя в окровавленное лицо Миши.

- Все…

- Не слышу.

- Все! - выдохнул Миша, насколько мог четко.

- Ну что же, проверим, - дав костоломам какой-то знак, Хрипунов ушел.

Через десять минут, по дороге заглянув в другую часть подвала, где допрашивали напарника Миши Краснова, Хрипунов поднялся на первый этаж, в небольшой зал с тренажерами.

Там был только Моцарт. Одетый в майку и спортивные трусы, он бежал по механической дорожке, внимательно наблюдая за показаниями электронных приборов, контролирующих нагрузку.

- Не раскалываются, - доложил Хрипунов. - Говорят, подошел какой-то мужик, дал денег, просил проследить. В общем, хреновина какая-то. Ломать их как следует?

- Сколько им лет?

- По двадцать два.

Моцарт выключил тренажер и взял с поручня полотенце. Как и многие бывшие спортсмены, в годы боевой молодости носившие слишком короткие стрижки, Моцарт, став легальным бизнесменом, отрастил длинные волосы. Промакивая их полотенцем, он подумал, что здоровье совсем стало ни к черту, что тело человека очень хрупкая штука, и что жизнь потерять легче, чем думают многие. И неважно, будет ли это больная печень или пуля в затылок. Разрушить легко, а вот вернуть… Иногда Моцарт жалел о том далеком дне, когда его скрипка хрустнула под ногами дворовой шпаны, а он сам, размазывая кровавые сопли, поклялся отомстить. «Как много в жизни может определить всего один день», - подумал он.

Моцарт пожаловался Хрипунову:

- Печень совсем ни к черту стала. - И тут же, без перехода, отдал приказ: - Найди мне Шилова сейчас же.

- Кого?

Моцарт бросил полотенце и впервые за весь разговор посмотрел Хрипунову в глаза. Пятнадцать лет назад такой взгляд заставлял противников Моцарта психологически проигрывать поединок еще до начала схватки на ринге.

- Шилова. Ты его прекрасно знаешь. И не тяни. - Моцарт включил тренажер.

- Хорошо…

Под звук разгоняющейся «дорожки» Хрипунов покинул зал. Лицо его выражало недоумение.

* * *

Шилов ехал в бильярдную на Васильевском острове, когда раздался звонок сотового телефона:

- Рома, это Джексон. Димку-Маузера завалили.

- Где?

- Во дворе возле дома. Я уже здесь.

- Еду!

Выругавшись, Шилов развернул машину на пустой темной улице и погнал в другой конец города.

Маузер лежал ничком, слегка раскинув руки. Одежда на спине потемнела от крови. В свете фар милицейского «уазика» блестели мокрые волосы на затылке - видимо, тоже кровь, из раны от контрольного выстрела.

Над трупом стоял Джексон - здоровенный, бритый, в свернутой козырьком набок кепке, с бутылкой темного пива в руке. Рядом с ним незнакомый Шилову следователь прокуратуры писал протокол.

Джексон протянул для пожатия руку:

- Здорово.

- Виделись, - машинально отозвался Роман, хлопая его по ладони. - Как?..

- Ходил к ларьку за пивом, на обратном пути двое догнали. Шесть выстрелов в спину и контрольный. Говорят, он неделю пил по-черному… Ты его хорошо знал?

- Хорошо, - Шилов присел рядом с мертвым телом на корточки.

Голова Маузера была чуть повернута, так что Шилов мог видеть часть лица. Оно не было ни безразличным, как часто бывает, когда смерть наступила внезапно, ни искаженным гримасой последней боли. Казалось, покойник укоряет Романа: «Как же так, командир? Ведь ты мне обещал!»

Шилов сжал зубы. Обещал! Он-то свое обещание выполнил, а вот…

Шилов посмотрел на следователя:

- Можно, я ему глаза закрою?

- Да ради бога, - отозвался тот, продолжая писать протокол.

Мысленно попрощавшись с убитым, Шилов встал.

Метрах в пятнадцати у обшарпанной стены дома был припаркован серый «БМВ» с открытыми дверцами. Возле него, наблюдая за работой следственной группы, стояли два немолодых крупногабаритных «братка», в хорошей одежде и с бутылкой хорошего пойла, из которой они поочередно отхлебывали. Их колоритные физиономии были Шилову смутно знакомы. Кажется, «менеджеры среднего звена» из группировки Маузера. На всякий случай Шилов уточнил у Джексона:

- Его друганы?

- Ага. Скорбят.

Шилов подошел к ним, поздоровался. Ему довольно уважительно ответили и предложили бутылку, из которой он сделал пару ритуальных глотков. Потом первый браток, отличающийся от второго более круглым лицом и менее длинными волосами, печально сказал:

- Его все отговаривали. Даже папа сам приезжал. Ты же знаешь, - «менеджер» кивнул на труп, - он упертый был.

Шилов посмотрел на второго. Тот подхватил тему:

- Точно, это от «липецких» привет. Им же под нос его показания совали. По понятиям они правы.

- И что теперь? - быстро спросил Шилов.

- Не знаю. По понятиям они действительно правы, - первый пожал плечами, а второй сопроводил его слова ухмылкой, которую можно было трактовать как угодно.

- Ладно, - Шилов вздохнул и отошел к Джексону. - Свидетели есть?

- Тетка видела одна. Но со спины, не опознает.

Во двор заехала «Волга». Разглядев ее номер, Джексон презрительно скривился и отхлебнул пива:

- Вот и УБОП (Управление по борьбе с организованной преступностью.)приехал отметиться.

Из машины вылез подполковник Арнаутов, начальник одного из отделов. С Шиловым они были знакомы давно. Когда-то их отношения были ровными, потом довольно резко испортились. Инициатором этого был Арнаутов, и Шилов вполне искренне недоумевал, чего это подполковник на него взъелся. Самым простым объяснением была зависть. Зависть и к умению Шилова жить легко и свободно, и к его служебным успехам, которые многим казались тоже незаслуженно легкими.

- Здорово, Арнаутов! - поприветствовал Шилов. - Твой свидетель? Прими мои соболезнования!

Арнаутов без всякого выражения посмотрел на труп Маузера:

- Не страшно. Он уже все рассказал.

- А знаешь, почему?

- Потому что приссал.

- Нет! Потому что я его попросил.

- Кто тебя просил помогать? Это дело было мое.

- Да? А я-то думал, что у нас общее дело. Зачем ты его подставил?

- Мне надо было похитителей расколоть. Они его допрос прочитали и «поплыли».

- Да, только теперь он мертв.

- Ну и что, одним бандосом меньше.

- Без этого бандоса ты бы своих девочек похищенных живыми никогда не нашел.

- Мне плакать?

- Головой об стену биться.

С высоты своего почти двухметрового роста Арнаутов смерил Шилова взглядом и угрожающе произнес:

- Язык попридержи, новый русский опер!

 

3

Сжимая в руке ключи, Юля стояла перед дверью своей квартиры и не торопилась входить.

Сознавать, что она оттягивает момент встречи с мужем, было противно.

А ведь как здорово когда-то все начиналось!

Она познакомилась с Вадимом, когда училась на последнем курсе. Он был старшее ее на пять лет и имел собственный бизнес. Девчонки завидовали: красивый, обеспеченный. И как шикарно ухаживает! О чем думать, если он сам предлагает за него замуж? Надо хватать, пока мужик не передумал!

Она и схватила. На свадьбу пригласили сто человек, медовый месяц провели в Турции. Все звенело от счастья, и казалось, так будет всегда.

Через год жизнь дала трещину. У Вадима на работе начались неприятности. Он перессорился с компаньонами, разругался с налоговой и в результате вылетел из своего бизнеса. Новые проекты не задались, на погашение долгов ушли все накопления.

А у Юли, наоборот, дела пошли в гору. Она устроилась модельером в крупную фирму и быстро обрела круг постоянных клиентов из обеспеченных слоев общества. Все шло к тому, чтобы вскоре открыть свое дело.

Так и получилось, что на четвертом году супружеской жизни она полностью обеспечивала семью и вела хозяйство, а Вадим валялся на диване или уходил на «деловые встречи», с которых неизменно возвращался пьяным в стельку и раздраженным. И при этом не уставал ревновать жену к собственной тени.

…Юля взвесила на ладони ключи, вздохнула и стала открывать дверь. Как ни оттягивай этот момент, а встретиться с мужем придется. Она и так после работы задержалась на три часа, занимаясь всякими необязательными делами.

Может, он уже пьяный и спит? Это, конечно, тоже не самое приятное зрелище, но, по крайней мере, лучше, чем скандал.

Нет, он не спал. И даже не был поддатым. Вышел из комнаты, как только услышал, что Юля открыла дверь. Скрестив руки и покачиваясь от кипящей внутри него злости, встал у стены и молча смотрел, как жена кладет сумочку, а потом снимает с себя и пристраивает на вешалке куртку.

Наконец, не выдержав, спросил:

- Ну, и где ты была?

- В ателье.

- Я звонил. Наталья сказала, что ты ушла в восемь. А сейчас одиннадцать.

- Вадик, ну хватит! Тебе не надоело? Хочешь, расскажу по минутам? Заехала в Пассаж, выбрала ткани, поговорила с девчонками. Заехала на мойку. Там была очередь, решила подождать. Сначала мне почистили салон, потом мыли машину…

- Дать бы тебе в морду за это вранье!

- Вадик!

- Ну, - он подошел ближе, - кто сегодня поимел мою жену?

Юля, которая начала было снимать обувь, выпрямилась и посмотрела мужу в лицо:

- Остановись, ты переходишь все границы. - Сказав это, она попыталась проскользнуть мимо него в кухню.

Он крепко схватил Юлю за локоть и сказал с каким-то болезненным внутренним торжеством:

- Я перешел их тогда, когда сдуру женился на шлюхе.

Она врезала ему по лицу. Оплеуха получилась увесистой. Не ожидавший такого поворота Вадим выпустил ее локоть и отступил. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Потом Юля трясущимися руками схватила куртку, сумочку, и выскочила за дверь.

Слетела по лестнице, не чувствуя ног. Была уверена, что муж кинется ее догонять, но он не только не кинулся, но даже не стал смотреть, куда она собралась идти - Юля специально это проверила, постояв во дворе и глядя на окна.

Стоянка была рядом с домом. Огрызнувшись на добродушную шутку сторожа, Юля забрала не успевшую остыть машину.

Куда ехать? К подругам? Не хочется. Многие до сих пор считают их брак самым счастливым и жалеют Вадика за временные, как им кажется, трудности в бизнесе. Он ведь при посторонних всем улыбается и с жены пылинки сдувает, так что, несмотря на то что они давно не приглашали гостей и сами ни у кого не были, его помнят именно таким. Начнут удивляться, сочувствовать, дурацкие советы давать. Не хочется!

Какое-то время Юля бесцельно кружила по городу, приглядываясь к прохожим и к парочкам в соседних машинах. Они счастливы, у них все нормально? Почему же ей так не повезло?

Хорошо, что ребенка не завели! Сначала Вадик отговаривался, что не надо спешить, надо пожить для себя. А потом, когда отношения начали сыпаться, она и сама уже не очень хотела. Может, напрасно? Может, роди она сына или дочурку, все было бы как-то иначе, успешнее и счастливее? Нет, скорее всего Вадим так же валялся бы на диване и жрал водку с друзьями, а она была бы вынуждена и на работе успевать, и ребенка в одиночку воспитывать.

Или нет? Вдруг рождение сына заставило бы его измениться? Все, хватит о нем!

В ее жизни его больше не существует.

Хорошо, что делить ничего не придется. Квартира принадлежит Вадиму, он ее еще до свадьбы купил, и она не станет претендовать на его квадратные метры. А ее личных вещей не так много, все поместится в багажник машины.

В бесцельном катании по городу пролетел почти час. Увидев неброскую вывеску какого-то заведения, Юля решительно остановилась. Оказалось, это небольшой бильярдный клуб. Посетителями в основном были мужчины. Под их пристальными взглядами Юля подошла к стойке, села на высокий табурет и заказала коньяк.

За одним из бильярдных столов спиной к ней стоял подтянутый темноволосый мужчина в дорогом светлом костюме. Юле показалось, что она его где-то видела, но сходу припомнить, где и когда это произошло, она не смогла, и краем уха прислушалась к его разговору с пожилым маркером.

- Устало выглядишь, Роман Георгиевич, - говорил маркер, поглядывая на стол с таким видом, как будто готовил там какую-то ловушку.

- Вечер трудного дня. Помнишь, Егорыч, такая песня была?

- А как же! Папаша твой любил под битлов играть. Вдохновение находило.

- Он и сейчас под них играет.

- Где нынче?

- В Кении.

- Пишет?

- Пишет, пишет. И матушка жива-здорова. Ты, Егорыч, мне зубы не заговаривай, ты шары ставь.

- Так я ставлю. Ну что, готов? Пять шаров, четыре удара - и ни одного на поле.

Оценив выставленную комбинацию, мужчина усмехнулся:

- Ну, Егорыч, ты садист!

- А мы по маленькой. По зеленой полташечке.

Поигрывая кием, мужчина примерился. Юля все ждала, когда он обернется или станет в профиль, но он упрямо держался к ней спиной.

- Давай, Егорыч, три удара и - по стольнику.

Ответ маркера Юля не разобрала - бармен как раз подал коньяк, блюдечко с порезанным лимоном и счет. Юля сделала глоток, достала из кошелька кредитную карточку.

Бармен отрицательно покачал головой:

- Извините, кредитки не принимаем.

- И что теперь?

- Поищите хотя бы мелочь.

Юля поискала. Нужной суммы не набиралось. Она выложила на стойку веер кредиток:

- Вот, выбирайте любую. Мелочи у меня нет.

- Девушка, извините, только наличные.

Юля стянула с пальца обручальное кольцо:

- Это годится?

- Де-е-вушка, - укоризненно протянул бармен.

- Помощь нужна? - услышала Юля знакомый голос и, повернув голову, увидела игрока в светлом костюме.

Вот, оказывается, это кто! Тот самый парень из красной «Альфа-ромео», который пытался завязать с ней знакомство у автомоечного комплекса. Любитель французского…

- А, сет анкор ву, - сказала Юля с легкой насмешкой и, чуть поколебавшись, добавила: - Одолжите мне немного денег. В этом идиотском баре не принимают карточки.

- Да нет проблем! - Шилов устроился рядом с Юлей на высоком табурете и сказал бармену: - Серега, запиши на мой счет.

Бармен кивнул, сделал какую-то пометку в блокноте под стойкой и выставил перед Юлей тарелку с орешками:

- Приятного аппетита.

Молча глядя перед собой, Юля отпила коньяк. Шилов придвинул к ней «обручалку», сиротливо лежащую на стойке рядом с влажным отпечатком от стакана:

- Ваше кольцо.

Юля щелкнула по нему пальцем, и оно улетело куда-то за стойку. Бармен и бровью не повел, а Шилов сочувственно отметил:

- Похоже, сегодня не ваш день тоже.

Юля покосилась не него, сделала еще глоток коньяка, взяла дольку лимона:

- Вообще-то я не очень люблю, когда мне лезут в душу. Оставьте свой телефон, и я вам завтра отдам деньги. А сейчас… Можно я одна здесь побуду?

- Одной не получится. Красивая, одинокая. - Улыбаясь, Шилов посмотрел через плечо в глубину зала, на стоящих вокруг столов игроков. - Вмиг слетятся, я ж их, гадов, знаю!

- А вы, значит, не из этих гадов, да?

- Я просто побуду рядом. Если вы хотите, конечно.

- И все?

- Все.

Приподняв рюмку на уровень глаз, Юля посмотрела на Романа сквозь стекло:

- Крутой, но благородный, да?

- Ну почему сразу же крутой?

- Пиджак-то на заказ шили, чтоб кобура не выпирала. Что вы на меня так смотрите? Я - модельер, и сотни раз такие пиджаки шила. И бандитам, и господам из Большого дома. А вы случайно не авторитет какой-нибудь?

- Не-ет, я просто на бильярде играю. А мне такой пиджак сошьете? Я еще один хочу.

- Посмотрим. Если приставать не будете.

- Я же обещал!

Маркер Егорыч крикнул от бильярдного стола:

- Георгич! Извини, конечно, но ты сдался или как?

Шилов посмотрел на Егорыча, посмотрел на Юлю:

- Слушайте, а вы мне не поможете? Удар очень сложный, вдохновение нужно. Просто постойте рядом, и все.

- Ну, пойдемте, - Юля допила коньяк, взяла сумочку и вслед за Шиловым прошла к бильярдному столу.

Взяв кий, Шилов пошел вдоль стола, примериваясь.

Три шара стояли вдоль одного, ближнего к Юле борта, один - у противоположного, и последний - примерно посередине зеленого суконного прямоугольника. Юля мысленно загадала: если он выиграет, значит, их знакомство будет иметь счастливое продолжение. Если нет - что ж, не судьба, значит… Правда, что же все-таки подразумевается под «счастливым продолжением», Юля сейчас, наверное, не смогла бы объяснить внятно.

Решив, как будет бить и подготавливая кий, Шилов подмигнул Юле:

- Ну, будем непруху ломать? Наш день, не наш - захотим, и будет наш!

Юля сдержанно улыбнулась.

Шилов выиграл. Присев на край стола, ударил почти вертикально. Потом, зайдя с другого борта, распластался над сукном и ударил из такого положения, из какого, Юля была в этом уверена, невозможно было куда-то попасть. Разве что в «молоко»… Хотя «молоко», кажется, из другой области термин.

- Вам в цирке нужно выступать, - сказала Юля, стараясь не показать радость, а Егорыч проворчал, отсчитывая из своего кошелька выигрыш:

- Про массэ разговора не было… А если бы сукно порвал?

Шилов небрежным жестом взял из его рук два зеленых полтинника:

- Лучше сделай мне игру, а то деньги кончаются.

Егорыч критически оглядел зал и, не увидев достойных противников, вздохнул, что-то припоминая: - Тут из Якутии одни приехали. Может, они тебя обуют?

Половину выигрыша Шилов предложил Юле, но она отрицательно покачала головой, скрестив руки на груди. Шилов, видимо, ждал такого ответа и, убирая деньги в бумажник, сказал таким тоном, как будто это было давно решено:

- Тогда мы их проедим.

И они их проели.

Шилов отвез ее в ресторан, в котором она никогда не была: роскошные, стильные интерьеры и прекрасная кухня. Официанты, казалось, угадывали все их желания, но при этом умудрялись обслуживать незаметно и вовремя. Юля подумала, что ее новый знакомый здесь или постоянный и очень важный клиент, или вообще хозяин заведения. Во всяком случае, несмотря на битком заполненный зал, им предоставили лучший столик, а когда пришло время уходить, она не поняла, заплатил он по счету полностью или с какой-то сногсшибательной скидкой.

Несмотря на то что они ни минуты не сидели молча, Юля поймала себя на мысли, что так и не узнала ничего о Романе. Разве лишь то, что под мышкой у него пистолет. Ну так это она сама углядела. А вот он… Вроде бы не отмалчивался, отвечал что-то, когда она спрашивала, но в результате ничего так и не рассказал. Зато про нее выяснил все. Она и не подозревала, что способна настолько раскрыться перед малознакомым человеком. Значит, дело не во времени, прошедшем с начала знакомства?

Да ладно, мысленно усмехнулась она, когда они, обнявшись, танцевали медленный танец, чего перед собой-то играть? Все ясно как день. Она просто влюбилась. С первого взгляда. Как школьница. Может быть, еще тогда, при первой встрече. Несчастлив тот, кто этого ни разу не испытывал.

- Кстати, - решила уточнить Юля, - как ты оказался в этом баре одновременно со мной? Следил?

- Я приехал туда на час раньше тебя. Так что это ты, скорее, следила за мной.

- Точно, следила. Ехала сзади от самой мойки.

- Нет. - Шилов серьезно покачал головой. - Я всегда знаю, когда за мной следят.

- Такое часто бывает?

Он как будто не услышал вопроса:

- На самом деле это судьба. Она всегда дает два шанса. Первый мы не использовали. Если бы упустили второй, третьей встречи не было бы.

- Знаешь, мне так хорошо. - Юля плотнее прижалась к нему. - До мужа у меня, конечно, были какие-то студенческие романы, но потом - все только с ним. Но я ему ни малейшего повода к ревности не давала, честное слово!

- Ты уже говорила…

Из ресторана они поехали домой к Шилову, и это было таким естественным продолжением вечера, что даже не обсуждалось. Ехали каждый в своей машине. Шилов пообещал отмазать ее от гаишников, если они тормознут и унюхают:

- Главное, не бей никого. И в меня сзади не врежься.

Шилов жил в старом доме, подвергшемся капитальной реконструкции и перепланировке. Квартира находилась в бывших чердачных помещениях и представляла собой нечто вроде пентхауса.

Поднимаясь на лифте, они начали целоваться. И не прерывали это занятие, пока шли по площадке к двери квартиры, и пока Шилов возился, на ощупь доставая из кармана ключи, и пока он открывал дверь.

Но стоило им переступить порог и войти в коридор, как сказка закончилась. Подал голос его сотовый телефон. Юле хотелось, чтобы Шилов проигнорировал вызов, но он достал трубку, ответил и мгновенно посерьезнел лицом. Юля поняла, что его вызывают на какую-то срочную и очень важную встречу. Пожалуй, сегодня точно не их день! Вернее, уже ночь.

Слегка подтолкнув ее в глубь коридора, сам Шилов отступил к двери:

- Еда в холодильнике, выпивка в баре. На звонки не отвечай, дверь никому не открывай.

- А если мне захочется уйти?

- Дождись сперва меня. Я недолго.

* * *

Перед бистро «Шаурма» стояло два «Мерседеса», «шестисотый» Моцарта и джип его охраны. Машинально срисовав номера, Шилов отметил, что Гера Моцарт давно не обновлял свой автопарк. Этими тачками он пользуется уже больше года, а ведь раньше, бывало, обязательно раз в квартал машину менял. «Что ж, - Шилов мысленно усмехнулся, - взрослеет человек, так сказать, духовно растет. Думает уже не только о материальных благах».

На двери бистро висела табличка «Закрыто». Через стекло был виден небольшой зал. Моцарт в одиночку сидел за столом, лицом к двери. Охрана - в стороне. Хреноватая, прямо скажем, охрана. Шефа можно прямо через дверь завалить и уйти раньше, чем они на улицу выскочат. Правда, в «Мерседесе» остался водила, но он собой большой проблемы не представляет.

Шилов толкнул дверь и вошел в бистро под звяканье колокольчика. Охрана слегка напряглась, сам Моцарт жестко улыбнулся и привстал навстречу.

Шилов сел за его стол и, оглядывая интерьер заведения, явно не соответствующий статусу криминального авторитета, весело поинтересовался:

- Шаверму любишь?

- Люблю места, где трудно встретить знакомых. Выпьешь?

- Можно.

- Костя, еще коньяк! - крикнул Моцарт одному из охранников. - Сколько мы с тобой знакомы?

- Ну, я думаю, что достаточно, чтобы пить коньяк в четыре утра… Итак. Я угадаю: ты кого-то замочил и хочешь написать мне явку с повинной.

- Что вы все из меня монстра делаете? Я, между прочим, жизнь дарю. - Откинувшись на спинку стула, Моцарт внимательно смотрел на Романа. - Так, значит, позавчера охрана возле офиса засекла наблюдение. Я крутнулся по городу, они за мной. Двое, работают грамотно. Хотели их пропасти, они ушли.

- Немудрено, - Шилов указал глазами на охранников, двое из которых сидели с кружками пива, а третий, тот самый Костя, которому сказали принести коньяк, хозяйничал за стойкой.

- У меня не только эти работают, - оценив намек, поморщился Моцарт. - Так вот, позавчера они сорвались, но сегодня вернулись. Мы их взяли… Костя! Где коньяк?

- Да ничего, я не спешу, - сказал Шилов, но Костя уже торопился к их столику. Поставил выпивку, заменил пепельницу, взял тарелку с объедками лимона. Шилов почувствовал на себе его внимательный взгляд. Поднял голову - Костя отвернулся и поспешил отойти.

Выпили, после этого Моцарт продолжил рассказ:

- Допросили их влегкую…

- Ага…

- Признаются, что следили, а дальше одна туфта, нечего и пересказывать. Понятно, что искали позицию для снайпера. Мы можем поработать с ними серьезно, и они все расскажут. Только отпустить после этого я их не смогу.

- Для чего ты мне все это рассказываешь?

Моцарт помолчал, а потом ответил с неожиданной для его внешности и репутации искренностью:

- Устал! Слишком много крови. Ты стреляешь, в тебя стреляют. Сколько можно? Пора перед Богом очки набирать. Это так, без понтов. Пробило, знаешь, как-то утром.

- Бывает…

Они молча чокнулись, выпили. Моцарт покрутил на столике опустевший стакан, потом, прищурившись, посмотрел Роману в глаза:

- Все-таки ты толковый мент, реальный. Раскрути их, попробуй. Я чувствую, они много знают.

- Если я найду заказчика, я тебе его не отдам.

- Знаю! - Моцарт энергично кивнул, как будто, говоря с Шиловым, одновременно вел мысленный спор с кем-то третьим, который отговаривал его от сделанного шага. - Поэтому и думаю до сих пор, прав я или нет.

- Поздно думать. Ты сказал, я запомнил.

- Мент есть мент. - Моцарт тяжело, опираясь на стол, поднялся, и стало понятно, что выпитые в «Шаурме» двести грамм - далеко не все, что он принял за вечер. - Завтра утром жди звонка на работе.

- Хотелось бы узнать их имена, чтобы я мог как-то подготовиться…

- …А я не мог отказаться, - подхватил Моцарт, запуская руку во внутренний карман пиджака. - Логично!

Он бросил на стол два паспорта и, пожелав удачи, покинул бистро. Вслед за ним выскочила охрана.

Листая паспорта, Шилов услышал, как на улице хлопнули двери и заработали двигатели «Мерседесов». Фамилии, указанные в документах, ничего Роману не говорили. Два молодых парня из Воркуты. Далековато они забрались в поисках приключений! Одно хорошо: в прошлом году Шилов помог воркутинским операм задержать одного убийцу, так что есть к кому обратиться, чтобы прямо завтра с утра по-быстрому навести справки о несостоявшихся киллерах.

…Когда Шилов приехал домой, Юля уже спала. Он постоял, глядя на нее и улыбаясь. Потом тихо, чтобы не разбудить, положил пистолет под кровать и устроился рядом с девушкой.

 

4

- Скажи честно, почему ты ко мне ночью не прикоснулся? Благородство проявил или умотался?

- Честно? Пополам.

Роман и Юля пили кофе на кухне, сидя за столом напротив друг друга.

Слушая девушку, он улыбался и живо реагировал на вопросы, но мысленно, казалось, был уже на работе.

Юля чувствовала себя не слишком уверенно. Разрыв с мужем, случайная встреча в бильярдной, посещение ресторана…

И вот, теперь она здесь. С утра, да на трезвую голову, все это представлялось не так однозначно и правильно.

Юля сняла с шеи цепочку с кулоном в виде сердечка и, накручивая ее на пальцы, заметила:

- Вообще-то ты авантюрист. Оставил у себя дома незнакомого человека…

- Почему незнакомого? Ваш паспорт, Юлия Сергеевна, я посмотрел еще ночью.

- Ты рылся в моей сумочке?

- Сама же говоришь, нельзя пускать незнакомцев в свою квартиру.

- Позолота благородства слетает прямо на глазах…

- Да ладно, я просто хотел узнать, когда у тебя день рождения, чтобы сделать сюрприз, - Шилов поставил пустую чашечку и приготовился встать из-за стола.

- Не верю.

- Обидеть простого мента может каждый. А вот поверить!.. - Он встал.

- Так ты мент?!

Роман усмехнулся, поцеловал ее в лоб и вышел из кухни, провожаемый растерянным взглядом Юли.

Когда она зашла в комнату, он сидел на кровати, спиной к ней, и закреплял наплечную кобуру.

Рядом с ним лежал пистолет. Большой, хромированный. Иностранный.

- Что-то я такого оружия у ментов раньше не видела.

- Обыкновенная «беретта» 38-го калибра. Хороший ствол, только с патронами проблема.

- Можно я посмотрю?

Не оборачиваясь, Шилов кивнул. Юля взяла пистолет. Тяжелый! И с дарственной гравировкой латинскими буквами: «Майору Шилову от Французской Республики с благодарностью».

- За что же тебя французы так полюбили? Спас от террористов Эйфелеву башню?

- Что-то типа того, - Шилов забрал пистолет, привычно заправил его в кобуру и, взяв со стула пиджак, вытащил из внутреннего кармана бордовую книжечку: - Это чтобы ты меня не боялась.

«Это» оказалось служебным удостоверением. Юля рассмотрела фотографию, на которой одетый в форму Роман выглядел серьезнее и, что ли, взрослее, чем в жизни. Прочитала должность: «Старший оперуполномоченный по особо важным делам». Вернула «ксиву»:

- Вот теперь точно буду бояться. Квартира такая навороченная, машина не из дешевых, «беретта». Для мента ты какой-то слишком странный!

- Угу. - Шилов протянул Юле заранее приготовленные запасные ключи от дома: - Живи! Пока хату найдешь, то, сё… Какая-никакая, а крыша над головой. Во всех смыслах.

Про «все смыслы» можно было и не добавлять, слово «крыша» и так прозвучало достаточно многозначительно. И жилье, и защита…

- Так не бывает, - вздохнула Юля, когда они уже стояли в коридоре.

- Это ты про что?

- Про тебя. Ну и про себя.

- Откуда ты знаешь, как бывает? - Роман взял ее за плечи и притянул к себе.

Упреждая его следующее движение, Юля сказала:

- Еще раз меня в лоб поцелуешь, и я тебя прибью!

Он поцеловал ее в губы. Она сжала воротник его куртки и долго не отпускала. Шилов с сожалением отстранился:

- Долг зовет, надо лететь.

- Сегодня же выходной…

- У нас нет выходных.

Он открыл дверь. Юля стояла, прислонившись к стене и теребя воротник блузки:

- Теперь буду голову ломать: сразу бежать или сначала тебе обед приготовить?

- Ужин! Готовить надо ужин. Тебе денег оставить?

- Не надо, добегу до банкомата.

Он вызвал лифт и уехал. Она встала у окна, посмотрела, как он, разговаривая по сотовому телефону, выходит из дома и садится в «Альфа-ромео».

На душе у Юли было как-то странно. С одной стороны, вот она, сказка. С другой - что-то подсказывало, что в ближайшее время этой сказке предстоит пройти серьезную проверку на прочность.

* * *

Телефон звонил и звонил. - Не подойдешь? - спросил Арнаутов. - Не хочу. Меня нет дома. Господи, какое счастье так валяться и никуда не спешить!

- Раньше ты считала за счастье сорваться в выходной на какое-нибудь интересное дело.

- Так уж не девочка…

Татьяна Кожурина сидела, привалившись к спинке кровати. Голова Арнаутова покоилась у нее на груди, и Татьяна гладила его по затылку, ерошила короткие седоватые волосы на висках, нежно проводила ноготком по глубоким морщинам на лбу.

Он одинок, она одинока. Если сложить возраст обоих, то получится глубокая старость. Вся жизнь прошла на работе. Незаметно прошла. И то, что осталось, пролетит еще незаметнее. А как бы хотелось…

- Так и я уже тоже не мальчик, - вздохнул Арнаутов.

- Ну, Коля, ты у нас еще боец хоть куда! До двух часов угомониться не мог.

- До двух пятнадцати.

- Вот видишь, аж до двух пятнадцати. Настоящий полковник!

- Сплюнь.

- Да нечего плевать, Москва утвердила. Мне Соколов звонил.

- Чего это он тебе звонил? - Арнаутов запрокинул голову, чтобы поглядеть Кожуриной в лицо.

Продолжая гладить его по волосам, она усмехнулась:

- Ревнуешь? Я сама его просила узнать. Сказала, жених волнуется, проверь, как там дела. Так что вертите дырки в погонах, полковник Арнаутов!

- Подожду до понедельника, так будет вернее. Что же они так тянули?

- Московские игры.

- У нас и своих игр хватает. Думаешь, никто не зарится на мое кресло? Копают, сволочи! У каждого свой интерес.

Кожурина грустно и как-то немного ожесточенно посмотрела на его затылок:

- Это жизнь, Коля. У меня, вон, тоже свой интерес. Только ты его игнорируешь.

- Не начинай, - поморщился Арнаутов.

- Вот когда твой Пашка приведет в вашу мужскую берлогу невесту, тогда взвоешь и сам ко мне прибежишь и попросишься.

- Я никогда никуда не прошусь! Сочту нужным - поженимся.

Кожурина на мгновение замерла, а потом, оттолкнув Арнаутова, вскочила с кровати. На ходу накидывая халат поверх черного пеньюара, выбежала в коридор и заперлась в ванной.

Арнаутов тихо выругался. Как все хорошо было, ведь редко какой выходной удается провести вместе - так нет, надо было ей все испортить. Как будто не знает, как он реагирует на подобные разговоры. Нет, баба - она и есть баба. Даже если провела всю жизнь на следственной работе.

Арнаутов встал с кровати, подтянул трусы. Выходя в коридор, покосился на синюю прокурорскую форму Кожуриной, висящую на плечиках, прицепленных к дверце шкафа.

Чего теперь, извиняться? Он бы, может, и извинился, если б умел. Да беда в том, что признавать ошибки он давно разучился. Во всяком случае, разучился признавать их публично. Неспроста ведь не только коллеги, но даже Танька называет его «железным дровосеком», который прет вперед, не замечая оставленных сзади руин.

Арнаутов стукнул кулаком в дверь ванной комнаты:

- Таня! Тань, ну ты чего?

- Ничего, - донесся из-за двери голос, заглушаемый шумом воды.

- Ты же знаешь, я не люблю, когда на меня давят. Что нам, так, что ли, плохо? Давай без истерик, ладно?

- Где ты видишь истерику? Я душ принимаю.

Из комнаты донесся сигнал сотового телефона. Арнаутов с облегчением отошел от двери ванной, разворошил груду одежды на кресле, взял выпавший из кармана пиджака аппарат и ответил на вызов:

- Слушаю!

- Николай Иваныч? Здрасьте, это Губин.

Костя Губин работал в охране Моцарта.

Арнаутов вербанул его еще год назад, но навар пока был слабый.

- И где ты пропадал, твою мать?

- Не было ничего интересного, а лишний раз высовываться…

- Ладно, давай без лирики. Есть чего?

- Есть. Надо бы встретиться. Лучше сейчас.

- Где?

Пока Арнаутов в комнате обсуждал место встречи, Кожурина стояла перед зеркалом в ванной и смотрела на свое отражение. Морщинки вокруг глаз и в уголках рта, огрубевшая кожа на скулах, седые волосы, которые не берет самая стойкая краска. Хорошо, что их пока мало, но что будет через год, через три, через пять? При такой работе, это уж точно, она не станет выглядеть лучше. И при такой личной жизни…

Может, ну его к черту, этого Арнаутова? Сколько она его ждет? И будет ждать еще столько же, радуясь, если он хотя бы раз в неделю переночует и раз в месяц куда-нибудь пригласит. Его все устраивает! А когда перестанет устраивать, он забудет дорогу к ней в дом и скажет, что занят на службе. Господи, как надоело!

Ополоснув лицо прохладной водой, Кожурина вышла из ванной.

Арнаутов, уже одетый в рубашку и брюки со свисающими подтяжками, стоял посреди комнаты и прилаживал наплечную кобуру с пистолетом Макарова.

- Сбегаешь? На кофе время есть?

- Ну зачем я тебе такой нужен? Я ведь живу на работе!

Арнаутов попытался обнять, но Кожурина ловко вывернулась и, затягивая пояс халата, вышла из комнаты в коридор. Не останавливаясь, бросила через плечо:

- Ты не женщина, ты не поймешь. Ну, так кофе на тебя варить?

- Вари. Только быстро.

Арнаутов закрепил кобуру, перекинул через плечи подтяжки. Взял с кресла пиджак. И сказал, будто впервые за все время их отношений оправдываясь:

- Стукач один отзвонился. У него информация важная, надо встретиться.

* * *

Когда Шилов пришел на работу, в отделе еще никого не было.

Сев за свой стол в кабинете, который он делил со Скрябиным и Соловьевым, Роман включил чайник и стал дозваниваться до Воркуты. Повезло: соединиться со знакомым опером из местного розыска удалось быстро.

- Игорь, привет, это Шилов из Питера. Ну, как там северное сияние? Как крестничек наш, Бизон? Дали двенадцать? Ну вот видишь, значит, не зря ловили! Слушай, извини что домой и в выходной, но дело срочное. Тут два ваших архаровца засветились. Пиши… - Раскрыв полученные от Моцарта паспорта, Роман принялся диктовать: - Селиванов Дмитрий Иванович, восемьдесят второго года рождения, проживает: Воркута, улица Шахтерской Славы, дом шесть, квартира тринадцать… Записал? И Краснов Михаил Николаевич, того же года, проживает там же, но квартира двадцать. Родственники, знакомые, бабы… Позвонишь? Да вчера еще было надо! Спасибо, жду…

Роман еще продолжал говорить, когда пришел Станислав Скрябин. Повесил куртку на вешалку около двери, молча протянул руку для пожатия и сел за маленький приставной столик перед письменным столом Шилова. Ожидая конца разговора, заварил себе растворимый кофе. Это был ежедневный утренний ритуал, который никогда не нарушался. Даже если в карманах был совсем голяк, на банку кофе деньги как-нибудь находились. Впрочем, с тех пор как Ромка возглавил отдел, такие мелкие, но необходимые в работе вещи, как сигареты и кофе, перестали быть головной болью, возрастающей по мере того, как отдалялся день выдачи зарплаты.

Как только Шилов положил трубку, Скрябин сказал:

- Спасибо тебе за выходные! От Светки - особая благодарность.

- Что, совсем дома плохо?

- Война до победного конца, и конец уже близко. Только Светка этого не понимает. Что случилось-то?

- Банду брать будем.

- А-а-а, банду! А я думал, может, случилось чего! - Скрябин отхлебнул кофе и закурил сигарету.

Вошел Соловьев:

- Привет! - В отличие от раздраженного Стаса, Серега словно лучился радостью оттого, что его в выходной день вызвали на работу.

С мрачным видом подождав, пока Соловьев займет место за приставным столиком напротив него, Скрябин спросил:

- Ну, и что ты уселся? Не хочешь спросить, почему нас выдернули из дома?

- А чего спрашивать? Наверное, банду брать будем, - хитро глядя на Шилова, ответил Серега, и все, даже Станислав, засмеялись.

В кабинет заглянул Василевский:

- Начальник! Борька, Дима и Джексон у меня в кабинете сидят. Сапог внизу в машине дрыхнет.

- Спасибо, Леня, сейчас подойдем, - окончание фразы Шилова прервал звонок телефона.

Глядя на коллег, Шилов сказал:

- Спорим, сейчас нам сдадутся киллеры? - и включил «громкую связь».

В кабинете зазвучал безжизненный, как у робота, голос:

- Я хотел бы сообщить о готовящемся заказном убийстве. Буду ждать вас у бассейна СКА через час.

* * *

К бассейну приехали на двух машинах. Встали прямо напротив главного входа. Шилов, Скрябин и Соловьев сидели в «Альфа-ромео», остальные - в синей «девятке» с гражданскими номерами.

- Ничего, что мы так явно стоим? - оглядываясь по сторонам, спросил с заднего сиденья Станислав.

- А от кого шухериться? - весело отозвался Серега. - Я почему-то думаю, они не убегут.

- Как они нас узнают-то?

- Внутренний голос подскажет. Даже пинка даст, если замешкаются.

- Вот, кстати, и он, - Шилов указал на вышедшего из-за угла бассейна высокого мужчину в расстегнутом черном плаще.

- Кто? - не понял Скрябин.

- Внутренний голос. Он же Вова Хрипунов, начальник охраны Геры Моцарта.

Увидев машины с ментами, Хрипунов повернул назад.

Проводив его взглядом, Серега спросил:

- Слушай, а почему Дробышев - Моцарт?

- У него родители в филармонии играли, и сам он до десяти лет в музыкальную школу ходил, - объяснил Шилов. - А потом ему во дворе скрипку сломали, и он боксом увлекся. Вон, идут!

От того угла, у которого вертелся Хрипунов, к машинам приближались двое парней в джинсах и кожаных куртках. Тот, что был ниже ростом, держался за живот и прикрывал нижнюю часть лица воротником куртки.

- Не хреново они его обработали, - напряженно протянул Скрябин.

- Пошли встречать, - Шилов открыл дверь.

Когда парни приблизились, стало заметно, что и второму сильно досталось. Все его лицо покрывали синяки и глубокие ссадины, на щетинистом подбородке запеклись сгустки крови. В глазах была покорность судьбе. Безошибочно определив в Шилове старшего, он сказал тусклым голосом:

- Меня зовут Михаил Краснов. Это я вам звонил.

Краснова посадили в «Альфа-ромео», второго - в «девятку».

Шилов сказал:

- Давай сперва в «травму». Я не знал, что они в таком виде.

…А за углом бассейна контролировавший процедуру «экстрадиции» Хрипунов позвонил Моцарту:

- Это я. Все в порядке, но ты не прав. Это еще ударит по нам. Честных ментов не бывает…

В то же самое время Арнаутов около метро «Чернышевская» встречался с осведомителем. Это был тот самый Костя из свиты Моцарта, который ночью подавал в «Шаурме» коньяк. Они стояли в толчее напротив входа в подземку и нервно бросали реплики, глядя в разные стороны.

По лицу Арнаутова было понятно, что услышанная информация ему очень не нравится.

* * *

Задержанных посадили в разные помещения.

Шилов переходил из кабинета в кабинет, слушал однотипные ответы, которые давали Краснов с Селивановым. В травмпункте их немного привели в порядок, и они осмелели, сообразив, что в ближайшее время их не станут подвешивать к батарее и лупить железякой по почкам.

- Подошел мужик, попросил проследить. Бабки хорошие, вот мы и согласились, - говорил Краснов, глядя в пол; подбородок и лоб у него были заклеены пластырем, многочисленные ссадины обработаны.

- А почему он именно к вам подошел? - спрашивал Соловьев, пытаясь заглянуть Мише в лицо, но Миша прятал глаза и бубнил, словно стесняясь убогости своей легенды:

- Откуда я знаю? Какая нам разница, лишь бы бабки платил…

- За кем еще следили?

- Ни за кем не следили.

С Селивановым работали Василевский и Скрябин.

- Ну а в Воркуте-то что? - спрашивал Василевский. - Работал, учился?

- По всякому.

- Чего в Питер-то принесло?

- А чего дома делать?

- И давно здесь?

Селиванов запнулся, подсчитал что-то в уме и осторожно ответил:

- Наверное, месяца два, - на правой скуле у Селиванова была глубокая, почти до кости рваная рана, теперь закрытая толстой повязкой. Селиванов то и дело поднимал руки, чтобы потрогать повязку, но вспоминал, что этого делать нельзя, и начинал рассматривать свои дрожащие пальцы, на которых кровь перемешалась с грязью и глубоко въелась в кожу.

Шилов вышел в коридор, закурил.

Прав Моцарт, если эту ниточку грамотно потянуть, то можно раскрутить многое. Скорее всего, ребята сами не убивали, работали в группе разведки и обеспечения. Значит, если найти к ним подход, могут сдать киллеров или руководителя - кого-то из них они наверняка знают.

Селиванов явно боится физического воздействия. Потрудись над ним хрипуновские костоломы еще пару часов, он бы им все рассказал. Если бы, конечно, раньше не умер от боли. Но словами его не расколоть. Он будет тупо держаться легенды, а когда окажется загнанным в угол уточняющими вопросами, просто заткнется, и тогда вывести его из этого ступора иначе как хорошей затрещиной не получится.

Значит, отставить пока Селиванова.

А что там с Красновым?

Краснов из них двоих - лидер. Что хорошо, он способен воспринимать не только удар снизу в печень, но и словесные аргументы. Это его первое отличие от Селиванова. А второе заключается в том, что он уже сейчас не только радуется смене хрипуновских застенков на тюремную камеру и мысленно говорит себе: «Все - фигня! В тюрьме люди тоже живут; много мне не дадут, а на зоне братва подогреет», - он понимает, что серьезно попал, и что никто, кроме него самого, ему не поможет. Если подобрать правильные аргументы, он пойдет на сотрудничество. Заговорит он - не станет отмалчиваться и Селиванов. А уж как только они оба начнут говорить что-нибудь помимо своей дурацкой легенды про незнакомого мужика в кабаке, дело пойдет. Потихоньку, шаг за шагом, но пойдет.

Скорей бы Игорь из Воркуты позвонил! Даже если он не сообщит ничего важного по поводу криминальных занятий и связей задержанных, любая бытовая фактура из их тамошней жизни поможет в расколе…

Распахнулась дверь, в коридор выглянул Соловьев. Шилов подумал, что он хочет сообщить о звонке по межгороду, дернулся ему навстречу и остановился, услышав:

- Тебя шеф разыскивает. Велел срочно зайти.

Кабинет начальника Управления уголовного розыска имел не по должности скромные размеры и был обшит светлыми панелями под дерево. На стене над головой Громова висел российский герб на фигурной дощечке, среди бумаг на письменном столе возвышалась модель танка «Т-72». Танк блестел гладким корпусом и воинственно топорщился пушечкой, будто угрожая скатиться с фанерного постамента и проутюжить широкими гусеницами разложенные перед ним документы, а заодно и судьбы упомянутых в них людей.

Подсаживаясь к Т-образному столу для совещаний, Шилов вопросительно посмотрел на начальника:

- Звали?

Громов хмуро кивнул:

- Реализуешься?

- Так, работаем помаленьку.

- Задержанные есть?

- Да ничего особенного.

- Опять темнишь?

- Почему? Получится что-нибудь - обязательно сообщу.

- Роман, ты как руководитель должен больше уделять внимания административным функциям, а не бегать по оперативным встречам.

- Но я же не руководитель! Я просто старший опер по особо важным делам и врио начотдела, который не виноват, что все командиры одновременно рванули на пенсию. Что ж мне теперь, опером перестать быть?

- Врио, опер, не виноват! - Громов раздраженно посмотрел на модель танка, в круглой башне которого отражался свет люстры. - Мне говорят, что ты своих задержанных у Моцарта получил и пытал их с его быками в подвале.

- Кто говорит? УБОП? Арнаутов напел? - Шилов прищурился и налег локтями на стол. - А хоть бы и у Моцарта! Я в жизни никого не пытал, я головой привык работать.

Коротко постучав, в кабинет зашел полковник из управления кадров:

- Юрий Сергеич, минута есть? Я наградные согласовал…

Громов раздраженным жестом предложил кадровику остаться, и тот присел на стул около двери, чинно положив на колени тяжелую папку.

Громов перевел взгляд на Шилова:

- Рома, не заводись. Я все понял. Иди, работай.

Шилов встал, молча сделал пару шагов к выходу из кабинета. Потом резко развернулся и навис над столом, опираясь на него кулаками:

- А как не заводись? То, что Арнаутов свидетеля по своему последнему делу подставил, - это как, нормально? Дать прочитать всей банде его показания до конца следствия - странно, что его после этого завалили! А, ну конечно, он же бандит. Мир стал чище!

- Хватит! Я сказал - ты запомнил. Все докладывать мне, любой шаг! Сейчас не те времена, чтобы… - какие именно сейчас времена, начальник УУР не пояснил; успокаиваясь, он посмотрел на стол и помассировал переносицу: - На Арнаутова не гони, он мужик неплохой…

Шилов был уже около двери. Посмотрев на сидящего полковника-кадровика, лысый череп которого казался таким же крепким, как башня танка, он вздохнул:

- Неплохой. Только писается и глухой, - после чего вышел из кабинета, довольно бесцеремонно захлопнув за собой дверь.

Кадровик, до этого момента никак не проявлявший своего отношения к происходящему, оживился, пересел к столу и, сжимая в руках тяжелую папку, с деланым недоумением спросил Громова:

- И это его ты хочешь согласовать на начальника убойного отдела?

- Он работает лучше всех, - устало ответил начальник УУР.

- Работает! Сергеич, я тебя умоляю, - кадровик покачал головой. - Если мы по этому принципу будем начальников отделов назначать, то что получится! И потом, ты же знаешь, что…

 

5

Когда Шилов вернулся в свой кабинет, Краснов отвечал на вопрос Соловьева о том, как выглядел неизвестный мужик, заказавший им слежку за Моцартом:

- Кавказец, лет сорока…

Соловьев повернулся к Роману:

- Тебе Игорь звонил.

- Черт! Давно?

- Только что. Обещал перезвонить.

Шилов присел на угол своего стола и начал слушать, то и дело оглядываясь на телефон. Наконец он зазвонил.

- Серега! Покури с Мишей в коридоре.

Как только они вышли, Шилов сорвал трубку:

- Да! Удалось что-нибудь?.. Так, так… - Под диктовку воркутинского опера Шилов записал на бумагу основные моменты коротких биографий Краснова и Селиванова. - Все? Не густо! Слушай, а что за район, где они жили? А есть там места, которые всем известны? Угу… Спасибо!

Положив трубку, Шилов немного подумал, потом крикнул:

- Серега!

Соловьев вошел в кабинет, конвоируя Мишу. Проходя мимо Шилова, Краснов, видимо догадавшись, что звонок имел к нему непосредственное отношение, тревожно посмотрел на опера.

- Кавказец, значит, лет сорока? - весело спросил Шилов. - Небритый такой, с усами и по-русски говорит с акцентом, да?

- Ну… - подтвердил Миша осторожно устраиваясь на стуле перед столом Соловьева и спиной к Шилову.

- А как ты с ним связывался?

Миша посмотрел через плечо. Опустил глаза:

- Он со мной… На трубу мне звонил.

- Когда последний раз звонил?

- Не помню.

- А машина у него какая? Не знаешь?

- Не видел.

- А фильмы про партизан ты смотрел?

- Фильмы? - Миша даже вздрогнул от неожиданной смены темы. - Фильмы смотрел. А чего?

- Да ты напоминаешь мне героя в плену у фашистов. Сейчас встанешь и заорешь: «За нашу бандитскую родину! Стреляй меня, мент поганый!»

Соловьев, чувствуя, что начинается разговор, в котором третий может быть лишним, вышел в коридор. Глядя на Шилова, Краснов даже не заметил его ухода.

А Шилов, соскочив со своего стола, пересек кабинет и присел теперь уже на край стола Соловьева, нависая над Мишей.

Миша смотрел на него снизу вверх из-под закрывающей лоб толстой повязки и внимательно слушал.

- А за кого ты бьешься? За тех, кто тебя послал? Нужен ты им! Таких, как ты, - очередь. Хочешь, я все про тебя расскажу? Ты родился в маленьком городке, где много шахт и водки. Батя твой бухал и работал, а мама мечтала каждое лето вывезти тебя на Черное море. От скуки ты ходил качаться в соседний подвал и мечтал уехать в большой красивый город. Я прав?

Миша, растерянно поморгав, опустил взгляд.

- Потом из Питера приехал твой одноклассник и рассказал, как там круто. Рассказал про серьезных пацанов, про бабки, про телок, про «мерсы». И про то, как вас ждет братва. И вы с Димкой рванули в Питер. Вас познакомили с шефом, он хлопнул с вами рюмашку и сказал, какие вы замечательные пацаны. Вам выдали тачку, мобильник, вы сходили в пару клубов, сняли проституток и поняли: жизнь удалась! Только одного вам, Миша, не показали. Аллею на кладбище, где вас потом зарывают. Знаешь, сколько там таких, как вы, лежит? Ты - пешка! Ты - расходный материал. Шеф же не приехал вас вчера к Моцарту выручать? Это мы вас, идиотов, с того света вытащили. И мы единственные, кто не заинтересован, чтобы вы обратно вернулись. Думаешь, шеф станет вас выручать? Адвокатов дорогих нанимать, передачи слать в камеру, семьи ваши, в Воркуте оставшиеся, кормить? К судье пойдет договариваться, чтобы тебе дали условно? Да на хрена вы нужны! Ему проще заплатить полкосаря, чтобы вас ночью в «Крестах» удавили, а потом пригласить из Воркуты новых рекрутов.

- Новых - кого? - Краснов поднял голову. В глазах у него появилось что-то новое по сравнению с тем, что Роман видел до начала своего длинного монолога.

Роман объяснил, кого называют рекрутами. Заодно, мимоходом, назвал адрес подвала, в котором Миша качал железо. Упомянул первую девушку Миши, которая три года назад перебралась в Москву, а теперь, сторчавшись на героине, работала уличной проституткой. Перечислил кое-каких школьных товарищей: двое сидят, двое померли, один круто поднялся и ездит на джипе, один в розыске за бытовое убийство. Немногочисленные сведения, полученные от Игоря, Шилов расходовал экономно, стараясь давать поменьше конкретики и побольше создавать впечатление, что ему известно о Краснове и Селиванове буквально все, вплоть до интимных подробностей.

