Теперь уже навсегда, на всю жизнь, до конца заковывает себя Вячеслав Шишков «в позлащенные кандалы литературы». Писательский труд становится для него гражданским долгом.

Во время встреч и бесед с М. Горьким Шишков убедился, что его кругозор все еще недостаточно широк, что в самой России он не сумел разглядеть того, что удалось выявить Горькому. Поэтому Шишков с большим интересом слушал его рассказы, запоминал его суждения и мысли о жизни рабочих и крестьян, о городе и деревне. «Да, да. Темно у нас на Руси, темно, — врезались в его память именно эти слова Горького. — В особенности в деревне у нас плохо… Никакой духовной жизни, никаких запросов, мужик живет как скот…»

Но ведь это Алексей Максимович говорил о дореволюционной деревне. Но вот свершилась Октябрьская социалистическая революция, победоносно закончилась гражданская война. Миллионы молодых, способных крестьянских сынов были участниками этих исторических событий. Многие из них стали коммунистами и комсомольцами. Они-то и явились той могучей силой, которая поднялась на борьбу со старой, патриархальной деревней.

В годы мирного строительства Вячеслав Шишков продолжает активную творческую работу. Написанные им пьесы «Старый мир», «Вихрь» с успехом шли на сцене в Петрограде, но еще большую популярность завоевали пьесы, примыкающие по своему характеру к «Шутейным рассказам», такие, как «Мужичок», «На птичьем положении», «Единение», «Кормильцы», «Хоровод», «Веселый разговор» и другие. О своих успехах в драматургии Вячеслав Шишков 23 августа 1920 года сообщает в письме В. Бахметьеву: «Теперь я, Милостию Неба (а может, и Земли), заделался драматургом, ха-ха! Очень занятное это ремесло, много веселее, чем беллетристика. Сочинишь камедь, а потом, господи помилуй, перед тобой на сцене живые люди, рожденные не утробой матери, а твоей собственной головой. Да другой раз такое на сцене загнут, что от души хохочешь!»

Позднее в статье, помещенной в сборнике «Как мы пишем», Вячеслав Шишков расскажет, как под влиянием просмотренной им своей же пьесы «Грамотеи», в постановке которой, в поведении зрителей было много любопытных курьезов, он написал известный юмористический рассказ «Спектакль в селе Огрызове».

Кроме драматических произведений, Шишков к первой половине 20-х годов создал около 120 юмористических рассказов.

В 1923 году он задумывает большую повесть «Пейпус-озеро», рассказывающую о гражданской войне, об офицерах, эмигрировавших в буржуазную Эстонию, и о возвращении главного героя Николая Реброва на Родину.

Пишет повесть «Ватага», где отображает стихийные действия одного из «партизанских» отрядов Сибири. С перерывами идет работа и над романом-эпопеей «Угрюм-река», и в то же время Шишков продолжает разъезжать по стране.

Походы «с котомкой за плечами» по Тверской и Петроградской губерниям, по Смоленщине и Приволжью, посещение сельских сходов, беседы с крестьянами были важнейшей частью творческой деятельности писателя. Уж кто-кто, а Вячеслав Яковлевич мог найти общий язык с молодым деревенским активистом — коммунистом или комсомольцем, скромным учителем, послушать недовольного деревенского богатея, священника, осуждающего молодежь за неверие в бога, деревенского знахаря, теряющего своих клиентов, старушку богомолку — все, чем жила деревня после революции, попадало в поле зрения писателя, отражалось в его очерках, рассказах и повестях. Центральные газеты и журналы охотно печатали произведения Шишкова. «Правда» поместила его корреспонденции под рубрикой «Смоленские письма», журнал «Красная новь» публикует путевые очерки «С котомкой», статьи из Приволжья и другие. В журналах «Новый мир», «Красая новь», «Молодая гвардия», «30 дней», «Прожектор», «Красная нива», «Красная панорама», «Красный перец», «Смехач», «Бегемот», «Лапоть» печатаются шутейные и другие рассказы, пьесы и зарисовки. «Первый раз, — пишет Шишков, — иду по своей земле, по Российской Советской Республике, первый раз встречаю свободного мужика, русского республиканца… Мысли его в узелках, в обрывках, как спутанные нитки… Ему надо все сразу, вот сейчас, как в сказке, и руки протянул — давай! История же наградит хорошей судьбой, может быть, только его потомство».

