В кабинете «четверки» Егоров разговаривал с осведомителем.

Это был здоровенный, типично бандитской наружности парень в спортивном костюме, прозванный Гошей. На воле он выбил бы все зубы тому, кто предположил бы, что он станет работать с ментами. Но, подсев за разбой, он быстро сменил убеждения и теперь сотрудничал с Егоровым не за страх, а за совесть.

- Галянов в Колпино игровые автоматы бомбил. Вчера вспоминал об этом, когда косячка дунул. Пашинин заточку из супинатора точит. Да и смурной какой-то последние дни.

- Это, Гоша, все хорошо и замечательно, но ты мне про Чибиса что-нибудь расскажи.

- Что про Чибиса? В хату зашел по-хозяйски, шконку занял правильно. И не скажешь, что бывший мент. Бояться его все… Кстати, чего его не в ментовскую хату определили, а к нам?

- Он сам отказался.

- Так разве можно?

- Можно. Написал заявление - и вперед. Он ведь уже давно из ментовки уволился. Боится, наверное, что бывшие коллеги могут за его подвиги спрос учинить… С сегодняшнего дня Чибис - твой главный объект. Только ты поосторожнее, он все-таки опер, хоть и сгнивший. Нюх имеет.

- Да ладно, Виктор Петрович, меня тоже не пальцем делали.

Егоров достал из ящика стола несколько упаковок таблеток:

- На тебе эфедринчику на коллектив. Скажешь, адвокат подгон сделал.

- Ха, благодарствую! Все будет ёлочкой, начальник!

Начальник Следственного изолятора № 4 полковник внутренней службы Поярков сидел в своем кабинете и разговаривал по сотовому телефону, то и дело перенося его от одного уха к другому и вертясь в кожаном кресле так, как будто это было не кресло, а раскаленная сковорода. Лицо Ивана Игоревича покрывали красные пятна; воротник форменной рубашки душил: отглаженный китель с рядами наградных колодок давил на грудь. Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в кабинет, то он бы ни за что не поверил, что от этого человека может зависеть судьба двух тысяч зэков.

- Да нет, Реваз! Ну, накладочка вышла, - оправдывался Поярков, свободной рукой оттягивая жесткий ворот рубашки. - Я обещаю, завтра все решим. Ну, обещаю. Мы ведь друзья!

Закончив разговор, Иван Игоревич залпом выпил стакан холодной воды и нажал кнопку селектора.

- Голиков слушает, - донеслось из динамика.

- Срочно зайди.

Голиков явился через минуту:

- Иван Игоревич, вызывали?

Не предлагая присесть, Поярков спросил тем голосом, который привыкли слышать сотрудники и заключенные:

- Ты что, охренел? Почему Далидзе не на больничке? Он должен был уехать еще утром!

- Так его Егоров снял с этапа. Вы на совещании были, а с ним разве поспоришь?

- Опять, блин, Егоров?!

На селекторе загорелась лампочка, раздался голос дежурного:

- Иван Игоревич, вас начальник Управления собственной безопасности. Соединить?

Поярков посмотрел на селектор, посмотрел на Голикова. Махнул Голикову на ряд стульев вдоль правой стены и пробормотав: «Час от часу не легче», распорядился:

- Давай.

В динамике щелкнуло, и послышался голос Виноградова:

- Иван Игоревич?

- Слушаю, Олег Евгеньевич.

- Мы тут разрабатываем группу сотрудников бандитской направленности. У них там связью проходит твой опер. Сегодня он, например, предупредил, что потерпевшие подали заявления. Ну и вообще, информирует их постоянно. Егоров такой…

- Есть такой! - бодро подхватил Иван Игоревич. - Скользкий тип.

- Ты подбери материал, если на него что-то есть, а я с вашей безопасностью свяжусь.

- Решили! Олег Евгеньевич, я давно сам от него хочу избавиться.

- Ну и отлично. Заезжай в гости.