Сначала Краснов просто слушал, то уперев глаза в пол, то недоверчиво, из-под повязки, заглядывая Роману в глаза. Потом, грустно усмехнувшись, уточнил какой-то момент, в котором Шилов допустил небольшую неточность. Потом начал спорить. Потом начал спрашивать, и уже как-то так получалось, что пусть и косвенно, но все-таки он подтверждал, что показания про сорокалетнего кавказца, подошедшего к ним в кафе, - полная ерунда…

Незаметно пролетело почти два часа. В кабинете висели пласты сизого дыма от выкуренных сигарет. В желудках тяжело бурчал кофе, которого они выпили не одну чашку.

Миша посмотрел в окно, на залитую грустным осенним солнцем широкую улицу:

- Если я начну говорить, меня в «Крестах» точно прирежут.

- Нет, - Шилов покачал головой. - Не успеют. А вот если будешь и дальше молчать - тогда да, тогда могут успеть. Убивают не того, кто уже сказал, а того, кто может сказать. Секешь разницу?

Миша долго не отвечал, продолжая разглядывать улицу за окном.

Потом повернулся к Роману:

- Можно мне с Димой поговорить?

- Зачем?

- Посоветоваться.

* * *

Помахивая папкой с дежурным набором протоколов и постановлений, следователь прокуратуры Юра Голицын прошел по пустому коридору убойного отдела и остановился перед дверью кабинета Романа. Дернул ручку, насмешливо выругался и постучал. Щелкнул замок, в коридор выглянул Шилов.

- Лепилу вызывали? - спросил Голицын, поверх плеча Шилова глядя, как за столом напротив друг друга сидят Соловьев и какой-то молодой парень с заклеенной белым пластырем физиономией.

- Кого?

- Следака, говорю, вызывали, дело из ваших оперативных мулек лепить?

- А-а-а, ты, что ли, дежуришь сегодня? Есть Бог на свете! - Выйдя в коридор, Шилов взял Голицына под руку и буквально потащил в соседний кабинет. - Слушай, у нас тут дело века!

- Опять? - Голицын притворно схватился за сердце. - Я еще от твоего прошлого дела века не отошел. Так что ты заранее учти, я чисто по дежурству выехал, и все.

- Пойдем, банду будем брать! - Шилов распахнул дверь в кабинет Василевского и, убедившись, что задержанного там нет, протолкнул Голицына вперед себя. - Давай, заходи!

Сидя за столом, Скрябин и Василевский играли в нарды.

Шилов спросил:

- Селиванов у Борьки?

- Да, явку пишет, - отозвался Скрябин.

- Нормально?

- Со скрипом, но движется.

Василевский бросил кубики и рассмеялся, торжествующе глядя на Скрябина:

- Четыре - четыре! Иди потренируйся на заднем дворе.

Скрябин, чертыхнувшись, встал и отошел. Василевский сложил доску, убрал ее в ящик стола и тоже поднялся:

- Начальник, оченно кушать хочется. Одолжи полтинник.

- На, смотри не потолстей.

Василевский вышел из кабинета.

Шилов и Голицын устроились за столом. Шилов вытащил из кармана помятый лист бумаги с какой-то схемой, частично составленной на компьютере, а частично дополненной от руки, и начал:

- Так вот, сегодня к нам с явкой явились два воркутинских мальчика, которые следили за Герой Моцартом, но засветились и едва унесли ноги. А работали они на такого Колю Чибиса. Ты его должен знать: бывший опер в метро, был бригадиром у «тверских», а потом РУБОП нахлобучил всех его ребят и он ушел в тень.

- Припоминаю, - неуверенно заметил Голицын, пытаясь разглядеть, что нарисовано в схеме у Шилова. - Давно про него слышно не было.

- Теперь его мальчики занимаются слежкой и подбором места для стрелков. Смотри! - Шилов, наконец, разложил схему на столе так, чтобы им обоим было удобно. - В марте они работают за директором гостиницы «Сатурн». Результат - убит во время делового ужина в ресторане. Жора Пантелеев, лидер «чебоксарских», - третьего июня труп. Июль: Лопатин, «бригадир» - то же самое. Сентябрь - таможенник Ахматов…

- Погоди, так это ж мое дело!

- А я тебе о чем? А директор «Питер-авто» с женой - не твои?

- Ни хрена себе! - Голицын смотрел в схему, и на его лице застыла улыбка, которая бывает у людей, уже поймавших удачу за хвост, но все еще опасающихся спугнуть ее неосторожным движением.

Шилов продолжал:

- Чибис сколотил команду и принимает заказы. Группа подготовки, стрелки, прикрытие… Корпорация киллеров, мать их! Мы за один раз десяток «глухарей» поднять можем. Ну ты, правда, только по дежурству выехал, так что завтра доложишься руководству - и иди отдыхай…

- Да иди ты! - Голицын пихнул Шилова локтем. - Хрен куда вы от меня денетесь.

Роман и Стас с довольным видом рассмеялись. Голицын остался в прокуратуре чуть ли не единственным следователем, с которым было приятно работать.

Голицын посмотрел на них и тоже усмехнулся:

- Хватит ржать, давайте к делу. Стрелков эти ваши мальчики, конечно, не знают?

- Случайно знают.

- Да ну! И чего сидим, кого ждем?

- СОБР.(Специальный отряд быстрого реагирования.)

Неотложный обыск выпишешь? С бумажкой как-то веселее двери ломать.

- Легко! - Голицын раскрыл дежурную папку и достал нужный бланк.

- А не торопимся? - спросил Скрябин, наблюдая, как Голицын быстро заполняет пустые графы постановления.

- Опаздываем, - вздохнул Шилов, складывая лист со схемой. - Моцарт ведь их вчера упаковал. Хорошо, если их еще не хватились.

В кабинет заглянул Василевский:

- Начальник, СОБР прибыл. Скрябин снял с вешалки свою куртку:

- Я пошел, внизу подожду.

Голицын, продолжая заполнять бланк, между делом спросил:

- Ты все еще «и.о.», или уже на должность назначили?

- Нет еще, да я как-то и не стремлюсь. Ребята, правда, уговаривают…

- Правильно делают! Кого, если не тебя?

- Начальству виднее.

Голицын пренебрежительно хмыкнул.

Задумчиво посмотрев на него, Шилов сказал:

- Вот что, я должен сказать тебе одну вещь… - он хотел предупредить, что Краснов и Селиванов не пришли сами, замученные угрызениями совести, а были переданы людьми Моцарта, которые их предварительно хорошенько отделали, и что неизвестно, чем этот нюанс может обернуться в дальнейшем, но Голицын его перебил:

- Ты уверен, что мне это надо знать? Я не опер, я следователь. Мне достаточно того, что я знаю тебя. Держи! - Голицын протянул заполненный бланк.

- Спасибо, Юра.

- Да не за что!

* * *

Первой в тесноватый двор старого дома заехала «Альфа-ромео». Шилов и Скрябин остались в машине, а Соловьев вышел и покрутился немного, определяясь с расположением парадных и квартир. Когда он дал отмашку, Шилов со Скрябиным тоже вышли, а с улицы через узкую подворотню вкатился автобус СОБРа.

Поправляя под расстегнутой курткой лямку кобуры, Шилов дошел до автобуса, заглянул в салон:

- Значит так, орлы: клиенты серьезные, трупов наваляли немерено, терять им нечего. Есть автоматы, есть гранаты. До сих пор не попались - значит, осторожные. Так что сначала пойдут специально обученные люди в штатском, то есть мы, а пугать округу доблестным СОБРом будем в последний момент.

Старший собровец, единственный из них без закрывающей лицо черной маски, флегматично кивнул.

Шилов спрыгнул со ступеньки автобуса и посмотрел на своих:

- Ну, пошли?

- Что, старшой, окропим снежок красненьким? - проверяя пистолет, сказал Соловьев. Он всегда говорил эту фразу в таких ситуациях. Если было время, конечно.

Когда вошли в подъезд, где-то наверху скрипнула дверь и щелкнул замок.

Замерли, прислушиваясь. Услышали приближающиеся шаги. Кто-то осторожно, но в общем-то не таясь, спускался по лестнице.

- Стой здесь, мы наверх, - сказал Шилов Сереге.

На площадке третьего этажа им встретился высокий молодой мужчина в клетчатой кепке. У него были спокойный взгляд и простое лицо. Руки он держал в боковых карманах расстегнутой куртки и немного посторонился, пропуская шедшего первым Романа.

Пройдя мимо, Шилов слегка толкнул его плечом. Мужчина отшатнулся к стене, обернулся вслед Шилову и успел возмущенно сказать что-то вроде «В чем дело?», прежде чем Скрябин со словами: «Добрый день, милиция», - показал ему ксиву и потребовал:

- Разрешите ваши документы.

- Все нормально, коллеги, - мужчина широко улыбнулся и достал из кармана такую же бордовую корочку: - Свои!

Мельком продемонстрировав, он хотел ее убрать, но Скрябин придержал его руку и прочитал:

- Переверзев Алексей Владимирович, дознаватель УВД города Пскова…

- Случилось чего? - переводя взгляд со Скрябина на Шилова, спросил Переверзев.

Игнорируя его вопрос, Скрябин поинтересовался:

- Какими судьбами?

- Да к матери приехал, на выходные. Она в сорок первой квартире живет. Хотите, поднимемся.

- Да нет, что ты, ладно, - Шилов отступил от него на пару шагов, а Скрябин, освобождая проход, пояснил:

- У нас тут разбой был в соседней парадной. Извини, брат.

- Да ну, о чем речь! Удачи! - махнув рукой, Переверзев начал спускаться.

- Тебе также, - отозвался Роман, облокачиваясь на перила.

Когда Переверзев оказался на полпролета ниже и прямо под ним, Шилов, будто только что вспомнив, спросил, называя первое пришедшее на ум имя:

- Слышь, друг, а Сашка Шмель в «убойке» еще работает у вас или на пенсион ушел?

Переверзев отозвался мгновенно:

- Да куда он денется! Он еще нас всех переживет.

- Ну, давай, привет ему передавай! - Шилов сделал вид, что отворачивается и собирается продолжить подъем, но тут же с криком «Берем!» - прыгнул через перила на плечи «псковского дознавателя».

Сцепившись, они скатились по ступеням до площадки между третьим и вторым этажами. Оказавшись сверху, Шилов нанес противнику несколько сильных ударов и намертво зафиксировал его руки, не давая вытащить из-под одежды оружие - пока они катились, он успел почувствовать, что у Переверзева то ли в кармане куртки, то ли за брючным ремнем есть пистолет.

Доставая наручники, сверху прискакал Стас. Снизу прибежал Соловьев. Переверзев еще какое-то время пытался сопротивляться, отбрыкиваясь и пытаясь вскочить, но его быстро «окольцевали» и, подняв, ткнули мордой в угол стены, после чего он перестал дергаться.

Оказалось, что его пистолет вылетел во время падения. Соловьев подобрал, осторожно держа за спусковую скобу, чтобы не насажать своих отпечатков:

- «Беретта». Хорошее табельное оружие у Псковского УВД!

- Черт! - Шилов заметил, что нагрудный карман его куртки вырван с мясом и висит на нескольких нитках. И обо что он им так зацепился? - Каждый раз попадаю на деньги!

Шилов со злостью оторвал карман целиком. Чувствуя, что по скуле стекает теплая струйка, провел там пальцем: оказалось, кровь. Рассадил кожу над левой бровью. Но это бутылочный осколок подвернулся на лестнице, когда они по ступеням катились, это он помнит, а вот карман… Лицо зарастет, а куртку придется покупать новую. Черт!

- Кто еще в хате? - Шилов толкнул Переверзева, заставляя сильнее прижаться мордой к стене.

- Сборная Бразилии по футболу, - прохрипел тот.

- Что? Стас, а ну-ка дуй за фанатами из автобуса, сейчас будет серия пенальти!

Скрябин ломанулся вниз по лестнице.

Шилов обыскал Переверзева. Псковская ксива, бумажник, мелкие деньги. Ключи. Что ж, отлично! Теперь не придется выносить дверь или уговаривать Переверзева позвонить в хату и сказать сообщникам, что он вернулся взять чистый носовой платок. И сколько их, этих сообщников? Скорее всего только один, но чем черт не шутит…

Появился Скрябин со спецназовцами. Командир группы, в отличие от своих бойцов, так и не надел ни маски, ни бронежилета.

- Этого - в автобус, - указал Шилов на Переверзева, и двое спецназовцев увели его, держа за руки и поторапливая короткими тычками автоматных стволов.

Поднялись к квартире. Дверь была старой, двустворчатой, с облупившейся краской и широкими щелями. Шилов прислушался: тихо, но внутри кто-то есть. При определенном опыте присутствие человека за дверью всегда можно почувствовать, даже если тот спит, ни о чем не догадываясь.

Роман достал ключи, бесшумно открыл. Длинный коридор, множество дверей справа и слева. Квартиры старого фонда часто отличаются очень запутанной планировкой, а времени подготовиться к штурму не было. Только и выяснили, что тут нет черного хода и что комнат вроде бы пять.

Шилов пропустил вперед одного автоматчика, скользнул следом, обеими руками держа пистолет. За ним в квартиру просочились еще четыре спецназовца.

Первая комната - чисто… Вторая… Туалет, ванная… Теперь кухня…

И тут они услышали шаги: кто-то направлялся из дальней комнаты в коридор.

Шедший первым спецназовец подал знак прятаться и нырнул в туалет. Шилов, стоявший около двери ванной, укрылся за ней. Остальные мгновенно заняли свободные комнаты. Беззвучно затворилась дверь на площадку, где притаились еще двое бойцов.

Мужчина в домашней одежде, лицом как-то неуловимо напоминающий задержанного Переверзева, прошел по длинному коридору и открыл дверь туалета.

На унитазе сидел бугай в черной маске и камуфляже, с автоматом на коленях.

- Занято! - рявкнул он, и мужчина, машинально пробормотав: «Извините», закрыл дверь, повернулся и начал отходить от туалета, туго соображая, откуда взялся этот пассажир и почему он кричит, как в общественном нужнике с неисправной задвижкой.

Он сделал только пару шагов, как дверь распахнулась и с такой силой треснула его по спине и затылку, что он полетел головой вперед на пол, и не успел даже сообразить, что случилось, как на спину ему приземлился выпрыгнувший из туалета стокилограммовый спецназовец.

Больше в квартире никого не оказалось. Шилов вложил пистолет в кобуру, промокнул кровоточащую ссадину над левой бровью. Стоявший рядом с ним командир группы указал на задержанного, который все так же, со скованными за спиной руками, лежал посреди коридора, и скомандовал одному из бойцов:

- Арнаутов, оттащи его в комнату.

Шилов посмотрел на командира:

- Арнаутову из седьмого отдела не родственник?

- Сын. Правильный, кстати, парнишка.

Шилов покачал головой: да, тесен мир! Особенно мир милицейский.

Пригласили понятых из соседних квартир, провели обыск. Квартира оказалась довольно запущенной, из пяти комнат жильцами использовались только две. Соловьев устроился за столом писать протокол, задержанный, под присмотром Арнаутова-младшего, сидел у стены.

Шилов задумчиво смотрел на него: паренек подготовленный, уже успокоился и просчитал варианты. Он не расколется, как ты на него ни дави. Разве что с Моцартом бартер устроить: отдать ему этих «псковских» в благодарность за «воркутинских». Пусть с ними Хрипунов поработает. Если они в его подвале и не расскажут, кто и как должен был застрелить Моцарта и сколько за ними всего мокрых дел, то, по крайней мере, в дальнейшем никого не убьют. Хороший вариант. Экономный и по-своему справедливый. Но неприемлемый…

- Ты посмотри, что я нашел! - в комнату вошел Джексон, неся полдюжины листов бумаги с компьютерным текстом.

Шилов взял, почитал.

- Ничего себе! Это же распечатка из оперативной базы УБОП. Все на Геру Моцарта. Адреса, квартиры, офисы.

Задержанный равнодушно посмотрел, как Шилов знакомится с распечаткой, и опустил голову.

- Кто направлял запрос не осталось? - шепотом спросил Джексон.

- Нет, конечно, - Шилов быстро пролистал документы и повторил: - Нет. Все лишнее стерто, только голая информация. Даже даты нет, когда запрос делался.

- Жаль. Я бы эту суку…

- Это было бы слишком просто.

Обыск продолжался. Из-под дивана достали завернутый в несколько слоев ткани автомат с оптическим прицелом.

- На охоту собрался? - спросил Скрябин, рассматривая находку.

- Первый раз вижу, - спокойно отозвался задержанный, и лицо у него при этом было такое, как будто он раньше действительно не видел оружия. - Квартира съемная, хозяева, наверное, забыли.

Соловьев закончил писать протокол и подозвал понятых: молодого парня и женщину лет пятидесяти в каком-то тюрбане и в шелковом халате яркой расцветки.

- Мы вам верим, - за двоих сказала она, отказавшись читать документ, и первой поставила подпись.

- Теперь ты, - Соловьев посмотрел на задержанного.

- Я писать не умею.

- Ну и хрен с тобой, - Соловьев сделал в протоколе соответствующую пометку и объявил понятым: - Спасибо большое, вы свободны.

Парень сразу ушел, а женщина дождалась в коридоре, пока в комнате останется только Шилов, и возвратилась:

- Извините, я теперь поняла, что вы их тогда специально не забрали.

- Когда?

- На прошлой неделе, когда я милицию вызывала.

- Какую милицию?

- Из нашего отделения. У них тогда музыка громко играла, вот я и позвонила. Приехала милиция, а они дверь не открыли. А потом приехал какой-то мужчина в штатском, показал удостоверение милиционерам, и они сразу уехали.

- Вы этого мужчину запомнили?

- Нет, я его только в «глазок» со спины видела. Я жалобу написала: как же так, они безобразничают, спать не дают, а он их покрывает. Но теперь я жалобу отзову. Я теперь поняла, что такое оперативная комбинация.

- Что?

- Ну, я же слышала, как тот мужчина милиционерам сказал: «Управление по организованной преступности. Вы срываете нам оперативную комбинацию».

 

6

- У Чибиса есть кто-то из ваших. - Миша Краснов сидел в кабинете у приставного столика напротив Шилова. - Это точно.

Разговор велся один на один. После обыска прошло несколько часов. За окном сгустились вечерние сумерки. В пепельнице дымился непотухший окурок, перед Красновым и Шиловым стояло по кружке кофе, на листе бумаги лежали куски шоколадного торта.

- Почему ты так думаешь?

- Когда мы работали с радиостанциями, он нас всегда жестко инструктировал, на каких частотах нам нельзя сегодня выходить в эфир. А потом он принес копию протокола допроса.

- Какого?

- Ну, меня срубили там… при слежке по таможеннику. А когда его… того… Чибис принес протокол, где меня охрана описывала: я засветился возле их конторы. Дал почитать, и говорит: еще раз - и в землю.

- Суровые меры дисциплинарного воздействия.

- На самом деле, - Миша шумно отхлебнул кофе и посмотрел на Романа из-под повязки на лбу, - я все время этого ждал… Меня скоро в «Кресты»?

- Боишься?

- Есть немного.

- Я о тебе позабочусь. Если не настаиваешь на «Крестах», отправим тебя в «четверку» на Лебедева. Там спокойнее.

- Спасибо. А вы ко мне еще придете?

- Обязательно.

- Спасибо. - Миша взял кусок торта - и замер, подняв глаза на Шилова. - Я еще вот чего вспомнил: я один раз Чибиса вез на «стрелку», там ему позвонили, и он повернул обратно. А на «стрелке» всех мусора приняли… Извините. УБОП, по-моему. Чибис еще говорил по телефону: «Спасибо, Фельдмаршал, с меня звезда на погон».

- Значит, Фельдмаршал? - уточнил Шилов, нехорошо усмехаясь.

* * *

В кабинете Василевского, кроме хозяина, были Соловьев, Скрябин, следователь Голицын и два собровца. Они сняли маски, и Шилов отметил, что один из них немного похож на Арнаутова-старшего. Взгляд, во всяком случае, точно такой же, несмотря на разницу в возрасте и служебном положении. Надо полагать, это и есть тот самый «правильный парнишка», как его охарактеризовал командир группы. Что он тут делает? Пришел постигать азы оперативной работы?

Голицын поднялся из-за стола:

- Ну что, ничего нового?

Шилов отрицательно покачал головой.

- Тогда я полетел. Если что - звоните, сразу примчусь. Всем пока! - Голицын вышел из кабинета.

- А у вас чего нового? - Шилов посмотрел на коллег.

- Есть два адреса Чибиса, но они старые, - Соловьев, присев на край стола, листал прошлогодний блокнот с рабочими записями.

- Может, в УБОП позвонить? - предложил Скрябин. - У них на него дело было.

- В УБОП? А у кого дело?

- У Карташова в отделе.

- У Иваныча? - Шилов обрадовался и достал сотовый телефон. - Так это же совсем другое дело!

Как и Арнаутов, Карташов тоже давно служил в органах, заработал репутацию крепкого профессионала и занимал должность начальника одного из отделов Управления по борьбе с оргпреступностью. Но, в отличие от «железного дровосека», сабельным атакам на криминал он предпочитал изящные оперативные игры, а отношения с коллегами и руководством строил на гибкой основе. И еще: если Арнаутов мечтал продолжить карьеру, то Иваныч в последнее время все чаще поговаривал о том, что устал, и что, наверное, скоро свалит на пенсион, благо выслуга позволяет в любой момент это сделать.

Из всех убоповских нач. отделов Карташов был, Шилову наиболее симпатичен. Да и не только Шилову…

- Алло, Иваныч, узнал? Извини, что в субботу… На работе? Так я подскочу тогда прямо сейчас, дело есть!

Небольшой кабинет Карташов делил с двумя сотрудниками: молодым улыбчивым Петрухой и ветераном отдела с уважительным прозвищем Дядя Вася. Если рослый и полноватый Петруха обликом, в принципе, соответствовал громкому названию Управления, то невысокий, жилистый и неприметный Дядя Вася больше напоминал опера из тихого отдела по борьбе с карманными кражами.

Когда Шилов вошел, Петруха за своим столом слева от двери разбирал коробку с какими-то видеокассетами, а Дядя Вася, спустив на кончик носа очки, выписывал из чьих-то записных книжек адреса и телефоны за столом у противоположной стены.

Сидя у окна с дымящейся трубкой и стаканом чая в мельхиоровом подстаканнике, Карташов напоминал шахматиста, обдумывающего партию. Правда, это впечатление портили лежащие перед ним пистолет в обмотанной ремнями плечевой кобуре и фототаблицы расчлененного трупа.

- Всем привет! - Шилов поздоровался с каждым за руку и уселся на стул спиной к окну. - На город опустилась ночь, и в стране дураков закипела работа. Ну ладно, мы - богом обиженные, а вы-то чего?

- Будешь смеяться: порностудию навернули. - Карташов привычным движением положил трубку в специальную пепельницу, а Петруха, демонстрируя вытащенную из коробки кассету, весело предложил:

- Хочешь побаловаться? «Горячие кобылки из 10-го „А“».

- Предпочитаю живьем и постарше.

- С шестнадцати лет уже можно.

- Вы отдел по борьбе с бандитизмом или полиция нравов?

- А как скажешь! - усмехнулся Иваныч. - Если с меня будут и дальше так требовать «палки», я нарушениями правил дорожного движения начну заниматься… Ну, что у тебя стряслось?

- Хотим Чибисова задержать.

- О как! - Иваныч одобрительно кивнул. - Реальная тема?

- Сто пудов. Есть адреса, но старые. Где он сейчас может дохнуть?

- По-моему, на Московском живет. Дядя Вася, Чибис так возле Парка Победы и обретается?

- Дом сто пятьдесят пять, четвертый этаж, окна на обе стороны, дверь железная, - глядя поверх очков и продолжая листать записную книжку, ответил Дядя Вася. - Черного хода нет.

- Дядя Вася давно им занимается, - прокомментировал Карташов. - С тех пор, как всю бригаду повязали, а Чибис сорвался. Если возьмете его - у нас тоже пара материалов есть в загашнике. Сыроватые, правда, но до кучи сгодятся… А ведь он когда-то вместе со мной опером работал в метро. Уже тогда паскудный был парень. Его жестко брать надо, наверняка станет сопротивляться.

- Ну спасибо! Ладно, полетели мы, - Шилов поднялся.

- Удачи.

Петруха, продолжающий ковыряться с кассетами, хмыкнул:

- Орден тебе обеспечен.

- Ага, с закруткой на спине. На меня Арнаутов уже такую блевотину шефу вылил…

- Ну не нравишься ты ему, противный, - манерно сказал Карташов, и все рассмеялись.

- А что, если мне телогреечку рваненькую и ботиночки скороходовские надеть, он бы меня полюбил? И так уже, как гаврош хожу, - Шилов хлопнул ладонью по оторванному карману куртки.

- Сам понимаешь…

- Понимаю, просто достало все. Ты-то с ним как?

- Параллельно.

- Счастливый!

Пока Шилов шел к двери, Карташов задумчиво смотрел ему вслед, и окликнул, когда Роман уже был на пороге:

- Не против, если я с тобой съезжу? В сводку не попрошусь, просто у меня с Чибисом личные счеты. Может, по-горячему расколем?

- Да поехали!

Арнаутов разговаривал с Кожуриной по городскому телефону. В ее голосе звучала грусть, которую она безуспешно пыталась маскировать иронией:

- Вот видишь, как удобно любить трудоголика. Всегда знаешь, где его можно найти. Значит, тебя сегодня не ждать?

- Извини, тут тема серьезная поднялась.

В приоткрытую дверь кабинета заглянул сын:

- Привет! Смотрю - свет горит. Тебя чего, тоже на Чибиса припахали?

- Таня, я перезвоню, - Арнаутов положил трубку. - Чибиса?

- Ну да, едем какого-то Чибиса брать.

- Какого-то! - Арнаутов-старший презрительно фыркнул. - Салага! С кем едете-то?

- С Шиловым из убойного.

- С Шиловым? - Арнаутов с непонятным выражением посмотрел в стену. - Будь осторожен. Картошки купил?

- Чего? А-а-а, ты про это! Когда, бать? Я ведь на дежурстве.

- А до этого? Значит, опять будешь макароны жрать?

- Значит, буду. Ну ладно, батя, я побёг.

Паша Арнаутов ушел, а его отец выругался и тяжело навалился локтями на стол, глядя перед собой в одну точку.

* * *

Чибис сидел в квартире на Московском проспекте и смотрел телевизор. Шел сериал «Тайны следствия». Подозреваемый объяснял следователю Швецовой, что на совершение преступления его подвигла социальная несправедливость: ему не хватает денег на водку, а потерпевшая была вся расфуфырена и благоухала дорогими духами.

Посмеиваясь над убогостью мотиваций кинематографического злодея, Чибис перегнулся через подлокотник кресла и поднял с пола сотовый телефон, который давно подавал сигнал вызова:

- Да.

- К тебе гости. Уходи из квартиры, - услышал он незнакомый молодой голос, и хорошее настроение мгновенно сменилось паникой.

Чибис подскочил к окну и посмотрел во двор. Метнулся в соседнюю комнату, окно которой выходило на улицу. Вроде, все чисто. Торопливо рассовав по карманам деньги и документы, замер у двери, глядя в «глазок» и прислушиваясь. Кажется, никого. Или они уже поднимаются, и он нос к носу столкнется с ними на лестнице?

Выскочил из квартиры, перегнулся через перила. Ни СОБРа, ни оперов. Только соседка из верхней квартиры спускается, ведя на поводке лохматую собачку.

Чибис побежал вниз, сжимая рукоять заткнутого за ремень пистолета. На повороте лестницы чуть не сшиб соседку. Девушка увернулась, собака рассерженно тявкнула.

Прихватить, что ли, бабу с собой, чтобы использовать как живой щит, если во дворе окажется засада?

Ладно, нет внизу никого, он это чувствует. Так что пусть девка пока поживет, пускай топает выгуливать свое лохматое счастье.

Выбежал из дома, и вдоль стеночки, пригибаясь под окнами, добежал до угла. Отдышался, разглядывая свою машину. За лобовым стеклом ритмично мигал красный светодиод сигнализации. Чибис достал брелок, беззвучно отключил режим охраны. Дважды вспыхнули фары, показывая, что в отсутствие хозяина на машину никто не покушался. И рядом с ней как будто никто не прячется. Вперед!

Чибис выехал с неохраняемой парковки и, крутанувшись вокруг дома, занял такую позицию, чтобы с приличного расстояния и из темноты хорошо видеть подъезд. Заглушил мотор, выключил фары. Стал ждать.

Прошло пятнадцать минут, и во двор въехали три машину. Вслед за ними подтянулся и автобус «ПАЗ» с тонированными стеклами и открытой боковой дверью. Из машин, беззвучно закрыв двери, вышли люди в гражданке, из автобуса высыпали одетые в серый камуфляж спецназовцы с автоматами. Когда они проходили освещенный участок двора, Чибис некоторых узнал. Карташова, Шилова и двух оперов его отдела. Надо же, какая представительная команда пожаловала! И все хотят его крови. Хрен им! Может, они его когда-нибудь и поймают, но не сегодня.

Интересно, что они будут делать? Целовать закрытую дверь квартиры, или решатся взломать и войти? Пусть ломают, пусть входят и роются там хоть до посинения. Ничего важного в хате он не оставил…

А вот и соседка. Спешит домой, волоча на поводке упирающуюся собаку. Сейчас их на лестнице ждет сюрприз в виде реалити-маски-шоу. Собаке-то хорошо, она облегчилась, а вот хозяйка, может, и обделается со страху.

Наверняка она его заложит ментам. Скажет, что видела, как он несся по лестнице, не разбирая дороги. Ну и что это им даст? Догадаются, что его кто-то предупредил? Пусть догадываются сколько угодно, все равно им не вычислить, кто звонил!

Через пять минут вышли собровцы, Карташов, Шилов и незнакомый оперативник. Собровцы погрузились в автобус и отчалили первыми. Карташов пожал Шилову руку и укатил на служебной «волжанке». А Шилов, уперев руки в бока, еще какое-то время стоял возле своей «Альфы-ромео» и вертел по сторонам головой, будто догадываясь, что враг где-то рядом и из темноты посмеивается над ним.

Чибис достал телефон и по памяти набрал номер:

- Алло, Фельдмаршал? Давай решай что-нибудь с этим Шиловым, а то я чувствую, проблемы только начинаются!

 

7

Когда Шилов вернулся домой, Юля уже спала, прикорнув на диване в гостиной.

Он постоял, глядя на нее с усталой улыбкой, потом выключил телевизор и ушел на кухню.

Стол был красиво сервирован, толстые свечи догорали в большом низком подсвечнике. На сковороде остывало мясо со сложным гарниром. Шилов налил в бокал красного сухого вина и начал есть прямо со сковородки.

- Привет! - вошла Юля. Лицо у нее было заспанное и слегка виноватое, на щеке краснело пятно от подушки. Одета она была в длинную темно-синюю рубашку из его гардероба. - Надо было меня разбудить.

- Ты так сладко спала, что я не решился.

- Ты меня второй раз поражаешь своей деликатностью. - Подойдя ближе, Юля разглядела ссадину над его левой бровью: - Что это, бандитская пуля?

- Угу, - жестом обозначив тост в честь Юли, Шилов допил вино и подцепил со сковородки очередной кусок мяса.

Подождав, пока он доест, Юля отобрала вилку и бокал, усадила Шилова за стол и рассмотрела ссадину. Достала из холодильника водку, смочила салфетку, протерла кожу.

- Заметь, я героически не издал ни звука.

- Да, мальчик ты тихий, - Юля грустно вздохнула. - Только мне, наверное, стоит жилье поискать.

- А что, тебе здесь не нравится?

- Привыкать не хочу. Тебя убьют, а я что, на улицу? - Встав позади стула, на котором сидел Шилов, Юля обняла его за плечи, прижалась щекой.

- Да, ты добрая девочка. Но ничего, сходим к нотариусу, оформим на тебя завещание.

Юля поцеловала его:

- Шуточки у тебя!

- Я не шучу. Ты слышала что-нибудь про любовь с первого взгляда?

- Девчонки в школе рассказывали. И муж еще рассказывал. С розами в зубах. А когда я сегодня пришла за вещами, он меня в квартиру не пустил.

- Штурмом возьмем, - взяв Юлю за руки, Шилов притянул ее ближе к себе.

- Нет уж, я сама как-нибудь. - Она поцеловала его. - Ты руки мыл?

- Да я бы и ванну принял.

- Я ее тебе сейчас приготовлю.

Юля ушла, Шилов остался сидеть. Налил еще вина, выпил, задумчиво смакуя каждый глоток. Усмехнулся каким-то мыслям, встал и пошел в спальню, на ходу освобождаясь от наплечной кобуры с тяжелой «береттой».

Когда он, уже сняв уличную одежду, зашел в ванную комнату, все почти было готово, и Юля проверяла рукой температуру набранной воды.

Роман осторожно обнял ее, и они замерли.

- Обо мне давно так никто не заботился, - прошептал он.

- Обо мне тоже, - отозвалась она. - Только сегодня больше не убегай никуда, ладно?

* * *

Кабинет начальника Управления собственной безопасности Виноградова напоминал офис средней руки торговой компании, а сам Виноградов, удобно устроившийся в кожаном кресле с докладной запиской в руке, - директора этой самой компании, привыкшего понтоваться перед партнерами и занижать размер прибыли перед налоговой. Костюмчик, галстук, узенькие очечки, часы и перстень на пальце - неброские, но добротные, для понимающих.

Прочитав докладную, Виноградов положил бумагу на стол и посмотрел на Арнаутова, который сидел у окна и пил кофе с такой решимостью, словно в чашку был налит неразбавленный спирт.

- Николай Иваныч, твой отдел разрабатывает лидеров оргпреступности, или руководителей милицейских подразделений? - как всегда, мягким тоном спросил Виноградов, когда Арнаутов наконец поставил опустевшую чашку. - Решил отобрать у нас кусок хлеба?

Арнаутов жестко усмехнулся:

- Почему? Передаю, так сказать, по подследственности. Заниматься этим подонком мне не с руки. Таких огнем выжигать надо.

- Мы не инквизиция. Следить за чистотой рядов и охотиться на ведьм - это разные вещи.

- Он на бандитов практически в открытую работает.

- Да, Шилов еще тот фрукт. Ведет себя вызывающе, - Виноградов покосился на докладную, в которой подробно перечислялись все факты, вызвавшие подозрения Арнаутова. Бумага - бумагой, но теперь Виноградову хотелось услышать от Арнаутова то же самое, но уже в устной форме. Официальные документы не отражают нюансов, которые обязательно прорисовываются в ходе непосредственного общения. Что, например, заставило Арнаутова подать докладную? «Железный дровосек», конечно, известен своим непримиримым отношением ко всяким оборотням в погонах, но только в этом ли дело? Может, они с Шиловым просто что-то не поделили, и теперь Арнаутов стремится устранить конкурента, используя возможности УСБ? Конечно, если факты найдут подтверждение, на личную мотивацию можно плевать. Разоблаченный руководитель отдела угрозыска - очень весомый показатель на лицевой счет УСБ. Но если между ними идет личная неприязнь, не удастся ли и от Шилова получить компромат на соперника? Один высокопоставленный оборотень - хорошо, но два - вдвое лучше. Даже не вдвое, при таких раскладах уже геометрическая прогрессия начинается…

- Один его ствол чего стоит, - буркнул Арнаутов в ответ на «…фрукт, ведет себя вызывающе…».

Виноградов мягким голосом отклонил обвинение:

- Именная «беретта» с правом ношения. Формально, нарушений нет.

- Это он нам всем вызов бросает, что мы ему не ровня. В бильярд на деньги играет.

- Согласен, такое поведение не красит офицера милиции. Но это еще не основание…

- Да какие еще нужны основания? Гера-Моцарт его руками свои проблемы решает! Они с Чибисом бизнес не поделили, так он решил ручного мента на него натравить.

- Это все эмоции. А есть заявление Краснова и Селиванова, что сотрудники убойного отдела выбивали из них показания?

- Будут!

- Вот тогда разговор и продолжим. Шилов - тертый калач. Как к нему не относись, а опер он серьезный и обкладывать его нужно качественно. Я могу начать такую работу только с фактами на руках. - Виноградов поднялся из-за стола, давая понять, что разговор считает законченным. - Спасибо за помощь. Да, и поздравляю с полковником! Стране нужны честные кадры.

- Были бы нужны - платили бы больше, - Арнаутов ушел.

Виноградов сел в свое удобное кресло и подумал, кого бы подключить к делу. Хоть он и говорил Арнаутову, что начнет работать, только заполучив конкретные факты, а провести подготовочку не помешает.

Так, кому бы это поручить? Федорову? А что, для него в самый раз. Исполнителен и туповат, лично предан начальнику. Может ненароком подставить, но никогда не пойдет на осознанное предательство.

Виноградов нажал кнопку селектора:

- Зайди ко мне.

Федоров появился тотчас же, как будто дежурил за дверью.

Покачиваясь в кресле, Виноградов распорядился:

- Значит, так: Шилов, Роман Георгиевич. Временно исполняющий обязанности начальника убойного отдела. Все, что есть по нему, - мне на стол к семнадцати часам.

Выйдя в коридор, Федоров почесал затылок: «Во неделька началась! Что ж будет дальше?»

* * *

Шилов зашел в бюро пропусков Следственного изолятора № 4 на улице Лебедева, наклонился к окошку, за которым сидела симпатичная девушка в форме сержанта:

- Аллочка, привет! Выпиши мне в оперчасть к Егорову.

- Что-то я смотрю, ты к нему зачастил.

- Может, у меня с ним любовь?

- Любовь! Сразу видно, что любовь - вон, какие синяки под глазами. Ты когда женишься, Шилов?

- Только когда окончательно решу свести счеты с жизнью.

- Трепло. - Алла выдала пропуск, и Шилов направился к проходной.

Сдав удостоверение, оружие и сотовый телефон, он прошел на территорию изолятора и поднялся на второй этаж административного здания. Дверь в кабинет Егорова была заперта, но изнутри доносились приглушенные голоса. Шилов постучал и сказал, наклонившись к замочной скважине:

- Откройте, милиция!

Открыл Егоров - крепкий, выглядящий старше своих тридцати пяти лет мужчина в зеленой форме «внутренней службы» с майорскими звездами на погонах.

Шилов вошел в кабинет.

За столом на месте Егорова развалился какой-то лысеющий толстяк в спортивном костюме. Перед ним стояла початая литруха горилки, стаканы и какая-то закусь. Он вежливо поздоровался с Шиловым:

- Добрый день, - и кивнул на бутылку: - Горилочки?

- Можно чуть-чуть, - Шилов устроился перед столом, а Егоров занял место на диване у стенки.

Толстяк разлил по стаканам.

- Ну, за завтрашний день, - произнес тост Егоров.

- А что у нас завтра?

- Завтра у нас Борисыч выходит, - Егоров указал на толстяка, который с довольным видом кивнул, будто бы подтверждая, что не позже завтрашнего дня он действительно окажется на свободе.

Когда выпили, Егоров встал с дивана, хлопнул толстяка по плечу и указал на дверь.

Тот сказал:

- Не буду вам мешать. Пойду в медчасть, чаю попью, - и потопал к выходу из кабинета.

Глядя в его широкую спину, Шилов давился беззвучным смехом. Когда закрылась дверь, он посмотрел на занявшего свое законное кресло Егорова:

- Слушай, где-то я его видел.

- Да знаешь ты его! Суворов, из налоговой полиции. Помогал банкирам уходить от налогов.

- И что?

- Завтра дело закрывают.

- Что, не совершал?

Егоров поднял указательный палец:

- Не доказали.

- Я вижу, у тебя с ним дружеские теплые отношения.

- У меня же за год пять тысяч человек проходит, - Егоров наполнил стаканы. - Такое количество врагов я просто не потяну. Давай по маленькой, а потом о делах…

Егоров выпил, закусил лимоном. Шилов только пригубил.

- Значит, так, - Егоров решительно отодвинул стакан. - Селиванов на третьей «галере», Краснов в камере у Айдара. Айдар тебе с утра привет передавал, поговорить хочет о чем-то.

- Как он?

- Да как? Сидит, ждет суда. Говорит, по отсиженному дадут.

- Ну да, он четыре года уже отмотал, так что… Давай сперва его, потом Краснова.

Егоров ушел, Шилов остался один. Пересел на хозяйское место, убрал выпивку в тумбочку, вытряхнул пепельницу в корзину для мусора, где пивных бутылок было больше, чем разорванных бумаг. Долго ждать не пришлось, Егоров привел Айдара, а сам ушел, чтобы не мешать доверительному разговору.

Айдар - невысокий жилистый татарин в дорогом спортивном костюме, мастер спорта международного класса по вольной борьбе, - широко улыбнулся Роману:

- Салям!

- Салам, - они обменялись рукопожатиями.

Айдар сел на диван, закинул ногу на ногу. В левой руке у него были четки, которые он перебирал на протяжении всего разговора.

- Давно не виделись, - сказал Айдар, не переставая улыбаться и оценивающе разглядывая Романа.

- Да как-то возможности не было, - Шилов угостил Айдара красным «мальборо».

- Слушай, говорят, Петр Сергеевич умер?

- Да. Вышел на пенсию, и через месяц…

- Какой человек был, какой следователь. Никого у вас из стариков не осталось.

- А у вас?

Айдар вздохнул:

- Да, прошло время настоящих пиратов.

- Когда суд?

- Шестнадцатого. Представляешь, такого там накрутили, даже смешно. Слушай, ты же знаешь, я свое беру. А они мне чужие эпизоды пытаются вешать. Им, понимаешь ли, мало. Им бандитизм нужен.

- Ну, так показатели превыше всего.

- Вот у нас с тобой все по-честному было. Ты доказал, я взял. А сейчас - кричат, угрожают, жену оскорбляют. Некрасиво! Вменяют мне шесть «Лэндкрузеров»,(Популярная и дорогая модель джипа фирмы «Тойота».)хотя я ими сроду не занимался.

- Так это ж Коли Слепого тема.

- Ну, ты сам все сказал. А посмотри, чем занимается его фирма, и вообще все поймешь.

- Ладно, ты только за этим меня видеть хотел?

Айдар сразу посерьезнел и придвинулся ближе:

- Не только. Пацанчика твоего искали уже. Ночью кто-то из цириков приходил. Нет, пока он в моей хате, все нормально будет. Я его даже на прогулку не выпускаю. Но ты имей в виду.

- Что же, спасибо.

- Да не за что. Ладно, я пойду. За хатой пригляд нужен, а то как бы чего не случилось.

 

8

После Айдара Егоров привел Мишу Краснова. Присутствовать при разговоре снова не стал, сказав Шилову:

- Стукни в стенку, когда закончите. Я буду у ребят в соседнем кабинете.

Шилов поздоровался с Мишей за руку:

- Привет! Как устроился?

- Спасибо, вроде ничего.

Сели к столу, Шилов - на хозяйское место, Миша - напротив.

- Вы Айдару, как и мне, когда-то помогли?

- Он сам о себе позаботиться может.

- Я так понял, он очень вас уважает.

- А с чего ему меня ненавидеть? Мы не враги, хотя и стоим, как это называется, по разные стороны баррикад, - Шилов протянул раскрытую пачку «мальборо».

Миша сигарету взял, но прикуривать не стал. Сидел, мял ее пальцами, смотрел на свое отражение в треснувшей полировке столешницы. Спросил:

- Чибиса так и не взяли?

Шилов отрицательно покачал головой:

- Подумай, где он еще может быть?

- Я вроде все места уже назвал.

- Ты его часто возил?

- Нет. Чаще Катьку, девчонку его.

- Зеленцову? А она что, с ним?

- Я не пойму. Он мужик видный такой, а она - наркоманка убитая. Он с ней нянчился, лечил ее.

- На чем она сидит? На «герыче»?

- Думаю, да. Я ее пару раз к барыге возил. Кажется, у него Пистон погоняло.

- Адрес помнишь?

- На Петроградке. В квартиру я не заходил, но где дом стоит, нарисовать смогу.

Шилов придвинул к нему чистый лист и авторучку:

- Рисуй! - а наблюдая, как быстро Краснов чертит понятную схему, добавил: - Тебе в художественную школу без экзаменов можно устроиться.

Через полчаса Шилов вышел из Следственного изолятора, не глядя по сторонам сел в машину и поехал в отдел.

На освободившееся место у тротуара припарковалась служебная «Волга» начальника 7-го отдела УБОП.

Глядя вслед красной «Альфа-ромео», Арнаутов дернул щекой и с мрачным видом направился в бюро пропусков, крепко держа в руке папку с бумагами.

Настроен он был очень решительно.

* * *

В это же самое время Юля встретилась с подругой Наташей. Общение было решено совместить с делом, и они зашли в торговый центр, где Юля хотела посмотреть ткани для работы, а Наташа - выбрать сумочку под новое пальто.

- …Расплатиться мне было нечем, но тут появился он и проявил благородство, после чего мы поехали в ресторан, а потом к нему домой, - рассказывала Юля, когда они, осмотрев первый этаж, поднимались на эсклаторе в верхние секции. - И… В общем, я не знаю теперь, что мне делать.

Наташа всегда очень живо реагировала на любые перипетии в личной жизни подруг. Вот и сейчас она, округлив глазки и представляя, как будет пересказывать девчонкам эту историю, с готовностью рассмеялась:

- Ну и завернула ты, подруга! - Сойдя с эскалатора, они пошли по галерее, разглядывая витрины. - А всегда такой тихоней казалась… Все думали, у вас с Вадимом крепко.

- Я тоже так думала. Когда-то.

- Не пожалеешь?

- Не-а.

- Ну и правильно!

- Слушай, Нат, у меня к тебе одна просьба будет. Съездишь со мной за вещами? По крайней мере, при тебе Вадим не будет себя вести, как полная скотина.

- Ой, ты же знаешь, как не люблю я эти разборки!

- Я тебя очень прошу.

- Почему ты своего мента не попросишь?

- Не хочу я его впутывать. Наташа, пожалуйста!

- Ну что мне с тобой делать?

- Ничего.

- Ладно. Но только пообещай, что ты меня со своим Шиловым познакомишь.

- Если ты не будешь стрелять глазками, как ты это обычно любишь делать…

- Ты же знаешь, что менты не мой профиль. Ой, Юлька, смотри! Кажется, это то, что мне нужно. И стоит недорого…

Юля вздохнула и следом за подругой вошла в торговый отдел.

* * *

Арнаутов разговаривал с арестованными не в помещении оперчасти, а в следственном кабинете - обшарпанной комнатушке с привинченными к полу скамейками и столом.

Первым привели Краснова.

Всю дорогу Мишку терзали плохие предчувствия. Что за дерготня началась? Только пришел, после Шилова, в камеру, как снова команда: «На выход!». Если его так часто будут вызывать, то братва может и в стукачестве заподозрить. Может, Шилов забыл чего-то спросить? Но почему тогда ведут не в ту сторону?

Увидев за столом незнакомого мужика, лицо которого предвещало мало хорошего, Мишка совсем заскучал. Перед мужиком лежали толстая папка, лист бумаги и авторучка. Чего ему надо?

- Садитесь, - каменным голосом сказал Арнаутов, и Краснов присел на скамейку по другую сторону стола. - Здорово вас отделали. Почему не пишете жалобу?

- На кого?

- А кто вас бил?

- Никто. Это мы с Селивановым подрались, когда с явкой хотели прийти.

- Из-за чего подрались?

- Это наше дело.

- Ваше дело, Краснов, будет рассмотрено в суде. У вас есть выбор: сидеть на скамье подсудимых, или быть свидетелем на свободе.

- Я не понимаю… Вы, вообще, кто?

- Я тот, кто может тебе помочь.

- Каким образом?

- Я же знаю, что вы не при делах, - Арнаутов обошел стол и сел рядом с Красновым, вполоборота к нему, облокотившись на стену. - Вас с приятелем подставили. Скажи правду, и выскочишь отсюда.

- Я уже сказал правду.

- Ты что, Шилова боишься? Или Моцарта?

- Никого я не боюсь! А вы кто вообще?

- Узнаешь, кто я, - обделаешься со страху. Вот тебе лист бумаги, пиши.

- Что писать?

- Что тебя и Селиванова избивали сотрудники убойного отдела во главе с майором Шиловым…

- Они не били.

- …и требовали, - Арнаутов будто не заметил реплики Краснова. - И требовали, чтобы вы оговорили себя в подготовке убийства Геры Моцарта.

- А что будет, если напишу?

- До суда уйдешь на подписку. На суде будешь потерпевшим или свидетелем. Тебя защитят и от Моцарта, и от Шилова. Я гарантирую. Да не бойся ты, пиши!

Краснов растерянно посмотрел на бумагу, которую Арнаутов придвинул к нему. Тяжело сглотнул, сцепил под столом руки в замок:

- Извините, я не понимаю…

- Тебе что, Шилов последние мозги отбил? Что тебе не понятно, ублюдок?

- А почему вы разговариваете со мной в таком тоне?

- Что?! - Арнаутов схватил Краснова за грудки, рывком поднял, встряхнул. Сказал, глядя в глаза: - Я с бандитами по-другому не разговариваю. Пиши, …твою мать!

- Я ничего писать не буду. Мне эти ваши ментовские непонятки ни к чему. И вообще, я вас не знаю.

- Ну, так узнаешь, только поздно будет! - Арнаутов с такой силой оттолкнул Краснова, что тот, не устояв на ногах, спиной врезался в стенку и осел на пол, морщась от боли.

Арнаутов брезгливо отряхнул лацканы пиджака и выглянул в коридор:

- Голиков! Этого в камеру, второго сюда.

Селиванова привели минут через десять. С одного взгляда Арнаутов понял, что с ним проблем не возникнет. Парень и изначально-то был не особенно крепким, а уж после того, как его ломали и у Моцарта, и у Шилова, совсем потерялся. Что ж, так бывает всегда: из двух подельников кто-то обязательно оказывается более слабым. Надо было с Селиванова начинать. Тогда бы, может быть, и Краснов не так выкобенивался.

Арнаутов встал, прошелся вдоль стены, глядя на Селиванова через плечо. Селиванов сидел, опустив голову. Руки его заметно тряслись, и он даже не пытался это скрывать.

- Как вас захватили?

- Мы сами пришли, - не поворачиваясь, ответил Селиванов таким голосом, каким в школе двоечник начинает читать стихотворение, из которого он выучил только первые две строки. - С явкой.

- Этот спектакль для дураков будешь разыгрывать, а я тебя насквозь вижу. Хочешь, расскажу, как было дело? - Арнаутов оперся кулаками на стол, мощной глыбой нависая над Селивановым.

- Как? - Тот попытался незаметно отодвинуться, но только скрипнул скамейкой и замер, как будто издал неприличный звук на первом свидании с девушкой.

- Чибис Моцарту явно дорогу перешел. Поэтому мочить Чибиса в открытую Моцарту нельзя. Он подбил своего дружка Шилова, и решил официально косяка на Чибиса повесить. Сколько вас прессовали, не знаю, но вижу, прилично. Оговорили себя под пытками - так это теперь называется.

- Нет, ну в общем как бы…

- В общем и в частном, - Арнаутов усмехнулся, чувствуя, что дело сделано, и уселся рядом с Селивановым. - Твой дружок уже написал заявление прокурору. Теперь - ты. Или считаешь себя виноватым?

- Нет, - после короткой заминки сказал Селиванов, словно пробуя это слово на вкус.

- Ну, так пиши!

Селиванов посмотрел на толстую папку, в которой лежало, наверное, заявление Мишки, и взял ручку:

- Чего писать?

Арнаутов указал на правый верхний угол чистого листа:

- Прокурору города Санкт-Петербурга от: фамилия, имя, отчество…

* * *

В семнадцать часов исполнительный Федоров доложил шефу о результатах. Помимо материалов на Шилова, он принес все, что успел собрать на Соловьева и Скрябина:

- Если Шилов что и проворачивает, то вместе с ними. Они все не разлей вода.

Федоров навытяжку стоял перед столом, Виноградов листал бумаги, иногда подчеркивая что-то голубым маркером или с многозначительным видом кивая. Федоров вытягивал шею, пытаясь рассмотреть, что выделил шеф, но как ни старался, не мог отследить траекторию полета начальственной мысли.

- Ну, что: телефоны всех троих на прослушку, - Виноградов закончил читать и посмотрел сквозь Федорова в дальний угол своего кабинета. - За Шиловым - «ноги». Если он действительно связан с Моцартом, то по звездочке мы с тобой срубим, я тебе обещаю.

- Есть!

 

9

Шилов и Скрябин стояли на загаженной лестнице дома, в котором жил наркобарыга Пистон, этажом вышел его квартиры. Под ногами валялись использованные шприцы, упаковки от таблеток, закопченная ложка; стена была истыкана окурками и исписана матерными словами, частично безадресными, частично - адресованными ментам и каким-то безвестным Лёхе, Катьке, Носорогу, кому-то еще…

Они заняли пост больше двух часов назад, но до сих пор к Пистону никто не пришел, а из квартиры не доносилось ни звука.

- Может, у него товара нет? - спросил Скрябин, глядя в мутное окно, выходящее на помойку.