В ноябре 1925 года Шишков пишет из Сухуми в Италию Горькому: «Я гляжу с горы в окно — туман редеет, показываются очертания прибрежной полосы, фелюги и даже рыбачьи лодочки вдали. Так постепенно проясняется и советская наша жизнь: из хаоса, тумана постепенно рождаются радующие сердце факты нового строительства, внутреннего и внешнего. Я летами путешествую по деревням, в прошлом году в Костромской, нынче в Новгородской губернии, присматриваюсь, взвешиваю и вижу: делается новое, мужик стал цепким, локти — врозь, стал зубастым, лезет на хутора, заводит многополье, сеет клевер, выращивает племенной скот, жрет самогонку и в пьяном виде, конечно, поругивает Советскую власть. Но в душе, конечно же, думает, что эта власть всамделишная, она старается для мужика».

Далее Вячеслав Шишков рассказывает про Боровичский уезд Новгородской губернии, где 200 деревень освещаются электричеством, где на электрифицированном гумне быстро обмолачивается хлеб, имеются лесопилки и мельница, сообщает также о том, что работает над брошюрой об электрификации деревни. Литературных тем, житейских фактов у Шишкова накопилось много. И пишет он теперь «и смешное, и соленое, и горькое. Тянет на смешное, чтоб весело было читать и чтоб в душе получался осадочек».

Не мог оставаться Шишков писателем одной темы, пусть и неисчерпаемой, крепко связанной с его «второй родиной» — с Сибирью! Не мог отсиживаться он и за писательским столом, когда в стране происходили столь грандиозные перемены.

Все, что делалось в деревне, особенно волновало и трогало писателя. Деревенская тема и по духу и по материалу была близка Шишкову. Многие проблемы деревни 20-х годов, с которыми сталкивался Вячеслав Шишков, о которых он писал в своих очерках, перекликались с темами статей В. И. Ленина «Странички из дневника», «О кооперации», напечатанных в «Правде» в 1923 году.

В своих очерках «С котомкой», «Приволжский край» Вячеслав Шишков поднимает вопросы культурной работы в деревне, рассказывает о комсомольцах, о молодежи, показывает их самоотверженную борьбу с невежеством, суеверием. В очерках много внимания уделяется деятельности сельских Советов, волисполкомов; приводится немало жалоб крестьян на то, что некоторые служащие пьянствуют, берут взятки и тем самым подрывают авторитет Советской власти.

Вот что рассказал об этом Шишкову деревенский ветеринар Степан Степанович: «Среди местных исполкомов, как в городах, так и в селах, вместе с хорошими идейными людьми работают иногда и шушера, взяточники, пьяницы. Это раздражает мужика. Мужик говорит: „Мысли-то у них боевые, а исполнители плохие“. И мужик прав, — замечает Шишков. — Но это, конечно, вопрос времени: постепенно у власти встанут люди, преданные не своему брюху, а своему народу».

И как бы в подтверждение своих мыслей Вячеслав Шишков пишет: «А познакомился я с комсомольцами в их клубе, наверху чайной. Я обещал им прочесть свои рассказы. Разговор был днем. Кудрявый молодец, оказавшийся секретарем коллектива молодежи, сумел привлечь к вечеру слушателей не только из своего села, но успел оповестить и другие деревни.

— У нас дисциплина, — гордо заявил он. — Раз кому приказано — беги, хочешь на своих ногах, хочешь верхом. Восьми человекам наряд был дан.

Перед чтением я присутствовал на деловом заседании коллектива. По-настоящему шевелят мозгами и сызмальства приучаются скопом обсуждать и решать свои дела».

В одном из очерков Вячеслав Шишков рассказывает о работе Ретинской школы первой и второй ступеней, о стремлении сельской молодежи к учению, о тяжелом материальном положении учителей, ставит вопрос о коренном улучшении их быта, о повышении заработной платы.

В. И. Ленин писал в это время: «Народный учитель должен у нас быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит и не может стоять в буржуазном обществе. Это — истина, не требующая доказательств. К этому положению дел мы должны идти систематической, неуклонной, настойчивой работой и над его духовным подъемом, и над его всесторонней подготовкой к его действительно высокому званию и, главное, главное и главное — над поднятием его материального положения».