- Обязательно. К нам уж не приглашаю, - Поярков захихикал и, все продолжая хихикать, отвернулся от селектора и посмотрел на Голикова: - Все слыхал? Давай, решай вопрос. Задействуй этих, из сто пятой. Хватит им так просто жировать, пусть отрабатывают. Давай!

- Понял.

Разговор с Громовым тоже происходил за едой, только теперь это была не уличная забегаловка, а вполне цивильного вида кафе на третьем этаже главка. Кроме них, посетителей в кафе не было. Обеденное время давно прошло, кассир считала выручку, уборщица, взгромоздив стулья ножками вверх на столы, терла пол мокрой тряпкой.

Громов взял полный обед, Шилов опять ограничился чашкой кофе.

- Вечно тебя угораздит куда-нибудь влезть, - говорил Громов, в основном глядя в тарелку и лишь изредка поднимая глаза на Шилова.

- Да куда я влез! Принял оперативную информацию, реализовал ее, посадил троих опасных бандитов… Сами же говорили: раскрывай резонансные убийства. Может, через начальника главка можно подействовать? Надо же этого Арнаутова как-то в стойло поставить, пока он совсем не сдурел…

- Ты не понимаешь, не видишь общей картины. Ты работаешь по одной группе, а у Арнаутова другая масштабная задача. И ее выполнение курирует Министерство.

- Очистить город от криминальных авторитетов. Кто против-то? Ну, помог нам Моцарт - так зачем его давить? Зарыл бы он этих ребят в землю, жил бы спокойно. Так с нами вообще никто общаться не будет!

- Опять ты за свое! Ну кого это там, - Громов указал вилкой в потолок, - интересует?

- Они - там, но вы-то - здесь. Сделайте так, чтобы к нам два месяца вообще никто не совался. Мы такую банду поднимем, пять крутых заказух минимум.

- Поднял уже! - Громов мысленно выругался. - Ладно… Я попробую организовать завтра производственное совещание у начальника главка. А пока сдай пистолет в оружейку.

Шилов прищурился:

- Может, мне еще и рапорт на увольнение написать?

- Что ты джигитуешь? Сдай свой табельный «ПМ», понял?

- Понял.

Не допив кофе, Шилов встал, пошел к выходу.

- Ты сегодня хоть ел? - спросил Громов, провожая его взглядом.

- Аппетита нет. Как-то противно все.

Когда Шилов вышел, Громов пробормотал:

- Можно подумать, я кайф ловлю.

Голиков общался с двумя реальными пацанами из сто пятой хаты.

Один из них был стрижен наголо, второй носил стильную прическу с бачками и щеголял многочисленными татуировками, в которых воровские мотивы сочетались с готической темой.

Они сидели в одном из полуподвальных следственных кабинетов «четверки», и перед каждым из реальных пацанов лежало по чистому листу бумаги и авторучке.

- Чо писать?

Голиков почесал затылок:

- Напишите, что Егоров предлагал пронести за деньги в камеру мобильник. Что торгует водкой и сигаретами.

- Ха! Может, написать, что он педераст и предлагал чего-как? - предложил первый пацан.

Второй рассмеялся:

- Щас за это не уволят, а повысят!

- Хватит ржать, пишите быстро, - строго поторопил Голиков, но пацаны, лениво взявшись за авторучки, не спешили пачкать бумагу.

Переглянувшись, они предложили:

- Слушай, начальник, в двести третью один жирный коммерс заехал за кидалово. Перекинь его к нам. Мы его выдоим, чего-как, в долгу не останемся.

- Тихо ты, дурак! - Голиков многозначительно показал на сводчатые стены из щербатого кирпича, предупреждая, что их могут прослушивать, и, навалившись на стол, прошептал: - Только не так, как в прошлый раз. Мне не нужны проблемы с санчастью.

* * *

Перед окончанием рабочего дня Арнаутов приехал в прокуратуру и зашел к Кожуриной:

- Привет.

