Был девятый день после похорон Полины Николаевны. В доме почившей снова собрались соседи и близкие родственники, то есть ее внук Вовка и ее дочь Татьяна, которая в этот день вернулась из недельной заграничной командировки в Болгарию. Она была в строгом черном облегающем платье, напоминающем скорее вечернее, чем траурное, поблескивающем нитями люрекса и пайетками в тусклом свете горящей в комнате лампочки без абажура. Держалась она высокомерно, отражая осуждающие взгляды недоброжелателей, считая недостойным придавать им значение.

– Хороша дочка – с похорон матери да в аэропорт… – перешептывались одни.

– Так путевку на Золотые Пески ж не каждый день выдают… – язвили другие.

«Ну и что, что уехала? – говорил вызывающий взгляд осуждаемой, – Если бы осталась, мать что – воскресла бы что ли? Тоже мне святоши – сплетничать да завидовать только и могут… А я, между прочим, заработала путевку!».

Немногочисленные гости вскоре разошлись. Татьяна вместе с Ириной и Вовкой принялись наводить порядок в доме, тоже в полном молчании. Делить им было больше нечего. Не было ничего, что объединяло бы их. Наконец, когда посуда была перемыта и столы вернулись на те места, где стояли, Татьяна засобиралась домой. Ее неожиданно пригласил в свою комнату парализованный отчим, что ее несказанно удивило. С тех пор, как она покинула этот дом, они не общались, избегали друг друга. Наверняка что-то очень важное хочет сообщить ей старик, если позвал.

– Расскажи мне о своих планах относительно сына, – строго приказал дед.

– Каких таких планах? – стушевалась Татьяна, застигнутая врасплох, – Что Вы имеете ввиду?

– Как это что? Мать ты мальцу или нет? – повысил голос больной, – Думаешь хотя бы иногда о том, где он будет жить дальше и как?

– Как это где? – удивилась беспечная мать, – Вовка привык жить у вас, и…

– Что значит «привык»? – вскричал старик, – Дело не в привычке: у пацана, кроме тебя, теперь человека ближе и роднее нет…

– А Вы? – с вызовом переспросила та, – Или выставите его так же, как меня когда-то? Только не забывайте, что он еще несовершеннолетний и зарабатывать на жизнь не может!

– Вот именно! – неожиданно горячо поддержал ее отчим, – А я тебе о чем толкую битый час? Мальчишке учиться надо, образование получить, ему забота нужна…

– А я причем? Пусть учится, образование получает… Я что – мешаю ему что ли?

– Ты действительно ничего не понимаешь или притворяешься?! – снова вспылил парализованный, – Как была полной дурой, так и осталась… Ничему жизнь не научила…

– Тон смените! Я не мать, чтобы сносить Ваши оскорбления. Я с собой так разговаривать не позволю…

– Ой-ой-ой… – передразнил ее больной, покрутив пальцами рук – один из немногих доступных ему сейчас жестов, – Какие мы ранимые, оказывается…

– Я только мать похоронила, а Вы еще издеваетесь?.. Вы тоже в своем репертуаре жестокосердного садиста и тирана…

– А то ты сильно из-за кончины матери переживаешь… – вступила в разговор Ирина, сводная сестра, – Вон как светишься – и снаружи, и изнутри… Платье-то так и горит.

– А тебе я всегда говорила, и сейчас напомню: завидовать нехорошо, вот и не надо. – Отразила удар родственницы Татьяна.

– А я тебе напомню, что ты мать! – Ирина перешла на крик, – Коли отец не смог тебе объяснить обязанности матери перед своим ребенком, людьми, обществом, попробую я.

– Попробуй! – Татьяна с вызывающим видом уселась в кресло, закинув ногу на ногу и уставилась на сестру немигающим взором.