Ленинские мысли о народном образовании, об искоренении «полуазиатской бескультурности» были созвучны мыслям Шишкова. По воспоминаниям В. Бахметьева, смерть В. И. Ленина Вячеслав Яковлевич «воспринял как величайшее народное горе». Поэтому в первый же приезд в Москву он пошел на Красную площадь, чтобы поклониться великому другу и вождю народа Владимиру Ильичу Ленину…

К сожалению, «хождения» Шишкова в отдаленнейшие районы Европейской России были внезапно прерваны: возле деревни Овсянкино Вячеслав Яковлевич перепрыгнул через глубокий ров и повредил ногу. У пего оказалось растяжение сухожилия, разрыв муксульной ткани с внутренним кровоизлиянием. Как ни старалась местная бабка-костоправка Фекла лечить ногу, боли не унимались, и Шишкова отвезли в город Буй, а оттуда пришлось добираться до Петрограда. Долго и мучительно предстояло ему лечить поврежденную ногу.

«Теперь лечусь горным солнцем и массажем, — писал он позднее из Крыма Бахметьеву, — обожгли лучами всю ногу — ни лечь, ни сесть». Несмотря на болезнь, он продолжает работу… Вячеслав Яковлевич подготовил для издательства «Земля и фабрика» собрание сочинений в 12 книгах, объемом около 150 авторских листов. Первый том открывался повестью «Тайга». В нем же были помещены обзорная статья о творчестве Шишкова критика П. Медведева и автобиография писателя. Над портретом автора и обложкой работал художник В. М. Кустодиев.

В эти годы крепнут дружеские связи Шишкова, растет его популярность среди читателей. «Изучение читательских запросов в Ленинграде и в Москве, — пишет В. Бахметьев, — утверждало неубывающий спрос на книги Шишкова. Так, одна из Ленинградских массовых библиотек располагала свыше ста экземплярами его книг — по нескольку на каждый том, и этот сравнительно большой запас не в состоянии был удовлетворить требования читателей. В одной из рабочих библиотек Москвы (клуб завода „Серп и молот“) имевшиеся на полках книги „зачитывались до дыр“. Обследования библиотек южных районов Украины, произведенные профессором Л. Коганом, показали, между прочим, что, по данным более двух тысяч читательских анкет (рабочих и крестьян), Вяч. Шишков по спросу читателей занял среди современников первое после Горького место, читался он наравне с Чеховым и Короленко».

В первом собрании сочинений «Шутейным рассказам» отведены четыре тома из двенадцати.

Юмор — это вторая сторона дарования Вячеслава Шишкова. Одну сторону он называл «суровой, реальной», другую — «шутейной». «Все мои „трагические“ темы перемешаны с юмором, — на мой взгляд, это делает вещь жизненной и правдивой», — писал Шишков в 1934 году.

Юмористические рассказы Вячеслава Шишкова, посвященные советской деревне 20-х годов, дружественны и беззлобны, доброжелательны по своему характеру. Вячеслав Шишков — юморист, заботится главным образом об очищении складывающихся новых общественных отношений от скверны прошлого.

Каждому, кто жил и работал в эти годы в деревне, помнится деятельность первых партийных и комсомольских ячеек. Приметными были бедовые парни — комсомольцы. «Семь значков системы МОПРа на груди его висят…» — писал о таких ребятах Александр Прокофьев. — Именно они под руководством коммунистов боролись с кулаками, самогонщиками, пьяницами, порой неумело, но всегда искренне вели они антирелигиозную пропаганду, ставили на примитивных сценах в клубах и школах спектакли, устраивали концерты. Это была жизнь сложная, полная самых высоких устремлений.

Она, эта пора 20-х годов, нашла своеобразное отображение в очерках, шутейных рассказах и пьесах Вячеслава Шишкова. Во многих произведениях — показаны типичные явления деревенского быта той поры, характерные не только для села Огрызова («Спектакль в селе Огрызове») или деревни Темноватой (рассказ «Гумага»), но и для многих российских сел и деревень.

Самодеятельные спектакли были весьма распространенной формой культурно-массовой работы в деревне. О настроениях деревенской молодежи того времени хорошо написал в своем раннем стихотворении «В день моего ухода» известный поэт Александр Решетов:

Конечно, пьеса бывшего красноармейца Павла Мохова, героя рассказа «Спектакль в селе Огрызове», — неумелое произведение, но значение его заключалось в том, с каким огромным энтузиазмом и увлечением Мохов сочинял и вместе со своими товарищами ставил пьесу. Все это они делали сознательно, чтобы люди не жили «как самая отсталая национальность».