Кожурина, одетая в синюю форму, сидела за столом и заполняла какие-то документы, быстро, почти не задумываясь, водя ручкой по графам.

- Глазам своим не верю. Решил подбросить меня до дома?

- Ты против?

- Я счастлива. Ты подожди, я сейчас заканчиваю уже. Чайник еще горячий.

Арнаутов начал заваривать растворимый кофе. Размешивая ложечкой воду, спросил:

- Дело Чибиса кому дали?

- Пока еще никому. Думаю, шеф Голицына припашет.

- Он что, с ума сошел? Он же приятель Шилова!

- При чем тут Шилов?

- УСБ взяло Шилова в разработку. Он окончательно спелся с братками. Похоже, они вместе с Моцартом решили Чибиса опустить.

- Мотив? - спросила Кожурина, не отрываясь от писанины.

- Моцарт присмотрел помещение под казино. А Чибис его перехватил для каких-то москвичей.

- Не мелко?

- Там одна реконструкция на миллион баксов потянет.

Кожурина, продолжая писать, кивнула вроде бы с пониманием, но было не ясно, принимает она аргументы или считает их малозначительными.

Арнаутов поставил перед ней чашку кофе:

- Мне заявление на Шилова написали. Если дело возбудят, возьми себе. Я только тебе верю.

- Так ты за этим приехал? - Кожурина прервала работу и посмотрела на Арнаутова. - Я думала, соскучился.

- Одно другому не мешает, - Арнаутов обошел вокруг стола, встал позади Кожуриной, обнял ее за плечи.

Она прижалась к его рукам затылком, закрыла глаза.

Он опустил руки ниже, сжал грудь. - Дверь запри, - сказала она.

- Все плохо? - грустно спросил Серега.

- Да нет. Непросто все… Где Стас?

- Уехал, матери хуже стало. Что делать будем?

- Ждать. Завтра совещание у генерала.

- Понятно…

- Рома, у нас изобретение на Нобелевскую премию. - В кабинет вошли Василевский и Джексон. Джексон нес большое мутное зеркало, держа его двумя руками перед собой. - Антиоборотневская сигнализация. Джексон, давай!

Джексон встал перед Шиловым. Василевский продолжал пояснения:

- Действует так: гражданин подходит к милиционеру и резко показывает ему зеркало. Если тот отражается, значит, мент честный. А если нет, значит, оборотень.

Шилов посмотрел в зеркало. Отражение было.

Он вздохнул:

- Поехал я домой. Пока, ребята!

Василевский, с лица которого пропало веселье, спросил:

- Что, совсем худо?

- Не, нормально. - Шилов вышел.

- Значит, худо, - вздохнул Леня. - Будем помирать молодыми…

…Приехав к дому, Шилов долго сидел в машине напротив подъезда, вызывая этим недоумение групп наружного наблюдения, уже настроившихся на окончание смены.

В окно «Альфы» постучала вышедшая из дома Юля. Шилов опустил стекло. Юля наклонилась, просунула голову в салон:

- Привет! Ты почему не поднимаешься? Что-то случилось?

- Не стой так, за проститутку примут.

Юля поморщилась:

- Пошли домой. Я тебя пожалею…

- Жалость унижает мужчину.

- Идиотская формула. Жалость мужчину лечит.

- Ты модельер или философ?

- Я? Я - женщина.

Шилов невесело усмехнулся:

- Сложно спорить. Пошли.

В эфире пронеслось:

- «Шестой» - «Первому»: объект вошел в адрес. С ним связь. Половая.

- «Шестой», не расслабляйся. Окна держи.

«Шестой» контролировал квартиру Шилова, расположившись на лестнице противоположного дома. Окна были незашторены, и он видел, как Шилов и Юля обнимаются, стоя посреди комнаты.

Потом свет в окнах погас.

- «Шестой» - «Первому». Снимаемся.