- Может…

- Может, его и самого-то нет?

- Может…

- И что тогда будем делать?

- Ждать.

- Одержимый, - покачал головой Стас, думая, что надо бы позвонить домой, узнать, приезжала ли Светка покормить мать.

А Серега Соловьев, Василевский и Джексон сидели в синей «девятке», припаркованной у какого-то офиса на противоположной от пистоновского дома стороне улицы.

- Старый фонд с капремонтом. Высокие потолки, звукоизоляция… - Разглядывая фасад его дома, сказал Василевский. - Если вокруг немного прибрать, будет полная красота. И Петропавловку из окна видно. Почему наркотам так везет?

- Начни ширяться - узнаешь, - отозвался сидящий за рулем Соловьев.

- Я бы лучше сожрал что-нибудь. Джексон, сгоняй за шавермой!

Джексон промолчал, и Василевский обернулся посмотреть. Джексон крепко спал, запрокинув голову и приоткрыв рот.

- Опять дрыхнет! Счастливый, во сне жрать не хочется, - рассмеялся Василевский.

- Ничего, недолго ждать осталось. Скоро потянутся соколики. - Ободрил его Соловьев, наблюдая за каким-то пареньком, вывернувшим из прохода между домами и дерганой быстрой походкой идущим по другой стороне улицы.

- С чего ты решил?

- Вечерняя ломка начнется.

- У меня ломка раньше начнется. От голода.

Дерганый паренек явно направлялся к подъезду Пистона.

Соловьев поднес к губам рацию:

- Похоже, к вам гости…

- … Понял, - ответил Шилов, и они со Скрябиным встали так, чтобы, имея возможность контролировать дверь нужной квартиры, самим оставаться невидимыми.

Паренек поднялся, позвонил. Из-за двери донеслось:

- Кто?

- Пистон, это я, Кузя!

Дверь приоткрылась, паренек скользнул в квартиру. Шилов успел увидеть Пистона. Лет двадцати пяти, среднего роста, с таким одновременно настороженным и надменным лицом, какие бывают у торговцев наркотиками, которые еще не начали сами колоться.

Меньше, чем через минуту Кузя появился обратно и, держа одну руку в кармане облезлой кожаной куртки, побежал вниз по лестнице.

- Встречайте клиента, - сообщил Шилов по рации.

Кузю встретили Серега и Джексон. Серега, заранее достав сигарету, еще издалека жестами спросил наркомана, нет ли у него огонька, и Кузя притормозил, отыскивая зажигалку: небритый здоровяк Джексон и коротко стриженый Соловьев не вызвали у него подозрений в том, что могут оказаться ментами. Достать зажигалку, равно как и сбросить наркотики, Кузя не успел. Джексон, пройдя мимо него, схватил в охапку за плечи и шваркнул спиной о стену дома, а Соловьев сунул под нос пистолет:

- Тихо! У Пистона товар есть?

- Какой товар? Я не знаю никакого Пистона!

Джексон врезал Кузе под ребра. Кузя охнул и рефлекторно согнулся, но Джексон, сжав рукой его лицо, заставил выпрямиться.

- Слышь, придурок, мы не менты, мы два раза не спрашиваем, - Соловьев продолжал угрожать пистолетом, и Кузя, между сжимающих его скулы и лоб растопыренных пальцев Джексона, завороженно смотрел в черную пропасть ствола. - Ну!

- Есть!

- Где?

- Не знаю, он меня в комнату не пускает.

- Проводишь нас - будешь жить. Пошли!

Когда они поднялись на этаж, Шилов и Скрябин уже стояли перед железной дверью квартиры Пистона.

- Стас, перекрой выход, - распорядился Роман, и Скрябин спустился ниже.

Немного оклемавшийся Кузя проводил его подозрительным взглядом - внешний вид Скрябина был довольно «бюджетным», на бандита он совершенно не походил, и спросил:

- А вы точно не из милиции?

Шилов выдернул из-под куртки «беретту»:

- Ты такие пушки у мусоров когда-нибудь видел?

Кузя позвонил в дверь.

- Кто?

- Это я, Кузя! Я пришел для Юрки взять. - Как только он это сказал, Соловьев потащил его вниз, чтобы передать в машину Василевскому.

Пистон отомкнул замки, начал открывать дверь. Шилов рванул ее на себя, ударил Пистона, втолкнул в квартиру. Подсечкой сбил на пол, перевернул мордой вниз, заломил руку к затылку:

- Лежать, тихо!

- Вы чего, охренели? - Пистон задергался, и пришлось сильнее надавить ему на руку и ткнуть в лоб пистолетом.

- Товар где?

- Что? Вы чего, не знаете, на кого я работаю?

- А нам по барабану, - присев рядом на корточки, Джексон взял какие-то ножницы, валявшиеся на тумбочке у стены. - Сейчас ухо отрежу…

В подтверждение слов он действительно оттянул ухо Пистона и пощелкал ножницами, касаясь кожи их холодными кончиками.

- Ты чего?! Не надо! Ты чего? В рояле!

- Что?

- Товар в рояле, бабки в комоде!

Приоткрылась дверь одной из комнат, Шилов увидел перепуганное женское лицо.

- Стас! - крикнул он.

Девушка отпрянула, заперлась в комнате на задвижку и, пока Скрябин вламывался к ней, успела позвонить. Стояла с телефоном у окна и истерично кричала:

- Приезжайте скорее, они Лешу бьют!

Пока Скрябин отбирал телефон, она несколько раз ударила его по рукам и попыталась лягнуть. Пришлось не слишком деликатно усадить ее на пол и пристегнуть наручниками к батарее. Дернувшись и убедившись, что освободиться не выйдет, девушка с ненавистью посмотрела на Стаса:

- Вы не имеет права, у меня мама работает в мэрии. - Кажется, она уже поняла, что имеет дело с милицией, а не с налетчиками.

- Да хоть в Госдуме…

Квартира Пистона представляла собой смесь роскоши и убожества. В некоторых местах царила непролазная грязь, в других было чисто прибрано. Дорогостоящая аппаратура стояла на каких-то кустарных подпорках и тумбочках, будто принесенных со свалки. Одежда и висела в шкафу, и валялась по углам, и свисала с поломанных стульев. В двух комнатах был сделан недешевый ремонт, в третьей, с протекшим потолком и драными стенами, пылилась всякая рухлядь.

Венцом интерьера был черный рояль, внутри которого и нашли множество пакетиков с героином. Такого количества доз хватило бы, чтобы осчастливить половину района. Роман подумал, что у Пистона должна быть очень надежная «крыша», если он хранит дома такое количество дури. И что не скажи он им, где искать, они могли бы до вечера проковыряться с осмотром.

- Джексон, а ну-ка пристегивай этого любителя кайфа наручниками к батарее и вызывай понятых.

- А ты чего, из ментов, что ли? - Пистон вытаращил глаза и дернулся, но Джексон тычком в грудь усадил его в нужное положение и защелкнул «браслет»; не обращая на это внимания. Пистон продолжил: - Дайте позвонить, сейчас все выясним.

- Катька Зеленцова когда у тебя затаривалась в последний раз?

- Не знаю, первый раз слышу.

- Пистон, у тебя здесь товара на тысячу доз. - Шилов взял его за ворот рубахи, приподнял. - Тебя посадят, посадят по-крупному…

- Ты докажи! Кузю взяли? Так Кузя - шиз, он на учете состоит. А ко мне вы по беспределу ворвались. Ордер, ордер где?

- Посадят, Пистон, не волнуйся.

- Не Пистон, а Леонид Григорьич…

- Что-то ты сильно борзый, дядя, - Джексон железными пальцами взял его губы в щепотку.

Пистон дернул головой, промычал:

- Я буду жаловаться.

Раздался требовательный звонок в дверь, сопровождаемый криком:

- Открывай! Милиция!

Джексон отпустил Пистона, и тот мстительно прошипел:

- Сейчас вам все объяснят.

- Сиди тихо! Стас, присмотри здесь за ними. Джексон, в коридор, - Шилов, доставая «беретту», выскочил из комнаты первым, и как только Джексон занял позицию, на которой его нельзя было увидеть с лестничной площадки, открыл дверь.

В квартиру шагнул стриженый налысо крепкий мужик в кожаной куртке. В руке у него был «макаров», который он мгновенно направил на Шилова:

- Все на пол, милиция! Брось пушку, придурок!

- Сам такой! Майор Шилов, убойный отдел главка.

И «макар», и «беретта» были направлены в головы. Срезы пистолетных стволов разделяло не больше полутора метров. Предохранители сняты, курки взведены…

- Тогда я - министр внутренних дел! - В квартиру ворвался еще один.

- Что-то я ментов с такими волынами не встречал, - сказал первый, косясь на «беретту».

- А с такими? - Двери комнат, расположенных по разные стороны коридора, распахнулись одновременно, и в дело вступили Джексон и Скрябин.

С лестницы донесся топот ног и, стволом в спину толкая перед собой мужика с поднятыми руками, появился Соловьев.

- Ну, у нас тут и вестерн, - сказал он с нервной усмешкой.

Лысый покосился на Стаса, на Джексона, в зеркале увидел Соловьева. Оценил, что их окружили и вдвое превосходят в огневой силе. Сказал:

- Ксива в левом кармане.

Джексон отобрал у него пистолет, залез в куртку, достал бордовую книжечку. Отступил на прежнее место, прочитал:

- Майор Глотов Олег Аркадьевич, начальник отдела Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

- А вы? - спросил Шилов двух остальных.

- Капитан Елисеев.

- Капитан Лунгин.

- Мы вас чуть не застрелили.

- А мы вас, - отозвался Глотов с нервной усмешкой. - Пушку можно забрать?

- Позже. Мы работаем, а вы здесь как оказались?

- Им девка позвонила, я слышал, - объяснил Скрябин.

- Ну?.. - Шилов вопросительно посмотрел на Гло т о в а.

Тот со злостью ответил:

- Чего - ну? Сам все понял уже. Пистон - наш барабан.

- Неслабый барабан с таким количеством дури, - ухмыльнулся Джексон, поигрывая трофейным глотовскиим пистолетом. - Он вам что, на колумбийские наркокартели стучит?

- Командир, пошли на кухню, с глазу на глаз потрещим, - предложил Глотов Шилову.

Шилов кивнул и, пряча «беретту», двинулся вслед за Глотовым.

На кухне Глотов привычным движением открыл шкаф, достал початую бутылку дорогой водки, пару стаканов. Придирчиво рассмотрел стаканы на свет, сдул пыль, по-хозяйски устроился за столом. Свинтил пробку с бутылки:

- Хлопнешь?

- Я на работе, - Шилов сел к столу боком, так, чтобы контролировать и Глотова, и дверь в коридор.

- О-о-о! А я, значит, шарики надуваю, да? Надо стресс снять. - Глотов налил полный стакан, поднял его, принюхался, выпил. Резко выдохнул, вытер губы, достал сигареты. Закурил: - Ну, какие у тебя здесь дела командир? «Убойка» ведь наркотов не ловит. Давай договоримся: я решаю твои проблемы, ты решаешь мои.

- Какие у тебя здесь проблемы?

- Командир, ну ты же не ребенок, сам все понял уже. У тебя свой бизнес, у меня свой. Я же в твои дела не лезу?..

В коридоре один из помощников Глотова - Елисеев, - с независимым видом шагнул к двери:

- Схожу за куревом.

- Встань назад, - Соловьев, с пистолетом в руке, загородил дорогу.

- Я что, арестованный?

- Встань назад!

- Не много на себя берешь? - В поисках поддержки Елисеев оглянулся на Лунгина, но тот продолжал стоять у стены с таким видом, словно ничего не замечал.

Джексон протянул Елисееву пачку «мальборо»:

- На, братишка, покури.

- Дурдом какой-то, - Елисеев взял сигареты…

… А на кухне продолжался разговор командиров.

- Ты ж не уэсбэшник, значит, причина реальная есть, - говорил Глотов, который уже полностью оправился от недавнего стресса и с каждой минутой чувствовал себя все увереннее.

- Наркотики продавать нехорошо.

- Нехорошо ментов пускать по миру! А это… Никто же никого колоться не заставляет! Ну, конечно, если ты идейный, то давай, вперед. Только вряд ли у тебя что получится. Обыска у тебя явно нет, у девки мать - зам. главы района. Давай, дерзай! Ищи себе неприятностей.

Глотов был прав.

- Мне нужна одна из его покупательниц.

- Всего-то? - Глотов чуть не заулыбался от радости. - Какие вопросы? Легко! Пистон и товар мне, вся информация - тебе. Он тебе сдаст, кого скажешь. Я отвечаю!

При последних словах Глотов блатным жестом чиркнул себя по подбородку.

- Ну, идет?

- Идет, - ответил Шилов после небольшой паузы.

Глотов поднялся и протянул руку, предлагая скрепить договоренность пожатием.

Скрепили. Вышли в коридор.

- Джексон, верни им оружие, - распорядился Роман. - Стас, расстегни этих. Мы снимаемся.

- Я же сказал, что никаких проблем, - громко, чтобы его слышали в комнате Пистон с девкой, - сказал Глотов, принимая от Джексона пистолет.

Из дома Шилов вышел первым. Стоял, ждал остальных. Разглядывая порванное плечо своей куртки. Где мог зацепить? Только когда Пистона валял по коридору. Сплошные убытки. И материальные, и… На душе-то от разговора с убноновцем Глотовым как-то паскудно. Хотя ни на что новое Глотов глаза не раскрыл, и ничего сверхъестественного сделать не предложил. Обычный торг, без которого в оперативной работе не обойтись. И в Европе полицейские так торгуются. И в Австралии…

Вышли ребята. Даже у Соловьева, лицо которого редко покидала улыбка, вид был смурной.

- Там была куча доз, - сказал он.

- Ерунда, у нас другая тактическая задача, - деланно бодро ответил Роман. - Поймать Чибиса.

- Какой ценой?

- А какой? Еще парочки трупов?

- Ты не прав, ты увлекаешься.

- Еще скажи, что мне это дело Моцарт проплатил. - Шилов бросил сигарету и пошел к машине.

- Психованный шеф даже хуже, чем взяточник, - пошутил Соловьев, безуспешно пытаясь поднять всем настроение.

* * *

- Ты сегодня так рано пришел… - Не всегда же работать сутками и без выходных.

- У вас что-то случилось?

- С чего ты решила?

- Не знаю. Мне кажется. И куртка опять порванная.

Роман и Юля лежали в кровати, обнявшись. Она сильнее прижалась к нему:

- От тебя приятно пахнет.

- Это одеколон после бритья.

- Нет, от тебя пахнет чем-то родным.

- Просто у тебя сохранился инстинкт предков, и ты своих узнаешь по запаху.

- Если бы я тебя тогда не узнала, я бы ни за что не осталась.

- Да? А я-то думал, ты запала на мою неземную красоту.

Она поцеловала его. Он чуть отстранился, сделал строгое лицо.

- Что? - Она замерла.

- Ты меня сейчас напугала.

- Чем?

- Представляешь, если бы в тот вечер у тебя был насморк.

- Ах ты, гад!

Юля схватила подушку и, смеясь, принялась лупить Романа по голове…

* * *

Шилов и Скрябин снова ждали, стоя на лестнице. Только теперь это была лестница не пистоновского дома, а соседнего, из которого можно было наблюдать и за окнами квартиры барыги, и за дверью подъезда.

- Ты бы хоть лимон съел, что ли, - сказал Стас. - Второй час рот до ушей. Приятные воспоминания или мысли о будущем?

- В окошко смотри, клиентку пропустишь.

Из дома Пистона вышел парень типично наркотского вида. Стас встрепенулся:

- Что за парень, не наш?

Шилов отлепился от стены, посмотрел. Парень, держа одну руку в кармане, быстро удалялся, безостановочно вертя башкой по сторонам.

- Пистон говорил, что от Катьки подруга прийти должна, - Шилов встал на прежнее место.

- А не переиграют?

Вместо ответа Шилов указал на забранное решеткой окно квартиры Пистона. Занавеска задернута, рама закрыта: значит, клиент не тот.

- Не думаешь, что он может подставить?

- Лысый обещал…

- Им верить!

- Стас, это ведь наши коллеги.

- Тамбовский волк им коллега… Смотри!

Из подъезда вышла черноволосая девушка в расстегнутой куртке и с рюкзачком на плече. Когда-то она могла называться красивой, но героин уже оставил на ее внешности отпечаток, проступающий даже из-под толстого слоя кричащей косметики.

В окне квартиры показался Пистон. Отодвинул занавеску, открыл форточку. Посмотрел вниз, словно ожидая, что клиентку станут вязать прямо под окнами.

- Есть! - Скрябин ударил себя кулаком по раскрытой ладони. - Запускай «наружку».

- Не кричи, уже… - Шилов убрал телефон, по которому связывался со старшим группы наружного наблюдения. - Ну все, поехали.

- На базу?

- А куда еще? За «наружкой» таскаться - только засветимся. Так что теперь только ждать и догонять.

Они начали спускаться по лестнице.

…А в эфире неслось:

- «Шестой» - «Первому»: объект получил.

- Пошло движение…

- Объект садится в маршрутку.

- Продолжаем слежение…

 

10

- Понял, спасибо, - Скрябин положил трубку и посмотрел на Шилова и Соловьева. - ОМОНа не будет, все на панк-рок-фестивале.

- Ничего, попросим Иваныча, - сказал Шилов, и Серега Соловьев подхватил:

- Точно, пусть собров подтянет. У него ведь свой интерес Чибиса навернуть.

Они сидели в кабинете и ждали сообщений от «наружки». Девушка-посредница не торопилась осчастливить подругу. Немного прокатившись на маршрутке, она уже полчаса сидела в забегаловке возле метро.

- Чего она телится? - вздохнул Соловьев.

- Может, сигнала от Катьки ждет? - предположил Шилов. - Я ведь так понимаю, что Чибис не в курсе их торгово-закупочных операций. Может, Катька тянет, пока Чибис из дома уйдет?

- Или он вообще ее сто лет назад бросил, и мы тянем пустышку, - завершил Стас обмен мнениями.

Пока все сидели, то и дело поглядывая на телефон. Он молчал, но стоило заняться приготовлением кофе, как раздался звонок. Ответил Шилов.

- Девушка зашла: Саблинская, десять, квартира шесть, - доложил диспетчер «наружки». - Перед этим проверялась. В адресе пробыла пять минут. Держать ее дальше?

- Да, береженого Бог бережет.

- Там третий этаж, окна во двор. Удачи!

- Спасибо. - Шилов набрал номер Карташова: - Иваныч?

- Да.

- Есть новый адрес Чибиса. С СОБРом поможешь?

- Сейчас будем. Куда подъезжать?

- Саблинская, десять. Встань где-нибудь на подходе. Там… Шестая квартира, окна во двор.

- Понял. Выдвигаемся. До встречи.

- Угу… - Шилов положил трубку. - Чего ж эта зараза круги нарезала? От Пистона до Саблинской - десять минут пешим ходом… Ладно, по коням!

В это же время с Виноградовым связался диспетчер «прослушки», контролирующей служебные телефоны убойщиков:

- Они вычислили адрес Чибиса. Сейчас едут брать.

- Спасибо…

* * *

Чибис смотрел телевизор. Шли новости. Молодая девушка-диктор сообщала криминальную сводку:

- Налетчики были задержаны прямо в магазине нарядом вневедомственной охраны.

Чибис рассмеялся:

- Идиоты! - и крикнул: - Катюша! Кать, чайку притарань.

Катя не отвечала. Чибис насторожился. Встал, прошел на кухню. Катя - растрепанная, дрожащая, какой-то грязной тряпкой перетягивала левую руку, чтобы сделать укол. Заправленный шприц лежал перед ней на столе.

- Ты где взяла?

- Ленка принесла. Плохо мне.

- Когда принесла? Куда?

- Только что, сюда.

- Ну и дура ты!

Чибис быстро прошел в комнату, встал у окна. Узкий двор был пустынен и хорошо освещен закрепленными на стенах домов фонарями. Кажется, никого. Но все равно надо уносить ноги: эта чертова Ленка могла кого угодно у себя на хвосте привести. Как он проворонил, что она приходила? Не иначе, Катька выбрала момент, когда он закрылся в дальней комнате, чтобы поговорить по телефону.

Чибис продолжал стоять у окна и прикидывал, на какой новый адрес податься - в запасе было несколько штук в разных районах, когда на улице, прямо у подворотни, развернулась машина, и ее фары обозначили тени стоящих под аркой людей. Их было несколько человек, и они были вооружены автоматами - даже по отбрасываемым теням, Чибис опознал «калаши» с характерно изогнутыми магазинами.

Он отшатнулся от окна, и в тот же момент автоматчик, притаившийся на крыше противоположного дома, открыл стрельбу. Пули ударили в паркет у ног Чибиса, зацепили пружинный диван. Осыпалось оконное стекло. Чибис полетел на пол, закрывая голову руками. Заорал:

- Катька, ложись! - и шустро пополз в коридор, вздрагивая каждый раз, когда пуля дырявила паркет рядом с ним, и ожидая, что следующий выстрел окажется более точным.

Пронесло, а как только Чибис добрался до коридора, стрельба прекратилась.

Он вскочил на ноги, заглянул в кухню. Окно целое, значит, сюда не стреляли. Катька сидела на полу, привалившись спиной к ножке стола, и с отрешенным видом целилась иглой в вену.

Дура!!!

Чибис схватил с вешалки куртку, с обувной тумбочки - пистолет, и выскочил из квартиры. Глянул между лестничными пролетами: снизу уже кто-то спешил, перепрыгивая через ступеньки. Несколько спецназовцев в масках и с автоматами, впереди кто-то в расстегнутой светлой куртке.

Чибис рванул наверх. Из квартиры на четвертом этаже выходила пожилая женщина. Чибис бросился к ней, схватил за плечи, затолкнул обратно в коридор. Закрыл дверь. Бросил взгляд на вешалку, на полку для обуви: похоже, женщина живет одна, и можно не опасаться нападения со спины какого-нибудь сына-боксера.

В дверь позвонили, потом крикнули:

- Чибис, выходи, я тебя запятнал!

Он мысленно чертыхнулся: шутники, блин! Ответил, с трудом удерживая женщину, которая от страха почти не могла стоять на ногах:

- Зачем? Мне и тут хорошо!

- Сейчас СОБР дверь вышибет, и будет вообще замечательно.

- А ты не спеши, командир. У меня тут мирное население в заложниках, женщины, детишки. С испугу на курок нажму - потом не отпишешься.

- Что ты предлагаешь?

Чибис прижал пистолет к лицу женщины, шепнул в ухо: «Кричи!»

Она послушно заголосила:

- Не стреляйте, не надо!

Чибис крикнул:

- Обзовись, командир!

- Майор Шилов, убойный отдел главка.

- А-а-а, знаю такого, слышал! Знаешь, Шилов, ты мужик нормальный, я тебе сдамся. Только сначала договоримся.

- О чем?

- Я тебе сдамся, лично тебе. Ты меня в отдел и доставишь.

- С чего такая честь?

- Не хочу, чтобы эти гоблины в масках мне почки отбили.

Одновременно с ответом Шилова: «Договорились!», прозвучал другой голос:

- За гоблинов ты мне отдельно ответишь.

- Слово офицера? - крикнул Чибис.

- Да! Руки в гору, ствол на пол.

- Погоди минутку, я только водки хлебну для храбрости.

- Выходи, я тебе налью.

- Сейчас, Шилов. Сейчас!

Чибис усадил всхлипывающую женщину на стул у стены:

- Сиди тихо - останешься жива, - а сам, на ходу доставая сотовый телефон, заскочил на кухню.

Набирая номер, зажег газовую плиту:

- Фельдмаршал! Меня обложили, придется сдаваться. Какая-то падла вообще на поражение стреляла… Что? Конь в пальто! Ты там разберись, что к чему, и сдергивай меня с нар побыстрее, это в твоих интересах. Все!

В дверь настойчиво звонили, слышался голос Шилова:

- Время нашего договора кончается через десять секунд!

Чибис разобрал сотовый телефон. Сжег СИМ-карту, части корпуса расколошматил топориком для мяса.

Из-за двери неслось:

- Время пошло! Раз! Два! Три!

Чибис забежал в ванную. Протер пистолет полотенцем, зашвырнул в дальний угол. Все, кажется при себе ничего опасного больше нет. Можно сдаваться…

- Шилов! Пусть все отойдут, я один и без оружия, - выставив перед собой руки, Чибис вышел на лестницу.

Шилов сдержал обещание: спецназовцы или спустились на один пролет ниже, или поднялись наверх.

- Лицом к стене! - Шилов развернул Чибиса, быстро проверил, нет ли оружия, защелкнул наручники. - Где ствол?

- Какой ствол? Я же вас на пушку брал!

Подскочил один из спецназовцев, видимо, тот, который обещал отдельно спросить за гоблинов:

- Ты с кем играешь, сука?!

- Подожди, братишка, я обещал, - Шилов не дал ему врезать задержанному по спине. - Проверьте квартиру, есть ли пострадавшие. Найдите пистолет.

Пропустив потянувшихся в квартиру спецназовцев, Шилов и Чибис спустились во двор. У подъезда их уже ждали Соловьев, Иваныч и Дядя Вася.

- Ушел автоматчик, - не обращая внимания на Чибиса, сообщил Соловьев. - Ствол скинул, АК-47 старый.

- Кто ж тебя так не любит, а? - спросил Шилов Чибиса.

- А где ты в этом мире видел настоящую любовь?

Двое спецназовцев вывели из дома зареванную Катьку. Она дернулась к Чибису, ее не пустили. Сжимая грязными кулачками воротник куртки и всхлипывая, она попросила:

- Коля! Коленька, прости меня!

Ее провели мимо.

- А говоришь, нет любви…

- Слушай, Шилов, отпусти ее, она не при делах.

- Отпустим, но сначала проверим.

- Ты лучше скажи, как насчет твоих дел? - вступил в разговор Карташов.

- Каких дел?

- Много чего накопилось! - Дядя Вася, до этого стоявший как-то в тени, вышел, чтобы Чибис мог видеть его лицо. - Помнишь меня, урод? Я ведь все в папочку подшиваю.

- Есть что реальное - возьму. А чужого мне не надо.

- Как пистолет, например? - предположил Шилов.

- Например! Чего порожняк-то гонять, мужики? Везите в камеру, спать пора. Так спать хочется!

Чибиса увели в машину. Попрощались и уехали Карташов с Дядей Васей. Шилов и Соловьев постояли, докуривая.

Соловьев спросил:

- То, что его именно сейчас, у нас под носом завалить хотели - как ты думаешь, это случайность?

- А тогда он случайно убёг за пять минут до нашего прихода? Многовато случайностей, тебе так не кажется? Нет, Серега, у нас где-то крепко течет…

* * *

Когда Шилов приехал домой, Юля уже спала. На столе стоял остывший ужин. Шилов немного поел, налил и выпил стакан вина. Закурил.

У нас где-то крепко течет…

Где?

Кого заподозрить?

Или сегодняшняя стрельба - действительно, совпадение? Ведь адрес на Саблинской знали только те, кто вне подозрений. Причем узнали в самый последний момент, перед выездом на задержание. Кто мог успеть слить информацию? И как могли те, кому информацию слили, успеть отправить на крышу соседнего дома стрелка?

Прозвонил мобильник. Шилов посмотрел на дисплей: номер не определился. Ответил.

- Узнаешь, Георгич?

- Узнаю. Привет.

Это был один из старых знакомых. Когда-то они вместе начинали в одном районе, теперь оба работали в главке. Шилов - в убойном отделе, тот, кто позвонил, - в отделе кадров.

- Тобой сегодня уэсбэшники интересовались. Ты все понял?

- Спасибо. Я понял.

Шилов посидел немного, глядя в потолок. Налил еще вина, выпил.

И начал собирать то, что не должны были найти при обыске квартиры.

 

11

В оперчасти «четверки» проводилась утренняя уборка, и все двери были открыты, отчего бьющий в окна кабинетов яркий солнечный свет заливал коридор, высвечивая кружащуюся в воздухе пыль.

Егоров догнал своего коллегу Голикова, спешившего по коридору в ту часть здания, где располагались апартаменты начальства.

Догнал, хлопнул по спине:

- Привет! - и с силой обнял за плечи, вынуждая Голикова замедлить шаг. - Ты не знаешь, кто Далидзе на этап в больничку поставил?

Голиков вздрогнул, как человек, который пытается скрыть, что его кольнули в задницу шилом, и выдавил ответ:

- Нет.

Егоров как будто не заметил реакции молодого коллеги и продолжил, как ни в чем не бывало:

- Он же, падла, суд закосить хочет! Мне ребята из убойного позвонили, так я еле успел снять… Говорят, что ты Краснова с Селивановым из камер забирал?

Голиков молчал, напряженно глядя прямо перед собой. Егоров слегка сжал его плечо:

- Новеньких, что под убойщиками сидят!

- Ну, так опера приезжали, из УБОПа, вот я и выводил.

- Так они же в моих камерах сидят! Ты бы хоть меня сначала спросил.

- Сам начальник отдела приезжал, Арнаутов. Я подумал…

- В следующий раз лучше думай! - Буквально оттолкнув от себя Голикова, Егоров развернулся и пошел к лестнице, ощущая спиной испуганный и ненавидящий взгляд.

Выйдя во двор, Егоров достал телефон и попытался дозвониться до Шилова. В кабинете не отвечает, мобильник выключил… Где же он?

А Шилов в этот момент был в какой-то полусотне метров от Егорова - в одном из следственных кабинетов «четверки» он разговаривал с Чибисом.

- Чудом тебя, Коля, не подстрелили. Видно, не очень ты нужен своему хозяину… Поздно ухмыляться, давай думать, как живым остаться.

- Складно стелешь, Шилов. Решили с Моцартом меня с пробега снять, и стрелки переводите? Ты Моцарту так передай: я своего не отдам, хоть стреляй меня, хоть в камере гнои. А тебе, Шилов, бабки, за меня заплаченные, еще комом в горле встанут.

- Я думал, Чибис, ты умнее…

Через двадцать минут Шилов покинул «четверку».

Радиоэфир оживился, понеслись переговоры групп наружного наблюдения:

- Шестой - первому. Вышел, садится в машину.

- Проводи немного, потом отдай третьему. Пятый, я первый.

- Слышу тебя.

- Он, скорее всего, на базу поехал. Встань где-нибудь на Кирочной, встретишь его.

- Ты не вопросы задавай, а делай, что сказано. Клиент опытный, может срубить…

Егоров забежал на проходную, наклонился к окошку, за которым сидела девушка-контролер: - Свет, Шилов не выходил? - Минут пять назад вышел. - А, черт!

Шилов действительно приехал на базу.

В отделе был только Соловьев. Он сидел за столом и писал ответ на отдельное поручение следователя по старому нераскрытому делу.

- Привет! Ну, как поговорили?

- Тяжелые клиенты, - Шилов снял куртку, повесил ее на вешалку у двери.

- Все трое?

- Чибис еще хоть что-то говорит. А псковские напрочь молчат.

- Краснов и Селиванов дали на них показания. По таможеннику их опознали свидетели. Автомат в квартире - с убийства директора «Питер-Авто», - Соловьев перечислил основные доказательства по делу. - Должно хватить для приговора!

Шилов саркастически усмехнулся:

- Ты Егорова видел?

- Нет, я его чего-то не поймал на месте.

- Он сюда два раза звонил, тебя спрашивал.

Шилов достал из кармана сотовый телефон, чертыхнулся: отключив при входе в Следственный изолятор, он забыл его включить, когда вышел.

- А еще тебя шеф просил зайти, когда приедешь.

- Случилось чего?

- Не знаю, он ничего не сказал.

Шилов отправился к Громову. Когда он уже был в приемной, раздался звонок от Егорова:

- Вить, я у начальства сейчас, не могу говорить, - скороговоркой ответил Роман, давая отбой, и приоткрыл дверь кабинета: - Вызывали, Юрий Сергеевич?

Кроме Громова, там были Виноградов и Федоров.

- Здрасьте, - сказал Шилов, присаживаясь на стул у стены, справа от двери.

- Коллеги из УСБ хотят с тобой пообщаться, - мрачно известил Громов, поигрывая дужками очков и глядя на блестящую модель танка у себя на столе.

- Я уже понял. Это по поводу Чибисова?

- По поводу вас. Вам необходимо проехать с нами.

- Это задержание?

- Приглашение.

- Тогда я на своей машине, если вы не против, конечно. Встретимся около вашего здания, - Шилов поднялся и вышел.

- Н-да, - проводив его взглядом, Виноградов повернулся к Громову. - Спасибо за содействие, Юрий Сергеевич. До свидания.

В приемной Виноградов дал указание Федорову:

- Оставайся здесь, прощупай его коллег. Такого щегла сильно любить не должны. А с ним я поговорю сам.

* * *

Управление собственной безопасности занимало нижние этажи в хорошо отремонтированном старом особняке в центре города. Перед входом стояло много машин - в основном, иномарок.

Шилов припарковал свою «Альфу», закурил, пошел к дверям, рядом с которыми висела табличка с грозным названием учреждения. Подумал: стены отремонтировали, а двери как были дореволюционными, так и остались. Через щели, наверное, крысы могут туда-сюда бегать.

Пока стоял и курил, из Управления вышел знакомый опер разбойного отдела главка.

- Привет! Ты чего здесь?

- Менты замели, дело шьют.

- И меня тоже… Удачи. Главное, не признавайся, даже если станут бить.

- Счастливо!

На черной «БМВ-740» с синими служебными номерами приехал Виноградов. Машиной управлял водитель. Встав рядом с шиловской «Альфой», он высадил шефа и отправился парковать «бээмвуху» на специальное, огороженное железным барьерчиком место в центре площадки.

Шилов выбросил сигарету и, подобострастно нагнувшись, распахнул перед Виноградовым дверь Управления. Виноградов внимательно посмотрел на него и вошел, сопровождаемый издевательским приглашением:

- Прошу вас-с-с…

…Не прошло и двадцати минут, как тема разговора себя исчерпала. Шилов рассказал все, что можно было знать Виноградову по делу Чибиса, и увернулся от всех наводящих и провокационных вопросов, которыми начальник Управления пытался торпедировать его показания.

Виноградов сидел за столом и листал папку с собранными на «группу Шилова» материалами. В принципе, он их все знал наизусть, так что устремленный в бумаги многозначительный взгляд больше свидетельствовал о некоторой растерянности, чем о подготовке каверзного хода, призванного вывести проверяемого на чистую воду.

И Шилов это чувствовал.

Он сидел на стуле, то откидываясь на спинку и выпрямив ноги так, что почти касался ими под столом ног Виноградова, то наваливаясь локтями на стол, что вынуждало Виноградова с опаской отодвигать документы.

Правда, внутреннее состояние Шилова не соответствовало его самоуверенному и даже вызывающему поведению.

Не отрываясь от бумаг, Виноградов спросил:

- Значит, вы признаете, что забрали у преступного авторитета Дробышева по кличке Моцарт похищенных им ранее граждан?

- Не граждан, а членов киллерской группировки. И не похищенных, а захваченных при подготовке к убийству. Мне кажется, это немножко разные вещи.

- Ну, это по-вашему.

- А, по-вашему, я должен был дать их в асфальт закатать?

- Спокойно, Шилов. Вы должны были вашего, этого, Моцарта, задержать и привлечь к уголовной ответственности.

- Вы, кажется, тоже из оперов? Что вы несете?

Виноградов оторвался от документов:

- Я бы на вашем месте выбирал выражения. Я работаю в оперативных службах почти двадцать лет и привык не любезничать с бандитами, а сажать их в тюрьму. Даже если они в погонах.

- Это вы обо мне?

- Может, и о вас, Шилов.

Оставшийся в ГУВД Федоров пытался прощупать «подельников». По каким-то, одному ему известным причинам, определив Соловьева слабым звеном «шиловской группировки», он начал дело с него.

- Вы понимаете, что можете стать соучастником преступления? - говорил Федоров, искренне веря в свои слова. - Вам это нужно? У вас безупречный послужной список.

- Наш разговор не имеет смысла. Надоело!

- Глупо. Это что, ложно понятое чувство товарищества? Или, может быть, совместные делишки?

- Господи, откуда ж вас таких тупых набирают? - вздохнул Серега.

Отвлекшись от «дела Чибиса», Виноградов зашел с другой стороны:

- На кого оформлена ваша автомашина?

- На меня, - Шилов кивнул на папочку Виноградова, открытую как раз на том месте, где была подшита распечатка из ГИБДД.

- Сколько она стоит?

- Я покупал за десять тысяч долларов США.

- А зарплату опера вы еще помните, Шилов?

- Послушайте, Виноградов, вам не надоело? Весь город знает, что я играю на бильярде. Я два раза срывал призовой фонд на чемпионатах Балтии. У меня родители десять лет живут за рубежом. Они каждый месяц высылают мне по тысяче долларов. Язык отсох объяснять уже!

- Не стыдно в вашем возрасте брать деньги у родителей?

- А не стыдно нашему государству платить такие гроши за нашу работу?

- Ну, я бы таких денег своему сыну не дал бы, - Виноградов перевернул несколько страниц, отыскивая в папке следующий эпизод, к которому можно было бы прицепиться.

- Не повезло ему с отцом…

Вторым Федоров пригласил Скрябина:

- Да он за день прогуливает столько, сколько ты за полгода зарабатываешь! Он не кабинет, а какой-то этнографический музей себе устроил, - Федоров обличающим жестом указал на стену позади стола Шилова, на которой висела пара деревянных масок из Африки.

- Обращайтесь ко мне, пожалуйста, на вы.

- Ты сядешь, а у тебя мать болеет. Кто за ней ухаживать будет?

- Вы пытаетесь меня запугивать. Я вынужден буду жаловаться. В прокуратуру.

Федоров вздохнул, откинулся на спинку стула, промокнул лицо белоснежным платком:

- Позовите следующего.

- Угу. - Скрябин посмотрел на дверь и крикнул таким голосом, как будто приглашал пациента из очереди на прием к врачу: - Следующий!

- Как часто вы встречались с Дробышевым по кличке Моцарт? - спросил Виноградов.

- По мере оперативной необходимости.

- Кого еще из представителей криминалитета знаете лично?

- Всех перечислять - на обед опоздаете.

При этом ответе Шилова Виноградов непроизвольно посмотрел на часы. Спохватившись, задал вопрос строгим тоном:

- Мотивы ваших контактов?

Шилов достал ксиву и, демонстрируя ее в раскрытом виде, пояснил:

- Видите, у меня в удостоверении написано: «Старший оперуполномоченный по особо важным делам». Мне кажется, это достаточное основание.

- И вас хотели назначить начальником отдела?

Шилов облокотился на стол и с сочувствующим видом покивал головой:

- Ужас!

- А еще по указанию товарища Шилова мы покупали оружие для Саддама Хусейна, - делая большие глаза и то и дело оглядываясь на дверь, говорил Федорову Леня Василевский.

- Идите, вы свободны, - почти простонал Федоров.

- Подождите, я вам расскажу про его дружбу с Шамилем Басаевым. - Идите…

Виноградов положил перед Шиловым лист чистой бумаги:

- Та-а-ак, сейчас вы напишете собственноручное объяснение…

- Да не смешите меня, я ничего не буду писать, - Шилов оттолкнул бумагу.

- Отказываетесь?

- Отказываюсь.

- Ну хорошо. - Виноградов положил чистый лист в ящик стола с таким бережным видом, как будто на нем каким-то образом оказался зафиксированным отказ Шилова давать объяснения. - Тогда придете в прокуратуру.

- По какому же делу, позвольте спросить?

- По делу о похищении граждан Краснова и Селиванова. Вот их заявления, - так, чтобы Шилов не мог ничего прочитать, Виноградов показал какие-то бумаги с рукописным текстом, и на лице его промелькнула тень торжества. - До скорой встречи, Шилов.

Шилов вышел из кабинета - и тут же, приоткрыв дверь, заглянул обратно.

Виноградов замер с протянутой к телефону рукой.

- Песику своему, Сеньке-Тузику, огромный пламенный привет, - злым и веселым голосом сказал Шилов.

- Не понял…

- Вы передайте, он поймет!

Когда дверь закрылась, Виноградов пробормотал:

- Оборотень, точно.

- Ты кто такой? - Стянув с головы кепку, Джексон навис над столом, за которым сидел Федоров. - Ты что от меня хочешь?

Простой вопрос почему-то вызвал у Федорова затруднения. Промокнув платочком лицо, он как-то неуверенно ответил:

- Я вообще-то представитель Управления…

- Вали отсюда, представитель. У меня контузия, мне все по барабану. Меня в Кандагаре до сих пор боятся. Я сейчас как разволнуюсь - и порву!

Собрав бумаги, Федоров пулей вылетел из кабинета и в коридоре чуть не сшиб Громова.

- Это… Это просто банда какая-то! - пожаловался он, и, обогнув начальника УУР, нервной походкой поспешил к лестнице.

- Ну, слава богу, - наблюдая за ним, сказал сам себе Громов.

К особняку УСБ Федоров подкатил на личной «десятке», подметая асфальт полой своего бежевого плаща, который, в расстроенных чувствах садясь за руль, прищемил дверью.

В это время Шилов как раз вышел на улицу. Вытянувшись по стойке смирно и отдав честь, он пропустил Федорова, который, злобно зыркнув глазами, молча проскочил мимо и попытался открыть дверь Управления не в ту сторону.

Когда Шилов подошел к машине, до него, наконец, дозвонился Егоров: «Арнаутов твоих ребят вызывал и заставил написать заявление…»

- Сам Арнаутов приезжал? А Краснов тоже написал? Нет? Ну, ты береги его… Давай!

Сев за руль, Шилов посмотрел на фигурку Будды, висящую перед лобовым стеклом. Выругался, отобрал у Будды автоматный патрон, который он обнимал толстыми ручками. Вот ведь, хватило ума приехать в УСБ с готовой уликой. За один патрон, конечно, не посадят, но… Надо будет его выбросить где-нибудь в реку. Надо же, в квартире подчистил, а на самом видном месте забыл.

- А ты чего не напомнил? - Шилов слегка качнул Будду и начал разворачиваться.

В то же самое время Виноградов по телефону разговаривал с Громовым:

- Юрий Сергеич, я тебя не понимаю. Твой Шилов - тварь конченая, уже лет пять лишних на свободе гуляет. Да не убеждай ты меня! Ты что, не знаешь главную линию Министерства? Там, между прочим, и к тебе вопросы могут найтись. Вот тебе когда на генерала послали? Вот и не спорь со мной, а лучше разоружи-ка этого бандита…

Нервно постучав, в кабинет вошел Федоров:

- Можно?

- Заходи. Приехал уже? Значит, пиши быстренько сопроводиловку и все материалы - в прокуратуру. И посмотри, что там нового по прослушке. Что у тебя?

- У меня…э-э-э… Ничего. Они там все повязаны!

Кивком головы отпустив подчиненного, и напевая «Ничего, ничего, ничего», Виноградов позвонил Арнаутову:

- Привет, это я. Ну что: материал пошел. Организуй встречу…

* * *

Шилов с Иванычем сидели в небольшой забегаловке. Карташов с аппетитом уплетал какое-то несъедобное блюдо из мяса и гречки, Шилов пил остывший кофе. По случаю обеденного времени в заведении было не протолкнуться.

- Да, ну и муравейник тут, - Шилов немного подвинулся, чтобы торопящаяся по проходу группа студентов с подносами не отдавила ему ноги.

Иваныч усмехнулся:

- Что ты хотел? У меня твоих нетрудовых доходов нет, приходится здесь язву зарабатывать.

- Слушай, хоть ты не подначивай!

- Ладно, ладно, извини. Значит, ты теперь оборотень?

- Ну, да, типа того, - Шилов отломал от пластмассовой вилки два зубчика, вставил их под верхнюю губу, чтобы они торчали наискосок, как клыки у вампира, и тонко завыл вслед прошедшей мимо девушки.

Девушка обернулась, покрутила пальцем у виска и, сказав: «Ненормальный!», продолжила путь.

- Ты еще, оказывается, и хулиган, - покачал головой Карташов, закидывая в рот очередную порцию месива из тарелки. - Что-то резво за тебя взялись…

- Так и я о чем? Я говорю, за Чибисом стоит кто-то из наших. У тебя нет информации?

- Нет. А может, это Виноградов?

- А, может, Арнаутов?

- Смело!

- Зато реально.

- Он же прямой, как лом, - Иваныч руками изобразил нечто длинное, тонкое и прямое. - Комиссар Каттани хренов…

- Чем не маскировка? Он мне методично переходит дорогу. Это уже не похоже на глупость.

- М-да… Тогда, получается, попытка прямо перед задержанием замочить Чибиса - его работа? У него сын в СОБРе…

- Который был на обоих задержаниях.

- И бежал Чибис тогда в последнюю минуту. Да-а-а…

- Все привыкли, что Арнаутов - смелый, честный, бедный правдоруб. Железный дровосек, который немного категоричен, но всегда вне подозрений.

- Это уж точно! - Иваныч отодвинул опустевшую тарелку, посидел молча, что-то припоминая, вздохнул: - Трудно будет что-то доказать. Что думаешь делать?

- Не знаю, пойду сейчас к Громову, попробую как-то обезопасить себя, пока инициатива в их руках.

- Чем помочь?

- В худшем случае - передачами в «Кресты».

Иваныч посмотрел Роману в глаза:

- Боюсь, это еще не самый худший вариант.

 

12

В кабинете «четверки» Егоров разговаривал с осведомителем.

Это был здоровенный, типично бандитской наружности парень в спортивном костюме, прозванный Гошей. На воле он выбил бы все зубы тому, кто предположил бы, что он станет работать с ментами. Но, подсев за разбой, он быстро сменил убеждения и теперь сотрудничал с Егоровым не за страх, а за совесть.

- Галянов в Колпино игровые автоматы бомбил. Вчера вспоминал об этом, когда косячка дунул. Пашинин заточку из супинатора точит. Да и смурной какой-то последние дни.

- Это, Гоша, все хорошо и замечательно, но ты мне про Чибиса что-нибудь расскажи.

- Что про Чибиса? В хату зашел по-хозяйски, шконку занял правильно. И не скажешь, что бывший мент. Бояться его все… Кстати, чего его не в ментовскую хату определили, а к нам?

- Он сам отказался.

- Так разве можно?

- Можно. Написал заявление - и вперед. Он ведь уже давно из ментовки уволился. Боится, наверное, что бывшие коллеги могут за его подвиги спрос учинить… С сегодняшнего дня Чибис - твой главный объект. Только ты поосторожнее, он все-таки опер, хоть и сгнивший. Нюх имеет.

- Да ладно, Виктор Петрович, меня тоже не пальцем делали.

Егоров достал из ящика стола несколько упаковок таблеток:

- На тебе эфедринчику на коллектив. Скажешь, адвокат подгон сделал.

- Ха, благодарствую! Все будет ёлочкой, начальник!

Начальник Следственного изолятора № 4 полковник внутренней службы Поярков сидел в своем кабинете и разговаривал по сотовому телефону, то и дело перенося его от одного уха к другому и вертясь в кожаном кресле так, как будто это было не кресло, а раскаленная сковорода. Лицо Ивана Игоревича покрывали красные пятна; воротник форменной рубашки душил: отглаженный китель с рядами наградных колодок давил на грудь. Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в кабинет, то он бы ни за что не поверил, что от этого человека может зависеть судьба двух тысяч зэков.

- Да нет, Реваз! Ну, накладочка вышла, - оправдывался Поярков, свободной рукой оттягивая жесткий ворот рубашки. - Я обещаю, завтра все решим. Ну, обещаю. Мы ведь друзья!

Закончив разговор, Иван Игоревич залпом выпил стакан холодной воды и нажал кнопку селектора.

- Голиков слушает, - донеслось из динамика.

- Срочно зайди.

Голиков явился через минуту:

- Иван Игоревич, вызывали?

Не предлагая присесть, Поярков спросил тем голосом, который привыкли слышать сотрудники и заключенные:

- Ты что, охренел? Почему Далидзе не на больничке? Он должен был уехать еще утром!

- Так его Егоров снял с этапа. Вы на совещании были, а с ним разве поспоришь?

- Опять, блин, Егоров?!

На селекторе загорелась лампочка, раздался голос дежурного:

- Иван Игоревич, вас начальник Управления собственной безопасности. Соединить?

Поярков посмотрел на селектор, посмотрел на Голикова. Махнул Голикову на ряд стульев вдоль правой стены и пробормотав: «Час от часу не легче», распорядился:

- Давай.

В динамике щелкнуло, и послышался голос Виноградова:

- Иван Игоревич?

- Слушаю, Олег Евгеньевич.

- Мы тут разрабатываем группу сотрудников бандитской направленности. У них там связью проходит твой опер. Сегодня он, например, предупредил, что потерпевшие подали заявления. Ну и вообще, информирует их постоянно. Егоров такой…

- Есть такой! - бодро подхватил Иван Игоревич. - Скользкий тип.

- Ты подбери материал, если на него что-то есть, а я с вашей безопасностью свяжусь.

- Решили! Олег Евгеньевич, я давно сам от него хочу избавиться.

- Ну и отлично. Заезжай в гости.

- Обязательно. К нам уж не приглашаю, - Поярков захихикал и, все продолжая хихикать, отвернулся от селектора и посмотрел на Голикова: - Все слыхал? Давай, решай вопрос. Задействуй этих, из сто пятой. Хватит им так просто жировать, пусть отрабатывают. Давай!

- Понял.

Разговор с Громовым тоже происходил за едой, только теперь это была не уличная забегаловка, а вполне цивильного вида кафе на третьем этаже главка. Кроме них, посетителей в кафе не было. Обеденное время давно прошло, кассир считала выручку, уборщица, взгромоздив стулья ножками вверх на столы, терла пол мокрой тряпкой.

Громов взял полный обед, Шилов опять ограничился чашкой кофе.

- Вечно тебя угораздит куда-нибудь влезть, - говорил Громов, в основном глядя в тарелку и лишь изредка поднимая глаза на Шилова.

- Да куда я влез! Принял оперативную информацию, реализовал ее, посадил троих опасных бандитов… Сами же говорили: раскрывай резонансные убийства. Может, через начальника главка можно подействовать? Надо же этого Арнаутова как-то в стойло поставить, пока он совсем не сдурел…

- Ты не понимаешь, не видишь общей картины. Ты работаешь по одной группе, а у Арнаутова другая масштабная задача. И ее выполнение курирует Министерство.

- Очистить город от криминальных авторитетов. Кто против-то? Ну, помог нам Моцарт - так зачем его давить? Зарыл бы он этих ребят в землю, жил бы спокойно. Так с нами вообще никто общаться не будет!

- Опять ты за свое! Ну кого это там, - Громов указал вилкой в потолок, - интересует?

- Они - там, но вы-то - здесь. Сделайте так, чтобы к нам два месяца вообще никто не совался. Мы такую банду поднимем, пять крутых заказух минимум.

- Поднял уже! - Громов мысленно выругался. - Ладно… Я попробую организовать завтра производственное совещание у начальника главка. А пока сдай пистолет в оружейку.

Шилов прищурился:

- Может, мне еще и рапорт на увольнение написать?

- Что ты джигитуешь? Сдай свой табельный «ПМ», понял?

- Понял.

Не допив кофе, Шилов встал, пошел к выходу.

- Ты сегодня хоть ел? - спросил Громов, провожая его взглядом.

- Аппетита нет. Как-то противно все.

Когда Шилов вышел, Громов пробормотал:

- Можно подумать, я кайф ловлю.

Голиков общался с двумя реальными пацанами из сто пятой хаты.

Один из них был стрижен наголо, второй носил стильную прическу с бачками и щеголял многочисленными татуировками, в которых воровские мотивы сочетались с готической темой.

Они сидели в одном из полуподвальных следственных кабинетов «четверки», и перед каждым из реальных пацанов лежало по чистому листу бумаги и авторучке.

- Чо писать?

Голиков почесал затылок:

- Напишите, что Егоров предлагал пронести за деньги в камеру мобильник. Что торгует водкой и сигаретами.

- Ха! Может, написать, что он педераст и предлагал чего-как? - предложил первый пацан.

Второй рассмеялся:

- Щас за это не уволят, а повысят!

- Хватит ржать, пишите быстро, - строго поторопил Голиков, но пацаны, лениво взявшись за авторучки, не спешили пачкать бумагу.

Переглянувшись, они предложили:

- Слушай, начальник, в двести третью один жирный коммерс заехал за кидалово. Перекинь его к нам. Мы его выдоим, чего-как, в долгу не останемся.

- Тихо ты, дурак! - Голиков многозначительно показал на сводчатые стены из щербатого кирпича, предупреждая, что их могут прослушивать, и, навалившись на стол, прошептал: - Только не так, как в прошлый раз. Мне не нужны проблемы с санчастью.

* * *

Перед окончанием рабочего дня Арнаутов приехал в прокуратуру и зашел к Кожуриной:

- Привет.

Кожурина, одетая в синюю форму, сидела за столом и заполняла какие-то документы, быстро, почти не задумываясь, водя ручкой по графам.

- Глазам своим не верю. Решил подбросить меня до дома?