И хотя спектакль провалился, над ним смеялись, Павел Мохов все-таки не уронил своего достоинства в глазах зрителей. Он сделал большое и важное дело. Что-то новое и серьезное вошло в серую, скучную и однообразную жизнь огрызовцев. Его труд, его благородный порыв, его старания не остались без внимания… Мучительно переживал Павел Мохов свои неудачи, неудачи своих друзей. Он ушел за кулисы и долго как ребенок плакал. Комическое в рассказе переплелось с драматическим.

«Васютин — представитель уездного культагитпросвета — пошел на сцену и в недоумении остановился.

— Товарищ Мохов! Как вам не стыдно? Вас вызывает публика. Слышите? Ну пойдемте скорей.

Павел Мохов вытер кулаками глаза и уже ничего не мог понять, что с ним происходило. Куда-то шел, где-то остановился. Из полумрака впились в него сотни горящих глаз…

— Товарищи, у вас теперь свой Народный дом, свой драматический кружок. А кто организовал его? Да конечно же, бывший красноармеец товарищ Мохов. Ежели спектакль прошел не совсем гладко, это ничего, ведь это же первый опыт, товарищи. Вот перед вами тот самый автор, сочинитель пьесы, которой вы только что любовались… Почтим его. Да здравствует талантливый Павел Мохов! Браво! Браво! — захлопал Васютин в ладоши, за ним — сцена, за ней — весь зал.

— Бра-в-во! Биц-биц! Браво! Молодец, Пашка! Ничего… Жалаим…

— …Ничего, дядя, все наладится… Вот только ученья во мне недостает, это факт. Поеду-ка я за просвещением в город. А как вернусь, уж вот спектакль загнем, уж вот загнем! И обязательно библиотеку устрою, чтоб наше Огрызово село было передовым…

И Павел Мохов направился в город на курсы избачей».

Вячеслав Шишков учился у великих русских писателей, главным образом у Гоголя и Чехова, мастерству и умению показывать и смешное и грустное. Усвоение классического наследия и большая кропотливая работа над словом, знание жизни и определяют своеобразный и необычный шишковский юмор.

Яков Дмитриевич Шишков.

Сестра Катя, мать Екатерина Ивановна и отец В. Шишкова.

Школа, в которой учился В. Шишков.

Вячеслав Шишков с сестрой Марией накануне отъезда в Сибирь.

В. Шишков — ученик Вышневолоцкого училища (1891 г.).

Вячеслав Яковлевич с матерью и сестрой Екатериной (1900 г.).

Ледоход на реке Томь.

Вячеслав Шишков в своем кабинете (1912–1915 гг., Томск).

В. Я. Шишков (г. Томск, 1900 г.).

Дом в Томске, где жил Вячеслав Яковлевич.

В. Шишков перед отъездом экспедицию (1906 г.).

Две семьи тунгусов-кочевников возле чума (фото В. Шишкова, 1911 г.).

Шаман Николай Дондин и его дочери (фото и подпись к нему В. Шишкова, река Нижняя Тунгуска, 1911 г.)

В. Я. Шишков (1912 г.).

Деревня Непа на Нижней Тунгуске (1911 г.).

Киргизы в юрте на Иртыше (1906 г.).

Домик на берегу Нижней Тунгуски, в котором останавливался Шишков.

В. Шишков среди участников экспедиции (1910 г.).

Река Ангара (1911 г.).

Вячеслав Шишков.

В. Шишков и К. Жихарева (1914 г.).

Алтайские девушки (фото В. Шишкова).

В. Шишков на отдыхе (экспедиция по изучению Чуйского тракта, 1914 г.).

Чуйская экспедиция (1914 г.).

В. Шишков со своей изыскательской группой (1910 г.).

В. Шишков и техники экспедиции (1910 г.).

Алтай. Жители Чуйской долины (1914 г.).

На реке Бии.

Экспедиция на Алтае (1910 г.).

В. Я. Шишков (1914 г.).

Появление «Шутейных рассказов» Вячеслава Шишкова, юмористических рассказов М. Зощенко, первого романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев» связано с нэпом, во времена которого социальные конфликты стали обнаженней.

Именно в эти годы в Москве и Ленинграде издавалось несколько сатирических журналов, в которых часто печатались произведения В. Шишкова, М. Зощенко, М. Кольцова. От редакций журналов Шишкову и другим авторам поступали заказы, подсказывались темы, может быть, иногда и не совпадающие с творческими планами писателя, и тогда, видимо, не всегда получался рассказ таким, каким бы его хотелось видеть автору.