– Я не знаю в кого ты такая уродилась. Твоя покойная мама Полина Николаевна была добрым, заботливым человеком, детей очень любила. Разумеется, Вовку больше всех. Он ей роднее сына был. Наверное. Но теперь ее нет, и заботу о нем должна взять на себя ты.

– Что замолчала? Продолжай-продолжай! – Татьяна издевательски махнула кистью руки, словно разрешая говорить дальше.

– Ты должна забрать сына к себе… – наконец, произнесла главное Ирина.

– А я полагаю, что это решать не мне, и не тебе уж точно – а ему самому… Вовка уже взрослый, и…

– Но еще не самостоятельный, – сестра за нее продолжила реплику, – Мой отец не обязан содержать чужого ребенка!

– А, так вот вы куда клоните!!! – наконец, догадалась Татьяна, – Когда-то меня выжили, теперь мой сын помешал?! А еще клялся, что внук роднее родных…

– Нет, это неслыханная наглость! – возмутилась Ирина.

– Если бы я был здоров, я бы сам тебе внука не отдал, – вновь вступил в разговор отчим, – Но мне сейчас самому уход нужен…

– А я о чем? – осенило падчерицу, – Так-то Вы один совсем останетесь. С Вовкой-то сподручней.

– Да много от твоего сыночка пользы, – презрительно хмыкнула Ирина, – целыми днями на улице в футбол гоняет или в карты рубятся с друзьями.

– А что же родные внуки больного деда не спешат навещать? – нашлась, чем упрекнуть ее и Татьяна.

– Почему же не навещают? Приходят, когда могут. Им же некогда по улицам шляться – занятия в обычной школе, потом – еще в спортивной у одного, и в музыкальной у другого, – отразила ее выпад Ирина.

– И ты бы сыном занялась, Таня. Улица хорошему не научит. – Посоветовал отчим, пожалуй, единственный раз в жизни.

– Да что тут разговаривать! – терпение его родной дочери лопнуло, – Обратимся к законам Семейного Кодекса, если законы чести у человека напрочь отсутствуют. А в нем черным по белому написано, что мать ОБЯЗАНА заботиться о своих детях, обеспечивать их материально. В противном случае ее можно лишить родительских прав или обязать выплачивать алименты. Ты этого хочешь? Я тебе это устрою – даже не сомневайся!

– Злыдня! – прошипела Татьяна.

– Я вижу, ты наконец-то все поняла. Теперь иди и забирай своего сына, вещи Вовки я уже собрала. Сумки у порога.

– А ты не упускаешь случая меня побольнее ужалить, змея подколодная! Недаром тощая такая – на гадах сало не растет.

– Не давай повода – не буду! Вова, иди сюда, дорогой! Мама наконец-то берет тебя к себе, как ты и мечтал.

Заплаканный Вовка появился в комнате и, пройдя мимо матери, кинулся в объятия деда. Подросток не выглядел расстроенным или растерянным, несмотря на то, что только-только потерял самого близкого человека в своей жизни – бабушку. Скорее, в данный момент его гораздо больше занимало то, что будет с ним дальше:

– Дед, можно я с тобой останусь? – просьба сына ошарашила всех. – Сынок, если бы я был здоров, я бы тебя сам никому не отдал, – заверил его старик, – Но понимаешь, как получается: меня к себе дочка забирает, потому я сам теперь словно дите малое. Не можешь же ты один жить.

Вовка всхлипнул. Душевная рана, нанесенная недавно матерью, еще кровоточила. С того дня жить с ней он уже не хотел. Дед это понимал, и постарался его переубедить.

– Мама для любого самый близкий человек, – заверил он внука, – как бы их отношения не складывались.

– Но ты разве не видишь, что я ей не нужен?! – хныкал Вовка.

– Жизнь – сложная штука. Прости ее – она же баба, а ты мужчина! Значит, должен быть сильным и мудрым.

– А мы с тобой хотя бы видеться будем? – успокоившись, спросил подросток.

– Конечно! Ты будешь приходить ко мне, как только захочешь.