* * *

Часы показывали половину одиннадцатого утра, когда Егоров зашел на проходную «четверки», чтобы выйти на улицу. В руках у него был большой пакет с личными вещами, которые он забрал из кабинета.

- Света, открой! - Он постучал в окно пикета, привлекая внимание девушки-контролера.

- Ты куда это с самого утра?

- Домой.

- Заболел, что ли?

- Отстранен от служебных обязанностей до конца служебной проверки.

- За что?

- Водку зэкам продавал. И сигареты «мальборо».

- Ты?!

- Угу. Вот такая я курва!

Прижимая к животу пакет, Егоров с независимым видом вышел на улицу и сел в свои старенькие «Жигули». Позвонил Шилову:

- Это я. Меня отстранили от работы, даже в изоляторе появляться запретили. Подробности потом расскажу. Я думаю, телефон твой - очень громкий. Ты понял?

- Понял. - Шилов убрал «трубку».

Он стоял в приемной начальника ГУВД, ожидая начала производственного совещания. Кроме него, в приемной были Громов, начальник УБОП и Арнаутов, Виноградов и Федоров.

По такому случаю Шилов надел черный костюм и белоснежную сорочку со строгим галстуком.

Референт начальника ГУВД - молодой крепкий майор со спортивной прической, - открыл дверь кабинета и предложил всем войти.

Генерал сидел в расстегнутом кителе, вид у него был довольно добродушный. Перед ним лежали какие-то документы, в руках он держал остро заточенный карандаш.

Все уселись за длинный приставной стол. Начальник УБОП и Арнаутов - с одной стороны, остальные - с другой. Шилов оказался рядом с Виноградовым. Виноградов благодушно улыбнулся, дожидаясь, пока Шилов устроится, и только после этого положил перед собой толстую кожаную папку с блестящим замком.

Генерал оглядел всех и нацелил острие карандаша на Романа:

- Начнем с вас. Докладывайте, Роман… э-э-э, Георгиевич.

Юля собирала вещи в своей бывшей квартире.

На кровати стояли раскрытый чемодан и спортивная сумка, которую Юля когда-то купила, чтобы ездить на занятия шейпингом. Они с Вадимом тогда твердо решили поддерживать форму, и взяли абонементы в дорогой клуб: она - на шейпинг, он - в тренажерный зал. Купили красивую форму, сумки, еще множество нужных вещей, а со спортом не получилось. Как и со всем остальным.

Вещей оказалось больше, чем Юля думала. Но все равно не так много, как могло бы скопиться за несколько лет семейной жизни.

Подруга Наташа перед зеркалом примеряла сережки. Хотя мужчин рядом не было, она все равно принимала такие позы, как будто за ней подсматривают поклонники.

- Натуся, положи на место. Я не буду брать украшения, - Юля положила в чемодан джинсы и несколько блузок.

- Ты с ума-то не сходи…

- Это он дарил. Пусть у него все и остается.

- Ну, если тебе так не нравится, отдай мне, - Наташа покрутилась, оценивая, как сережки смотрятся сбоку.

- Я тебе говорю: возьму только свои вещи и свои книжки.

- Ну, как знаешь, - Наташа бросила сережки на столик и взяла колье: - А может, хотя бы вот это…

- Нет.

Юля начала закрывать крышку чемодана, и тут пришел Вадим.

Стоя в комнате, они с Наташей смотрели, как он неторопливо снимает и вешает куртку, приглаживает волосы, смотрит в зеркало на стене коридора… Видит в зеркале их отражение и оборачивается.

- А что, по-человечески нельзя было? - спросил Вадим с болью в голосе.

- Здравствуй, Вадим, - с сочувствием сказала Наташа, сцепляя пальцы в хрупкий замок на животе, а Юля постаралась заглушить растерянность грубостью:

- У тебя какие-то претензии?

Вадим вошел в комнату. Он был трезв, одет в костюм, и выглядел так, как должен выглядеть хороший муж, брошенный стервой-женой: немного потерянным и благородным.