«Рассказы мелкие шутейные, — отмечает Шишков в сборнике „Как мы пишем“, — возникают и пишутся двояко. Когда хочется безотчетно смеяться или через смех сознательно грустить, рассказ получается живой, веселый, он течет легко, как родник. Но бывает необходимость высказаться, а не осмыслишь, как сказать. Тогда рассказ переделывается по три, по четыре раза, он становится все суше, мертвенней, хотя, может быть, поверхностно изящней. Словом, после большой затраты сил рассказ в конце концов уподобляется дистиллированной водичке, не вредной для здоровья, но противной».

Факты и события, отраженные в «Шутейных рассказах», весьма разнообразны по содержанию. Почти все виденное, а порой и услышанное, кем-то рассказанное, вычитанное в газетах будило творческую фантазию автора.

Наряду с актуальными и злободневными рассказами Шишков создал и ряд проходных рассказов: «Змея», «Гром», «Усекновение», «Кот Васька», «Сочувствующий», «Клетчатые брюки», «Жара», «Настюха», «Зайка» и другие, основу которых составляли забавные и смешные ситуации. Многие из этих рассказов не выдержали испытания временем и ныне уже не представляют интереса для читателей.

К «Шутейным рассказам» как по содержанию, так и по материалу примыкают лирические рассказы, в которых конфликты, как правило, разрешаются счастливо для героев. В таких рассказах только кое-где, местами промелькнет шутка, а в основном от них остается ощущение грусти, сердечной жалости, сострадания, которое испытывает автор к своим героям.

«Осень. Лист поблек, наполовину облетел, и заря за рекой цвела холодной бледно-зеленой сталью.

Сон еще далек, деревня в вечерних хлопотах: бабы доят коров — пахнет молоком, — запоздалые девичьи руки торопливо доканчивают нужную работу — мялка деревянно стучит вот у тех ворот, и травянистые стебли льна превращаются в пепельно-серые волокна. Воздух свеж, стеклянен, и стеклянна река, на студеном стеклянном небе вспыхнули бледные точки звезд, и мутно-белый туман зачинается у померкших берегов. Через туман, через стеклянную гладь остывших струй тоскливо маячит на том берегу огонек…»

Так начинается полный драматических событий рассказ «Свежий ветер».

Один из героев рассказа, Терентий, пьянствует, измывается над своей женой. От постоянных побоев она прежде времени превратилась в старуху, оглохла. «Жена Терентия, тетка Афросинья, хотя моложе его на пять лет, но в сравнении с ним старуха. Угловатая, сухая, сутулая, правый глаз в кровоподтеке заплыл, левый — с ненавистью и неизъяснимой скорбью смотрит на гуляк». Но вот вернулся из Красной Армии Петр — старший сын Терентия. Он вступился за мать и объявил «войну» отцу. Кончилось это тем, что в один из дней разбушевавшегося, с топором в руках отца Петр вынужден был усмирить выстрелом из охотничьего ружья. Терентию раздробило выстрелом руку, которую пришлось ампутировать. Но и это не отрезвило Терентия. Он подал на сына в суд. Вся молодежь пришла на заседание суда, чтобы защищать Петра. Комсомолец Галкин сказал: «…И обратите, товарищи, внимание, как деревня разлагается по всем слоям. Пьянство, разбой, поножовщина… Мужья калечат жен, отцы — детей. А кругом такая тьма, как в непроходимых брынских лесах. И это наша Россия, новая Россия, за которую, за благо которой пролито столько человеческой крови и всяких легло жертв!.. Может быть, старики принюхались, им ничего, по нраву, а нас от такой России, откровенно скажу, тошнит… Наша молодая душа, товарищи, такую Россию не желает. К черту ее! Даешь новую Россию!! Даешь новую жизнь! К черту пьянство, к черту самогон…»

Петр Гусаков был оправдан. Стало спокойнее в деревне: присмирели и приутихли хулиганы. Рассказ кончается такими словами: «Свежий ветер с размаха бросается на избы, метет поля, взвиваясь до самых туч, и, ворвавшись в лес, набитый нежитью и лешими, валит с ног подгнившие дубы».

«Ах и ночи бывают ранней осенью — задумчивые, мудро-грустные. Крепко спят живыми снами осиротевшие леса, нивы, луга, воздух. Но земля еще не остыла, в небе стоят звезды, и через широкую реку протянулся зыбкий лунный мост. На средине реки большая отмель, и через голубоватый полумрак слышны долетающие оттуда странные крики журавлей. Осенние птицы крепки, сыты, веселы и перед отлетом в теплый край затеяли игру…

— Танюха, чу!.. Пляшут… — сказал Андрей.