- Ты против?

- Я счастлива. Ты подожди, я сейчас заканчиваю уже. Чайник еще горячий.

Арнаутов начал заваривать растворимый кофе. Размешивая ложечкой воду, спросил:

- Дело Чибиса кому дали?

- Пока еще никому. Думаю, шеф Голицына припашет.

- Он что, с ума сошел? Он же приятель Шилова!

- При чем тут Шилов?

- УСБ взяло Шилова в разработку. Он окончательно спелся с братками. Похоже, они вместе с Моцартом решили Чибиса опустить.

- Мотив? - спросила Кожурина, не отрываясь от писанины.

- Моцарт присмотрел помещение под казино. А Чибис его перехватил для каких-то москвичей.

- Не мелко?

- Там одна реконструкция на миллион баксов потянет.

Кожурина, продолжая писать, кивнула вроде бы с пониманием, но было не ясно, принимает она аргументы или считает их малозначительными.

Арнаутов поставил перед ней чашку кофе:

- Мне заявление на Шилова написали. Если дело возбудят, возьми себе. Я только тебе верю.

- Так ты за этим приехал? - Кожурина прервала работу и посмотрела на Арнаутова. - Я думала, соскучился.

- Одно другому не мешает, - Арнаутов обошел вокруг стола, встал позади Кожуриной, обнял ее за плечи.

Она прижалась к его рукам затылком, закрыла глаза.

Он опустил руки ниже, сжал грудь. - Дверь запри, - сказала она.

- Все плохо? - грустно спросил Серега.

- Да нет. Непросто все… Где Стас?

- Уехал, матери хуже стало. Что делать будем?

- Ждать. Завтра совещание у генерала.

- Понятно…

- Рома, у нас изобретение на Нобелевскую премию. - В кабинет вошли Василевский и Джексон. Джексон нес большое мутное зеркало, держа его двумя руками перед собой. - Антиоборотневская сигнализация. Джексон, давай!

Джексон встал перед Шиловым. Василевский продолжал пояснения:

- Действует так: гражданин подходит к милиционеру и резко показывает ему зеркало. Если тот отражается, значит, мент честный. А если нет, значит, оборотень.

Шилов посмотрел в зеркало. Отражение было.

Он вздохнул:

- Поехал я домой. Пока, ребята!

Василевский, с лица которого пропало веселье, спросил:

- Что, совсем худо?

- Не, нормально. - Шилов вышел.

- Значит, худо, - вздохнул Леня. - Будем помирать молодыми…

…Приехав к дому, Шилов долго сидел в машине напротив подъезда, вызывая этим недоумение групп наружного наблюдения, уже настроившихся на окончание смены.

В окно «Альфы» постучала вышедшая из дома Юля. Шилов опустил стекло. Юля наклонилась, просунула голову в салон:

- Привет! Ты почему не поднимаешься? Что-то случилось?

- Не стой так, за проститутку примут.

Юля поморщилась:

- Пошли домой. Я тебя пожалею…

- Жалость унижает мужчину.

- Идиотская формула. Жалость мужчину лечит.

- Ты модельер или философ?

- Я? Я - женщина.

Шилов невесело усмехнулся:

- Сложно спорить. Пошли.

В эфире пронеслось:

- «Шестой» - «Первому»: объект вошел в адрес. С ним связь. Половая.

- «Шестой», не расслабляйся. Окна держи.

«Шестой» контролировал квартиру Шилова, расположившись на лестнице противоположного дома. Окна были незашторены, и он видел, как Шилов и Юля обнимаются, стоя посреди комнаты.

Потом свет в окнах погас.

- «Шестой» - «Первому». Снимаемся.

* * *

Часы показывали половину одиннадцатого утра, когда Егоров зашел на проходную «четверки», чтобы выйти на улицу. В руках у него был большой пакет с личными вещами, которые он забрал из кабинета.

- Света, открой! - Он постучал в окно пикета, привлекая внимание девушки-контролера.

- Ты куда это с самого утра?

- Домой.

- Заболел, что ли?

- Отстранен от служебных обязанностей до конца служебной проверки.

- За что?

- Водку зэкам продавал. И сигареты «мальборо».

- Ты?!

- Угу. Вот такая я курва!

Прижимая к животу пакет, Егоров с независимым видом вышел на улицу и сел в свои старенькие «Жигули». Позвонил Шилову:

- Это я. Меня отстранили от работы, даже в изоляторе появляться запретили. Подробности потом расскажу. Я думаю, телефон твой - очень громкий. Ты понял?

- Понял. - Шилов убрал «трубку».

Он стоял в приемной начальника ГУВД, ожидая начала производственного совещания. Кроме него, в приемной были Громов, начальник УБОП и Арнаутов, Виноградов и Федоров.

По такому случаю Шилов надел черный костюм и белоснежную сорочку со строгим галстуком.

Референт начальника ГУВД - молодой крепкий майор со спортивной прической, - открыл дверь кабинета и предложил всем войти.

Генерал сидел в расстегнутом кителе, вид у него был довольно добродушный. Перед ним лежали какие-то документы, в руках он держал остро заточенный карандаш.

Все уселись за длинный приставной стол. Начальник УБОП и Арнаутов - с одной стороны, остальные - с другой. Шилов оказался рядом с Виноградовым. Виноградов благодушно улыбнулся, дожидаясь, пока Шилов устроится, и только после этого положил перед собой толстую кожаную папку с блестящим замком.

Генерал оглядел всех и нацелил острие карандаша на Романа:

- Начнем с вас. Докладывайте, Роман… э-э-э, Георгиевич.

Юля собирала вещи в своей бывшей квартире.

На кровати стояли раскрытый чемодан и спортивная сумка, которую Юля когда-то купила, чтобы ездить на занятия шейпингом. Они с Вадимом тогда твердо решили поддерживать форму, и взяли абонементы в дорогой клуб: она - на шейпинг, он - в тренажерный зал. Купили красивую форму, сумки, еще множество нужных вещей, а со спортом не получилось. Как и со всем остальным.

Вещей оказалось больше, чем Юля думала. Но все равно не так много, как могло бы скопиться за несколько лет семейной жизни.

Подруга Наташа перед зеркалом примеряла сережки. Хотя мужчин рядом не было, она все равно принимала такие позы, как будто за ней подсматривают поклонники.

- Натуся, положи на место. Я не буду брать украшения, - Юля положила в чемодан джинсы и несколько блузок.

- Ты с ума-то не сходи…

- Это он дарил. Пусть у него все и остается.

- Ну, если тебе так не нравится, отдай мне, - Наташа покрутилась, оценивая, как сережки смотрятся сбоку.

- Я тебе говорю: возьму только свои вещи и свои книжки.

- Ну, как знаешь, - Наташа бросила сережки на столик и взяла колье: - А может, хотя бы вот это…

- Нет.

Юля начала закрывать крышку чемодана, и тут пришел Вадим.

Стоя в комнате, они с Наташей смотрели, как он неторопливо снимает и вешает куртку, приглаживает волосы, смотрит в зеркало на стене коридора… Видит в зеркале их отражение и оборачивается.

- А что, по-человечески нельзя было? - спросил Вадим с болью в голосе.

- Здравствуй, Вадим, - с сочувствием сказала Наташа, сцепляя пальцы в хрупкий замок на животе, а Юля постаралась заглушить растерянность грубостью:

- У тебя какие-то претензии?

Вадим вошел в комнату. Он был трезв, одет в костюм, и выглядел так, как должен выглядеть хороший муж, брошенный стервой-женой: немного потерянным и благородным.

- Может, поговорим? - предложил он. - Я ведь тоже живой человек, могу ошибаться.

- Вадик, я не хочу разговаривать. Все твои подарки я оставила: вещи, золото…

- Ну, зачем же так?

- Ребята, я пойду, а вы поговорите, - Наталья выскользнула из комнаты, схватила с вешалки плащ и хлопнула дверью квартиры.

Юля села в кресло, обхватила себя за плечи:

- Ну, говори.

Вадим присел на кровать:

- Я все равно люблю тебя, несмотря ни на что. Ты нужна мне. Останься! Ты ведь еще не забыла… Ты ведь помнишь, как нам хорошо было!

- Вадик, не надо!

- Не уходи!

После Шилова заслушали Арнаутова. Он был, как всегда, категоричен и немногословен.

По лицу генерала невозможно было понять, как он воспринимает услышанное. Впрочем, когда докладывал Шилов, реакция начальника главка была такой же: иногда он кивал или задавал уточняющие вопросы, а в остальное время сидел, постукивая карандашом по столешнице, и смотрел сквозь выступающего. Ничего не поймешь: то ли одобрит доклад, то ли рассмеется, то ли затопает ногами и выматерится. Что ж, наверное, так и должно быть. Должность начальника ГУВД - политическая, и генералу, если он хочет сохранить кресло, даже в мелочах нужно быть гибким политиком.

- Теперь - УСБ, - сказал генерал.

Виноградов поднялся, одернул пиджак. Сказал:

- Я уже вам докладывал. Мне пока нечего добавить, - и сел.

- Ну, что же… - Генерал помолчал. - А я вообще не вижу никаких проблем. Разработка управления розыска хорошая, и идет она интенсивно. Но это не отменяет работу УБОПа по лидерам организованной преступной среды. В УСБ уже имеются заявления по фактам нарушения законности, которые требуют всесторонней проверки.

Перечисляя названия служб, генерал смотрел на руководителей, и Громов, и начальник УБОП, и Виноградов поочередно кивали. Громов - хмуро и глядя в стол, убоповец - коротко и по-деловому, а Виноградов - сверкая очками и с легкой иезуитской улыбкой.

Генерал вздохнул и нацелил карандаш в потолок:

- Я хочу понять, в чем глобальный вопрос? В чем?

- Разрешите? - Шилов поднялся. - Проблема в том, что УБОП пытается посадить Дробышева за действия, благодаря которым сидит группа Чибисова. Туда же хотят привлечь и меня.

- Минуточку. Группа Чибиса уже арестована, и если мы на этом эпизоде закроем еще и Дробышева, это будет идеальный расклад. Что вам здесь не нравится?

- Мне не нравится этическая сторона вопроса. Если бы Дробышев не отдал нам этих людей, то на нас бы висел десяток глухарей, а у него бы никаких проблем не было.

- Послушайте, да бросьте вы это! Мы еще об этике отношений с бандитами переживать будем. Я уже действительно начинаю думать, что Управление собственной безопасности не ошибается в отношении вас. - Генерал выдержал паузу, потом рассмеялся: - Шутка!

Смех генерала поддержал только Федоров. Остальные даже не улыбнулись. Оборвав смех, Федоров прокашлялся и поправил галстук.

- Ну, все вопросы исчерпаны? Тогда свободны! - Генерал бросил карандаш.

Все вышли из кабинета, только Громов остался.

- А у тебя что?

- Вы фактически приняли их сторону, - сказал Громов. - Хотя сами требовали все раскрыть.

- Значит, так: только желваками играть не надо. Много ты понимаешь! Ты же общей картины не видишь, - начальник главка говорил почти те же слова, которые сутки назад сам Громов говорил Шилову. - Виноградов в Москву докладывает напрямую, а ты сам знаешь, там чистка рядов. Так что если твой парень выкарабкается - честь ему и хвала. Нет - хрен с ним.

 

13

Голиков открыл дверь камеры, встал на пороге, поигрывая связкой ключей:

- Краснов! С вещами на выход.

Миша лежал на шконке и читал журнал. Услышав команду, встал, начал собираться. Предчувствия были плохими. Его переводят? Куда, почему?

Поигрывая четками, к Голикову подошел Айдар:

- Куда это его?

Благодаря значительной разнице в росте, Голиков смотрел на Айдара сверху вниз. Но со стороны казалось, что это ему приходится тянуться и вставать на цыпочки, чтобы быть вровень с зэком.

- В другую хату.

- В сто пятую?

К разговаривающим приблизился голый по пояс зэк в толстых очках, с внешностью интеллигентного штангиста-тяжеловеса. Он делал разминочные упражнения: боковые наклоны, взмахи руками, повороты туловища, и вроде бы был поглощен своим делом и не прислушивался, о чем они говорят, но его подход можно было воспринять как легкий намек: начальник, ты не прав; а если надумаешь решить вопрос силой, то поимеешь такой геморрой, что неизвестно еще, кому будет хуже.

Голиков посмотрел на «штангиста» и спросил у Айдара:

- Тебе-то что?

- А Егоров где?

- Уволен.

Сжимая под мышкой тощий пакет с вещами, подошел Краснов.

- Подожди, - распорядился Айдар, - сядь на место.

- Ты чего? - высокий Голиков навис над Айдаром. - Да ты оборзел, Шамангалиев! Я тебя…

- Я тут про сто пятую один оч-чень интересный звон слышал, - приобняв Голикова за плечо, Айдар вывел его из камеры, и что-то принялся говорить, перебирая четки пальцами правой руки. Айдар говорил тихо, и Голиков наклонял голову, чтобы расслышать. До оставшихся в камере долетело только несколько слов - «беспредел», «пресс», «барыга», «развели», «опустили»…

Голиков слушал и Айдара не перебивал.

- Вот такие дела, - закончил Айдар и, перестав обнимать Голикова, зашел в хату.

Голиков поправил фуражку и несколько секунд смотрел на Айдара, потом задиристо, но без внутренней уверенности, спросил:

- Ну и что?

- Да ничего, - с улыбкой пожал плечами Айдар.

- Один хрен, не я здесь все решаю. - Голиков захлопнул дверь; лязгнули наружные запоры.

Айдар, перестав улыбаться, прошел к своей шконке и достал из-под матраса сотовый телефон. Набирая номер, задумчиво посмотрел на Краснова:

- Плохо дело, парень. - Потом сказал в трубку: - Чингиз, салям! Найди мне телефон Шилова из убойного.

Все ребята ждали возвращения Шилова с совещания в одном кабинете.

- Ну что?

- Подчистить все, - Шилов оглядел свою команду. - Столы, сейфы и дома.

- Думаешь, будут обыски? - Спросил Соловьев.

- Не исключено.

- Надо было нам все-таки этим уэсбэшникам рыло начистить, - вздохнул Джексон.

- Не думаю, что это решило бы вопрос, - Шилов достал из кармана звонящий мобильник. - Да! Айдар? Рад, что ты звонишь на этот громкий телефон. Понял… Спасибо. Я помню твой вопрос.

- Кто это? - Спросил Скрябин.

- Да так, еще одна моя коррупционная связь. Проблемы продолжаются, надо ехать к Юрке в прокуратуру.

* * *

Юра Голицын зашел к Кожуриной отдать шило, которое он одалживал, чтобы сшить уголовное дело, готовое к передаче в суд.

Кожурина сидела за столом и красила ногти. Сегодня на ней была не форма, а клетчатый пиджак и нарядная блузка.

- Спасибо. С меня причитается.

- Можно натурой, - глядя на Голицына сквозь раздвинутые, чтобы не смазать подсыхающий лак, пальцами, ответила Кожурина.

- Танюша, я вообще-то женат, но в принципе…

- Размечтался! Сшей мне тоже, вон, дело лежит… А то рука болит.

- И ногти жалко.

- И ногти, и себя. Что я здесь делаю в расцвете лет, за что пропадаю?

- За любовь к искусству.

- Это я давно отлюбила, мне бы что-нибудь посвежее.

Голицын взял папку с делом, взял специальный станок, в котором закреплялись бумаги, чтобы в них можно было проколоть шилом ровные дырки, а потом продеть в дырки нитку. Сел за небольшой столик, на котором стояли электрический чайник, сахарница и чашки, расчистил место для работы. Прочитав на обложке дела фамилию обвиняемого, удивился:

- Это ты по Васюкину уже закончила? Быстро!

- Он тоже ничего понять не успел. Думал, что я целыми днями глазками хлопаю и ногти крашу, а я его ко всем трем трупам железно привязала. Адвокат только крякнул.

- Французы называют это «Железный кулак в бархатной перчатке», - заметил Голицын, с трудом прокалывая первые пятьдесят страниц из трехсот, составляющих уголовное дело.

- А что делать? Мужчины меня недостаточно любят, вот и приходится их ставить на место.

- Какое счастье, что я в числе твоих друзей, - Голицын закрепил в станке следующую партию документов.

- Р-р-р-р! - Кожурина растопырила пальцы, изображая лапы готового атаковать тигра.

- Ой! Нет, не убивай меня…

- Ладно, живи. А вот приятеля твоего Шилова приласкать придется.

- Ты о чем?

- О том, что арестовывать его надо.

- Ты что, серьезно? - недоуменно смотря на Кожурину, Голицын заложил в станок очередную партию документов.

- Меньше будет тусоваться с авторитетами.

- Так это ж часть его работы.

- Под бандитскую дудку плясать?

- Тань, ты чего? - Голицын отложил шило. - Ты же не первый день в следствии, и оперативную работу знаешь.

- Юра, похищение людей - это преступление…

- О чем ты говоришь?!

- Я говорю о законе, который нельзя нарушать никому, в том числе и твоему распрекрасному Шилову. Превышение служебных полномочий - это минимум. А если по максимуму…

- Тань, ты бы не спешила, а? Я в теме, там море нюансов.

- Ну вот разберемся.

- А Шилов здесь при чем? Тех парней повязал Гера Моцарт, его и закрывайте.

- Его тоже, само собой. Им в камере на пару веселее будет.

Голицын встал, подошел к столу Кожуриной.

Она продолжала разглядывать пальцы, подправляя кроваво-красный маникюр.

- Тань… Ведь это Арнаутов тебя подбил? У него на Шилова давно зуб. Ты не допускаешь, что это его подстава?..

Кожурина воткнула кисточку в пузырек с лаком. С прищуром посмотрела Юрке в глаза. Она уже чувствовала, что он сейчас скажет. Ничего особенного, об этом давно шептались в прокуратуре.

И как только он это сказал, мгновенно отреагировала.

- …или ты замуж любой ценой хочешь?

- А не пошел бы ты на все буквы? Пока лицо целое!

Голицын хмыкнул и, качая головой, вышел из кабинета.

А уже через пятнадцать минут он разговаривал с Шиловым.

Они прогуливались по скверу неподалеку от здания прокуратуры.

- Значит, говоришь, банда Шилова - Дробышева? - усмехнулся Роман.

- Угу.

- Красиво звучит!

- Я поговорю с прокурором…

- Подставишься, и тебя тоже в оборотни запишут.

- Попытка - не пытка.

- Спасибо. Но, вообще-то у меня к тебе другая просьба. Мне надо Мишу Краснова выпустить на подписку. В тюрьме его заставят изменить показания, как Селиванова, или убьют.

Голицын что-то прикинул, вздохнул:

- Да-а, дела! Это надо с шефом решать.

- Попробуешь что-нибудь сделать?

- Попробую. Когда надо?

- Сейчас уже надо. Потом будет поздно.

- Как всегда. Ладно, давай!

Пожав Шилову руку, Юра ушел.

В эфире неслись короткие переговоры групп наружного наблюдения:

- «Первый» - «Шестому»: что у вас?

- Объект сел на скамейку, курит. Связь уходит. Ведем ее?

- Установите, кто такой, и догоняйте нас.

- Понял, первый. Работаю.

Шилов приехал домой, но заходить в квартиру не стал. Постоял на лестничной клетке, наблюдая в окно. Когда во двор въехала и скромно заняла место в ряду других машин неприметная «шестерка» темного цвета, он тихо выругался.

Выругался в свой адрес. Дебил! Ты что, первый год в розыске? Раз они взялись прослушивать телефон, то и «ноги», конечно, приставили. Как долго они за ним ходят? Еще вчера померещилось «что-то такое». Он проверился, и решил - действительно, померещилось.

Так, что они могли видеть сегодня? С утра поехал на работу, пробыл там несколько часов, потом встретился с Юркой Голицыным. Но сам факт такой встречи ничего компрометирующего в себе не содержит, а их разговора «ноги» услыхать не могли. Юрка отправился в прокуратуру - наверняка его проводили, чтобы установить личность, - он же приехал сюда, купив по дороге газету.

А что было вчера и позавчера? Ладно, потом будет время вспомнить и проанализировать свои перемещения и контакты. Но, если навскидку, ничего особенно ценного для УСБ слежка пока принести не могла.

Шилов позвонил в соседнюю квартиру. Открыла пожилая хорошо одетая женщина.

- Лариса Павловна, здравствуйте!

- Да, дорогой.

- Можно от вас сделать звоночек, а то у меня телефон барахлит.

- Господи, да конечно. Проходите на кухню, Ромочка… А я стираю.

- Спасибо. - Шилов устроился у телефона, а женщина скрылась в ванной, где шумела вода и работала стиральная машина.

- Как родители?

- Да ничего, позванивают, - Шилов нашел в газете объявления о сдаче квартир и взялся за телефон.

Большинство квартир оказалось уже сдано. Повезло с одним из самых последних: и место удобное, и условия ничего.

- Хорошо. Нет, смотреть не буду, въеду прямо сегодня. Хорошо… Хорошо… Договорились!

После этого Шилов перезвонил Соловьеву:

- Серега! Бери нашу гражданскую «девятку» и подъезжай к Гостинке, на Перинной линии. Где-то через тридцать минут. Понял? Все.

Поблагодарив Ларису Павловну, Шилов ушел.

На кухонном столе осталась лежать открытая на разделе «Сдача жилья» газета с рукописными пометками Шилова.

Виноградов раскладывал на компьютере электронный пасьянс «Солитёр».

Он делал это три-четыре раза в течение рабочего дня, чтобы, как он сам говорил, освежить голову. Пасьянс, чашка чая с лимоном - и можно снова работать.

Раздался стук в дверь.

Виноградов свернул игру, придал лицу нужное выражение и развернулся от компьютера к основному письменному столу:

- Войдите!

Вошел Федоров. По его виду было понятно, что есть какие-то новости.

- Ну, что у тебя? - поторопил Виноградов.

- Шилов конспиративно встречался со следователем, у которого дело Чибиса. Сейчас сидит дома.

- Дома? В три часа дня? Хор-роший работничек! О чем они говорили?

Федоров виновато пожал плечами.

Виноградов хотел распорядиться, чтобы «наружка» немного походила за следователем, но вовремя вспомнил что работать за прокурорскими они по закону не имеют права. Вот если бы следак был своим, милицейским…

- Ладно, спасибо. Иди.

Когда Федоров вышел, Виноградов снял трубку телефона:

- Соедините меня с Арнаутовым…

Шилов поставил «Альфа-ромео» у Гостиного Двора на Садовой, прошел по галерее до ближайшей двери и нырнул в магазин.

- Он будет отрываться, - напряженно доложил «Шестой» - «Первому». - Наши действия?

- Висеть на плечах плотно.

- Я и так ему на пятки наступаю.

- «Первый» - «Третьему», «Первый» - «Второму»: объект - в коробочку, ведем плотно, не теряем.

- «Второй» понял.

- «Третий» понял.

Шилов перешел с шага на бег. Расталкивая толпу, добежал до входа в служебные помещения. Открыл кодовый замок, заскочил внутрь. Хорошо ориентируясь в подсобках и коридорах, быстрым шагом двинулся к выходу во внутренний двор Гостинки.

С опозданием в десять секунд к железной двери подскочили «Второй» и «Третий» - молодые парень и девушка. «Второй» попытался подобрать комбинацию кодового замка, после нескольких торопливых попыток со злостью стукнул кулаком по двери.

Девушка доложила «Первому»:

- Объект оторвался. Или у него встреча внутри, или будет выбираться через выходы с другой линии.

- Понял. «Четвертый», «Пятый»: выдвигайтесь на Невский и на Перинную.

«Пятый» слегка опоздал: когда он прибыл на Перинную линию, синяя «девятка», за рулем которой сидел Соловьев, а на заднем сиденье невидимый снаружи лежал Шилов, только что свернула за угол.

* * *

Голицын и Краснов вышли на улицу из проходной СИ-4.

Яркое солнце било в глаза, заставляя их щуриться. Миша с наслаждением вдыхал загаженный городской воздух, от которого он уже отвык и который теперь казался ему удивительно чистым.

Голицын указал на синюю «девятку»:

- Нам туда.

Шилов и Соловьев сидели на передних местах. Шилов протянул Краснову руку:

- Здорово, Мишань! Ничего, что выдернули?

- Жизнь покажет. Непонятки сплошные.

- Это точно. - Шилов обернулся к Голицыну. - Ну что, были какие проблемы?

- С твоим басмачом сложнее, чем с прокурором. Ни в какую не хотел парня из камеры выпускать.

- Айдар-то? Он может!

- Джентльмены, я бы отъехал, чтобы здесь не торчать, - предложил Соловьев, включая двигатель.

- Меня до метро подбросьте, - попросил Голицын. - Куда парнишку денете?

- Да присмотрел я тут одно местечко…

Квартира была однокомнатной, на последнем этаже старого дома. В принципе, все необходимое для проживания в ней имелось, вот только с потолка в специально подставленный тазик непрерывно капала вода.

Хозяином был шустрый усатый дедок в плаще и кожаной шляпе. Еще на лестнице получив от Шилова деньги, он дважды основательно пересчитал их, прежде чем спрятать в потайной карман пиджака.

- Это крыша, что ли, так протекает? - спросил Соловьев.

- Да нет, - успокаивающим голосом сообщил дед, - там труба на чердаке прохудилась. Уж пятый год не могут починить.

- Тогда, отец, давай цену сбрасывать, - весело предложил Шилов: не потерявшийся в условиях рыночной жизни дед ему чем-то нравился.

- Да нет! И так почти задарма пускаю.

- Ой, дед, ты меня без штанов оставляешь.

- Зато крыша есть.

- Дырявая.

- На улице-то хужее будет.

- Тоже верно. Телефон работает?

- Все культурно. Только межгород я отключил. Холодильник есть, газ, вода есть. Телевизор почти новый, сын подарил.

- Ух ты, вещь какая, - одобрил Шилов, но вместо телевизора посмотрел на потрепанную гитару, с понтом висящую на стене над кроватью.

- Денежки - первого числа каждый месяц, как договаривались, - продолжал дед. - Новоселье будем справлять?

- Это насчет выпить, что ли?

- Да, - хитро улыбаясь, подтвердил дед.

Неся два пакета с продуктами, пришел Скрябин.

- Я вам что, скалолаз? - Он поставил звякнувшие стеклом пакеты на стол. - Куда лифт дели?

- Пропили! - Шилов выудил из пакета прямоугольную бутылку горилки, протянул деду: - Отец, ты причастись без нас. А то сейчас супруга придет. Она, если увидит, такой кипеш устроит!

- Это точно, это они могут, - дед спрятал бутылку под плащ и, пожелав всем быть здоровыми, покинул квартиру.

- А перцовку я для нас покупал, - сказал Скрябин.

- Да ладно, нам сейчас нужна трезвая голова. - Шилов прошелся по комнате, поглядывая то на затертый паркет под ногами, то на протекший потолок над головой, то на Краснова, напряженно сидящего на кровати… - Чего пригорюнился, Мишаня?

- Жизнь быстро меняется, не успеваю привыкнуть.

- Ну, это ты себе сам такой слалом устроил.

- И как долго мне тут?…

- Пока проблемы не решим. Что, в камере лучше было?

- Да я ничего такого не говорил…

Шилов повернулся к Соловьеву:

- Серега, проверь, что там на чердаке с этой трубой. Ну и заодно пути отхода.

- Пути отхода? - недоуменно повторил Краснов.

- Ты еще не понял, Мишань? Тебя убивать будут. Если не люди Чибиса, то гнилые менты. Они уже сейчас землю носом роют, чтоб тебя найти. А мне тебя сберечь хочется. Тебя Айдар в камере охранял? Теперь мы прикрывать будем.

Шилов взял стул, сел верхом, облокотился на спинку, в упор глядя на Мишу.

- Зачем вам все это? - спросил Миша.

- Ради истины. - В подтверждение этих слов Шилов сурово кивнул. И тут же добавил: - Шучу. Просто нам делать нечего.

Скрябин разбирал пакеты с продуктами, Шилов продолжал говорить:

- Значит так, Мишаня: будешь слушаться - будешь жив. Задача пока простая. Дверь никому не открывать, с соседями не знакомиться, никуда не ходить. Попробуешь рвануть - меня подставишь, а себя не спасешь. Потому что вычислить твои связи - раз плюнуть. И грохнут тебя, хоть ты где спрячешься. Хоть здесь, хоть в Москве, хоть в Воркуте… И даже в Караганде. Понял?

Краснов вздохнул:

- Все я понял.

- Молодец. Тогда тазик вылей. А то протечешь вниз - соседи участкового вызовут, а вслед за участковым к тебе придут киллеры.

- Опять? Сейчас напугаете меня - я спать не буду.

Шилов встал со стула, подошел к окну, осторожно отодвинув ветхую занавеску, посмотрел на улицу. Сказал:

- Меньше спишь - дольше живешь.

* * *

Бомж позвонил с таксофона на «трубу» Моцарта и, отчаянно труся, прочитал с бумажки текст:

- Герман Алексеевич, просили передать, вас приглашают. На шаверму и коньяк. Через два часа пора очки перед Богом зарабатывать. Ой…

Шилов вручил бомжу сто рублей, вытащил из таксофона карточку и пошел ловить частника - Соловьева и Скрябина он отправил в отдел, чтобы они не привлекали внимания своим долгим отсутствием.

Когда он приехал к бистро «Шаурма», Моцарт уже ждал его. В зале не было никого, кроме самого Моцарта и охраны, а на двери висела табличка «Закрыто».

- Ну что ж, за все надо платить, - сказал Моцарт, выслушав Шилова. - За гуманизм - тоже.

- Да нет, ты правильно все сделал. Просто система гнилая.

Моцарт выпил полбокала коньяку, подумал и пожал широкими плечами:

- Может, так даже и лучше. Я давно собирался в Европу перебираться, да все что-то держало. Перед тобой только неловко. Подставил я тебя, получается, - Моцарт посмотрел Роману в глаза.

Шилов усмехнулся:

- Ладно, я еще повоюю.

- Помощь нужна?

- Нет, спасибо. Меня и так уже в твои шестерки записали.

- Уроды! Слушай, полетели со мной? Я тебе это от души говорю. Неужели тебя эта ментовка тут держит? Все равно эти козлы тебя так или иначе сожрут.

- Или я их.

- Мне один профессор говорил, что наша жизнь состоит из пищевых цепочек. Ты кого-нибудь ешь, тебя кто-нибудь ест. Грустно!

- Ты этого профессора съел?

- Нет.

- Значит, жизнь состоит из чего-то еще.

- Хм… - Моцарт оценивающе взглянул на пустой бокал. Подумал, не взять ли еще. Не взял. Поднял голову: - Хороший ты мужик, Шилов. Я за тебя свечку поставлю. Когда прилечу.

- Когда это будет?

- Утром, часов в девять по Москве.

- Вот и отлично. А до этого времени я как-нибудь проживу.

- Ну, давай. - Моцарт тяжело поднялся, пожал Шилову руку и направился к выходу из бистро.

Глядя в зеркало над стойкой, Шилов видел удаляющегося Дробышева.

Вспомнил «антиоборотневскую сигнализацию» Джексона - Василевского, усмехнулся. Допил свой коньяк.

И не знал, что видит Моцарта в последний раз.

Через несколько часов Дробышеву предстояло погибнуть, попав в засаду по дороге в аэропорт.

 

14

Уже стемнело, когда Шилов вернулся к Гостиному Двору и забрал с опустевшей стоянки свою «Альфа-ромео».

Сопровождаемый группами наружного наблюдения, он доехал до дома и поднялся в квартиру.

- Надеюсь, он никуда больше не ломанется, - поделился в эфире своими соображениями «шестой».

- Ты бы ушел от такой женщины? - подражая Папанову из «Брильянтовой руки», спросил «четвертый», занимая позицию на верхнем этаже соседнего с шиловским дома, чтобы оттуда контролировать окна квартиры объекта.

- Не засоряйте эфир, - вмешался в диалог «первый». - Тем более, еще ничего не известно. Он сегодня вон какой буйный…

Когда Шилов вошел в квартиру, Юля сидела за столом в кухне и работала над эскизами одежды.

Продолжала сидеть, когда он снимал куртку и обувь.

Когда весело сказал:

- Привет, сова! Медведь пришел.

И когда он обнял ее за плечи.

Сидела и нервно водила карандашом по листу ватмана, отворачивая заплаканное лицо. Только спросила срывающимся голосом:

- Ничего, что я тут устроилась?

Под левым глазом у нее был роскошный синяк. Увидев это, Шилов замер.

- Крем идиотский. Я мазала, не помогает, - пожаловалась она. - Страшная, да?

Через пять минут он выскочил из дома и прыгнул в машину.

- Началось, - вздохнул «Шестой» и проворчал, намекая на «Первого»: - Кто-то сглазил…

- Разговорчики, - пресек «Первый». - Держи объект. Еще раз упустишь - скальп сниму. Без наркоза.

Нарушая правила, Шилов долетел до дома, в котором когда-то жили Юля с Вадимом. «Наружка» плотно, не особо скрываясь, висела у него на хвосте, но ему на это было плевать. Бросил машину, бегом поднялся по лестнице. Подумал: что делать, если он дверь не откроет? Да нет, должен открыть. Юлька говорила как-то, что у ее «бывшего» привычка открывать всем, кто придет. И она сама переняла от него эту дурацкую манеру…

Он и открыл.

- Ну, привет! - сказал Шилов и ударил слева по челюсти.

Вадим опрокинулся и остался лежать без сознания.

Шилов осмотрелся. В комнате работал телевизор, у окна беспорядочной кучей были свалены женские вещи и валялись раскрытые чемодан и спортивная сумка. А перед диваном весь пол был усыпан разрезанными фотографиями. Шилов наклонился, недоуменно поднял несколько обрезков. Вот, оказывается, как: Вадим кромсал семейные снимки, фигурно, по контуру, вырезая изображения бывшей жены. Отредактированные фотки складывал обратно в альбомы, а «лишнее» теми же портновскими ножницами рубил в капусту и разбрасывал по всей комнате.

Да-а-а, совсем мужик сбрендил на почве собственной неполноценности.

Вадим застонал, привстал на локтях и потряс головой:

- Ты кто?

- Твой самый страшный кошмар, - Шилов сел перед ним на корточки: - Значит, так, орел. Сейчас я тебе кое-что объясню. А потом ты поможешь мне собрать ее вещи…

Когда он вышел с сумкой и чемоданом, сел в машину и спокойно поехал домой, в эфире пронеслось:

- Он что, хату «поставил»?

- Угу. Ты же знаешь, в полночь оборотни активизируются.

- Деревня, не оборотни, а вампиры.

- Я думал, это одно и то же.

- Вампиры в американском кино. А у нас в органах - оборотни.

- Разговорчики! «Шестой», «Пятый», совсем с дуба рухнули?

- Это мы маскируемся. Вдруг нас прослушивают?

- И спать очень хочется…

Когда в квартире Шилова погас свет, группы наружного наблюдения еще немного позубоскалили и снялись на базу.

А Роман и Юля долго занимались любовью и заснули, крепко обнявшись.

Они спали, когда человек в черном комбинезоне ловко пробрался по крыше и подбросил под окно-эркер их квартиры тяжелую сумку.

* * *

Утром Шилов встал раньше, чем прозвучал сигнал будильника. Принял душ, побрился, заварил кофе. Включил телевизор.

Шла программа новостей. В кадре был репортер с микрофоном, за его спиной виднелись машины «скорой помощи» и милиции, врачи, сотрудники в форме и в штатском.

Шилов прибавил звук.

Репортер говорил:

- Очередное громкое убийство произошло сегодня в Санкт-Петербурге. На Пулковском шоссе были расстреляны две автомашины, в которых находились глава концерна «Орест» Герман Дробышев и сотрудники его охраны. Напомним, что ранее Герман Дробышев неоднократно задерживался правоохранительными органами по подозрению в совершении различных преступлений и более известен в криминальных кругах как Моцарт. В сферу интересов господина Дробышева входили предприятия топливно-энергетического комплекса…

Шилов позвонил Соловьеву.

- Внимательно! - отозвался Сергей бодрым голосом.

- Я тут телевизор смотрю…

- Знаю, я уже на работе.

- Почему меня не подняли?

- Из наших никого не подняли, там УБОП работает.

- Какой отдел?

- Догадайся с трех раз.

- Черт…

- Алиби у тебя есть?

Затягивая поясок халата, из спальни вышла Юля. Шилов посмотрел на нее и вздохнул, отвечая на вопрос Соловьева:

- Есть, но, боюсь, недостаточное. Слушай, я тут заскочу в одно место, а ты «сходку» сам проведи.

- Ты осторожней. Чувствую, тяжелый день будет. Пока!

Шилов положил трубку. Юля встала рядом с ним:

- Ты почему меня не разбудил? Хотел сбежать втихаря? А я тебе хотела завтрак приготовить.

- Ужин. Готовить надо ужин. - Шилов одним глотком допил кофе и встал из-за стола. Коротко поцеловав Юлю, пошел в прихожую.

- Тебе точно идти надо?

- Точно, - не оборачиваясь, ответил он.

- Если передумаешь, найдешь меня здесь. Я сегодня никуда не хочу.

Шилов вышел из дома, сел в машину, поехал.

В эфире пронеслось:

- Пошло движение. Работаем.

- С Богом!

Проехав несколько кварталов, он вроде бы вычислил две машины «наружки». Кажется или на самом деле они? Якобы, в тактике работы контрразведки есть такой прием, когда несколько часов, или даже дней, перед задержанием шпиона откровенно пасут, специально засвечиваясь, чтобы расшатать ему нервы и заставить сделать ошибки. В милицейской практике с такими обоюдоопасными хитростями Шилов не сталкивался, но чего не бывает, вдруг Виноградов дал такую команду?

Глупости!

Чего не бывает - того не бывает.

Шилов вытер взмокший от напряжения лоб. Ладно, покрутимся еще, посмотрим, кто сзади таскается.

Кожурина допрашивала свидетельницу по случившемуся тремя днями раньше убийству, когда в кабинет влетел Арнаутов.

- Это Шилов, - заявил он с порога.

Свидетельница испуганно замолчала, глядя на Кожурину так, как будто просила защиты от этого выскочившего, как чертик из табакерки, здоровенного рассерженного мужика.

- Анна Николаевна, подождите, пожалуйста, две минуты в коридоре, - ровным голосом предложила Кожурина, но как только за женщиной закрылась дверь, раздраженно сказала: - Спокойнее, Коля, ты что разошелся?

- Моцарта убрал Шилов. Концы зачищает, сука!

- Смелое утверждение.

- Знаешь, кто в живых остался? Мой человек, - Арнаутов имел в виду Костю Губина, который присутствовал на всех последних встречах Моцарта с Шиловым, а ночью сидел за рулем моцартовской машины и, получив две пули в грудь, теперь балансировал между жизнью и смертью в реанимации. - Врачи не дали поговорить, но кое-что я все-таки выяснил. Так вот, вчера вечером Шилов встречался с Моцартом. После чего Моцарт ломает все планы, срывается домой, собирается и гонит в аэропорт. А на дороге его ждет засада: два киллера под видом гаишников. Организовать это, кроме Шилова, никто не мог.

Слушая Арнаутова, Кожурина вспоминала вчерашние слова Юрки Голицына. Обидные слова, и поделом она Юрку выставила из кабинета, но, может быть, он в чем-то был… Или не был?

- Что ты от меня хочешь? - спросила Кожурина.

- Выпиши обыск.

- Да дело-то еще не у меня!

- Таня, время уходит.

Кожурина достала из ящика стола чистый бланк постановления на производство обыска, и принялась быстро его заполнять. В конце концов, даже если шефу ее поспешные действия не понравятся, серьезным наказанием это ей не грозит, а вдруг Арнаутов и вправду что-то найдет? Она имела много возможностей убедиться, что полученная им оперативная информация, помноженная на его интуицию, приносит положительные результаты.

Продолжая писать, между делом спросила:

- У Моцарта охрана была серьезная. Как умудрились…

- Я же говорю, засада была.

- Это навыки иметь надо.

- Шилов срочную в десанте служил. В развед-роте. Вот тебе и навыки.

Кожурина заполнила постановление. Арнаутов подошел, чтобы взять его. В последний момент Кожурина отдернула руку с постановлением:

- Коля, то, что ты говоришь, - это все косвенное. Ты мне для обвинения что-нибудь дай.

- Будет, - уверенно заявил Арнаутов.

Юля сидела на кровати и рисовала эскизы одежды. Работа шла быстро. Юля думала, что если ничто не помешает - а что может помешать? - то она ликвидирует все накопившиеся за последние дни долги, и займется приготовлением ужина. В холодильнике достаточно самых разных продуктов, чтобы порадовать Романа деликатесами.

В дверь позвонили. Звонок был хозяйский, уверенный. Юля улыбнулась и бросилась открывать. Не иначе, Шилов вернулся.

На площадке стояли несколько человек. Один был в милицейской форме, остальные в штатском. Среди них - пожилая женщина с сочувствующим взглядом, и мужчина в домашней одежде.

- Здравствуйте, - сказал Арнаутов, показывая постановление на обыск.

Юля попыталась прочитать, что там написано. «Следователь… рассмотрев материалы уголовного дела… принимая во внимание, что в квартире гр-на Шилова Р. Г. могут находиться предметы и документы, имеющие значение для дела…» Какое дело? Какие предметы?

- Романа нет дома, - сказала Юля.

- Мы знаем. Ваш сожитель задержан, - в нейтральное слово «сожитель» Арнаутов смог вложить самый негативный смысл.

- Как задержан?

- Так. А вам, девушка, до начала обыска я предлагаю добровольно выдать находящиеся в квартире предметы и вещи, запрещенные к гражданскому обороту или добытые преступным путем. Вы желаете выдать их добровольно?

- Нет…

- Тогда мы будем искать. Товарищи понятые, проходите…

Понятыми были те самые мужчина в домашней одежде и женщина с сочувственным взглядом. На протяжении часа, пока длился обыск, она так и смотрела на Юлю, будто стараясь ее поддержать, тогда как мужчина с интересом наблюдал, как люди Арнаутова роются в вещах. Потерянно глядя на них, Юля думала, что они не столько стараются что-то найти, как с каким-то мстительным удовольствием создают беспорядок.

Как же так? Это ошибка? Или Рома на самом деле виноват? Квартира-пентхаус, машина, «беретта»… Может, он жил вовсе не на деньги родителей, и не на бильярдные выигрыши? И где он сам? Несмотря на слова Арнаутова, Юля не верила, что его задержали.

Весь обыск Арнаутов простоял посреди комнаты. Когда уже все, казалось, было осмотрено, он приказал одному из своих:

- Иванов, посмотри за окном.

Иванов открыл окно и выглянул на крышу. Раньше, чем он радостно сказал: «Есть!», Юля поняла, что там что-то лежит.

Иванов втащил в комнату черную дорожную сумку, расстегнул «молнию».

Сверху в сумке лежал желтый светоотражающий жилет гаишника. Потом - жезл. И - кобура с пистолетом.

Откуда?!

- Собирайтесь, - с плохо скрываемым торжеством сказал Арнаутов, глядя на Юлю. - Поедете с нами.

* * *

В приемной Громова сидели Федоров и еще двое оперативников УСБ. Когда вошел Соловьев, они отвернулись с деланно-равнодушными лицами.

Соловьев подал секретарше несколько запросов:

- Привет, Света. Подпиши у шефа.

- Его нет. Он уже час, как к начальнику пошел, - нервно ответила она, и кивнула на уэсбэшников. - С ихним вместе.

- Я попозже зайду.

У выхода из коридора на лестницу курили еще трое оперов УСБ. Одного Серега немного знал, у других принадлежность к «собственной безопасности» читалась на лицах. Мысленно чертыхнувшись, он направился в кабинет.

Навстречу шли Виноградов и Громов. Увидев Серегу, Громов сказал:

- Соловьев, всем вашим оставаться на местах.

- Понял, Юрий Сергеевич.

Виноградов с Громовым пошли дальше. Серега услышал:

- Так и что, все в его квартире нашли?

- К сожалению, да, Юрий Сергеич…

Когда Соловьев вошел в кабинет, Скрябин, сидя за столом, разбирал пистолет.

Серега бросил неподписанные бумаги:

- По-моему, у нас проблемы.

- Ты только сейчас это заметил? - Закрепив в специальной протирке кусок промасленной ветоши, Скрябин принялся чистить ствол «макарова».

- В коридоре полно уэсбэшников. Шеф с Виноградовым час у начальника просидели. Нам команда оставаться на местах.

- Так… Не вовремя я пушку разобрал.

- Там их столько, что пулемета не хватит. Чего тянут? Нас они могли еще с утра взять, мы здесь с девяти безвылазно торчим.

- Они Ромку ждут, - быстро смазав ударно-спусковой механизм, Стас собрал пистолет и передернул затвор, досылая патрон.

- Да, похоже, хотят здесь его взять. - Соловьев набрал номер Шилова. - Ты где?

- В пробке стою…

Пробку создавал сломавшийся грузовик на перекрестке и легковушка, которая то ли зацепила его, объезжая, то ли тоже сломалась, и теперь мигала «аварийкой», наискось перекрывая правую полосу. Стояли уже минут десять. Самые нетерпеливые начинали сигналить…

- В пробке, на Лиговском.

- С эскортом?

- Еще с каким! Что у вас?

- Тебя ждут. Человек десять во главе с Виноградовым.

- Понятно.

- Пока этот разговор доложат Виноградову, у тебя есть минут двадцать. Прошел слушок, у тебя в квартире что-то нашли.

- Ясное дело, если взялись топить, то по полной.

- Не уверен, что сидя в камере ты что-то докажешь.

Шилов посмотрел в зеркало. Зеленая «шестерка» наблюдателей стояла через машины позади него. А еще дальше, в соседнем ряду - вторая. Впереди, кажется, никого нет. И на параллельных улицах, видимо, тоже - пробка возникла спонтанно и собралась быстро, застигнув врасплох не только его, но и многоопытных водителей «наружки».

- Увидимся, - оптимистично заверил Соловьева Роман и выключил телефон.

Машина впереди Шилова начала двигаться, и Роман тоже включил передачу. Проехали два метра, три… Встали. Снова чуть подались вперед. Постояли. Еще вперед…

До упора выкрутив руль, Шилов рванул налево. «Альфа» пересекла пустую встречную полосу и выскочила на тротуар, звучно приложившись днищем о высокий поребрик.

Удар по тормозам, руль направо, рывок, по тормозам, чуть налево, вперед…

Шилов загнал машину в узкую прямоугольную арку старого дома, вылетел во двор. «Хвост» застрял в пробке. Наверное, матерятся по рации и бегут пешком, гадая, куда он сорвался.

Теоретически, можно было попробовать выскочить на улицу Черняховского, с нее - на Разъезжую, и дальше к Фонтанке. Или рвануть по Обводному в Юго-Западные районы. Но - слишком приметная у него машина, и слишком много в городе всяких заторов и пробок, которые нельзя предсказать, и из которых уже не получится так легко выскочить. Если догонят - уже не упустят. Плюнув на конспирацию, обложат со всех сторон и вызовут группу захвата. Арнаутов, наверное, не упустит возможности лично одеть наручники.

Шилов бросил машину под деревьями в центре двора и выбежал на улицу Черняховского. Повезло: стоило взмахнуть рукой, как сразу тормознул какой-то частник на дорогой иномарке.

- На Московский вокзал. Только побыстрее, опаздываю.

- Садись, долетим…

- «Пятый» - «Первому». Объект бросил машину и скрылся.

- Жди его у машины.

- Долго?

- До посинения.

В кабинет вошли Федоров, Арнаутов и два опера УСБ, молча вставших у двери с таким видом, что было понятно: их задача не улики искать, а обеспечивать силовую поддержку проводимого мероприятия, если в такой поддержке возникнет необходимость.

- Вообще-то стучаться надо, - заметил Соловьев шедшему первым Федорову.

- У нас постановление на проведение обыска в вашем кабинете.

- Покажите.

Федоров предъявил бланк, который Соловьев внимательно прочитал. Возвращая, кивнул на Арнаутова и небрежно спросил:

- Мужчина с вами?

Арнаутов зло хмыкнул, Федоров же пояснил:

- Оперативное сопровождение осуществляется нашим Управлением и УБОП.

- Ну, тогда я спокоен. А где сам Шилов?

Федоров чуть замялся, а потом ответил с некоторым вызовом:

- Он задержан.

- Да? Ну, тогда полагается его присутствие при обыске.

- Или присутствие его руководства, - дополнил Арнаутов.

- Я - подчиненный, - развел руками Серега, продолжая загораживать подход к столу Шилова.

- Громов уже идет. Сергей, не валяй дурака!

- Сергей Алексеевич, - поправил Арнаутова Соловьев. - И я никого еще здесь не валяю.

Зашел Громов. Лицо у него было таким, будто он терпел сильную физическую боль и безуспешно пытался скрыть это от окружающих.

- Соловьев, ты за старшего, - распорядился он, - поприсутствуй на обыске.

Сказал и вышел.

- Прошу, - Соловьев перешел на другую половину кабинета, к Стасу.

Федоров сел за стол Шилова. Пока он там располагался и осматривался, Арнаутов приказал:

- Откройте его сейф.

- У нас нет ключа, - ответил Серега.

- Ничего, - Федоров достал из своего портфеля опечатанный конверт. - Я взял дубликат в канцелярии.

Он аккуратно вскрыл конверт, достал ключ и, дважды провернув его в замке, открыл толстую дверь.

Сейф был пуст. Только на верхней полке лежала картонная папка с несколькими листами бумаги.

Федоров растерянно посмотрел на Арнаутова. Тот протянул руку:

- Давай.

Федоров отдал папку. Арнаутов нетерпеливо раскрыл ее, нахмурился и прочитал. По мере чтения речь его замедлялась, а на лице стали проступать багровые пятна:

- «Источник сообщил, что в рюмочной „Носорог“ познакомился с Мишей, который рассказал, что украл у соседки электрический чайник и продал его…» Что за бред?!

- Слабые оперативные позиции, - вздохнул Скрябин.

- Низкий уровень информации, - посочувствовал Соловьев.

У Федорова пропиликал сотовый телефон. Он выудил трубку из пиджака, ответил. Лицо у него вытянулось:

- Та-а-ак… Они предупредили его. Звонок был сделан с телефона 102…

- …21-70. Я угадал? - Соловьев улыбнулся, а Скрябин покачал головой:

- Дырку вы от бублика получите, а не Шарапова.

- Они переложили все бумаги и вещи к себе, - прищурился Арнаутов, бросая никчемную папку. - Откройте ваши сейфы!

- Обыск выписан на рабочее место майора Шилова. Посмотрели - свободны. Нам работать пора, - ответил Серега.

- Отнимите у них ключи, - приказал Арнаутов операм-уэсбэшникам, и хотя те не являлись его подчиненными они без заминки дернулись выполнять приказание.

Серега и Стас мгновенно выхватили пистолеты:

- Назад!

Синхронно щелкнули спущенные предохранители. Соловьев целился в Арнаутова, Скрябин держал на прицеле оперов-уэсбэшников, которые замерли с таким растерянным видом, что сразу стало понятно: к подобному повороту событий они не были подготовлены даже в глубокой теории.

Шилов нашел таксофон, подходы к которому просматривались во все стороны, и позвонил, используя только что купленную карточку:

- Карташова мне! Иваныч, ты? Меня накрыли, я ухожу в бега. Серьезно… У меня девушка на квартире. Если сможешь, прикрой ее. Еще не знаю, свяжусь… Помнишь наш разговор? Меня подставил свой, и он - опер. Причем хороший. Все!

Дав отбой, Шилов хотел набрать еще один номер, но увидел, как к нему направляется сержант-постовой. Что ему надо? Решил просто посмотреть документы? Или уже дали ориентировку и сержант его опознал? Нет, тогда бы он не шел так беспечно. Вообще не стал бы подходить один, встал бы за углом и по рации вызвал подмогу. Здесь, по соседству с Московским вокзалом, помощь не заставит себя долго ждать, так что проявлять личный героизм, в одиночку задерживая опасного преступника, нужды нет.

Может, ему просто надо позвонить? Вообще-то, у всех постовых давно появились мобильные телефоны, так что если этот сержант идет звонить, он или слишком честный, или тоже оборотень. Или ни то, ни другое, а просто сдох аккумулятор в мобильнике.

Шилов забрал карточку, повернулся к сержанту спиной и стал уходить.

Не то, чтобы он ждал окрика: «Стой!» и звука передернутого затвора, но… Не выдержал, оглянулся.

Сержант, не проявляя к Шилову интереса, снял таксофонную трубку и начал набирать номер.

Роман остановился и закурил. Оборотень, говорите? Ну-ну!

В жизни на нелегальном положении есть миллион минусов. Но есть и достоинства. Так что поборемся. Зная, как работает система, он сможет прятаться в пятимиллионном городе очень долго.

Столько, сколько потребуется, чтобы установить, кто есть кто на самом деле.

- У вас что, совсем башню снесло? - Арнаутов двинулся на Соловьева. - Да я вас, говнюки, по стенке размажу!

- Назад! - Соловьев взвел курок.