- Может, поговорим? - предложил он. - Я ведь тоже живой человек, могу ошибаться.

- Вадик, я не хочу разговаривать. Все твои подарки я оставила: вещи, золото…

- Ну, зачем же так?

- Ребята, я пойду, а вы поговорите, - Наталья выскользнула из комнаты, схватила с вешалки плащ и хлопнула дверью квартиры.

Юля села в кресло, обхватила себя за плечи:

- Ну, говори.

Вадим присел на кровать:

- Я все равно люблю тебя, несмотря ни на что. Ты нужна мне. Останься! Ты ведь еще не забыла… Ты ведь помнишь, как нам хорошо было!

- Вадик, не надо!

- Не уходи!

После Шилова заслушали Арнаутова. Он был, как всегда, категоричен и немногословен.

По лицу генерала невозможно было понять, как он воспринимает услышанное. Впрочем, когда докладывал Шилов, реакция начальника главка была такой же: иногда он кивал или задавал уточняющие вопросы, а в остальное время сидел, постукивая карандашом по столешнице, и смотрел сквозь выступающего. Ничего не поймешь: то ли одобрит доклад, то ли рассмеется, то ли затопает ногами и выматерится. Что ж, наверное, так и должно быть. Должность начальника ГУВД - политическая, и генералу, если он хочет сохранить кресло, даже в мелочах нужно быть гибким политиком.

- Теперь - УСБ, - сказал генерал.

Виноградов поднялся, одернул пиджак. Сказал:

- Я уже вам докладывал. Мне пока нечего добавить, - и сел.

- Ну, что же… - Генерал помолчал. - А я вообще не вижу никаких проблем. Разработка управления розыска хорошая, и идет она интенсивно. Но это не отменяет работу УБОПа по лидерам организованной преступной среды. В УСБ уже имеются заявления по фактам нарушения законности, которые требуют всесторонней проверки.

Перечисляя названия служб, генерал смотрел на руководителей, и Громов, и начальник УБОП, и Виноградов поочередно кивали. Громов - хмуро и глядя в стол, убоповец - коротко и по-деловому, а Виноградов - сверкая очками и с легкой иезуитской улыбкой.

Генерал вздохнул и нацелил карандаш в потолок:

- Я хочу понять, в чем глобальный вопрос? В чем?

- Разрешите? - Шилов поднялся. - Проблема в том, что УБОП пытается посадить Дробышева за действия, благодаря которым сидит группа Чибисова. Туда же хотят привлечь и меня.

- Минуточку. Группа Чибиса уже арестована, и если мы на этом эпизоде закроем еще и Дробышева, это будет идеальный расклад. Что вам здесь не нравится?

- Мне не нравится этическая сторона вопроса. Если бы Дробышев не отдал нам этих людей, то на нас бы висел десяток глухарей, а у него бы никаких проблем не было.

- Послушайте, да бросьте вы это! Мы еще об этике отношений с бандитами переживать будем. Я уже действительно начинаю думать, что Управление собственной безопасности не ошибается в отношении вас. - Генерал выдержал паузу, потом рассмеялся: - Шутка!

Смех генерала поддержал только Федоров. Остальные даже не улыбнулись. Оборвав смех, Федоров прокашлялся и поправил галстук.

- Ну, все вопросы исчерпаны? Тогда свободны! - Генерал бросил карандаш.

Все вышли из кабинета, только Громов остался.

- А у тебя что?

- Вы фактически приняли их сторону, - сказал Громов. - Хотя сами требовали все раскрыть.

- Значит, так: только желваками играть не надо. Много ты понимаешь! Ты же общей картины не видишь, - начальник главка говорил почти те же слова, которые сутки назад сам Громов говорил Шилову. - Виноградов в Москву докладывает напрямую, а ты сам знаешь, там чистка рядов. Так что если твой парень выкарабкается - честь ему и хвала. Нет - хрен с ним.