— И то пляшут, — ответила девушка. — Давай в лодку, поплывем…»

Начало лирического рассказа «Журавли», казалось бы, не предвещает ничего драматического. Осень, игра загадочных перелетных птиц окрасили чувства молодых людей в радостные светлые тона… Андрей и Татьяна зарегистрировали свой брак по-новому, в сельском Совете. Таня живет у отца, но он не желает видеть у себя в доме Андрея.

«— Я тебе перейду, — ругал он Андрея, когда тот заговорил с ним о переходе к своей жене. — Много таких мужьев поганых найдется… Отлыниваешь ты, черт… Испакостил девку, да и…»

А родители Андрея не приняли в свой дом Таню. «Женись на девке по-настоящему, вокруг налоя», — говорили они Андрею.

«— Я по декретам желаю жить, — отвечал Андрей, — раз новые права, надо уважать».

Горестно сложилась судьба Тани. В мучениях она родила ребенка, который через день умер. Поползли вокруг ее имени гнусные слухи. Поверил сплетням и Андрей. Охладели его чувства к Тане. Ловко воспользовалась этим давно неравнодушная к Андрею молодая, красивая вдова Настасья. Окрутила она, околдовала его, и Андрей согласился на ней жениться. Пережила все это, перестрадала Таня. Оправилась. Хоть и хороша она была собой, однако никто теперь на нее не заглядывался. Крепко держались в селе старые предрассудки. Так и считали Таню гулящей, незамужней…

Несказанно обрадовалась Таня, когда брат пригласил ее к себе в Питер.

«Раз сама пишешь, что жить тяжко, собирайся ко мне. Я тебя определю на курсы, человеком будешь».

«Прощай родимое село!

Настасья едва оттащила смущенного Андрюху от окна. Григорий, надвинув шапку, помахивал кнутом и весело насвистывал, но его сердце ныло. На телеге Татьяна. Она собиралась искать судьбу. Милое лицо ее свежо и радостно. Просветленные глаза упорно смотрят вдаль. Но даль туманна, и над головой висит туман.

И сквозь туман падают на землю вольные крики перелетных журавлей. Летят на юг, прямо к цели.

Что им туман, когда в вышине простор и солнце».

Нет ничего удивительного в этих переходах Вячеслава Шишкова от шуточного к грустному и от грустного к смешному. Такова была жизнь: «То разгулье удалое, то сердечная тоска». Со смешным живет грусть, с горем — веселье. Так и сказывает старая русская поговорка: «Где радость, тут и горе; где горе, там и радость».

И смешное и грустное талантливо отображено Вячеславом Шишковым не только в шутейных и иных рассказах, юмор всеми своими красочными народными узорами расцвечивает и «Угрюм-реку», и «Емельяна Пугачева».

В эти годы происходят серьезные изменения в личной жизни Вячеслава Шишкова. В 1921 году в Бежецке скончался его отец. «На похороны, — вспоминает Алексей Шишков, — собралось все молодое поколение Шишковых, кроме брата Мити, который жил в Томске и не мог приехать. Очень давно в таком составе мы не собирались в родном доме… Смерть отца для нас была большим горем. Все мы, и особенно Вестенька, отца очень любили. Хорошими своими письмами он ободрял, подбадривал и как-то связывал всю нашу большую семью… Долго мы говорили об устройстве домашней жизни наших сестер, которые все время жили с отцом. Сестрам Вестенька передал дом, но при этом заметил, что продавать его не следует, так как, быть может, кому-либо из братьев позднее придется вернуться в родной дом».

Путешествия по Руси, большая и напряженная литературная работа в какой-то степени неблагоприятно сказались на отношениях Вячеслава Яковлевича с К. М. Жихаревой. Во всех письмах к близким и друзьям он всегда тепло и сердечно отзывался о своей жене, слал поздравления и поклоны не только от себя, но и от нее. Но вот уже в июне 1924 года в письме к своему лучшему другу В. П. Петрову Вячеслав Яковлевич совсем не упоминает Ксении Михайловны.

В ноябре 1925 года в письме к М. Горькому Вячеслав Шишков со свойственным ему юмором пишет: «А с Ксенией Михайловной Жихаревой я разошелся 1 1/2 года тому назад. Теперь человек одинокий, богатый, нет ли у Вас на примете молодой вдовы-итальянки, желающей выйти замуж за советского писателя, говорящего лишь на одном русском и немножко на тунгусском языках?»