- Ты в кого стволом тычешь? - Арнаутов выхватил свой пистолет; вслед за ним достали оружие и опера-уэсбэшники. - Ну, давай, жми!

Федоров обмяк в кресле и незаметно схватился за сердце.

Пятеро человек целились друг в друга. Никто не хотел начать первым. Но каждый был готов, как только прозвучит первый выстрел, или даже если только покажется, что он сейчас прозвучит, разрядить магазин. И понимал, что стоять и целиться до бесконечности невозможно. У кого-то первого обязательно сдадут нервы, и тогда он или опустит оружие, или…

С такого расстояния не промахиваются.

Арнаутов, держа на мушке голову Соловьева, сделал еще полшага вперед. За ним подтянулись и уэсбэшники, выцеливающие Стаса.

У Стаса зазвонил сотовый телефон.

Неожиданный и резкий сигнал мог заставить чей-нибудь палец дрогнуть, и тогда… Обошлось.

Не опуская глаз, Скрябин нашарил на поясе телефон, отцепил, поднес к уху:

- Да! Света, я немного занят… Нет, я в ГУВД. Просто минут через пять меня пристрелят, и вы с матерью можете радостно перегрызть друг другу глотки. Все!

На те несколько секунд, пока он разговаривал, было словно объявлено перемирие, и все молча, глядя друг на друга через прорезь прицела, застыли. Но как только он сунул трубку в карман, Арнаутов сделал еще один шаг вперед, на Серегу, сопровождая это словами:

- Ну что, очко зажало? Будешь стрелять или как?

- Хочешь проверить?

Арнаутов дернул щекой, собираясь ответить, но никто так и не узнал, что у него было на языке.

С пистолетами в руках в кабинет заскочили Василевский и Джексон:

- Серега, мы здесь!

Они оказались позади Арнаутова и уэсбэшников. В свою очередь, позади них, за столом Шилова, сидел Федоров. Но он, в качестве боевой единицы, в расчет не принимался. Хотя у него, может быть, тоже был пистолет.

- Ковбойцы хреновы, - презрительно процедил Арнаутов. Ни он, ни уэсбэшники не обернулись.

- Прекратить! - В кабинет влетел взбешенный Громов.

Он сходу ударил по рукам Джексона и Василевского, потом - уэсбэшников.

Остальные опустили оружие сами.

- Прекратить! Вы что, офонарели?! - Громов встал между Арнаутовым и Соловьевым, которые хоть и поставили пистолеты на предохранители, но продолжали так смотреть друг на друга, как будто решили сойтись в рукопашной. - Вы кто, офицеры или братва на разборке?! Дуэль решили устроить?

- Наши сейфы - это наши сейфы, - сказал Соловьев, втыкая пистолет в наплечную кобуру.

- Они прячут возможные вещдоки, - чуть помедлив, Арнаутов тоже убрал «ПМ».

- Тогда привезите постановление на обыск их рабочих мест.

- Они будут иметь возможность…

- Не будут! Ключи сюда!

Скрябин и Соловьев отдали ключи от сейфов. Громов положил их в карман.

Арнаутов круто развернулся и направился в коридор.

- Николай Иванович! - окликнул Скрябин, и Арнаутов, замедлив шаг, подозрительно посмотрел на него через плечо. - Вы забыли сказать: «Айл би бэк!» Арнаутов плюнул и вышел. Вскочил и заторопился вслед за ним позабытый в разборке Федоров.

А Джексон остановил одного из оперов-уэсбэшников и, наклонившись к нему со страшным лицом, оскалился и зарычал, брызгая слюной и дыша пивным перегаром.

Когда шаги в коридоре затихли, Громов бросил ключи на стол:

- Он вернется. У вас есть десять минут, чтобы привести все в порядок.

- Да чисто у нас, Юрий Сергеич. Еще вчера подсуетились, - с довольным видом усмехнулся Сергей.

- Так чего вы выпендривались?!

- А чтоб им служба медом не казалась, - ответил Стас.

- Чертовы ковбойцы! - Громов покачал головой, и было не ясно, чего больше в его реакции: осуждения или все-таки одобрения. - Лучше думайте, что делать дальше…

Забрав ключи, он ушел. Довольная усмешка исчезла с лица Соловьева. Он вздохнул:

- Что - что? Ждать пока…

 

15

- Когда он вернулся домой? Во сколько?

- Я уже говорила, что он всю ночь провел дома…

- Не надо мне лапшу на уши вешать!

Арнаутов уже часа два бился с Юлей, но расколоть не мог, и это бесило его. Он был уверен, что легко справится с девкой. Кто она такая? Высшее образование, модельер. От обеспеченных родителей - к богатому мужу. Жизни не видела, страху не нюхала… Поломается чуток для приличия, разревется и начнет говорить.

Не получалось.

Разговаривали в его кабинете. Арнаутов и так на полторы головы превосходил ее ростом, а тут еще специально усадил на низкий неустойчивый стул у стены, а сам то стоял, сунув руки в карманы и покачиваясь на каблуках, то присаживался на угол стола и наклонялся, заглядывая в глаза.

Одни и те же вопросы задавались по кругу, только в немного разной последовательности. И на эти круговые вопросы получались такие же круговые ответы. Пока что она ни разу не прокололась.

И где так врать научилась?

- Ты что, до сих пор не поняла, где находишься? Так я тебя сейчас в камеру отправлю, там тебе быстро все объяснят.

- Я не понимаю. Я вообще ничего не понимаю…

- Во сколько он вернулся ночью? Отвечай, идиотка хренова! - Арнаутов схватил ее за воротник кожаного плаща.

И получил по лицу. Пощечина была довольно увесистой.

- Вы можете меня убить, но оскорблять я себя не позволю.

В ту же секунду кто-то постучал в приоткрытую дверь кабинета. Арнаутов отпустил Юлин плащ, поднял голову и увидел Карташова. Он стоял, весь такой умный и правильный, с потухшей трубкой в руке, и смотрел на Арнаутова с легкой брезгливостью профессионала, наблюдающего за дилетантской работой коллеги, которому по сроку службы давно пора было перестать быть дилетантом.

- Николай Иваныч, можно вас отвлечь на минуту?

Арнаутов вышел в коридор, и вдвоем они отошли подальше от кабинета, к лестнице, чтобы Юля ничего не услышала. Дверь кабинета оставалась открытой, и Арнаутов мог наблюдать, что Юля делает. Мало ли, попробует позвонить, или потянется смотреть документы, лежащие на столе… Но она сидела спокойно.

- Ты что творишь? - Отбросив обычную невозмутимость, спросил Карташов.

- А ты чего приперся?

- Не надо со мной так. Я тебе не мальчик. Я такой же начальник отдела. Хочешь неприятностей? Ты их получишь.

- Ладно, чего хотел?

- Глобально? Чтобы ты работать наконец научился. Большинство твоих дел в суде проваливается. Тебе прессом на заводе работать надо, а не начальником отдела.

- Саня, иди-ка ты… Бабочек ловить!

- Можно бабочек. - Карташов неожиданно успокоился. - А можно и Шилова.

Арнаутов посмотрел недоверчиво:

- То есть?

- Сними с нее показания, и отпусти. - Карташов неторопливо раскурил трубку, и, пока он приминал табак, чиркал бензиновой зажигалкой и затягивался, Арнаутов терпеливо ждал. - Коля, ну ведь если он ее у себя поселил, то ведь, значит, запал на девку, правильно? Значит, может выйти с ней на контакт. Замордуешь ее к чертовой бабушке - потеряешь лишнюю наживку.

- А твой какой интерес?

- Чибиса закрыть плотно, ты это знаешь…

Арнаутов что-то прикинул, вздохнул:

- Она такого горбатого лепит.

- Имеет право, согласно 51-й статье Конституции. Ну что тебе ее показания, Коля? Ты форму гаишную нашел, ствол с убийства нашел. Вот это - реально. А показания - сегодня она их дала, завтра отказалась и жалобу написала.

Арнаутов постоял молча, подумал. Посмотрел внимательно на Карташова и так же молча ушел в кабинет.

Часом позже Карташов отвез Юлю домой.

Они ехали в его личной «Дэу-Нексия» - довольно скромной по нынешним меркам машине для начальника отдела Управления по борьбе с оргпреступностью.

Карташов говорил:

- Вот из-за таких милицию и не любят. Скажи ему про честь офицера - он даже не поймет, о чем речь. Я, конечно, тоже не ангел. И работа у нас грязная, но есть же границы.

Обсуждение Арнаутова Юлю интересовало мало. Пережила - и ладно. Бог даст, больше с ним не придется увидеться.

Она спросила:

- Скажите, что с Романом случилось? Из-за чего это все?

- Роман мне звонил. Сказал, его подставили, вот он и ушел в бега. Врагов у него хватает, это точно. Но и друзей не мало. Так что так просто мы его не отдадим. - Карташов ободряюще улыбнулся.

- Спасибо.

Они приехали. Карташов остановил машину, не заезжая во двор.

- Идите домой, успокойтесь. Отдохните. Наведите порядок. Там, наверное, все вверх дном после обыска?

- Да уж… - Юля вспомнила, как Арнаутов с компанией перетряхивал ее вещи, и невольно поежилась.

- Ну вот, живите, ни о чем не беспокойтесь. - Карташов протянул визитную карточку. - Звоните по любому поводу в любое время. От ментов отмажу, от бандитов прикрою.

- Спасибо!

- Да не за что. Роман недавно задержал бандита, за которым я гонялся несколько лет, так что я у него в долгу.

Юля подумала, что надо бы сказать что-то менее банальное, чем очередное «спасибо» и «до свидания», но ничего в голову не пришло, и она открыла дверь машины:

- До свидания.

- Счастливо!

* * *

- Роман Георгиевич, не ждал! Яичницу с колбасой будете?

Когда Шилов пришел, Миша Краснов как раз готовил себе обед и, открыв дверь, сразу скрылся на кухне.

Сняв куртку, Шилов прошел в комнату. Гитара была снята со стены и лежала поперек кровати - видимо, Миша пробовал музицировать. А кроме этого, со времени его последнего посещения вроде бы никаких изменений.

Шилов посмотрел в окно. По дороге сюда он много раз проверялся, но все-таки… Нет, подозрительных людей и машин не наблюдается. Хотя сейчас все кажутся подозрительными.

Жестяной тазик на полу был почти полон. Шилов сел перед ним на корточки, слегка стукнул по ржавому боку - по воде побежали ровные круги. Пробежали и успокоились, отразив лицо Шилова. Лицо было не слишком веселым. Роман улыбнулся - улыбка получилась кривой. Как, наверное, и положено оборотню.

Миша принес из кухни сковородку с яичницей.

- А водка есть? - спросил Шилов.

- Случилось чего?

- Да так, по мелочи. Но тебе знать полезно.

Нашлась почти целая бутылка перцовки. Под выпивку и закуску яичница оказалась вполне приличной, Шилов рассказал Мише то, что можно было рассказывать.

- Да, попадалово, - оценил Миша. Сказать, что он испугался или хотя бы сильно приуныл, было нельзя - видимо, Краснов начал уже привыкать к тому, что жизнь постоянно меняется.

- Да ладно, образуется все. Кроме меня и ребят никто про эту квартиру не знает. Ну, а повяжут меня, так мужики что-нибудь придумают.

- Я-то тут… Я-то чего? Я-то не о себе, я о вас!

- Ладно, давай на «ты» и по последней, - Шилов кивнул на пустые рюмки, и Миша взялся за бутылку, в которой оставалось уже меньше ста граммов.

Наливая, сказал:

- Только не по последней, а по крайней.

Чокнулись, выпили. Шилов перебрался со стула на кровать. Взял гитару, попробовал струны. Толком играть он не умел. Так, баловался немного в школьные годы, когда увлекался рок-музыкой, да в армии выучил несколько простых песен.

Миша посмотрел с интересом, ожидая, наверное, что Роман сейчас выдаст что-нибудь эдакое - или «Мурку» и «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла.», или наоборот, «Прорвемся, опера!» Но Роман только перебрал струны, взяв несколько несложных аккордов, и заговорил о делах:

- Я вот что думаю: уехать тебе надо. На Камчатку. У меня там ребята хорошие есть. Оленинки поешь, тюленя бить научишься.

- А дело, суд, показания мои?

- Не знаю. Пока не знаю, Миша. Может, и не будет ничего. Может, оправдают всех, а тебя посадят. Может, наоборот. Может, вместе сидеть будем. Уехать тебе надо.

- Можно сигаретку?

- Да, бери, конечно.

Краснов закурил. Сделав несколько глубоких затяжек, сказал:

- Да не поеду я! Все равно поймают. Лучше с вами.

- Миш, ты никому ничего не должен.

- Должен. Себе.

- То же мне, народоволец нашелся. Грохнут тебя или посадят.

- Слушай, - Миша усмехнулся, - между прочим, из нас двоих я - не в розыске. Давай, я тебя спрячу? На севере много укромных мест.

Шилов покачал головой:

- На север я всегда успею. Правду надо узнать.

* * *

Напротив окна девяносто седьмой камеры, уже за территорией четвертого изолятора, находился большой недостроенный дом, в который приходили друзья и родственники заключенных, чтобы «покричать» своим. Иногда их оттуда сгоняли, но обычно общение шло беспрепятственно, главное, чтобы «свой» услышал и подошел к окну камеры.

- Э-э-й, триста двадцать шестой!

- Ты посылку получил?!

- Саша, я тебя люблю!!!

На стене дома большими кривыми буквами было написано: «Мелкий, мы с тобой!», и этот лозунг точно характеризовал положение дел: в дом приходили кричать кореша и подруги всякой мелюзги, влетевший за угоны, гоп-стопы и квартирные кражи, а люди серьезные имели другие возможности передать инструкции оставшимся на воле сообщникам или скорректировать показания с арестованными подельниками.

- Жи-и-и-рный, как дела?!

- Юра, Иванов! Все нор-маль-но! Светка аборт сде-ла-ла-а-а!!!

Лежа на нижнем ярусе шконки, Чибис разговаривал по сотовому телефону:

- Это у меня за окном дом-кричалка. Хоть мегафоны покупай и в аренду сдавай. Да… Да-да, слышал-слышал. Горе-то какое! Как же мы теперь без Моцарта?.. А по второму вопросу? А я тебе говорил, валить его надо. Таких, как Шилов, просто пугать нельзя. Слушай, ты, Фельдмаршал, ты изобретай, что хочешь, но один я не сяду… У меня твоих записей на целый диск хватит. - Чибис хихикнул. - А ты как думал? Да, конечно. Все твои указания по всем делюгам. Ну, миленький мой, я же не первый день на свете живу. Подстраховался! Хорошо, только не надо орать на меня. Мы же друзья!

Чибис выключил трубку.

Шилов приехал в бильярдную, где его хорошо знали. Прежде, чем зайти внутрь, повертелся на улице, присматриваясь, нет ли засады. Нет… Как бы ни старались Арнаутов и Виноградов, а перекрыть все места, где может объявиться Роман, они не в состоянии. Будут ждать в тех, которые, с их точки зрения, наиболее перспективны. Пускай ждут: он там не появится.

В бильярдной Шилов пробыл недолго. Пообщавшись с несколькими игроками, которые ему доверяли, он одолжил деньги. Для шикарной жизни не хватит, но чтобы первое время продержаться в подполье - достаточно. Никто не спросил, что случилось и когда Роман вернет долг.

Из бильярдной Шилов отправился в автосервис на окраине города. Когда-то хозяину автосервиса он помог отбиться от наезда «казанских». Потом еще несколько раз помогал по более мелким вопросам.

- Тачка нужна на несколько дней.

- Оперативная необходимость?

- Вроде того.

- Бери на выбор любую. - Хозяин указал на три иномарки, стоявшие во дворе ремонтного бокса.

- Мне бы что-нибудь попроще. Понеприметнее.

- А вот эта пойдет?

- Она на ходу не развалится?

- Не должна. Если не будешь в гонках участвовать.

- Кто ж его знает?..

Шилов получил документы от изрядно проржавевшей бежевой «семерки» и достал бумажник, но хозяин автосервиса только обиженно посмотрел и покачал головой…

Привыкнув к хорошим машинам, Шилов позорно дернулся и заглох, когда попытался отъехать от ремонтного бокса. Но со второго раза все получилось, и он отправился на другую городскую окраину, где в тесном подвальчике под вывеской «Фотоателье» трудился еще один старый знакомый.

На первый взгляд было неясно, почему ателье еще не развалилось. Место выбрано неудачно, услуг в прейскуранте - минимум, цены копеечные, и мастер только один - какая уж тут клиентура, какие доходы? Но у тех, кто знал, в чем состоит основной источник дохода пожилого бородатого фотографа, вопросов не возникало. Бородач не только мастерски фотографировал, но и подделывал документы. Любые. За исключением разве что кредитных карточек, которые появились много позже чем он освоил свое ремесло.

У Романа были с ним давние отношения. И, надо сказать, этически сложные.

Сделав нужные снимки, бородатый спросил:

- Через два часа. Устроит?

- Вполне. - Шилов рассчитывал на значительно больший срок. Значит, повезло: у мастера под рукой есть необходимые заготовки.

- Можете здесь подождать.

- Спасибо, я прогуляюсь.

Мастер запер за Шиловым дверь и повесил табличку «Закрыто».

Шилов заглянул в пару недорогих магазинов одежды, ничего не купил и зашел в круглосуточный «Секонд-хенд». На вешалках и прилавках было представлено все, что угодно, и он отоварился по полной. Кепка с длинным козырьком, мятый шарфик, короткий плащ, дешевые брюки и ботинки на толстой подошве, которые не сносишь до пенсии. Преобразили до неузнаваемости. Теперь, даже если розыскную ориентировку дополнят фотографией из личного дела, постовые наряды не смогут его опознать. Разве что попадется кто-то очень глазастый - но опыт показывал, что в последнее время такие милиционеры встречаются крайне редко.

Но от Арнаутова и других, лично знающих Шилова, такой маскарад, конечно же, не спасет.

Из «Секонд-хенда» Шилов проехал к салону сотовой связи. У двух криминального вида парней, тусовавшихся возле входа, купил пару бэушных «трубок» и несколько СИМ-карт разных операторов.

Через два часа Шилов получил от фотографа запечатанный конверт с новыми документами. Сел в машину, вскрыл конверт, достал паспорт и водительское удостоверение. Прочитал: Романов Владимир Сергеевич, родился 9 декабря 1969 года, уроженец Ленинграда, зарегистрирован по адресу… бездетен, не женат, военнообязанный. Что ж, повезло. Мог ведь оказаться и какой-нибудь Череззаборногузакидыщенко Ананий Акакиевич…

В застекленной будке пикета на втором этаже арестантского корпуса СИ-4 контролер Гриша уговаривал контролершу Люсю после работы заехать к нему домой:

- У меня ликерчик из чухоночки припасен…

- Не-а, нам сладкое вредно.

- Ты знаешь, Люся, жить вообще вредно. Поехали, ну, ненадолго.

- Нет. У меня свекровь с ребенком сидит, мне ее сменить нужно.

- Свекровь подождет чуть-чуть. Ну, Люсь, а?

В пикет заглянул еще один контролер:

- Гриш, там у Ковалева из девяносто седьмой с сердцем плохо. Отведи его в санчасть.

- С сердцем? Вот так всегда! Ладно, отведу, - выходя из пикета, Гриша подмигнул Люсе и пообещал: - Я ненадолго.

Как только он ушел, к Люсе начал подбивать клинья второй контролер, и она ему, как и Грише, тоже вроде бы говорила: «Я не могу», но при этом делала такие глаза, что новый ухажер, вместо того, чтоб отстать, лишь удваивал натиск.

А Гриша вывел Гошу Ковалева из камеры и повел в санчасть.

Но сперва они завернули в укромный уголок под лестницей на втором этаже, и Гоша со словами «Как всегда» сунул контролеру деньги, а контролер передал ему сотовый телефон.

- Иди, посмотри, чтобы чисто было, - Гоша махнул рукой в сторону ближайшего коридора, и контролер встал на стреме.

Гоша набрал домашний номер Егорова:

- Алё, Петрович? Это я, узнал?

- Узнал. Тут, короче, это…

- Что, есть новости?

- Короче, Чибис прозвонился какому-то Фельдмаршалу и насел на него. Жестко так насел, по-конкретному.

- Ты уверен?

- Уверен - не уверен, а что слышал, то и говорю. Есть у него какие-то записи, которыми он Фельдмаршала пугает. Это точно. А правда это или порожняк - извини.

- Спасибо.

- Петрович, ты вернешься?

- А что?

- Да так… Пока!

Гоша подозвал контролера:

- Пошли, а то опоздаешь, и Люська к тебе не поедет.

- Откуда ты все знаешь, Ковалев?

- Призвание такое.

- А если не опоздаю, поедет?

- Если не будешь варежкой щелкать…

Егоров посмотрел на жену с дочкой, которые стояли рядом с ним в коридоре и ждали, пока он поговорит - звонок раздался, когда они собирались ехать на вокзал.

- Что-то случилось? - с тревогой спросила жена.

- Я провожу вас до электрички и вернусь. Мне надо задержаться на пару дней.

- Ну опять?! В кои-то веки выбрались в Дом отдыха - и, пожалуйста. Ну, когда, наконец, все это кончится?

- Хватит! - Егорову было жалко жену, а еще больше - двенадцатилетнюю дочь, но поступить иначе он не мог. - Я сделаю одно дело, и приеду к вам. Все, пошли, а то опоздаете.

Посадив жену с дочкой на электричку и пообещав приехать не позже, чем через два дня, Егоров вернулся домой и попробовал дозвониться до Шилова. Сотовый был отключен, на работе трубку снял Соловьев.

- Привет.

- Здорово, Петрович!

- Ромку позови мне.

- Ты еще ничего не знаешь? Моцарта застрелили. Рома в розыске. У него на квартире был обыск и что-то нашли.

- Да, не слабо… Так, а чего я хотел-то?

- Ну…

- Да ничего, просто так. В общем, держите меня в курсе. Все, пока.

- Пока!

Егоров почесал затылок: «Хрен его знает, кто из вас Фельдмаршал…»

* * *

Заканчивался вечер тяжелого дня.

Юля с подругой сидели в кафе.

- Тебе нужно срочно уехать, - говорила Наталья. - К родственникам в другой город, в санаторий, за границу - куда угодно, лишь бы отсюда!

- Я не могу его бросить.

- Кого?! Выдумала себе рыцаря на белом коне! Ты с ним нахлебаешься еще больше, чем с Вадиком! Сколько ты с ним знакома? Три дня?

- Иногда этого бывает достаточно.

- Нет, Юлька, ну ты просто круглая дура! Да тебя проглотят и не поморщатся. Когда мужики в свои игры играют - от них надо держаться подальше. Ну хочешь, вместе поедем? В Турцию, в Египет - сейчас это недорого.

- А если он позвонит? А меня нет?

- Как он будет звонить, наверняка все телефоны прослушиваются. Он сейчас запрятался, и носа не высунет. Не удивлюсь, если он завалился к какой-нибудь прежней бабе.

- Плевать. Только бы не поймали.

- Сколько ты будешь ждать, декабристка? Год? Два года?

- Лучше давай о работе, а с этим я как-нибудь сама разберусь. Ты блузку Смирновой доделала?

- Доделала. Она хочет еще такую же, но как бы вечерний вариант. Только какая тебе разница, ты ведь все равно сейчас работать не сможешь. Или как?

- Жизнь покажет.

Пришел домой Скрябин. В квартире сильнее обычного пахло лекарствами, навстречу ему из комнаты вышли врачи «скорой помощи», мужчина и женщина. Их провожала Светлана, как всегда, при посторонних надевшая маску заботливой жены и невестки.

- Боюсь, без операции медицина бессильна, - сказал врач, выходя из квартиры.

Светлана закрыла дверь и ехидно спросила у Стаса:

- Что, не пристрелили?

- К сожалению, нет. Что с мамой?

Не отвечая, Светлана ушла на кухню и включила там маленький телевизор.

Рыжий котяра дрых посреди кровати и не торопился навстречу хозяину.

- Ну, как ты тут без меня? - спросил Соловьев, беря его на руки.

Кот сразу же довольно заурчал, пушистым боком прижимаясь к Сереге. Серега подошел к окну, выглянул через щель между плотными шторами. Вздохнул:

- Где же ты бродишь, начальник?

Шилов был на АЗС на улице Блюхера. Заплатил за полный бак, начал заправляться. Когда отъехала машина, стоявшая у той же колонки с другой стороны, Роман осмотрелся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, положил ключи от «Альфа-ромео» в ящик с песком.

А Виноградов и Арнаутов пили коньяк в кабинете начальника УСБ.

Коньяк был очень хорошим. Виноградов сам покупал его в Бельгии, когда летом ездил туда отдохнуть.

Пили его, правда, неправильно, из хрустальных водочных стопочек. Так было привычнее.

И беседа тоже шла хорошо:

- Раньше его надо было брать, раньше. Я ведь говорил…

- Раньше не было оснований. - Виноградов до краев наполнил стопки.

- А теперь нет человека.

- Да куда он денется, Коля? Он ведь понтярщик, привык быть на виду. На нелегальном положении долго не протянет. Кореша его под контролем, баба тоже. Возьмем, это вопрос времени.

- Я чего боюсь, Олег Евгеньевич, он ведь хвосты начнет рубить, зачищаться.

- Ну, ты из него монстра-то не делай. Он ведь не отморозок какой-нибудь. Вон, какие дела раскрывал!

- Раскрывал! - Арнаутов презрительно скривился. - Потому что бандюки ему на своих конкурентов стучали. А нераскрытых дел сколько? Почему? Да потому, что у него там свой интерес.

- Ты еще скажи, что он стоит за всеми громкими «глухарями».

- А я не удивлюсь.

Виноградов усмехнулся:

- С тобой не соскучишься, Коля.

Арнаутов поднял хрустальную стопку и, словно произнеся тост, заявил:

- Это с ним скучать не придется. Помяни мое слово.

Заканчивался вечер трудного дня…

 

16

Ночь прошла, настало утро.

Посреди двора старого дома на улице Черняховского одиноко стояла красная «Альфа-ромео». С лестничной площадки третьего этажа за ней наблюдали двое оперов «наружки». Они недавно заступили на пост, сменив отдежуривших ночь. Один выглядел бодро, второй страдал после выпитого накануне - вечером он хорошо погулял на дне рождения у приятеля, - и теперь оттягивался «джин-тоником», приканчивая уже вторую банку.

- Плохо тебе, кисонька? - спросил тот, который не пил накануне.

Напарник болезненно скривился:

- Сколько еще мы будем этой фигней заниматься? Совсем УБОП умом тронулся. Не придет он…

- Придет - не придет, наше дело смену отпахать. Олег с Юркой в машине?

- Угу, на выезде стоят. - Напарник вытряс из банки последние капли «джин-тоника». - Пойду еще за одной схожу.

- Сходи… Вот он - Шилов. Замаскировался.

- Где? - Напарник, уже начавший спускаться по лестнице, вернулся к окну.

К машине подошел сутулый бомж в драном дерматиновом плаще с авоськой в руке. Присел на одно колено, наклонился, почти касаясь головой земли, запустил руку под днище машины. Выудил пустую алюминиевую банку. Расплющил ее каблуком, бросил в авоську, в которой уже лежали несколько таких же мятых жестянок и пустые бутылки, и заковылял прочь, кренясь на один бок.

- Ладно, пойду.

- Давай. Можешь ему свои банки отдать.

* * *

- Ты чего, мертвый?

- Маме совсем плохо.

- Так иди домой.

- Это еще хуже…

Соловьев и Скрябин сидели вдвоем в кабинете. Стас, действительно, выглядел неживым. А вот Серега, казалось, всю ночь думал над тем, как помочь Шилову, и теперь горел желанием претворить планы в жизнь.

Когда Скрябин в очередной раз опустил голову и погрузился в свои мысли, Серега оценивающе посмотрел на него. Сказать или?.. С одной стороны, напарник сейчас из Стаса никакой. С другой - хуже нет, чем зацикливаться на своих проблемах, особенно, когда не можешь их решить. Когда у Сереги случались неприятности в личной жизни, он уходил в работу с головой, и это всегда помогало. Возможно, и Скрябину это поможет. Хотя, конечно, ситуация у него гораздо серьезнее, чем все, что бывали у Соловьева…

Так говорить или нет?

Серега сказал:

- Если сегодня будет тихо, начинаем играть сами.

Стас поднял голову:

- Какие мысли?

- За всем этим стоит кто-то из наших, так?

- Так.

- Его знает Чибис. Так? Мы его заберем из тюрьмы, вывезем, и он нам все расскажет. Так?

- Так… Подожди, я не понял: куда вывезем?

- В лес. И допросим. Они играют без правил - почему мы должны их соблюдать?

Открылась дверь, с чашкой кофе в руке зашел Василевский:

- Серега, ты ведь у нас теперь босс? Подойди в канцелярию, там Москва на проводе.

- Бл-лин, начинается! - Серега вышел из кабинета.

Скрябин равнодушно сказал сам себе:

- В лес - так в лес.

В канцелярии на конторке, отгораживающей рабочие места двух женщин-делопроизводителей, стоял телефон со снятой трубкой. Еще раз мысленно выругавшись, Серега взял ее:

- Слушаю, Соловьев.

- Внимательно слушаете?

Это был Шилов. Серега отвернулся к двери, чтобы скрыть улыбку от женщин, искоса следивших за ним и прислушивающихся к разговору.

- А почему у вас, капитан Соловьев, раскрываемость такая низкая?

- Виноват, товарищ генерал. У нас начальник на работу забил, прогуливает. Нет должного руководства!

- Да будет тебе руководство! Слушай, на АЗС, где ты халтурил, в первом песочном ящике ключи от моей лайбы. Она на Черняховке брошена. Будет время - отгони ее к главку, чтобы не сперли. А в ящике оставь вторые ключи от своей хаты. Вечером бери Стаса, водки и посидим. Под бдительной охраной «наружки» перетрем дела наши скорбные.

- Не вопрос!

- За машиной, наверное, следят. Но у тебя доверка еще действует?

- Конечно. Все понял, товарищ генерал.

Когда Соловьев вышел из канцелярии, женщины-делопроизводители посмотрели ему вслед с осуждением:

- Вот ведь друзья, называются!

- Попал Шилов в неприятности - и все давай на него в Москву стучать…

…А на конспиративной квартире Шилов подмигнул Мише Краснову, лежавшему на кровати с гитарой в руках:

- И живы мы, пока друзья всегда стоят за нас стеной.

* * *

Не заметив машины с двумя операми «наружки», Егоров пересек двор, вошел в дом, по лестнице поднялся на последний этаж и позвонил в дверь квартиры Шилова. Он не знал, кто его ждет в квартире: убоповцы напополам с УСБ, девушка Шилова, его коллеги Серега и Стас или Фельдмаршал с боевиками, и на всякий случай подготовил несколько легенд.

Открыла девушка.

- Здравствуйте, - сказал Егоров, присматриваясь.

Понятно, конечно, что Роман не поселил бы у себя дома абы кого, но все равно, личное впечатление - самое важное.

Впечатление было благоприятным. Егоров решил, что девушке можно верить. Она действительно любит Романа. И в квартире, кроме нее, нет никого, ни своих, ни чужих, которые могли бы заставить ее действовать под их контролем.

- Вы с обыском? - спросила Юля. - Или за мной?

- Нет, я долг Роману принес. Вот… - Егоров вытащил заранее приготовленный лист бумаги, и, ободряюще поглядывая на Юлю, разборчивым почерком написал: «Есть очень важная информация. Если Роман появится, пусть свяжется с Егоровым из тюрьмы».

Убедившись, что Юля все прочитала и поняла, Егоров сказал:

- Я думаю, эти деньги сейчас очень пригодятся Роману. До свидания.

Выйдя из дома, Егоров зашагал к оставленной за углом машине.

Один из оперов «наружки» задумчиво сказал коллеге:

- Слушай, а я знаю этого парня. Это Егоров из «четверки». Мы с ним вместе служили. Интересно, что он здесь делает?

- Сообщи-ка инициатору. Пусть у них голова болит.

Юля подбежала к окну, дождалась, когда Егоров выйдет из дома.

Не оборачиваясь и не поднимая головы, он пересек двор и скрылся из вида.

Кто это был? Друг? Провокатор?

«Егоров из тюрьмы…» - он там работает или сидел? Лицо у него такое, что понять можно по-разному.

Что им всем нужно?

Юля вернулась в прихожую, из сумочки достала визитную карточку Карташова. Впервые прочитала ее: «Управление по борьбе с организованной преступностью… Начальник отдела». Взяла сотовый телефон, стала набирать один из указанных на карточке номеров. Остановилась, вспомнив, как Наталья сказала: «Все телефоны прослушиваются». Все - не все, а к ее «трубке», наверное, действительно подключились. Но телефоны УБОПа должны быть защищены от прослушки.

Юля надела сапожки, плащ и выскочила на улицу. Таксофон нашелся в двух шагах от дома. Не кабинка, а дурацкий П-образный козырек, который не защищает от уличных звуков. Приходится чуть ли не кричать, чтоб быть услышанным. Хорошо еще, место не самое оживленное…

- Карташова будьте добры.

Около таксофона, будто ожидая очереди позвонить, встала вульгарного вида девица в малиновой куртке и с длинным шарфом.

- Александр Иванович? Здравствуйте, это Юлия Сергеевна, которая… Помните? Скажите, у вас есть какая-нибудь информация? Я… Здесь заходил некто Егоров из тюрьмы и сказал, что у него для Романа есть какое-то очень важное сообщение. Да, очень важное… Нет, ничего… До свидания.

С чувством выполненного долга Юля повесила трубку и заторопилась домой.

Вульгарная девица встала под козырек, вытащила из аппарата забытую Юлей карточку и сказала в замаскированный под шарфом микрофон:

- Порядок. За лохами работать - одно удовольствие.

* * *

Упираясь кулаками в письменный стол, Арнаутов нависал над Кожуриной, которая даже немного оторопела от такого напора, и требовал немедленно «закрыть» Соловьева и Скрябина.

- Слушай, а ты не свихнулся на почве арестов? - спросила она, когда Арнаутов, высказавшись и не найдя понимая, замолчал, чтобы подобрать новые аргументы. - Я уже раз пошла у тебя на поводу, выписала обыск на их сейфы. И что?

- Они успели все спрятать.

- Что они спрятали, Коля, что? И за что их брать сейчас?

- Шилов в одиночку ничего бы не сделал. А доверять мог только своим. Соловьев и Скрябин с ним в одной упряжке.

- Ну и что? Посадишь их в камеру и будешь прессовать?

- Я опер, я способ найду! - Арнаутов сказал это с такой убежденностью, что у Кожуриной невольно округлились глаза. - А Шилов окажется без поддержки.

- Знаешь, Коля, иди-ка ты! Тоже мне, нашел девочку. Мне проблемы с начальством не нужны. Хочешь нормального результата - шевели извилинами.

У Арнаутова зазвонил телефон, и он наконец перестал нависать над столом. Достал «трубку», отошел к двери кабинета:

- Да! Что? С кем? Алло! Алло! Черт, аккумулятор сел. - Арнаутов повернулся к Кожуриной. - Баба Шилова звонила Карташову. Я полетел в отдел.

Не прощаясь, он вышел. - Давай, давай, лети, сокол! - пожелала Кожурина. - Не все брюхо о землю стирать…

* * *

Не найдя отца на месте, Паша Арнаутов заглянул в соседний кабинет. Там двое оперативников из арнаутовского отдела, Иванов и Серегин, играли в шахматы.

- Здорово, бойцы! А батя мой где?

- Ваш батя, товарищ начальник, «вне зоны действия сети», - отозвался Серегин «съедая» белой ладьей пешку противника.

Паша усмехнулся, вспомнив, как вчера вечером отец вернулся домой вдрабадан пьяный и полчаса кому-то названивал, сидя в коридоре и забыв раздеться. Конечно, после этого он не поставил телефон на зарядку.

Зашел Федоров. Паша посторонился, чтобы его пропустить. Федоров выглядел взволнованным: теребил свой вечный портфель, приглаживал волосы.

- Арнаутов у себя? - спросил он.

Серегин сделал очередной ход, и только после этого ответил:

- На территории. Труба у него сдохла, так что найти его мы не можем. Шах!

Иванов убрал короля из-под шаха. Федоров с некоторым недоумением посмотрел на их партию, пригладил волосы и вздохнул:

- Тут такое дело, мужики: проявилась связь Шилова. Егоров, опер из четвертого изолятора. Надо срочно что-то решать. Он может в отпуск сорваться. А может… А может, и на явку к Шилову.

Федоров посмотрел на убоповцев, словно ожидая, что они подскажут решение.

И Серегин его подсказал. Щелкнув лямками наплечной кобуры, он предложил:

- Адрес этого Егорова есть? Ну и поехали! Чего бюрократию разводить? Паш, ты свободен?

- Мордобой будет? Я готов!

- Вот и поддержка СОБРа есть, - вступил в разговор Иванов.

- Ой, дров бы не наломать, - в сомнении покачал головой Федоров.

Бывший замполит мотострелкового батальона, после сокращения подавшийся из армии в органы и случайно угодивший в Управление собственной безопасности, он привык всегда действовать строго по указке начальства, а сейчас, как на грех, не мог обратиться ни к Виноградову, ни к его заместителю, которые с утра укатили на какое-то расширенное совещание и отключили мобильные телефоны.

- Сам говоришь, дело срочное, - Серегин встал из-за стола и потянулся; он уже оценил все выгоды предстоящего задержания. Если попадут в точку и через Егорова удастся выйти на Шилова - они молодцы. А если что-то не выгорит, то крайним можно выставить этого недалекого уэсбэшника. - Шеф вернется, а мы ему - подарочек. А если с Шиловым вместе, то и по медальке дадут.

Продолжая терзаться сомнениями, Федоров промычал что-то невразумительное.

И вдруг неожиданно принял решение:

- А, поехали! Поехали, по пути разберемся.

В коридоре Управления Серегу и Стаса, собравшихся на Черняховку за машиной Романа, окликнул Карташов:

- Мужики! Поговорить надо. Отойдем?

Они спустились на первый этаж, встали на широкой лестничной площадке около урны. Скрябин закурил.

- Мне позвонила Юля. - Карташов пересказал их разговор и свои соображения по этому поводу.

- Егоров вчера нам звонил. Но ничего не сказал, - в ответ известил Карташова Серега, а Скрябин прокомментировал:

- Страхуется. Он же… - Стас замолчал, выжидая, пока какой-то сотрудник пройдет мимо них и поднимется до следующего этажа. - Он же знает, что в теме - мент.

- Но не знает - кто, - вздохнул Карташов.

- Или - сколько, - добавил Серега. - Кто сказал, что в теме один мент?

- В любом случае, у него что-то важное, если он решил прийти, - Скрябин, как стоявший ближе всех и к лестнице, и к входу на этаж, посматривал, не заинтересовался ли кто их разговором.

- Это точно, - кивнул Карташов. - От Романа ничего?

- Пока нет, - ответил Серега.

- Ладно, держите меня в курсе.

- Ты контачь с девушкой, а мы попробуем дать знать Ромке.

- Лады. - Карташов ушел.

- Ты ему не веришь? - спросил Стас.

- Я уже себе-то не верю…

 

17

Они приехали на АЗС, где Соловьев как-то халтурил.

Скрябин остался в машине, Серега вставил в бак заправочный пистолет и прошел в павильон, расплатиться и потрепаться с девчонками.

Всю дорогу от главка и сейчас, ожидая возвращения друга, Стас пытался вычислить машины «наружки». Не получилось. То ли их отпустили без сопровождения, то ли, обжегшись на Шилове, взялись пасти по всей науке.

Серега вышел из павильона, неся бутылку минеральной воды. Проходя мимо красного ящика с песком, заметил, что развязался шнурок. Поставил на ящик бутылку, поставил ногу. Завязал. Отходя, зацепил крышку ящика, которая загрохотала с противным жестяным звуком. Сев в машину, подмигнул Стасу.

- Как думаешь, не срубили тебя?

- Запарятся рубить! Одни ключи достал, другие бросил. Чистая работа. Поехали на Черняховку!

- Да, только давай ко мне домой заскочим, а то телефон чего-то не отвечает…

…В квартире никого не было. Стас это понял сразу, как переступил порог. Такая полная тишина бывает только в совершенно пустых помещениях.

А как же мама?..

Мама!

Он бросился к дальней комнате - и остановился, увидев приклеенный к зеркалу лист с написанным большими буквами посланием от жены: «Твою мать увезли во 2-ю городскую. Я у родителей. Все ДОСТАЛО».

Стас перечитал несколько раз. Все достало. Нет, не так. Вот так: все ДОСТАЛО. А ведь он когда-то любил ее. И сейчас, несмотря ни на что, любит.

Господи, о чем он думает? Да пошла она!

Стас сорвал бумагу с зеркала и увидел свое отражение. Оно ему не понравилось. Впрочем, оно ему давно уже перестало нравиться. Особенно взгляд.

Он бросил обрывки бумаги и вышел.

Сейчас - к матери. В первую очередь, надо съездить в больницу к матери. Потом забрать машину Ромки. А дальше посмотрим.

* * *

Группа захвата прибыла к дому Егорова на личной «десятке» Федорова.

Старый дом состоял из двух больших корпусов, соединенных арочными переходами, с многочисленными лестницами и длинными коридорами. Планировка крайне запутанная, таблички с номерами квартир отсутствовали. Можно было целый час бродить, и не отыскать нужный адрес. Но Серегин вспомнил, что уже как-то здесь бывал и, со второй попытки, завел группу в нужный подъезд.

Пока они топтались перед домом и пытались определить, в каком крыле расположена квартира тюремного опера, во двор заехала еще одна машина, в которой сидели двое мужчин. Им тоже был нужен Егоров.

- Ну-ка, притормози, - велел пассажир, первым заметивший конкурентов. - Смотри!

Теперь и водитель обратил на них внимание.

- Опоздали, - выдохнул он.

Двор был большим, машины разделяла почти сотня метров. Группа захвата не замечала, что сама стала объектом пристального внимания.

- Нет, это они раньше успели, - зло усмехнулся пассажир, навинчивая на ствол пистолета глушитель.

- Ты чего, это ж менты?!

- Вот и иди за них на пожизненку, - пассажир привычным движением передернул затвор «макарова».

Группа скрылась в подъезде.

- Подъезжай ближе, - сказал пассажир, поправляя свою потертую кепку.

- Может…

- Не может. Нам терять нечего.

Паша поднимался по лестнице первым и напевал:

- Куда идем мы с Пятачком - большой, большой секрет. И не расскажем мы о нем, о, да, о, да, о… Нет?

«Нет» относилось к номеру квартиры. Квартира была не та, которую они рассчитывали здесь найти, не егоровская. Как же так? Вот пятьдесят седьмая и пятьдесят девятая, но между ними - почему-то шестьдесят третья. А где же номер пятьдесят восемь? В старых домах, конечно, всякая путаница случается. Но даже в путанице должна иметься система.

- Как он замаскировался, - покачал головой Паша. - Знал, наверное, что мы придем. Перевесил таблички. Куда дальше? Туда?

Федоров неуверенно кивнул. Чем дальше, тем меньше ему нравилась их затея. Он представил, как они прошляются тут до вечера, но ни Егорова, ни хотя бы его чертовой квартиры так и не смогут сыскать, и как он будет объяснять это Виноградову. Глупость, конечно, такого никак быть не может. Но представилось очень явственно.

- Туда - так туда. - Паша пожал плечами и поднялся на полпролета выше, где начинался коридор, ведущий к арке, соединяющей этот корпус со вторым. В левой стене коридора были двери нескольких квартир, в правой - окна, через которые яркий солнечный свет заливал обшарпанный пол и грязные стены.

Следом за Пашей шел Федоров. За ним - Серегин. А Иванов, услышав шаги - кто-то торопливо поднимался по лестнице вслед за ними, - чуть приотстал и обернулся посмотреть, кто идет.

Посмотрел. И, видимо, узнал. Все услышали его удивленный голос:

- Здорово, ребята. А вы чего тут…

Раздались два приглушенных хлопка, и Иванов замолчал.

Навсегда.

Упал он как-то очень быстро и очень тихо, так, что ушедшие вперед товарищи и не поняли, что случилось. Они почти успели дойти до коридора, когда появившиеся сзади Водитель и Пассажир открыли стрельбу из двух пистолетов.

Оружие Пассажира было снабжено глушителем, «макаров» Водителя звучал в полную силу.

Все три оставшиеся цели были перед ними, как ростовые мишени в тире. Укрыться негде, убежать невозможно. Разве что попытаться отбиться, но Федоров и Серегин не обладали навыками поведения в скоротечных огневых контактах и, что хуже того, не были психологически готовы к такому повороту событий, и при первых же громких выстрелах просто ломанулись вперед, судорожно лапая спрятанные глубоко под одеждой стволы и мешая действовать Паше, который успел выхватить пистолет и начал разворачиваться лицом к врагу.

Две пули чиркнули по стенам, третья зацепила в плечо Серегина, но он продолжил бежать, только оставил попытки достать оружие.

Федоров сумел вытащить пистолет, но в ту же секунду пуля попала ему под лопатку. Его толкнуло вперед и направо, к стене. Слабеющими ногами он пробежал пару метров, прежде чем еще две пули ударили в его обтянутую бежевым плащом спину, и он полетел на пол.

Теперь Пассажир сконцентрировался на Паше, а Водитель целился в Серегина.

Промахов не было.

Паше попало в бедро и в плечо. Менее крепкий человек уже упал бы, но Арнаутов-младший, не снижая скорости, бежал, рассчитывая укрыться в переходе за выступом стенки. Осталось всего несколько метров, и он их должен преодолеть, даже если в него попадут еще столько же раз. Он добежит! Добежит! А там посмотрим, кто кого, пусть попробуют подойти…

Выстрел Водителя поразил Серегина в поясницу, у позвоночника. Он упал на колени, покачнулся. Прежде, чем он завалился вперед, пуля попала в затылок, пронзила мозг и ушла, раздробив нижнюю челюсть… Он был мертв раньше, чем коснулся лицом бетонного пола.

Паше оставалось пробежать не больше двух метров, когда Пассажир попал ему в спину.

О том, чтобы укрыться за выступом и открыть ответный огонь, думать было нечего. Все, приехали.

Удар тупой «макаровской» пули выбил последние силы. Перед глазами стемнело, дыхание кончилось. Свой пистолет в руке тянул к полу, как якорь. Не чувствуя ног, Паша сделал несколько шагов, каждое мгновение ожидая еще одного, теперь уже последнего, выстрела.

Спасительный выступ был далеко, бесконечно далеко… Но гораздо ближе было окно.

Какой этаж? Третий старого фонда? А какая разница, который этаж? Еще шаг, еще… Пассажир выстрелил - и первый раз промахнулся. Вытянув перед собой слабые руки, Паша разбил стекло, перевалился через подоконник и упал. Когда Пассажир и Водитель, по пути сделав контрольные выстрелы в Федорова и Серегина, подбежали к окну, Арнаутов-младший лежал на асфальте в такой позе, которая не оставляла сомнений в смертельном исходе.

* * *

Скрябин пробыл в больнице совсем недолго. Соловьев выкурил сигарету, посидел, слушая радио, и хотел закурить еще одну, когда Стас вернулся в машину. Лицо у него было таким, что смотреть больно.

- Как? - спросил Соловьев тихо.

- Плохо… - Стас сел за руль.

- Останься здесь. Я справлюсь.

- Она в реанимации, туда все равно не пускают. Поехали, один я просто сдохну.

- Ну, тогда на Черняховку. Заберем Ромкину машину.

Ехали долго. То пробки, то еще что-то. Как будто что-то их не пускало в старый двор около Лиговки. И двор этот долго не могли отыскать. Крутились между домами, утыкались носом в выставленные жильцами самодельные заграждения на дорожках, пятились задом из тупиков. Сергей удивлялся: был уверен, что хорошо знает эти места, а тут, оказывается, столько всего неизвестного.

И «Альфа-ромео» куда-то пропала. То ли Шилов неправильно объяснил, где оставил ее, то ли просто мистика какая-то начинается. Ну, не угнали же ее, в самом деле, из-под носа «наружки»!

Не угнали, вот она. Стоит, гордая и одинокая, в центре двора. И чего ее так долго искали? Вон арка на Лиговку, вон выезд на Черняховского. Чего крутились, где ездили…

Так, как она внешне? Колеса, зеркала, стекла на месте. Как и следовало ожидать. Упустив хозяина машины, «наружка» теперь глаз не смыкает вокруг его тачки. Не только все люди, но и, наверное, даже собаки, которые мимо нее пробегали, самым тщательным образом зафиксированы и проверены на предмет возможной связи с объектом.

- Ну, я пошел, - сказал Серега, подбрасывая на ладони ключи от машины…

Благополучно забрав на заправке ключи от квартиры Сереги, Шилов немного покрутился по городу, проверяя, не прицепился ли хвост. Мало ли, «наружка» заметила, что ребята что-то оставили в ящике, и решила проконтролировать, кому предназначена эта посылка. Но хвоста не было, и Роман приехал к дому Соловьева. На всякий случай машину оставил подальше, и последний отрезок пути проделал пешком.

На душе было как-то муторно.

Синдром подпольщика, которому всюду мерещатся враги и засады? Или ощущение допущенной ошибки?

Если ошибка, то в чем? Не надо было назначать эту встречу?

Нет, что-то другое.

По лестнице поднялся до последнего этажа, потом спустился на пятый, к квартире Сереги. Открыл дверь, вошел. Ощущение ошибки усилилось. Здесь его ждет Арнаутов? Нет тут никакого Арнаутова. Никого нет. Кроме кота. Здоровенный рыжий котяра вышел в коридор, посмотрел на Шилова с подозрением. Успокоился, признав своего. Подошел ближе, сел, строго глядя снизу вверх. Шилов погладил его:

- Какой ты стал важный. Эх, балует тебя Серега…

Шилов снял плащ, обувь, повесил кепку. Прошел на кухню. Кот сопровождал его, вышагивая рядом.

- Кушать хочешь? Сейчас тебе чего-нибудь найдем.

Шилов заглянул в холодильник, но не нашел ничего подходящего для кота, кроме куска подсохшей колбасы. Может, Серега держит корм в другом месте? Так вроде и нет таких «других» мест в небогато обставленной однокомнатке. Значит, все кончилось. Будем надеяться, ребята не забудут купить.

Кот не проявил большого интереса к колбасе. Стрескал кусочек, но остальные, которые Роман нарезал и почистил, проигнорировал, отвернулся, недовольно дергая хвостом.

- Потерпи немножко, - Шилов взял кота на руки. - Серега придет - все нажремся.

Так они и сидели на кухне. Шилов на стуле, кот у него на руках. Минутная стрелка наматывала один круг за другим. Сначала время шло медленно, потом будто бы убыстрилось. И одновременно с увеличением скорости времени, все больше и больше беспокойства начал проявлять кот.

Он уже не сидел на руках. Он вскочил на подоконник и, замерев - лишь толстый хвост молотил по столу, - напряженно смотрел вниз на улицу. Потом начал царапать когтями стекло и бегать вдоль окна, будто отыскивая лазейку, через которую можно выскочить. Оскалился и зашипел, ударил растопыренной лапой, когда Роман попытался его погладить. Остановился и замяукал, ударяя лапой в стекло. Невозможно было понять, что означает это мяуканье. Словно какое-то предостережение об опасности…

- Рыжий, ты чего, взбесился? - растерянно спросил Шилов.

Кот не слушал его. Он продолжал орать и бить по стеклу.

И вдруг замолчал.

Молча стоял, судорожно подрагивая и переступая пушистыми лапами.

А потом соскочил с подоконника, сел посреди кухни на пол, и, поджав хвост, протяжно, жалобно закричал, извещая о приходе беды…

- Ну, я пошел, - сказал Серега, подбрасывая на ладони ключи от машины. - Представляю, как офигеет «наружка».

- Давай. Я за тобой поеду.

- Тормознись только где-нибудь, купи водки. А то у меня дома голяк.

Стас кивнул.

Серега вышел и направился к «Альфа-ромео».

В эфире пронеслось:

- Внимание «Шестому»: связь села в машину объекта. Принимайте.

- «Шестой» готов. Слава богу, достоялись…

Серега обошел машину вокруг, чтобы еще раз убедиться, что все нормально, выключил сигнализацию и сел за руль.

- Привет, старый, не скучал? - Подмигнул он висящему перед лобовым стеклом Будде.

Настроил под себя сиденье и зеркала, проверил, в каком положении рычаг коробки передач.

Вставил ключ в замок зажигания. Включил стартер.

Мотор завелся с полоборота.

Он проработал только несколько секунд.

Столько, сколько потребовалось, чтобы нагрелась выхлопная труба, и прицепленный к ней датчик температуры подал сигнал детонатору.

И прогремел взрыв…

Заряд пластида был закреплен на днище прямо под водительским местом и не оставлял никаких шансов выжить тому, кто окажется за рулем.

 

18

На место взрыва съехалось все начальство и множество сотрудников разного ранга: постовые, участковые, опера местного отделения, районного Управления, главка, эксперты, взрывотехническая группа ОМОН, следователи прокуратуры.