– Тогда я не прощаюсь! – Вовка окончательно успокоился и направился к двери, не сказав матери ни слова. Взял сумки и вышел из дома, который и для него с этой минуты перестал быть родным.

– Не смей мальчишку обижать! – обратился старик к падчерице, – Мужики мужиками, а ребенок – святое. Это твоя опора в старости. Что вложишь – то и получишь. Мать твоя ушла из жизни, так и не дождавшись, что ты примешь сына. Так сделай это ради ее памяти! Больше я тебе ничего сказать не могу. Сама все должна понимать.

– Спасибо за советы, – холодно сквозь зубы произнесла Татьяна, – Мне и так все понятно: чужое никогда своим не станет.

– Лишь бы свое своим стало! – понимая, в чей огород брошен камешек, Ирина отбила удар, изменив траекторию его движения на прямо противоположную.

Татьяна схватила свою изящную черную сумочку и тоже покинула дом. Ирина проводила ее торжествующим взглядом. Она видела в действиях сестры скрытый умысел, полагая, что та специально поселила здесь сына, чтобы получить право на часть наследства. Но на него у нее были свои виды… Делиться имуществом она ни с кем не собиралась.

Вовка не стал ждать мать, а направился к ее дому сам. Жила она неподалеку, в новостройках, которые возводили на месте старых домов, таких же, как у деда с бабушкой. Говорили, что и эти домики скоро должны снести. Но не это его сейчас заботило. Он понимал, что детство закончилось. Ему едва исполнилось четырнадцать, а рассчитывать с этого дня придется только на себя. Мечта осуществилась – он переезжает жить к матери. Однако радости по этому поводу он почему-то не испытывал.

Татьяну тоже душила тихая ярость. Она никак не ожидала такого поворота дела. Как некстати воссоединение с сыном! В Болгарии она познакомилась с мужчиной, завязался бурный роман. Оказалось, он тоже работает на том же стройкомбинате, а живет на соседней улице в частном секторе. Он вдовец, жена умерла при родах, оставив его одного с тремя детьми. Дело шло к свадьбе, и Татьяна опасалась, что из-за Вовки все опять сорвется. Впрочем, успокоила она себя – у жениха тоже дети, причем, сразу несколько. Так что не все еще потеряно. Остановившись на этой мысли, Татьяна успокоилась и обрела способность рассуждать здраво. Она поняла, что другого выхода, как забрать сына, у нее действительно не было. Раз так, надо жить по-новому.

У подъезда на лавочке ее уже ждал Вовка.

– Что сидишь? Поднимайся! – скомандовала мать, и в ее голосе промелькнула нотка заботливости – неуклюжей, неумелой, но обещающей стать основной мелодией отношения к сыну.

Сын подчинился. На седьмой этаж поднялись на лифте. Мать засыпала спутника ценными рекомендациями:

– Свои вещи в комнату не заноси, их надо перестирать. Оставишь их на балконе. Потом обязательно примешь душ…

– Ты со мной, как с паршивой собачонкой. Еще натри всего керосином, чтобы блох не было, – удрученно отшутился Вовка.

– Надо будет – намажу, и не только керосином! Выходи, наш этаж.

Дома разговор не клеился.

– Сына, еды дома нету. Сегодня, сам понимаешь, было не до продуктовых закупок.

– Ничего, переживу… – сухо ответил Вовка.

– Тогда срочно мыться. Я тебе постелю в зале. Временно, пока не подготовим для тебя комнату.

Теплый душ, свежее постельное белье да мягкий диван смягчили резкость этого дня, ставшего испытанием для всех членов их семьи. Однако заснуть он долго не мог. В комнате было тихо, темно и неспокойно так же, как и в его душе. Успокаивало размеренное тиканье часов на комоде. Уснул Вовка с мыслью, что для него сегодня действительно начался новый отсчет времени, новый этап его жизни…