Разрыв с Ксенией Михайловной был неожиданным для Вячеслава Яковлевича, и он переживал его мучительно. Нам кажется, что на одну из причин этого события указывает в своих воспоминаниях Алексей Яковлевич Шишков.

«Однако и второй брак Вестеньки оказался неудачным. Ашлова (первая жена. — Н. Е.) не сумела в свое время понять глубину и богатство души брата. В ее глазах он мало чем отличался от окружавшей их молодежи. Не то — Жихарева. Ксения Михайловна была женщина образованная, известная в литературных кругах как хорошая переводчица. Очень самолюбивая, она считала своим призванием находить и выдвигать молодые литературные таланты. Она быстро разглядела и оценила творческие способности брата и всемерно старалась ему помочь. Впрочем, под непосредственным руководством Горького Вестенька настолько быстро становился самостоятельным в своем творчестве, что литературное влияние Жихаревой все больше и больше ослабевало. Брат тяготел к кругу демократических писателей, близких к Горькому, а это было чуждо Ксении Михайловне».

Почти три года Вячеслав Шишков живет одиноким, отдаваясь литературному труду, общественным обязанностям, поездкам по России. Он много сил уделяет работе в организации писателей, участвует в литературных собраниях и конференциях, рецензирует рукописи начинающих авторов, дает им советы. Он все чаще и чаще выступает с чтением своих произведений.

Об одном таком выступлении среди студентов Ленинградского университета Шишков рассказывает в своем письме к профессору П. С. Богословскому: «Вчера я с 8 до 11 вечера с двумя пятнадцатиминутными перерывами читал студентам в актовом зале университета. Весь зал — битком (актовый зал вмещает около 900 человек. — Н. Е.), а те, кто не попал, едва не выломали дверь. С такими бурными овациями меня еще нигде не встречали. Хотя я охрип, надорвал голос, но получил большое нравственное удовлетворение».

Публичные выступления Вячеслава Шишкова слушатели любой аудитории принимали с большим интересом. Читал он самые смешные веши серьезно, без улыбки; выразительно передавал речь своих героев. Это было мастерское чтение, которому мог позавидовать иной актер. Интересно было наблюдать, когда Шишков выступал вместе с М. Зощенко. Помню, как заразительно смеялись летчики-планеристы, слушавшие их в Коктебеле.

Неустроенность, одиночество порой сказывались на настроении писателя. Вот-вот да промелькнет в письмах к друзьям грустинка: «Живу в хорошей, — пишет Шишков К. А. Федину, — но дорогой — 60 руб. в месяц — комнате, на юг, на море — просторы передо мной невообразимые, а за спиной стена Кавказа — не перескочишь: Россиюшки не видно… И поэтому скучно, одиноко. Под „Россиюшкой“ мыслю все родное, близкое, главное — милых друзей, милых женщин, любовь свою, которой нет ни там, ни здесь».

В эти годы Вячеслав Шишков ведет деятельную переписку с П. С. Богословским — профессором Пермского университета, который исследовал творчество писателя. Он подробно сообщает ему, что помещено в томах его собрания сочинений, выходящих в издательстве «Земля и фабрика», рассказывает о своих планах. Письма идут то из Ленинграда, то из Сухуми, то из города Ждани. Писатель все время в разъездах: летом 1926 года он в Пскове, знакомится с древними архитектурными памятниками, затем направляется в Бежецк — к родным. В октябре и ноябре 1926 года в Кисловодске лечит «пошаливающее сердце». Однако ни один год, как бы он ни был тяжел и как бы ни одолевали недуги, у Шишкова не остается бесплодным. В 1925 году им написаны рассказы «Алые сугробы», «Весенний сон», «Отец Макарий», «Комар», «Лайка», «Кольцо», «Земля и лес», «Петух», «Трагический случай» и другие. В сборнике «Наши дни» печатается «Пейпус-озеро», в Госиздате выходит повесть «Ватага». В 1926 году, несмотря на длительные поездки в Псков, Бежецк, Кисловодск, написаны рассказы: «Бакланов — таежный волк», «Кот Васька», «Усекновение», «Плотник», «Бракосочетание», «Трубка», «Режим экономии», «Диктатура», «Редактор», «Светлый грех», пьеса «Веселый разговор», вышло также несколько томов собрания сочинений.