Все что-то делали. Все были заняты. Искали следы, опрашивали свидетелей.

Начальники переговаривались между собой. Они прибывали поочередно, с интервалом в три-пять минут, будто следуя какому-то расписанию. Сдержанно здоровались друг с другом, сурово смотрели на взорванную машину. Если поблизости оказывался незадачливый подчиненный, забывший, что руководство лучше обходить стороной, ему тут же давали какое-то поручение.

Что-нибудь вроде:

- Найди местного дворника.

Или:

- Перепишите номера всех машин в этом и в соседнем дворах.

Или:

- Где кинолог? Кинолог был? Срочно найди его, пусть придет и доложит.

Шел мелкий дождь.

Привалившись к невысокому кирпичному заборчику, стоял Соловьев. Его пока не трогали. Задали несколько самых общих вопросов - и все, на время забыли про основного свидетеля.

Выпав из царящей вокруг суеты, Стас невидящими глазами смотрел на то, что осталось от «Альфа-ромео». Задняя часть машины, от средних стоек и дальше, практически не пострадала, только стекла выбило и двери открыло ударной волной. А вот переднюю словно били гигантским тупым топором. Разрубить напополам не смогли, но искорежили так, что теперь не поймешь, где что было. Просто месиво из железа, пластмассы, стекол и…

Скрябин видел то, что осталось от Соловьева.

Почти ничего не осталось.

Что не тронуло взрывом, над тем поработал огонь. Еще и в пистолете Сергея, висевшем в кобуре слева подмышкой, сдетонировали патроны.

Все что-то делали. Или делали вид, что чего-нибудь делают. Один Скрябин неподвижно стоял, прислонившись к полуразрушенной кирпичной ограде. Прямо около его ног валялась фигурка Будды, которую взрывом выбросило из машины, не повредив. Стас ее не замечал.

Громов приехал одним из последних. Поздоровался с генералом, с другими начальниками. Поговорил. Только после этого подошел к Скрябину:

- Стас! Стас, надо ехать в прокуратуру. Ты меня слышишь?

- Слышу. Поехали. - Стас не пошевелился.

Подошел незнакомый Стасу молодой мужчина с папкой под мышкой.

- Вы Скрябин?

Стас посмотрел на него и ничего не сказал.

- Я - дежурный следователь городской прокуратуры. Мне необходимо вас допросить о том, что здесь произошло.

- Машина взорвалась…

Громов хотел вмешаться, сказать, что дежурному следователю лучше заняться осмотром места, а допрос основного свидетеля проведет Кожурина, с которой уже все согласовано, и которая ждет в прокуратуре. Но его вмешательства не потребовалось. Появился еще один незнакомый Громову человек - средних лет хорошо одетый мужчина с манерами уверенного в себе, делающего успешную карьеру руководителя. Он взял дежурного следователя под локоть и, что-то ему объясняя, увел в сторону.

- Это еще кто? - спросил Стас.

- Кустов, новый зам. Виноградова.

- А где сам Виноградов?

- Его в Москву срочно вызвали.

- Наградят, наверное.

После короткого разговора с Кустовым следователь достал бланк и начал составлять протокол осмотра места происшествия, а сам Кустов вернулся и, оценивающе посмотрев в лицо Стаса, сказал:

- Поедешь в городскую. Они тебя проводят. - Кустов кивнул на двух оперативников УСБ, молча подошедших к Стасу с двух сторон. - На всякий случай.

Скрябин кивнул и, сопровождаемый уэсбэшниками, пошел к их машине.

Громов посмотрел, как они уходят, потом перевел взгляд на останки взорванной «Альфа-ромео». Тяжело сглотнул. И тяжело сказал:

- Соловьев был одним из лучших.

- А как же Шилов? - прищурился новый зам. начальника УСБ.

- Шилов - лучший. - Опустив голову, Громов направился к своей машине.

- Что-то непохоже!

- Тогда поймайте его.

Кустов заметил у себя под ногой фигурку Будды. Перекатил ее носком ботинка, рассматривая. Равнодушно оттолкнул. Крикнул вдогонку Громову, уже стоявшему у машины:

- Честных ментов не убивают!

Громов посмотрел через плечо:

- Да, их сажают. Это дешевле.

* * *

В подворотне толпился народ. Зевак было много. Кто-то явно возвращался с работы и остановился, чтобы послушать. А кто-то второпях, накинув, что попало, выскочил из дома, чтобы посмотреть.

Пониже опустив кепку, Егоров подошел и встал в крайнем ряду.

Впереди, во дворе его дома, стояли несколько милицейских машин. Дежурный «уазик» из отделения, микроавтобус криминалистической лаборатории, две «Волги» из главка.

Щелкал вспышкой фотограф. Его интересовали разбитое окно в арочном переходе, осколки стекла и какие-то еще помеченные бумажными бирками мелкие предметы на асфальте.

Было много сотрудников. Начальники стояли, подчиненные что-то делали. Обычная обстановка на месте серьезного происшествия. Похоже, кого-то убили. Только трупов не видно. Убийство произошло в доме?

Егоров прислушался к разговорам.

Впереди него стояли две пожилые женщины. Одну из них Егоров немного знал - она жила на его этаже. Вторую видел впервые. Они оживленно обсуждали случившееся. Кроме Егорова, их слушали еще несколько человек. Женщины это чувствовали, и потому говорили много и громко - им нравилось быть в центре внимания.

- Так он же вроде милиционер?

- Да, он в тюрьме жуликов охраняет.

- Надо же, и своих же побил!

- Он бандитам бежать помогал. За сто тысяч.

- Ага…

- Ребятки приехали его, иуду, хватать, а он вышел через потайной ход на лестницу и всех их в спину убил.

Из подъезда стремительно вышел Арнаутов, на ходу давая указания старшему оперу из своего отдела:

- Все материалы на этого Егорова к десяти часам утра мне на стол. Родственники, друзья, бабы. Все, что есть, понял?

- Понял.

Арнаутов сел в «Волгу», и водитель тотчас же рванул с места.

- Это отец того, который через окно прыгнул, - сказала более осведомленная женщина.

- Господи, бедный…

- Наоборот, повезло. Парнишка один живой остался. Его сразу «неотложка» увезла.

- Господи, хоть бы этого изверга расстреляли!

«Изверг» медленно отступил. Еще ниже надвинул кепку, поднял воротник куртки и ушел, никем не замеченный.

Идти ему было некуда.

Рыжий кот больше не кричал, не мяукал, не бил лапой в стекло. Неподвижно сидел на подоконнике и смотрел вниз.

Шилов расхаживал по квартире.

Куда делись ребята? По всем разумным прикидкам, они уже давно должны были быть здесь.

Что-то случилось?

Может, «железный дровосек» уговорил прокуратуру их задержать? У него, дуболома, хватит ума и сообразительности, чтобы заморочить голову и себе, и другим: на вторые сутки пребывания в камере ребята расколются и сдадут Шилова с потрохами.

Да нет, ерунда это. Скорее всего, Серегу со Стасом на работе что-нибудь задержало. Может, очередное убийство «с большим общественным резонансом». А, скорее всего, какое-нибудь дурацкое совещание или заслушивание. Борьба с оборотнями и чистка рядов - хорошо, но рутинную работу никто не отменял, и с отдела обязанностей не снимал.

Роман хмыкнул, представив, как Серега за него отдувается. Представительско-административные обязанности Соловьев всегда не любил и неофициальным заместителем Шилова стал под большим принуждением.

Шилов подошел к окну. Погладил кота. Рыжий вздрогнул, вывернулся из-под руки, отбежал на другой край подоконника. Застыл в прежней позе, свесив с подоконника хвост.

- Что-то не то с тобой, рыжий. Меня боишься, или по хозяину сильно соскучился?

Шилов достал «трубку», задумчиво посмотрел на дисплей. И хочется, и колется. Наверняка телефоны Соловьева и Скрябина слушают, так что лучше не рисковать.

Но что же они сами-то о себе не сообщат?

В больнице Арнаутов сразу столкнулся с врачом, которого уже видел вчера утром, когда приезжал к Косте Губину - своему информатору из окружения Моцарта.

Врач его тоже узнал:

- А, это снова вы? Опять к Губину? После разговора с вами его состояние…

- К вам привезли моего сына. Арнаутов Павел, с огнестрельными.

- Арнаутов? Да там не только одни огнестрельные. Перелом бедра, запястья. Вывих плеча. Сотрясение мозга, сильные ушибы. Порезы можно считать мелочью.

- Какие еще порезы? - Арнаутов похолодел, представив, что в сына не только стреляли, но и били ножами.

Врач успокоил:

- Как я понял, он через окно сиганул? Вот и порезался.

- С огнестрельными как?

- Одна пуля застряла в лопатке, две - навылет. Серьезные органы не задеты.

- Его надо перевезти в Военно-медицинскую, по профилю…

- Поздно, уважаемый. Операция уже началась. Да вы не волнуйтесь, хирург опытный.

- Где я могу подождать?

- Смысла нет. Операция займет часов пять или шесть. Лучше займитесь своими делами, меньше нервничать будете. Есть чем заняться?

Арнаутов на секунду закрыл глаза.

Потом посмотрел сквозь врача:

- Есть. Ох, доктор, есть…

* * *

Допросы ментов, особенно тех, которые являлись не просто свидетелями, а вполне могли перекочевать в разряд обвиняемых, Кожурина всегда проводила, надев полную форму. Когда-то ее научил этому один старый следователь, а позже она и сама неоднократно проверяла на практике эффективность такого способа. Он действовал, конечно, не на всех. Попадались разные типы, но большинство все-таки настраивалось на нужный лад и не пыталось, оказавшись загнанными в угол ее вопросами, объяснить свое превышение власти, рукоприкладство или получение взятки многозначительным подмигиванием и намеками: «Вы же сами все понимаете… Вы же сами, наверное, такая же… Давайте договоримся, какой вам смысл меня топить?»

Дела в отношении милиционеров Кожуриной поручали часто, и она топила, невзирая на звания и былые заслуги, и не придерживаясь принципов корпоративной солидарности. Хотя между прокуратурой и милицией никакой особой солидарности давно нет, только на уровне личных отношений. Топила, в зависимости от тяжести содеянного подозреваемыми.

Хотя личные симпатии и антипатии нет-нет, но иногда тоже влияли на дело.

Скрябин, которого должны были с минуты на минуту доставить, был чем-то симпатичен Кожуриной. Она знала его с тех пор, как он перешел из районного управления в главк. Им приходилось вместе работать по нескольким убийствам, и хотя в процессе работы случались разные трения и разногласия, Скрябин ей нравился. Спокойный парень. Грамотный. Не ленивый.

А вот Шилов…

Кожурину раздражала та видимая легкость, с которой у него все получалось. Или не получалось - как и у каждого опера, у него хватало ошибок и неудач. Легкость и некоторое позерство. Как будто работа для него - не работа, а такая игра, развлекуха сплошная.

Кожурина не сомневалась, что, разыгравшись, Шилов давно перешел рамки, вопрос только - как далеко. Щадить его она не будет.

Но Скрябин… Конечно, если Скрябин окажется при делах, она его не станет отмазывать. Но ей бы очень хотелось, чтобы его вина была минимальной.

Скрябина ввели в кабинет, когда она подкрашивала губы.

Да, не самое удачное начало допроса…

- Садитесь, Станислав Александрович, - Кожурина убрала зеркальце.

Скрябин сел перед столом, два опера-уэсбэшника застыли у двери.

Он покосился на них:

- Излишняя предосторожность. Хватило бы и роты ОМОНа.

- Подождите, пожалуйста, в коридоре, - распорядилась Кожурина, и уэсбэшники, недовольно переглянувшись, вышли за дверь.

- Мне нужно допросить вас по ряду уголовных дел, находящихся у меня в производстве. Это дела по убийству Дробышева, сегодняшний взрыв машины и гибель Соловьева, а также по фактам избиения Селиванова и фабрикации материалов уголовного дела в отношении Чибисова.

- А что, последний факт уже установлен?

- Мы работаем над этим.

- Да, трудная работа. Но я уверен, вы справитесь.

У Скрябина зазвонил сотовый телефон.

- Не отвечайте. Отключите его, - сказала Кожурина, но Стас уже достал трубку:

- Да. Да, доктор. Спасибо, я обязательно к вам сегодня заеду.

Дождавшись окончания разговора, Кожурина еще раз сказала:

- Я прошу вас отключить телефон на время допроса.

Скрябин устало ответил:

- Если моя мама умрет, я имею право узнать это первым.

Кожурина вспомнила, что у него мать, действительно, тяжело больна. И серьезные проблемы с женой - об этом знала вся женская половина следственной части прокуратуры.

Немного поколебавшись, она предложила:

- Я могла бы перенести допрос.

- Зачем? - махнул рукой Стас. - Делайте свое дело.

Коротко постучав, в кабинет заглянул еще один опер из УСБ. Мокрая от дождя куртка свидетельствовала, что он только что откуда-то приехал.

- Вы уже здесь?

- Спешили, Татьяна Николаевна.

- Санкция на обыск квартиры Соловьева в канцелярии. Если нет ключей, ломайте дверь в присутствии представителей ЖЭКа.

Опер вышел, из коридора донеслись голоса и удаляющиеся шаги.

Болезненно морщась, Стас приложил руку к животу и тяжело, с надрывом прокашлялся.

- Что случилось, Станислав Александрович?

- Тошнит. Наверное, слегка контузило при взрыве. Можно, я выйду?

- Пожалуйста. Может быть, врача?

- Нет, не надо.

Держась за живот и сжав зубы, Скрябин вышел. Его конвоиры, сидевшие на скамье в коридоре, насторожились, но, увидев, что он двинулся не к лестнице, а в тупиковый конец коридора, из которого убежать невозможно, расслабились, и даже сострили что-то по поводу его бледного вида.

Зайдя в туалетную комнату, Стас заперся, встал около раковины и включил воду на полный напор. Пока нажимал кнопки мобильника, смочил лицо.

Потянулись длинные гудки.

Скрябин представил, как в квартире Сереги Шилов смотрит на телефон и не решается ответить. Он думает, что это звонит какая-нибудь девушка Соловьева. Или бывшая жена.

Черт, ну почему они не предусмотрели никакого канала экстренной связи? Профессионалы, блин… Ошибка за ошибкой! И одну ошибку уже пришлось оплатить ценой жизни.

- Ну, отвечай же, пожалуйста!

Гудок, еще гудок. Щелчок, и - тишина.

Шилов снял трубку и, затаив дыхание, слушал.

- Уходи, быстро! Минут через пять у тебя будут убоповцы. Серегу убили. Уходи!

Стас почувствовал, как Шилов вздрогнул, услышав страшную новость.

Вздрогнул, и бескровным голосом ответил:

- Я понял…

Скрябин выключил телефон. Наклонился, подставил лицо под струю воды. Прополоскал рот. Выпрямился, постоял с закрытыми глазами. От напряжения его и вправду стало подташнивать. Медленно закрутил воду, вышел. Его конвоиры сидели на той же скамейке. Под их насмешливыми взглядами Стас прошел к кабинету Кожуриной.

- Полегчало? - Спросили они.

- Да, спасибо.

Когда Стас зашел, Кожурина посмотрела на него с легким сочувствием, пробившимся сквозь маску профессиональной бесстрастности:

- Вам лучше?

- Значительно. - Стас сел к столу. - Какие, вы говорите, факты уже установлены?

Кожурина опустила глаза. Подровняла лежащие перед ней бумаги. На отрывном листочке попробовала, как пишет ручка.

Подумала, что план допроса надо менять. Она собиралась начать с обстоятельств задержания Краснова и Селиванова, потом перейти к взаимоотношениям Шилова с Моцартом-Дробышевым, и лишь в конце коснуться гибели Соловьева. Но теперь решила временно снять большую часть вопросов. Рассчитывать, что, находясь в шоке от смерти товарища, Скрябин скажет что-нибудь лишнее про беглого Шилова, не приходится. Ничего он не скажет, только замкнется, если начать сильно давить. И в любой момент сможет сослаться на ухудшившееся самочувствие, чтобы прервать допрос, не говоря уж о том, что и в дальнейшем свои любые неосторожные слова, он объяснит этими же причинами, после чего грамотный адвокат легко добьется признания результатов допроса ничтожными.

- Где Соловьев взял ключи от машины Шилова?

- У него были. И доверенность была.

- Куда Соловьев собирался поехать?

- Никуда. Просто переставить ее к главку.

- Это Шилов попросил сделать?

- Да.

- Почему он не сделал этого сам?

- Не смог, наверное.

Стас услышал, как кто-то быстро идет по коридору. Шаги были тяжелые, уверенные. Стас, догадался, что это Арнаутов, раньше, чем тот вошел в кабинет. Вошел и остановился, тяжело дыша:

- Я поприсутствую. Ты не против?

- Коля! - Кожурина предостерегающе подняла руку, как будто боялась, что Арнаутов, вместо того, чтобы сесть и слушать, броситься на Скрябина с кулаками.

- Все нормально, Таня. Мне просто нужно понять кое-что, чтобы задачу людям поставить.

Кожурина, помедлив, кивнула, и Арнаутов сел за спиной Скрябина. Стул под ним протестующе скрипнул.

Скрябин мысленно усмехнулся: интересно, так и было задумано, или Кожурина сама не ожидала появления «Железного дровосека»?

- Ты в больнице был? Как там Паша?

- Все нормально, оперируют. Ну, так что тут?

- Машину попросил отогнать Шилов.

- Это понятно. Не зря же он ее минировал!

Скрябин покачал головой и вздохнул:

- Что вы несете?

- А-а-а, ну ты, наверное, не в курсе! Твой дружок Шилов решил подчистить за собой, и тебя с Соловьевым - в первую очередь.

- Сильно головой ударились?

- Не хочешь со мной в морг прокатиться, на моих ребят посмотреть?

Скрябин развернулся к Арнаутову:

- Не понял.

Арнаутов резко поднялся, встал рядом со Стасом:

- Егорова знаешь? Говори, ну!

- Опер из четвертого изолятора? Знаю.

- Какие у них отношения с Шиловым?

- Интимные, блин! Какие у оперов могут быть отношения? Оперские.

- «Наружка» засекла Егорова с бабой Шилова. А когда мои ребята поехали к нему, их положили, в два ствола. Соседка через глазок видела убийц. По описанию - Егоров и Шилов.

- Бред!

- А мой сын с пулевыми - это тоже бред? Если он умрет, я тебя на куски порву. Говори, где Шилов, тварь!

- Слушай, полковник, - Скрябин оперся на локоть, посмотрел на Арнаутова снизу вверх. - У меня сегодня тоже друг погиб. И мать в реанимации. Не бери меня на глотку, ладно? А то ведь опять начнем стволами махать, в прокуратуре некрасиво.

- Его что, не разоружили? - Арнаутов, изумленно посмотрел на Кожурину.

Она нервно ответила:

- На каком основании? И потом, это ваши милицейские дела.

- Выписывай задержание!

- Коля, сядь. Или я тебя выгоню с допроса.

Арнаутов стиснул зубы и сел.

Кожурина посмотрела на Скрябина:

- Станислав Александрович, ситуация сложная, давайте разберемся спокойно. Я понимаю, что вы с Шиловым дружили, но - факты. Шилов, видимо, засек слежку, бросил машину и скрылся. Его машина все время находилась под наблюдением. Потом Шилов попросил забрать машину, Соловьев в нее сел и взорвался. Вопрос: кто и когда подложил взрывное устройство? Сотрудники службы наружного наблюдения утверждают, что машина была все время под их котролем. Значит, бомбу мог оставить только Шилов. Логично?

- Нет. Если «наружка» упустила Шилова, то, значит, она и взрывника могла прошляпить.

- Не могла, - рубанул Арнаутов, заскрипев стулом.

Скрябин на него не обернулся, продолжал говорить:

- Вы так пытаетесь подогнать все факты под одну версию. Вам что, Шилова заказали? Кто?

- Вы меня плохо слушали?

У Скрябина зазвонил телефон.

- Момент, - сказал Стас, доставая его. - Да! Да, Света, записку я нашел. Понимаю… Я тоже устал…

- Положи телефон, - рыкнул Арнаутов, - ты на допросе.

Стас продолжал говорить:

- Свет, я все это слышал. Сейчас ты от меня чего хочешь?

- Станислав Александрович, мы вам не мешаем? - Кожурина постучала ручкой по столу.

- Света, поговорим позже, я сейчас занят.

Не успел Стас убрать «трубку», как раздался новый звонок. Он раздраженно ответил: «Да!», но тут же изменил голос: звонил врач из больницы.

- Да, это я. Без изменений?

Арнаутов вскочил и попробовал отобрать телефон. Одной рукой удерживая Арнаутова на расстоянии, Скрябин продолжал говорить.

- Коля! Коля! - Кожурина растерянно наблюдала за их борьбой. - Коля, перестань!

Арнаутов все никак не мог дотянуться до телефона. Удачно схватив его за рукав куртки, Скрябин блокировал все попытки прорваться к мобильнику.

- Операция - это хорошо. Сколько она будет стоить?

- Да прекратите вы! - закричала Кожурина.

Стас поморщился и переспросил:

- Сколько?

- Что он себе позволяет, щенок?! - Арнаутов вырвал свою куртку из руки Скрябина и отступил, всем своим видом показывая, что если бы они сцепились всерьез, то он бы, конечно, своей цели добился.

Стас, наконец, разобрал, какую цифру называет врач.

Стоимость операции, которая могла не вылечить (об этом давно уже не шло речи), но продлить жизнь матери, была неподъемной.

- Нет, таких денег у меня нет. Спасибо, доктор. Я перезвоню.

Выключив телефон, Скрябин секунду-другую поразмышлял, глядя в пол, и решительно встал:

- Если не будете сейчас задерживать, я пойду. А то голова что-то болит.

Не дожидаясь ответа, он вышел.

- Ты что делаешь? - едва закрылась дверь, спросил у Кожуриной Арнаутов.

- Что ты от меня хочешь?

- Задержи его!

- Шнурки тебе не погладить? У тебя на него ничего нет, кроме эмоций.

- Закрой его хотя б на двое суток.

- Да? А отвечать ты будешь?

Играя желваками, Арнаутов смотрел на Кожурину.

Она, стараясь не встречаться с ним взглядом, убирала со стола непонадобившиеся бумаги.

Напряженная сцена была прервана появлением Кустова:

- Я сейчас Скрябина встретил. Вы его что, отпустили?

- А вы, для начала, кто будете? - вскинулась Кожурина.

- Кустов Лев Павлович, - отрекомендовал его Арнаутов. - Зам. начальника Управления собственной безопасности.

- Представляться надо… У него мать в реанимации, он неадекватен.

- Неадекватен? - Заложив руки за спину, Кустов качнулся на каблуках. - Хм… Это не помешало ему адекватно предупредить Шилова.

- То есть? - растерянно спросила Кожурина.

- Полчаса назад с его мобильного был сделан звонок на квартиру Соловьева. Трубку снял Шилов. Скрябин предупредил его, что на квартиру едут с обыском, и, естественно, мои ребята никого не застали.

Арнаутов посмотрел на часы:

- Полчаса назад он был здесь.

- Значит, он позвонил у вас из-под носа.

Арнаутов оперся кулаками на стол Кожуриной:

- Ну, ясно тебе теперь? Курица!

Сказал, и вышел, хлопнув дверью.

Ошарашенная Кожурина посмотрела на Кустова:

- Лев Павлович, может быть, хоть вы мне объясните, что происходит?

Тот задумчиво покачал головой:

- Я бы и сам хотел это знать. Ребят жалко, глупо погибли. Стреляли в упор - значит, подпустили. Может, и вправду свои были?

 

19

Времени было только десятый час вечера, но казалось, что уже намного позднее.

Егоров сидел на пустой трамвайной остановке и доедал шаверму.

Куда податься? К друзьям, к родственникам? Там станут искать в первую очередь. Обратиться к кому-нибудь из старых «клиентов», которые проходили через его руки в тюрьме? Были ведь далекие от прямой уголовщины «экономисты», располагающие достаточным связями и финансами, чтобы надежно спрятать беглого человека. Были и бандюки, вроде Айдара Шамангалиева, которые, несмотря на свой род занятий, не стали откровенными сволочами, и готовы заплатить добром за добро. Даже без записной книжки он мог вспомнить десяток-другой адресов, по которым ему в любое время суток помогут. Так что такой вариант - тоже выход. Но уж больно не хочется им пользоваться.

К остановке подходили ярко освещенные трамваи. Пассажиров было мало, и вагоны долго стояли, открыв двери и предлагая Егорову сесть.

Он доедал шаверму, и думал, куда податься. В первую очередь, надо отыскать Шилова. Без него, Егоров осознавал это четко, разобраться в происходящем он не сумеет. Не хватит опыта, знаний. Он всю жизнь проработал в тюрьме, а «крытая» и воля - это две большие разницы. Хотя граница между ними намного прозрачнее, чем это кажется непосвященному человеку.

Как связаться с Романом? Только через его подружку. Пусть она не умеет играть в оперативные игры, но, по крайней мере, не может оказаться Фельдмаршалом. А остальным - Соловьеву, Скрябину, Василевскому, Джексону - очень хочется верить, но верить нельзя. Любой из них может оказаться предателем.

Егоров выругался, бросил промасленную бумажку от шавермы и неторопливо пошел прочь от остановки, готовясь спрятаться в темноте, как только на его пути окажется милицейский патруль.

Проходя мимо кабинета Кожуриной, Юра Голицын услышал странные звуки.

Остановился, посмотрел на закрытую дверь. В кабинете кто-то плакал навзрыд. Татьяна довела какую-то свою свидетельницу или подозреваемую, или рыдает сама? Вообще-то за ней такого не водится. Голицын ни разу не видел, чтобы какие-то неприятности, хоть личные, хоть служебные, заставляли ее раскисать.

Немного поколебавшись, Голицын открыл дверь. Кроме Кожуриной, в кабинете никого не было. Она сидела за столом, закрыв лицо руками. Пальцы были перепачканы тушью и блестели от слез.

Голицын молча вошел, заперся, из шкафчика с посудой достал салфетки. Подал их Татьяне, она, не глядя, взяла и стала вытирать лицо. Рыдания прекратились, как по команде. Голицын подумал: что ни говори, а держать себя в руках она умеет.

Когда она заговорила, голос почти не дрожал:

- Что за идиотское дело? Я что, должна быть крайняя во всем этом дерьме? Я просто старая, усталая баба!

Голицын быстро оглядел разложенные на столе документы. Незаконченный допрос Скрябина, объяснения жильцов дома, во дворе которого взорвалась машина, милицейские рапорта. Что ж, теперь понятно, в чем дело!

- Танюха, не греши на себя, - сказал Голицын беззаботно. - Ты еще в самом соку, тебе на панель можно. От клиентов отбоя не будет. Особенно, если ты выйдешь, как сейчас, в форме.

Кожурина замерла, потом рассмеялась сквозь слезы:

- Спасибо, Юра! Умеешь ты нужные слова подобрать.

- Ага, эт-то точно. Мне Геворкян, помнишь такого? - так и сказал: «Умеешь ты найти слова, начальник. Так и быть, покажу, где тещу зарыл».

Кожурина бросила использованную салфетку, взяла новую:

- Отвернись, у меня нос распух.

- Тебе идет. Если ноги красивые, то любой нос сгодится.

- Все, достаточно. Тебе в реанимации надо работать.

- А что, и пойду. Когда отсюда выгонят.

- Нас всех гнать пора. Ничего от профессии не осталось, одни интриги.

- Жизнь сама по себе - сплошная интрига. Я, например, вот не знаю, допила ты коньяк, который тебе Борисов подарил, или нет?

- Салфетки взял, а коньяк не заметил? Или ты это так, из вежливости спрашиваешь?

- Из вежливости. Остатки хорошего воспитания, их даже наша работа не сумела убить. - Голицын достал из шкафчика два стакана, коньяк - в бутылке оставалось около половины, пакетик с фисташками. Высыпал орешки прямо на стол, подстелив чистый бланк.

- У меня, кажется, один бутербродик подсохший имеется, - наливая коньяк, сказал Юра. - Могу сбегать.

- Не надо… Знаешь, Арнаутов ведь уговаривал меня его задержать. Если бы я это сделала, он бы живым остался.

- Ты это про Соловьева? Может, это и не изменило бы ничего. От судьбы не уйдешь. И не спрячешься, даже в камере.

Голицын поднял стакан, подержал его с таким видом, будто мысленно произнес поминальный тост, и молча выпил.

* * *

Сидя в машине на Стрелке Васильевского острова, Шилов выкурил несколько сигарет. Вышел, прошелся по Дворцовому мосту. Облокотился на перила. Опять закурил.

Успев уйти из квартиры, он со стороны видел, как приехали уэсбэшники и убоповцы из арнаутовского отдела. Семь человек на двух машинах; куда столько, лучше бы делом занялись! Даже на улице было слышно, как они с треском вынесли дверь квартиры. Потом в двух окнах загорелся свет, на занавесках замелькали тени. Искали, видимо, очень дотошно: Шилов наблюдал полчаса, и за это время суета в маленькой квартире не стихла.

Отъехав подальше, с уличного таксофона Шилов дозвонился Иванычу и узнал новости. И про бойню у квартиры Егорова, и про Серегу.

- Пашка жив, - сказал Карташов, - но пока без сознания.

- Он мог видеть киллеров…

- Не факт. Я был на месте, прикинул, что к чему. Не факт, что он их видел. Но соседка якобы описала тебя и Егорова.

- Наши фотографии ей показывали?

- Я думаю, Арнаутов как раз сейчас этим занят. Не удивлюсь, если она тебя опознает. Ты меня понимаешь?

- Я тоже не удивлюсь…

- Что думаешь делать?

- Не знаю, Иваныч. Честно - не знаю. Слишком все… Слишком хреново!

- Держись!

- Куда деваться?

Шилов доехал до Дворцового моста, и теперь стоял, глядя на темную воду, в которой отражались огни большого города. Мимо проносились машины, шли люди. Шилов не видел ни одного грустного или озабоченного лица. Все улыбались, громко разговаривали. Все куда-то спешили. На них не объявляли охоту, у них не убивали друзей, никто их не предавал.

Никто не обращал на Романа внимания, как будто он стал невидимым.

Бросив в воду окурок, он потянулся за очередной сигаретой. Выругался, пробормотал:

- Рыжий! - и заторопился к машине.

…Он остановился за квартал от дома Соловьева и прошел пешком. Встал в темноте, присмотрелся. Из двух «уэсбэшных» машин у подъезда осталась только одна.

В обоих окнах квартиры горел свет, но пока Шилов стоял и смотрел, люстру в комнате погасили, осталось только голубое мерцание телевизора.

Сколько человек в хате? Не попробуешь - не узнаешь. С комфортом устроились, сволочи…

Шилов прокрался в подъезд, стал подниматься.

Наверху скрипнула дверь, раздались голоса.

Шилов бесшумно встал в темный угол под лестницей.

Спускались двое. Они громко разговаривали, не опасаясь, что их могут подслушать. По голосу Роман опознал одного: старший опер из УСБ, когда-то работал в Красносельском РУВД. Раздолбай еще тот. Его напарник говорил:

- Засада в доме покойника - плохая примета.

А тот отмахнулся:

- Да какая засада? Никто не придет. Леха просто с женой полаялся, не хочет домой. А тут жратва в холодильнике. Не пропадать же добру! Вот, помню, мы в Гатчине у одного цыгана сидели…

Разговаривая, уэсбэшники прошли мимо Шилова. Он дождался, когда с улицы донесется звук отъехавшей машины, и поднялся на этаж.

Дверь квартиры Сереги, выбитая при обыске, была кое-как восстановлена. Шилов примерился: если ногой дать по замку, она снова вылетит. В квартире один человек, настроившийся посмотреть телевизор и не дать пропасть добру из холодильника. Так что можно ввалиться к нему без приглашения…

Перочинным ножом Шилов справился с замочком распределительного щита в стене лестничной клетки, и отключил в квартире свет. Достал пистолет, встал около двери.

Из коридора донеслись шаги. Человек шел быстро, но неуверенно. В темноте задел что-то ногой, выругался. Открыл дверь, подсвечивая себе зажигалкой.

Шилов приставил «беретту» к его голове.

Мужчина замер с перекошенным лицом. Пламя зажигалки задрожало.

- Тихо-тихо-тихо, - свободной рукой Шилов выдернул из его «наплечки» «макарова», положил себе в карман плаща. - Кто еще с тобой, Леха?

- Ник… Никого.

- Мне терять нечего, дернешься - грохну. С кем тогда твоя жена станет лаяться? Понял?

- Я… Не…

Шилов сильнее вдавил ствол «беретты» в висок уэсбэшника.

- Понял, - выдохнул тот.

- Видишь щит? Спокойненько, без лишних движений, включаешь свет. И заходишь обратно. Все понял? Давай!

Уэсбэшник выполнил приказ, и потом медленно, с поднятыми руками, попятился в квартиру.

Шилов шел за ним, упираясь пистолетом в живот. Прошли в комнату. По пути Шилов проверил ванную, туалет, кухню. Как и ожидалось - никого. Но и Рыжего что-то не видно.

В комнате Шилов отобрал у Лехи наручники, усадил на стул, сковал за спиной руки.

- Рыжий! Рыжий! Кис-кис-кис! Рыжий! Где кот?

- Правду про тебя говорят, что ты псих, - напряженно сказал уэсбэшник, наблюдая, как Шилов осматривает квартиру.

- Где кот?

- Зажарил, блин! Откуда я знаю, где твой кот?

Шилов приставил «беретту» ко лбу Лехи:

- Дверь на лестницу держали открытой?

Желание шутить у Лехи пропало. Облизав губы, он извиняющимся тоном сказал:

- Ну, конечно. Люди ходили туда-сюда…

Шилов вышел на площадку, позвал кота там:

- Рыжий! Рыжий! - и уже хотел вернуться в квартиру, когда Рыжий, прыгая через ступени, сбежал с верхнего этажа.

Шилов подхватил его на руки:

- Рыжий, падла лохматая… Извини, забыл про тебя, замотался.

Кот требовательно мяукнул.

- Есть хочешь? Сейчас мы тебя накормим.

Шилов заглянул в холодильник: от кошачьей еды там осталась пустая тарелка. Он прошел в комнату, посмотрел на Леху:

- Где его колбаса?

Уэсбэшник попытался сделать непонимающее лицо, но не выдержал, стрельнул взглядом на стол. Среди груды книг, журналов и каких-то бумаг там стояло блюдце с колбасными шкурками и недоеденной коркой хлеба.

- Убью, крыса, - пообещал Шилов, чувствуя прилив такой злости, что потемнело в глазах.

Леха заерзал, пытаясь вместе со стулом отодвинуться от Романа.

Шилов медленно выдохнул. Хотел что-то сказать. Не сказал, покачал головой, пошел к выходу. На пороге комнаты остановился:

- Нашли что-нибудь?

- Где?

- В… Здесь нашли что-нибудь?

- Не, - Леха помотал головой. - Да мы и не искали особенно. Он же свой, мент!

Роман окинул взглядом царящий в комнате беспорядок, вздохнул и вышел.

* * *

- Проснитесь, уже девять часов.

- Что?

Стаса разбудила санитарка.

Он спал на продавленном диванчике в коридоре больницы. В реанимацию его, конечно, не пустили, но здесь место нашли. И даже напоили чаем с пирожками, когда он заявился сюда после допроса в прокуратуре.

Скрябин сел, растер лицо, прогоняя остатки сна. Санитарка продолжала стоять рядом, глядя на него с жалостью.

- Как она? - спросил Стас.

- К сожалению, без улучшений. Да и вам не мешало бы отдохнуть.

- Ничего, на том свете все отдохнем.

Покачав головой, санитарка ушла, забрав подушку и одеяло, которые выдала Скрябину ночью.

В туалете Стас умылся холодной водой, прополоскал зубы. Посмотрел в зеркало: ничего не скажешь, краше в гроб кладут. А ведь беды только еще начались…

Через двадцать минут он разговаривал с заведующим отделением. Внешний вид пожилого врача-армянина свидетельствовал, что через его руки прошли тысячи пациентов, которым он сумел помочь, а обстановка тесного кабинета - о крайне недостаточном финансировании отечественной медицины.

Речь шла об операции.

- Станислав Александрович, это единственный вариант, - сочувственно говорил врач.

- Мне негде взять такие деньги. Даже, если квартиру продать.

- Тогда это, в лучшем случае, вопрос нескольких месяцев.

- А в худшем?

- В худшем - дней. Вы же на ответственной работе. Неужели ваша организация никак не может помочь вам, поддержать вас?

- Может. И очень поддерживает, - кивнул Стас, не глядя на врача; на душе было очень противно. - Всего доброго. Мне надо подумать.

- До свидания, - врач проводил Скрябина до двери и крепко пожал руку.

Как только Скрябин повернул за угол коридора, в кабинет доктора постучал новый посетитель. Это был благоухающий дорогим одеколоном молодой мужчина в светлом плаще.

- Ну что? Загрузил? - спросил он деловито.

- А то! - доктор улыбнулся ему, как близкому родственнику.

Ему было, с чего улыбаться: каждое появление в больнице этого человека заметно поднимало уровень личного благосостояния пожилого врача. Они сотрудничали уже несколько лет, и между ними давно установились крепкие взаимовыгодные отношения.

- Он поверил?

- Без вопросов.

- Вы - беспринципный человек, Аркадий, - одобрительно покачал головой посетитель…

Шилов стоял перед зеркалом в коридоре, рассматривал отросшую щетину. Для маскировки это, может, и хорошо, но уж больно видок получается мерзопакостный. Да и не спасет такая маскировка. Надо сбривать.

За его спиной из кухни вышел Миша:

- Встал уже? Доброе утро!

Шилов мрачно посмотрел на него в зеркало. Поняв, что нынешнее утро можно назвать каким угодно, но только не добрым, Миша поправился:

- Я хотел сказать, привет.

- Дай бритву, пожалуйста.

- В ванной их целая упаковка лежит, одноразовых.

Пока Шилов принимал душ и брился, Миша приготовил завтрак, очередную яичницу с колбасой. А на ужин будут пельмени - кулинарных способностей Миши на большее не доставало. Хотя, один черт, сейчас кусок в горло не лезет.

Перекусили, прошли в комнату, взяли по сигарете.

Миша спросил про Соловьева:

- У него дети есть?

- Нет. Жена была, развелись.

- А родители?

- Да нет у него никого. Рыжий, Стас, да я. И я же его…

Миша понимающе вздохнул.

Помолчали.

- Дальше что будем делать?

Вопрос Краснова отвлек Шилова от тягостных мыслей.

- Что дальше? Дальше - искать этого урода, который все заварил.

- Слушай, я тут ночью мыслишки гонял, и понял: я, кажется, этого Фельдмаршала видел.

Шилов замер:

- А это не тот убоповец, который к тебе в СИЗО приходил?

- Не…

- Не Арнаутов?

- Кажется, нет. Хотя, знаешь, я ведь тогда не в себе был…

 

20

Егоров переночевал в купе пассажирского поезда на запасных путях Московского вокзала.

Кроме него, в вагоне нашли приют несколько типов такой сомнительной внешности, что невольно хотелось выстроить их вдоль стенки и обыскать. У некоторых на лицах лежал отпечаток судимости, и Егоров подумал: запросто может так получиться, что кто-то из них сиживал в СИ-4 и узнает его. Однако обошлось, знакомых не встретилось. Ночью они тихо пьянствовали, и предложили Егорову присоединиться. Он отказался, мысленно усмехнувшись: грани стираются, «босяки» 5

Представители низших слоев криминального мира (устар. вор. жаргон)

уже принимают его за своего. Хотя обычно точно чувствовали масть.

Рано утром проводница всех разбудила и выставила за порог:

- Пошевеливайтесь, нас через час к перрону подают.

Егорову она налила стакан чаю, который он с удовольствием выпил. Кроме чая, она предложила:

- А то поехали с нами в Йошкар-Олу, покатаешься.

Вот уж там его точно никто не станет искать.

- Спасибо, как-нибудь в другой раз.

- Ну, заходи еще, если рядом будешь.

С Московского вокзала на метро и маршрутке Егоров доехал до дома Шилова. Эх, машину бы! Но своей пользоваться нельзя, ее давно подали в розыск, а новой взять негде. Разве что к оставшимся на свободе подельникам Шамангалиева обратиться, у них тачек много, можно на любой вкус подобрать…

Заняв позицию на чердаке соседнего дома, Егоров настроился на длительное ожидание. Может, девушка Шилова сегодня вообще из квартиры не выйдет. Или давно ухала и появится только вечером. Но другого выхода все равно нет, только набраться терпения и сидеть перед грязным окном.

Пока ждал, срисовал одну машину «наружки». Наверное, где-то неподалеку прячется и вторая. Вряд ли их больше. УСБ располагает, конечно, большими возможностями, но и они имеют пределы. А Юля - не самый важный объект, за которым нужно следить.

Только бы она вышла…

Время шло, Егоров сидел у окна.

Как там жена с дочкой? Еще не знают ничего, или Арнаутов уже добрался до них? У него ведь хватит ума начать их колоть, требуя, чтобы они выдали его преступные связи и лежбища. Хреново… Надо попробовать с ними связаться, как-то предупредить.

Юля вышла из дома. На счастье Егорова, она не села в свою машину, которая так и стояла посреди двора, а пошла пешком.

Позади нее, в зеленой «шестерке», ехали два сотрудника группы наружного наблюдения. Эти двое не очень любили работать по ментовским делам и, соответственно, не проявляли сейчас излишнего рвения. Кроме того, ни один из них не знал Егорова лично, фотографии Егорова еще не успели размножить, а под его приметы, которые им довели на утреннем инструктаже, подпадал каждый пятый прохожий на улице.

- Звонить, что ли, пошла? - Сказал тот, который сидел за рулем. - Надо послать кого-нибудь послушать.

Второй флегматично взял рацию.

Юля зашла в продовольственный магазин на углу.

- Отбой, она просто захотела покушать.

- Нам бы тоже не помешало. Может, возьмешь чего? Заодно, и за бабой посмотришь.

- У тебя деньги есть? У меня - только на курево.

- Значит, сидим, отдыхаем…

Машина остановилась напротив витрины, через которую было видно, как Юля встала в маленькую очередь к кассе.

Незамеченный наблюдателями, Егоров вошел в магазин чуть позже Юли и пристроился за ней:

- Не оборачивайтесь. Вы нашли Романа?

Юля все-таки покосилась через плечо. И крепче сжала ремень своей сумочки:

- Почему я вам должна верить?

- Ни почему. Я буду ждать его на «Ладожской», с шести до семи, в течение трех дней. У меня есть то, что ему нужно. Запомнили?

Через пять минут Юля вышла из магазина и, сопровождаемая наблюдателями, вернулась домой. Чуть позже магазин покинул Егоров. Их контакт никто не засек.

* * *

Скрябин сидел за столом. Курил и писал служебные бумаги. Минутная стрелка описывала круг за кругом, а работа не двигалась. К составлению служебной документации, которая отнимает львиную долю рабочего времени опера, Стас всегда относился с терпением и пониманием: коль без этой бюрократии никак, то напишем, лишь бы отцепились и не мешали работать.

Теперь Стас сидел, глядя в лист с недописанными строчками, и думал: на фига это надо? А еще думал, что Серега Соловьев бумажную работу всегда сачковал, и если появлялась возможность, спихивал на него всю писанину. Они часто переругивались по этому поводу…

Когда будут похороны? Дня через три-четыре. Дешевый гроб, речь замполита, короткий залп из табельного оружия. Вспугнутые стрельбой птицы и сосредоточенные лица могильщиков, понимающих, что никаких левых доходов с этих похорон им не обломится, но прячущих свое недовольство глубоко в… Организованные руководством поминки, такие же казенные, как и венок от начальника ГУВД. На эти поминки припрется много народу, видевшего Серегу только пару раз в жизни. Поэтому через час Стас, Джексон и Василевский свалят с официальных поминок и устроят свои.

В это же время на другом кладбище, а может, и не на другом, может, на этом же, в соседних могилах, будут хоронить Федорова и двух убоповцев. Наверное, за всю историю питерского ГУВД столько боевых потерь в мирное время и в невоюющем городе, за один день не случалось.

Потом будут девять дней, потом сорок… А в годовщину на могилу Сереги придут только они втроем и Роман. Если к тому времени сами будут живы и не будут сидеть.

В кабинет вошел Громов. Сел перед столом Скрябина, посмотрел на засыпанный пеплом недописанный документ. Прочитал, поморщился.

- Станислав, отдел должен работать. Будешь исполнять обязанности начальника.

- Зачем? Всего этого можно было избежать… Все же понимают, кто хотел убрать Шилова.

- Прокуратура считает, что это он сам убил Сергея. - Громов опустил голову, посмотрел на свой сжатый кулак.

- Бред! И вы это знаете. Это Арнаутов: не смог посадить, и решил так закрыть вопрос. Это он стоит за Чибисом, наш честный, бедный, неподкупный трудяга!

- Стас, ты веришь Шилову, я верю Шилову, но пока ты здесь сидишь и треплешься, эту веру можно засунуть… Сам знаешь, куда! Найди мне доказательства его невиновности. Сможешь?

- Предположим. - Скрябин прищурился, глядя на Громова сквозь сигаретный дым. - А откуда мне знать, что это не вы стоите за Арнаутовым?

Чего-чего, а такого предположения Громов не ожидал. Несколько секунд он даже не знал, что ответить. Встал, прошелся по кабинету. Направился к двери. Остановился, посмотрел на Стаса через плечо:

- Да, Скрябин, крыша у тебя поехала окончательно. Давай, приходи в себя! Из Москвы едет комиссия разгребать все это дерьмо. И, кстати: дело Чибисова передали Кожуриной. Она требует на допрос Краснова. Грозится отменить ему подписку…

- Пусть она сперва его найдет.

Громов вышел, ничего не сказав.

Скрябин посмотрел на свои недописанные бумаги и раздраженно смахнул их в ящик стола.

Какого черта он взялся за эти дурацкие документы, как будто более важных дел нету? Как ни относись к Громову - а за последние дни мнение Скрябина о начальнике изменилось в худшую сторону, хотя, конечно, и не до такой степени, чтобы всерьез подозревать его в связях с Чибисом, - а в одном Громов прав: если сидеть и молча страдать, ситуация не изменится. Разве только в худшую сторону.

Прикидывая, как будет отрываться от слежки, Скрябин собрался и вышел из кабинета.

Покуривая трубку, Карташов листал дела, которые ему дал на проверку собравшийся в отпуск Петруха. Вид у Карташова был не слишком довольный - в бумагах Петрухи, часть из которых была написана, как курица лапой, а часть распечатана на плохом принтере, царил полный бардак.

Петруха стоял перед начальским столом с видом нерадивого студента, привыкшего получать выволочки, но уверенного, что рано или поздно все как-нибудь образуется.

- Почему дополнительного плана нет? - дымящейся трубкой Карташов указал очередную недоработку.

- Да напишу я еще, успею…

- А где свежие проверки по учетам?

- Ну сделаю.

- «Сделаю»! Вот сделаешь - и пойдешь в отпуск. Свободен!

Петруха попытался воздействовать на начальника покаянно-просительным взглядом, но Иваныч уже не обращал на него внимания и, попыхивая трубкой, думал о чем-то своем. Вздохнув, Петруха забросил бумаги в сейф, надел куртку и собрался куда-то идти. Застегивая «молнию», между делом спросил:

- Шилов не отзванивался?

- Нет.

- Как бы нам не влипнуть вместе с ним…

Карташов раздраженно повернул голову:

- Занимайся своим делом!

Петруха картинно развел руками, и ушел.

И только лишь за ним закрылась дверь, как Иванычу позвонил Шилов.

- Привет!

- О, здорово! Легок на помине. Мы только что с Петрухой о тебе говорили. Ты как?

- Лучше, чем Серега. Слушай, Иваныч, у меня человечек один появился, который видел Фельдмаршала. Правда, сбоку и с расстояния, так что описать не может, но обещает узнать, если снова увидит.

- Краснов?

- Да.

- Что-то долго он вспоминал… Ну, я тебя слушаю!

- У Чибиса встреча была срочная, у Морского вокзала. Краснов Чибиса привез, но сам не выходил, сидел в машине. Потом, по разговору, он понял, что Чибис как раз с Фельдмаршалом и встречался.

- Так…

- Слушай, добудь мне фотку Виноградова. И Арнаутова заодно. Да, и по машинам узнай, если получится: в тот раз Фельдмаршал был на черном «Пассате».

- Ты понимаешь, во что меня впутываешь?

- Понимаю. Если что, я не в обиде.

Карташов помолчал, глубоко затягиваясь крепким трубочным табаком. Наконец принял решение:

- Ладно, сделаю. Только сюда больше не звони.

- Хорошо, связь будем держать через Стаса. В больнице ничего нового?

- Ничего. Сделали операцию, стабильно тяжелое состояние, врачи до сих пор никого не пускают. Даже Арнаутов не сумел прорваться. Возможно, у парня ретроградная амнезия: у него ведь черепно-мозговая такая, что… Ну, ты сам знаешь, как это бывает. Так что я бы на твоем месте не очень рассчитывал, что Пашка в ближайшее время что-нибудь вспомнит.

- Я на это и не рассчитываю. Удачи, Иваныч!

- Пока!

Положив телефонную трубку, Карташов надолго задумался.

А Шилов отобрал у Краснова «беретту», которую Миша взялся рассматривать, пока он разговаривал.

- Это за что тебе такой дали?

- За дело.

- Трудное?

- Тогда казалось, что да. Но там были чужие. А сейчас… - Шилов воткнул пистолет в кобуру. - Воду из тазика вылей, а то утонем.

* * *

На некоторое время Скрябину удалось выскользнуть из-под наблюдения.

Он приехал в бизнес-центр, начальником службы безопасности которого работал бывший главковский опер. Он давно уволился, но связи с бывшими коллегами не потерял. Поздравлял с праздниками, иногда обращался за помощью. Иногда - сам помогал.

Бывший опер встретил Скрябина в вестибюле и провел мимо поста охраны. Они сели в лифт и поднялись на пятый этаж, где располагалось множество офисов. Потом спустились по лестнице в подземный гараж, и бывший опер подвел Стаса к грузовому микроавтобусу с надписью: «Экспресс-доставка грузов по городу». В кабине микроавтобуса сидели два парня в рабочих комбинезонах.

- Они отвезут тебя, куда надо. Если к вам кто-то прицепится, они это заметят. Тогда вы просто вернетесь. - Бывший опер распахнул перед Стасом сдвижную дверь грузового отсека, маленькие окошки которого были тонированы до такой степени, что снаружи ничего нельзя было разглядеть.

- Спасибо, - Стас пожал ему руку.

- Не за что, всегда обращайся. Серегу жаль… Если я по своим каналам что-то узнаю, сразу вам сообщу.

Микроавтобус отвез Стаса на проспект Просвещения. Там Скрябин спустился в метро, доехал до «Пионерской», сел на маршрутку и через пятнадцать минут в кафе на Комендантском встретился с одним человеком.

Стас заказал черный кофе - цены в кафе были ему не по карману. Собеседник Скрябина предложил:

- Может, тебя угостить?

- Спасибо, как-нибудь в другой раз.

- Другого раза может не быть. - Он заказал себе полный обед, вернул меню официанту и, навалившись локтями на стол, исподлобья посмотрел на Стаса: - Я слышал, что у вас произошло. Ты из-за этого хотел встретиться?

Собеседником Скрябина был бывший борец - человек с неиспользованным спортивным потенциалом и сложной судьбой. Из-за травм бросил спорт, в перестройку занялся рэкетом. Трижды садился на короткие сроки - и одну из этих посадок обеспечивал ему Стас, тогда еще работавший в районном Управлении, а не в главке. В конце девяностых немного остепенился, занялся бизнесом, от чистого криминала вроде бы отошел. Год назад в машине взорвали его лучшего друга и компаньона по бизнесу. Стас и бывший борец встретились на месте происшествия, и с тех пор общались более-менее регулярно. Иногда борец-бизнесмен делился кое-какой информацией. Конкретики он обычно не сообщал, но для общего понимая ситуации в городе его сведения бывали полезны. Официальное следствие по делу о взрыве закончилось глухарем. Чем закончилось теневое расследование, предпринятое собеседником Стаса, оставалось только гадать. Может быть, тоже повисло. А может быть, заказчикам и исполнителям давно вынесли приговор.

- …Ты из-за этого хотел встретиться?

Скрябин кивнул.

- Ну, что я тебе могу сказать? Слушок такой промелькнул, что это ваши внутренние разборки.

- В смысле?

- Да ладно, все ты понял прекрасно! Гера-Моцарт, царствие ему небесное, и вы - с одной стороны, Чибис и УБОП - с другой. А все вместе вы делите деньги. Неслабые деньги, судя по тому, сколько трупов уже наваляли.

- И ты этому веришь?

- Какая разница, чему верю я? Я же говорю, слушок такой проскочил.

- Кто с Чибисом из УБОПа, не говорили?

- Намекали. Тот, у кого сына вчера подстрелили. Сынок, кстати, тоже замазан по уши. За него и хотели отомстить, когда машину зарядили.

- Машину минировали раньше, ночью скорее всего…

- Ты в этом уверен?

- …И сделал этого настоящий специалист, а не дилетант, который прочитал пособие в Интернете.

- Такие специалисты есть в СОБРе.

- Когда эти слухи появились?

- Мне ночью сказали.

- Кто?

- Какая тебе разница? - Бизнесмен покачал головой. - Тот, кто мне сказал, сам от кого-то услышал.

- И отследить первоисточник невозможно…

- Сам понимаешь. Но такие вещи не рождаются на пустом месте. Это должна быть или правда, или кому-то очень выгодная неправда. Ищи, кому выгодно. Этот человек должен стоять очень высоко, не важно, у «вас» или у «нас». Если, конечно… - Бизнесмен все также исподлобья, но очень выразительно посмотрел Стасу в глаза.

- Меня интересует специалист, который может заминировать машину, находящуюся под наблюдением. Понимаешь? Таких специалистов не может быть много.

- Если что-нибудь услышу, я тебе сообщу.

Стас допил кофе и отодвинул чашку, которую тотчас же подхватил незаметно появившийся официант.

- Ты точно не будешь обедать?

- Точно. Приятного аппетита, а я побежал.

Не успел Скрябин отойти от стола, как позвонил Шилов:

- Я с таксофона. У тебя нет под рукой безопасного аппарата?

- Кажется, есть.

- Скажи номер, я сейчас наберу.

Стас обратился к бармену, и тот без вопросов продиктовал номер служебного телефона. Через минуту Шилов перезвонил:

- Запомни мою «трубку» для экстренной связи… И еще: есть кое-какие новости про Фельдмаршала.

Выслушав Шилова, Скрябин сказал:

- Мне кажется, начинается последняя стадия.

- Да, и поэтому на тебя сейчас будут давить очень жестко. Ты - единственный, кто может вывести их на меня и на Мишу.

- На Юльку могут наехать…

- Она не знает, как меня найти, и они это понимают. Во всяком случае, я на это надеюсь… Начнем ее куда-нибудь прятать - они всполошатся, и могут… Сейчас за ней, во всяком случае, «наружка» приглядывает.

- За машиной они уже приглядели. Извини, я… Короче, сам не знаю, что говорю. И погоди секунду, меня тут еще кто-то ищет.

Скрябин поднес к уху сотовый:

- Да.

- Станислав Александрович? Это Аркадий Байрамович, заведующий отделением… Боюсь, состояние вашей мамы сильно ухудшилось…

 

21

За окном следственного изолятора, с этажей недостроенного дома, громко кричали, и это мешало телефонному разговору Чибиса. Приходилось говорить громче, чем хотелось, и это нервировало, хотя никто из сокамерников, кажется, не пытался подслушивать. Чибис был уверен, что с его опытом и оперативной, и противоправной работы он легко вычислит кумовского осведомителя, если таковой в хате имеется.

- Привет, котенок, это я. Ну как ты там? Ладно, ладно, я стараюсь. Стараюсь, миленькая, стараюсь! Дрянь всякую только не коли себе, ладно? Хорошо бы чистого… Денег? Денег тебе привезут. Может, ты пока в клинику ляжешь? Сходи к доктору, ну, ты помнишь, тот очкарик… Ладно, я стараюсь. Все, целую!

Закончив разговор, он тут же набрал второй номер, и заговорил уже не заботливым голосом, а требовательно:

- Фельдмаршал, ты что думаешь, я с тобой шутки шучу? У тебя неделя срока, ты понял? Или парашу будешь нюхать вместе со мной! У тебя кнопок много, нажимай, на какие хочешь, но чтобы через неделю я дышал свежим воздухом. Все… Все, я сказал!

- Евгеньич, а не пора Карташова брать в разработку? - Рубанул Арнаутов, едва зайдя в кабинет начальника УСБ.

Виноградов снял очки, положил на стол перед собой. Подравнял дужки, смахнул пылинки с оправы. Казалось, он мысленно считает до десяти, чтобы собраться с мыслями и спокойно ответить «Железному дровосеку».

- Это еще зачем? - Он ответил даже слишком спокойно, с ноткой усталости в голосе, как отвечают ребенку, который встречает пришедшего с работы отца не докладом о школьных успехах, а очередной просьбой «апгрэйдить» домашний компьютер.

- Есть информация, что он с шиловскими крепко повязан. А он - волчара битый. Начнет под нас копать…

- Коля, остановись.

- А ты знаешь, что он бабу шиловскую у меня с допроса увел? Натурально крышей сработал?

- Ну и что? - Олег Евгеньевич надел очки, развернулся к Арнаутову в своем директорском кресле.

- То! - Арнаутов оперся кулаками на стол. - Что, если он и есть настоящий шиловский босс?

- Тебе пора детективы писать. Попробуй, менты сейчас неплохо этим зарабатывают.

- Да неужели ты не видишь, что я всегда прав?

- Я вижу. Только факты…

- Возьми под колпак Карташова, и увидишь то, что надо. Он тебя прямиком к Шилову приведет!

- Ну чего ты волнуешься? Мы телевидение подключили. Народ будет знать своих героев в лицо. Никуда они не денутся. Ни-ку-да…

* * *

- А теперь криминальные новости, - сказал диктор. - Управлением внутренних дел разыскиваются лица, подозреваемые в совершении тяжких преступлений. Шилов Роман Георгиевич, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, рост выше среднего, глаза карие, волосы темные…

Юля перестала рисовать эскизы и, затаив дыхание, подняла глаза на экран.

Роман смотрел на нее с черно-белой фотографии, такой же, как и в удостоверении, которое он показывал в первое утро после знакомства.

Диктор продолжал говорить:

- Егоров Виктор Петрович, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, рост средний, глаза серые, волосы русые. Всех, кто знает о местонахождении этих лиц, просим сообщить по телефону доверия ГУВД или «02»…

Вот он, «Егоров из тюрьмы», которого она дважды видела. Значит, они встретились и теперь прячутся вместе? Что же они натворили, если за них так крепко взялись? Может быть, позвонить этому, который визитную карточку оставлял… как его? Карташову! Правда, она ему уже звонила один раз, он тогда вежливо выслушал, и - ничего. Хотя, на что она рассчитывала? Что он станет держать ее в курсе всех дел?

Юля обхватила голову руками.

Из оцепенения ее вывел звонок в дверь. Юля встрепенулась, встала со стула. Открыть? Не открыть?

Будь что будет!

На пороге стояла пожилая женщина, показавшаяся Юле смутно знакомой. Одета она была по-домашнему, в руках почему-то держала газету.

- Здравствуйте, вы меня помните? Меня к вам понятой приглашали.

- Да… - Юля посторонилась, пропуская соседку в квартиру. - Помню. Только Ромы нет…

- Если бы был, его бы не показывали по телевизору. На вас лица нет. Тоже смотрели? Простите, не помню вашего имени…

- Юля.

- Юлечка, не верьте ни одному слову! Я Ромочку с детства знаю. Он всегда во дворе всех слабых защищал. Врут все про него!

- Почему же тогда по телевизору?..

- Вы же знаете, где он работает! Там же сплошные, эти… оборотни. Наверняка он перешел кому-нибудь из них дорогу.

- Я не знаю. Все, как в страшном сне.

- Ну, если совсем испугаетесь - уезжайте. Ключи от квартиры можете мне оставить, Рома всегда просил меня цветы полить, когда ездил в командировки. Да, чего я зашла - Рома газету забыл, когда звонил от меня. Тут какие-то пометки, может быть, даже что-нибудь важное.

Юля взяла газету. Он звонил от соседки? Когда, зачем? Судя по дате - накануне своего исчезновения.

- Держитесь, деточка. Если останетесь - забегайте вечерком на рюмку чая, поболтаем. Моя квартира напротив.

- Спасибо.

Соседка ушла.

Юля развернула газету. Страница с объявлениями о сдаче квартир вся испещрена какими-то пометками. Он заранее готовился к бегству? Почти все объявления перечеркнуты, только четыре самых нижних остались нетронутыми.

Он в одном из этих адресов?

Зазвонил телефон. Юля ответила и услышала женский голос очень приятного успокаивающего тембра:

- Простите, это кто?

- А… А это кто?

- Очень мило! Роман дома?

- Нет, Ромы нету…

- И на работе нет, и мобильный не отвечает. Вы кто, его подружка?

- Ну, можно сказать, и так.

- А я его мама, и я волнуюсь. С ним все в порядке?

- Да, с ним все хорошо, он просто уехал ненадолго в командировку. Скоро должен вернуться.

- Прошлый раз мне тоже сказали, что он в командировке, а он лежал в госпитале.

- Нет, вы не переживайте, с ним вправду все хорошо, он жив и здоров. Он мне звонил вчера.

- Я его почти полгода не слышала. Как придет, пусть сразу позвонит нам в Найроби.

- Я обязательно передам.

- Спасибо. А как вас зовут?

- Юля.

- Спасибо, Юля. Меня зовут Наталья Петровна. Я рада, что Ромка не один. Теперь мне будет поспокойнее. Вчера еще сон плохой, и жара тут такая… Ну, ладно, не буду больше вас отвлекать, Юлечка. Всего доброго.

- До свидания.

Только теперь Юля заметила, с какой силой стиснула во время разговора телефонную трубку.

Положила ее, перевела дыхание.

И снова взялась за газету:

- Где же тебя искать, майор Шилов?

* * *

Разговор с зав. отделением получился тяжелым.

Операция необходима, и тянуть с ней нельзя. Теперь уже - совсем нельзя, в состоянии матери произошли значительные изменения к худшему. Стас мало что понял из медицинской терминологии, которой обильно сыпал пожилой армянин… Но при чем здесь терминология? Основное-то ясно!

- Какие шансы на успешный исход операции? - спросил Стас, и тут же устыдился вопроса.

Доктор начал что-то отвечать, как всегда, излишне подробно. Скрябин уже не слушал его. Где найти деньги? Такой суммы ему за всю жизнь в ментовке не заработать. Даже половины. Квартира не приватизирована, так что быстро ее не продашь. Занять в банке под ее залог? Наверное, это как-нибудь можно устроить. Но дадут столько, что все равно не хватит на операцию, да и волокита с оформлением потребует времени, которого нет. Взять в долг у знакомых? В лучшие времена можно было одолжиться у Шилова, но сейчас не лучшие времена. Есть несколько знакомых предпринимателей и бывших ментов, подавшихся в коммерческие структуры на большие оклады. Наверное, десять - пятнадцать тысяч долларов таким образом удастся собрать, но этого не хватит даже на первый взнос, чтобы начать подготовку к проведению операции. Врач умолк, выжидательно глядя на Скрябина. Кажется, он говорил что-то про шансы…

- Спасибо, Аркадий Байрамович. Я вам позвоню.

Выйдя из больницы, Скрябин направился к метро. Надо ехать в бизнес-центр, забирать машину. «Наружка», наверное, его заждалась. Сидят и гадают: то ли он с кем-то встречается в одном из многочисленных офисов, прошерстить которые за прошедшие три час смогла бы только рота ОМОНа, то ли выскользнул из-под наблюдения, и неизвестно, когда и где объявится теперь. В любом случае, им придется объясняться с начальством. И второй раз так легко ускользнуть от них не удастся.

По дороге подвернулось кафе. Скрябин как-то был в нем вместе с женой и запомнил, как Светка восторгалась качеством блюд при доступных ценах и качественном интерьере.

Стас зашел, взял кофе с какими-то блинчиками. Задумавшись, не заметил, как проглотил их. И как возле его столика остановился молодой мужчина в светлом плаще:

- К вам можно присесть?

- По-моему, есть свободные места.

Мужчина все-таки отодвинул стул и сел:

- Вы меня не помните, Станислав Александрович? Я раньше работал в Следственном управлении.

Скрябин присмотрелся: на мента, пусть даже бывшего, мужчина не походил - Филипп Киркоров, только в очках и с выпрямленными волосами, а не офицер. Но, тем не менее, это действительно бывший следователь, а ныне адвокат по фамилии Лукошкин, а по имени… Имя не вспомнить. Он проработал недолго, и не оставил следа в анналах милицейской истории, тогда как на адвокатском поприще преуспел значительно больше.

Стас кивнул, показывая, что узнал:

- А потом защищали Лешу Большого по убийству в казино. Вашими стараниями его оправдали.

- Правильно, - Лукошкин улыбнулся. - У меня к вам разговор.

- Приходите в Управление, мне сейчас некогда.

- Я по личному вопросу.

- Это ваши проблемы.

- Вы не поняли. Я по вашему личному вопросу. Как здоровье матушки?

Скрябин напрягся:

- Не понял.

- Дело в том, что я случайно узнал о вашей проблеме, и готов помочь ее решить.

- То есть вы - Санта-Клаус?

Лукошкин натянуто рассмеялся:

- Почти. Люди, интересы которых я представляю, весьма финансово обеспечены, и для них не составит труда оплатить операцию вашей матери.

- И что я буду должен взамен? Списки милицейской агентуры?

Лукошкин конспиративно понизил голос:

- Ну что вы! Всего лишь адрес квартиры, где скрывается некто Михаил Краснов.

- По-вашему, я похож на убийцу?

Адвокат перестал улыбаться, и сказал жестким голосом, совершенно не соответствующим его внешнему виду:

- Вы похожи на человека, у которого умирает мать. И с чего вы решили, что речь идет об убийстве? С мальчиком просто поговорят об отказе от данных ранее показаний.

- После чего он повесится, оставив соответствующее заявление. Лукошкин, пока я не сломал вам пару костей, идите подобру-поздорову.

- Я думал, вы любите маму больше, чем свою работу. - Адвокат встал и отработанным жестом бросил на стол визитку: - Это вам на случай, если вы передумаете. Всего доброго, Станислав Александрович!

Стас откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

* * *

Юля приехала к себе на работу.

Офис располагался на верхнем этаже большого торгового комплекса и занимал несколько секций с большими витринами, в которых были выставлены образцы продукции и плакаты с рекламой.

Издалека заметив подругу, Наталья выскочила навстречу:

- Привет! Фомина рвет и мечет. Ты принесла эскизы?

- Все здесь, на, держи. Покажи, пожалуйста, девчонкам, пусть пока подумают про ткани и фурнитуру, а мне позвонить надо.

Отдав Наталье пакет с бумагами, Юля прошла в офис, села к телефону и достала газету. Набрала первый номер из тех четырех объявлений, которые остались не зачеркнутыми:

- Добрый день, я по объявлению. Скажите, вы случайно не даете уроки игры на бильярде? Нет? Извините, спасибо.

По второму телефону ответил молодой мужчина. Голос у него звучал слегка удивленно, как будто он не ожидал, что кто-то может ему позвонить. Выслушав тот же вопрос, он переспросил:

- На бильярде? - и, неплотно прикрыв микрофон, сказал в сторону: - Баба какая-то…

Юля затаила дыхание. Неужели?..

Она почувствовала, как трубку взял кто-то второй. Взял, и молчит. Ждет, когда она себя обозначит.

- Алё! - сказала она, оглядываясь на открытые двери офиса. - Алё!

- Привет, это я. - Шилов ответил так, словно ничего в последние дни не происходило, и Юле захотелось шмякнуть телефон об пол.

Она отыскала его? Отыскала! Теперь пусть он ее ищет! Конспиратор хренов! Неужели не мог найти возможности дать о себе знать?!

- Ты как нашла телефон?

- Соседка принесла твою газету.

- Вот так и проваливаются явки, - Роман засмеялся. - Ты откуда звонишь?

- С работы. Я знаю, что из дома нельзя.

- Ой, прости. Да, досталось тебе!

- Переживу как-нибудь. Тебе мама звонила.

- Солнышко мое, ты только для этого меня разыскала?

- Да нет, неплохо было бы услышать от тебя объяснение. У меня уже голова кругом идет.

- При встрече.

- Надеюсь, до этого тебя не убьют? Слушай, тебя Егоров нашел?

- Нет. Он приходил к тебе?

- Дважды. Он просил передать, что…

- Стоп! Вот это - точно при встрече. Ты на машине?

- Да.

- На твоей работе есть запасной выход?

- Есть, через подсобки во двор.

- Найдешь что-нибудь сверху надеть другое?

- Могу плащ взять у подруги.

- Значит, переоденься, машину не трогай, выходи через двор. Пройди пару кварталов пешком, потом поймай тачку. Встречаемся там, где мы с тобой первый раз увиделись. В самый первый раз. Поняла?

- В общем, я сразу поняла, что с тобой не соскучишься, - ответила Юля, машинально разрисовывая виньетками газетное объявление с телефонным номером Шилова.

- Если повезет, то еще поскучаем. Ты только хвоста не приведи.

- Слушаюсь, товарищ майор.

Перед въездом в моечный комплекс стояла табличка: «Закрыто по техническим причинам», над воротами горел красный сигнал, дверь сбоку от ворот была заперта. Юля постучала, и ей открыл толстый хозяин комплекса Жора. Молча кивнув, он провел ее мимо конторки, в которой девушка-мойщица играла с рыжим котом, в полутемный ремонтный бокс:

- Подождите здесь.

Шилов, в плаще и кепке с длинным козырьком, стоял внутри бокса за выступом стены. Юля не замечала его. Какое-то время он с улыбкой смотрел на нее, потом тихо подошел сзади и обнял за плечи:

- Привет…

 

22

Егоров говорил Юле, что будет ждать Романа с шести до семи, но сам приехал к «Ладожской» часом раньше. Место встречи было выбрано не случайно - он хорошо знал этот район. Покрутившись вокруг и, не заметив ничего подозрительного, Егоров зашел в дом, с лестничной площадки которого были видны подходы к метро.

Не прошло и десяти минут, как в тот же подъезд вошел Шилов. Поднявшись на два этажа, он прислушался, перегнулся через лестничные перила и посмотрел вверх. Различил знакомую фигуру у окна, и негромко крикнул:

- Егоров!

Егоров вздрогнул, обернулся. Начал спускаться. Встретившись, они обменялись крепким долгим рукопожатием:

- Напугал, черт беглый! Как ты догадался, что я здесь?

- Так же, как ты здесь очутился - хорошо просматривается место встречи, но не самая лучшая позиция, так как там где лучше может быть засада.

- И пришел раньше… Мастерство не пропьешь!

- Не хотелось бы. Ну что, пошли на хазу, перетрем дела наши скорбные? А то будем здесь торчать - враз уголовка учует.

Егоров грустно усмехнулся:

- Вот дожили!

- Мы-то хоть дожили.

- Не понял…

- Пойдем, объясню.

Капала в тазик вода, остывала на тарелках закуска, которую на скорую руку сварганил Краснов. Они сидели втроем в комнате съемной квартиры. Егоров поднял рюмку, поминая Серегу:

- Пусть ему земля будет пухом.

Выпили, помолчали. Цепляя закуску, Миша громко скрижетнул вилкой по тарелке - и замер, виновато поглядывая на Егорова с Шиловым, сидевших с опущенными головами.

Должен был подъехать и Скрябин - если, конечно, сможет избавиться от «наружки», которая опять к нему прицепилась, как только он забрал машину со стоянки бизнес-центра.

Во время разговора с Романом Скрябин коротко выругался и вздохнул:

- Что ж ты мне не сказал сразу? Я столько времени был без наблюдения.

- Извини, тогда не было повода к срочной встрече.

- А теперь появился?

- Теперь - да. Есть новая информация, очень важная. Нужно как следует обмозговать.

- Я попробую, но они вцепились, как клещи…

…Шилов встряхнулся, поставил пустую рюмку, равнодушно посмотрел на тарелку с закуской:

- Надо успеть до похорон.

- Куда успеть? - поднял голову и Егоров.

- Успеть все узнать. Не могу же я не попрощаться с Серегой.

- Оптимист…

- Нет, Витя, реалист. - Шилов закурил. - Фельдмаршал тоже ищет эти пленки, и в отличие от нас он не в розыске. Так что время ограничено.

- Я правильно понял, что у Чибиса есть записи разговоров с этим ментом? - уточнил Миша.

- Правильно. Подумай, где они могут быть.

- В тысяче мест. Я же не постоянно с ним был. И вообще, вряд ли кто-нибудь это знает.

- Но один человек знает точно, - Роман усмехнулся.

Егоров и Миша переглянулись:

- Кто?

- Чибис. У него и спросим.

- Ты собираешься проникнуть в тюрьму?

- Ага. Пойду к Арнаутову, сдамся, попрошусь, чтобы посадили в «четверку». Думаю, в награду за явку с повинной «Дровосек» мне не откажет… Я собираюсь помочь Чибису убежать. Он нас сам приведет к тайнику.

Егоров покачал головой. Сперва - недоверчиво, потом - будто бы одобрительно:

- Мне говорили, что ты страдаешь сильными психическими отклонениями. Но вообще-то я тоже считаюсь сумасшедшим, так что попробуем.

- Я тоже с вами, - не задумываясь, сказал Миша.

- Ты-то куда свою башку суешь? - Спросил Шилов, доставая зазвонивший мобильник.

- Если вас поймают, меня точно посадят. За укрывательство преступников.

- Алло! - Шилов жестом попросил Краснова помолчать. - Да… Не сорваться?

Оторваться от наблюдения Скрябин не смог.

Было поздно повторять трюк с бизнес-центром, начальник службы безопасности, отработав свой нормированный рабочий день, уже уехал домой, и Скрябин попытался уйти от «наружки», используя знания городской географии. Почти час он носился по темнеющим улицам, проскакивая перекрестки на красный, неожиданно разворачиваясь, петляя по «карманам» спальных районов и ныряя в проходные дворы центральных кварталов.

Преследователи знали географию лучше.

Стасу казалось, что они с ним играют. То обнадеживающе приотстанут, то догонят и упрутся носом в багажник, то, куда-то нырнув и пропав на короткое время из поля зрения, неожиданно выскочат из бокового проезда и проедутся впритирку к борту его «девятки».

Они отыгрывались за дневной провал.

Бросив машину, Скрябин попытался оторваться пешком.

Результат был таким же. Тем более что, устав, он перестал понимать, кто следит за ним, а кто - обычный прохожий. Ему казалось, что все украдкой подглядывают за ним из-за киосков, из окон домов, из машин.

Увидев вывеску «Три поросенка», Скрябин перешел улицу и толкнул дверь.

В зале небольшого кафе было грязно. Громко играл русский шансон, за двумя столиками бухали какие-то мужики, по зеркалу на стене неторопливо шествовал вверх раскормленный таракан. Из-за стойки на Стаса подозрительно посмотрела толстая тетка-буфетчица.

- Телефон есть? - спросил Стас.

- Ну есть. Тебе-то чего?

Скрябин показал удостоверение:

- Где?

- Ой! - взгляд буфетчицы мгновенно стал подобострастным. - Вот, пожалуйста.

Она поставила перед Скрябиным аппарат, слишком новый и дорогой для такого затрапезного заведения. Наверное, какие-нибудь наркоты или алкаши по дешевке скинули краденое.

Оглядываясь на дверь, Стас набрал номер:

- Рома? Не могу оторваться. Боюсь, наведу. Извини…

Он положил трубку, вытер пот со лба. Через дверное стекло было видно, как вдоль тротуара медленно ползет какая-то машина.

- Может, вам налить чего? - предложила буфетчица.

- Водки.

- Сколько?

- Бутылку.

Ему подали поллитровку, граненый стакан и бутерброд с колбасой на щербатой тарелке. Он отошел к боковой стене, где под зеркалом тянулось продолжение стойки, налил половину стакана. Усмехнувшись, чокнулся со своим отражением и залпом выпил сивуху.

* * *

Во дворе своего дома Юра Голицын выгуливал овчарку Лолу. Занятый невеселыми мыслями о работе, Голицын почти не смотрел по сторонам. Но собака чутко отслеживала обстановку и натянула поводок, почувствовал присутствие постороннего человека.

Из темноты за выступом кирпичной стены, огораживающей часть двора, вышел Шилов. Руки в карманах короткого расстегнутого плаща, кепка закрывает половину лица. Голицын не сдержал усмешку: ну, и видок.

Собака предупредительно зарычала, и Юра чуть дернул поводок:

- Тише, Лола, свои. Ты его должна помнить.

Роман подошел. Они поздоровались и медленно пошли бок о бок по двору. Овчарка больше не обращала на Романа внимания.

- Долго ждал?

- Да нет, я же знаю, когда ты с ней выходишь гулять. Сколько пива здесь выпито!

- Как сам?

- Жив.

- Серегу вместо тебя?…

- Да. Слушай, мне нужно вытащить Чибиса. У него есть неопровержимые доказательства моей невиновности. Выдерни его на какое-нибудь следственное действие. Я тебе обещаю, что никто из людей не пострадает.

Голицын покачал головой:

- Меня отстранили от дела. Оно у Кожуриной.

- Тогда это другой вопрос…

- Подожди, подожди. В изоляторе он все еще за мной числится. Я могу дать ребятам из твоего отдела постановление на его этапирование в прокуратуру.

- Не пойдет. Ты сам подставишься по полной программе.

- Скажу, что выписал и отдал бумагу, когда еще вел дело. А ребята, ничего не зная, сейчас исполнили.

- Не поверят…

- Конечно, не поверят. Пусть докажут!

- Ты не Чибис, для тебя доказательства не нужны.

- Тогда забей для меня местечко в вашем логове. Прокуратура тоже имеет право на оборотней… Мы слишком долго считали себя крутыми - пришло время это доказать.

В коридоре УБОП, развалясь на жесткой скамье, сидел задержанный - бритоголовый здоровяк в черной куртке. Одна рука была прикована на уровне плеча «браслетами» к батарее, но это не мешало парню курить, стряхивая пепел под ноги и растирая его каблуком. Да и вообще он выглядел довольно уверенным, будто бы твердо знал, что пребывание в казенном доме не окажется долгим.

Из кабинета, над чем-то посмеиваясь, вышли Дядя Вася с Петрухой. Дядя Вася держал в руке незажженную сигарету. Мимоходом, очень непринужденно, он подкурил у задержанного, в знак благодарности хлопнув его по плечу. Парень в ответ подмигнул и подобрал ноги, чтобы операм было удобнее пройти мимо него.

- Ну чего, по пивку? - Петруха продолжил разговор, начатый еще в кабинете.

- Ставишь?

- А чего я-то?

- Кто из нас двоих в отпуск собрался?

- Меня шеф все равно не отпускает.

- Ты же не проставился, вот и не отпускает.

Разговаривая, они подошли к лестнице.

Сзади скрипнула дверь, в коридор торопливо вышел Иваныч:

- Мужики!

Они остановились, стали ждать, пока начальник догонит.

Проходя мимо задержанного, Карташов тормознулся:

- Тебе кто разрешил? А ну, потуши!

С недовольной ухмылкой парень раздавил сигарету ботинком.

Карташов подошел к Дяде Васе с Петрухой, приобнял их за плечи:

- Шалман «Три поросенка» знаете?

- Рыгаловка, - лаконично охарактеризовал заведение Дядя Вася.

- Там Стас Скрябин завис, с катушек слетел. Надо выручать парня, а то арнаутовские его подберут. Давайте, шевелитесь!

Дядя Вася хитро посмотрел на Петруху:

- Заодно и проставишься.

- Да ну тебя!

Иваныч слегка подтолкнул их:

- Давайте-давайте, а то опоздаем.

…В забегаловке никого, кроме Скрябина, не было. Даже буфетчица куда-то ушла из-за стойки. Приглушенно играл русский шансон, повествуя о загубленной в лагерях юности. Скрябин спал за столом, положив голову на руки. Перед ним лежал опрокинутый граненый стакан. На тарелке - надкушенный бутерброд с селедкой, под столом - две пустые бутылки.

- Да-а-а, хорош фрукт, - безуспешно попытавшись растормошить Скрябина, Петруха упер руки в бока и посмотрел на напарника, прошедшего к стойке. - Куда его, домой теперь?

- Нет, мы его здесь оставим. Проверь ксиву и ствол, а я пока заплачу. - Дядя Вася постучал бумажником по стойке. - Хозяйка! Сколько он должен?

- Сто двадцать, - из подсобки выглянула подкрашивающая губы буфетчица.

Петруха отодвинул безучастно сопящего Скрябина от стола, развел полы куртки. Увидел пистолет в кобуре, запасной магазин. Нашел в застегнутом кармане удостоверение.

- Все нормально.

- Ну хорошо! - Дядя Вася убрал лопатник в задний карман потрепанных джинсов. - А то я в семьдесят девятом точно так же ксиву потерял. Мне потом целый год кишки мотали… Пошли?

- Пошли!

Вдвоем они подняли Стаса, повели к выходу:

- Давай, братишка, давай. Русские своих на войне не бросают…

* * *

Кате было очень плохо.

Настоящая «ломка» еще не началась, но была на подходе. А в доме - ни одной дозы ширева. Двум барыгам не дозвониться, еще трое, после того, как Чибиса посадили, опасались иметь с Катей дело. Подруга обещала завезти «герыча», но, сука такая, где-то застряла.

Скрутившись в узел, Катя сидела на табуретке перед столом. Сил, чтобы выйти из дома и самой где-нибудь разжиться наркотиком, уже не оставалось. Только молиться своему наркоманскому богу, чтобы ниспослал дозу. И жалеть себя: ну почему жизнь так несправедлива?

Из коридора долетели какие-то звуки. Думая, что это подруга, и не соображая, что она бы не смогла сама открыть дверь, Катя радостно обернулась.

Из коридора на нее смотрел какой-то мужик. Высокий, лысоватый, с бугристым лицом.

Что за черт?

- Я от Чибиса. Он меня просил тебе помочь, - сказал парень. Когда он говорил, у него во рту тускло отсвечивали железные зубы, похожие на неровно вбитые гвозди. - Вот…

Держа в руке шприц в упаковке, и доставая из кармана светлой куртки что-то еще, парень вошел в кухню.

Остатками разума Катя вспомнила, как в последнем телефоном разговоре Чибис говорил про какую-то помощь. Кажется, обещал к ней кого-то прислать, кто привезет денег. Или дозу чистого… Или еще что-то… Какая, на хрен, разница, что?

Катя заторможенно улыбнулась. Парень закатал ей рукав и очень профессионально сделал укол. Почти сразу Катя почувствовала «приход». И отрубилась.

Пришла в себя уже на заднем сиденьи машины. Было очень хорошо. Очень.

Катя посмотрела в окно. Они ехали по городу. Мелькали дома и перекрестки. Утренние пробки уже рассосались, и машина быстро уносила Катю из Купчина, где она жила после ареста Чибиса…

- Куда мы едем?

- К нему. Ты же его хочешь увидеть?

- Да. Мне бы добавиться…

- Без проблем. Только чуть позже.

Катя закрыла глаза и до конца поездки впала в небытие.

Когда парень со стальными зубами ее растолкал, машина стояла напротив какого-то большого недостроенного дома.

- Пошли…

Катя послушно вышла и двинулась вслед за парнем, уверенно шедшему по тропинке от тротуара к одному из входов в недостроенный дом. Около входа он ее подождал, помог перешагнуть кучу мусора на полу и вывел на лестницу, по которой они поднялись на четвертый этаж.

Катя поправила волосы. Отдаленно подумала, что надо было накраситься. Подумала - и забыла. Сейчас она увидит ЕГО. А потом ей дадут дозу. Много доз. ОН ведь обещал…

Парень подвел Катю к окну, указал рукой:

- Видишь? Вон его камера, сверху справа на последнем этаже. Позови его, он выглянет.

Катя слабенько крикнула:

- Коля!

- Громче кричи. Кричи: Чибис! Коль там много…

Катя набрала воздуха, сосредоточилась.

- Чибис! Чи-и-и-и-бис!

Чибисов лежал на шконке и читал книгу. Услышав, встал, подошел к окну. Солнце слепило глаза, пришлось придвинуться ближе, взяться руками за прутья решетки.

Опять долетел прерывающийся женский голос.

Катька? Какого черта ее сюда принесло? Он ведь говорил, чтобы она…

На пятом этаже недостроенного дома снайпер, одетый в черный комбинезон и черную маску, поднял карабин и прицелился. Голова Чибиса представляла из себя отличную мишень. Даже без оптики он бы не промахнулся. А уж с таким мощным прицелом…

Снайпер затаил дыхание и надавил на спусковой крючок.

Глушитель чуть замедлил начальную скорость полета пули, но на конечном результате это никак не сказалось.

За долю секунды преодолев разделяющее недостроенный дом и тюрьму расстояние, она ударила Чибиса точно в лоб в трех сантиметрах над переносицей. Прошла через мозг, вырвалась из затылка и, еще не потеряв силы, впилась в обитую жестью дверь камеры, откуда ее потом и достали эксперты.

… Катя сидела на полу, на том же месте, с которого кричала Чибису, прислонившись к стене. Рукава куртки и свитера были закатаны, обнажая страшные «дорожки» на локтевом сгибе. Плечо было перетянуто резиновым жгутом, место свежего укола обозначала маленькая капля крови. Рядом с Катей валялся использованный шприц. И стоял карабин. В стороне лежала пахнущая порохом гильза. Катя была мертва. Так начался новый день…

 

23

 В обсуждении плана захвата Чибиса участвовали, в основном, Егоров и Шилов. Миша больше слушал и смотрел на схему, которую рисовал Шилов. В комнате было не продохнуть от сигаретного дыма. Негромко работал телевизор.

- Значит, так, Миша: ты подъезжаешь на машине и блокируешь вот эту арку. Я с волыной - справа и сзади. Петрович забирает Чибиса.

- А если охрана дернется?

- Если мои будут - не дернутся.

- Ну, а если не твои?

- Тогда план «Б».

- Это как? - спросил Миша.

- Черт его знает, в кино так говорят. Во всяком случае, стрелять я не буду.

- Вот этого я и боюсь, - Егоров развернул к себе листок со схемой.

- Злой ты, Петрович!

- Злой. Поживи с мое в тюрьме - станешь таким.

По телевизору начались новости. Краснов это первым заметил и сделал погромче:

- Криминальная хроника. Сейчас про нас чего-нибудь расскажут.

Все посмотрели на экран. Женщина-диктор бодро начала говорить про состоявшийся в ГУВД брифинг на тему борьбы с оргпреступностью.

Егоров поморщился:

- Слушай, достать бы газовик. Пальнем в салон - дешево и сердито.

- Лучше светошумовую гранату. Вопрос, где взять?

- У меня на Апрашке есть один знакомый барыга, он подгонит, - предложил Миша.

- А я их там всех знаю. «Гостили» когда-то, - усмехнулся Егоров.

Картинка на экране сменилась. Вместо дикторши в студии появился репортер, с микрофоном в руках стоявший на фоне большого недостроенного здания из красного кирпича.

Егоров сразу узнал дом напротив тюрьмы.

Миша - тоже.

- Это же… - начал он.

- Тихо! - поднял руку Егоров.

Репортер привычно выстреливал шаблонные фразы:

- Новое слово в истории заказных убийств оставил преступный мир Петербурга. Беспрецедентное по своей дерзости убийство произошло сегодня утром в следственном изоляторе номер четыре, который находится на улице Лебедева. Снайпер, расположившийся в соседнем доме, застрелил через окно камеры Николая Чибисова, в криминальных кругах более известного под кличкой Чибис…

- Вот и план «Б». Только чей? - Очень спокойным голосом сказал Егоров.

Невнятно выругавшись, Роман швырнул в стену железную авторучку. Она отскочила в тазик с водой.

В это же время в своем кабинете Арнаутов ставил Виноградова в известность о затеянной им глобальной общегородской операции. Предполагалось силами нескольких групп прочесать места возможного появления Шилова, хорошенько потрясти его связи и оставить засады, если где-нибудь нарисуется перспектива на задержание.

Стол был завален бумагами, телефон то и дело звонил. Арнаутов то садился на стул и начинал листать какие-то списки, то вставал и, сунув кулаки в карманы брюк так, что они трещали по швам, сообщал начальнику УСБ очередную гениальную идею.

Виноградов, прислонившись к стене, большей частью помалкивал. Он думал, что в своей ненависти к Шилову и в стремлении отомстить за погибших ребят и раненого сына, Арнаутов начинает сильно перегибать палку, но, не имея в запасе действительно сильных оперативных ходов, действует сумбурно и непродуктивно. Ни Шилова, ни Егорова он не задержит, разве только по чистой случайности. А вот жалоб на его действия может поступить множество, и с этими жалобами придется разгребаться ему, начальнику УСБ. Что ж, если Арнаутов подставится, он не станет его покрывать…

- В Доме офицеров Шилов тоже играл, - Арнаутов потряс какой-то бумагой, схваченной со стола.

Виноградов поморщился:

- С военными ссориться?

- Мы преступника ищем или в бирюльки играем?

- Коля…

- Что - Коля? Пока мы тут телимся, он вообще все улики зачистит. А потом явится в прокуратуру, и посмеется, когда мы не сможем ничего доказать. Это ведь какую наглость нужно иметь, чтобы Чибиса грохнуть, подбросить дохлую бабу и думать, что кто-то поверит? Это ж… Ничего, я его отправлю на пожизненное! Будет нюхать парашу и вспоминать, как в кабаках шиковал, бильярдист хренов!

Монолог Арнаутова прервал звонок внутреннего телефона. Он сорвал трубку:

- Слушаю, кто там? Что? Меня не волнует, что у тебя там с колесами! Если через десять минут машина не будет готова, я с тебя лично погоны сорву, без министра!

- А ведь на все адреса колес может и не хватить, - заметил Виноградов.

- Хватит! На своих поедут; понакупали джипов, морды отъели…

В кабинет влетел запыхавшийся подчиненный:

- Николай Иваныч, СОБР прибыл.

- Командиров групп ко мне для получения заданий.

- Есть!

…И уже через полчаса собровцы вместе с оперативниками арнаутовского отдела отрабатывали адресную программу.

Проверяли кабаки, где он бывал, и бильярдные, в которых играл. Станцию техобслуживания, на которой он чинил машину. Даже какие-то магазины, в которых он, якобы, часто покупал вещи. Допрашивали множество знакомых.

Добрались и до подмосковного Дома отдыха, где проживала семья Егорова. Жена, еще накануне предупрежденная Егоровым по телефону, вызвала сильные подозрения своей выдержкой, и ее долго кололи на предмет возможного местонахождения мужа, пугая ответственностью за укрывательство и предлагая подумать о дочке, на судьбе которой такое родительское поведение может очень негативно сказаться.

В общем, как и предполагал Виноградов, шуму поднялось много, толку же было - ноль.

Разве что обнаружили Рыжего.

В автомоечном комплексе кота опознал тот самый незадачливый Леха, который съел его колбасу.

Злорадно скалясь, Леха зашел в конторку, у стены которой с поднятыми руками стоял толстый Жора-хозяин.

- Чей кот?

- Мой.

Леха подал знак, и один из собровцев врезал Жоре ботинком по почкам.

Жора охнул:

- За что?

- Кошек не люблю. Давайте, грузите в автобус его…

В УБОПе Жору продержали до вечера, ничего не добились и были вынуждены отпустить.

Прямо из Управления опытный Жора поехал в травмпункт, где зафиксировал несколько гематом, царапины и подозрение на СГМ. 6

Сотрясение головного мозга.

Утром он собирался написать жалобу…

* * *

Ничего не зная о поднятой ради их задержания суете, Егоров и Шилов продолжали мозговой штурм.

- Кто, кроме нас, знал про пленки?

- Кроме нас только следак и полкамеры, которая разговор Чибиса слышала.

- Следак не обсуждается.

- Тут вообще нечего обсуждать. Случилось так случилось. Надо думать, где пленки искать.

- Надо думать… - Шилов посмотрел на Краснова: - Чего пригорюнился-то, Мишань?

- Два дня назад даже не подумал бы, что буду расстроен его смертью.

- Зато теперь одной проблемой меньше.

- Мне - меньше. А нам всем - больше.

Егоров, которого все эти философские отступления раздражали, стукнул кулаком по столу, заставив высыпаться из пепельницы часть окурков:

- Ну не можем же мы быть глупее бывшего метрошного опера!

- Не можем. К тому же, мы живы.

- Давай прикинем список возможных мест… Кто может знать…

- Давай. Где ручка, блин? Писать нечем.

Егоров достал ручку из тазика:

- Меньше психуй - не будешь «Паркерами» своими разбрасываться.

Шилов взялся записывать варианты, помечая каждый из них в зависимости от результатов короткого обсуждения минусом или знаком вопроса. Минусы преобладали.

- Дома?

- Нет. И в офисе - тоже.

- Кто-то из членов группировки? - Шилов посмотрел на Краснова.

- Да нет, Коля и себе-то не особенно доверял.

- Логично. Бабы? Бабы по той же причине мимо. Где? Какой-нибудь тайник на чердаке, в подвале, на дне Невы… Черт!

- Это же пленки, - напомнил Краснов. - Испортятся - пиши пропало.

- С чего ты взял, что это пленки? Он мог на цифровой диктофон записать.

- Цифровой в воде, что, не портится?

Шилов задумался. Фиг его знает, что происходит с цифровой техникой на дне реки. Да и пользоваться таким тайником можно только сезонно.

- Поехали на сушу.

- Конспиративная квартира, - предложил Егоров, глядя на Мишу.

- Да снимали мы много квартир. Для оружия, для лежки…

- Ненадежно, - Шилов нарисовал жирный минус. - Трудно контролировать.

- Да, ключ от такой страховки хочется всегда иметь под рукой, - согласился Егоров.

- Ключ? - Шилов задумался, вспоминая. - Ключ…

- Может, в машине? - Высказал новое предположение Егоров. Шилов не реагировал, и Егоров пощелкал пальцами. - Алло, гараж!

- Тихо! Я, кажется, знаю. Перед тем, как запустить в камеру, Серега со Стасом Чибиса обыскали. У него был крест. Здоровенный такой, на цепочке. И вместе с крестом - ключ. Серега еще пошутил тогда: ключ от рая? Ключ от рая номер… На ключе были цифры какие-то… - Роман напряг память. При той сцене он не присутствовал, знал ее только со слов Сереги. Правда, Стас там был, он должен помнить. Но все-таки… Вспомнил! - Ключ от рая номер сто двадцать девять. Чибис еще тогда засмеялся на серегину шутку: «Ну, типа того». И очень просил ему крестик с ключом оставить.

- Оставили?

- Нет, конечно. Только где он теперь? Скорее всего, в прокуратуре. Или у нас в кабинете мог остаться, и тогда его или убоповцы при обыске выгребли, или где-то лежит до сих пор. Так вот, это банковский сейф.

- Во всех банках есть ячейки?

- Во многих.

- Ну, и как мы найдем нужный?

- Я думаю, сейф оформлен на его имя.

- Или на поддельный паспорт.

- Или находится на Луне! Гадать можно сколько угодно.

- С учетом банковской тайны…

- Попросим Юрку Голицына, он наштампует нам липовых запросов. В конце концов, нам известен номер ячейки.

- На все это уйдет год.

- Есть другие предложения?

- Дай мне чистый мобильник.

Пока Егоров набирал номер и ждал соединения, Миша наклонился к Роману и прошептал:

- Если это важно, то у Чибиса был поддельный паспорт на имя Милорадова Валентина Константиновича. Я сам его видел.

- Чего ж ты раньше-то молчал, а?

- Так вы мне слова не давали сказать…

Егоров дозвонился, и Шилов, отвлекшись от Миши, прислушался к разговору:

- Борисыч, узнал? Помощь твоя нужна! Слыхал о моих проблемах? Повидаться бы надо. Если нет, я не обижусь… Так, а где? Во сколько? Договорились!

Егоров вернул телефон и сказал с легким торжеством:

- В три часа нас будет ждать человек. Мой реабилитированный зэк из налоговой, Суворов. Ну, ты, Ром, его видел. Помнишь, горилку вместе пили в моем кабинете?

* * *

Карташов открыл ключами дверь квартиры Скрябина и вошел.

Постоял в коридоре, принюхиваясь. Прошел в комнату.

Стас лежал поперек кровати, укрытый каким-то рваным пледом. Из-под пледа торчали ноги в носках и мятых штанах, и голова со спутанными волосами. На полу у кровати валялись пистолет в кобуре, ксива, пустая сигаретная пачка, пустые пивные бутылки.

Покачав головой, Карташов пересек комнату и раздвинул тяжелые шторы. Солнечный свет заставил Стаса поморщиться, что-то пробормотать и накрыть голову пледом.

Собрав бутылки и сигаретную пачку, Карташов ушел на кухню. Раковина была завалена грязной посудой, на столе лежали куски засохшего хлеба, пакет с растаявшими пельменями, банка консервов, которую, видимо, Скрябин начал вскрывать с пьяных глаз, но так и не сумел управиться с открывашкой, и только попортил.

Иваныч сложил мусор в пакет, протер салфеткой часть стола, поставил принесенного с собой «малька» водки. Снял куртку, надел фартук и принялся мыть посуду. Получалось это у него ловко, как будто он всю жизнь прибирался у Стаса.

За этим занятием Скрябин его и застал.

Ежась и потряхивая головой, он проковылял из комнаты в кухню и тяжело сел за стол.

- О, явление! - Карташов вполне доброжелательно усмехнулся. - Здорово, красавец!

- Ты как здесь?..

- Светка твоя ключи отдала. Сказала, больше ей не нужны.

- Да пошла она! - Стас подпер голову, посмотрел в пол.

- Я тебе взял поправиться…

Внимательно рассмотрев «маленькую», Скрябин с сожалением покачал головой:

- Нет, хватит. Надо в себя приходить.

Вместо водки он жадно выпил мутного рассола из трехлитровой банки с огурцами, стоявшей на подоконнике.

Карташов продолжал мыть посуду и говорить, время от времени, словно по расписанию, оглядываясь на Стаса, чтобы увидеть реакцию:

- Я в больницу звонил. К худшему не меняется, так что уже хорошо.

- Спасибо. Ты только из-за этого пришел?

- Чибиса застрелили. Через окно камеры, прямо из соседнего дома.

- Не слабо.

- Арнаутов считает, что это Шилов. Такую облаву устроил - весь город на ушах стоит.

- Что с него взять, с дурака?

- Он не дурак… Рома просил меня достать фото Арнаутова и Виноградова. Парнишка этот, который с явкой пришел, мельком видел мента, который Чибиса крышевал. - Иваныч закончил с посудой, вытер руки, снял фартук. Встал, прислонившись к раковине, лицом к Стасу. - Фото я достал, а Рома не звонит. Свяжись с ним, я готов встретиться.

- Я не знаю, где он, - отвел глаза Стас.

- Рома сам предложил держать связь через тебя. Так что брось валять дурака, шутки кончились: если Арнаутов найдет Рому раньше, он его в живых не оставит…

 

24

Выбрав момент, когда его непосредственного руководства масштабной облавой не требовалось - люди работали, операция шла своим чередом, не принося результатов, - Арнаутов заехал в прокуратуру.

- Я быстро, - буркнул он водителю и, поднимаясь по лестнице и топая по коридору, представлял, как будет извиняться перед Кожуриной.

Извиняться он никогда не умел… Даже если сам признавал, что явно не прав.

Кожурина сидела за столом и писала. При появлении Арнаутова подняла голову, но писать не прекратила. Даже как будто начала еще быстрее водить ручкой по разграфленному бланку. Официальным тоном сказала:

- Слушаю вас, Николай Иванович.

Арнаутов шумно вздохнул. Огляделся, как будто был в кабинете впервые. Заинтересовался справочниками на книжной полке, цветочками на подоконнике. Понял, что смотрится глупо, и на едином дыхании выпалил:

- Я тебе нагрубил. Извини!

Рука Кожуриной дрогнула, и замедлила движение. Голос тоже как-то изменился:

- Солдафон - он и есть солдафон.

Арнаутов вздрогнул. Подошел, оперся на стол Кожуриной. Она продолжала писать.

- Я солдат, и у меня погибли люди! Если он при задержании окажет сопротивление, я ему лично глотку перегрызу!

- Вот пока ты клыками лязгаешь, ты его не найдешь. А головную боль поимеешь. - Кожурина, наконец, бросила авторучку и, сцепив пальцы в замок, посмотрела Арнаутову в лицо. - Ты в курсе, что уже поступило пять жалоб от граждан и юридических лиц? Ты что, решил в городе устроить полный беспредел?

- Пусть сдадут Шилова. Ему кто-то помогает, это ясно.

- А ты заложников возьми. И если он сам не сдастся, расстреливай их, каждый час по человеку.

- Ладно, я дурак, ты умная. - Арнаутов перестал давить стол, сцепил руки на груди, качнулся на каблуках. - Дай совет.

- Знаешь, Коля, почему ты полковником стал?

Арнаутов с легким подозрением посмотрел на Кожурину.

- Потому, что иногда прислушивался к моим советам.

Арнаутов, поджав губы, отвернулся.

- А вот знаешь, почему ты никогда не будешь генералом?

Он посмотрел еще более подозрительно.

- Потому, что мне больше не хочется тебе их давать.

Ни слова не говоря, Арнаутов направился к двери.

Дождавшись, пока он начнет ее открывать, Кожурина все-таки одарила советом:

- Поговори с его девчонкой. Только не лязгай клыками, поговори по душам, извинись. Ты это, оказывается, делать умеешь… Найди подход. Она с ним связь держит.

Арнаутов хмыкнул и вышел.

Вместо работы Стас поехал в больницу и теперь сидел рядом с матерью.

Состояние, действительно, несколько стабилизировалось, и ее перевели из реанимации в обычную палату на восемь больных.

Стас подумал, что в такие палаты кладут тех, кому недолго осталось. Грязные стены испещряло множество трещин, с потолка падала штукатурка, в рассохшемся окне дребезжали битые стекла. Ободранные кровати, дырявое белье желто-серого цвета, в люстре - ни одной лампочки, так что с наступлением сумерек палата освещается только светом из коридора - если, конечно, медперсонал, раздраженный стонами и жалобами больных, не закрывает дверь.

Из лекарств - только капельница с раствором глюкозы да разноцветные витамины, видимо, из рекламных или спонсорских целей предоставленные больнице какой-то фармацевтической фирмой.

Раз уж не могут вылечить, так хоть бы умереть по-человечески дали, думал Стас, держа маму за руку.

Она тяжко вздохнула.

- Мам, что, болит что-нибудь? Что мне для тебя сделать?

- Да тебя мне, сыночек, жалко. Как же ты будешь без меня? Страшно, не сможешь ты один…

У Стаса зазвонил телефон.

- Прости.

Он посмотрел на дисплей. Его искал Громов. Наверное, хочет еще раз сказать, что отдел должен работать, а из Москвы едет комиссия.

Комиссия!

Она вернет с того света Серегу, даст денег на операцию и реабилитирует Шилова.

Скрябин отключил сигнал телефона и пробормотал:

- Да пошли вы все!.. И вы, и ментовка ваша хренова!

* * *

- Нервы ни к черту, - пожаловался Арнаутов. - Знаете, Юля, с чем только не приходилось сталкиваться. Нормальному человеку этого не понять. Вот и сорвался. Вы уж простите.

Арнаутов говорил, неловко примостившись на стуле, не приспособленном под его вес, и прижимая к груди папку из потрепанной кожи, будто служившей ему неким символом важной работы и неподкупности. Разговаривая, Арнаутов пытался еще и улыбаться. Оказывается, это он тоже умел. Во всяком случае, пытался.

Юля, сидя на диванчике, рисовала эскизы, и пока больше слушала, чем отвечала. Странное дело, но Арнаутов не вызывал у нее неприязни. Скорее, какую-то дурацкую жалость, и это вызывало даже более дискомфортное состояние, чем если бы он кричал, бил кулаком по столу, требовал сказать, где прячется Шилов… Очень хотелось, чтобы он скорее ушел. Зачем она его вообще пустила в квартиру? Вот дура! Все, больше никому она просто так дверь не откроет. Никому. Никогда.

Арнаутов привстал, посмотрел на эскизы:

- Красиво.

- Вы мне свет загораживаете.

Понимающе кивнув, Арнаутов сел обратно на жалобно скрипнувший стул. И, видимо, испугавшись, что стул может не выдержать, оперся на стол. При этом у него под рукой оказалась газета.

ТА САМАЯ ГАЗЕТА.

С объявлениями.

У Юли перехватило дыхание.

Тогда, дозвонившись до Шилова и побежав с ним встречаться, она забыла газету на столе в ателье. Узнав об этом, Шилов ее слегка поругал, и сказал, что газету надо обязательно выкинуть. Или на работе в женском туалете, предварительно разорвав и спустив в унитаз страницу с выделенными объявлениями, или уже дома, в мусоропровод. Но не на улице.

Юля пообещала все сделать, как велено. Но не сделала.

Почему? Объяснений было много, но все какие-то глупые. На работе сперва прицепилась Наталья, потом начальница, потом клиентка… Снова Наталья. В результате, все время помня про газету, Юля от нее так и не избавилась, приехала с ней домой. Выдирая страницу с объявлениями, подошла к мусоропроводу, чтобы выбросить все остальное, а объявления потом изорвать и спустить в унитаз - и увидела здоровенную крысу, высунувшуюся из-под крышки мусоропровода, и угрожающе шевелящую усиками.