В январе 1927 года Вячеслав Яковлевич решает перебраться на постоянное жительство из Ленинграда в Детское Село. Ему приглянулся этот маленький, утопающий в зелени городок с его тихими липовыми аллеями, пушкинскими местами, где все располагало к спокойному раздумью над новыми произведениями и где можно было хорошо отдохнуть после напряженной работы.

Здесь Вячеслав Яковлевич обрел душевный покой и наконец-то нашел подлинное счастье, женившись на Клавдии Михайловне Шведовой. Он по-прежнему, несмотря на шестой десяток лет, молод и непоседлив. «26 июля 1927 года, — пишет В. Бахметьев, — отпраздновав в кругу близких друзей договор двух сердец, как выразился Вячеслав Яковлевич в одном из своих писем, он и Клавдия Михайловна отправились в Вышний Волочок, к брату Алексею Яковлевичу, затем через Москву пароходом до Нижнего и дальше в Пермь». Здесь Шишковы встречаются с П. С. Богословским, который познакомил их с городом. Из Перми по Каме и Волге они едут в Рыбинск и затем в Бежецк — к сестре Марии Яковлевне.

«Я в свое время достаточно постранствовал по Сибири первобытным способом, — писал Шишков об этом путешествии в журнале „30 дней“, — верхом на лошади, на оленях, на плотах, на лодках и „по образу пешего хождения“. А вот сейчас мы с женой неспешно проплываем на великолепном пароходе в Пермь через Москву-реку, Оку, Волгу, Каму. Этим маршрутом от Москвы до Нижнего я еду впервые и не раскаиваюсь: путь этот замечателен и красотой своей, и возможностью широкого знакомства с промышленным Приокским краем.

Уходящие в седую глубину времени достопримечательности щедро разбросаны историей по рекам Москве и Оке: город Коломна, основанный в 1152 году, Касимов, старая Рязань, Муром с полумифическим пригородом своим селом Карачаровом, родиной мужичьего богатыря Ильи…» Затем, что называется, не переводя дыхания, Шишковы едут в Сочи, Гагры, Новый Афой, Сухуми, Батуми, Зеленый мыс, Тифлис.

Во второй половине 20-х годов, в 30-е годы многие ленинградские писатели также предпринимают длительные поездки по стране. Яркие произведения после путешествия в Среднюю Азию и на Кавказ выпускает Н. С. Тихонов. Много путешествовал по стране один и вместе с Шишковым Алексей Толстой.

В 1928 году Шишковы побывали в Старой Руссе, Велибицах, в Новгороде. На следующий год осенью они в Ростове (Ярославском), в Ярославле Вячеслав Яковлевич посетил текстильную фабрику «Красный Перекоп», познакомился с рабочими. Многие приглашали его к себе, и вечерами он охотно вел с ними задушевные беседы.

Клавдия Михайловна Шишкова рассказывала, что поездки Вячеслав Яковлевич вместе с ней совершал почти каждый год. Во время их Вячеслав Яковлевич делал все для того, чтобы побольше и почаще встречаться с рабочими и крестьянами. Вместо плацкартного или мягкого вагона он брал билет в общий, в котором всегда находил спутников по душе и просиживал с ними до поздней ночи, беседуя о жизни.

В 1930 году Вячеслав Шишков вместе с Алексеем Толстым совершает большую поездку в Сталинград, Ростов-на-Дону, Краснодар и другие южные города. Они побывали на Сталинградском тракторном заводе, Сельмашстрое, в совхозе «Гигант». В своих письмах об этой поездке Вячеслав Шишков выражает чувства радости и гордости за свою социалистическую Родину, за те исполинские дела, которые совершаются в ней.

Поездки по стране, знакомство с новыми индустриальными предприятиями, колхозами и совхозами, общение с советскими людьми были Вячеславу Шишкову необходимы.

В этих путешествиях писатель черпал материалы не только для очерков и рассказов, но и для своих исторических произведений и в первую очередь для «Емельяна Пугачева».

В сборнике «Как мы пишем» Вячеслав Яковлевич рассказывает, как, встречаясь с рабочими, крестьянами, он «обогащался», записывая в книжечку незнакомые слова, интересные выражения, фразы: «Зима скоро ляжет: лес-то задумываться стал», «Тихо падал снег — гость небесный».

Не только очерки и рассказы, появлявшиеся из-под пера Шишкова, но и его последующие исторические произведения пропитаны народной мудростью.