Вот так газета, вся целиком, и оказалась на столе. Юля специально бросила ее на видное место, чтобы не забыть взять, когда в следующий раз соберется на улицу. До прихода Арнаутова не собралась. И даже не избавилась от злополучной страницы.

Ну, почему?

Дура!!!

Стремясь отвлечь внимание Арнаутова, Юля быстро заговорила:

- Вы хотите, чтобы я вас за грубость простила? Прощаю!

- Если Роман с вами свяжется, попросите его мне позвонить. Я надеюсь, мы с ним договоримся. Все-таки, одни погоны носим. Кто из нас не ошибался?

- Если свяжется, я непременно ему передам. Извините, но у меня очень много работы.

- Понимаю. - Арнаутов встал. - Не стану больше мешать. Еще раз простите… Всего хорошего!

Уже сделав шаг в сторону от стола, Арнаутов круто развернулся, подхватил газету и, со словами:

- Я возьму это почитать, ладно? - вышел из квартиры прежде, чем опешившая Юля успела что-то сказать.

В машине Арнаутов быстро просмотрел лист с объявлениями и нашел то, которое Юля вчера отметила красивыми виньеточками:

- Ну вот, Рома, и все! Свяжись с конторой, пусть экстренно пробьют адрес по этому телефону. - Последнее адресовалось водителю, который тут же схватился за рацию.

Арнаутов вылез из «Волги» и дошел до стоявшей немного в стороне машины с двумя оперативниками из его отдела:

- Сейчас она выбежит звонить, или рванет куда…

- За ней?

- Уже нет. Отвезите в ближайшее отделение, пусть подержат в «обезьяннике».

- Повод нужен…

- Тебя что, учить надо? Придумаешь!

…Юля выбежала на улицу, когда «Волга» уже выруливала из двора. В зеркале Арнаутов увидел, как Юлю остановили и, не особенно что-то там объясняя, отконвоировали к машине.

Арнаутов тут же забыл про нее.

* * *

На часах уже была четверть четвертого, а Суворов все не появлялся.

Встреча была назначена в проходном дворе на Фонтанке. Шилов курил в парадняке, отворачиваясь, когда-то спускался по лестнице или заходил в дом, Егоров маячил в середине двора.

Роман старался не думать о причинах задержки Суворова: мало ли, в пробку попал, или на работе задержался у руководства, - но неприятные мысли все равно лезли. Может, он испугался и передумал идти? Или приведет с собой группу захвата?

Дождавшись, когда Егоров в очередной раз повернется к нему, Шилов постучал пальцем по циферблату и показал растопыренную пятерню: ждем пять минут и снимаемся.

Суворов появился на исходе этого срока. Пришел пешком, и еще издали начал улыбаться Егорову. Правда, как потом разглядел Шилов, улыбалось у него только лицо, а глаза оставались очень серьезными.

Одеждой и повадками Суворов напоминал солидного бизнесмена. Если не знать, то и не догадаешься, что еще неделю назад этот лысоватый толстяк в дорогом светлом пальто парился в камере.

- Здорово! - подал руку Егоров. - Как сам?

- Нормально.

Они немного поговорили, а потом Егоров махнул Шилову, чтобы тот подходил.

Суворов прошелся по Роману оценивающим взглядом:

- Быстро все меняется в жизни, правда?

- От тюрьмы и от сумы не зарекайся.

- Уж я-то знаю, - Суворов кивнул.

- Борисыч готов помочь, - сообщил Роману Егоров, и недавний зэк снова кивнул:

- Сейчас крутану данные вашего пассажира. Там, на улице, забегаловка. Вы пока хлопните кофейку, а я подойду минут через двадцать. Хорошо?

- Да не очень бы хотелось по кафешкам светиться, - ответил Роман.

- Там молодежный гадюшник, студенты одни. Здесь вы больше отсвечиваете.

- Да-а, скоро мусоров вызовут.

- Слушай, ведь это ты дочку французского дипломата спас в прошлом году?

- Ну, типа того.

- Почему ж не уехал? Пил бы сейчас вино в Париже, а не прятался по темным углам.

- Это наша родина, сынок, - процитировал Шилов фразу из старого анекдота, и Суворов понятливо, от души рассмеялся.

…Кафе было выдержано в техно-стиле: сплошное железо, прямые углы и соответствующая музыка. Егоров взял чай с лимоном, Шилов - пиво. Сели за столик возле окна.

- Во всем есть свои преимущества, - сказал Шилов. - Когда еще можно пивка хлопнуть в середине рабочего дня?

- Спасибо, я уж лучше чайку.

- Нет в тебе оптимизма, Егоров.

- Зато реализма навалом.

- Думаешь, он найдет?

- Обещал - найдет.

- Тебе виднее, твой человек.

- Просто он добро помнит.

- И много было добра?

- Много его не бывает. Слушай, а чего это ты как уэсбэшник заговорил?

- Тренируюсь, как тебя «паровозом» пустить.

- Ну и сука ты, подельничек. - Егоров усмехнулся. - Мне отойти надо. Не скучай пока. Будут брать - кричи погромче.

Егоров поднялся и прошел в конец зала, к украшенной корабельным иллюминатором двери туалета.

Шилов отхлебнул пива. Чувство тревоги, появившееся, как только они пришли сюда, усилилось. В чем дело?

Шилов оглядел зал. За столиками, прав был Суворов, только студенты, и среди них - ни одной знакомой физиономии. Бармен, официантки, притопывающий в такт музыке диджей в наушниках - тоже не в счет. Но есть еще второй ярус, на который ведет металлическая лестница-трап. И там сидят несколько человек. Кто - не разглядеть.

Оп, движение какое-то началось!

С верхнего яруса спустились двое. Первый - типично наркотского вида пацан лет восемнадцати, - прошмыгнул мимо и исчез в вестибюле. А второй уверенно завернул к столику Шилова. Среднего роста, плотный, налысо стриженый, в черной кожаной куртке.

Вот так встреча!

Это был убноновец, крышевавший барыгу Пистона, у которого затаривалась подруга Чибиса.

- Здорово, Шилов! Я сяду? - Не дожидаясь разрешения, он занял место Егорова.

- Здорово, Глотов. Валяй.

Глотов по-хозяйски привалился к решетчатой перегородке, отделявшей закуток, где стоял столик, от прохода, и выпрямил ноги. Оценив плащ и кепку Романа, хмыкнул:

- В том прикиде ты выглядел лучше.

- Имидж - ничто, жажда - все. - Шилов сунул в рот сигарету, и Глотов небрежным, но быстрым движением поднес ему включенную зажигалку.

Шилов прикинул, как можно вырубить Глотова. Видимо, без особых проблем. Если только на втором ярусе не прячется десяток его бойцов. Но это вряд ли. Вырубить и, наплевав на встречу с Суворовым, сделать ноги. С Суворовым можно потом состыковаться, он поймет…

Или не суетиться? Чувство тревоги притухло, как будто самое опасное, что могло здесь произойти, уже произошло.

- Ты теперь популярен. - Глотов убрал зажигалку. - Ориентировки по всему городу.

- Рад, что ты в курсе.

Глотов рассмеялся:

- Да не напрягайся ты! Я же говорил, что не лезу в чужие дела. УБОПу надо - пускай УБОП ищет. Ты, кстати, в курсе, какой они шухер по всему городу подняли? Целая общевойсковая операция по твоей поимке. Только авиации не хватает и корабли еще в Неву не вошли. Это из-за утреннего убийства, так что ты бы сейчас поменьше болтался по улицам, могут и зацепить ненароком… А у нас с тобой все ровно. Согласен?

- Согласен.

- Выпутаешься - меня не забудь. Я же к тебе нормально, без косяков.

Глотов пожал Роману руку, хлопнул по плечу и ушел.

 

25

- Кто это был? - спросил Егоров, усаживаясь на свое место.

- Начальник одного наркотского отдела.

- Я так и подумал. Вон, кстати, Борисыч спешит.

Промелькнув за окном, Суворов появился в зале. Подбирая полы пальто, протиснулся за столик и устроился рядом с Шиловым:

- Все как в аптеке. Есть у Милорадова-Чибисова индивидуальная ячейка в «Петрокомбанке», и, что удивительно, номер у нее как раз сто двадцать девять. - Суворов пробарабанил пальцами по столу и спросил, как о чем-то само собой разумеющемся: - Смотреть содержимое будете?

У Шилова невольно дернулся глаз:

- А это возможно?

- Нет ничего невозможного, друзья мои.

- А как?

- Элементарно, Ватсон. Просто это немножко мой банк. Ну, совсем чуть-чуть, - усмехаясь, Суворов развел большой и указательный пальцы на длину спичечного коробка.

- Как же тайна банковских вкладов?

Суворов пренебрежительно рассмеялся. И, резко оборвав смех, сказал очень весомо:

- Так же, как правовое государство и презумпция невиновности. Не для всех. Вот адрес, - он подал Егорову сложенную бумажку, - подъезжайте-ка вы часика в двадцать три.

- Спасибо, Борисыч, - Егоров убрал бумажку в карман.

- Не за что. Я побежал. Мне еще надо успеть на коллегию, отчитываться за борьбу с преступностью в сфере банковской деятельности.

Когда Суворов ушел, Егоров с довольным видом напомнил:

- Я же говорил, что добра много не бывает.

- Угу… Знаешь, Петрович, иногда я чувствую себя учеником начальной школы.

* * *

Миша в очередной раз вылил воду из тазика в унитаз и вернулся в комнату.

Посмотрел на потолок. Протечка, кажется, увеличивается. И пятно стало больше, и капает вроде быстрее. Мало того, что звук раздражает, так ночью и потоп может случиться, не будешь ведь каждый час вскакивать и проверять, сколько воды набралось.

- Задолбало, - пробормотал Миша, и пошел на чердак посмотреть, нельзя ли там что-нибудь сделать.

Пока он тоскливо разглядывал прохудившуюся трубу, к дому подъехали две машины УБОПа, и Арнаутов энергично отдал указания:

- Ты - остаешься во дворе, остальные - за мной. В случае сопротивления разрешаю открывать огонь на поражение.

Последнее было лишним, по закону каждый сотрудник самостоятельно решает, когда применять табельное оружие и лично несет ответственность за последствия.

- Видать, сильно его этот Шилов достал, - шепнул один из оперов.

- Меня тоже, - отозвался коллега. - Но я лично не собираюсь палить во всех без разбора. Меня в Нижний Тагил как-то не тянет. И так за сегодняшний рейд столько дров наломали, что теперь будем месяц в прокуратуре отписываться. Надо было мне в отдел к Карташову идти, у меня ведь был выбор, когда я из Фрунзенского переводился.

- Думаешь, у Карташова спокойнее?

- Может, и не спокойнее, зато Иваныч своих не бросает. А с нашим только и думай, с какой стороны огребешь неприятностей. Если не застрелят, так посадят…

Подошли к квартире. Арнаутов нажал кнопку звонка, потом стукнул по двери кулаком и встал так, чтобы его не могло зацепить, если из квартиры прямо через дверь откроют огонь. Его бойцы так же привычно заняли места вдоль стен и на лестничном марше.

Миша замер, глядя на все это сверху, из проема чердачной двери. Выйди он минутой раньше, и столкнулся бы с ними нос к носу.

Миша медленно попятился на чердак. Он был уверен, что сейчас кто-нибудь из ментов догадается посмотреть вверх, и его обнаружат. Но все напряженно стояли и ждали, не отрывая глаз от квартиры, точно были твердо уверены, что внутри обязательно кто-то есть, и Краснов сумел незамеченным скрыться из поля зрения.

Куда дальше? Чердак, конечно, большой, но спрятаться негде. Если начнут проверять, то найдут обязательно.

Когда вселялись, то парень, который позже взорвался, ходил смотреть пути отхода. Вернувшись, сказал, что по крышам можно пройти весь квартал - дореволюционная постройка, дома стоят вплотную.

Миша выбрался через слуховое окно, осмотрелся. Все оказалось так, как говорил Серега, но с некоторыми нюансами: дома были разной этажности, и с разными крышами. Двухскатные, четырехскатные - как на этом доме, плоские; крытые железом и толем; с эркерами и какими-то постройками вроде кирпичных сараев; утыканные антеннами… Справа дом ниже, слева - такой же пятиэтажный.

Краснов осторожно двинулся влево. И, словно почувствовав что-то, остановился, посмотрел вниз.

С улицы через арку во двор шли Егоров и Шилов. Они оживленно переговаривались и ни о чем, похоже, не подозревали. То ли во дворе нет ментов, то ли они так хорошо замаскировались, что еще полминуты, и Рома с Петровичем окажутся в их руках.

Краснов хотел крикнуть, но увидел оторванный кусок кровельного железа, схватил его и бросил вниз. Грохот получился такой, что и в квартирах, наверное, многие вздрогнули.

Шилов и Егоров остановились и подняли головы. Миша замахал руками, предупреждая об опасности, и его сразу поняли. Он увидел, как они бросились обратно под арку и благополучно выскочили на улицу.

Теперь следовало уходить самому. Пригибаясь, чтобы сохранить равновесие на скользком железе, Миша побежал к соседнему дому.

- Я его вижу. Он на крыше, - сообщил по рации опер, оставленный во дворе.

Бежать быстро не получалось. Дважды Миша чуть не упал, но все-таки благополучно добрался до края и перепрыгнул на следующий дом. Обернувшись, увидел, что его догоняют. Преследователи были еще далеко, но расстояние сокращалось. Миша прибавил ходу.

- Стой, стрелять буду! - крикнули ему вслед, но выстрелов не прозвучало, хотя Миша видел, что кто-то из уэсбэшников - их было человек пять, - вытащил пистолет. Здоровенный начальник, который приходил к нему в СИЗО с требованием изменить показания, бежал одним из последних. Хоть бы он упал, сволочь…

Впереди оказалась глухая кирпичная стена более высокого дома. Миша подумал: все, блин, приплыли, но заметил приставленную к ней железную лесенку.

Сзади опять донеслось:

- Стой, сука!

Миша взлетел по лестнице. Оглянулся: менты еще ближе, хотя и не все, трое, в том числе громила-начальник, отстали. Лесенка хоть и шаткая, но за стену держится крепко, за собой ее не утащишь.

Побежал дальше.

И понял, что бежать все-таки некуда. Следующий дом был значительно ниже и имел остроугольную двухскатную крышу. На такую сиганешь - не удержишься, окажешься на асфальте быстрее, чем успеешь «Мама!» сказать.

Может, удастся заскочить в какую-нибудь квартиру?

Миша подбежал к краю, посмотрел вниз. Хоть чуть-чуть повезло: прямо под ним был маленький балкон. Тренироваться некогда, если не получится с первой попытки, то не получится уже никогда.

Миша прыгнул.

Попал.

Окно и дверь в квартиру были закрыты. В комнате шел ремонт: стояли стремянка и ведро с краской, мебель была сдвинута к одной стене и накрыта черным полиэтиленом. Хозяин квартиры - немолодой мужик в майке, с сильно татуированными руками, - не испугался, наоборот, решительно направился к балконной двери:

- Чего-то я не понял! Чего за дела-то?

Миша прижался к дверному стеклу:

- Выручай, земеля, менты на хвосте!

Мужик внимательно посмотрел на Краснова…

Когда двое оперов спустились на балкон, дверь была распахнута настежь. Хозяин квартиры, уже одетый не в майку, а в рубашку с длинными рукавами, закрывающими зоновские татуировки, сидел на корточках и сгребал осколки цветочного горшка.

- Где он?

- Цветок разбил, падла! - Мужик проворно вскочил, посторонился, свободной рукой схватился за левую скулу, как будто бы она болела после сильного удара Краснова. - Ломанулся, как танк! Догоните - отоварьте его как следует, суку!

С пистолетами в руках опера пронеслись по квартире и исчезли на лестнице.

Мужик запер за ними дверь, вернулся в комнату и, приподняв полиэтилен, сказал прятавшемуся там Краснову:

- Выходи, чего ты?

Миша вылез из укрытия, восхищенно покачал головой:

- Слушай, как ты все это сообразить успел?

Мужик усмехнулся:

- Поживи с мое! У меня вот сын, знаешь, почему пятерик мотает? Потому что меня рядом не было!

- Спасибо…

- Ты погоди только, не выходи сразу. Они сейчас на улице шухер устраивают. Вот угомонятся немного, тогда и пойдешь…

* * *

«Петрокомбанк» занимал нижний этаж неприметного старого дома, расположенного в районе концертного зала «Октябрьский». Не зная точного адреса, найти его было сложно: никакой рекламы, вход со двора, скромная вывеска. Обычно так выглядят или очень крепкие банки, созданные серьезными людьми для обслуживания их интересов, или мыльные пузыри, ненадолго рожденные под реализацию конкретных мошеннических проектов. «Петрокомбанк», скорее всего, принадлежал к первым.

Шилов с Егоровым приехали на пять минут раньше срока, на той бежевой «семерке», которую Роман взял у знакомого хозяина автосервиса.

Достав телефон, Шилов в очередной раз набрал домашний номер. Потянулись длинные гудки; через полторы минуты ожидания соединение автоматически прервалось. Плюнув на конспирацию, Роман позвонил Юле на трубку: «Аппарат выключен, или находится вне зоны действия сети»…

- Скорее всего, она у Арнаутова, - решил Шилов. - Он ее или разговорил, или… Газета! Она не выбросила газету.

- Какую газету?

- Через которую я квартиру снимал, с объявлениями. Черт, это я виноват…

Егоров пожал плечами.

Когда молча сидеть надоело, он риторически спросил:

- Интересно, где Мишка сейчас?

- Если его не взяли, то бегает, и не знает, как с нами связаться. Сколько он в одиночку продержится? Тоже моя вина: надо было оговорить такой вариант.

- Всего не предусмотришь, так что завязывай себя виноватить, Георгич… Вон, кстати, и Борисыч нарисовался.

- Где?

- На черном «Пассате».

Шилов оглянулся:

- На чем?

На улице, прямо напротив двора, мигал левым поворотником «Фольксваген-пассат», остановившийся, чтобы пропустить встречного.

Егоров усмехнулся:

- Скромничает Борисыч, мог бы себе тачку и подороже купить. - «Фольксваген» был предыдущего поколения, выпуска первой половины девяностых годов. Вполне прилично для начинающего бизнесмена, но недостаточно для того, кому «хотя бы чуть-чуть» принадлежит банк. «Фольксваген» заехал во двор и остановился позади «семерки». Все вышли из машин.

- Привет, - Суворов поздоровался, закурил и нажал кнопку звонка на двери банка.

Почти сразу открыли. Охранник пропустил всех, ничего не сказав. И не отреагировал, когда, проходя через арку металлодетектора, Шилов громко «зазвенел».

Внутри банк производил значительно более респектабельное впечатление, чем снаружи. На дизайне и отделочных материалах хозяева не экономили.

Суворов шел впереди. По коридору до конца и направо, до тяжелой двери, которую он открыл магнитным ключом. Еще немного по коридору, и вниз по лестнице.

Когда спускались, Шилов спросил:

- Борисыч, а Суворов - родовая фамилия?

- Увы, но фельдмаршалу войск российских я не родственник. А то жил бы сейчас в Париже, писал мемуары, ел бы устриц, пил бургундское…

- Дался тебе этот Париж. Тебе и здесь есть, о чем написать.

- Это точно, - рассмеялся Суворов, останавливаясь перед бронированной дверью.

Догоняя их, по лестнице сбежал работник банка - серьезный молодой человек в строгом костюме. Молча набрал многозначную комбинацию на кодовом замке, поднес магнитный ключ к считывающему устройству. Щелкнули запоры.

- Сезам, откройся! - Суворов с натугой потянул за ручку, отворяя толстую дверь.

Они вошли в довольно тесное помещение, вдоль трех стен которого располагались индивидуальные сейфы - на вскидку, штук сто пятьдесят, - а посередине стоял обычный канцелярский стол с лампой, пепельницей и двумя стульями.

Молодой человек молча ушел.

Суворов потушил сигарету и, доставая из кармана пиджака связку ключей, пробежался взглядом по рядам сейфов:

- Ну, который тут сто двадцать девятый? Ага, вот он!

Отперев два механических замка, Суворов открыл сейф и вытащил из него металлический ящик с откидной крышкой. Поставил ящик на стол и сделал приглашающий жест:

- Прошу! - После чего сам отошел, демонстрируя, что не питает интереса к чужим, особенно смертельным, тайнам.

Но не успел Роман открыть ящик, как Суворов спросил:

- Я слышал, у тебя пушка такая понтовая. Дай посмотреть пока…

Медля с принятием решения, Шилов посмотрел на Егорова. Тот поддержал:

- А чего? Ну, дай, а то неудобно как-то.

Роман медленно достал «беретту», протянул, стволом вперед, Суворову:

- Аккуратней, заряжено.

Суворов понимающе надул щеки и взял пистолет подчеркнуто осторожно.

Шилов повернулся к нему спиной и открыл ящик.

Стоя сзади, Суворов рассматривал пистолет: примерял, насколько удобно он обхватывается рукой, трогал предохранитель, взвешивал на ладони, быстро перекидывал из руки в руку…

Шилов открыл ящик.

В нем лежали цифровой диктофон с выносным микрофоном на тонком шнуре, несколько кассет различного формата и компакт-диски с какими-то пометками на приклеенных к ним бумажках.

- Вот они, наши волшебные палочки, - сказал Егоров.

- Да уж… - Шилов начал перекладывать содержимое ящика в принесенный с собой пакет.

- Классная штука, - дождавшись, когда Шилов все переложит, Суворов вернул пистолет, и кивнул на опустевший ящик: - Ну, что, победа?

- Похоже, что да, - отдав пакет Егорову, Шилов пристроил «беретту» на привычное место подмышкой.

Суворов убрал ящик в сейф.

- Ты чего так взмок? - Егоров удивленно посмотрел на Романа, по лицу которого стекал пот.

- Жарко тут. Пошли?

На улице Суворов сказал:

- С учетом того, что клиент Милорадов-Чибисов в банк завтра не явится, я даю вам целый день. Но потом…

- Все вернем, Борисыч! - Егоров тряхнул пакетом с трофеями.

- Да уж верните. А то вас за эти кассеты убьют, и имя банка сильно пострадает. Шутка!

- Тоже мне, Петросян нашелся! Все, пока, до встречи! - Егоров сел в машину.

Суворов направился к «Фольксвагену». Шилов задумчиво посмотрел ему вслед, и окликнул:

- Борисыч!

- А? - Суворов обернулся, поигрывая ключами от машины.

- Старовата у тебя тачка, Борисыч!

- Так это не моя, а жены. Мою следствие как арестовало, так до сих пор не может вернуть. Но эта, - Суворов указал ключами на черный «Пассат», - уже почти полтора года без проблем бегает. Я ее взял у старого сослуживца. Я ведь тоже когда-то опером на земле начинал…

- У кого?

- Да ты его должен знать, он много мест поменял, а сейчас в главке начальник отдела. Партийная кличка Фельдмаршал. Как-то по молодости ему в пивняке глаз сильно подбили. Полгода с повязкой ходил. Прям Кутузов! И покомандовать всегда сильно любил…

- Спасибо, Борисыч.

Шилов сел в свою машину.

Егоров с сомнением смотрел на старенькую магнитолу:

- Я вот думаю, поставить кассету, или повременить? Вдруг зажует?

- Ставь. Хотя я уже знаю, чей там голос.

Они прослушали одну сторону, и дальше не стали.

Егоров достал из магнитофона кассету, бросил ее обратно в пакет. Сказал:

- Убей его, Шилов.

Роман молча курил.

- О чем думаешь? - Егоров тронул его за плечо.

- О пустыне.

- Что?

- Хорошо там, наверное. Людей нет, одни верблюды. - Роман выбросил окурок на улицу и достал сотовый телефон: - Значит, так, начинаем свой план «Б».

* * *

Сидя в отделенческом «обезьяннике», Краснов думал, расколят его и отдадут на растерзание Арнаутову или оформят за мелкое хулиганство и выпустят. При задержании он назвался данными Селиванова. Прописан в Воркуте, в Питер приехал посмотреть город. Где документы? Бабы, наверное, сперли. Или сам потерял, когда дрался. Что за бабы? Да из-за которых драка и получилась.

Бабы, действительно, были. И драка. Правда, драка - это когда бьют обоюдно, а там, на этом чертовом Староневском, так обернулось, что Миша лишь получил, не успев дать в ответ.

Смывшись от убоповцев Арнаутова и проболтавшись какое-то время на улице, Миша, в поисках нового лежбища, обратился к двум уличным проституткам:

- Девчонки, вы как: отдыхаем, работаем?

- Нам отдыхать некогда.

Краснов посмотрел на ту, что была симпатичнее:

- Тогда веди, работящая.

- А чего ты без машины?

- День такой. Машина сломалась, с женой поругался. Короче, расслабиться надо.

- Тариф знаешь?

Не успел Миша ответить, как визжа тормозами у тротуара замер «Форд-скорпио», из которого выскочил рослый парень в кожаной куртке.

Та проститутка, которую выбрал Миша, испуганно завизжала:

- Я не брала, Виталик! Я не брала!

Оттолкнув Мишу, Виталик схватил девчонку за руку и молча поволок к машине.

Краснов догнал его:

- Э, ты чего?

Бросив девчонку, Виталик развернулся и ударил Мишу в живот с такой силой, что Миша упал.

Девчонки бросились бежать в разные стороны.

Виталик схватил Мишу за волосы, подтащил к машине и с размаху приложил головой об капот.

И еще раз!

И…

За этим занятием их и застал патрульный наряд.

Обоих доставили в отделение. Миша сказал, что не будет писать заяву по поводу избиения, и Виталика, у которого в наличии имелся полный комплект документов, через полчаса отпустили. Самого же Мишу оставили «до установления личности».

Глядя на дежурного офицера и сержанта-помощника, Миша думал, что, судя по их виду, сильно устанавливать его личность им будет лениво, и к утру они его выгонят. Вполне возможно, что даже без составления протокола за хулиганство, которым поначалу пугали.

Чтобы не провоцировать ментов, Краснов сидел тихо. А вот в соседней, женской камере «обезьянника», какая-то девушка - видеть ее Миша не мог, - без конца выступала, требуя то адвоката, то прокурора, то еще что-нибудь.

- Эй! Эй! Тут женщина во сне обмочилась.

Толстый дежурный подошел к решетчатой двери, посмотрел в глубину женской камеры:

- Тебе что, тряпку дать?

- Можно и тряпку. Тряпкой удобно всяких уродов по морде бить…

- Смотри, дождешься ведь, - равнодушно пригрозил дежурный, возвращаясь на свое место за пультом.

Пульт находился достаточно далеко, чтобы можно было переговариваться из камеры в камеру без риска быть услышанным дежурным, и Миша позвал девушку:

- Слышишь меня? Ты их не зли. Потерпи, скоро утро, приберутся.

- Я теперь ментов всю свою жизнь ненавидеть буду.

- Да брось ты! Просто у них работа собачья.

- Мне один это сегодня уже говорил. А потом… Ур од!

- Нормальные мужики везде есть. Даже в ментуре. Один так мне просто жизнь спас.

- Ты еще скажи, что его фамилия - Шилов.

- А ты его знаешь? - Удивленный Миша головой прижался к решетке, пытаясь разглядеть девушку.

Не ответив на его вопрос, Юля начала смеяться. Смех перерос в истерику.

 

26

В шесть утра, проведя бессонную ночь, и выпив «для храбрости» стакан водки, Стас позвонил адвокату Лукошкину.

Через два часа они встретились в кафе, адрес которого назвал адвокат. На двери висела табличка «Закрыто», но барменша открыла сразу, как Стас постучал, впустила и снова заперла дверь.

Окна были зашторены, на потолке и стенах горело всего несколько ламп, и в небольшом зале царил полумрак.

Лукошкин уже ждал. Гладко выбритый, причесанный в деловом светло-сером костюме, благоухающий одеколоном. Он сидел за столиком и пил чай. При появлении Скрябина встал и подчеркнуто уважительно пожал руку:

- Доброе утро, Станислав Александрович.

Скрябин молча сел и тяжело вздохнул.

Прежде чем начать говорить, Лукошкин допил чай.

- Очень хорошо, что вы позвонили. Здоровье мамы превыше всяких идеалов.

Скрябин кивнул. Вид у него был подавленный, жалкий. А взгляд то и дело метался на блестящую разнокалиберными бутылками стойку бара.

- Может быть, вы хотите чего-нибудь?

- Пива. - После долгой паузы выдавил Стас, пряча подрагивающие ладони в рукава куртки.

- Без проблем, - адвокат улыбнулся и щелкнул пальцами, привлекая внимание барменши. - Пожалуйста, пиво, и еще чай.

Девушка принесла пиво и чай. Пока адвокат размешивал сахар, Стас в несколько глотков выпил полкружки, не замечая откровенно брезгливого взгляда, с которым наблюдал за ним адвокат.

Впрочем, когда Лукошкин заговорил, его взгляд опять был дружелюбным и понимающим:

- Значит, о какой сумме идет речь?

- Десять тысяч долларов - первый взнос.

- Это приемлемо. Мне только нужно позвонить… Да не грызите вы себя так! Ваша система сама поставила вас в безвыходное положение.

- Только пообещайте мне, что его не убьют?

Лукошкин вполне искренне засмеялся и приподнял над столом холеные руки, как будто собрался играть на рояле:

- Да что ж я, себе враг? Вы же потом на меня все повесите. Я вам еще в первый раз обещал…

- Деньги вперед.

- Разумеется. Сделаем сейчас так: мы едем в больницу и подписываем договор на операцию. Нам подвозят деньги, вы сразу все оплачиваете и везете показывать адрес.

- Я-то вам там зачем?

- Платя все деньги вперед, я хотел бы иметь гарантии. Согласны?

Скрябин допил пиво и кивнул:

- Согласен.

- Тогда поехали.

- Можно сначала еще кружечку?

- Конечно. Пейте, а я пока позвоню.

Отойдя в угол зала, чтобы Скрябин ничего не мог услышать, Лукошкин долго разговаривал по мобильному телефону.

Они покинули кафе через запасной выход, и довольно долго шли дворами, пока наконец на стихийной парковке у одного из многоэтажных домов не сели в серебристую «Шкоду-октавиа», на которой и приехали в больницу.

Там все получилось на удивление быстро. Аркадий Байрамович составил договор, кто-то - Стас не видел, кто, - подвез Лукошкину деньги. Аркадий Байрамович лично принял их, взамен выдав Скрябину корешок приходного ордера, и пообещал срочно начать приготовления к операции.

- Как видите, я свое слово держу, - улыбнулся Лукошкин, когда они вышли из больницы. - Теперь дело за вами, мой дорогой. Так какой адрес?..

Разговаривая, они подошли к «Шкоде», и адвокат сел за руль, а Стас, по его указанию, сзади.

После этого они с полчаса колесили по городу, часто меняя направление, останавливаясь или уходя от светофора в отрыв. У Лукошкина часто звонил сотовый телефон, и он, используя систему «хэндс-фри» слушал кого-то, лаконично отвечая: «Понял», «Да», «Нет», «Сейчас».

Стас догадался, что некто, более опытный в таких играх, чем адвокат, указывает маршрут, чтобы проверить, нет ли за ними «хвоста».

Результат проверки был положительным, и, получив очередную команду, Лукошкин развернулся, проехал дворами, выехал на широкий проспект, и остановился.

Сразу же в машину сели двое.

Петруха и Дядя Вася.

* * *

Они сдавили Стаса плечами. Петруха - слева, Дядя Вася - справа. - Так это вы…

- Догадливый, блин, - усмехнулся Дядя Вася, ловко вынимая из кобуры Стаса «макарова» и обшаривая, нет ли другого оружия.

Лукошкин поехал.

- Ствол отдай, - вяло попросил Скрябин. - Я же теперь вроде как с вами.

- И Шилова завалишь? - Петруха надавил на Скрябина плечом и слегка наклонился вперед, чтобы заглянуть ему в глаза.

- Уговор был только адрес показать.

- Ты же сказал, что ты с нами? - притворно удивился Дядя Вася.

Они вели себя очень уверенно.

В отличие от Лукошкина, который все-таки привык разгребать правовые последствия силовых акций, а не участвовать в их проведении.

Машина остановилась, чтобы принять еще одного пассажира. Это оказался высокий лысоватый мужик с бугристым лицом, одетый в короткую светлую куртку. Когда он приказал адвокату:

- Поехали. - Стас разглядел у него во рту кривые железные зубы.

- Это что, бугор ваш? - спросил он.

Петруха молча саданул Скрябина локтем в грудь. Стас охнул и согнулся.

- Слышь, ментяра, может, прямо щас тебя зарезать? - У Лысого был такой голос, что не стоило сомневаться: это не пустая угроза.

- А то ты меня в живых оставишь…

- Нам еще в хату надо войти. Так что имеешь шанс, если языком мести не будешь.

- Сколько человек в адресе? - спросил Дядя Вася.

- У меня перископа нет.

Петруха снова ударил Стаса локтем.

Восстановив дыхание и проморгавшись, Скрябин ответил:

- Могут быть трое. Шилов. Краснов. Егоров из СИЗО.

- Живучий цырик, - щурясь от солнца, сказал Лысый. - Я с ним как-то в крытке пересекался. Он мне житья не давал. Хотел его зарезать, да на этап забрали.

- Вот и доделаешь, - предложил Дядя Вася, который, похоже, был единственным, кто общался с Лысым на равных: Лукошкин Лысого откровенно побаивался, а на лице у Петрухи читалась смесь опаски и уважения.

- Приехали, - с облегчением оповестил Лукошкин. - Я близко подъезжать не буду, высажу вас на углу и подожду в машине.

- С нами пойдешь.

- А-а-а… Зачем?

Не удостоив его ответом, Лысый впервые обернулся и посмотрел Стасу в лицо:

- Условный звонок есть?

- Есть.

- Обманешь - лично в больницу смотаюсь, кишки твоей старухе вырву. Все понял? Не слышу!

- Я понял.

Лукошкин завернул во двор, нервно спросил:

- Какая парадная?

- Вон та, с кодовой дверью.

Лукошкин подъехал вплотную ко входу, остановил «Шкоду» носом к стене.

- Развернись, - приказал Лысый. - Чтобы потом быстрее слинять.

* * *

У Дяди Васи и Лысого были пистолеты с глушителями, у Петрухи - обычный «макаров».

Первым по лестнице шел Дядя Вася. Внимательно осмотрев дверь сорок первой квартиры, он прижался ухом к замочной скважине, послушал несколько секунд и, видимо, уловив в квартире какое-то шевеление, кивнул Лысому, после чего поднялся на несколько ступенек выше.

Лысый пистолетом ткнул Стаса между лопаток:

- Звони.

Прежде, чем подойти к двери, Скрябин посмотрел через плечо. Последним шел Петруха, перед ним - адвокат. У Лукошкина тряслись губы. Он понимал, что если не прямо сейчас, то чуть позже его тоже убьют.

Скрябин позвонил. Длинный звонок, короткий, короткий, короткий…

- Рома, это я, Стас. Открой!

И началось…

Дверь сорок первой никто не открыл, зато распахнулись двери всех остальных квартир на площадке. В каждой было по несколько оперативников и спецназовцев, так что на попавших в окружение оказалось нацелено сразу полтора десятка стволов.

- Бросай оружие! - рявкнул Арнаутов, во весь рост стоявший в одном из дверных проемов.

Стас бросился в сторону, но Лысый обхватил его за шею и плечо, прижал к себе, приставил ствол к голове:

- Я убью его! Назад!

С неожиданным проворством Дядя Вася спрыгнул вниз, к двери сорок первой квартиры, и прикрылся Лукошкиным.

- Не стреляйте! - заверещал адвокат. - Не стреляйте, не надо!

- На пол, суки! На пол! - крикнул кто-то из собровцев.

Только Петруха растерянно замер, опустив пистолет и переводя взгляд с Арнаутова на почти не видимого за Лукошкиным Дядю Васю.

- Брось пушку, ну! - скомандовал Арнаутов, и Петруха выпустил «макарова» из руки.

- Мудак! - выдохнул Дядя Вася и, выстрелив из-под руки адвоката, ранил одного из спецназовцев.

По нему дали автоматную очередь. Он пригнулся и, прикрываясь Лукошкиным, сделал еще несколько выстрелов.

Лукошкин заорал - и навсегда замолчал, когда в него попало сразу несколько пуль.

Прикрываясь его мертвым телом и отстреливаясь, Дядя Вася начал отступать наверх, к чердаку.

Под прикрытием Стаса Лысый попятился к лестнице. Их движение отслеживали несколько автоматных и пистолетных стволов, и будь хоть малая возможность, и Лысого завалили бы, но он умело держался позади Стаса.

Петруха сел на корточки и обхватил голову руками.

- На пол! - кричали ему. - На пол ложись, сука!

Но он продолжал сидеть, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Может быть, он молился или рыдал, но из-за грохота выстрелов этого не было слышно.

И вдруг вскочил и метнулся в одну из квартир, как будто хотел головой и руками пробить заслон из спецназовцев. На секунду отвлекшись от прицеливания в Лысого, один из них ударом приклада успокоил Петруху, отправив его лежать к стене лестничной клетки.

Мертвое тело Лукошкина дергалось от попадающих в него пуль, но продолжало защищать Дядю Васю. Оказавшись у чердачной двери, он бросил Лукошкина и нырнул в темный проем. Ударили автоматные очереди, однако он был уже вне пределов досягаемости.

Лысый продолжал пятиться, держа перед собой Стаса. Чтобы нащупать у себя за спиной первую лестничную ступеньку, он замер в неустойчивом положении.

Стас просто качнулся назад - и они вместе упали.

Они скатились вниз на полэтажа. Пистолет отлетел в сторону. Стас вывернулся, оказался сверху противника.

Кто-то дважды выстрелил в них.

- Не стрелять! - заорал Арнаутов, бросаясь на подмогу Стасу. - Это наш!

Арнаутову надо было пробежать не больше десяти метров, но он не успел.

Не успел спасти Лысого.

Оказавшись сверху, Стас ударил его пальцами в глаза, а потом просто крепко сжал его голову и принялся исступленно колотить затылком об пол, не чувствуя ответных ударов и рыча:

- Не трогай мать, падла, не трогай мать! Это я тебе кишки вырву, тебе, тебе!

Звуки от ударов черепа по бетону становились все мягче и глуше.

Лысый был уже мертв, но Стас продолжал бить и бить, не замечая ни смерти противника, ни того, что сам весь перепачкался его кровью. Арнаутов отшвырнул Стаса в сторону.

- Пусти! - орал Стас, вырываясь из рук подоспевших спецназовцев, а они, с трудом удерживая его, успокаивали:

- Все, братишка, все, все…

Увидев вместо затылка Лысого кровавое месиво, Арнаутов коротко выругался. Потом схватил с лестницы выроненный им при падении пистолет с глушаком, и вложил в руку трупа. Сжал пальцы на рукоятке, поправил положение руки так, чтобы вид казался естественным, а пальцы не разжимались, и побежал на чердак, по дороге успев и злобно глянуть на притихшего Стаса, и оттолкнуть двух оперов, пинавших оглушенного Петруху.

Когда Арнаутов выбрался через слуховое окно, Дядя Вася стоял на краю крыши и, прищурясь, из-под козырька своей вечной кожаной кепки смотрел на окруживших его оперов и спецназовцев. Патроны в двух пистолетах - и своем, и Стаса - закончились, и у него оставалось только два выхода.

- Не валяй дурака, Васильев. Проиграл - плати, - крикнул ему Арнаутов.

Дядя Вася покачал головой:

- Стар я на зону идти!

- Щас подойду - помолодеешь.

- Подойди! Ну, подойди! А то мне одному скучно будет лететь!

- В сына моего ты стрелял? И в ребят из отдела?

- А что делать, Иваныч? Жизнь такая пошла! Либо ты, либо тебя!

- Гнида ты!

- А ты ангел? Тогда догоняй!

Дядя Вася развернулся, и, как со скалы в воду, - головой вниз и с вытянутыми руками - прыгнул с крыши во двор.

Вслед за ним полетели плевок Арнаутова и короткая русская фраза.

 

27

Несмотря на то, что в ней принимало участие множество специалистов - медиков, криминалистов, следователей, - работа на месте происшествия затянулась.

Надо было осмотреть, сфотографировать и подробно описать в протоколе три трупа, лестничную площадку, крышу и двор. Надо было собрать все гильзы и пули. Осмотреть машину покойного адвоката. Принять письменные рапорта от сотрудников, участвовавших в задержании. Опросить жильцов дома. Надо было сделать много чего, и работа затягивалась…

Стас курил, сидя у стены дома на каких-то поломанных ящиках, и безучастно наблюдал за царившей вокруг него суетой. Время от времени он принимался оттирать кровавые пятна с одежды. А потом снова курил, несколькими затяжками приканчивая сигарету и поджигая новую от окурка.

Подошел Роман с бутылкой водки в руке:

- Будешь?

- На руки полей.

Шилов полил. Потом выпил и сел рядом со Стасом.

Все вокруг были заняты делом, и не обращали на них внимания.

- Трудно было? - задал Шилов дурацкий вопрос.

Самый опасный момент наспех составленного ночью «Плана „Б“» заключался в том, что Стаса могли просто убить, узнав адрес. Конечно, по всей логике получалось, что его обязательно притащат с собой, чтобы использовать как живой ключ для входа в квартиру, но… Могли просто убить. И никто бы этому не помешал. Ведь для того, чтобы все выглядело убедительно, пришлось оставить его без прикрытия, правдоподобно разыграв сцену ухода из-под наружного наблюдения перед встречей с Лукошкиным.

- Не помню, - ответил Скрябин.

- За Карташовым уже поехали.

- Я рад.

- Вот так вот все и закончилось.

- Особенно для Сереги.

Шилов выпил, закурил. Посмотрел в сторону:

- Я в его смерти не виноват.

- Никто не виноват в его смерти… Поеду я. Маму в наш госпиталь перевели. Я этого полгода добивался, а тут за два часа все решилось.

- Правильно, раньше ты был оборотнем, теперь стал героем.

- Невелика дистанция. Увидимся!

- Куда мы денемся?..

Скрябин ушел. Шилов остался сидеть, глядя вниз. По глоточку прикладывался к бутылке. Иногда, ведя с самим собой мысленный спор, качал головой или флегматично пожимал плечами.

Подошел Егоров:

- Дай закурить… Я все узнал, сегодня нас допрашивать не будут. Я к своим поеду, а то они с ума сходят.

- Давай.

- Береги себя! Все, как в кино было… Ладно, пока!

Во двор заехала «Газель» передвижной криминалистической лаборатории, привезшая Юру Голицына. Он бодро выскочил из кабины и пошел к Шилову. Роман поднялся ему навстречу. Голицын лучился энергией:

- Дело мне поручили. Кожурина у меня в бригаде.

- Здорово, - равнодушно прокомментировал Шилов, отворачиваясь, чтобы Голицын не увидел выражение его лица.

Голицын почувствовал его состояние. Замялся, подыскивая нужные слова. Не подобрал и, решив, что поговорят позже, с преувеличенной бодростью махнул папкой в сторону распахнутой двери подъезда:

- Побегу осматривать. Потом все обсудим, ага?

Приехали Арнаутов и Громов.

- Взяли? - спросил Шилов, предчувствуя ответ.

Арнаутов покачал головой:

- Исчез. И еще трое из его отдела. Черт, всегда чувствовал, что этот Карташов - змей.

- Наверное, кто-то страховал этих, - Громов кивнул на лежащий рядом с домом труп Дяди Васи. - Он шефу и позвонил.

- Наверное, - Шилов приложился к бутылке.

- Да, видок у тебя! Ты давай, пока допросы, пока вся эта лабуда, отдохни денька три и - вперед. Работы много.

- Нет, Юрий Сергеевич, с меня все.

- Что?..

- Хватит.

- Я думал, ты крепче.

- Я тоже так думал.

- На войне как на войне.

- Угу. Только меня на этой войне немножко убили.

Громов не нашелся, что ответить.

- Ты там прости… что я там на тебя… гнал. Я просто работал. Теперь нормально все. - Арнаутов протянул руку, предлагая заключить мир.

Шилов руки не пожал:

- Нормально? Я тебе вчера позвонил только потому, что у меня выхода не было. За Скрябина спасибо, конечно, а так… Свой дурак хуже врага.

Арнаутов опустил руку.

Шилов не мог успокоиться:

- Нормально… Для кого нормально? Для меня? Для Сереги? Для Геры Моцарта? Если бы не ты, все вообще могло б быть по-другому.

Задев их плечами, Роман прошел между Громовым и Арнаутовым и направился к выходу со двора.

- Я что, еще по бандиту Моцарту должен поплакать? - спросил Арнаутов.

- Вот и поговорили… - сам себе сказал Шилов, поддевая ногами опавшие листья.

* * *

Карташов позвонил в Москву с уличного таксофона.

- Алло! У нас беда…

Он звонил человеку, занимавшему в Организации одну ступень выше него самого. Этого человека Карташов ни разу не видел, и только, по некоторым причинам, догадывался, что тот является действующим генералом МВД.

- … Я сильно заболел. Нужно отлежаться где-нибудь в хорошем санатории.

- Я понял. Я пришлю ребят. Часов через пять на выезде из города. Приедешь сюда, составим новую медицинскую карту и поедешь, подлечишься…

- И как это судьба угораздила вас в таком месте встретиться? - спросил Роман, выходя вместе с Юлей и Мишей из отделения.

- У этой судьбы есть фамилия - Шилов, - ответила Юля. - Может быть, слышал?

Он обнял ее:

- Ты уж прости меня. Просто так получилось.

Она высвободилась:

- Мне срочно надо в душ. Иначе я умру.

Оставив Юлю около крыльца отделения, Шилов пересек тротуар и встал на поребрике. Его догнал Миша:

- Слушай, а что теперь со мной?

- Живой остался - уже хорошо. А там вырулишь.

Разглядев среди множества припаркованных машин старый «Мерседес» представительского класса, Роман махнул рукой, чтобы Жора - хозяин автомойки, которого он вызвонил сюда немного поработать личным водителем, - подъезжал их забирать.

Но раньше Жориного мерса рядом с Шиловым затормозил случайно ехавший мимо «БМВ» начальника Управления собственной безопасности. Опустилось тонированное стекло, Виноградов вполне благожелательно посмотрел на него снизу вверх с переднего пассажирского места:

- Добрый день! Я рад, что все хорошо обошлось. Садитесь, подброшу.

- Не западло оборотней возить?

- Ну, днем они безопасны.

- Да нет, спасибо, мы уж как-нибудь сами.

- Как хотите. - Стекло поднялось, и «БМВ» плавно тронулся, освобождая место старому «Мерседесу».

- Карета его светлости! - объявил Жора, а Шилов распахнул перед Юлей заднюю дверь, помог ей устроиться на широком диване и крепко обнял.

Уже стемнело, когда к автозаправочной станции на Московском шоссе, недалеко от выезда из Санкт-Петербурга, подкатил гаишный «Форд-эскорт». В кабине сидели двое в милицейской форме и желтых светоотражающих жилетах инспекторов ДПС.

Из павильона АЗС торопливо вышел Карташов. Держа руки в карманах куцего, похожего на шиловский «секонд-хенд», плаща, он огляделся и быстрым шагом подошел к машине. Водителя он видел впервые, но второго инспектора знал. Жесткие складки на лице Иваныча чуть разгладились, руки покинули карманы плаща, и он проворно, даже с какой-то неподобающей его недавнему положению прытью, юркнул в машину. «Форд» сорвался с места, вылетел на шоссе и пошел по среднему ряду, обгоняя многочисленные фуры и легковушки.

Водитель молчал, разговор начал второй, знакомый Карташову, инспектор:

- Сейчас приедем на место. Отдохнете, завтра увидитесь с шефом. Самолет поздно вечером.

- Понял.

- А кто вмешался в работу?

- Шилов, начальник убойного отдела. Но дальше меня ему нос не сунуть.

- Ага… Там, под стеклом документы новые. Посмотрите, пожалуйста.

Карташов отвернулся и начал шарить по полке за сиденьем.

Инспектор перегнулся через спинку своего кресла и застрелил Карташова из бесшумного пистолета.

- Ты чего машину пачкаешь? - возмутился водитель.

- Да я там пленку подстелил.

- Договорились ведь сделать, когда отлить остановимся.

- Он опытный… был. Мог заподозрить. Я с ним работал когда-то…

Пролетев по трассе полста километров, от трупа избавились в придорожном лесу.

- Ну что, да здравствует вечный федеральный розыск?

- Может, стоило получше закопать?

- Кто его там искать будет? Там тысячу лет никто не пройдет. А через год и вообще искать перестанут.

- Угу. Ладно, поехали, пожрем где-нибудь. А то еще семьсот километров пилить…

* * *

Приговор суда все слушали стоя.

Тесный зал был полон народа. Пришли почти все, кто имел отношение к делу: Шилов, Юля, Арнаутовы старший и младший, Кожурина, Юра Голицын. Пришли родственники подсудимых. Знакомые. Просто любопытствующие, привлеченные громким процессом.

В клетке, под охраной конвоя, стояли Петруха, Селиванов, «псковский дознаватель» с напарником.

Описательная часть приговора, чтение которой заняло два часа, уже мало кого волновала. Наконец зазвучали номера вмененных статей и размеры сроков.

Судья не скупился. Петрухе - двадцать лет. «Дознавателю» - двадцать лет. Семнадцать - его напарнику. Десять - Селиванову. Остался Краснов… Шилов «на удачу» сжал кулаки и посмотрел в напряженную спину Миши, стоявшего в первом ряду, без конвоя.

- Краснова Михаила Николаевича признать виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 209-й частью 2-й Уголовного Кодекса Российской Федерации, и назначить наказание в виде лишения свободы сроком на семь лет.

Судья сделал паузу, и Шилову показалось, что пол у него под ногами качнулся. Юля, искоса наблюдавшая за ним, тревожно взяла его под руку.

Судья продолжил:

- На основании статьи 73-й Уголовного Кодекса Российской Федерации наказание для Краснова считать условным на пять лет, в течение которых он своим поведением должен доказать, что твердо встал на путь исправления…

Шилов разжал кулаки.

Судья продолжал еще читать окончание приговора, но Шилов уже не слушал.

В голове вертелась одна мысль: «Значит, не зря я вернулся»…

Громов не давал ход его рапорту на увольнение. И хотя Шилов появляться на работе перестал, предпочитая проводить время с Юлей или играть в бильярд, на котором у него получалось очень и очень хорошо зарабатывать, почти каждый день находил возможность его обрабатывать.

Шилов долго держался.

Почти полтора месяца.

За это время его давно должны были уволить.

Не уволили, так что восстанавливаться не пришлось. Все просто как бы не заметили его длительного отсутствия на работе.

Громов говорил, что ситуация в стране и в Министерстве меняется…

Что кто, если не мы?…

Что дело не раскручено до конца, под суд пойдут одни исполнители, тогда как нити ведут оч-чень высоко вверх, и такие открываются перспективы, что…

Кто, если не ты? Что Виноградова вышибли с треском со службы… Что Егоров рвется перейти из СИЗО в убойный отдел… А отделом некому руководить. Шилов держался и продолжал проводить время с Юлей и играть на бильярде. Громов методично продолжал его обрабатывать. И червячок сомнения в правильности принятого решения в душе Шилова шевелился. Шевелился, рос. Крепчал. Но решающим моментом стал разговор с ребятами. За эти полтора месяца он все-таки заскакивал пару раз в главк, так что виделся с ними. А со Скрябиным так и вообще перезванивался достаточно регулярно и встречался во внерабочей обстановке. Но тут они все: Стас, Василевский, Джексон… Егоров! Они все пришли в бильярдную, и смотрели, как он лихо катает шары. Шилов в тот день был в ударе. Игра шла… Ребята смотрели… А потом был разговор. Ничего особенного они не сказали. Не уговаривали остаться, нет! Просто поделились некоторыми новостями. Попили водочки, как в старые добрые времена. Помянули Серегу. Ничего особенного они не сказали. Ничего… Особенного… Ничего. Но Шилов всю ночь не спал, а наутро позвонил Громову и сказал, что согласен. Юля этого не одобрила. Через две недели Шилов с Громовым были у начальника главка.

- Я рад за вас, Шилов, - говорил генерал. - И за вас, и… за нас. Сейчас, когда наше Управление оздоровляет свои ряды, возвращение такого специалиста, как вы, на должность начальника отдела по раскрытию убийств не может не приветствоваться. Уверен, у вас все получится.

- Жизнь покажет, - ответил Шилов.

- Юрий Сергеевич, считайте кандидатуру согласованной. Пригласите нового кандидата на должность начальника УБНОН.

Пока Громов шел к двери, генерал встал и пожал Шилову руку:

- Поздравляю.

- Спасибо. Разрешите идти?

- Идите.

На выходе из кабинета Шилов посторонился, чтобы пропустить нового руководителя УБНОН, уверенно шагнувшего через порог.

Это был Глотов. Поравнявшись с Романом, он заговорщицки подмигнул ему.

Шилов вышел и плотно закрыл за собой дверь.

19.05.2008